Войско восставших рабов, начавшееся с горсточки беглецов, достигло пятидесяти тысяч и успешно громило все римские подразделения, посылаемые сенатом. В Риме началась легонькая паника: с наступлением весны Спартак двинулся из Кампаньи, и никто не мог поручиться, что его целью является не Вечный город. Легионы Крикса, задержавшиеся под Нолой, вскоре присоединились к основной армии, при передвижении растягивая фланги на изрядное расстояние и все же не рассеиваясь настолько, чтобы враг сумел напасть внезапно. Это предложила Спартаку Майка, поддержанная Ганником и Эномаем: подобная тактика сбивала римлян с толку, заманивая в ловушки и наводя все большую дезинформацию в вопросе числа восставших.
- Нашего полку прибыло, - злорадно прокомментировала Майка, вернувшись из вылазки, куда Спартак отправил ее во главе трехсот фракийцев, и обнаружив возле палатки вождя рыжекудрую красавицу, оживленно беседующую с Ганником. - До легиона, пожалуй, не дойдет, но о бабской центурии уже можно задуматься...
Ее ехидную реплику услышал пробегавший мимо Крикс. Подхватив Майку под локоток, он отвел ее в сторону и внушительно растолковал, что рыжая красотка - это не абы кто, а гречанка Эвтибида, бывшая куртизанка, принесшая в дар делу угнетенных все свое немалое состояние.
- Ну да, - хмыкнула Майка, - красота в сочетании с широтой души - страшная сила...
Крикс улыбнулся:
- Эвения, если бы ты не была столь прекрасна, я бы подумал, что ты ревнуешь.
- Да ну тебя, - отмахнулась та. - Я иногда в зеркало все-таки смотрюсь, так что не надо мне приписывать то, чего отродясь не было.
- Ничего себе не было! - присвистнул Крикс. - Твое зеркало, видно, помялось при переезде. При случае подарю тебе другое.
Это было несколько месяцев назад; обещание Крикс выполнил, и теперь, расчесывая волосы перед роскошным серебряным зеркалом (интересно, у какой матроны отобрано?), Майка лениво размышляла, как, в сущности, подло устроен мир. Вот она из кожи вон лезла, чтобы события пошли не по созданной Джованьоли схеме, в какой-то момент ей это даже удалось, но в результате все равно все вернулось на круги своя. Сначала в лагерь восставших прибыла Мирца (и, в точном соответствии с первоисточником, разбила сердце галлу Арториксу), а затем Эвтибида, и насколько Майка помнила роман, ждать от этой Эвтибиды следовало одних гадостей. Правда, до сих пор гречанка вела себя безукоризненно, но глазки Спартаку втихомолку строила, а это, если верить Джованьоли, являлось грозным предзнаменованием. "Поговорить с ней, что ли, - тоскливо думала Майка, - объяснить, что у романтического героя по законам жанра должен быть только один сердечный интерес... А она меня совершенно логично пошлет куда подальше, и ведь пойду - а что делать-то?" Делать было совершенно нечего. Вариативный мир двигался по однажды заданной колее, и Майкины трепыхания тут никого не волновали.
- Эвения, можно к тебе? - послышалось от входа в палатку.
- Запросто, - загнав в узел волос последнюю шпильку, Майка повернулась, чтобы встретить гостя, и едва не фыркнула вслух. Перед ней, словно явившись на мысли, стоял Арторикс.
Этот милый юноша тоже полностью соответствовал законам жанра: густые белокурые волосы, романтически бледное лицо (загар его почти не брал), большие голубые глаза. В общем, картинка, а не парень, и что там Мирца дурью мается, совершенно непонятно. Такие роскошные образчики авторского идеализма на дороге не валяются даже в вариативных мирах.
- Проходи, - приветливо сказала она. Несмотря на весь свой скептицизм в адрес подобных персонажей, Арторикса она все-таки любила за его интеллигентность и прямо-таки завораживающую искренность. А кроме того, было этого мальчика просто по-человечески жалко - Мирца пряталась от него по углам, проливала слезы, но причину своего нежелания поговорить откровенно не называла. - Если ты просто в гости, то садись. У меня отличное албанское, бери чашу.
Галл слабо улыбнулся, с благодарностью принимая из ее рук чашу прохладного вина. Похоже, опять с любимой девушкой пообщался, с досадой подумала Майка. И какого рожна, спрашивается, Спартак сестрице мозги не вправит?
- Что с тобой приключилось? - осведомилась она, закусывая вино диким яблоком. - По-моему, последний раз ты ко мне забредал с месяц назад.
- Со мной все в порядке, - Арторикс снова грустно улыбнулся, поднимая на нее свои ясные голубые глаза. - Не обращай внимания, Эвения. У меня есть распоряжение Спартака, касающееся только нас двоих. - Он явил на свет запечатанный свиток и пояснил: - Спартак просил доставить это письмо на виллу Валерии Мессалы.
- Ба-атюшки, - насмешливо протянула Майка. - Легат Арторикс и центурион Эвения превращаются в почтовых голубков и несут в клювиках письмо, героически минуя все преграды... Боюсь, римляне, которых в окрестностях Тускула полно, нам так обрадуются, что не захотят отпускать...
- Через несколько дней армия настолько удалится от Тускула, что отправлять туда гонцов будет бессмысленно, - объяснил галл. - Спартак решил воспользоваться моментом, чтобы послать последнюю весточку... ты ведь понимаешь, Эвения, он не мог поручить это тем, кому не доверяет как, как нам...
- Ладно, - Майка допила вино и поднялась, - раз так, то поехали сейчас. Собери в дорогу что-нибудь пожевать, а я пока пойду своих ребят предупрежу... Да, армия-то двигается... стало быть, возвращаться нам сюда уже не придется, двинем к Венусиа?..
Тускул, 72 г. до н.э.
Спартак знал, что рискует, отправляя двух друзей в путешествие к вилле Валерии. Получалось довольно неудобно: ради его личных интересов должны рисковать другие люди. Но, во-первых, сейчас отлучиться от армии было совершенно невозможно, а во-вторых, он был слишком заметной личностью, и сенат, назначивший за головы его, Крикса и Эномая приличное вознаграждение, озаботился довести до народного сознания описание внешности вождей восстания. Впрочем, никаких крупных римских подразделений поблизости не наблюдалось, так что шанс проскочить незамеченными был довольно увесистый.
Тускуланская вилла Валерии Мессалы располагалась в живописнейшем месте среди роскошных виноградников и тучных пастбищ. Даже несмотря на усталость после долгой дороги, Майка и Арторикс не могли не оценить художественный вкус того, кто выбрал для виллы такое удачное месторасположение. Сам дом был небольшим, но изящным и просторным, обнесенным изгородью из пиний.
Раб-привратник - видимо, имея особое распоряжение - пропустил гонцов беспрепятственно, но вслед им посмотрел странновато.
- Что-то мне тут не нравится, - настороженно пробормотал Арторикс, опускаясь на скамейку, где им велели подождать вилика. - Что-то тут затевается, судя по суете...
Вернулся раб, бегавший сообщить вилику, что прибыли двое с вестями от сыновей последнего, и с некоторым недоумением заявил, что посланцев желает видеть госпожа Валерия.
Госпожа Валерия ждала их в небольшой беседке в саду. Увидев гладиаторов, она вздрогнула и, как показалось Майке, поспешно вытерла слезы.
- Я помню вас, - тихо сказала она после того, как отзвучали приличествующие приветствия. - Ты Арторикс, я видела тебя в Кумах... чудное, счастливое время!.. - прошептала она словно бы про себя, и в черных глазах ее блеснули слезы. - А ты, - матрона перевела взгляд на Майку и тяжело вздохнула, - ты, верно, явилась сюда вестницей богов, амазонка Эвения. Круг замкнулся на тебе...
- Я посланница, только отнюдь не богов, - проворчала Майка, которая терпеть не могла душещипательные сцены. - И мне неизвестен никакой круг. Мы привезли тебе письмо, благородная госпожа, и было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты поскорее его прочитала и вручила нам ответ. Потому что задерживаться нам тут, как ты понимаешь, немножечко неуютно.
Прекрасная римлянка молча смотрела на нее, не вытирая бегущие слезы и, кажется, совершенно не задетая хамским тоном. Стоявший рядом с Майкой Арторикс нахмурился: похоже, подобное поведение Валерии показалось подозрительным и ему.
- Послушай, благородная госпожа, - Майка окончательно потеряла терпение, - если ты желала нас видеть, то, верно, для того, чтобы что-то нам сказать. Осмелюсь просить тебя сделать это поскорее.
Медленно покачав головой, Валерия бессильно опустилась на мраморную скамью и закрыла лицо руками. Даже при всей глубине и неподдельности ее страдания каждое движение ее белоснежных рук было невероятно плавным и грациозным, хоть в балете выступать... Майка почувствовала, что готова этот очередной образчик жанра просто укусить.
- Передайте вашему вождю, - прерывающимся голосом проговорила матрона, - вашему доблестному, могучему вождю... да хранят его боги... чтобы он никогда... никогда больше не присылал мне писем... чтобы вырвал из памяти своей имя Валерии Мессалы!
- Ни хрена себе, - по-русски прошептала Майка.
Между тем Валерия, сделав над собой усилие, подняла голову и сказала почти твердо:
- Я уезжаю завтра утром и вряд ли вернусь сюда когда-либо. Муж пожелал, чтобы мы переселились к нему на виллу. Я сожалею, что не могу принять вас по всем правилам гостеприимства, но, увы, здесь вам действительно небезопасно... Не спрашивайте меня ни о чем... пусть боги помогут вам в вашем деле... и... и передайте Спартаку вот это, - она положила на стол исписанную навощенную дощечку. - Прощайте... прощайте.
Стремительно поднявшись, она пристально посмотрела на онемевших от изумления гладиаторов; при взгляде на Майку в ее глазах отразился какой-то суеверный страх. Секундой спустя Валерии в беседке уже не было.
- Та-ак, - протянула Майка. - Все чудестраньше и чудестраньше... Ладно, надо делать ноги, потом разберемся.
Одной рукой засовывая за пояс письмо Валерии, другой она ухватила за локоть побледневшего, потрясенного Арторикса и решительно потащила за собой к выходу из сада.
Возле лошадей их ждал старик вилик, прижимавший к груди увесистую кожаную сумку. Вид у него был крайне встревоженный.
- Что с моими сыновьями? - бросился он навстречу гладиаторам. - Почему приехали не они?
- Потому что заняты, - сказала Майка, вскакивая на коня. - Оба живы и здоровы, оба в моей центурии, так что можешь мне верить. Передавали привет и поклон.
Успокоенный старик протянул ей сумку, в которой был приличный шмат копченого мяса, сыр, мех с вином и несколько белых лепешек; Майка поблагодарила его кивком и первой выехала за ворота.
Всадники молча скакали половину ночи, потом решили остановиться на отдых. Костер разводить не стали, поужинали дарами старого вилика. Вино оказалось превосходным, но оценила это одна Майка: впечатлительный Арторикс все еще был в шоковом состоянии.
- Слушай, - решительно сказала Майка, - мы должны знать, что в этом письме.
Арторикс вздрогнул и посмотрел на нее округлившимися глазами.
- Знаю, - отмахнулась она, не давая ему возразить. - Читать чужие письма - некрасиво, а уж тем более - письма личного содержания... Но мы с тобой, дружочек, и так уже влипли по самые ушки, раз Валерия не потрудилась оставить нас в блаженном неведении насчет перемен в ее жизни. Вдобавок, заботься она о секретности, не поленилась бы письмецо запечатать.
- Нет, Эвения... так же нельзя... Спартак нам так доверяет...
- А раз он нам так доверяет, то именно нам и следует знать, чего можно ожидать от этого послания. Слушай, разделяй копание в грязном белье и необходимую информированность...
Молчал Арторикс долго. Потом все-таки нехотя признал, что письмо прочитать стоит - в конце концов, раз сложилось все так паршиво, нужно хотя бы представлять, чем можно будет помочь Спартаку. Майка вздохнула с нескрываемым облегчением и извлекла дощечку.
Письмо было написано по-гречески. Лунного света кое-как для чтения хватало, и Майка принялась вслух переводить. С первых же слов она почувствовала, как челюсть неудержимо отвисает; реакция Арторикса была примерно такой же.
Если отбросить всю лирику и патетику, которыми сей опус был напичкан, как сало чесноком, суть письма сводилась к следующему. Сенату откуда-то стало известно, что дочь Валерии - ребенок отнюдь не Суллы, а вовсе даже Спартака, чем сии достойные мужи не преминули воспользоваться. В самой оскорбительной форме Валерии было заявлено, что девочка является воплощенным нарушением всех приличий и уставов и должна быть отдана на воспитание опекунам, чтобы навсегда исчезнуть из высоких сфер римского общества. Правда, есть и другой вариант: дать ей иного отца, который согласится официально признать Постумию своей дочерью, но это уже проблемы Валерии - где такого благодетеля найти. Благодетель нашелся быстро. Им оказался Эльвий Медуллий, давний поклонник Валерии. Дела у него обстояли отвратительно: с того момента, как он проиграл огромную сумму в Капуе благодаря Майкиной победе над Эномаем, его финансовое благополучие заметно пошатнулось. Привыкший жить на широкую ногу, Медуллий не мог заставить себя ограничиваться в средствах, деньги утекали неостановимо, и все кончилось тем, что он завяз в долгах. Разумеется, его брак с Валерией был сделкой, но сделкой, равно устраивающей обоих. Медуллий получил доступ к богатствам вдовы Суллы, а Постумия - официального отца и благородное имя.
Дальше шли слезные изъявления чувств, читать которые не было никакой охоты.
- Да-а, - Майка почесала в затылке, - значит, вот почему Валерия на меня так смотрела, как будто я явление из Тартара... Представляю, что скажет Спартак...
Она промолчала, разумеется, о мелькнувшем у нее стойком чувстве глубоко эгоистического восторга: схема-то нарушилась! Она, капитан Ольховникова, победила на арене германца Эномая и положила начало разорению патриция Медуллия - и сценарий дрогнул. Похоже, кое-что ей все-таки удается...
Венусиа, 72 г. до н.э.
Восстание рабов только поначалу выглядело, как стихийный бунт. Прошел уже год, и армия восставших успешно громила все римские легионы. Сенат сидел и стучал зубами. Все шло к тому, что - как это ни унизительно - придется пересматривать свое отношение к происходящему и вместо подавления бунта рабов ориентироваться на полноценную войну - рабскую войну... О снобизме приходилось забыть...
Позиция "морда кирпичом" всегда имела неизменный успех. То бишь никогда не провоцировала изрядную порцию лишних вопросов. А посему Майка, удалив от дел Арторикса - уж больно мордочка выразительная у милого мальчика - совершенно спокойно вручила Спартаку письмо Валерии, ни сном, ни духом не дав понять, что содержание этого письма ей известно. И удалилась бодро-весело в направлении галльских легионов, благо что там на сегодня намечалась какая-то скромная пьянка по случаю национально-религиозного праздника.
Поразмыслить по пути было о чем. Всю обратную дорогу из Тускула Майка мучительно припоминала, что еще товарищ Джованьоли насочинял относительно личной жизни Спартака, и в результате обнаружила в памяти премиленькую сценку, где Эвтибида пытается совратить великого полководца, но тот, словно святой или импотент, к чарам ее остается равнодушен. С этого-то момента в армии восставших и начинается раскол... в общем, все, как всегда: что бы ни случилось, в основании стоит баба. Положеньице...
Навстречу Майке попался старый верный друг Эномай, имевший вид слегка обалделый. Заметив боевую подругу, он замахал руками, привлекая к себе внимание, и, приблизившись, без лишних разговоров потащил ее в узкий проход между палатками.
- Эвения, - зашептал он, округлив глаза, - ты не знаешь, что происходит? Сегодня утром Спартак прислал ко мне гонца с известием, что отдает в мое распоряжение одного их своих контуберналов. Я еще удивился - зачем, своих хватает, - и вдруг - появляется Эвтибида! Я - честное слово - так и сел... А она - ни слова объяснений, думай, говорит, о чем тебе положено думать, и не вникай. Хорошенькое дело - не вникай! Эвения, ты что-нибудь понимаешь?
Майка выругалась сквозь зубы. Снова, елки-палки, придется выступать в роли кукольника...
- Понимаю, - сказала она мрачно. - И то, что я понимаю, грозит нам немаленькими неприятностями...
Оставив Эномая озадаченным и заинтригованным, она ускоренным шагом направилась к галлам.
Значит, все произошло в ее отсутствие. И теперь придется не только отслеживать Спартака - а что сей доблестный муж способен сгоряча навалять делов, она не сомневалась, потому что линия, прописанная автором, полетела к чертовой матери, и персонажа теперь ничто не сдерживает, - но и нейтрализовать Эвтибиду. То есть по возможности сломать линию и коварной гречанки, вдруг та вернется на добродетельный путь... Просто шпионить за ней и ловить на совершении пакостей Майке не хотелось - Эвтибида ей все-таки чем-то нравилась, уж больно отчаянная тетка. Гораздо лучше этих пакостей не допустить совсем...
У галлов шумство уже было в разгаре. Традиционные обряды, полагающиеся по этому случаю, остались позади, и теперь народ резвился вовсю. Меньше всего повезло Криксу: ему, как главному в этой части армии, полагалось не только проявлять крайнюю умеренность в питие, но и следить за порядком. Разумеется, к празднику не преминула примазаться часть фракийцев, чьи палатки стояли поблизости, и - как же без них - с десяток германцев, - этим-то вообще только дай повод.
- Плохо быть начальником, - посочувствовала Майка, усаживаясь рядом с Криксом. - Ни тебе выпить, ни побезобразничать... Ничего, зато завтра ты единственный будешь избавлен от мук похмелья.
Галл усмехнулся, не без досады кивнул на кубок:
- Первый с самого начала. Как назло, вино отличное, давно такого не пил... Ладно, самому нельзя - хоть тебя угощу.
- Это правильно, - одобрила Майка. - Я, конечно, тоже в своем роде начальник, но ма-аленький...
Вино и впрямь было отличное.
- Слушай, - осушив кубок, Майка зажевала выпитое куском жареной баранины и потянулась за добавкой, - мне, похоже, будет нужна твоя помощь. Причем в очень деликатном деле...
В том, что на Крикса можно положиться, она была уверена на двести процентов. Как бы ни складывались обстоятельства, Крикс всегда был надежен, как каменная стена. Ну, а если учитывать постоянно блуждающий по армии слушок о великом сердечном интересе, представленном для него ровно ею, центурионом Эвенией... (Однажды Крикс такому досужему сплетнику уже набил морду, после чего все окончательно убедились в справедливости своих наблюдений).
Выслушав весь рассказ, галл не изумился и не начал переспрашивать, что да как, - только потемнел лицом и забарабанил пальцами по столу. Кто-то из подпивших легионеров, приняв мрачный взгляд командира на свой счет, быстренько дохлебал кубок и поспешил уйти проветриваться. Пауза затягивалась.
- Ты уверена, что видишь будущее точно? - вдруг спросил Крикс. Без малейшего любопытства, просто уточнил.
- Понимаешь, - Майка осторожно подбирала слова, - мне видим лишь один вариант развития событий... То есть доподлинно я ничего знать не могу, как оно повернется, если вмешаться... Но за то, что я тебе рассказала, ручаюсь.
- Так, - сказал Крикс. И снова замолчал.
Интересно, все пророки ощущают себя такими идиотами, или только я одна, мелькнула ехидная мысль. Да и вообще положение дурацкое - сидят двое и обмозговывают, как им поаккуратнее взяться за вершение судеб...
- С Эвтибидой говорить бессмысленно, - сказал Крикс. - Я ее неплохо знаю - она всегда добьется, чего хочет. Если, как ты говоришь, она зла на Спартака, то будет мстить...
- И единственный, кто может ее завернуть - это сам Спартак, - подхватила Майка. - Слушай, в какую же грязь мы лезем - это что-то...
Крикс поморщился и залпом допил свой кубок.
- Знаешь, Эвения, если бы на твоем месте сейчас был кто угодно другой... Ладно, все равно ты - это ты. Пойдем-ка прогуляемся. Может, что и придумаем.
Дьявольский план был готов часа через полтора, причем оба его создателя ощущали себя в равной степени мерзко. Даже Майка была сама себя противна от этого копания в чужом белье, хотя и преследовала свой самый прямой интерес, что же до Крикса, человека прямодушного и кристально честного, у него, похоже, вообще надолго испоганилось настроение. Однако, несмотря на все переживания, действовать было нужно.
После всех корректировок и уточнений план выглядел так.
Эвтибиду обрабатывает Майка. Чисто женский треп, куда вставляются прозрачные намеки. Пока гречанка не окончательно зациклилась на мести, она не упустит даже призрачной надежды ухватить-таки за хвост свою мечту. А в это время Крикс позаботится о Спартаке - во-первых, просто поддержит друга в такой тяжелый период, а во-вторых, постарается вывести его из состояния тяжелого опьянения под названием "Валерия". Дальше - исходя из результатов. Ясное дело, никакого сводничества, но если Эвтибида поймет, что для Спартака свет клином на Валерии уже не сходится, то, по логике, направит свою неуемную энергию в иное русло. Что там будет с ними двоими потом - это уже только их дело.
- Но вообще, - жестко добавил Крикс, поднимаясь с вала, - если Эвтибида предательница, то и обходиться с ней нужно, как с предательницей, а не плести эти сети.
- Крикс, - мягко сказала Майка, - она еще никого не предала... Женщине плохо, она осталась ни с чем, она принесла в жертву все, что у нее было, а все ее мечты оказались разбиты в пух и прах. Неужели ты не можешь этого понять?
Крикс посмотрел на нее как-то странно. И, ни слова не говоря, повернулся и пошел к себе.
Ну вот, обиделся, грустно подумала Майка. А ему-то что обижаться? Ну, хреновый из меня персонаж романтической саги - так, извиняйте, я сюда и не стремилась, пинком закинули... Акклиматизируюсь, как могу...
В общем-то, про большие светлые чувства Крикса к ней она была наслышана, какое-то время это была вообще излюбленная тема сплетен в армии, но какой бы профнепригодной она ни считалась в своем веке, на героиню романа девятнадцатого века все ж таки не тянула. Будь здесь нормальная историческая эпоха и нормальный исторический Крикс, то, может быть... но сейчас - ну, что за маразм, - крутить лямур с книжным героем! Здесь же если любовь - то до гроба, если ненависть - то до последней капли крови... бр-р. Нафиг, нафиг. Крикс, конечно, чудесный парень, но все-таки есть надежда, что Лига адвокатов все же добьется своего, высылку в варианты отменят, и она попадет под амнистию... И - ура Москве!..
Ага, ура... Не ври ты себе, капитан Ольховникова, распоследнее это дело. Пусть эта реальность придумана, пусть здесь все - марионетки в твоих или авторских руках, - все равно в этом кукольном мире все оказывается искренней и чище, чем в твоем. Здесь можно не быть профессионалом - просто будь собой... И те, кто - вопреки всем твоим устоявшимся взглядам - тебя все-таки любят, примут тебя любой. И ничего доказывать им не надо...
Майка вихрем сорвалась с места. Как добежала до палаток галлов - не помнила... Влетела, проталкиваясь сквозь танцующих, цапнула со стола чей-то кубок:
- Крикс, налей...
Выхлебала одним глотком, схватила Крикса за руки:
- Ну, - танцевать!..
Венусиа, 72 г. до н.э.
Потихоньку-помаленьку сенату стало ясно, куда устремился нахальный гладиатор. Все шло к тому, что войско восставших выйдет к Альпам и там разойдется. То бишь каждый отправится к себе домой. В Риме вздохнули с плохо скрытым облегчением: все-таки приятно знать, что твоей личной персональной заднице ничего не угрожает. А что до национальной гордости и прочих эфемерных материй - так все проходило на высшем уровне: из Рима регулярно выпускались отряды, воины Спартака эти отряды так же регулярно громили, этикет соблюден, все чинно-благородно. Главное, чтобы этому ненормальному фракийцу в последний момент вожжа под хвост не попала - а то кто его знает, вдруг отменит все предыдущие решения и отправится Рим воевать...
Утро Майка встретила в состоянии весьма смутном, а проще выражаясь - похмельном. Не было ни малейшего желания не только вставать, но и просто шевелиться, однако же - труба зовет, Спартак в приказном порядке заявил о назначении всему войску усиленных тренировок, так что киснуть вовсе некогда. Призвав на помощь все годами накопленные навыки, Майка отлепила себя от ложа, исполнила нечто вроде утренней гимнастики и выползла на свежий воздух.
Как она весьма быстро убедилась, вчерашний галльский загул оказался заразителен: фракийцы, во всяком случае, тоже лица имели изрядно помятые. Ну, центурион Эвения, не один ты в поле кактус, сказала она себе, не без злорадства наблюдая, как войско пытается изобразить нечто вроде утренней расстановки. Где-то на горизонте промелькнул Крикс - бледный, но вполне бодренький. Похоже, для него минувшая ночь ознаменовалась травмами разве что моральными.
Ну, не свинья ли я, вздохнула про себя Майка, вспомнив, что вытворяла ночью. Вертела, вертела Крикса в каких-то зажигательных танцах, чередуя их с возлияниями, а потом сделала ручкой и испарилась. Можно сказать, надавала авансов и смылась. Куда как красиво...
Ладно. Ее героическая центурия уже привела себя в порядок после вчерашнего - как-никак, соотечественники вождя, хочешь - не хочешь, а надо себя блюсти... Было объявлено, что меньше, чем через три недели армия разделяется - Спартак, Эномай и Ганник выдвигаются в Апулию, Крикс остается в Венусиа. Пока. Что дальше - шут его знает. В таких мелких подробностях Майка роман не помнила.
О деле она вспомнила только когда седлала коня - и то лишь потому, что аккурат рядом с ней оказалась Эвтибида. В глазах гречанки светился вселенский холод, но в целом держалась она молодцом - никаких тебе бабских истерик, и Майка в очередной раз поняла, что готова аплодировать стоя этой железной женщине. А уж если какой-то абориген вызывает подобные эмоции у капитана Службы времени, это что-нибудь да значит. Нет, нельзя терять такого бойца, нельзя дать ей возможность зайти слишком далеко в жажде мести... Тем более что - сугубо как женщина - Майка целиком и полностью была на стороне Эвтибиды, Валерия оставила у нее воспоминания самые досадливые - после семи лет службы проникаешься как-то к добровольным жертвам некой неприязнью...
Пахали до седьмого пота с малым перерывом на обед до самой темноты - обучали новобранцев. Через пару часов после начала тренировки все признаки похмелья у тех, кто вчера имел неосторожность приблудиться к гостеприимным галлам, сошли на нет, а к вечеру все вообще были усталы, довольны и полны энтузиазма. Перед ужином макнулись в ближайшую речку - смыть трудовой пот, потом разбрелись по палаткам.
Когда костры разгорелись и в котелках забулькало, Майка пошла на приступ.
Эвтибиду она подловила удачно: та как раз варила кашу для контуберналов Эномая и, соответственно, развернуться и уйти от неприятного разговора не могла. Вокруг с голодными глазами кружили почитатели кулинарных талантов Эвтибиды - как бывшая куртизанка она была неплохо осведомлена о способах приготовления изысканных блюд даже из самых примитивных продуктов.
- Как служба? - весело спросила Майка, усаживаясь у костра. Среди близкого окружения Эномая ее знали, уважали и потихоньку передавали из уст в уста историю, как она на арене спасла Эномаю жизнь. В общем, послать ее подальше под предлогом того, что она не относится к германским легионам, было трудновато, и Эвтибида это понимала.
- Если наш вождь решил, что я принесу больше пользы здесь, то так тому и быть, - ровно отозвалась гречанка. - Я стараюсь выполнять свой долг и не думать о причинах, побуждающих вышестоящих принять то или иное решение.
Умница, про себя одобрила Майка. Мало кто умеет вот так изящно, вежливо и ловко не просто вывернуться со скользкой темы, а одной фразой сделать дальнейший разговор бессмысленным. Ладно, зайдем с другой стороны.
- Вот что, Эвтибида, - она понизила голос, - я хотела с тобой посоветоваться... Видишь ли, я слабо разбираюсь в высших материях, я - солдат, а тут дело тонкое... Ну, словом, хочется мне как-то помочь Мирце - бедная девочка вся извелась, с лица спала, ест как птичка, а Спартаку сейчас и так несладко, где ему еще с сестрой возиться...
Ага! Как ни владела собой Эвтибида, но глазки заблестели - вот и ладненько, вот и скушали...
- Насколько я знаю нашего вождя, он всегда находил время, чтобы позаботиться о сестре, - осторожненько запустила гречанка. - Даже не могу себе представить, чтобы что-то отвлекло его - он так любит и бережет ее...
Ой, ребята, какие же вы все-таки простенькие, прямо неинтересно. И это - коварнейшая Эвтибида, которая у Джованьоли всех с носом оставляет? Или это за прошедшие с момента написания романа три века у людей мозги стали такие изощренные?
В общем, за полчаса все стало ясно. Эвтибида осталась в полной уверенности, что она ловко и незаметно выведала у наивной Майки все, что касалось Спартака; Майка, похохатывая про себя, сделала вид, что ничего не заметила. Расстались задушевными подругами.
Теперь следовало отловить Крикса, но тот оказался в палатке у Спартака, и часовые никого не пускали. Тоже неплохо, пусть пообщаются. А мы пока баиньки пойдем, благо Эвтибида от широты душевной покормила своей восхитительной стряпней...
Попавшийся на пути Арторикс остался в некотором недоумении - с чего бы это Эвения шла такая радостная, разве что не пританцовывала?..
Венусиа - Брундизий, 72 г. до н.э.
Взмыли в небо штандарты и значки (по образцу римских, но с кошкой вместо орла), лошади зафыркали, обозные повозки заскрипели, и войско тронулось. Зрелище радовало душу своей организованностью - еще полгода назад победоносная армия частенько напоминала кочующих варваров, а теперь даже новички, выдрессированные отцами-командирами, строй не нарушали. Где-то пели в такт шагу - негромко, но душевно.
Шли почти до темноты. Незадолго до захода солнца Спартак приказал остановиться и окапывать лагерь. Кое-кто подумывал насчет сходу захватить Бруздизий, как прежде захватывали другие города, но отцы-командиры быстро навели порядок, безапелляционно приказав подчиненным копать рвы и возводить частокол, а не страдать ненужным энтузиазмом. Что-что, а здравый смысл до сих пор Спартаку не изменял. Лезть на превосходно укрепленный Брундизий было бы чистым самоубийством...
Майка была вызвана к вождю именно в тот момент, когда совсем уже было собралась попредендовать на фрагмент восхитительно пахнущего жареного барашка, спойманного ее орлами-фракийцами во время перехода (вящее нарушение дисциплины, но зато какое мяско!). Орлы клятвенно пообещали облюбованный фрагмент припрятать до ее прихода, и она, поругиваясь сквозь зубы на исконно русском языке, отбыла.
Спартак был в палатке один - Мирца куда-то делась, и как бы не по настойчивой рекомендации собственного брата: похоже, предстоял разговор без свидетелей. В качестве альтернативы барашку Майке были предложены лепешки с сыром и вполне приятное вино. В общем-то, по закону жанра ей бы следовало отказаться, глядя на безмерно патетическое лицо вождя, но суточный переход - это, знаете ли, не шутка, в пузичке бурчит, так что разговор она предпочла все-таки зажевать чем бог послал.
Спартак был бледен, хмур и к еде не притрагивался.
- Эвения, - сказал он негромко, и голос у него был какой-то странный, - почти два месяца я не мог поговорить с тобой свободно... Сначала я был не в себе, признаю... да, Крикс, конечно, пытался поддержать меня; возможно, он спас меня от безумия... впрочем, ты ведь наверняка все знаешь... Я уже достаточно давно понял, что тебе известно гораздо больше, чем ты показываешь... говорят, что ты способна провидеть будущее, стало быть, глупо скрываться... Эвения, я не знаю, кто ты и откуда пришла, но верю в твое благородное сердце и дарованную тебе богами мудрость; поверь мне - не слабость и малодушие, но страх поддаться чувствам, способным затмить мой разум, заставил меня обратиться к тебе...
Майка едва успела заглотнуть кусок лепешки, чтобы принять подходящее моменту выражение. Довольно-таки неприлично - увлеченно трескать бутерброды, когда твой визави демонстрирует страдания на почве тонкой душевной организации...
- Ну, в общем, можешь не продолжать - я, кажется, поняла, - пожала она плечами. - Ну, каюсь, не доложила я тебе тогда по всей форме, как мы с Арториксом к Валерии ездили... уж больно там паршиво все было, вспоминать противно. Слезы, сопли пузырями, а смысл один - что вкусный кусок и теплая кровать все-таки лучше, чем безумная любовь какого-то там гладиатора... да не сверкай ты глазами, я не пошлю и не издеваюсь... Господи, - вдруг, неожиданно для самой себя, выдохнула, - да неужели ты так и не понял, что все мы, бабы - стервы, сволочи, что для нас главное - это чтобы нам было тепло и вкусно?!
- Врешь, - вдруг совсем не в манере романтического персонажа, жестко оборвал Спартак. - Вот сейчас - врешь. За себя - не говори. Я знаю тебя, Эвения. Я знаю Крикса - он бы не любил так тебя, если бы ты ждала только того, чтобы тебе было "тепло и вкусно". Валерия... ладно, я понял. Она иначе не могла... пусть. Я все равно знал, что это ничем не кончится... Может, когда я погибну, она меня помянет... Но ты - ты, мой друг... мой боевой товарищ... не лги ни мне, ни самой себе. Если ты думаешь, что я позвал тебя, чтобы растравлять свои раны, то ошибаешься.
Он плеснул себе вина, выпил залпом и продолжал - все так же жестко, глядя куда-то сквозь нее:
- Я хочу знать правду, Эвения. О том, почему ты ведаешь будущее... и - не сочти это пустым любопытством - что ты видишь в дальнейшем... Эвения, этот мир достаточно жесток, чтобы я научился не доверять никому - даже богам. Но я знаю, что ты - не богиня. Ты - бесстрашный воин, мой центурион...
- Навешал комплиментов, - криво ухмыльнулась Майка. - Хочешь знать правду - изволь... По крайней мере, вот сейчас-то мне точно за это ничего не будет... Да, Спартак, я солдат. И неплохо натасканный, как ты мог заметить. То, что для вас является чудом, для меня - обычная действительность. И я не хочу - просто из уважения к тебе - рассказывать о том, что будет с тобой. С тобой и со всеми нами. Потому что надеюсь на другой исход. Надеюсь, что все будет иначе, чем... Ладно, хватит, - оборвала она сама себя. - Плюнь на все, что я сказала сейчас. Я - Эвения, я - центурион твоей армии... в конце концов, я никакая не богиня, обычный человек, и ранить меня, и убить можно... помнишь, когда мы из Капуи вырвались, Эномай мне руку бинтовал... - Она чувствовала, что ее несет, и почему-то не могла остановиться, и - странно - впервые осознала, нет - почувствовала - что можно плюнуть на все, что годами нарабатывало в ней начальство... - Спартак, ты просто верь мне - честное слово, я никогда не стану тебя обманывать... просто - верь... или уж окончательно реши, что я все вру, что ничего я о будущем не знаю...
Спартак молча налил ей полный кубок. Она пила, запрокидывая голову, и никому в этой альтернативной реальности не дано было знать, за кого она сейчас произносит свой беззвучный тост... А видела она в эту секунду - ночную заснеженную степь, и заныл старый шрам меж ребер, и улыбнулся сквозь метель анда Тэмуджин...
...довольно лгать.
Это - ее мир, только ее. И схема, простроенная Джованьоли, над миром этим уже не властна. Она, Майя Ольховникова, впервые за годы работы наконец получила власть над самой собой.
Она улыбнулась - светло и безоблачно.
- Твоя взяла, Спартак. С чего начать?..
Труднее всего было избежать объяснений о том, что такое альтернативная реальность. Как ни загрубела душой Майка за время ученичества и службы, а все-таки на такое свинство не хватило даже ее - популярно поведать, что она является единственным живым человеком среди этого кукольного мира. Сказала только, что нынче происходят события далекого прошлого, истории, и то, что она якобы предвидит - для нее уже дела минувших дней... Все остальное рассказала честно - как ее вышибли из Института, отправив в неведомое и оставив при ней - то ли по недосмотру, то ли, что вероятнее, благодаря связям Ильи Саныча - лазерный браслет... Спартак слушал молча, опустив голову - непонятно, верит или ухмылку прячет...
- Все, - сказала она, выдохшись. - Больше говорить нечего. А уж верить или не верить - твое право.
Спартак поднял голову и впервые за весь разговор улыбнулся.
- Видно, боги и впрямь покровительствуют нашему делу, раз послали нам такого товарища, как ты, - заметил он, наполняя уже оба кубка. - Вчера было совещание, постановили уже окончательно, что необходимо пробиваться к Альпам и расходиться. Не все согласны, многие считают, что нам по силам захватить Рим...
- Лавры Эвна спать не дают? - пожала плечами Майка. - Сицилийское восстание на этом и загнулось. Римлян много, нас... нас, конечно, тоже много, но эти умники подумали, что будет, если мы засядем в Риме, а сенат призовет все разбросанные по провинциям и другим странам легионы?
- Эномай считает, что за нас поднимется римская чернь...
- Ну и дурак он, этот Эномай. В Риме чем беднее человек, тем больше он пыжится от сознания своего римского гражданства и причастности к великому народу. Чихать им на нас, мы каждый день бесплатные пьянки устраивать не сможем, а стало быть, нужны мы им, как скифу тога. Придут легионы из Африки, Азии, Галлии, а мы в Риме сидим все из себя такие красивые...
- Я тоже считаю, что это самоубийство, - кивнул фракиец. - Но ведь под нашими знаменами собралось несметное множество и тех, кто родился на этой земле... Куда им идти? Какая страна примет их?
- Пусть они остаются, Спартак, - тихо и очень серьезно сказала Майка. - Будь готов к тому, что от тебя еще не раз отделятся куски твоей армии... Ты не можешь сделать счастливыми абсолютно всех. Ты - только человек, ты не всесилен. Не пытайся удерживать недовольных - они все равно уйдут, но ты за это заплатишь слишком большую цену. И цена эта - жизни тех, кто будет с тобой до последнего... Призови Крикса, пусть он тоже скажет свое слово. Пусть каждый решит за себя, чего он хочет. Только тогда ты будешь знать, на кого можешь рассчитывать.
...Забронированный Майкой кусок баранины был целехонек, хоть и остыл; остальное орлы смели подчистую. Пока она общалась со Спартаком, к костру приблудился Арторикс, и вид у него был такой, что краше в гроб кладут. Ясненько, синдром Мирцы, острый рецидив. Орлы совершенно логично пришли к выводу, что в таком состоянии следует либо вешаться сразу, либо выпить, второе предпочтительнее, и притащили нехилый мех вина (нужно будет спросить потом, где взяли, совсем, паршивцы, от рук отбились...). Арторикс, человек малопьющий, отнекивался по мере сил, но какое-то количество в него все-таки влили, судя по пятнам румянца на скулах и блеску в глазах.
- Орлы, - строго сказала Майка, подходя, - хватит парня мурыжить, лучше мне налейте. У меня сегодня маленький праздник, какой - не скажу, но предлагаю выпить за здоровье вашего центуриона и пожелать ему процветать и здравствовать долгие годы. Потому что другой центурион, вполне возможно, первым делом потребует отчет, откуда вы берете мясо и выпивку в таких угрожающих количествах.
Орлы скромно потупились, но приказ командира выполнили с рекордной скоростью: не успела Майка сесть у костра, как перед ней оказался полный кубок, мясо быстренько разогрели и подали. Ребята в центурии были молодые, но правильные, границу приятельства с начальством знали и не переходили, так что с этим Майке вообще-то крупно повезло. Похулиганить тут слегка могли, но в общем дисциплину блюли и командира уважали.
- Ну что, друг, - расправившись с мясом, Майка легонько толкнула локтем совсем скисшего галла. - Пошли в палатку, поговорим? Да, - уже в трех шагах от костра она обернулась, - орлы, сегодня - чтобы ни одного пьяного. Увижу - что-нибудь оторву.
В рядах орлов произошло легонькое движение. Один из тех, что были постарше и поопытнее, протолкался вперед и сунул ей мех с вином.
- Ты знаешь... лучше к себе его забери, - попросил несколько смущенно. - Там еще прилично осталось... На завтра хватит.
Аскул, 71 г. до н.э.
Зима удалась слякотной и ветреной. Дойдя до окрестностей Аскула на Труенте, Спартак объявил большой привал всему войску, чему все несказанно обрадовались: мерзкая погода боевому воодушевлению в рядах восставших отнюдь не способствовала. В Риме поднялась вторая волна паники: число воинов Спартака уверенно приближалось к сотне тысяч, шпионы доносили, что среди младших вождей восстания существует настроение направиться на Рим, и имелся увесистый шанс, что за Альпы пойдут только греки и фракийцы, а галлы, германцы и италийцы развернутся на сто восемьдесят. Перспектива не радовала; консул Варрон Лукулл самолично побывал в лагере гладиаторов и вернулся несолоно хлебавши: Спартак дал ему от ворот поворот, даже не потрудившись как следует выслушать предлагаемые условия сдачи. Как ни обидно было, Риму пришлось признать, что условия сейчас диктует отнюдь не Вечный город...
Меньше всего Крикс был похож на несчастного влюбленного, но слухи о его великой тайной любви продолжали гулять, и Майка сильное имела подозрение, что Спартак периодически упоминает об этом в разговоре отнюдь не невзначай. Сам галл обходился, как говорится, без комментариев: был внимателен и предупредителен, но никаких поползновений не совершал и намеков не делал. Майке даже досадно было: уж решился бы на что-нибудь, ситуация в воздухе висит, народ шушукается, а она сидит себе дура дурой, не понимая, чего от нее, собственно, хотят.
Неприятности начались, как положено, в самый неподходящий момент.
Дождь шел проливенный, нос из палатки не высунешь, жаровенка грела слабовато, вдобавок ко всему в гости прирулила Мирца - повздыхать, значит, над жизнью горемычной. С кроткой улыбкой сообщила, что чувствует насущную необходимость поговорить с Эвенией, чья мудрость столь широко известна, о своем, о девичьем. И уже полтора часа парила Майке мозги застенчивыми намеками, многозначительными вздохами и потаенными всхлипами. Майка под конец совсем было собралась высказать все, что она думает по поводу обуявшей Мирцу дури и, не стесняясь в выражениях, объяснить, что следует делать с влюбленным мужиком, когда полог громко хлопнул, и в палатку, подобно богине дождя, влетела мокрая насквозь и взбудораженная до крайности Эвтибида.
- Германцы уходят! - выкрикнула она с порога. - Спартак приказал тебе явиться к Восточным воротам!
Майка опешила. В общем-то, Эномай последнее время не стесняясь демонстрировал окружающим свое дурное настроение, но она была так уверена в сломанной схеме, что ей и в голову не пришло разнюхать, какие идеи витают в германских легионах. Вдобавок ко всему Эвтибида была совершенно мирной и, похоже, не только не прикладывала руку к случившемуся, но и напрочь о готовящемся безобразии не знала.
- Сволочи, солнышка дождаться не могли, - только и буркнула она, хватая плащ.
Мирца осталась ахать и переживать в теплой палатке, а Майка в сопровождении Эвтибиды рванула к Восточным воротам. Плащ моментально намок, туника облепила тело, с волос текло за шиворот.
Возле ворот было полное столпотворение. Германские легионы покидали лагерь; за рвом верхом на крупном сером жеребце, потемневшем от воды, восседал Эномай. На валу Майка увидела Спартака, тот что-то кричал, отбрасывая назад мокрые волосы, слов слышно не было.
- Какая их муха укусила? - осведомилась она у Эвтибиды, проталкиваясь к валу. Удивляться, что гречанка взяла сторону Спартака, а не своего непосредственного начальника Эномая, было некогда.
- На Рим собрались, - бросила та, отдирая от лица мокрые рыжие пряди. Видок у красавицы куртизанки был тот еще. - Эномай как с цепи сорвался, кричал, что Спартак трус и предатель, раз бежит из Италии вместо того, чтобы захватить Рим и положить конец римскому господству...
- Идиоты, - пробормотала Майка, взбираясь на вал. Тронула за локоть вождя: - Спартак, я здесь...
Фракиец резко обернулся - лицо белое, отчаянное, глаза - бешеные:
- Эвения! - схватил за руку, стиснул так, что Майка охнула. - Эвения, они уходят!
Ну да, а я, конечно, что-то вроде дирижера - взмахну палочкой, и германцы назад повернут, досадливо подумала она. Вот только я и способна заставить одуматься толпу озверевших мужиков - самая крутая, блин...
- Эномай! - заорала она, вылезая на первый план. - Эномай, пень германский, какой петух тебя клюнул?! Куда ты пойдешь, самоубийца несчастный? На крест захотелось?
- Эвения! - взревел тот, вздыбливая коня. - Во имя жизни, которую ты спасла мне на арене! Неужели ты, отважная Эвения, останешься с этими трусливыми собаками? Пойдем с нами - клянусь богами, ты не пожалеешь! Рим будет у наших ног!
- Ты что, спятил? - Майка подобралась ближе, но голос не понизила. - Да первый же бой для вас последним станет! На нас идут консулы Геллий и Лентул - у обоих по тридцать тысяч человек, и чего ты со своими десятью добьешься?!
- А если и так, - по новой вскипел Эномай, - то мы погибнем как герои, а не как затравленные зайцы!
- Дезертиры вы, а не герои! - откуда-то сбоку выпалил Крикс. И немедленно поплатился: чей-то дротик прилетел ему в бок, хорошо еще - в панцирь попал.
- Эномай... - уже совершенно обреченно начала Майка. Договорить ей не дали - из толпы уходящих полетели дротики, пришлось скатиться с вала. Эномай развернул коня и, крикнув с неподражаемым презрением:
- Так оставайся - ты такая же предательница, как и Спартак! - ускакал в ливень.
Вот и все, как-то вяло подумала Майка, сидя на земле и равнодушно глядя на ползущую по руке кровь - зацепили-таки, причем то же самое плечо, что и при бегстве из Капуи. Все, и ничего уже не сделаешь. День, два - и не станет Эномая. Видно, в любом варианте, хоть ломай схему, хоть не ломай, он должен погибнуть. Ниточки в руках кукольника оборвались, и куклы разбежались кто куда...
- Эвения! - рядом с ней на коленях стоял Крикс. - Ты ранена... Поднимайся, я помогу тебе... Ну, что с тобой...
- Царапина, - Майка еле разлепила губы. - Перестань, Крикс... дойду... - Подняла голову, встретила встревоженный взгляд Спартака и улыбнулась криво: - Прости, вождь... Не смогла...
Фракиец присел рядом с ней на корточки. Как-то растерянно спросил:
- Когда ты говорила о тех, кто уйдет... ты знала, что это будет Эномай?
- Знала, - глухо отозвалась Майка. - Хотя и верила, что этого не произойдет. По идее, не должно было...
- Значит, боги решили за нас, - Спартак сгорбился, опустил глаза. Вдруг стало видно, что он смертельно устал. - Прости, Эвения... ты ранена, я не буду тебя занимать...
Встал и побрел вглубь лагеря, не отворачиваясь от дождя. Эвтибида догнала его, пошла рядом - и, кажется, даже за руку взяла. Ну и правильно, пускай действует. Сейчас Спартаку поддержка ой как нужна - архипаршиво вождю, самого близкого друга потерял...
Майка тяжело оперлась на руку Крикса - плечо болело зверски, кровь не унималась.
- Пошли, что ли, - вздохнула она. - Что-то мне как-то неважно...
Пять дней спустя консул Геллий уничтожил отколовшихся германцев. Одним из последних в этой битве погиб Эномай.
Бонония, 71 г. до н.э.
Шпионы несли в Рим обнадеживающие известия. После того, как были разбиты взбунтовавшиеся германцы, в лагере гладиаторов снова назрел раскол. Часть восставших, возглавляемая самнитом Гаем Канницием, уже совершенно откровенно и категорично заявила о своем решении остаться в Италии. Спартак терял силы на глазах, что, впрочем, не помешало ему разгромить Гая Кассия, претора Цизальпийской Галлии. В Риме стиснули зубы и - уже не без труда - сколотили армию в восемьдесят четыре тысячи человек; это было уже почти все, что мог выставить Вечный город. Однако во главе этой армии встал Марк Лициний Красс, которому победа была нужна позарез. Взялся он за дело споро и уверенно, так что положение безнадежным пока не было.
- Семь легионов, - Спартак стиснул зубы так, что побелели скулы. - Семь легионов, Эвения!
- Семь легионов самоубийц, - Майка по привычке дернула плечом и тут же скривилась: плечо еще ныло немилосердно. - Спартак, заметь: среди них не только те, чья родина здесь. Людям хочется всласть погулять по Италии, потешить душеньку. Я вчера лаялась с Канницием, как последняя базарная торговка, самой противно было, а толку - никакого. Голос разума они уже не воспринимают, им победы в голову ударили.
- Семь легионов, - глухо повторил фракиец, явно потрясенный этим внушительным числом. - Что останется от нас, если они уйдут?
- Шесть легионов плюс вся кавалерия, - быстро подсчитала Майка. - Тоже неплохо, если учесть, что до Альп уже пешком доплюнуть. Слушай, я, конечно, все понимаю, и просто так тебя никто не отпустит - им нужен эдакий ручной, карманный вождь, который вдобавок еще и полководец отменный, так что самим им думать лишний раз не придется. Вот только... знаешь, я раньше все отнекивалась, не хотела тебе рассказывать, что будет дальше, а сейчас, похоже, время пророчить. Хочешь?
- Говори, - быстро кивнул Спартак. Судя по сузившимся глазам и сжатым кулакам, зол сейчас был благородный вождь до последнего предела. Еще бы - час назад легат тринадцатого легиона Гай Канниций со товарищи совершенно откровенно высказались, что семь легионов отказываются переходить реку По и Альпы, а намереваются двинуть на Рим. И недвусмысленно намекнули, что ничего он, Спартак, поделать не может: мол, назвался груздем - полезай в кузовок, если желает большинство идти на Рим - значит, веди. Что до Майки, то она уже решила: если ничего не выйдет, если Спартак действительно повернет на Рим, то она просто плюнет и уйдет на поиски приключений. Лучше уж где-нибудь нарваться на хорошую драку и сдохнуть, чем участвовать в этом маразме и знать, что не в силах ничего изменить.
- Ладно, - она повернулась к Арториксу, Эвтибиде, Криксу и Ганнику, до сих пор молчавшим. Дело происходило в палатке вождя, куда Спартак созвал самых близких друзей для обсуждения проблемы. - Слушайте и вникайте. И намотайте на ус: все, как я сейчас скажу - так и будет, если ничего не изменим немедленно.
Ее слушали молча, и на лицах не было даже тени недоверия - все уже достаточно давно усвоили, что предсказания Эвении сбываются всегда. И, похоже, то, что они слышали, им крайне не нравилось.
- А если мы разделимся? - подал голос Ганник, когда она закончила. - Что будет дальше? Разойдемся по своим странам, где уже властвует Рим, вернемся к своим сожженным домам... и - что нас ждет?
- Галлия еще не захвачена, - отпарировала Майка. - В Германии увязла уже не одна армия, Фракия бунтует постоянно. Мы можем привести все верные нам легионы куда-то в одно место и оттуда начать подтачивать власть Рима. Если в той же Фракии заставить вождей племен прекратить междоусобицу и объединиться, если повернуть так, что власть наместника станет для них крайне невыгодной, то римляне вылетят оттуда в два счета. А Фракия - это, между прочим, Истр и выходы на Эгейское море и Понт Эвксинский. Как думаешь, Спартак?
- А мне нравится, - вдруг широко улыбнулся Крикс. - Рим штурмом не возьмешь, а вот так, как сказала Эвения... Спартак, приглашаешь в гости?
- Фракия... - Эвтибида сосредоточенно накручивала на палец прядку волос. - Почему бы не Фракия? Это станет чувствительным ударом для Рима... Эвения права - чем разбежаться по домам, лучше попытаться довести наше дело до конца. Кто сказал, что освободительная война против римского владычества должна начинаться в самом Риме?
- Нам не выстоять против Красса, - тихо сказал Арторикс. - Наши силы на пределе, а у Рима еще немалые войска в провинциях. Пока мы в Италии, мы заперты. Уйдя в какую-то другую страну, мы сможем вздохнуть свободнее. Если мирный кров и семейная жизнь, - тут он чуть запнулся, - нам не суждены, то... впрочем, Эвтибида уже сказала. Наш вождь - фракиец, он знает свою страну, знает, что можно сделать для ее объединения... Мне кажется единственным верным решением - последовать за ним!
- Вдобавок фракийцев у нас три легиона, и, если я верно понял, они как раз за то, чтобы уходить из Италии, - резюмировал рассудительный Ганник.
- За, - подтвердила Майка. - Мои орлы уже спрашивали, кому морды бить за нарушение дисциплины в войске.
Спартак молча смотрел на своих единомышленников, и глаза у него подозрительно блестели. Правильно, романтическому персонажу в такой ситуации просто необходимо слезу пустить, подумала Майка - причем едва ли не впервые совершенно беззлобно, даже с какой-то теплотой. В конце концов, можно и наплевать на некоторые пережитки неизбежной для литературы девятнадцатого века моды на чувствительность и сентиментальность. Главное, что ситуацию, похоже, удалось разрешить.
- Спасибо вам, - чуть сдавленно, явно справляясь с волнением, проговорил Спартак. - Спасибо за поддержку... я не обманулся в своих ожиданиях... Пусть будет так... - он вдруг умолк и резко отвернулся.
Повисшую паузу прервала Эвтибида. Шагнув к вождю, она коснулась его руки и очень мягко произнесла:
- Иди к ним, Спартак. Иди и скажи им, и пусть боги укрепят тебя в твоем решении!
- Мы с тобой, Спартак, - сердечно добавил Крикс, - и что бы ни случилось, мы останемся рядом!
Майка молча прикусила губу. Вот и смейся над романтическими чувствами, капитан, - у самой-то почему в носу защекотало?
Наученная горьким опытом, прежде чем идти на общее собрание, Майка завернула к себе надеть шлем и панцирь. А то как бы горячие самнитские парни не воспользовались аргументацией германцев Эномая; и так уже вся шкура истыкана - а украшают шрамы, как известно, отнюдь не женщин...
Вот тут-то ее и достало.
Она еще минуту, не меньше, совершенно тупо смотрела на вибрирующий лазерный браслет - александритовый экран переливался световыми сигналами вызова. Вызова... здесь? У них там что, еще и связь работает?
- Ничего, - процедила Майка. - Более-менее. Что у вас там за Апокалипсис случился, что вдруг обо мне вспомнили?
- Майечка, я понимаю твои чувства... Но поверь мне, я бы не стал тебя вызванивать, чтобы сообщить тебе дурные новости. Напротив, новость самая лучшая - ты можешь вернуться!
- А? - Майка даже проморгалась - может, все-таки галлюцинация? Нет, сидит, начальник родимый, улыбается...
- Лига адвокатов все-таки сумела добиться своего. Ссылка в варианты запрещена Межгалактическим кодексом и, разумеется, Институтским Уставом. Все сосланные раньше попадают под амнистию. Майечка, мы потратили уйму времени, чтобы дозваться до тебя...
Домой! Домой, в далекую-далекую Москву, к космической авиации и гидромассажным ваннам, к огням мегаполисов и кафешке на углу Тверской, где варят лучший в Солнечной системе кофе...
Домой. К безработице, к прогремевшей анафеме. К равнодушным взглядам давно вычеркнувших тебя из памяти знакомых. К занятой кем-то квартире, к беготне в поисках места хотя бы учителя истории где-нибудь в Зауралье...
- Где ж ты раньше был, мой единственный, - ухмыльнулась она. Нехорошая была ухмылка, волчья. И благодушие с лица Ильи Саныча сползло, сменяясь откровенной растерянностью. Даже, пожалуй, какой-то обидой. - Не смотрите на меня так, - раздраженно прибавила она, где-то на задворках мыслей понимая, что срывать зло на Илье Саныче - свинство, он не виноват, что не сумел ее отстоять перед законом... - Знаете, как мне паскудно было первый год? Знаете, как я тут барахталась? Знаете, что это такое - жить в черно-белом мире, где все либо очень хорошие, либо очень плохие, но и те, и другие предсказуемы до мелочей? Что ж вы тогда-то, семь лет назад, даже весточки не послали, хоть одного-единственного сигнала вызова не отправили - мол, держись, Ольховникова, мы о тебе помним? Молчите? Так я скажу, почему. Потому что я для вас всех перестала существовать. Меня не было. Вспоминать растаявший снег - в высшей степени непрофессионально. Но я явилась из небытия, как только объявили амнистию. Так?
- Майя, - построжел начальник, - прекрати немедленно истерику. Знаешь, сколько стоит минута связи с альтернативной реальностью? Об отмене ссылки в варианты сейчас гудит весь мир. Об амнистированных ведутся репортажи, берутся интервью. Ты должна вернуться - и как можно скорее...
- А-а... - выдохнула Майка. - Так вы за-ради статистики стараетесь... Спросят вас - где Ольховникова Майя Владимировна, она же капитан Эвения? А нет у нас Ольховниковой Майи Владимировны, не вернулась она... Боитесь, процент сгинувших в этих чертовых мирах повысится, - скандал, однако... Ничего, выкрутитесь. Перебьетесь без репортажей и интервью. Пускай другие вещают на всю галактику, как они рады и благодарны...
- Майя!
- Я не вернусь, Илья Александрович, - тихо и тяжело выговорила она. - Я не вернусь к вашей гонке профессионалов. Я впервые в жизни попыталась быть не профессионалом, а человеком. Знаете, мне понравилось.
- Очень хорошо, - сухо проговорил начальник. - Думаю, ты понимаешь, что путь в мир, занимаемый тобой, прекрасно известен. Что тебя найдут очень быстро...
- Черта с два, - бешено перебила Майка. - Это - мой мир. В него не существует путей. Я сломала схему. Я долго старалась, но все-таки сломала. Этот мир - больше не мир Джованьоли!
- Эвения! - громко выкрикнул кто-то снаружи.
- Извините, Илья Александрович. Наверное, вы хороший человек. Наверное, вы хотели как лучше. Слышите - меня зовут. Я нужна там...
К черту, подумала она, выбегая из палатки. Я не пущу псу под хвост столько лет жизни. В конце концов, здесь есть мои орлы, Спартак, Арторикс... В конце концов, здесь есть - Крикс.
По александритовому экрану снова бежали яркие полосы вызова. А не пошли бы вы, зло усмехнулась она и, на ходу подхватив ком размокшей глины, ляпнула грязью в экран. Нечего тут мигать, народ шокировать...
На отлогом берегу реки Скультенны собралось все войско. Стояли по легионам, но строй держали слабо, края легионов смешивались. От гвалта закладывало уши.
Майка сходу влетела в ряды своих орлов - проблемы проблемами, а порядок быть должен...Браслет продолжал вибрировать, но ей было уже наплевать - шут с ним, с Институтом, тут вопросы поважнее решаются...
Спартак стоял на чахлом бугорке - это было единственное доступное возвышение поблизости - но благодаря высокому росту и сложению смотрелся крайне импозантно. Поблизости обретались его контуберналы, среди которых занимала свое законное место и Эвтибида - после гибели Эномая Спартак вернул-таки ее на прежнюю должность. К немалому своему изумлению рядом с ней Майка заметила Мирцу, бледную и явно настроенную крайне решительно: похоже, сие эфирное создание твердо решило остаться рядом с братом в трудную минуту. Толку, правда, от нее будет маловато, если что, но энтузиазм радует.
- Что я пропустила? - тихонько осведомилась Майка у орлов.
Выяснилось, что пропустила она не особенно много - Спартак как раз объявил, что он категорически отказывается от должности вождя, раз в его армии творится такой бардак. Причем, судя по наэлектризованности общества, сообщил он эту новость куда в менее красивых формулировках, чем полагалось герою Джованьоли.
Гвалт нарастал; наконец вперед протолкался галл Арвиний, начальник пятого легиона.
- Ты - наш вождь, Спартак, ты вел нас к свободе, ты был нашим отцом, нашим знаменем, лучшим из нас! Но теперь ты призываешь нас к тому, чтобы мы, побеждавшие наших врагов с таким блеском, поджали хвосты и убрались по своим норам, в то время как Рим устрашен нашими победами, величие его пошатнулось! Клянусь всеми богами, Спартак: или злые духи ослепили тебя безумием, или ты предатель!
Спартак вздрогнул и так глянул на Арвиния, что, наверное, не у одной Майки мелькнула мысль: сейчас здесь будут убивать...
Вот тут-то и наступил звездный час Крикса!
- Арвиний! - зычно выкрикнул он, одним прыжком оказываясь рядом со Спартаком. - Ты, позор галльской земли, - мне стыдно, что и ты зовешь ее своей родиной! Похоже, ослеп именно ты - и виновны в этом не злые духи, а мечты о славных грабежах, какие ты учинишь в Риме! Не знаю, как решит Спартак, а я отказываюсь начальствовать над галльскими легионами, раз в них кишмя кишат предатели и дезертиры!
Ох ты, какой же умница, восхищенно прищелкнула языком Майка. Вроде бы стыдя одного Арвиния, Крикс ловко задел самолюбие всех галлов, находившихся здесь - кому приятно, что тебя тоже причисляют к предателям? Нехитрый прием сработал в момент: берег потряс рев тысяч глоток, призывавших всемогущего Геза и прочих богов в свидетели, как их оскорбили.
- Да, вы предатели! - бесстрашно повторил Крикс, во весь рост стоя перед разъяренными соотечественниками. - Если вы слушали речи Арвиния, если вы согласились предать наше святое дело ради грабежей в Риме, если вы купились на подлые посулы кучки негодяев, забывших и заставивших вас забыть, что сделал для нас всех Спартак, опорочивших не только его имя, но и все те мечты, за которыми мы стремились столько лет - как мне вас еще назвать? Не призывайте Геза - ваша мелкая суета не тронет богов!
- Не говори за всех, Крикс! - звонко крикнул Арторикс. - Ты знаешь, что я и мой легион ни на шаг не отступим с пути, на который встали однажды. И ведет нас по этому пути знамя святой свободы, а не позорного обогащения!
Майка готова была поклясться, что приблизительный план разговора друзья набросали заранее. Во всяком случае, орать с места - это было не в традициях Арторикса. Да и Крикс вперед Спартака никогда не вылезал. Тем более - отродясь не питал склонности к пафосным речам.
Между тем в галльских легионах произошло движение: солдаты полезли в драку. Пример оказался заразителен - видя, что начальство между собой договориться не может, охотно подключились и прочие, в чьих легионах зрел раскол. Смирно стояли только фракийцы: этим, похоже, уже кто-то шепнул насчет запланированного похода во Фракию, и как бы не хитрая Эвтибида - уж больно невинное у нее личико. Было видно, что Спартак сделал шаг вперед, собираясь окриком прекратить безобразную сцену, но Крикс сжал его плечо и что-то быстро коротко сказал. Все правильно. Настал момент, когда начальники не могут решать за подчиненных - каждый легионер, ветеран и последний салажонок, должен понять, чего он хочет от этой жизни.
Наконец Спартак все же отстранил Крикса и поднял руку. Сигнальщики громко проиграли сигнал к построению, и рефлекс сработал: большинство воинов прекратило увлеченно тузить оппонентов и повернули головы к вождю.
- Слушайте меня, - негромко, тяжело проговорил фракиец. - Я вижу, что Крикс, как это ни прискорбно, прав. Червь жажды наживы подточил ваш дух, и армия превратилась в скопище людей, не видящих ничего дальше собственной руки, протянутой к богатствам Рима. Я не был и не буду вашим диктатором. Вы вольны выбирать то, что вам больше по душе. Но в одном я буду стоять до конца: никто из вас и никто из потомков никогда не сможет сказать, что Спартак отступил от своего слова и той благородной цели, какой посвятил десять лет жизни. Идите на Рим, и да сопутствует вам удача. Но меня не будет с вами. Я все сказал.
И, пока войско ошеломленно молчало, развернулся и, даже не дав знак контуберналам следовать за ним, молча зашагал к лагерю.
А потом на равнине снова вспыхнула драка.
Эпилог.
- Сколько нас? - глухо спросил Спартак, не поворачивая головы в сторону вошедших.
- Девять легионов, - негромко отозвалась Эвтибида, глядя на него с искренним сочувствием. - Из семи отделились в общей сложности четыре. Но почти все легионы разрушены - из каждого хоть десяток-другой да ушли.
- Девять... - фракиец хрустнул пальцами и наконец обернулся к друзьям. - Что ж... завтра придется перестраивать армию. Будем жить, друзья мои. Где Эвения?
- Обещала сейчас подойти - у нее дело какое-то неотложное, - отозвался Крикс. - Спартак, у меня половина галлов разбежалась...
- Ничего, - вождь попытался улыбнуться - получилась гримаса мучительной усталости. Положил руку на плечо другу, сжал: - Спасибо тебе, Крикс. Спасибо вам всем, друзья, за то, что вы сделали. Сами боги не могли бы сделать большего.
Острым концом ножа Майка осторожно вывинтила крепления александритового экрана на браслете. По ниточке отсоединила крохотные платы, отсекла проводки батарей. Крупный, красивый камень лежал у нее в ладони - последняя связь с ее прежней жизнью. Остается только лазерный резак. Который рано или поздно наверняка сломается.
По дороге к палатке вождя она ненадолго вышла из лагеря к берегу Скультенны, где вчера происходило собрание. Широкий размах - и александрит, блеснув напоследок обрезанными проводками, канул в реку. Все, теперь уже никто ее не запеленгует. Нет больше Майи Ольховниковой... Только круги по воде от прошлой жизни, романтически подумала Майка и тут же ехидно усмехнулась.
В качестве поддержки и восстановления боевого настроения среди порядком деморализованного последними разборками войска сразу же после перестроения легионов - уже не по национальному признаку - были учинены парады, смотры и награждения. Под последнее попала и Майка: ей с большой помпой был вручен гражданский венок и звание легата. Пост начальника большего, чем центурион, радовал не шибко, но спорить было невместно - кому же, как не проверенным старым друзьям, Спартак мог доверить сейчас командование в армии? Хорошо еще, вся прежняя центурия оказалась в ее легионе, повышение же командира в чине было воспринято орлами как роскошный повод для празднества. Каковое и было устроено непосредственно после торжественной части; причем жирный барашек, пара молочных поросят и несколько мехов отличного вина привычно возникли из ниоткуда. Магия, не иначе, мысленно хмыкнула Майка и махнула рукой: пусть новый центурион разбирается...
Когда Спартак совершал торжественную церемонию награждения ее венком, она мысленно показала язык своему браслету, сиявшему лысиной на месте экрана. Наверное, она - танцовщица, гладиатор-ретиарий, воин - все-таки нужна этому миру. Этому смешному, романтическому, кукольному, к сердцу прикипевшему миру...
...Мелко, противно моросил дождь. Спартак сидел на валу, набросив на голову край пенулы - капли скатывались по плотному рысьему меху, не проникая внутрь. Сгущались липкие, как синяя гуашь, сумерки.
- Спартак, - тихонько окликнула Майка, подходя сзади. - Ведь простудишься же - погода дрянь...
Фракиец обернулся - и она с удивлением обнаружила на его осунувшемся за последние дни лице мечтательную улыбку.
- Мне, Эвения, простужаться некогда, - он легко поднялся, повел плечами, разминаясь. - Послезавтра выступаем к По... Знаешь, наверное, все случившееся - только к лучшему. Словно груз с плеч сбросил. Метался, как зверь в ловушке... выход искал... а теперь все позади. Теперь-то я точно знаю, что наша война не проиграна; более того, Эвения! - она только начинается...
- И в честь этого мокнешь под дождиком? - хмыкнула Майка, плотнее запахивая кожаный плащ.
Спартак рассмеялся:
- Ко мне сегодня подходил Арторикс. Просил руки Мирцы... Я их в палатке оставил - не хочу мешаться. Сестра плакала... хвала богам, Эвтибида с ней поговорила и, кажется, не без пользы...
- Наконец-то, - пробормотала Майка, припоминая, как пару дней назад видела стоявших возле палатки Спартака Мирцу и Эвтибиду - Мирца по обыкновению всхлипывала, а гречанка что-то ей выговаривала, горячо и, похоже, довольно резко; краем уха Майка услышала обрывок фразы: "...мне же не мешает мое прошлое - потому что оно прошлое, понимаешь - прошлое!" Слава богу - хоть кто-то бедной девушке мозги вправил. Похоже, не напрасна была их с Криксом "борьба за душу" Эвтибиды - бывшая куртизанка оказалась поистине бесценным приобретением... И со Спартаком у нее - тьфу-тьфу, не сглазить! - вроде бы что-то наклевывается...
- Тебя Крикс искал, - добавил Спартак, глядя на нее как-то непонятно.
Майка тряхнула головой. Почему бы нет? Все мосты сожжены. "Плыви, мой конь, чрез Рубикон..." Да и сколько можно от себя бегать...
- Пойду к нему, - сказала она и вдруг с немалым удивлением ощутила, что щекам почему-то стало жарко. Что за чушь, старею, что ли? И тихо-тихо попросила, глядя в землю: - Пожелай мне удачи, друг...
Она шла к палатке Крикса, и дождь заливал ее следы. Обыденный серый дождик обыденного серого мира - мира, в который нет дороги...