Ройко Александр : другие произведения.

Под покровительством Джехути. Часть I. "Лиха беда начало"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
       Книга затрагивает отдельные аспекты нравственно-морального облика современного педагога высшего учебного заведения. Многим работа преподавателей высшей школы кажется не такой уж сложной, но с определёнными выгодами, а потому представляется весьма привлекательной. Но не так уж прост, а, главное, он ответственен - благородный труд ассистентов, доцентов и профессоров, а также обслуживающего персонала ВУЗов.
       Средина 1991-го года. Путч в Москве, развал СССР, создание новых государств. И, как следствие, реконструкция в бывших союзных республиках различных инфраструктур, затрагивая и Министерства. На примере од-ного ВУЗа в Украине показано нелёгкое становление этого учебного заведения и его выход на более высокий государственный уровень. В повести показаны также не такие уж простые взаимоотношения в коллективе ВУЗа, которые с развитием учебного заведения и улучшением экономической обстановке в государстве отнюдь не становятся образцовыми. Всегда ли моральный облик обучающего отвечает высоким стандартам в плане обучения и воспитания молодого поколения, которому в скором времени придётся трудиться (а, возможно, и управлять) в стране, в которой сейчас живут их учителя?

  

Преподавателям и студентам ВУЗов посвящается

Часть I

"Лиха беда начало"

  

ГЛАВА 1

Начало конца

  
   Домой сегодня Анатолий Грицай вернулся после обеда. Ещё рано утром он поехал в пригород города, где в небольшом посёлке жили его родители. Он немного помог отцу с матерью по хозяйству, повозился с ними в саду и на огороде, а также насобирал домой помидор, слив, абрикос и яблок. То-то дома обрадуется супруга Лиза. Здесь же в селе отдыхал и Анатолий-младший - сын, который неделю назад вернулся из детского оздоровительного лагеря. Правда, сына Анатолий-старший увидел только мельком, когда тот заскочил в дом в обеденное время чего-нибудь перекусить. А так всё остальное время он пропадал где-то: на улицах посёлка, на речке или на лугу, играя с местными мальчишками.
   Ехать Анатолию от вокзала было далековато - на другой конец города. Областной центр (место проживания Грицая) был не таким уж и маленьким, поэтому добираться пришлось долго, двумя видами транспорта. Жил он с семьёй в новом микрорайоне, и находилась его квартира на верхнем этаже девятиэтажного строения. Он не спеша разгрузил сумку, разделся и направился в ванную. Анатолий долго нежился под прохладным душем, - на улице было жарко, - и думал о том, что осталось чуть более 10-и дней до начала занятий в институте. И вновь пойдут лекции, лабораторные работы, зачёты и экзамены. Хорошо ещё, что зачёты и экзамены (которые, впрочем, будут ещё не скоро) ему придётся не сдавать, а принимать.
   -- Хотя ещё неизвестно, что сложнее, -- подумал он, вспомнив о своей беззаботной студенческой молодости. -- Но ничего не поделаешь, работа есть работа. И так два месяца отдыхал. Пора засучивать рукава.
   Приняв душ, Анатолий удобно расположился на диване и включил телевизор, планируя посмотреть дневной выпуск новостей. Но на нужном ему канале почему-то показывали балет "Лебединое озеро". Анатолий разыскал программу - в это время никакого балета быть не должно было. Правда, в более позднее время должна была идти передача "Музыкальный телетеатр" - возможно, этот балет передаётся в рамках этой передачи. Но почему тогда её сместили? Сейчас должна идти совсем другая передача. Хотя, и до новостей ещё оставалось время.
   -- И всё-таки что-то нечисто с этим балетом, -- пронеслось у него в голове. -- Что же такое? Неужели опять? Неужели повторение пройденного?
   Анатолий вспомнил вечер 10 ноября 1982-го года, когда вся страна ожидала полюбившегося ей в последние годы концерта, посвящённого Дню милиции. Но тогда, так же как и сейчас, все уныло созерцали балет "Лебединое озеро", которым заменили запланированный концерт. Газеты только через два дня сообщили о смерти руководителя государства Л. И. Брежнева. В стране объявили четырехдневный траур, по телевиденью же в течение этих дней передавали классическую музыку. Пострадали даже малыши, которые не могли смотреть свою любимую вечернюю передачу "В гостях у сказки" с всенародно обожаемой ведущей тётей Валей. Торжественные похороны Генерального секретаря ЦК КПСС состоялись 15 ноября. В этот день отменили занятия в школах. На пять минут остановили работу все предприятия страны. Три минуты умершему генсеку салютовали гудками фабрики, заводы, поезда, морские и речные суда.
   -- Неужели опять кто-то умер? -- размышлял Анатолий. -- Но кто из очередных старцев? Горбачёв уйти из жизни не должен, молодой ещё и здоровый. Разве что какое-то покушение. Но зачем и кому это нужно? Правда, многие в стране не одобряли провозглашённую этим партийным лидером так называемую "перестройку", но до крайних мер, вряд ли, должно дойти.
   Горбачёв сейчас старался направить страну в новое русло, сблизить её с Западом, а затем, как он планировал, и подвести народ к западному образу жизни. Скорее, конечно, в экономическом понимании, но пока что получалось, пожалуй, только в идеологическом. Что-то ему, конечно, удалось сделать, например, вначале в магазинах появилось больше товаров. Но, по большому счёту, от этого народу жить лучше не стало, ведь за те же товары нужно было платить, а зарплата-то оставалась прежней. Ну, хорошо, 320 рублей доцентских - неплохие деньги, но многие граждане получают вдвое меньше. И что на них купишь? Забив полки (а они всё равно были не такими уж переполненными, а в последнее время так и вообще полупустыми) товарами, благосостояние народа не поднимешь, не прибавив тому хоть какую-то копейку. Правда, предшественники Михаила Сергеевича вообще ничего для народа не сделали. Престарелый и больной К. У. Черненко продолжал идти по пути построения развитого социализма, намеченного ещё Л. И. Брежневым. А до него так же не уклонился в сторону и Ю. В. Андропов, который, правда, как бывший КГБ-шник, пытался немного навести порядок в стране. Но в итоге этот порядок свёлся лишь к контролю над посещением магазинов гражданами в рабочее для них время.
   -- Так кто же всё-таки умер на сей раз? -- недоумевал Грицай.
   Не добившись ответа на свой вопрос, он переключил канал телевизора, но и там программа была изменена - и вместо планируемой передачи шёл какой-то старый фильм. Особого выбора у Анатолия не было. Существовало всего 3 телевизионные каналы в так называемом метровом диапазоне - 1-й и 2-й каналы Центрального Телевидения СССР и один канал украинского телевидения. Правда, с 1989-го года в Украине начало зарождаться Коммерческое ТВ. Первыми независимыми вещательными компаниями были - студия "САТУРН" из посёлка городского типа Буча (под Киевом) и компания ТОНИС из г. Николаев. Но до их областного города подобные новшества пока что не дошли. Так что до времени выхода официальных новостей Грицай так ничего выяснить не сумел. Вернувшаяся с работы жена Елизавета ситуацию не прояснила, но сказала, что у них на работе поговаривали вроде бы об отставке Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачёва и создании в стране какого-то комитета.
   Но вот вечерние новости, начавшиеся в намеченное время, всё разъяснили, одновремённо сильно озадачив семью Грицаёв. Основной информационной программой СССР была программа "Время". Выходила она в эфир ежедневно в 21.00. Но буквально через неделю, 27 августа в эфир вышел последний выпуск этой программы, после чего она была закрыта по политическим мотивам (обвинения в реакционности и пропаганде). Забегая наперёд, следует сказать, что возобновлена программа была только в декабре 1994-го года по 1-му каналу Останкино, а с апреля 1995-го года стала вещать по Общественному Российскому Телевидению (ОРТ). С мая 1991-го года в эфире появилась ещё и программа "Вести", но она свою работу вела на канале РТР (Российское телевидение и радио).
   Началась программа "Время" с примечательной картинки - сидящие за столом 6 или 7 человек с суровыми и, как показалось, перепуганными лицами. Возглавлял эту компанию вице-президент СССР Г. И. Янаев (с трясущимися руками). Затем было передано "Заявление советского руководства" о том, что в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачёвым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР, в соответствии со статьей 127.7 Конституции СССР полномочия Президента Союза ССР переходят к вице-президенту Геннадию Ивановичу Янаеву. Для управления страной образуется Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП). Как ранее сообщалось, Горбачёв в это время пребывал вместе с Раисой Максимовной на отдыхе в Крыму. В состав ГКЧП входило 8 человек.
   ГКЧП первым делом приостановил деятельность политических партий и общественных организаций, а также запретил проведение митингов и уличных шествий. Запрещён был и выпуск большинства газет, кроме 7-8 центральных. В столицу были введены воинские подразделения и танки, бронетранспортеры и БМП. Но, несмотря на запрет митингов, в Москве в тот же день состоялись митинги у Белого дома на Краснопресненской набережной, стали возводиться баррикады и распространяться листовки. В этот же день в вечернем выпуске программы "Время" в эфире Центрального телевидения появился сюжет об обстановке у Белого Дома, в который попадает Б.Н. Ельцин, зачитывающий подписанный накануне Указ "О незаконности действий ГКЧП".
   Сочетание танков на улицах Москвы (которые можно было увидеть в последующие дни из трансляций Центрального телевидения) с балетом "Лебединое озеро", выглядело, конечно, для населения просто анекдотично. Но значительно позже Анатолий вычитал, что ничего странного на сей раз (в отличие от 10 ноября 1982-го года), по крайней мере, в трансляции самого балета не было. Он был запланирован к показу заранее, дело в том, что каждый третий понедельник месяца на телевиденье шла регулярная рубрика "Музыкальный телетеатр" (которую и видел в программе Анатолий), а 19-е число как раз и приходилось на третий понедельник августа 1991-го года. Поэтому и был поставлен в этот день один из выдающихся музыкальных телефильмов, балет "Лебединое озеро". Вот только заполнил этот балет совсем не своё эфирное время.
   -- Толя, это что, переворот в стране? -- испугано спросила жена.
   -- Ты думаешь, я что-нибудь понимаю. Но, похоже, что ты права. Не верю я в неожиданную болезнь Горбачёва. На вид он мужик здоровый. Прямо, заболел, именно пребывая на отдыхе, да ещё в Крыму. Если бы это было так, то мог бы сам сказать, что болен и передаёт управление страной вице-президенту. Или жена могла бы выступить.
   -- Ну, жена, вряд ли может выступать. Она же не официальное лицо.
   -- Да? Так уж и не официальное? Чего же тогда её показывают по телевидению ничуть не меньше, чем самого президента? Ну, да ладно. Ерунда всё это! Это точно переворот!
   -- Вот это дела! Сейчас в стране такое начнётся! Гайки вовсю будут закручивать. Кошмар! Ты же видишь, там, в этом их комитете есть и военные.
   -- Да не просто военные, а министр обороны, маршал. А ещё Крючков, председатель КГБ СССР, а также министр внутренних дел Пуго.
   -- О, Господи! Толя, это же конец. Ужас какой! Будет у нас в стране как в Чили, когда власть захватил Пиночет.
   -- Я думаю, Лиза, что такого у нас не будет. А вот, что касается конца, то это ещё не конец, а, скорее всего, начало конца. Ничего хорошего в стране Янаев и его силовые структуры сделать не смогут. Не профессионалы они. У Горбачёва хоть какая-то команда была, а у этих самозванцев... А! -- махнул рукой Анатолий. -- Что от них ожидать.
   После этого Елизавете стало понятно, что муж, скорее всего, прав - это начало конца, начало развала страны. И это подтвердилось уже через несколько дней. Сегодняшний и последующие два дня были очень напряжёнными не только для граждан Москвы, но и для всего советского народа. Но в итоге государственный переворот (как его классифицировал Верховный Совет СССР) в стране окончился провалом, и уже 21 августа 1991-го года все члены ГКЧП были арестованы.
   Сразу же после провала путча (как позже стали называть провалившийся государственный переворот) в разных социалистических республиках великого Советского Союза начались национально-патриотические движения за приобретение той или иной республикой государственной независимости. Менее чем за 4 месяца постепенно 9 республик заявили о своём выходе из СССР (Украина, Молдавия, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, Армения, Азербайджан, Туркменистан, Казахстан). Грузия же ещё в апреле провозгласила независимость на основании результатов проведённого референдума. Она стала второй из союзных республик, объявившей независимость, и одной из двух (с Литовской ССР), которые сделали это ещё до путча. А вот первой после августовских событий провозгласила свою независимость их родная Украина, всего лишь через 5 дней после начала путча - 24 августа.
   В течение ближайшей недели обсудить эти новости Анатолию ни с кем не удалось. Ну, не будешь же, в самом деле, обсуждать такие серьёзные события в стране с сидящими во дворе на лавочках старушками. Правда, был у Анатолия рядом один хороший собеседник, с которым можно было обменяться взглядами на ту или иную проблему. Таким собеседником, а скорее приятелем, был его сосед по лестничной площадке Алексей Позняков. Грицай подружился с ним практически с первых дней получения ими соседствующих квартир. Они были практически одного возраста (Анатолий был старше всего на пару лет за своего соседа) и объединяли их в некотором роде профессии. Последнее на первый взгляд было, вроде бы, не совсем понятно, поскольку Позняков был офицером. Но он служил, а скорее работал, в военном училище, то есть был, всё же, педагогом. Правда, свою службу он нёс в учебной части училища, но, тем не менее, читал курсантам и один из технических предметов. В последнее время Алексей был не очень доволен своим местом службы. Вернее, недоволен он был своим не совсем понятным будущим (такая служба ему как раз нравилась). Дело в том, что в последнее время ходили упорные слухи о том, что их училище либо будут закрывать вообще, либо объединять с каким-либо подобным по профилю училищем. Но и эта вторая мера не особо радовала Познякова, поскольку предполагаемое объединение могло происходить не на базе их учебного заведения. А город, в котором проживала семья Алексея, им нравился, и уезжать из него им не хотелось. К тому же, любое объединение предусматривает сокращение штатов, а потому неизвестно было, окажется ли на новом месте таковое и самому Познякову. Соседи сдружились, точнее, стали приятелями во времена ремонта (или облагораживания) своих новых жилищ, заходя друг к другу за каким-нибудь инструментом или материалом. Они даже иногда вместе посещали строительные магазины или базы, на которых можно было купить (не так уж часто) нужные им материалы. Несколько позже они вместе рыскали и по мебельным магазинам в поисках нужного им предмета домашнего обихода. Так они постепенно сдружились, и нередко проводили вместе, семьями отдельные праздники или дни рождения. Но сейчас побеседовать Анатолию с другом не удастся - тот проводил последние дни отпуска с семьёй на море.
   Да и коллеги по институту, как и сам Грицай, сейчас тоже в отпуске, тоже догуливают последние летние денёчки и на работу не торопятся. Но зато в пятницу 30 августа, на общем собрании преподавательского состава института (а также до и после него) мало кто слушал речь ректора Константина Григорьевича Оноприенко об итогах прошлого учебного года и задачах коллектива на новый учебный год. В просторном актовом зале (в котором регулярно проводились собрания института) постоянно слышалось шушуканье соседей за столами, которое даже не пресекал строгий в отношении дисциплины ректор. Он прекрасно понимал возбуждение своих коллег, их недоумение и растерянность перед перспективами ближайшего будущего. А то, что будущее окажется довольно тяжёлым, не сомневался, пожалуй, никто. После собрания уже и сам ректор подключился в свободной обстановке к обсуждению с подчинёнными положения в стране. Это было, пожалуй, первый раз, когда никто не спешил покинуть стены института, хотя делать им там пока что было нечего - сегодня ведь большинство из них ещё пребывало в очередном отпуске, хотя многие старались рассчитать свой отпуск таким образом, чтобы он заканчивался как раз перед собранием. Все долго беседовали в уютном скверике перед входом в институт и, уже расходясь группами по домам, обмен мнениями по больному для всех вопросу продолжался.

* * *

   А вот на первом сентябрьском заседании кафедры Грицай вспомнил о небольшом, но довольно значимом событии, произошедшем менее двух лет тому назад, в конце декабря 1989-го года. Тогда на подобном рядовом заседании кафедры, в последнем вопросе повестки дня "О разном", взял слово один из ведущих доцентов Серёгин Василий Михайлович. Он руководил крупными исследованиями в лаборатории кафедры на базе хоздоговора, заключённого с киевским (одним из ведущих) научно-исследовательским Институтом. Своими силами (точнее силами группы, которая должна была выполнять договор) он довольно оперативно переоборудовал лабораторию под будущие работы, не забыв при этом модернизировать и учебные лабораторные установки. Финансировался этот договор хорошо, можно даже сказать, очень хорошо. На выделенные средства группа Серёгина приобрела новейшие научно-исследовательские приборы, оснастила лабораторию всем необходимым. Не жалел Главный заказчик (а это было военное ведомство) денег и на командировочные в разные уголки страны. За семь лет выполнения договора (а он каждые 2-3 года лангировался с расширением тематики) сам Серёгин и некоторые из его коллег по договору побывали (командировки) во многих городах Союза - от Калининграда и до Новосибирска.
   Серёгин был довольно энергичным, даже азартным в плане научных изысканий человеком. Можно сказать, что ему более импонировали научные исследования, нежели однообразное проведение занятий со студентами. Ему исполнилось 52 года, это был довольно крепкий мужчина среднего роста, слегка полноватый, с мощной мыслительной головой. В США, да нередко и в других странах, таких учёных мужей порой называют "яйцеголовыми". Термин "яйцеголовые" вошёл в русский язык как раз в 1980-х годах, перекочевав из США. Это не было ругательством или грубостью - просто ироническое обозначение интеллектуала, "шибко умного", но слегка оторванного от реальности человека. У Василия Михайловича голова была не совсем упомянутой формы, но она явно указывала на то, что её обладатель - думающий человек, мыслитель, так сказать. На это указывали также выступающие вперёд крупные лобовые доли черепа и большие залысины, уже успевшие образовать посреди головы значительную плешь. Возраст Серёгина подчёркивала и появившаяся седина.
   Так вот, на том, двухгодичной давности заседании кафедры Василий Михайлович начал свою речь довольно неожиданно для всех:
   -- Я хочу вам сообщить довольно неприятную новость.
   -- Оп-па, и что случилось? К нам едет ревизор? -- сразу отреагировал доцент Клебанов, любитель разных шуточек.
   -- Смейся, смейся, Константин Дмитриевич, а новость то тебя как раз напрямую касается.
   -- Так, Василий Михайлович, -- остановил диалог заведующий кафедрой, доцент Николай Гаврилович Новожилов. -- Давайте по существу. И в самом деле, что ещё случилось?
   -- Пока что ничего. Но в следующем году, похоже, случится. Боюсь, что мою группу придётся разгонять. Я имею в виду группу моих людей, работающих на хоздоговоре.
   -- Это ещё почему? Давайте обо всём по-порядку и подробно.
   -- Ну, если подробно, то дело выглядит вот как. На прошлой неделе мы отправили Заказчику квартальный отчёт о выполнении этапов темы. А в пятницу, -- заседание кафедры происходило в понедельник, -- я позвонил в Киев, чтобы узнать, получили ли они наши отчёты, и узнать, есть ли какие замечания.
   -- Так, это понятно. И что дальше?
   -- А вот дальше они мне сообщили, что с нового года, я имею в виду календарный год, финансирование моего договора прекращается. А это означает, что людей, работающих на договоре, придётся увольнять. Я имею в виду тех, для кого это основная работа. Совместителей, конечно, тоже придётся увольнять, но только с договора. Но у них-то основной является преподавательская работа, то есть им безработица не грозит.
   -- Да, вот это, действительное, неприятное сообщение. Кроме того, что людей придётся увольнять, у нас на следующий год резко сократятся сами научные исследования. А мы-то уже на будущий год подали плановые показатели, и они немалые. К тому же в них львиная доля по тематике ваших исследований. Как мы потом отчитываться будем? Да и для института деньги немалые, в плане выполнения научной тематики.
   -- Вы всё о планах и деньгах. А с людьми-то что делать будем? Всё, Константин Дмитриевич, -- реплика в сторону Клебанова, а тот тоже работал на 0,5 ставки по договору Серёгина, -- прервалась твоя подработка. Да и некоторых других наших коллег. -- На этом договоре, кроме 5-и человек основного состава, по совместительству работало ещё 7 человек с их кафедры и других кафедр института.
   -- Да, это, действительно, неприятная новость. И что, прямо с Нового года прекращается финансирование? -- уже довольно уныло спросил Клебанов.
   -- Не знаю. Я тоже задавал такой вопрос. Сказали, что, возможно, по инерции, так сказать, ещё профинансируют договор месяц-другой, ну, от силы первый квартал - средства-то выделены были ранее, - но, не более того. Так, Николай Гаврилович, -- это уже в адрес заведующего кафедрой, -- всё же, что мы потом с людьми будем делать?
   -- Вот когда доживём до этого "потом", тогда и будем решать, -- недовольно ответил тот. -- Хотя, это, наверное, неплохо, что вы предупредили об этом заранее и у нас есть время. Нужно предупредить работников, чтобы они за эти пару месяцев подыскивали себе работу. И объясните им, что это не мы их будем увольнять, а государство, которое прекращает финансирование договоров. Такая ситуация не только у нас. Вы, наверное, слышали о положении дел во многих НИИ.
   Да, до Серёгина доходили некоторые слухи о том, что творится в этих учреждениях. Перестройка началась с пафосного заявления Горбачева о начале модернизации, об ускорении. Но что в итоге получили к сегодняшнему дню?! В конце 80-х - и сейчас, в начале 90-х годов в стране царил полный развал. Научно-исследовательские институты закрывались, везде происходили сокращения, задержка с выплатами зарплат бюджетникам - одни слёзы. Низкий уровень государственного финансирования науки и почти полное его прекращение с конца тех же 80-х годов. Но то было в НИИ, а сейчас дошло и до них, до учебных заведений (хотя, пока что это касалось только научных исследований). В целом по стране финансирование науки сократилось в 10 раз по сравнению с периодом "застоя", и стало почти в 200 раз ниже, чем в США, и в 40 раз ниже, чем в Китае.
   Вторая половина 80-х годов стала временем больших кадровых потерь в научных коллективах страны. Перед учёными открылась легальная возможность получить работу за рубежом, где авторитет советской научной школы был весьма высок. Период перестройки стал периодом значительной "утечки мозгов" на Запад. Сокращение научного потенциала происходило также и за счёт оттока учёных в другие, чаще всего не связанные с наукой, сферы деятельности, в том числе в различные коммерческие структуры. Все эти явления, происходившие на фоне общего экономического кризиса и резкого снижения финансирования перспективных научно-исследовательских разработок, привели к свёртыванию фундаментальных исследований в СССР. В 90-х годах эмигрировали более сотни тысяч научных сотрудников в основном из области технических и естественных наук, обескровив реальный сектор. Если в 1988-м году затраты на военные цели стран НАТО превышали военные расходы СССР в 2,3 раза, то в 1997-м году (уже по отношению к России) в 18,7 раза. Расходы на военные научные и опытно-конструкторские работы в те же годы в России стали в 30 раз меньше, чем в США, и в 10 раз меньше, чем у стран НАТО.
   -- И что, всех будем увольнять? -- грустно спросил Новожилова Василий Михайлович. -- Есть ведь толковые работники. Может их взять на кафедру ассистентами? Тем более что у меня один из них заочную аспирантуру закончил, кандидатскую готовит, другой, как вы знаете, тоже по своей научной работе трудится под руководством Андрея Петровича. Да вы знаете, о ком я веду речь, -- на заседаниях кафедры штатные работники по договорам присутствовали редко - в основном в тех случаях, когда рассматривались вопросы по науке.
   -- Знаю. Вы и сами понимаете, что ситуация сложная. Всех мы, конечно, взять не сможем. Но одного-двух человек, возможно, и возьмём. Я поговорю с ректором на эту тему. Думаю, он ситуацию хорошо понимает и поможет.
   На этом тогда заседание кафедры и закончилось. Но далее всё происходило примерно так, как и предполагалось. Ещё квартал кое-как работники на договорах проработали, но вот уже с апреля 1990-го года многих уволили, других (всего 2-х человек, о которых упоминал Серёгин) перевели ассистентами на кафедру. Сейчас же Грицай думал о том, что он, наверное, не совсем прав был, когда говорил недавно Лизе, что это начало конца (в период путча ГКЧП). А начало-то, пожалуй, было положено ещё в конце 80-х годов, и частный случай с договором Серёгина был как бы первой ласточкой в плане будущих катаклизмов, как в работе кафедры, так и всего института. А, возможно, и их нового независимого государства, если только оно ещё официально будет создано, а затем и признано. И жизнь показала, что в своих предположениях Анатолий Васильевич, увы, не ошибся.
  
  

ГЛАВА 2

Ветер перемен

  
   Новый учебный год начался как и обычно. Неизвестно было, как втянулись в учебный процесс студенты (им всегда каникул не хватает), но преподаватели были "запряжены" с первых же дней по самую завязку. В первую очередь это касалось профессоров и доцентов, которым тоже такая активная нагрузка после летнего расслабления не очень-то нравилась. Дело в том, что обычно семестр (и зимний тоже) начинался с начётной недели, которая порой прихватывала и часть следующей. В этот период студентам читались только лекции - студентам, не зная нового материала, сложно проводить какие-нибудь лабораторные или практические (включая тем более и курсовое проектирование) занятия. Поэтому ассистенты кафедр в эти дни были практически не загружены, а вот остепенённым преподавателям приходилось ходить на работу в начале семестра практически каждый день, что, собственно говоря, им и не особо нравилось. Ведь в другое время учебного года у них значительно более вольготный режим работы.
   Хватало начётных лекций и у Грицая, он вёл занятия на 3-5 курсе у студентов в основном их специальности - кафедра была выпускающей, профилирующей, да ещё читал один из предметов студентам других специальностей. А этот семестр вообще у него был загружен значительно больше, нежели весенний - во втором семестре у Анатолия обычно по расписанию бывало всего 2-3 пары в неделю. В институте постепенно прекратилось обсуждение августовских событий, хотя вопросы о том, что всех ожидает в дальнейшем, периодически поднимались. Сложной была ситуация в бывшей союзной республике, а по иному Украину пока что и называть было нельзя - одними объявлениями о своей независимости по-настоящему независимым государством пока что не станешь. А вопрос о создании действительно нового, независимого государства откладывался на начало декабря месяца, когда должен был пройти республиканский референдум по этому важному для всех вопросов. Объявлен он был 24 августа 1991-го года вместе с Актом провозглашения независимости Украины. Позже, 11 октября это решение было утверждёно постановлением Верховной рады Украины.
   Не удалось Грицаю в первые недели сентября толком побеседовать и со своим соседом и приятелем Алексеем - вероятно, у обоих это был очень загруженный период работы. Они за это время пару раз встречались во дворе или на лестничной площадке, но обстоятельных бесед проведено не было. Так, стандартные фразы: "Привет!" "Как дела?" "Как отдохнул?", и тому подобное. Такими же стандартными были и их короткие ответы. А вот более-менее продолжительный разговор у них состоялся лишь в конце второй декады первого осеннего месяца, в один из выходных дней во дворе дома. Возвращаясь из магазина, в который его послала Елизавета, Анатолий заметил сидящего на лавочке Алексея, тот неспешно потягивал сигарету. Анатолий подошёл к соседу, поздоровался и тоже присел. Погода была хорошая, можно было немного насладиться пока ещё тёплыми осенними деньками. Сам Грицай не курил, но к табачному дыму ему было не привыкать. После обмена новостями - о проведенном отпуске, о ситуации в стране, и, конечно же, о новостях на работе - Алексей грустно протянул:
   -- Всё, буду уходить из училища.
   -- Что, совсем бросаешь военную службу или куда-то переходишь? -- не удивился такому заявлению соседа Грицай - разговор на подобную тему был уже не первый.
   -- Ухожу совсем. А куда я могу в нашем городе ещё устроиться на военную службу? Идти строевым офицером в какую-нибудь часть? Мне там что, место приготовлено? Да и желания я такого не имею. Так что всё - демобилизуюсь.
   -- А не рановато ли? Мог бы ещё служить и служить. Глядишь, когда-нибудь и до генерала дослужился бы, -- пошутил Анатолий.
   -- Это в училище-то дослужиться до генерала? -- улыбнулся и Алексей. -- Такого не бывает. До генерала можно дослужиться только в действующих войсках, в боевой части, имею я в виду. Не светит мне это, да я никогда и не стремился к такой цели.
   -- Э-э, плохой ты офицер, -- подколол приятеля Анатолий.
   -- Это ещё почему? -- уже как бы обиделся Позняков.
   -- Ну, как же. Всем ведь известна поговорка: "Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом".
   -- А, понятно, -- рассмеялся Алексей. -- Да, не про меня эта поговорка. Ничего, проживу как-нибудь и без широких красных лампасов. Хватит с меня и майорской звёздочки, да подполковничьей должности.
   -- Ну, ладно. А если серьёзно - чем ты заниматься собираешься? Тебе же, как и мне, ещё и пятидесяти лет нет. Да и будет ли у тебя военная пенсия, если ты сейчас бросишь армию?
   -- Вот в отношении пенсии мне волноваться как раз нет необходимости. Пенсия будет точно. Я ведь армии уже более 25 лет, так что своё для пенсии отслужил. Да и возраст такой, что можно уже идти на пенсию - ещё в прошлом году 45 лет стукнуло. Хорошо, что раньше, ещё пару лет назад училище не намеревались разгонять.
   -- А его будут-таки разгонять?
   -- Теперь уж точно будут. Училище-то ведь союзного значения. А после событий прошлого месяца уже никаких сомнений в этом вопросе нет. Так что, я максимум ещё полгода или год прослужил бы, после чего всё равно меня списали бы. Так что лучше уж самому уйти.
   -- Хорошо, а что ты собираешься дальше делать? Так и будешь жить на свою пенсию? Да, она у вас неплохая, но, всё же. Будешь лежать целыми днями на диване или копошиться на даче? Да на тебе ведь пахать можно - здоровый, в расцвете сил мужик.
   -- А вот это действительно больной для меня вопрос. Нужно будет искать работу, я думаю, что примерно в начале следующего месяца я из училища уйду. Конечно, хорошо было бы подыскать себе работу в одном из ВУЗов. Но, думаю, это проблематично.
   -- Почему?
   -- А у вас в институте за последние два года много новых преподавателей на работу приняли? По-моему, обстановка в стране в последнее время совершенно не располагала к приёму новых работников, и не только в институтах.
   -- Я вообще-то за наш институт не знаю. Но, действительно, ты прав - новых лиц что-то у нас не наблюдается. Да оно и понятно, -- Анатолий вновь вспомнил о прошлогоднем увольнении сотрудников, работающих на договорах. -- Тут уж не до жиру, наоборот - как бы сокращений не было.
   -- Вот-вот, и я о том же. Придётся, наверное, мне идти куда-нибудь охранником. Кем я ещё могу работать? Никакой гражданской специальности у меня-то нет.
   -- Это что, сторожем, что ли пойдёшь работать?
   -- Да нет, именно охранником. При Горбачёве ведь уже немало разных частных фирм развелось, есть они и у нас в городе. Правда, пока что их не так уж и много, но они, всё же, есть. И частные фирмы гораздо больше беспокоятся о своей безопасности, нежели государственные организации, где на службе днём милиционеры, а ночью - какой-нибудь дедок или бабка сидит.
   -- Да, придётся тебе побегать в поисках работы.
   -- Ничего, спешить мне некуда - пенсия то будет идти. Постепенно подыщу себе приемлемую работу. Кстати, Толя, ты, всё же, прозондируй у себя в институте почву насчёт места преподавателя на одной из кафедр. А вдруг, всё же, нужны будут специалисты и в это смутное время.
   -- Я прозондирую, конечно, хотя положительного ответа и не обещаю. Наверное, не так просто это сейчас. Да, а какой ты специалист? Я имею в виду, какие предметы ты можешь читать?
   -- Ну, в основном, в училище я читал механику? Могу и физику читать, там тоже много механики.
   -- Ну, механика - это ведь общее понятие целого раздела дисциплин. Бывает теоретическая механика, строительная механика, механика жидкостей и газов, теория механизмов и машин - это тоже в принципе механика.
   -- Ну, чисто теоретическую механику я, конечно, не читал. У нас механика была более практического направления, привязанная как раз к разным там машинам. Так что, возможно, теория механизмов и машин мне и подошла бы.
   -- А вот эту дисциплину у нас как раз и не читают. Она больше нужна машиностроителям, зачем она строителям, -- Грицай и преподавал-то именно в строительном институте. -- Правда, у нас есть дисциплина "Строительные машины", но там теории механизмов и машин внимания почти не уделяется. Ладно, я понял профиль, по которому ты можешь вести занятия. Постараюсь узнать, но ты не особо надейся на мою помощь. Был бы я деканом или хотя бы заведующим кафедрой, то можно было бы на эту тему поговорить с ректором. А так я, как рядовой доцент, к нему попасть вряд ли смогу. Да и станет ли он меня слушать.
   -- А что, нельзя поговорить с его замом или, на худой конец, с тем же заведующим кафедрой? Ведь последний как раз лучше знает о том, нужна ли ему подмога в преподавании дисциплин.
   -- Э, нет! У нас все кадровые вопросы решает только ректор. Конечно, иногда по просьбе заведующих кафедрами, но окончательное решение только за ним.
   -- Сам лично решает все вопросы? И что, даже деканы сами не решают свои факультетские проблемы?
   -- Решают, но только частично, больше по вопросам, связанными со студентами.
   -- Странно. Я немного слышал о порядках в гражданских ВУЗах, но, мне почему-то казалось, что все свои вопросы решают сами деканы.
   -- Наверное, решают, но только не у нас в институте. У нас именно ректор и царь, и Бог. Все вопросы, даже мелкие, решаются только через него.
   -- Ладно, ты свои порядки лучше знаешь. В общем, ты расспроси у себя на работе, а я со своей стороны и сам буду искать работу. Как только демобилизуюсь, сразу же начну поиски.
   -- А почему не заранее, не сейчас готовить эту почву?
   -- Когда?! Ты что, я утром ухожу, а домой возвращаюсь только вечером. Это ты гуляешь целыми днями, всего лишь на день-другой в неделю наведываясь в институт, чтобы прочитать пару лекций. А я в учебной части кручусь как белка в колесе с утра и до ночи. И отпрашиваться с работы мне нужно у немалого начальства.
   -- Да, я как-то позабыл об этом нюансе твоей работы, точнее службы. Начал воспринимать тебя как "чистого" преподавателя. А я как раз позавидовал тебе, что ты в 46 лет уже можешь не работать, получая пенсию.
   -- Нашёл кому завидовать. Да, мы, военные на пенсию рано уходим, и неплохая она у нас. Но ты промаршируй целыми днями на протяжении 25 лет в сапогах, да ещё при полном обмундировании. Ты вот летом в тенисочке ходишь и босоножках, а мы в ботинках и плотной рубашке, хотя чаще и в кителе. Да ещё и обязательно с застёгнутым воротом и при галстуке. Я уж не говорю о том, что бо́льшую часть своих лет офицер служит где-нибудь у чёрта на куличках. Это мне в последнее время повезло, но так служат далеко не все. Да ещё без своей квартиры, с казённой мебелью. Мне бы самому эта квартира вряд ли когда-нибудь светила. Если бы я в нашем городе не проработал более 15 лет, а точнее моя Галина, -- жена Алексея, -- на крупном производстве, то шиш бы мы получили, а не квартиру. Её-то Галка получила, а не я, -- начал уже распаляться Позняков.
   -- Так, Лёха, успокойся. Извини за эту, так сказать, зависть. Это ведь я в шутку сказал. Что я и сам не понимаю, что у военнослужащих служба не мёд. Потому-то и пенсии у них хорошие.
   -- Ладно, закрыли эту тему.
   Постепенно, действительно, разговор иссяк - все более-менее животрепещущие темы были исчерпаны. Приятели разошлись по своим квартирам. Но Грицай не забыл о просьбе своего друга. Конечно, не в самые ближайшие дни, но этим вопросом он занялся. В этом году исполнилось ровно 30 лет, как Анатолий находился в стенах своего ВУЗа - работая и учась (а он закончил именно этот же институт), а потому он прекрасно знал практически каждого преподавателя. Да и вообще, большинство преподавателей были хорошо знакомы друг с другом. Однако, никаких утешительных новостей для Алексея, увы, не было. Это не означало, что на ту или иную кафедру не нужны были опытные преподаватели - нагрузка на некоторых кафедрах была довольно значительной. И их заведующие с охотой взяли бы себе высококвалифицированного специалиста. Но когда разговор от простых жалоб о повышенной нагрузке поворачивался в конкретное русло о приёме на работу, Грицаю пришлось выслушивать почти одни и те же фразы:
   -- Я бы с удовольствием взял хорошего специалиста. Но сейчас это невозможно. Два года или даже год назад это было вполне возможно. Но не сейчас. Сами как на горячих углях сидим - не знаем, что дальше будет. Вроде бы сокращений пока что и не намечается, но кто его знает, как всё может повернуться. Ну, возьму я кого-нибудь, уговорю ректора, а вдруг через полгода придётся увольнять не только вновь принятого, но и старожилов кафедры. Нет, нужно немного подождать, потерпеть хотя бы этот учебный год, или хотя бы осенний семестр. А там новый календарный год покажет. Так что, извини. Давай вернёмся к этому вопросу уже в конце учебного года.
   Реальную картину сегодняшних дней хорошо осознавал и сам Анатолий. Будь он заведующим кафедрой, подобные речи наверняка произносил бы и он сам. Но ему нужно было помочь приятелю именно в ближайшее время. Но, наверное, не судьба. Конечно, Грицай не забывал об обещаниях отдельных лиц вернуться к этому разговору ближе к лету следующего года. Это тоже не так уж плохо - если и через год (чуть менее) удастся устроиться Познякову у них в институте. Жить у него есть на что, так что, если сам не найдёт какую-нибудь работу, то может немного и подождать. В общем, ситуацию в институте где-то через месяц Грицай сообщил Познякову (тот к тому времени уже демобилизовался). Правда, Алексей не очень-то и огорчился - к такому положению дел сосед был готов. Сам он тоже пока что ничего подходящего для себя не нашёл, да и не так уж ретиво искал, давая себе, так сказать, небольшой внеочередной отпуск. Он даже успокоил Анатолия, видя, что тот немного виновато рассказывал о своих расспросах в институте и невозможности помочь:
   -- Так, Толя, ты не беспокойся. Постепенно я что-нибудь себе подыщу. Не так уж мне и горит. Могу несколько месяцев и баклуши побить. В кои-то веки можно так хорошо отдохнуть, особенно от этого ежедневного хождения в военной форме.

* * *

   А далее у Грицая продолжилась его обычная, давно знакомая уже работа в институте: неспешный подъём по утрам (у него в этом семестре была всего одна первая пара, остальные - в более позднее время), не такая уж короткая поездка к месту работы, затем лекции, лабораторные работы, практические. Вне занятий ещё доработка различных учебных программ, неспешное написание плановой методички, 2-3 раза в месяц заседания кафедры и тому подобное. Через пару месяцев к этому добавятся ещё консультации, зачёты и экзамены. Декабрь, как обычно, будет загружен больше осенних месяцев, поскольку во вторую половину дня придётся вести ещё занятия с заочниками. И вот он, этот декабрь, уже и наступил. Но запомнился он не столько заочниками, сколько своим первым календарным днём, а позже и некоторыми другими декабрьскими днями, значимыми важными политическими событиями. Сначала, именно 1 декабря (а это было воскресенье) проходил Всеукраинский референдум по вопросу независимости будущего самостоятельного государства Украина. В бюллетень по референдуму были включены текст Акта провозглашения независимости Украины, принятого Верховным Советом УССР 24 августа, и вопрос: "Подтверждаете ли вы Акт провозглашения независимости Украины?". В голосовании приняли участие 31.891.700 граждан, то есть 84,2 % от общего количества включённых в списки. Из них на вопросы бюллетеня ответили "Да, подтверждаю" 28.804.100 граждан. Итак, по результатам Всеукраинского референдума 90,32 % населения (имеющего право голоса) республики поддержали Акт провозглашения независимости Украины. Таким образом, провозглашение независимости Украины было подтверждено всенародным голосованием и стало со следующего дня реальным фактом.
   При этом в один день с референдумом прошли и выборы будущего Президента Украины. В избирательный бюллетень было включено 6 человек. Несмотря на существенные различия в программах, все кандидаты поддерживали идею независимости Украины. В результате голосования Президентом Украины был избран Леонид Макарович Кравчук, за которого отдали голоса 61,56 % граждан (из тех, кто принял участие в голосовании). Итак, действующего пока что Председателя Верховного Совета УССР поддержали более половины украинских избирателей. Править независимым государством Леонид Макарович начал с 5 декабря, приняв на заседании Верховной Рады Украины присягу Президента Украины и изложив программные ориентиры своей политики на новой должности.
   А дальше больше. Уже на четвёртый день своего правления, 8 декабря 1991-го года, Кравчук встретился в Беловежской пуще с лидерами России и Белоруссии - Борисом Ельциным и Станиславом Шушкевичем. Итогом этой встречи стало заключение договора о прекращении существования СССР и создании СНГ. А ещё спустя две недели, 21 декабря 1991-го года, на политической карте мира появилось новое межгосударственное объединение - Содружество Независимых Государств. В промежутке же между этими событиями, 12 декабря, Россия (которая у большинства в первую очередь ассоциировалась с бывшим СССР) вынуждена была заявить о денонсировании Договора об образовании СССР 1922-го года и об окончании деятельности государственных структур бывшего Союза. Была также признана и независимость трёх прибалтийских республик. Великое, могучее, многонациональное государство Союз Советских Социалистических республик, просуществовавшее почти 70 лет, распалось! Завершился советский период развития в истории древнего русского государства.
   Для института все эти политические события прошли без каких-либо последствий, как и для каждого гражданина вновь созданного государства в отдельности. Да, страна вроде бы новая, но порядки, да и сам государственный уклад такой же, по крайней мере, каковыми они были при первом и единственном Президенте СССР. Что такое первые дни или недели в жизни такого мощного исполина как государство. Пусть оно и несравнимо с бывшим СССР, но и по своей территории, и по численности населения их новая страна гораздо крупнее многих европейских государств. Вот только те государства в преобладающем своём большинстве были хорошо экономически развиты, а вот вновь созданное государство Украина находилась явно в экономическом упадке. Такое уж досталось наследие союзной перестройки, и улучшения уровня жизни, пожалуй, в скором времени ожидать не стоило. Впрочем, сейчас мысли о политических событиях в стране, равно как и о её экономическом состоянии, мало занимали умы большинства преподавателей института. Как бы там не было, а занятия с заочниками это и бо́льшая нагрузка, и времени забирает немало - ведь работу со студентами стационара при этом никто не отменяет.
   Трудился Анатолий Грицай на кафедре "Теплотехника и газоснабжение". Эта специальность была довольно престижной, в отличие от обычной профессии строителя. Правда, специальность архитектора была, пожалуй, ещё престижней, но туда нужны были специфические способности по рисованию и графике. На этой специальности и экзамены отличались от других. На заочном факультете специализация их кафедры также была весьма привлекательна для людей, решивших повышать свой уровень образования параллельно с возможностью трудиться и зарабатывать деньги. Правда, в последние 2-3 года этот интерес к подобной форме обучения у абитуриентов-заочников несколько снизился, но всё равно каждый год их кафедра в основном набирала 2 полноценные группы в 25 человек, численность которых почти не уменьшалась и на 4-6-м курсе. А вот на теперешних 1-3-м курсах некоторые группы уже не дотягивали до нормы. Похожая ситуация была и на параллельной, подобной их, как бы родственной кафедре факультета "Водные ресурсы и водопользование". Вот только их коллеги с параллельной кафедры и ранее набирали только одну полновесную группу заочников. Но и две или одна группа заочников были весомой прибавкой в работе для преподавателей кафедр, особенно много работы было с группами 4-6-го курсов - большинство предметов у заочников этих групп были профилирующими по выпускающим кафедрам факультета. И не так-то просто было за каких-то 20 календарных дней уложиться в учебную программу - сюда ведь входили такие нагрузки: проведение части лабораторных и практических занятий по материалам текущего семестра, затем консультации, зачёты, экзамены. После этого проводилось чтение краткого курса (бо́льшая часть отводилась на самостоятельное изучение) предмета нового семестра, и вновь часть лабораторных и практических работ уже по новому материалу. В общем, работы в эти дни, до наступления Нового года, было очень много.
   Во время одного из учебных окон (у него сегодня была для заочников первая пара, а затем - третья и четвёртая), Анатолий, сидя на кафедре, с улыбкой вспоминал своё первое давнее знакомство с заочниками. Защитив с отличием диплом и будучи толковым студентом-выпускником, Анатолий получил предложение от руководства кафедры начать свою трудовую деятельность в стенах института. Ему предложили поступать в аспирантуру, подготовить и защитить кандидатскую диссертацию, после чего стать полноправным преподавателем знакомой ему кафедры. Правда, начало его трудовой деятельности могло быть несколько отсрочено, поскольку можно было поступить в аспирантуру в родственный московский или киевский ВУЗ - своей аспирантуры по этой специальности институт не имел. Очная аспирантура обычно позволяла намного быстрее подготовить диссертацию и давала гарантию её защиты. Это был немалый козырь, и многие на месте Грицая ухватились бы за такую возможность. Но Анатолий был не слишком разбитным парнем, а потому он немного опасался учёбы в одном из столичных ВУЗов. Другое дело в родном городе и в родном институте - всё и все хорошо знакомы, на месте как-то спокойнее. И Анатолий выбрал заочную аспирантуру. Конечно, несколько раз в год ему придётся совершать вояжи к своему будущему руководителю диссертационной работы, но это не так уж страшно. Для таких целей аспирантов всегда отпускали с работы, именно с работы. Ведь Грицаю пообещали (в случае заочной аспирантуры) место на 0,5 ставки на кафедре. Это на первых порах, а после окончания аспирантуры и работу на полную ставку. Понимая, что на аспирантскую стипендию не очень-то в столице проживёшь (будь то Москва или Киев), Анатолий и принял решение поступать в заочную аспирантуру и, по крайней мере, не висеть ещё 3 года на шее у родителей. Ну, возможно, и защитит он диссертацию чуть позже, но он к тому времени уже будет полноценно работать в неплохом месте (не линейным инженером, круглогодично и в непогоду пребывая на строительстве), а это немаловажно.
   Ну, а при чём здесь заочники? А вот при чём. В аспирантуру Анатолий поступил без проблем, и, как было обещано, устроился на 0,5 ставки ассистентом на кафедре. Но эти полставки нужно было отрабатывать, а не просто, бить баклуши, готовя себе диссертационную работу. Поэтому в первом учебном году Грицаю по распределённой учебной нагрузке предстояло проводить лабораторные и практические работы со студентами стационара 2-го и 3-го курсов, лекций он пока что не читал. И справлялся со своей работой Анатолий очень неплохо, ведь в памяти ещё свеж был тот учебный материал, которым недавно потчевали его самого. Да и со студентами он не тушевался, они ведь были младше его, а с младшими вести себя проще, нежели со старшими. В общем, первый учебный год завершился для Грицая весьма успешно - и в преподавательской деятельности себя не посрамил, и подготовил часть своей диссертации. Но через год с хвостиком для него был подготовлен неожиданный сюрприз - в конце первого семестра (в то время, как и сейчас) ему предстояло проводить занятия с заочниками. Опытным преподавателям не особенно нравились эти 3 недели повышенной нагрузки, и они, конечно же, старались переложить такую работу на плечи молодёжи. Сначала Грицай воспринял эту новость совершенно спокойно. Да, придётся, конечно, готовить конспект лекций, поскольку уже одними лабораторными и практическими занятиями не обойдёшься. Но и это не страшно - какие-никакие, а конспекты по нужной дисциплине у него имеются ещё со времён студенчества. Да и не так давно это было. А подготовленный конспект лекций ему всё равно понадобиться в будущем. После подготовки и защиты диссертации чтение лекций станет для новоиспечённого кандидата наук, а затем и доцента, основным родом деятельности.
   Но, когда Анатолий впервые зашёл в аудиторию, где в ожидании лектора собрались заочники, он не на шутку перепугался. К студентам стационара Грицай привык, а вот заочники... В аудитории сидело не так уж много таких студентов - около 20 человек, да и настроены они были довольно благожелательно, чего порой нельзя было сказать о студентах стационара, которые порой ещё те коленца выкидывали. Но закавыка состояла в том, что эти без малого двадцать человек были, вероятно, почти что в два раза старше (а некоторые по виду и того больше) самого преподавателя. С такой аудиторией новоиспечённому лектору ещё сталкиваться не доводилось. Как же учить этих "дедов", которые наверняка в отдельных вопросах разбираются гораздо лучше его самого? Это был конец 60-х годов, а в то время, следует сказать, на заочное отделение поступали сугубо по направлению с места работы, или хотя бы имея справку о том, что ты трудишься по этой специальности. Это уже сейчас, в 90-е годы, на заочное отделение могли поступать и лица, торгующие разным барахлом на рынке. Что же читать таким опытным специалистам, вряд ли нужно начинать с самых азов предмета - это же не бывшие школьники? Анатолий начал лекцию с того, что детально ознакомился (стараясь потянуть время и выбрать оптимальное решение) с каждым заочником, а среди них оказались и мастера, и начальники участков или цехов. Хорошо ещё, -- думал Анатолий, -- что нет среди них специалистов более высокого производственного ранга. Но о чём говорить с тем же начальником участка, если сам Грицай ни одного дня (исключая производственные практики) не работал на производстве? В общем, первая лекция получилась довольно сумбурной и скомканной.
   Грицаю повезло в том, что сегодня для него это была всего лишь единственная лекция, а у заочников - к тому же последняя. Когда прозвенел звонок, Анатолий облегчённо вздохнул. Пока он собирал со стола материалы своей лекции, журнал и прочее, несколько студентов-заочников направились к дверям. Но так поступили далеко не все.
   -- Анатолий Васильевич, -- услышал Грицай голос старосты группы, пожалуй, самого возрастного заочника, -- можно с вами поговорить? Мы постараемся вас не очень задержать.
   -- Да, пожалуйста, -- ответил Анатолий, ощутив в глубине души неприятный холодок. -- О чём будет этот разговор? -- думал он. -- Как бы не осрамиться.
   Разговор начал сам староста, но за его спиной стояли или сидели и бо́льшая часть группы.
   -- Вы не волнуйтесь, -- с благожелательной улыбкой произнёс староста. -- Нам нравится, как вы читали лекцию. Видно, что материал у вас подготовлен хороший и излагать его вы умеете. То, что вы младше нас, не имеет никакого значения. Мы будем выполнять всё то, что вы нам скажете. Мы послушные студенты. Так что, ведите себя спокойно. Мы будем писать в конспектах всё, что необходимо. Вот только желательно, чтобы меньше было разной "воды". Вы давайте нам кратко то, что нам может пригодиться в работе. Я понимаю, что в этом случае будет оставаться немало свободного времени. Но мы его используем в форме беседы - что-то вы нам расскажете, помимо конспекта, а что-то и мы вам расскажем. Польза от этого будет для всех. Понимаете, большинство из нас уже не первый год работают по специальности, а некоторые - добрых полтора, а то и два десятка лет. И мы своё дело знаем. Да, порой теории нам не хватает, но она нам очень редко и нужна. Мы практики! Нас послали производства учиться, потому что на наших нынешних должностях должны работать дипломированные специалисты. А уж для того, чтобы занимать более высокие посты - и подавно. Большинство из нас техники, но есть и просто бывшие рабочие, очень квалифицированные рабочие, которых за хороший труд и назначили на инженерные должности. Но дипломов о высшем образовании у нас нет. Поэтому-то мы здесь. То есть нам не столько нужны знания, они у нас за многие годы работы имеются, сколько сам диплом. Но вы не беспокойтесь, это не означает, что мы не хотим слушать лекции или предпочитаем не сдавать экзамены или зачёты. Мы из всех занятий в институте нередко черпаем нужное нам. Ведь мы не всегда знаем, например, как тому же рабочему объяснить, почему нужно делать именно так, а не иначе. А теория предмета нам в этом вопросе может помочь. Я что хотел сказать - будьте с нами попроще и не волнуйтесь. Читайте нам то, что вы считаете нужным, но, по возможности, более кратко. А что касается будущего экзамена, то вы сделайте, пожалуйста, больше упор на практические вопросы.
   Это был хороший и наглядный урок молодому преподавателю. Придя вечером домой и, отдыхая на диване, одним глазом смотря телевизор, Грицай думал о том, что ещё неизвестно, кто кому сегодня прочитал более вразумительную лекцию. Но этот урок он хорошо усвоил, и далее работы с заочниками он уже не боялся, применяя во время их обучения различные тактики - в зависимости от контингента группы.
  
  

ГЛАВА 3

Результаты сватовства

  
   Тем временем дни последнего месяца года за обилием работы пробегали как-то незаметно - началась уже третья декада декабря. Ещё немного и, наконец-то, долгожданный отдых, праздники, а затем и небольшие каникулы. Постепенно заканчивались и занятия у заочников. В один из дней Грицай, идя к ним на занятия в другой корпус, проходил возле большой аудитории, которая была приспособлена под тренажёрный зал кафедры физкультуры. Двери в неё были нараспашку и из неё студенты вытаскивали отдельные тренажёры, которые сдвигали потом в дальний угол коридора, под лестницу. Анатолий с любопытством заглянул в саму аудитории. Там тяжёлые тренажёры были тоже сдвинуты под одну из стен, а посреди аудитории стояло два широких стола.
   -- Понятно, -- подумал Грицай. -- Только пока что мне неизвестно: кто?
   Всё дело в том, что такое "наведение порядка" в данной аудитории изредка случалось и ранее, и оно означало только одно: в институте скончался кто-то из руководства института, деканата или заведующих кафедрами. В этой аудитории за день до погребения (или в тот же день) проводилось прощание родных и близких, а также друзей и коллег с усопшим. Не всем в институте нравилась эта установившаяся традиция. Многие ворчали, что ВУЗ - это храм науки, а не усыпальница, и не место здесь покойным. Попрощаться с коллегой, мол, можно и у него дома, в более привычной обстановке. Не разделяли взгляды руководства института и отдельные коллеги по науке - ректоры других ВУЗов города, которые запретили такие проводы в стенах их учебного заведения. Но это тоже спорное мнение. Совсем неплохо простится с коллегой именно там, где он провёл бо́льшую часть своей жизни, да и, возможно, его душе (не для атеистов сказано) более приятно такое внимание друзей усопшего. Ведь вряд ли все смогут приехать в бывшую квартиру своего коллеги. Так что, наверное, это неординарное решение ректора их института было, всё же, правильным. И тому есть много примеров - нередко и по телевизору показывали прощание с известными артистами именно в помещении их родного театра. А те, кто брюзжал, что не стоит этого делать в стенах института, просто понимали, что они сами такой чести, вряд ли, заслужат.
   Пары с заочниками закончились сегодня поздно, и Анатолий сразу же, не заходя на кафедру (там уже точно никого нет) направился домой. Придя же на следующий день в институт, он сразу же спросил у коллег:
   -- А кто это у нас в институте умер? Вчера я видел, как аудиторию к проводам готовили.
   -- А ты что, не знаешь? Умер Демьянов. Сегодня после обеда похороны.
   -- Да ты что! Я с ним, правда, давненько не сталкивался, но на вид он был вроде бы здоровым мужиком.
   -- В последнее время он, всё же, сдал. Знаешь, очень часто люди уходят из жизни, когда этого не ожидаешь.
   -- Да, жаль. Он был неплохим человеком.
   Григорий Константинович Демьянов работал начальником учебного отдела института. Это был спокойный, приветливый человек, который ко всем преподавателям относился равно и доброжелательно. Его очень любили и его подчинённые в отделе, и даже приятельствовали с ним, иногда навещая в праздники на дому. У него очень редко (на рабочей почве) мог возникнуть конфликт с руководством кафедры или деканата. Действительно, было жаль, что ушёл из жизни хороший человек. На большой перемене Грицай и ещё пару его коллег по кафедре пошли попрощаться с Григорием Константиновичем. Правда, на похороны Анатолий не поехал - и занятия у него в это время были, да и не настолько тесно он был знаком с начальником учебного отдела. В общем, это событие из его памяти довольно быстро улетучилось, хлопот перед приближающимся Новым годом было много. И с заочниками, да и студенты стационара, в преддверии грядущей зимней сессией старались побыстрее сдать свои текущие "хвосты". Вечером дома Лиза поинтересовалась у мужа новостями на его работе.
   -- Да какие могут быть новости. Новости у меня сейчас одни - голову поднять некогда, завал с работой: утром занятия, вечером занятия... Правда, одна новость в институте есть - умер начальник учебного отдела. Хороший мужик был.
   -- И кто теперь вместо него будет?
   -- Да откуда мне знать. Назначат кого-нибудь, -- махнул рукой Анатолий.
   И вдруг у него в голове как бы что-то щёлкнуло. -- Стоп! Начальник учебного отдела, назначат кого-нибудь... Но ведь сосед Позняков ранее тоже работал в учебном отделе (или части) и он ищет себе работу, да ещё и просил помочь ему. Может быть, как раз это место и предложить Алексею? Ведь ему очень знакома такая работа. Да, сам Грицай точно ему бы это предложил. Но ведь он не ректор, а тот наверняка найдёт кого-нибудь в самом институте. Но, всё же, нужно будет в ближайшие дни узнать, кого прочат на это место. А там чем чёрт не шутит.
   На другой день Анатолий после занятий зашёл в деканат, точнее к декану своего факультета. Ещё в прошлом году руководил факультетом (с 1985-го года) моложавый, но опытный и бойкий доцент Головин Андрей Степанович, работающий по совместительству на одной из кафедр этого же факультета. С начала же нового учебного года (осень 1991-го года) деканат родного санитарно-технического факультета возглавил пожилой опытный доцент Виноделов Степан Иванович, хороший, мягкий, добродушный человек, всегда защищающий своих студентов и преподавателей. Это была, скорее всего, некая дань за его активную работу, но не на педагогической ниве, а на строительной, да ещё за полученную производственную травму. Почему дань? Дело в том, что более года Виноделов курировал завершающий этап строительства жилого дома для преподавателей, расположенного в 2,5 кварталах от института. В этом доме, конечно, получили квартиры некоторые сотрудники института, не имеющие своего жилья, но в основном там прописались лица (в том числе и ректор), которые улучшили свои квартирные условия. Конечно, как это всегда бывает, часть квартир отошла и в городской фонд. А место, где был построен дом, было тихое, спокойное, а потому желающих получить там квартиру было много. Получил там жильё и Степан Иванович, но на первых порах ему было не до радостей. За пару недель до сдачи курируемого им объекта он вечером по неосторожности упал в открытый люк канализационного колодца и поломал берцовую кость. Он долго пролежал в больнице, но кости срослись как-то неудачно, и после выписки ему потом долгие годы пришлось ходить с палочкой, заметно прихрамывая. Но это было последнее подобное назначение на должность декана факультета. Что значит "подобное"? Об этом речь пойдёт несколько ниже, всему своё время.
   -- Добрый день, Степан Иванович!
   -- Привет, Анатолий Васильевич. С чем пожаловал? -- часто Степан Иванович обращался к Грицаю по имени, отчеству, но на "ты". К тому же, Виноделов был несколько старше Грицая. Правда, как давние знакомые и коллеги (да ещё родственных кафедр), в неофициальной обстановке нередко и Грицай точно так же обращался к Виноделову. -- Имеются проблемы с заочниками или стационарники покоя не дают? Завалы какие-нибудь?
   -- Нет, с этим всё в порядке. Завал только один - у меня самого, работы очень много. Я по другому вопросу: вы не знаете, назначил ли ректор уже нового начальника учебного отдела?
   -- Знаю точно, что не назначил. Да и назначит ли кого-нибудь на это место до Нового года вообще, я очень сомневаюсь.
   -- Не понял. Ему что, перед праздниками не до того?
   -- Не в этом дело. Он как раз подыскивает кандидатуру на это место, но желающих пока что не находится.
   -- Это ещё почему? Место то довольно престижное. Да ещё можно и подрабатывать на полставки на кафедре или просто почасовки, -- занятия на условиях почасовой оплаты, -- вести.
   -- Место престижное лишь тем, что поближе к верхам. А зарплата начальника учебного отдела на уровне ассистента. Это ведь не преподавательский состав, научных степеней начальники учебных отделов обычно не имеют. Вот, предложи это место тебе, ты бы пошёл туда?
   -- Я? А зачем мне это. Мне и на кафедре неплохо.
   -- Вот, ты сам ответил на вопрос почему не находится желающих на это место. Ведь у преподавателей зарплата намного выше.
   -- Но, там, как я слышал, ректор даёт надбавку.
   -- Да, даёт. Но вряд ли всё равно там зарплата, даже с добавкой, дотянет до доцентской. Конечно, не остепенённые ассистенты, наверное, не прочь были бы занять это место, но зачем такой неопытный молодняк нужен ректору. Тут нужен опытный человек, пусть даже и не доцент, но толковый. Но таких немного. Кроме того, есть и ещё один важный нюанс. Ты говоришь, что у тебя сейчас завал на работе. А в обычное время завалов то нет. На работу ты приходишь, чтобы отчитать одну-две пары, да и то не каждый день. А в остальное время ты свободен, можешь в институт даже не приходить. А в учебном отделе картина совсем иная - там нужно сидеть, а зачастую и мотаться по корпусам, с 8 утра и до 5 вечера, а то и того позже. Там работы всегда хватает.
   -- Да, я как-то над этим не задумывался, -- удивлённо протянул Грицай, вспоминая слова Алексея Познякова о том, что тому приходится бывать на работе целыми днями и нет возможности вырваться куда-нибудь по своим делам. И Анатолий уже более решительно обратился к Виноделову. -- Слушай, Степан Иванович! А ректор мог бы взять на это место кого-нибудь со стороны? Конечно, если не найдёт подходящую кандидатуру в самом институте?
   -- А почему бы и нет. Был бы только толковый, грамотный человек.
   -- А если этот человек уже работал с десяток лет на подобном месте?
   -- Тогда тем более! Только где же такого найти?
   -- Есть такой человек! -- И Грицай рассказал декану о своём соседе Алексею Познякове.
   -- Да ты что! Ещё и бывший офицер. Это ректору точно понравится, он уважает как дисциплинированных людей, так и саму дисциплину. А бывший офицер нужную ему дисциплину точно сможет обеспечить. Хорошо, Анатолий Васильевич, я завтра же постараюсь поговорить с ректором на эту тему. А ты, на всякий случай, подготовь своего соседа, чтобы он был готов к беседе с ректором.
   Ещё через день в разгар учебного дня Грицай проводил с заочниками лабораторную работу в лаборатории кафедры. Вдруг из находящегося рядом помещения так называемой "препараторской" к нему подошёл заведующий лабораторией Степан Фёдорович Калистратов и выпалил:
   -- Так, Анатолий Васильевич! Бросай это дело и срочно дуй к ректору. Только что позвонили из его приёмной, попросили разыскать тебя и срочно направить к нему.
   -- Но у меня же занятия.
   -- Да ерунда всё это. Сейчас я тебе найду какого-нибудь ассистента, который посидит со студентами. Могу и я сам с ними посидеть.
   -- Да ведь с ними не сидеть нужно, а проводить лабораторную работу.
   -- И проведём. А нет, то и так сойдёт - это заочники, зачтёшь им эту работу и всё. Ты давай беги к ректору, он не любит, когда к нему на его вызов не торопятся приходить.
   Это было вполне в стиле Степана Фёдоровича. Он уважал ректора и был очень аккуратным и дисциплинированным человеком. Когда проводились инвентаризации имущества (а в лабораториях их кафедры чего только не было, включая и новейшие приборы), то его всегда приводили в пример, как самого аккуратного и ответственного заведующего лабораторией. Вообще-то на их кафедре более правильно было бы называть должность Калистратова как заведующий лабораториями, поскольку таковых было несколько. Но так уж официально называлась эта должность - в единственном числе. На проводимых собраниях трудового коллектива он всегда сидел в первых рядах и даже записывал себе в книжечку (чуть ли не конспектировал) отдельные тезисы докладчиков. Так же хорошо он следил и за своим личным автомобилем. Имеющиеся у него "Жигули" 3-й модели всегда блестели от чистоты - и внутри, и снаружи. Каждые их разъёмные соединения (болты, винты, гайки) были смазаны графитовой смазкой и на них надеты отрезки полихлорвиниловых кембриков от разных трубок, которых в лаборатории было предостаточно.
   Но сейчас Анатолию было не до анализа характера Калистратова. Он и сам знал, что ректор не любит ждать, а потому, махнув рукой на лабораторную работу, поспешил к ректору. В приёмной ректора Анатолию пришлось подождать всего несколько минут. Как только от ректора вышел очередной посетитель, секретарь тут же велела заходить Грицаю, хотя на стульях, дожидаясь своей очереди, сидело ещё 3-4 человека. Он, конечно же, догадывался, зачем тот его вызывает. И в самом деле, разговор зашёл об Алексее Познякове - вероятно, Степан Иванович сдержал своё слово и уже переговорил с ректором о соседе Грицая. Как и предполагал Анатолий, ректор довольно детально расспросил о его соседе, после чего назначил тому на завтра встречу на 10:00.

* * *

   Последующий день начался у Алексея Познякова с того, что он в 9:45 уже сидел в приёмной ректора. Грицай ещё позавчера вечером (после разговора с деканом факультета) и вчера (после разговора с ректором) обстоятельно переговорил с ним. Такое предложение (и возможное место работы) было очень на руку Познякову - он до сих пор себе работу так и не подыскал. Работа, конечно, была, но, находя какое-либо подходящее место, Позняков почему-то отыскивал в нём какие-то изъяны - ему не нравилось то одно, то другое. В общем, он, наверное, просто привередничал. Конечно, бывшему офицеру было не так-то просто угодить, он привык к порядку и чёткой регламентированной работе (как по Уставу), но ведь сейчас и в самом вновь созданном государстве такого чёткого порядка пока что не наблюдалось. А что уж там говорить о неких организациях, которые зачастую жили по своему личному уставу, только вот непонятно по какому. Поэтому за предложение Анатолия он тот час ухватился - ещё бы, для него всё это очень знакомо. Да ещё, как он понял, можно будет и подчитывать какую-нибудь дисциплину. А это тоже заработок. В общем, он согласился, абсолютно не раздумывая. Он-то сам согласился, но согласится ли ректор взять его на работу? Вот о чём сейчас думал Алексей.
   Между тем время шло. Попал Алексей на приём к ректору примерно в двадцать минут одиннадцатого. Ректор был один, а до того из его кабинета вышла пара мужчин. Когда Позняков вошёл в дверь, Константин Григорьевич поднялся со стула, сделал пару шагов навстречу, огибая Т-образный стол, и поприветствовал гостя рукопожатием. Далее он пригласил того присесть на один их стульев поближе к своему рабочему месту. После этого уже пошёл предметный разговор по насущной для обоих теме. Ректор подробно интересовался деталями работы Познякова в училище: чем именно тот занимался в учебной части, как долго там работал, сколько было подчинённых, много ли было курсантов в училище и т. п. Последнее его интересовало, наверное, для сравнения с количеством студентов институте - таким образом можно прикинуть объём работы, так сказать там и здесь. Но было видно, что ответами Алексея он остался доволен. Не забыл он также спросить и о том, доводилось ли Познякову читать в училище какие-либо предметы. Последний же вопрос был таковым:
   -- Какой у вас был в училище оклад?
   Услышав ответ, ректор несколько помрачнел:
   -- А вы знаете, что здесь мы вам такие деньги платить не сможем?
   -- Я это знаю. Я прекрасно понимаю, что есть большая разница в оплате труда военнослужащих и гражданских лиц. Но мне, конечно, не хотелось бы и получать меньше рядового сотрудника какой-нибудь кафедры. Это ведь тоже престиж руководителя. А какой оклад вы можете мне назначить?
   -- Оклад начальника учебного отдела назначаю не я, а министерство. Он един для всех ВУЗов - в СССР он был 160 рублей. Но, мы тоже берём во внимание престиж руководителя, а потому делаем надбавки к зарплате - это не запрещено. У вас будет надбавка в 40 % от вашего оклада.
   -- Ну, это более-менее, - задумчиво протянул Алексей. -- Тоже после училища не густо, но, всё же.
   -- Я вас не зря спросил, читали ли вы та какие-либо предметы. Вы сможете работать у нас ещё на 0,5 ставки на кафедре, читая знакомые вам предметы. Правда, по ставке ассистента, поскольку учёных степеней и званий у вас нет. У нас все руководители так работают. Да и вам это знакомо.
   -- Да, знакомо. Я и в училище так работал. Значит, и здесь я смогу работать на одной из кафедр?
   -- Конечно.
   -- Тогда меня всё устраивает.
   -- Не спешите. Не все вопросы ещё выяснены. У нас в учебном отделе специфический контингент - он почти на 100 % женский, кроме начальника да человека, ведающего вопросами студенческой практики. Но с ним вы не часто будете контачить. А ранее, до сейчас уже покойного Демьянова, отдел, вообще, был чисто женским - одно время руководила учебным отделом женщина, Горошенко Любовь Михайловна. А полностью женский состав отдела - это, знаете ли, непростой коллектив. Вам ведь в училище приходилось работать только с мужчинами.
   -- Ну, почему же? Как раз у нас в учебной части были и женщины, да и в других службах тоже. Это неверное мнение, что в военных училищах работают, или служат одни лишь мужчины. Да и не одни военные читают курсантам предметы, много есть и гражданских преподавателей, в частности читающих общеобразовательные дисциплины.
   -- Это я знаю, -- улыбнулся и покачал головой Константин Григорьевич. -- А вот то, что у вас и женщины работают, я как-то выпустил из виду. Хорошо, тогда все вопросы решены. Мы принимаем вас на работу.
   -- И когда мне приступать, завтра?
   -- Так, сегодня у нас 26 декабря? Четверг, впереди всего один рабочий день. Потом выходные дни и предпраздничные. Нет смысла сейчас вам в эту предновогоднюю суету окунаться. Выйдете вы на работу уже после Нового года, в первый его рабочий день. Это будет 2 января, и по-моему тоже четверг. Но то уже совсем другое дело - у вас будет полноценных 2 рабочих дня. А пока вы, не спеша, приносите в отдел кадров свои документы, там подготовят на вас приказ, я сегодня же распоряжусь.
   -- Хорошо, я понял. Во сколько у вас в институте начинаются занятия - в 8:00?
   -- Нет, занятия у нас начинаются в 8:30, но все службы института начинают работу именно в 8:00. Так что и вам нужно будет приходить к восьми. Так, -- ректор задумался, -- давайте вы в первый день подойдёте именно к 8:30. И не в свой отдел - да вы пока что и не знаете, где он находится, - а ко мне в кабинет. Я к тому времени подойду. А затем я вас сам представлю вашим подчинённым. Всё ясно?
   -- Так точно! Есть подойти к вам 2 января к 8:30! -- отрапортовал Позняков, схватившись с места.
   -- Да вы сидите, -- улыбнулся Константин Григорьевич. -- И не нужно так рапортовать. Привыкайте к гражданской службе. Ладно, вроде бы мы все вопросы обсудили, так ведь?
   -- Остался ещё один вопрос, -- мягко, но очень уверенно произнёс Алексей. -- Это вопрос о том, на какой кафедре я буду работать по совместительству, и какой предмет буду читать.
   -- Да, это важный вопрос. Хорошо, давайте займёмся этим вопросом.
   В общем, беседа с ректором у Познякова затянулась. Но, в итоге он был доволен тем, что уже сегодня решён самый главный вопрос, и он с Нового года уже, можно считать, трудоустроен. Домой он попал лишь к обеду, заглянув ещё в центре города в магазины и сделав пару покупок. Он одновремённо любовался пейзажами заснеженных улиц и радостной, весёлой предновогодней суетой. Вечером, когда по его подсчётам должен был уже вернуться домой и Анатолий, он вышел на лестничную площадку и нажал на кнопку звонка соседней квартиры. Спустя полминуты дверь открылась и на пороге появилась Елизавета.
   -- Добрый вечер, Лиза! -- поприветствовал соседку Алексей. -- Твой благоверный уже дома?
   -- Дома, недавно пришёл. Заходи. Оп-па, а что это ты с бутылкой коньяка? -- спросила она уже в коридоре своего жилища. -- Сегодня ведь никакого праздника нет, а до Нового года ещё почти неделя.
   -- Во-первых, сегодня тоже праздник.
   -- Какой ещё праздник?
   -- Рождество Христово. У нас оно празднуется 7 января, но во всех цивилизованных странах - оно началось ещё вчера. Но, поскольку там его празднуют не один день, значит и сегодня тоже праздник.
   -- Ага, понятно. Тогда почему же ты один, без Галины? Для неё что, вчера и сегодня праздника нет?
   -- Ох, и въедливая же ты. Я, в общем-то, не праздновать к вам зашёл.
   -- А зачем тогда?
   -- Как я уже сказал, ты не обратила внимание - во-первых, сегодня праздник, значит, есть и во-вторых.
   -- И что же это?
   -- Так, -- послышался голос хозяина квартиры, -- что вы там спорите? Лёшка, давай проходи в комнату. Ага, с бутылкой, значит, есть что обмывать! И я догадываюсь, что именно.
   -- Ну и вредные вы, мужчины! Вы что-то знаете, а мне не говорите.
   -- Сейчас и ты всё узнаешь, -- успокоил её Позняков.
   Он, ведомый Анатолием, прошёл в гостиную, а Лиза отправилась на кухню собирать на стол - если в квартире гость, да ещё у него имеется бутылка, то должна быть и закуска у самих хозяев.
   -- Я так понимаю, что ты с сегодняшнего дня сотрудник нашего института? -- начал разговор Анатолий.
   -- Не совсем.
   -- Как это "не совсем"? Не понял. Так "да" или "нет"?
   -- Буду сотрудником, но только со 2 января.
   -- А-а. Ну, понятно. Значит, всё-таки, "да".
   -- В общем, "да". И при этом благодаря тебе. Так что, именно вот это событие мы и должны обмыть.
   -- Ну, обмывать подобные события вообще-то нужно после первого рабочего дня или после первой зарплаты, а не сейчас.
   -- И тогда обмоем, и первую зарплату на новом месте тоже обмоем. Где наше не пропадало. А сейчас просто в благодарность тебе за помощь.
   -- Да какая там моя помощь. Не я же всё это решал. Ректор помог, а не я.
   -- Не подсуетись ты, то ректор обо мне ничего бы и не знал.
   -- Ну, ладно, тогда наливай, -- хозяин дома предусмотрительно в процессе разговора достал из серванта рюмки и небольшую коробочку конфет. -- Пока Лиза там, на кухне возится, мы успеем по одной рюмочке пропустить.
   -- Ага, понятно, -- раздался голос из кухни, -- я всё слышу. Тайком решили выпить.
   -- О, Господи, -- улыбнулся Анатолий. -- Ну и госконтроль.
   -- Ладно, поехали, -- улыбнулся уже и Лёшка, и они, не спеша, смакуя, опорожнили свои рюмки. К конфетам они не притронулись.
   -- Давай, рассказывай, -- промолвил Грицай. -- О чём ты там с ректором беседовал?
   -- Да что там рассказывать. Обычная беседа при приёме на работу. Подожди, сейчас Лиза подойдёт, тогда вкратце расскажу.
   -- Я уже иду, -- вновь послышался голос Елизаветы. -- Толя, иди сюда. Помоги мне принести еду.
   -- Пошли вдвоём, быстрее будет, -- поднялся с кресла и Алексей.
   Через 7-10 минут вся троица уже сидела за сервированным журнальным столиком. Они выпили по рюмочке коньяка уже вместе, после чего Алексей без особых деталей поделился с приятелями своими приятными для него новостями.
   -- Так, понятно, -- резюмировала его рассказ Елизавета. -- Ты теперь большой начальник. Кстати, Толя, он теперь и твой начальник тоже. Так что нечего впредь панибратствовать, -- засмеялась она.
   -- Да я его в институте видеть буду значительно реже, чем дома, -- улыбнулся Анатолий. -- Я и предыдущего начальника учебного отдела редко видел. Да и зачем мне это, подальше от начальства - спокойнее.
   -- Ну, всё равно. Теперь за тобой контроль будет, -- не унималась Лиза. -- И буду я о тебе всё знать.
   -- А вот это вряд ли, Лиза, -- рассудительно протянул Позняков. -- Толя прав, не так часто мы будем видеться. К тому же, я приятелей не закладываю.
   -- Я же говорила, что вы вредные, мужики. Как же, мужская солидарность.
   -- Ладно, шутки в сторону, -- прервал Лизу супруг. -- Есть ещё один не выясненный вопрос. А за работу на какой-нибудь из кафедр ты договорился? Сейчас у нас не так просто попасть преподавателем на кафедру.
   -- Выяснил.
   -- И что же?
   -- То, что буду работать на полставки и на кафедре. Приказ будет оформлен одновремённо, тоже со 2 января.
   -- О, вот это отлично! И на какой же кафедре? Что ты будешь читать?
   -- На кафедре физики и электротехники. Кажется так её название?
   -- Да, именно так. А почему именно на этой кафедре? Это ректор тебе предложил?
   -- Нет, я сам. Я решил, что мне нужно читать что-то попроще. Ты пару месяцев назад напугал меня всякими вашими строительной, теоретической механикой и прочими названиями. Поэтому я и решил выбрать не такую сложную науку. А физику я точно смогу читать.
   -- И этот вопрос уже согласован с заведующим кафедрой.
   -- Да, согласован. Когда я ректору сказал, что могу читать физику, он вызвал к себе в кабинет заведующего кафедрой - твоего тёзку, Анатолия Васильевича. Мужик солидный.
   -- Да, он доктор технических наук, профессор. Но, не смотря на свои степени и солидность, очень хороший мужик. Галкин мужик правильный и справедливый. Не сволочной, а бывают ведь и такие. А то, что ты теперь на этой кафедре - это даже хорошо. Во-первых, чаще видеться будем.
   -- Почему?
   -- Потому что это кафедра нашего факультета, и собрания у нас факультетские общие. И, во-вторых, кафедра очень большая, общая численность под 30 человек. И предметов они читают много, со временем ты, возможно, ещё что-то сможешь читать. А это всегда пригодится. Коллектив там, правда, разношёрстный, но неплохой. А то, что состав кафедры большой, это хорошо ещё и с другой стороны.
   -- С какой ещё?
   -- А с той, что в случае сокращения есть кого увольнять.
   -- Да меня в первую очередь должны будут сократить.
   -- Э, нет, -- покачал головой Анатолий. -- Никто на кафедре руководство института сокращать не будет. Конечно, если кафедра маленькая, то могли бы и сократить, но переведя при этом на почасовую оплату. А на большой кафедре тебе это не грозит. Так что ты очень даже неплохо устроился. Так, давай теперь побыстрее осваивайся, втягивайся в работу. Удачи тебе на новом месте!
   Соседи ещё немного посидели, допили коньяк, обговорили и последние новости в стране, побалагурили, и на этом приятное времяпрепровождение было завершено. Алексей мог ещё несколько дней отдыхать, а Лизе с Анатолием завтра нужно было с утра быть на работе. Хотя это и последний рабочий день недели, но работу в этот день никто не отменял. Но очень скоро этот небольшой отдых у Алексея закончится, а дальше его ждёт напряжённая работа, и главное, каждый рабочий день она будет длиться с утра и чуть ли не до ночи. Впрочем, ему было не привыкать, всего 3 месяца назад он именно так и работал.
  
  

ГЛАВА 4

Что день грядущий нам готовит?

  
   Новый год соседи встречали вместе в квартире Позняковых, а под вечер 1 января ещё немного посидели и в семье Грицаёв. Правда, не очень засиживаясь, поскольку Алексею, Галине и Елизавете завтра утром предстояло идти на работу - на этот праздник, к сожалению, припал всего один выходной день. Собирался завтра идти на работу и Анатолий, но только попозже.
   В первый рабочий день нового календарного года в начале девятого Позняков уже сидел в приёмной ректора. Того, как сообщила секретарша, ещё не было. Ректор подошёл минут через десять. Поздоровавшись с Алексеем, он обратился к секретарше:
   -- Маргарита Григорьевна, позвони в учебный отдел и передай, чтобы все собрались в учебном отделе - все, я имею в виду и диспетчеров, и Карасёва, весь штатный состав отдела.
   -- Хорошо, я поняла.
   -- Так, заходи, -- обратился ректор к Познякову, открывая дверь в свой кабинет.
   Алексея удивил этот резкий переход на "ты", ведь при первой встрече ректор разговаривал с ним исключительно на "вы". Но, забегая вперёд, следует сказать, что и впредь его общение с Константином Григорьевичем происходило в таком же духе. Нет, ректор, конечно же, почитал приличия, и в дальнейшем на Советах института, различных собраниях, заседаниях ректората и прочих официальных мероприятиях всегда обращался к Познякову на "вы" и по имени, отчеству. Но вот в небольшом составе (по рабочим вопросам, даже не на отдыхе), где присутствовало, к примеру, всего 3-5 человек, обращался в основном на "ты", а иногда и просто по имени. В такой же манере, как ни странно, происходил у него контакт и с проректорами, которые являлись как бы его заместителями. Единственным исключением в этом плане (правда, спустя несколько лет, когда в институте была введена такая не совмещённая должность) стал проректор по воспитательной работе. Но этот проректор был женщиной - Кочеткова Софья Константиновна, - а потому уважительное обращение к ней было вполне понятным.
   -- Так, ладно, Алексей Николаевич, пока соберутся в отделе все твои сотрудники, мы можем немного побеседовать. Какие у тебя есть ко мне вопросы?
   -- Да пока что практически никаких. Возможно, в ходе ознакомления они у меня и появятся. Правда, есть один вопрос - кто у меня будет непосредственным начальником? На прежнем месте работы я подчинялся заместителю начальника училища, но у вас, как я понял, такового нет. С кем мне в основном контачить?
   -- Так, -- удивлённо и как-то даже хмуро взглянул на Познякова ректор, -- странный вопрос. Подчиняться вы будете лично мне, -- переходя уже на "вы" (как бы подчёркивая официальность разговора), заявил он. -- Контачить в основном вы будете с проректором по учебной работе, но подчиняться именно мне. Кстати, о проректоре, -- он нажал какую-то кнопку на аппарате селекторной связи и бросил в микрофон: "Рита, позови ко мне Тимофея Алексеевича".
   Буквально через минуту в кабинет вошёл пожилой, с сединой мужчина с добродушным лицом.
   -- Алексей Николаевич, познакомьтесь - Белошапка Тимофей Алексеевич, проректор по учебной работе. Вы будете в основном с ним работать - учебные планы, нагрузка, расписание и прочие подобные вопросы в его ведении. Когда меня нет, -- выделил эти слова ректор, -- именно Тимофей Алексеевич поможет решить вам насущные вопросы. Тимофей Алексеевич, -- обратился Константин Григорьевич уже к проректору, -- это наш новый начальник учебного отдела - Позняков Алексей Николаевич. Опыт работы у него имеется неплохой, так что я думаю, что вы сработаетесь. И я надеюсь, что особой раскачки не будет. Конечно, на ознакомление со спецификой нашего учебного заведения уйдёт какое-то время, но мне хотелось бы верить, что этот период будет недолгим. Мы все в этом заинтересованы.
   -- Приятно познакомиться, -- Белошапка протянул Алексею руку. -- Я думаю, что мы сработаемся.
   -- Я тоже на это надеюсь, -- согласился с ним ректор. -- Алексей Николаевич, когда у себя в отделе немного ознакомишься, зайди в кабинет к Тимофею Алексеевичу. Его кабинет расположен напротив моего. Он тебя более детально введёт в курс дел. Так, -- он взглянул на часы, -- твои в отделе, я надеюсь, уже собрались. Пошли к ним. Тимофей Алексеевич, и ты нам составишь компанию.
   Особо далеко ходить не пришлось, они поднялись этажом выше и через пару минут оказались у двери с вывеской "Учебный отдел". Ректор сам открыл дверь (он шёл впереди, а Белошапка и Позняков - чуть сзади) и они вошли в комнату. Та на первый взгляд была и просторной и тесной - странное сочетание двух противоположностей. Но так оно на самом деле и было - по площади помещение было вроде бы не таким уж и маленьким, но уж очень оно было заставлено разными шкафами, стеллажами, столами, столиками и стульями. Напротив дверей, у окон и под одной из стен толпилось несколько человек, ещё четыре человека сидели за столами. Всего столов в помещении было пять, но за столом между двумя окнами место было не занято.
   -- Здравствуйте! С Новым годом всех вас! -- произнёс ректор и, переждав нестройные приветствия и поздравления в свой адрес (да и, наверное, в адрес всех вошедших), тут же добавил, -- я хочу представить вам вашего нового начальника - Позняков Алексей Николаевич. Прошу любить и жаловать,-- он улыбнулся. -- Это, конечно, стандартная фраза. А потому главное - вы впредь обязаны беспрекословно и, главное своевременно, -- подчеркнул он, -- выполнять все его указания. Конечно, сначала нужно ввести Алексея Николаевича в курс дела. Этим займутся Тимофей Алексеевич и вы, Людмила Ивановна, -- он обратился к симпатичной черноволосой женщине средних лет. Знакомьтесь, Алексей Николаевич, это ваш боевой заместитель, Ширяева Людмила Ивановна. Она же возглавляет участок диспетчеров, которые занимаются расписанием занятий, аудиториями и прочим. С остальными сотрудниками она вас познакомит уже лично. А мы с Тимофеем Алексеевичем пойдём заниматься своими делами. Новый год наступил, а дел много. Так, всего хорошего! -- Константин Григорьевич развернулся и направился к двери, следом за ним покорно последовал и Белошапка.
   Оставшись наедине со своими будущими, а с этого момента уже теперешними, подчинёнными, Алексей начал знакомиться. Точнее, начала представлять сотрудников учебного отдела Ширяева. Хотя она и являлась зам. начальника отдела, но была не самой старшей из женщин - на вид ей было лет 40, а вообще возрастные границы у сотрудников учебного отдела были довольно широки. Самым старшим (и на вид пенсионного возраста) был единственный мужчина отдела (кроме самого начальника) - Карасёв Антон Сергеевич, занимающийся вопросами учебной и производственной практики студентов. Среди женщин самой пожилой была диспетчер Громова Вера Андреевна, а самой младшей - сотрудница учебного отдела Дарья Горбушина. Её Людмила Ивановна и представила-то без отчества - просто Даша. Только позже Позняков узнал, что её отчество Алексеевна.
   Всего сотрудников учебного отдела было 9 человек. Пятеро из них, включая и начальника, сидели в этой комнате - это как раз его стол между окнами был не занят. Рабочее место Антона Сергеевича было в другом корпусе, так же как и в ином корпусе находились рабочие места диспетчеров. В процессе знакомства Алексея очень удивило несколько обстоятельств. Первое, это то, что на такой большой институт - несколько корпусов, чуть ли не полтысячи преподавателей, несколько тысяч студентов (стационара и заочников) - было всего 3 диспетчера! Более того, эти диспетчеры ютились в малюсенькой комнатушке (с надписью "Диспетчерская"), в которой, (как он себе представил) в начале семестра сложно было дополнительно поместиться (даже стоя!) 3-4-м преподавателям. А ведь переписывать своё расписание занятий в первые дни каждого семестра в диспетчерскую обращалась масса преподавателей или секретарей кафедр. Никакого сравнения с условиями в его бывшем училище. Далее, удивило его и то, что у начальника учебного отдела рабочее место вместе с его подчинёнными. Это было не какое-нибудь чванство, просто Алексей прекрасно знал, что в процессе работы начальнику учебного отдела приходиться решать много текущих вопросов с деканами, заведующими кафедрами или с отдельными преподавателями. Как можно обстоятельно решать эти вопросы в общей комнате, где для гостей более двух стульев и поставить-то было некуда? Потом, какой же это заместитель начальника учебного отдела, если Ширяева занимается сугубо делами диспетчерской? Сколько Позняков не знал училищ или институтов (даже гражданских) везде зам. начальника учебного отдела был правой рукой начальника отдела, занимался наряду с тем сугубо организационной работой и сидели они обычно вместе в одном отдельном кабинете.
   Но ещё больше Позняков удивился, когда спустя какое-то время (где-то месяца через три) узнал истинное штатное расписание учебного отдела. В этом расписании мест было значительно больше. Но многие места использовались совсем не по прямому назначению - мало того, что на них работали сотрудники методического кабинета или в лаборатории ТСО (технических средств обучения), но отдельные должности из учебного отдела были переданы заведующей аспирантурой, заочному деканату или просто одному из деканатов стационара. Поразительно! В заочном деканате укреплять свои силы за счёт руководящих (центральных) структур института. Это уже ни на что похоже не было. И, как увидел позже Алексей, загруженность у его подчинённых (разве что за исключением Карасёва) была довольно значительной. Но что поделаешь, нужно было работать и в такой обстановке. Позняков понимал, что лучшего места он сейчас не найдёт. Кто и где его в такие-то времена ждёт с распростёртыми объятиями? И отказываться от этого места Алексею очень не хотелось. Сейчас он успокаивал себя, что со временем переговорит с ректором на тему усиления учебного отдела хотя бы 2-3-мя ставками. О личном кабинете он перестал мечтать сразу же, а вот об "освобождённом" заместителе начальника учебного отдела, стоило бы подумать.
   Все эти раздумья приходили в голову Алексея и во время знакомства с сотрудниками, и во время обхода (в сопровождении Милюковой) мест обитания отдельных сотрудников отдела, и в беседе с проректором по учебной работе Тимофеем Алексеевичем, к которому он попал уже ближе к обеду. На многие недоумённые вопросы Алексея Белошапка только беспомощно разводил руками - сам лично он ничем новоиспечённому начальнику учебного вопроса помочь был не в состоянии.
   -- Понимаете, Алексей Николаевич, -- и сейчас (после краткого знакомства), и позже - везде и всегда Тимофей Алексеевич обращался к Познякову только на "вы" и по имени, отчеству, -- все эти вопросы находятся исключительно в ведении Константина Григорьевича. Я, к сожалению, никакими кадровыми вопросами не занимаюсь, да и организационными в целом по институту. Хотя по должности я как бы и считаюсь первым заместителем ректора, так, по крайней мере, заведено в других ВУЗах, но у меня строго очерченные рамки влияния - организационная и методическая работа сугубо по учебному процессу института.
   Вообще-то, в понимании Познякова (по крайней мере, на первый взгляд) Белошапка и выглядел как обыкновенный исполнитель. Несмотря на свой уже солидный возраст (а он был старше ректора) и наверняка большой опыт педагогической работы, он не очень-то тянул на руководителя высокого ранга. Да, в чине заведующего кафедрой он, наверное, смотрелся бы вполне привычно, но в роли первого зама ректора довольно крупного ВУЗа - почему-то не особенно. Зато, как выяснил для себя Позняков, Тимофей Алексеевич был очень хорошим человеком. Он был вежлив, мягок в обращении, неплохо эрудирован и мог в любую минуту помочь человеку - и советом, и делом. Впрочем, так чаще всего и бывает, что такие добрые люди очень редко удерживаются на посту высокого по рангу и строгого руководителя. Он мог указать человеку на какие-либо его промашки, и при этом вроде бы довольно строго, мог потребовать впредь не допускать подобных ошибок, или отчитать кого-либо за несвоевременно выполненное поручение. Но делал он это довольно интеллигентно, скорее именно мягко, никакого разноса (даже при самом строгом виде) он учинить не мог. Он имел свою точку зрения на тот или иной вопрос, но вот твёрдо отстаивать её он почему-то был не в силах. Многие этим и пользовались, переубедить проректора иногда не составляло особой сложности, особенно если доводы сопровождались хотя бы мало-мальскими аргументами. Через пару месяцев это понял и его непосредственный ближайший подчинённый - и Алексей иногда пользовался этой мягкотелостью своего руководителя. Бывало, что ректор давал какое-либо поручение проректору или начальнику учебного отдела, но не указывал каким методом его нужно исполнить. Обычно, Тимофей Алексеевич (а если указание давалось Познякову, то он сообщал о нём и проректору по учебной работе - во многих случаях полномочий самого Алексея просто не хватало), подходил к такому поручению ректора довольно ответственно и старался всё исполнить по высшему разряду. Но, на взгляд Познякова, зачастую эти старания были излишними, поручение можно было выполнить и более доступными и простыми методами, которые практически не сказывались на итоговом качестве. Практически, потому что со стороны могло показать и немного иначе, но, загруженному работой Алексею и при столь малой численности сотрудников своего отдела, не очень-то улыбалось корпеть над заданием днём и ночью. Да и у проректора по учебной работе также хватало работы. Поэтому иногда Познякову, приведя свои аргументы, не составляло особого труда склонить Тимофея Алексеевича к выполнению поручение более простым способом или без излишних, никому ни нужных (а с этим они оба соглашались) деталей.
   На первых порах у Алексея не возникало особых трений с деканами факультетов или заведующими кафедрами. С последними он знакомился вообще чаще на Советах института или каких-либо заседаниях. Да, несколькими месяцами позже, в конце весеннего семестра ему пришлось немного повоевать с некоторыми зав. кафедрами, когда отдел распределил нагрузку по кафедрам на новый учебный год и на её основании довёл кафедрам штатный состав. Но это, наверное, происходит всегда и везде. В любом ВУЗе есть руководители кафедр, которым кажется, что именно его кафедру незаслуженно притесняют. И, хотя все понимали, что штаты подписаны ректором, отдельные головы, всё же, решили подискутировать на эту тему с начальником учебного отдела - авось что-то выгорит. Это была, так сказать, "проба пера", попытка прощупать нового начальника учебного отдела - настолько тот окажется стойким. Возможно, на новом для себя месте не захочет вот так сразу портить отношения со старожилами-кафедралами и чем-либо поступится, уговорив ректора, с которым ему по работе приходилось видеться чуть ли каждый день. Заведующие же кафедры такой возможности были лишены, им приходилось подолгу просиживать в приёмной, добиваясь аудиенции у Константина Григорьевича. Но эти ожидания далеко не всегда воплощались в реальный результат. Но Познякову хорошо было известно подобное положение дел (несмотря на армейскую дисциплину) и по прежнему месту работы, а потому он проявил стойкость и не поддался на нажимы просителей (или недовольных). Правда, старался он свои отказы облекать в более приемлемую, мягкую форму:
   -- Константин Никонович (Виктор Иванович, Виталий Николаевич), вы сами прекрасно знаете нагрузку по своей кафедре. По сравнению с прошлым годом она практически не изменилась. Мы произвели расчёт нагрузки, и вы с ней практически согласны. Я проверил ваши штаты в последние годы. Два-три года назад вы почему-то не удосужились выбить себе, к примеру, лишнюю ставку или полставки преподавателя. Неужели вы думаете, что с той поры что-то изменилось в лучшую сторону? Это в нашем-то новом государстве?! Штаты подписаны Константином Григорьевичем, попробуйте выказать ему своё неудовольствие.
   И что оставалось делать такому настырному заведующему? Конечно, где-нибудь в коридорах института при случайной встрече с ректором, тому мягко жаловались, что, мол, их кафедру обидели. Но давить на ректора и просить упорядочить штаты его кафедры мало кто из просителей отваживался, как и искать официальной встречи с ректором. В общем, постепенно заведующие поняли, что, несмотря на то, что начальник учебного отдела ещё и не совсем обжился в институте, давить на него бесполезно, нахрапом нужный вопрос не решишь. А вот с деканами факультетов дело обстояло несколько иначе. С ними Позняков и встречался почаще и, к сожалению, спорные вопросы нередко возникали. Правда, начало это случаться тоже немногим позже. И тогда ему в конце семестра пришлось немного повоевать с некоторыми из них, стараясь своевременно выбить от них уточнённые рабочие планы дисциплин по специальностям для составления общеинститутской (а затем и кафедральной) нагрузки. Но, в целом вторая половина учебного года (и первая для Алексея) закончилась вполне нормально. Не было к нему за это время никаких претензий и со стороны ректора.

* * *

   Мужчины были правы, когда говорили Лизе, что встречаться в институте им придётся не так уж и часто - у каждого из них была своя сфера деятельности. Алексей больше времени (причём целыми днями) пропадал в центральном корпусе - то ли у себя в кабинете, то ли у проректора по учебной работе или ректора (не так уж часто). У него всего три раза в неделю были занятия, которые тоже проводились поблизости - так уж составлялось расписание занятий руководителей института, чтобы в случае острой необходимости их можно было быстро разыскать. Различными проверками лекционных аудиторий, лабораторий или кафедр чаще всего занимались диспетчера, реже кто-либо из методистов отдела (кабинета, в котором было и рабочее место Познякова). Сам Алексей подключался только к плановым проверкам, в остальное время ему было не до того - дел хватало с головой, особенно в период его ознакомления с работой ВУЗа. Да, виделись приятели на общефакультетских мероприятиях, но не так уж часто те проходили, да и сидели преподаватели обычно среди своих же кафедралов. Как и предполагали Анатолий с Алексеем куда чаще они встречались именно дома. Естественно, они, как и обещал Позняков, обмыли его первый рабочий день, и его первую зарплату на новом месте, да и просто в гостях друг у друга бывали часто, хотя эти посещения, следует отметить, вовсе не каждый раз сопровождались выпивкой. Было о чём поговорить соседям, а сейчас уже и коллегам и без какого-либо спиртного, они им не увлекались. Теперь они часто делились своими новостями - Анатолий сугубо кафедральными, а вот Алексей - общеинститутскими, которые ранее до Грицая доходили далеко не всегда вовремя, да и порой не в полном варианте.
   А вот Анатолий в основном пропадал в аудиториях да на кафедре, проводя со студентами занятия чаще в новом (недавно возведённом) пятиэтажном корпусе или в лабораториях кафедры. Да и занятий этих в весеннем семестре у него было не так уж много - как уже отмечалось, всего 2-3 пары в неделю. Иногда появлялся он в институте ещё и во второй половине дня по понедельникам, когда после занятий проходили заседания кафедры. У него в этот день занятий не было, но посещение различных официальных кафедральных мероприятий было, естественно, обязательным для всех сотрудников кафедры. Конечно, практически для всех преподавателей очень желательно было, чтобы именно в этот день (на других кафедрах для заседаний могли выбрать иной день недели) у них были занятия. Никому не хотелось идти в институт только из-за заседания кафедры. Поэтому в конце каждого семестра многие из них обивали порог диспетчерской с просьбами поставить им занятия именно на этот день. Но диспетчера, само собой разумеется, всем угодить никак не могли. Правда, сам Грицай практически никогда не "торговался" по поводу составленного кафедрального расписания, он в этом плане был человеком не притязательным - какое оно есть это расписание, так к нему и следует подстраиваться. Да и что подстраиваться, когда в принципе преподаватель должен постоянно ходить на работу, а все они (да и он тоже) бывают в стенах ВУЗа далеко не каждый день. Так что привередничать нечего.
   В начале апреля должно было состояться заседание кафедры, которое могло стать для всех кафедралов знаковым. У Николая Гавриловича Новожилова заканчивался срок руководства кафедрой, а потому это заседание и было целиком посвящено перевыборам нового заведующего кафедрой. Правда, он мог быть и не новым, могли переизбрать на новый срок и Новожилова, и на эту тему с ним беседовали. Но Николай Гаврилович категорически отказывался от предлагаемого предложения продолжать возглавлять коллектив кафедры. Он считал, что достаточно наруководился - а он до этого работал ещё и в деканате, а потому хочет немного отдохнуть. Это было, вообще-то, понятно - если у рядовых преподавателей был более-менее свободный график посещения стен института, то заведующим кафедрами приходилось бывать там почти каждый день, вне зависимости от того, есть ли у них занятия или нет. Очень часто тот или иной заведующий кафедрой нужен был ректору, который терпеть не мог, когда того нет на рабочем месте. В этом плане некоторая скидка была только старожилам института, умудрённым (и постоянно переизбираемым) заведующим кафедрами, которые являлись докторами наук, профессорами. Новожилов же таковым не являлся, он был просто доцентом. К тому же, три года назад он развёлся с супругой, после чего начал быть всё более нелюдимым и сторониться различных компаний. Зато у него добавилась резкость в суждениях по тому или иному вопросу, он стал более категоричным и практически не прислушивался к чужим мнениям. Поэтому у него на кафедре в настоящее время были как сторонники, так и противники.
   Впрочем, особых желающих занять освобождающуюся должность и не было, и вовсе не потому, что кто-то был этого недостоин. Большинство остальных доцентов кафедры (старшие преподаватели и ассистенты, естественно, и не могли претендовать на это место), за редким исключением, были по возрасту сравнимы с теми же Новожиловым или Серёгиным. Но, например, достаточно опытные доценты Клебанов или Грицай и не помышляли о таком вроде бы престижном месте, как и несколько моложе их возрасту доценты Валуев и Губенко. Не прельщала их вся эта организационно-методическая работа на кафедре, да ещё когда ты отвечаешь не только за себя самого, но и за весь коллектив кафедры. Были на кафедре ещё и пожилые, предпенсионного возраста, доценты. Но и Семён Иванович Корсаков, и Андрей Петрович Васьков уже ранее эту лямку тянули. Кроме того, Семён Иванович был болен, а вот как раз его заведованием в свою пору были довольны все сотрудники кафедры - он был мягким добрым человеком, умеющим ладить со всеми, с ним ни у кого никогда не возникало поводов для каких-либо раздоров. Но, пару лет назад прямо во время его выступления на общем собрании факультета с ним случился инсульт. Пролежав пару месяцев в больнице, он вышел-таки на работу, но с тех пор стал ходить с палочкой, немного волоча одну ногу, у которой не полностью восстановились нормальные функции. Андрей Петрович второй раз в эту реку входить не собирался, он усиленно занимался договорами, работал при этом с аспирантами и соискателями. Вообще-то, ещё несколько лет назад на кафедре работали очень опытные преподаватели, молодёжь только-только начала несколько разбавлять их ряды. Но, время идёт и вот уже пару лет назад один за другим ушли из жизни такие умудрённые опытом доценты как Арсений Григорьевич Ульев и Семён Калистратович Коновалов, очень многое сделавшие в своё время для реконструкции лабораторной базы кафедры.
   В общем, в итоге основной кандидатурой на заведование кафедрой оставался только доцент Серёгин. А вот он как раз и хотел использовать этот представившийся шанс. Василий Михайлович, наряду с опытом, энергией, талантом к научно-исследовательской работой ещё и обладал довольно выраженными амбициями. Он был из многодетной крестьянской семьи, своим собственным упорством и трудом достигший немалых жизненных высот. Он безбоязненно брался за любое дело, пытался выполнить его как можно лучше, но при этом не забывал и о том, чтобы его старания были замечены и должным образом оценены.
   На этом заседании кафедры присутствовал и декан факультета Степан Иванович. Он то и открыл заседание по очень интересовавшему всех вопросу - а вопрос то был и в самом деле очень жизненным, очень важно работать под руководством толкового и умного руководителя. И у Новожилова, и у Серёгина, как и у всех людей, были свои достоинства и недостатки. Одним руководство Новожилова (особенно в последнее время) уже достаточно надоело, а вот другие пока что не знали, каким же руководителем может оказаться Серёгин. Кто его знает, как оно всё сложится, не променять бы шило на мыло. Сказав несколько вступительных слов и огласив повестку дня, Виноделов обратился к кафедралам:
   -- Так, далее вам предстоит выбрать нового руководителя своей кафедры. Я ещё выясню пару организационных вопросов, а далее собрание уже будет вести избранный вами председатель счётной комиссии по предстоящим выборам. Итак, для выборов заведующего кафедрой заявлены две кандидатуры, это доцент Новожилов Николай Гаврилович и доцент Серёгин Василий Михайлович.
   Новожилов поднял руку и что-то пытался произнести.
   -- Подождите, Николай Гаврилович, -- остановил его декан, -- я ещё не закончил. Я дам вам слово. Другие кандидатуры, кроме названных мной, есть?
   -- Нет, -- услышал он, хотя и не стройный, но единогласный ответ.
   -- Хорошо. Тогда, у кого есть отводы по данным кандидатурам?
   Молчание.
   -- Отводов нет. Прошу официально подтвердить это поднятием руки, -- так же единогласно были подняты руки всех сотрудников кафедры.
   -- Так, далее. У кого-нибудь из кандидатов есть самоотводы?
   -- Есть! -- поднял руку Новожилов. -- Я снимаю свою кандидатуру. Впрочем, я её и не выставлял на повторное заведование кафедры.
   -- Понятно. Мы вас выслушали, Николай Гаврилович и учтём ваше мнение. Другие самоотводы есть? -- и, немного погодя, не услышав ничего, произнёс, -- хорошо. Кто хочет высказаться по этому поводу?
   А далее пошло всё обычным чередом; было несколько высказываний в адрес Новожилова, одно из них с просьбой продолжать руководить кафедрой. После окончательного отказа Николая Гавриловича была избрана счётная комиссия, её председатель, а затем в списки для тайного голосования была внесена только одна кандидатура - Серёгин Василий Михайлович. Были и выступления, в основном в пользу этого претендента на место заведующего кафедрой. В итоге, спустя некоторое время (хотя и довольно продолжительное), определился новый заведующий кафедрой в лице доцента Серёгина, который был избран подавляющим большинством присутствующих на заседании, при двух воздержавшихся. Далее начиналась как бы новая жизнь сотрудников кафедры "Теплотехники и газоснабжения". Как бы, потому что все прекрасно понимали, что особых изменений в их жизнь это сегодняшнее событие вряд ли привнесёт, кардинальных изменений быть не может. Но, тем не менее, всем было интересно, как будет мести новая метла. Вот только сейчас никто не догадывался о том, что столь длительно управлять кафедрой, как это предстоит новоиспечённому заведующему, до этого не приходилось никому. Вот такова она реальная жизнь!
   В итоге первое полугодие нового календарного года на фоне становления нового государства ознаменовалось некими новшествами в личной жизни как Анатолия Грицая, так и его приятеля Алексея Познякова.
  
  

ГЛАВА 5

Новая "старая" задача

  
   Закончился текущий учебный год для Алексея на вполне мажорной ноте - за прошедшие календарные полгода он полностью втянулся в не такую уж новую для себя работу и практически полностью ознакомился со всем коллективом института. Конечно, лично не с каждым преподавателем или сотрудником, но основные руководящие кадры деканатов и кафедр, а также ведущие преподаватели той или иной кафедры ему уже были знакомы. С сотрудниками (кроме отдела кадров, планово-экономического отдела и бухгалтерии) он знаком был меньше. Да и было таковых не так уж мало - пока ещё (на фоне постепенного развала научных институтов) пока ещё довольно успешно работал научно-исследовательский сектор (НИС) института, специализированное проектно-конструкторское бюро (СПКБ), различные научно-исследовательские лаборатории и бюро на базе лабораторий ведущих кафедр со своими научными школами. Кроме того, немало было ещё и других служб института - больших (АХЧ, библиотеки) и малых, с которыми Познякову очень редко (а часто и вообще только понаслышке) по своему роду деятельности приходилось сталкиваться.
   Правда, была в институте и одна кафедра, в деятельность которой ему тоже не доводилось вмешиваться, хотя работа той как раз ему была как бы больше знакома. И таковой кафедрой являлась военная кафедра. На старших курсах из мужской половины студентов стационара готовили офицеров-артиллеристов. Военная кафедра сама составляла расписания занятий (в выделенные им дни), включая и период сессий, сама следила за состоянием учебных аудиторий (не забывая о ремонтах), сама вела свою кадровую политику. В течение семестров занятия проходили в стенах отдельно стоящего трёхэтажного корпуса с небольшим двориком, ограждённых по периметру высоким забором из бетонных плит, куда доступ большинству сотрудников института был ограничен. Летом же четвёртый курс сильной половины студентов ещё выезжал в лагеря, где завершал свою подготовку по военному делу. На военной кафедре был свой начальник учебной части, начальники циклов и свои военные преподаватели. Руководил кафедрой подполковник Коршунов Филипп Михайлович. Ранее Алексей с ним знаком не был, но неожиданно как-то встретился в стенах института со своим сослуживцем майором Птушко Николаем Александровичем. Позняков знал, что тот 2 года тому назад ушёл из училища, но служил ли он или работал где-нибудь, доселе ему было неизвестно. Оказывается, тот работал старшим преподавателем на военной кафедре в институте. Они с радостью побеседовали друг с другом и обменялись своими нехитрыми новостями. После разговора с сослуживцем Алексей даже подумал о том, почему он раньше не додумался выяснить возможность службы на военной кафедре одного из институтов. Впрочем, его сейчас вполне устраивала нынешняя работа. К тому же военная кафедра в их институте сейчас практически доживала свои последние деньки - после создания нового независимого государства Украина, последующей за этим декларацией о безъядерном статусе страны и политикой неприсоединения к различным военным блокам большого количества военных специалистов уже не требовалось.
   Постановление о безъядерном статусе Украины было принято Верховной Радой ещё 24 октября 1991-го года, а 14 января 1992-го года подписано трёхстороннее соглашение в составе России, Соединённых Штатов и Украины. Согласно ему все атомные заряды в Украине должны будут демонтированы и вывезены в Россию, стратегические бомбардировщики и шахты для запуска ракет уничтожены. При этом всё это должно будет делаться на деньги США. Взамен же такого разоружения Украины Соединённые Штаты и Россия дают гарантии независимости и территориальной целостности Украины. Началась же эта эпопея ещё год назад, когда всего за 3 недели до путча первый (и последний) президент Советского Союза Михаил Горбачёв подписал с президентом США Джорджем Бушем-старшим договор CHB-1 (START 1) об ограничении стратегических наступательных вооружений. При этом Лиссабонский протокол предусматривал сокращение количества ядерных боезарядов на 42 % и средств их доставки на 36 %. Далее результатом первого визита президента Леонида Кравчука в Вашингтон в мае 1992-го года стало заявление Президента Украины не только о полном отказе от спецзарядов, но и о ликвидации средств их доставки - стратегических и тактических наступательных вооружений. Немногим позже, в июле 1996-го года согласно договору CHB-1 территорию Украины покинет последняя ядерная боеголовка. В итоге третий по величине ядерный потенциал в мире официально перестанет существовать.
   Но сейчас и руководство института в целом и, тем более, учебный отдел эта "уединённая" кафедра привлекала мало внимания, хватало и других забот, а с ними и новой головной боли. И особенно явственно эта боль начала ощущаться перед началом нового учебного года. Как показал новый летний набор студентов (да и в последние годы это замечалось), желающих абитуриентов поступать на строительные специальности стало значительно меньше, уменьшился конкурс, а с ним снизилось и качество подготовки бывших школьников - на первый курс попадали отнюдь не самые сильные ученики. Стоило задуматься о том, что сулят институту в плане набора студентов последующие годы.

* * *

   Учебный отдел напрямую не связан был с вопросами приёма новых студентов, а потому Познякова пока что думы о снижении конкурса абитуриентов не занимали. Но с недавнего времени у него появился новый, занимающий его мысли вопрос. Он напрямую не касался работы в институте, но даже косвенные его точки соприкосновения с деятельностью Алексея в институте сулили ему немалые выгоды. А возник этот вопрос довольно неожиданно для самого Познякова. Дело было так: в апреле текущего года на заседании кафедры физики и электротехники рассматривался вопрос о научной деятельности кафедры. Но, как оказалось, он касался не только аспектов выполнения хоздоговоров и планов подписания новых, которые в последнее время приходилось искать, как говорится днём с огнём. Да, этот вопрос на заседании кафедры занял много времени, поскольку нужно было отчитываться перед руководством института за научные разработки в уходящем учебном году. Но у каждого преподавателя имелся ещё и такой документ как "Индивидуальный рабочий план преподавателя", который, как известно, является основным документом, конкретизирующим все виды работ и их объём на данный учебный год и, по существу, детализирующим на этот период условия трудового договора. При этом план годовой учебной нагрузки преподавателя утверждался не позднее 1 июля текущего года, то есть предшествующего планируемому. Заполнил в своё время (на полугодие) такой документ и новый сотрудник кафедры Алексей Позняков. Не играло никакой роли то обстоятельство, что он работал на кафедре совместителем, он числился полноценным членом кафедры. И вот в этом личном творческом плане отражался и вопрос роста того или иного преподавателя. А рост у преподавателей ВУЗов заключался в основном в подготовке и защите диссертаций, получении научных степеней и учёных званий. И эту графу Алексей при разработке своего плана обошёл стороной. Но в конце заседания кафедры заведующий поднял именно вопрос о том, как у некоторых преподавателей выполняется именно этот пункт - что сделано с начала учебного года, на каком этапе сейчас находится готовящаяся диссертация (чаще кандидатская), какие есть проблемы и, главное, когда планируется дата защиты диссертации. Пусть даже пока что дата не самой защиты, а хотя бы представления в соответствующий Учёный совет отпечатанного экземпляра диссертации, пускай даже в первом её чтении. И вот здесь Анатолий Васильевич обратился к Познякову:
   -- Алексей Николаевич, у вас в личном творческом плане по этому пункту ничего не указано. Я в январе подписал ваш индивидуальный рабочий план и сознательно при этом ничего вам по этому поводу не сказал. Оно и понятно, человек должен немного освоиться на кафедре. Но вы уже хорошо освоились, кроме того, у вас большой педагогический опыт. Почему бы вам не обратить внимания и на этот вопрос. Я не верю в то, что вы над этим никогда не задумывались - у любого человека должны быть какие-то свои амбиции, к тому же, это ведь и существенная прибавка к жалованию.
   Алексей не успел ответить, как раздалась реплика доцента Константина Григорьевича Митченка, который порой любил пошутить:
   -- А зачем ему добавка к зарплате, у него и так есть хорошая добавка - военная пенсия.
   -- Так, Константин Григорьевич, давай без шуток. Кроме денежной стороны есть ведь ещё и моральный аспект, престиж, в конце концов. Или вас не интересуют такие вещи, как степень и звание? -- обернулся зав. кафедры уже в сторону Познякова. -- Мне лично в это что-то не верится.
   -- Ну, почему не интересуют. Интересуют, конечно. Я в училище в своё время работал над диссертацией.
   -- Прекрасно! А в своё время - это когда, давно это было?
   -- Ну, в последний раз года, наверное, полтора-два, а то и более.
   -- И что же, успешно продвигалась работа?
   -- Сначала успешно.
   -- Г-м, сначала, а потом?
   -- А потом я её также успешно забросил.
   -- Почему?
   -- Да не до того было - у меня по горло было работы в учебной части, и занятия проводить нужно было. Времени просто не хватало.
   -- А на какой стадии она у вас была?
   -- Практически многие исследования были проведены. Наверное, ещё с полгода нужно было поработать, повторить некоторые эксперименты, после чего можно было обобщать результаты и, собственно говоря, писать, или набирать текст диссертации.
   -- Но это же хорошо! Значит, она у вас на 3/4 готова, ну, пусть даже не на 3/4, а на 2/3 - но и это не мало. Так почему бы вам её не завершить?
   -- А вы думаете, что сейчас у меня времени больше? Да ещё на новом месте. К тому же, нет лабораторной установки. Всё как бы по-новой начинать.
   -- А вот здесь вы не правы. У нас хорошая лабораторная база, создать для вас установку по прообразу вашей в училище, я думаю, особого труда не составит. Поможем. Вы же знакомы уже с нашей лабораторной базой.
   -- Да, конечно. И я согласен с тем, что она у вас, точнее уже у нас, очень хорошая. Намного лучше, нежели в училище. Но время...
   -- Я думаю, что и время вы выкроете. Если вам нужно повторить только некоторые опыты, то постепенно всё сделаете. А уж потом обобщать результаты и писать саму диссертацию в основном будете дома. Дома у вас компьютер есть?
   -- Нет.
   -- А дети у вас наверняка имеются?
   -- Конечно, есть, -- улыбнулся Позняков. -- Как и в большинстве нормальных советских семей.
   У Алексея, в отличие от его друга Анатолия, было двое детей - сын Юрий и дочь Наталья. Сын к этому времени уже учился в Киеве в институте народного хозяйства на организатора производства, или как сейчас уже говорили - на менеджера. Наташа же жила с родителями, учась в школе.
   -- И сколько их у вас? Многодетный вы отец? -- улыбнулся и Анатолий Васильевич.
   -- Нет, не многодетный. Детей двое - сын и дочь.
   -- Вот. Не знаю как дочери, а вот сыну компьютер, наверное, не помешал бы.
   -- Нет, как раз сыну он не нужен. Хотя, не знаю, может быть и нужен, но сын сейчас учится в институте в Киеве.
   -- А дочь маленькая?
   -- Нет, уже почти взрослая, заканчивает 10-й класс. Но в школах пока что до персональных компьютеров ещё не доросли. Вы же знаете, что и ВУЗы-то пока что не очень богаты на эту технику.
   -- Да, пока что школы слабо оборудованы компьютерной техникой, а вот в институтах этот процесс идёт побыстрее. Но скоро всё наверняка существенно изменится, и, возможно, в школах через некоторое время ученикам даже будут настоятельно рекомендовать иметь и дома персональный компьютер. А дочери-школьнице он не помешает.
   -- Да она к тому времени давно уже школу закончит.
   -- А в институте он ей не нужен будет? Или семейные планы не предвидят учёбу дочери в институте?
   -- Почему, конечно же, предвидят, собирается она учиться в институте, если поступит, конечно.
   -- Поступит. Я думаю, что у вас дочь не глупее своего брата. А во время учёбы в институте он ей уже точно не помешает. Или вы так не считаете?
   -- Да, наверное, он бы ей не помешал в институте. Семейный персональный компьютер, в принципе, не помешал бы и мне самому. Но я на компьютере, честно говоря, мало пока что работал. Да ещё сейчас каждый год модели меняются. Я не особенно и в программах разбираюсь.
   -- Всё это наживное. Вы же не программистом собираетесь становиться, достаточно будет вам знать какую-нибудь одну программу для работы. Вы ведь будете использовать компьютер в основном, на первых порах понятно, как обычную пишущую машинку. А формулы постепенно научитесь вставлять. Можно даже вписывать их в диссертацию от руки. Пока что это не запрещается, хотя лет через пять, наверное, требования ужесточатся. Поэтому нужно спешить. Если печатать 5 экземпляров диссертации на пишущей машинке, а потом исправлять текст, ошибки неизбежны, - это такой утомительный труд... А на компьютере набрав текст, его можно на экране монитора проверить и исправить. Да что я вам всё это рассказываю, вы сами, наверное, это знаете.
   -- Знаю, да только дороговато домой компьютер покупать. У меня его пока что даже в учебном отделе нет, а что уж говорить за дом. К тому же, мало у кого дома в настоящее время есть персональный компьютер. Не привыкли ещё люди к ним, и обращаться с ними не умеют. В общем, наверное, это пока что считается, так я понимаю, необоснованной роскошью.
   -- Это вам-то дороговато? Я не привык считать чужие деньги, но вы вспомните реплику уважаемого Константина Григорьевича. В институте у вас полторы ставки, если не две, - с доплатой, - да ещё пенсия. Да и не роскошь уже компьютер. Автомобили тоже когда-то считались роскошью, но сейчас их имеет, наверное, каждый второй. А машина-то стоит гораздо более компьютера. Личный автомобиль у вас имеется?
   -- Имеется, -- улыбнулся Алексей. -- Ладно, я подумаю над этим вопросом. Тем более что ещё, по крайней мере, с годик-полтора он мне не нужен будет, а дочь тоже пока что подождёт. Ну и умеете же вы, Анатолий Васильевич, уговаривать человека, -- снова улыбнулся Алексей и покачал головой.
   -- Это почему компьютер вам так долго не нужен будет? Вступление, литературный обзор, описание экспериментальной базы, методики проведения исследований и обработки результатов, да и начальные главы можно и сейчас набирать. Ну, хорошо, над этим вопросом вы думайте, я не имею права на вас нажимать. А вот что касается работы над диссертацией - то имею, как заведующий кафедрой, полное право нажать на вас. Учтите, что при составлении личного творческого плана на новый учебный год пункт работы над диссертацией и сроки её защиты должны будут у вас обязательно отражены. В начале лета, когда буду подписывать индивидуальные рабочие планы, я без этого ваш индивидуальный план не подпишу - со всеми вытекающими последствиями.
   -- Я понял. Да я в принципе и не против того, чтобы закончить работу над диссертацией.
   -- Вот и хорошо. Когда будем планировать защиту диссертации?
   -- Ну, не на следующий же год.
   -- Это понятно. Но и расслабляться я вам не дам. Так, давайте предварительно наметим защиту на 1994-й год.
   -- Да вы что! В будущем учебном году останется всего 4 месяца до конца календарного года, этого времени хватит разве что на изготовление лабораторной установки. Таким образом, получается всего год для работы и написания. Это же абсолютно не реально!
   -- Во-первых, не год, а два - я же не настаиваю, чтобы вы записали датой защиты январь 1994-го года, это может быть и декабрь, ну, пусть ноябрь. А, во-вторых, к лабораторной установке вы можете приступать хоть с завтрашнего дня. Почему нужно обязательно до осени тянуть?
   -- Хорошо, пусть в этом вы и правы. Но всё равно времени мало.
   -- Так, я, всё же, буду настаивать, чтобы вы записали датой защиты именно 1994-й год. Но реально будем считать, что у вас ещё годик запаса есть. Крайний срок - 1995-й год.
   -- Зачем тогда писать в плане 1994-й? Чтобы на меня постоянно давили?
   -- Именно. Скорее, не для того, чтобы на вас давили, а подгоняли, чтобы вы не расслаблялись.
   -- Но не выполнение плана в 94-м году чревато неприятностями.
   -- Ничего подобного. Это по другим пунктам чревато, а к этому пункту все относятся с пониманием. В руководстве института все готовили и защищали диссертации, - и кандидатские, и докторские, - и понимают, что этот пункт не всегда так просто выполнить. Не всегда даже он зависит от желания самого аспиранта или соискателя. Так что продление таковой даты на год всегда проходит спокойно. Но это там, в верхах, а здесь я с вас слезать не буду.
   -- Вот уж спасибо!
   -- Спасибо вы скажете, и уже без сарказма, когда защититесь. Ведь мы вам на кафедре помогать будем. У нас, как вы, наверное, заметили, коллектив неплохой. Так что поддержку вы будете иметь.
   -- Алексей, -- услышал Позняков голос того же Шебурина, -- заведующий кафедрой прав. Ты не пугайся, давай, начинай заканчивать свою диссертацию. Мы тебе действительно поможем. -- Константин Григорьевич был хорошим, добрым и весёлым человеком, с которым Алексей наиболее и сдружился на кафедре.
   -- Да, -- улыбнулся Галкин, -- ну и выражение у тебя получилось, Коля, - давай, начинай заканчивать. Но, в принципе, верно. Вот что, -- это уже обращение к Познякову, -- в ближайшее время приносите мне материалы вашей диссертации. Я их посмотрю, может быть, что-то и подскажу, да ещё нужно будет решить вопрос о научном руководителе. К лету этот вопрос необходимо решить. В плане у вас такое лицо не обязательно должно быть прописано, но для подачи проректору по научной части, а это обязательный шаг, всё должно быть окончательно решено. А это не всегда так уж просто. Позже будем решать вопрос и об Учёном совете, на котором запланируем защиту. Связи у меня с коллегами из Учёных советов имеются.
   Поддержали заведующего кафедрой и Константина также другие преподаватели кафедры. В итоге неожиданный для Познякова, неизвестно как для его коллег, важный вопрос был решён. Точнее, он был не решён, а только было запланировано его решение. И вот с этого времени у Алексея и появилась новая головная боль. Конечно, летом личный творческий план был соответствующим образом им составлен и подписан Галкиным. К началу нового учебного года была почти уже и изготовлена лабораторная установка, осталось доработать некоторые её элементы. Предварительно решил Анатолий Васильевич, как обещал, и вопрос о научном руководителе соискателя Алексея Николаевича Познякова. Были намётки и на Учёный совет по защите, скорее всего в Киеве, но это был вопрос ещё нескорого будущего, да и во многом не зависимого от Алексея. Сейчас же нужно было засучивать рукава именно ему самому. И где-то с конца октября, без раскачки, конечно, не обошлось, Позняков вплотную занялся научными исследованиями по теме своей диссертации. Для этого ему приходилось использовать время уже после 17 часов, хотя нередко, когда не было большой запарки в учебном отделе, он, предупредив проректора Тимофея Алексеевича Белошапку (или точнее, согласовав с ним этот вопрос), на час-другой отлучался с основной работы и проводил время в лаборатории кафедры физики и электротехники.
  
  

ГЛАВА 6

Дела текущие и не только

  
   До начала работы над диссертацией, ещё в средине лета Позняков ушёл в отпуск за этот календарный год. Хотя он и проработал до того всего полгода, но позже идти ему в отпуск было нецелесообразно - летом, после окончания сессии, защиты дипломных проектов выпускниками и различного рода практик студентов особой работы в отделе не было (разве что в диспетчерской над составлением расписания на новый учебный год), а вот осенью и в отделе работа будет, да и на кафедре занятия нужно будет проводить. Вышел на работу Алексей в конце второй декады августа и сразу окунулся с головой в работу по подготовке к новому учебному году. Это он, конечно, и предвидел, ему не в новинку было такое положение дел в августе. Однако одна часть подготовки к учебному году оказалась для него абсолютно непредвиденной. Буквально через пару дней после выхода из отпуска его вызвал Белошапка. После разных текущих вопросов он сообщил Познякову о новом задании:
   -- Так, Алексей Николаевич, сейчас на повестке дня, помимо всех этих мелких текущих дел, есть более глобальная и важная задача.
   -- Какая?
   -- Приступайте к подготовке доклада ректора.
   -- Какого ещё доклада?
   -- На пятницу, 28 августа запланировано собрание трудового коллектива. Оно проходит ежегодно. На него выносится всего один вопрос: отчёт за прошедший год и задачи на новый учебный год. И с докладом по повестке дня выступает именно ректор.
   -- Так, это понятно. Но почему доклад ректору должен готовить именно я?
   -- Не именно вы, а учебный отдел. Но кто в учебном отделе будет его писать - не Кривошея же или Богатырёва, -- рядовые инспекторы учебного отдела. -- Кому же его писать, как не начальнику учебного отдела?
   -- Согласен, это тоже понятно. Тогда откорректирую свой вопрос - почему доклад ректору должен готовить именно учебный отдел?
   -- А кто его должен готовить?
   -- Ну, не знаю - сам ректор, или кто-то ему должен помочь.
   -- Вот, вы сами сказали, что ему кто-то должен помочь. Но кто именно? Где находится вся информация об итогах сессий, особенно летней, защите дипломных проектов и прочие данные?
   -- В учебном отделе, но и в деканатах тоже.
   -- И что, ректору опрашивать деканаты?
   -- Так, понятно. С этим я согласен. Итоги действительно нужно давать ректору мне самому. Но задачи на новый учебный год - как я их могу знать, точнее, как я могу знать, что планирует ректор?
   -- Давайте вместе думать. Мы с вами присутствовали на всех заседаниях Совета института и ректоратах. На каждом таком совещании ректор что-нибудь да говорил о задачах на дальнейшее. Пусть это были крохи, но если их объединить, то получится довольно большая горка. Нужно поднять стенограммы заседаний Совета и ректората, и по ним написать часть доклада по задачам.
   -- Да, кропотливая работа.
   -- Непростая работа, но не вы же её сами будете делать. Пусть стенограммы анализируют ваши сотрудники и отмечают ту часть, которая касается именно задач. А вы их обобщите.
   -- Да, это ясно. Но я, в принципе, никогда не писал кому-нибудь доклады, самому себе - это другое дело. Я-то знаю, о чём я собираюсь говорить, а вот ректор...
   -- Ничего страшного. У вас в отделе хранятся подшитые и переплетённые доклады ректора за каждый предыдущий год. Возьмите, к примеру, доклады за пару предыдущих лет и по этому прообразу напишите доклад сегодняшний.
   -- Хорошо, а если ректору нужно будет внести что-то своё, изменить, добавить, в общем, если доклад ему не понравится и он захочет его откорректировать.
   -- А вот для этого и нужно как можно быстрее написать доклад. Дня за три-четыре до собрания Константин Григорьевич его просмотрит и внесёт свои изменения, в том числе и по задачам. Тогда за пару дней доклад нужно будет исправить. Всё ясно?
   -- Так точно, задача ясна, -- уже по-военному отрапортовал Позняков. -- Разрешите выполнять?
   -- Выполняйте, -- улыбнулся Тимофей Алексеевич. -- Не тянитесь в струнку, у нас не военное заведение.
   -- М-да, непростое дело, но его, понятно, нужно сделать побыстрее. Сейчас же поставлю задачу сотрудникам отдела, да и сам засяду за доклад. Его ведь ещё печатать нужно будет.
   -- Вот именно. Так что, на раскачку времени нет. Вперёд!
   Задача, хотя и не такая простая, была в итоге выполнена. В назначенное ректором время отпечатанный доклад лежал у него на столе. На следующий же день Константин Григорьевич вызвал к себе проректора по учебной работе и начальника учебного отдела. Конечно же, речь пошла о подготовленном ими докладе. Ректор сообщил, что в целом доклад написан нормально, указал некоторые свои замечания и дополнения. Те были на удивление не такими уж значительными, как того побаивался Позняков, а потому исправить всё было недолго. После заверения с его стороны о том, что завтра всё будет исправлено, ректор немного посидел молча, а потом спросил обоих посетителей, хотя больше он, наверное, обращался к Белошапке:
   -- В докладе отмечены итоги приёма. А вы обратили внимание на то, что в этом году конкурс несколько снизился в сравнении с предыдущим годом? Да и вообще в последние годы наметилась такая тенденция.
   -- Да, мы это заметили, -- ответил проректор.
   -- И какие ваши мысли по поводу будущего нового набора? Как привлечь в наш институт побольше абитуриентов?
   -- Ну, в первую очередь усилить профориентационную работу.
   -- Это понятно, -- махнул рукой ректор. -- Но не будем же мы в каждую школу области ездить. А в городе большинство школ, если не все, нами охвачены. Но всё равно конкурс снижается. И что делать?
   -- А что здесь можно сделать? -- покачал головой Тимофей Алексеевич. -- Надоели школьникам уже профессии строителей.
   -- Вот, в этом-то и загвоздка! А как вы смотрите на то, чтобы ввести новые, не строительные специальности.
   -- Да мы..., -- начал Белошапка, но ректор его перебил:
   -- Погоди, Тимофей Алексеевич. Ты сам строитель до глубины костей. А мне вот хочется послушать мнение не строителя. Алексей Николаевич, что ты думаешь по этому поводу?
   -- Я думаю, что неплохо, конечно, было бы ввести в институте более модные, так сказать, профессии - экономистов, юристов или тех же механиков.
   -- Так, и как это сделать?
   -- Да вот в этом-то как раз и проблема. Институт-то строительный, как в него машиностроительные, гуманитарные или экономические профессии введёшь? Не реально.
   -- Думаешь, не реально? Но почему? Мы же ввели специальность по строительным машинам. -- В институте и в самом всего пару лет назад была введена специальность "Строительные машины и оборудование". Была реорганизована и кафедра с таким же названием. Кстати, как раз в этом новом учебном году от строительного факультета "отпочкуется" часть кафедр и будет создан новый электромеханический факультет, и уже именно он в 1994-м году будет проводить первый выпуск студентов по специальности строительных машин.
   -- Ну, строительные машины - это, всё же, стыкуется со строительством. Подъёмные краны, бульдозеры, прочие машины и оборудование обязательно присутствуют на стройках. Это даже я, не строитель, понимаю. Поэтому студенты и должны знать о них не понаслышке. Даже экономические специальности, наверное, каким-то образом можно привязать к строительным профессиям. А вот чисто машиностроительные специальности... Я имел в виду, что не реально в том плане, что в строительном институте министерство точно не позволит вводить подобные специальности. Нужно менять статус института, не может же он быть одновремённо и строительным, и машиностроительным.
   -- Верно, не может. А какой тогда должен быть статус подобного учебного заведения?
   -- Ну, скорее всего, статус университета. Но разве это возможно?
   -- А почему нет? Почему мы не можем изменить статус института на университет и ввести новые специальности?
   -- Константин Григорьевич, -- вставил своё слово Белошапка, -- но это же такой объём подготовительной, организационной работы. Да и пойдёт ли на это министерство? С чего бы это ему давать разрешение на смену статуса нашего института? В этом вопросе без личного знакомства с кем-нибудь из руководства министерства не обойтись.
   -- И, всё же, я думаю, что это не обязательно. Время сейчас такое - время перемен. Хотя, конечно, нужно налаживать контакты с сотрудниками министерства. Но, главное, это наши аргументации.
   -- Не только, -- вновь оппонировал ему Тимофей Алексеевич. -- Это и материальная база, и учебные помещения, и кадры. У нас же в институте в основном все преподаватели - специалисты в области строительства.
   -- Вот именно - в основном. Но ведь и не все же. К тому же, можно пригласить специалистов с производств. Они, я думаю, с удовольствием к нам пойдут. Время ведь ещё и такое, что многие производства просто простаивают.
   -- Всё это так, но это же такая глыба работы!
   -- Да, работы много, но, волков бояться - в лес не ходить. Да и не одного дня или недели это дело. Тимофей Алексеевич, а когда это советский человек боялся трудностей?
   -- Ну, мы уже не советские люди, а украинские, -- усмехнулся Белошапка.
   -- Неправда! Так быстро мы измениться не могли. Вывеска у нас новая, а вот суть-то осталась прежней.
   -- Вы что, хотите, чтобы мы внесли в доклад такую задачу, стоящую перед институтом?
   Ректор немного подумал, а потом ответил:
   -- Нет, не нужно. Я не знаю, не решил ещё, может быть, я что-то и упомяну сам по ходу доклада в этом плане. Но, пока что вскользь. Не нужно преждевременно будоражить коллектив. Но вот нам самим, руководству института, деканатам, да и заведующим некоторыми кафедрами стоит задуматься над этим вопросом.
   Так впервые, пока что в очень узком кругу, был затронут вопрос о возможном изменении статуса их учебного заведения. А он был и важным, и своевременным. Анализ набора ВУЗов Украины показал, что сейчас приоритетом абитуриентов становятся (впрочем, и ранее тоже) больше специальности машиностроительного профиля, гуманитарных специальностей, а в последнее время ещё и экономического и юридического направления. Кроме того, в погоне за "модными специальностями" абитуриенты нередко уезжали попытать счастье в странах бывшего СССР, чаще всего, конечно, в России. Благо это не запрещалось, свежа была память о Советском Союзе, да и ничего пока что на ниве высшего образования в странах СНГ не изменилось. Да, это не явилось для руководства института большим открытием - действительно, в последние годы конкурс на строительные специальности снизился, а потому весной и в начале лета каждого года преподавателями института велась усиленная профориентационная работа в школах области. Но одной такой работой исправить ситуацию было сложно, а добавлять новые специальности в условиях положений о ВУЗах и о высшем образовании в СССР было практически нереально. Правда, сейчас ситуация (прав был ректор) начала вроде бы меняться кардинальным образом - в независимой Украине было, естественно, создано (преобразовано республиканское) Министерство образования и науки, которое начинало вести политику равномерного внедрения разных специальностей по ВУЗам различных регионов Украины. Ранее наиболее интересующие абитуриентов специальности значились в учебных заведениях крупных городов СССР, в частности в Украине подобные специальности чаще всего припадали на ВУЗы в её столице, да ещё, пожалуй, в таких крупных областных центрах, как Днепропетровск, Харьков, Донецк и Львов. Кроме того, в Украине было значительное количество высших и средних специальных учебных заведений по профилю "Строительство". И сейчас переизбыток таковых специальностей, наряду с "недокомплектацией" других специальностей в регионах начинал сказываться.
   После обретения Украиной независимости Министерство образования и науки (теперь уже не республиканское, а на государственном уровне) возглавил Пётр Таланчук. Сейчас перед ним и министерством в целом стоял вопрос построения и развития системы национального образования во вновь созданном государстве. Общеевропейские и мировые процессы в это время ставили принципиально новые задачи и определяли новые приоритеты, поэтому решение именно этих проблем и явилось прерогативой министерства. Сейчас это ведомство должно было обеспечить реализацию государственной политики в сфере образования, научной, научно-технической, инновационной деятельности.
   Но, пока что те же Белошапка и Позняков отвлеклись от этой темы и продолжили заниматься своей обычной рутинной работой. Хотя, анализируя через пять месяцев итоги зимней сессии, в частности сдачу экзаменов на первом курсе, количество "неудов", пересдач и даже отдельных отчислений из института, и, сравнивая их с предыдущими годами Позняков убедился, что ректор, скорее всего, прав. У их строительного института как такового особые перспективы в будущем вряд ли имеются. Кардинальные изменения просто назревали.

* * *

   Один из понедельников средины ноября начался у Познякова с того, что он, пробыв менее часа в отделе, отправился на заседание ректората. Обычно это мероприятие проводилось каждый понедельник (за редкими исключениями) в 9:00, и собирались на него кроме самого ректора в его кабинете проректоры, начальник учебного отдела, деканы факультетов и некоторые приглашённые заведующие кафедрами. Иногда присутствовали ещё начальник отдела кадров и председатель профсоюзного комитета. Стенографировала (просто делала отдельные записки) личный секретарь-референт ректора Валентина Александровна Краснова, которая пару лет назад ещё работала в парткоме. На этот раз заведующих кафедрами к удивлению Познякова было немало - приёмная ректора оказалась забита людьми. Повестка дня таких заседаний практически не объявлялась, обычно подводились итоги минувшей недели и решались насущные вопросы. В конце беседы ректор мог сказать, что на следующем ректорате заслушаем или, обычно, просто послушаем (именно послушаем - выступления были очень короткими) такого-то заведующего или декана по такому-то вопросу (чаще всего этот вопрос возникал по ходу текущего ректората). Но на прошлом ректорате не было запланировано кого-нибудь слушать сейчас. Это было немного удивительно, наверняка ректор подготовил какой-то сюрприз, правда, заведующие кафедрами, по крайней мере, отдельные из них, должны были знать о том, что готовится. Но расспрашивать каждого было неудобно, да и времени не было - буквально через несколько минут секретарь приёмной ректора пригласила всех заходить в кабинет ректора. На сей раз заседание ректората началось довольно необычно - после короткого отчёта Белошапки о состоянии дел (ректораты всегда начинались с вопросов учебного процесса, часто докладывал и Позняков) деканов не заслушивали, а сразу перешли к основному, как оказалось, вопросу. И всё стало понятно.
   Ректор на августовском собрании трудового коллектива так и не упомянул о своих планах введения новых специальностей. Видимо, он пока что размышлял, анализировал, прикидывал, взвешивал. Но, как теперь выяснилось, от этой идеи он отнюдь не отказался. А потому второе, на сей раз уже более серьёзное упоминание об этих предполагаемых (и вероятных) новшествах прозвучало из его уст ещё до конца 1992-го года, именно на этом ректорате. Конечно, принятие такого серьёзного решения не могло быть утверждено на ректорате, его нужно было выносить с детальным обсуждением на Совет института. Но ректор был хорошим стратегом, он прекрасно понимал, что вынеси он сразу этот вопрос на Совет, неизвестно как всё повернётся. Нет, его планы, в конце концов, поддержали бы, вряд ли кто-то в этом сомневался, но вот излишних прений было бы предостаточно, да и затянулся бы этот Совет надолго.
   Но к этому заседанию Ректората некоторые из заведующих кафедрами пришли неплохо подготовленными, видимо имели до этого беседу с ректором. Но оно было понятно - в противном случае могло быть не заседание ректората, а подобие некого базара. Кроме того ректор, наряду с заведующими сугубо строительных кафедр, умудрёнными жизнью профессорами, пригласил и заведующих кафедрами не строительного профиля, точнее не так уж тесно стыкующимися со строительством. От этой когорты присутствовал на ректорате и заведующий кафедрой, на которой работал Позняков, кроме того - зав. кафедрой теоретической механики, зав. кафедрой сопротивления материалов, зав. кафедрой высшей математики, зав. кафедрой теплотехники и газоснабжения, зав. кафедрой водных ресурсов и водопользования. Эти заведующие как бы должны были находиться в некой оппозиции к чистым строителям, случись возражения с другой стороны. Но ничего подобного не произошло. В том, что общеобразовательные и специальные кафедры общестроительного направления будут "за" в этом вопросе никто, конечно, не сомневался. Но и чисто строительной направленности кафедры, точнее сейчас их заведующие понимали, что это вынужденная мера, и другого пути у них просто нет. Оставайся институт чисто строительным, это точно приведёт в ближайшее время к сокращению набора, а, значит, и к сокращению штатов, если не переводу института в ранг филиала какого-нибудь более крепкого строительного ВУЗа. Естественно, никому этого не хотелось. Да, их кафедры при введении новых специальностей тоже однозначно резко снизят нагрузку, но зато в этом случае есть шанс читать какие-то отдельные дисциплины (пусть даже в урезанном виде) студентам других направлений. К тому же, не так уж часто попадаются преподаватели хорошо знающий только 2-3 предмета по своей специальности, чаще опытный педагог знает и предметы на стыке своей специальности с другой. А ректор твёрдо заявил, что в случае приобретения их учебным заведением статуса университета все без исключения сотрудники кафедр (даже чисто строительных) будут трудоустроены. А это было немаловажно, потому в стране постепенно начала ощущаться инфляция, всё чаще стали случаться задержки с выплатами зарплат (у них, слава Богу, к этому ещё не дошло). Но слухи о сокращении финансирования, всё же, витали вокруг. Ректор обычно старался не особенно раздавать обещания, но уж если твёрдо что-то пообещал, то слово держал. Кроме того, при введении новых специальностей создастся ряд новых кафедр, возможно Министерство разрешит увеличить общий набор, а это в свою очередь и увеличение финансирования. В последнее, правда, мало верилось, но все понимали, что статус университета значительно расширяет права их учебного заведения. В итоге, обстоятельно поговорив, даже немного поспорив, все пришли к единодушному мнению, что следует предпринять попытку перехода на статус технического университета и ввести новые специальности - это должно резко увеличить заинтересованность выпускников школ к их ВУЗу, повысить конкурс и, как следствие, получить студентов с более высоким уровнем подготовки.
   В заключении ректор сказал:
   -- Я вижу, что все согласны с тем, что нам нужно двигаться в этом направлении. Я не ставлю этот вопрос на голосование, его итоги и так были бы сейчас понятны. Да и не уполномочены мы принимать такое серьёзное решение в столь узком кругу - проголосуем, с обменом мнениями, естественно, за то, чтобы в следующем году, календарном, направить свои усилия по переводу института в ранг технического университета на Совете.
   -- На этом, ноябрьском Совете, КонстантинГригорьевич? -- обеспокоено спросил Белошапка, понимая, что в таком случае придётся переделывать планы, да и на подготовку мало времени.
   -- Нет, не на ноябрьском Совете, а на декабрьском. Нужно хорошо всё взвесить и подготовиться.
   Обычно план тематики Советов института готовился на каждое полугодие заранее (а его тоже в основном с согласованием у ректора готовили Позняков и Белошапка), в плане на каждое совещание закладывалось по 2-3 вопроса с указанием фамилий докладчиков. После этого план тематики Советов, после его тиражирования, раздавался во все подразделения института - ни один вопрос без подготовки на Совете не обсуждался. При этом Позняков как-то не припоминал, чтобы в плане стоял вопрос об изменении статуса ВУЗа. Он уже после окончания ректората у себя в отделе посмотрел план и увидел, что на декабрьский Совет было запланировано только два вопроса, и первый из них звучал так: "О перспективах развития института". Докладчик - К. Г. Оноприенко. Короткая и обтекаемая формулировка. Алексей припомнил, что этот вопрос при подготовке плана как раз и внёс сам ректор, начальник учебного отдела ещё тогда немного удивился, что такой вопрос заслушивается не в конце учебного года или в его начале. Оказывается, ректор тонко и хитро всё спланировал. И сегодняшнее заседание ректората должно явиться как бы неким пробным камнем, преамбулой к декабрьскому Совету. Так оно и получилось.
   Таким вот значимым оказался для всех этот ректорат. Расходились все с него немного озадаченными, но энергичными, долго ещё обмениваясь между собой мнениями.

ГЛАВА 7

Платон мне друг...

   А вот на многих кафедрах никаких заметных перемен вроде бы не предвиделось, Так, к примеру, на кафедре теплотехники и газоснабжения, где работал Анатолий Грицай, ничего нового не происходило, да и все на кафедре прекрасно понимали, что вряд ли институтские нововведения серьёзно затронут их кафедру. Их специальность и так была в разряде престижных, набор первого курса они, хотя и с потугами, но выполнили - набрали две полновесные группы, зимняя сессия никаких изменений в успеваемости в сравнении с предыдущими годами не показала. Правда, последнее было и неудивительно, ведь предметы, которые читала кафедра студентам различных специальностей (а в основном, студентам своей специальности) начинались лишь с третьего курса, так что кафедралам сложно было сейчас знать о качестве подготовки первокурсников. Вот на параллельной кафедре водных ресурсов и водопользования предметы начинали читаться со второго семестра второго курса, да и пару дисциплин там читались почти на всех специальностях. Но сейчас и те не имели представления о первокурсниках своей специальности. Коллеги в этом году тоже со скрипом набрали две группы. Календарный год подходил к концу, а после Нового года уже рукой было подать до первой годовщины правления на кафедре доцента Серёгина. Свои предметы он знал хорошо и читал студентам лекции вполне доходчиво. Да и его дипломники никогда не пасли задних, редко кто из студентов-выпускников, руководителем у которых был заведующий кафедрой, мог защитить дипломный проект на "троечку". И вовсе не потому, что Серёгин отбирал себе сильных студентов. Он в этом вопросе был вполне справедлив, стараясь слабых студентов распределить по ведущим преподавателям, - руководителям проектов, - равномерно, не забывая и себя. Он уделял выпускникам много своего личного времени. Он привык просиживать в институте гораздо дольше, нежели другие. Скорее всего, это осталось у него в привычке со времён руководства крупными научными договорами - их-то ему, в отличие от штатных научных сотрудников договора, приходилось выполнять вне аудиторного времени. Сейчас никаких договоров у него вообще не было - если уж в последние годы в бытность СССР таковые практически не находились, то что уж говорить о новом государстве, которому пока что было не до активизации научных исследований. Дома его тоже мало кто ждал - два года назад он похоронил свою жену Валентину, которая скоропостижно скончалась на фоне онкологического заболевания. Сын Егор, сейчас учился в Киевском политехническом институте. До этого он ранее прослужил (4 года) матросом на дизельной подводной лодке на Черноморском флоте, а потому был парнем вполне самостоятельным и серьёзным. Дома сейчас оставалась лишь младшая дочь Галина, которая оканчивала среднюю школу. Она после смерти мамы как-то враз повзрослела - теперь именно на её плечи легли все домашние хлопоты и забота об отце. Правда, в последнее время Василий Михайлович начал подыскивать себе новую спутницу жизни, недоставало ему женского тепла.
   На кафедре за это время никаких серьёзных изменений не произошло, да и какие могли быть изменения в сложившемся годами коллективе. Правда, как постепенно отметили старожилы кафедры, да и те, кто проработал всего пару лет, одно новшество в руководстве кафедры, всё же, было. Его-то и нельзя было назвать таким уж новшеством, но оно на кафедре практически никем не приветствовалось. Это так называемое новшество касалось заседаний кафедры, а точнее количества их проведения. Обычно в институте заседания других кафедр проходили один, максимум два раза в месяц (когда возникал какой-то неотложный вопрос). Три заседания в месяц на любой кафедре считалось чрезвычайным событием, это были единичные случаи, которые происходили один раз в год, а то и в два года. А вот на кафедре "Теплотехника и газоснабжение" новый руководитель кафедры предпочитал проводить заседания кафедры еженедельно, или почти еженедельно, давая примерно раз в квартал недельную передышку. Конечно, кафедралы роптали, такое новшество не пришлось им по душе. Дело было даже не в том, что приходилось каждый понедельник (установленный на кафедре день проведения заседаний) обязательно (независимо от того, есть у тебя сегодня занятия или нет) в 15:00 находится на кафедре. Обычно в институте проводилось 4 пары - первая начиналась в 8:30, а 4-я заканчивалась в 14:40. Иногда бывали в расписании и пятые пары, которые заканчивались в 16:10, но так уж в последние годы традиционно сложилось, что на эту пятую пару занятий преподавателям их кафедры диспетчеры не ставили (исключение, конечно, составлял период занятий заочников - тогда всем было не до таких тонкостей). Сначала диспетчеры шли на уступки этой кафедре по просьбе заведующих кафедрой (Новожилов не был исключением, хотя заседания кафедры проводил не часто), а в последний год это делалось по просьбе Грицая, который попросил об этом своего друга, а сейчас уже новоиспечённого начальника учебного отдела.
   Так вот, кроме потери личного времени преподавателей кафедры возмущало то, что порой вопросы повестки дня заседания кафедры были как бы высосаны из пальца. Нет, не совсем так, вопросы были как вопросы, но часто очень уж мелочными, которые совершенно не обязательно было выносить на обсуждение, их заведующий кафедрой мог решить и сам - либо же просто своей властью, либо издав соответствующее распоряжение по кафедре. Но сначала этот вопрос, всё же, нужно было решить, хотя бы для себя самого, как заведующего кафедрой. Но вот в этом вопросе Серёгин оказался трусоват - он старался все вопросы, даже самые мелкие, решать коллегиально на заседании кафедры. А были вопросы, которые на голосование вообще не стоило выносить. Например, вопрос о том, кто будет вести профориентационную работу. Ну скажите, пожалуйста, кто добровольно вызовется тянуть эту лямку - бегать ранней весной по школам и упрашивать выпускников поступать в родной для кафедралов институт? А за кафедрой были закреплены не только некоторые школы города, но школы одного из районов. В общем, после многочисленных дискуссий, отказов, препирательств, а порой и откровенной ругани, Серегину Серёгину доводилось ставить предлагаемую ему кандидатуру на голосование. Но разве это было объективное голосование, кто при этом мог голосовать против представленной кандидатуры, кроме, конечно, самого бедного кандидата - все ведь голосовали по принципу лишь бы не меня. Иногда, по другим вопросам, и голосование вообще ни чему не приводило, и тогда Василию Михайловичу приходилось, скрепя сердце, решать этот вопрос в приказном порядке. Но ведь с этого можно было и начинать, а не тянуть (причём безрезультатно) кота за хвост.
   За годы совместной работы по договору (конец 80-х годов) Серёгин очень сдружился со старшим научным сотрудником, а сейчас ассистентом кафедры Константином Никитичем Мельниковым. Тот был одним из тех двух сотрудников, которые в 1990-м году после свёртывания научных договоров (первый квартал года) остался на кафедре. Вторым таким новоиспеченным кафедралом (тоже на должности ассистента) оказался Антон Викторович Цекалин. Оба они окончили заочную аспирантуру и работали над своими кандидатскими диссертациями. Но на этом их сходство и заканчивалось. Антон в 1983-м году окончил родной ему институт по специальности этой же кафедры, и сразу остался работать младшим научным сотрудником по договору - вакантного места ассистента в ту пору на кафедре не было. Он был худеньким, скромным, тихим пареньком, так же тихо и спокойно он и разговаривал. Но институт он закончил довольно успешно и багаж знаний (правда, теоретический) был у него очень даже неплохой. Мельников, пожалуй, был полной противоположностью Цекалину. Институт, причём машиностроительный, он окончил в далёком 1969-м году. Пришёл он на кафедру (точнее на договор кафедры) после профсоюзной работы чуть позже Цекалина - в апреле 1984-го года. По специальности кафедры теоретические знания у него были невелики, но они сполна компенсировались практическими знаниями. За годы, прошедшие после окончания института, он успел поработать на двух заводах, в областном комитете профсоюзов и даже за границей. Был он, в противовес Антону, слегка полноват, в разговорах достаточно шумным, иногда довольно резким (как бы безапелляционным), нередко жестикулировал, что-либо или кому-либо доказывая. Но у него плюсом были очень умелые руки, которые по большей части и переоборудовали лабораторию под хоздоговорные работы. Конечно, под руководством того же Серёгина, но Константин Никитич имел большой опыт конструктора-проектировщика, а потому и разрабатывал установки (в том числе для своей диссертации), и монтировал всё своими руками. Кроме того, он был рассудительным человеком и умел отстаивать свою точку зрения. Присуща ему была и такая черта как основательность, он ничего не делал лишь бы как. Как старший научный сотрудник на договоре он оказался очень полезным человеком.
   С Серёгиным он сдружился ещё, наверное, по причине одинаковой профессиональной направленности. Дело в том, что Василий Михайлович тоже не был строителем, он окончил Харьковский авиационный институт, после чего долгое время работал в одном из научно-исследовательских институтов Киева, где подготовил и защитил кандидатскую диссертацию. Да ещё и жили они по соседству, всего на расстоянии одного коротенького квартала. Дружили они и семьями, часто бывая друг у друга в гостях. Нередко вместе ездили в командировки или на конференции - Киев, Москва, Николаев, Новосибирск. В общем, они оба были, так сказать, одного образа мышления и просты в общении. Да и по возрасту они не так уж разительно отличались. Да, Серёгин был на целых 7 лет старше Мельникова, но в их уже немолодом возрасте эта разница как-то не особо ощущалась. Сдружился Мельников и с Цекалиным, хотя у них как раз всё было различное, да и разница в годах приличная. Но здесь всё произошло, наверное, по принципу притяжения плюса с минусом, кроме того, Константину импонировало спокойствие и рассудительность Антона, его умение прислушиваться (причём без всяких там пререканий) к тому, что ему говорят, чему его учат. А тому понравился богатый практический опыт Мельникова и умение выполнять почти любое дело, будь то работа на токарном станке (хотя тот никогда этому не учился) или на электросварочном аппарате. Антон же был рад тому, что Константин Никитич бескорыстно и без раздражений на неумелость его как подшефного передаёт ему свои практические знания. С Антоном Константин никогда не ссорился, а вот с Василием Михайловичем у него стычки случались.
   Однажды, в начале зимы, во время заседания кафедры Мельников довольно резко оспаривал рекомендации заведующего кафедрой, которые готовились к принятию на кафедре. Ему казалось, что подобные рекомендации точно уж высосаны из пальца и не годятся для принятия - работу кафедры они не улучшат, а только зададут больше хлопот преподавателям. Того же мнения было и большинство сотрудников кафедры, но спорили они с Серёгиным более спокойно, а вот Константин Никитич завёлся вовсю. При этом он, как часто у него получалось в спорах, говорил очень громко, чуть ли не кричал, доказывая неправоту своего друга. В итоге предложение заведующего кафедрой так и не было принято.
   На следующий день у Мельниковаа была третья и четвёртая пары, в институт он не очень торопился - зашёл он в лабораторию, в которой должны были проводиться занятия, примерно в половине двенадцатого. Сейчас, после второй пары, был большой перерыв (не 10-ти, а 30-минутный), третья пара должна была начинаться в 11:50. В самой аудитории никого не было, но, подходя к, так называемой, препараторской, он услышал голоса. Он прислушался - часть преподавателей кафедры, вместе с заведующим обсуждали вчерашнее заседание. Тот же Серёгин с обидой что-то доказывал Грицаю - тот был более спокойного характера, нежели Мельников, но в одном они были похожи - оба открыто резали правду-матку невзирая на ранги. И видно было, что Анатолию Васильевичу удалось переубедить заведующего кафедрой, потому что Серёгин как-то тихо и даже вроде бы слегка виновато сказал:
   -- Ну, ладно, пусть это всё так. Но чего Мельников вчера так завёлся? Да ещё не просто завёлся, а орал на меня.
   -- Да не орал он на вас, просто у него такая громкая манера разговаривать, особенно что-либо доказывая.
   -- Всё равно, некрасиво с его стороны. Тем более что мы друзья.
   По дороге в институт Константин и сам размышлял о том, что вчера немного некрасиво получилось, а потому твёрдо решил извиниться перед Василием Михайловичем. Поэтому он не стал слушать продолжение беседы, а сразу вошёл в препараторскую, поздоровался со всеми, и, ещё не снимая пальто, обратился к Серёгину:
   -- Василий Михайлович, я вчера довольно резко с вами разговаривал, просто у меня преобладали эмоции. Но я понимаю, что это меня не оправдывает, поэтому я хочу в присутствии всех извиниться перед вами за свою грубость. Но только я извиняюсь за свой тон, но никак не за свои доводы. Я остаюсь при том же мнении, что и вчера. Так что не держите на меня зла.
   -- Ладно, -- нехотя буркнул Серёгин, и тема была исчерпана.
   Его бурчание, конечно, относилось к тому, что Мельников так и не принял его сторону, но видно было, что его самолюбию льстят извинения коллеги и друга. Это хорошо поняли и другие кафедралы, извинения Константина резко выделялись на фоне того факта, что сам Серёгин никогда ни перед кем не извинялся. Человек не может быть всегда прав, промашки, ошибки или просто не совсем верные суждения по тому или иному поводу случаются у каждого. Но Василий Михайлович либо считал, что он во всём прав, либо свою неправоту признавал обычно именно такими словами: "Ладно, пусть будет так". И всё. По крайней мере, Мельников за вот уже 8,5 лет совместной работы с ним ни разу не слышал, чтобы Серёгин перед кем-нибудь извинялся. Возможно, перед особами выше его рангом такое и случалось, но никак не перед равными себе или подчинёнными. Он, вероятно, считал это ниже своего достоинства. Ну, да Бог с ним, у каждого есть какие-нибудь недостатки, поэтому и такую черту характера Василия Михайловича можно считать не таким уж большим злом, но, всё же, неприятно это.
   После занятий Мельников столкнулся с Серёгиным на выходе из института. Поскольку жили они рядом (правда, от института не так уж и близко), то они вместе направились домой. Вражды к своему другу Мельников не чувствовал, наверное, такое же отношение было и у его коллеги, хотя чувствовалось, что, всё же, Василий Михайлович немного обижен на друга. Но делить им было нечего, поэтому общались они сейчас на разные мелкие темы вполне нормально. Но то, что у заведующего кафедрой в голове всё время вертится вчерашнее заседание кафедры, ощущалось, и доказательством этому стало его очередное обращение к Константину:
   -- Слушай, Мельников, а всё-таки ты меня вчера здорово подвёл.
   Ещё одна интересная черта характера Серёгина. Он обращался к Мельникову преимущественно по фамилии, как впрочем, и ко многим другим сотрудникам кафедры, реже - просто по отчеству: "Привет, Никитич!", "Что ты думаешь по этому поводу, Дмитрич?", "Александрович, нужно подготовить лабораторную установку" и т. д. Иногда, правда, обращался и по имени, отчеству, но уж совсем редко только по имени. Да, такое обращение к коллегам, в принципе, допустимо, но такое его обращение к друзьям!? Мельников уже и запамятовал, когда же в последний раз Василий Михайлович обращался к нему просто Константин или Костя. К тому же Серёгин общался с Мельниковым только на "ты", а тот с ним - всегда только на "вы". В принципе, на первый взгляд это всё объяснимо - всё-таки Василий Михайлович начальник над Константином Никитичем, да ещё тот на 7 лет младше. Но какие же это друзья (!), если один человек называет другого на "вы", а тот его в ответ - на "ты". Да и в дальнейшем, за всё время их, так называемой дружбы, от Серёгина никогда не поступало предложений общаться на "ты".
   -- И чем же я вас подвёл, Василий Михайлович? -- спросил Мельников, прекрасно понимая, куда тот клонит.
   -- Я надеялся, что уж кто-кто, а ты меня поддержишь.
   -- Это почему у вас была такая уверенность?
   -- Потому что ты мне друг, а друзья всегда должны поддерживать друг друга.
   -- А вы ничего не путаете, Василий Михайлович?
   -- Почему я путаю? То, что мы друзья? Вот уж не ожидал от тебя такого.
   -- Нет, совсем в другом плане. Да, я согласен с вами - друзья должны поддерживать друг друга, но...
   -- Что ещё за "но"? -- не дал завершить фразу Серёгин.
   -- Друзья должны поддерживать друг друга в личных отношениях, но это никоим образом не должно касаться производственных отношений.
   -- Это ещё почему?
   -- Странно, что вы этого не понимаете. Если друзья будут поддерживать друг друга всегда и во всём, то это может быть плохо понято.
   -- Почему?
   -- Да потому что один друг может творить какие-нибудь неблаговидные делишки, а второй друг его в этом должен поддерживать? Так, что ли? Но это будет уже просто покрывательство или сговор.
   -- Нет не так. Что ты всё перекручиваешь! Я никаких неблаговидных делишек, как ты выразился, не творю.
   -- Это я просто для пущей наглядности выразился. Но в производственных отношениях каждый человек может иметь собственное мнение. Почему я безоговорочно должен вас поддерживать?
   -- Ну, мог бы тогда хотя бы промолчать, а не так ретиво нападать на меня.
   -- Я сегодня уже перед вами извинился за свою несдержанность. Но и сказал вам, что остаюсь при собственном мнении.
   -- И всё-таки, я надеюсь, что мы впредь будем находить общий язык.
   -- Я не против, но только в тех случаях, когда я буду чувствовать, что вы правы. Если вы неправы, то поддерживать я вас не буду. В этом случае очень верно гласит пословица.
   -- Какая ещё пословица?
   -- Вы начитанный, грамотный человек, а потому наверняка её знаете: "Платон мне друг, но истина - дороже".
   -- Не всегда это так.
   -- Нет, Василий Михайлович, именно всегда!
   -- Ох, и упрямый ты. Ну, ладно. Слушай, Мельников, а кому принадлежит упомянутая тобой пословица? Саму-то её я знаю, но кто так сказал и почему о знаменитом древнегреческом философе - уже не помню. Кажется, Аристотель?
   -- Точно, сказал эту фразу другой величайший древнегреческий философ - Аристотель. Вообще-то Аристотель выразился немного по-другому: "Платон и истина мне дороги, однако священный долг велит отдать предпочтение истине". Но позже эту фразу, наверное, сократили, не меняя её смысла.
   -- А по какому поводу он это сказал?
   -- Я точно не знаю. По-моему, это была критика уязвимых мест платоновского идеализма.
   -- Хорошо, Бог с ними - Аристотелем и Платоном. Давай мы не будем им уподобляться.
   -- Э-э, нет, Василий Михайлович. Аристотель был прав, так почему ему нельзя уподобиться?
   -- Вот ёлки-палки, и упрямый же ты. Хорошо, тогда давай до заседания кафедры будем вдвоем какой-нибудь спорный вопрос обсуждать. Но только вдвоём.
   -- Это я готов делать. Но только сразу предупреждаю - если мне ваше какое-то предложение не понравится, то вы уж не обессудьте - я вам это сразу скажу в беседе один на один, и на заседании кафедры за него голосовать не буду.
   -- И на том спасибо. Тогда просто помалкивай.
   -- А это уж как получится. Вы порой такое придумываете, что ни в какие ворота не лезет. Но, постараюсь не особенно критиковать.
   -- Вот и хорошо. А то меня и так со всех сторон достают - то Новожилов, то Грицай. Клебанов никак не может без очередных шпилек обойтись, а тут ещё и ты.
   На том их разговор и завершился. Да, такие пикировки между ними иногда происходили, но в целом кафедра была довольно дружной. Было только два человека на кафедре, которые друг друга не переносили - это тот же Новожилов и Губенко. И эта их нетерпимость друг к другу начиналась ещё со времён прихода на кафедру Губенка, который, окончив этот же институт, поступил в аспирантуру, а затем под крылом опытного доцента Семёна Калистратовича Коновалова готовил кандидатскую диссертацию. Что у него там произошло с Новожиловым, не знали ни Серёгин, ни Мельников, поскольку попали они оба на кафедру значительно позже упомянутых особ. А в целом кафедра вместе отмечала все праздники и дни рождения. Конечно, это громко сказано - вместе отмечала, просто любой праздник или чей-то день рождения старались коротко отметить. Вскладчину сбрасывались, покупали продукты и накануне праздника, после занятий немного пировали. На день рождения стол накрывал именинник, но ему это всё компенсировали теми же средствами вскладчину. Иногда, не так часто, мог быть и небольшой подарок имениннику. А вот юбилеи (40, 50, 60 лет) праздновались более широко. Стол тоже накрывал юбиляр, но тут уж не скупились ему на подарок, хотя иногда кто-нибудь из юбиляров просил просто компенсировать ему часть затрат. Дело в том, что в преддверии праздников и на дни рождения собирались в подвальной лаборатории, а вот юбилеи уже отмечались в кафе или ресторане, а потому затраты, естественно, были значительно выше. Так же отмечали и защиту диссертации или получение диплома доцента, диплом профессора на кафедре, к сожалению, пока что никто не получал. Но в этом случае все расходы такого рода брал на себя именинник, то есть остальные кафедралы гуляли, как говорится, на ша́ру. Но оно и понятно, и в первом, и во втором случае материальные затраты ему с лихвой компенсировало в дальнейшем государство, постоянно выплачивая уже повышенную зарплату.
   Вот и сейчас приближались сплошные гуляния, смешанные даты дней рождений и праздников. Через несколько дней, 20 декабря, будет день рождения у Клебанова, потом Новый год, далее Рождество, старый Новый год, снова дни рождения - сначала Грицая, потом Новожилова. Правда, в последнее время Николай Гаврилович стал уж больно прижимист - и на свой день рождения стол накрывал лишь бы как, да и на дни рождения своих коллег и праздники деньги сдавал очень уж неохотно, постоянно твердя, что зачем так много всего покупать. Но зато на самих торжествах уплетал всё за двоих. В этом году день рождения Клебанова припал на воскресенье. Это было очень удобно - в этот день именинник отметит день рождения вместе с семьёй, а назавтра на кафедре. В последнее время вообще старались все дни рождения отмечать по понедельникам, даже если тот припадает на среду или четверг - тогда, разумеется, на следующий понедельник (ранее отмечать дни рождения не принято). Почему именно по понедельникам? Да потому, что в этот день, так или иначе, проводится заседание кафедры и все в сборе - очень удобно. В другие дни обязательно кого-нибудь не будет - многие из тех, у кого в этот день нет занятий, не хотели специально из-за дня рождения идти в институт, тем более, вечером. Особым днём в этом плане оказался вторник - и раньше (в понедельник) нельзя отмечать, и до следующего понедельника целая неделя (уже и позабудешь о дне рождения). Но выход нашли - когда у кого-то день рождения припадал на вторник, сдвигали с понедельника на вторник и заседание кафедры. Конечно, в этот день у кого-то из коллег могла быть пятая пара - ну, что ж, немного опоздает на торжество, получив в виде компенсации штрафную рюмку. При этом начальная инициатива переноса заседания кафедры, как ни удивительно, исходила от самого заведующего кафедрой. Впрочем, не так уж это и удивительно - нужно отдать должное Василию Михайловичу, он всегда ратовал за единение на кафедре, был противником индивидуальных стычек. А что ещё так может сплотить коллектив, как не общая весёлая компания.
   Но вот уже наступил предпоследний понедельник года. День рождения Константина Дмитриевича был не юбилейным, поэтому проводить его решено было в той же подвальной лаборатории - и места там предостаточно, и от чужих ушей подальше (поглубже). Конечно, вначале, в 15:00 состоялось заседание кафедры, и запланированные вопросы рассматривали в полном объёме. Правда, примерно за полчаса до окончания заседания именинника и женщин-лаборанток отпустили, они пошли накрывать столы. Ну, а позже к ним присоединились и все остальные сотрудники кафедры. Причём в полном составе, никто не спешил по какой либо причине домой. И так это повторялось из года в год, и причиной тому был вовсе не какой-то особенный День рождения Клебанова или всеобщее уважение его. Во-первых, на носу уже был Новый год - самый лучший праздник в году, а во-вторых, и это главное, только-только окончились (наконец-то!) занятия с заочниками, и, конечно же, всем хотелось просто расслабиться после этих напряжённых без малого трёх недель. Отметили же День рождения как обычно весело и без каких-либо эксцессов, даже с музыкой и танцами - площадь это позволяла. После этого все вместе пешком расходились по домам - по крайней мере, до ближайшей остановки трамвая, а до неё был не такой уж близкий путь.

* * *

   Но запомнился конец этого года, по крайней мере, Василию Михайловичу Серёгину другим, более важным событием. Через три дня, в пятницу, 25 декабря, состоялся Совет института, на котором он, естественно, присутствовал. И на этом Совете было принято судьбоносное для всех решение - готовить материалы на аккредитацию института в новом его статусе, всеми силами добиваться получения статуса технического университета. При этом впервые на Совете прозвучало слово технический - ранее просто речь шла об университете, но это слово тоже было определяющим. Конечно, всех интересовал вопрос, когда это может осуществиться. На это в своём заключительном слове ректор ответил так:
   -- Вы все, наверное, понимаете, что с нового учебного года мы это не осилим. Времени маловато. Собрать все необходимые документы, а их ещё грамотно и правильно составить нужно, за полгода нам не удастся.
   -- Почему полгода? -- раздалась реплика из зала. -- Восемь месяцев.
   -- Это по календарю восемь месяцев. В июле-августе вы никого в министерстве не застанете. Да и за восемь месяцев мы бы не успели. Нужно заниматься материальной базой, обеспечением. А мы ещё даже конкретно не решили, как же точно будут называться специальности, которые мы хотим ввести. До конца этого учебного года деканам, и многим заведующим кафедрами есть над чем работать - нужно связываться со своими знакомыми коллегами из других ВУЗов и просить помочь нам материалами. В первую очередь, конечно, бумажными - разная документация, включая учебные планы подготовки специалистов в целом и по отдельным профилирующим дисциплинам. Но, может быть, они нам помогут и материально, поделятся какими-либо установками или оборудованием. Нужно также связываться с соответствующими производствами, те уж точно могут поделиться - на многих предприятиях сейчас половина оборудования простаивает. Мы не можем в министерство подавать голые бумажки, если они не будут подтверждены тем, что у нас для подготовки студентов по новым специальностям есть то-то и то-то.
   -- Но на первые два года учёбы они нам пока что не нужны будут, -- снова реплика из зала. -- Пока будут идти общеобразовательные предметы.
   -- Министерство, вряд ли примет это во внимание. Им нужно весомое подтверждение того, что мы уже сегодня, я имею в виду, с нового учебного года, - будущего или следующего, - можем готовить специалистов. Их голые стены лабораторий устраивать не будут. Вот если там будет находиться хоть какое-то оборудование, министерство нам пойдёт на уступки, понимая, что за два года мы полностью укомплектуем лабораторную базу. Но не на голом месте. Так что работы всем предостаточно. И мне в том числе тоже. С нового года мы создадим компетентную комиссию из опытных специалистов по подготовке к аккредитации института в новом статусе, которую, конечно, закрепим приказом.
   -- Значит, Константин Григорьевич, это задача на 1994-95-й учебный год? -- спросил, сидящий за столом президиума рядом с Белошапкой, заведующий кафедрой архитектуры гражданских и промышленных зданий профессор Могилёв - ректор выступал с трибуны.
   -- Вероятно, это так, Константин Никонович. Но это не означает, что у нас много времени. Все материалы должны быть готовы к концу следующего календарного года. Я имею в виду не только бумаги, но и материальную базу. А с начала нового 1994-го года начнём пробиваться в министерство и доводить до их сведения наши аргументы. Не думайте, что сегодня мы подадим документы, а завтра или послезавтра нам на блюдечке с голубой каёмочкой преподнесут нужный нам статус учебного заведения. Во-первых, к нам обязательно приедет комиссия из министерства, посмотреть как мы готовы. А во-вторых, бумаги на изменение статуса высшего учебного заведения должны будут пройти ряд самых серьёзных инстанций и могут быть утверждены только на самом высоком уровне. И нам нужно успеть это сделать за первое полугодие 1994-го года. Так что, не расслабляйтесь - дел много, а времени мало. За работу, товарищи, или как сейчас уже говорят: "За роботу, панове!"
   На этом заседание Совета института и было завершено. Но, наверное, объяснения ректора, - да и понимали ситуацию практически все, - заставили каждого глубоко замыслиться, потому что выходили преподаватели из зала заседаний молча, обдумывая всё сказанное на Совете самостоятельно.

ГЛАВА 8

Неумолимый маховик времени

   Новый календарный год для Познякова (а это была первая годовщина его работы в институте) начался с того, что он вместе с Белошапкой занялся подготовкой приказа о создании комиссии, которая будет заниматься вопросами аккредитации института. Никаких споров по этому поводу не возникало - в Приказ попали самые опытные профессора, деканы и заинтересованные заведующие кафедрами. Официально возглавлял эту комиссию, конечно же, ректор, но неофициально контроль осуществлялся проректором по учебной работе. Был в составе комиссии и сам Позняков, хотя он понимал (да и Белошапка это подтвердил), что он примет участие в работе комиссии, скорее всего, уже на завершающем её этапе - когда нужно будет обобщать результаты и готовить документы в Министерство образования и науки. Кроме того, сейчас на носу была зимняя сессия, которая доставляла хлопот всем без исключения, а потому начало работы комиссии, хочешь-не хочешь, сдвигалось, по крайней мере, на конец января. Да ещё после этого были зимние каникулы. Нормативные документы подчёркивали, что в указанный период преподаватели осуществляют педагогическую, методическую, а также организационную работу в пределах нормируемой части их рабочего времени, соответствующего установленному объёму учебной нагрузки или педагогической работы, определённому им ещё до начала каникул (индивидуальный план).
   Несмотря на то, что на каникулах институт почти в полном объёме работал, нередко часть своего отпуска преподаватели использовали после окончания зимней сессии - не всегда летом из-за различных практик удавалось полностью отгулять двухмесячный отпуск. Правда, для многих преподавателей это было очень хорошее время - и зарплата идёт, и делать ничего не нужно, можно и вообще в институт не ходить (хотя периодически проверки наличия преподавателей на рабочих местах и происходили). Не даром же существует такая крылатая фраза, как бы произнесенная из уст одного из преподавателей: "Да, неплохо работать в институте, но ещё лучше бы работалось, если бы не было студентов". Поэтому обычно ректор всегда охотно отправлял в эту пору подчинённых в отпуск - что преподавателям делать на кафедрах, если студентов нет. Но в этом году по понятной причине ректор очень неохотно шёл на это - время поджимало, а работы много. Сейчас он подписывал приказы об отпуске только в том случае, если у кого-то была на руках путёвка или сложные семейные обстоятельства - это могла быть застарелая болезнь самого преподавателя (нужно немного подлечиться, отдохнуть), болезнь родственников, помощь престарелым родителям, особенно тем, кто жил не в городе, а в селе. В общем, как не крути, не верти, но полноценно начала работать комиссия, точнее отдельные её члены, только в средине февраля. И сейчас все поняли, что ректор был прав - не так уж много времени отпущено им на подготовку. Но, постепенно комиссия, всё же, заработала (нагляднее всего это сейчас ощущалось по обилию командировок) и снова в институте всё пошло по давно наезженной колее.
   В целом работа в учебном отделе протекала у Познякова нормально. С Белошапкой работалось легко, не так часто сейчас он общался с ректором - у того сейчас все помыслы были об университете, поэтому у начальника учебного отдела, да и у проректора по учебной работе было как бы временное затишье. Ранее Оноприенко гораздо чаще общался с Алексеем, нередко на пару с Тимофеем Алексеевичем. Но где-то в начале весны Позняков, улучив момент, когда его по какому-то вопросу ректор вызвал и, видя, что у Константина Григорьевича неплохое настроение, Алексей сам завёл с ним разговор на нужную ему тему. Толчком к этой беседе была разрозненность непосредственно учебного отдела и диспетчерской. Позняков и так жил в институте на две стороны - в отделе и на кафедре, правда, так работал весь руководящий состав института. Но у Алексея были ещё дополнительные две точки - диспетчерская и помещение, где трудился заведующий практикой. Праздники и дни рождения Алексей Николаевич отмечал во всех тех местах, к которым он был причастен. Конечно, Антон Сергеевич Карасёв приходил отмечать свой день рождения в учебный отдел, а вот на Дни рождения других и праздники он практически в отделе не появлялся - видимо в компании людей, значительно моложе его, пенсионер чувствовал себя не очень уютно. На кафедре дни рождения и праздники отмечали не так регулярно, как, по рассказам Грицая, у того на кафедре. Кафедра Галкина по составу и в самом деле была великовата, Анатолий год назад навёл своему другу почти точную цифру сотрудников кафедры физики и электротехники, ошибившись всего на 2 единицы - по штату на кафедре было 28 человек. На той же немалой кафедре теплотехники и газоснабжения трудилось в 1,5 раза меньше сотрудников, а именно 20 - это ещё куда не шло. Конечно, такой большой и разношёрстный коллектив не очень-то способствовал проведению совместных мероприятий. Да, некоторые дни рождений отмечали (когда того желал именинник), но не всегда, не регулярно и далеко не полным составом. Когда его приглашали отметить на кафедре какое-нибудь событие, то Позняков, естественно, не отказывался, но, всё же, чаще он праздновал в компании сотрудников учебного отдела, и порой один и тот же праздник отмечал дважды - в самом отделе и диспетчерской (хотя такое случалось редко).
   Итак, закончив в этот раз разговор с ректором на "заданную тему", Алексей обратился к руководителю учебным заведением:
   -- Константин Григорьевич, у меня к вам есть один вопрос, точнее просьба.
   -- Интересно, слушаю. И что же ты просить собираешься?
   -- Для себя лично ничего, для отдела.
   -- И что, увеличение штатов? Вряд ли это возможно.
   -- Нет, меня волнуют не штаты, пока что. Хотя, если мы введём новые специальности, то, как мне кажется, пару человек мне бы не помешали.
   -- Когда дойдёт до этого дело, тогда и будем решать этот вопрос. Не сейчас. Неизвестно, какие нам министерство штаты спустит. Скорее всего, останемся мы с тем штатом, который имеется.
   -- Хорошо, я понял. Но я о другом.
   -- Так, тогда о чём?
   -- О дополнительном помещении, новом.
   -- Ух, ты! Тесно тебе, себе кабинет хочешь выбить.
   -- Нет. Конечно, мне отдельный кабинет не помешал бы, как-то неудобно принимать посетителей, а они бывают каждый день, в такой тесноте и рабочей обстановке.
   -- Ага, а тебе подавай отдельную комнату с диваном.
   -- Да не в этом дело. Сотрудники в это время беседуют между собой по рабочим вопросам, к ним тоже свои посетители по делу приходят, телефоны звонят. Разве в этой обстановке можно нормально поговорить с посетителем?
   -- Ничего, потерпишь. Всё время в учебном отделе так работали. Где я тебе возьму отдельную комнату, ведь года через полтора этих комнат знаешь, сколько нужно будет.
   -- Это я представляю. Поэтому, хотя это и не совсем нормально, но я молчу об отдельном кабинете, так же, как и о заместителе, -- решил, всё же, немного уколоть ректора Позняков.
   -- О каком заместителе идёт речь? У тебя же есть заместитель - Ширяева.
   -- Какой же это заместитель, если она совершенно не занимается учебным процессом, не помогает мне. Людмила Ивановна только руководит диспетчерской, да ещё сама расписание составляет.
   -- Но она же подменяет тебя, когда ты, например, в отпуск уходишь, или в командировку едешь.
   -- Да какая это подмена, -- махнул рукой Алексей. -- Я потом после неё все бумаги переделываю. Нет у неё опыта организационной работы, она даже приказы писать толком не умеет. Да вы и сами это знаете не хуже меня, Константин Григорьевич, но не о том речь. Я ведь говорил, что пока что по штатам у меня просьб нет.
   -- Тогда, что ещё? А, ты говорил о помещении. О каком помещении идёт речь?
   -- О помещении диспетчерской.
   -- Но оно же есть.
   -- Константин Григорьевич, -- уже решительно сказал Алексей, -- это не помещение, это - извините меня, конура.
   -- Но диспетчеры же там помещаются.
   -- С большим трудом. Но, когда к ним, кто-то приходит, там присесть негде, и дышать тоже нельзя. А ведь у них постоянно свои посетители бывают, каждый день расписание сверяют, меняют аудитории, ставят дополнительные и прочее. А что будет, когда мы станем техническим университетом? Там штат вообще не соответствует той работе, что они выполняют, но это отдельный разговор. А помещение им нужно гораздо большее, желательно поближе к учебному отделу, и сейчас.
   -- Так, ты не дави на меня, -- уже сердито начал говорить ректор. -- Ишь ты, подавай ему помещение! Где я тебе его возьму? Все аудитории забиты.
   -- Не все. Я анализировал ведомость загрузки аудиторий. Некоторые кафедры довольно вольготно живут.
   -- Какие, например?
   -- Например, кафедра иностранного языка.
   -- Ты что, с луны свалился? Тимьянова, -- заведующая кафедрой иностранных языков, -- мне постоянно говорит, что у неё площадей мало.
   -- Константин Григорьевич, а какая кафедра вам такое не говорит? Все стараются отхватить побольше, вы же знаете. И Анастасия Григорьевна в этом плане не исключение.
   -- Да уж, знаю, -- более спокойно протянул ректор. -- Но ведь эта кафедра через себя пропускает всех студентов первого и второго курсов.
   -- Я это прекрасно знаю. Но работают они с небольшими группами, частью академической группы. И в большинстве случаев им большие аудитории не нужны. У них ведь только один оборудованный лингафонный кабинет. Вот там загрузка действительно большая. А в других аудиториях ветер в поле гуляет.
   -- Может быть ты и прав. Хорошо, подготовь вместе с Тимофеем Алексеевичем свои предложения, я их рассмотрю. Думаю, что мы этот вопрос решим. Тем более что, и в самом деле, для университета понадобится бо́льшая диспетчерская. Хорошо, всё у тебя?
   -- Всё. Спасибо, что не отказали.
   -- Ладно, -- уже улыбнулся ректор, -- спасибо потом скажешь.
   Конечно же, Позняков завёл этот разговор с ректором не потому, что ему надоело постоянно бегать в диспетчерскую, находящуюся в другом корпусе, или отдельно отмечать там дни рождения. Помещение, в котором ютились диспетчеры, и в самом деле не соответствовало требованиям нормальной работы сотрудников. Это была просто первая попытка Алексея создать своим сотрудникам хорошие условия труда. Из беседы с ректором он понял, что, возможно, большее помещение для диспетчерской он и выбьет. Но вот что касается непроизвольно затронутых других тем о нормальных условиях работы, то очень сомнительно, что ректор пойдёт ему навстречу - сейчас или через 1,5-2 года. Уж очень он скуп в этих вопросах, как говорится, сытый голодного не понимает. Себе можно неизменно улучшать условия труда, постоянно ремонтируя кабинеты, иметь по 2-3 секретарши, помощника-референта и прочее. В оправдание всегда говорится, что это имидж - и личный, и институтский в целом. Никто это и не оспаривает, но ведь все люди имеют право работать в нормальных условиях. Но с позиции сытого - зачем это всё нужно, работали так двадцать лет (а то и больше), и ещё столько же проработают в этих условиях. И некоторые структурные подразделения в институте работали в каморках, подобных тому же помещению диспетчерской.
   "Ладно, -- решил для себя Позняков, -- Нужно, пока ректор не забыл, решить хотя бы этот вопрос. А там видно будет". -- И он, вернувшись в отдел, занялся перетасовкой помещений, пока что, естественно, на бумаге - поэтажных планах зданий. Решив для себя этот вопрос, а дело было после обеда, назавтра с утра он зашёл к Тимофею Алексеевичу, рассказал о своих планах и показал, каким образом он решил поменять помещения.
   -- А ректор это одобрит? -- чуть ли не с испугом спросил Белошапка.
   -- Я надеюсь, что одобрит. Вчера я имел с ним беседу по этому вопросу, и он сказал, чтобы мы вместе подали ему предложения. Я думаю, то, что я здесь предлагаю, вполне рационально.
   -- Я с вами согласен. Но я не ректор, -- улыбнулся Белошапка. -- А вы о штатах или об отдельном кабинете с ним не говорили?
   -- Я об этом не планировал говорить, но разговор зашёл сам по себе.
   -- И что?
   -- Дубль пусто.
   -- Понятно. Кто бы сомневался. Хорошо, давайте хотя бы это ваше предложение протолкнём, а там видно будет.
   -- Мне отнести ректору эти предложения, вы отнесёте или вдвоём идти.
   -- Вдвоём точно нечего ходить. Да и специально идти незачем. Давайте так - кого он первым к себе вызовет, тот и отнесёт. Но, скорее всего, это буду я, меня он чаще вызывает. Так что пусть эти бумаги лежат у меня.
   На том они и порешили. И на самом деле, бумаги по предложению нового помещения для диспетчерской понёс ректору Белошапка. Ещё через несколько дней, уже на новой неделе, Тимофей Алексеевич сообщил Алексею, когда тот к нему зашёл:
   -- Вчера вечером мы ректором осмотрели ту аудиторию, что вы предложили для диспетчерской.
   -- И что?
   -- Он дал "добро". Так что можете, Алексей Николаевич, с завтрашнего дня осваивать новое помещение.
   -- Отлично, Тимофей Алексеевич, спасибо вам!
   -- Да это не мне спасибо. Я вас готов всегда поддержать, это ректору скажете спасибо.
   -- Конечно, обязательно скажу, при первой же встрече.
   Алексей сразу же пошёл на кафедру иностранных языков и взял ключ от аудитории. Ему его дали безропотно, но с явным неудовольствием. За два дня сотрудники диспетчерской переселились в новое помещение. Оно было по размеру такое же, как и помещение учебного отдела, и было удобно тем, что находилось в этом же корпусе и на этом же этаже - только через две аудитории по другую сторону лестничного пролёта. Помещение сейчас в ремонте не нуждалось, потому осталось только перетащить мебель. Но не всю её и переносили, только одёжный шкаф, и шкаф, в котором хранились бланки документов, расписаний занятий, загрузки аудиторий и прочее. А вот столы, стулья и пару тумбочек Позняков выписал новые, хорошо, что на складе сейчас этого добра хватало. Но, сейчас диспетчеров было три человека, а столов и стульев - по шесть, Алексей выписал их с прицелом на будущее. И ни от кого возражений на этот счёт не поступало. Даже при наличии шести столов помещение оставалось просторным, поскольку не было, как в учебном отделе, массы разных шкафов, столиков и тумбочек. Посредине этой бывшей аудитории впору было даже танцы устраивать, что, впрочем, через несколько лет и происходило. Конечно, диспетчеры очень обрадовались такой перемене условий своего труда, горячо благодарили начальника учебного отдела и, конечно же, не забыли обмыть новоселье.
   Однако не всем такая новация пришлась по вкусу. Примерно через неделю, в обеденный перерыв, а чаще всего все перекусывали просто в отделе принесенными из дому продуктами, методист отдела Лидия Фёдоровна Гершкович, хитро улыбнувшись, сказала Познякову:
   -- Алексей Николаевич, а вы знаете, что Пилькевич и её преподаватели на каждом углу рассказывают всем, что вы их кафедру обворовали, забрали себе аудиторию.
   Лидия Фёдоровна всегда была в курсе последних событий в институте, поэтому Алексей ни на минуту не засомневался, что это правда, да и сам он понимал, что такие разговоры могут быть.
   -- Даже так?! Хорошо, я приму меры, чтобы больше подобные разговоры не распространялись, мне не нужны сплетни об учебном отделе.
   Где-то через час после обеда Позняков направился на кафедру иностранных языков. На кафедре сидело человек семь преподавателей, в том числе и Анастасия Григорьевна. Алексей поздоровался, ответили приветствием и преподаватели.
   -- Вы к нам с проверкой, Алексей Николаевич? -- спросила Пилькевич, -- или по какому-то другому вопросу?
   -- Да, именно по другому вопросу.
   -- И по какому?
   -- По вопросу распространения вами по институту различных слухов.
   -- Я не распространяю слухи, -- вспыхнула Пилькевич.
   -- А как можно квалифицировать ваши разговоры о том, что вас, точнее вашу кафедру обворовали?
   -- Но вы же и в самом деле забрали у нас аудиторию.
   -- Просто забрал, и ничего взамен не дал?
   -- Нет, дали, конечно, но та аудитория была значительно больше.
   -- А вам по ней что, на велосипеде хотелось ездить. Вы садите в такой аудитории 8-10, от силы 12 студентов. И это, вы считаете, рациональное использование площадей?
   -- Ну, всё равно. Мы к той аудитории привыкли, обжились, отремонтировали её.
   -- Вот, кстати о ремонте - теперь вам меньше необходимо будет материалов и времени для ремонта.
   -- Издеваетесь?
   -- Ничуть, так оно и есть. Анастасия Григорьевна, не слишком ли вы вольготно живёте? Вы проводите занятия с половиной группы, или даже с третей её частью студентов. Количество студентов, изучающих французский язык вообще мизерное, в основном англичане и немцы. А может, нужно мне, вернее диспетчерской, составлять расписание таким образом, чтобы в одно и то же время были занятия, к примеру, у трёх групп. Тогда вы из трёх групп составите три полноценные секции англичан, немцев и французов. Тогда у вас ещё не одна аудитория освободится. Мне подать такую идею ректору?
   -- Но мы не можем сводить вместе строителей и сантехников, или группы строительных машин - на разные темы они обучаются.
   -- Темы можно откорректировать, да и строителей у вас почти десяток групп. Но вы не ответили на мой вопрос.
   -- Ой, Алексей Николаевич, не нужно ничего ректору говорить.
   -- Хорошо. Я пока что, подчёркиваю, пока что, ничего ректору говорить не буду. Но и вы со своей стороны прекращайте подобные разговоры. Я вас сейчас при ваших коллегах предупреждаю, что если мне ещё кто-нибудь скажет, что вы вновь распускаете свои язычки, то кафедре не поздоровится. Я сегодня пришёл к вам не с проверкой, но в следующий раз я могу прийти именно с проверкой, и с дотошной проверкой. А как вы знаете, вы заведуете кафедрой уже не первый год, при желании всегда можно найти массу недостатков. Вам это нужно?
   -- Алексей Николаевич, я всё поняла, мы все всё поняли. Не будет больше никаких разговоров. Только не держите на нашу кафедру и на меня зуб.
   -- Анастасия Григорьевна, это не в моей натуре, я не злопамятен. Но и вы, пожалуйста, держите своё слово.
   На этом обоюдоострый разговор был завершён. Но начальник учебного отдела и заведующая кафедрой отлично друг друга поняли. И нужно отдать должное Пилькевич, впредь никаких разговоров в отношении учебного отдела в целом со стороны преподавателей кафедры иностранного языка до ушей Гершкович не доходило, а это означало, что их не было. Да и вообще, Анастасия Григорьевна была хорошим человеком, достаточно мягким и отзывчивым, никогда никому не отказывалась помочь. В дальнейшем отношения Познякова и Пилькевич находились в области приятельских, ни к кому из сторон никогда никаких претензий не было. Из этой беседы Алексей ещё раз нашёл для себя подтверждение тому, то ковать железо нужно, пока оно горячо.

* * *

   Дни пролетали незаметно, и вскоре весна уже должна была отдавать бразды правления лету. Скоро наступит горячая пора - и в прямом, и в переносном смысле. В прямом - это то, что здорово начнёт припекать солнышко, а в переносном - на носу летняя (годовая) сессия и защита дипломных проектов. Не была в этом плане исключением и кафедра теплотехники и газоснабжения. В конце мая началась настоящая запарка с подготовкой дипломных проектов, как у выпускников, так и у преподавателей. Преддипломная практика и фактически начало работы над проектом начались ещё в средине февраля - до средины июня времени для выполнения дипломного проекта было вполне достаточно. Сознательные студенты, не спеша, готовились к защите, планомерно выполняя те или иные разделы диплома. Но, как всегда, имеются и нерадивые студенты, которые на протяжении трёх месяцев практически ничего не делали, они устроили себе незапланированный отдых. -- "Это же прекрасно, -- думали они, -- когда ещё будет столько времени для отдыха. Четыре с половиной года намучались, а скоро вообще запрягут на полную катушку - на работу нужно будет ходить". -- Правда, позже они спохватились о том, что можно на эту работу в этом году и не попасть, а ещё на год, а то и больше (кто знает, как оно получится) защиту диплома придётся отложить из-за не допуска к нему, из-за не выполнения в полном объёме дипломного проекта. На кафедре два раза в месяц проходили так называемые процентовки, на которых руководители студентов-выпускников анализировали состояние дел по выполнению их подшефными проекта, консультировали тех и помогали. После майских праздников эти процентовки начали происходить еженедельно, а позже - так и вовсе чуть ли не каждый день. Таким вот образом нерадивость отдельных студентов сказывалась и на личном времени преподавателей. А ведь им ещё нужно было вести занятия у студентов второго-четвёртого курса, сессия у которых начиналась только в начале июня.
   Но, в конце концов, и сессия, и защита дипломных проектов были успешно закончены. Да, именно успешно, потому что на всех курсах у студентов их специальности обошлось без каких-либо ЧП - никто не был отчислен, и все защитили дипломные проекты. Конечно, с различными показателями, но, тем не менее, часть бывших студентов получила свою путёвку в жизнь, а другая, бо́льшая часть теперешних студентов стали числиться курсом выше. Ещё проходили учебные и производственные практики, но при этом были задействованы далеко не все преподаватели. У многих уже начались отпуска, другие же стали чуть более вольготно себя чувствовать, больше времени уделять своим личным делам. В этом плане очень активным оказался Василий Михайлович - он чуть ли не сутками пропадал у себя на даче. Нет, он там не загорал на солнышке или нежился с книгой в тенёчке, он там пахал, не в прямом смысле этого слова, но загружен был по горло - он достраивал свою дачу. Правда, точнее нужно сказать, не достраивал, а перестраивал. Дело в том, что в целом дача уже пару лет как была построена, перекрыта, имелись наружные и внутренние двери, окна, да и всё остальное прочее. Да и внутри штукатурные работы были давно окончены, имелись и полы, имелся также в полуподвальном помещении гараж. Дача была просторная, двухэтажная и Серёгин постоянно внутри её что-либо усовершенствовал. Он делал всё обстоятельно, в этом он был схож со своим другом Мельниковым, но вот только, пожалуй, с избытком у него было этой обстоятельности. Он в этом в плане был очень уж аккуратным и дотошным, если так можно сказать по поводу своей именно работы. Полгода назад, или и того меньше, он что-то сделал, но сейчас оно ему уже не нравилось - и он начинал его переделывать. А через время переделывал уже и новое. При этом именно он являлся единоличным автором всех замыслов своего детища - он не доверял ни архитекторам, ни дизайнерам. Он был в одном лице и архитектором, и дизайнером, и строителем. Но это отнюдь не означало, что он совершенно всё делал своими руками. Понятно, что кладку стен, перекрытия, крышу, установку окон и дверей производили профессиональные строители. А вот дальше у него была масса непрофессиональных помощников, и были эти помощники далеко не добровольными. Что это означает? А означает оно то, что летом (да и не только) у Серёгина на даче постоянно трудились студенты. Это была у них как бы строительная практика. Дело в принципе неплохое, поскольку большинство студентов недели по две отрабатывали практику на ремонте общежитий и закреплённых за кафедрами помещений. Это было повсеместное явление, причём скорее вынужденное, так как ни сами предприятия, ни государство в целом сейчас не имело возможности для проведения полноценных практик студентов - на производствах и так был переизбыток рабочих сил, а вот с самой работой были значительные перебои. Дело неплохое, но только не в том случае, если эту трудовую повинность студенты несли за плохую учёбу, несданные зачёты и экзамены (а такое тоже случалось), да ещё и заняты они порой были на прополке огорода.
   В государстве по мере сил ситуация на производствах постепенно менялась к лучшему, но ничего не менялось на даче Серёгина. Этот долгострой постоянно требовал свежего притока сил. Не секрет, что многие преподаватели, и более высокого ранга, строили дачи подобным образом. Но был один существенный нюанс - обычно (массово) дачи строились за один-два года, а потому такая "практика" студентов, действительно никому особенно вреда не приносила. И сам Василий Михайлович, и Мельников с супругой, да и некоторые другие члены кафедры, побывали, например, на даче у Константина Клебанова. Кто его знает, возможно, и тому студенты помогали облагораживать его временное жилище для отдыха. Клебанов приехал в их город из Белоруссии не так уж давно, в 1983-м году. И успел за каких-то пару лет возвести себе небольшую, но двухэтажную дачку, причём с оборудованной сауной. И сделал он это значительно раньше заведующего кафедрой. Он раз и навсегда построил дачу и ничего там не переделывал, а лишь наслаждался с супругой и детьми (сын и дочь) приятным отдыхом. Но Серёгин, видимо, так отдыхать не умел, ему всё на даче нужно было, как ему казалось, довести до совершенства. Ну и доводи себе, пожалуйста, но сам, не привлекая принудительно к этому конца не знающему строительству массу сторонних людей. Если студенты стационара помогали ему оборудовать дачу физически, то студенты заочного отделения помогали материально. Нет, не деньгами напрямую, а материалами или оборудованием для работы (сварка, например). Когда Василий Михайлович знакомился с группами заочников, а тех у него в году бывало не менее двух-трёх, то он первым делом выяснял, где работает тот или иной студент-заочник. Естественно с вытекающими отсюда последствиями, и тяжело потом было сдавать зачёты тому студенту, который не выполнил "просьбу" преподавателя. В начале 80-х годов Серёгин подобным образом оборудовал лабораторию для научных исследований. Тогда это (и его самого) можно было понять - институт не располагал подобными средствами. И, в принципе, за такое умение находить выход из сложных ситуаций, тогда ему впору было памятник ставить - лично он для себя от этого ничего не имел, всё делалось для блага института, для коллектива, для студентов, для выполнения договоров. Но в настоящее время его приоритеты здорово изменились.
   Сейчас институт тоже не имел достаточно средств для проведения полноценных ремонтов всех своих помещений, поэтому ректор отдал устное распоряжение заведующим кафедрами по большей части выкручиваться из этой ситуации своими силами (материал централизовано выделялся, но не в таком уж нужном количестве). И выкручивались, а что оставалось делать - нужда заставит: студенты (и заочники, и со стационара) приносили различную краску, кисти, мел, обои, линолеум и прочее. Но для них это были относительно небольшие затраты, потому что часто они это делали вскладчину, и опять-таки на благое дело - им потом самим в этих благоустроенных аудиториях доводилось находиться. На первых порах и Серёгин ставил своим студентам такую задачу. Но, последним таким благим делом, и очень полезным (честь и хвала), была раздобытая студентами-заочниками облицовочная плитка (и немало), которой потом силами уже студентов стационара во время практики обложили две лаборатории кафедры - в старых помещениях постоянно обсыпалась штукатурка. Но, как только Серёгин занялся своей дачей, личного участия в ремонте закреплённых за кафедрой помещений он уже не принимал. Он только постоянно спрашивал у заведующего лабораторией о том, что имеется в наличии для ремонта, и давал нагоняи преподавателям за то, что те, по его мнению, слабо нажимают на студентов. Однажды Грицай не выдержал таких нахлобучек и спросил заведующего кафедрой:
   -- Василий Михайлович, мои студенты, как бы там ни было, уже принесли краску, кисти, и ещё принесут. А скажите мне, ваши студенты что-нибудь принесли на кафедру?
   -- Принесли, -- буркнул Серёгин.
   -- А что именно? Давайте сейчас спросим Степана Фёдоровича, -- заведующий лабораторией, -- что ему поступило от вас или от ваших студентов.
   -- Так, Грицай, не лезь не в своё дело! -- рассердился Василий Фёдорович. -- Не должен я перед тобой отчитываться. Будешь на моём месте, тогда я перед тобой отчитаюсь.
   -- Да, интересная у вас позиция.
   -- Моя позиция очень простая - я заведующий кафедрой и осуществляю на кафедре общее руководство. Вот и всё. Понятно тебе?
   Да, позиция заведующего кафедрой была достаточно понятной для сообразительных подчинённых.
  
  

ГЛАВА 9

Лето, ах, лето...

   В один из погожих июльских дней, в конце рабочей недели заведующий лабораторией Степан Фёдорович Калистратов обратился к Мельникову, который в препараторской корректировал какую-то свою будущую методичку:
   -- Константин Никитич, вы в эту субботу едете к тёще? -- Калистратов, несмотря на то, что был значительно старше Мельникова, уважал того и всегда обращался к нему на "вы" и по имени, отчеству. Уважение было взаимным, поскольку Степан Фёдорович нравился Константину своей добротой, бесхитростностью, добродушием и аккуратностью.
   Тёща Мельникова и мама Калистратова проживали в соседних сёлах (расположенных ≈ в 12 км друг от друга) на расстоянии около 100 км от города. Константин как-то был в родовой усадьбе Степана Фёдоровича - там он родился и вырос. Это была, конечно, не дворянская усадьба - небольшой домик на окраине села на территории чистого аккуратного дворика, сарай, обтянутый сеткой не такой уж малый загон для разного вида домашней птицы и небольшой, но очень ухоженный сад фруктовых деревьев. За усадьбой, со стороны сарая, располагался и значительных размеров огород, где все растущие овощи и корнеплоды были так же хорошо ухоженными. Мама Калистратова была большой труженицей, да и сам Степан Фёдорович умел хорошо ухаживать не только за своей машиной, но и очень добросовестно трудился на земле - настоящий украинский крестьянин, сельский мужик, в хорошем значении этого слова.
   -- Нет, Степан Фёдорович, -- ответил на вопрос Калистратова Мельников, -- как раз в эту субботу в село я не еду. Мы с женой ездили в прошлую субботу, сейчас решили сделать перерыв.
   У Мельникова тоже был свой личный автомобиль, на котором он отъездил добрый десяток лет. Только в отличие от автомобиля Калистратова в семье Мельниковых был ижевский "Москвич-412". Но эта рабочая лошадка исправно служила своему хозяину, Константин с супругой и сыном ежегодно ездили на своей машине на море. Не забывали они и о пожилой маме жены Константина Ксении, отец её к тому времени уже умер. С ранней весны и до поздней осени они совершали регулярные вояжи в село, помогая трудиться на огороде, ремонтируя старенький (ещё довоенный) дом и, одновремённо, отдыхая и лакомясь различными свежими овощами и фруктами. Иногда по дороге туда или обратно Мельников и Калистратов встречались по пути следования, узнавая машину коллеги. Калистратов, так же аккуратно, как всё делал, точно так же аккуратно, размеренно и ездил - потихоньку, не спеша, соблюдая все правила дорожного движения. Мельников тоже был аккуратен и добросовестен в работе, но вот ездить так, как Степан Фёдорович, он не мог. Он ездил так, что сидящая рядом жена его постоянно одёргивала, чтобы он не гнал автомобиль так быстро. Но по-другому ездить Константин как-то не мог, это, наверное, шло от его вспыльчивого, взрывного характера. Степан Фёдорович однажды рассказывал Антону Цекалину о своей встрече на дороге с Мельниковым:
   -- Еду я, значит, из села. Спокойно так еду, с удовольствием, левая моя рука на руле, а правая на коленке сидящей рядом супруги. Всё хорошо, всё нормально. Потом, смотрю в зеркало заднего вида - догоняет меня какая-то машина. Через пару минут, гляжу, мимо меня проносится какая-то "ракета". Ещё через пару минут её уже и след простыл. Но я успел заметить, что это за "ракета", узнал её. Оказывается, это была машина Константина Никитича. Ёлки-палки, мотается он по дорогам прямо как метеор.
   Да, вот так примерно ездил Мельников. При этом удивительно, но, забегая вперёд, следует отметить, что почти за 25 лет своей водительской карьеры он ни разу не побывал хотя бы в мало-мальской аварии. Не забывал Мельников вместе с супругой на той же машине ежегодно проведывать своих родителей и брата, живущих в 120 км от Киева. Но, вернёмся, так сказать, к "нашим баранам".
   -- А вы в субботу будете очень заняты, Константин Никитич? -- продолжил свои расспросы Калистратов.
   -- Нет, ничего особого не планировал. А что, нужно в лаборатории что-то с ремонтом помочь?
   -- Тьфу, ещё этого не хватало. И так целыми днями сижу здесь, слежу за ремонтом, так ещё в выходные здесь работать? Нет, дома ведь тоже работы имеются.
   -- А, понятно. Значит, дома нужна какая-нибудь помощь. Итак, ремонт, у вас, что ли?
   -- Не приведи Господи. Дома ремонт, - знаете, это, как говорят, - приравнивается к двум потопам или одному пожару. Ни то, ни другое мне не нужно. Просто я хотел в эти выходные, да и за одну субботу управлюсь, навести порядок в гараже. Я там планировал некоторые стеллажи переставить поудобнее, немного переделать их, но одному мне не с руки их таскать, нужны ещё одни руки. А у вас, я знаю, таковые из нужного места растут.
   -- А гараж у вас далеко от дома?
   -- Пару кварталов, в общем, в том же районе.
   -- Я вас понял. Хорошо, нет проблем, помогу вам. На который час к вам подходить и куда?
   -- Подъезжайте на 10 часов, чего в выходной день ни свет, ни заря подниматься, -- и Калистратов рассказал, как лучше добраться до его гаража.
   На следующий день Константин к 10 часам утра уже был у гаража заведующего лабораторией кафедры. Двери этого пристанища для машины были распахнуты настежь, а сам хозяин перекладывал какие-то коробки. Машина Степана Фёдоровича стояла напротив, под соседними гаражами. Коллеги поприветствовали друг друга, Мельников переоделся (брал из дому рабочую одежду) и подключился к Калистратову. У того был капитальный гараж в одном из двух рядов типовых кооперативных гаражей, были в нём и смотровая яма, и подвал.
   -- Степан Фёдорович, а подвалы во всех этих гаражах есть? Они были сразу запроектированы?
   -- Нет, запроектированы были только смотровые ямы. А подвалы делали за дополнительную плату тем, кто это хотел. Не все делали подвалы. В пятиэтажных домах подвалы и так есть, а я-то живу в девятиэтажном доме, там индивидуальных подвалов нет.
   В целом гараж был очень неплохой и тоже довольно ухоженный. Только вот стеллажи изготовленные, вероятно, в разное время, действительно были расположены несколько сумбурно, да и были неодинаковыми - изготавливались из различного подручного (брошенного) материала.
   -- Я хочу некоторые из них разобрать, и достроить другие, как бы по одному типу, -- объяснил владелец гаража. -- Ну, и разместить их по одну сторону, чтобы места больше свободного было. Успеем мы это сделать, а, Константин Никитич?
   -- Да конечно, успеем. Я так думаю, что и до вечера возиться не придётся - к обеду успеем, возможно, он только малость сдвинется. Пила, молотки, гвоздодёры, сами гвозди у вас имеются?
   -- Всё имеется, даже с лихвой, -- улыбнулся Калистратов.
   -- Да я и не сомневался, -- тоже улыбнулся его напарник, -- вы человек хозяйственный и запасливый.
   И через десяток минут работа закипела. Примерно через час после этого с улицы послышался незнакомый Константину голос:
   -- Сосед, привет! Доброе утро обоим вам, и Бог в помощь.
   -- А, Михаил Терентьевич! -- отозвался Калистратов. -- Добрый день и спасибо за пожелание. Только какое уже там утро.
   -- Да это я по-привычке. Конечно, уже далеко не утро, -- вздохнул сосед Калистратова по гаражу.
   -- Константин Никитич, давайте выйдем на свежий воздух, -- обратился к Мельникову Калистратов. -- Пора немного отдохнуть, перекур, так сказать, сделать. И побеседуем немного, сосед интересный человек.
   Они вышли во двор гаражей, Константин захватил свои сигареты и спички.
   -- Закуривайте, Степан Фёдорович, -- предложил он сигареты.
   -- Не-не, спасибо, я же не курю.
   -- Так вы же сами предложили выйти перекурить, -- хитро улыбнулся Константин.
   -- Да это я по-привычке, все так говорят - на перекур, значит, на отдых.
   -- Ладно, я пошутил, знаю, что вы не курите.
   Мельников закурил, а Степан Фёдорович снял свою лёгкую летнюю кепочку и начал приводить в порядок причёску. У него это была особая причёска, и стригся он всегда у одного и того же знакомого парикмахера. Дело в том, что посреди головы у Калистратова была довольно приличная лысина. Чтобы прикрыть её, Степан Фёдорович, или его знакомый парикмахер, изобрели новый тип причёски: вероятно, когда-то уже давно зав. лаб. отрастил сзади (не стрижа там волосы) длинную косичку, которую, расправив, перебрасывал наперёд, а затем снова назад, прикрывая, таким образом, свою плешь - по бокам волосы росли нормально. Кто не знал этой хитрости, вряд ли мог догадаться о его лысине, всё было вполне естественно - на вид у него, как у молодого парубка были густые волосы (они же были в два ряда) зачёсанные сзади наперёд, а потом вновь назад. Вот только каким образом у него эта причёска держалась, было не совсем понятно, потому-то ему и приходилось её часто поправлять.
   Тем временем открыл свой гараж сосед, подошёл к ним, попросил у Константина сигарету и тоже закурил.
   -- Что-то вы сегодня поздновато приехали, Михаил Терентьевич, -- прищурился Калистратов, -- как-то не похоже на вас.
   -- Да вот, так получилось. Потому и поздоровался по-привычке: доброе утро. С такими порядками в стране, -- махнул он рукой, -- можно было вообще к вечеру только появиться здесь.
   -- А что случилось?
   -- Что случилось, что случилось, -- бурчал сосед. Он был пенсионного возраста, лет на 10 старше Калистратова, а тому в этом году уже исполнилось 57 лет. -- Порядка нет в стране, вот что случилось. Ездил я сегодня на вокзал жену встречать. Та ездила сына с невесткой и внуками проведать. -- Старик рассказывал всё обстоятельно, вероятно привык так. -- Сегодня дети должны были с утра на дачу ехать, вот она вчера вечером села на ночной поезд - и домой. Я её встречал утром. Так вы можете себе представить, поезд опоздал. И на сколько бы вы думали - на целых сорок минут! Как такое может быть?! Ну что это за порядки! -- возмущался он.
   -- Ну, это не такая уж и редкость. Поезда часто опаздывают. Вы что, привыкнуть никак не можете?
   -- Не могу я к такой расхлябанности привыкнуть!
   -- Вроде бы раньше такого не было? Что, всегда во все времена поезда ходили так уж строго по расписанию?
   -- Да, раньше поезда ходили точно по графику, -- негромко протянул Михаил Терентьевич. -- По ним часы можно было проверять.
   -- Так уж всегда по графику? И никогда не опаздывали? -- это уже спросил Мельников, привыкший за свою жизнь к фактам опоздания поездов. Правда, не на 40 минут, но опоздание поезда на 10-15 минут было как бы нормой.
   -- Врать не буду. Случалось, конечно, что и опаздывали. Но очень уж редко.
   -- И как же удавалось так точно соблюдать график движения?
   -- Строгой дисциплиной.
   -- Кого - машиниста или диспетчера?
   -- Не только их, а всех, кого касалось движение поездов.
   -- А, понятно, в противном случае инкриминировали саботаж, наверное?
   -- Бывало и такое, но необязательно. Просто строго со всех спрашивали. Если, например, поезд опаздывал на 5 минут, строго, очень строго предупреждали начальника станции. Если же состав опаздывал на 10 минут, начальника станции снимали с работы.
   -- Но что, он сам виноват в опоздании поезда?
   -- Виноват. Пусть и не сам лично, но это означало, что он не умеет наладить работу и спросить со своих подчинённых. И это правильно - с него строго спрашивают, так пусть и он так же спрашивает с подчинённых. А не умеешь руководить - уступи своё место.
   -- А на более длительные сроки поезда не опаздывали?
   -- Практически, нет. Это были единичные случаи, и тогда начальнику станции уже не позавидуешь.
   -- Почему? Что может быть хуже увольнения? Или под суд отдавали?
   -- Если поезд опоздал на 20 минут, то в этом случае ставили в известность самого Лаврентия Павловича. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тогда уже могли инкриминировать и саботаж.
   -- А кто это такой, Лаврентий Павлович? -- удивился Константин.
   -- Как кто? -- теперь уже удивился рассказчик. -- Вы что, не знаете? Хотя, конечно, откуда вам, молодёжи знать.
   -- Так, всё же, кто это?
   -- Лаврентий Павлович Берия. До 53-го года он являлся генеральным комиссаром госбезопасности, вы же тогда, когда он работал, ещё под стол пешком ходили.
   -- Вон оно что! Тогда всё понятно. О Берии, я, естественно, слышал. Только вот вы о нём говорите с таким уважением, вроде бы он благодетелем был. Насколько мне известно, он тысячи людей погубил.
   -- Вот именно, насколько вам известно. Я не оправдываю его. Да, он был большой развратник, да и много людей действительно погубил. Правда, не он сам, время было такое. Сейчас принято говорить, что это всё один Берия делал, а Сталин, мол, ничего не знал. Но не бывает такого. К тому же, молодой человек, не бывает людей белых или чёрных. Я имею в виду не по цвету кожи, а по их поступкам. Вы знаете, например, что в том же 53-м году из лагерей было выпущено более миллиона человек.
   -- Слышал, конечно, об этом.
   -- Так вот, вы не думайте, что это сделал Хрущёв. Тот был избран первым секретарём ЦК КПСС только в сентябре 1953-го года, амнистирование же заключённых по инициативе именно Берия произошло ещё в марте-апреле того года. Кроме того, тот же Берия 4 апреля подписал секретный приказ "О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия". Об этом широко известно стало только в наши дни.
   Мельников не очень был осведомлён о том времени, а потому промолчал. Молчал и Калистратов, хотя, возможно, он, в то время уже более взрослый, мог знать о тех порядках в стране и побольше. Такая вот получилась коротенькая, но назидательная лекция пенсионера о порядках в бывшем СССР, точнее, в сталинские, или бериевские времена. Сосед Калистратова по гаражу, и в самом деле, был интересным человеком. Да, старики очень хорошо помнят свои прожитые годы, отлично помнят всё хорошее, но не забывают при этом и о плохом. Перекур и беседы закончились, сосед пошёл к себе в гараж возиться со своей машиной, а Калтстратов с Мельниковым вернулись к незаконченным стеллажам. Они ещё пару раз выходили отдохнуть на свежий воздух, а примерно в 14:00 Калистратов скомандовал: "Обед!". Они немного перекусили принесенными Степаном Фёдоровичем продуктами (Константин с собой ничего из еды не брал - не думал, что так затянутся работы в гараже), после чего поработали ещё пару часов и все намеченные планы успешно выполнили.
   -- Так, теперь длительный отдых, -- удовлетворённо отметил Калистратов.
   -- Какой же он длительный, Степан Фёдорович? -- улыбнулся Мельников. -- Сегодня вечер да завтра всего один день. А потом снова на работу.
   -- Да, вы правы. Но ничего, через неделю начнётся настоящий полноценный отпуск. Я со следующего понедельника наконец-то ухожу в отпуск.
   -- Куда-то поедете?
   -- Далеко не поеду, а только в село к маме. Там и отдохну, правда, и работа мне есть. Но дома, да ещё на природе и работа - отдых. А вы, по-моему, тоже в это время в отпуск уходите?
   -- Да, в одно время с вами.
   -- Вы тоже в село поедете?
   -- Сначала съездим все вместе, с женой и сыном на море, недельки на две, а уж потом в село. Там в конце августа нужно будет картошку помочь убрать. У меня же отпуск длиннее, нежели у вас. А вот жена уже к тому времени на работу выйдет. Придётся мне потом за ней опять в город ехать.
   -- Константин Никитич, а зачем вам приезжать. Пусть ваша супруга мне тогда позвонит, и я её привезу. Я ведь всё равно буду на каждые выходные в село ездить. Нам тоже картофель нужно выбирать.
   -- О, это хорошее предложение! И рациональное, к тому же, спасибо вам. Так мы, наверное, и поступим. А вы знаете, Степан Фёдорович, что такое отпуск? -- сейчас уже хитро прищурился Мельников.
   -- Отдых, а что же ещё. Или вы что-то интересное придумали?
   -- Так вот: отпуск - это свободное время, которое даётся служащим, чтобы дать им понять, что на службе могут обойтись без них и во всё остальное время.
   -- Ух, ты! Здорово! -- рассмеялся заведующий лабораторией. -- Хорошо вы придумали, правильно отметили. А то часто некоторые думают, что они незаменимы.
   -- Это не я придумал, это Луи Фортен.
   -- А кто это такой?
   -- Обыкновенный французский юморист.
   -- Да, хорошо он сказал. Нужно будет потом себе записать это выражение. Очень оно интересное.
   Степан Фёдорович не был большим интеллектуалом, но он был любознательным, ему нравилось познавать всё новое. При этом он не стеснялся показать своё незнание, открыто спрашивая у сотрудников кафедры, что означает то или иное слово, явление. Так было и три года назад, когда в марте 1990-го года Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв был избран Президентом СССР. В один из тех дней Калистратов на кафедре задал окружающим вопрос:
   -- Я вчера по телевизору слышал про институт президента. А где есть такой институт?
   -- Немного неправильно, Степан Фёдорович, -- заметил Грицай. -- Не институт президента, а институт президентства.
   -- Хорошо, пусть будет так. А кто в этом институте учится, и где он находится - в Москве, наверное?
   -- Никто там не учится, потому что такого института не существует.
   -- Ну как, вы же сами подправили меня, значит, есть такой институт.
   -- Понимаете, Степан Фёдорович, это не здание или группа зданий, как у нас, например, с аудиториями и со студентами. Это такое политическое понятие.
   -- Как это - политическое понятие?
   И сотрудники кафедры, опытные преподаватели начали сообща формулировать понятие института президентства. В итоге получилось нечто такое: институт президентства - это интеграционный правовой институт, цель которого состоит в согласовании деятельности институтов государственной власти, или же другими словами совокупность государственно-правовых (конституционных) норм, регулирующих формирование и функционирование президентской власти. Конечно, ни первая, ни вторая формулировка не так уж внятно растолковали всё Калистратову, да и не особо понятны были такие вещи и другим простым смертным, но Калистратов, тем не менее, уяснил для себя, что на Президента в институте не обучаются, и этого ему было достаточно.
   -- Степан Фёдорович, а вы знаете, что означает слово президент? -- спросил Серёгин.
   -- Ну, глава государства.
   -- Правильно, это так. Но я имел в виду, как расшифровывается слово президент.
   -- И как же?
   -- Термин "президент" происходит от латинского слова president, и оно означает - тот, что сидит впереди.
   -- О, это правильно! А впереди - это означает, что и там, наверху, -- и Степан Фёдорович поднял вверх указательный палец.
   Вот поэтому и сейчас, в силу своей любознательности Калистратов с таким интересом воспринял высказывание Луи Фортена об отпуске. Несмотря на свой возраст, он любил учиться, и записывал, не стесняясь, новые для него познания. Как уже отмечалось, он иногда даже тезисно записывал некоторые интересные ему выступления. Но записи записями, а трудовой день (хотя он был выходным) для Степана Фёдоровича и Мельникова, всё же, уже завершился, и они, осмотрев напоследок плоды своей работы (а они были неплохие), разъехались по своим домам.

* * *

   А вот Алексей Позняков в это время уже находился в заслуженном полноценном отпуске - на сей раз учебный год он проработал полностью. Он успел и у своих родителей побывать (проживающих в районном центре области), и на море почти 3 недели отдохнуть. На работе, как в отделе, так и на кафедре у него никаких проблем не было. А вот в плане работы над диссертацией у Алексея некоторые неувязочки были. Это были не проблемы, да и неувязками их можно было назвать только отчасти, потому что просто он не укладывался в график подготовки диссертации, который он сам себе и определил. Он планировал ещё весной окончательно окончить эксперименты и засесть уже за собственно написание диссертации. Но, увы. Как это обычно и бывает, одни исследования потянули за собой другие. Проанализировав результаты своих давнишних исследований, он обнаружил, что в некоторых местах имеются какие-то несоответствия, небольшие разногласия и отдельные шероховатости. Пришлось эти опыты повторять. Сейчас они хорошо увязывались между собой, но много времени было потеряно. Да и ещё нужно было бы одну серию опытов провести, правда они не займут много времени, но пару недель ему придётся потратить на них уже в сентябре - не откладывать же из-за них отпуск. В общем, как это и предполагалось, основная часть написания диссертации уже припадёт на следующий год. Галкин периодически контролировал состояние кандидатской работы Алексея, подгонял его, но не отчитывал. Он видел, что тот нормально работает, а то, что не укладывается в график - ничего страшного, запас времени есть. Очень редко в таких случаях всё идёт по плану, он это прекрасно понимал. Но по его предположениям, да и работа Алексея это подтверждала, так или иначе, а в 1995-м году он на защиту выйдет. Можно было поднажать и попробовать уложиться, всё же, к концу следующего года, но вряд ли это стоит делать - можно только дров наломать. Но вот максимум к концу следующего календарного года выйти на предзащиту было вполне реально, и обоснованно. После неё ещё придётся пару месяцев (а то и более) поработать над замечаниями, а без них не обходится ни одна работа.
   Новый учебный год Позняков начал под руководством нового проректора по учебной работе. Это, скорее всего, были первые признаки реорганизации в сфере управления институтом. Тимофей Алексеевич Белошапка был отправлен на пенсию. Собственно говоря, его никто из института не выгонял, пенсионный возраст ему исполнился ещё в позапрошлом году, но он ещё спокойно мог работать на одной их кафедр. Но он сам решил уйти на заслуженный отдых, он отдал родному институту без малого 40 лет и посчитал, что этого вполне достаточно. Работал и преподавателем на кафедре, и заведующим кафедрой, и деканом факультета. Кстати он руководил санитарно-техническим факультетом целых десять лет - с 1972-го по 1982-й год. После него факультетом управляли (правда, каждый недолго) доценты кафедры, на которой работал друг Алексея Анатолий Грицай - доценты Новожилов (1982-1984 гг.) и Семён Иванович Корсаков (1984-1985 гг.), а затем уж Головин и Виноделов. В общем, он прошёл путь от ассистента кафедры и до проректора - что ещё можно желать лучшего. Ректором ему быть не суждено, да и амбиций таких у него не было, а потому можно спокойно отдыхать.
   Позняков понял, что ректор решил заняться омоложением руководящего состава института. Новый проректор по учебной работе Шулявский Михаил Васильевич был на 5 лет моложе Алексея - в этом году ему исполнялось (или уже исполнилось - этого Алексей не знал) только 43 года, чуть ли не на 20 лет он был моложе своего предшественника. Летом, зайдя в гости к Анатолию Грицаю, Позняков побеседовал на тему кадрового изменения с соседом.
   -- Я его хорошо знаю, -- сказал Анатолий. -- Нередко с ним и нормально общался. Он часто заходил к нам в лабораторию, арендовал у нас приборы, необходимые для исследований. У Калистратова их много было. Заслуга в этом, конечно, Серёгина, это он приобретал новейшие приборы, очень хорошие. Вот Миша у нас и просил их ненадолго. Ему их без лишних отговорок и предупреждений давали, потому что он человек слова и с оборудованием обращался очень аккуратно. Почему бы и не помочь хорошему человеку.
   -- А что, у него на договоре таких приборов не было?
   -- У них слабые договора были против наших. Да и брал оборудование Михаил для экспериментов по своей диссертации.
   -- А он уже защитил её?
   -- Конечно, -- протянул Грицай, -- правда, не так уж и давно, пару лет назад. А то кто бы поставил не остепенённого преподавателя проректором. Кроме того, ранее он был секретарём парткома института, до путча 1991-го года. Живёт он в одном доме с ректором, и тоже с ним в хороших отношениях. Но, как мне кажется, долго он на этом месте не задержится.
   -- Почему?
   -- Понимаешь, по характеру он мало чем отличается от того же Тимофея Алексеевича. Он мягкий, интеллигентный, разговаривает спокойно. Я никогда не слышал, чтобы он голос на кого-нибудь повысил. Вот потому и не удержится он на месте проректора. Там нужны люди с властным характером. Да, Шулявский сможет приказывать, но эти приказы у него больше будут похожи на просьбу. Да и нагоняй он вряд ли кому-либо сможет устроить. А есть ведь, как ты уже, наверное, знаешь, такие преподаватели, что им палец в рот не клади. Да и с деканами воевать не так уж легко ему будет.
   -- М-да, характеристика, наверное, объективная, но не очень-то обнадеживающая к совместной работе.
   -- Нет, ты что. Ты с ним как раз сработаешься, для совместной работы у него характер что надо. Но ректору на этом место точно не такой человек нужен. Он через год-другой и сам это прекрасно поймёт.
   Грицай оказался прав в том плане, что работать с Шулявским действительно было довольно легко. Правда, Анатолий немного утрировал некую уж слабость Михаила Васильевича в части отдачи распоряжений и контроля по их выполнению. Мог Шулявский и требовать, наверное, к этому его обязывала должность, но вот отчитывать, и вправду, не умел. Да и в спорах по тому или иному вопросу он оказался гораздо жёстче своего предшественника - его переубедить было не так-то просто. Но новоиспечённый проректор по учебной работе и начальник учебного отдела, всё же, довольно быстро нашли общий язык. И работали они нормально, почти с полуслова понимая друг друга. Обращались они друг к другу без излишней фамильярности - по имени и отчеству. Шулявский в официальной обстановке обращался к Познякову на "вы", а в неофициальной - больше на "ты" (но всё так же по имени и отчеству). Алексей в силу того, что тот был его начальником (хотя и моложе) в основном обращался к Михаилу Васильевичу на "вы", но не в официальной, дружеской беседе они оба могли "тыкать" друг другу.
   В этом году у Познякова постепенно начали возникать некоторые диссонансы с едиными учебными планами и программами подготовки по той или иной специальности. В бытность Советского союза учебные программы дисциплин действительно были едины для всех ВУЗов этого великого бескрайнего государства, они строго контролировались Министерством высшего и среднего образования СССР. А вот созданное Министерство образования и науки Украины дало некоторое послабление в этом вопросе, разрешив региональным учебным заведениям немного откорректировать планы, учитывая новые веяния времени. Рассчитано это было скорее на то, что в них будут введены дисциплины более соответствующие духу времени, с учётом новых достижений науки и техники. Это был небольшой ветерок тех перемен, которые начинали происходить в области высшего образования, наверное, та точка отсчёта, которая ранее и позволила ректору их института уверенно взглянуть в будущее и решиться на такой непростой шаг, как смена статуса их учебного заведения. Но, если давать кому-нибудь хоть малейшее послабление, то некоторые, используя это, тот час попытаются тебе на шею сесть. Вот и Алексею пришлось немного повоевать с некоторыми ретивыми деканами факультетов, которые необоснованно пытались перекроить учебные планы, подгоняя их, как говорится "под себя". Но, в итоге, и эти спорные вопросы удалось утрясти. К тому же и руководство института пока что было не настроено кардинально менять программы подготовки специалистов, оставляя этот вопрос на не такое уж далёкое будущее.
  
  

ГЛАВА 10

На пороге серьёзных перемен

  
   Что ещё Алексея удивило летом этого года, так это слишком уж повышенный ажиотаж во время подачи абитуриентами документов в институт и во время, предшествующее сдаче ими вступительных экзаменов. Ещё в прошлом году главный корпус института был запружен абитуриентами и их родителями. Дело в общем-то привычное для всех высших учебных заведений, да, было нечто подобное, только в меньшем масштабе, и в военном училище. Но Алексея поражала некая другая картина - прошлым летом, во время своего привыкания к институту он на неё как-то не обратил особого внимания, да и думал, что это единичное явление, которому не свойственно повторятся. Однако, как оказалось, оно повторилось и, вероятно, даже в большем объёме. Речь шла о столпотворении родителей в приёмной ректора, которые жаждали попасть на приём к руководителю учебного заведения. В обычное время на приём к ректору не всегда так уж просто можно было попасть даже заведующим кафедрами или деканам, что уж говорить о рядовых сотрудниках института. По личным вопросам один-два раза в месяц по четвергам с 16:00 ректор проводил приём, на который записывались заранее. Но в процессе деятельности учебного заведения всегда было немало вопросов, которые требовали разрешения. Насколько Позняков знал, подобные вопросы во многих других ВУЗах решались на уровне деканатов или проректоров. Да и в их институте тот же Белошапка или сейчас Шулявский, а в вопросах научных исследований или выполнения хоздоговоров - новый проректор по науке профессор Леонид Иванович Русевич (который совсем недавно сменил на этом посту профессора Дмитрия Николаевича Павловского), могли разрешить некоторые текущие проблемы, но только с ведома ректора. Однако для этого проректорам нужно было найти свободное время в графике работы ректора (или ждать вызова) чтобы доложить тому о возникшей проблеме и о варианте её решения. Но на это уходило время, а потому так уж быстро какие-либо шероховатости не решались.
   В других ВУЗах приёмная ректора была почти всё время пустой, поскольку ректор решал только глобальные стратегические вопросы, направленные зачастую на перспективу развития вверенного ему учебного заведения, отдавая решение более мелких задач на откуп своим коллегам по работе менее высокого ранга. Там ректор доверял своим сотрудникам, веря в то, что те не примут неверных решений, что они, как и он, переживают за общее для них дело. И те его не подводили. Здесь же такое недоверие к своим подчинённым в корне выхолащивало инициативу деканов, а зачастую и проректоров, которые утрачивали всякое желание и способность мыслить более глобально или решать какие-нибудь иногда возникающие острые вопросы. Порой при обращении того же заведующего кафедрой или рядового преподавателя по такому вопросу к декану, тот, не особо раздумывая, отвечал: "Идите по этому вопросу к ректору. Сам я его решать не вправе". Вот так деканы факультетов, да и другие подчинённые ректора, постепенно становились марионетками в его руках, а сам он каким-то удельным князьком. А ведь в права и обязанности декана, - согласно Уставу высшего учебного заведения и должностных инструкций руководителей структурных подразделений, - в частности входят, например, и такие пункты как:
   - действовать от имени подразделения, представлять его интересы во взаимоотношениях с другими структурными подразделениями учреждения, другими организациями и органами государственной власти;
   - самостоятельно вести переписку со структурными подразделениями учреждения, а также иными организациями по вопросам, входящим в его компетенцию;
   - вносить на рассмотрение руководства предложения по совершенствованию деятельности учебного заведения и возглавляемого им структурного подразделения в частности;
   - обеспечение связи с однопрофильными учреждениями, организациями образования с целью совершенствования содержания, технологии и форм организации обучения студентов.
   Это означает, что деканатам даются довольное широкие полномочия и приветствуется инициатива в вопросах перспектив развития института в целом, но о какой инициативе может идти речь в их институте, если деканам не дают возможности решать текущие более-менее серьёзные вопросы. В итоге у деканов остаются лишь такие права как: определение общих направлений научной деятельности факультета или: в пределах своей компетенции издание распоряжений и указаний, обязательных для всех студентов и сотрудников факультета.
   В общем, все эти вопросы Позняков мысленно задавал сам себе и не находил на них ответов. Понятно было, что столпотворение в приёмной ректора означает только одно: родители пришли просить за своих поступающих в институт чад, и только полный дурак или абсолютно наивный человек мог бы не догадаться, каким образом решались подобные вопросы. Это подтверждалось ещё и тем, что в это время практически дозвониться к ректору было невозможно, один из его телефонов был вообще отключён, а сам ректор никогда в иную пору года не просиживал в своём кабинете столько времени, сколько сейчас - практически с утра и до вечера, делая только полуторачасовой перерыв на обед. В один из дней Алексей, выйдя из кабинета Шулявского, а тот располагался напротив кабинета ректора, и, пробившись через толпу посетителей, уже в коридоре столкнулся со своим заведующим кафедрой, который вышел из кабинета проректора по научной работе - дверь наискосок от приёмной ректора. Они поздоровались, и некоторое время шли в одном направлении.
   -- От ректора или от Шулявского? -- спросил Алексея Галкин.
   -- От проректора. Разве я могу сейчас пробиться к ректору?
   -- Да-а, -- протянул заведующий кафедрой, -- горячая пора.
   -- Анатолий Васильевич, -- приглушив голос, обратился к нему Позняков, -- и что, это каждый год такое бывает?
   Галкин развёл руками и так же тихо произнёс:
   -- Своя рука - владыка.
   На этом их короткая беседа и была закончена, Позняков направился к себе в отдел, а Галкин пошёл куда-то по своим делам. Но разговор на данную тему у Алексея через пару дней продолжился с Анатолием Грицаём.
   -- Толя, ты в такое время когда-нибудь заходил в приёмную ректора? -- спросил друга Позняков. -- Я имею в виду накануне вступительных экзаменов.
   -- А что мне там делать, у меня сын ещё мал, чтобы поступать в институт.
   Несмотря на то, что Грицай на год был старше Познякова, его сыну в этом году исполнилось пока что только 8 лет. Алексей никогда не говорил с другом на эту тему, но на кафедре его "любезно проинформировали", что вообще-то у Грицая есть внебрачная дочь, которая сейчас, наверное, оканчивает школу или учится в старших классах. Но, вроде бы, тот эту дочь не признаёт, так же, как и её мать, бывшую его коллегу по кафедре, которая спустя пару лет уволится и выйдет замуж за главного инженера одной из районных птицефабрик. В институте, хотя коллектив был и немаленький, на кафедрах всё обо всех знали, особенно любопытные сотрудницы женского пола. И даже о новостях, а, может быть, и в первую очередь, - на других кафедрах.
   -- Ага! Если ты говоришь, что сыну ещё не до института, то ты владеешь информацией о тех столпотворениях в приёмной ректора.
   -- Конечно, -- пожал плечами Анатолий. -- А кто о них не знает. Потому сейчас туда никто из наших и не ходит, всё равно сейчас к ректору не пробиться.
   -- И каждый год такое?
   -- Вообще-то, да. Я, естественно, не владею информацией, но говорят, что ранее немного поменьше народу к ректору бегало, а сейчас побольше стало. Как говорится, аппетит приходит во время еды.
   -- Н-да, интересно.
   -- Не понял, а что это тебя так удивляет? Насколько, я знаю, это массовое явление. Во все времена были желающие протолкнуть своих детей по блату. Наш институт не исключение. Вроде бы у вас в училище такого не было?
   -- Ты знаешь, именно такого - не было.
   -- Ну да, оно и понятно. У вас-то режим пожёстче, не так просто пробиться к начальнику училища. К тому же, наверное, всё же, у вас меньше было желающих 25 лет носить военную форму. А сейчас-то уж и тем более.
   -- Да не в этом дело. У нас, конечно, режим строгий, но во время сдачи документов родителям разрешали посещать территорию училища. И по ней они гуляли, знакомились с местами, где их дети будут учиться, им даже специально как бы экскурсии устраивали. Но вот в кабинете, точнее в приёмной, начальника училища такой толчеи не было. И что, какая же такса, чтобы попасть на тот или иной факультет.
   -- Вот чего не знаю, того не знаю, -- рассмеялся Грицай. -- Как говорится, сам я со свечкой не стоял.
   -- Но тебе-то как раз желательно это знать. Или твой сын не в строительный институт будет поступать?
   -- Сыну ещё рано об этом думать, но я, конечно, буду его "сватать" поступать на нашу специальность. Только никаких проблем в этом вопросе, как я думаю, у него, или у меня не будет.
   -- Это ещё почему? Ты так уверен в своём Анатолии младшем?
   -- Нет, не в этом дело. Понимаешь, я не в курсе, что там сейчас творится в кабинете ректора, но детям своих сотрудников, причём будь то профессор или обыкновенная лаборантка, он всегда помогает. В этом нужно отдать ему должное. Поэтому все и закрывают глаза на ситуацию, подобную сегодняшней.
   -- Так прямо всем помогает?
   -- Да, именно всем. Я, по крайней мере, не знаю случаев, чтобы кто-то из детей наших сотрудников не поступил в наш же институт. А те, кто не поступил, это единичные случаи, были наверняка абсолютными балбесами, которые грамотно двух строчек не могли написать. Но их родители, зная это, и не обижались на ректора. Он-то в чём виноват? Так что, палка здесь о двух концах, поэтому большинство и предпочитает не катить бочку на ректора. Не плюй в колодец - пригодится воды напиться. Вот так-то.
   -- Теперь понятно, -- удивлённо протянул Позняков. Всё как бы стало на свои места, но, всё же, какая-то червоточинка в этом была.
   Но, вскоре Позняков ушёл в отпуск, в дальнейших событиях, связанных с поступлением абитуриентов в институт, он участия не принимал, а потому далее этот вопрос у него благополучно выветрился из головы, тем более что с нового учебного года у него прибавилось работы. Подготовительная стадия деятельности деканатов, кафедр и комиссии по смене статуса института и введения новых специальностей была практически завершена. Теперь нужно было всё обобщать, корректировать и готовить документы уже непосредственно для подачи в министерство. И вот здесь уже хватало дел и начальнику учебного отдела. При этом не только составлять документацию, но нередко и самому отвозить её в Министерство. Это были в основном однодневные командировки - вечером сел на поезд, утром - в Киеве, прямым путём в Министерство образования и науки, посидел в нём, в крайнем случае, 2-3 часа (дожидаясь своей очереди или отсутствующего нужного человека), передал документы, поговорил несколько минут - и свободен. После этого прогулка по Киеву, затем на вокзал за билетом на поезд, потом - сам поезд, и вот уже утром (может быть, и не совсем ранним) ты дома. После обеда идёшь в институт, хотя сегодня можно было и не ходить (числишься ещё в командировке), доклад ректору об успешном выполнении задания, и можно, не дожидаясь конца рабочего дня, отправляться домой - в этом случае ректор с понятием относился к такому нарушению трудового дня. В самом Киеве очень удобно было то, что Министерство находилось недалеко от вокзала, не совсем рядом, но, действительно, недалеко. С вокзала всего одна остановка трамвая до площади Победы, а затем одна остановка троллейбусом до остановки "Воздухофлотский мост", которая была как раз напротив министерства. Можно было даже, не спеша (если позволяло время) прогуляться к цели командировки от площади Победы и пешком, наслаждаясь свежим утренним воздухом, ещё не сильно загазованным автомобильным смогом, и любуясь красотой столицы. В районе табачной фабрики, которая находилась как раз на полпути от площади Победы до министерства, к этому утреннему воздуху немного примешивался приятный аромат свежего табака.
   Работа, связанная с подготовкой документов для открытия новых специальностей длилась до конца года, и даже в начале следующего нового года - порой возникали в министерстве какие-нибудь вопросы, а потому приходилось подвозить ещё дополнительные документы. Но на этой стадии в командировки больше ездили уже сами деканы, которые, конечно, наряду с Позняковым, ездили в Киев и ранее. Но начались эти поездки с командировок самого ректора ещё в первой половине текущего года. Наконец, где-то в феврале 2004-го года эта эпопея закончилась, и наступило время волнительного ожидания. На очередном ректорате, уже в новом календарном году, в конце зимы, кто-то из деканов задал ректору вопрос:
   -- Константин Григорьевич, а что нам делать с новыми специальностями?
   -- Как это что делать? Вы же уже всё подготовили, все материалы в министерстве.
   -- Да, конечно, материалы в министерстве, но в том то и дело, что в министерстве. Я имел в виду - вносить нам эти специальности в план приёма на новый учебный год, вводить ли их в перечень специальностей для абитуриентов? Неизвестно ведь, когда министерство рассмотрит наши документы и даст добро на смену статуса института, да и даст ли его вообще.
   -- Министерство даст такое добро, это точно.
   -- Вы в этом так абсолютно уверены?
   -- Уверен. Если и не на 100 %, то, по крайней мере, на 95-98 %.
   -- Хорошо, но будет ли это "добро" получено до лета, до начала вступительных экзаменов? Мы сейчас объявим конкурс на эти специальности, а разрешение придёт только к концу года или осенью.
   -- Не думайте, что в министерстве сидят люди, глупее нас. Они тоже прекрасно понимают, что нам нужно такое разрешение до начала набора студентов, а не тогда, когда поезд уйдёт. Да они и сами заинтересованы в том, чтобы это произошло как можно скорее. У них тоже есть перед кем отчитываться, им тоже нужно показывать плоды своей работы. Так что, новые специальности вводить на новый учебный год нужно обязательно. В начале следующего месяца мы утвердим приёмную комиссию, назначим её Секретаря и вперёд - пусть работают. До приёма документов у абитуриентов мы точно будем знать, дадут ли нам соответствующее разрешение. Я не исключаю того, что оно может быть временно и устным, но оно точно будет до сдачи документов. Я тоже понимаю, что наши бумаги, а потом уже и министерские, будут проходить по многим инстанциям, но до нового учебного года мы точно получим разрешение. Всё, дискуссии по этому вопросу прекращаются. Всем заинтересованным лицам готовить материалы к подаче в приёмную комиссию.
   Наступившее лето в этом году оказалось по-настоящему горячим. Все сотрудники института могли убедиться в правильности двухгодичной проницательности ректора и его решения вводить новые, не строительные специальности - такого наплыва бывших школьников в институте не видели никогда. Приёмная комиссия с трудом справлялась с приёмом документов, работали сотрудники комиссии в нескольких комнатах, весь первый этаж главного корпуса был просто забит абитуриентами и их родителями.
   Ректор был уже тёртым калачом, и, как сейчас выяснилось, давно уже подготовил почву для принятия Министерством образования и науки Украины нужного институту решения. При этом ещё раз можно было убедиться в его проницательности и решительности. Оказывается, он не ждал, пока будут подготовлены документы на ниве смены статуса ВУЗа, а начал прокладывать свою борозду ещё в средине, если не во втором квартале 1992-го года. Он ещё тогда зачастил в министерство, был у него там один знакомый, который помог ему завести хорошие отношения с заместителем министра, от которого позже он и получил заверения, что всё будет нормально и руководимый им институт вовремя получит статус технического университета. И это тоже было дальновидностью ректора, потому что их институт (благодаря своевременности ранних поездок ректора в министерство и переговоров там) в этом плане оказался в числе одних из первых. Позже большинство высших учебных заведений засыпали министерство письмами с просьбами смены статуса института на статус университета или академии. Но одновремённо для всех этот вопрос не мог быть решён, а потому теперь уже создалась очерёдность, и их родной институт был сейчас в первых рядах этой очереди.
   Прав был ректор и в своём предвиденье, что до начала подачи документов хотя бы устное разрешение на введение новых специальностей обязательно будет. И оно было, да, пока что устное, поскольку и само министерство официально этот вопрос не решило, он должен был быть решён (с письменной выпиской решения) в конце июня - начале июля. Но уже в средине июня, благодаря даже устному заверению министерства, начался в институте (пока ещё институте) приём документов на новые специальности.
   В итоге конкурс на новые специальности оказался очень большим, особенно экономического профиля. Конечно, значительно были урезаны чисто строительные специальности, но так это и предполагалось, да и охочих на них поступать стало также меньше - так что и на них конкурс был в норме. Тоже, как и предполагалось, план приёма увеличен не был, не были увеличены и штаты, но, естественно, и не сокращены. Сейчас это и не было актуальным вопросом, а вот через пару лет, когда дойдет дело до преподавания специальных предметов на новых специальностях у руководства института (о смене статуса учебного заведения бумаги тоже пока что не было), всё же, были предположения, что штат преподавателей их ВУЗа министерство несколько увеличит. В общем, нужно было теперь думать и о формировании новых кафедр (реформировании старых) и "тасовании" их штатных составов. У ректората, да и у деканов уже были свои намётки по вопросу приглашения опытных специалистов с производств, но сейчас временно (года на два) решили укомплектовывать вновь созданные кафедры пока что в основном своими кадрами. Единственным исключением в этом плане стала вновь созданная кафедра макроэкономики, руководить которой пригласили профессора Ольгу Владимировну Кривцову.
   Реформирована была и кафедра физики и электротехники, на которой по совместительству работал Алексей Позняков. И вот здесь Познякову пришлось выбирать, на какой кафедре ему оставаться - на общеобразовательной кафедре физики или же на выпускающей кафедре автоматики и электропривода. Ранее ему ближе были дисциплины по профилю физики, но эта наука настолько многопрофильная, что в неё входит огромный перечень вопросов, в том числе касающихся и электротехники. Да и близившаяся к завершению кандидатская диссертация Алексея была больше связана с электротехникой, нежели с чисто физикой. Тема его диссертации звучала следующим образом: "Методы численного моделирования электромагнитного поля в электропроводных средах". К тому же, в это время Алексей по заданию Галкина подготавливал (и почти уже завершил) курс лекций на стыке физики и электромеханики - с прицелом на будущее, поскольку преподавателей по чистой физике хватало с избытком. Да и работа на кафедре автоматики и электротехники должна была быть значительно интересней и перспективней, нежели на кафедре физики. И Позняков с согласия Анатолия Васильевича, а именно он должен был возглавлять вновь созданную кафедру автоматики и электропривода, решил остаться именно на этой кафедре. Конечно, не возглавляй Позняков учебный отдел, ещё неизвестно как бы на это посмотрел тот же Галкин или ректор - ведь опыт преподавания предметов у Алексея был, всё же, в области физики (наряду с механикой). Но именно Алексей в учебном отделе готовил сводный приказ о реформировании кафедр в институте, а потому всё прошло так, как он спланировал. Он понимал, что в дальнейшем ему, как преподавателю выпускающей кафедры, доведётся работать с дипломниками, а, возможно, и участвовать в комиссии по защите студентами дипломных проектов. Но до того времени было, по меньшей мере, 4 года, а потому как следует подготовиться он ещё успеет.
   Но, если реформировались кафедры, то, естественно, та же участь ожидала и деканаты, к которым эти кафедры должны были быть причислены. При этом были объединены в единый два факультета строительного направления (значительная часть сотрудников перешла в другие деканаты) и расформирован факультет работы с иностранными студентами - до этого времени в институте обучалось немало студентов из стран Африки и Ближнего Востока, но с развалом Союза перестали направляться и студенты из этих регионов. Как ни странно, был создан только один новый факультет - экономический, электромеханический факультет был сформирован ещё пару лет назад. И как раз в состав этого факультета теперь вошла отпочковавшаяся от физики новая кафедра автоматики и электропривода. Так что теперь Грицай и Позняков станут ещё реже видеться в университете - общих факультетских собраний уже не будет. Но в процессе реформации удивляло нечто другое - почти на всех факультетах, включая заочный факультет, факультеты довузовской подготовки и повышения квалификации, были сменены деканы факультетов. Из старых деканов (и в прямом смысле тоже) остался только декан санитарно-технического факультета Степан Иванович Виноделов. При этом был взят резкий курс на омоложение руководящих кадров. Например, если ранее факультет промышленного и гражданского строительства возглавляя опытный, много лет проработавший в институте, доцент Андрей Иосифович Величко, то сейчас деканом этого факультета стал молодой доцент, всего года 3-4 назад защитивший кандидатскую диссертацию Константин Анатольевич Шкуратов. И так было на большинстве факультетов. А ведь существует Положение о назначении и снятии с работы деканов. В частности в нём говорится, что предыдущий руководитель факультета (института) может быть освобожден от должности на основаниях, определённых трудовым законодательством, а также за нарушение устава института и условий контракта, на основании решения Ученого совета института, приказом ректора. Руководитель факультета (Института) может быть освобожден от должности ректором института на основании представления органа общественного самоуправления факультета (института). Предложение об освобождении руководителя факультета (института) вносится в орган общественного самоуправления факультета (института) не менее чем половиной уставного состава Ученого совета факультета (института). Предложение об освобождении руководителя факультета (института) принимается не менее чем двумя третями голосов уставного состава органа общественного самоуправления факультета (института). Но ведь такой вопрос на Совете института не рассматривался, ректор сам назначил новых деканов. Приказ о создании новых деканатов и кафедр, конечно, был зачитан на Совете, но уже просто как обычная формальность - никаких предложений по этому вопросу Совет ранее не давал. Конечно, всё это можно было объяснить капитальной реорганизацией института в связи с предстоящей сменой статуса учебного заведения.
   Ладно, с этим тоже можно согласиться (в преддверии глобальных изменений в деятельности их ВУЗа), но был ещё один аспект, заставивший задуматься многих. Как же быть тогда с таким пунктом "Закона о высшем образовании", в котором говорится, что руководство деятельностью факультета осуществляет декан, который назначается на должность из числа профессоров или самых опытных доцентов...? О каком большом опыте могла идти речь у недавно защитившихся доцентов. Здесь уже одним модным лозунгом "Дорогу молодёжи!" вряд ли можно было обойтись. Недоумевал по этому поводу (начиная со стадии подготовки приказа) и Позняков - ранее он привык, что в училище все руководящие посты занимают опытные офицеры. Правда, это была специфика военного заведения, где невозможно было представить, чтобы какой-нибудь молодой лейтенант командовал старшими офицерами. Такое могло случаться только во время приезда каких-либо инспекторских проверок, и тогда перед майором из министерства тянулись в струнку подполковники и полковники. Но это были люди, от которых зачастую зависела судьба того или иного старшего офицера училища, а в их институте получалось как-то по-другому - и это было непонятно. Алексей, конечно, немного догадывался об истинных мотивах таких решений ректора, и ему его догадки полностью подтвердил (правда, уже осенью) профессор Галкин, когда Позняков наедине с ним, в кабинете того обсуждал стадию подготовки своей диссертации. На вопрос Алексея о таких кадровых перестановках в институте, Анатолий Васильевич, улыбнувшись, протянул:
   -- А ты не догадываешься, Алексей Николаевич? -- после 2,5 лет совместной работы Галкин уже обращался к Познякову на "ты", но по имени и отчеству. -- Здесь своя довольно очевидная причина, даже две.
   -- У меня, вообще-то, есть свои предположения, но хотелось бы услышать подтверждение моей версии от человека, который уже много лет проработал в институте.
   -- Ну, первая из них, это то, что такие молодые доценты воспринимают своё резкое повышение, как бы в обход стариков, как высокую оценку их собственной деятельности, хотя какая у них там деятельность - просто ведут занятия. Но они очень обязаны ректору за такое повышение, увеличение зарплаты. У них ведь ещё и надбавки имеются, то есть они практически получают две ставки. Конечно, они будут благодарны ректору и готовы ему руки целовать. Разве такой молодой декан посмеет ослушаться распоряжения ректора, порой облечённого в форму небольшой просьбы. При этом, заметь, не письменного распоряжения, а именно устного, потому что в большинстве случаев ректор такие распоряжения отдаёт в устной форме, он никогда не рискнёт писать некие просьбы или распоряжения на бумаге. В случае какой-либо неудачи виноват всегда будет такой декан, который не осмелится сказать, что получил устное распоряжение ректора.
   -- Вы знаете, у меня как раз и были подобные мысли. Хорошо, тогда в чём суть второй причины?
   -- А она тесно связана с первой. Молодыми деканами легко управлять, они пока что неопытны и прислушиваются к словам ректора. Представь себе, будь на их месте опытный профессор или доцент, мог бы им ректор так просто лапшу на уши вешать? Конечно, нет. Вот, например, если бы меня поставили деканом, такое, конечно, невозможно, потому что я не соглашусь на это - зачем оно мне. Но, чисто гипотетически, - разве я бы тогда так уж просто принимал на веру все разговоры ректора? Вряд ли бы он мне так просто решился давать некоторые устные распоряжения. Ты посмотри - на заседания Советов института, кто там спорит с ректором? Только профессора, остальные молчат. И в основном профессора предлагают конструктивные решения. А зачем ректору такие споры ещё и на уровне деканатов?
   -- Тогда почему он не омолаживает руководителей кафедрами?
   -- Э, нет! Это невозможно, тогда он развалит всю работу в институте. Деканатами он ещё в состоянии управлять, а тремя десятками кафедр - и ему не под силу. Чтобы была конструктивная работа на кафедрах, ими должны управлять именно опытные люди, с большим багажом знаний и работы. Понимаешь, деканаты, о проректорах и говорить нечего, - это, прежде всего, административная организация, занимающаяся организационной работой. У них не живое дело, а бумажное, если хочешь знать. Да что я тебе рассказываю, ты это и сам прекрасно понимаешь. Вот, к примеру, к нам в институт часто обращаются городские власти - что-либо помочь сделать, рассчитать, спроектировать, даже просто проконсультировать. Это мелкая работа, с которой, например, в проектные или строительные организации не обратишься. И ты видел когда-нибудь, чтобы ректор поручил эту работу деканатам?
   -- Нет, конечно. Я понял.
   -- Вот, -- вошёл в азарт повествования Анатолий Васильевич, как бы проигнорировав последнюю фразу Познякова, -- ректор всегда обращается с такими поручениями к заведующим кафедрами. Кафедры - это живая практическая работа, но она требует опыта. А поставь заведующим кафедрой доцента, который всего пару лет назад защитил диссертацию - и какой у него опыт? Школьная да институтская парты. Нет, руководство кафедр ректор менять не станет. Он человек умный и понимает, что так он разрушит налаженную годами работу.
   Да, после этого разговора с Галкиным всё стало на свои места. О верности его мыслей по этому поводу Алексей смог в дальнейшем убедиться на Ректоратах, когда ректор порой в не очень вежливой, даже резкой форме, обрывал рассуждения тех же деканов по каким-либо вопросам. И деканы замолкали, запросто принимая позже сторону руководителя их учебного заведения.
   А тогда, в средине лета все мысли по этому поводу отошли у Познякова в сторону, когда из Министерства образования и науки Украины пришла выписка их заседания министерской Коллегии о том, что их институту присвоен статус технического университета и разрешено при этом введение новых специальностей. Конечно, решение Коллегии ещё должен был утвердить Кабинет Министров Украины, но теперь уже никто не сомневался в том, что и оттуда новый технический университет соответствующую бумагу непременно получит.
  
  

ГЛАВА 11

В новое русло

  
   Ректор сообщил о том, что из министерства пришла бумага, разрешающая изменение статуса их учебного заведения и введение новых специальностей, на ближайшем Ректорате. На этом Ректорате не было никого из заведующих кафедрами, да и присутствующих о Ректорате предупредила по телефону секретарь ректора. Вообще-то в средине лета, когда уже сдана летняя сессия, да ещё масса хлопот с поступающими в институт, ректор не был сторонником подобных заседаний - никаких событий, связанных со студентами уже не происходило (окончание практики - не в счёт, это мелочи), ему хватало чуть ли не ежедневных встреч с членами приёмной комиссии. Но мимо такого важного события он пройти, естественно, не мог. Конечно, после сообщения ректора о бумаге из министерства у всех вырвался вздох облегчения - наконец-то сбылось то, к чему все стремились. И хотя в основном это была идея ректора, но все считали себя причастными к такому событию, да, к тому же, для того, чтобы оно сбылось им всем, без исключения пришлось приложить немало труда. В общем, Ректорат был, как никогда радостный, и короткий. Ещё немного времени Оноприенко уделил вопросам готовности новых специальностей и расспросил деканов о том, как проходит сдача документов на их факультеты, какой будет конкурс. Он знал это, наверное, лучше самих деканов, но спрашивал их больше для порядка, чтобы те не расслаблялись и держали ситуацию на своих факультетах под контролем. В конце этого короткого заседания он сказал:
   -- В следующую пятницу мы ещё проведём заседание Совета института, -- Ректорат проходил в среду, -- пока что будем считать наше учебное заведение институтом, -- улыбнулся он, -- до официального постановления Кабинета Министров.
   -- Константин Григорьевич, но ведь в этом месяце Совет не запланирован, -- обеспокоено вставил реплику Шулявский. В случае Совета ему ведь нужно будет готовить какие-то вопросы.
   -- Не запланирован, ну и что. Проведём внеплановое заседание Совета, такое решение министерства нельзя не довести до сведения остальных. Вы что, против?
   -- Нет, я-то не против, но нужно же вопрос готовить. Да ещё многие, наверное, уже в отпуске.
   -- Ничего готовить не нужно, этим я займусь сам. Предупредим и тех членов Совета, которые во время своего отпуска ещё не уехали из города.
   -- А какая повестка дня?
   -- Я же сказал - вопрос будет только один: предоставление институту статуса технического университета. Да и этот вопрос будет, скорее, информативный.
   Расходились с Ректората все в недоумении - стоило ли собирать Совет из-за информативного вопроса, пусть он и очень важный? Да ещё для этого приглашать из отпуска преподавателей, и это максимум, наверное, на полчаса. Если вопрос информативный, то и времени он много не займёт. Ни деканы, ни проректора, ни Позняков не спешили расходиться по своим рабочим местам - никакой срочно работы (да, наверное, и не срочной) сейчас не было практически ни у кого их них. Погода стояла чудесная, никому не хотелось сидеть в душных стенах. Правда, в главном корпусе института было прохладно - кирпичная, чуть ли не в метр толщиной кладка старой постройки ещё конца прошлого века, да ещё с высокими, за 4 метра потолками помещений, не пропускала лишней жары, но вот в других, более новых корпусах она ощущалась. Все вышли во внутренний двор в прохладу тенистых аллеек, многие достали сигареты, и начался перекур.
   -- Эх, сейчас бы на речку, -- потягиваясь, протянул декан строительного факультета Шкуратов. -- Покупаться, позагорать, так нет - сиди здесь на работе, а чем сейчас заниматься?
   -- Назначением стипендий, например, -- отозвался декан электромеханического факультета Анатолий Петрович Нестеров.
   -- Да назначена она уже тем, кому положена, сразу после сессии и назначили.
   -- А практика?
   -- А что практика?
   -- А если кому-то зачёт по практике не поставят?
   -- Да когда такое было?!
   -- А ты вспомни прошлогодний случай с отчётом по практике на третьем курсе.
   Да, тот случай был памятен всем. Из министерства должны были приехать проверяющие по разным вопросам учебного процесса, а потому ректор заранее дал распоряжение соответствующим структурам навести порядок, чтобы не к чему было придраться. Одним из вопросов было и проведение производственной практики, учебную то проводили на ремонтах помещений учебных корпусов и общежитий. А вот с производственной было сложнее - производствам было в эти часы не до студентов. Кое-где удавалось пристроить практикантов, но в основном студенты старших курсов проходили практику в лабораториях или на учебных полигонах кафедр. Ректор через Познякова дал задание ответственному по практике Анатолию Григорьевичу Царькову, занимающему эту должность вместо Карасёва (того уже отправили на пенсию) выборочно проверить отчёты студентов по практике, которые после оформления, защиты и подписания руководителями практики оседали у того в кабинете. Ректор словно что-то предвидел. И Анатолий Григорьевич через пару дней принёс Познякову, а тот уже в свою очередь показал ректору образчик одного такого отчёта. С виду в этом отчёте всё было в порядке, начало и средина его написания не вызывала никаких претензий. Но вот уже почти в самом конце...! Когда написанное там прочитал сначала Алексей, а затем уже ректор, то у них у обоих глаза на лоб полезли. Нет, никакой крамолы, или матерщины там не было, но и к практике написанное никак не относилось. Нет, неправда, таки относилось - первопричиной этой записи и была именно такая практика. А было там написано примерно следующее: "Сижу я и пишу этот отчёт, и какой только идиот придумал такую практику. Делать совершенно нечего, всё уже в лаборатории покрасили и поприбивали. На улице прекрасная погода, птички щебечут, а мы должны сочинять в этих душных помещениях разную муру, высасывать что-то из пальца. Сейчас все мы обложились книгами и пишем то, что нам указал преподаватель. Но кому оно нужно, всё равно наши отчёты никто читать не будет...". И так далее, и в таком же духе было написано почти полторы страницы отчёта. Студент, писавший это, был абсолютно прав - никто его отчёта не читал, хотя практика ему была зачтена и отчёт подписан преподавателем. А если бы такой отчёт попал в руки комиссии из министерства? В общем, преподавателю объявили строгий выговор (хотели сначала даже уволить за несоответствие занимаемой должности), практику студенту не зачли, остался у него как бы хвост, а потому его лишили стипендии. Это было и правильно, и неправильно. В отношении руководителя практикой студента всё было абсолютно справедливо. Но вот в отношении студента... Почему нужно наказывать человека, написавшего правду, если он не разгильдяй и практику не пропускал? Разве это его вина, что у них была такая производственная "практика", и что преподаватель заставил писать именно такой отчёт (без некоторой, конечно, вольности студента)?
   Случай то помнили, но многие ли сделали из него выводы? А вот Нестеров был как раз именно из такой категории людей, которые прислушиваются к любому слову ректора и стараются выполнять все его указания, которые порой к нему совершенно не относятся. В общем, далее вопросы практики и стипендии все другие участники перекура предпочли успешно замалчивать. Поговорили ещё на другие темы, и в этот момент к ним подошёл вышедший из здания ректор. Сначала все напряглись, подумав, что, наверное, сейчас ректор начнёт их отчитывать за то, что они не на рабочих местах. Но он улыбнулся и произнёс:
   -- Угостите кто-нибудь сигаретой.
   -- Но вы же не курите, -- удивился декан экономического факультета Анатолий Егорович Рожнов.
   -- Так и ты Толя, насколько я знаю, вроде бы тоже не курил раньше, а сейчас вон с сигаретой в руках стоишь. Я в молодости тоже иногда покуривал, так что вспомню молодость, -- шутил ректор. -- К тому же, по такому поводу, да в такой приятной компании можно и подымить.
   Действительно, никто никогда не видел, чтобы ректор курил. Он болел сахарным диабетом, и врачи настоятельно рекомендовали Константину Григорьевичу не курить - никотин оказывал пагубное влияние на кровеносные сосуды, а при его болезни это было совсем ни к чему. Но, как говорят, раз в год и палка стреляет. И в самом деле, наверное, в такой компании да ещё на радости можно было немного и подымить. Поэтому Шкуратов, молча, протянул ректору сигарету из своей пачки, дал прикурить, а затем, очевидно пользуясь хорошим настроением ректора, спросил:
   -- Константин Григорьевич, а зачем обязательно проводить внеплановый Совет? Ну, выйдут все в сентябре из отпуска, можно тогда всех обрадовать, а сейчас на кафедрах и народа почти нет.
   -- А ты, наверное, в отпуск собрался?
   -- Собрался, именно с понедельника.
   -- И куда-нибудь уезжаешь?
   -- Пока что нет, уеду уже в начале следующего месяца.
   -- Ну, так что тебе мешает на Совет прийти?
   -- Да ничего не мешает, Константин Григорьевич, только вот неохота тащится в институт туда и назад с другого конца города. И всего из-за каких-то получаса.
   -- А почему ты решил, что из-за получаса?
   -- Ну а сколько может длиться информативный вопрос повестки дня?
   -- Гораздо дольше.
   -- Почему это?
   -- А ты приходи на Совет, и сам узнаешь. Кстати, кто так уж не хочет идти на Совет, можете не приходить. Контроля не будет, и никаких наказаний за неявку тоже. Но кто, не придёт, сам потом пожалеет.
   -- Даже так?
   -- Даже так. И не из-за каких-то санкций, а просто потому, что пропустит одно очень интересное событие.
   -- Что ещё за событие? -- спросил Нестеров.
   -- Приходите все, и сами всё увидите, -- улыбнулся ректор, погасил сигарету, выбросил окорок в урну и направился к другому корпусу, куда он, наверное, до перекура и намеревался идти.
   -- Да, -- покачал головой Рожнов, -- придётся-таки идти на Совет. Заинтриговал нас Константин Григорьевич.
   После его слов все уж начали расходиться по своим рабочим местам, думая, наверное, о том, какой же сюрприз им приготовил на внеплановом Совете Оноприенко.
   А сюрприз, и в самом деле был, потому-то единственный информационный вопрос занял довольно много времени. Поэтому, даже те, кто ранее выражал своё неудовольствие по этому поводу, Советом в итоге остались очень довольны, он им запомнился надолго. Заседание совета состоялось 22-го июля в 14:30, немногим раньше, нежели обычно проводились такие мероприятия. Но, когда члены Совета входили в зал заседаний, то у них вытягивались лица. На сей раз в комнате все стулья, на которых они привыкли сидеть, были расположены под двумя боковыми стенами помещения, а все столы - сгруппированы в один большой стол посреди просторной комнаты. И эти столы не просто образовывали большой стол, этот стол был ещё и накрыт - сервирован большими и малыми блюдами с разнообразной едой. Между ними возвышались небольшие шпили бутылок со спиртным - водка и вино. Всё было приготовлено по типу шведского стола, горячих закусок не было, но обилие другой еды удивляло. Конечно, некоторые из членов Совета о таком сабантуе знали, не могла ведь подготовительная работа проходить незамеченной, да и готовить это всё кто-то же должен был. Но сведущие в этом вопросе сотрудники до поры до времени хранили молчание - сюрприз, он и есть сюрприз.
   Однако застолье началось не сразу. Ректор пригласил всех рассесться по стульям у стен, а сам со стоящей ближе к окнам трибуны сказал коротенькую речь, посвящённую презентации их родного учебного заведения в новом статусе. После завершения своего короткого "доклада" по повестке дня, он сказал:
   -- А теперь давайте поднимем бокалы за то, чтобы наш технический университет процветал и развивался дальше. Я думаю, что те новые специальности, которые мы запросили у министерства, это только первая ласточка. Нужно работать в этом направлении и дальше, все присутствующие в этом зале должны направить все свои усилия на то, чтобы мы стали истинно университетом, хорошим университетом. Думайте о том, что ещё можно и нужно делать. Всякая разумная инициатива будет только приветствоваться. Я поднимаю свой бокал за наш технический университет и за всех нас, за наш дружный работящий коллектив! -- ректору наполнила бокал секретарь Совета, а остальные члены Совета поднялись со своих мест, подошли к столам и сами наполнили приготовленные рюмки. После этого ректор ещё некоторое время пообщался то с одним присутствующим, то с другим, пригубив при этом пару рюмок, а затем попросил тишины и сказал:
   -- Спасибо, что вы пришли на Совет, даже те, кто сейчас уже в отпуске. Празднуйте и дальше, а у меня ещё есть дела, закуски и выпивки хватит всем надолго. Только вот на последнее не особо нажимайте, все вы уважаемые люди, а потому перебор вас красить не будет.
   Затем ректор попрощался и ушёл, а празднование, действительно, затянулось. При этом Позняков заметил, что коллеги и в самом деле на спиртное не налегали, хотя их никто не контролировал - никаких официантов не было, а потому каждый сам наполнял свою рюмку нужным ему количеством горячительной жидкости. Поэтому, когда решено было закругляться, Алексей ни одной, как говориться, перекошенной рожи не увидел - все были, конечно, выпившие, но держались в норме. Кто-то может сказать, что пьяный сам никогда и не оценит правильно степень опьянения компаньона, но дальнейшие события подтвердили именно правоту Познякова.
   Оказалось, что деканы факультетов, Шулявский и две заведующие кафедрами (женщины), Кочеткова и Кривцова, запланировали ещё ранее после Совета поехать на речку. Алексей не ведал о том, знали ли они именно о таком Совете или же просто решили поехать, рассчитывая, что Совет быстро закончится. Но сейчас это не имело никакого значения. Узнал о таких планах некоторых членов Совета Позняков от Шулявского, который сам предложил начальнику учебного отдела:
   -- Алексей Николаевич, ты не желаешь поехать на речку? Давай, присоединяйся к нам.
   -- Да я бы и не против, только не готовился я к такому, будь ещё одни мужики - другое дело, -- он уже понял, что на этой вылазке будут и женщины.
   -- Ну, если ты насчёт плавок, то найдутся у нас запасные. Так что это не вопрос.
   В общем, Алексей согласился принять участие в вылазке на речку, да ещё в столь приятной компании. Оказывается, Шулявский заранее договорился с проректором по хозяйственной части, что тот выделит для этой цели институтский микроавтобус. Но, когда все садились в это транспортное средство, он сказал:
   -- Так, товарищи! Я вот только хочу всех предупредить, что микроавтобус нас только отвезёт на речку, а назад придётся всем добираться на общественном транспорте или на перекладных. Водитель и так нас уже заждался, никто ведь не думал, что Совет так затянется. Так что, извините! Кого это не устаивает, мы неволить не будем.
   Но ехать согласились все, не отказался даже Степан Иванович Виноделов, который и сейчас был с палочкой. Продолжить гуляние решено было и на реке. Для этого взяли из зала заседаний 2-3 бутылки со спиртным, и кое-какую закуску - и того, и другого оставалось ещё довольно много. Прихватили с собой со столов и 3 рюмки - при уборке помещения их сочтут разбитыми, да и кто их считать будет. На всех рюмок всё равно не хватит, но будут пить из этих трёх по очереди.
   Вечер на реке явно удался, его потом вспоминали, наверное, не реже, чем само заседание внеочередного Совета. Через город проходила довольно крупная водная артерия, была она к тому же судоходной. В черте города пляжи были, но и народа там было немало, а потому решено было поехать на окраину города, вниз по течению реки. Остановились в довольно живописном месте, на какой-то косе с кустарником, где на речке образовался небольшой залив. Гуляли они там, - купались, загорали, выпивали, закусывали, разговаривали, травили анекдоты и шутили ещё долго - до самых сумерек. И вновь пьяных при этом не наблюдалось. Но потом им ещё нужно было добираться домой, точнее, добраться хотя бы до остановок общественного транспорта. Этот район неплохо знал Нестеров, который предложил всем свой более короткий путь. Маршрут, и в самом деле оказался не таким уж длинным, только вот в двух местах им пришлось преодолевать преграды - один раз довольно широкий ручей, а в другой раз - забор из бетонных плит. Если с ручьём особых проблем не было, - разулись, закатили штанины (женщинам даже платья не пришлось подымать - ручей был неглубоким), - то вот забор явился серьёзным препятствием. Не только потому, что как раз женщины на него самостоятельно вскарабкаться не могли, но главное потому, что это крайне неудобно было это делать инвалиду Виноделову, а он был потяжелее присутствовавших женщин. Но, в итоге и с этой преградой, хотя и с трудом, но все справились, а далее до остановки трамвая оставалось не так уж далеко. Домой все вернулись уже, наверное, в десятом часу вечера. Вот таким, на сей раз был Совет и его продолжение.
   А далее, с понедельника у Познякова начался отпуск, хотя всего положенного отпуска ему сейчас использовать и не удастся. Ну да Бог с ним, оставшуюся часть отгуляет посреди года или, что более вероятно, просто получит за неё компенсацию - уйти в отпуск на зимние каникулы начальнику учебного отдела было значительно труднее, нежели тем же преподавателям или заведующим кафедрами. После сессии на каникулах всегда была работа и у него в отделе, и в деканатах - занимались итогами сессии и подготовкой к весеннему семестру. За 2,5 года работы в институте Алексей уже смирился с таким положением дел, а потому и не унывал. Но вот когда он дней за десять до начала нового учебного года вернулся из отпуска, ему уже было не до уныния или, наоборот, радости. Эти чувства сменились смешанным чувством тревоги и недоумения. Его, и всех к тому времени вышедших из отпуска сотрудников института, - ничего из Кабинета Министров по вопросу смены статуса пока что так и не приходило, - буквально ошеломила неожиданная новость - снят со своей должности проректор по учебной работе Михаил Васильевич Шулявский. При этом никто не располагал сведениями, из-за чего это произошло, что стало причиной такого серьёзного решения ректора, не будешь же ты специально по этому вопросу обращаться к Оноприенко. Но через несколько дней этот вопрос прояснился (хотя далеко не для всех) - Шулявский был снят по той причине, что после июльского Совета не остался до конца в зале заседаний, не организовал и не проконтролировал её уборку и не запер аудиторию. Он оправдывался тем, что ему никто такую задачу не ставил, на что Константин Григорьевич в принципе вполне резонно ответил ему:
   -- А почему тебе нужно было особо задачу ставить. Ты кто? Ты мой первый заместитель. И если я ушёл с Совета раньше, причём заметь, предупредив всех, то кто остаётся после меня руководить Советом, да ещё таким специфическим? Это ещё хорошо, что никаких эксцессов не было. Но это не твоя заслуга, а твоя "заслуга" в том, что ты всё бросил и спокойно ушёл отдыхать. Да ещё и не домой, где тебя можно было разыскать, а отправился неизвестно куда, организовав очередную пьянку, -- и об этом ректор уже знал, информаторы работали исправно.
   -- Но ключ от зала заседаний не у меня, а у Секретаря.
   -- Ага, значит, ты всё переложил на плечи слабой женщины. Она что, всё сама должна была организовывать, пока ты развлекался.
   -- Я, конечно, виноват, но я думал, что вы кому-нибудь поручили быть до конца в зале заседаний. Кто-то же это всё готовил, я же в подготовке никакого участия не принимал. Поэтому я и не думал...
   -- Вот если ты не умеешь думать, -- перебил его ректор, -- то нечего тебе и занимать такой ответственный пост. Всё, здесь ты уже не работаешь.
   -- Как, вообще в институте не работаю?
   -- Можно было бы и вообще тебя уволить, для наглядности другим. Но ранее ты ничем не провинился, потому ты только снят с должности проректора по учебной работе. Всё, возвращайся к себе на кафедру и работай там.
   На этом разговор был закончен. И теперь уже Шулявский не огорчался, а, скорее, радовался тому, что так легко отделался. Да и чёрт с ней, с этой должностью, будет работать на кафедре - там гораздо спокойнее и никто тебя особо не мурыжит. Меньше денег будет получать? Ну и ладно, всех денег всё равно не заработаешь. Вот так легко иногда человек от уныния и огорчений переходит к радости и спокойствию. Может быть, такое снятие с должности и было больно уж суровой мерой наказания, может быть, не было оно такой уж необходимостью, ведь ничего плохого Шулявский не совершил, если не считать именно его бездействия. Но в этом случае можно было дать человеку шанс исправиться. А, возможно, просто за этот год ректор уже понял, что Шулявский не совсем тот человек, который должен находиться на этом посту, здесь нужен человек более властный, решительный и энергичный? Кто знает, какими были помыслы ректора, но решение принято, с этим теперь нужно мириться и смотреть уже в будущее.
   Как известно, свято место пусто не бывает, но вот вакантное место проректора по учебной работе пока что как раз пустовало. И это беспокоило Познякова - он не знал, с кем ему придётся работать и чего ожидать ему самому. Да тут ещё дружок Анатолий подлил масла в огонь. При обсуждении с другом этого актуального сейчас вопроса, он заявил Алексею:
   -- Как видишь, я был прав, что Миша на этом месте долго не удержится. Но, наверное, и тебе недолго осталось работать начальником учебного отдела, -- глубокомысленно заявил Грицай.
   -- Почему?
   -- Да потому, что ты тесно работал с Шулявским. Михаила ректор убрал, значит, следующий на очереди ты.
   -- Но, когда ушёл Белошапка, ректор же меня не тронул.
   -- В том случае был просто плановый перевод на пенсию. Тимофей Алексеевич ничем перед ректором не провинился. А здесь другое дело - виноват Шулявский, значит, виноват и ты.
   -- Ты что, и в самом деле так думаешь.
   -- Я-то нет, а вот ректор - вполне возможно. Ты же как бы правая рука Шулявского, значит, твоя вина тоже отчасти есть. Не остался после Совета в зале Шулявский, ты должен был остаться.
   -- Да, ну и обрадовал ты меня, Толя. Но, если Михаила ректор хотя бы на кафедре оставил, то меня точно выгонит. Я ведь человек со стороны, не старожил института.
   -- Может и не выгонит, -- медленно рассуждал Анатолий. -- Ты же диссертацию готовишь, а ему остепенённые кадры нужны. Да ещё сейчас, когда институт получил статус университета.
   -- Официально ещё не получил.
   -- Получит, -- уверенно заверил его Грицай. -- Раз министерство бумагу прислало, то и Кабинет Министров утвердит это решение. Кроме того, ты ведь не строитель, ты больше механик, или сейчас уже скорее - электротехник, по своей диссертации, я имею в виду. И в этом случае для новых специальностей опять-таки нужный человек.
   -- Ладно, Бог с ним, с этим статусом и рассуждениями о том, в какой области я специалист. Мне-то что сейчас делать?
   -- Что делать? -- опять пустился в рассуждения Анатолий. -- Не знаю, сложный вопрос, -- он ещё немного подумал, а потом выдал. -- А ты прозондируй почву.
   -- Каким образом?
   -- Сам напиши заявление об уходе с этой должности, но с переводом на полную ставку на кафедре. Обоснуй это снятием с должности Шулявского.
   -- А вдруг ректор сразу подпишет моё заявление с резолюцией: "Уволить из института". Что ему моя просьба оставить на кафедре. Нет, так дело не пойдёт. Я вот что сделаю - я просто попробую с ним поговорить и узнать, писать ли мне заявление об уходе с должности начальника учебного отдела. Посмотрим, что он мне скажет, а там видно будет.
   -- Ну, можно и так, попробуй.
   И Позняков предпринял такую попытку буквально на следующий же день, когда ректор вызвал его по вопросу состояния дел по подготовке доклада к собранию трудового коллектива. Доклад Позняков готовил уже все эти дни после выхода из отпуска, и на сей раз сам, без консультаций с проректором, которого и не было. Хорошо ещё, что ректор при первой беседе с Алексеем о докладе сказал:
   -- Алексей Николаевич, я понимаю, что одному доклад непросто готовить. Поэтому ты напиши мне данные по итогам прошедшего учебного года и возьми у Секретаря приёмной комиссии данные по приёму. А задачи коллектива на новый учебный год я и сам изложу, своими словами. Да и задачи-то вполне понятны.
   И вот, когда сегодня этот вопрос был исчерпан, Позняков спросил ректора:
   -- Константин Григорьевич, скажите, мне подавать заявление об уходе по собственному желанию?
   -- Это ещё почему? -- недоумённо уставился на него ректор. -- Что тебя не устраивает?
   -- Меня-то всё устраивает. Но Шулявский уволен, а я ведь с ним тесно работал, поэтому вот и подумал...., -- Алексей замолчал, не зная как лучше сформулировать свои мотивации или, скорее, размышления. Но ректор и не стал ожидать продолжения монолога Познякова:
   -- А при чём здесь Шулявский? Он провинился, а потому и был снят с должности. Никакой твоей вины в этом я не вижу. У меня нет претензий к твоей работе, так что выбрось эту дурь из головы и продолжай работать, как и работал раньше.
   -- А с кем мне сейчас доведётся работать?
   -- Всему своё время. Об этом я скажу на собрании. Всё, иди, трудись.
   У Алексея отлегло на душе, он теперь успокоился. Неизвестно, конечно, сколько ему ещё суждено работать на своём посту, - вероятно, тоже до первой промашки, - но сейчас тучи над его головой развеялись, наверное, эти тучи и были придуманы им самим (с подачи Грицая).
   Собрание трудового коллектива состоялось в последний понедельник августа. Эта дата была вполне рациональной, потому что к этому времени практически все сотрудники института уже вышли из отпуска, а до начала нового учебного года ещё оставалось почти полных три дня. Самым интересным было то, что именно в этот день появилось решение Кабинета Министров Украины об изменении статуса их высшего заведения на статус технического университета. Правда, об этом все узнают уже только завтра. Но это не имело никакого существенного значения - всё-таки Кабинет Министров успел вынести такое решение до начала нового учебного года, и теперь университет с полным правом мог проводить обучение студентов по новым специальностям. Конечно, на плечи многих преподавателей, а уж особенно руководства университета и деканатов факультетов ложилась огромная ответственность. Как то они все справятся с новым для всех делом? В общем, теперь деятельность их родного учебного заведения направлялась в новое, более широкое русло. Следует отметить, что получение учебным заведением статуса технического университета лично для Оноприенко стало как бы немного преждевременным поздравлением, оценкой его заслуг и подарком к его приближающемуся дню рождения - в средине сентября ему исполнялось 57 лет. И он такой подарок заслуживал. Практически на пике своей карьеры он смог совершить, пожалуй, самое великое дело в своей жизни, причём не для себя лично, но для потомков, которые должны быть благодарны ему и будут долго помнить его заслуги.
  
  

ГЛАВА 12

Первый университетский семестр

  
   С первого же дня нового учебного года, и даже оставшихся дней августа, Познякову довелось работать уже с новым проректором по учебной работе - Виктором Владимировичем Горбуновым. Быстро же в институте, а теперь уже в университете менялись руководители на уровне деканатов, да и на самой его верхушке. Это был уже третий проректор по учебной работе, с кем за эти короткие 2,5 года приходилось трудиться Алексею. Ректор, конечно, сдержал своё слово и объявил о такой кадровой перемене на собрании трудового коллектива, с этого же дня доцент Горбунов и обосновался в кабине проректора. Позняков за эти годы с ним уже был знаком, но тесных контактов у них не было. Работал в бывшем институте Виктор Владимирович заведующим кафедрой строительной механики. Он был на 3 года моложе Алексея, но был энергичным, амбициозным и даже немного самоуверенным человеком, или же просто мужчиной в расцвете своих творческих сил, который был полностью уверен в себе. Такая его, на первый взгляд, самоуверенность запомнилась Алексею по одному из весенних заседаний Совета института. Тогда рассматривался какой-то вопрос об одной из кафедр строительного факультета, и в процессе его рассмотрения всплыла фамилия их давнишнего выпускника, который сейчас руководил в их родном городе одним крупным строительным объединением, таковым был Виктор Михайлович Лановой. В конце рассмотрения этого вынесенного на Совет вопроса ректор немного покритиковал деятельность кафедры и её руководителя и отметил, что всем им на кафедре стоит равняться на таких людей как Лановой. Далее он сказал:
   -- В такое трудное для государства время Виктор Михайлович смог в короткое реформировать свой трест, и не только практически сохранить все опытные кадры, но ещё и нарастить темпы строительства. Мало кто в наше непростое время на такое способен. Вот задайте сами себе вопрос - смогли бы вы, так же как Лановой организовать деятельность такого немалого производства?
   Ректор наверняка и не ожидал ответа на свой, как ему казалось риторический вопрос, но тот к его неожиданности прозвучал:
   -- Смогли бы, не сомневайтесь, Константин Григорьевич. И не хуже того же Ланового.
   К удивлению всех сидящих в зале, и, в первую очередь, самого ректора, голос принадлежал тёзке расхваливаемого лица, а именно Виктору Горбунову. Ректор с улыбкой посмотрел на него, покачал то ли с недоверием, то ли с уважением головой, и произнёс:
   -- Ну, что ж, хорошо, что у нас в институте имеются такие смелые и решительные люди. Тогда нашему учреждению не грозят никакие катаклизмы.
   Сам ректор, как говорили, был в довольно тесном контакте с Горбуновым, жили они в одном доме, и их нередко видели вместе возвращавшимися с работы, при этом они довольно любезно друг с другом общались. На работу ректор больше ездил на служебной машине (хотя расстояние от дома до института и было небольшим), а вот, уходя с работы, Константин Григорьевич частенько прогуливался пешком. Но, вероятно, не только Позняков, но и ректор хорошо запомнил тот Совет института и решил испробовать в деле такую уверенность, решительность и напористость Горбунова. Да, на Совете Виктор Владимирович был довольно напорист, но каким он будет в работе как правая рука ректора, а самое главное, как доведётся работать с ним начальнику учебного отдела? Вот такие примерно одолевали думы Познякова, после того, как он на собрании услышал фамилию того, с кем ему наиболее тесно придётся работать в ближайшее время, и каковым будет срок такой работы. В то, что в ближайшие годы никаких замен на должности проректора по учебной работе не будет, Алексей почему-то был абсолютно уверен. А вот что касается занимаемой им самим должности начальника учебного отдела, то это ещё тот вопрос. Ведь, как известно, новая метла по-новому метёт. И какой же будет эта метла?
   -- Толя, что ты думаешь о назначении Горбунова проректором по учебной работе? -- спросил Алексей Грицая в очередную с ним беседу.
   -- О, это сложный вопрос.
   -- Почему?
   -- Понимаешь, как проректор, он, наверное, со своей работой вполне справится. Да даже не наверное, а точно. Но... -- Анатолий замолчал, раздумывая.
   -- И что но?
   -- Дело в том, что человек он довольно непростой.
   -- Ты его хорошо знаешь?
   -- Да нет, не особенно. Тесно с ним общаться не приходилось. Но и он, и я работаем в институте давно, а потому о нём я неплохо наслышан.
   -- И какие же это слухи?
   -- Ты знаешь, это и не слухи даже, просто информация, о которой многие знают. Именно как человек он непростой.
   -- И в чём же проявляется эта его непростота?
   -- Понимаешь, на вид он простой мужик, компанейский, нередко с улыбкой на устах. Но это внешне, а характер у него ещё тот.
   -- И какой же у него характер?
   -- Он очень жёсткий человек, порой даже жестоковат. Он из тех людей, о которых говорят, что он будет добиваться своей цели любыми средствами. Если он что-то решил, то он никогда не отступит от этого решения. Он хороший организатор, но его слово - закон, не подлежащий обсуждению.
   -- Но, как для проректора по учебной работе, его характер, наверное, не так уж плох.
   -- Да, вероятно. Это тебе не Тимофей Алексеевич, и даже не Михаил, Горбунов с ректором сработается. Тому такой помощник и нужен.
   -- Так в чём же дело, что тебя смущает?
   -- Но я же тебе сказал, что он может добиваться цели любыми путями. А для многих это может быть чревато неприятностями. К тому же, он нередко грубоват с людьми.
   -- Ну, ректор тоже не ангел.
   -- Всё это так. Но ректор как бы более интеллигентен, даже давая крутую нахлобучку, он тебя по матушке не пошлёт. А Горбунов может.
   -- Ты знаешь, порой это легче как для того, кто тебя отчитывает, так и для самого провинившегося, -- медленно протянул Алексей, вспоминая свою офицерскую службу. Тогда мало кто обижался на крепкое словцо, нередко слетавшее с уст старшего офицера. По крайней мере, воспринималось это с понятием - вот так слышать простые мужицкие слова почему-то удобнее, нежели какие-то витиеватые разглагольствования. Так уж устроен русский мужик.
   -- Я тебя понимаю, -- улыбнулся Анатолий. -- Но это же не норма. Там у вас в училище из пацанов делали бойцов, но ведь у нас в институте готовят трудовую интеллигенцию - хорошо образованную, отлично подготовленную по своей специальности, но одновремённо и тактичную.
   -- Ты, конечно, прав, но это больше слова. А меня интересует то, как мне доведётся срабатываться с Горбуновым. Из твоих слов я понял, что, наверное, не так уж просто.
   -- А мне почему-то кажется, что как раз наоборот - у тебя ведь у самого характер далеко не сахар, и палец тебе в рот не клади. Я-то уж тебя знаю. Ты отпор любому можешь дать. Ты не из тех, на ком воду возят, вы как бы одного поля ягода. И, я думаю, Горбунов это быстро поймёт. Так что, сработаетесь, не волнуйся, не хуже ты будешь с ним работать, чем с Белошапкой или Шулявским.
   Как ни странно, но Грицай оказывался провидцем почти во всех своих предсказаниях. Впрочем, ничего удивительного в этом и не было - вместе с учёбой в институте он уже 34 года находился в этих стенах, времени, чтобы изучить почти каждого более-менее знакомого ему сотрудника, было предостаточно. Это Познякову в этом вопросе было сложнее, но и он уже неплохо разбирался чего стоит тот или иной его коллега по университетской работе. Был ли это начинающий и сейчас сбываться прогноз Анатолия или просто произошла быстрая притирка проректора по учебной работе и его правой руки - начальника учебного отдела, сказать сложно, но и Виктор Владимирович, и Алексей Николаевич начали понимать друг друга очень хорошо уже после первых месяцев совместной работы. Алексей при этом знал, что отношение к новому проректору, собственно говоря, именно к особе Горбунова, в университете неоднозначное - кто-то был с ним в очень хороших отношениях, другие его недолюбливали, а некоторые и просто считали, что на месте проректора ему делать нечего. Нельзя сказать, что Позняков относился к числу первых, но отношения у него с Виктором Владимировичем установились просто рабочие, пусть и не такие уж тёплые дружеские, но вполне нормальные. Они между собой общались исключительно по имени отчеству, хотя Горбунов часто обращался к Алексею на "ты", хотя и был младше того. Но Позняков не видел в этом ничего плохого - во-первых, Виктор его руководитель, а во-вторых, это была уже привычка почти всех руководителей такого ранга, подобные отношения были у бывшего майора и в училище со старшими по званию. К тому же, как это часто бывает обращение старшего по должности к тебе на "ты" означало расположение к тебе. А вот когда начальство официально обращалось на "вы", то чаще всего это бывало в тех случаях, когда оно устраивало тебе разнос.
   К тому времени изменения произошли не только в ректорате, но и в отделе самого Познякова. Ещё в прошлом году был заменён заведующий практикой, пополнилась новыми кадрами и новое, выбитое год с четвертью назад у ректора помещение диспетчерской. Там произошли значительные кадровые изменения - ещё полтора года назад ушла на пенсию Вера Андреевна Громова, ровно год назад поступила в какой-то техникум Аня Руцкая, самая молодая из троицы бывших диспетчеров. Из старожилов в диспетчерской осталась лишь Ширяева. К счастью ректор внял доводам Алексея и проректора по учебной работе, что эту службу в преддверии нового статуса учебного заведения нужно значительно усилить. Да он, наверное, и сам прекрасно понимал, что всего три диспетчера никак не потянут работу, когда появится немало новых специальностей. В итоге численность сотрудников диспетчерской уже с начала этого календарного года была увеличена до пяти. Та же Людмила Ивановна, которая продолжала числиться заместителем начальника учебного отдела, и к ней добавилось 4 молодых диспетчера. Молодых - по стажу работы в учебном заведении, поскольку по возрасту они были разные: примерно одного возраста (но моложе Ширяеввой) были тёзки - Ольга Николаевна Крыжанова и Ольга Викторовна Бурмистрова. Почти одного возраста с Ширяевой была Любовь Петровна Розгина, а самой старшей теперь оказалась Ирина Николаевна Петрова. Она вообще была пенсионеркой, и Позняков не хотел брать её в отдел - ему нужны были люди с перспективой, а какая перспектива у пенсионера. Но её ему навязал ректор, которого попросил устроить свою супругу Главный архитектор города. Конечно, Алексей отказать ему не мог, но, к его удивлению, Ирина Николаевна оказалась очень хорошей работницей - толковой, аккуратной, исполнительной, и весёлой в компании значительно младших её коллег, а порой и гостей.
   О каких гостях диспетчерской могла идти речь? Конечно же, о гостях не из министерства и даже не из города. Такими гостями были преподаватели университета. Ну, это понятно, может кто-нибудь сказать - уж где-где, а в диспетчерской такие "гости" и должны были быть едва ли не каждый день. Это было отчасти и верно, но не совсем - в обновлённую диспетчерскую такие гости не так уж редко заходили вовсе не по вопросам работы. Уже упоминалось о том, что помещение новой диспетчерской было довольно просторным, впору устраивать танцы. И эти танцы с недавних пор там и начали происходить. И Людмила Ивановна, и остальные (новые) члены этого коллектива, включая и Ирину Николаевну, были очень общительными людьми, а потому постепенно у них появилось немало друзей на различных кафедрах. Это были не друзья, объединённые общими интересами (хотя, отчасти это было верно), не любовные партнёры (сторонние связи), - все женщины были замужними, - а просто друзья по досугу (часто и в рабочее время - в обеденный перерыв), или можно сказать компаньоны. Но компаньоны не в том смысле, что это партнёры по какому-то бизнесу, а от слова компания. Но тоже не в значении - коммерческая организация, а в другом значении - группа людей, проводящих вместе время. Встречи же в диспетчерской происходили ежемесячно, а то и по 2-3 в месяц, в зависимости от поры года. Ну, а пора года то при чём, и что же это было за совместное времяпрепровождение? Да очень просто - например, если в январе в календаре было немало праздников - Новый год, Рождество, старый Новый год, можно добавить ещё и Крещение, то в феврале - только День Святого Валентина да День Советской Армии, или как его сейчас называли День Защитника Отечества. В двух последующих месяцах и того меньше: в марте Международный женский День, а в апреле - Пасха (да и та порой выпадала на начало мая). Если в некоторые месяцы добавить Дни рождений, то станет совершенно понятна схема встреч в диспетчерской.
   Говорят, при желании выпить повод всегда найдётся. Относилась ли эта присказка к ситуации в диспетчерской, сказать сложно. И да, и нет. Да, потому что редко какая встреча обходилась без спиртного, пусть даже при этом будет лёгкое вино. А нет, потому что, целью этих встреч были не выпивки, а просто общение. Конечно, такие контакты преподавателей с диспетчерами (да ещё большинство последних работали в институте без году неделю) сложились не в один день или два, но постепенно такие встречи стали как бы традицией. Некоторые преподаватели редко миновали диспетчерскую и без всякого повода, заходя туда перед парой или после неё (если занятия проводились в главном корпусе университета) просто поговорить. Странно, что в помещении собственно учебного отдела таких встреч и гуляний не было. Нет, дни рождения сотрудников отмечались обязательно - это святое, но вот праздники практически не отмечались. При этом между сотрудниками отдела и диспетчерской (исключая начальника) сложились несколько странные отношения. Между собой коллеги и ранее общались очень редко, но на то была причина - находились они в разных корпусах. Но даже с тех пор, когда их стало разделять всего пару помещений на одном и том же этаже, ситуация не улучшилась. Инициаторами такого отчуждения друг от друга стали именно сотрудники учебного отдела. Пришедшие в университет новые диспетчеры сначала пытались наладить отношения, но, видя подобное отношение, и сами стали платить той же монетой. Они, конечно, приходили в отдел на День рождения Познякова и только на круглые даты женщин из учебного отдела (когда те их приглашали). Сами сотрудники учебного отдела на круглые даты сотрудников диспетчерской откликались явно неохотно - они, конечно, заскакивали в помещение диспетчерской, чтобы поздравить именинницу, но только буквально на 5-10 минут. Пригубив для приличия рюмочку, они спешили к себе, правда, редко отказываясь от кусочка праздничного торта.
   Сколько Алексей не пытался исправить такую ситуацию, ему это так и не удалось. Он только уяснил для себя, что инициаторами подобных отношений уже давно (задолго до его прихода в отдел) были либо Лидия Фёдоровна Гершкович, либо Вера Павловна Савичева, либо же обе вместе. Более молодые сотрудницы отдела Богатырёва и Кривошея как раз не против были спокойно общаться с диспетчерами, но, глядя на своих старших коллег, так на это и не отваживались, хотя вне стен обоих кабинетов общались нормально. Какая уж чёрная кошка пробежала между сотрудницами, Алексей не понимал. Правда, немногим позже Позняков сообразил, что такой точкой раздора была, скорее всего, Людмила Ивановна Ширяева. Та по характеру была очень общительной и спокойной женщиной. Но причиной был, скорее всего, не её характер, а то обстоятельство, что именно она является заместителем начальника учебного отдела, имея к тому же и больший оклад. "Отделовцы" же считали, что Ширяева им как бы не ровня, они сами выше её - по сноровке или по умственному развитию. Это было, конечно, не так, но, наверное, это отчасти, всё же, подтверждала не очень-то умелая работа Людмилы Ивановны в те периоды, когда она заменяла начальника отдела. Всё это так, но Гершкович и Савичева проработали в отделе с различными бумагами уже куда более 10 лет, а, как говорится, опыт - дело наживное. Проработай и Ширяева в отделе непосредственно с документами хотя бы год, неизвестно ещё, кто бы кому давал фору. Но, практически сугубо женский коллектив - это абсолютно непредсказуемая формация, никогда не знаешь чего от неё ожидать в ту или иную минуту.
   То, что причиной таких сложных отношений является именно Ширяева, подтверждал ещё и тот факт, что Розгина была подругой Савичевой, пусть и не такой уж близкой, но отношения у них были, по крайней мере, приятельскими. Именно Савичева порекомендовала Любовь Петровну на работу в диспетчерскую, когда та стала расширяться. И, снова-таки, они вне стен их работы общались нормально, но почти не разговаривали даже тогда, когда Розгина забегала в учебный отдел, чаще всего это случалось, когда ей нужно было позвонить по городскому телефону, или же звонили ей - в диспетчерской городского телефона не было. В общем, вне работы Позняков минуты отдыха чаще стал проводить именно в диспетчерской, тем более что туда забегали его коллеги, даже с его кафедры. Отмечание праздников или дней рождений в диспетчерской никоим образом не подменяло такие празднования у себя на кафедрах, но чаще в диспетчерской было веселее. Итак, постоянными гостями диспетчерской стали такие преподаватели как Степан Иванович Виноделов с кафедры водных ресурсов и водопользования, Николай Григорьевич Шебурин и Леонид Валентинович Валежников с кафедры Галкина, Ефим Фёдорович Погодин с кафедры начертательной геометрии и, через пару лет (сменив на посту ответственного за практику Царькова), Виктор Михайлович Серов. Виноделов, Шебурин, Погодин и Серов были постоянными гостями диспетчерской, Валежников приходил реже, иногда вместо него в диспетчерской появлялись Виктор Алексеевич Шипунов с кафедры технологии строительного производства или Константин Мельников и Тимофей Михайлович Харламов с кафедры Серёгина. При этом Шипунов всегда приходил с парой бутылок своего домашнего вина, впрочем, иногда подобное домашнее вино прихватывал с собой и Погодин.
   Конечно, гости со стороны на свой день рождения особый стол не накрывали, но всегда приносили с собой выпивку, лёгкую закуску и что-то из сладких блюд для женщин. Вот и в один из сентябрьских дней отмечал в диспетчерской (на другой день после празднования на своей кафедре) день рождения Фима Погодина, он всегда накрывал стол более основательно, нежели его коллеги-гости. Но тому была причина - его кафедра находилась на одном этаже с диспетчерской, поэтому часть продуктов он заносил к женщинам ещё накануне, готовясь к празднованию своего Дня рождения на кафедре. В диспетчерской отмечали его день рождения после работы, но в подобных случаях никто из сотрудников этой части учебного отдела домой не торопился, а вот в помещении самого учебного отдела в конце рабочего дня все (кроме начальника) моментально покидали помещение. А ведь и у тех, и у других были семьи, однако отношение к своим коллегам разительно отличалось. Конечно, чаще всего дни рождения отмечались в обеденный перерыв, но случалось, что и после рабочего дня. Для этих целей обычно к одному из столов сотрудниц пристыковывался 6-й свободный стол. Этот стол в диспетчерской пока что пустовал (6-й работницы не было). Но зато теперь за этим "лишним" столом преподаватели могли спокойно (не в тесноте) переписывать своё расписание - и это было очень даже удобно.
   Погодин принёс с собой три 0,75 л бутылки домашнего вина, да ещё в диспетчерской оставалась кем-то давно уже принесенная бутылка коньяка. Кроме именинника из мужчин присутствовали Позняков, Шебурин и Серов. Ефима Фёдоровича поздравили и выпили по рюмке - пока что все отведали вино.
   -- Ефим Фёдорович, -- обратилась к имениннику Оля Крыжанова, -- у вас сегодня какое-то другое вино, не такое, как вы всегда приносите.
   -- Хуже или лучше?
   -- Нет, не хуже, но совсем другой вкус.
   -- А это не моё вино.
   -- Как не ваше, но оно же и не магазинное.
   -- Правильно, не магазинное. Это вино Мокина, -- коллега Погодина, старший преподаватель с его же кафедры.
   -- А при чём здесь Богдан Григорьевич? -- удивилась уже и Ширяева.
   -- Он подторговывает своим вином. У нас на кафедре все у него покупают. Он его недорого продаёт, да и на вкус, как вы уже ощутили, оно неплохое.
   -- Да, точно, неплохое.
   -- Ну вот, так что пейте на здоровье.
   Празднование продолжалось. Третий тост, как обычно, будь то праздники или день рождения обязательно поднимали за женщин. На сей раз Шебурин, как внештатный тамада (хотя его в этот раз никто и не выбирал) налил всем в рюмки коньяк.
   -- Ой, Константин Григорьевич, зачем мешать, -- начала было отказываться Бергер. -- Мы уж, наверное, будем вино допивать.
   -- Так, никакого вина. За вас все будем пить коньяк. Вы - сидя, а мы - стоя.
   -- Напутаем всего, опьянеем, будете вы нас потом домой тащить.
   -- Господи! Ирина Николаевна, да я ведь вам по граммуле налил. От чего пьянеть то?
   -- В самом деле, Ирина Николаевна, налито же немного, -- поддержала Шебурина Ширяева. -- Не опьянеем от такой дозы, да и хорошо закусим.
   Когда коньяк был выпит, и все закусили, Константин Григорьевич лукаво улыбнулся и произнёс:
   -- А вы знаете, что вообще-то коньяк ничем не закусывают. Это мы привыкли закусывать даже коньяк. Пьётся коньяк обычно в чистом виде, но после застолья, как правило, перед сервированием кофе или чая. Если пить коньяк во время еды, то нельзя почувствовать его вкуса и букет.
   -- А как же тогда лимон? -- спросила Крыжанова.
   -- Лимон, как закуска под коньяк, и сама манера закусывания коньяка лимоном была введена царём Николаем II. Но ведь коньяк - не текила, он не нуждается в отбивании лимоном сивушного привкуса. Французы, например, пьют коньяк, подчиняясь правилу трёх "Сi".
   Шебурин был не совсем прав в этом вопросе. Начавшуюся появляться в продаже текилу и в самом деле частенько называли "мексиканским самогоном", поскольку завозили в Украину довольно низкого качества виды этого питья. Однако это прозвище спиртного напитка не соответствовало действительности, поскольку вкус и запах настоящей текилы не имеет ничего общего с самодельным спиртным, так же как и культура изготовления этого напитка. Скорее даже, наоборот, для изготовления текилы нужно строгое соблюдение сложной технологии и использование довольно редких компонентов, только тогда этот напиток получится таким, каким он и должен быть - ошеломляющим, взрывным и, конечно, очень крепким. При этом зачастую текила имеет очень приятный, ровный, деликатный запах общей фруктово-цитрусовой направленности и мягкий деликатный вкус с яркими и понятными нотами печёной агавы.
   -- Что ещё за такое "си"? -- задала новый вопрос Крыжанова.
   -- Латинское Сi, наша буква С (эс). Так вот, применительно к коньяку, французские три Сi - это Cafe, Cognac, Cigare. Вначале пьётся кофе, затем коньяк и после этого выкуривается сигара.
   -- Между прочим, -- дополнил тему Позняков, -- в соответствии с русским представлением о хорошей трапезе ни выпивка, ни еда самостоятельной ценности не имеют, одно только дополняет другое. Недаром же говорят: "Русские не едят, а только закусывают".
   На сей раз коротенькая часть разговора была посвящена одному из аспектов трапезы, но гораздо чаще находились темы и куда интереснее, хотя, возможно, и не всегда такие уж познавательные. Познавательные беседы, конечно, сами по себе интересные, но порой одновремённо и скучноватые, особенно для женского общества. Поэтому нередко находились куда более интересные и весёлые для всех вопросы. Вот так примерно сотрудники института, а сейчас уже университета умели иногда несколько скрашивать свой быт в стенах учебного заведения.

* * *

   Но было в этом осеннем семестре, первом университетском, ещё одно застолье, которое надолго запомнилось как Познякову, так и некоторым другим его коллегам. В конце предпоследней недели года, незадолго до прихода уже Нового года Горбунов выдал Алексею (они оба в кабинете проректора обсуждали вопросы по подготовке к зимней сессии) неожиданное для того сообщение:
   -- Алексей Николаевич, на среду, 28-го декабря ректор приглашает встретить вместе Новый год.
   -- Кого приглашает - вас или меня? -- удивился Позняков.
   -- И меня, и тебя, -- улыбнулся Виктор Владимирович.
   -- И где - у него дома, что ли? И почему он тогда лично меня не пригласил? Как-то неудобно принимать приглашение из других уст.
   -- Нет, во-первых, не у него дома. Здесь в институте, в его кабинете, точнее в том кабинете, где он иногда отдыхает, где находится обычно его референт. А во-вторых, не лично потому, что просто меня он попросил передать приглашения от своего имени всем, кого он желает видеть за столом. Там будем не только мы с тобой.
   -- А кто ещё?
   -- Деканы и Русевич, -- проректор по научной работе.
   -- Так, и по сколько нужно сбрасываться? -- Алексей привык, что подобные мероприятия всегда проходили вскладчину.
   -- Ничего не нужно. Всё будет приготовлено. Если уж смогли организовать летом такую презентацию университета, то на какой-то десяток человек средства точно найдутся.
   -- Понятно, немного рановато, правда, ещё до встречи Нового года.
   -- Но ты же, наверное, знаешь, что на следующий день, 29-го числа, намечена встреча Нового года в кафе у ёлки. А далее уже предпраздничные дни, не до того всем будет, дома ведь тоже готовиться нужно.
   В университетском кафе-столовой, которое располагалось рядом с корпусами университета, и в самом деле, ежегодно за пару дней до Нового года проводился вечер, посвящённый встрече Нового года. Количество мест в кафе было ограничено, а потому билетами занимался профсоюзный комитет, стараясь реализовать их таким образом, чтобы не получилось так, что от одной кафедры представителей будет густо, а от другой - пусто. Правда, сам Позняков на прошедших в его бытность двух таких вечерах не бывал, его почему-то не очень интересовали подобные большие шумные компании.
   -- Так, всё ясно, -- понимающе протянул Алексей.
   -- Значит, ты будешь, так я понял?
   -- А у меня что, есть выбор? Такие приглашения, как я понимаю, отклонять не принято. Да и мне самому довольно интересно будет в такой компании провести время.
   -- Ну да, ты прав. Хорошо, тогда все вопросы мы решили, -- подвёл итог беседе Горбунов и Позняков отправился к себе в отдел.
   Такой вот внеплановый "ректорат" чтобы не привлекать лишнего внимания был назначен на полшестого вечера. Рабочий день закачивался в 17:00, но частенько некоторое время сотрудники университета ещё задерживались на работе. Хотя, в принципе, как это могло казаться со стороны, ректор вправе был созвать в конце рабочего дня проректоров и деканов и для какого-либо экстренного совещания, тем более, накануне предстоящей сессии. Но, как говорится, зачем гусей дразнить, зачем давать пищу для различных пересудов.
   Этот вечер затянулся часов до девяти, поскольку он явно удался - стол был накрыть ничуть не хуже, чем во время всем памятной презентации, - такого же непланового Совета. А, пожалуй, даже и получше - в этот раз присутствовали (правда, немного) и некоторые горячие блюда, точнее сейчас уже просто тёплые - их как-то сумела сохранить в тепле референт ректора, которая и была единственной женщиной на этом импровизированном застолье, помогая накрывать стол. Во время пиршества все присутствующие по очереди произносили тосты, которые в основном были направлены на пожелания их новому университету хорошо держать свою новую марку, расширяться (в смысле введения новых специальностей) и процветать. Очерёдность провозглашения тостов никто заранее не устанавливал, открыл своим тостом вечер Горбунов, а далее уже выступали каждый по своей инициативе. И в этом случае также не был забыт тост о женщинах, хотя таковых и присутствовало очень уж ограниченное количество. Но, конечно, во многих тостах на процветание ВУЗа уделялось внимание и персоне самого ректора, в них некоторые присутствующие отмечали особые заслуги ректора в имеющемся уже новом статусе их высшего учебного заведения. Его хвалили за ум, проницательность и решительность. Познякову, например, наиболее запомнился тост декана строительного факультета Константина Анатольевича Шкуратова, который отметил хорошую интуицию Константина Григорьевича, позволяющую ему всё время находиться в числе руководителей многих ведущих ВУЗов страны, а порой и опережая их, постоянно умея держать, так сказать, свой нюх по ветру - чувствовать ветер перемен, куда дует этот ветер эпохи. И, нужно сказать, что во многом Шкуратов был прав - Оноприенко и в самом деле обладал неким таким талантом, он во многих случаях умел находить выход из непростых ситуаций.
   Конечно, даже невооружённым глазом было заметно, что ректору очень льстили подобные высказывания о нём. За полных три календарных года Позняков уже успел убедиться в том, что наряду с отмеченными заслугами, у Константина Григорьевича имеется и такой, часто характерный для руководителей различного ранга штрих, как гипертрофированная тяга к лести, причём порой даже не особо и завуалированной. И со стороны смотреть на это было не особенно приятно. Но, как бы там ни было, вечер, как все признали, был очень даже хорошим. На такой весьма оптимистичной и приятной ноте заканчивались первые 4 месяца деятельности их учебного заведения в статусе технического университета. Правда, более таких совместных встреч накануне какого-либо праздника, по крайней мере, в бытность Познякова на должности начальника учебного отдела, не проводилось. Но это выяснилось уже позже, а сейчас на пороге всех уже ожидал, стучавшийся в двери новый 1995-й год.
  
  

ГЛАВА 13

Начало и завершение учёб

  
   В этом году семью Позняковых ожидало радостное известие, которое, они впрочем, и предполагали - их сын окончил институт. Домой он не планировал возвращаться, решив осесть в столице - Киев ему очень нравился, да и применение своим способностям, а они у него были неплохими, как он рассчитывал, найдётся гораздо лучше именно в таком крупном городе. Он, правда, отдохнул до конца лета в родном городе, много общаясь со своими друзьями, но с осени начал подыскивать себе работу именно в столице. В настоящее время выпускники ВУЗов к сожалению, а, возможно, для многих и к счастью, целевого направления на предприятия не имели. Не так уже в это время, как в часы СССР, важна была и прописка. Но вот саму работу отыскать было не так-то просто по причине далеко не лучших экономических времён. Работа, да ещё в таком большом городе, конечно, была. Но не всегда она устраивала молодёжь, особенно приезжую, и в первую очередь по причине правильного вознаграждения за труды свои. Во все времена работодатели старались загрузить работника побольше, а платить ему поменьше. Но для тех, кто не являлся коренным киевлянином, нужна была хорошая зарплата, ведь проживать им доводилось не в родном доме с родителями, а на снимаемой квартире, цены на которые в столице кусались. Осенью Юра Позняков подыскал себе среднюю, по его меркам, по оплате работу, но она ему не особенно нравилась. Однако нужно было как-то существовать в столице, поэтому он благоразумно решил, что пока что будет её держаться - нужно ведь платить за своё снимаемое жильё, хотя и родители никогда не отказывали ему в помощи. Алексей сразу воспринял решение сына остаться в Киеве как верное, а вот Галине сложнее было отрывать родное дитя от дома. Но со временем и она смирилась, радуясь тому, что с ней сейчас ещё остаётся дочь Наталья.
   Но к концу года Юрий нашёл-таки работу, которая ему и нравилась, и была нормально оплачиваемой, по мнению мамы - даже высокооплачиваемой. Насмотревшись по телевизору сериалов, она таких работ боялась, думая, что большие деньги людям могут платить только за какие-нибудь незаконные делишки. Но фирма, в которой с нового календарного года планировал работать Позняков младший, имела свои корни за рубежом, в Украине это был как бы её филиал, дочернее предприятие. И просто в таких фирмах работа сотрудников всегда оценивалась надлежащим образом. В первый же свой приезд к родителям (уехал он на другой день после встречи Нового года), а это у него получилось в конце января, он показал отцу свою фирменную визитную карточку, на которой были все реквизиты фирмы и его самого, а также указывалось, что Юрий Позняков является менеджером по рекламе. Когда Галина заявила (тоже насмотревшись надоедливых, а порой просто-таки бездарных реклам), что это не такая уж важная работа, то сын нашёл немало доводов, чтобы разубедить её. Он заявил ей, что профессия менеджера по рекламе не менее сложная и ответственная, чем другие профессии в сфере деятельности предприятий. Ведь менеджер по рекламе должен отлично знать не только теорию своей работы, но и быть отличным практиком, хорошо знающим роль маркетинговых коммуникаций в продвижении товара. Кроме того, он ещё совмещает свои обязанности с работой в смежных областях менеджмента, что увеличивает его зарплату и повышает шансы на скорое и успешное продвижение по службе. Галина, наслушавшись различных непонятных для неё слов, таких, например, как мерчендайзинг, монетаризм, франчайзинг, промоутер и прочее, тяжело вздохнув и махнув рукой, ушла на кухню. Других, заимствованных из английского языка слов, сейчас тоже хватало: кейс, интерфейс, киллер, контрацепция, принтер, сканер, провайдер, трейдинг, секьюрити, джакузи, креатив да и многие другие. При этом появились ещё и компьютерные неологизмы: дисплюй (от дисплей), мудем - плохо работающий модем (от modem), чекист - тестовая программа (от check it), флопак (флоппи-дисковод компьютера), юзер (англ. user - пользователь), коннект (от англ. connecting - соединение, подключение; как связь) и т. п. Но все эти мысли об иностранных терминах сейчас просто проносились в голове у Алексея. Юрий же тем временем оставил родителям несколько своих визиток и предложил сделать визитку отцу.
   -- А зачем она мне? -- сдвинул плечами Алексей.
   -- Ну как, зачем? Будешь при знакомствах не расшаркиваться и рассказывать о себе, а просто вручать собеседнику свою визитную карточку. Так сейчас принято. А ты же и в министерстве бываешь, да и к вам в университет наверняка много гостей приезжает.
   -- Ладно, делай, -- согласился отец, вняв доводам сына. -- А дорого это будет стоить?
   -- Для тебя лично ничего, да и стоит эта работа пустяк - всего пять долларов за сто штук.
   -- О, если для тебя 5 $ пустяк, значит, ты уже довольно роскошно стал жить. Наши купоны-то по отношению к доллару всё время падают.
   -- Да ерунда это, скоро введут гривну.
   -- И сразу наша экономика стабилизируется, да? -- съехидничал Алексей.
   -- Я понимаю, что вот так, сразу мы лучше жить не станем, но это уже будет наша твёрдая государственная валюта.
   -- Вот в её твёрдости я как раз и сомневаюсь.
   -- Ничего, всё постепенно наладится.
   Закончив это небольшое экономическое отступление, мужчины ушли на кухню, куда их позвала мать и где ей помогала Наташа.
   Привёз отцу изготовленные визитные карточки Юрий на 8 Марта, вырвавшись домой отметить этот праздник в кругу семьи, и поздравить маму и сестру. Визитки Алексея Познякова тоже получились удачными, только вот на них отсутствовала эмблема университета. Её недавно разработали свои университетские архитекторы, но у Алексея не было картинки с её изображением, да ещё её нужно было загонять в компьютер, а потом переносить на шаблон визитки - пока что это было не реально. Но и без эмблемы учебного заведения визитка имела очень даже товарный вид. Конечно, из этой объёмистой пачки Алексей десятка два визиток раздал своим друзьям и знакомым, а куда ещё их он мог девать - в командировках или по приезду гостей ему нужен будет разве что десяток таких карточек, так что с головой хватит. Отдал часть своих визиток Позняков деканам и Горбунову, ректору давать визитку было как-то неудобно - подумает ещё, что он хвастается. Но ректор, тем не менее, через время прослышал (или увидел у кого-то) о визитках начальника учебного отдела, потому что в конце одной из рабочих бесед спросил Алексея:
   -- Алексей Николаевич, ты, как я слышал, изготовил себе визитные карточки и раздаёшь их всем. А я почему-то в число этих избранных не попал.
   -- Да какие избранные, Константин Григорьевич! Мне просто как-то неудобно было предлагать вам визитку. Пожалуйста, если она вас интересует, возьмите, -- Алексей достал визитку и протянул ректору.
   -- Ничего, нормальное исполнение. А ты мне не мог бы тоже изготовить подобные визитные карточки?
   -- В принципе могу. Только это не я сам их делаю, а мой сын, он сейчас работает в Киеве. Как только он навестит нас, я ему закажу для вас визитки. Теперь, он, скорее всего, приедет уже на майские праздники.
   -- Да ничего, мне не к спеху. Только вот у тебя визитка без эмблемы нашего учебного заведения, а с ней было бы значительно лучше.
   -- Я знаю, но у меня не было экземпляра картинки, а самому не хотелось её рисовать, художник из меня неважный.
   -- Понятно, я дам тебе экземпляр эмблемы и все необходимые данные для визитки, где-то через пару дней.
   На том они и договорились. В мае Юрий забрал у отца материал, необходимый для визитки ректора, а уже в начале июня передал с оказией пакетик визиток (тоже 100 штук) Алексею. Отец хотел заплатить сыну за работу, но тот сказал, что не нужно, не такие уж это большие для него расходы. На другой же день Позняков отдал визитные карточки Оноприенко. Тот поблагодарил его, визитки ему понравились (нормально в левом верхнем углу визитки смотрелась и эмблема их университета), да и перед новым набором студентов были они, вероятно, весьма кстати. В принципе у Алексея сейчас голова была забита совсем другим, ему было не до каких-либо подобных картонок - в сентябре на Учёном Совете в Киеве (как ранее и предполагалось) в одном из столичных ВУЗов была назначена защита его кандидатской диссертации. А сейчас все его помыслы были направлены на тиражирование автореферата, его рассылку и сбор (порой обычное выбивание в знакомых учреждениях) отзывов на диссертационную работу.

* * *

   Но, была в этом, 1995-м, году (уже летом) у Алексея и ещё одна головная боль, причём довольно неожиданная. Его троюродная сестра по маминой родне попросила кузена помочь её сыну (племяннику Алексея) поступить в университет. Памятую рассказ Грицая, о том, что ректор всегда помогает в этом вопросе сотрудникам, казалось, что особых проблем быть не должно было. Но! Как оказалось, Любомир, так звали племянника Познякова, очень хотел учиться по специальности "Менеджмент производства". А это уже было достаточно большой проблемой, поскольку Оноприенко очень неохотно шёл навстречу любому из коллег, если речь шла о специальностях экономической направленности. На другие специальности - пожалуйста, а вот на эти... Дело в том, что на них был очень высокий конкурс, да и просителей по ним у ректора было хоть отбавляй. Но, как не уговаривали Любчика (так его называла мама) и Алексей, и мать пойти учится на другую специальность, тот стоял на своём - он подаёт документы именно на эту специальность, а там будь, что будет. Шансы пройти по конкурсу в этом году, если он будет поступать без поддержки, были у него весьма невелики, хотя в школе парень и учился почти на круглые пятёрки (и даже получил серебряную медаль). Правда, родом он был из глубинки, а потому Позняков не мог точно оценить истинную стоимость этой медали, истинных знаний племянника. Если тот в этом году в университет не поступит, то тогда, конечно, на следующий уже год легче будет разговаривать с ректором, мотивируя тем, что родственник начальника учебного отдела уже пробовал поступать на эту специальность, но не прошёл по конкурсу, и, тем не менее, стремится попасть именно на неё. И опять-таки и здесь есть своё "но" - на следующий год он уже мог загреметь в армию. Поэтому оставался один выход - идти к ректору и просить, чтобы тот помог с поступлением именно в этом году и именно на эту специальность. Задача не из лёгких! Но попробовать стоило.
   И Позняков решил выбрать момент и обратиться к ректору со своей просьбой. Именно выбрать момент, потому что разговор в этом направлении можно было вести только тогда, когда Оноприенко находится отличном расположении духа. Если у него неважное настроение, то с вероятностью в 90-95 % ты можешь нарваться на отказ. И вот в один из последних дней июня Алексей, обсудив с ректором какой-то производственный вопрос, и выбрав момент когда, как ему казалось, у того хорошее настроение, - он и улыбался, и шутил, - сообщил Оноприенко о своей просьбе. Молча, передав при этом тому и конверт, которым Алексея снабдили родственники абитуриента. На другие специальности ректор помогал сотрудникам университета и без подобных субсидий, но вот, но вот на экономические... Тот немного помрачнел и спросил:
   -- А что, на другую специальность он не может пойти?
   -- Константин Григорьевич! Поверьте на слово - как мы с матерью его не уговаривали, он упёрся и всё, твердит: "Буду поступать только на эту специальность". Парень он толковый и школу окончил с медалью, жалко будет, если не поступит и на следующий год пойдёт в армию.
   -- То, что медалист, это хорошо. Но там ведь практически одни медалисты и проходят по конкурсу, да ещё льготники, сироты и прочие. Ты же знаешь, какой там конкурс!
   -- Знаю, именно поэтому и обращаюсь к вам с просьбой.
   -- Не знаю, что тебе ответить. Так вот сразу не готов. Не помню сейчас ситуацию на этом факультете с приёмом документов. Так, сейчас выясним, -- он нажал на одну из кнопок аппарата селекторной связи и бросил в микрофон:
   -- Рита, разыщи Пашкова. Если у себя, пусть он сразу мне перезвонит.
   Евгений Антонович Пашков, доцент одной из кафедр, был в этом году ответственным Секретарём приёмной комиссии. Позняков его очень хорошо знал, они много общались по вопросам подготовки своих диссертаций, точнее набора их текста на компьютерах, порой спорили, какая программа для этих целей подходит больше (и там, и там имелись проблемы в написания формул): текстовый редактор "Лексикон" или же "Чирайтер". Вот только Алексей готовил кандидатскую диссертацию, а Женя (они между собой общались по имени и на "ты") - уже докторскую, хотя по возрасту были примерно одинаковы. Пару минут после этого ректор выяснял у Познякова, кто и откуда его протеже, а затем по прямой селекторной связи раздался голос секретарши:
   -- Константин Григорьевич! Пашков на линии.
   На пульте мигала лампочка местной связи, ректор нажал соответствующую кнопку, абоненты поприветствовали друг друга, и завязалась беседа о ситуации с приёмом документов - в целом по университету, а затем уже по экономическому факультету и по нужной Алексею специальности. Выяснив все ответы на свои вопросы, ректор немного посидел, молча, раздумывая, а потом обратился к Познякову:
   -- Так и быть, Алексей, попробую я помочь твоему племяннику, хотя ситуация и непростая. Но ты у меня редко что для себя просишь, поэтому я и пойду тебе на уступки, -- последняя фраза ректора несказанно удивила Познякова - за время работы в институте, а сейчас уже университете Алексей вообще ничего для себя лично не просил. -- Запиши мне на отдельной бумажке все реквизиты твоего протеже. Только периодически напоминай мне, потому что за делами, да за этой суматохой с приёмом документов я могу и забыть. А ещё лучше, сообщи эти же реквизиты Пашкову. И скажи, что от меня добро получено. Обычно так просто он никому на слово не верит без моего подтверждения, но тебе, я думаю, он поверит. А я при случае ему это подтвержу, да он и сам меня об этом спросит.
   В итоге первая ласточка прилетела, теперь следовало ожидать известия от следующей - уже через месяц о результатах этого разговора. Алексей пока что не обнадёживал свою дальнюю сестру, просто вечером позвонил ей и сказал, что с ректором разговор состоялся, но особых гарантий нет. Он даже попросил её ничего об этом не говорить племяннику, пусть тот готовится как можно лучше, на Бога надейся, а сам не плошай. Вопрос о поступлении, правда, нужно было ещё уладить с Пашковым, что Алексей и намеревался сделать, тотчас направившись в другой корпус. Евгений являлся деканом факультета довузовской подготовки (на кафедре, как и Алексей, работал по совместительству) и его кабинет находился как раз над бывшей диспетчерской. Идя к нему, именно об этих двух типовых помещениях и подумал Позняков, сравнивая кабинет для одного человека и для троих, да ещё с массой посетителей. У Евгения Антоновича Пашкова был отдельный кабинет, его же сотрудники располагались в более просторном помещении, находящимся по соседству.
   -- Привет, Женя! Я к тебе по делу, и довольно серьёзному, -- поприветствовал Пашкова и сразу выдал сообщение Позняков.
   -- Привет, Лёша! Присаживайся, я сейчас, одну минуту, закончу этот абзац, -- Евгений правил на компьютере какой-то текст, вероятно, из своей диссертации. Даже в горячую пору приёма документов, он, будучи Секретарём приёмной комиссии, не забывал и о своей работе. -- Так, всё. Выкладывай своё серьёзное дело.
   -- Я только что от ректора, разговаривал с ним по поводу своего племянника, тот будет поступать к нам в университет. Ректор тебе при мне звонил и интересовался ситуацией с конкурсом.
   -- Да, было такое дело. Я так понимаю, что он обещал тебе, точнее твоему племяннику помочь.
   -- Да, Женя. И даже сказал передать тебе данные о нём. Если ты, конечно, мне веришь. Он тоже взял себе на заметку эти данные.
   -- Тебе я верю. Давай данные.
   Прочитав заготовленную Алексеем бумажку, он удивлённо поднял брови:
   -- Даже так! На специальность "Менеджмент производства"?! Редкий случай. И как это только тебе удалось уговорить Константина Григорьевича?
   -- Да, непросто было. Я и сам мало в это верил. Но... Он потому тебе и звонил.
   -- Хорошо, информация принята. Всё будет в норме.
   -- Ты так уверен?
   -- Если только он у тебя не круглый дурак, то всё будет о'кей.
   -- Но ты же не сам этим будешь заниматься.
   -- Не сам, но у всех задействованных в экзаменах преподавателей эта фамилия будет в списке, а они его будут помнить почти наизусть. Я это уже по прошлому году знаю. Только незадолго до начала экзаменов ты обязательно ещё раз напомни о своём племяннике Константину Григорьевичу.
   -- Понятно, спасибо.
   -- Да пока что не за что. Спасибо будет уже потом, вместе с бутылкой коньяка.
   -- Ну, это само собой.
   -- И ректора потом поблагодарить.
   -- А то я сам бы не додумался. Но он же может быть в отпуске?
   -- Нет, он может сейчас пойти в отпуск, используя часть его, но на время экзаменов он точно будет в университете. Да он практически никогда свой отпуск полностью и не использует. Потом, осенью он наверняка на пару недель ещё уедет отдохнуть и подлечится в какой-нибудь санаторий.
   Приятели побеседовали ещё несколько минут на темы диссертационных работ, после чего удовлетворённый решением сложного вопроса Позняков с чувством выполненного долга отправился в отдел. Теперь можно было и ему с чистой совестью уходить в отпуск, и вплотную заняться последним организационным этапом, связанным с защитой диссертации. И первым делом нужно заскочить к архитекторам, которые вызвались помочь ему в оформлении плакатов, а тех было немало - 12 штук.

* * *

   Позняков на то время, когда его племянник Любомир сдавал экзамен, приехал в университет, хотя был в это время в отпуске. На море они на пару недель всей семьёй съездили, а поскольку экзамены проходили в будние дни, то никуда они не планировали ехать. Конечно, перед тем Алексей нашёл момент, чтобы встретиться с ректором и напомнить тому о своём племяннике.
   -- Хорошо, что напомнил, -- отреагировал Оноприенко. -- Я проконтролирую. А Евгений Антонович в курсе?
   -- Да, я с ним беседовал.
   -- Ну, тогда всё в норме будет.
   Алексей успокоился, но, всё же, в день сдачи экзамена племянником подступило какое-то нехорошее волнение. После сдачи экзамена он вместе с Любомиром долго ждали результаты. Экзамен проходил, как это обычно и бывает, утром, а официальные результаты появились уже после обеда. Правда, положа руку на сердце, следует признать, что на самом деле это и не было так уж долго - чаще подобный процесс затягивался до следующего дня. Но, когда Позняков с племянником изучили списки поступивших, то один из них тут же впал в отчаяние, а второго одолело недоумение - в этом списке Любомира не было. "Как же так, -- думал Алексей, -- неужели все заверение и ректора, и Пашкова (тоже мне приятель) яйца выеденного не стоят?". Он отправил племянника на свежий воздух, а сам пошёл к Евгению Антоновичу. Но пробиться к нему сейчас было не так-то просто - его кабинет осаждали родители абитуриентов. Если бы их всех нужно было пережидать, то это затянулось, наверное, на час. Пришлось Познякову показывать возмущённым родителям (почему он без очереди лезет?) своё университетское удостоверение и говорить, что он по срочному университетскому вопросу.
   -- Как же так? -- повторил он свой мысленный вопрос, едва войдя в кабинет и плотно прикрыв дверь. Он с приятелем сейчас уже не поздоровался, потому что они виделись утром, перед экзаменом, и Пашков заверил Алексея, что всё будет в норме.
   -- Ты о своём племяннике? -- отлично понял его Евгений. -- Всё будет нормально.
   -- Как может быть всё нормально, если уже не нормально. Его-то в списках поступивших нет.
   -- А ты видел список тех, кому через пару часов предстоит собеседование?
   -- Нет. Какой ещё список, какое собеседование?
   -- Обыкновенное. Понимаешь, -- негромко растолковывал ему Евгений,-- невозможно всех зачислить сразу после экзамена. И особенно это касается медалистов, которые сдали, к примеру, на "четвёрку" первый экзамен, или где-то на грани "пятёрка-четвёрка". Далее они могли вполне успешно сдать остальные экзамены. Знания у них хорошие, а потому для университета они представляют немалый интерес. Здорово их отсеивать не имеет смысла, но, из-за высокого конкурса порой приходится. Но, если их бóльшую часть сразу отсеять, тогда у меня под дверями толпа ещё больше будет. Да и нам сложно так вот сразу, всего лишь по 2-3-м экзаменам отобрать толковых абитуриентов. А так, объясняем, что есть сомнения, необходимо побеседовать с вашим сыном или дочерью более подробно, выяснить насколько он готов к учёбе в университете в целом. Для этого и проводится собеседование. И твой племянник тоже в этом списке. Ты просто не все списки смотрел.
   -- Хорошо, я понял. А если он и собеседование не пройдёт?
   -- Исключено. Всё будет в норме.
   -- Точно, Женя?
   -- Абсолютно.
   Немного успокоившись, но всё равно с тревогой Позняков стал ждать вместе с Любомиром собеседования. Оно было назначено на 17:00, поздновато. Впрочем, членам приёмной комиссии и так голову некогда было поднять, они сидели в университете с раннего утра и до ночи. Алексей не был возле аудитории, где проходило собеседование, туда не пускали даже сотрудников университета. Правда, контролёрами были работницы его отдела, а потому он мог пройти, да бывало, что и проходил, но сейчас мелькать там ему не хотелось. Как уже потом рассказал ему племянник, вызывали абитуриентов на собеседование по одному, а было их десятка два. Любомира вызвали где-то во второй половине списка, после него в коридоре осталось несколько человек. Но вышел с собеседования он радостным и довольным.
   -- Ну что? -- спросил его Алексей, хотя всё было понятно по виду Любомира.
   -- Всё, я принят в университет. Именно на эту специальность.
   -- И что тебя там спрашивали?
   -- Дядя Лёша, давайте я вам по дороге расскажу.
   -- Хорошо, пошли, -- понял его дядя.
   Ни Алексей (никогда и позже не выяснял), ни его племянник не знали, о чём спрашивали остальных абитуриентов, но самого Любомира расспрашивали о том, откуда он родом, кто его родители, как учился в школе, какие имеет наклонности, чем увлекается и тому подобное. Предмета, по которому был сегодняшний экзамен, члены комиссии (а в ней был и Пашков) вообще не касались. В общем, хорошо всё то, что хорошо заканчивается. Итак, один груз свалился с плеч Алексея, но это был чужой груз, взваленный на него, а ещё оставался на плечах его собственный груз - завершающая стадия этапа подготовки и защиты диссертации. И, хотя до окончательного результата ещё оставалось около полутора месяцев, хлопот будет очень много. Говорят, что своя ноша не тянет, но в данном случае меньше тянула как раз чужая. И как-то оно всё получится? Теперь волнения будут гораздо бо́льшими.

* * *

   Когда Алексей ещё только собирался в отпуск, в один из вечеров в гости к Позняковым заскочил Грицай. Друзья посидели (с бутылочкой хорошего вина, принесенного Анатолием - тот никогда не приходил с пустыми руками), побеседовали, обменялись новостями. Правда, Алексей не рискнул пока что рассказать приятелю о своих визитах к ректору и Пашкову - лучше уже потом, когда станут известны результаты этих походов, а то ещё, чего доброго, сглазишь.
   -- Ну, что с твоей диссертацией? -- спросил Грицай, переходя к более конкретной теме.
   -- Да ничего, заканчиваю подготовку к защите. В начале сентября нужно будет выбить мне пару командировок у ректора и смотаться в Киев, а, возможно, ещё в пару городов.
   -- За отзывами?
   -- Точно.
   -- А почему не сейчас? Не поздно ли будет в сентябре, у тебя же и защита в том же месяце.
   -- Да, тоже в сентябре, но в конце месяца. Так что успею. Коллеги мне их напишут, заверят, и я их сразу с собой прихвачу. Я им звонил, они обещали написать, но, если сам не подтолкнёшь, то могут и забыть, личный контакт самое лучшее дело. А сейчас я вряд ли кого-нибудь смогу застать - время отпусков.
   -- Да, вся эта твоя теперешняя организационная работа, - автореферат, плакаты, отзывы, потом утряска различных вопросов в Учёном совете, - не такой уж мёд, хотя уже на горизонте и виден результат.
   -- Не говори гоп...
   -- Да, ерунда. Если выпустили на защиту, то всё будет нормально. Ты же грамотный мужик. А ведь бывает, что защищаются такие, которые в процессе защиты ни на один вопрос членов Учёного совета ответить не могут. Если толковый преподаватель защищается, то слушать его приятно. У нас в прошлом году защитился Мельников, так Серёгин рассказывал, что на Совете им были очень довольны, говорили даже, что у него материала столько (исследований), что и на докторскую диссертацию хватило бы. Я думаю, что и у тебя всё будет в порядке.

* * *

   Константин Мельников защитил свою кандидатскую диссертацию ещё в прошлом году. Со дня перехода на работу в институт и до защиты диссертации прошло долгих десять лет. Конечно, он не сразу начал писать диссертацию, года 2-3 он просто работал старшим инженером на договоре, потом поступил в заочную аспирантуру, ещё 4 года учёбы и накопление материалов исследований, а уж потом, эти последние 3 года непосредственна работа над написанием диссертации. Конечно, писал он отдельные части глав и в процессе учёбы в аспирантуре, приходилось ведь каждый год отчитываться в Киеве о проведенном годе. День отчёта становился для Константина просто мукой. Он отлично знал материал своей диссертационной работы и мог спокойно ответить на все вопросы, связанные с его работой над ней. Но именно со своей работой. Дело в том, что руководство научно-исследовательского института (при АН Украины), в котором Мельников проходил аспирантуру и откуда был его научный руководитель диссертации (Институт являлся также и промежуточным звеном между московским заказчиком) сплошь были докторами и кандидатами не технических, а физико-математических наук. Да, они были при этом и отличными технарями, поскольку Институт был оснащён самой современной экспериментальной базой, как в стенах самого Института, так и полигонами для натурных исследований. Но при этом они, всё же, оставались в первую очередь теоретиками, а не практиками, сами исследования то проводили сотрудники, которые были значительно меньшего ранга, нежели их высокопоставленные руководители. Те уже потом обобщали результаты исследований, строили математические модели, изучали подобные зарубежные данные и делали выводы. Поэтому в процессе своего ежегодного доклада о состоянии дел по диссертации Константину то и дело приходилось выслушивать от действительных Членкоров АН (какими являлись директор института и его заместитель) вопросы чисто теоретической направленности. Да ещё те корили его тем, что к его исследованиям плохо привязана математическая модель. Но почему эту модель нужно было именно подгонять под исследования, а не проводить исследования в канве выбранной известной математической модели?
   В общем, по вопросам практики к Мельникову никаких замечаний по диссертации не было, а вот по вопросам теории... Константин в институте неплохо знал высшую математику, но он её за прошедшие 25 лет немного и подзабыл, да и ковыряться сейчас во всех этих двойных, тройных, круговых интегралах и сложных дифференциальных уравнениях, он считал, нет никакого смысла. Да, для докторской диссертации без них, возможно, и не обойтись, но зачем вся эта сложность в кандидатской диссертации. У Константина были даже периоды, когда он приостанавливал работу над диссертацией - не способствовали творческому вдохновению такие неконструктивные замечания руководства Института. Хорошо, что в Институте далеко не все разделяли взгляды своего руководства. Работой Мельникова заинтересовался руководитель одного из отделов Института профессор Пивной Анатолий Григорьевич, который всегда присутствовал при слушаниях аспирантов, как член Учёного совета Института. Ознакомившись с работой, он уверенно заявил Константину, что работа очень хорошая, и в ней вполне достаточно теоретического материала, а уж тем более - практического. Он посоветовал Мельникову представить свою работу в Учёном совете одного из учебных ВУЗов, например, в киевском университете архитектуры и строительства, где он тоже входил в состав Учёного совета. Поддержал в этом вопросе Мельникова и Серёгин, у которого были налажены хорошие взаимоотношения с коллегами родственной кафедры этого университета. Когда Константин последовал этим советам и выступил на этой кафедре с докладом, - представлением работы, - то руководитель кафедры, да и другие доценты, заявили, что работа вполне защищаемая. В общем, в средине октября прошлого года в Учёном совете этого института Мельников и защитил свою диссертацию, при этом официальным его оппонентом был. А. Г. Пивной. При этом Константин уверенно ответил на все многочисленные вопросы членов Учёного совета, результатом которого стало единогласно решение о предоставлении Константину Никитичу Мельникову учёной степени кандидата технических наук.
   После этого события больше радовался, наверное, не сколько новоиспечённый кандидат наук, сколько заведующий кафедрой, на которой он работал, Василий Михайлович Серёгин, ещё бы - под его руководством защитился первый его подопечный. Ранее Серёгин защищался (и работал - учился в очной аспирантуре) именно в том киевском научно-исследовательском институте. И тогда мало кто верил, что он защитит свою кандидатскую диссертацию. Идя на его защиту (из рассказов самого Василия Михайловича) коллеги и аспиранты, переговариваясь друг с другом, говорили:
   -- Пойдём, посмотрим, как Васю валить будут.
   Проблемы у Серёгина в то время были примерно такими же, как сейчас и у его теперешнего подшефного. Он окончил технический ВУЗ, а не какой-либо университет, в котором больше внимания уделяется теоретической подготовке. Поэтому у него в своё время экспериментальные исследования тоже явно преобладали над теоретическим материалом. А это не особенно нравилось руководителям научно-исследовательского института, которые закончили физико-математические факультеты.
   Но, тогда Серёгин всем назло защитился. А вот сейчас он вначале не был официальным руководителем Мельникова, его руководителем был начальник одного из отделов Института Анатолий Васильевич Салтыков. Но Салтыков тоже мало верил в успех своего великовозрастного аспиранта, да и во время многочисленных командировок того (по договору) практически никакой помощи ему не оказывал - Мельников за тридевять земель варился в собственном соку. Нет, не совсем в собственном, конечно, большую помощь ему оказывал именно Василий Михайлович. Поэтому и было принято на завершающей стадии диссертации указать официально его как руководителя. Но заменить Салтыкова никаких оснований не было, поэтому с разрешения ВАКа его просто ввели как вторым официальным руководителем, что было очень редким явлением. Кроме того, именно он в основном налаживал связи в киевском родственном университете. Поэтому заслуга Серёгина была велика, и Мельников был очень благодарен другу за такую неоценимую помощь.

ГЛАВА 14

Непростые времена

   И вновь Грицай оказался верным прорицателем, а, главное, добрым прорицателем - в сентябре без проблем защитил свою кандидатскую диссертацию и Алексей Николаевич Позняков. Вернувшись домой, он увидел по этому поводу приветствие в свой адрес на доске объявлений в холле центрального корпуса. Правда, сам диплом кандидата технических наук Алексей получил только в начале декабря, и уже тогда, следом за этим вроде бы ординарным фактом, последовали торжества, посвящённые этому не такому уж рядовому событию. Именно торжества, потому что сабантуй был не один, а последовательно целых пять - первый ещё 2,5 месяца назад в Киеве (сразу после защиты), а затем небольшой - в кругу семьи, дома. А вот после получения диплома их было ещё три: опять-таки дома, но уже в компании семьи Грицаёв, на кафедре и в учебном отделе. Но и это ещё не всё. В промежутках между ними (в ноябре) Позняков отметил (причём тоже не единожды - дома, в отделе и на кафедре) ещё одно весомое для себя событие - своё пятидесятилетие. Так что осень и первый месяц зимы у Алексея были чересчур даже богаты на внеплановые праздники - в среднем по два на месяц. Конечно, самым большим и затяжным празднованием оказался последний сабантуй (даже более чем на 50-летие) по поводу получения диплома кандидата наук на кафедре, где 4 года назад никто Познякова и не знал. Обмывать вступление в коллектив на кафедре было как-то не принято, а потому и это событие с большим опозданием как бы было приурочено более детальному знакомству с новоиспеченным кандидатом технических наук. Посидели они тогда довольно долго, да и стол Алексей, не поскупившись, накрыл приличный. За эти года на кафедре Позняков стал уже полностью своим, а после защиты им диссертации никто не сомневался, что кафедра приобрела ещё одного толкового преподавателя. За этот прошедший год с небольшим после получения их учебным заведением статуса университета мало что изменилось в его стенах. Единственное это то, что кафедры, ответственные за выпуск студентов по новым специальностям усиленно готовили методическое обеспечение новых предметов и усиливали лабораторную базу. Не за горами уже было освоение студентами этих специальностей новых предметов - новых как для самих студентов, так и для большинства преподавателей. Время до начала нового учебного года пробежит быстро, не успеешь и оглянуться. Теперь вплотную и Позняков занялся доработкой материалов по одному из предметов, который ему предстояло наравне со студентами осваивать с осени 1996-го года.
   Однако гораздо больше времени, нежели на кафедре, Алексей проводил в учебном отделе, работа в котором протекала в привычном размеренном ритме. Нормальные отношения были у Алексея и с Горбуновым, и с ректором. В конце сентября после защиты Позняковым диссертации ректор тепло поздравил начальника учебного отдела с этим событием и пожелал поскорее получить аттестат доцента.
   -- Да у меня-то пока что и диплома кандидата наук нет, -- сдвинул плечами Алексей.
   -- Никуда он от тебя не убежит. Если на Совете всё прошло гладко, то ВАК обязательно диплом выпишет. По-другому не бывает. Но после него у тебя никаких изменений не произойдёт, разве что только моральное удовлетворение. А вот аттестат доцента позволит тебе получать доцентскую ставку, работая и начальником учебного отдела.
   В принципе, это Алексей и сам знал хорошо, изучив задолго до защиты диссертации Положение об учёных степенях, званиях и Постановление о штатных окладах преподавателей и руководства ВУЗов. Сам он тоже решил не затягивать с доцентским аттестатом, своим сообщением его ректор не удивил. А вот здорово удивил он Познякова уже где-то через месяц. Во время одного из рабочих разговоров на текущие университетские темы, Константин Григорьевич вдруг неожиданно спросил начальника учебного отдела:
   -- Слушай, Алексей Николаевич, сын у тебя по-прежнему в Киеве работает?
   -- Да.
   -- И нормально он там устроился?
   -- Нормально, только пока что своей квартиры нет, снимает комнату.
   -- Понятно. А он не мог бы мне изготовить ещё пачку визиток, 100 штук? У меня те уже практически закончились.
   -- В принципе может. Стоимость - 5 $.
   Ректор как-то странно посмотрел на Алексея, его лицо помрачнело, он с десяток секунд сидел молча, а затем отрывисто бросил:
   -- Всё, свободен!
   Позняков вышел из кабинета ректора с чувством недоумения. Ну, один раз сын заплатил из своего кармана за визитки, но почему он должен это делать повторно? Да и будет ли это только повторно? С такими темпами ректора ему придётся обновлять тому визитные карточки каждые полгода. Но ведь ректор только что услышал, что сыну Познякова приходится снимать квартиру, у него каждая копейка на счету. Возможно, он рассчитывал, что именно начальник учебного отдела оплатит типографские услуги. Но почему это должен делать именно он? Только потому, что ректор привык, что ему все оказывают услуги, привык жить на ша́ру? Неужели для ректора 5 $ такие уж большие деньги?! Да, новые, неведомые ранее Познякову черты характера ректора начали сейчас проявляться.

* * *

   Но вот наступил и новый календарный год, теперь время протекало для Познякова не так уж быстро, закончив свою деятельность, связанную с диссертацией, он с головой окунулся в дела учебного отдела, в учебный процесс университета. В первом полугодии на него свалилась работа по проверке кафедр, которые будут готовить новые специальности - в преддверии нового учебного года (а студенты этих специальностей уже перейдут на 3-й курс) ректор хотел владеть полной информацией о том, каково состояние дел на этих кафедрах. Но, в общем-то, всё было в норме, не без наличия, конечно, каких-нибудь мелких недоработок, которые не так уж трудно устранить - время ещё имеется.
   Время шло, наступило лето, а далее уже закончилась сессия, прошла защита дипломных проектов - очередной учебный год был завершён. Прошло уже два года со времени введения в университете новых специальностей, на носу уже был новый 1996-1997-й учебный год. На новых специальностях студенты (и преподаватели) наконец-то добрались уже и до специальных предметов, была должным образом укомплектована и материальная база новых выпускающих кафедр. Конечно, руководство университета и заведующие кафедрами вправе были надеяться на увеличение финансирования и штатов кафедр, тем более что пришли с производства опытные специалисты, которые сейчас пока что работали по совместительству или на 0,5 ставки, но тоже надеялись стать полноценными штатными сотрудниками кафедр. Однако, как показали ещё предыдущие годы, сейчас не то, что ожидать увеличения финансирования не приходилось, а даже впору было увольнять треть (если не больше) сотрудников института. И виной тому было отнюдь не Министерство образования и науки Украины, да и Кабинет Министров имел к этому как бы косвенное отношение. План финансирования учебных заведений (как и предприятий и организаций других отраслей) составлялся по итогам теперешнего года заранее (зачастую примерно в сентябре-ноябре текущего года), то есть выделение средств планировалось на уровне действующего финансирования, и редко оно было в сторону уменьшения. Но не успевал новый календарный год дотянуть и до лета, как гиперинфляция съедала значительную часть его бюджета, и откорректировать его не представляло никакой возможности, поскольку такое положение наблюдалось во всех сферах народного хозяйства. В итоге преподавателям и сотрудникам университета пришлось переходить на 0,75 или 0,5 ставки - чтобы сохранить штаты и в надежде на лучшее будущее. Прокатилась и волна сокращений, но это сокращение касалось в основном малоопытных, зачастую проработавших в университете всего год или два сотрудников. Тяжелее всего было как раз сотрудникам и ассистентам. Если профессор на половину своего жалования мог ещё кое-как содержать свою семью, то другим половинное урезание зарплаты было просто катастрофой. Поэтому многие добровольно уходили из университета в надежде подыскать себе более хлебное место. А вот из остепенённого состава преподавателей практически никто из университета не ушёл. При этом некоторым, как ни странно, такое положение дел было только на руку. Ещё начиная с горбачёвских времён, некоторые преподаватели создали на стороне свои фирмы, которые давали им неплохой доход, но требовали одновремённо большего внимания их учредителей. Поэтому некоторым доцентам было выгодно просто числиться в университете на преподавательской должности, не особо интересуясь, сколько он будет получать. Им гораздо более важен был просто педагогический стаж и средняя зарплата за выбранные ими годы, с которых потом могла начисляться научно-педагогическая пенсия. А уж нормальный доход и снабжение их семей и фирма обеспечит. И они во время рассмотрения на кафедре вопроса о переводе части преподавателей на сниженные ставки часто сами просились перевести их временно (до лучших времён) на 0,5 (а то и на 0,25) ставки. Вот так в любые времена случалось так, что даже из плохого кто-нибудь всегда мог получить личную выгоду.
   У Познякова супруга работала (подобно соседке) в планово-экономическом отделе на одном из предприятий города (только предприятия были разными). Она была рядовым экономистом, но в тонкостях своего дела неплохо разбиралась, сам же Алексей экономикой очень мало интересовался. И вот в один из сентябрьских вечеров Галина провела небольшой ликбез своему мужу по вопросам экономической ситуации в их государстве. Началось всё с того, что Алексей задал Гале вопрос о том, до каких же пор, по её прогнозам, будет такое вот ухудшение жизни граждан.
   -- Ну, мне сложно ответить на этот вопрос. Я же не министр экономики. Но, думаю, что ещё несколько лет такая ситуация продержится.
   -- Почему ты так думаешь?
   -- Потому что уровень ВВП ежегодно снижается.
   -- А что такое ВВП?
   -- Здравствуйте! -- удивилась жена. -- Ты что, о нём никогда не слышал?
   -- Нет, я о нём, конечно же, слышал и довольно часто - по телевизору в последнее время, да иногда и в газетах он мне попадался. Но я никогда не вникал, что он означает. Понимаю, что это какой-то экономический показатель, отражающий то ли уровень доходов граждан, точнее, наверное, уровень их жизни, или уровень инфляции в стране. Но точную его расшифровку я не знаю.
   -- Ну, не совсем так, но приблизительно верно. ВВП - это валовый внутренний продукт. Это рыночная стоимость всех конечных товаров и услуг, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства. Это понятие введено для оценки всех этих товаров и услуг, предназначенных для непосредственного употребления жителями страны, то есть оно действительно связано с уровнем жизни людей.
   -- Ну, в общем-то я понял. И что, здорово этот ВВП снижается?
   -- Прилично. Так, например, уровень реального ВВП Украины в прошлом году составил всего 47,8 % по отношению в 1990-му году, последнему стабильному году СССР. Несколько выше он был по сравнению с предыдущим, 1994-м, годом - 87,8 %, но и эта цифра чётко указывает на то, что уровень ВВП постоянно снижается.
   -- И давно это началось?
   -- В год распада советских республик, естественно. Тогда он сразу же упал до 91,3 %, а в первом полновесном, 1992-м, году существования независимой Украины - до 82,3 %.
   О том, как стремительно росла инфляция в стране, можно было хорошо судить также по резким скачкам заработной платы, которая повышалась отнюдь не от хорошей жизни и не для улучшения благосостояния граждан Украины. Так, например, если в 1992-м году средняя зарплата составляла 6.505 купоно-карбованцев, то в 1993-м - уже 162.790 карбованцев, а в 1994-м - и вовсе 1.427.708 карбованцев (за год выросла почти в 10 раз, перевалив через отметку миллиона). Галина не могла этого знать, но, забегая вперёд, следует отметить (хотя её прогноз и был верен), что уровень валового внутреннего продукта будет снижаться ещё до 1999-го года, и только в 2000-м году начнётся его рост, впервые в этом году его уровень составит 105,9 % по отношению к предыдущему году. Но всё равно по отношению к 1990-му году уровень ВВП будет очень низок - всего 43,2 % (минимум будет как раз в предыдущем 1999-м году - 40,8 %). Да и пик бедности в украинском обществе припадёт на 1998-м год.
   -- Н-да, невесёлая картина, -- уныло покачал головой Алексей.
   -- А теперь об упомянутой тобой инфляции. Украина прошла через период не просто инфляции, а гиперинфляции между 1992-м и 1995-м годами. Да ты и сам это знаешь - если в 1992-м году высшим денежным номиналом была купюра в 100 карбованцев, то в 1995-м году им стал 1.000.000 карбованцев. При этом самый пик инфляции был в 1993-м году. И как ты думаешь, каким было его значение?
   -- Не знаю, я же не экономист. Погоди, -- стал размышлять Алексей, -- если у нас номинал максимальных купюр увеличился в 10.000 раз, то, наверное, и инфляция так же увеличилась. Ну, наверное, немного меньше, поскольку в 1993-й год был выше по уровню жизни, нежели этот или предыдущий. Значит, пусть примерно уровень инфляции тогда вырос в 1.000 раз. Но такого не может быть, это ведь очень много!
   -- Ты знаешь, ты, на удивление, почти угадал, ты почти верно начал подсчитывать, хотя так никто и не считает - это неправильно. Но верной была не твоя последняя цифра, а как раз - первая. Итак, В 1993-м году индекс инфляции в Украине составил 10.206 %!
   -- Да не может быть!
   -- И, тем не менее, это так. Но ты же и сам это прикинул.
   -- Да-а, -- протянул Алексей, -- вот это дела. Тогда и в самом деле так быстро мы не выкрутимся из этой ситуации. Хотя, возможно, улучшит экономическую ситуацию в стране гривна.
   Гривна была введена президентским (Леонида Кучмы) указом N 762/96 от 25.09.1996-го года "О денежной реформе на Украине". А уже 2 сентября начался обмен купоно-карбованцев на гривны, и уже с этого дня в банках выдавались только гривны.
   -- Да, наверное, улучшит, но не так уж быстро. Ты же видишь, по какому курсу меняются деньги. По инерции ещё немало времени пройдёт. Да и не зависит экономика страны от вида валюты.
   И это тоже было верно. Если в 1992-м году новый украинский купоно-карбованец имел хождение параллельно с советским рублём в соотношении 1 : 1, то, сейчас, в сентябре 1996-м года, в период перехода от карбованца к гривне, обменный курс составлял 100.000 карбованцев за одну гривну и 176.000 карбованцев за один доллар США. Обесценивание купоно-карбованцев за период их обращения (1992-1996-й гг.) составляло примерно 140 % в месяц (!).
   Опять-таки, только в этом 1996-м году (на пятом году существования государства) на 5-й сессии Верховной Рады Украины 2-го созыва была принята (в ночь на 28-го июня, после длительных дебатов) Конституция Украины, которая окончательно утвердила экономический, социальный и политический режим в государстве. Конституция вступила в силу в момент, когда были оглашены результаты парламентского голосования, то есть приблизительно в 9 утра по киевскому времени.
   В этой принятой Конституции Украины был введён в действие такой социальный стандарт, как прожиточный минимум. Но в силу финансовых реалий параллельно начал использоваться и другой социальный стандарт - минимальная заработная плата. И вот этот второй стандарт, к сожалению, значительно отставал от первого. Так, например, по некоторым данным примерно 61 % работающих получали зарплату, а 87 % пенсионеров имели пенсию ниже прожиточного уровня.
   В общем, закончился разговор супругов далеко не на оптимистической ноте.

* * *

   На кафедре, где работал Анатолий Грицай, ситуация в этом году, на фоне кризиса в стране, усугубилась ещё и чисто местными неприятностями. Ещё в конце прошлого года серьёзно заболел учебный мастер Анатолий Александрович Кнут. Это был крепкий, до того времени вполне здоровый, примерно 50-летнего возраста мужчина, который обслуживал все лаборатории кафедры. В его обязанности входили не только подготовка к занятиям лабораторных работ, нормальный режим работы установок, насосов и оборудования, обеспечение студентов измерительными приборами, но и ремонт, изготовление новых установок. Кроме того, он ремонтировал на кафедре абсолютно всё то, что подлежало такой операции. Он даже изготавливал женщинам металлические набойки на тонкие каблучки туфель или сапог, даже для шпилек - резиновые или пластмассовые очень быстро изнашивались, деформируя и сам каблук. Это был старожил кафедры, у него были очень умелые руки, он мог работать на любом инструментальном станке - большинство лабораторных установок были изготовлены именно его руками. Несколько лет назад окончил институт по специальности кафедры его сын Евгений. Анатолия Александровича очень уважал ректор. Если ему нужно было что-нибудь сделать, то он незамедлительно обращался к Кнуту. И тот качественно и своевременно выполнял просьбу Константина Григорьевича. Кстати, именно Кнут перед самым развалом Советского Союза получил право на покупку автомобиля "Жигули". На машины личного пользования в институте была приличная очередь. Когда же институту выделялась машина, то её будущего владельца устанавливали на общем собрании трудового коллектива. И вот в тот раз именно с подачи ректора (он очень хорошо охарактеризовал Кнута) автомобиль и был выделен именно Анатолию Александровичу. Сам он на ней никогда впоследствии не ездил, машина досталась его сыну, у него же самого был мотоцикл "ИЖ Планета-4" с коляской, и его ему было вполне достаточно. То, что машиной пользовался не он сам, а его сын, никакого значения после покупки машины не имело.
   У Кнута была какая-то странная болезнь, никто не мог понять, чем он болен. Где это видано, чтобы здоровый мужик начал жаловаться на какую-то слабость, усталость, отсутствие аппетита. За последнее время Анатолий Александрович несколько раз зимой и в начале весны вынужден был ложиться в больницу. Там ему делали какие-то процедуры, ставили капельницы, после чего он возвращался на работу. Но проходило время и всё повторялось. В итоге врачи посоветовали ему бросить работу (может быть и временно) и уйти на инвалидность. И, как ему ни хотелось предпринимать такой шаг, он, всё же, вынужден был это сделать. Это была серьёзная потеря для кафедры, и замены Кнуту пока что не находилось. Никто из обслуживающего персонала не обладал необходимыми навыками, да и не было в их числе мужчин, кроме заведующего лабораторией Калистратова. Да и должностной оклад был на этом месте невелик, квалифицированные рабочие на эту должность идти не хотели. Но, в конце концов, удалось разыскать на это места бывшего воина-афганца. Его не смутила невысокая ставка, поскольку у него были определённые льготы, в том числе на: оплату жилья, обслуживание в спецполиклиниках, первоочередная установка квартирного телефона, преимущественное обеспечение путевками в санаторно-курортные организации, использование ежегодного отпуска в удобное для него время и другие привилегии. Правда, руки у него были не те, что Анатолия Александровича, но подготовить установки к работе он сумеет - это дело наживное.
   Николаю Петровичу Олефиру, так звали нового учебного мастера, было примерно 32-35 лет. Он никогда не рассказывал о том, где он работал до прихода в университет, но вот об Афганистане говорил много. Попал он туда во время прохождения срочной воинской службы солдатом. И его рассказы о той не очень справедливой войне разительно отличались от тех сообщений, которые в 80-е годы появлялись на страницах газет, а некоторые повествования просто шокировали слушателей. Много он рассказывал и о моджахедах, а также о тех воинах, которые попадали к тем в плен (но удалось бежать). Противостоящим советской армии моджахедам в ходе конфликта поддержку оказывали военные специалисты США и ряда европейских стран - членов НАТО, а также пакистанские спецслужбы. Уже в то время советские люди знали о зверствах моджахедов, некоторые афганские полевые командиры были просто садистами, самым страшным из которых был Гульбеддин Хекматияр. Он был насколько циничен, что однажды потребовал 150.000 долларов за выдачу трупов убитых им двух французских журналистов представителям этой страны. А в это время (1993-1994-й и 1996-й гг.) он был уже премьер-министром Афганистана, лидером Исламской Партии. Правда, не все полевые командиры были такими, были и исключения, например, полевой командир Масуд, прозванный Львом пустыни. Свою многострадальную родину Ахмад Шах Масуд защищал так, как ему подсказывала совесть. Он никогда не прибегал к жестокому террору, не использовал предательство в качестве средств достижения намеченных целей. Это был человек высокой чести и чистой морали. Даже враги были о нём высокого мнения, не говоря уже о соратниках и братьях по оружию.
   Тот же Константин Олефир рассказал, что, по его мнению, руководство СССР, а точнее уже России, после окончания войны ещё раз предало своих военнослужащих. Когда его спросили, почему он так думает, Константин ответил:
   -- На Женевской конференции по защите жертв войны, которая прошла в 1993-м году, ни слова не было сказано о наших пленных, а их, официально числившихся пропавшими без вести, насчитывалось около 400 человек. Люди на самом деле об их существовании знали, были фотографии, свидетельствующие, в каких ужасных условиях содержатся русские пленные, но к ним просто не прислушались.
   Во время боевых действий в Афганистане погибли более 15.000 советских граждан. На самом деле, по статистике (не из рассказов Олефира) за весь период войны в Афганистане пропали без вести и оказались в плену более 400 военнослужащих, из которых в ходе войны и в послевоенное время были освобождены и вернулись на Родину всего лишь около 130 человек.
   Анатолий Александрович Кнут ушёл с кафедры ещё в средине марта, а Олефир был принят на работу уже в конце апреля. Он оказался довольно весёлым компанейским парнем, вот только, как показалось некоторым, несколько злоупотреблял спиртным. Нет, в рабочее время он выпившим замечен не был, а вот на предпраздничных сабантуях это бросалось в глаза. Перед 1-м Мая кафедральное торжество было довольно коротким - многие в преддверии нескольких выходных торопились поехать на дачу, огород, к родителям за город. А вот перед 9-м Мая сидели за столами довольно долго. День Победы в этом году выпал на четверг, всего один день (выходные к нему не подсоединялись), а потому никто никуда не торопился. Вот здесь члены кафедры и наслушались рассказов Олефира об Афганистане, которые сопровождались частыми его опрокидыванием рюмки. Впрочем, к этому отнеслись с должным пониманием - слышали об афганском синдроме и знали о значительных трудностях, которые возникают при социальной адаптации ветеранов различных войн. Но не одними рассказами Константина была заполнена вторая половина дня в эту среду - было много других бесед, шуток, да и веселья вообще, читались даже стихи. Константин Мельников прочёл свои стихи, посвящённые не столько этому празднику, сколько маю месяцу в целом, сам Костя в этот месяц и родился. А стихи были таковыми:
   Прекрасный месяц есть в календаре,
   Он несравним с другой порою года.
   Поют чудесно птицы на заре
   И на глазах преображается природа.
             Он очень ярок - краски всех цветов:
             Сирень, тюльпаны, ландыши, нарциссы.
             По гороскопу покровитель он Тельцов,
             Пусть даже в год восточной красной Крысы.
   Молоденькая травка словно шёлк,
   Каштаны дружно выбросили свечи.
   Цветов благоуханье, гомон смолк,
   Приятная прохлада в майский вечер.
             Вот соловей - певец полночный,
             Свои выводит серенады звонко.
             Сады, надев наряд молочный,
             К нам тянут ветви с нежностью ребёнка.
   И в непогожий день - улыбки, радость, смех,
   Пусть дождь, раскаты грома, первая гроза.
   А ночью россыпь звёзд серебряных для всех,
   Влюблённым парам месяц улыбается в глаза.
             Пора знакомств, любви, свиданий -
             Какие замечательные дни.
             Пора надежд и ожиданий,
             Вот только сбудутся ль они?
   Внимание слушателей привлекли стихотворные слова "восточной красной крысы". Стихи были актуальны, поскольку шёл как раз год красной (огненной) Крысы. То, что в восточном (китайском, японском, корейском, вьетнамском и т. п.) календаре годам (с 12-летним циклом) присущи названия различных животных, ни для кого не было секретом. Но почему та же Крыса именно красная? Начались различные предположения и споры по этому вопросу. Частично ответ на него был дан тем же Константином, который сообщил, что восточный цикл составляет не 12 лет, как часто принято считать, а 60 лет, то есть за этот период одно и то же животное в названиях годов появляются 5 раз. Чтобы их различить китайские составители календаря и решили для уточнения года внутри цикла пользуются дополнительной цветовой символикой. А далее уже сообща восстановили почти полную истину. Известно, что в китайской натурфилософии цифра 5 являлась символом 5-и "элементов" природы - дерева, огня, металла, воды, земли, которым соответствуют цветовые обозначения (зелёный, красный, белый, чёрный, жёлтый). Таким вот образом цветовые знаки и применили при обозначении животных и времён года.
   Правда, пока что за кадром для сотрудников кафедры остались такие сведения, почему, например, при составлении такого календаря взят промежуток в 60 лет. Оказывается, за основу 60-летнего цикла взято время 2-х оборотов Сатурна (один оборот - 29,458 года земных года). За это время Юпитер совершает пять обо-ротов. Ещё в середине 2-го века древнегреческий астроном, астролог, математик, оптик, теоретик музыки и географ Клавдий Птолемей привёл подсчёты видимого движения Солнца, Луны, Юпитера, Сатурна и дру-гих планет с точностью до 10 минут. И вот в основе восточного календаря использовали ритм движения Юпитера (вероятно, как крупнейшей планеты в Солнечной системе) по Зодиакальному кругу и влияние этой планеты на социальную жизнь людей. В целом восточный календарь использует ритмы движения не только Юпитера (управляющего поведением людей в общественной жизни), но и Солнца (влияющего на развитие человеческого духа), Луны (отвечающей за укрепление физического тела) и Сатурна (способствующего формированию в человеке его индивидуальных особенностей). Не знали пока что кафедралы и того, что в целом годы, оканчивающиеся на цифры 6 или 7 - это годы огня (цвет красный) или годы (применительно к 1996, 1997 гг.) Красной крысы, Красного быка. По китайскому календарю текущий год начинался 19 февраля, а его магическим числом была цифра 7.
   Однако, в целом, судя по реакции слушателей, стихи Константина остались как бы незамеченными, не особо воспринятыми, поскольку, как он понял, кафедралы решили, что Константин просто их списал откуда-то к празднику. Писали стихи и ранее работавшие на кафедре ассистенты (в настоящее время ушли в другие организации) Антон Шкотный, немногим позже - Тимофей Харламов, но чаще всего они писали четверостишья на придуманные сотрудниками кафедрами рифмы. Получалось это так: один из сотрудников называл какое-то слово (чаще связанное с учёбой, институтом), а другой - к этому слову рифму. Например: зачётка - щётка, калькулятор - гладиатор, диплом - облом, зачёт - почёт, курс - ПТУРС и т. п. Затем под эти рифмы писались шуточные, не очень-то складные, четверостишья, такие, например, как:
             На КВН необходимо взять абонементы,
             Успеет ли Грицай на пару? Нет, едва ли.
             И с лекции его заочники-студенты
             Доцента, не дождавшись, убежали.
   или:
             С чего бы это вдруг Антон вскочил? -
             На кафедру пожаловал декан.
             Серёгин же сидел, - декана не почтил, -
             Читал он методичку, как роман.
   Но, поскольку рифму к первому слову называл другой человек, то порой эти рифмы были схожи с теми, какие подбирал любимый детский персонаж книг Незнайка, а потому и стишки получались в этом случае довольно чудны́е. Правда, позже (после ухода с кафедры Шкотного) Харламов стал писать к дням рождения своих коллег посвящения, эдакие стихи-эпиграммы (уже более одного четверостишья), и нужно признать, что это у него неплохо получалось. Но сейчас и без стихов Мельникова празднование на кафедре Дня Победы прошло очень интересно, таким времяпрепровождением остались довольны все.
  
  

ГЛАВА 15

Дела текущие

   В конце мая, когда Позняков в очередной раз заглянул в диспетчерскую по вопросу готовности расписания зачётов и экзаменов, к нему негромко обратилась Розгина:
   -- Алексей Николаевич, у меня есть к вам разговор.
   -- Слушаю, Любовь Петровна.
   -- У меня он личного плана, давайте выйдем в коридор.
   -- Хорошо.
   Они вдвоём вышли из помещения диспетчерской, и отошли в один из уголков коридора. Розгина немного помялась, а потом сказала:
   -- Понимаете, у меня в этом году дети оканчивают школу, -- из более ранних разговоров Алексей знал, что у Любови Петровны есть двое детей-погодков: сын Денис и дочь Маша. Но при разнице в один год они оба пошли в школу одновремённо (сыну на то время было 7,5 лет, а дочери немногим больше 6 лет). Понятно, что сейчас и школу они заканчивали одновремённо.
   -- Так, и что, чем я могу им помочь в школе? -- улыбнулся Позняков.
   -- В школе, конечно, ничем, а вот после школы...
   -- Вон оно что, -- протянул Алексей, прекрасно понимая, куда клонит Розгина. -- Поступление в университет? Я правильно понял?
   -- Правильно.
   -- И чем же я могу им помочь?
   -- Ну, поговорить, где нужно, чтобы им помогли при поступлении. Вы же своему племяннику помогли.
   -- Да, помог, и не скрываю этого. Но он хорошо в школе учился, медалист. Так что, моей помощи там мало было.
   -- Ну, всё равно. Алексей Николаевич, помогите, пожалуйста. Я тогда буду вечной вашей должницей. Всё, что скажете, исполню. Понимаете, это же родные дети.
   -- Понимаю, у меня ведь, как и у тебя тоже сын и дочь. Но, Любовь Петровна, это очень непросто. А на какой факультет они хотят поступать?
   -- На экономический.
   -- Что, оба?!
   -- Да, Денис - на менеджера, а Машка - на экономиста.
   -- Да ты что! Это же вариант дубль пусто.
   -- Почему?
   -- Да потому! Один человек на экономический факультет, это ещё куда ни шло, но оба... Нет, ничего не получится. Ректор и слушать не станет.
   -- А что, обязательно ректора нужно просить. А декан, или Секретарь приёмной комиссии не поможет? Вы же в хороших отношениях с Пашковым.
   -- Так, Люба! -- обычно Алексей обращался к Розгиной Алексей на "ты", но по имени, отчеству. Но сейчас она его так достала, что он уже обратился к ней просто по имени. В диспетчерской на "вы" он обращался ещё к Людмиле Ивановне и Ирине Николаевне. -- Не поможет в этом вопросе Пашков. Я не буду тебе объяснять всю кухню, но такой вопрос может решить только ректор. Только он! Извини, но я за это не возьмусь.
   -- Почему?
   -- Да именно потому, что ты сама сказала, что у меня племянник учится, к тому же на том же экономическом факультете. Второй раз идти к ректору по этому вопросу я не могу, да ещё просить снова о поступлении на экономический факультет. Да ещё за двоих! Что тут непонятного?
   -- И что же мне делать?
   -- Тебе нужно самой встретиться с ректором и поговорить с ним на эту тему. Ведь он помогает детям сотрудников.
   -- Я знаю, но чаще при поступлении на другие факультеты.
   -- Вот, ты это знаешь, а хочешь выставить меня мальчиком для битья. Всё равно, поговори с ним. Если ты будешь говорить за двоих, то одному, я думаю, он согласится помочь.
   -- Ну, хорошо, а второму?
   -- А второму, а второму... Тебе сейчас нужно думать о том, чтобы хотя бы один из них поступил. Я думаю, что это, наверное, будет Денис?
   -- Ну да, он же парень, чтобы в армию не загребли.
   -- Вот, а Мария поступит на следующий год, она может и подождать.
   -- Да нет! Они оба хотят в этом году поступить. И учиться вдвоём легче, помогать друг другу будут.
   -- Так, правильно говорят - хотеть не вредно. Это уж как получится. Ты иди и договаривайся с ректором хотя бы за одного, -- Алексей сделал паузу, а затем негромко добавил, как бы разговаривая сам с собой. -- Да ещё на экономический факультет.
   -- Я пойду, конечно, но нужно договариваться за двоих.
   -- Вряд ли это возможно. Хотя..., -- Позняков задумался, и ему пришла в голову мысль, и он, уже более оптимистично добавил, -- давай, договаривайся именно за двоих. Двоим ректор помочь наверняка откажет, но сам разговор-то состоится. И вот тогда можно будет поговорить и с Евгением Антоновичем. Если он спросит, был ли на эту тему разговор с ректором, то можно сказать, что был - это и в самом деле так. Но не вдаваться в подробности. Конечно, позже Женя уточнит у ректора кандидатуры, и гарантировать ничего второму твоему ребёнку не сможет, но, всё же. Какая-то подстраховка будет. В общем, ищи момент поговорить с ректором. А там видно будет.
   Розгина через пару недель сообщила Алексею, что она разговаривала-таки с ректором. Как и предполагал Позняков, он сначала и слушать ничего не хотел о помощи двум одновремённо на экономический факультет. Но после мокрых глаз Любови Петровны смилостивился и сказал, что сыну постарается помочь, - только постарается, - а дочь пусть пробует поступать своими силами. Через пару дней Алексей переговорил по этому вопросу с Пашковым. Но, ещё ранее, хорошо всё взвесив, он решил не напускать туман, а говорить всё так, как оно есть - не хотелось, чтобы Женя потом думал, что приятель его обманул или подставил. И правильно Алексей решил.
   -- Я ничего гарантировать не могу, -- сказал Пашков, услышав из уст Алексея подлинную историю, -- но попробую помочь. По крайней мере, её дочь не срежут на экзамене, да и оценки будут нормальные, если она, конечно, не полная тупица. Думаю, что можно будет обойтись без "троек", конкурс-то высокий. А там уж как карта ляжет.
   На те дни, когда решалась судьба сына и дочери Розгиной, Позняков приезжал на своей машине в университет, не на весь день, а на то время, когда примерно вывешивались списки о зачислении. Первым сдал все экзамены (дети Любови Петровны не были медалистами) Денис. И, увидев списки, Розгина от радости и прыгала, и плакала - Денис был зачислен в университет. На следующий день должна была решиться и судьба Марии Розгиной - последний экзамен она сдавала днём позже. Списки должны были быть вывешены после обеда, а потому Алексей приехал в университет часам к четырём. Он зашёл сначала к себе в отдел, поговорил с сотрудниками (двое тоже были в отпуске), выяснил, как идут дела по подготовке к новому учебному году, а уже затем пошёл в диспетчерскую. Любовь Петровна сидела чернее тучи, и Алексей всё понял без слов.
   -- Не прошла Маша? -- тихо и сочувственно спросил Позняков.
   Розгина только молча покачала головой.
   -- И сколько она балов не добрала, ты не знаешь?
   -- Она набрала именно столько, каким был проходной бал. Но не прошла по конкурсу.
   -- Не понял?! Как это?!
   -- Так ей сказали. Правда, ещё добавили, что нужно будет ей ещё пройти какое-то собеседование. Но что оно даст, -- уныло протянула собеседница Познякова.
   -- Как?! Как это, что оно даст?! -- чуть не закричал Алексей, вспомнив прошлогоднее собеседование Любомира. -- На когда оно назначено?
   -- На 17:00.
   Алексей глянул на часы - стрелки стояли на 16:25.
   -- Так, а где Машка?
   -- Дома.
   -- Как дома?!
   -- А что ей тут делать? Увидев, что её нет в списках поступившись, она разрыдалась и сказала, что ни на какое собеседование она не пойдёт. Уехала домой.
   -- О, Господи! Да вы просто пара идиотов! Какой у тебя адрес, я уже не помню? -- Алексей один раз был у Розгиной дома, - как-то её муж прапорщик помогал ему достать на Новый год ёлку, - срубил где-то в районе их полигона.
   Розгина удивлённо сообщила ему адрес.
   -- Так, ты быстро марш к городскому телефону - звони Машке, чтобы она никуда не выходила из дома. Пусть одевается и будет готова. Я приеду, заберу её, и в институт. Всё.
   -- Алексей Николаевич, а что...
   -- Некогда мне тебе всё объяснять. Делай так, как я сказал!
   Алексей вылетел из диспетчерской и побежал к своей машине. Розгины жили не так уж близко от университета. Наконец, он был около нужного ему дома. Маша была молодчиной, она не просто была готова, она ждала его у подъезда дома, чтобы не тратить попусту время. Конечно, они всё равно на 17:00 не успеют, но будут надеяться, что Машу не вызовут в числе первых на собеседование. Никогда ещё в жизни Позняков не гнал так машину. Нет, по трассе он ездил бывало и куда быстрей, но не по городу. Маша всю дорогу просидела, молча, только испуганно держась за подлокотник двери. В университете они были в 17:20. Ещё на подъезде к их учебному заведению Алексей строго наказал Маше быстро мчаться к аудитории, в которой проходило собеседование. В её районе их ждала и мама Маши. Но та, ничего ей не объясняя, поспешила к аудитории, родителям туда проход был закрыт.
   -- Алексей Николаевич, что происходит? -- как-то робко спросила Люба.
   -- Так, ничего не буду объяснять, дай мне успокоится. Ну, вы могли и дров наломать! Потом тебе Машка всё объяснит.
   Слава Господу, до приезда Маши в университет её ещё не вызывали, вызвали только тогда, когда часовая стрелка почти дошла до цифры шесть. Но зато выбежала Маша их аудитории радостная:
   -- Мама, меня приняли в институт, -- дочь радостно смеялась, а мать радостно плакала.
   -- Алексей Николаевич, спасибо вам, -- наконец, успокоившись, обратилась к Познякову Любовь Петровна.
   -- Ладно, Люба, всё в порядке. Моей заслуги здесь мало.
   -- Ну, как же. Если бы не вы...
   -- Так, всё нормально. Главное, что и Денис, и Маша уже студенты университета. Пойду, перекурю. Понервничал здесь я с вами. Всё, до свидания. Встретимся уже в конце августа, -- и Позняков направился к выходу.
   Но разговор по этому вопросу был продолжен именно в конце августа. В честь поступления своих детей в университет Розгина накрыла в диспетчерской шикарный стол, даже горячие блюда (которые, наверное, готовила дочь) подвёз к установленному времени её муж. Сама же Любовь Петровна без устали рассказывала всем историю с поступлением дочери в институт, постоянно ругая себя за то, что, она не разобралась с этим собеседованием, и дочь могла по её вине (да и по своей тоже) не попасть в университет.
   -- Господи! Какая же я дура, -- поносила она себя. И, обратилась к Познякову, отметила. -- Если бы не вы, мы бы сейчас обе локти кусали.
   -- Так, успокойся. Всё уже в прошлом. Хорошо то, что хорошо кончается.
   -- Машка мне рассказывала, как вы тогда на машине гнали. Она сидела перепуганная и думала, что вы вот-вот разобьётесь.
   -- Ну, ничего, доехали тогда как-то, нормально доехали, -- улыбнулся начальник учебного отдела. -- Я, и впрямь, никогда так по городу не ездил.
   -- Так, Алексей Николаевич, я с этой минуты считаю вас крёстным отцом моей Маши. Вы тогда очень помогли своей крёстнице.
   Розгина ещё долго за столом возвращалась к той истории, которую слушатели воспринимали с интересом, да ещё с нескрываемым удивлением - это был пока что первый случай в короткой истории университета, чтобы у одного из его сотрудников двое детей одновремённо поступили на экономический факультет. Но всё когда-то заканчивается, закончился и этот праздничный обед (или ужин), - по причине малой пока что численности сотрудников университета, да и ректор пока что был в отпуске, стол накрыли после обеда, но раньше окончания рабочего дня, - вскоре пришла осень и наступила пора рабочих будней.

* * *

   Позняков заметил, что в последнее время ректор начал больше внимание уделять работе отдельных кафедр, участились их проверки, в которых часто принимал непосредственное участие и начальник учебного отдела. Алексей как-то чисто интуитивно чувствовал (да были некоторые и косвенные тому подтверждения), что постепенно начинается закручивание гаек. На его отделе это пока что не сказывалось, но вот с его начальником ректор стал встречаться чаще (не по инициативе Познякова). Он пытался дотошно выяснять у того обстановку на той или иной кафедре. Алексей докладывал ему о состоянии вопросов, связанных с учебным процессом, а таковых было немало. Но ректор в последнее время всё чаще стал интересоваться взаимоотношениями на отдельных кафедрах, а вот в подобных вопросах Позняков был гораздо менее осведомлён. Он никогда не собирал никаких слухов, да и не особенно к ним прислушивался, считая, что слухи - это те же сплетни. Если ты не знаешь чего-то из первых уст или не был свидетелем чего-то, то и говорить не о чем. Позняков никогда не наушничал, не был к этому приучен, и ему никто украдкой ничего не нашёптывал. Поэтому он чувствовал, что ректор не особенно доволен тем, что начальник учебного отдела мало ему рассказывает об обстановке на кафедрах - о полной обстановке. Наверное, за эти годы работы в институте, а потом в университете Алексей немного изменился, все люди понемногу со временем меняются. Но менялся и ректор, и, как казалось начальнику учебного отдела, не в самую лучшую сторону.
   За последние годы в их учебном заведении был наплыв различных гостей - из Министерства с проверками (как институт готовился к смене статуса, потом - как выполняет свои обязательства по подготовке новых специальностей), из различных профильных ведомств, а также из других учебных заведений по вопросам обмена опытом (скорее уже передаче его университетом). Но комиссии, это же не просто название, это люди, которых нужно было нормально встретить и устроить, а потом и заниматься ими. Все прекрасно понимали (у всех опыт был прекрасный), что на те командировочные средства, которые выделялись приезжим, гости не особенно у них в университете пошикуют. А у всех у них должно было остаться хорошее впечатление об их ВУЗе. И ректор старался, чтобы его учебное заведение не ударило в грязь лицом, но для этого нужны были средства, которые не заложены ни в одну статью университетских смет. Выход, конечно, нашли - то проректор, то декан, то какой-то из заведующих кафедрой писал на имя ректора заявление об оказании ему материальной помощи. Таковое непременно подписывалось, и проситель получал деньги, которые потом шли на обслуживание гостей. Небольшая часть денег оставалась на руках просителя, нужно же было компенсировать налоги с полученной им (в ведомости) повышенной суммы. Однажды таковым просителем был и Позняков, только вот не по своей инициативе. Он не был информирован, в каком размере получали такую "помощь" другие, ему же была выписана сумма в полтора его оклада (с надбавкой).
   Но, поскольку к этой операции не привлекались рядовые преподаватели кафедр, то вскоре прекратилась и выписка "премий" - по второму кругу, естественно, ректор рисковать не хотел. И он нашёл новый канал источника средств для обслуживания проверяющих по более-менее высокому разряду. Этот канал открылся Алексею совершенно случайно. Однажды, уже в марте следующего года, он сидел в кабинете Горбунова, - они обсуждали вдвоём какие-то текущие вопросы, - когда в дверь заглянула секретарь приёмной ректора и обратилась к проректору по учебной работе:
   -- Виктор Владимирович, вас вызывает к себе ректор.
   Горбунов поднялся с кресла и направился к двери, по дороге сказав Познякову:
   -- Подожди меня, я вернусь и мы договорим.
   Был он у ректора недолго, но когда возвратился, то Алексей увидел, что он чем-то здорово озабочен, да и лицо у него было довольно хмурое. Он сел в кресло и молчал, продолжения прежней беседы не последовало.
   -- Виктор Владимирович, что произошло? Требуется какая-то моя помощь? -- в большинстве случаев, когда ректор ставил проректору какую-то задачу, к ней автоматически подключался и начальник учебного отдела.
   -- Да какая от тебя помощь! -- раздражённо бросил Горбунов.
   -- А какую задачу вам поставил ректор? Может быть, нужно моё участие.
   -- Нет, не нужно.
   Далее Позняков расспрашивать не посчитал нужным, да и удобным. Если человек не хочет говорить, то его неудобно расспрашивать. Но Горбунов ещё с минуту посидел, молча, затем в сердцах бросил:
   -- Как мне это всё надоело!
   -- А что случилось?
   -- Что случилось? Ну-ка, прикрой хорошо двери.
   Алексей подошёл к дверям и надёжно их закрыл, потом вернулся на своё место.
   -- Ты спрашиваешь, что случилось. Снова к нам какие-то гости завтра пожалуют.
   -- И какие же, с проверкой?
   -- Да не важно это!
   -- Как это не важно. Нужно же, наверное, готовиться.
   -- Готовиться нужно мне, а не тебе. Понимаешь, -- Горбунов понизил голос до минимального звучания, -- какие бы ни были гости, но их снова нужно кормить, поить.
   -- Ну, это понятно.
   -- Что тебе понятно? А деньги откуда брать? Все лимиты по материальной помощи уже исчерпаны.
   -- Так, ясно. И где же их брать?
   -- А ректор нашёл дойную корову, -- со злостью повысил голос проректор.
   -- Да?! И кто же это?
   -- Да вот, сидит перед тобой.
   -- Вы, что ли?!
   -- В том то и дело, что я. В последнее время именно я финансирую все мероприятия по обслуживанию подобных гостей.
   -- Что, из своего кармана?
   -- Ну да, не из казённого же. Вот только не со своей ставки проректора или заведующего кафедрой, а из кармана моей фирмы.
   -- Фью, -- присвистнул Алексей. -- Вот это да! Тогда понятно. И что, постоянно он с вас эти средства сдирает?
   -- Увы, в последнее время именно с меня.
   У Горбунова и в самом деле была своя фирма (на пару ещё с одним преподавателем университета), созданная ещё во времена Союза, в бытность правления Горбачёва. И эта фирма, насколько слышал Позняков, работала довольно успешно. Это его и не удивляло - Виктор Владимирович был хорошим организатором, и, вероятно, толковым руководителем фирмы.
   -- Но ведь в университете у многих преподавателей есть свои фирмы, почему же только вы обеспечиваете приём гостей?
   -- А как ректор может других преподавателей заставить? Нажми на них, они его пошлют куда подальше. И что, увольнять такого преподавателя? А за что? Да и в процессе подготовки новых специалистов такими людьми не разбрасываются. И ректор это хорошо понимает.
   -- А на вас-то он как нажал?
   -- Нажал тем, что моя фирма арендует помещения на территории студенческого городка.
   -- А, вон оно что!
   -- Да, мне сколько раз уже хотелось плюнуть на всё это и перебраться в город.
   -- И что же?
   -- Ты понимаешь, там цены за аренду здорово кусаются. А здесь ректор тем меня и привязал, что аренда за помещения, а ты же видел - это почти целый домик, невелика. И вот он требует - я, мол, даю тебе скидку за аренду, помогай и ты университету.
   -- Да-а, ситуация, -- протянул Алексей.
   -- Вот тебе и ситуация. Потому-то я и злюсь. Вначале я к этому спокойно отнёсся, думая, что пару раз могу таким образом и помочь. Но это уже далеко не пару раз. Но не может же это длиться вечно! У ректора нет ни такта, ни совести. У меня же на фирме работники, им нужно платить зарплату, и не такую уж маленькую, хотя они её исправно отрабатывают. Но мне же ещё и налоги приходится платить, а они тоже немалые. Если так дальше пойдёт, то и дохода никакого не будет. Что мне закрывать фирму?
   -- Ну, до этого, наверное, не дойдёт.
   -- Да кто его знает. Ректор в таких делах скупой, и из своего кармана и копейки не выложит. А ведь у него доходы тоже немалые. При этом безо всякого его труда.
   -- Как это?
   -- А вот так. Ты только не распространяйся. Ему ведь все, кто в университете что-либо арендует, хоть клочок площади в коридоре, все отстёгивают, даже продавцы пирожками.
   -- Ну, понятно, за аренду.
   -- Ты не понял. За аренду это само собой, ему лично.
   -- Не может быть!
   -- А почему не может? Он хозяин в университете. Хочу - разрешу, не захочу - не разрешу. А за разрешение нужно платить. Ты посмотри, сколько в последнее время развелось таких хозяев, которым нужно платить за какое-либо разрешение. По телевизору даже часто стали о таких случаях рассказывать. Вот так-то! -- назидательно завершил свою исповедь Горбунов, значительно отклонившись от первоначальной темы и окончательно забыв о том, что он с начальником учебного отдела обсуждал до его вызова к ректору.
   На этом разговор, как понял Алексей, и впрямь был закончен, и ему не оставалось ничего другого, как удалиться. Но не только удалиться, как и здорово удивиться, да ещё и задуматься. Горбунов только подтвердил его наблюдение о том, что ректор стал меняться не в лучшую сторону. И, как сейчас вспомнил Алексей, подтверждением этого был и маленький прошлогодний эпизод в его разговоре с Константином Григорьевичем о повторном заказе визитных карточек, точнее непонятная и не особо приятная концовка того разговора. Если тогда ректору жаль было каких-то пять долларов, то что уж говорить о сумах куда больших. А потому Виктор Владимирович прав - скорее всего, это отражение настоящего времени, тех процессов, которые сейчас происходят в обществе. И, правда, всё больше по телевизору в различных новостях показывали факты раскрытия различных злоупотреблений служебным положением чиновниками различных рангов. Как же, самый мало-мальский чиновник во вновь созданном государстве (хотя какое оно новое, когда уже правил страной второй по счёту Президент) считал, что он большая шишка, и что от его желания или нежелания зависят не только принимаемые решения в сфере хозяйствования, но и судьбы тысяч людей. А ведь университет - это маленькая частица государства, а потому все происходящие в стране процессы в меньшем размере проецируются и на него.

* * *

   На этом фоне неким контрастом стал один эпизод в учебном отделе. Как-то в средине осени в учебный отдел по вопросу нагрузки подошёл доцент кафедры высшей математики Евгений Васильевич Наклонов. Позняков был с ним знаком, пару раз общались, но очень мало. Евгений Васильевич работал в университете недавно, пришёл он на кафедру всего пару лет назад, как её усиление после ухода на пенсию одного из старых преподавателей. Наклонов присел на стул за небольшим гостевым столиком, стоящим перед столами Познякова и Гершкович. После беседы с Лидией Федоровной, он немного пообщался и с Алексеем Николаевичем. Приход Наклонова напомнил ему о его племяннике Любомире, тот рассказывал дяде, что высшую математику у него в группе ведёт именно Евгений Васильевич. Одновремённо Алексей вспомнил и о племянниках Серёгина с кафедры, где работал Грицай. А вспомнил он о них в том плане, что Анатолий рассказывал ему о том, что тот постоянно интересуется учёбой своих родственников. У Познякова его племянник, как он за прошедший год уже знал, занимался довольно успешно, школьная подготовка у него была неплохая, свою медаль он заслужил по праву. Поэтому, в общем-то, волноваться за Любомира Алексею не приходилось, но в новом учебном году он о состоянии дел своего племяша пока что не был информирован. Поэтому он обратился с вопросом к Наклонову:
   -- Евгений Васильевич, скажите, пожалуйста, какова успеваемость по вашему предмету моего племянника, его фамилия Андронов.
   Наклонов как-то недоумённо посмотрел на Познякова и так ехидненько заявил:
   -- Алексей Николаевич! А вам не кажется, что это превышение ваших служебных полномочий?
   Теперь уже на лице Алексея появилось недоумённое выражение:
   -- Превышение моих служебных полномочий? С чего бы это? Я что, прошу вас вместо двойки поставить пятёрку моему племяннику или отменить ему выполнение расчётной работы? Я всего лишь интересуюсь его успеваемостью. Я бы мог узнать это в деканате или на вашей же кафедре, придя к вам с проверкой и посмотрев журналы успеваемости у преподавателей. Да мне их любой преподаватель и так бы показал, без всякой там проверки. Какой криминал вы увидели в моём вопросе? Вот, и Лидия Федоровна подтвердит, что ничего противозаконного в моём вопросе не было, -- та едва сдерживала смех.
   -- Ой, Алексей Николаевич, извините! Я вас не так понял. Понимаете, я привык, что такое начало разговора обычно ведёт к тому, что многие просят смягчить требования к его сыну, дочери, племяннику. Я почему-то подумал, что и вы к тому же клоните. Ещё раз извините.
   -- Да зачем мне вас просить о подобном? Я и так знаю, что мой племянник занимается хорошо. Просто решил уточнить у вас его успеваемость именно по вашему предмету.
   -- Вы правы. Мне и журнал не нужен. Я и так хорошо помню, что Любомир Андронов действительно занимается хорошо. У меня к нему никаких претензий нет.
   На этом их короткая, но странная вначале, беседа была завершена. Алексею впору было возмутиться таким поворотом сюжета, но он, наоборот, с бо́льшим уважением стал относиться к Наклонову - это хорошо, что в университете сбереглись ещё такие принципиальные люди как Евгений Васильевич. Как Алексей был наслышан, уж больно просто порой в последнее время решаются просьбы одного преподавателя другим. Конечно, с одной стороны это не так уж плохо, но вот с другой стороны качество знаний студентов от этого никоим образом не повышается.
  
  

ГЛАВА 16

Обеспечение выпуска и нового приёма

   Летом у Алексея была ещё одна работа, которая отнимала немало времени, и эта работа была связана с выдачей дипломов. Сам он, конечно, дипломы выпускникам не вручал, этим занимались деканаты. Но вот получал на складе дипломы, вместе с приложениями (вкладышами) к диплому о высшем образовании, и выдавал их деканатам именно учебный отдел. И всё это было связано с различной бумажной волокитой. Кроме того, и после выдачи всех дипломов деканатам, на этом эпопея с ними не прекращалась. Бланки дипломов на молодых специалистов (а они так и назывались "Диплом специалиста", уже позже появились "Диплом бакалавра" и "Диплом магистра") заполняли обычные люди, а людям свойственно ошибаться. Были ошибки и в написании, были и просто кляксы на дипломе - они заполнялись тушью и перьевой ручкой, образца начала века. Приходилось эти дипломы списывать и выдавать новые, и всей этой работой опять-таки занимался учебный отдел. После составления актов списания (номера с испорченных дипломов вырезались и наклеивались на лист бумаги, который оставался для отчёта в бухгалтерии) испорченные дипломы в присутствии комиссии сжигались. В общем, мороки было много.
   Когда Позняков поступил на работу в институт, то выпускникам выдавали дипломы ещё союзного образца. Но вот уже, начиная с 1993-го года, по указанию Министерства образования и науки были разработаны свои украинские дипломы. В университете дипломами занимался учебный отдел и деканаты. Весной составлялись списки выпускников, и подсчитывалось нужное количество дипломов. После этого по доверенности дипломы получались в Киеве. На первых порах занимался этим начальник учебного отдела лично, позже дипломы выписывали и привозили централизованно (через склад). Позняков с оформленной доверенностью отправлялся в столицу машиной (если получали дипломы на весь выпуск) или поездом (если дипломов выписывалось не так много - например, на один деканат), где на одном из полиграфических предприятий и получал эти удостоверения о высшем образовании. После этого дипломы по заявкам под роспись выдавались в деканаты. Далее обычно дипломы на выпускников заполняли (за отгулы) либо сами сотрудницы деканатов, либо женщины из того же учебного отдела - у кого был почерк получше. Но вот в первые годы введения в действие украинских документов о высшем образовании сотрудников деканатов ожидала совершенно неожиданная работа. Дело в том, что вначале новые дипломы вводили в эксплуатацию (изготавливали в таком срочном порядке - чтобы успеть к выпуску молодых специалистов) таким образом, что в их изготовление и подключились некоторые ВУЗы, а точнее их деканаты. Было это, конечно, только в первый год, но тиражирование дипломов было таковым, что их хватило и на последующий год. Нет, деканаты дипломы не печатали, конечно, просто типография, которая их изготавливала, порой не успевала их окончательно оформить. Так, например, на первые два года дипломы были получены начальником учебного отдела как бы частями - не полностью собранными. Позняков (да и все представители других ВУЗов) получал отдельно плотные синие картонные (в коленкоре) обложки дипломов (или, как их обычно называли, корочки) и отдельно тонкие бумажные бланки листов на внутренние страницы этих обложек. На левую внутреннюю страницу корочек шёл лист (оба они были жёлтого фона) с изображением посредине (ближе к верху) государственного герба Украины, выше него, на украинском языке, красовалась надпись "Україна", а ниже, - на фоне какой-то тупоконечной белой звёздочки, - надпись "Диплом спецiалiста". На правую внутреннюю страницу шёл бланк с реквизитами учебного заведения, самого выпускника, заготовками для подписей ректора, секретаря, местом для печати и прочее - стандартный лист, практически не отличающийся от образцов союзных дипломов. И вот эти самые бланки деканаты должны были наклеивать на внутренние стороны корочек диплома, а уже только после этого (дав бланкам дипломов хорошо просохнуть) заполнять дипломы.
   Вот и сейчас, в июне месяце, Позняков занимался составлением актов списания дипломов. Работа была нудная, но требующая внимания, а потому и мысли его были об этих многострадальных (для него) дипломах. Одновремённо из памяти всплыла трёх- или четырёхлетней давности поездка в Киев за бланками дипломов, причём на грузовой машине. Обычно за дипломами в столицу Алексей ездил на маленьком фургоне "Москвич ИЖ-2715 ", который с первых же дней своего выпуска (1972-й год) получил прозвище "пирожок" (с крытым кузовом), или "каблучок" (из-за своей формы, похожей на туфлю). Но на большой грузовой машине (видавший виды ЗИЛ-130) Алексею довелось ехать в Киев только один раз.

* * *

   А дело было так. Года три-четыре тому назад на складе закончились дипломы с отличием (их заказывали не так уж много). Позняков сообщил об этом ректору заранее, где-то в средине мая, и планировал в ближайшие дни поехать за ними, да заодно получить ещё и партию обычных дипломов. Ректор принял информацию к сведению, но сказал, что он сам установит день командировки начальника учебного отдела. Дней через десять, в начале рабочей недели, Оноприенко вызвал Познякова к себе, у него в кабинете уже находился Евгений Антонович Пашков.
   -- Присаживайся, Алексей Николаевич, -- предложил ректор после взаимных приветствий.
   Затем он внимательно посмотрел на Познякова и спросил:
   -- Насколько мне известно, ты вроде бы неплохо знаешь Киев?
   -- Ну, в целом, да.
   Военное образование Позняков получил в Киевском высшем общевойсковом командном дважды Краснознамённом училище имени М. В. Фрунзе. Это была старейшая кузница офицерских кадров, основанная ещё в декабре 1918-го года. Тогда в городе Арзамас по инициативе Революционного Военного Совета Восточного фронта были открыты курсы красных командиров при штабе Восточного фронта. Чуть позже эти курсы были преобразованы в Военную школу Восточного фронта, далее - в Высшую военную школу Туркестанского фронта имени Главкома С. С. Каменева. В мае 1921-го года это уже была Киевская объединённая школа командиров РККА имени С. С. Каменева, а с декабря 1943-го года - 2-е Киевское Краснознамённое училище самоходной артиллерии имени М. В. Фрунзе, которое располагалось на Брест-Литовском проспекте. Но сейчас в столице Украины родного Познякову училища уже не было - пять лет назад, в августе 1992-го года Постановлением Кабинета Министров Украины училище было ликвидировано, а три курса курсантов переведены в Одесский институт Сухопутных войск. Кроме того, в Киеве жил брат его жены Галины, которого летом они часто навещали, совместно отдыхая на его прекрасной даче, на Десне. Поэтому, и в самом деле, Киев Алексей знал неплохо.
   -- Хорошо, а машиной ты смог бы по Киеву проехать, точнее, указать дорогу водителю, который столицу в этом плане не знает?
   -- Смогу, а почему бы и нет, -- пожал плечами Алексей. -- Я своей машиной часто по Киеву ездил, и планировку Киева неплохо знаю.
   -- Отлично, тогда послезавтра поедешь в Киев вместе с Евгением Антоновичем, грузовой машиной, нашим ЗИЛ-130.
   -- Грузовой машиной, за сотней-другой дипломов?! -- удивился Позняков.
   -- Это тебе нужно всего пару сотен дипломов, а Пашкову нужно привезти из Киева десятки тысяч, если не сотни тысяч, бланков для тестирования, -- повысил голос Константин Григорьевич. -- Они в "пирожок" никак не поместятся. Кроме того, в плане дорог Евгений с Киевом не знаком. Так что поедете вместе. Сначала завезёшь Пашкова к месту получения его бланков, а сам поедешь за дипломами. Пусть Евгений Антонович получает свои бланки и ждёт тебя. Хотя ещё не известно, кому кого придётся ждать - там сейчас будет такое столпотворение - из других областей тоже ведь будут получать эти чёртовы бланки, навязали их на нашу голову, точнее, на голову Евгения Антоновича.
   Как потом выяснилось, областное управление образования (через более высокие инстанции) действительно навязало их институту (а ректор далее именно Пашкову - как наиболее приближённого к школьникам) ответственность за обеспечение школ города и области бланками для тестирования выпускников.
   Ещё в 1993-м году в Украине была совершена попытка ввести тестирование выпускников общеобразовательных школ. В средней школе тестирование, как инструмент оценивания знаний школьников, продолжилось ещё и в следующем году. Но, осуществлённая Министерством образования и науки Украины в 1993-1994-м годах организация тестирования успешности выпускников общеобразовательных учебных заведений через ряд факторов оказалась неудачной.
   Конечно, система тестов ещё до её введения вызвала бурную дискуссию в обществе, много вопросов при этом было к качеству составления тестовых заданий. Но многие украинские специалисты считали, что тесты способствуют снижению коррупции в ВУЗах и дают возможность талантливым детям поступить в ведущие учебные заведения на бюджетную форму обучения.
   Правда, при этом у участников тестирования оставалась возможность пройти и обычные экзамены. И этим правом, между прочим, воспользовалось большинство выпускников, потому что большинство участников тестирования остались неудовлетворёнными своими результатами тестирования. В общем, эксперимент по тестированию во время сдачи вступительных экзаменов в ВУЗы в средине 90-х годов так и остался экспериментом. Значительно позже, только, начиная с 2004-го года, в Украине будет введено внешнее независимое оценивание (ВНО), которое уже учтёт ошибки десятилетней давности.
   Ректор между тем (обращаясь к Алексею) продолжил свой монолог:
   -- Ваш выезд запланирован на послезавтра, выедете рано утром, точнее ночью, чтобы к утру, пусть и не самому раннему, быть в Киеве. Водитель заедет, я распоряжусь, сначала за тобой, а затем уже за Евгением, он живёт в городе ближе по направлению дороги на Киев. Всё ясно?
   -- Теперь, конечно, ясно. Хорошо. На послезавтра будем готовы.
   Поездка в Киев, точнее первая её часть, дорога туда, никаких сюрпризов не принесла. Начали ехать Алексей с Евгением сначала вдвоём в кабине (вместе с водителем), благо кабина это позволяла. Фактически со времени именно этой поездки у них и установились тёплые приятельские отношения. Но это же ночь, спать хотелось, а вдвоём спать, в сидячем положении не удобно, да ещё, засыпая, невольно клонишься в сторону водителя, мешая ему. Поэтому Алексей, которому предстояло ещё, как бы исполнять роль некоего навигатора в Киеве, перебрался в кузов, где у предусмотрительного водителя оказалось пару матрасов. Перед въездом в Киев водитель остановил автомобиль и Позняков поменялся с Пашковым местами - водитель не хотел рисковать, ездить по столице с двумя пассажирами в кабине.
   Хорошо было то, что места получения бланков дипломов и тестов находились не так уж далеко друг от друга, в одном и том же Соломенском районе столицы. Ехать туда грузовой машиной всё равно пришлось долго, минуя центр города и те улицы, по которым движение грузового транспорта запрещено. Но добрались без приключений, при этом Алексей удовлетворённо подумал о том, что Киев он по-прежнему хорошо знает, хотя со времени его учёбы в нём истекло много времени. Бланки тестов Пашков должен был получать в районе улицы Уманской, недалеко от остановки электрички "Караваевы дачи". Туда его Алексей и завёз, и там находилось пока что ещё только три грузовые машины, наверное, получатели приехали из более близких ВУЗов. Но хорошо, что их пока ещё не так много - это вселяло оптимизм на то, что к ночи (или пусть даже ночью) Алексей с Евгением смогут успешно вернуться домой. Пашков был получить бланки, а затем просто сидеть и караулить их, пока не вернётся машина с Алексеем, если только тот не вернётся раньше.
   Место, где Позняков должен был получать бланки дипломов, находилось несколько дальше - ехать по бывшему бульвару Ленина, с 1993-го года современное название - Чоколовский бульвар (в сторону Севастопольской площади, а приехали они в этот район со стороны проспекта Победы), затем вправо по улице Народного ополчения. Алексей тоже был не первым получателем дипломов, но примерно в течение двух часов он с этим делом успешно справился. Когда же он вернулся к месту нахождения Евгения, то там он увидел уже столпотворение машин. Он разыскал своего приятеля, но тот свои бланки ещё получить не успел, вскоре только должна была подойти его очередь. Оказывается, что Пашков очереди не четвёртым (после тех трёх машин), а только седьмым или восьмым. Некоторые получатели заняли очередь, а машины подъехали позже. Но и это было не так уж плохо, потому что за Пашковым очередь была куда длиннее. В общем, в течение ещё двух часов они и с этой задачей, с помощью Познякова и водителя успешно справились. Теперь можно было отправляться в обратный путь.
   Но, оказывается, у Евгения были ещё некоторые свои планы, была задача, так сказать, личного характера. Немного смущённо он обратился к Познякову:
   -- Слушай, Алексей Николаевич, -- до того времени они больше ещё обращались друг к другу по имени и отчеству, -- а не могли бы мы заехать в Киеве ещё в одно место?
   -- А почему бы и нет. Если нужно, то заедем. И вообще, Антонович, ты меня спрашиваешь, будто я старший в этой поездке. У нас равные права.
   -- Вот потому и спрашиваю, не хочу сам принимать решение. Да и машиной руководишь фактически ты, по крайней мере, в поездках по Киеву.
   -- Ладно, куда ты хочешь заехать?
   -- К своим родственникам. Но ненадолго, заберу там кое-что, и можно сразу домой ехать.
   -- Нет проблем. Куда ехать нужно?
   -- Да в том-то и дело, что далековато, на окраину Киева. За метро "Святошино".
   -- Ну, это не так уж далеко. Сейчас поедем вправо, вернёмся на проспект Победы, это всего, по-моему, три остановки троллейбуса, а там по проспекту по прямой мы за 10-15 минут до Святошино доедем. Так, ты будешь дорогу указывать?
   -- Нет, лучше уж ты. Я тебе скажу адрес, а ты уж сам управляй. Родственники живут на проспекте Вернадского. Там по дороге на житомирскую трассу справа ему и памятник стоит.
   -- Знаю я эти места. И что ты там хочешь забирать, если не секрет?
   -- Какой там секрет, я там хочу забрать у сестры моей супруги тумбочку. Вообще-то это не просто тумбочка, это шкафчик из-под трельяжа на два отделения - две дверцы и два ящичка сверху. Они купили себе новый спальный гарнитур, а старый трельяж собирались выбрасывать. Зеркало они окантовали тонкой металлической каёмкой и повесили в прихожей, очень удобно - зеркало средних размеров, для прихожей в самый раз. Ну, а моя жена присмотрела оставшуюся от трельяжа тумбочку. Она в очень хорошем состоянии и подойдёт нам под телевизор в гостиной, впишется в нашу мебель нормально. И места в ней для всего вполне достаточно.
   -- Понятно, помощь нужна будет?
   -- Ну, вообще-то, лучше вдвоём её нести, особенно по ступенькам. Она не такая уж, наверное, тяжёлая, но просто неудобно - она широкая. Но я уже договорился с водителем, он мне поможет.
   -- Когда это ты успел с ним договориться? Времени же не было.
   -- По дороге в Киев, ты тогда в кузове был.
   -- Понятно. Значит, все вопросы решены, тогда вперёд!
   Проспект Академика Вернадского и в самом деле начинался за памятником великому учёному-гуманисту, первому президенту Академии Наук Украины. А тот располагался за конечной станцией метро в этом направлении, уже за мостом через железнодорожные пути (через пару кварталов от моста), по дороге в сторону Житомира. Был он установлен незадолго до 120-летнего юбилея Вернадского в 1981-м году - родился Владимир Иванович в 1863-м году.
   На то, чтобы поговорить с родственниками и забрать тумбочку Пашкову понадобилось не более 20 минут. Теперь нужно было выбираться из города, а времени на это должно было уйти немало - им нужно было ехать в противоположную сторону от Житомирской трассы. Но, ведомые Позняковым, они успешно справились и с этим заданием. Правда, им нужно было (водителю) сделать ещё одно небольшое, но важное дело - нужно было заправить автомобиль, а тот был не на бензине, а на газу. Но это, чтобы не рыскать по Киеву, они сделают уже за городом - водитель говорил, что на подъезде к Киеву он видел указатели газозаправочных станций. Позняков и Пашков также договорились с ним, что они там где-нибудь и остановятся перекусить - днём за делами им было не до этого.
   Газозаправочную станцию водитель и Позняков, сидевший в кабине, определили километрах в 10 от черты города, хотя трудно было понять, где эта черта точно проходит - и за указателем об окончании территории Киева строений было немало. Правда, нашли они (определили) не саму станцию, а пока что только указатель к ней, сама станция виднелась вдали справа от дороги примерно в 1-1,5 км. Водитель съехал с трассы на узкое асфальтное полотно, ведущее к ГЗС, и остановил машину.
   -- Будете ехать со мной на заправку, или здесь подождёте меня и перекусите? -- спросил он.
   -- А вы что, не будете кушать?
   -- Я поел, когда вы в очереди за бланками стояли.
   -- Ладно, тогда мы здесь перекусим, а вы езжайте заправляться.
   Но разложить свои нехитрые пожитки им было не на чем, не на траве же просто. Сначала они хотели снять с машины один из матрасов, но тут в голову Евгению пришла более оригинальная мысль:
   -- Слушай, Алексей, а давай мы тумбочку снимем, на ней удобнее будет.
   -- Хорошая идея.
   Они сняли тумбочку и установили её на траве у проезжей части этой просёлочной дороги, идущей параллельно основной трассе, метрах в 20 от неё, а затем поворачивающей к ГЗС. Водитель уехал, а они разложили продукты на тумбочке и приступили к трапезе. Нашлась у Пашкова и бутылочка вина, так что их перекур-перекус был довольно приятым. Вот только они заметили, что едущие со стороны Киева машины около них притормаживали своё движение, а их пассажиры с интересом, но больше с недоумением глазели на них. На первый взгляд, ничего необычного в поведении приятелей не было, обычное, вроде бы, дело - мужики остановились перекусить. Но с другой стороны - пустая дорога, чистое поле, ни одной машины рядом, и вдруг тумбочка, да ещё и не маленькая. Чудеса, да и только! А парни уже поняли удивление проезжавших, улыбались и приветливо махали им рукой. Вот такой у них выдался перекус, который они потом часто со смехом вспоминали в университете, рассказывая о нём и другим коллегам.
   А далее им предстоял ещё длинный путь к своим родным пенатам. Хорошо, что в майские дни светлое время суток было уже достаточно большим, и за Киевом они ещё долго ехали не в темноте. Далее они уже не захотели ехать порознь или вдвоём в кабине и оба расположились в кузове, оборудованным брезентовым тентом - тепло и уютно. У них там было шикарное ложе - они сложили бланки тестов плотными рядами одного уровня, а сверху положили два заготовленные водителем матрасы. Бумажные бланки играли роль неких амортизаторов, а потому даже на неровных участках дороги пассажиров не особенно трясло. Они удобно расположились на матрасах и вели беседы. И одна из бесед была довольно интеллектуальной. Они вспомнили о памятнике Вернадскому, стоявшему рядом с одноимённым проспектом, и поговорили об этом украинском философе, мыслителе и естествоиспытателе. Больше об истинно Великом учёном знал Пашков. Алексей знал о нём значительно меньше, но ему было известно, что Владимир Иванович являлся создателем многих школ, что в круг его учёных интересов входили многие науки (некоторые и были им созданы) на стыке биологии, химии, геологии, минералогии и даже религии.
   -- А ты знаешь, что Вернадский ещё и один из представителей русского космизма, -- спросил приятеля Евгений.
   -- Космизма? Это что, наука о космосе?
   -- В целом, да, только гораздо шире. Космизм - естественнонаучные течения, совместно с художественно-эстетическими, а также религиозно-философскими, в основу которых положены представления о космосе как о структурно-организованном упорядоченном мире, а также о микрокосмосе, подобном макрокосмосу. Это и понятие о человеке как о "гражданине мира".
   -- Не слышал я о такой трактовке, да и понятие космизм услышал только сейчас.
   -- А это и не удивительно, о таких вещах раньше практически не писали. Ведь это очень близко к религии, поскольку в религиозных системах космизм является неотъемлемой частью теологии. Но, на самом деле понятие космизм, с точки зрения философии, связано с представлениями о космосе как противоположности хаосу, сформированными уже в период становления первых философских школ Древней Греции. А ещё Вернадский был сторонником гипотезы панспермии, которая трактует появление жизни на Земле в результате переноса с других планет каких-либо "зародышей жизни". Это тоже до поры до времени не очень-то приветствовалось, тем более что косвенно связано с разными там НЛО и пришельцами из других миров.
   -- А ещё я слышал, что большую известность получили учения Вернадского о ноосфере, -- теперь уже пытался показать и свою осведомлённость Позняков.
   -- Да, ты прав. Действительно, Владимир Иванович сформулировал этот термин, хотя первым его предложил ещё в 1927-м году французский математик и философ Эдуард Леруа.
   -- Сфера - понятно. А почему ноо? Новая, что ли?
   -- Нет. Термин "noos" - это древнегреческое название человеческого разума.
   -- Ясно.
   -- Так вот, хотя Леруа и ввёл это понятие, но именно Вернадский дал фундаментальное понятие о ноосфере как этапе развития биосферы. Он также научно обосновал неизбежность перехода биосферы в ноосферу.
   -- Толковый был учёный. А как все эти его теории стыкуются с сегодняшним нашим днём?
   -- Понимаешь, за последние два столетия, и особенно в наши дни, рост населения, качественный скачок в развитии науки и техники привели к тому, что деятельность человека стала фактором планетарного масштаба, направляющей силой дальнейшей эволюции биосферы. Сейчас человечество использует для своих нужд всё бСльшую часть территории планеты и всё большие количества минеральных ресурсов. Сформулировав естественнонаучное понятие биосферы, Вернадский обосновал прогнозируемый этап её развития в рамках естествознания. Тем самым он, по существу, проложил дорогу для синтеза знаний о природе (косной и живой) и наук о человеке и обществе. Вернадский считал, что влияние научной мысли и человеческого труда обусловили переход биосферы в новое состояние - ноосферу, сферу разума.
   -- Понятно.
   -- Ты знаешь, что говорил Владимир Иванович о ноосфере или, точнее о биосфере?
   -- Нет, расскажи.
   -- Он сказал, что "в биосфере существует великая геологическая, быть может, космическая сила, планетное действие которой обычно не принимается во внимание в представлениях о космосе... Эта сила есть разум человека, устремлённая и организованная воля его как существа общественного". И вообще, работам Вернадского свойствен исторический оптимизм: в необратимом развитии научного знания он видел единственное доказательство существования прогресса.
   Но такие интеллектуальные беседы не могут длиться очень долго, они расширяют твой кругозор, но, одновремённо, немного и утомляют. Поэтому вскоре разговор о гении Вернадского был завершён. Приятели ещё немного поговорили на другие темы, а потом стали просто отдыхать, если такую поездку и можно было назвать отдыхом.
   Приехали они в университет глубокой ночью. Машину водитель загнал в подготовленный ранее отдельный гараж, закрыв снаружи его ворота и забрав с собой ключ. Пашков за бланки тестов не особенно переживал, а вот пропажа хотя бы одного бланка диплома для Познякова не сулила ничего хорошего - как-никак, документация строгой отчётности. Только назавтра ближе к обеду приятели разгрузили машину и сдали всё полученное в Киеве на склад.

* * *

   Такими были сейчас воспоминания Познякова о той довольно интересной поездке, как и сама эпопея, связанная с доставкой документов, предназначенных как для поступления в университет, так и свидетельствующие о его окончании. Он сменил непроизвольную улыбку на лице коротким вздохом и вновь погрузился в рутинную работу. Правда, после обеда некое неожиданное разнообразие в обычную деятельность начальника учебного отдела (с актами списания уже было покончено) внесла Вера Савичева, которая дожидалась Познякова в коридоре, недалеко от дверей отдела. Алексей собрался сходить на кафедру, и Вера знала об этом, поэтому ранее его и вышла из отдела.
   -- Алексей Николаевич, -- обратилась она к начальнику, -- у меня к вам просьба.
   -- Слушаю тебя.
   -- Мне требуется ваша помощь. Точнее не мне, а дочери моей подруги.
   "О, Господи, опять! -- промелькнула в голове Алексея мысль. -- Как только начинается лето (правда, в этом году оно ещё не наступило), так начинаются просьбы об устройстве кого-нибудь в университет. Сначала - племянник, потом - дети сотрудницы, теперь же - просто дочь знакомой сотрудницы. Так скоро со всего города начнутся раздаваться подобные просьбы". -- Однако на сей раз Позняков ошибся.
   -- Понимаете, -- продолжала Вера, -- дочь подруги учится на втором курсе строительного факультета. И она никак не может сдать один зачёт.
   -- Так, интересно. По какому предмету?
   -- По сопромату.
   -- Она что, не выполнила расчётно-графическую работу?
   -- Да всё она выполнила, учится она, в общем-то, неплохо. Но преподаватель не ставит зачёт, требуя расчёта.
   -- И сколько он хочет? Это за выполненную-то работу? Что-то новое в системе взяточничества. Или какие-нибудь материалы требует? -- Алексей вспомнил рассказ Грицая о его заведующем кафедрой.
   -- Ни то, ни другое.
   -- Оп-па! Как это? А что же он тогда хочет?
   -- Он требует расчёта натурой.
   -- Чего-чего?! -- изумился Позняков. -- Это значит, что он... -- Алексей замялся, как-то неудобно было беседовать на эту тему со своей подчинённой.
   -- Да, вы правильно поняли. Она девчонка симпатичная, даже красивая. А этот кобель ни одного смазливого личика не пропустит.
   -- Так, и кто же это?
   -- Рожников.
   Андрей Васильевич Рожников был опытным преподавателем на кафедре сопротивления материалов, как мужчина довольно привлекательным, общительным, но он был примерно одного возраста с Позняковым.
   -- Ни фига себе! Я думал кто-то помоложе. Он же ей в отцы годится.
   -- Вот именно. Но упёрся и всё тут. Сама я не могу с ним говорить. Во-первых, ему на меня наплевать, а во-вторых, он скажет, что дочь моей подруги всё выдумала. Но он же после моего разговора сожрёт её с потрохами.
   -- Да, ты права. Здесь не так всё просто. Хорошо, я сам поговорю с Рожниковым.
   Разговор Познякова с этим изобретательным вымогателем состоялся на следующий день. Алексей посмотрел по расписанию, в какой аудитории у него пара и подождал, когда она закончится. Они поздоровались, а затем по предложению начальника учебного отдела отошли немного в сторону. Рожников держался спокойно, с улыбкой на устах, предвидя, что Алексей пришёл его просить о ком-то - сопромат наука сложная, а потому на этом предмете сыпалось немало студентов, особенно девчонок
   -- У меня к вам просьба, Андрей Васильевич. Нужно помочь дочери подруги моей жены.
   -- Я так и понял, что вы за этим пришли. В конце семестра это обычная просьба, не только вы просите, многие ко мне приходят. Я вообще-то щепетилен в этом вопросе, но вам обязательно помогу. Как фамилия студентки?
   -- Светлана Годунова.
   Улыбка моментально исчезла с уст Рожникова и появилась напряжённость.
   -- Но она ещё со мной не рассчиталась, не всё сдала - её расчётная работа очень слабая.
   -- А вот у меня другая информация. Впрочем, если вы покажете мне эту её слабую работу, то тогда другое дело. Но я не думаю, что она врёт. Она всё подробно, -- выделил слово Алексей, -- рассказала маме, а та поделилась проблемами дочери с моей супругой.
   Теперь уже на лице Рожникова была не напряжённость, а страх. Он прекрасно понимал, что, если студентка всё подробно рассказала своей матери, то этой информацией может владеть не только жена начальника учебного отдела, но и он сам. А это уже очень серьёзно для него самого.
   -- Хорошо, Алексей Николаевич, я всё сделаю.
   На том этот разговор и был закончен. На следующий же день Савичева прямо в отделе, при других сотрудниках, поблагодарила своего начальника и сказала, что вопрос, о котором она его просила, улажен. Неизвестно, владели ли те информацией, но сама по себе благодарность Веры ни о чём им не говорила. Но с той поры Рожников старался как можно реже встречаться с начальником учебного отдела, но, когда их пути где-нибудь пересекались, то он старался быть с ним предельно вежливым и даже несколько заискивающим. А вот для себя Позняков открыл факты ещё одного вида взяточничества преподавателей в отношении студенток. Впрочем, он слышал и ранее об этом, но не по отношению к студенткам стационара, а касательно заочниц. Но те иногда и сами предлагали такую форму расчёта за свои незнания, а на заочный факультет всё больше стало поступать абитуриентов с мизерными знаниями. Какие конкретно преподаватели были замечены в подобных деяниях, Алексей точной информацией не обладал, но знал, например (об этом как-то упомянул в беседе с ним Анатолий Грицай), что на кафедре теплотехники и газоснабжения иногда этим грешил с заочницами Константин Клебанов, и не обязательно только в вопросах сдачи студентами каких-либо своих учебных долгов. Константин Дмитриевич был симпатичным, весёлым, улыбчивым мужчиной, и нравился многим женщинам.
  
  

ГЛАВА 17

По второму кругу

   И вновь наступившее лето у Познякова получилось немного скомканным, и причиной тому были успешные прошлые года. Почему же один успешный год оказывал негативное влияние на год последующий? В целом сам этот год для Алексея мало, чем отличался от предыдущего, но в этом-то как раз и было всё дело. Уже третий год подряд ему приходилось заниматься вопросами устройства кого-либо из родственников или знакомых в институт. Конечно, сам он вплотную, по-настоящему этим не занимался, а просто выступал в качестве просителя, но, тем не менее, хлопот это доставляло. И он был не так уж не прав, когда недавно (в начале беседы с Савичевой) думал о том, что снова ему придётся заниматься вопросами поступления. Окончили первый курс дети Розгиной, его племянник Любомир тоже уже успешно перешёл на третий курс. Но, если в университете учится один племянник, то почему бы там не учиться и второму - кузену Любомира? Естественно начались просьбы пристроить в университет и второго племянника, и разве откажешь своей родне, тем более что физических сил для этого Алексею прилагать не придётся. Да, наверное, придётся немного, как говорят, с шапкой походить в роли просителя. Хотя это и нехорошо, но в тот момент Позняков благодарил Господа, что у него не десяток племянников, а только два, правда, именно по этой линии и в том регионе. По линии отца тоже были племянник и племянница, но от них таких просьб не поступало, да и до ВУЗа они пока что ещё не доросли. Но подобные прецеденты с многочисленной роднёй среди преподавателей университета были. Ему как-то, по случаю, Анатолий Грицай рассказал о многодетной семье своего заведующего кафедрой, точнее его родителей. Но если у Серёгина имелось много братьев и сестёр, то и племянников у него должно было быть много. Так оно, естественно, и было, а потому вот уже на протяжении лет 5-7 Василий Михайлович летом занимался вопросами поступления в университет своих родственников. Вот только к ректору он ни за одного из них просить не ходил. Во-первых, они не поступали на экономические специальности, родом они были, как и племянники Познякова, из глубинки, а потому уверенности, что они смогут преодолеть высокий конкурсный барьер, не было. Они поступали на строительные специальности, там конкурс был небольшой, или, в крайнем случае, на специальность по профилю кафедры - после открытия новых специальностей и там конкурс упал. А во-вторых, на эти специальности можно было просто немного подстраховаться через деканов факультетов или преподавателей университета, задействованных на приёме экзаменов у абитуриентов - благо за долгие годы совместной работы все они ему давно знакомы. К тому же, Алексей, например, и не был уверен, что так уж Серёгин страховал своих родственников, на подобные специальности они могли поступить и самостоятельно. Как оно было на самом деле - кто его знает, но уважение от своих братьев и сестёр он, конечно, имел. Те не обладали информацией о том, приложил ли брат какие-то усилия к поступлению их чад, но ведь и не отказал же, а это о многом говорит. Но вот в чём нужно отдать Василию Михайловичу должное, так это в том, что на протяжении всех пяти лет учёбы родственников, из года в год он постоянно интересовался состоянием дел у своих племянников, как бы постоянно их курируя, а нередко и решая их небольшие промахи - в ходе учёбы это сделать было не сложно, поскольку у всех были дети, а потому никто из преподавателей никогда не отказывался помочь. Нет, конечно же, родственники Серёгина в полном объёме выполняли установленный учебный план, в этом им никто скидки не давал: то, что положено делать - делай. Но вот, например, на экзамене за один и тот же ответ можно поставить "тройку" или "четвёрку", а для получения той же стипендии это важный фактор, тем более что эти студенты были не местными и проживали в общежитии.
   Информация Грицая оказалась очень полезной для Алексея. Он и сам не хотел второй год подряд идти к ректору и просить за своего второго племянника - это уже было бы наглостью, поступал бы его сын или дочь, тогда ещё куда ни шло. Но сын Алексея институт уже закончил, училась в институте и его дочь Наташа. Только училась она не в его университете, а в педагогическом институте, в этом году она уже закончила 3-й курс. Она не захотела идти в технический ВУЗ, не пожелала пойти и по маминым стопам - поступать на экономическую специальность. У неё с детства была своя мечта - будучи ещё маленькой, она рассаживала своих кукол и "обучала" их. Повзрослев, она постоянно возилась с какой-то малышнёй, а те искренне к ней тянулись. И как её не убеждали, что профессия школьного учителя сейчас не очень популярная, она стояла на своём: "Но кому-то же нужно учить детей!". И она по-своему была права, да и не только по-своему, а и в интересах государства. Впрочем, родители не очень и отговаривали дочь, мама вообще быстро согласилась с её выбором - если сын далеко от неё, то, по крайней мере, дочь всегда будет рядом. Но оказывается, не так всё просто было. И опять информатором возможных сложностей стал сосед Анатолий. Когда Алексей в своё время поделился с ним планами дочери, тот покачал головой, и протянул:
   -- А ты уверен, что она поступит? Я имею в виду без поддержки.
   -- А почему нет? Что, в педагогический институт такой уж большой конкурс?
   -- Да не в этом дело?
   -- А в чём же?
   -- Понимаешь, ещё лет пять назад и я не знал в чём тут дело. Но сейчас кое-какой информацией я располагаю, -- и он рассказал Познякову следующую историю.
   Лет пять назад, точнее и сам Грицай не помнил, от их института была избрана группа преподавателей, которых направили на научно-практическую конференцию, которая должна была состояться здесь же, в их родном городе. От своей кафедры, вместе с заведующим, попал на эту конференцию и Анатолий. В принципе, это была даже не конференция, а встреча с руководителями Министерства высшего и среднего образования СССР. Конечно, приехал не сам министр, в ту пору руководил Министерством Анатолий Пантелеевич Думачёв, точнее вроде бы уже даже не он, потому что в марте 1988-го года Министерство было преобразовано в Государственный комитет СССР по народному образованию. Но, как бы там ни было, в числе руководителей министерства или уже комитета был и Григорий Алексеевич Ягодкин, который работал в новом органе вплоть до его расформирования в ноябре 1991-го года - по причине распада СССР. Короче, в город приехал именно Ягодкин и его помощники. На встрече присутствовали и ректоры ведущих ВУЗов города. Сначала выступил сам Григорий Алексеевич, потом были какие-то выступления ректоров, а в конце участникам конференции было предложено задавать вопросы членам комитета по народному образованию и ректорам городских ВУЗов. И вот один очень любопытный вопрос был задан ректору педагогического института, профессору Пашутину, и звучал он примерно так:
   -- Скажите, пожалуйста, Михаил Александрович, почему так сложно попасть в ваш институт городским детям? Почему вы отдаёте предпочтение сельским детям?
   Ректор начал оправдываться, что это неверная информация, что он не делит абитуриентов на сельских и городских, что, мол, для него они все равны, важны только их знания. И вот здесь, свою реплику подал Ягодкин, вероятно, неплохо владеющий информацией. Он улыбнулся и произнёс в адрес ректора всего лишь одну короткую фразу:
   -- И тем не менее!
   Больше Пашутину никто вопросов не задавал, хотя, как рассказал Анатолий, были и ещё некоторые вопросы другим участникам конференции, но вскоре и сама конференция закончилась. Грицай сначала недоумевал по поводу заданного вопроса Пашутину, точнее о сути самого вопроса. Ему как-то не верилось, в то, что ректор педагогического института предпочтёт взять хуже подготовленного сельского абитуриента, нежели хорошо подготовленного городского. Почему так?! Но когда ему растолковали суть такого положения, частично и в ходе самой конференции, он всё понял.
   -- И что, это и в самом деле так? -- теперь уже недоумевал Позняков.
   -- Оказывается, что так.
   -- Но почему?!
   -- А ты сам не догадываешься?
   -- Не могу понять.
   Грицай довёл до сведения Познякова, что частично этот вопрос разъяснил сам Ягодкин. На подобную тему в конце конференции прозвучало высказывание одного из её участников о том, что подобные слабые абитуриенты (то ли из сельской местности, то ли поступающие в ВУЗы по блату) - это лишний груз в стенах учебного заведения, что, мол, нужно отбирать для учёбы действительно самых сильных претендентов на звание студента. И вот здесь прозвучал довольно интересный ответ того же Ягодкина:
   -- А это, в конечном счёте, не имеет большого значения.
   -- Как, не имеет? -- удивился участник конференции, высказавшийся по этому вопросу. -- Неужели, всё равно - хорошая подготовка у новоиспечённого студента или плохая?
   -- Этот фактор не играет такую уж главенствующую роль в подготовке хорошего специалиста.
   -- Почему?
   -- Дело не в том, как студент, - бывший школьник или армеец, - занимался ранее, а то, как он занимается именно в ВУЗе. Важны даже не его оценки по тому или иному предмету, а его отношение к учёбе, его желание научиться чему-то, его старание больше впитать в себя знаний. Нередко именно из бывших школьных отличников получаются посредственные специалисты. Они относятся к учёбе в институте с прохладцей, думая, что они подготовлены лучше других, как бы показывая своё превосходство. Многие из них в ВУЗах становятся просто лентяями, а потому и конечные знания у них не высоки. Хорошие специалисты чаще выходят из эдаких середняков, и тянущихся к ним ранее менее обученных студентов. Они в результате своего упорного труда в итоге имеют знания более глубокие, нежели у отличников, которым предметы давались легко, а потому они не особо внимательно вникали в суть материала. Поэтому запомните - важно не то, какого студента вы получили, - слабого или сильного, - а то, как хорошо вы его научите. Смотрите в первую очередь на то, как студент занимается именно в вашем ВУЗе, а не на то, как он занимался ранее.
   Такое разъяснение Ягодкина по поводу отличников и середняков несколько смутило сидящих в зале, а потому тут же последовал следующий вопрос:
   -- Не означает ли это тогда, что ВУЗам всё равно кого брать из абитуриентов - отличника или совершенно слабого школьника? То есть, может быть, тогда и не стоит проводить вообще никакого отбора, экзаменов, а брать в институты кого попало?
   -- Нет, не означает! -- довольно жёстко ответил Ягодкин. -- Не передёргивайте! Я вовсе не о том говорил. Я говорил, повторяю, что хорошая подготовка абитуриента ещё не залог отличного качества выпускника ВУЗа. Что касается вступительных экзаменов, то они нужны обязательно. В ВУЗы должны поступать именно лучшие, и это абсолютно справедливо. И особенно справедливо это со стороны выпускников школ. Они должны, в первую очередь, понимать, что именно при хорошей учёбе у них открыты все пути для осуществления своей мечты и для применения в рамках страны своих талантов. И самому государству это небезразлично. То, что я говорил о лентяях и разгильдяях, касается далеко не всех студентов, это, скорее исключение из правил. Отдельные хорошие вчерашние школьники не в первые же минуты учёбы в ВУЗах становятся лентяями, всё зависит от общей атмосферы, - учебной и дисциплинарной, - в высших учебных заведениях, которую создаёте именно вы - преподаватели. То есть, именно от вас зависит, как будет учиться тот или иной студент, как именно вы раскроете его талант, и какого вы подготовите специалиста.
   -- Хорошо, -- согласился с приятелем Алексей, когда тот окончил свой рассказ, -- пусть это всё и так, только в какой-то мере. Я и сам замечал, что многие бывшие всезнайки не утруждают себя досконально изучать тот или иной предмет. Они порой надеются не столько на свои знания, сколько на свою интуицию, сообразительность, на свою общую эрудированность. Но таковы же не все, ведь не все бывшие сильные абитуриенты, а теперь уже студенты, в институте становятся поголовными лентяями. И в этом Ягодкин прав.
   -- А есть и ещё один фактор в пользу сельских студентов.
   -- И какой же? Не могу понять.
   -- Плохо размышляешь. Трудоустройство.
   -- Что, трудоустройство?
   -- Как ты не можешь понять. Сельского выпускника тот же Пашутин пошлёт по месту его жительства, там у него родители, там у них есть жильё, и там очень нужны учителя. В общем, и ректор, и сам выпускник остаются довольны. А городские выпускники?
   -- А что городские выпускники? А, понял. Ежегодный выпуск, переизбыток молодых учителей.
   -- Примерно так. Но есть и другое - не все вообще хотят идти в школу. Городские выпускники педагогического института получают диплом о высшем образовании, но часто стараются устроиться на более тёпленькое место.
   -- Но их тоже можно послать в село, в другие города.
   -- А кто туда поедет? Не те сейчас времена, когда нужно было обязательно отрабатывать три года, при Горбачёве всё это развалилось.
   -- Н-да, -- протянул Алексей, -- ну и спасибо тебе, Толя. Ты время от времени меня так радуешь. Теперь я понял, что и Наташке, возможно, сложно будет туда поступить.
   -- Ты мне и в самом деле должен спасибо сказать - не знай ты этого, твоя дочь точно могла бы пролететь мимо института. А так ты уже подготовлен, а потому можешь предпринять какие-нибудь меры.
   -- Какие я могу предпринять меры? У меня нет ни одного знакомого из пединститута.
   -- Ну, не обязательно ты сам. Вполне вероятно, что есть у Галины.
   -- Это мысль, у Галки точно должны быть знакомства. И в самом деле, хорошо, что ты меня проинформировал. Ладно, нужно "обрадовать" супругу.
   В итоге, усилиями Галины Позняковой или без них, но Наталья Познякова успешно поступила в институт. Теперь эти события Алексей вспоминал с улыбкой. И как же быстро выросли дети, а кажется, что они только-только маленькими были. Алексей вспоминал, сколько радости было при их рождении, сколько хлопот, но всё равно радостных, как приятно было наблюдать за их подрастанием. Он ещё с большей улыбкой вспомнил случай, связанный с рождением первенца, да ещё и сына - продолжателя его рода. Он тогда притащил в роддом жене огромный букет цветов, а на следующий день пообещал принести и подобного размера торт.
   -- Только не бисквитный, -- предупредила его жена.
   На следующий день Алексей принёс торт, возможно, и не такой уж большой, - все они были стандартными, - но зато его верх был покрыт различного цвета кремовыми цветами.
   -- Господи, Лёша! -- воскликнула жена, увидев это чудо. -- Я же тебя просила не покупать бисквитный торт. Не люблю я их.
   Супруги прожили к этому времени пока что менее одного года, а потому различные пристрастия другого ещё не очень изучили.
   -- Но какой же он без квiтний, ты посмотри, сколько цветов.
   Жена расхохоталась. Общались супруги друг с другом на смеси русского и украинского языков, на этаком суржике. И вот в этом-то было всё дело. Жена сказала мужу: "Не приноси бисквитный", Он же услышал: "Не приноси безквитный". Ошибка всего в одной гласной букве (вторую за ней вообще сложно было разобрать), но не мудрено её было неправильно услышать, коль общаешься на расстоянии - он внизу, на земле, а жена на втором этаже роддома у приоткрытого окна. На украинском же языке слово "безквитный", точнее два слова - "без квiтний" (с некоторым его искажением), означают без цветов, но он-то как раз и был бисквитным. Он понял так, что жена просила его не приносить торт без цветов, вот он и выбрал такой, на котором было полно цветов. Вот такие могли быть ошибки из-за лингвистики русского и украинского языков.
   Но это всё было в прошлом, а о прошлом приятно вспоминать с улыбкой, даже если вспоминаешь и не самые приятные моменты в жизни. Сейчас же Познякову было не до улыбок - задача была серьёзная. И для её успешного выполнения он решил подстраховаться у Секретаря приёмной комиссии. Была только в этом вопросе одна загвоздка - ответственным секретарём приёмной комиссии был уже не хорошо знакомый Познякову Евгений Антонович Пашков. У него ещё в прошлом году закончился срок работы на этой должности, он проработал на ней в 1994-1996-м годах. Согласно Положению председателем приёмной комиссии является ректор высшего учебного заведения, а его заместителем - первый проректор ВУЗа. Назначается ответственный секретарь приёмной комиссии председателем приёмной комиссии (ректором) из числа ведущих научно-педагогических работников ВУЗа. Но при этом ответственный секретарь назначается сроком не более чем на три года. Правда, вопрос о дальнейшем продлении сроков полномочий ответственного секретаря можно вынести на заседание Совета университета. Но ректор не хотел всех этих сложностей и различных пересудов, а потому после истечения срока полномочий предыдущего секретаря менял его на нового.
   И в этом году ответственным Секретарём приёмной комиссии была назначена доцент кафедры физики Валентина Павловна Давыдова. С одной стороны это было вроде бы и не плохо - Позняков до 1994-го года работал с ней на одной кафедре физики и электротехники, то есть, они должны были быть неплохо знакомы. Но это было, скорее всего, больше шапочное знакомство. В ту пору она была, как и он сам, ещё ассистентом кафедры, диссертацию защитила уже на кафедре, отделённой от той, на которой сейчас работал Алексей. А звание доцента она получила вообще только в конце прошлого календарного года. Да и тогда, на совместной кафедре, они встречались в основном только на заседаниях кафедры, нигде более по работе не пересекаясь, а в компаниях Валентина Павловна бывала редко - была она не особенно общительной, тихой и даже какой-то робкой женщиной. А потому Позняком интуитивно чувствовал, что с ней налаживать контакт будет гораздо сложнее, нежели с Евгением.
   Предположения Алексея практически подтвердились - примерно так всё и получилось. Когда он встретился с Давыдовой и объяснил ей свой приход, она сказала:
   -- Алексей Николаевич, я, конечно, постараюсь помочь вам, но ничего гарантировать не могу. Двоек ваш племянник не получит, но я не могу договариваться со всеми преподавателями, чтобы ему ставили высокие баллы, тем более что письменные работы сохраняются. И если у него там будет куча ошибок, то, вы же понимаете... Как учился ваш племянник?
   -- Я точно не знаю, скажем, так - средне. Но он же и поступает на строительный факультет, а не на экономический или электромеханический.
   -- Я понимаю. Но как раз в этом году и на строительный факультет конкурс не такой уж маленький. Мы ведь ещё срезали им набор. На экономику мы много по контракту принимаем, а на строительные специальности - очень мало, в основном - по госбюджету.
   Позняков это знал. За годы пребывания в статусе университета их учебному заведению несколько увеличили государственный заказ на студентов, обучающихся за деньги государственного бюджета Украины, но очень уж мало. А потому расширение специальностей (введение новых - а таковые появлялись каждый год) происходило в основном за счёт старых специальностей и за счёт студентов, которые могли учиться на контрактной основе, то есть за деньги. Хорошо ещё, что экономические специальности и специальность "Электропривод и автоматика промышленных установок и технологических комплексов" давали неплохой набор студентов по контракту. Ректор вообще усиленно ратовал за увеличение набора по контрактам, но это было и понятно - "свежие", так сказать, деньги, которые можно пускать на развитие ВУЗа да и вообще использовать их более вольготно, нежели госбюджетные, строго регламентированные статьями.
   В общем, была вроде бы и обещана некая помощь, но в то же время Давыдова ничего и не гарантировала. Алексей знал, что его второй племянник Борислав намного слабее Любомира. Да, теперь, возможно, он на вступительном экзамене "двоек" и не получит, но и голые "тройки" при относительно высоком конкурсе ему тоже ничего не дадут. А в то, что ему поставят на одном-двух экзаменам "пятёрки", что-то не верилось. Кроме того, Валентина Павловна была ужасной трусихой. Она первый год, первые месяцы работала на такой ответственной должности, а потому очень боялась решать что-либо в обход ректора. Она так и сказала Познякову:
   -- Алексей Николаевич, вы бы сходили по этому вопросу к ректору. Я не могу ничего сама решать.
   Но как раз к ректору Алексей идти не хотел. Тот, конечно, помог бы, да ещё при поступлении племянника не на экономические специальности, хотя, тоже как знать. Именно помочь племяннику, но это же не родной сын просителя, к тому же вторая такая просьба, не очень-то это хорошо. Бомба, как известно, дважды в одну воронку не падает. А потому Позняков решил ограничиться разговором с Давыдовой да ещё переговорить с отдельными преподавателями, которые будут задействованы на вступительных экзаменах. Но он серьёзно поговорил и с Бориславом, сказав, что гарантировать его поступление в институт не может, поэтому ему нужно приложить все свои старания, не расслабляться.
   -- Ты же знаешь, что Любомир имел серебряную медаль, а у тебя знания похуже, -- на примере растолковывал племяннику ситуацию его дядя. -- Но и он не так-то просто поступил в университет, всё решилось только после собеседования. Значит, даже по его кандидатуре были сомнения, -- Любомир был не из болтливых, и вряд ли рассказывал кузену (с которым даже на каникулах не очень общался) о том, как проходило это собеседование.
   -- Знаю, -- уныло протянул Борислав.
   -- А если на этот год не поступишь, на следующий год вновь будешь поступать, или работать пойдёшь?
   -- Буду поступать, -- уверенно ответил племянник Познякова, -- Если только в армию не заберут.
   -- Да, с армией вопрос сложный. Ладно, готовься к экзаменам. Будем надеяться на лучшее.
   Но надежды на лучшее не оправдались. Да, как и обещала Давыдова, Борислава не срезали на экзаменах, но по конкурсу он не прошёл, не было его и в списках на собеседование - всё-таки он был значительно слабее своего кузена. А не всё в таких вопросах решает договорённость, к тому же такая откровенно слабая. Поэтому в таких случаях нужно действовать по принципу: на Бога надейся, а сам не плошай.
   Борислав был, конечно, очень расстроен, но обид своему дяде не высказывал, понимая, очевидно, что и от того не всё зависело. Но был расстроен и сам Алексей - чувство, что он не сумел помочь своей родне давило на него. Чувство досады не давало ему покоя. На следующий день он случайно встретился в коридоре с Пашковым.
   -- Здоров, Алексей! -- приветствовал тот своего приятеля. -- Что это ты, как в воду опущенный? Что-то случилось.
   -- Привет, Женя! У меня самого всё в порядке. Но есть неутешительные новости у моих родственников, -- и он рассказал о ситуации с Бориславом.
   -- Да, печально. Но, вряд ли Давыдова могла реально помочь. Я имею в виду, сама, без указания ректора.
   -- Да это я и сам понимаю. Но, с поступлением пролёт, поезд ушёл. Племянник, правда, сказал, что будет повторять попытку на следующий год, но я сомневаюсь и в следующем успехе.
   -- Почему?
   -- Не настолько он силён. Но сейчас у него хотя бы после школы свежие знания были, а через год он и их растеряет.
   -- Пусть готовиться.
   -- Ой, Женя, а то ты не знаешь, какое качество у самостоятельной подготовки. Если пустить дело на самотёк, то пиши - пропало. Он же не будет год без дела сидеть, пойдёт куда-нибудь работать. И когда тогда готовиться, вечерами? Но это же мальчишка, сможет ли он заставить себя сидеть по вечерам дома и готовиться. А друзья, а девчонки?
   -- Ну, не обязательно готовиться самостоятельно.
   -- А что - вдвоём, втроём?
   -- Нет, не о том речь. Пусть поступает на подготовительное отделение. К нам же в университет. Ничего, что он иногородний - и общежитие будет, и стипендия будет.
   -- Гм, идея неплохая, -- растерянно и удивлённо протянул Алексей. -- Только, насколько я слышал, туда после армии, с работы поступают, а не после школы. То есть, нужен трудовой стаж.
   -- И после школы тоже можно поступить на подготовительное отделение. Только нужна будет одна бумага.
   -- Какая?
   -- Понимаешь, есть Приказ министерства образования и науки Украины N 353 от 22.09.93-го года, довольно свежий приказ.
   -- И что?
   -- Так вот, там, в пункте 1.4 говорится о том, что к собеседованию для поступления на подготовительное отделение независимо от стажа работы принимаются лица, которые постоянно проживают в сельской местности, посёлках сельского типа и поступают на специальности, необходимые для социально-экономического развития села. Сечёшь? Нужна справка, что он проживает в сельской местности. А уж строительная специальность всегда являлась, и будет являться необходимой для социально-экономического развития села.
   -- Да, вот это здорово! Но племянник и в самом деле проживает в такой местности, в небольшом городке, который считается посёлком городского типа. Но с таким же успехом его можно назвать и посёлком сельского типа. Я думаю, что с такой справкой у него проблем быть не должно. А документы сейчас нужно будет подать?
   -- Нет, уже осенью. До конца сентября он должен привезти документы и подать заявление - собеседование начинается с 1-го октября. Можно, конечно, и позже подать документы, собеседование будет проводиться до средины ноября, но лучше пораньше - места-то ведь тоже ограничены. Ты растолкуй всё это своему племяннику, пускай едет домой и занимается этой справкой. Если он только согласен.
   -- Конечно, будет согласен. Чего ему год без дела шляться. Только какая гарантия, что он поступит в университет после окончания подготовительного отделения?
   -- Гарантия 100 %, или, скажем так, 99,9 %. Это в том случае, если он не разгильдяй, и не будет пропускать половину занятий. Тогда точно 100 %. У них свои экзамены по окончанию подготовительного отделения, и под них места закладываются Приёмной комиссией.
   -- Класс! А то, что мой Борислав не разгильдяй, я это очень хорошо знаю. Да, знания у него слабоватые, но он очень ответственный и дисциплинированный парень. Так что, тогда полный порядок. Спасибо тебе, Женя, ты меня уже который раз выручаешь.
   -- Потом спасибо скажешь. Иди, обрадуй племянника и всё ему растолкуй. А в то, что он на следующий год поступит, сомнений нет. Я ведь, как декан подготовительного отделения, тоже его контролировать буду.
   Говорят, что скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Пословица обычно права, но, если человек настойчив в достижении своей цели, то и время пролетает незаметно. В общем, 1-го декабря, когда начались занятия на подготовительном отделении в университете, племянник Познякова на них уже присутствовал. Полдела было сделано, а вторая его половина должна будет исполнена уже весной, в конце учёбы, ещё до начала вступительных экзаменов в их ВУЗе.

* * *

   Новый учебный год, кроме некоторого беспокойства за своего племянника, ничем не отличался от предыдущих. Всё та же текущая, хорошо знакомая ему (и даже уже в университете) работа. Да, потихоньку прибавляются специальности, но они пока что никого особо не напрягают. До первого выпуска новых специальностей (по уже университетскому набору) тоже остаётся ещё пару лет, так что никакой суматохи, никаких сложностей не было. Правда, Алексей периодически не только справлялся о состоянии дел с учёбой Любомира (о Бориславе даже в конце календарного года рано было ещё беспокоиться), но и как бы так же периодически курировал учёбу ещё одного парня, по возрасту практически идентичному возрасту своих племянников. В учёбу своей "крёстницы" и её брата Позняков не вмешивался, брата с сестрой успешно курировала их мама - Вера Петровна Розгина. И курировал он тоже не родственника, а сына своей кумы Таисии Андреевны Веретиной Дмитрия, крёстной матери его сына Юрия. Димка перешёл уже на четвёртый курс университета, занимался он на санитарно-техническом факультете по специальности "Водные ресурсы и водопользование" - выпускающей кафедрой была кафедра, родственная кафедре Серёгина. Поступал Дмитрий в университет без помощи Алексея, хотя и по чьей-то протекции, организованной его отцом. Учеником, а потом и студентом, он был довольно слабым, а потому его "курирование" Позняковым происходило в конце семестров и сводилось в основном к тому, чтобы упрашивать преподавателей принять без доработки какую-то не точную работу этого студента или же и того хлестче - поставить зачёт или принять экзамен (не поставить "неуд").
   Хлопот Дмитрий ему доставлял куда больше, нежели его оба племянника. Причём это случалось довольно неожиданно, поскольку на протяжении семестра Алексей за Дмитрием не следил. Но где-нибудь в разгар зачётной недели или уже во время сессии у дверей учебного отдела появлялся сам Димка или же (чаще) его отец Илья Веретин (а иногда просто звонил по телефону). И начиналось...
   -- Алексей, -- сразу приступал к делу отец этого нерадивого студента, -- помоги Димке сдать курсовой проект. Или, как варианты: "Помоги зачесть расчётно-графическую работу", "Лёша, поговори с преподавателем, чтобы не поставил Димке "двойку", по его предмету сын не очень силён".
   Сам Димка менее требовательно выражал свои просьбы, да и почему-то гораздо реже своего отца, что было не особенно понятно. Алексея бесило не столько то, что ему приходится кланяться перед преподавателями, как то, что эти просьбы происходили почти в последнюю минуту. Ну, подойди ты на несколько дней раньше, а ещё лучше тогда, когда возникла проблема, например, с курсовым проектом - всё можно было решать гораздо спокойнее. Так нет, обязательно в последнюю минуту! Это доставляло Познякову определённые трудности, поскольку постоянно мелькать на одной и той же кафедре не хотелось, да и было абсолютно ненужным делом, поскольку снижался его авторитет как начальника учебного отдела - ну, не мог же он преподавателем приказывать. Подойди кум или его сын за помощью раньше (как было несколько раз в начале), можно было бы через Грицая решить этот вопрос - преподаватели родственных кафедр хорошо контачили между собой и помогали друг другу. Но, увы, и сын, и отец непонятно почему обращались именно в последнюю минуту, когда жареный петух клюнет в одно место. Конечно, виноват в этом был сам Дмитрий, который не рисковал говорить отцу, что у него нелады по тому или иному предмету.
   В общем, пока что Познякова не столько доставала его работа в отделе или на кафедре, сколько такие вот сюрпризы. С коллегами на работе у него было полное взаимопонимание, хороший контакт был и с проректором по учебной работе. Да и с ректором отношения были неплохие, хотя в последнее время они постепенно начинали накаляться.
  
  

ГЛАВА 18

Дела кафедральные и не только

   В один из дней средины октября Грицай на второй паре проводил в помещении лаборатории кафедры практическое занятие со студентами стационара - он объяснял им ход выполнения курсового проекта. В просторный вестибюль лаборатории то и дело тихонько (чтобы не мешать занятиям - учебные места были расположены вдали от входа в лабораторию) заходили преподаватели - одни из них направлялись в машинный зал к учебному мастеру Константину Олефиру, другие - в помещение препараторской. Через некоторое время вошёл ещё и заведующий кафедрой и начал в том же вестибюле беседовать с завлабом Калистратовым по поводу каких-то приборов. И вдруг Анатолий услышал удивлённый возглас Степана Федоровича: "О, вот это да!", а затем знакомый голос, который уже давненько не раздавался в стенах лаборатории. Не поверив своим ушам, Грицай дал студентам задание, а сам направился в сторону разговаривавших. Так и есть - в гости заглянул бывший учебный мастер Анатолий Александрович Кнут. Анатолий радостно поздоровался с тёзкой (Кнута уважали и любили на кафедре) и подключился к беседе. Но, через несколько минут он вернулся к студентам. До конца пары оставалось 12 минут, Грицай попросил студентов тихонько посидеть это время, а затем уже разбегаться - впереди был большой перерыв. После этого он прошёл в помещение препараторской, куда направились Серёгин, Калистратов и Кнут. Начались взаимные расспросы. Анатолий Александрович выяснил кафедральные новости, а таковых почти не было (только новый учебный мастер на месте Кнута), после чего гостя засыпали вопросами, в первую очередь касающихся его здоровья. А оно у него, на вид, было нормальное. Калистратов так и отметил:
   -- Анатолий Александрович, а вы выглядите просто молодцом, даже как бы помолодели.
   -- Ну да, помолодел, -- улыбнулся Кнут, -- аж на целых минус полтора года, прошедших с тех пор, как я покинул стены института. -- Старожилы довольно часто называли университет его старым по статусу названием, и это касалось не только Кнута, но и многих работающих сотрудников.
   -- Нет, Александрович, -- поддержал завлаба и Серёгин. -- Степан Федорович, и в самом деле прав, вид у вас отличный. Как сейчас ваше здоровье?
   -- Вы знаете, нормально. С полгода после ухода из института я ещё чувствовал себя так себе, а потом начал приходить в норму.
   -- И где вы лечились, точнее, как вас лечили?
   -- Где лечился? Дома я лечился. Вылечили меня свежий воздух на огороде и в саду. Нет, первое время я принимал, конечно, назначенные мне препараты, а потом в них необходимость отпала. Я действительно чувствую себя хорошо.
   -- Да, дома и стены лечат, -- протянул Калистратов, -- Всё ещё отдыхаете или нашли себе какую-то работу?
   -- Работу, я действительно нашёл, но не постоянную, а сезонную. Вместе ещё с двумя моими знакомыми делаем ремонты квартир, дач, да и другую работу, о которой просят, а она нам по плечу.
   -- А назад возвращаться не хотите? На постоянную работу, так сказать?
   -- Нет, желания такого не имею. Во-первых, меня устраивает моя теперешняя работа, мы вольные птицы с приятелями, и сами выбираем работу, а главное - время. Дома ведь тоже нужно какие-нибудь дела делать, а такой свободный график это позволяет. К тому же зимой у нас как бы каникулы - отдыхаем, наработавшись весной, летом и осенью. Во-вторых, место моё уже занято. Но даже, если бы оно было свободно, я бы не вернулся.
   -- Почему? -- спросил заведующий кафедрой.
   -- Да потому, Василий Федорович, что именно на вашей работе, здесь в лаборатории я и потерял здоровье, серьёзно заболел.
   -- С чего вы это взяли? Это ваши предположения?
   -- Нет, это уже не предположения, это установленный факт. Я потому и пришёл в гости к вам - не только пообщаться со всеми, но и предупредить вас.
   -- О чём ещё предупредить?
   -- О том, что и некоторые из вас могут заболеть, так же как и я.
   -- Почему это?
   -- Это, конечно, не всем угрожает, но многим. И особенно тем, кто часто бывает в нашей мастерской.
   -- А что в ней такого?
   -- Дело в том, что в лаборатории имеется сильное отравляющее вещество.
   -- И какое же, вода? -- уже ехидненько спросил Серёгин.
   -- Нет, не вода, естественно.
   -- Что же тогда?
   -- Вы знаете, врачи очень долго не могли определить, от чего я так серьёзно заболел. Строились различные предположения, но точно никто не мог указать причину. Отклонение анализов от нормы могло указывать на различные факторы причин болезни. И диагноз пытались установить многие опытные врачи. А установил истинную причину совсем молодой врач, очевидно, у него ещё не преобладала косность врачебного мышления.
   -- И как же он её установил.
   -- Он как-то случайно меня спросил о том, с какими агрегатами мне приходилось сталкиваться на работе. И узнав, что в основном с насосами, ну, ещё с токарным да сверлильным станком, он сразу же задал второй вопрос: "А были ли у этих насосов приборы с использованием ртути?". И я ответил, что были - манометры, измеряющие давление в сети насосной линии. Он тут же сказал, что именно ртуть и стала причиной моей болезни, да ещё моё многолетнее пребывание в месте её расположения. Он добавил, что анализы это только подтверждают, хотя они могут быть схожими и при других болезнях. Но симптомы болезни стали ему точно понятны. Он сказал, что слабость, головная боль, сонливость днём, гиперемия лица, повышенное сердцебиение - это очень характерные явления для начальной стадии интоксикации парами ртути.
   -- Александрович, это вы имеете в виду манометры в мастерской? -- спросил Калистратов.
   -- Ну да. Там же у них имеются открытые резервуары с ртутью. Врач ещё сказал, что сюда добавляются и другие симптомы моей болезни - дрожание пальцев рук и снижение обоняния.
   В одной из лабораторий кафедры и в самом деле применялись ртутные манометры (установленные в машинном отделении - рабочее место учебного мастера), предназначенные для выполнения ряда лабораторных работ. Там стояли чашечные ртутные манометры типа ПМР, принцип действия которых основан на использовании сообщающихся сосудов. Одним из сообщающихся сосудов этих приборов является стеклянная трубка, по которой ртуть поднимается из открытого резервуара в результате повышения давления в магистральной сети. Нельзя сказать, что это были такие уж устарелые манометры - подобные приборы выпускались, начиная с 1974-го года, в Ленинграде производственным объединением "Красногвардеец". Ртутные манометры обладали большой точностью измерений, правда были довольно громоздки и не всегда удобны при эксплуатации. Их применяли, как правило, при измерении давления до 3 кг/см2. При этом шкала ртути в стеклянной трубке не превышала в высоту 50 см. При установке, к примеру, водяных манометров (пьезометров) высота трубки с водой была бы 3 м, а действующие пружинные манометры для таких низких давлений (часто вообще в пределах избыточного давления в 1 кг/см2) были не точны. Но, при эксплуатации чашечных ртутных манометров по инструкции открытая поверхность ртути во избежание её испарения должна была заливаться слоем чистого глицерина в 1-2 мм. Но этого почему-то никогда не делалось. Таким образом, в зоне рабочего места учебного мастера всегда были пары ртути. Неудивительно, что за многие годы работы организм крепкого, здорового мужика стал давать сбои.
   -- Да, обрадовали вы нас, Анатолий Александрович, -- протянул заведующий лабораторией и обратился к заведующему кафедрой, -- Василий Михайлович, что делать-то будем?
   -- Что вы имеете в виду, Степан Фёдорович?
   -- С манометрами, я имею в виду. Убирать их нужно.
   -- Не нужно спешить, разобраться необходимо. Возможно, манометры здесь и не при чём.
   -- Э, нет, Василий Михайлович, -- поддержал завлаба и Грицай. -- Манометры нужно срочно менять. Александрович прав, мы как-то не обращали внимания на то, что ртуть - токсичное вещество. Мало об этом раньше в литературе писали, я помню, в детстве даже играл шариками ртути из разбитого градусника. Интересно было смотреть, как они перекатываются, делятся, потом снова сливаются в одно целое. А сейчас о вреде ртути известно уже очень хорошо. Мы просто все забыли, что у нас в манометрах открытые ёмкости с ртутью, привыкли к этому. Манометры с ртутью необходимо убирать. Вы хотите, чтобы ещё кто-нибудь заболел? Если в течение месяца вы не замените манометры, то я лабораторки с этими приборами проводить не буду. И другим тоже закажу. Вы-то сами нечасто здесь появляетесь, больше лекции читаете, а другие доценты и все ассистенты только и копаются с лабораторными работами или практическими занятиями.
   -- Толя прав, -- резюмировал Калистратов. -- Манометры нужно обязательно заменить. Зачем нам в лаборатории такой источник опасности. Действительно, сейчас о вреде ртути пишут уже много.
   -- Ладно, -- сдался заведующий кафедрой, -- будем менять. Спасибо, Александрович, -- уже обращение в сторону Кнута, -- что просветили нас в этом плане. Действительно, как-то выпустили мы из виду эти ртутные манометры. Да и в последнее время ртутные манометры и вакуумметры применяются значительно реже, чем пружинные. Многое подобное оборудование устарело, и в настоящее время заменяется оборудованием, не содержащим ртуть.
   И, несмотря на первоначальное недоверия к словам Кнута, Серёгин приложил-таки усилия, чтобы эти злосчастные манометры были заменены, что и было вскоре сделано. Да, при этом немного увеличились погрешности при обработке лабораторных работ из-за малой точности (в диапазоне небольших давлений) пружинных манометров - для студентов некоторые лабораторные работы стали менее наглядны. Но это было не таким уж большим злом - студентам можно всё объяснить, довести до их сведения, что в промышленных условиях, при более высоких давлениях точность пружинных манометров вполне достаточна. А такая замена приборов (с ухудшением их точности) была куда лучше, нежели подвергание риску заболеваний преподавателей и студентов.

* * *

   Этот учебный год для преподавателей университета оказался достаточно загруженным. К тому обстоятельству, что уже начали выходить на финишную прямую новые специальности, добавлялось ещё и то, что из-за кризиса в стране за последние пару лет несколько поредели ряды преподавателей. Пусть и не доцентов и профессоров, но многие не остепенённые ассистенты покинули стены учебного заведения. Но при этом нагрузку-то никто не отменял, учебные планы, какими были, такими и остались, и их нужно было выполнять. А работали то практически все на пониженных ставках. То есть, работаешь ты, к примеру, на 0,5 ставки, но нагрузку тянешь прежнюю, находясь в университете почти всё то время, что и раньше. Почти, потому что учебный отдел скорректировал-таки немного нагрузку преподавателей кафедр в сторону уменьшения, но в разумных пределах. Для этого немного "сжали" некоторые предметы - просто теперь на лекциях преподавателям было не до разглагольствований, нужно было давать студентам конкретные сведения, без лишней "воды". Конечно, в отчётах и в приложениях к дипломам указывалось вычитанное время дисциплины таковым, каким оно и было регламентировано учебным планом. При всём этом, на первый взгляд, было несколько странным то, что преподаватели не роптали из-за такого несоответствия учебной нагрузки и оплатой за неё (по сниженным ставкам). Ранее, в бытность нормального учебного процесса, нареканий на то, что кто-то слишком уж загружен было куда больше. Сейчас же все с пониманием относились к такой, с позволения сказать, хреновой ситуации в стране в целом, и в их университете в частности. Тем более что в этом году, как-никак, условия стали значительно улучшаться, можно было потерпеть ещё совсем немного, а потом уж все они будут вновь работать в нормальных условиях, можно будет вздохнуть с облегчением. Нашему народу к подобным ситуациям было не привыкать. Это напоминало старый анекдот про козу, точнее не про саму козу, а про то, как тяжело жить в стеснённых условиях. Суть анекдота такова:
   Пришёл Абрам к раввину и обратился с просьбой:
   -- Кводо а рав, -- типа "господин, раввин", -- помогите мне, пожалуйста. Если и не делом, то хотя бы советом. Я живу с Сарой и пятью детьми в одной маленькой комнате, очень уж тесно. Что мне делать?
   Раввин подумал и ответил:
   -- Купи себе козу.
   -- Как так, уважаемый? И без козы в комнате ступить некуда.
   -- Делай, что я говорю.
   Абрам купил козу, ослушаться духовного лица не посмел. Теперь в комнате, кроме жены и детей, находилась ещё и коза. Тяжело было, но Абрам не роптал. Где-то через месяц раввин сам спросил Абрама:
   -- Как тебе сейчас живётся?
   -- Ой, плохо, кводо а рав. Дети подрастают, тесно, так ещё и эта коза.
   -- Продай козу
   Конечно, Абрам сразу же выполнил этот совет раввина, а через пару дней прибежал к нему и осыпал того благодарностями:
   -- О, великий кводо а рав! Как же я и моя семья благодарна тебе! Как нам стало сейчас хорошо жить - так просторно стало без козы. Большое вам спасибо за такую неоценимую помощь!
   Примерно к такому исходу шло дело и в стенах университета. Все преподаватели надеялись, что через год, от силы полтора злосчастная "коза" исчезнет, и их жизнь станет значительно лучше.
   В один из понедельников средины ноября Позняков, зайдя в учебный отдел и побыв там минут 20, решил сходить на кафедру - передать одному из ассистентов принесенную из дому научную книгу, отдельные материалы из которой он использовал при подготовке своей диссертации. Младший коллега Алексея тоже сейчас готовил диссертацию, и эта книга могла помочь ему. Алексей решил успеть мотнуться на кафедру и назад до девяти часов, поскольку на этот час был назначен очередной ректорат. В это время коридоры университета были запружены спешащими на занятия студентами. И большинство из них были какими-то радостными и возбуждёнными. Конечно, после выходных дней, а некоторые ещё успевали съездить в близлежащие сёла к родителям, это было понятно - отдых от занятий, развлечения, встречи с друзьями и родственниками. Но было в поведении студентов и ещё что-то, что отличало обычные понедельники от иных таких дней в году. Прислушавшись к их разговорам (а прислушиваться особо и не приходилось - молодёжь разговаривала довольно громко), он понял, в чём дело - сегодня было 17 число, а 17 ноября - это Международный день студентов.
   Дата этого дня (International Students' Day) была установлена в далёком 1946-м году, на Всемирном конгрессе студентов, состоявшемся в Праге. Это была как бы дань памяти о чешских студентах-патриотах, которые в октябре 1939-го года в оккупированной фашистами Чехословакии, вместе с преподавателями вышли на демонстрацию, чтобы отметить годовщину образования Чешского государства (28 октября 1918-го года). Подразделения оккупантов разогнали демонстрацию, при этом был застрелен студент медицинского факультета Ян Оплетал. Похороны Яна снова переросли в акцию протеста, после чего более 1200 студентов были арестованы и заключены в концлагерь, девятерых студентов казнили без суда в застенках тюрьмы. По приказу Гитлера все чешские высшие учебные заведения были закрыты до конца войны. Таковой была история этого праздника, которая сейчас ассоциировалась с молодостью, романтикой и весельем.
   Вне стен университета студенты праздновали и другие праздники, как бы относящиеся к их статусу. Таким, конечно же, был Татьянин день (25 января - в день памяти святой мученицы Татианы). Сначала он праздновался как день рождения московского университета (с 1755-го года), а позднее и как праздник всех студентов. Тремя неделями позже (14 февраля) праздновали студенты и День Святого Валентина. День Святого Валентина традиционно считается молодёжным праздником. И особенно горячо приветствуется студенческой братией. Вот только мало кто из них знал, что их так сказать деятельность (да и ВУЗа в целом) проходила под покровительством бога Джехути. Древнеегипетский бог Джехути (или Тот) являлся богом мудрости и знаний. В египетской мифологии его считали ещё богом луны, мудрости, счёта и письма, покровителем наук, писцов, священных книг, создателем календаря. Чаще всего Джехути изображался в образе человека с головой ибиса и тросточкой для письма или же в образе павиана. А вот на Руси, начиная с XIV-го века, покровителем учащихся, студентов являлся Преподобный Сергий Радонежский. Ранее, ещё до времён крещения, на той же Руси богом знаний и мудрости, покровителем волхвов и духовных учителей (брахманов) считался бог Велес.  Правда, он считался сыном Рода и священной коровы Зимун, а потому его больше признавали как охранителя домашнего скота. Но студенты редко вникали в такие исторические тонкости, а потому и отмечали в основном Международный день студентов.
   Вот и сейчас студенты, наверное, отпраздновав этот праздник заранее, в выходные дни, делились своими впечатлениями и предвкушали его празднование ещё и сегодня в большей компании. Официально в университете этот день редко праздновался. Но два года назад его отмечали-таки, и довольно помпезно. В том 1995-м году день 17 ноября припал на пятницу. Ректор университета периодически встречался со студентами, да по-другому и быть не могло - вряд ли бы молодое поколение поняло такую оторванность руководства от студенчества. И вот в этот день после занятий решили организовать встречу студентов с руководством университета, а заодно и отметить Международный день студентов (благо далее будут выходные дни). В актовом зале собрались представители студенческих групп, а также (на сцене, за столом) верхушка университета, вместе с деканами. Конечно, все студенты стационара поместиться в не таком уж большом актовом зале никоим образом не могли. Но никакой разнарядки на выделение тех или иных студентов на эту встречу не было, пришли все, кто этого хотел, и, естественно, зал был забит - и бельэтаж был переполнен, и много ещё студентов просто стояло под стенками. Это мероприятие заинтересовало всех (включая и преподавателей), поскольку после официальной части планировалась ещё и выступление художественной самодеятельности, организованной совместными силами тех же студентов и преподавателей.
   Празднование началось с выступления ректора. Он поздравил студентов с их праздником и пожелал им успехов в учёбе. Затем он не преминул отметить новый статус университета (прошёл то всего год со дня этого события) и поговорил о достижениях факультетов и отдельных кафедр. Конечно, были отмечены и лучшие студенты с вручением им грамот. В своей речи ректор много говорил о перспективах сегодняшних студентов как будущих специалистов производства. В частности он сказал:
   -- Ещё пять лет назад вас бы называли строителями коммунизма. Сейчас это понятие устарело, но то, что вы строители нашего и своего будущего, хорошего будущего - остаётся в силе. Кому же, как не вам, отстраивать наше молодое государство. Но хорошее будущее, светлое - как ранее говорили, не могут строить безграмотные и непорядочные люди. Это прерогатива людей интеллектуальных, настоящих специалистов, высокоморальных людей с чистой совестью. И я надеюсь, что вы такими и будете. Вы потом будете передавать свои знания, и воспитывать подрастающее поколение, вы должны быть честными и искренними, без слов лжи и других недостатков. Сейчас вместе с понятием "строитель коммунизма" кануло в лету и понятие "морального облика" этого строителя коммунизма. Но в понятии "моральный кодекс строителя коммунизма" было много правильного, хотя, сейчас и говорят, что некоторые пункты этого кодекса были списаны из библии. Говорят даже, что при разработке этого кодекса сознательно были включены в коммунистическую идеологию религиозные элементы. Но, это, наверное, и правильно. Там, например, был такой пункт, как: честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни. И что в пункте сказано не так? Вот и вы должны соответствовать этому кодексу строителя, пусть и не коммунизма, но светлого будущего для всех нас.
   И вот сейчас, идя на кафедру, Алексей размышлял о том, как часто слова расходятся с делом. А если проанализировать поступки того же ректора, то все ли его дела соответствуют отмеченному им пункту кодекса? То же самое касается и многих преподавателей, ведь взяточничество в университете постепенно только нарастает. "Впрочем, как и в самом государстве тоже, -- подумал Позняков, вспомнив слова Горбунова о чиновниках, от которых зависит, дать разрешение или нет, подписать бумагу или нет. -- И в самом деле, университет, это, как бы уменьшенная копия государства: тот же микропрезидент - ректор, те же микрочиновники всех уровней - проректоры и деканы, те же подданные, простой народ - студенты. И всё, что происходит в реальном государстве, копируется и в его микрозеркале. Были факты нарушений законности и в Советском Союзе, но не в таком же масштабе! А сейчас многие руководители различного ранга считают, что всё им позволено, и никто им не указ".
   Преподаватели, конечно, меньше занимались воспитательной работой среди студентов, хотя как раз именно им по всем должностным инструкциям этим и необходимо было заниматься. Но все должностные обязанности преподавателей в основном сводились просто к обучению. Да, обучению хорошему (с редкими исключениями), потому что в плане профпригодности преподаватели соответствовали требуемому высокому уровню. А вот обучению моральной чистоте студентов преподаватели заботились куда меньше. Всё это сводилось, в основном, к нагоняям, попрёкам студентов за их лень и нежелание учиться. В этих упрёках, конечно, частенько звучали фразы о том, что нужно быть прилежными, выполнять все задания надлежащим образом, не хитрить и не обманывать преподавателей. Но преподаватели при этом как-то не задумывались о том, всегда ли в жизни сами они всё делают так, как наставляют студентов. Слова, слова... А ты не на словах, а на деле, своим примером, своими поступками покажи студентам, как нужно вести себя в обществе. Именно в обществе, потому что университетская семья, в единении студентов и преподавателей - это большое общество. И неужели многие преподаватели не понимают, что они постоянно перед глазами студентов, и что большинство их поступков, - и хороших, и не очень, - известны студентам? Да и как могут быть неизвестны поступки преподавателя, который за экзамен или зачёт требует некую-то мзду, и одновремённо говорит о какой-то честности.
   Так что, нередко с высокой трибуны говорится одно, на лекциях провозглашаются красивые речи, а через время, уже в кабинетах, коридорах, а во многих случаях в уединённой обстановке, в реальной жизни происходит совсем другое? И уже поступки совершенно не соответствуют тем высокопарным речам, которые произносятся в назидание? Но одними назиданиями Человека, с большой буквы, не воспитаешь. А потому, если ты говоришь одно, то и делать должен то же, твои поступки не должны расходиться с делами. А для студентов поступки даже единичного преподавателя - это лакмусовая бумажка в оценке деятельности учебного заведения в целом.
   Вот такие невесёлые думы одолевали Познякова по дороге на кафедру и назад в этот радостный праздник. Он продолжал размышлять обо всех этих несоответствиях в словах и делах тех, кому по долгу службы как раз следовало быть примером во всём, и на заседании Ректората, лишь краем уха улавливая происходящее. Благо вопрос, рассматриваемый на Ректорате, практически не касался его отдела или учебного процесса - шёл очередной нагоняй ректора, относящийся к деятельности одной из кафедр. И касался он заведующего кафедрой и деканата, за которым эта кафедра была закреплена. Такое вот выдалось у Алексея начало новой трудовой недели. Лишь окунувшись в пучину текущих дел, его мысли постепенно начали направляться в другое русло.

* * *

   Загружен был в этот год, как и все, и заведующий кафедрой теплотехники и газоснабжения. Но, тем не менее, он ухитрялся находить и время для личного отдыха, или для личных развлечений. После кончины супруги он некоторое время встречался с одной из женщин, потом она ему чем-то не понравилась, и он переключился на другую. Не то, чтобы предыдущая не понравилась ему как женщина, а, скорее всего, как претендентка на роль жены и хозяйки дома. Он таки упорно подыскивал себе кандидатуру на вакантную (после смерти его бывшей спутницы жизни) должность супруги. Через время он расстался и со второй женщиной, подыскав себе вроде бы, как ходили слухи, новую претендентку. О том, что эти слухи не досужие домыслы его друг Мельников узнал лично из беседы с Серёгиным. А произошло это во время их совместного очередного пешего возвращения из института домой. Они вначале поговорили о том, о сём, но потом Василий Михайлович надолго замолчал. Константин пытался с ним заговорить на какую-то тему, но тот её не поддержал, что-то невпопад пробурчав. Мельников понял, что мысли Серёгина сейчас где-то совсем далеко. Да это было видно и по его напряжённому задумчивому лицу.
   -- Василий Михайлович, -- обратился к нему Константин Никитич, -- что у вас произошло? Вы какой-то уж очень задумчивый и отстранённый от всего.
   -- Та-а, ничего не произошло.
   И он вновь замолчал, а потом вдруг сам обратился к другу:
   -- Слушай, Мельников, у меня действительно возникли некоторые проблемы. Нет, не проблемы даже, а просто нужно с кем-нибудь посоветоваться. Это как раз хорошо, что ты меня спросил, с тобой мне лучше всего и посоветоваться. Не возражаешь?
   -- А почему я должен возражать. Если только смогу вам что-либо посоветовать, я ведь не знаю, по какому поводу вам нужен совет. Могу и не знать, что вам советовать. А потом, людям не всегда нравятся советы других, особенно, если этот совет отличается от того предварительного решения, которое ты сам надумал. Впрочем, совет можно принимать, а можно и не принимать. Совет - это же не приказ и даже не рекомендация.
   -- Ёлки-палки, ну и завёл ты рассуждения! Боюсь, что тогда твой совет займёт много времени.
   -- Не знаю, -- улыбнулся Константин. -- А, может быть, он вообще сведётся к одному слову - "да" или "нет". Я же не знаю, что вы от меня ожидаете.
   -- О, точно! Мне, наверное, и нужно от тебя услышать: "да" или "нет". Ты понимаешь, тут вот какое дело - я познакомился с одной женщиной и мы начали встречаться. Она простая женщина, без разных там "закидонов", без лишних претензий, приятная, спокойная. И вот я думаю - предлагать мне ей выходить за меня замуж или нет. Что ты мне можешь посоветовать?
   -- Здравствуйте, вам! Я её, возможно, и в глаза не видел, а тут вы требуете от меня такого совета. Это не та ваша бывшая заочница? -- вторая по счёту (а, может быть, и не вторая) пассия Серёгина, его бывшая студентка-заочница, лет на 10 моложе его. С ней Мельников был знаком. Она была невысокого роста, стройная, приятной наружности, улыбчивая, но, как оказалось (из рассказа того же Василия Михайловича) немного сволочной бабой и с немалыми претензиями.
   -- Нет, это не Люба. Я ей уже давно дал от ворот поворот. Причём окончательно, она приходила мириться, но я её отшил. Это другая женщина, местная, -- Люба проживала в соседнем районном центре. -- У неё своя квартира в городе, живёт она одна, у неё взрослая дочь, но та подыскала себе какого-то иностранца и уехала с ним за границу. Она порядочная, хорошая женщина. Зовут её Лидия Петровна.
   -- Ну, так в чём дело? Поживите с ней немного в гражданском браке, приглядитесь к ней, а потом уж будете решать.
   -- Да мы и так живём в гражданском браке. Мы живём вместе у меня, я ведь сейчас один, Галя, -- дочь Серёгина, -- в Киеве. Но это немного не то, я не чувствую - жена она мне или нет. Это сейчас молодёжь может и 20 лет жить в гражданском браке, и в ус не дуют, они так привыкли: они же захотели - пожили, а захотели - разбежались. А мы как раз к такому не приучены.
   -- Нет, Василий Михайлович, вот в этом вопросе я вам совет дать не могу. Это каждый должен решить для себя сам. Если чувствуете, что будете с ней хорошо жить, то предлагайте ей вступить в брак. А если ваше отношение к ней так себе... Хотя, наверное, даже не в этом дело, ведь есть такое очень верное выражение: "Не женитесь на тех, с кем можете прожить, а женитесь на тех, без кого не можете прожить".
   -- Ух, ты! Интересное выражение.
   -- Да, интересное и точное. В общем, нет у меня совета вам по этому вопросу. Я же вам говорил, что, возможно, я и не смогу дать никакого совета. Так оно и получилось. Решайте сами, и не обращайтесь ни к кому по этому поводу за советом. Решать должны только вы сами!
   -- Понятно, -- уныло протянул Василий Михайлович. -- А я вот как раз и не могу принять решение. Хотя, конечно, хотелось бы жить с ней вместе.
   -- В любви и согласии, -- не смог сдержать улыбку Мельников. -- И чтобы умереть в один день.
   -- Умирать мы не собираемся, -- отрезал Серёгин.
   -- Да это я так, извините. Просто вспомнил разные напутствия при вступлении в брак.
   -- О, слушай, Мельников. К твоему замечанию у меня есть один вопрос. А вот интересно, будут ли вместе после смерти муж с женой?
   -- О, если вас занимают такие вопросы, то вам точно нужно делать вашей Лидии Петровне предложение. Вы, по-моему, набожным становитесь.
   -- Нет, набожным я не был и не буду. Да я и сам не знаю, почему мне это сейчас в голову взбрело. Просто, ты сказал, умереть в один день, вот мне и подумалось.
   -- Ладно, я понимаю. Мне когда-то на эту тему попалась какая-то брошюрка. Знаете, часто их по домам разносят. Так вот там говорилось примерно следующее: "В идеале муж с женой становятся одним целым, у них тогда, образно говоря, одна душа, одна жизнь, одни дела и одна награда. Но если один из них стремился к Богу, а другой - нет, то муж с женой могут и не оказаться вместе после смерти. Если же не стремились оба - то, тем более.
   -- А почему тем более?
   -- Не знаю, наверное, потому что неверующие - это грешники, и быть им в аду, а в аду все души находятся по отдельности.
   -- Ну тебя, с твоими объяснениями.
   -- А я-то здесь при чём. Это же не я говорю. Вы меня спросили, я вам ответил словами из книжки, но это же не мои слова.
   -- Ладно, давай закругляться с этой темой. Хорошо, буду я думать над этим вопросом сам. Но, наверное, скорее всего, предложу Лиде выходить за меня замуж. Будем тогда жить, действительно, как муж и жена.
   -- А как к вашей будущей супруге относятся ваши дети?
   -- Егор - так себе. Но ему же с ней не жить, он в Киеве, а мы здесь. Галка, та воспринимает всё это более-менее нормально. Она прекрасно понимает, что Лидия разгрузит её от домашних обязанностей. Правда, только на летний период и зимние каникулы - она ведь сейчас учится в Киеве.
   Так за разговорами друзья через время и попали в район своего обитания, где и расстались. Но видно было, что от этой беседы у Василия Михайловича вроде бы отлегло на душе, грусть его постепенно развеялась, и он заметно повеселел.
  
  

ГЛАВА 19

Деньги, деньги...

   Вторая половина текущего года у Познякова выдалась довольно успешной, хотя и доставила ему немало хлопот. Первые хлопоты, правда, начались ещё в прошлом году, когда он усиленно занялся написанием методических указаний, которые (изданные в университете) нужны были ему как главная составляющая материалов для предоставления в ВАК на учёное звание доцента. Но вот уже к этой осени методички были изданы, все бумаги собраны и на Совете университета было утверждено представление на Познякова к званию доцента. Далее все документы были отосланы в соответствующие инстанции, и теперь оставалось только ждать решения, которое практически всегда было положительным. А потому Алексей надеялся, что не позже, нежели к концу календарного года он получит аттестат доцента.
   Но в средине осени появились новые хлопоты. Сыну Юрию в этом году уже исполнилось 25 лет. Прошло два года, как он окончил институт и сейчас уже неплохо встал на ноги, потихоньку продвигаясь по своей работе. В материальном плане он себя неплохо обеспечивал, даже учитывая то, что некую часть средств ему приходилось тратить на оплату снимаемого угла. Но для одного квартиранта цены были не такими уж большими, а потому Юрий ещё и откладывал средства на покупку (или постройку) своей квартиры. Времена Советского Союза канули в лету, сейчас уже не приходилось ждать милости от государства в плане получения бесплатной квартиры. Нет, конечно, некоторые предприятия или учреждения строили жильё для своих сотрудников, но это были крохи - квартиры получали только особо ценные работники или же те, кто умел ублажать начальство. Филиал же зарубежной фирмы такой деятельностью вообще не занимался, в итоге его сотрудникам доводилось заботиться о себе самим. Ещё год-другой и, по планам Юрия, он смог бы положительно решить для себя этот вопрос. Но 25 лет - это ещё и пора создания семьи. Некоторые парни оттягивали этот важный шаг в жизни хотя бы к 30 годам, но многие женились и в более раннем возрасте.
   И вот в этом году осенью должна была состояться свадьба Юрия Познякова. Его невестой была девушка, которая тоже, как и он, не была коренной киевлянкой, родом из провинциального районного городка. Она окончила в прошлом году институт лёгкой промышленности и также проживала, правда, с подругой, на снимаемой ими квартире. К тому времени Алексей с Галиной уже познакомились с невестой сына, а также побывали у своих будущих сватов. Теперь совместными усилиями им предстояло организовать свадьбу своих детей, которую молодые решили провести в столице Украины - именно там проживало большинство их друзей. А родители и школьные друзья смогут на пару дней заглянуть в Киев. Но не это была главная проблема для родителей молодожёнов. Дети сами выбрали город своего бракосочетания, сами они договорились и за место празднования этого события, на которое и у них самих имелись средства. Конечно, помогли и родители, которые не могли оставаться безучастными к такому незаурядному событию. В общем, свадьбу провели на должном уровне, с приглашением вокально-инструментального оркестра, музыкой, танцами и массой видеосъёмок.
   Проблема была совсем в другом. Вновь созданной молодой семье предстояло жить в столице, и теперь уже снимать не угол, не комнату, а квартиру, пусть и небольшую, но отдельную. Во-первых, это была уже совсем иная плата за её аренду, а во-вторых, не век же им в ней проживать. Срочно нужно было решать вопрос о постройке или покупке своего жилья. Различных вариантов по этому поводу было достаточно много. Но, обсудив их совместно с родителями, молодые остановились (и настояли) на варианте, на первый взгляд несколько неожиданном. Вероятно, это был резонный вариант, хотя старшему поколению он как-то вначале не очень-то приглянулся, непривычны им были такие кардинальные, довольно резкие (скорее, решительные) решения. Дело в том, что Юрий с Людмилой (так звали его супругу) решили квартиру не снимать, разве что на первое, самое минимальное по возможности, время. Они решили сразу купить себе квартиру. Неожиданное решение, особенно для их родителей. Но мотивации молодого поколения были, всё же, наверное, верными. Жить год-два на снимаемой квартире, пока накопят деньги и подберут себе приемлемый вариант жилья для покупки, не самый лучший вариант в плане экономии средств - аренда отдельных квартир в Киеве дорогое удовольствие. Поэтому они решили, что сейчас купят себе небольшую старую квартиру в так называемых "хрущёвках" или в ином панельном доме. И будут они там проживать до тех пор, пока не накопят деньги для нормальной квартиры. Точнее, средства нужны будут не на полную стоимость квартиры, а на разницу между её стоимостью и теперешней (пока что планируемой) квартиры, которую они продадут при покупке новой. Это, действительно, был неплохой вариант. Алексей в этом окончательно убедился, когда побеседовал на эту тему с семьёй Грицаёв, которая, конечно же, присутствовала на свадьбе Юрия. Елизавета, как экономист, прикинула вариант, предложенный новым семейством, и по достоинству оценила его:
   -- Лёша, а ты знаешь, молодёжь сейчас толковая пошла, умеют они считать деньги. Покупка небольшой квартиры с последующим её обменом на бóльшую, с доплатой, конечно, - это верный расчёт. Так они сэкономят деньги, которые ежемесячно будут отдавать, и немалые, хозяевам снимаемой квартиры.
   -- Наверное, ты, да и они, правы. Это нам их решение сначала, просто с непривычки, показалось не совсем верным. Но сейчас денег на покупку квартиры у них точно не хватит.
   -- Это понятно. Но здесь уже вам придётся им помочь.
   -- Это не вопрос. Просто я боюсь, что на покупку квартиры в Киеве, -- сделал ударение Позняков, -- наших средств, я имею в виду и сватов, совместно с деньгами, которые насобирал Юрий, всё равно маловато будет. У нас, конечно, небольшой загашник есть, а вот у сватов средств поменьше, какие там деньги они могли насобирать в обычном районном городке на своих таких же обычных рядовых должностях.
   -- Скорее всего, это так. Но, ничего страшного - займёте у знакомых, потом постепенно отдадите. Мы тоже с Анатолием не откажемся вам помочь. Дело житейское, через некоторое время мы и сами можем оказаться в подобной ситуации.
   В общем, Лиза была права, сейчас это понимали и Алексей с Галиной. И вот главной проблемой для них как раз и оказалась хлопоты, связанные с одалживанием денег, недостающих для покупки Юрию с Людой квартиры в Киеве. Даже если эта квартира и небольшая по площади, и дом сдан был в эксплуатацию где-то в районе 60-70-х годов, но ведь это же столица. А там цены на жильё, если и не на порядок, то всё равно намного дороже, нежели в обычном областном центре. Итак, семейству старших Позняковых сейчас необходимо было отыскивать недостающие средства на приобретение квартиры для молодёжи. Правда, пока ещё неизвестна была окончательная цифра денежной суммы - Юрий с Людой как раз занимались поисками недорогой, но вполне пригодной (по их меркам) для жилья однокомнатной (или даже 2-х комнатной) квартиры. Позняковы младшие подыскивали себе жильё, которое находилось бы в удобном месте для поездок в разные концы города, поскольку пока что Люда с Юрием работали в учреждениях, находящихся, если и не в противоположных концах столицы, то и не так уж рядом. Конечно, наилучшим вариантом была бы близость к месту их временного проживания (а оно может оказаться и не таким уж коротким) станции метро.
   И вскоре они подыскали приемлемый вариант - это была двухкомнатная квартира по проспекту Победы в Шевченковском районе города. Квартира находилась в довольно оживлённом месте - сам проспект всегда был переполнен движущимся в обе стороны транспортом. Кроме того, чуть дальше (в сторону района "Святошино") располагалось пересечение двух транспортных артерий - проспекта Победы с улицами Николая Корженко и Дегтярёвской, по которым кроме обычного шоссе шла ещё и трамвайная линия с маршрутами N 14 и N 15. Кроме того, на этом же пересечении находилась и станция метро, расположенная на Святошинско-Броварской линии между станциями "Шулявская" и "Нивки". Открыта она была ещё в 1971-м году и имела тогда название "Октябрьская", сейчас же станция называлась уже "Берестейской". Это несколько странное название станции происходило от украиноязычного устаревшего топонима Берестя (Брест), а также от более раннего названия проспекта, на котором она находилась - Брест-Литовский.
   Сама квартира располагалась в 5-этажном доме под N 68-А, при этом дом был даже не панельным, а кирпичным. Рядом, перпендикулярно к проспекту Победы шла улица Николая Шпака, их дом стоял как раз фасадом к этой улице, но в глубине двора (перед ним был длинный, тоже 5-этажный дом N 68/1 именно по этой улице). До станции метро от дома было всего 7-10 минут хода пешком. Старшему Познякову это место было хорошо знакомо, поскольку ранее в этом же районе, напротив (чуть наискосок) находилось бывшее Киевское Краснознамённое училище самоходной артиллерии имени М. В. Фрунзе, которое ему довелось заканчивать.
   Но на покупку двухкомнатной квартиры нужна была бóльшая сумма денег, нежели за оплату однокомнатной квартиры, как до этого рассчитывали Позняковы. Общими усилиями они уже практически насобирали нужные средства для покупки однокомнатной квартиры, помогли им в этом, как обещали и Анатолий с Лизой. Да, с одной стороны 2-х комнатная квартира - это хорошо, при покупке новой, уже постоянной квартиры (а младшие Позняковы мечтали о квартире не менее чем трёхкомнатной) меньше средств придётся докладывать. Но до этого ещё далеко, так как сначала нужно будет возвращать долги (одолженные на покупку квартиры деньги), хотя их было и не так уж много. Но теперь эти долги должны были возрасти, поскольку сейчас предстояло возобновить поиски нужной суммы денег. Галина уже практически исчерпала возможности занять деньги у подруг и сослуживцев, и больше груза в этом плане ложилось сейчас на плечи Алексея. Ему одолжили часть денег заведующий кафедрой Галкин и Николай Шебурин, а также ещё один из сотрудников кафедры. Но денег всё равно не доставало. И тогда Позняков вновь обратился к Анатолию Грицай.
   -- Слушай, Толя. Тут вот какое дело, мне уже на моей кафедре помогли с деньгами, ну, кто мог. Больше всего помог, конечно, твой тёзка. И я вот что подумал - твой заведующий кафедрой, как и Галкин, тоже, наверное, человек не бедный. Спроси у него, возможно, он тебе одолжит деньги.
   -- Хорошо, спрошу. А сколько тебе ещё нужно?
   -- Да мне ещё тысяч пять нужно. Но ты попроси у него столько, сколько он сможет дать - две тысячи или одну, пусть даже пятьсот. И это подмога.
   -- Озвученные тобой суммы - это гривны или доллары?
   -- Ну, естественно, доллары. Кто же при продаже квартиры цену за неё выставляет в гривнах. Конечно же, доллары. Стал бы я одалживать 500 гривен, если это сейчас какие-то наши пара зарплат. Это вообще копейки, какой они могут быть помощью при покупке квартиры?
   -- Ладно, понятно. Хорошо, завтра же спрошу у него, но не гарантирую, что он одолжит. Он вообще-то жмот.
   -- Ну, попытка - не пытка.
   И результаты этой попытки Анатолий сообщил уже следующим вечером:
   -- Как я и предполагал, ничего с этой затеи не вышло.
   -- Что, вообще отказал? -- разочарованно спросил Алексей.
   -- Практически, да.
   -- А как это практически и не практически?
   -- Да вот так, -- и Анатолий коротко поведал другу суть своего разговора с Серёгиным по поводу займа денег.
   Он попросил у заведующего в долг, причём всего на полгода (или даже, в крайнем случае, на 3-4 месяца), 2000 долларов. Он хорошо знал Василия Михайловича, а потому прекрасно понимал, что вряд ли тот согласится давать деньги в долг на большой срок. Просто Познякову придётся рассчитываться с ним в первую очередь. Сейчас Алексею деньги нужны были срочно, квартиру Юрию нужно было выкупить в течении 10 дней, от силы двух недель. Он с Людой и ухватился за эту квартиру, потому что она стоила относительно недорого - хозяин её срочно продавал, перебираясь в другой город или район Киева (Позняков младший это и не уточнял). Но потому и так срочно требовались деньги. В общем, когда Анатолий озвучил свою просьбу, то Серёгин сначала от удивления раскрыл рот, затем опустил глаза и тихо произнёс:
   -- Да ты что, Грицай, откуда у меня могут быть такие деньги. Может быть, ты ошибся - не две тысячи долларов, а две тысячи гривен? Да и то - это очень много. Я бы мог одолжить гривен двести-триста, даже больше - ну, в пределах пятисот гривен.
   После этой части рассказа Анатолия теперь уже изумился Позняков:
   -- Толя, он что, не от мира сего?! Какие двести-триста гривен?! Что на них можно купить?! С ума сойти! Ну, бывают жмоты, как ты говорил о нём, но не такие же беспардонные. Мог бы просто сказать, что одолжить не может, и всё тут. Мол, самому деньги нужны, на ту же его дачу, например. Но предлагать в наше время взаймы двести гривен на серьёзное дело - это уже нечто! Мне ведь многие отказывали, но я и не обижался. Они говорили, что время трудное, со средствами туго, они им нужны - то на машину, то на мебель, то на дачу, то ещё на что-то. И это, по их виду, были не отговорки - им и в самом деле нужны были самим деньги. Да-а, видел я скряг разных, но не таких же. Ведь он по доходам сродни нашему заведующему, но тот же мне не отказал. А этот! А-а-а, -- махнул рукой Алексей, -- что взять с этого скупердяя. Ты же мне рассказывал, что он жмотничает и при выделении денег на какие-нибудь праздники.
   -- Да, есть такое дело. Раньше он, правда, не таким жадным был. Хотя...
   -- Что, хотя?
   -- Да вспомнил я одну историю, связанную с ним. И даже не одну.
   -- И что за истории?
   -- Понимаешь, у него на кафедре, как-то так уж повелось, был свой личный сейф, остался ему в наследство от кого-то из умерших доцентов, старожилов кафедры. И вот в том сейфе он прятал деньги.
   -- Какие ещё деньги?
   -- Свои деньги - часть зарплаты, премии, деньги за выполнение хоздоговоров. Это была как бы его заначка.
   -- Заначка от кого?
   -- От жены, естественно. Она, как рассказывал мне Мельников, никогда не знала, сколько точно денег получает её муж. А он от неё скрывал такую информацию, постоянно приуменьшая настоящую сумму своих средств.
   -- Да, дела. Я понимаю, когда заначка была в три, десять рублей, сейчас уже гривен, которую можно было спрятать от жены на пиво, или даже на водку. Но не сотни же или тысячи. Он же не алкоголик?
   -- Нет, с этим у него всё в норме. Выпивает, как и все, по праздникам, но не более того.
   -- Тогда зачем ему такая большая заначка.
   -- Я думаю, что он и сам этого не знает.
   -- Как это?
   -- А вот так. Просто привык человек, что в детстве и юности он жил в нужде. Я же тебе говорил о многодетной семье его родителей. И вот, когда у него стали появляться более-менее приличные деньги, он стал их копить, как говорится на чёрный день - а вдруг когда-то понадобятся.
   -- И когда же именно?
   -- А чёрт его знает. Он сам, наверное, этого не знал. Копил, и всё тут. Радовало его, наверное, что у него имеются деньги, Плюшкин эдакий. Знаешь, в книгах описывались такие случаи, когда копили деньги, чуть ли не мешками, периодически их пересчитывая или просто любовно созерцая. Они эти деньги никуда и не использовали до самой своей смерти. Сидели на мешках с деньгами, а сами жили впроголодь. Такое вот у нашего уважаемого Василия Михайловича увлечение, такая у него антифобия, если можно так сказать.
   -- И что, он их, действительно не тратил, эти деньги? Пусть не на жену, ну, тогда на детей, на любовницу, в конце концов?
   -- Похоже, что вообще не тратил. Ты недослушал до конца историю. Слушай дальше. Так вот, однажды жена нашла его ключ от сейфа, наверное, он забыл его дома. А она знала, что у мужа на работе имеется сейф, и подозревала, что он не все деньги домой приносит. Она пошла к нему на работу, и пока он был на паре, открыла сейф и забрала все имеющиеся там деньги, скрытые от неё.
   -- И что, накупила себе тряпок?
   -- Нет, она купила в квартиру красивую хрустальную люстру, что-то из посуды и хорошее выходное платье дочери. На себя она практически ничего не потратила, она была порядочная женщина, и заботилась в первую очередь о семье. Если муж не мог, точнее не хотел, нормально обеспечивать семью, то она постаралась сделать это сама.
   -- За счёт своего мужа? -- улыбнулся Позняков.
   -- Нет, неправильно! За счёт их общих денег, которые муж воровал от своей семьи. Так вот нужно это расценивать.
   -- И что, Серёгин, не спросил жену, откуда у неё взялись деньги на покупки?
   -- Спросил, и она ему честно призналась. Но скандал был страшный.
   -- Я думаю.
   -- Понимаешь, он ругал жену даже не за то, что она забрала его деньги, а за то, что, по его мнению, накупила разной, никому не нужной ерунды. Он упрекал её за то, что и без всех этих её покупок можно было прожить.
   -- Да, первобытный человек, а ещё доцент. Конечно, без всего можно прожить - и без люстры, и без телевизора, холодильника, пылесоса. Можно прожить и без стола или кровати, только что это за жизнь будет.
   -- Вот, сейчас ты совершенно правильно рассуждаешь. Но Серёгину было невдомёк, что хранящиеся в каком-либо чулке деньги, счастье и радость в семью не приносят. Его самого они радовали, а на других ему было наплевать. Да, кстати, о тряпках, как ты говорил. Его жена с большим трудом могла выбить у мужа деньги на покупку чего-либо из одежды себе. Деньги у них были общие, но контролировал их расход именно Василий Михайлович. И когда жене нужно было купить какую-нибудь вещь, то была масса возражений с его стороны: "Зачем она тебе нужна, "Можно и без этого обойтись", "И так хорошо", "У тебя же и так имеются платья (туфли, блузочка, пальто и т. д.)", "Обойдёмся (мы!) пока что и без этого". В итоге жене очень редко удавалось купить себе новый наряд, необходимый, заметь - не каприз с её стороны, а законная просьба, поскольку любая одёжка постепенно изнашивается. Тем более что нельзя любимого человека в чёрном теле держать - это ведь женщина, которой всегда хочется хорошо выглядеть, а не носить какое-нибудь поношенное старьё.
   -- А себе он часто покупает одежду?
   -- Да в том-то и дело, что нет! И сам он ходит в старье, по десять лет в одних и тех же рубашках, что уже говорить за костюмы. Но ведь деньги имеются, зачем их бесцельно копить?
   -- Он, наверное, рассчитывает когда-нибудь их с собой в могилу забрать, -- рассмеялся Алексей.
   -- Похоже на то. Есть же такие люди, которые не понимают того, что деньги даются для того, чтобы их расходовать, а не бесцельно копить. Купи ты на них подарок жене, детям, себе, в конце концов. Сделай такой шаг, чтобы улучшить семейный быт, и будете все радоваться. Так нет же, лучше пусть они лежат в кубышке.
   -- Да, ты прав. Ведь деньги предназначены для человека, а не человек для денег.
   -- Именно. Мне Мельников ещё другую историю за Серёгина рассказал.
   -- Так, интересно.
   -- Когда Василий Михайлович работал в Киеве в научно-исследовательском институте, он там получил квартиру - однокомнатную малосемейку со всеми удобствами. Уехав из Киева, он из неё не выписался, прописав там и сына.
   -- Молодец.
   -- Да, я согласен, это верное его решение. Он, кстати и с женой развёлся, фиктивно, конечно, чтобы эту малосемейку получить. Так потом до конца дней своей супруги как бы и жил в разводе с ней. Но, не в этом дело. Это всё его благие намерения и благие дела. А было ещё вот что. На сэкономленные деньги, которые не доносил в семью, он там купил хорошую мебельную стенку в комнату. Его жена практически в Киев не ездила, а потому по одной из ранних поездок знала, что там, в комнате вроде бы имеются только кровать, стол и пара стульев, или даже табуреток. Да на кухне - небольшой столик с табуретками. Когда Мельников ездил вместе с Серёгины в командировку в Киев, то они оба ночевали у Василия Михайловича в его квартире. И как-то Костя по возвращении случайно проговорился об этой стенке в гостиной, он же не знал, что этого жене Серёгина говорить не следовало, тот его и не предупреждал об этом. Это было сказано в дружеской обстановке, ведь они дружат семьями.
   -- Ну, хорошо, и что из того? Подумаешь, сказал о стенке, что тут такого?
   -- А вот что. Серёгин его на следующий день на работе здорово отчитал. Оказывается, жена Серёгина об этой стенке ничего не знала, и не должна была знать.
   -- Но что плохого в том, что человек купил мебель в квартиру, да ещё в будущем предназначенной для сына?
   -- Уже не только предназначенной, он там и живёт.
   -- Ну, понятно, тем более.
   -- Просто наш зав. кафедрой не хотел уведомлять супругу о таких покупках, не хотел, чтобы она знала, какие у него деньги водятся - стенка в гостиную ведь немалые деньги стоит.
   -- Ладно, я так понял, что с этой квартирой не всё так просто. Точнее, в поступках твоего заведующего кафедрой - есть и белое, есть и чёрное. Но, белого, пожалуй, даже больше. А вот твоему Мельникову стоило бы меньше языком трепать, это их дела, семейные, Серёгина с его женой.
   -- Так-то оно так. Но когда ущемляются права другого человека, а жена Василия Михайловича является таковой, являлась уже, царство ей небесное, то это уже дело как бы общественное. Конечно, вряд ли можно этому человеку помочь со стороны, но если и не осудить виновного в этом, то тоже не хорошо. Да и не только Константин рассказывал о такой гипертрофированной тяге Серёгина к деньгам. Был ещё один случай, и грустный, и потешный одновремённо.
   -- Что ещё за новый случай? -- недовольно спросил Алексей, которому уже порядком надоело слушать разные побасенки о заведующем кафедрой, на которой работал его друг. У самого Познякова сейчас своих забот хватало.
   -- Это не новый, а скорее, как раз старый случай. В бытность выполнения хоздоговоров, это были 80-е годы, Серегин Серёгин отличился другим своим поступком. При получении штатными сотрудниками его договора зарплаты, заметь, только штатными, он просил их добровольно пожертвовать в общую кассу энную сумму денег. Мотивировалось это тем, что они могут когда-нибудь пригодиться для покупки разных мелочей, необходимых для выполнения договоров, например, различного рода канцтоваров и прочего. Это был не приказ, это была просьба, но довольно настойчивая, и как на неё могли не откликнуться штатные сотрудники. Отчисления каждого были небольшие, по рангу, так сказать - от десяти до двадцати рублей. Но! Штатник был не один, их было несколько человек, и в эту общую кассу вносились деньги ежемесячно, так что в итоге сумма получалась немалая.
   -- И они что-либо покупали на эти деньги?
   -- В том то и дело, что нет. Это мне уже не Костя, а Антон Цекалин рассказал, он тоже работал штатным сотрудником на договоре у Серёгина. За всё время его работы он не знает случая, когда что-либо было приобретено помимо централизованных закупок по договору. У Серёгина тогда богатые договора были, и денег хватало на всё, даже на командировки в самые отдалённые уголки Советского Союза.
   -- Да, я согласен, вот это уже точно не красит твоего Серёгина. Деньги своих сотрудников он фактически прикарманивал. Но это, как ты сказал, грустный аспект, я бы даже сказал - не грустный, а очень уж печальный. А что в нём потешного? То, что обкрадывались сотрудники, работающие на договоре? Или то, что они были такими безвольными лопухами?
   -- Есть в этом случае и потешное. Правда, оно выявилось не так уж и давно. Проявилось это потешное, если не сказать смешное, хотя тоже с некой грустью уже в начале 90-х годов, наверное, в 92-м или 93-м году. В общем, когда мы все перешли на купонокарбованцы.
   -- Стоп-стоп, я, кажется, начинаю понимать. Серёгин, наверное, не смог все эти союзные рубли обменять на нашу временную валюту.
   -- Совершенно верно, только несколько неточно. Он из этих денег не обменял ни копейки.
   -- Как, почему?!
   -- Да потому, что он просто забыл о них.
   -- Вот это да! Забыть о деньгах! А сумма-то, наверное, немалая была, это за несколько лет таких "добровольных" отчислений.
   -- Сумма была куда больше, чем ты себе представляешь. Дело в том, что там одновремённо хранились и его деньги - заначка, которую он машинально продолжал прятать в сейфе, хотя его жена уже умерла.
   -- Да ты что! Вот это, действительно, конфуз. Это точно - и смешно, и грустно. Но, может, это и не совсем так? Может быть, он свои деньги, всё же, обменял, а забыл только об общественных?
   -- Нет, всё точно. Мне рассказал об этом Цекалин, но он же поведал и о том, что этими общественными деньгами Серёгина укорил тогда Мельников. Цекалин безропотный человек, а вот Константину палец в рот не клади, он мог всё что угодно сказать, невзирая на ранги. Он же и спросил в году эдаком 92-93-м Серёгина: "А скажите, Василий Михайлович, где наши деньги, которые мы вам отдавали в течение нескольких лет? Что вы на них приобрели? Для договора, я имею в виду. Не для себя лично". И вот здесь Василий Михайлович, с эдакой болью в сердце, и очень уж грустно, как-то отрешённо, признался: "Ты знаешь, Мельников, ничего я на них не купил. Да, не купил ничего для договора, но я эти деньги и для себя не использовал. Они все пропали". -- "Как пропали?" -- удивился тогда Константин. -- "А вот так. Пропали вместе с моими, а тех было куда больше, чем ваших. Я просто забыл о них, и не успел поменять. Менял деньги, которые дома были, а когда вспомнил о тех, что в сейфе - поезд уже ушёл. Так что нечего меня осуждать, я потерял гораздо больше, чем каждый из вас".
   -- А, может быть, Серёгин лукавил?
   -- Нет, Цекалин уверен в этом, не лукавил Серёгин. По человеку в такие моменты хорошо видно - лукавит он или нет. Василий Михайлович тогда был так расстроен, что никаких сомнений быть не могло - он сказал правду.
   -- Да, тогда эта история точно грустная, никакая она не потешная. А Серегина Серёгина это опять-таки характеризует двояко.
   -- Почему двояко? Что, и хорошо тоже? Но деньги-то он сдирал с сотрудников.
   -- Да, это так. Но, наверное, как ты уже говорил, просто из-за любви к денежным знакам, бескорыстной любви. Ведь он не планировал на них себе что-либо покупать. Так что, он достоин уважения хотя бы и за это - не наживался он на своих сотрудниках, не был шкуродёром. Может быть, вначале он, и в самом деле, собирался пускать средства из общей казны на благие дела. А потом о деньгах и запамятовал.
   -- Может быть, и так. Ты прав, в человеке часто уживается и хорошее, и плохое. Ладно, -- резюмировал Грицай, -- давай закругляться с этой темой. Я смотрю, что надоел тебе с этими рассказами. А они имеют только косвенное отношение к нашему делу. Денег тебе я так и не одолжил, точнее Серёгин. И вот это уже действительно грустно.
   -- Да, невесело. Я даже не знаю, у кого ещё попросить их одолжить.
   -- А почему не знаешь? - у ректора, деканов или проректоров. Ты же со всеми ими контачишь, а они люди не бедные.
   -- Я ещё не сошёл с ума, чтобы обращаться по этому вопросу к ректору. К тому же, он гораздо скупее твоего Серёгина.
   -- И откуда ты это знаешь.
   -- Знаю, поверь мне на слово, -- Алексей вспомнил историю с визитками. А ещё он вспомнил рассказ Горбунова о поборах ректора с тех, кто в университете чем-либо торговал. -- Да и мзду со своих подчинённых ректор берёт на несколько порядков выше, чем ваш зав. кафедрой. И совсем не бескорыстно этими средствами распоряжается.
   -- Ну, это на него, пожалуй, похоже. И особенно в последнее время.
   -- Ладно, Бог с ним, с ректором. К деканам я тоже обращаться не стану, не настолько я с ними дружен. А вот проректора, именно по учебной работе, - с другими проректорами я контачу ещё меньше, чем с деканами, - попросить, пожалуй, можно. С ним я как раз в хороших отношениях.
   -- Мне кажется, что он тебе откажет. Он, как я говорил, человек жёсткий, а потому цену своим деньгам знает.
   -- А мне кажется, что он как раз не откажет. Жёсткий человек, это вовсе не означает, что он не сочувственный. Он, ты говоришь, знает цену своим деньгам. Да, это так, но он тогда, наверное, знает и то, как сложно без этих денег что-либо организовывать. Да, он коммерсант, а потому, может быть, попросит какой-нибудь процент при возврате денег, но вряд ли откажет - так, как твой заведующий.
   Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Позняков на следующий же день переговорил на эту тему с Горбуновым:
   -- Я могу узнать, что это тебе так приспичило? -- спросил Виктор Владимирович. -- У тебя же всё вроде бы есть - и квартира, и машина, и дача. Или какое-то своё дело решил организовать?
   -- Дела никакого я организовывать не буду, не до того, да и времени на своё дело у меня нет. Что касается квартиры, то она у меня действительно есть. А вот у сына её нет, а он сейчас живёт и работает в Киеве.
   -- Всё, понял, тогда других вопросов нет. Хотя, я неправ, один вопрос есть - сколько тебе нужно? У меня деньги есть, но они почти все в деле, наличных средств не так уж много. Я же не могу изымать деньги моей фирмы из процесса их оборота.
   -- Я это понимаю. Поэтому много не прошу. Как вы, наверное, догадываетесь, у меня есть бóльшая часть денег, необходимых на покупку квартиры. Но ещё часть нужно добавить, не хватает немного. Если вы сможете одолжить пару тысяч долларов, то и это для меня будет очень хорошо. Я их в течение полугода верну, под любые проценты. Просто мне сейчас срочно нужно, иначе квартиру уведут.
   -- Ты что, с ума сошёл? -- Горбунов в упор жёстко посмотрел на Алексея. -- Ты меня что, за ростовщика принимаешь? Какие проценты? Никаких процентов я с друзей не беру, да и с других тоже, поскольку если и даю в долг, то только тем людям, которых хорошо знаю. Да и по срокам я никаких требований не выдвигаю. Я же понимаю, что долги у тебя будут не только мне, а потому не так просто сразу всем вернуть в ближайшее время.
   Он немного посидел, о чём-то размышляя, а затем продолжил:
   -- Хорошо, деньги я тебе одолжу, именно две тысячи, поскольку больше, наверное, и не наскребу. Но одно условие у меня, всё же, будет.
   -- И какое же?
   -- Когда будешь мне возвращать деньги, то проведи их через банк. Ты знаешь, как это делается?
   -- Знаю.
   -- Вот и хорошо. Я не хочу купиться на подделки или какие-нибудь деньги от незаконных операций. Если же они пройдут через банк, то всё понятно - они чистые, законные. Не сложное для тебя условие?
   -- Нет, всё справедливо. В этом вопросе вы правы. Поэтому я вам обещаю всё так и сделать. Но мне это делать потом при вас?
   -- Зачем, слова достаточно. Ты же мне веришь, что я тебе одолжу чистые деньги, так почему я должен не доверять тебе?
   -- Извините, если обидел вас, я просто хотел всё уточнить. Виктор Владимирович, я вас не подведу.
   В итоге деньги уже следующим утром Позняков от Горбунова получил, а ещё через несколько дней дособирал, совместными усилиями с Галиной, и остальную часть необходимых средств, после чего сразу же Юрий приехал и забрал их. Ещё через пару дней присмотренная в Киеве квартира была оформлена на Юрия Познякова. Операция успешно завершилась, новоиспечённые молодожёны начали обживать своё личное гнёздышко, не забывая о том, что за него ещё им придётся некоторое время расплачиваться. Но теперь они с Людой стали уже полноправными киевлянами. А заботы о возврате долга сейчас ложились на плечи всего семейства Позняковых - и старшего поколения, и младшего. И никто из его членов не сомневался, что и с этой задачей они успешно справятся - человеку по плечу сдвинуть любые горы, были бы только желание, упорство и настойчивость.
  
  

ГЛАВА 20

Тяготы и радости работы

   Календарный год близился к своему окончанию, почти все главные задачи в семействе Позняковых были благополучно решены. Оставался открытым лишь один вопрос, разрешения которого нетерпеливо ожидал Алексей - получение аттестата доцента. Сейчас он с радостным замиранием сердца вспоминал события шестилетней давности, - как же быстро пролетели эти годы, - тогда, в 1991-м году, в самом конце года он вытянул, как сейчас ему казалось, при помощи Анатолия Грицая счастливый лотерейный билет. Как же удачно получилось, что тот сосватал его на работу в университет, тогда ещё институт. Правда, из училища он к тому времени всё равно уже ушёл, подыскивая в ту пору себе работу каким-нибудь охранником. В училище он свою работу над кандидатской диссертацией забросил, в итоге диссертацию так и не завершил, а на работе охранником о ней уже речи не могло быть. И каким же молодцом оказался Анатолий Васильевич Галкин, что заставил его снова взяться за неоконченную диссертацию. Какая же большая разница между работой простого охранника и доцента университета. А то, что он таковым в самое ближайшее время станет, у Познякова никаких сомнений не было. Алексею нравилась работа на кафедре, так же как и нравилось общение со студентами, от которых, несмотря на разницу в возрасте, всегда можно было почерпнуть много интересного, а иногда и нового для себя. Когда человек вращается лишь в кругу своих сверстников, то это зачастую и приводит к некой закостенелости в мышлении, а вот общение с молодым, энергичным поколением от такой напасти уберегает. Да, среди студентов порой немало разных баламутов, но и это не так уж плохо, лишь бы не было откровенно тупых, глупых студентов (но таковых единицы). Ведь баламут, помимо различных не особо лицеприятных трактовок (как, например, - болтун, подстрекатель или балагур), это ещё и возмутитель спокойствия или заводила, и очень часто совсем даже не в плохом смысле этих слов. Это просто энергичный человек, которому надоедает застоявшаяся, покрытая ряской, гнилая протухшая вода. Он ищет свежее русло, новое течение, его всегда тянет на поиски чего-то неведомого, при этом он нацеливает на такие подвиги и своих сотоварищей. Именно такие вот баламуты не дают чистой заводи, образовавшейся от быстрого, весело журчащего ручейка, превратиться в спокойное, но застоявшееся болото. От таких именно баламутов порой ты и черпаешь ту энергию, какая как бы омолаживает тебя и даже порой позволяет тебе выглядеть, да и чувствовать себя, значительно моложе своего истинного возраста.
   При этом Алексею, одновремённо с удовлетворением своей деятельностью на кафедре, начинала надоедать работа в учебном отделе. Нет, сама работа его не тяготила, она была привычна, хорошо изучена и особых тягостей ему не приносила. Его больше тяготили участившиеся обоюдные недопонимания со стороны того же ректора или некоторых деканов. Позняков сейчас вспомнил, как через пару лет его работы, тогда ещё в институте, в откровенной беседе с заведующим кафедрой начертательной геометрии Константином Ивановичем Горобченко (кафедра была расположена поблизости с учебным отделом) он услышал из уст того такие слова:
   -- Алексей Николаевич, ох и нелёгкая же у вас работа.
   -- Почему это? -- удивился Алексей, привыкший за много лет к подобному роду своей деятельности.
   -- Ну как же, вы ведь каждый день находитесь между молотом и наковальней.
   -- Это как?
   -- Наковальня - это мы, заведующие, рядовые преподаватели, иногда и благосклонные деканы, а вот молот - это уже строптивые деканы, но главное, это начальство - проректор и, конечно же, ректор. Очень трудно в таком положении сохранять равновесие, нейтралитет и объективность. Одни сверху давят, а совесть не позволяет закладывать этим верхам кого-то из низов.
   Сейчас Алексей думал о том, насколько же точным было это высказывание, на которое он в первое время не особо обратил внимание. Но с каждым проработанным днём оно всё больше и больше подтверждалось. С деканами у Познякова, несмотря на некоторые взаимные, чисто деловые препирательства, были неплохие отношения. Он подумал о том, что вот, например, уйди он сейчас из университета, вряд ли у кого из деканов останется о нём плохая память. То же самое можно было сказать и о нём в отношении деканов. Деканы, как и все люди в целом, имеют какие-то свои индивидуальные черты характера, к которым порой на первых порах нелегко приспосабливаться. Но постепенно ты узнаёшь человека лучше, привыкаешь к его характеру, вы оба в общении стараетесь как-то сглаживать острые углы - и всё входит в норму, устанавливаются пусть и не дружеские, но вполне нормальные рабочие и просто человеческие отношения. И почему лично ты, Алексей Позняков должен этого человека отдавать на заклание ректору. С Горбуновым у начальника учебного отдела установились неплохие отношения. Виктор Владимирович при этом был тоже не сторонник того, чтобы делиться какой-либо информацией о мелких провинностях сотрудников любого ранга университета с ректором - всегда можно разобраться и найти оптимальное решение и в своём узком кругу, зачем посвящать в подобные рабочие моменты самое высокое начальство.
   Но совсем другого мнения в этом вопросе был ректор. Ему не обязательно нужна была какая-нибудь жертва, но он хотел иметь полную информацию даже о самых мелких огрехах своих подчинённых. А потому постоянно спрашивал и Познякова, и Горбунова (и требовал от них информацию) о том, как идут дела у того или иного декана или заведующего кафедрой. До обычных преподавателей у него интереса было меньше, но если обнаруживалась в чём-то вина последнего, то спуска он не давал, порой дело доходило и до самых крайних мер. Вот эти попытки ректора выудить у проректора по учебной работе и начальника учебного отдела полную (зачастую именно негативную) информацию о руководителях тех или иных подразделений очень уж походила на склонение к прямому доносительству, что очень не нравилось ни Горбунову, ни Познякову. И они, насколько это было возможно, старались поменьше выкладывать ректору подобной информации, а когда какая-нибудь такая информация ректору уже была кем-то передана, то норовили хоть как-то дополнять её в более светлых тонах. Это не было укрывательством провинившегося, это была попытка уберечь последнего от ненужной расправы (реже), или от всенародного, так сказать, осуждения. Вообще, передача Константину Григорьевичу даже самой обычной информации было делом не особо благодарным, не в плане какого-либо поощрения. Дело ещё и в том, что у ректора была одна очень неприятная черта характера. Получив из уст какого-либо своего подчинённого, - начиная с рядового преподавателя (а были и такие, кто напрямую общался с ректором) и до проректоров, - информацию (она могла быть и совершенно невинной), Константин Григорьевич в какой-нибудь подходящий момент, по его усмотрению, вдруг заявлял: "А вот мне Андрей Петрович (Иван Иванович, Константин Анатольевич и т.п.) сказал по этому поводу, что...", -- далее передавалась сообщённая ему информация, слава Богу, что хоть не перекрученная, хотя бы до такого ректор не опускался. Но нетрудно было себе представить в этот момент лицо этого информатора ректора, а нередко он при этом присутствовал (поскольку чаще всего такие вот заявления из уст ректора звучали на Совете университета), или лица, сидящих рядом с ним коллег.
   При этом Оноприенко очень редко говорил, что просто обладает некой информацией, а потому он сейчас и говорит на эту тему и делает выводы. Со стороны казалось, что ректор просто опасался быть как бы крайним, не желал дать понять присутствующим, что некие новости исходят именно от него самого. Ему обязательно нужно было указать источник непроверенной информации, потому, что часто из полученной им информации действительно делались соответствующие выводы. Но так, наверное, бывало в большинстве случаев, когда подчинённых прямо или косвенно принуждали к разного рода нашёптываниям - ты неуверен, что тебе сообщают именно правду, и если нет возможности сопоставить, так сказать показания, то приходилось остерегаться. А это ещё и указывало на недоверие руководителя учебным заведением своим подчинённым. И всё это, как ни странно, приходило с возрастом, с опытом (а ректор уже полтора десятка лет находился на своём посту). У Познякова как-то ещё осенью, во время одной из совместных вечерних посиделок с семьёй Грицаёв возник короткий разговор на тему руководства университетом. Анатолий хотя и далёк был от дел, происходящих в верхушке университета, отлично (наверное, как и все другие рядовые преподаватели) замечал некие перемены в управлении их учебным заведением. Наверное, потому-то он в недавнем диалоге с приятелем согласно бросил фразу о том, что, мол, на ректора это похоже. Вот и в старом диалоге с приятелем (у женщин были свои разговоры) он подтвердил наблюдения Алексея, что Оноприенко со временем меняется не в лучшую сторону.
   -- Ты знаешь, когда Константин Григорьевич пришёл к руководству, то многие надеялись, что он будет хорошим руководителем. Оноприенко в ту пору ещё не был доктором, диссертацию он защитил позже, будучи уже на своём новом посту. Ему было тогда 45 лет, относительно молодой, как для руководства, но достаточно опытный преподаватель, заведующий кафедрой. Правда, некоторые отмечали в нём не очень-то хорошую черту карьеризма. А вот бывший ректор таким не был.
   -- А до него ректор был лучше?
   -- Сейчас уже точно можно сказать, что гораздо лучше. Тимофей Савович Дорошенко принял бразды управления институтом где-то в начале 50-х годов, в каком году я точно не знаю. Да, именно так, это было наверняка в 52-53-м году, поскольку он руководил институтом двадцать лет. Дорошенко был хорошим руководителем и добрым человеком, справедливым. Но это и не удивительно, он был фронтовиком, а в среде боевых товарищей понятие справедливости, открытости, честности и бескорыстности было как бы отождествлением партнёра, с которым ты идёшь в бой. Это были люди, которые всегда помогали другому человеку, даже незнакомому, и после войны старались отдавать все силы на то дело, что ему поручали, старались делать его как можно лучше. Наш теперешний ректор не из этой когорты.
   -- Ну, почему? Он ведь тоже много сделал для развития института, который теперь уже университет, специальностей вон сколько.
   -- Тимофей Савович в этом плане тоже очень много сделал. Он реформировал наш институт, именно при нём наше учебное заведение стало инженерно-строительным институтом. Это произошло в 1961-м году, я как раз тогда поступил на первый курс и смог выбрать себе мою нынешнюю специальность. Ведь при этом количество специальностей из всего одной возросло до шести.
   -- А он был специалистом в какой отрасли, точнее, по какому направлению специализировался?
   -- Строительная механика. По его учебникам или учебным пособиям студенты до сих пор учатся.
   -- Ну, а что касается настоящего времени, то мы имеем то, что имеем. Сами же выбирали ректора. Он ведь уже два или три срока возглавляет университет.
   -- Да, третий срок у него заканчивается. Нет сомнения, что и на четвёртый его переизберут.
   -- Наверняка, сторонников у него много, а ещё больше подхалимов. Я видел, как его в этом году поздравляли с днём рождения.
   В этом году ректору исполнилось 63 года, и 17 сентября, в день его рождения в приёмной (как и обычно в такой день, а уж особенно 3 года тому назад, на его 60-летие) было столпотворение, подобно тому, какое происходило в дни приёма набора новых студентов, только здесь уже были в основном сотрудники университета. При этом многие стояли с цветами и различными свёртками, и самым интересным было то, что таковыми в основном были рядовые преподаватели. Проректоры, деканы и заведующие кафедрами просто официально, но тепло поздравляли ректора, но свёртков или кульков при себе не имели. Конечно, можно было ожидать, что последние будут дарить подарки уже вечером, на банкете в честь такого события. Но, как рассказывал позже Горбунов, на торжествах у ректора в основном были родственники и гости из города, из сотрудников университета на банкете присутствовали только он да проректор по научной работе. Так что не зависело такое повышенное уважение от того, приглашён ли ты на торжества или нет.
   -- Я догадываюсь, каждый год это происходит. Конечно, поздравлять нужно, но всё хорошо в меру. А что касается переизбрания, да и вообще выборов на местном уровне, то всё происходит точно так же, как и при выборах на государственном уровне. Надеешься на лучшее, а получается как всегда.
   -- Союз приучил нас голосовать за того, кого нам подсовывали, без каких-либо вариантов, -- задумчиво протянул Алексей.
   -- Ну, сейчас уже всё это не совсем так - выбор мы имеем. При Горбачёве уже подобная демократизация общества произошла.
   -- Тогда, тем более, сами виноваты в том, какие руководители нам достаются. На этот счёт существует такая фраза, ты её наверняка знаешь: "Каждый народ имеет то правительство, которого заслуживает".
   -- Знаю, конечно. Это то ли Маркс сказал, то ли ещё кто-то. Не помню уже.
   -- Да нет, как раз не Маркс, хотя приписывают это высказывание действительно ему. Оно имеет куда более глубокие корни. Это выражение принадлежит Жозефу де Местру, посланнику Сардинского королевства при русском дворе.
   -- А ты знаешь, что сказал по этому поводу, точнее не просто о руководителях, а о правительстве государств известный американский экономист Милтон Фридман?
   -- Нет, не знаю. И что же?
   -- Он выразился так: "Правительства никогда ничему не учатся. Учатся только люди. Правительственное решение проблемы обычно хуже самой проблемы". Он, кстати, лауреат Нобелевской премии конца 70-х годов.
   -- Наверное, он правильно сказал. Порой решения принимаются такие, что диву даёшься. Хотя, их пытаются, конечно, капитально обосновывать.
   -- Это ещё хорошо, если обосновывают, чаще подают его на блюдечке, совершенно не обосновывая. Что наш ректор обосновывает? Он обосновывает постоянные замены деканов или проректоров? Да тебе-то лучше знать.
   -- А вот это точно. Насколько мне известно, назначения проректоров и деканов должно обсуждаться на Совете учебного заведения, и на нём же приниматься коллегиальное решение.
   -- О какой коллегиальности ты говоришь? У нас одна коллегиальность - слово ректора. И всё, никаких возражений.
   -- Да, на Совет, конечно, подобные вопросы иногда выносятся, но фактически просто для утверждения, когда та или иная кандидатура ректора уже работает на указанном Оноприенко месте.
   -- А что там непонятного, ректор подбирает угодных себе людей.
   В общем, всё больше и больше Позняков стал убеждаться в том, что дальнейшая работа на посту начальника учебного отдела особой радости приносить ему не будет. Он порой и в училище чертыхался от повышенной загруженности, различной чехарды и единичных раздоров с преподавателями (с начальством отношения складывались более-менее нормальные). Но там у него никогда не возникало желание покинуть этот пост, такое решение у него появилось только тогда, когда он (да и все в училище) понял, что дальнейших перспектив их военное учебное заведение не имеет. А вот сейчас Алексей всё чаще стал задумываться о том, чтобы оставить это место и работать рядовым преподавателем на кафедре. Надоела ему вся эта суета и в последнее время, как ему казалось, какие-то не совсем приятные отношения, по крайней мере. И он уже более определённо подумал о том, что более двух, от силы трёх лет он на этом месте не продержится - уйдёт сам или, найдя какой-нибудь повод, его уволит ректор. Конечно, лучше уйти самому, но возможно ли это? Во-первых, как он слышал, да и, проработав уже почти шесть лет в должности начальника учебного отдела, уже убедился в том, что ректор по собственному желанию никого не отпускает. А во-вторых, опять-таки старый вопрос, приходивший в голову ранее - если и отпустит, то только ли с этой должности или уволит и с должности преподавателя кафедры. Как, мол, пришёл в университет - так и уходи. А вот этого Познякову очень не хотелось, тем более, если в скором времени получит звание доцента. После этого работай в своё удовольствие, но получится ли? И Алексей решил подождать действительно пару лет (если только удастся), чтобы закрепиться на кафедре. Например, через пару лет будет выпуск по новым специальностям, и к тому времени он должен показать себя необходимым для кафедры. Тогда уже можно будет думать о кардинальных переменах в его университетской деятельности.
   В средине декабря Позняков наконец-то получил долгожданный аттестат доцента. Сначала, неделей ранее о выписке аттестата пришло сообщение в университет, а потом уже Секретарь совета, с оказией привезла его из Киева и вручила Алексею. Естественно, это событие не могло пройти незамеченным на кафедре. И вновь, как и два года назад, почти в то же самое время, Алексею пришлось устраивать вечеринку по поводу обмывания аттестата. Пришлось - наверное, не самое подходящее слово, потому что Познякову и самому хотелось этого, он хотел высказать слова благодарности заведующему кафедрой и всем тем сотрудникам кафедры, которые ему помогали (и делами, и просто словами поддержки).
   Сабантуй на кафедре проходил в пятницу (перед выходными днями) 26 декабря, после четырёх часов, и был он одновремённо посвящён и проводам старого, довольно успешного для Познякова года - и сын женился, и он сам стал доцентом. На этом вечере и слова благодарности в адрес Анатолия Васильевича Галкина, а также в адрес коллег Алексеем были высказаны, и стол был накрыт подобающим образом. Он был накрыт так, что сотрудники кафедры удивились ассортименту блюд и количеству спиртного. С готовкой блюд постаралась, конечно, супруга Алексея, которая тоже находилась на этом торжестве. Все эти блюда (вместе с горячими) подвёз вместе с матерью сын виновника торжества (самому Алексею это было, естественно, не с руки), который на фирме уже имел служебную машину для различных поездок, на ней он и навестил родителей перед Новым годом - фирма уже отмечала Рождество. Галина, накрыв столы, собиралась с сыном вернуться домой, но кафедралы её не отпустили - она так и осталась праздновать вместе с мужем, Юрию же пришлось возвращаться в родительский дом одному, там его ждала супруга Людмила.
   Что касается спиртного, то некоторые даже высказывали опасения, что выпив всё это, им придётся и ночевать в стенах института. Правда, другие тут же возразили, что с такой закуской никто пьяным точно не будет. Несколько удивил всех юморист Николай Шебурин, который в адрес сомневающихся бросил такую фразу:
   -- Знали, что сабантуй будет, нужно было готовиться
   -- Как это, готовиться?
   -- Очень просто, прививку делать.
   -- Какую ещё прививку? Коля, ты что, имеешь в виду кодирование от алкоголизма, что ли? Да, тогда точно мы бы не опьянели, потому что и пить-то не могли.
   -- Нет, прививка, это в смысле именно подготовки к принятию спиртного. Вот детям делают прививки от различных болезней, да и вы сами делаете, например, прививки против приближающейся эпидемии гриппа. Так можно сделать и прививку против приближающегося опьянения.
   -- Всё шуточки твои?
   -- Ничуть. Есть такой метод и суть его такова. Чтобы не опьянеть, часов за 4-5 до начала мероприятия, необходимо выпить небольшое количество спиртного. В среднем, грамм 100-150 водки или эквивалентное количество чего-либо другого. Нужно дать организму почувствовать действие спиртного и дождаться, когда оно кончится. Но затем надо обязательно плотно закусить. После этого можно пить достаточно много - организм уже имеет ресурсы, чтобы справиться с алкогольной атакой. Точно так же, как, например, и в случае с гриппом.
   -- И что, всем твой метод подходит?
   -- Ну, не всем, конечно, но многим, по крайней мере, тем, у которых достаточно здоровый организм. Осуществление такого рода процедуры позволит затормозить процесс всасывания алкоголя в кровь через стенки желудка. Для женщин он, наверное, не очень подходит, а вот для мужиков - вполне.
   -- Есть намного проще способ, чтобы уберечься от опьянения, -- отозвался Галкин. -- Например, перед застольем нужно съесть бутерброд с маслом и икрой, сам кусочек масла или сала, свинины, или осетрины. Заблаговременно проглоченный жир затормаживает действие алкоголя на 40-45 минут.
   Тут и другие кафедралы начали приводить примеры подобного подготовительного мероприятия: "Можно также выпить чашку хорошо заваренного чёрного или зелёного чая с мятой", "Или чёрного кофе", "Или чая с лимоном - лимон в чае и кофе тоже отчасти нейтрализует алкоголь", "А ещё перед застольем можно выпить биодобавку "Нутриклинз", она уже года два как появилась в Украине. Только после застолья этот приём "Нутриклинза" лучше повторить - при этом лёгкое опьянение быстрее проходит".
   -- Так, -- приостановил эту шумиху с улыбкой на устах заведующий, -- как вы все хорошо осведомлены о процессе, в котором нам предстоит принять участие. Всё, о чём вы здесь говорили, конечно, верно, только не следует забывать, что всеми перечисленными вами методами алкогольное воздействие не нейтрализуется, а в основном затормаживается, и это следует учитывать.
   -- Слушайте, мужчины, -- вступила в разговор одна из сотрудниц кафедры. Женщины до этого в обсуждении злободневной темы не участвовали, -- глядя на вас, можно подумать, что вы все алкоголики. Или, по крайней мере, готовитесь ими стать.
   -- Да ничего подобного, -- возразил ей старший преподаватель кафедры Богдан Андреевич Лановой, -- никто из нас не алкоголик. Всё это просто к слову говорилось. А различные торжества за столом бывают и покруче нашего. Я вот бывал пару раз в Грузии, у меня там есть знакомые. Какие там проходят застолья, я думаю, вы все наслышаны. Так вот, вы знаете, как там к таким мероприятиям готовится тамада? Он ведь должен руководить застольем, провозглашать тосты и первым поднимать свой бокал. И, главное, он не может пропустить ни одного поднятия бокала, то ли после своего тоста или после тоста кого-либо из гостей. Но тамада на грузинском застолье никогда не пьянеет. Напиться за грузинским столом - вообще позор, а уж если напьётся тамада - то это позор неслыханный.
   -- И как же тамада готовится?
   -- Готовится он следующим образом. За пару часов до застолья тамада выпивает стаканов 10 горячего какао и съедает около 500 грамм сливочного масла. Обычно берётся столовой ложкой масло, размешивается в стакане с какао и содержимое выпивается. Этим самым тамада смазывает своё нутро, чтобы алкоголь не впитывался в стенки желудка и не попадал в кровь.
   -- Да, ничего себе! - десять стаканов какао с маслом. Не каждый это и сможет.
   -- А тамадой-то и не каждый может стать.
   Алексей, тоже с улыбкой на устах, выслушивал все эти теоретические дебаты, предшествующие процессу практическому, пока что не принимая в них участия. Редко когда увидишь, чтобы общество собралось за хорошо накрытым столом и вместо того, чтобы поскорее наполнить рюмки, занималось обычными словоизлияниями, которые ничего общего не имеют с тостами. Затем, когда все немного приутихли, он произнёс:
   -- Можно я на правах как бы именинника подобью итог под вашими выступлениями и процитирую одно четверостишье? Все вы наверняка знаете, не лично, такого замечательного поэта как Расул Гамзатов. Он не грузин, но тоже горец - дагестанец, а точнее авар, или аварец, не знаю как правильнее. Так вот он сказал:
       Пить можно всем -
       Необходимо только
       Знать, где и с кем,
       За что, когда и сколько!
   -- Хорошо сказано, -- продолжил он. -- Мы все знаем друг друга, знаем, за что будем пить, и надеюсь каждый знает какова его мера. Все условия мудрого Расула выполняются, так что давайте наполним наши рюмки и выпьем сначала за наш дружный коллектив. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
   Именно с этих слов песни, быстро ставшей очень популярной, барда Олега Митяева и началось застолье, посвящённое и наступающему вскоре Новому году, и чествованию прибавлению на кафедре ещё одного доцента. Вечер прошёл очень хорошо, все были веселы, вместе с тем, конечно, и навеселе, но вот перебравших среди этого весёлого общества никто заметить не мог. Наверное, все эти предзастольные речи отложились в памяти каждого и все старались держаться на уровне. Расходились они по домам все вместе, долго прогуливаясь пешком (хотя спустя время имелась возможность и подъехать).
   А далее, с начала нового календарного года у Познякова уже имелась значительная прибавка в окладе - и на кафедре, и в учебном отделе (влияя и на ректорскую надбавку). Но, честно говоря, Алексея не сколько так уж особо радовал его повышенный оклад, сколько моральный аспект - своим настойчивым трудом он смог заработать учёную степень и звание. Для университета в целом, и даже для кафедры, это не особо значимое событие, но вот для конкретного человека... В общем, год завершался для Познякова явно на мажорной ноте, так же, как начинался и новый, и была надежда, что наступающий год, по крайней мере, будет не хуже предыдущего.
   Начался новый календарный год для Алексея и в самом деле вполне нормально, не было никаких проблем ни в учебном отделе, ни на кафедре - всё протекало в обычном, уже установленном русле. Были дни достаточно загруженные, но были и более-менее свободные - в общем, всё как всегда. Январь, несмотря на свой статус свирепого деда Мороза, пролетел как-то незаметно. Нормально прошла подготовка к зимней сессии, да и сама она не принесла неожиданных результатов. Мало беспокоил начальника учебного отдела по различным вопросам и ректор.
   Уже третий месяц на подготовительном отделении занимался племянник Познякова Борислав. Его дядя пару раз справлялся у Евгения Пашкова о состоянии дел его подопечного, и тот его обнадёжил:
   -- Ты знаешь, занимается он нормально, я даже не ожидал такого, после того как он пролетел на экзаменах. Ты был прав, он, может быть, и не семи пядей во лбу, но очень старательный, прилежный. И, главное, он очень ответственный парень, из него выйдет хороший студент. Я думаю, в дальнейшем он тебе никаких проблем не создаст. А то, что он в этом году станет студентом, никаких сомнений не вызывает.
   Поэтому Алексей был спокоен по поводу учёбы племянника. Если Любомир был жгучим брюнетом, просто стройным парнем среднего роста и немного хитроватым по натуре, то его кузен был довольно привлекательным парнем для девчонок - высокий, стройный, светловолосый. На лице Любомира порой могла красоваться эдакая лукавая, а иногда и снисходительная улыбка. Он хорошо знал себе цену, а потому мог вести себя в обществе и студентов и преподавателей довольно раскованно. А вот Борислав был немного робок и бесхитростен. Но зато он был открытым, честным парнем, и это очень привлекало к нему окружающих. В общем, всё шло нормально.
  
  

ГЛАВА 21

Новые фортели

   Заключительный месяц зимы неожиданно преподнёс Познякову сюрприз там, где он его не ожидал. В один из дней на большом перерыве в дверь учебного отдела робко протиснулась стройная фигура Борислава. Занятый делами Позняков, не обратил внимания на то, кто там вошёл в отдел - за день в учебном отделе могло побывать пару десятков человек, и многие из них по своим делам не обязательно обращались лично к нему. Оторвала от дел Алексея сидевшая за столом по правую руку Лидия Фёдоровна:
   -- Алексей Николаевич, к вам ваш племянник пришёл, -- Борислав всё так же робко стоял у двери.
   -- А, здравствуй, Борислав. Подожди меня, я через пару минут выйду.
   Когда Алексей вышел из отдела и подошёл к племяннику, тот нерешительно обратился к нему:
   -- Дядя Лёша, меня вызывали в военкомат.
   -- Ну, это понятно. Ты же призывного возраста, в школе ведь тоже на комиссии ходил.
   -- Ходил. Но сейчас меня по-другому вызывали.
   -- Как это по-другому? -- не понял Позняков
   -- Ну, совсем по-другому вопросу.
   -- Так, и по какому же? -- спросил Алексей, уже предчувствуя ответ племянника, у него даже неприятно пробежали мурашки по спине.
   -- Сказали, чтобы я готовился к армии. В конце апреля или в мае заберут в армию.
   -- Но ты же сказал, что учишься в университете? -- этот вопрос был явно излишним - повестку-то военкомат прислал на университетское общежитие, или на деканат подготовительного отделения.
   -- Конечно, говорил. Но они ответили, что я ещё не учусь, а только готовлюсь к учёбе. А потому на меня отсрочка от призыва не распространяется.
   -- Да, вот это дела, -- протянул Позняков. -- Хорошо, можешь быть свободным, я с этим вопросом постараюсь разобраться.
   Борислав направился в одну сторону, а его дядя в другую - не заходя уже в отдел, он поспешил к подготовительному отделению. Пашков был на месте, в своём кабинете.
   -- Привет, Женя!
   -- Привет, Алексей! С чем пожаловал? У твоего племянника проблем нет. Или на носу уже новый в этом году?
   -- Нет, нового вроде бы не предвидится, а вот у старого, точнее у того, что у тебя занимается, как раз возникли проблемы.
   -- Оп-па, и какие же? Почему же я не знаю?
   -- Не знаешь, а должен бы вроде знать, -- подколол приятеля Позняков. -- Правда, эти проблемы совсем не в плане его учёбы. С военкоматом у него проблемы, светит ему в мае месяце армия.
   -- Да ты что?! Вот это дела!
   -- Вот и я о том же. Что, на подготовишек льготы по призыву не распространяются?
   -- В общем-то, да - не распространяются.
   -- Что ж ты мне не сказал?
   -- Да я как-то и позабыл об этом. У нас эти года никого в армию с отделения не забирали.
   -- А Борислава почему тогда теребят?
   -- Понимаешь, у нас ведь не так уж много ребят пришло со школьной парты, и у них, вероятно, дата рождения позволяет проскочить им весенний призыв. Про тех, кто пришёл к нам после армии или с производства, я уж и не говорю. Кроме того, много ведь у нас и девчонок. Так что кандидатов на армию, наверное, не так уж и много.
   -- Что-то не верится мне, Женя, что у всех бывших ребят-школьников так удачно сложилась дата рождения. Хотя бы даже с точки зрения теории вероятности.
   -- Ты, скорее всего, прав. Вряд ли это так, я анализ не проводил. Но никогда и не занимался военкоматскими делами. И, тем не менее, никого в армию у нас не забирали. Всё-таки претендентов на армию у нас не так уж много. А у тех немногих, которым реально светила армия, наверняка вопросы с военкоматом улаживали родители.
   -- Да, наверное, -- угрюмо протянул Алексей. -- Но моему племяннику в этом вопросе родители не помогут. Его призывают в нашем городе, а родители находятся за тридевять земель.
   -- Значит, тебе самому нужно подсуетиться. Ты же бывший военный, у тебя наверняка есть знакомые в военкомате, или есть они у твоих друзей, в конце концов. Твоему племяннику ведь нужно будет просто переждать всего пару месяцев - в конце июня он точно уже станет студентом.
   -- Да, всё это ложится на мои плечи. Ничего не поделаешь, ты прав - нужно будет мне самому искать какую-нибудь лазейку.
   Расстроенный Позняков попрощался с Евгением и направился к себе в отдел, по дороге обдумывая, к кому же в первую очередь ему обратиться по этому вопросу. Да, друзья в училище у него, конечно, были, как было и много просто знакомых, с которыми он тогда поддерживал неплохие отношения. Но вот у кого из них имелся выход на областной или городской военкомат, он не знал - не было у него ранее нужды решать какие-либо вопросы, связанные с призывниками. Да и зачем нужно было отмазывать кого-нибудь от армии, если именно к ним в училище шли такие молодые кадры. Но о том, что с военкоматом у многих его сослуживцев связи имеются, тоже сомнений не вызывало - нередко в служебных разговорах, а то и просто в обычном трёпе на отдыхе, упоминались некие связи с тем или иным военнослужащим из военкомата. Да и отчисляющиеся из училища курсанты прямиком направлялись в то учреждение, если только они не попали в училище именно после прохождения срочной службы. Несколько раз с подобными вопросами побывал в военкомате и сам Позняков. Правда, особо дружеских связей с военнослужащими военкомата у него не было - обычные деловые отношения. Да и было это уже достаточно давно, он ведь из училища уже ушёл 6,5 лет назад, да и года 3-4 до того не бывал в военкомате. В общем, с той поры прошёл добрый десяток лет - знакомые военкоматчики могли уже и уйти в отставку. -- "Жаль, что сейчас по горячим следам, прямо в университете, нельзя поговорить с Николаем Птушко, -- подумал Алексей. Военную кафедру давно уже расформировали. Правда, в последнее время поднимался вопрос о её воссоздании, только уже не в стенах университета, а на базе какого-нибудь ещё действующего военного училища. -- Ладно, -- вздохнул Позняков, -- вечером из дому позвоню кому-нибудь из бывших сослуживцев и переговорю на эту тему".
   Работы в отделе в этот день у Познякова хватало, а потому на время вопрос помощи племяннику улетучился из головы начальника учебного отдела. Но, вернувшись после работы домой, Алексей о нём тут же вспомнил и, пока Галина копошилась на кухне с приготовлением ужина (а пришёл он домой уже в районе семи часов вечера), начал рыться в ящиках письменного стола в поисках своей старой записной книжки. Книжечку он отыскал и нашёл номер телефона Василия Наумова, с которым в училище был наиболее дружен, несколько раз бывал и у него в гостях, как и тот у него. Трубку поднял сам приятель:
   -- Алло, слушаю.
   -- Вася, добрый вечер! Это тебя беспокоит Алексей Позняков.
   -- О, привет, дружище! Сколько лет, сколько зим. Что-то ты давно не звонил.
   -- Да, а вот ты меня прямо засыпал звонками, -- пошутил Алексей.
   Они ещё немного так же шутливо попикировались друг с другом, потом начали узнавать о здоровье и делах другого. Василий, это Позняков знал из более ранних бесед с приятелем, ушёл из училища вслед за Алексеем и уже года четыре работал снабженцем в одной из частных компаний по производству бронированных дверей, решёток и прочего. Наконец, Наумов протянул:
   -- Ладно, ты мне по какому-то делу звонишь или просто для того, чтобы пообщаться?
   -- И то, и другое. Приятно поговорить со старым приятелем, но есть и дело. И дело, на мой взгляд, не такое уж простое.
   -- Так, давай выкладывай.
   -- Мне нужен выход на какого-нибудь влиятельного человека из военкомата.
   -- Отмазать от армии нужно кого-либо? Сын у тебя, как я понимаю, по возрасту в эту категорию уже не попадает, значит кого-либо из родственников?
   -- Точно. Нужно помочь моему племяннику.
   -- Ясно. Вообще отмазать? Тогда это действительно не просто.
   -- Нет, всего на два-три месяца. В июне он будет уже студентом.
   -- А-а! Тогда это ерунда, вполне решаемое дело. Конечно, хорошую торбу всё равно придётся готовить, но всё будет о'кей.
   -- Ты так думаешь? С торбой-то не проблема, но точно можно вопрос так просто решить?
   -- Уверен. Я примерно в курсе подобных вещей, рассказывали мне. Нет ничего проще для работников военкомата - на какое-то время, переложить, так сказать, нужную папку с делами призывника с одной полки на другую. И всё. Через время эта папка вновь появится на прежней полке, но поезд, как говорится, уже уйдёт.
   -- Понятно. А знакомые у тебя в военкомате имеются?
   -- Увы, нет. Ранее, были, да и то не в том отделе.
   -- А кто может помочь в этом вопросе, не знаешь?
   -- Знаю. Обратись к Владимиру Беляеву. У него там точно есть нужный тебе человек: то ли его кум, то ли сват или зять в военкомате работает. Я думаю, он поможет. Ты же с Володей в нормальных отношениях был.
   -- Да, в нормальных. Хорошо, спасибо, сейчас буду надоедать уже другому своему сослуживцу.
   Приятели распрощались, после чего Алексей стал вновь рыться в своей записной книжечке. Нашёлся в ней и телефон Беляева - адреса своих сослуживцев по училищу он записывал редко, поскольку чаще всего (кроме двух-трёх человек) общался с ними в свободное время на уровне телефонной связи. Беседа с Беляевым немного затянулась, поскольку после ухода из училища, сослуживцы не виделись, а потому много времени занял обмен новостями. Но Владимир твёрдо пообещал помочь Познякову. Правда, для этого ему нужно было сначала поговорить со своим зятем. Но через пару дней к тому в военкомат зашёл уже сам Алексей, и важный для него, а главное, для племянника вопрос был улажен. На следующий день Позняков сам разыскал в университете Борислава и сообщил тому радостную весть, за что удостоился слов горячей благодарности.

* * *

   А далее, как обычно, потянулись ничем вроде бы неприметные рабочие деньки. Непримечательные для Познякова, но кто его знает, какими они были для остальных сотрудников и студентов университета. Впрочем, вскоре в эти, не особо богатые на запоминающиеся событиями дни вклинилось некое разнообразие, и отнюдь не очень-то для всех приятное.
   Вначале, в один из рядовых вторников средины марта, прямо с утра по университету пронёсся какой-то слушок о том, что вчера вечером в одном из корпусов произошло какое-то ЧП. Конкретно никто ничего сказать не мог, версии строились самые разнообразные. На первых порах Алексей не обратил внимания на то, что ему негромко поведали всезнающие сотрудницы учебного отдела - мало ли какие побасенки рассказывают друг другу обитатели их учебного заведения. Однако нет шума без огня, вскоре он понял, что действительно в этих слухах что-то есть. Он отметил не совсем обычную ситуацию в приёмной ректора, когда наведывался к проректору Горбунову. Посетителям, которые пытались попасть к ректору по рабочим вопросам, секретарь втолковывала, что ректор занят, и никого принимать не будет. На самом же деле он принимал посетителей, но только избранных, и таковыми не являлись какие-нибудь ВИП персоны. Это были обычные заведующий одной из кафедр, заведующий лабораторией этой кафедры, декан факультета, в состав которого входила кафедра, да инспектор по технике безопасности и охраны труда. Вот его-то присутствие в составе других лиц, которых вызывал к себе Оноприенко, и позволяло думать о том, что в университете и в самом деле что-то стряслось. Впрочем, вскоре всё прояснилось - в лаборатории кафедры, на которой работали вызванные ректором лица, была разлита ртуть. И разбит был не просто термометр или пролили ртуть из приборов, подобных манометрам в лаборатории кафедры "Теплотехника и газоснабжение", а в гораздо большем количестве. Учебный мастер, перенося из одной лаборатории в другую стеклянный резервуар с ртутью, по неосторожности упустил его и разбил о кафельный пол коридора цокольного этажа корпуса.
   Познякову было непонятно только одно: зачем в лаборатории кафедры, которая занимается вопросами сельскохозяйственного строительства, нужно такое большое количество ртути? Да, ртуть имеет большое значение в лабораторной практике. Она применяется в термометрах, манометрах, всевозможных регулирующих устройствах и затворах. В лаборатории могли также использоваться электролиз с ртутным катодом, монтироваться колонки с амальгамированными металлами, каломельный электрод сравнения или ртутно-кадмиевый элемент Вестона. Но тот же процесс электролиза с ртутным катодом в основном имеет место при получении хлора и едкого натра (гидроксид натрия, каустическая сода, каустик, едкая щёлочь), являясь самым лёгким и удобным электрохимическим методом в производстве этих химических элементов. Но ведь в лаборатории кафедры ничего подобного не производилось, разве что для исследований нужно было незначительное количество этого жидкого (в нормальных условиях) металла. Значит, просто в лаборатории кафедры эта ртуть хранилась с давних времён, своевременно не списанная - оставили, как это обычно бывало, на всякий случай, про запас. Вот теперь этот запас и вылез боком.
   А ведь пары ртути очень опасны. Они не имеют цвета, запаха и никак не ощущаются организмом. Даже при небольшом количестве ртути её пары способны быстро насытить невентилируемое помещение и проявить своё токсическое действие. Ртуть относительно легко проникает сквозь многие строительные материалы - различные бетоны и растворы, кирпич, строительные плитки, линолеум, мастики, лакокрасочные покрытия и прочие субстанции. Если разбивается ртутная лампа дневного света или градусник, то и такое, вроде бы незначительное, количество ртути может находиться в помещении в течение нескольких лет и оказывать отрицательное влияние на здоровье. Если, к примеру, один малюсенький шарик в 0,5 г ртути (по объёму в 13,6 раза меньший за такую же массу воды) закатится, к примеру, под батарею, то он довольно быстро превратится в пары ртути. И тогда в небольшой герметично закрытой комнате объёмом, например, 60 м3 (площадью 20 м2 при высоте 3 м) концентрация паров ртути составит 8,3 мг/м3. И это при том, что предельно допустимая концентрация паров ртути для жилых помещений составляет всего 0,0003 мг/м3. Пусть даже максимальная разовая ПДК имеет намного большее значение - 0,01 мг/м3. Но всё равно разница колоссальная!
   О неприятности, случившейся в университете, Позняков узнал ещё и напрямую со слов ректора. Правда, нельзя сказать, что эта информация была подробной, скорее, наоборот - до этого новости, хотя порой и несколько противоречивые, были более широкими. Ректор во второй половине дня, вызвав к себе проректора по учебной работе и начальника учебного отдела, не особо распространялся на эту тему, он ограничился тем, что поставил им задачу на ближайшие дни.
   -- Так, вы уже наверняка знаете о ситуации на одной из наших кафедр, -- довольно хмуро начал он свой разговор. -- Я имею в виду пролитую ртуть. Выводы из этой истории я сделаю сам. Вам же сейчас предстоит организовать работу по очистке помещений, прилегающих к известной лаборатории.
   -- Мы что, сами будем проводить очистку помещений? -- удивился Горбунов.
   -- Нет, не сами. Хотя лучше было бы, если именно сами это делали. Справились бы. Но теперь уже самим не получится.
   -- А почему не получится?
   -- Да потому что этот идиот Сидорычев успел уже сообщить о пролитой ртути в областное управление по чрезвычайным ситуациям. Я думаю, что до самого министра эта новость ещё не дошла, но в Киеве некоторые лица из министерства уже, наверное, знают об этом. Прославимся теперь на всю Украину, -- тяжело вздохнул Оноприенко.
   -- Да неужели у Згуровского нет других дел, как только оповещать о таком случае другие ВУЗы? -- удивился Позняков. С ноября 1994-го года Министерство образования и науки Украины возглавлял Михаил Захарович Згуровский.
   -- Да не о том я министре и Министерстве говорю, -- резко оборвал его ректор. -- Я имею в виду МЧС и его министра Кальченко. -- Валерий Михайлович Кальченко (с осени 1996-го года и по настоящее время) был Министром Украины министерства по вопросам чрезвычайных ситуаций и по делам защиты населения от последствий Чернобыльской катастрофы. -- Сидорычев доложил не в наше министерство, а по своему ведомству. Хотя, я уверен, что об этом в нашем Министерстве тоже узнают и, возможно, какую-то бумагу подготовят. Имею в виду - типа предупреждения другим ВУЗам. А нас конечно "по головке погладят", -- иронично завершил ректор.
   Валерий Петрович Сидорычев работал инспектором по чрезвычайным ситуациям вместе со старшим инженером по охране труда Евгением Григорьевичем Коренным.
   -- Ладно, -- продолжил Константин Григорьевич, -- разговор сейчас не о том. Проводить дезактивацию помещений, или как там называется этот процесс, по-моему правильно, демеркуризацию, будут естественно специалисты - из нашего областного управления. Они будут у нас завтра утром, с 10 часов. На тебя, Виктор Владимирович ложится обязанность помочь им в организации этого процесса - показать "что" и "где" и выполнять все их распоряжения. Удовлетворять, так сказать, все их запросы и вопросы.
   -- А что говорить о самом инциденте?
   -- Да ничего. Они никакими расспросами, я думаю, заниматься не будут, не их это дело. У них есть своя конкретная работа. Это я так просто о вопросах сказал, имея в виду, вдруг у них возникнут вопросы, например, где вёдра, щётки, тряпки или воду брать. Хотя, они, конечно, со своим инвентарём придут. Ну, а где вода, ты естественно покажешь. И где проводить очистку помещений, это вы уже решайте вместе с виновником происшедшего, Сочновым, -- Михаил Иванович Сочнов был грамотным, исполнительным человеком, в своё время работавшим и начальником учебного отдела, и проректором по АХЧ, но обладал несколько резковатым и неуживчивым характером. Вот сейчас он и работал заведующим пресловутой лабораторией.
   -- Так, мне всё ясно. А на время работ отселять сотрудников лаборатории и прилегающих помещений? -- спросил Горбунов.
   -- Да, конечно. И вот этим займётся Позняков. Алексей Николаевич, на тебе этот вопрос. Пусть твои девчата готовят небольшое распоряжение о том, что на время демеркуризации все сотрудники, работающие на этом этаже и этажом выше, должны будут перейти в другие помещения.
   -- А куда именно?
   -- На кафедры, в лаборатории, если они есть в других места. На худой конец, пусть посидят пару дней дома. Только это, конечно, в распоряжении не отражай, устно доведёшь до их сведения. Ничего страшного, если десяток-другой человек не выйдут на работу в течение пары дней - и так нередко прогуливают. И уже сегодня пусть расходятся по домам, до конца рабочего дня осталось не так много - часа три.
   -- Константин Григорьевич, -- вмешался в разговор Горбунов, -- наверное, всё же, следует весь корпус закрыть. Пары ртути летучи, лучше поберечься, чтобы потом сотрудники не обвиняли нас в том, что заболели, просиживая в своих кабинетах. И студентов, у которых занятия в этом корпусе, на дни очистки помещений освободить от лекций и лабораторок.
   -- Ты, наверное, прав. Хорошо, -- и уже в сторону Познякова, -- тогда ты пиши распоряжение о том, что на время очистных работ корпус вообще освободить от сотрудников. Правда, с одним исключением.
   -- Каким?
   -- Деканат, -- в этом корпусе находился один из деканатов университета.
   -- Но там ведь тоже люди? -- удивился Алексей.
   -- А то я не знаю. Но деканат должен работать, хотя бы в урезанном режиме. Могут возникать различные срочные вопросы. На пару дней пусть там работают по очереди - например, декан и одна из секретарш, потом - зам. декана и методист. Пускай на это время надевают марлевые маски. А время? -- он задумался, -- давайте с 11:00 и до 16:00. Всего пять часов, период, в который входит и большой перерыв между парами.
   -- Понятно.
   -- Теперь о студентах. Я до этого ещё просто не дошёл. Занятия студентов, как предлагает Виктор Владимирович, не отменять. Студенты должны учиться! Просто нужно организовать занятия во вторую смену в других корпусах. На эти оставшиеся три дня - среда, четверг и пятница. С понедельника всё уже пойдёт по накатанной колее.
   -- Ёлки-палки! -- вырвалось у Алексея. -- И это расписание составить именно до конца дня? Да ещё оповестить всех студентов и преподавателей!?
   -- Да, именно так, -- жёстко ответил ректор. -- У нас ЧП в университете, в таких случаях всегда имеют место экстренные мероприятия. Я понимаю тебя - очень непростая работа ложится на плечи твоих диспетчеров, да и не только их, оповещением могут и должны заниматься все твои сотрудники. Пусть сидят сегодня хоть до двенадцати ночи, хоть до утра, но дело должно быть сделано. Потом предоставишь им отгулы.
   -- Ясно, тогда мне нужно срочно им об этом сообщить.
   -- Погоди, это ещё не всё. Нужно ещё организовать дежурство на входе в этот корпус - с одной и с другой стороны. Проход через корпус до конца недели должен быть закрыт! Кроме деканата, как мы уже говорили, и тем, кому срочно нужно в деканат. Но таких должны быть, -- выделил ректор, -- единицы. Только по экстренным вопросам, другим нечего шляться по этому корпусу.
   -- И это тоже силами моих сотрудников?
   -- Не только. Во-первых, их маловато для этого, да они и своей работой должны успевать заниматься. Кроме того, им тяжело будет выстоять весь день на проходе в корпус, да ещё препираться с теми, кто захочет пройти. Значит, нужно в две смены - до обеда и после обеда. Так что подключи к этому сотрудников лабораторий, особенно из этого корпуса. Тогда и им будет чем заняться, не все гулять будут. Но на входе в этот корпус со стороны центрального должны стоять именно твои сотрудники! На других лаборантов некоторые ретивые преподаватели не будут обращать внимание. Вот теперь действительно всё. Всё ясно?
   -- Так точно! -- по-военному отрапортовал Позняков. -- Я могу идти выполнять?
   -- Иди, а мы с Виктором Владимировичем ещё немного побеседуем.
   Алексей поспешил в отдел выполнять распоряжение ректора. Он себе мысленно представлял, какими будут заключительные дни недели.
  
  

ГЛАВА 22

Аврал и странные новости

  
   А текущие среда, четверг и пятница (а частично и суббота) и впрямь стали очень уж непростыми для большинства сотрудников университета. Конечно, и сам Позняков, и сотрудницы его отдела окончание вторника просидели на работе до глубокой ночи. Но дело было сделано. На следующий день не обошлось без мелких недоразумений по вопросам нового временного расписания, но в целом всё прошло довольно благополучно. И со стороны ректора никаких замечаний не последовало. Вот только в последующие дни сотрудницы отдела рассказывали о том, что им за время дежурства у входа в загрязнённый корпус пришлось выслушать столько грубостей от некоторых ретивых, как заметил ректор, преподавателей, сколько не доводилось выслушивать за всё время работы. Казалось бы, зачем в эти дни таким преподавателям так уж обязательно быть на кафедре или в лаборатории. Так нет, обязательно у каждого из них там было какое-то дело, что-то им обязательно нужно было туда принести или забрать. Многие возмущались, что они не могут взять на своей кафедре журнал со списками студенческих групп или конспект лекций, которые находится в ящике его стола. Что касается журнала, то в эти дни можно было бы ограничиться и просто списками отсутствующих студентов, запросив их у старост групп. А вот относительно конспекта лекций, то это вообще особый вопрос - а без конспекта ты читать лекции не можешь? Вот когда определялась истинная цена квалификации некоторых доцентов - показывать свои знания только по бумажке. Ещё интересно, что в эти дни в загрязнённый корпус пытались проникнуть даже те преподаватели, у которых и занятий то не было. Ранее в такие дни их днём с огнём не сыщешь, а сейчас, поди ж ты, пожаловали.
   Тем временем в загрязнённом корпусе университета проходил процесс обеззараживание коридоров и различных помещений - демеркуризация. Что он собой представлял? Сначала стены и пол загрязнённых помещений обрабатывались 1 %-м раствором йода. Далее, через 30 минут площадь обрабатывалась раствором медного купороса CuSO4, сульфита натрия Na2SO3 и гидрокарбоната натрия NaHCO3. Ещё предполагаемое место нахождения мельчайших капелек ртути посыпали порошком серы. Последняя реакция используется в лабораторной практике для связывания разлитой ртути, пары которой очень ядовиты. Образуется сульфид ртути НgS, нелетучий и, следовательно, неопасный. В общем, хотя и с неким напряжением, но, слава Богу, рабочие дни этой недели завершились, а с новой недели всё в университете вошло в свой обычный, хорошо знакомый за многие годы ритм. Об истории с разлитой ртутью довольно быстро забыли. Только вот после этой довольно сложной химической обработки территорий Позняков вспоминал слова ректора о том, что, не сообщи Сидорычев о разлитой ртути в более высокие инстанции, университет, мол, мог бы справиться и сам с такой задачей. Но так ли это на самом деле? Да, наверняка стены загрязнённых помещений хорошо бы отмыли, а полы тщательно "пропылесосили" бы щётками с целью удаления шариков ртути. А вот пылесосом как раз этого делать нельзя - пылесос греется и увеличивает испарение ртути, а при прохождении воздуха (с парами ртути) через пылесос на его деталях (в первую очередь двигателя, который делается из цветных металлов), образуется амальгама, после чего пылесос сам становится распространителем паров ртути. Да и дело было немного в другом - механическая очистка, как бы тщательно она ни была проведена, всё же, не может считаться достаточной. Мелкие капли ртути, особенно из щелей или трещин, нельзя извлечь полностью, кроме того, невозможно удалить адсорбированные поверхностью пары ртути, поэтому после механической очистки обязательно нужно проводить химическую обработку загрязнённых участков. К тому же некоторые химические дегазирующие реагенты способны окислить только поверхность ртути и, следовательно, эффективны при обработке лишь очень мелких капель. Правда, на более крупных каплях образуется некая защитная оксидная плёнка, однако эффект снижения концентрации паров ртути в воздухе оказывается лишь временным. При повышении температуры или механическом воздействии оксидная плёнка растрескивается, а потому испарение ртути возобновляется. Знал ли обо всём этом ректор, остаётся загадкой.

* * *

   В один из последних дней первого месяца весны (а это была суббота) Позняковых пригласили в гости соседи. У Лизы Грицай вчера был день рождения, но дата была некруглая (круглая - 50 лет - была в прошлом году), а потому она решила отметить это событие в узком кругу, приятно проведя вечер своей семьёй и семьёй приятелей-соседей. Сначала, поздравив маму, посидел немного со всеми и 14-летний Анатолий младший, но очень скоро ему стало скучно со взрослыми, и он ушёл к себе в комнату, заниматься, точнее, играть в какие-то игры, на компьютере. Полгода назад за успешное окончание 8-го класса (как-никак неполное среднее образование сын получил) Анатолий старший раскошелился и купил сыну компьютер. Правда, и сам он частенько просиживал за компьютером (а это была очень хорошая подмога в методической работе преподавателя ВУЗа), вызывая неудовольствие своего отпрыска - компьютер, мол, куплен именно ему. Довженки приглашали к себе и Наташу Познякову, но та ещё с утра поздравив Елизавету Ивановну, отказалась приходить вечером, сославшись на то, что у неё сейчас очень горячая пора, нужно готовить дипломную работу - она уже оканчивала в этом году институт. Да, вечера её, конечно, были заняты подготовкой к окончанию института, но лишь отчасти, большую же долю времени она проводила со своим парнем, и, как понимали родители, такое времяпрепровождение, скорее всего, обещало закончиться замужеством. Наталья как-то, в самом начале учёбы в институте обмолвилась, что пока не окончит институт, семьи создавать не будет. Её в этом поддержали родители, да и она сама своё слово держала. Но окончание института было уже не за горами. Но в случае с днём рождения Наталье просто тоже не особо интересно было сидеть со взрослыми, не очень её радовало и общество сына Грицаёв. Однажды, примерно год назад, Алексей, видя, что у дочери нет хорошего взаимопонимания с сыном его друга, даже подколол её по этому вопросу:
   -- Наталка, ты же так рвалась в пединститут, говорила, что тебе нравится работать с детьми. Тогда почему же ты с Толькой не можешь контакт найти?
   -- А зачем мне этот контакт? Что у меня с ним общего?
   -- Я не знаю, конечно, что общего, хотя, наверное, можно найти точки соприкосновения. В школе же тебе придётся их отыскивать.
   -- В школе - это совсем другое дело. Там эти точки соприкасаются очень даже хорошо - это учёба, да и на досуге там уже общие помыслы.
   -- Ну, а что же не так с Анатолием младшим?
   -- Да ничего, с ним всё в порядке. Просто ему неинтересно со мной, он этого и не скрывает, а потому грубит, умничает, как ему кажется, хотя порой просто ерунду несёт. Поставь я себе задачу учить или воспитывать его - я бы успешно с ней справилась. Но оно ему совершенно не нужно. Однажды он попросил меня помочь ему решить задачку по алгебре. Я с радостью согласилась, думая, что тем самым помогу ему развивать мышление. Но мои разъяснения были ему абсолютно ни к чему, ему нужно было, чтобы я просто решила задачу, а он потом это решение переписал себе в тетрадь. Такие вот дела. Если ему не нужна моя помощь, именно помощь, а не выступление в роли некой шпаргалки, то мне и подавно.
   -- Но в школе тебе ведь придётся находить контакт с такими учениками.
   -- Понимаешь, папа, Анатолий сейчас просто мальчишка. У него сейчас такой возраст, что девчонок он пока что не приемлет. Друзья-мальчишки - это да, но не девчонки. Через пару лет эти его приоритеты, конечно, несколько изменятся. Но сейчас дела обстоят именно так.
   -- Хорошо, это верно. Но опять-таки, всё то же замечание - в школе-то ведь то же самое.
   -- То же, да не то.
   -- Как так?
   -- А вот так. В доме, да ещё в его, точнее его семьи, я для него просто девчонка, которую он, наверное, считает взбалмошенной и чересчур умничающей. Девчонкой, которая хочет чему-то научить его, парня. Он же считает себя выше девчонок, любых по возрасту. А в школе совсем другое дело - там я, невзирая на возраст, учительница. Там меня ученик может не любить, порой даже не уважать, но там он, вольно или невольно, прислушивается к моим словам. Он понимает, что я хочу его чему-то научить. Понимаешь, папа, не его в отдельности, а весь класс. Он понимает, что я не умничаю, а просто передаю ему свои знания, как и всем другим. Даже не уважая учительницу, хотя такое бывает редко, мальчишка не будет относиться к ней как к какой-то девчонке. Вот в этом и есть отличие моих взаимоотношений с Анатолием младшим и учениками в школе. Ведь мы проходили практику в школе, а у нас есть студентки небольшого роста, которых вполне можно принять за ученицу старших классов. Но, ни один мальчишка-ученик в школе не фыркал на нас, и все они нас слушали, понимая, что какие ни есть, но мы их учителя, наставники.
   -- Да, объяснила ты мне всё довольно внятно, доходчиво. Теперь я уверен, что из тебя получится хороший педагог, -- удовлетворённо завершил разговор Алексей, радуясь рассудительности и уму своей дочери.
   И вот, как ни странно, в отсутствие Натальи Позняковой, речь в квартире Грицаёв зашла именно о ней. Насытившись, да и не так уж мало выпив под аккомпанемент различных тостов, отдыхающие перешли так сказать к светским беседам. Вряд ли их, конечно можно было назвать такими уж светскими - просто делились своими новостями, рассуждая при этом на различные темы. Так сам собой разговор постепенно перешёл на тему детей, и Лиза спросила Галину:
   -- А твоя Наталья замуж ещё не собирается? Ей ведь уже не восемнадцать и даже не двадцать лет.
   -- Ой, разве у нынешних детей сейчас что-либо выяснишь. Как на мой взгляд, дело к этому потихоньку идёт. Но узнать что-нибудь конкретно - это проблема. Я не скажу, что Наташа скрывает от меня свои личные дела, порой и делится, но очень неохотно и только по личной инициативе. Начни я её расспрашивать, она тут же замыкается, она не врёт, не отмахивается от меня, но отвечает односложно: "Да" или "Нет". Непросто с нынешней молодёжью, слишком уж они стали самостоятельными.
   -- Или считают себя таковыми.
   -- Нет, они и в самом деле самостоятельные. Это неплохо, конечно, только вот матерям трудно привыкать к тому, что сын или дочь постепенно отдаляются.
   -- А отцам разве всё равно?
   -- И отцам не всё равно, но мужики менее эмоциональны, менее в этом плане чувствительны. Мне вон Алексей тоже говорит, что это естественный процесс в природе. Я это понимаю, но всё равно привыкнуть нелегко.
   -- Ладно, -- вставил своё слово хозяин квартиры, -- с замужеством ещё успеется. Никуда оно у Наталки не денется, она барышня видная. На носу у вас сейчас по-моему более насущный вопрос.
   -- Какой ещё?
   -- Окончание института.
   -- Ну и что? Окончит она его успешно, я в этом ни капельки не сомневаюсь.
   -- Да я не об этом. Я тоже уверен, что в этом плане у Наташи проблем не будет. Я о другом. Где она работать после окончания института будет? Ты уже подготовил дочери место? -- повернулся Анатолий в сторону Алексея.
   -- Нет, ничего я не готовил. Куда она захочет, туда и пойдёт работать. Если только её желания и возможности работодателя совпадут.
   -- Вот-вот, я потому и думал, что ты зондируешь почву в университете.
   -- В университете? Почему именно в университете, она ведь будет школьной учительницей.
   -- А почему именно школьной? Что у неё в дипломе будет так написано? А ты, а я - мы ведь тоже заканчивали институты, но работаем-то не в школе.
   -- Ну, она, всё же, оканчивает педагогический институт, а после него прямая дорога в школу. Так ведь всегда было. И направления, насколько я знаю, давали преимущественно в школы. Разве что кто-нибудь оставался учиться в том же институте в аспирантуре.
   -- Вот именно, было. Но времена другие, и направлений никто не даёт, все устраиваются, кто как может. В аспирантуру её не берут?
   -- Да речь об этом и не заходила. Она сама рвётся в школу.
   -- А чем институт хуже? Она у тебя, насколько я знаю, специализируется по языку и литературе?
   -- Ну да. И что из того? В школах по этим предметам возможности большие. А кому она, например, у нас будет преподавать украинскую или русскую литературу. Таких предметов у нас не существует.
   -- Но одна из таких кафедр существует.
   -- А, это ты о кафедре украиноведения и гуманитарной подготовки.
   Ранее во всех институтах Советского Союза, даже технических, читался курс гуманитарных дисциплин, были и соответствующие кафедры. И каких же их только не было (они время от времени трансформировались) - кафедра политической истории, трансформировавшаяся в кафедру истории КПСС; кафедра основ марксизма-ленинизма; кафедра политической экономики; кафедра политологии и социологии; кафедра философии, кафедра философии и социально-политических дисциплин; кафедра обществоведения; кафедра истории и культурологи; кафедра этики и эстетики. После развала СССР самая интересная трансформация произошла (как и с самим предметом) с кафедрой научного атеизма - она вдруг стала называться кафедрой религиоведения. И читали эти две противоборствующие друг с другом дисциплины практически одни и те же люди (с целью сохранения в ВУЗе педагогического состава). На данный же момент в их университете были две гуманитарные кафедры: названная Алексеем и кафедра исторических дисциплин и права.
   -- Ну да. Почему бы там твоей дочери не работать? Как раз будет преподавать дисциплины, связанные с государственным языком.
   -- Нет, она рвётся в школу. Она хочет обучать детишек, а не примерно равных себе по возрасту. Возможно, позже об этом и зайдёт разговор, но только со временем. Пусть пока набирается опыта в школах.
   -- А потом может и не получится. Мало ли какие могут со временем произойти события.
   -- Я понимаю это. Да и сам я не совсем уверен в своей дальнейшей судьбе в стенах университета.
   -- Это ещё почему?
   -- Не знаю, как в университете в целом, а в учебном отделе я долго не задержусь, -- вздохнул Алексей.
   -- Не сладко с ректором работать?
   -- Точно, не очень-то сладко. Особенно в последнее время. Понимаешь, у него, по-моему, всё чаще начинают проявляться признаки бонопартизма.
   -- Гм, неплохое определение. Но точное, он начинает считать, что только он во всём прав, не считаясь с мнением других. Кроме того, немало ведь ещё есть и прихлебателей, которые ему льстят и напевают о том, что он самый умный.
   -- Ну, ума у него не отнимать, но его замашки, его такое беспрекословное единоначалие начинают раздражать. На кафедрах это, наверное, не так чувствуется, а вот на уровне проректоров и деканатов ощущается.
   -- Ты знаешь, порой и на уровне кафедры неплохо всё видно. Чего стоит хотя бы его последний фортель.
   -- Какой ещё фортель? Ты что, разлитую ртуть имеешь в виду. Но здесь-то он как раз лично ни при чём.
   -- Ещё как при чём. Я имею в виду не причины, а последствия.
   -- Какие последствия? Помещения-то очистили и довольно оперативно.
   -- И также оперативно ректор очистил университет от Сидорычева.
   -- Не понял?
   -- Ну ты даёшь! Ты что, не знаешь? Вот тебе и виднее в верхах. Ты что впервые слышишь, что он уволил Сидорычева?
   -- Не может быть!
   -- Почему не может быть, если оно уже произошло.
   -- Но в чём Сидорычев был виноват?
   -- В том, что посмел вынести сор из избы.
   Позняков вспомнил недавнее высказывание ректора о том, что "этот идиот Сидорычев успел уже сообщить о пролитой ртути" в городские и областные инстанции и понял, что Грицай, скорее всего, прав.
   -- Но за что же его было увольнять? Он просто выполнил свою служебную обязанность. Ему по роду службы положено информировать о подобных случаях.
   -- Вот за это и поплатился.
   -- Но что официально ему можно было предъявить, не просто же так ректор его уволил? Что можно написать в трудовой книжке?
   -- Ну, он просто вынудил Сидорычева уйти по собственному желанию, в ином случае, как мне говорили, мог записать в книжке, что уволен за служебное несоответствие.
   -- Какое может быть несоответствие? Человек наоборот точно выполнял служебные инструкции.
   -- Но ведь можно пришить Сидорычеву и то, что он плохо проводил профилактическую работу, не знал о наличии ртути на кафедре, не занимался инструктажём лиц, работающих с ней. Господи! Да придумать можно всё, что угодно. А куда потом человеку деваться с такой записью в трудовой книжке?
   -- М-да, ну и дела, -- протянул Алексей. -- А ты точно знаешь, что ректор уволил Сидорычева?
   -- Да куда уж точнее. Все об этом говорят, только ты ничего не знаешь. При этом прямой виновник происшествия Сочнов отделался всего лишь выговором, а Илья Иосифович, -- Харин - заведующий кафедрой, на которой произошло ЧП, -- и вовсе только внушением ректора. Такие вот дела.
   Концовка приятного вечера на дне рождения Елизаветы оставила у Познякова неприятный осадок. Всё то, что рассказал Грицай, вполне могло быть, но его последние слова, что "все об этом говорят", всё же, заставила Алексея немного усомниться в действительности происшедшего (по словам Анатолия). Да мало ли что и кто может говорить. А потому он решил уточнить реальность подобного события. Спрашивать своих всезнающих сотрудниц он, конечно, не стал - они тоже относились к числу тех, кто собирает слухи и передаёт другим. Но как выяснить более точно, не идти же в отдел кадров узнавать. И Алексей решил узнать об этом у Горбунова. В понедельник, придя в кабинет проректора по учебной работе и переговорив по рабочим вопросам, в конце разговора он негромко промолвил:
   -- Виктор Владимирович, у меня к вам есть один вопрос.
   -- Давай, слушаю. Что мы ещё не решили?
   -- Он не касается наших рабочих моментов. Я совсем о другом хотел спросить.
   -- О чём?
   -- Это правда, что Оноприенко уволил Сидорычева?
   -- А ты что, не знаешь? Правда.
   -- Но как же так!?
   -- Ты какой год работаешь начальником учебного отдела? -- цепко впился глазами в Алексея Горбунов.
   -- Ну, вот уже седьмой год идёт.
   -- И что, до сих пор задаёшь такие глупые вопросы? "Как же так?". А вот так, пора бы уже к подобному привыкнуть.
   Больше никаких вопросов у Познякова не возникало, как и не было желания продолжать дальнейший разговор на эту тему. Да и что он мог ещё сказать?
  
  

ГЛАВА 23

Как будто беды сговорились

  
   На кафедре, где трудился Грицай, никаких, подобных общеинститутским встряскам, событий не происходило. Вот уж где действительно всё шло по своей наезженной колее. В прошлом году немного поменялись учебные планы некоторых дисциплин, а потому этот семестр у Анатолия был более загруженным, точнее сказать, нормально загружен - в среднем чуть больше чем полторы пары в день (в расчёте на пять рабочих дней). Были дни, когда у него была всего одна пара, в один из дней было и три пары, но был на неделе и один дополнительный выходной (без занятий). Но Грицай редко когда его использовал, продолжая приходить в университет даже тогда, когда ему не нужно было находиться в учебных аудиториях. Просто такой рабочий ритм уже вошёл в привычку да к тому же с марта уже начались консультации дипломников. Кроме того, в университете началась очередная компания по усилению закручивания гаек. Как уже говорилось, ректор очень не любил, когда вдруг понадобившегося ему преподавателя не оказывалось в стенах университета. Один такой случай, другой - и разозлённый Оноприенко приказал начальнику учебного отдела проводить периодические рейды проверок на предмет наличия преподавателей на своих местах. Он также дал распоряжение подготовить приказ по университету о расписании трудового дня лиц, участвующих в учебном процессе. Одним из пунктов такого приказа и было предписание доцентам, старшим преподавателям, ассистентам быть на работе каждый день, вне зависимости от того, есть у кого-либо в этот день занятия или нет. При этом ректор указывал на то, что преподаватели просто прогуливают, нарушая трудовую дисциплину, а нарушение трудовой дисциплины карается - вплоть до увольнения.
   Отдавал ректор такое распоряжение, невзирая на Положение, которое указывает, что при выполнении преподавателем работ, предусмотренных годовым индивидуальным планом, в течение рабочей недели вне университета его рабочее время организуется по свободному усмотрению преподавателя. Правда, при таком распорядке дня преподаватель был обязан поддерживать с руководством кафедры (или иного подразделения) постоянную связь (по телефону и др.), а также являться в университет по официальному вызову (заведующего кафедрой, декана факультета и пр.), не позднее следующего дня за днём получения вызова. И лишь неявка преподавателя по официальному вызову в университет без уважительных причин могла являться нарушением трудовой дисциплины.
   Конечно, отчасти ректор был прав, порой преподаватели, как ранее и тот же Грицай, приходили в университет только на занятия, а они могли быть всего пару дней в неделю. Константин Григорьевич же требовал, чтобы преподаватели работали согласно с трудовым законодательством. Но это был очень сложный вопрос. Да, бытует мнение, что у преподавателя ненормированный рабочий день и потому-де не существует ограничений в продолжительности его рабочего дня. В качестве же компенсации переработки сверх нормальной продолжительности рабочего времени ему, мол, предоставляется дополнительный отпуск. В некоторой степени это имело место - преподаватели могут проводить те же консультации вне расписания и в неурочное время, а для заочников - и по субботам (хотя для преподавателей суббота считается рабочим днём), да и те же занятия с заочниками в вечернее время. Но, тем не менее, такое мнение ошибочно. У профессорско-преподавательского состава ВУЗов, всё же, нормированный рабочий день (обусловленный статьями КЗОТ). К тому же и при ненормированном рабочем дне труд любого работника ограничивается кругом обязанностей и установленной нормой времени, работа сверх которой допускается в отдельных случаях и не должна носить систематического характера. Ошибка вытекает из известных трудностей в учёте рабочего времени преподавателя ввиду неоднородности режима его рабочего дня. Поэтому предписанная трудовым законодательством 36-часовая рабочая неделя преподавателя - это не общеустановленная и обязательная для всех педагогических работников продолжительность рабочего времени, а всего лишь её предельная норма, которая Правительством может быть установлена педагогическому работнику.
   Но Познякову, хочешь или не хочешь, пришлось разработать приказ об ужесточении (естественно, этого слова не было в приказе) распорядка рабочего дня преподавателей. Этот приказ наделал много шума в университете, преподаватели считали его ущемлением своих прав. В течение недели (да и позже) рабочий день самого начальника учебного отдела превратился в кошмар. И к нему в отдел приходили препираться преподаватели, и просто на территории ВУЗа доставали его своими претензиями. И это несмотря на то, что приказ был подписан ректором. Но на нём естественно была и подпись самого Познякова, да и все прекрасно понимали, что ректор сам приказ не писал - приказами в университете занимались только в учебном отделе и отделе кадров. Но, хотя все так же хорошо понимали, что приказ издан по распоряжению ректора, им же и подписан, к Оноприенко никто жаловаться не ходил - всё своё недовольство изливали на Познякова, хотя тот и пытался максимально обосновать и немного фразеологически скрасить этот довольно резкий приказ. Алексей, привыкший всё делать добротно, основательно, вообще старался писать все приказы хорошо обоснованными. Вот только не всегда это у него получалось, и отнюдь не из-за своего неумения, а по причине недовольства ректора. Принося иногда очередной приказ на согласование (а потом и на подпись) Оноприенко, он слышал следующее:
   -- Что ты мне принёс? Я эти бумаги уже читать устал. Это же Приказ, понимаешь? Он должен быть кратким.
   -- Константин Григорьевич, но ведь любой приказ нужно обосновывать. Чтобы люди знали почему он появился, какова первопричина его издания. Нужна обязательно преамбула.
   -- Согласен, преамбула нужна, но не такая же как у тебя. Она должна быть в двух словах, в двух-трёх предложениях. А ты постоянно не приказы, а какие-то романы пишешь.
   Приходилось Алексею подобные приказы переделывать, но и не так уж резко сокращая написанное - ища определённый компромисс с первоначальным текстом и пожеланиями ректора.
   Много шума было по поводу этого приказа и на кафедре "Теплотехника и газоснабжение". Правда, тот же Грицай, например, отнёсся к приказу довольно спокойно, сейчас он его выполнял и по собственной инициативе. Конечно, он также знал, что в случае чего друг Позняков его прикроет, как тот частенько прикрывал коллег из своей кафедры. Ведь рейды проверок периодически осуществлялись и ранее. Да, занимались этим подчинённые Познякова, но на стол ректору бумаги попадали (если и попадали) только из рук начальника учебного отдала. Впрочем, ни Грицай, ни коллеги Алексея его покровительством не злоупотребляли. А вот сейчас на кафедре теплотехники и газоснабжения преподаватели откровенно роптали, некоторые из них указывали на то, что определённым категориям педагогических работников может быть установлена и 30-часовая продолжительность рабочего времени в неделю. Так, например, старшим воспитателям всех образовательных учреждений кроме дошкольных образовательных учреждений, или же работникам из числа профессорско-преподавательского состава образовательных учреждений высшего профессионального образования и образовательных учреждений дополнительного профессионального образования (повышения квалификации) специалистов. Очень сложно было втолковать подобным "всезнайкам", что под эту категорию они не подпадают.
   В приказе была чётко прописана годовая норма рабочего времени преподавателя, один из его пунктов гласил: рабочее время преподавателя определяется объёмом его учебных, методических, научных и организационных обязанностей в текущем учебном году, отражённых в индивидуальном рабочем плане. Продолжительность рабочего времени преподавателя с полным объёмом обязанностей составляет не более 1548 часов на один учебный год при средненедельной продолжительности 36 часов. И хотя эта цифра часов не была диковинкой для преподавателей, - именно от этой цифры плясали при составлении указанных в приказе индивидуальных рабочих планов, - вновь начались как бы непонимания: почему именно эта цифра, откуда она берётся?
   Вот на одном из ближайших заседаний кафедры заведующему кафедрой Серёгину и задали подобный вопрос:
   -- Василий Михайлович, а кто придумал эти 1548 часов, мы или Министерство?
   -- Ни то, ни другое - это взято из трудового законодательства.
   -- Что-то я не видел в КЗОТе такой цифры, -- моментально отозвался Константин Клебанков.
   -- И в самом деле, почему именно 1548 часов? -- поддержала Клебанова ассистентка кафедры Валентина Леонидовна Зубкова.
   -- Но мы, же её уже сто раз использовали в индивидуальных планах. И до этого времени она у вас не вызывала такого нездорового интереса. Я не знаю, из каких расчетов она взялась, но она же не сейчас возникла. Значит, она где-то прописана.
   -- Да её, наверное, рассчитывали, умножая 36-часовую неделю на количество недель в году, -- подал реплику Грицай, -- но это не сложно и самим подсчитать.
   -- Так, сейчас прикинем, -- достал калькулятор Клебанов. -- В году 52 недели, множим их на 36 часов и получаем 1872 часа. Многовато.
   -- А отпуск? -- снова подал голос Анатолий Васильевич.
   -- О, точно. Хорошо, отпуск у нас 56 календарных дней, то есть ровно 8 недель. Откинем их, получится 44 недели, множим на 36, снова немного больше - 1584 часа. Отнимем от них 1548, получим..., оп-па - 36 часов, ровно одна календарная неделя. А её куда девать, отпуск-то мы уже использовали.
   -- А ты забыл ещё про праздники, их в году, наверное, как раз на неделю и наберётся, -- заметил Новожилов.
   -- Точно. Ёлки-палки, значит, эту цифру очень даже точно установили, не придерёшься.
   -- Вот, ещё есть вопросы по поводу числа 1548? -- удовлетворённо протянул заведующий кафедрой.
   Полнейшее молчание на кафедре. Правда, через время Зубкова спросила:
   -- А часы эти астрономические или академические?
   -- Бессмысленный вопрос, и так ясно, что астрономические. Зачем в трудовом законодательстве указывать академические часы? Вы сами это прекрасно знаете, составляя индивидуальные рабочие планы.
   -- Но там учебную нагрузку мы указываем именно в академических часах, тех, что нам даёт на кафедру учебный отдел, а затем здесь, на кафедре её распределяем.
   -- Во! Видишь, Валя, какое нам снисхождение даётся? -- съехидничал Клебанов.
   -- Какое там снисхождение, -- пробурчал Евгений Петрович Валуев, -- а перерывы между парами, полупарами - мы что, домой ходим? Да и в индивидуальных планах научную, методическую и организационную работу мы приводим именно в астрономических часах.
   -- А жаль, -- в шутку протянул Грицай, -- если перевести астрономические часы в академические, то таковых было бы всего 27 часов. Целых полтора рабочих дня можно было бы дополнительно гулять.
   -- Так уж они тебе нужны, эти полтора дня, -- опять-таки не без ехидства заметил Клебанов, -- ты и до этого злосчастного приказа просиживал на кафедре целыми днями.
   -- Ничего, через месяц Анатолия сложно будет найти на кафедре вне расписания занятий, -- улыбнулся Константин Мельников. -- Тепло наступит, а там уже нужно будет возиться на даче, на огороде.
   -- Так, прекратили, ненужный базар, -- остановил все эти шуточки Серёгин. -- У нас на сегодня есть ещё вопросы для рассмотрения. С вашими пререканиями будем сидеть здесь допоздна, сами у себя время забираете.
   Заседание кафедры продолжилось уже в установленном порядке. В конце заседания Серёгин напомнил преподавателям о профориентационной работе, которая должна была вестись уже на полную мощность - количество и качество знаний абитуриентов на их специальности оставляло желать лучшего. Затронул он также и тему летнего ремонта закреплённых помещений, указав на то, что сани нужно готовить летом. При этом подразумевалась заготовка различных строительных материалов (в основном краски, лаки, мел, алебастр, цемент, известь), а также инвентаря (кисти, валики, щётки по металлу, рабочие рукавицы, тёрки, шпатели, мастерки и пр.). Всё вышеуказанное использовалось или приходило в негодность после очередного этапа ремонтов, а потому и подлежало пополнению. Но централизованно со склада кафедры по-прежнему получали явно недостаточное количество краски, про строительный инвентарь и говорить было нечего - считалось, что получив ту же кисть или валик в прошлом году, ты с успехом можешь их использовать и в следующем. Так что приходилось рассчитывать на собственные силы, а точнее - на силы студентов. Это вновь вызвало недовольство кафедралов - сколько можно? Когда уже университет будет нормально обеспечивать кафедры? Ведь примерно подобным образом кафедры обеспечивались и канцелярскими принадлежностями, той же писчей бумагой, шариковыми ручками, папками, дыроколами, клеем ПВА, скрепками, кнопками и прочим. Ранее наибольшим дефицитом являлась лента для пишущих машинок, а в последнее время появился и ещё один атрибут оргтехники, который со склада вообще не выписывался - это картриджи для принтеров, кафедры понемногу начали комплектоваться персональными компьютерами.
   Принтеры персональных компьютеров были матричными, хотя в отдельных структурных подразделениях начинали уже появляться струйные или лазерные. Чаще всего в подразделениях университета имелись матричные принтеры с 9-ю иголками в головке (реже с 24-ю), от количества которых напрямую зависят разрешающая способность печати, а также скорость печати графических изображений. Картридж матричного принтера был оснащён чёрной машинописной лентой подобно той, которая применялась в пишущих машинках, и так же быстро она теряла свои нормальные печатающие свойства (отпечатанный документ становился всё более блёклым). Сейчас же все кафедры продолжали обновлять учебную документацию, а потому печатать приходилось много (чаще на машинках, хотя все старались свой пакет документации набирать на компьютере и распечатывать на принтере). И вот эти самые принтерные картриджи (в большинстве своём серии EPSON) приходилось покупать самим или просить студентов обеспечить кафедру этой необходимой комплектующей компьютерной техники, благо стоила она не так уж дорого. Грицай вспомнил, как ранее они выкручивались с лентой для пишущих машинок. Для различного их типа применялись ленты шириной 13 мм или 16 мм, причём 16-мм лента почему-то была менее дефицитной, и её с горем пополам ещё доставали. Но для кафедральных пишущих машинок, как назло, нужна была лента шириной 13 мм. И тогда смекалистый Константин Мельников сделал нехитрое приспособление для обрезки 16-мм ленты, правда, служила такая лента немного меньший срок - частично растрёпывался её обрезанный край.
   Сейчас студентам заказывали не столько картриджи, компьютер то на кафедре был один, сколько красивые прочные папки (типа коробочек) для документации. Каждый преподаватель вёл не один предмет, а в пакет документации по одной дисциплине входило довольно много документов. Многим, не искушённым в преподавательской деятельности гражданам кажется, что труд преподавателя очень лёгок, им-то и делать ничего не нужно, подумаешь, пришёл в ВУЗ, отчитал лекцию или провёл практическое занятие, и - домой. Красота! И вряд ли кто-нибудь из таких завистников догадывается о том, сколько труда нужно вложить преподавателю, чтобы провести какое-нибудь занятие со студентами, сколько кропотливой подготовительной работы он для этого должен выполнить. К примеру, пакет документации по одной конкретной профилирующей дисциплине насчитывал добрых 2-х десятка различных документов. К ним относились:
   - типовая программа дисциплины;
   - рабочая учебная программа (РУП) дисциплины;
   - квалификационная характеристика специалиста;
   - опорный конспект лекций;
   - пакет задач для практических занятий;
   - журнал лабораторных работ;
   - методические указания по выполнению лабораторных работ;
   - методические указания и индивидуальные задания для самостоятельной работы студента по дисциплине;
   - методические указания и тематика курсового проекта (курсовой работы или расчётно-графической работы);
   - методические указания к прохождению студентами производственной практики;
   - методические указания по использованию ПЭВМ по дисциплине;
   - комплект дистанционного изучения дисциплины;
   - пакеты комплексных контрольных работ (ККР) для проверки остаточных знаний студента по дисциплине;
   - перечень контрольных вопросов для самостоятельной отработки дисциплины (с указанием страниц из основных учебников);
   - критерии оценки знаний студента;
   - документация модульно-рейтинговой организации изучения дисциплины;
   - тесты (задачи) для поточного контроля знаний студента;
   - тематика научно-исследовательской работы студентов (для магистров);
   - пакет экзаменационных билетов (или пакет вопросов для зачёта);
   - перечень средств визуального сопровождения предмета;
   - перечень технической оснащённости дисциплины (от различных плакатов до фотографий реального производственного оборудования и до видеофильмов и научных кинофильмов).
   И все эти документы (за исключением первого) разрабатывал лично преподаватель, включая всё методическое обеспечение и журналы лабораторных работ. Во времена СССР этих документов было значительно меньше, да и, разработав их один раз, можно было действительно передохнуть, используя их на протяжении многих лет. Но сейчас в стране, которая не успела ещё отметить и семь лет своего существования, всё было вовсе не так. Пакеты документации по дисциплинам приходилось постоянно дополнять и переделывать, чтобы они соответствовали последним указаниям Министерства образования и науки. Так что работы было с головой. Но за эти годы кафедралы ко многому привыкли, хорошо уже было хотя бы то, что окончился кризис и все уже (правда, их ряды частично поредели) работали на полных ставках. Поэтому они, хотя немного и роптали, но дело своё делали.

* * *

   Но вот уже незаметно наступил апрель, и теперь сотрудников кафедр как магнитом тянуло на свежий воздух, уже не сиделось им в стенах университета. Оно и понятно, нужно было приводить в порядок после зимы дачные участки, огороды, помогать престарелым родителям, которые у многих жили в сельской местности. Ещё неделя, дней десять - и начнётся горячая пора посадки огородины. И вот во второй понедельник месяца всех на кафедре теплотехники и газоснабжения ошеломило печальное, а главное совершенно неожиданное, известие: умер заведующий лабораторией Степан Фёдорович Калистратов. Эту скорбную весть принёс в университет Антон Цекалин. Но большинство из тех, кому он рассказывал об этом, просто в это не верили. Да, Калистратов был пенсионного возраста, но вполне здоровым мужчиной. Да и что такое какие-то там 60 лет для крепкого сельского мужика, не отягощённого физической работой, если и работающего физически, то в своё удовольствие. Конечно, в СССР для простого люда это был возраст накануне критического, поскольку средняя продолжительность жизни мужчин составляла всего 65 лет (женщин - 74). Да, на такой ранний уход из жизни мужчин были свои причины - различные болезни, особенно системы кровообращения, отравления, травмы, а также (пожалуй, даже в первую очередь) курение, алкоголизм и социальные стрессы. Но Степан Фёдорович никогда не болел, по крайней мере, никто не помнил его болеющим, да и по больничному листу дома не сидел. Пил он в меру (по праздникам или на дни рождения), никогда не курил, нормально питался. Он вообще, в пример многим, следил за своим здоровьем. У него в селе, в родительской усадьбе было несколько ульев, а потому всегда был и свой мёд. Ухаживать за пчёлами он умел (регулярно посещая в городе курсы пасечников) и делал это с присущей ему аккуратностью и добросовестностью. Потому-то он с ранней весны и до поздней осени практически все выходные проводил в селе.
   Кроме постоянного употребления мёда в его рационе постоянно были ещё и грецкие орехи. Он рассказывал на кафедре и в лабораториях о том, что именно мёд и грецкие орехи являются хорошей профилактикой от болезней сердца и системы кровообращения. О целебных свойствах мёда давно было всем известно, но Степан Фёдорович ещё где-то вычитал, что древнегреческий историк Геродот считал грецкие орехи наделёнными особой жизненной силой, а Гиппократ советовал употреблять орехи при заболеваниях желудка, мозга, сердца, печени и почек.
   -- Мёд должен постоянно быть в рационе пожилого человека, -- втолковывал он кафедралам, -- а ещё для здоровья нужно ежедневно съедать хотя бы три грецких орешка.
   Грецкие орехи и в самом деле очень полезны для здоровья человека, являясь к тому же весьма питательной пищей. Даже если бы не было никакой другой еды, человек мог бы питаться только одними орехами, настолько богаты они белками, жирами, витаминами и минеральными веществами.  Жрецы в Древнем Вавилоне даже запрещали простым людям употреблять в пищу орехи, считая, вероятно, что они предназначены только для правителей. Зрелые ядра грецких орехов являются высококалорийным продуктом (в 100 г орехов - 600 ккал). В них содержится 58-77 % высококачественного жирного масла, богатого линоленовой и олеиновой ненасыщенными жирными кислотами, которые имеют большое значение в лечении атеросклероза, ишемической болезни сердца и других сердечно-сосудистых заболеваний, а также болезней печени.
   А ещё Степан Фёдорович рассказывал о том, что следует повышать свой иммунитет и поддерживать в норме состав крови. Для этого уже применяются незрелые орехи - следует смешать в равных частях по объёму прокрученные через мясорубку зелёные плоды ореха и мёд. Затем нужно настоять эту смесь в плотно закрытой посуде в тёмном месте 1 месяц, периодически встряхивая. А потом принимать по 1 чайной ложке 3 раза в день за 30 минут до еды. Ежедневное употребление незрелых ядер с мёдом (по 50-100 г) особенно полезно пожилым людям в качестве омолаживающего организм средства.
   Именно поэтому и не верилось в то, что ушёл из жизни Калистратов, так следящий за своим здоровьем, будучи к тому же общительным, добродушным, весёлым человеком с изрядной долей оптимизма.
   -- Антон, а откуда ты это узнал? -- раздавались вопросы. -- Может быть, это неправда? Возможно, кто-нибудь и что-нибудь напутал?
   -- Нет, никто ничего не напутал. Мне об этом сообщила вчера вечером его жена, позвонив по телефону. Говорила, что нашла мой номер телефона в записной книжечке Степана Фёдоровича.
   -- Странно, а почему тебе, а не Василию Михайловичу. Телефон заведующего кафедрой точно должен был быть в той же записной книжке.
   -- Она ему звонила, но не могла дозвониться, наверное, Василий Михайлович допоздна был на своей даче.
   -- Понятно.
   -- Ещё жена Степана Фёдоровича просила меня подъехать к ней в первой половине дня, сказала, что нужно будет утрясти некоторые вопросы его похорон и проводов.
   -- Так, тогда чего ты ещё здесь? Давай езжай! -- это уже отдал распоряжение сам заведующий кафедрой. -- Узнай, какая нужна помощь от кафедры или института и, главное спроси, как это всё произошло. Так и не могу поверить, что Калистратов так вот внезапно умер.
   Цекалин поехал выполнять просьбу жены Степана Фёдоровича и распоряжение Серёгина, а вернувшись, рассказал о том, что стало причиной смерти заведующего лабораторией. Вернулся он в университет уже перед самым обедом и поведал то, что рассказала ему жена Степана Фёдоровича. Оказывается, они в субботу впервые после зимней "спячки" поехали в село - сажать огород было ещё рановато, но Калистратов хотел немного навести порядок на подворье. Мама Степана Фёдоровича умерла три года назад, а потому дом стоял пустой. Когда они вошли в дом, то увидели, что там всё перевёрнуто, перерыто - дом был ограблен. Ничего особого в этой сельской хате и не было, но вынесли многое из того, что можно было протиснуть через узкие рамы окон. Только в доме чета Калистратовых увидели, что выдавлены стёкла окна, выходившего в сторону огорода, со двора этого не видно было. За предыдущие два года без матери ничего подобного не случалось, в селе был не один десяток усадеб, где так же на зиму оставались пустыми дома, которые дети, а то и внуки их умерших хозяев в погожую пору использовали как дачи, для посадки огородов или просто для периодического отдыха. Но беда была в том, что дом родителей Калистратова стоял на окраине села, а потому вдали от оживлённых сельских улочек представлял собой соблазн для нечистых на руку людей, и такие нашлись в эту зиму.
   Открывая сарай, Степан Фёдорович увидел, что пытались открыть и его дверь. Но в сарае окон не было, а с тяжёлым массивными замком воры просто не справились, так что утварь, а главное ульи, остались целы. Но Калистратова это мало утешило, он ужасно расстроился по поводу ограбления дома. Прибираясь в доме и во дворе, он постоянно проклинал грабителей, и всё у него в этот день валилось из рук. Убирая во дворе остатки осенне-зимнего хлама, он неожиданно схватился рукой за сердце и вдруг, молча, упал. Жена подбежала к нему, принялась его тормошить, но он не шевелился. Вызвали сельского фельдшера, но помочь Степану Фёдоровичу были уже не в состоянии. Вот так кража всякой домашней дребедени, на утрату которой другие бы просто махнули рукой, доконала чувствительного Калистратова. Только на следующий день его тело перевезли в город, туда же отогнали и его машину.
   -- А, может быть, он и не умер, -- вдруг негромко протянул после рассказа доцент Евгений Валуев.
   -- Как это не умер, если констатировали остановку сердца? -- удивился Серёгин.
   -- Ну, бывает же такое, что считают человека умершим, а он просто в какой-то коме, в ступоре каком-то. Не верится, что такой здоровый мужик как Степан Фёдорович так вот внезапно умер.
   -- Ерунду ты несёшь.
   -- Почему ерунду? Разве не бывает такого? А летаргический сон. Может быть, и у Калистратова такой же случай.
   -- Ой, это редкое явление, таких случаев немного.
   -- Немного, но они случаются, -- вдруг неожиданно, то ли в поддержку Валуева, то ли просто уточняя, вставил своё слово Грицай. -- Я читал о женщине из Царичанского района Днепропетровской области. Она проспала летаргическим сном 20 лет (!), начиная с 1954-го года.
   И Анатолий начал рассказывать прочитанное им о Надежде Артёмовне Лебединой (1920-го года рождения). Это событие потом было занесёно в Книгу рекордов Гиннеса, как случай самого долгого, официально зарегистрированного летаргического сна. В 1948-м году она вышла замуж, в 1949-м у неё родилась дочь Валентина. Заснула Лебедина на 20 лет, как говорили, из-за сильной ссоры с мужем, в результате полученного стресса.
   -- О! Понятно? Из-за стресса! А у Степана Фёдоровича тоже сильный стресс был, так что всё может быть, -- удовлетворённо произнёс Евгений, видя, что его предположение как бы получило подтверждение.
   -- А знаете, что Лебедину наиболее удивило, когда она проснулась? -- не обращая внимая на слова Валуева, спросил Анатолий.
   -- Что?
   -- Телевидение и полёты в космос.
   -- Ну, это как раз вполне понятно. Представляете, как бы мы удивились с вами, заснув сейчас на 2-3 десятка лет, а потом проснулись, -- задумчиво протянула ассистент кафедры Наталья Валериановна Горохова. -- Всё было бы необычным. Интересно увидеть достижения техники через 20-30 лет.
   Тут уж, позабыв о начальной теме разговора, все стали вспоминать различные известные им факты то летаргического сна, то долгого, но без последствий для здоровья, пребывания человека в коме, то случаи вроде бы заживо похороненных. Конечно, все знали о подобном случае, связанным с похоронами (а потом раскопками его могилы) Николая Васильевича Гоголя. Но здесь их остановил всезнающий Антон Цекалин, который любил рыться в различной литературе. Он интересовался материалами, связанными с возможностями человеческого организма, с профилактикой различных заболеваний и лечением разных недугов нетрадиционными методами. Он даже лично когда-то провёл 24-суточное очистительно-оздоровительное голодание.
   -- Вот как раз с Гоголем не всё так просто, не всё ясно.
   -- Как так, есть же установленный факт, что его похоронили заживо. Ведь при перезахоронении его тела, открыв гроб, увидели, что тело-то повёрнуто.
   -- Всё не совсем так. Была повёрнута только его голова, вернее череп.
   -- Но был же повёрнут. Значит, точно похоронили живым.
   -- Повёрнутый череп мертвецов - явление, как говорит статистика, нередкое. И этому есть объяснения: первыми подгнивают боковые, самые узкие доски гроба, крышка под тяжестью грунта начинает опускаться, давит на голову мертвеца и та поворачивается набок. А эта жуткая легенда о том, что Гоголь был похоронен заживо, не имеет в своей основе никаких исторических доказательств и не подтверждена никакими документальными фактами. Просто "хорошо поработали" журналисты. Установлено, что основным источником этой информации явился советский писатель Владимир Лидин, не отличавшийся в своих красочных воспоминаниях особой щепетильностью и научной достоверностью. В опусах подобных журналистов, наверное, сыграло роль завещание Гоголя, в котором тот просил не хоронить его "до тех пор, пока не появятся явные признаки разложения". Он боялся, что его могут посчитать мёртвым во время одного из приступов "жизненного онемения".
   -- Но подобные случаи, хотя и редко, но, всё же, происходят, -- вступил в беседу Константин Мельников. -- Я лет 7-8 тому назад прочёл в каком-то журнале о подобном случае. Это, правда, была выписка из венгерской газеты "Непсабадшаг". В заметке этой газеты говорилось о том, что 24-летний тракторист из Никарагуа Сесар Марсио был признан местными врачами умершим и похоронен. А на следующий день случайные посетители кладбища услышали крики о помощи, раздававшиеся из его гробницы, после чего гробница была вскрыта, и мнимый покойник выбрался на свободу.
   -- А я читал, что в Англии существует даже предписание, по которому все холодильники моргов должны оборудоваться колоколами с верёвками на случай, если ожившему "покойнику" потребуется помощь, -- вновь вставил своё слово Грицай. -- А многие люди оставляют в своих завещаниях просьбу оборудовать могилу подобными колокольчиками или другими средствами оповещения для вызова помощи. Родственники же обеспеченных покойников во многих странах оснащают гробы сигнализацией, которая приходит в действие при малейшем движении "усопшего".
   -- Подобный так называемый безопасный гроб с вентиляцией и системой сигнализации спроектировал и Эммануэль Нобель, один из крупнейших и богатейших российских промышленников (в 1842-1859-м годах жил в Петербурге, где основал механический завод) и отец учредителя Нобелевских премий Альфреда Нобеля, -- дополнил Константин Мельников.
   Тут уже всех что называется "понесло". Начали говорить о том, что уже много веков проблема мнимых умерших не перестаёт будоражить людей. Пик такого интереса пришёлся на 1979-й год и связан с выходом в свет "Погребённых заживо" - книги, написанной врачом из Франции Пероном-Отре. Основой для неё послужили выводы специальной комиссии, изучавшей на территории европейских стран захоронения солдат армии США времён Второй мировой войны. Припомнили также, что один из членов этой комиссии, профессор Винсан, передал для публикации информацию, сколько американских военнослужащих было похоронено живыми. Работа проводилась в строго секретной обстановке по заданию Правительства США. По словам Винсана, после получения окончательных результатов члены комиссии были шокированы. Оказалось, что 1 из 25-ти похороненных оставался в могиле жив, и не просто жив, а находился в сознании и стремился вскрыть гроб изнутри! Автор книги рассказал также и о том, что статистика войны во Вьетнаме даёт аналогичные цифры ошибочных захоронений, и что каждый день в Соединённых Штатах в могилах оказывается не менее двухсот живых пациентов кардиологических клиник.
   -- Так, хватить травить все эти байки, -- уже сердито остановил рассказы кафедралов Серёгин. -- Дайте лучше рассказать Цекалину о том, какая нужна наша помощь семье Калистратовых.
   Теперь, наконец, вспомнили то, с чего начиналась их беседа, и начали уже по-деловому готовиться к проводам в последний путь их коллеги. А дел за короткий период времени, поскольку шёл уже третий день его кончины, было немало. Похороны состоялись на следующий день. На кладбище проводить Степана Фёдоровича поехал практически весь коллектив кафедры - врагов или просто противников у него при жизни не было. Стояла чудесная погода, ярко светило солнышко, хорошо чувствовалось весеннее тепло. Похоронили Калистратова рядом с асфальтированной дорогой между участками, но всё равно обувь немного пришлось чистить. Земля уже подсыхала, но всё ещё была влажноватой - как раз впору в такую землю было бросать семена будущего урожая. И вот в эту весеннюю тёплую, плодородную землю, которая даёт жизнь растениям и кормит людей, сейчас навсегда пришлось опуститься Степану Фёдоровичу.
   Прощальный ужин был организован в институтской столовой-кафе. Там кафедралов было уже поменьше, но за столами народу было много - и родни, и сотрудников университета, которые хорошо знали Калистратова и много с ним общались. Много в тостах было высказано тёплых слов о безвременно ушедшем коллеге. От кафедры выступили Серёгин и Мельников, который был в тесных дружеских отношениях со Степаном Фёдоровичем. Грицай тоже поддерживал хорошие отношения с умершим, но вот произносить тосты ему удавалось значительно хуже других. Да, в дружеской беседе он мог долго разговаривать на самые различные темы, причём довольно подробно, обстоятельно разбирая детали сказанного собеседником или же им самим. И лектором он был тоже хорошим, студенты его ценили, но вот говорить вычурные тосты он не умел, или же - не очень-то и хотел.
   В среду уже все были заняты своими обычными делами. Но на кафедре через пару дней были проведены кадровые перестановки - заведующим лабораторией назначили Николая Петровича Олефира. Это было, на первый взгляд, правильное решение - кому же принимать лаборатории, как не учебному мастеру, который уже хорошо знаком с материальной базой кафедры. Долго решали вопрос о том, кому занять ставшее вакантным место учебного мастера. Со стороны желающих не было, никого не прельщал невысокий оклад при довольно большой ответственности. Но решение было найдено - новым учебным мастером кафедры стал Антон Викторович Цекалин. Вроде бы не было смысла Антону уходить со ставки ассистента на ставку учебного мастера - оклады на старом и на новом месте были соизмеримы, а вот занятость теперь была полный рабочий день, чего не было у ассистентов. У тех был гораздо более свободный график работы, даже несмотря на последний довольно жёсткий приказ о распорядке рабочего дня преподавателей. Но здесь был свой немаловажный плюс - Цекалин полностью перешёл на должность учебного мастера, но при этом ему ещё по совместительству добавили 0,5 ставки ассистента. А прибавка примерно в половину жалования - весомый аргумент в пользу зрелого, но одинокого человека, который жил в один в трёхкомнатной квартире после смерти отца (мама умерла гораздо раньше). О том, были ли эти назначения целесообразными, а главное правильными, должна была в дальнейшем рассудить сама жизнь, включая и работу.
  
  

ГЛАВА 24

Без сюрпризов никак не обойтись

  
   Вторая половина апреля и богатый на праздники май пролетели незаметно. И вот уже долгожданное лето. Закончится сессия, защита дипломов - и отдыхать! Правда, у многих будет ещё по паре недель практики со студентами, но это уже не занятия, это уже тоже практическим отдых. Но сейчас у дипломников только подходило время начала защиты, да и экзамены у студентов ещё не закончились. Принимал экзамены и Грицай. В один из дней, сидя на подобном экзамене, Анатолий (пока первая партия студентов, вытащив билеты, готовилась) раздумывал о том, что года через три на месте одного из этих студентов, возможно, будет сидеть и его сын. Конкретно говорить с сыном на эту тему было ещё рановато, но на заметку такой план следовало принять им обоим. А далее от этих мыслей его уже отвлекли, наступило время студенческих ответов на вопросы билетов. Всё шло как обычно, за прошедшие почти тридцать лет его преподавания в этом процессе ничего не изменилось - были и толковые грамотные студенты, были и с ленцой, но были и разгильдяи, которые и в процессе учёбы слабо занимались и к экзамену готовились спустя рукава, рассчитывая вероятно на русское "авось". Конечно, разными были их знания, разными были и ответы на вопросы билета. Во второй половине этого процесса перед Грицаём сидел очередной студент. В его билете шла речь о работе насосов вне пределов рабочей зоны (рабочей точки насоса - точка пересечения характеристики системы и характеристики насоса) и о том, что в процессе эксплуатации приходится приспосабливать характеристики насосов к конкретным условиям, уменьшая, например, наружный диаметр рабочего колеса путём его подрезки. Студент был середнячком - "хвостов" у него не было, "двоек" тоже вроде бы не получал, однако и звёзд с неба не хватал. И было видно, что готовился он к экзамену неважно, предмет не доучил. Он выкладывал на поставленный в билете вопрос всё, что знал по этой теме, но в итоге получалась какая-то неудобоваримая смесь. При этом он ещё и путал характеристики одного типа насосов с другими - в итоге получались вообще довольно противоречивые свойства насосов. Грицай слушал, слушал эти разглагольствования нерадивого студента, но потом его терпение лопнуло, и он спокойно произнёс:
   -- Ты, знаешь, это какая-то чепуха.
   -- Почему чепуха?
   -- Даже не чепуха. А просто несовместимые вещи.
   -- Не понимаю вас.
   -- А что тут понимать. Как тебе это объяснить. Вот ты, насколько я знаю, заядлый автолюбитель.
   -- Ну, не совсем.
   -- Ладно, понятно, что в твоём возрасте рановато таковым быть. Но в институт, как я заметил, ты почти всё время на машине ездишь.
   -- Ну да, но при чём здесь машина?
   -- Кстати, если ты такой крутой, то зачем тебе институт?
   -- Да никакой я не крутой. Разве настоящие "крутые" на таких машинах ездят? Это машина отца, да она и старая к тому же. Отец себе купил новую, а мне эту оставил.
   -- Понятно. Так вот о машине или, скорее, о поездках, о направлении какого-либо твоего следования по маршруту. Понимаешь, то, как ты ответил на поставленный вопрос в билете, напоминает одну ситуацию.
   -- И какую же?
   -- Вот скажи, если ты едешь в своей машине, и тебе сообщили, что нужно повернуть, например, на северо-восток, ты поймёшь, куда тебе нужно ехать?
   -- Конечно, а что там непонятного.
   -- Верно. А если тебе скажут, что нужно повернуть на юго-север или западо-восток?
   -- Но это же ерунда - нельзя ехать одновремённо в противоположных направлениях.
   -- Вот именно! А твой ответ на вопрос билета как раз и сочетает эти несовместимые направления. По отдельности всё верно, но вместе никак не сочетается.
   -- У-у! Теперь понял.
   -- Так вот, давай определяйся с ответом - или одно, или другое, а уж если вместе, то каким образом они могут сосуществовать.
   Студент почесал затылок, скривился (очевидно, не зная правильный ответ) и, хитровато улыбнувшись, произнёс:
   -- Анатолий Васильевич, но ведь запад и восток, к примеру, всё же, сочетаются. Я не раз видел по телевизору рекламу, где писали "West-Ost", то есть Запад-Восток. Я не вникал, конечно, о чём та реклама, но, значит, и такое может быть.
   -- Я помню такую рекламу, и тоже не обращал внимания, о чём конкретно она. Но там речь идёт, скорее всего, совсем о другом.
   -- О чём же тогда?
   -- Но это должно быть тебе понятно и самому. В подобных рекламах речь идёт о каких-либо объединяющих моментах: например, вместе Западная Европа (West) и Восточная Европа (Ost). То же самое может быть и с Севером и Югом.
   -- А с Севером и Югом как?
   -- Ну, например, объединение Северной и Южной Кореи.
   -- Ну, они-то как раз что-то не собираются объединяться - непримиримые враги.
   -- Ты прав. Хотя, может быть, в будущем и это когда-нибудь осуществится. Тогда, для примера, объединение после гражданской войны Юга и Севера в Соединённых штатах, или же объединение Северного и Южного Вьетнама. И то, и другое уже свершившийся факт. Ладно, ты не парь мне мозги, ты лучше отвечай на поставленный в билете вопрос. Нашёл тему для разговора, чтобы увильнут от ответа, -- недовольно пробурчал Анатолий Васильевич, выпустив из вида то обстоятельство, что, собственно говоря, это именно он сам начал эту тему.
   В общем, студент с горем пополам выкрутился, "неуда" он не получил, но и больше чем на "троечку" не заслуживал. Впрочем, он, как понял Грицай, был доволен и этой оценке. Спустя примерно час Анатолий закончил приём экзамена, окончательно заполнил ведомость и отнёс её в деканат. У него ещё по расписанию оставался один экзамен, но после этого были ещё почти две недели работы в государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) по защите дипломных проектов. А это будут очень загруженные дни. Обычно на одно заседание ГЭК выносится 10-12 дипломных проектов, согласно графику, составленному на кафедре. Во время защиты могут присутствовать руководитель работы, профессорско-преподавательский состав кафедры и студенты факультета. На саму защиту отводится 30-40 минут, включая доклад студента (8-10 минут). С перерывами, заполнением требуемой документации и прочих формальностей на это уходил полный рабочий день, и уже не 6-часовый, а 8-и, а то и более. В общем, наступает воистину горячий период, хотя сам июнь, как правило, не особенно ещё знойная пора лета.

* * *

   Были в эту пору экзамены и у приятеля овженко Алексея Познякова. В составе ГЭК ему, правда, принимать участие не доводилось, но и у него работы в период защиты дипломных проектов добавлялось. Задолго до самой защиты дипломных проектов в учебном отделе было немало работы, связанной с ГЭК. Государственная аттестация выпускников высших учебных заведений согласно закону Украины "О высшем образовании" - это установление соответствия уровня полученной ими высшего образования требованиям стандартов высшего образования. Она осуществляется государственной экзаменационной комиссией, которая действует на основании "Положения о ГЭКе", которая утверждается Министерством образования и науки Украины.
   Вообще-то, в университете общее руководство организацией дипломного проектирования осуществлял ректор согласно законам "Об образовании" и "О высшем образовании", постановлениями Кабинета Министров Украины и нормативными документами Министерства образования и науки Украины. Ректор ставит задачи касательно обеспечения качества дипломного проектирования, издаёт приказы (через тот же учебный отдел), которые регламентируют организацию работы ректората, деканатов факультетов, выпускающих кафедр в период дипломного проектирования, а также осуществляет контроль за их выполнением через проректора по учебной работе и начальника учебного отдела. Он также систематически обсуждает ход и результаты дипломного проектирования на заседаниях Учёного совета университета. Но это согласно Положению, реально же вся подготовительная работа ложится, естественно, на плечи учебного отдела.
   Учебный отдел готовил и ещё до Нового года подавал на утверждение в Министерство образования и науки Украины кандидатуры председателей ГЭК за подписью ректора. В состав государственной экзаменационной комиссии входят: председатель, заместитель председателя, ответственный секретарь и члены комиссии. При этом в состав ГЭК могут быть включены и председатели предметных комиссий. Председателем ГЭК назначается высококвалифицированный специалист по соответствующей специальности в данной отрасли производства, ведущий научный работник или научно-педагогический работник по специальности. При этом Председатели ГЭК не должны являться сотрудниками университета.
   Учебный отдел также готовил проекты и подавал на утверждение ректору приказы о составах ГЭК по защите дипломных проектов (работ) и об оплате труда внешних председателей и членов ГЭК согласно действующих норм и законодательствуа. Он также контролировал организацию дипломного проектирования в университете в целом, на факультетах и выпускающих кафедрах, а также выполнение графиков работы ГЭК.
   И вот сейчас у Познякова в связи с вопросами защиты дипломных проектов возникла небольшая неожиданная заминка. Точнее, не с защитой ДП, а с вручением выпускникам университета дипломов, да и не у него в отделе, а в одном из деканатов. В университете за годы работы Алексея не было ни одного случая (как было ранее он не знал, но и старожилы такого тоже не припоминали), чтобы кто-то из пятикурсников не защитил дипломный проект и не получил полагающийся ему диплом. Да, слабые студенты бывали, были единичные случаи и не допуска к дипломному проектированию. Но уж кого допускали к нему, то на защите их уже вытаскивали - как-никак, а полноценный выпуск молодых специалистов, это лицо учебного заведения. Поэтому деканаты, имея списки будущих выпускников, готовили (выписывали) на них дипломы заранее, начиная с начала месяца, а бывало что и с конца мая. И вот в один из дней в учебный отдел пожаловал декан строительного факультета Константин Анатольевич Шкуратов и обратился к Познякову:
   -- Алексей Николаевич у меня с выпиской дипломов возникла непредвиденная проблема.
   -- И какая же? Окончились бланки дипломов? Но заявки на них от вашего факультета не поступало.
   -- Нет, не в этом дело. Бланки дипломов у нас есть. Только мы к ним добраться не можем.
   -- Вот те на! -- удивился Алексей. -- Как это?
   -- Бланки дипломов хранятся в сейфе секретарши деканата Екатерины Прониной. Она после операции на аппендицит лежит в больнице. А ключи от сейфа у неё.
   -- Да, это действительно проблема. А у тебя, Костя, запасных ключей от этого сейфа нет? -- Шкуратов примерно на полтора десятка лет был младше Познякова, а потому тот обращался к нему на "ты". Он был из той плеяды молодых деканов факультетов, реорганизацию которых ректор проводил в преддверии получения их учебным заведением статуса технического университета.
   -- Я к её сейфу не касался. Где-то вроде бы должны были быть запасные ключи, но я их не нашёл. Мы пробовали подобрать другие ключи к сейфу - не получилось. Я подумал - может быть, мне составить заявку на дипломы, и вы мне выпишите новые бланки? У вас же, наверное, их запас имеется, точнее не у вас лично, а на складе. Но получаете их именно вы. А те, что у Кати, мы используем в следующем году.
   -- Нет, Костя. Этого я сделать не могу. Да, на складе бланки дипломов имеются. Но выписать их тебе я не имею права, пока деканат не отчитался за предыдущую полученную партию.
   -- Вот ёлки-палки, нелады! Я надеялся, что вы поможете.
   -- Не могу, Костя, зачем мне нахлобучка от ректора или от КРУ. О! Сходи сам к ректору и объясни ситуацию. Если он даст мне указание, я выпишу со склада бланки дипломов.
   -- Ага! Так я и разогнался идти к ректору. А то я не знаю, что ничего из этого не выйдет.
   -- Тогда выход один - идти к ней домой, пусть её близкие найдут ключи и передадут тебе.
   -- Я так и думал, -- вздохнул Константин. -- Не очень-то хотелось, но ничего другого не остаётся. Ладно, сегодня после работы заскочу к её родителям, а завтра открою сейф. Тянуть с дипломами уже некуда.
   И Шкуратов направился к выходу из отдела, но Алексей его остановил:
   -- Погоди!
   -- Так, что? -- с надеждой спросил Константин Анатольевич.
   -- Когда получишь ключи, не вздумай открывать сейф сам.
   -- Почему? Это же сейф в деканате, то есть как бы общий.
   -- Таково правило. Мало ли какие могут быть сюрпризы. Вскрывать чужой сейф нужно только при наличии комиссии. Иначе, в случае чего, лично ты будешь крайним.
   -- Да что там может быть, бомба что ли?
   -- Бомбы там, конечно, нет. А если Пронина там, к примеру, хранит личные сбережения? Выйдя из больницы, она откроет сейф и заявит, что эти сбережения наполовину сократились. Каково тебе будет?
   -- Нет, так она не поступит. Вряд ли в сейфе имеются её личные сбережения. Да, она там обычно хранит деньги за дипломы, но их-то в этом году ещё не выписывали, а за прошлый год она вовремя их сдала.
   Дипломы выпускникам ВУЗов выдавались не бесплатно, за них платили студенты в деканат. После этого секретари деканатов по мере выдачи дипломов (и собранных за них денег) сносили их в учебный отдел, а Позняков позже по акту вносил их в кассу университета. В советские времена студентам ещё вручали (по желанию) и академические значки об окончании ВУЗа - так называемые ромбики "поплавки". "Поплавок" (ромб размером ≈ 50×30 мм) был учреждён в 1945-м году, изготавливался он из латуни (до конца 50-х годов - из серебра), имел основное поле из цветной горячей эмали определённого цвета и кант, залитый белой эмалью. Цвет основного поля знака определял специализацию учебного заведения. Например, для технических ВУЗов цвет был синий, для медицинских - красный, для сельскохозяйственных - зелёный и т. п. На основном поле "поплавка" располагался накладной герб CCCР с 15-ю лентами (ранее - с 16-ю), символизирующими количество республик. Первые пару лет у Познякова в отделе оставался их некий запас, которые он (внеся за них в кассу свои деньги - стоил значок всего 30 копеек) выдавал желающим студентам-выпускникам и позже. Это был уже некий раритет, который пользовался спросом у молодых специалистов. Многим хотелось прикрепить такой знак отличия на борт пиджака или на платье (реже) и немного пофорсить. Независимая Украина подобные знаки отличия в систему высшего образования пока что не внедрила.
   -- Я говорю это просто в качестве примера. Но, ты же не можешь отрицать, что в принципе такая ситуация возможна?
   -- М-да, убедили вы меня. Хорошо, буду вскрывать сейф в присутствии комиссии. Но тогда я прошу и вас быть в этой комиссии. Сколько человек нужно?
   -- Три человека хватит. Я не против того, чтобы быть в составе этой комиссии, много времени эта процедура не должна занять. Третьим можешь взять зам. декана или какого-либо преподавателя с кафедры.
   На следующий день ещё в первой половине дня последовал звонок Алексею от Шкуратова с приглашением зайти в деканат и открыть сейф. И вот при его вскрытии членов комиссии ожидал очень неприятный сюрприз. Позняков как в воду смотрел с назначением комиссии, хотя ранее и наставлял Константина просто по долгу службы, не думая обнаружить в сейфе чего-либо недозволенного. И потом сам себя мысленно хвалил, за то, что в ходе разговора со Шкуратовым вспомнил и упомянул о комиссии. Да, ничего в сейфе недозволенного комиссия не обнаружила, но она также и не обнаружила того, что там обязательно должно было находиться. Никаких сбережений и ценностей в сейфе не было, кроме разве что чистых бланков дипломов. Остальное - так, разные бумаги, не стоящие особого внимания. А вот бланки дипломов это внимания требовали. Их в сейфе было две немалые стопки - выпускников на строительном факультете было много. Позняков, идя в деканат, захватил с собой ведомость получения деканатом в учебном отделе этих документов строгой отчётности. Пересчитывал бланки дипломов и сверял их номера с ведомостью лично он. Он их выдавал, ему комиссии и поручила проверить их сохранность. Это было целесообразно. Имеющиеся в сейфе дипломы были в полной сохранности, вот только их количество не совпадало с таким же количеством в ведомости получения деканатом (лично Екатериной Прониной) этих документов. Алексей пересчитал их раз, подумал, что он ошибся и более скрупулёзно пересчитал и сверил номера снова. Итог то же - не хватало ровно десяти чистых бланков дипломов.
   Когда Позняков сообщил своё открытие членам комиссии (третьим членом комиссии был зам. декана, добродушный Константин Эмильянович Сагайдачный), те не поверили. Кинулись пересчитывать бланки дипломов, их пересчитали раз эдак пять, но, увы, от этого их больше не стало. Обшарили все закоулки сейфа и рабочего стола Прониной. С тем же успехом. По окончанию этих процедур, уверившись, что недостающих бланков дипломов им не найти, декан воскликнул:
   -- Ёлки-палки! -- в сердцах Шкуратов вновь упомянул об этих то ли деревьях, то ли их огрызках. -- Как же так?! И что нам теперь делать?
   -- Только одно - составлять акт пропажи, отразив это и в акте вскрытия сейфа, и идти с ним к ректору. Сегодня же! Нужно выписывать дипломы. Можно, конечно, имеющиеся бланки дипломов отдать на заполнение, но лучше, всё же, сначала доложить ректору. Это ведь ЧП. Не сообщи мы срочно о таком происшествии, только хуже будет.
   -- Я это понимаю, -- уныло протянул Константин Анатольевич. -- Мне одному к нему идти? Да он же после такого сообщения порвёт меня как Бобик тряпку.
   -- Пойдём вдвоём. Тем более что и я был в составе комиссии. Но доложить нужно сегодня же.
   Ректор тоже недоумевал по поводу случившегося. Разрешение на использование оставшейся части (значительной) бланков дипломов он, конечно же, дал, отчитал Шкуратова за плохой контроль своих подчинённых и пообещал разобраться с Прониной после её выписки из больницы.
   Окончание этой нелицеприятной истории произошло где-то дней через десять, когда вышла из больницы Екатерина Пронина. Она, естественно, побывала в кабинете ректора, а на следующий день тихонько собрала свои вещички в деканате и отбыла в неизвестном направлении - была уволена. Эта мера наказания ни у кого не вызвала никаких вопросов, но их после этой истории осталось много. О чём шёл разговор ректора с провинившейся, никто не знал, ничего она не сказала и на расспросы в деканате, предпочитая отмалчиваться. Но, самое главное, никто не проводил никакого расследования - ни внутреннего (университетского), ни внешнего, с привлечением компетентных органов. Бланки недостающих дипломов Оноприенко приказал Познякову вместе с бухгалтерией списать, приложив к акту списания бланков акты вскрытия сейфа и обнаружения недостачи. И вот это было странно. Если бы, к примеру, в той же бухгалтерии обнаружилась недостача 500 или 1000 гривен, то шуму было бы... Расследование точно проводили бы, виновный написал бы кучу объяснительных бумаг и его бы заставили покрыть недостачу из своего кармана (возможно, она в тот же карман и уплыла). В данном случае никакой объяснительной (письменной) от Прониной не последовало. Да, она была уволена, но не слишком ли легко она отделалась? Ведь 10 чистых бланков дипломов о высшем образовании на чёрном рынке стоят гораздо больше, нежели какие-то там 500-1000 гривен, по слухам стоимость одного такого бланка могла доходить и до 1000 $. Недаром ведь бланки дипломов и входят в категорию документов строгой отчётности. И какая же в этом случае строгая отчётность получилась? В общем, от этой всей странной истории остался непонятный и довольно неприятный осадок, а также некое подозрение - а может, Екатерина дипломы вернула. Тогда у кого в кармане они осели?

* * *

   А далее наступили горячие денёчки на выпускающих кафедрах, связанные с защитой дипломных проектов и дипломных работ (на экономических специальностях). Особенно загружены в эту пору бывали деканаты: зачётные недели, экзаменационная сессия, выписка дипломов выпускникам, приём от некоторых нерадивых пятикурсников (в последнюю так сказать минуту) справок о том, что он после выпуска устраивается на таком-то предприятии (а этими справками выпускники занимались весь последний курс). После этого ещё студенческие практики, выдача дипломов выпускникам и расчёт с ними. Это пора, когда в деканатах (в папках, столах и на стеллажах) накапливается масса всевозможных бумаг, а в приёмной этого структурного подразделения - масса студентов и преподавателей. Конечно, больше всего мороки в это время с выпускниками, особенно с их распределением. Предприятия и организации молодого государства не очень охотно принимали в свои ряды молодых специалистов, они старались держаться на собственных старых кадрах. К этому их очень быстро приучили последние годы, когда редко какой из работников был уверен в том, что ему удастся удержаться на производстве, да ещё получая полный (не урезанный) оклад. Куда уж там было думать о приёме на работу новых людей, больше беспокоились о том, как бы ни потерять имеющиеся кадры.
   Сейчас Позняков вспомнил, как года три назад профессор Константин Никонович Могилёв показывал проректору по учебной работе и начальнику учебного отдела проведенный им анализ потребности молодых специалистов в их регионе. Такой заказ он получил через год или два после обретения Украиной самостоятельности. Могилёв был очень грамотным, а главное ответственным человеком. Порученную ему работу он выполнил очень даже хорошо. На это, правда, ушло немало времени - нужно было обивать пороги различных статистических управлений и многих других городских, районных и областных организаций, ведающих кадровыми вопросами. В анализе указывалась потребность специалистов на десяток лет вперёд, учитывая ротацию кадров (пенсионный возраст) и наличие соответствующего высшего образования у лиц, занимающих инженерные должности. Проведенная Константином Никоновичем работа понравилась Горбунову и Познякову. Они предполагали, что в дальнейшем это значительно облегчит труд по распределению молодых специалистов.
   Правда, в анализе Могилёва больше отмечалась потребность специалистов технической направленности, а не модных на то время экономических, экологических и юридических специальностей. Прогноз на эти последние специальности показывал, что сейчас спрос на них немалый, но он снизится уже в ближайшие годы, рынок перенасытится этими специальностями. Но именно эти специальности начинали давать университету "живые" деньги, поскольку больше всего на них осуществлялся набор студентов на платной основе. Поэтому Горбунов, оценив этот ёмкий труд, скептически заметил:
   -- Не думаю я, Константин Никонович, что ректору ваш анализ очень понравится ректору.
   -- Почему?
   Виктор Владимирович объяснил Могилёвуу свои соображения по поводу модных и немодных специальностей.
   -- Я догадывался об этом, -- расстроился Могилёв. -- Но так же тоже нельзя. Мы начали сокращать набор строителей в угоду экономистам, -- Константин Никонович всю жизнь проработал на строительном факультете и был отличным специалистом. -- Рекламируем в основном модные специальности, а на другие, не менее нужные специальности, конкурс падает.
   -- А вы это Константину Григорьевичу скажите, -- улыбнулся Горбунов.
   -- И скажу, чего мне боятся. Я и в городских высших инстанциях спорил по этим вопросам. Они ой как тяжело предоставляли мне информацию. Когда я говорил о наших выпускниках, то они только руками разводили - некуда, мол, их брать. И это при том, что в различных организациях просиживает масса пенсионеров, а некоторые так званые специалисты не дипломированы либо работают не по той профессии. Не хотят брать молодёжь. Но как же тогда можно развивать экономику нашего молодого государства, неужели одними старыми кадрами?
   Могилёв ещё долго бурчал по этому поводу, пока не осознал, что Горбунову и Познякову не терпится заняться уже совсем другими вопросами. Он махнул рукой, сложил в папку свои материалы и удалился из кабинета проректора. Примерно через неделю Алексей столкнулся с ним в коридоре. После взаимных приветствий и стандартных вопросов типа "Как дела?" Позняков спросил Константина Никоновича:
   -- Вы уже показывали Оноприенко свои материалы относительно потребности специалистов в нашем регионе?
   -- Показывал, -- скривился Могилёв.
   -- И что?
   -- Да пока ничего. Я ему начал объяснять цифры по каждой бумажке, но его всё это не особо заинтересовало. Сказал, чтобы я оставил папку, а он, мол, на досуге её посмотрит. Но я чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но он же сам давал мне это задание.
   -- Всё течёт, всё меняется, Константин Никонович. Прошло уже немало времени, и сейчас этот вопрос не актуален.
   -- Почему не актуален? Что мы так хорошо устраиваем на работу своих выпускников?
   -- Вот именно поэтому. Вы сами говорили, что их не хотят брать, каждый сам себе место где-нибудь пробивает. По Союзным меркам мы им выдаём как бы свободные дипломы - куда хочешь и как хочешь устраивайся. Что это за решение вопроса трудоустройства.
   -- Да, вы правы, -- согласился Могилёв.
   С трудоустройством выпускников проблемы были не только у их университета. Министерство высшего образования Украины фактически бросило своих выпускников на произвол судьбы, о направлениях тех на работу, как это было в СССР, никто не заботился. Министерство только спустило в ВУЗы распоряжение, чтобы ректоры сами заботились о трудоустройстве своих выпускников, не забыв при этом потребовать отчёт о количестве устроенных и неустроенных молодых специалистов народного хозяйства. И что оставалось делать руководителям ВУЗов? - они в свою очередь переложили всё на плечи будущих молодых специалистов. Их обязали принести с какого-нибудь профильного (а то и не профильного) предприятия заверенную подписью одного из руководителей и печатью справку о том, что это предприятие (учреждение) обеспечивает данного выпускника после получения им диплома работой. Без такой справки студентам грозили не выдать диплом. И справки потекли рекой. О том, что эти справки на 80, а то и на 90 % липовые знали все, включая и чиновников аппарата Министерства, но всем нужно было поставить галочку и отчитаться перед вышестоящими органами. А молодые специалисты тем временем увеличивали ряды реализаторов на рынках, пытались открыть своё собственное дело или просто пополняли армию безработных. Но жить-то на что-то нужно было. И при этом никто из высокопоставленных лиц не задумывался над тем, откуда в стране такая криминогенная обстановка (а этот показатель в начале и средине 90-х годов зашкаливал).
   Ещё недели через две, уже после защиты дипломов, Могилёв позвонил в учебный отдел и попросил Познякова, если тому не трудно, подойти на возглавляемую профессором кафедру - есть, мол, разговор. Могилёв был, хотя и крепким мужиком, но уже пенсионного возраста, а потому откликался преимущественно на просьбу (или распоряжение) ректора (или проректора) подойти к нему. С другими коллегами он предпочитал общаться в своём кабинете. И Позняков уважил просьбу заведующего кафедрой, тем более что кафедра находилась на том же этаже и в этом же корпусе.
   -- Что за вопрос на повестке дня, Константин Никонович? -- спросил Алексей, присев на стул в кабинете Могилёва.
   -- А, вопрос всё тот же, -- махнул рукой хозяин кабинета.
   -- Какой тот же? -- у Алексея в то время хватало различных вопросов, тем более что он периодически сталкивался в разных местах университета с Константином Никоновичем, и они обязательно, хотя бы на пару минут, останавливались для небольших бесед по насущным вопросам.
   -- Да я имею в виду вопрос потребности специалистов в городе и области.
   -- А, ну и чем дело кончилось?
   -- А ничем. Я вчера был у ректора по кафедральному вопросу. Ну а в конце беседы спросил его о моей папке, смотрел ли он её и какие у него соображения по этому поводу. И знаете, Алексей Николаевич, что он мне ответил.
   -- Не знаю, но примерно догадываюсь, -- улыбнулся Алексей.
   -- Он сказал, что читал материалы папки, порылся в столе, достал мою папку и вернул мне её со следующими словами, дословно передаю: "Забирайте, и чтобы больше её мои глаза не видели". Когда я спросил его, что ему в ней не понравилось, он ответил: "Дело не в том - понравилось или нет. Эти материалы сейчас не к месту. И без вашей папки проблем хватает". Вот такие дела, Алексей Николаевич. Вы с Виктором Владимировичем были правы. Никому сейчас это не нужно, живём одним днём.
   -- Вас это удивляет?
   -- Нет, уже не удивляет. За свою жизнь я многого насмотрелся. Просто дело в другом - следует ведь работать на перспективу. Нет, Константин Григорьевич на перспективу, конечно, работает, нужно отдать ему должное. Но нельзя же, чтобы эта перспектива была однобокой.
   Так, в принципе, завершилась эта довольно длительная эпопея профессора Могилёва по вопросу теперешнего и будущего распределения молодых специалистов, как и сам разговор на эту тему, и более он уже и не поднимался.

* * *

   Этим летом вопрос, связанный с выпуском молодых специалистов и устройства их на работу, был актуален и для семьи Позняковых - окончила институт Наталья. Она получила направление на работу в одну из городских школ. Несмотря на то, что с распределением выпускников в педагогических ВУЗах было немного полегче, чем в технических, попасть в школу родного города было не так-то просто. Не очень-то желали молодые учителя и учительницы обучать детишек в глубинке. Впрочем, так бывало во все времена, хотя, конечно, порой и находились энтузиасты, которых тянуло на сельские просторы, но таковых было, к сожалению, не так уж и много. Вот сейчас Алексей вновь вспомнил рассказ Грицая о том, что ректор педагогического института предпочитал отбирать студентов из числа сельских абитуриентов, и был, наверное, не так уж и не прав. О том, чтобы хотя бы дочь была поближе (если сын далеко), заблаговременно подсуетилась Галина Познякова. Наташа, когда заходил вопрос о будущем трудоустройстве, говорила, что ей всё равно где работать - куда пошлют, там и будет работать. Но, всё же, чувствовалось, что не так уж ей хочется покидать родные пенаты.
   Школа, в которой ей предстояло работать, была ей незнакома, да ещё и находилась на другом конце города. Но другой конец города - это не то, что другая область, поэтому с этим можно было легко смириться. Несмотря на то, что приступать к работе ей предстояло только 1-го сентября (ну, возможно, пару днями ранее), Наталья через пару дней после получения диплома поехала к своему будущему месту работы. В школе сейчас в разгаре были ремонтные работы. С директором ей встретиться не удалось, тот где-то обивал пороги местных организаций с целью выбивания дополнительных строительных материалов для ремонта. А вот с завучем Наташа встретилась, та приняла её хорошо и детально ознакомила с помещениями школы. Познякова в итоге осталась довольна своим будущим местом работы. Хотя школа была украиноязычной, читать ей в старших классах (а это должно было стать испытанием для девушки) предстояло такие предметы как "Русский язык и литература". Наташа отлично владела государственным языком, но по литературе почему-то больше любила произведения именно русских писателей. В общем, вопрос трудоустройство Позняковой младшей был успешно разрешён.
   Но Алексею Познякову предстояло решить ещё один, довольно несложный вопрос - он запланировал до начала отпусков вернуть денежный долг Горбунову. Правда, останутся ещё пара кредиторов, которым тоже нужно будет отдавать одолженные средства, но Виктору Владимировичу Алексей намеревался отдать одолженные 2000 $ именно сейчас, как он тому и обещал. Горбунов оказался одним из немногих коллег в университете, кто в трудную для Познякова минуту поддержал его. Поэтому Алексей был благодарен проректору по учебной работе и решил не затягивать с возвращением долга. Он, как его и просил Горбунов, провёл средства через банк и с чистой совестью вручил тому деньги, чем вызвал удивление своего бывшего кредитора. Итак, все запланированные дела были сделаны, на носу уже был июль месяц, напряжение на работе уже спадало, и дней через десять можно было уходить в отпуск. Конечно, полностью положенный ему отпуск Познякову отгулять не удастся, где-то до двадцатых чисел августа ему вновь предстояло быть на работе. Но так было всегда, за не неиспользованные дни отпуска он получит позже компенсацию или догуляет их в другое время по своему (с согласия ректора) усмотрению.
  
  

ГЛАВА 25

Жизнь не стоит на месте

  
   Июнь месяц оказался счастливым для семьи Позняковых не только тем, что окончила институт их дочь Наталья. Была и ещё одна приятная новость, которая только частично их касалась - поступил в институт Алексеев племянник Борислав. Как и прогнозировал Пашков, после подготовительных курсов (со своими экзаменами) это сделать было не так уж сложно. Занимался на курсах Борислав хорошо, а ответственности ему было не занимать. Позже, уже в августе, когда деканаты составляли по итогам приёма списки групп, он даже был назначен старостой группы. Деканат запросил у подготовительного факультета списки учеников, на которых в процессе учёбы уже в статусе студентов строительный факультет мог бы положиться. Попал в этот список и племянник Познякова. Чаще старостами групп деканаты назначали первокурсников, у которых уже был опыт армии, но таковых в группе Борислава не оказалось. Вот пришлось ему самому и тянуть эту лямку. Впрочем, не так уж эта лямка резала ему плечи, да и были старосты групп на хорошем счету у деканов, а это тоже было немаловажно. Вопрос призыва в армию за эти месяцы не поднимался, а теперь уже и не будет подниматься. То, что из Борислава выйдет хороший и студент, и староста группы Алексей не сомневался, как и не сомневался в том, что с учёбой племянника у него лично проблем не будет. Слава Господу в этом году окончил институт сын его кумовьёв, а потому проблем с молодым поколением в дальнейшем вроде бы не предвиделось.
   Мечты об отпуске у Познякова пока что оставались только мечтами, пока не пришла дата его начала нужно было продолжать заниматься своими служебными обязанностями. В один из дней Алексей как обычно заглянул в диспетчерскую. Были или не были вопросы, связанные с этой частью учебного отдела, не имело значения - Позняков обязательно каждый день туда заходил. Да и как могло быть иначе - попробуй не зайди, даже, когда ты перегружен работой. В сугубо женском коллективе (ответственный по практике не в счёт, да и сидит он на отшибе) не уделение внимания (чисто производственного) кому либо-либо из сотрудниц чревато различными кривотолками. Как же, кто-то у начальника числится в любимчиках, а кого-то он держит в "чёрном теле". И не играло при этом никакого значения то обстоятельство, что одну группу сотрудниц отдела Позняков ну никак не мог обойти стороной, работая с ними в одном помещении. Да, прав был при его приёме на работу Оноприенко, который указывал на то, что работать в женском коллективе не просто.
   Зайдя в диспетчерскую, Алексей увидел (и услышал обрывки), что Людмила Ивановна Ширяева и Любовь Петровна Розгина о чём-то взахлёб рассказывают своим коллегам. И те, и другие при этом хохотали. Поздоровавшись, Алексей спросил:
   -- Людмила Ивановна, что это вы такое смешное съели? Поделитесь, может быть, и я немного повеселюсь.
   -- Да это мы так, -- смутилась Ширяева.
   -- Людмила Ивановна, -- решила вставить своё слово Розгина, -- а давайте расскажем Алексею Николаевичу. Действительно, пусть и он посмеётся.
   -- Ой, да неудобно, Люба.
   -- А что там неудобного. Пусть знает, какой Степан Иванович Виноделов шутник.
   -- Ну, то, что Степан Иванович хороший шутник, так же, как и хороший человек, я и без вас знаю, -- улыбнулся Позняков.
   -- Да, шутник он ещё тот, -- покачала головой Ширяева и повернулась к Любови Петровне, -- твоя инициатива, вот ты и рассказывай.
   -- Ох, какие секреты, -- продолжал подкалывать своих сотрудниц Алексей.
   -- Да не секреты, но такой, несколько пикантный случай.
   -- Вот даже как! Интересно, тогда точно нужно послушать. Так в чём же дело?
   -- Понимаете, Алексей Николаевич, -- начала Розгина, -- сейчас работы у нас не так уж много, вот Людмила Ивановна и предложила пройтись по корпусам - проверить, как идут дела с ремонтом закреплённых помещений, они ведь уже начались. А вы сами приказали периодически проводить проверку и докладывать вам.
   -- Это я знаю, ты не отвлекайся. И при чём здесь Виноделов?
   -- В общем, обе Ольги, -- она имела в виду Крыжанова и Бурмистрова, -- пошли в правые корпуса, а я с Людмилой Ивановной - в левые, к экономистам. Ирина Николаевна осталась в помещении как бы на дежурстве, -- продолжала детально всё рассказывать Любовь Петровна.
   -- Я смотрю, до Степана Ивановича дело так и не дойдёт.
   -- Нет-нет, дойдёт, сейчас, -- и Розгина опять-таки в деталях рассказала о встрече с Виноделовым.
   А дело, по её рассказу и кратким дополнениям Милюковой, обстояло следующим образом. Возвращаясь после обхода помещений в переходе между корпусами, они увидели приближающегося им навстречу Степана Ивановича. Он, как обычно, немного прихрамывал, опираясь на свой неизменный инвалидный атрибут - аккуратную пластмассовую палочку. Когда они встретились и поздоровались (вся троица остановилась), Людмила Ивановна решила пошутить:
   -- Степан Иванович, когда вы уже сможете бросить палочку?
   -- Когда? -- расплылся в улыбке Виноделов, -- да хоть сейчас. Я всегда готов.
   Людмила Ивановна ещё не успела сообразить, о чём ведёт речь Степан Иванович, как услышала громкий хохот Розгиной.
   -- Ну, что, Людмила Ивановна, получили? -- хохотала она чуть ли не со слезами в глазах.
   Теперь уже и Ширяева сообразила двусмысленность своего вопроса и ответа Виноделова.
   -- Степан Иванович, ну как вы можете? -- покраснела Людмила Ивановна. -- Я ведь совсем не то имела в виду.
   -- А я откуда должен знать, что вы имеете в виду? Как вы меня спросили, так я вам и ответил.
   Они ещё немного пошутили, Ширяева уже успокоилась, понимая, что, конечно же, Виноделов просто дурачится. Потом они все успокоились, Розгина напомнила Виноделову, что на следующей неделе у Петровой день рождения, на который она, конечно же, пригласила и Степана Ивановича, который в компаниях был незаменимым человеком. Когда женщины уже возвращались в диспетчерскую, то смеялась такому неожиданному приключению и Людмила Ивановна, естественно, смеялись и остальные сотрудницы отдела, услышав такой забавный рассказ. Сейчас с ними вместе веселился и Позняков:
   -- Вот так, Людмила Ивановна, впредь будете подбирать слова, когда в очередной раз захотите пошутить.
   -- Да уж, это точно, -- грустно качала головой та. -- Не ожидала я такого от Степана Ивановича.
   И, хотя ей было немного неловко, она снова уже улыбалась. Да и как могло быть по-другому, ведь такие вот мелкие смешные моменты только улучшают настроение, особенно, когда ты загружен работой, да ещё имеют место какие-нибудь мелкие неприятности. Это хорошо, что Розгина рассказала о своём напоминании о дне рождения Ирины Николаевны, сам Позняков за работой как-то выпустил из виду это событие. Нужно будет, чтобы с понедельника женщины занялись его подготовкой, а ему нужно будет не забыть купить цветы.
   Ассоциативно из памяти всплыл день рождения Виктора Владимировича Горбунова, который отмечали ещё в средине мая. В этом году у Горбунова дата была очень круглой - 50 лет, а потому отмечали такое событие в ресторане. Гостей на дне рождения проректора по учебной работе было много - родственники, сотрудники его кафедры, все проректоры, начальник учебного отдела, все деканы и несколько сотрудников с других кафедр, с которыми Горбунов поддерживал дружеские отношения. Поздравления начались, конечно, ещё с самого утра в его кабинете. Поздравил его и ректор, преподнеся довольно весомый подарок - он сообщил, что Виктор Владимирович награждён почётным званием "Заслуженный работник народного образования Украины". Через три года Леонид Кучма своим Указом немного подкорректирует наименование этого почётного отличия для работников образования. Оно станет называться "Заслуженный работник образования Украины" и немного ужесточатся требования к документам на его присвоение.
   Было, правда, не совсем удобно, что день рождения припал на понедельник, лучше бы это было воскресенье. Но заранее дни рождения не празднуют, так что некоторым преподавателям пришлось подстраиваться. Торжества в ресторане были намечены на 17:00. Место празднования дня рождения проректора по учебной работе находилось не так уж близко от стен университета, а потому для поездки был выделен автобус. Позняков даже не знал о существовании в городе такого ресторана, который находился в глубине одного из кварталов, вдали от оживлённой городской магистрали, и его просторный зал на втором этаже был довольно уютным. Повеселились все в этот день на славу. Много было хороших тостов в честь юбиляра, немало было выпито, закусок на прекрасно накрытом столе было с лихвой. Одним просиживанием, конечно, не ограничились - были и танцы под аккомпанемент хорошей музыки. В общем, проведенной второй половиной дня все остались довольны. Развозил гостей по домам, точнее по районам жительства, всё тот же автобус.
   Но это были сейчас уже просто воспоминания Алексея, которые немного скрашивали его нехитрую работу по выполнению служебных обязанностей. Нехитрую потому, что в этот период времени особой работы уже и не было, горячая пора для учебного отдела практически окончилась, она возобновится уже где-то в средине августа. Сейчас большинство сотрудниц уходили в отпуск, это был один из маленьких плюсов, компенсирующих напряжённую и нервную работу в течение года - постоянно отпуск в летнее время. Со следующего понедельника и сам Позняков должен был уже уходить в отпуск. Сейчас же он старался, улучшив момент, почаще выскакивать из душных помещений в прохладу тенистых деревьев во дворе учебного заведения. Там нередко отдыхали и другие преподаватели, ещё не ушедшие в отпуск, из деканатов сотрудников было поменьше - у них горячее время только приближалось к завершению. Но в последние дни (была средина недели) уже и преподавателей практически не было. Алексей сидел на лавочке недалеко от центрального корпуса и потягивал сигарету. Боковым зрением он увидел, что из дверей корпуса вышел Виктор Ляшенко.
   Виктор не был сотрудником университета, точнее он не был причастен к учебному процессу. Он арендовал в университете на первом этаже одного из учебных корпусов два совмещённых помещения для своего частного кафе. Блюда, которые готовились в кафе, не отличались особой изысканностью, но приготовлены были профессионально. Главное, там были горячие блюда и напитки, что было немаловажно для рациона студентов, которые чаще привыкли питаться всухомятку, а уже вечером в общежитии варганили себе что-либо из горячего. Горячие напитки в кафе не означали горячительные, это были кофе, чай, какао. Правда, после занятий разрешалось торговать (неофициально) и спиртным. Иногда Виктор грешил тем, что отпускал рюмочки спиртного преподавателям (а изредка и студентам) и во время занятий. Но, поскольку выпивших в стенах института замечено не было, то на такие небольшие вольности владельца кафе закрывали глаза.
   Ляшенко был молодым человеком (или зрелым мужчиной - кому как удобно называть) лет сорока, приятной наружности и, хотя в целом общительным, но порой отчасти и замкнутым. Вероятно, это были просто нюансы его профессии - хорошо сходиться с людьми, но и не особо распространяться о своих клиентах и о работе. С Виктором у Алексея были налажены вроде бы неплохие доверительные контакты, они могли беседовать довольно откровенно, зная, что услышанное из одних уст не выльется из уст другого. Сам Алексей редко бывал в кафе, которое называлось по имени его владельца, но применительно к грамматическому роду заведения "Виктория". Но ему нередко приходилось навещать кафе в периоды приезда какой-нибудь комиссии или гостей. Чаще всего в качестве некого сопровождающего являлся Горбунов, но бывали моменты, когда подобным гидом выступал и Позняков. Преимущественно, конечно, высоких гостей кормили в отдельной комнате столовой-кафе, устраивая их по соседству в профилактории, но менее важных гостей кормили и в "Виктории".
   Подойдя к скамейке, на которой сидел Позняков, Виктор поздоровался за руку и тоже присел.
   -- Что тебя занесло в наш корпус? -- спросил Алексей.
   -- У ректора был.
   -- И зачем он тебя вызывал? Гостей вроде бы не предвидится.
   -- Он меня и не вызывал. Это я наконец-то пробился к нему на приём.
   -- Во как! Кто-то из родственников в университет собирается поступать?
   -- Нет, ни мои родственники, ни я сам в университете уже не будут ни учиться, ни работать.
   -- Вот те на! И почему это? Ты что, уходишь?
   -- Ухожу, -- невесело протянул Виктор.
   -- И почему?
   -- Ты знаешь, -- собеседники были на "ты". Например, как отчество Ляшенко Алексей даже не знал,-- давай прогуляемся подальше от этого корпуса, там поговорим. Не ровён час здесь нас ректор увидит.
   -- А чего тебе его теперь бояться, если ты собрался уходить из университета?
   -- Да мне-то уже всё равно. Просто не хочу, чтобы у тебя были неприятности от беседы со мной. Ректор может что-нибудь заподозрить.
   -- Ладно, пошли, -- согласился Алексей, удивлённый таким заявлением Виктора. Вероятно, разговор предстоял непростой.
   Они отошли подальше, в сторону другого корпуса, перебрасываясь по дороге небольшими репликами по поводу поры года и погоды. Выбрали они место около университетского стадиона, присев уже там на одну из лавочек.
   -- Ты спросил меня, почему я ухожу, -- продолжил беседу на прерванную тему Виктор. -- Просто нет уже сил терпеть всё это.
   -- Что терпеть? То, что ректор за твой счёт кормит своих гостей?
   Алексей знал, что Виктор после Горбунова был как бы второй "дойной коровой" Оноприенко. Ляшенко накрывал для гостей столы в своём кафе, но те никогда с ним не расплачивались. Ректор говорил гостям университета примерно следующую фразу: "Идите, пообедайте в нашем кафе. Там для вас приготовлен стол. Алексей Николаевич вас проводит". Само собой подразумевалось, что за обед платить не нужно.
   -- И это тоже. Но это ещё мелочи, не так уж часто гости у меня обедают. Я знаю, что чаще им столы в столовой накрывают. Это периодические "налоги" с меня, если можно так выразиться. Но есть и постоянные.
   -- Плата за аренду?
   -- И это не так уж страшно.
   -- Не понял!? Тогда что?
   -- А то, что ежемесячно мне ректору приходится отстёгивать некую сумму. Понимаешь, е-же-ме-сяч-но, -- по слогам выделил Виктор.
   -- Как это?
   -- А вот так. Я ему ежемесячно плачу, слава Богу, уже платил, 300 $. Для меня это немалая сумма.
   -- Да ты что! Это действительно немалые деньги.
   -- Вот то-то и оно. Ты понимаешь, у меня порой бывает, в каком-нибудь месяце, что после всех отчислений такой прибыли и не набирается. Кафе содержать не так-то просто - затраты большие.
   -- Я это понимаю. И что, ты ему каждый месяц заносишь конверт с деньгами?
   -- Нет. Он в этом вопросе хитрее оказался. Я ему ежемесячно перечисляю эти деньги на его личный счёт.
   -- Во даже как! Тогда понятно, почему ты уходишь. Понимаю тебя и сочувствую, -- протянул Алексей, размышляя о том, что постепенно открываются всё новые детали деятельности Оноприенко. -- А ты не говорил с ним, чтобы уменьшить эту дань?
   -- Какое там! Он мне даже поставил условие, чтобы до первого числа следующего месяца деньги за предыдущий месяц были ему переведены. Я однажды замотался и не успел до конца месяца перевести ему деньги. К тому же бывает, что последний день месяца припадает на выходной. За делами на пару дней раньше я просто забывал об этих бедолажных переводах. Я тогда не думал увиливать от оплаты, просто рассчитывал, что сделаю перевод 1-го или 2-го числа - что случится, если на день позже придут деньги, ему же они в тот же день не нужны. Но он этого не понял. На следующий же день, то есть 2-го числа вызвал меня и так отчитал... Значит, он постоянно контролировал поступление денег. А ты говоришь, поговорить об уменьшении суммы оплаты. Это бесполезный разговор. Знаешь, как при подписании контракта - подписал, значит, тяни лямку. Но мне её тянуть уже невмоготу.
   -- Понятно. И куда же ты перебираешься?
   -- В Киев.
   -- Ого! Значит, даже выезжаешь из города?
   -- Да. Я за последние полгода немного подсуетился, сейчас уже всё улажено. Так что с понедельника переезжаю на новое место. Не совсем новое, я там немного жил, родня у меня там есть.
   -- А как с работой? Там ты для своего кафе что-нибудь присмотрел?
   -- Ну, имеется некая договорённость, пока что предварительная. Окончательно этот вопрос решиться, когда я уже туда приеду.
   -- И условия более приемлемые? Столица ведь дорогой город.
   -- Дорогой, я знаю. Но и выручка должна быть гораздо больше, нежели здесь. А из затрат - содержание кафе и плата за аренду. Возможно, со временем я найду возможность приобрести какое-нибудь помещение в свою собственность. В Киеве это более возможно.
   -- Всё это верно. А "крыша"?
   -- Да, это непростой вопрос. Всё утрясётся уже после открытия кафе и первых месяцев его работы. Сейчас подобное рекитёрство идёт уже на спад, а потому я думаю, что плата за "крышевание" будет не такой большой, как за похожие услуги ректора. Относительно, конечно, - сейчас сложно предсказать мою будущую прибыль.
   -- Ну что ж, тогда удачи тебе на новом месте! Всего тебе самого наилучшего, Виктор. Я искренне желаю, чтобы у тебя всё наладилось на новом месте.
   -- Спасибо. Тебе тоже всего самого наилучшего.
   После тих слов собеседники пожали на прощанье друг другу руки и разошлись в разные стороны, расставшись уже навсегда. Виктор пошёл к себе в своё кафе, которое в скором времени приобретёт уже статус "бывшего". Алексей же направился к центральному корпусу к месту своей работы, которая тоже вскоре примерно на полтора месяца будет успешно забыта - оставалось всего пару дней до очередного отпуска.

* * *

   После поездки с семьёй на море последние дни перед завершением отпуска Алексей догуливал в городе. Август продолжал томить всех зноем, но это была приятная истома начала второй половины месяца, последних летних погожих денёчков, поскольку сентябрь порой был непредсказуем - могло затянуться лето, но могла через несколько дней после его начала резко наступить и сырая осень. Правда, в таких случаях позже вновь надолго наступало бабье лето, но это будет уже потом. Сейчас Позняков охотно ходил за покупками в магазин (ранее у него на это времени не хватало) или на рынок. На рынок Алексей чаще всего ходил с супругой. Вот и сегодня, а была суббота (в среду выходить на работу) Позняковы с утра поехали на рынок. Нужно было основательно скупиться, а в этом случае Алексей выступал в роли тяглой лошадки - до машины, которая стояла метрах в двухстах от рынка. За время пребывания на море они пропустили один из этапов домашнего консервирования на зиму, и вот это упущение нужно было навёрстывать. Выбрав нужные для семьи овощи, Алексей с двумя сумками в руках направился к своей машине. Он укладывал сумки в багажник машины, чтобы ещё, как они с женой договорились, вернуться к ней. Вдруг Алексей услышал окрик:
   -- Алексей Николаевич!
   Позняков обернулся на зов и увидел немного в стороне своего бывшего сослуживца, в ту пору старшего лейтенанта Николая Шубина. Тот был младше его лет на десять. Сейчас он был в гражданской одежде, да и не видел уже Алексей своих бывших коллег по училищу в военной форме. Те, что остались в городе, ушли в отставку и трудились на ниве не военной. Некоторые переехали служить в другой город, но с ними Алексею как-то не приходилось сталкиваться. Шубина он тоже ранее не встречал, поэтому был рад видеть коллегу, хотя особо приятельских отношений у них и не было. Но часто, встречаясь где-нибудь через много лет, даже недруги порой рады встрече и нормально беседуют.
   -- Здравствуй, Коля! Давненько мы не виделись.
   -- Да, лет десять, наверное, уже прошло.
   -- Ну, немного меньше, но всё равно уже давно. Ты, как я понял, бросил воинскую службу?
   -- Бросил. Долго раздумывал над этим вопросом, но, всё же, решил уйти из армии. Не вижу там особой перспективы. Тем более что у меня есть и гражданская специальность, я ведь попал в армию на офицерскую службу после окончания института. Так что сейчас тружусь инженером в автосервисе, у меня ведь по гражданке диплом инженера-механика.
   -- И как идут дела? Ты же, насколько я помню, вот-вот капитана должен был получить.
   -- Было такое дело. Но решил этого события не дожидаться. В другое училище меня точно не перевели бы, а просто служить в частях не хотелось. А так сейчас всё нормально! Машин-то с каждым годом всё больше становится, водители же частенько права просто покупают, а водить машину, а уж тем более ремонтировать её, не особые умельцы. Так что всё о'кей. Я доволен своей работой.
   -- Да, это самое главное, быть довольным своей работой.
   -- А вы, как я слышал, в строительном институте работаете?
   -- Уже не в институте, а в техническом университете.
   -- О, да, я просто ошибся. Это я по старой привычке, я знаю, что сейчас он действительно университет. Даже этим летом беседовал с вашим ректором.
   -- Вот те на! И по какому поводу?
   -- Сын у меня в этом году к вам поступил. Так что, ежели что, то буду к вам на поклон приходить. Не откажете помочь? - не мне, конечно, сыну.
   -- Помогу, если это будет в моей власти.
   -- Но вы ведь там немалый пост занимаете.
   -- Да не особо этот пост находится в сфере решения важных вопросов. Да и не знаю я, надолго ли я на этом посту задержусь.
   -- А что так? Уйдёте из университета?
   -- Не знаю. Может быть, из университета и не уйду, но на этой своей должности вряд ли долго ещё проработаю. Надоело.
   -- Но она же вам знакома.
   -- Знакома, но вот радости от неё, не в пример тебе, я не ощущаю. Возможно, останусь просто на кафедре доцентом.
   -- Доцентом? -- уважительно протянул Николай. -- А вы защитились?
   -- Защитился три года тому назад. В прошлом году получил и аттестат доцента.
   -- О! Я и не знал этого. Знал только, что вы работаете начальником учебной части. Поздравляю вас!
   -- Спасибо. Если я даже уйду из отдела, то всё равно не откажусь помочь твоему сыну. Многие мне уже в университете знакомы. Поэтому я думаю, что помогут мне, если я их попрошу. А ты что, по поводу поступления сына на приём к ректору ходил? Ты сказал, что встречался с ним. Тогда почему ко мне не зашёл переговорить?
   -- Я с ним встречался, но не на приёме, -- замялся Шубин.
   -- А где же тогда? Ты же, наверное, о поступлении вопрос решал. Или по другому вопросу?
   -- Да, по вопросу поступления. Но встречался я с ректором не в стенах университета.
   -- Оп-па! А где же? У него дома или у тебя, или, может, быть в ресторане?
   -- Ни в одном из этих мест.
   -- Непонятно. Тогда где?
   -- В парке, -- тихо протянул Николай.
   -- В каком ещё парке? -- удивился Позняков.
   -- В парке возле его дома. Там он часто с собакой прогуливается.
   -- И что, так вот просто подошёл к нему и представился?
   -- Нет, -- покачал головой собеседник любопытного Познякова. -- Не так просто. Меня с ним свели.
   -- Как это?
   -- Ну, у моей супруги есть подруга, мать которой знает супругу вашего ректора. Вот она и поспособствовала.
   -- Понятно. И долго ты с ректором беседовал?
   -- Всего ничего.
   -- Не понял!?
   -- Ну, очень мало я с ним говорил. Представился и сказал по какому вопросу. Ректор ответил, что ему обо мне говорили. Тогда я отдал ему конверт и поблагодарил. Да, спросил, конечно, точно ли поможет моему сыну.
   -- Так-так, интересно. Это уже что-то новенькое, новая стратегия. То-то я смотрю, что в последнее время толпы просителей в приёмной ректора уменьшились. Ай, молодец!
   -- Алексей Николаевич, -- взмолился Николай, -- вы только никому об этом не говорите. Я вам просто по секрету это рассказал, как сослуживцу. Не сдержался.
   -- Успокойся, Коля. Ты же меня знаешь, я не из болтливых. Никому ничего я говорить не собираюсь. Но ты что, даже не сказал ректору, на какую специальность твой сын собирается поступать?
   -- Не сказал. Всё было в конверте - полные реквизиты сына, на какую специальность он собирается поступать, ну... и деньги.
   -- Понятно. Хорошо, это всё не имеет значения, главное - твой сын уже студент. Я правильно понимаю?
   -- Правильно.
   -- Вот и хорошо. В случае чего я помогу. Будешь приходить в университет по каким-либо вопросам, связанным с учёбой сына, заглядывай и ко мне. Если я уже и не буду работать в учебном отделе, то его сотрудники подскажут тебе, как меня найти.
   -- Спасибо, зайду.
   На этом разговор был завершён, и оба разошлись по своим делам. У Шубина, как заметил Позняков, тоже была увесистая сумка с продуктами. Алексей сделал ещё так сказать одну ходку с купленными продуктами, после чего он (теперь вместе с женой), уже на машине, направились домой. Ему ещё предстояло помогать жене в деле переработки овощей.

* * *

   Вернулся из отпуска Позняков, как это в последние годы стало уже нормой, в средине августа. Вновь наступала горячая пора, которая постепенно, где-то в средине сентября, уже войдёт в привычную колею. Сейчас главной задачей Алексея было написание доклада ректору на собрание трудового коллектива в конце месяца. Это уже вошло в привычку, а потому особых сложностей у начальника учебного отдела не вызывало. Основной вопрос был в сборе материалов к докладу, где фигурировали показатели летней сессии, защиты дипломов и нового набора студентов. Эти данные немного варьировались в последние годы, а вот задачи коллектива на новый учебный год уже как-то устоялись, потому и менялась эта часть доклада незначительно, просто ректор по ходу своего выступления что-либо добавлял от себя. Но так оно бывало всегда, Оноприенко был умным человеком, а потому найти новые нюансы в области задач, стоящих перед вверенным ему коллективом, особого труда ему не составляло.
   Пока собирались материалы к докладу Алексей, пребывая в отделе без особой работы или во дворе университета на лавочке, размышлял о том, что ему довелось услышать из различных источников этим летом. Информация, полученная от Виктора Ляшенко, а затем и от Николая Шубина, наводила на не особо радостные мысли. Если и ранее в деяниях ректора уживались благие поступки и не очень, то в последнее время, как казалось Познякову, количество последних вроде бы увеличилось. Да, трудно описать все поступки человека за его жизнь одной краской, всегда в ней найдутся различные оттенки. Но хорошо, если это просто оттенки одного цвета, а не совершенно различные окраски, а иногда и прямо противоположные по своей контрастности. И вот здесь в голову Алексея почему-то пришла аналогия с руководителем Советского Союза средины 50-60-х годов. Тогда Генеральным секретарём ЦК КПСС был Никита Сергеевич Хрущёв, личность неоднозначная. Когда его "ушли" с поста Генерального секретаря, он мирно доживал на пенсии, на госдаче в селе Петрово-Дальнее под Москвой, рассказывая желающим его послушать различные истории из своей жизни и жизни партийной элиты.
   Умер Хрущёв в сентябре 1971-го года, почти через семь лет после своей отставки. Он был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Позже, в 1974-м году скульптор, художник и график Эрнст Неизвестный изваял надгробный памятник Н. С. Хрущёву. Этот памятник стал его последней крупной работой - установленной на родине до эмиграции скульпторой. Памятник был выполнен в двух цветах - белом и чёрном. На небольшом возвышении в несколько необычной мощной мраморной раме стояла удивительно похожая бронзовая позолоченная голова Никиты Сергеевича, вылепленная просто и человечно, без налёта "вождизма". Но дело не в чертах самого вождя, а именно в двуцветии памятника. Памятник был выполнен из белого и чёрного мрамора, он как бы утверждал противоречивость борьбы зла и добра в характере Хрущева. Таким был Никита Сергеевич: хорошим и плохим. Хорошее - 20 съезд КПСС, а плохое - разгром выставок, кукуруза, грубость и прочее, такие вот противоречия в личности и в истории его не такой уж простой деятельности. Интересно, что ранее за свои работы Неизвестный подвёргся критике со стороны тогдашнего главы СССР Хрущёва, который в 1962-м году на выставке назвал его скульптуры "дегенеративным искусством".
   Идею создания именно такого памятника Неизвестный объяснял следующими словами: В основе самой жизни в философском смысле лежит противоборство двух начал - светлого - прогрессивного, динамичного, и тёмного - реакционного, статичного. Одно стремится вперёд, другое тянет назад. Эта основная идея развития бытия очень хорошо подходит к образу Никиты Сергеевича. Он начал выводить нашу страну из мрака, разоблачил сталинские преступления. Перед всеми нами забрезжил рассвет, обещавший скорый восход солнца. Свет стал разгонять тьму.
   Эрнст Неизвестный объяснял, что такой подход позволяет лучше понять основные идеи надгробия. Главный компонент - белый мрамор, его динамичная форма наступает на чёрный гранит. Тьма сопротивляется, борется, не сдаёт свои позиции, в том числе и внутри самого человека. Не зря голова поставлена на белую подставку, но сзади сохраняется чёрный фон. В верхнем углу на белом - символическое изображение солнца. Вниз от него протянулись лучи. Они разгоняют тьму. Голова цвета старого золота на белом не только хорошо смотрится, но это и символ - так римляне увековечивали своих героев. Всё покоится на прочном основании бронзовой плиты. Её не сдвинуть. Не повернуть вспять начавшийся процесс.
   И вот сейчас в тех же тонах Позняков мысленно характеризовал "вождя" коллектива университета Константина Григорьевича Оноприенко. Много, очень много было светлых тонов в биографии Константина Григорьевича, но уж больно в последнее время стали застилать тёмной пеленой глаза (а скорее мысли) окружающих совсем другие факты его деятельности. И вновь сравнение в масштабах государственных и на местном уровне. Всё то же сходство, всё подобно. Да, процессы в самом государстве как бы копируются в меньшем масштабе на областном уровне, даже не столько областном, сколько местечковом - что такое отдельно взятое учебное заведение. Алексею припомнилось одно крылатое выражение того же Н. С. Хрущёва: "Политики везде одинаковы: они обещают построить мост там, где и реки-то нет". Тонко подмечено. Свои обещания Оноприенко как раз умел доводить до логического завершения, однако помимо выполненных обещаний у людей порой остаются в памяти и совершенно другие детали, которые вовсе не красят руководителя предприятия или организации, где они работают.
   Далее от подобных мыслей Познякова отвлекли сотрудники университета, сообщившие, что получены последние затребованные данные для подготовки доклада ректора. Теперь уже некогда было размышлять, нужно было работать - вскоре начинался очередной учебный год, 8-й (правда, 1-й был неполным) в биографии Познякова в стенах сначала института, а потом и университета. А вот начало нового календарного года ознаменуется уже полной 7-летней деятельностью Алексея в стенах этого учебного заведения. Ему почему-то (может быть, и не совсем обоснованно) нравилась эта цифра - 7. И она для него и впрямь на сей раз оказалась счастливой. Эти неполные 7 лет пролетели, в общем-то, незаметно. Разные за это время были ситуации, но в целом, как отметил для себя Позняков, работой своей он был доволен, по крайней мере, до недавнего времени. Да и отношения в учебном отделе, на кафедре, с руководством были вроде бы вполне нормальные. А вот как сложатся для него будущие годы - оставалось только гадать. Но, время покажет.
  
  

♥ ☺ ♠ ☺ ♣ ☺ ♦ ☺ ♠ ☺ ♣ ☺ ♦ ☺ ♥

  
  
  
Часть II повести "Под покровительством Джехути" находится здесь: (кликнуть на название) "Под покровительством Джехути" ("Всё течёт, всё меняется")
  

0x01 graphic

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"