Аннотация: История девушки, которая была ошибкой природы
Секунду взгляд задержался на мишени. Торс. Шея. Голова. Лоб. Взгляд словно выхватил точку на плоском сером лбу вечно умирающего человека. Свет ласково скользнул по блестящей поверхности поднимающегося пистолета, пронесся, словно маленькая молния. Раздался выстрел - как всегда приглушенный, замирающий еще не выходя за пределы комнаты. Долгая задержка и за первым выстрелом подряд следует еще несколько. С щелчком перезаряжаю пистолет. Падают гильзы, одиноко стуча по холодному полу. Еще раз резко перезаряжаю оружье, и на этот раз стреляю уже без остановок. Пули выписывают на макете аккуратный круг. Да. За то время, которое я сюда хожу, я научилась с легкостью выполнять такие фокусы.
Обоймы кончились. Я подхожу к стойке с оружием, чтобы поменять пистолет - надо учится пользоваться любым оружием - и чтобы взять еще патронов. Пока я выбираю, я привычно прислушиваюсь ко всему, что происходит у меня за спиной. И, как обычно, ни малейшего звука. Полная тишина. Сколько я себя помню, здесь никогда никого не бывает. Я всегда тренируюсь одна. И здесь всегда по воздуху плывет безмолвие. Сюда не проникают никакие звуки, так что иногда кажется, будто ты один во всем мире. Совсем один. Ни других людей. Ни животных. Ни даже растений. За стенами, за толстыми, уже зелеными от плесени каменными стенами - немая пустота.
Я? А что я? Мне совсем не одиноко. Не спорю, "один" и "одиночество" слова однокоренные. Но далеко не однозначные. Я и не хочу ни с кем общаться. Да нет, какая бравада. Что вы. Просто я легко могу обойтись без людей. Меня даже скорее тяготит их общество. Часто людей, как и меня, раздражают себе подобные. Но мало у кого хватает смелости понять, что есть всего два способа избавиться от раздражения: либо примириться с действительностью, либо убраться из поля зрения предмета. Я выбрала второе. Нет, конечно, я не собиралась замуровывать себя где-либо. Это крайность. Просто сказала себе, что не буду с ними общаться. Понимаете, обычно, когда люди уходят из мира, их все равно греет мысль, что другие двуногие есть где-то, что можно всегда вернуться, что можно смотреть на их жизнь из окошка. Но я не хотела играть в высокого отшельника. Ни в чем не должно быть крайностей. Я вообще всегда была до ужаса честной девочкой. Никакого вранья. Безо лжи жизнь была бы куда проще и понятнее. Жаль, люди не хотят осознать этого. Оттого и страдают, тешат себя иллюзиями. Я же делать этого не собиралась. Нет. Поэтому я избрала путь, пролегающий между людскими фигурами. Не с ними, не на соседней дорожке, а между тропинками. Так что я привыкла быть одна, и сейчас совсем не тяготясь одиночеством. Только одиночество ли это, если его не ощущаю? Мне люди не нужны. Я вполне могу обойтись без них. Нет, я не испытываю к ним агрессию, я не мизантроп. Просто не вижу ни в чьем обществе смысла. И здешняя тишина не тяготит меня. Хотя, конечно, иногда мне бы хотелось почувствовать ветер на своей щеке... Но я могу жить и без него. А в остальном - меня все устраивает.
Пальцы пробегают по рукоятям пистолетов. Какие они все красивые...блестящие... Наконец рука останавливается на самом любимом. Новом. Армейский пистолет, ГШ-8. Довольно компактный, не слишком тяжелый. Даже элегантный какой-то. Красивый. Мне крайне удобно им пользоваться. Разумеется, удобство не всегда идет на пользу мастерству. Но мне доставляет удовольствие пользоваться этим пистолетом. Я решительно сжимаю пальцы на рукояти полюбившегося ружья. Ощущаю её холод. И как всегда стою, не в силах оторвать от него взгляда. Неожиданно ловлю себя на том, что пальцев нежно вожу по верху, любуясь серебристыми переливами. Красиво, черт.
Вздрагиваю, и только потом осознаю причину невольного испуга. Я услышала какой-то шорох. Уши мои разве только что не подрагивают, как у кошки, в тщетной попытке уловить звуки, которые рассказали бы мне, кто появился здесь. Но ничего. Тишина. Очень странно. Неужели мне показалось? Говорят, когда человек долгое время проводит в абсолютном безмолвии, у него начинаются галлюцинации. Но я у меня всегда была здоровая психика, которую никто и никогда и ни чем не мог пробить. Я вообще крайней трезвый и рациональный человек. Порою меня за это даже били. Но я же невиновата, что родилась такой? Сестра говорила, что я бессердечная дрянь, моральный урод. Почему? Потому что в отличие от неё я не умела влюбляться без оглядки, я всегда разумно оценивала ситуацию. Может, поэтому у меня не было парня - потому что я не умела закрывать глаза на очевидные факты. Вообще-то, я равнодушно отношусь к чужим недостаткам. Но зачем мне жить с человеком, который меня не устраивает? А сестра этого не понимала. И когда очередная мразь бросала её, она со слезами носилась по всей квартире. А я, конечно, не жалела её. Она же и сама видела, с кем встречается. Что же тогда плачет? Почему кричит "Как он мог?!" Если бы она смотрела в лицо действительности, ничего бы не случилось. Брат говорил... ОН не говорил. Он просто бил. Потому что я была умнее его. А ведь я вытаскивала его изо всяких передряг - сама не знаю почему. А он сначала просил, плакал, божился, что все это в прошлом...а потом бил меня. Я? А что я? Думаете, я его ненавидела? Да нет. Он просто слабый человек. Я вообще не испытываю ненависти. Я же говорю, я рациональное существо. Отца у меня не было - может, поэтому я такая... Ведь я была старшей, пусть и всего на год, и, даже будучи женщиной, мне приходилось быть сильной и независимой. Потому что мать моя была кисейной барышней, нервной, а после гибели отца и вовсе истеричной... Она всегда говорила, что я глыба льда без чувств и эмоций, что я - не её дочь. Но это не правда, конечно же. Я - её дочь, и я способна испытывать эмоции. Например - обиду. Мне долгое время было очень досадно, что меня не воспринимают, как я есть. Нет, я понимаю, конечно, что я не такая как они, и что им трудно со мной. Но я не виновата в этом. Пусть бы просто забыли обо мне, как я забываю о тех, кто вызывает у меня недоумение, или даже отвращение. Чем я хуже их? Тем, что веду себя не так? Тем, что логика у меня иная? Но я не хуже вас. Я просто другая. Я же принимаю вас. Принимаю горе матери, пусть оно и непонятно мне, никогда не любившей. Принимаю слабость брата, я, всегда сильная. А вы не принимаете даже друг друга. Мать любила говорить мне, что я ненавижу её, брата и сестру. Она злилась на то, что я жестко разговаривала с братом, выговаривала ему за его ошибки. Она-то всегда над ним порхала... И что с того? Он продолжал погружаться в помойную яму. И Я, я, а не она, ходила по милициям, вытаскивала его из кутузок, унижалась, давала взятки из МОЕГО заработка, я искала его по подворотням, я защищала его от уличных хулиганов... Потому что мне было его жалко, потому что он был моим братом, каким бы он не был. На его похоронах мать рыдала. А я молчала, даже слезинки не проронила, и думала только о том, как бы поскорее пойти домой. Но дома мать позвала меня к себе. И надавала мне пощечин, она кричала: "Дрянь! Бессердечная мелкая гадина! У тебя брат умер! А тебе все равно?". Она била и била меня по щекам. А я стояла и терпеливо ждала. Я все понимаю, у неё горе. Но я-то в чем виновата? Когда она замолчала, я сказала: "Если бы ты уделяла ему столько же времени, сколько и я, может, этого бы не случилось. Ворковать каждый может. Если бы ты сразу следила за ним, он бы не умер, не стал бы отбросом общества. А я не могла одна за ним следить". Мать застыла. Затем вдруг схватила вазу со стола и опустила её на мою голову. Я не смогла увернуться.
Когда через несколько недель я вернулась из больницы, мы все время молчали. Мать ничего не хотела мне сказать, потому что, видимо, ей было стыдно - все-таки я отказалась давать против неё показания, списав все на несчастный случай, хотя мне и было трудно врать, - но в глазах её я видела только ненависть. Почему? Что я сделала? Мне было обидно. Но я молчала. Обида всегда была для меня второстепенным чувством, недостойным упоминания. Наверно, сестра и вправду права, я - моральный урод. К тому же тогда я очень много работала. В то время я верила, что если я хорошо устроюсь в жизни, то смогу построить жизнь, какую сама хочу. Ха, а ведь она - моя жизнь - стала жертвой случая... Человек не может её построить - сам. Потому что не умеет платить за наслаждение. Ему легче выбрать, если жизнь сама предоставляет выбор. Как ни странно, многие выбирают не новую жизнь. Они все равно боятся платить по счетам, боятся потерять то, что у них якобы есть. Я давно для себя решила, что платить - буду. Если это единственный способ получить желаемое, то я заплачу. Такова наша жизнь, и надо смирится. Я же не хотела потом, как все люди, кусать локти и жаловаться, что судьба так жестока, таким образом прикрывая собственную глупость. Но в то время я верила в собственную силу. И я училась - так хорошо, как могла. Я не была самой умной и талантливой. Но, безусловно, самой упертой. Учителя хвалили меня, и тихо ненавидели - может потому, что порою я знала о предмете больше, чем они. А может просто так я их раздражала. Я вообще всех раздражала просто так. А особенно маму. Она, кстати, долго не продержалась... Через месяц, когда я пришла с дополнительного занятия поздно вечером, она устроила мне скандал. Орала на весь дом, называла меня грязной шлюхой, говорила, что я по вечерам тр...сь с различными извращенцами, и поэтому я не усмотрела тогда за братом, что я пошлая потаскуха, и вообще... Чем дальше в лес, тем забористее становился её мат. Она обвиняла меня чуть ли не во всех смертных грехах , и в таких выражениях... А я сидела, слушая в полуха свою безумную мать и старалась сосредоточится на сложной задачке на натуральные логарифмы - я вообще не очень хорошо чувствовала эту тему. Когда её визг перешел на ультразвуковые уровни, я молча встала, собрала вещи и ушла в другую комнату. Она прибежала туда. Тогда я запихала учебники и тетрадки в сумку и ушла на улицу. Почти всю ночь - а была осень - я сидела под фонарем и учила уроки. Заснуть боялась - обокрадут ещё. Под утро до меня все дошло. К счастью, первым уроком была алгебра, я ответила у доски, получила неохотно поставленную математиком пять, и, под неприязненные, и в то же время облегченные взгляды соучеников ушла, сославшись на страшную головную боль.
Дома никого не было. А меня вдруг продрала дрожь. Почему она так говорила? Разве могу я так проводить вечера, если я все время учусь? Разве я виновата в смерти брата? Разве могу я быть шлюхой, я, не знавшая слов любовь и страсть, никогда не обращавшая внимания на мужчин? Почему она так?... Но я быстро себя успокоила. Мать - ненормальная, и ничего тут не поделаешь. Поэтому я собрала все свои пожитки, и ушла из дома. Нанялась дворником, им за квартиру платить нужно меньше, перешла на вечернее отделение школы... Так и жила.
Я глубоко вздохнула, потому что за размышлениями не заметила, как подошла обратно к мишеням. Это у меня давно развилось. Здесь говорить не с кем, да и не хочу я - только душу терзать. Но думать я могу долго и много. Оттого и привыкла размышлять на ходу. Я щелчком сниманию пистолет с предохранителя. Но почему-то не поднимаю и не стреляю. Может, потому, что ощущаю ровное дыхание на свой шее?
Я поворачиваюсь. На самом деле, очень быстро. Но мне показалось, что медленно-медленно: сначала не спеша отставила одну ногу, медленно начала поворачиваться на ней, точно так же плавно поднимая пистолет. Но он не поднялся. И я не повернулась до конца. Я только успела увидеть отверстие черного дула, блеск по его краю, и услышать мягкий хлопок выстрела.
Странно, но боли я не почувствовала. Просто на секунду в глазах что-то мелькнуло, и я увидела саму себя. Я не весела под потолком, как это обычно говорят, нет, напротив, я практически вплотную парила над своим телом. Я была так близко, что губами почти касалась своих же, побелевших, чуть приоткрытых губ. Так близко, что не могла отвести взгляд, дабы не видеть свои широко раскрытые, начавшие мутнеть глаза. Я была так близко, что могла рассмотреть в них каждую до сих пор дрожащую, а теперь медленно застывавшую золотистую ниточку на радужке, что могла увидеть удивление и какую-то глупую растерянность в глубине расширенного, белесого зрачка. Так близко, что чувствовала тепло своего тела, в которым еще немного трепыхалась жизнь... Несмотря на то, что на лбу чернела аккуратная круглая дырочка, из которой лениво-лениво сочилась кровь...
Я проснулась. Так это был сон? Однако... Я лежала минут 15, бездумно пялясь в потолок. Затем встала. И пошла в тренировочный зал. Обычно я ем перед тренировкой, и редко нарушаю собственный распорядок дня. Но сейчас мне есть совсем не хотелось. Честно говоря, меня просто мутило. Сон был очень реальным. Моя смерть показалась мне вдруг такой близкой и неизбежной вещью. Вообще-то, я не боюсь смерти. Нет, правда. Конечно, мне бы не хотелось умереть, например, от рака, или сгореть... Это довольно-таки неприятно. Но и не так уж страшно. Люди должны испытывать боль. А самой смерти я не боюсь. Чего её боятся? Все мы умрем, рано или поздно. Глупо хвататься за жизнь, вместо того, чтобы наслаждаться ею. К тому же, я не вижу ни одной причины, по которой можно было бы желать жить как можно дольше. Таких вещей на свете нет, так как все преходяще. Лучше ни к чему не привязываться, жить ни ради чего. Потому что смысл порой отнимается, и еще вчера ты, мечтавший о вечности, сегодня покончишь жизнь самоубийством. А я... Я буду жить, пока не умру. Кто я такая, чтобы идти против велений судьбы? Как все будет, так и будет. Но смотреть в собственные испуганные, жалобные глаза, видеть себя такой беспомощной, жалкой... Нет, это мне не нравится.
Я подхожу к стойке и сразу беру свой любимый ГШ-8. Почему-то у меня ощущение, что я уже натренировалась на другом оружии. Наверно, опять же реальность сна сказалась...
Я поднимаю пистолет и, на этот раз сразу быстро и без задержки, вырисовываю на макете аккуратный кружек, и сразу за ним не слишком ровный треугольник, и на последок пятиконечную звезду - не полностью, конечно, а лишь обозначив углы. Я люблю такие штучки, они очень хорошо развивают концентрации и увеличивают мастерство. Обоймы кончились. Я вынула новую и вставила её в пистолет. Вновь подняла его и сделала еще несколько выстрелов. Тут я поймала себя на том, что не думаю о том, что делаю. А о чем же тогда? Я прислушалась к себе и поняла. Я пыталась уловить шаги. Шаги того, кто пришел, чтобы убить меня. Что за глупости? Это же сон. Вон и тихо как. Нет-нет, давай, не отвлекайся, сказала я себе, с изумлением отмечая, что я испытала какое-то разочарование от этой тишины... Но я не успела поудивляться вдосталь, потому как ухо мое уловило шум. Тот самый, что и во сне. Я чуть не выронила пистолет, тело непроизвольно напряглось, от стараний уловить дыхание неизвестного заломило за ушами. Я перевела дух. Ничего. Никого нет... Не может быть. Мне не показалось. Я слышала шум. Тогда почему я не слышу его...её...ну, кто там есть? Я не могла стрелять, и просто стояла и пыталась что-то услышать...
Внезапно меня окатывает какой-то теплой волной. Я даже не сразу осознаю это, и просто наслаждаюсь незнакомым мне ощущением. А потом я понимаю, почему я не слышу его...да, я уже знаю, что это именно ОН. Мы с ним дышим синхронно, и чтобы ни произошло со мной, он будет дышать в унисон со мной. Каждый мой вздох будет его вздохом. Я слышала, что иногда так дышат влюбленные. Но мы-то? И вдруг я понимаю, что тоже повторяю его дыхание. Что я тоже чувствую его, как он чувствует меня. Странно, я знала, зачем он идет, но не сдвинулась с места. Я просто стою, и пытаюсь угадать, какой он...
Я ощущаю его, я словно нахожусь в его теле. Я могу понять, какого он роста, какой комплекции, какой длины у него волосы, во что он одет, и какая у него обувь. Я словно вижу его губы, из которых вырывается дыхание, ритмом столь схожее с моим, его нос, перебитый, и не способный дышать, его плечи и грудь, вздымающие в такт моим... Только лишь глаза я не могу представить. Но я и не пытаюсь. Я просто чувствую, как он идет. Я отмечаю, где он сейчас проходит, где сменяет темп ходьбы, где останавливается...
Когда ОН появляется в дверях, я даже не удивляюсь - я ведь проследила весь его путь. Он стоит за моей спиной, я только сейчас я могу слышать его дыхание, потому что оно сливается с моим, и становиться громче. Я поворачиваюсь. Мне кажется, что очень быстро, почти мгновенно, но на самом деле - очень медленно. Я вновь не успеваю поднять пистолет. Но на этот раз дула я уже не вижу. Только глаза. Темные, резкие, будто высеченные в камне. Я вижу их только мгновение: миг между тем, как пуля пробьет череп, ударив тебя внезапной болью, и тем, когда она вонзиться в мякоть мозга. В следующий момент я уже ничего не видела, кроме тьмы, зато долго-долго ощущала кошмарное давление на грудь, такое, будто мне на неё положили огромный-преогромный булыжник...
Я просыпаюсь. Опять сон? Да, теперь я понимаю. Я заметила, что когда тебе снится многоэтажный сон, то просыпаясь во сне, ты всегда уверен, что сон и явь очень похожи, но проснувшись по-настоящему, ты отлично видишь разницу. Вставать почему-то не хочется. Я задумчиво перекатываюсь на кровати, и, не удержавшись на краю, падаю. Голову пронзает резкая боль: все-таки, каменные полы - не самая мягкая поверхность. Лежать очень холодно, и голова гудит, так что выступают слезы, но я не встаю, отчего-то нет сил. Я лежу и смотрю куда-то перед собой. Не знаю, сколько я так валялась, наверно, очень долго. Но впервые в жизни у меня не нашлось сил себя встряхнуть. Голова кружилась. Сначала я привстала на колени, от напряжения резко оперившись на руки. Затем быстро откинулась и изнеможенно прислонилась к кровати. С трудом подняла руку, чтобы убрать волосы с лица, и ощутила, что некоторые пряди мокрые. Так немного посидев, я встала и направилась в ванную. По ошибке включила ледяную воду, и, прежде чем поняла это, окунула в неё руки плеснула на лицо. Шок привел меня в себя. Я подняла глаза на зеркало. Чуть выше виска у меня красовался внушительных размеров синяк и сочилась кровь. Я флегматично чертыхнулась и потянулась за аптечкой.
Голова побаливала, и мысль о еде вызывала отвращение. Но в тир я почему-то все равно пошла.
Взяв свой ГШ-8, я с неудовольствием отметила, что руки у меня дрожат. Правда, несмотря на это, линия все равно получилась ровной. Вот что значит тренировка. Но почему руки дрожат? Из-за головы? Может, у меня сотрясение мозга? Невольно дотрагиваюсь до шишки, и тут же отдергиваю руку - обожгло словно огнем.
Я уныло двигаюсь к стенду, но не дохожу. Ноги подкашиваются и я сползаю по стенке. Пистолет вываливается из рук.
Господи... Я взываю к тому, кого не знаю, кого никогда не звала на помощь, а просто принимала как должность. Есть и есть. Это не хорошо ни плохо. Но сейчас мне хотелось кого-то позвать на помощь. Даже не человека - я ведь сама отказалась от них, а кого-то, кто просто бы присутствовал, ничего не говоря, не осуждая, не смеясь.
Почему мне так плохо? Чего я жду? Шума...Я сама себе ответила. Я ЕГО жду. Зачем? Как будто влюбленная дура... Стоп, кто говорит о любви? Нет, это не то. Разве так любят?
Я начинаю вспоминать подробности сна. Почему-то сейчас я уже так не уверена, что это был просто сон. Почему-то мне кажется, что все должно повториться.
Я не успела рассмотреть Его - было мало времени, так что мне пришлось довольствоваться собственными догадками. Хотя, мне кажется, эти догадки не слишком противоречат действительности. Единственное, что я хорошо видела - это глаза. Кожа вокруг какая-то жесткая, обветренная и сожженная солнцем не раз. Складки - будто из камня топором вырублены, такие резкие, ломаные, некрасивые. Почти на переносице шрам, и нос странно уходит вниз - я угадала, нос его и правда поврежден. Над глазами - сросшиеся брови, черные, косматые, но некоторые волосинки совсем белые. Они спокойными, очень ровными дугами лежат над глубоко-глубоко посаженными глазами. И, наконец, сами глаза... Я отчетливо запомнила их. Они были черного цвета, такого ровного, матового и в то же время блестящего, словно они были вырезаны из гранита. В них не было ничего человеческого, никаких страстей, только равнодушие и спокойная сосредоточенность. А еще они были очень жестокими. Они смотрели на меня так же, как я смотрю на свои мишени, бездушные макеты: почти через меня, отмечая только место, куда должна войти в пуля, и не видя больше ничего. Так оно и было, я думаю: я была для него лишь мишенью. Что? Обидно? Кому - мне? Да ну что вы, в самом деле! Смешно это. Это его работа, хотя я не совсем понимаю, зачем кому-то нужна моя смерть. А может, он просто пришел, что бы убить? Сам пришел? Я выдвигаю такую версию, и сразу понимаю, что все именно так и есть.
Я слабо киваю головой: шея очень затекла. Встать все еще нету сил. Я вновь прислушиваюсь. Нет, тишина. Тогда я снова начинаю вспоминать.
Эти глаза... Они все время стоят перед моим внутренним взором. Я только и могу думать об этих глазах...думать о Нем... Почему я о Нем все время думаю? Почему в моих мыслях Он - с большой буквы? Неужели я и правда?...
Да нет, было бы странно. Я не любила, никого и никогда. Наверно, винтика какого-то в голове не хватает. Не люблю и не ненавижу, все правильно. Да я и не хотела любить. Повторить судьбу мамы? Нет, зачем. Я не нуждаюсь в другом человеке, который требовал бы моего внимания, просил любить его, унижал бы и пытался бы заставить меня страдать... Нет-нет. Я женщина по природе, но не по сути. Сестра говорила мне, что у меня нет пола, потому что я совершенно равнодушна и к мужчинам и женщинам. К тому же я всегда старалась быть сильной, а мужчины хотят сделать нас слабыми. А я не хочу. Так что я раз и навсегда решила, что любовь для меня - такая же далекая и незначительная вещь, как замысловатая трещинка где-то на Марсе - забавная, но не более. Хотя я нравилась парням, конечно. Я очень красивая (сестра всегда обиженно ворчала, что, дескать, несправедливо - такая красота, и той, кто не может этого оценить. Она права, конечно), и вызываю желание. Но мой равнодушный, направленный либо внутрь себя, либо куда-то далеко, словно стараясь увидеть намеченную цель, отпугивает их. Даже те, кто был очарован моими ножками, с разочарованием скользил взглядом по моему лицу: красивому и совершенно лишенному эмоций. Я знаю, что это так, и не расстраиваюсь по этому поводу. Меня ведь не тяготит отсутствие мужчины рядом. Правда, помню, был у меня один парень. Тогда, в институте. Он был романтиком - полная моя противоположность. И он верил в то, что в каждом человеке есть капля любви, доброты, и всякой такой чуши. То есть, не чуши, конечно... Просто для меня это все - пустой звук. А мне было все равно. Я не привлекала его и не отталкивала. Мне он совершенно не мешал, к тому же, он был интересным человеком, и он не косился на меня и не говорил мне гадости. А потом... Потом была ночь-без-любви. Даже не знаю, что об этом сказать... Ну, было приятно, немного, но бывает и получше. Короче, ничего особенного, а поначалу даже и больно. Я помню то утро. Я лежу в полудреме, потому что ночь вымотала меня, и все внезапно начало болеть. Тот парень...назовем его Р...сидит на полу, прислонившись к кровати. Я повернула голову и посмотрела на него. Р. даже не шевельнулся. Она сидит опустив голову, так что длинные волосы закрыли все лицо и тупо водит пальцем по пыльному линолеуму. Наконец он медленно начинает: "Ты... Ты такая...холодная...нет, не так...равнодушная... Неужели тебе действительно все настолько все равно?". Я пожимаю плечами. Он растерянно улыбается: "Я...Даже не знаю, как сказать... Прости. Я не могу больше... Наверно, я чего-то не понял..." Я вновь пожимаю плечами, и со спокойным даже дружелюбием отвечаю: "Я понимаю. Ты все правильно понял. Прости ты меня - я такая, и ничего тут не сделаешь. Ты хорошо делаешь, что уходишь, наверно, это к лучшему". Р. закусил губу: "Знаешь, если бы у тебя в голосе сейчас прозвучала бы хоть какая-то эмоциональная нотка... Если бы ты раздражилась, обиделась, огорчилась, или бы хотя бы обрадовалась... Я бы продолжил верить в то, что в тебе что-то есть... А так..." Я примирительно улыбнулась: "Не бери в голову, Р. Считай, что я ошибка природы". Он долго молчал. Затем резко бросил: "Да уж, наверно, оно и видно. Моральный мутант какой-то", рывком поднялся, быстро оделся и вылетел из моей комнаты. Я, конечно, не пыталась его удержать. Но все-таки слегка было обидно: опять обзываются, то моральный урод, то мутант. Я же тоже человек. Почему я принимаю их как должное, а они?... Впрочем, скоро я перестала вспоминать об этом. Но мужчин больше к себе не подпускаю. Любовь - не для меня. Я не умею испытывать чувств. Я слишком самостоятельная, вольнолюбивая и равнодушная. Командовать собой я не позволю, а командовать другими мне в лом...
Но сейчас? Что со мной? Я вновь вспомнила Его глаза. Почему-то они тянули меня. Меня привлекал этот человек, в котором не было ни капли жалости, ни сострадания, в котором была ледяная пустыня равнодушия. Он был еще хуже чем я. Он не принимал людей. Он просто убивал их. Ему не ведомо сочувствие. Но мне отчего-то хотелось стонать, вспоминая эти жесткие, жестокие, убийственные глаза. Мне так хотелось вновь окунутся в их беспросветную Тьму... Он владел мною, не хотев сделать это. Я знала, что Он придет. Я чувствовала. Я не хотела уходить, я хотела ждать Его. Нет, я не любила. Это не любовь. Не то, что подразумевается под этим словом. Любовь всегда эгоистична. Любовь всегда чего-то ждет, пусть подсознательно. Любой человек, любя бескорыстно, все равно чего-то ждет. Иногда получает - может, в осознании собственного благородства, может, просто от удовольствия видеть объект любви. Если не получает, то до конца дней своих мучается, сам не понимая, отчего. Я не любила. Я просто...ждала.
Хозяин... Хозяин... Шептали мои губы против моей воли. Наверно, так. Отчего-то человек, для которого я значила так же мало, сколько и пылинка, опустившаяся на его ботинок, который без капли ненависти или сочувствия застрелил меня...то есть, застрелит, я хотела сказать...заставил меня чувствовать себя опутанной какими-то веревками. Он словно заковал меня в невидимые кандалы.
Я прижалась к холодной стене горящим лбом... Хозяин, скорее... Все внутри горело. У меня словно началась лихорадка. Хотелось умереть. Я буквально разрывалась душевно. Я не изменилась, я осталась самой собой, глыбой льда, бессердечной тварью...но у меня почему-то текли слезы. Я была не права. Они были не правы. У меня тоже есть Хозяин. Пусть он не такой как ваш. Ну так что ж? Так даже лучше. Он как я. Он просто делает. Он не обманывает. Он не будет от меня ничего требовать.
Я обхватываю коленки руками и утыкаюсь в них лицом. Я буду ждать тебя, мой Хозяин...где бы ты ни был...и чтобы ты со мной не сделал...МОЙ Хозяин. Хозяин... Мой Хозяин...