Роенко Максим Владимирович : другие произведения.

Генерал Белов: судьба его и судьба его Родины

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Хронологически первый роман, мною начатый. Писался в 16-21 лет.

  Предисловие от автора:
  Я, Николай Ищущий, решил написать эту книгу, после полугодового перерыва в прозе, когда десятого октября пятнадцатого года я опубликовал предыдущее, законченное произведение "5 друзей: путь к замку".
  Эта книга, точнее, роман, написана с целью показать другую, "небольшевистскую", Россию. Образ генерала Белова - обобщенный образ людей, которые были вынуждены эмигрировать из Советской России.
  Приятного прочтения и помните: если вы найдёте какого-нибудь настоящего генерала Белова, то этот с ним ничего общего не имеет. Спасибо.
  
  
  
  
  Первая часть:
  Глава I
  Молодость Константина Николаевича.
  О
  н родился не в лучший момент, но он ещё не знал, какова его судьба будет. Он родился в тот же день и год, что и последний царь России: Николай II. Его семья была частично из казаков, частично из дворян. Но он себя считал казаком, ведь его отец был в седьмом поколении казаков рождён. У него были и братья, и сестры. В пять лет он впервые услышал о немцах: сразу они ему не понравились, он как будто чувствовал, нация эта худая и что он с ними не раз ещё пересечётся. Домашние его звали Костенькой, но себя звал строго: Константин Николаевич. В семь-восемь лет его отдали в Закрытый дворянский пансион, но уже через месяц, видя порядки в этом месте, сбежал в Кадетский корпус. Так как его не взяли, ему пришлось учиться дома до 10-11 лет.
  Вскоре после окончания домашнего обучения или, как он его называл, "заточения" он всё-таки поступил в Кадетский корпус. Здесь он, на уроках истории, узнал о ещё одном народе, который вызвал у него неприязнь: турках. Но к ним он испытывал меньшую ненависть, чем к "германцам", как их тогда называли.
  В 13 лет он впервые услышал о смерти и терроризме: в тот тучный день он был дома, когда его отец, Николай Николаевич, прочёл статью об убийстве царя Александра II террористами. Он целый день молчал, на следующий день отец увидел: его сын стал монархистом и сторонником самодержавной монархии.
  Когда Константин пришёл в корпус на следующий день, они его не узнали: от того доброго и всегда шумевшего на переменах ничего не осталось: только неподвижные губы, решительный взгляд и редко моргавшие глаза.
  Когда Константину исполнилось 14, его брат, младший брат, Миша последовал его примеру и тоже пошёл в Кадетский корпус. Но каково же было удивление Константина, когда узнал, что Михаил... увлёкся марксизмом. Впоследствии, это и стало причиной их вечных ссор и ненависти, продолжавшейся вплоть до смерти генерала.
  В 15 лет Константин познакомился со своей в будущем первой женой. Её звали Александра, и она была хороша, даже очень хороша собою: имела кроткий нрав, была хорошенькая и, что было для него главным, была из семьи казаков.
  В 16 лет он, как и остальные учащиеся Кадетского корпуса 1884 года, были выпущены. Он решил продолжать образование и потому поступил в Московский Университет, чтобы стать профессором истории России. Проучившись там только год, он начал служить, но профессором он всё же успел стать.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава II
  Постепенное взросление Константина Николаевича.
  Е
  го первая служба длилась, ни много ни мало, 5 лет. Его первым военным опытом было подавление в 1885 году Морозовской стачки. К счастью для него, он никого не убил, только покалечил пару-тройку рабочих. За это сослуживцы прозвали его "Салага! Слабак!", но это никак особо не повлияло на его самолюбие. И, когда он вышел на другой день завтракать, смеялись над ним от силы три человека. Эти молодые люди и были инициаторами смеха над Константином. Так они смелись до конца службы, когда в последний день Константин Николаевич получил выше всех его сослуживцев звание: генерал. Именно тогда он произнёс фразу, в которой скрывалась вся его сущность: "Спасибо тем, кто надо мною посмеивался. Нет, право, я серьёзно, ведь именно благодаря им я так высоко возвысился в своей, пока что маленькой, но всё же жизни. До свидания!" Эту фразу все запомнили и, когда он уже был в Англии на смертном одре, он сказал ту же фразу своей семье, только он произнёс вместо "маленькой пока что" "большой и чистой".
  Как говорилось ранее, у Константина друзей в армии не было, кроме одного человека. Его все, кроме генерала, звали Петрушкой за то, что он был из крестьян. Только один Константин звал его Петром и изредка, чтобы подбодрить своего приятеля, Пьером. Петрушка был очень доброго и веселого нрава, всегда исполнял все приказы начальства, в отличие от большинства других солдат, и именно за это он получил звание генерал-адъютанта, то есть фактически помощника его друга. Несмотря на своё широкое тело, он практически ничего не ел, так как был очень религиозен. Константин его прозвал Пьером не только за все схожие черты с героем "Войны и мира", сколько хотел его возвысить в глазах самого Петра. У него это вышло, причём безупречно и от того Петрушки, который был известен в своей деревне словно "Иван-дурак", осталось только имя и избыточный вес, так как когда они вместе поехали к нему в родную деревеньку, все увидели как он вырос в своей карьере.
  После годового отдыха в своём имении Константин отправился работать, но его омрачили две вести: умерли его родители. Целый месяц он ходил в трауре, в то время как его брат, Михаил, занимался пропагандой социалистических идей по стране. Разрыв между братьями только увеличился, когда Константин с ужасом узнал, что Михаил отрёкся от церкви. Когда они, Константин, Анастасия и Михаил, ужинали, Михаил рассказывал сестре о том, как то происходило. Уже через минуту старшему брату это надоело, и он ударил кулаком по столу, произнеся речь, которая потрясла обоих: "ОТРЁКСЯ? МОЛОДЕЦ! НО У МЕНЯ ЕСТЬ ОДИН ВОПРОСЕЦ: ЗАЧЕМ ТЫ РАССКАЗЫВАЕШЬ НАШЕЙ СЕСТРЕ? ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ОНА ТОЖЕ ОТРЕКЛАСЬ? НЕТ, MON CHER, У ТЕБЯ НИЧЕГО, СЛЫШИШЬ, НИЧЕГО, НЕ ВЫЙДЕТ, ВЕДЬ ОНА ЗА НЕГО (он показал на икону, висевшую справа от стола) В ГОРУ ПОЙДЁТ!"
  Анастасия смутилась и вышла на улицу. Михаил продолжал есть, но сказал только одно предложение, которое выражало их отношения друг к другу: "Спасибо за заботу о сестре, братец, а обо мне не беспокойся: ты меня здесь больше НИКОГДА не увидишь дома, поэтому прощай" С этими словами он вышел из стола и направился к выходу.
  Когда Константин через полчаса успокоился и вышел на крыльцо, он увидел только плачущую сестру.
  - Нашла из-за кого плакать! - сказал спокойным тоном генерал. - Он и так никакой пользы в дом не приносил; только вред.
  - Тебе легко говорить, Костя, ты его так сильно не любил, как я: ты его ненавидел. Причём из-за какой-то ерунды: марксизма. Подумаешь! - сказала Анастасия, утирая слёзы.
  - "Подумаешь!"? Настя, это не ерунда, это угроза стране и обществу всероссийскому особенно! Если бы это было ерундой, пять лет назад не повесили бы тех, как их там, народников во главе с Ульяновым.
  На том они и кончили говорить: Анастасия пошла в свою спальню, Константин в свою спальню
  .
  
  
  
  Глава III
  Восемь лет мирной и спокойной жизни Константина Николаевича
  Не прошло и недели, как Константин уехал из своего имения и направился, наконец, в "древнюю столицу", в Москву. По дороге он встретил Александру, ту самую, с которой он не общался уже более пяти лет, и которая так сильно ему нравилась в Кадетском корпусе. Он заметил, что она тоже ехала в Москву, только с целью навестить своих родителей в селе Отрадном. К счастью для генерала, она ещё не была замужем и потому, после устройства на работу, он сразу к ней поехал в село Отрадное. Она удивилась его приезду, но виду, как настоящая воспитанная и образованная девушка, не показала. Вместо этого он обрадовалась его приезду и пригласила его на чай.
  Она осмотрела его: это был не тот мальчик, у которого постоянно на губах было недовольство; нет, это был высокий русый мужчина с усами и голубыми глазами. Единственное, что осталось от того Кости, был уверенный и прямой взгляд.
  После того, как они допили чай, она хотел уйти в покои, чтобы приотдохнуть, но он её остановил и сделал ей предложение. Он ответила, что подумает, и после выхода ответила: "Да!".
  Это был один из счастливейших дней в его жизни. Скоро они сыграли свадьбу, на которую он пригласил нескольких, точнее, двух друзей: Петра и Александра. Со стороны Александры, были только её уже пожилые родители с братьями и сёстрами. Уже в ту ночь у них была первая брачная ночь, после чего Константина, как генерала, отправили в командировку на Дальний Восток. Он пообещал ей вернуться через девять месяцев, то есть, в феврале. Однако, вследствие следующих событий, ему не удалось сдержать обещание.
  Дело было в том, что там, у границ Российской Империи, начинала усиливаться держава, называющаяся Японская Империя. И, хотя войны удалось избежать, Константин Николаевич понимал хорошо, что всё к ней идёт. К счастью для него, он не принял участия в начинающейся Японо-китайской войне. Вскоре к нему в ставку пришло письмо от Александры:
  "Где ты милый? Я по тебе сильно скучаю, ребёночек родился, мальчик, я его назвала в твою честь. Ответь мне, не заставляй меня тебя ждать и изменять тебя. Je t"aime! "
  Это письмо произвело на него большое впечатление, и потому он ответил ей только через месяц:
  "Извини, Александра Петровна, я пока сам не знаю, когда меня вернут обратно; сама знаешь, всё зависит от нашего Царя-Батюшки, Александра Александровича. Эх, право, не знаю, когда вернусь. Но я надеюсь, очень сильно надеюсь, что вернусь до наступления следующего, тысяча восемьсот девяносто пятого, года. До свидания, с любов..."
  Он прервал то предложение, потому что его срочно вызвали в Санкт-Петербург. Но письмо он всё равно отправил, несмотря на незаконченное предложение.
  К тому времени уже скончался царь Александр III, и на престол взошёл его сын, Николай II, которому суждено было стать последним правителем монархической Руси. Николай Александрович отозвал генерала с Дальнего Востока, направив вместо него друга Константина Николаевича - Александра Скавронского.
  К слову об Александре Скавронском: он - был его лучшим другом с самого детства, они росли и играли вместе до тех пор, пока Константин Николаевич не сбежал из Дворянского училища. В следующий раз они встретились спустя одиннадцать лет. Александр выглядел как высокий, ростом под два метра, рыжий парень с рыжими усами и бородой. Он ещё был холост, хотя и был старше генерала на два года, если не больше.
  Они, конечно, сперва друг друга не узнали, однако, взглянув друг другу в глаза, они узнали друг друга и, обнявшись, общались в течение получаса:
  - Ну-с, привет, мой старый друг. - Сказал Александр, закуривая трубку.
  - Это кто у нас тут старый? Ты старее меня. - Усмехнулся Константин.
  - А ты не утратил своего чувства юмора, Константин, не то, что я. - Засмеялся Александр.
  - Так на это поводы есть; и их немало.
  - Какие же?
  - Мальчонка родился недавно, жену нашёл.
  - Александру али кого?
  - Да, её самую.
  - Так вот, кто у моей сестрицы муженёк! - воскликнул Александр.
  - В смысле? Что ты хочешь этим сказать, Саша? - недоверчиво посмотрел генерал на своего друга.
  - В каком, каком смысле, ты сообразительнее стал за те десять, нет, вру, одиннадцать лет. - Перестал сразу курить Александр. - Та Александра - моя родная сестра, Константин Николаевич!
  Началось молчанье: генерал не ожидал такого поворота своей судьбы, но, уже через минуту, он решил заговорить на иную тему:
  - А ты сам как, сильно изменился? - спросил он.
  - Как видишь: после окончания того училища я, как и все остальные, был зачислен в кавалерию. Причём, знаешь, там меня назначили командующим кавалерией и пристрастили, как, ей-богу, Долохова или Курагина, к табаку, картам и беготне за женщинами!
  - Плохо тебе, Саша.
  - И не говори! Хорошо хоть недавно за юбками перестал бегать, теперь с картами и табаком борюсь. Я буду счастлив, если умру в ближайшие десять лет. Я не хочу вести такую грешную жизнь, особенно после того как проиграл нательный крест в карты.
  - Господи! Как же ты это... - Воскликнул Константин.
  - А просто: меня те же два дурака, Несвицкий и ещё один, не помню, извини уж, напоили меня допьяна, и тут один предлагает: "Не хочешь свой серебряный поставить?" Я, как полный дурак, снял с себя крест и поставил его. Что же ты думаешь? На следующий день просыпаюсь, голова гудит, начинаю одеваться, смотрю в зеркало: а креста-то нет! Я хотел было найти того, извини за слово, козла, чтобы вернуть. Естественно, его там уже и не было. Вот так всё и было, если вкратце.
  - Что ж ты так, братец. А невесту нашёл?
  - Какая невеста! Я решил себя посвятить военной карьере полностью; и потом, раз уж продолжение моего рода есть, смысла нет заморачиваться.
  - А ты про это... Ясно, я сейчас к себе поеду, в семью. Я, право, нашёл себе и другую работу. - Пробормотал генерал.
  - Да? И какую? Гражданскую, небось? - Посмотрел на него офицер.
  - Конечно, на гражданскую: профессором в Московском Университете российской истории стал.
  - Ого! Неплохо ты продвинулся, не зря ушёл из Дворянского училища. То есть, сбежал. Над тобою потом все смеялись, но в последний год зауважали, поняв, что ты правильнее всех нас сделал.
  - Сурьёзно? Как интересно.
  Тут послышался оклик царя:
  - Александр Петрович, выезжайте уже, полчаса уже разговариваете.
  - Хорошо, Ваше Величество, сейчас. - Откликнулся Александр. - Ладно, мне пора, да и тебе тоже, как я вижу. - Он подал руку. - Передавай привет сестре.
  - Хорошо, обязательно передам.
  Они обнялись и простились. Ни тот, ни другой, не знали, что им доведётся теперь только десять лет спустя, на войне с Японией.
  Вскоре генерал уехал обратно, в своё имение. Когда он приехал, уже наступил новый, 1895-ый год.
  Он увидел своих детей: это были близнецы, мальчик и девочка, Николай и Дарья, он дал именно эти имена, в честь своих покойных родителей.
  Между тем у Анастасии и Михаила, его сестры и брата, дела шли несколько иначе: Анастасия Николаевна вышла замуж не по любви за человека, у которого был большой капитал и ещё до кучи за немца, хотя она и знала, что Константину это не понравится, но ей пришлось: надо было выкупить имение из долгов, которые задолжал Михаил; что касается самого Михаила, то он год назад вступил в "Освобождение труда", пока его не выгнали оттуда за слишком радикальные высказывания. Он уже начал было расстраиваться в марксизме, но однажды он повстречал Владимира Ильича Ульянова. Михаил ещё не подозревал, что эта встреча станет поворотной точкой в его судьбе. Михаил отслужил недавно, не отличаясь, в отличие от своего брата, ни стремлением, ни храбростью. Он всё также сильно ненавидел брата. Между тем он нашёл себе жену, с которой он проживёт только пять лет. Анастасия же становилась всё несчастнее и несчастнее, но когда узнала, что её муж умрёт, подделала его подпись, и тем самым всё наследство его перешло ей.
  В то же время Константин уже воспитывал своих взрослеющих детей. Близился новый, двадцатый век...
  
  
  
  Глава IV
  Пятилетие военной службы Константина Николаевича и новые испытания
  И
   вот наступил тысяча девятисотый год. Всё шло как обычно: Александра хлопотала по дому, Константин, где мог, там помогал, а Даша и Николенька играли друг с другом, убегая друг от друга. Вскоре они сели есть. Поев и помолившись, все четверо легли спать.
  Это был его последний спокойный месяц. Он его старался проводить с семьёй как можно чаще, чувствуя, что его ждёт долгая опять служба...
  В начале февраля ему пришло письмо от его друга Петра:
  Bonjour, mes ami! Как ты? Я пишу тебе это письмо с целью сообщить, что нас с тобой отправляют в Маньчжурию, подавлять какое-то восстание. Отправляют уже через неделю, и я хотел бы, чтобы ты ко мне заехал переговорить об этом и многом ином, ты же меня знаешь, я из тех, у кого язык без костей. Жду тебя в следующую пятницу, девятого числа. Твой Пьер".
  Сообщив об этом жене, он начал собираться. Но жена уже была в подавленном состоянии после новости о том, что он его вновь покинет:
  - Не уходи, милый, тебя могут убить! - Упрашивала она его со слёзами на глазах.
  - Я обязан, дорогая, это мой долг перед Отечеством, твой брат это прекрасно знает. - Сказал генерал, укладывая вещи в чемодан.
  - Ты знаешь моего брата? Откуда? - спросила Александра.
  - Он - мой лучший друг детства. - Сказал он перед тем, как начать читать "Вокруг света".
  Через два дня он уже выехал. Его на этот сопровождала не только Александра, но и их подросшие дети: им было уже по семь-восемь лет и уже начинали ходить в Дворянский пансион, лучший во всей Московской губернии.
  Заехав за Петром, он удивился его внешности: Пьер отрастил себе усы и бороду и начал ходить с трубкой в губах, правда, из неё никогда не дымило, но Константина это всё равно насторожило:
  - Чего ты так выглядишь как германец? - спросил генерал у своего друга.
  - Ты мне это говоришь? - спросил Пьер, выбегая из дома.
  Он выглядел, как и ранее, только немного похудее.
  - А это кто? - удивился Константин.
  - Это мой сводный брат, он из Германской Империи. Ты серьёзно подумал, что я, истинный русский патриот, могу одеваться так? - Засмеялся Пьер, подавая руку Константину.
  - Нет, поэтому я так и удивился. - Пожал руку генерал.
  Вскоре тот немец ушёл обратно. Оба генерала сели по коням и начали двигать в восточном направлении:
  - Ты, я вижу, немного тоже изменился, похудел, с чего бы это? - Спросил Константин.
  - Спасибо, мне таких комплиментов никто не делал с момента нашей последней встречи. - Сказал Пётр, поправляя очки. - Понимаешь, меня на службу редко берут: я ведь теперь на побегушках у Николая. Не нравится мне он чем-то. - Сказал он шёпотом.
  - Чем же? - Спросил генерал, нахмурившись.
  - Да хотя бы тем, что он правит не так, как его покойный отец. Недостаточно твёрдый он, понимаешь? - Посмотрел крестьянин недоверчиво.
  - А ты про это говоришь? С этим я согласен, зато он меня отпустил с Дальнего Востока из-за ненадобности. Вместо меня там Скавронский.
  - Может ты и прав, я не знаю, я всегда охраняю Его Величество. Какой он человек мне неважно, мне важно, какой он царь: и как патриоту, и как военному. У меня такое предчувствие, что при нём произойдёт что-то такое, что ни нам, ни нашим предкам не снилось.
  - О Боже, у тебя опять паранойя по поводу того что произойдёт какая-то революция? - Начал смеяться Константин.
  - Это не паранойя, во-первых, во-вторых, в последнее время, всё к этому идёт, в том числе и твой брат. - Начал нервничать Пьер.
  - Не напоминай мне никогда про Михаила, я не хочу знать его! - Чуть не закричал Константин. - Я его уже ненавижу особенно после того как узнал что он отрёкся.
  - Отрёкся?! - Не поверил своим ушам генерал-адъютант. - Он что совсем дурак?
  - Да вот я тоже так думаю в последнее время, что он дурак. Ничего хорошего не испытываю к нему, даже сочувствия.
  Пётр покачал головой. На улице было жарко и их лошади начали быстрее изматываться. Доехав до Самары к вечеру, они решили там переночевать.
  В Самаре их никто не встретил как-то особенно: не было ни почестей, ни поклонений. Был только один, который на них обратил внимание: их бывший сослуживец
   - Ха, вы только посмотрите на этих двоих! - смеялся он, указывая на лучших друзей толпе, состоящей наполовину из дворян и наполовину из интеллигенции. - К нам приехали два голубка!
  - Ты бы на себя посмотрел для начала, жид проклятый, живущий не там, где им положено! - Начал говорить громовым голосом Константин Николаевич. - Сам является дезертиром, и ещё на нас тыкает.
  По толпе начали шептаться все женщины. Их шёпот, и те слухи, которые были об этих двух генералах, заставили молодых женщин особенно засмеяться при виде их.
  При словосочетании "жид проклятый" дворяне сразу поняли, что перед ними люди служилые, военные. Особенно это было заметно по их знакам отличия, которые редко получали до того события, которое сметёт российскую монархию.
  - То есть, вы, сударь, хотите сказать, что вы вместе служили? - Спросил предводитель дворянства.
  - Не только служили, барин, но и дослужились до потомственного дворянства! - Ответить решился на это Пьер.
  - Какие молодцы! - Воскликнула одна и многочисленных дворянок. - Вот бы наши сыновья последовали вашему примеру!
  - А что так? Им совсем не интересна судьба их Отечества? - начал теперь интересовать Константин.
  - Дело не только в этом, милостивый государь. - Ответил брат предводителя дворянства, являвшийся сам, судя по костюму и усам, генералом. - Дело в том, что большая часть наших детей, видя порядке в империи Российской, всё чаще и чаще смотрят в сторону Европы, надеясь, что там жизнь лучше и умиротвореннее.
  - Мы так понимаем, они - либералы? - Сказали вместе оба друга-генерала.
  - Да, правильно понимаете. - Сказала хором толпа горожан.
  - Господи, это так унизительно, когда смотрят в ту сторону... - Сказал таинственный незнакомец с чуть заметным британским акцентом. - А ведь ещё говорят, что Россия - одна из надежд этого мира на спасение.
  - Что вы этим хотите сказать, мистер, простите, какое ваше имя? - Слезая со своей лошади спросил того Константин Николаевич.
  - Моё имя не столь важно для вас, молодой женатый человек, обладающий генеральским чином и темпераментом. - При этих словах он снял свой монокль и отдал его своему лакею. - Важнее то, что скоро в вашей стране произойдёт революция, как бы вы это ни отрицали.
  - Вот, об этом я тебе и твержу, Костя! А ты мне не хочешь упорно верить! - Начал громко говорить Пьер.
  - Тише ты, параноик, с которым согласен какой-то придурок. - Хотел его призаткнуть Константин, но это было бесполезно. - А теперь говори, откуда ты это знаешь?!
  - Вас не касается, мистер. - Сказал незнакомец и начал уходить назад.
  - Меня? Не касается? - Тут Константин усмехнулся в первый за несколько лет раз. - Объясняйте мне всё сейчас же - не заставляйте меня применять оружие.
  - Зря вы всполошились, Белов. - Он повернулся и загадочно улыбнулся, начиная говорить уже без акцента. - Революция будет, но когда именно зависит не от вас, генерал. - Он пошёл сквозь толпу и напоследок сказал: - Лучше подумайте о своём брате и сестре, пока не слишком поздно.
  Тут генерал остолбенел и посмотрел на него так, как смотрел в последний раз на Михаила. Он побежал за ним, но найти никак не мог. Словно того и не было. Пьер хотел его унять, но это было бесполезно. Генерал бежал и бежал, и, наконец, остановил того загадочного человека.
  Когда Константин развернул его, то его приняло белый цвет - он увидел Михаила. Михаил был с жёлтыми усами и бородой, а в зубах находилась цигарка.
  - Константин, что-то случилось? - подбежал к нему Пьер.
  Генерал упал в обморок.
  
  
  
  Глава V
  НЕБОЛЬШОЙ ПЕРЕРЫВ НА ПУТИ НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
  Г
  енерала сразу же отвезли в ближайшую больницу. Там пытались помочь, но это было бесполезно.
  Так он и лежал в коме два полугодия. Пьер повоевал с японцами и завоевал себе с Константином по награде.
  Когда Константин очнулся, Пьер ему сказал, что в России началась революция. Белов сначала не поверил и даже рассмеялся, но, услышав лозунг "Долой самодержавие!", осознал, что его друг прав.
  Ему стало не по себе.
  - Столько много слышал о революциях и последующим после них событиях. - Сказал он, глядя в угол. - Столько много плохого и дерьма они принесли в другие страны. У меня мурашки по коже, но не от холода, а от страха и понимания, что могут сделать с Русью...
  - Да не волнуйся ты, нет ничего такого плохого! - разубеждал его Пьер. - Лишь беспорядки на улице, лишь поют "Марсельезу", лишь война закончилась поражением и потерей Южного Сахалина, благодаря Витте...
  - Тебе лишь бы видеть одни плюсы, либерал ты проклятый! - сказал Константин, встав во весь свой рост. - Я, в свои тринадцать лет, усвоил - терроризм, революционизм, анархия и прочее, угрожающее суверенитету России - это всё собачье дерьмо!
  Пьер не хотел его слышать и поэтому дал ему по щам. Началась потасовка между лучшими друзьями. Но подошедший Михаил с каким-то рыжим уладил их драку.
  - Костенька, а ты не меняешься с годами. - Подметил лишь его младший брат.
  - Ах ты ирод, не смей меня так называть! - ответил лишь "Костенька".
  - Как некультурно, Константин. - Ответил тот рыжий с немецким акцентом. - Твой брат - Михаил - вполне нормальный член общества.
  - Ты-то кто? - спросил Пьер.
  - Я? Я - Генрих, тот, кто является новым напарником и учеником Михаила Николаевича по службе. - Сказал тот, желая показать, насколько он важен, выставив вперёд грудь.
  Михаил на него посмотрел, как всегда на своих друзей: с улыбкой, в которой не было той желчи, что была при общении с братом.
  Константин хотел встать, но подошедший врач запретил ему это делать:
  - И даже не пытайтесь! Вам нужен отдых, пускай эти замечательные собеседники будут здесь до вашей выписки отсюда.
  Белов лишь фыркнул в ответ. Генрих ухмыльнулся.
  - Проваливайте вон, вы двое! - сказал он, обращаясь к своему брату и его "напарнику". - Мне надо поговорить с Пьером.
  - Ладно, идиот.
  Пьер снял очки для такого случая. Его чёрные глаза выражали удивление, совмещённое с радостью того, что ушли те двое.
  - Пьер, мне надо возвращаться домой, в Москов. Я чувствую, что там творится что-то неладное, раз ты говоришь, началась революция...
  - Я тебя понимаю, но нельзя - этот придурок тебя не выпустит, пока недолечит. - Отвечает Пьер.
  - Ты знаешь? - спросил Михаил.
  - Да, я здесь лежал пару раз со сломанной рукой и ногой. - Отвечает тот.
  
  Глава VI
  ОЖИДАНИЕ ТОГО МОМЕНТА, КОГДА БЕЛОВА, НАКОНЕЦ, ВЫПУСТЯТ (ЧАСТЬ I)
  Ш
  ло время. Пьер практически не отходил от генерала, в то время как Генрих и Михаил выходили иногда на крыльцо покурить.
  Проходит полгода. Константин начинал ощущать, как он стареет, хотя ему не было и пятидесяти.
  Регулярные вести о боях в Москве приносил то Михаил, то Генрих.
  - О Скавронском никаких вестей? - постоянно спрашивал Константин Николаевич. В ответ ему все трое, по привычке, качали отрицательно головой.
  Тот отворачивался спиной к ним и фыркал на это. Иногда он просил ему принести Толстого Льва, чтобы совсем не скучать.
  Пьер иногда ездил за продуктами, а Михаил говорил с братом на разные темы, которые немного утепляли их отношения.
  Генрих любил говорить с ним на родном немецком языке, хотя и был поволжским немцем. Таким образом, Константин иногда проявлял симпатию к немецкому народу, но иногда становился подозрительным и спрашивал своего собеседника:
  - Ты бы на чьей стороне воевал во время войны с Германией?
  - На стороне России, конечно же. Я здесь родился, вырос, обрёл лучшего друга в виде Михаила...
  - А, хорошо. Просто мне иногда кажется, что вы ощущаете свои корни с Пруссией и поэтому, при любом удобном случае, можете туда эмигрировать
  - Вы в чём-то правы. Но мы - не ренегаты и не трусы, чтобы убегать на территорию враждебного государства, хотя она и связана со мной своими традициями.
  Наступила историческая дата для России. 17.10.05.
  На улице дождь. Никто из этих четверых не выходит на улицу. Пьер хотел увести лошадей в укрытие, но его остановил Константин.
  - Надобно включить радио. - Думает Михаил. - Хотя нет, там сейчас дождь и может ударить молния. Ну на фиг.
  Вскоре, через полтора месяца, пришли одновременно две хороших новости: Константина Николаевича отпускают и приехал Александр Скавронский.
  - Война закончилась, Костенька. - Говорит он ему, закуривая. - Твоего силуэта не было особо видно...
  - Неудивительно, Саня, меня отправили в больницу. - Говорит тот, после чего указывает на Михаила. - Знаешь моего брата? Вот всё из-за его шуточек.
  - Михаил Николаевич Белов, дай-ка вспомнить... - Призадумался тот не на шутку. - Кажется, знаю.
  - Да, да, все знают Белова - агитатора марксизма среди дворян Центральной России. - Говорит сам о себе он же.
  - Ага, значит, марксист? - переспрашивает Генрих. - Я думал вы - меньшевик.
  - Ты кто? По политическим. - Спрашивает, закуривая тот.
  - Большевик, даже лучше что у нас на этой почве не будет конфликтов.
  - Зато у нас с вами будут. - Сказали Пьер и Константин.
  - Хорошо что у меня с вами обоими не будет конфликтов. В отличие от моего брата Ивана, который монархист. - Проявил своё участие Александр. - Я же просто либерал.
  - Лучше бы у тебя была нейтральная позиция. - Комментируют Беловы.
  
  Глава VII
  КОНФЛИКТ НА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОЧВЕ / ПОЛЕ БИТВЫ
  Все впятером отправились в имение Александра. Оно находилось в Поволжье, недалеко от Царицына, так как он считал этот город более удобном поместьем, чем родное для него и сестры Отрадное.
  Познакомившись с ещё трёмя братьями Скавронского, они убедили себя, что его взгляды наименее радикальные, по сравнению с прочими.
  • Иван - как известно, монархист;
  • Александр - либерал, как тоже известно;
  • Павел - анархист;
  • Джон - то, что позже назовут нацизмом.
  Джон был не родным, но сводным братом, по отношению к прочим.
  - Напоминаю, господа, что мы - семья не революционеров, но тех, кто выступает не за революцию, но за то, чтобы в России наконец стало жить лучше людям. - Выступил Александр.
  Все его поддержали, кроме Михаила и Генриха. В последующие несколько минут началась разборка между ними.
  В результате этих битв они помирились. Но пообещали поехать вместе на военные действия, которые будут следующими.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава VIII
  ВОЗВРАЩЕНИЕ НА МАЛУЮ РОДИНУ
  Константин Николаевич вскоре собрал вещи и уехал в родное имение. Он был поражён его... запущенностью. Везде, куда бы он ни посмотрел, он видел сорняки. Дом, который когда-то был его местом дома, где он рос, был не виден за всем этим зелёным бесполезным растением.
  - Эй! Есть кто живой? - прокричал он сквозь всю данную территорию, где раньше бегал он с Настей...
  В ответ лишь эхо. Начав срывать сорняк, Константин обратил внимание на то, что было с домом: разбитые стёкла, подожжённый частично пол, отсутствие ковра... Белову могло бы такое присниться только в страшном сне. Но вместо сна - явь, и оно и видно. Руки, волосатые руки, с которых специально убран мундир, продолжают сдирать сорняки с корнем, по крайней мере, он старался так делать, были в царапинах и практически волдырях, но он добился своего: частично территория была очищена.
  Вошед в разбитую им же нечаянно раму, он огляделся. Складывалось впечатление, что это не его бывший дом, а дом, что был подожжён и разграблен специально. Белову было это неизвестно достоверно, но он полагал, что это могли быть его крестьяне, так как произошедшая революция, скорее всего, им же и развязала руки... Впрочем, войдя на кухню, он увидел интересное письмо от... Анастасии.
  "Дорогой Константин, если ты читаешь это письмо, значит, тот сон был действительно вещим. Я написала это письмо с целью сказать тебе, что... не волнуйся главное. С Сашей всё хорошо, я к вам в Отрадное по этому поводу заезжала. У тебя такие хорошие детки.., жаль у меня своих не будет. Я надеюсь, что всё образумится в скором времени. Время кончается, пора прощаться..."
  Подумав, генерал вспомнил про Настю и её нелёгкую судьбу. Ему было это неудобно...
  Он хотел бы сейчас сесть на коня и умчаться к себе в именьице, но... увидев на улице белый месяц, он понял, что ему это не удастся сделать. "Надо покормить коня, а то, наверно, есть хочет. Неужели уже прошло целых полдня?!" - спросил он себя же, смотря на часы, освещая их светом луны, отражающей лучи солнца.
  - Пора бы ложиться спать, сударь. - Послышалось генералу. - Вы небось уже устали, а кричали не достаточно громко, чтобы ваш самый верный слуга Дрон вышел из своей хижины.
  Константин оглянулся, не веря своим же ушам. Перед ним стоял высокий, под два метра ростом, блондин, плечистый, в традиционной русской рубахе и, соответственно, штанах. Это был он, Дрон...
  Они обнялись, плача от счастья. Дрон приходился Константину тем, кого иногда называют "зваными братьями". Говорили, что они и вправду братья, но они оба по этому поводу отнекивались:
  - Да нет же, какой он мне брат! Мы лишь внешне и темпераментом похожи, и то, во внешности есть большое отличие: он - блондин, я брюнет.
  - И всё же, какими судьбами, барин? - спросил после пятиминутной паузы крестьянин.
  - Да вот, Дрон, я решил.., вернуться, так сказать, в родные края... - Иногда прерываясь, говорил генерал. - Что тут было, пока я отсутствовал?
  - Ничего особенного, кроме того, что во время недавних событий ваш дом чуть не спалили полностью. Вы были так ненавистны.
  - Вы - это я и моя семья или только я один?
  - Вся ваша семья-с.
  Наступило вновь молчание, хоть и более краткое, длиною в минуту. Дрон на него не переставая смотрел, полагая, что тот скажет что-то грубое, но Константин был не из таких...
  - Может, барин, вы у нас переночуете, а завтра - в путь-дорогу? - предложил Дрон, посмотрев на месяц и прищурившись.
  - Да, пожалуй, ты прав. Я на коне, пожалуй, поеду, если он не совсем устал. Horse, come in! - сказал он животному по-английски, хотя и понимал, что скорее пойдёт пешком со своим лучшим крестьянином и самым старым в плане времени другом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Вторая часть:
  ГЛАВА IX
  В ДЕРЕВНЕ
  Белый дом, вместо крыши - сено, из этого же сена идёт дым по направлению в бесконечность и ввысь. Дрон идёт, разговаривая параллельно с Константином и нередко оступаясь в ямах по дороге деревни. Постепенно переходят на "ты", так как Белову это неудобно, а пока что бесфамильному Дрону тем более...
  - Дрон, что же всё-таки произошло? - не удержался перед входом в дома крестьянина генерал.
  - Ты про то, что с вашим, то есть только потомков покойного Николая Белого, домом?
  - Конечно же.
  - Дело в том, что... - Тут Дрон встал у крыльца и заговорил шёпотом: - Это дело рук не наших, не из нашей деревни подосланных людей. Ходят слухи, якобы это были крестьяне каких-то социалистов, и я думаю, что...
  Тут жена Дрона, Василиса, позвала его:
  - Дронушка, иди к столу! Ой, а кто это с тобой?.. - спросила она же, когда она выглянула в окно, находившееся недалеко от крыльца.
  - Константина Николаевича помнишь? - спросил Дрон, оглянувшись после вздрагивания лёгкого.
  - Как же не помнить твоего почти брата, Дрон, ты ещё спрашиваешь? - сначала усмехнулась, а потом засмеялась Василиса. - К столу, оба, живо!
  - Как твоя супруга похорошела... - Сделал ей комплимент в разговоре с Дроном Константин.
  - Спасибо, я уверен, что твоя тоже не промах. - В ответ сказал Дрон.
  Оба засмеялись.
  Константин, после того, как снял свои солдатские всегда сапоги, снял сразу же шапку. Справа от неё, то есть в избе дома, начал кричать ребёнок маленький.
  - О господи... - начала к нему идти Василиса. - Кушайте, кушайте, Константин Николаевич, не отвлекайтесь!
  Константин, посмотрев на неё искоса, затем посмотрел на единственного друга-крестьянина до настоящего времени. Немного узкие глаза Белова выразили удивление, которое повторится лишь спустя 10 лет. И заключалось оно в том, что погоревшие дома, что я стояли за полкилометра отсюдова были... как будто уже и разграблены. У генерала мгновенно возникли вопросы, но тут он решил всё же сесть есть, так как слышал приближение Василисы с ребёнком.
  Борщ, стоявший в самом центре стола, приправленный петрушкой и сметаной, картошкой - словом, признаки зажиточного хозяйства, как позже скажут те, кто через десять лет его же отберут в пользу государства. А сейчас Константин и Дрон продолжают разговаривать о хозяйстве, о жёнах... Но Константина не покидает ощущение того, что он... должен будет каким-то образом спасти своего старого друга уже в будущем. "Но как? Как я смогу это сделать, если даже не знаю, отчего мне его спасать?!" Эта мысль была одной из тех, что он потом будет вспоминать, как одну из крупнейших ошибок прошлого...
  Василиса вскоре начала кормить ребёнка. Левый глаз генерала невольно посмотрел на ребёнка. Ребёнок сразу же успокоился, так как Константин сейчас был достаточно задумчив. А в этом плане его взгляд достаточно холоден. Особенно бросаются его чёрные глаза, которые никогда не остаются не замеченными, как замечал за собой Константин.
  Поев, он уже собрался уходить, как вдруг Дрон его остановил:
  - Останься, сейчас будет чай. - Сказал крестьянин. - Попьёшь и поедешь, наверно, домой, где бы ты ни жил сейчас...
  - Ладно, но исключительно из-за тебя. - Сказал в ответ ему дворянин, продолжая смотреть на облезлую чёрную дверь, которая выглядела будто после поджога. Редкие дыры по всей двери подсказали военному, что в неё стреляли. Оставался открытым вопрос - кто, какая скотина это могла быть? По привычке, все подозрения упали на своего же родного брата, Михаила...
  С другой стороны, лучше было спросить у самого Дрона, в чём дело. И, развернувшись кругом, Константин, сев на этот стул со спинкой, начал:
  - Кто в вас стрелял? - сказал он очень низким голосом.
  - Ты про это? - Дрон указал взглядом на дверь.
  - Да. - За это время Белов не моргнул.
  Дрон почесал затылок, давая знать, что ему неудобно об этом говорить, но всё же начал:
  - А бог их всех знает, Константин Николаевич! Соседи говорили, что наши же, крестьяне, сами же говорят, что они вместе с эсерами...
  - Эсеры? - переспросил генерал. - Что-то я впервой слышу о таких. Кто же это?
  Дрон лишь вопросительно пожал плечами, в то время, как часы начали звенеть из дома генерала. Это напомнило ему о том, что надо спросить о том, что случилось с его домом...
  - А с моим что случилось? - спросил Константин, поглядывая на часы.
  - С твоим... разграбили те же неясные эсеры и... крестьяне. А! нет, погоди, я вспомнил, что с нашими домами случилось! - сказал Дрон, начиная немного укоризненно смотреть на свою супругу, которая только что выбежала из избы. - Так вот, там, вроде как, были крестьяне и баре. Баре.., вроде в военной форме, там среди них ещё какой-то высокий фигурировал, с бородкой такой, немного рыжеватой... Но ладно, суть в другом. Они сначала разбили стёкла, а потом, уже с помощью крестьян, подожгли всё. Часы твои, вроде, тоже разбили, но как видно не полностью.
  Константин это слушал спокойно до той поры, когда услышал описание одного человека. Подобное описание он уже слышал ранее от Михаила. Но ошарашило его гораздо более именно тот факт, что его же, ранее якобы теперь казалось преданные ему крестьяне разграбили его же дом. Но вскоре он пришёл в себя и сел.
  Чай, налитый из самовара, который также из-за его стерильной жёлтой чистоты можно было использовать и как зеркало, был достаточно крепок. Самовар понравился генералу, но чай тоже был неплох.
  Пожав руку и попрощавшись выкриком, Константин помчался к своему коню. Сев на него, он дал ему команду, но вскоре Белов осознал: лошадь исхудала очень, пока его ждала. Найдя сено и траву, последнюю из которых он выкопал для своего коня специально, генерал посмотрел ещё раз на часы, еле видно которые было из-за того, что их освещала лишь одна луна, он удивился: полпервого ночи. Но ему повезло: это была визуальная галлюцинация; на деле же было половина одиннадцатого.
  Зайдя в свой дом, он зашёл в свою комнату. Она была такой же, как и сорок-тридцать лет назад: тот же стул, столик маленький с книгами авторства Льва Николаевича и Фёдора Михайловича, перо, которое он забыл вынуть в последний день из чернильницы, его фотография в детстве жёлтоватого оттенка, где он показывает правой рукой, а точнее, её указательным пальцем, на запад...
  Воспоминания нахлынули на генерала, и он не заметил, как наступило утро. Но он вовремя опомнился и решил поехать обратно, к семье текущей. Всё то время, что он находился в своём, как он позже скажет, "гнезде", за ним наблюдал Михаил. Впрочем, Константин решил вернуться домой по утру.
  Ночью он слышал дальнейшие крики, как будто здесь ходит кто-то. Но революция ещё шла. Значит, год тот.
  Спустя несколько лет, на полях Первой Мировой, он вновь вспомнит это ощущение, как и во времена ещё более страшного конфликта, который стал последним для него, как военнослужащего. Автор подразумевает сейчас, в двух тысяч восемнадцатом году, лишь один конфликт, от которого есть специальное ответвление, называющееся коротко и ясно, "Казаки". Там читатель сможет прочувствовать эмоции человека, который по ощущениям участвовал, начиная с Первой Русской Революции и заканчивая Великой Отечественной. Не об этом.
  Наступило утро. Утром можно увидеть закат, красивый и лес. А можно увидеть убегающих крестьян от непонятно кого, потому что вы не сможете увидеть, от кого именно убегают.
  - Поехали. - Сказал Дрон своему коню, и они поехали в город на заработок. А Константин вышел и сразу сел на коня. Надо было торопиться, он ощущал, что ждёт семья дома.
  Пока он скакал на лошади, он не ощущал ничего, кроме усталости. В таком возрасте это неудивительно. Не столь важно, каков человек. Важен всё ещё дух. И дух этого персонажа не был сломлен до конца его же дней.
  Когда он приехал через пару суток домой, к своей семье, он был ещё не уставшим, но уже достаточно вымотанным, потому что это продолжалось два дня. Без устали, в принципе, казак может себя представить на его месте.
  
  
  ГЛАВА X
  ТИХОЕ ВРЕМЯ И НЕОЖИДАННАЯ ВОЙНА
  Предвоенное время для Константина Белова прошло достаточно быстро. Он занимался дальнейшим образованием своих детей. Константин Николаевич тогда познакомился со своими знакомыми на первой своей крупной масштабной войне.
  Никто не ожидал, что будет война, на самом деле, если все и думали, что будет война, то она будет позднее. Насколько позднее, никто даже не знает, до какой степени она затянется, никто даже не предполагал. Если бы даже и могли предположить, что война будет, то она должна была случиться не через семь лет, а через двадцать лет. Никто даже и не предположил этого факта, но она всё же грянула. Война всегда начинается так же неожиданно, как начинается ливень, в котором была похоронена и моя тоже дочь.
  Одна тысяча девятьсот четырнадцатый год. Конечно же, никто не ждал, что грядёт та война. Никто ещё не догадывался, кто потеряет кого и с какой целью они потеряют своих родственников. Никто ещё не понимал всего того, что с ними произойдёт. Когда это неожиданно, полностью и для каждого, кто мог в ней участвовать, грянуло, то всё встало на свои места...
  Константин Николаевич поехал на фронт, ещё не зная, с кем он там увидится и кого он потеряет в той же самой войне. Он ещё ничего не понимал и не догадывался, какой ценой он потеряет всю свою семью. Он потеряет их бесследно для себя, никто его не поймёт, не надо ведь уже понимать. Война-то уже завершена, как он себя вёл до потери своей любимой жены, сейчас вы увидите...
  Когда он приехал на фронт, он увидел тех, с кем ему пришлось воевать. Из всех, что он знал лично, он увидел лишь своего лучшего друга. Этот лучший друг всё же не имел детей к началу войны. В творчестве Ищущего стало понятно, где и при каких обстоятельствах он погибнет, сейчас не об этом. На той же самой войне у него появился друг по переписке, имя которого звучало Джон Хреновый. Этот его друг ему всё докладывал о событиях на Западном фронте. На Восточном фронте всё было без перемен.
  Немцы за немцами, австрияки за австрияками, турки за турками, все они нападали на их поселение, находившемся около государственной границы. Граница, оставшаяся неизменной. Их было много? Достаточно, чтобы вы могли представить, сколько их нападало. А тех, о ком речь, было много ли их? Неизвестно, об этом история уже теперь, со временем, начнёт умалчивать.
  Немцы нападали каждую весну, австрияки нападали каждую осень. Это всё было очень долго, казалось, что этому нет конца. Но временами конец-то был, но перемирие никогда окончательно не могло наступить.
  В последнюю осень, накануне действий следующего романа авторства Николая Ищущего, подразумевается лишь одно событие, второго не было. И я не буду вам рассказывать, что было на самом деле ни при коем случае. В ту самую осень произошёл разговор между Беловым и Пьером:
  - Слушай, Пьер, а что ты всё-таки думаешь по поводу того, что происходит?
  - Ты о чём, Костя?
  - Я уже стал Костей? Ты понимаешь, про какие я события говорю?
  - Рассказывать читателю о том, что происходит в стране?
  - Не рассказывай. Сами догадаются.
  - Всё же ты прав.
  - Не надо, я знаю, что умру без детей... прав-то был ты, а не я.
  Это был последний раз, когда они разговаривали между собой спокойно и без эмоций. Они всё же сделали условные знаки друг другу, будто готовы попрощаться между собой, поэтому они ушли обратно.
  
  ГЛАВА XI
  ОЖИДАНИЕ ТОГО МОМЕНТА, КОГДА БЕЛОВА, НАКОНЕЦ, ВЫПУСТЯТ (ЧАСТЬ II)
  После окончания той войны, которая казалось бесконечной, Константин Николаевич оставил после себя ничего. Он остался один в этой теперь забытой Богом стране. Из его семьи, кроме Михаила, не осталось никого.
  Генрих, после того случая, где оказалось всеми забытое место было подорвано его бывшими соотечественниками, решил вернуться в Россию. Имея множество связей в Советском правительстве, немец пытался найти братьев Беловых, но это было безуспешно, так как Белов-старший и так находился в розыске за свои антисоветские взгляды, а Михаил - тоже пропал бесследно.
  Генрих напряг свою память, пытаясь вспомнить, где находится бывшая их усадьба. Вспомнив, что Константин мог быть в таком состоянии лишь в Отрадном, он, никому ничего не сказав, поскакал туда.
  В Гражданскую Войну лишь первый год Генрих и Михаил сражались против Константина. Затем Михаил перешёл на сторону брата, видя, какие ужасы вытворяли большевики с крестьянами. Генрих был вынужден остаться - он был одним из участников Октябрьского переворота, поэтому его большевики не выпустили.
  Несмотря на всю ту показную ненависть, что царила между ним с Михаилом и Константином, они, не только, как противники, но и как близкие люди, друг друга сильно уважали. В правительстве не знали о том, что Михаил и Константин - родные братья, их принимали, скорее, за однофамильцев с одинаковыми отчествами.
  Генрих очень торопился предупредить Константина о том, что в скором времени за ним может выехать ВЧК, но казалось, что всё, начиная от погоды, было против него.
  Вскоре, через полтора дня, Генрих всё-таки прибыл на место. Константин сильно поседел за то время, что воевал в Гражданскую Войну.
  - Чё тебе надо, большевик? - взглянув на старого знакомого, недобро спросил бывший генерал.
  - Я предупредить хотел тебя, Кость. - Сказал Генрих.
  Белов-старший посмотрел на немца неодобрительным взглядом:
  - С чего это вдруг? Мы никогда не были друг другу друзьями, а теперь ты хочешь меня предупредить. Тебе есть от этого какая-то выгода? Говори сейчас же, пока я не ушёл.
  - Тебе некуда идти. Они близко.
  - Они - это кто?
  - Всероссийский Чрезвычайный Комитет.
  Константин был этой новостью скорее недоволен, чем удивлён, хотя по его лицу нельзя было сказать ни того, ни другого. Но всё же он привстал и налил себе чай.
  - Садись, предупреждающий. Чай будешь?
  - Да.
  Генрих рассказал всё генералу, после окончании Гражданской войны бывшему разжалованным самим Александром Колчаком.
  - Ты слышал что-либо о Скавронском? - после пятиминутного перерыва спросил Константин.
  - Который Александр или который Юрий? - спросил в свою очередь Генрих.
  - Юрия я не знаю, соответственно, делай выводы. - Сказал угрюмо первый.
  - Кроме того, что он подался в казаки, как мне рассказывали ,по твоему примеру, ничего.
  - В какие казаки?
  - В донские, вроде как.
  - Ах да, тебе же только рассказывали, а сам-то ты не в курсе, о чём я... что чекистам нужно от меня?
  - Я же говорил, им нужен не только ты, но и Миша.
  - Хм...
  - Чекисты ищут в первую очередь его, чтобы расстрелять за предательство Советской России. Потом с тобой будут решать вопрос, либо ты пан, либо пропал.
  - И что ты мне предлагаешь делать?
  - Вынужденную эмиграцию. Я могу на тебя оформить документы, и ты спокойно через Прибалтику уплывёшь отсюда навсегда.
  Белов впервые за несколько десятилетий улыбнулся:
  - Так чего же мы ждём?
  Генрих не разделял радости Константина, так как прекрасно понимал, что Белов обязан эмигрировать вместе с братом, хочет он того ил нет...
  Немец встал. За то время, что эти двое не виделись, у Генриха были сбриты усы, правда, не им же, а другим человеком, имя которого он не запомнил. Это произошло ровно за год до начала Февральской революции. Не запомнил по той причине, что ему не хотелось зацикливаться на таких простых моментах жизни. В этом они были схожи с Михаилом...
  - Зачем ты привстал? - прервал воспоминания немца русский. - Ты хочешь уйти? Ты даже не ответил на мой вопрос!
  - Я... я должен связаться с Мишей. Мне есть, о чём с ним говорить. - Сказал неуверенно Генрих, поправляя пенсне, бывшее компенсацией за сбритые усы.
  - О чём же? - Константин был недоволен этой неуверенностью лучшего друга своего младшего брата. - О том, что он должен уехать со мной, не так ли?
  - Как ты узнал?
  - А так: после смерти Пети, я после смерти Пьера его буду называть по-русски, я начал читать его отрывочные публикации в газетах военного времени. И благодаря этим публикациям я узнал много из человеческой психологии. Поэтому, а также благодаря интуиции, я понял, что ты хочешь мне сказать.
  Генрих был удивлён, но не хотел показывать. Поэтому он рассказал, почему ему так нужно связаться с Беловым-младшим:
  - Пойми меня правильно. Миша был, есть и, если даст Бог, будет моим единственным и единственным лучшим другом. Когда я жил первые 10 лет в Пруссии, я не мог найти себе друзей среди них. Но когда мы переехали к нашим родственникам, которые являются поволжскими немцами, я сразу понял - Россия моя родина, а не Пруссия. В Пруссии живут только какие-то искусственные люди, у которых лишь два интереса: работа и дома. Либо только работа. А на Руси... сам знаешь, что у вас.
  - А что у нас? - спросил Константин с неподдельным интересом.
  - У вас жить интереснее.
  - Я бы поспорил. Ты ведь видел наше социальное неравенство. Тем не менее, я - сторонник монархии, сторонник царя, Царствие Ему Небесное и Его Семье. Поэтому, когда читатели узнают, как я отреагировал на ваш, большевистский, расстрел, они будут в шоке.
  - Давай начнём с того, что я - больше не сторонник большевизма. Я отрёкся от политики. Мне она уже надоела. Я видел все эти зверства и со стороны белых, и со стороны красных и пришёл к простому выводу - все, как вы, русские, говорите, хороши. Но меня здесь держат три обстоятельства. - Тут он начал загибать пальцы. - Первое, по степени важности, но последнее для меня лично - связи с большевиками. Я не могу с ними просто взять и разорвать связи, как твой младший брат - меня же просто-напросто за это расстреляют. Второе, по степени важности, но первое для меня лично - помощь либо тебе, либо Михаилу уехать отсюда за границу. Ну и третье я уже назвал в предыдущем пункте.
  - Радует, что ты - больше не сторонник этих чертей. Но что мне делать?
  - Тебе надо собрать свои вещи и поехать со мной сейчас. Мы поедем из Владыкино. Сейчас мы здесь будем ночевать.
  - А что насчёт Миши? - впервые в своей жизни Константин поинтересовался о своём младшем брате.
  - Утром решим. Сейчас надо ложиться спать. - Ответил, будто бы заранее готовившись к ответу на этот вопрос, Генрих.
  Генерал был вынужден согласиться.
  
  
  ГЛАВА XII
  НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МИХАИЛЕ...
  
  Тем временем, Михаил, тот самый, что Белов-младший, был относительно недалеко.
  Он гулял в районе Красной Площади, то есть, там, где уже скоро будет центр всей жизни в Советском Союзе.
  Он думал о своём, о своей жизни, о своих ошибках. Если бы его встретили его же старые знакомые, они бы его не узнали - так сильно изменился он. Хоть ему и было лишь 51 год, у него уже была достаточно пышная борода, за которой не было видно ни рта, ни усов, хотя последние прослеживались только очень внимательным глазом. Тот факт, что борода была того же цвета, что и волосы у Белова-старшего, мало, кого смутил бы из сторонников Льва Толстого.
  Он был одет в порванную пулями и человеческими руками зелёную военную форму. Несмотря на то, что на улице был январь, Михаилу Николаевичу не было холодно. Ему было холодно лишь в душе. Ведь он понимал, что сделал много неправильных поступков. И главный, самый неправильный поступок, с его точки зрения, был конфликт со старшим братом. На его голове была такая же шляпа, как и у его бывших коллег - то есть, чёрный верх, синий низ. Как ни странно, за всё то время, что он в ней провоевал с 1918-го года, её не тронули ни пули, ни людские руки. Впоследствии это сыграет с её носителем злую шутку.
  Он шёл, опустив глаза вниз и пытаясь вспомнить хоть одну молитву. Но ему на ум ничего не шло.
  Вскоре он поднял глаза и увидел перед собой белоснежный храм с коричневой огромной дверью. Он ещё не знал, но это был один из тех храмов, которые практически были не тронуты ни революцией, ни последовавшей за ней войной.
  Постучавшись и не услышав ответа, он вошёл. Шла служба. Он встал в самом конце прихожан и начал повторять все действия, которые совершал священник.
  Священник крестился - Михаил крестился. Священник кланялся - Михаил кланялся. Священник читал молитву - Михаил тоже пытался читать молитву.
  Это продолжалось, приблизительно, полчаса, после чего священник ушёл, а за ним и б`ольшая часть прихожан. Оставшись там наедине с несколькими, как ему казалось, пожилыми дамами, он продолжал автоматически креститься и молиться. Он продолжал бы это ещё долго, если бы одна из этих женщин, которая была вся в чёрном, не сказала бы ему:
  - Остановись. Не гневи Господа Нашего.
  Пришлось Михаилу остановиться.
  Когда он вышел, солнца, которое было видно тогда, когда он только заходил в эту церковь, не было. Было лишь чистое, чёрное, небо.
  Вдруг ему что-то подсказало, что надо идти через Красную Площадь, на север. Нечто его направило в сторону Отрадного. И он шёл...
  
  ГЛАВА XII
  НОЧЬ.
  
  Как назло Михаилу, эта ночь была беспокойной. Дело было не только в гуляющем народе, ведь была ночь Рождества Христова, одного из главных христианских праздников. Дело было ещё и в том, что ударил сильный мороз. И этот мороз пробирал до кожи-костей.
  Но Михаилу Николаевичу это было не в первой. Для него было впервой, скорее, понимание того, что он ку-да-то идёт, а куда именно - он не знал.
  Вскоре он добрался до деревни. Он не обратил внимания на название этой деревни, но деревня называлась Марьино. Найдя заброшенную избу там, он решил переночевать.
  Но ночевать ему спокойно у него не получилось. По какой причине? Окна и дверь были сломаны, точнее, окна были разбиты, а двери... от них остался лишь их же проём.
  Жизнь в бесконечных походах его в роли командира полка научила Михаила передвигаться, что на лошади, что на ногах, максимально быстро. Поэтому он так быстро добрался с будущего политического центра Советской России до территории, находящейся относительно недалеко от Лазаревского кладбища.
  Через час Белов-младший добрался до Останкино, то есть, до территории, где находились когда-то Шереметьевы, дальние-предальние родственники Беловых. Сейчас, от Шереметьевых, в напоминание потомкам, остались лишь их усадьба и огромная, никем ещё не освоенная, территория, где всё ещё оставалась деревня.
  Отдохнув примерно ещё полчаса в ближайшей к одному из актёркиных прудов избе, он выдвинулся дальше.
  Через три часа он увидел коней и восход солнца, осветивший ему и избу, где ночевали его брат и лучший друг, и тех же самых лошадей.
  Но он не смог постучаться к ним: прямо перед порогом избы, в движении, когда кто-либо готовится постучать в дверь, он упал. И скончался.
  
  ГЛАВА XII
  07.01.23
  
  Открыв дверь, Константин Николаевич увидел сугроб. Сугроб причём был не очень большой, и в высоту, и в ширину, и в длину.
  В высоту он был таким, что на него спокойно мог забраться ребёнок. В длину же, на глаз генерала, он был, приблизительно, метр восемьдесят.
  Прекрасно помня о том, что перед тем как лечь спать ни он, ни Генрих ничего не оставляли на земле, он начал проверять голыми руками то, что находится под сугробом.
  То, что он увидел, шокировало его не менее смерти его лучшего друга во времена шестилетней, практически, давности. Синее от холода с белыми не только от снега, но и от природы, потому что мать была тоже белокурой, волосами, в потемневшей от времени солдатской форме лежало мёртвое тело младшего брата смотрящего.
  Вскоре к двери подошёл и Генрих. Увидев ту же картину, они, наконец, оба перекрестились. Отрыв тело Михаила полностью, они занесли его в избу. Они оба надеялись до последнего, что ещё можно спасти Белова-младшего, но, пощупав пульс, Генрих сказал:
  - Поздно. - И замолчал.
  Глаза у него стали мокрыми. Белов-старший не привык сам тратить слёзные железы и не любил их видеть у других людей, в особенности, коллег. Хоть они и были всю жизнь по разные стороны, именно в тот день, 07.01.23, они были за одно и заодно.
  Тело оставили в избе, а сами военные ускакали в неизвестном никому направлении. Никому, кроме любопытных глаз детей одного из немногих оставшихся тут крестьян.
  Крестьянина звали Василием. Он всегда недолюбливал семью Беловых.
  - Ты видел, куда они ускакали? - спросили у него подъехавшие через полчаса чекисты.
  - Нет, в отличие от моего сына. - Отнекивался, подзывая своего сына, Василий. - Дмитрий, расскажи товарищам, куда направили те двое, что были на лошадях.
  - Хорошо, папа. - Ответил сын и рассказал: - Они отправили туда. - Он указал на запад. - И ещё я слышал ночью, как они собирались уехать из страны.
  - Этого Генриху не простят... - Сказал шёпотом главный из них своему заместителю и сказал после этого, поворачиваясь в противоположную сторону, мальчику: - Спасибо, Дмитрий! Тебе что-то ещё удалось узнать?
  - Кроме того, что они занесли какое-то тело в дом, ничего.
  - А вот это уже пахнет уголовщиной... - сказал заместитель своему начальнику тоже на ухо.
  После этого они вдвоём направились в сторону дома, покинутого буквально час назад Константином и Генрихом. Сломав ногой дверь, главный из них двоих вошёл в дом. Дом был пустой, но, единственное, что выдало военачальников, растаявшие следы от снега на полу. Пройдя по этим следам, они и обнаружили тело Михаила.
  Перевернув несколько раз труп и не обнаружив, на данном этапе, никаких следов насильственной смерти, заместитель записал себе на будущее, что надо мёртвое тело эвакуировать из избы.
  - Так точно, изба пойдёт под снос. - Ответил главный чекист на вопрос заместителя о её дальнейшей судьбе.
  После этого, сев в бричку, они направили в сторону Лубянки. Заместителю надо было записать то, что он успел и записать, и увидеть своими глазами в очках.
  Пока они ехали в бричке, эти двое успели доехать до ближайшего к Смоленску населённого пункта. Генрих успел быстро написать документы, согласно которым генерал Константин Николаевич Белов вынужден эмигрировать из Страны Советов.
  - А ты? Ты со мной не поедешь? - спросил на прощанье Константин. - Я не могу поверить, что после всего этого ты останешься в этой стране.
  - Константин Николаевич - подошёл к нему Генрих, - тебе повезло стать первым и последним человеком, который услышит речь в моём исполнении. Я хотел бы, чтобы ты был счастлив. Если уж не удалось твоему младшему брату стать счастливым, то хоть ты будь счастлив. У тебя же, в конце концов, там семья. Жена, дочь, сын. Будь счастлив, как я, то есть, вопреки всем жизненным обстоятельствам. И куда бы ты ни поехал, знай - я пожертвовал своей жизнью и своим последним шансом на спасенье. Прощай. - Он подал свою правую, исцарапанную пулями, руку.
  Они посмотрели друг на друга. Чёрные глаза этих двоих смотрели друг на друга безмолвно в течение двух минут, пока не послышались вдалеке шум брички и крик кучера.
  - Спасибо тебе за всё, Генрих. Желаю тебе удачи, надеюсь, ты сможешь избежать участи моей супруги. - Пожал Константин Николаевич Генрих Фридриховичу руку.
  Слабо обнявшись, они простились молча. Последним, что успел увидеть генерал перед тем, как поехать в сторону Болгарии, был вопросительный взгляд со стороны немца. Показав жестами двух своих рук, что стало с Александрой Александровной и получив кивок, смешанный с удивлением, выраженным через открытый рот, он ускакал из СССР. Как показало время, это было на всю оставшуюся жизнь.
  За Генрихом вскоре приехали чекисты.
  - Ты обвиняешься в государственной измене. - Сказал ему заместитель заместителя ВЧК. - Ты едешь с нами.
  В течение трёх часов они доехали до Москвы. В течение ещё получаса они доехали до центра Москвы, точнее, до Лубянки.
  - Вам, Генриху Фридриховичу Карлову, предъявляется обвинение в государственной измене. - Ему было зачитан приговор. - Вам же присуждается высшая мера наказание, выраженная через расстрел.
  Через полчаса после объявления приговора его кинули за, как тогда начинали говорить, решётку. Ещё через час его оттуда отпустили вместе со стражей. Добравшись до последней стены, где были смешана жёлтая краска обоев и чем-то тёмно-красным. За пять минут до исполнения приказа он понял, что это было за тёмно-красное, запёкшееся, пятно.
  - Расстрелять! - послышалось за его спиной.
  Сквозь его тело прошли лишь две пули, но их хватило, чтобы убить Карлова. Одна пуля была направлена в висок, вторая в сторону сердца.
  Практически одновременно и из головы, и из груди хлынула тёмно-красная жидкость. Зашедший затем врач, тот, что проверял, мёртв ли осужденный, дал кивком головы согласие с тем фактом, что от немца остались лишь лужа и пятно крови. Чекисты подозвали уборщика и тот, сморщив своё и так изуродованное пулями времён первой русской революции лицо, начал протирать пол шваброй, приговаривая себе под нос:
  - Не думаю, что эта власть протянет дольше, чем предыдущая. Её проклянут, если ещё не прокляли, сами люди. ..
  Естественно, он говорил это тихо. Поэтому никто не обращал внимания на его слова.
  К моменту заката генерал доехал до границы с бывшей Бессарабией, вошедшей в состав Румынии пять лет тому назад.
  - Ну, ну, нам ещё немного скакать осталось. - Утешал свою лошадь он. - Нам нужно где-нибудь переночевать будет.
  - А чего вам искать-то, Константин Николаевич? - окликнул его какой-то не в меру упитанный брюнет в очках. - Я вас могу приютить. И при этом - совершенно бесплатно. - Дополнил он, подходя к нему.
  Константин не поверил своим глазам: это был Пьер!
  - Ты выжил? - через пять минут они вместе шли к ближайшей избе.
  - Я тебе скажу больше - меня взяли в плен и до конца Ноября я у немцев жил спокойно. Ни они меня, ни я их не трогали. Но то, что происходило тогда в России мне известно не понаслышке. В особенности, меня смутил Брест. - Тут Пьер впервые на глазах у Белова-старшего нахмурился. - Как их там? Большевики, да? Вот они, предатели! То, за что мы, да и не только мы, наши предки воевали! А им-то, им-то что? Ну закончили мы войну, но лучше бы продолжили. И победили!
  Константин же Николаевич просто смотрел с улыбкой вниз и думал о том, как уехать с территории бывшей его Родины. Он рассказал о преследовании его и его, уже мёртвого теперь, младшего брата.
  - А с Генрихом что? - спросил, в свою очередь, Пётр.
  - Я не знаю, но, судя по скрипу колёс, за ним приехали чекисты.
  - Кто? - снял очки, чтобы протереть от снега, его собеседник.
  - Карательные органы, короче говоря.
  - Плохо дело. И что они делают? Сажают в тюрьму?
  - Это в лучшем случае, как мне рассказывал Генрих. В худшем - смертная казнь, выраженная через расстрел.
  Пётр Кириллович снял второй раз очки, но на этот раз от удивления и негодования.
  - Собаки. Скорее всего, его расстреляли за то, что помог тебе.
  Дойдя до избы, Белов сообщил, что не задержится здесь далее, чем до утра. Он был движем ощущением не только страха за свою жизнь. Он хотел спасти и себя, и своего лучшего друга.
  - Хорошо. Я тебя понял. Выдвигаемся тогда ночью, а сейчас наши верные друзья поедят. Я тоже что-нибудь попробую найти тут.
  - А кто наши верные друзья? Неужели Стеклянный и второй... как его там... забыл фамилию... - пытался вспомнить Константин.
  - Они самые. Только Евгения, которого ты сейчас пытался вспомнить, среди живых больше нет... Мне Алексей доложил, что его четыре года назад, в двадцатом, расстреляли за принадлежность к дворянскому сословию и за сочувствие меньшевикам.
  - Понятно...
  Через некоторое время действительно прибыл Стеклянный. Правда, Константин не знал причину, почему тот без левой ноги и как он передвигался так, но это читатель узнает в "Русское общество 1917-1922", где об этом говорится во всех подробностях.
  - Что у тебя с ногой? - спросил озабоченно генерал.
  - А, ладно, не обращайте внимания. Всего лишь чуть не был подорван на мине... - отмахивался Алексей.
  Белов, конечно, не сказано удивился, но вида не стал подавать. Да и нечему уже в таком возрасте, в каком он, удивляться.
  - Петь, ты пока расскажи ему наш план, а я затоплю печь. - Сказал он своему лучшему другу.
  - Иначе и быть не может! - засмеялся тот.
  Через полтора часа они все сидели в избе и обсуждали, что они будут завтра делать. Хотя и так было понятно, что они будут делать завтра. А дел было много запланировано...
  
  ГЛАВА XIII
  08.01.23
  
  Каким-то образом, ночью, на их след вышли чекисты. Во главе их стоял тот самый, кто приказал расстрелять Генриха.
  Знал он и Алексея - они вместе воевали. Да, этот самый Дмитрий Сергеев. Да, он беспощаден не только к врагам. И да, именно Алексей его и привёл. Зачем он привёл? Затем, что ему не нравилось постоянно находится под контролем тех двоих. Не нравилось во времена Второй Отечественной, не нравится и... сейчас.
  Можно ли считать это местью? Можно. Но не нужно, ведь, когда Сергеев разберётся с Безуховым, он разберётся и со Стеклянным, наказав его за предательство своего начальства в виде Белова и Безухова. У Сергеева свои принципы, знакомые лишь ему одному.
  Дмитрию на вид никто бы не сказал, что он разменял позавчера сороковой десяток. Но именно так оно и есть, хотя все считают его подростком - так молодо он выглядит. Максимум дают двадцать. Дмитрий никогда никому не верил. Жизнь научила его лишь одному: хочешь жить - умей вертеться. Ведь его воспитал его отец, бывший, когда ещё был жив, буржуем, известным по всей Российской империи. Но он ни рубля не оставил сыну в наследство, в отличие от своих многочисленных долгов, так как был заядлым картёжником. Так Дмитрий, уже в возрасте десяти лет, начал работать на рынке, располагавшимся на Сенной Площади Санкт-Петербурга. В двенадцать лет он начал интересоваться марксизмом, а в возрасте двадцать одного года он примкнул к РСДРП (б).
  Слежка была не из любимых занятия Сергеева, однако жизнь его научила доверять только самому себе. И именно поэтому, когда Феликс Эдмундович отдал приказ о расстреле бывшего соратника, Дмитрий воспринял это как личное дело. Дело, которое было необходимо решить.
  - Распускаю отряд до отдачи новых распоряжений партии. - Сказал он накануне начал слежки за Генрихом. - Надеюсь, понят верно, потому что по два раза повторять своё решение я не намерен.
  Генрих же в это время скитался по Москве, пытаясь найти себе жильё. Он не хотел подставлять генерала. Наконец, удача улыбнулась ему: в районе Бутырского хутора пустовал один дом. Зайдя в него, обрусевший немец сразу начал топить печь. Что касается самого Белова, то он в это время заканчивал свой разговор с Безуховым.
  - То есть, ты планируешь выехать за границу и больше не возвращаться, верно? - переспросил Пётр, наливая чай себе и Константину.
  - У меня нет выбора: меня предупредили, что оставаться в России сейчас не безопасно. В особенности, противникам современной власти.
  - Ясно. Но ты бы хотел остаться в России? - спросил Пётр, впервые за долгое время снимая очки. Под очками блестели глаза.
  - Да. - Сказал Константин. У него тоже блестели глаза. - Пойми меня верно, я не хочу покидать Родину, я люблю её, но я понимаю в то же самое время, что, если я останусь здесь, то моей семье конец. Их найдут и... накажут, да? Как они наказывают известно одному лишь Богу, не мне, Пётр.
  - Я тебя понял. - У Безухова высохли глаза. - Собирай вещи.
  
  Глава XIV:
  Выезд Белова-старшего за границу, гибель Безухова.
  
  Ночью они собрались и хотели уже идти в сторону Савёловского вокзала, как только увидели Сергеева.
  - Держите толстяка! - скомандовал он тем пятерым, что были сзади него.
  Пётр пытался сбежать, но у него свело ноги: он не мог пошевелить ни правой, ни левой. Крайний справа произвёл точный выстрел ему в лоб. Потекла кровь изо лба, соответственно, линзы были тоже испачканы тёмно-красной жидкостью.
  Константин же быстро сел на лошадь вместе с вещами, мчался изо всех сил. О том, что его лучший, по армии, друг погиб он узнал только в последние пять минут своей жизни. Проехав мимо Бутырского хутора, он хотел остановиться. Но Генрих, увидевший его в окно, закричал:
  - Быстрее езжайте, Константин Николаевич! Живее!
  Он мчал всё быстрее и быстрее, остановился на Савёловском вокзале, как и планировал. Сел на поезд, следующий до Брест-Литовска. В Брест-Литовске он сел на поезд, следующим прямиком до Парижа.
  
  Глава XV:
  Пребывание за границей и смерть Константина.
  
  В Париже он встретил и сына, и дочь. Дарья, к тому моменту уже разведённая с Борисом Пастернаком, искала себе нового мужа. Николай старался ей в этом помочь, заводя новых друзей и приводя их домой, который Беловы арендовали на берегу Сены.
  В то время как дети не тосковали по Родине, так как сын нашёл себе занятие по душе, устроился в местное издательство, а дочь нашла, во многом благодаря усилиям брата, себе мужа, от которого к 1925-му году она родила сына, Белов-старший наоборот. Скучал по России, хотел вернуться. Но здравый рассудок ему подсказывал, что он не может вернуться, нельзя подставлять детей.
  К 1930-му году он наладил контакт со знакомым своих подчинённых во времена Второй Отечественной, с Джоном Хреновым. Первым написал ему сам Константин, представился, рассказал, кто он и откуда узнал о нём. С большим трудом он узнал адрес своего друга по переписке. К 1935-му году он, проанализировав развитие событий в соседней Германии, сказал детям, что нужно эмигрировать снова.
  - Куда на этот раз? - спросила недоумевавшая Дарья.
  - Наверное, только в Северо-Американские Соединённые Штаты! - сказал Николай.
  - Не "наверное", а точно, потому что с тем режимом, который пришёл к власти в Германии, выход только там: германцы вряд ли поплывут захватывать то, что невозможно быстро и силой управлять. - Ответил Константин в тот вечер. - Дочь, сообщи об этом мужу, пускай начинает собирать вещи, сын, попроси немного повременить своё новое место работы.
  - Ладно, отец. - Вздохнули брат и сестра.
  В следующий полдень они, собрав все вещи, уплыли на пароходе в Нью-Йорк. В этом городе у них произошёл единственный конфликт: Николай и Дарья хотели остаться в Нью-Йорке, Константин хотел на западное побережье, поближе к СССР.
  - Но это же тупо, пап! И вообще, может быть, большевики не закрепились там! - дольше сына пыталась отговорить от этого дочь.
  - Закрепились, закрепились, мне ли, человеку с высшим историческим образованием, не знать об этом. - Ответил отец. - Не хотите - не надо, я вас не держу около себя, вы - люди взрослые, ты, Дарья, вообще мать уже десять лет как. Воспитывай сына, а не меня!
  - Ну как знаешь, папа. - Пожал плечами Николай. - Прощай тогда, не забывай нас.
  - И вы меня не забывайте меня. - В тот день у Константина в последний раз в глазах стояли слёзы.
  Он сел на поезд и к 1936-му году был в Сан-Франциско. Генерал выбрал этот город, потому что знал, что он максимально приближен к бывшей русской колонии, единственной колонии, на территории Калифорнии.
  К 1940-му году Константин возобновил общение с Джоном. Джон его старался предупредить о том, что японцы могут напасть на западное побережье страны, в которой проживал его собеседник, но всё было тщетно: к тому моменту генерал уже потихоньку начал терять память на пустом месте.
  К 1945 году он получил письмо от Иосифа Сталина вернуться в Россию. Вспомнив опыт тех, кто вернулся в Россию, а потом оказавшихся расстрелянными (Константин знал это благодаря Алексею Стеклянному, который на свой страх и риск отправлял ему письма через Николая Белова), генерал был вынужден отказаться.
  В 1950-м году он сел на поезд, следовавший в Нью-Йорк. Однако в самом поезде его охватил удар. Только усилиями врачей Константин дожил до 1951 года, где его встретил внук, названный в честь единственной супруги Константина, то есть, Александром.
  - А где твой дядя? А где твоя мама? - спросил бывший генерал.
  - Дядя... не знаю. По слухам, утопился в Гудзоне. А мама получила письмо от какого-то серьёзного человека и вернулась на, как она сказала, Родину.
  - И она тебе написала с тех пор что-нибудь? - Константин до конца не терял надежду, что его любимая дочь жива. Но...
  - Нет. - Сказав это, Александр закрыл ладонями глаза и начал плакать.
  - Ну-ну, всё не так плохо, может быть, она просто забыла... - старался его утешить генерал.
  - Она не могла забыть, она обещала мне писать каждый день, слышишь, каждый день!
  Константин остался с внуком. Через полтора года после того разговора Александр, по новостным сводкам в газетах, повторил судьбу своего дяди, также утопившись в реке, впадающей в Атлантический океан. После этого генерала охватил второй удар. После этого удара он лежал неподвижно на полу и, несмотря на физическую выносливость, к марту 1953 года скончался.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"