Как Кондыгина Жаба Прокопьевна собдирала белену раным-ранёшенько. Напоролась на Мурина чёрного, что во том районе во Шурышкарском. Напердела со страху Прокопьевна калачами да мурзамецкими, кенарями да гонобобельными.
А и ринулась Манда Парамоновна прочь-бегом от Обамки-северна, что в болотце слепом подъелдыкивал, свои локти из-под плеча покусывал, волосню на мудях расчёсывал на проборища многогранные. И бежала Прасковья Изюбревна, мандавошек глубокомысленных по столам баптистским раскинувши, разметавши косы чёрно-белые по бескрайним полям Неметчины...
Не спаслась Барбара Моисеевна, настигал её Нахтигалище, что да птица сера-чудовищна, на главе потайной да короны две...Изловил ея Нахтигалище, секеля растрепал ей, бессовестный, расклевал всю как есть селезёнушку, надругался над тирсом жасминовым, надсмеялся над утрами росными. Третьим клювом вскипел-взъерепенился, ей родил, нецензурный, выдрицу, что летала по-над пыльными водами...
II.
А та выдрица - диво снурое, кеделаш меше да свуньо ясу,
вся-то да как есть размалёвана калапуцками одеснуйкиными,
на шеломе звездень распиздыкнута, две шуицы - ясагынь-краса.