Стас увел Долорес через полчаса, как и обещал Ларисе.
Вернулся через полчаса.
* * *
В купе было темно и тихо. Все уже спали. Стас в полной темноте осторожно провел ладонью по своему матрасу - "Не завалялся ли там кто-нибудь случайно?" Поднялся на свою полку, быстро разделся и залез под мягкое одеяло в чистые простыни. От подушки исходил легкий аромат духов названия которых никто не знал.
Только сейчас Стас почувствовал, как сильно и приятно он устал. В сон клонило неудержимо и так же сильно он не хотел засыпать. "Нужно такой яркий, для души и тела день, еще раз - мысленно пережить,- думал он.- Нужно нужно вспомнить...запомнить... каждую мелочь. Это очень важно".
Однако - в деталях прошедший день не вспоминался: день стоял перед глазами целиком, по частям вспоминаться не хотел, независимо от того открыты глаза или закрыты.
Выпил Зимин достаточно немного, но то ли самогон был крепкий, то ли от того, что он давно не пил и постеснялся как следует закусить - от выпитого, захмелел он сильно, и его хмельную голову неудержимо затягивало в сон.
Вагон плавно покачивало, в купе было тепло и мягко. За окном, в непрерывном перестуке-стуке, стуке-перестуке, перестуке колес - летела открытая весенняя ночь. Ночь без решеток, без колючей проволоки.
Зимин лежал на полке... Глаза, то закрывались, то вновь открывались. Откуда-то из глубин памяти неожиданно выкарабкалась крикливая песенка "Какой чудесный день, какой чудесный пень"...на что Стас согласно кивнул глазами - "Да, уж пеньков я после себя много оставил".
Память, под мерное покачивание вагона моталась, как на валящейся в пропасть карусели, - закрутила Стаса в прошлое.
От земли до неба - нарисовался странный зыбкий проём, перемежающийся в контурах видений. Сон... Явь... Безобразный простор.
Недалеко, вдали и поперек простора, виднелась стрела-дорога, и если здесь, рядом, всё - виделось малосуразным, но оно - своё, то уже сразу за дорогой росла измученная, измятая трава, по которой бегали и прыгали дурноголовые мосластые обмороки чужих снов и чужой яви.
Видения, словно в море под ветром - раскачались, разыгрались барашками прибоя; то объемные, как раздувшийся от водорода дирижабль, то незначительные и плоские - как камбала. Шевелящиеся радужные мыльные пузыри картинок виделись то цветными, как букет ярких лесных цветов, на белоснежном столе, то мерцали обесцвеченные натюрморты из неопрятно нарезанной, вывареной свеклы в борще.
Еще эти беспардонные звуки, обрывки каких-то музык и непонятные голоса - то горячие гремящие, то едва слышимые, шуршащие.
И вся эта серобуромалиновая каша, перед открытыми глазами уже спящего Стаса, то всплывала из прошлого, грозя перелиться через край кастрюли, то погружалась в еще более глубокое прошлое... Его - Зимина прошлое. И не его, Зимина прошлое.
... Словно пиратский парусник под черными парусами приплыл к лицу Стаса тот поворотный, зловещий день в его судьбе. День, когда одно безобразно-нелепое мгновение, так резко, бесповоротно и неотвратимо увело его в дикую, страшную несуразь, вырвало его из нормальной жизни и бесцеремонно зашвырнуло в ненормальную.
...Вот он - как на ладони - тот день и тот час всплыл у Зимина перед глазами - ярко, зримо:
* * *
(М н о г о... много воды тому назад)
Он - в машинном отделении подлодки, на которой служит уже полтора года. Лодка - в океане, в Северном Ледовитом, на глубине сто метров. День недели - пятница. И ему - старшему матросу Зимину, сегодня ровно ДВАДЦАТЬ ЛЕТ.
Новоиспечённый приятель - старшина первой статьи Мишка Сотин, "экскурсант", по распоряжению дяди, присланный на борт подводной лодки, пришел его поздравить.
- Не положено,- негромко, но приветливо улыбнувшись Мишке, сказал Зимин, увидев его рядом с собой.
-Кому не положено? Мне - старшине первой статьи Сотину, племяннику контр-адмирала Военно Морского Флота? Да, ладно, расслабься,- я поздравить только. Мы же на глубине ровно сто метров, тебе сегодня ровно двадцать лет. Это должно очень запомниться. И чтоб в памяти мы остались, я - в твоей, ты - в моей.
-Тогда подарок давай,- рассмеялся матрос Зимин,- на глубине сто метров. Чтоб на всю жизнь запомнить.
-Подарок, подарочек... будет тебе сейчас подарочек! Я тебе сейчас приемчик секретный покажу, специальный, с таким приемчиком ты один против пятерых отмашешься. А если мы с тобой вдвоем - спина к спине встанем, то нам - сам чёрт не брат. Вот такой дорогой подарочек. Может быть он тебе жизнь спасет и не раз.
-Я на вахте,- отмахнулся Зимин,- не мешай, сейчас должны команду дать на всплытие, мне кингстоны... короче лодку мне нужно продуть.
Раздался громкий звонок. Стас резко качнулся, ушел в сторону к телефону. А Сотин в этот момент уже начал показывать "приёмчик". Но для этого нужен был соперник,- точка опоры. Но "точка опоры" неожиданно и резко исчезла и Михаил двигаясь по инерции и не находя опоры, резко и неловко завернулся на спину, - в падении... ударился виском об один из многочисленных вентилей, "растущих" густо на вертикальной металлической переборке , словно опята - на стволе умершего дерева.
В первые секунды, казалось, что ничего страшного не произошло. Мишка упал, ударился, но тут же вскочил на ноги...
Постоял молча, тихо, взглянул на Зимина, вдруг опустевшими глазами... Неожиданно голова его тяжело упала на грудь, руки повисли как плети, какая-то страшная сила надавила ему на плечи... опустила на колени...
С протяжным криком - "М--а--м--а----а" он завалился набок, на холодный, резко пахнущий железом пол.
Лодка - в океане, подо льдами... Если бы это случилось в городе и скорая помощь приехала быстро - его бы спасли. Сделали операцию (средней сложности) и через две три недели лечения вернули к абсолютно нормальной жизни - почти без ограничений. Ну разве что с военной службы все же выгнали. Но это в городе - где медики под рукой. А медик среди подводников - специальность смешная.
Сначала вкололи обезболивающее, ждали что Сотину полегчает. Не полегчало. Хуже стало.
На вторые сутки Мишка Сотин умер. Не в лодке. Дядя прислал вертолет. Вертолет доставил Мишку в военный госпиталь... через одиннадцать часов. Время было упущено. Операцию сделали но...
* * *
Контр-адмирал С. А. Сотин и слышать не хотел ни о каком несчастном случае. Он обещал брату Саше устроить племяшу шикарную, райскую службу: путешествия по всему миру на разных кораблях и даже на подводных лодках и даже на авианосце.
***
Младший же брат, еще до призыва сына Мишки на военную службу и не любивший военных, не хотел отдавать сына ни в армию ни во флот.
Согласился лишь потому, что стал бояться за жизнь сына: уж больно Мишка увлекся мотоспортом. Гонял на своем подержанном Хонде с бешеной скоростью и по ночам и по дням и по городу и по проселкам и по где попало.
И когда однажды вечером, старший брат "контра" заскочил вечерком в гости - согласился с ним младший брат.
-Хорошо, Сереженька, забирай моего Мишку во флот... В море хотя бы нет мотоциклов... Боюсь разобьется... А так бы не отдал.
* * *
Вот и выходит, - Сотину, дяде нужно было хоть как-то обелить себя перед младшим братом в этом страшном несчастье. Ему нужен был виновник, преступник, убивший; намеренно убивший его любимого племянника.
Полетели погоны, а матроса Зимина обвинили в преднамеренном убийстве.
******************
На заседании суда все было жестко и грубо.
В своем последнем слове Зимин, понимая, что плетью обуха не перешибешь, решил, что все же нужно хотя бы изорвать плеть в клочья об не перешибаемый обух. Он - по натуре парень добрый и весёлый, не хотел смириться с тем злом, которое на него так грубо и бесчеловечно обрушилось.
-Нужно ответить,- мрачно думал он,- даже через не хочу. И ответить на зло - злом.
- Я товарища не убивал,- говорил он в зале суда взволнованно, с придыханием.- Даже в мыслях у меня такого не было. И не могло быть. Все придумал этот контр ефрейтор, который сейчас вылупил на меня свои бешеные шары, возомнил себя черт знает кем,- гореть ему в аду. Нашел матроса свидетеля, хотя никого рядом не было. Заставил матроса, который вдруг, ни с того ни с сего стал старшиной второй статьи,- оговорить меня...
- Я виноват? Да. Виноват в том, что резко отошел к телефону - по звонку, а Мишка из-за этого упал... И убился.
Контр адмирал Сотин впервые слышал о себе такие слова. Он белел лицом, рвал на кителе воротник, хватался за кортик, которого к счастью на нем не было.
Брат Саша, сидевший рядом с "контр ефрейтором" - из пламенной речи Зимина всё понял правильно: брат Сереженька отправил на посадку невиновного человека.
***
Осудили Зимина на восемь лет.
***
Уже на улице, после суда, Александр, стараясь не глядеть в глаза брату, сказал тихо:
-Ты Сереженька, больше не приезжай ко мне в гости. Я не хочу тебя видеть даже на твоих похоронах.
-Да ты что, Сашка, с ума сошел?- ревел Сереженька.- Он же, бандит... при тебе сам признался?
-Не приезжай,- тихо повторил брат. Отвернулся от брата и пошёл прочь.
Солдат Иван Степанович Сотин войну закончил ранней осенью 1943его. При сером дождливом небе, во время неожиданного и несуразного боя.
Вдруг, ни с того ни с сего, нужно было идти в атаку. Так решил капитан, командир роты, хотя полковник из штаба дал добро на небольшой отдых.
"Не одолели фрицев сегодня,- спокойно сказал он в трубку, - можете передохнуть. Но завтра с утра повторите атаку, и чтобы высота была взята.
Капитану же, после неудачной утренней атаки на высоту, надоела вся эта,- какая-то мешанина из шальных пуль, холодного нудного дождя, сырого пронизыващего ветра, наползшей в траншеи грязи . Он решил снова и, не откладывая на завтра, - атаковать.
-Возьмем высоту,- кричал капитан перед атакой, охрипшим, ангинным голосом,-всем награды! И траншеи наверху у немцев - сухие!
... Солдаты выползли из окопной грязи на бруствер. У рядового Сотина в руке была граната, а когда выполз из окопа, гранаты в руке не было.
- "Обронил?"...
Сотин резко кинулся назад, обратно в окоп... Если бы сунулся на долю секунды раньше - убило бы - его же - его же гранатой, но он на долю секунду "опоздал" лишь голова его нависла над окопом.
Выпавшая из руки солдата граната, зацепилась кольцом за корешок, торчащий из стенки окопа, чека выдернулась, граната взорвалась.
В окопе никого уже не было, все уползли в атаку. Рядовому Сотину тоже "повезло", одним осколком, наискось, кожу на лбу до черепа рассекло, другим глаз вспороло.
Глаз вытек, рядового Ивана Степановича Сотина подлечили и комиссовали.
* * *
Вернулся он в свою родную Сосновку кривой, но живой и здоровый. То-то в семье было и радости и слез - матери и сестрам, (отца убили еще в сорок первом).
Война под гору катилась. Надумал Иван жениться, да и выбрал первую красавицу на селе Надежду Кузьмину.
Мать Надежды - женщина по характеру боевая, волевая, своенравная, выбор (согласие) дочери не одобрила.
-Ты же у нас на всю область - первая красавица,- говорила она с укором.- Чего ж за кривого-то идешь?
-Где же я, мамаша, другого найду? Пол деревни похоронки уже получили и еще сколько получат. А мне уже двадцать первый годок пошел. Так можно и в старых девах остаться. А Иван мне и до войны очень нравился, да Нинка-Беда никого к нему близко не подпускала. Так и на фронт считай из-за него увязалась. Она думала: они в одном окопе воевать будут. А вот ушла на фронт и через три месяца пропала без вести. Совсем пропала Нинка-Беда.
Иван парень красивый и умный ,- убеждала она мать,- Значит и дети у нас красивые будут... Пули, что он в глаз словил, они по наследству не передаются.
В деревне Иван, конечно, никому не сказал, что от своей же гранаты его покалечило.
Пуля это была - пуля.
***
Сыграли свадебку.
В сорок пятом, аккурат на первое мая, родила Надежда уже не Кузьмина а Сотина - сыночка. Анатолием назвали. И верно - вырос Анатолий красавцем, хороший ростом и лицом, фигурой - ладный. Много девок в деревне по нему сохло, а в жены взял городскую, Ириной звать, да через месяц и в город переехал.
В городе, на железный завод устроился. А для жилья - в частном секторе, участок взял под дом. На хорошем месте. Сначала времянку на задах построил, а через два года и дом - в три комнаты, с двумя печками, двумя спальнями, с большим просторным залом, с большой светлой верандой... Немного позже построил сараи и баню - всё как у добрых людей.
***
В семидесятые годы родились у Анатолия с Ириной двое сыновей, в год с разницей... Сережа и Саша.
Сами Сотины работали на заводе. Анатолий - в плавильном цеху, жена Ирина... тоже в плавильном - инструментальщицей, куда перешла с жестянобаночной фабрики для контроля за мужем. Как получка, так за деньгами они в очереди - вместе стоят. "Безнадзорный" Анатолий, добрый человек, работяга по жизни, но слабохарактерный - мог и пропить получку с друзьями закадычными, была у него такая... "редкая" среди русских мужиков слабость.
Родителей: мать Надежду, кривого отца Ивана перевез из деревни к себе - за детишками присматривать, по хозяйству помогать да и старые они уже становились, чего им в деревне одним куковать. В небольшой, но добротной времянке их поселил.
* * *
Сыновья Анатолия Иваныча - Сашка и Сережка, любили когда в дом родни наезжало на праздники, на дни рождения. Веселые выходили праздники, шумные, радостные. Много родни, много еды вкусной,- такой в будни на столе не увидишь. Много громких разговоров, веселой бестолковой толчеи в доме, шуток, прибауток, а уж как взрослые выпьют - да песни раздольные русские начнут петь -
гуляла Россия.
Иногда - в перерывах, в перекурах, в застольной суете заходили разговоры и о войне.
Не любил дед Иван такие разговоры, не любил вспоминать многое из той жути, что ему довелось увидеть за два года на фронте... и особенно ТО, что именно с ним случилось. А если когда вдруг, под винными парами, все же хотел дед Иван что-то сказать,- почти всегда после первых слов:" Да вы хоть знаете, как там на самом деле было?".. Скажет несколько слов... и замолчит, от солёного комка в горле. Начинало его трясти, лились из глаза слезы, задыхался дед Иван и сотрясало его в безмолвных рыданиях.
...Чем хмельных, веселых гостей ненадолго приводил в смущение.
Войну Иван Степанович Сотин НЕНАВИДЕЛ.
Из тех тихих рыданий деда, два внука, два брата - погодки Сашка и Сережка родившиеся через тридцать лет после войны, сделали для себя - разные выводы. Младший внук - Саша, понял для себя, что война - это кровь, это смерть, это ужас, это человеческие кишки, намотавшиеся на гусеницы танков... Горе и беда - страшная для всех.
Его брат Сережа - годом постарше, был умен, крайне самолюбив и твердо был уверен, что армия и флот - место для настоящих мужчин, для отважных героев.
По окончании школы, поступил в военно морское училище, которое окончил с отличием. Карьера и карьера быстрая ему была обеспечена: Ладно скроен, крепко сшит, умен, тщеславен. Фамилия Сотин для военачальника тоже, как нельзя более подходящая.
***
Младший брат Александр рано женился, "по залету" но... сын - лишь один - Мишка...
***
Сергей Сотин женился позже младшого, будучи лейтенантом. У него, к его огорчению родилась дочка. Его подбодрили - он получил "старлея". Через два года к его большому огорчению родилась вторая дочка, - но в это же время он стал капитан-лейтенантом. Еще через три года к его огромному горю родилась - третья дочка, уже у капитана третьего ранга ...
Он очень хотел продолжения рода военных моряков Сотиных. Поэтому когда у племянника Михаила подошел призывной возраст - старший Сотин, уже контр-адмирал, сделал все возможное, чтобы Михаил пошел служить во Флот.
И Сотин Михаил Александрович, Мишка - был призван во флот.
***
Дядя держал обещание, Мишка менял корабли как перчатки; в конце первого года службы в звании старшина первой статьи попал на подлодку, на один двухмесячный поход.
По натуре, Мишка - парень компанейский и жизнерадостный, сразу обратил внимание на себе подобного по характеру матроса Зимина и старался больше времени проводить в общении со Стасом, с которым было о чем поговорить, побалагурить, хорошо провести время.
А что Зимин парнишка деревенский, так и Мишка с детства рос в городе, но в частном секторе, в своём - по сути деревенском доме, на "деревенской" улице. Это тоже сближало.
***
***
***
Кривой Иван, отец Анатолия, дед Сережи и Саши, прадед Анастасии, Веры, Татьяны -дочек внука Сережи, прадед Мишки - сына внука Саши, стоял у вырытой и ещё пустой могилы приготовленной для Миши и горько плакал.
Могила была похожа на тот окоп в котором закончилась для Ивана война. Даже корешок такой же торчал из стены могилы; об такой - зацепилось кольцо гранаты.
-Вот так,- повторял он,- вот оно как. Десятый десяток живу, старый я пень... Меня смерть не взяла, токмо на зуб попробовала... А на правнуке отыгралась.
Умер прадед Иван через неделю, на вторую, на Мишкины "девять дней". Похоронили рядом.
... Так по-разному заканчиваются человеческие жизни.
***
´´´´´´´´´´***
´´´´´´´´´´´´´´´´***
Вернёмся, однако, из глубин времени в наш день.
Открытая весенняя ночь двадцать второго года. Ещё пока ночь. Луна переехала с одного края неба на другой. Поезд без устали стучит колесами. Скоро утро. Скоро Зимин проснется и ничего не вспомнит из того, что ему приснилось.