В поисках новой формы я решил обратиться к игре, в которой читатель и писатель
поменялись бы местами, что потребовало бы полностью изменить подход к литературе,
и раздвинуть границы до возможного предела свободы.
Суть ИГРЫ состоит в том, чтобы дать шанс читателю самому создать из хаотического
нагромождения слов, имея всего несколько слов-ориентиров, свою единственную
неповторимую картину.
Я выбираю несколько слов, скажем -19, а от вас уже зависит, в какую
последовательность их поставить ( необходимо сказать, что перемена мест
естественным образом скажется на конечном варианте картины и изменит в корне
ее временную причинность), я вам даю лишь краски, которыми вы имеете полное
право воспользоваться;
зелень- книготорговец- мусор- газета- метро- мусор -утро -мост
зонтик- вчерашний - память - улица - закрыто - черный - контрабас-
сигарета - лицо - фотография- билет
Так например цепочка: зелень-лицо-фотография -вчерашний может
оказаться сюжетом фильма Антониони "Blow Up", а следующая-
газета- утро -мост- мусор-билет может стать историей о клошаре, который
одним утром, копаясь в мусоре, нашел выигрышный лотерейный билет.
Конечно же, прежде чем предложить игру вам, я как настоящий исследователь
проверил ее на самом себе.
Этот, вроде бы, бессвязный набор из четырех слов- улица-закрыто-черный-
контрабас сразу задействовал механизм ассоциаций, определил их возможные
границы, и в течении нескольких секунд создал в моем воображении картину, которая
стала поводом для написания следующего рассказа:
В дальнем углу сцены, куда не может достать свет прожектора, стоит в тени черный
музыкант, и склонившись над контрабасом трогает его струны. Это диалог человека
с инструментом; он погружен в себя, и сейчас находится очень далеко, и поэтому
не может видеть, что вокруг тихо сидят люди, боясь спугнуть неведомой красоты
птицу, призрак музыки, сегодня ночью посетивший это маленькое кафе на
перекрестке двух узких неосвещенных улиц ( проездов ), заставленных мусорными
баками, где по этим грязным мостовым автомобиль не может проехать, не зацепив
кузовом лязгнувшее ржавое железо. Через приоткрытую дверь музыка выливалась
на улицу, примиряла и объединяла людей, столпившихся у входа, и уходила куда-то
ввысь в ночное небо, нависшее над жестоким и беспощадным городом.
Там на сцене время неподвластно стрелкам часов, и значит оно совсем другое.
В своей импровизации, сопровождаемый шуршанием и звоном медных тарелок,
указывающих ему путь и прокладывающих дорогу, по которой ему еще раз дано
пройти, он (музыкант) рождается, проживает целую жизнь, полную влетов, падений,
любви и сострадания, уложенную в 12-ти тактовый квадрат "черного" блюза, и
умирает с последней нотой, затухающей в нарастающей дроби барабана, который
предупреждает и говорит о заключительном проведении темы, словно сыгранной
небольшим духовым оркестром, идущим в конце похоронной процесии.
Если бы вы остались здесь до закрытия, то увидели бы как под утро, когда все
разошлись, контрабасист вышел последним и поплелся с тяжелой ношей к себе
домой ( чтобы подняться в пустую съемную комнатушку, расположенную на
последнем этаже, прямо под крышей, отхлебнуть из полупустой бутылки глоток
виски, и упасть ничком на кровать). Его силуэт еще долго виднелся в узком проеме
между тянущимися вверх темными домами, и затем скрылся за поворотом.