Аннотация: "Птицы трепещущим кружевным полотном взлетели над лесом, напуганные криками и треском ломающихся веток. Шла охота. Искали преступника. Убийцу." ...Честно говоря, не люблю я этот рассказ. Но интересно чужое мнение.
Охота
--
Он где-то здесь!
--
Живо!
--
Чтоб вас черти съели, скорей!
Птицы трепещущим кружевным полотном взлетели над лесом, напуганные криками и треском ломающихся веток. Шла охота. Искали преступника. Убийцу.
Он бежал не останавливаясь. Он спасал свою жизнь, возможно, никчемную, но - жизнь, его жизнь. И хотя он и сам ненавидел свое бесполезное существование, он слишком страшился смерти. Он всегда её боялся. Когда-то в детстве ему довелось увидеть, как умирает человек. Тогда зарезали знакомого его отца...он не слишком-то расстроился из-за его гибели, он плохо его знал, да и мало что волновало того немытого и голодного мальчишку, которым он был тогда. Но до самой глубины его дрожащей души поразило то странное, страшное зрелище, когда сильный, здоровый мужчина беспомощно падает на землю, как он, казавшийся непобедимым, бьется в конвульсиях, захлебываясь кровью, меся грязь и помои, как он ничего не может сделать, и вся его сила, все, чем восхищались его товарищи, все, что заставляло взрослых бояться, все оказалось бесполезным. Все обесценилось перед её ликом...ликом смерти. Даже выросши, став таким же сильным мужчиной, он еще больше стал бояться Её, Она являлась к нему во снах, почему-то не похожая на свои традиционные изображения. Нет, Она не была жесткой и страшной. Она просто брала его за запястье и говорила "Пошли". И он никогда не мог вырваться из Её бледной, худой руки. Да, он боялся. Он со страхом ждал того мига, когда сам так же упадет на землю, ощутит на губах привкус собственной крови, чувствуя, как капля по капле утекает жизнь...нет, этого он не позволит с собой сделать! Он не даст себя поймать, не отдаст себя смерти, он будет жить, пусть даже как жалкий пес, как крыса, но будет!
Собаки чуяли человека. Их ноздри возбужденно раздувались, из пасти вырвался истошный, срывающийся, жадный лай. А человек, их добыча, обдирая в кровь руки и отплевываясь от забивавшейся при падениях в рот и нос грязи бежал, затем падал, вставал, вновь бежал, снова падал и опять вставал, чтобы бежать дальше. Он спасал свою жизнь. Он был дичью и потому убегал.
--
Чу! Кила кого-то учуяла, он совсем близко! - вдруг хрипло прошептал один из охотников, ткнув товарища в бок. Тот обиженно зашипел.
--
Это здорово, но бить меня совершенно не обязательно.
--
Какие пустяки! - отмахнулся первый охотник. - Особенно по сравнению тем...с тем, что мы сейчас его поймаем! Он понесет заслуженное наказание. О да... - его глаза хищно сверкнули. Третий охотник согласно закивал, на его лице молодого буйвола яростно раздувались ноздри, разве что только пар не шел.
--
Точно! Судьи не пожалеют этого... - тут парень употребил несколько выразительных непечатных слов. - Да я бы и сам его не пожалел! Жаль, отменили суды Линча, я бы эту - вновь ругательство - голыми руками придушил бы. А еще лучше - расчленил. На мелкие-мелкие кусочки. Он того заслуживает! - свирепо добавил он. Товарищи шокированы не были, на их суровых лицах было написано полное одобрение этой кровожадной речи. Самый старший в группе добавил:
--
Жаль только, этим мертвых не вернуть... Эх, вот на что нас учили прощать, такое, по-моему, никак простить нельзя. Столько людей загубил, выродок! И как таких земля держит? Чудовище он, да и только...
--
И то верно. Он заплатит за свое преступление сполна, я буду не я, если не притащу его на электрический стул!
--
Да, мы его не упустим, из-под земли достанем - живым или мертвым! - юный буйвол со всей силы стукнул кулаком по своей ладони.
--
Живым или мертвым... - пронеслось живое эхо над поляной.
Они чуяли Дичь. Её тошнотворный и в то же время сладостный запах. Они знали, Она - здесь. Да, вот Она, так странно похожая на Охотников, и все же Дичь. Они глядели в Её испуганные и озлобленные глаза, и все Их существо волновала жажда крови. Они мечтали вонзить острые клыки в мягкую, податливую шеи, вкусить солоноватую животворящую жидкость... Они загнали добычу в угол, и Она была в их власти. Но все вдруг изменилось: возникло Оно...
Петер затравленно таращился на собак, лихорадочно гадая, как от них отделаться, когда вдруг затрещали ветви и по склону, покрытому густым, колючим кустарником, покатилось что-то белое и, кажется, живое. Это что-то обладало спутанными светло-русыми волосами, и в данный момент самозабвенно кашляло, выплевывая набившуюся в рот пожухлую листву. Вообще-то, ему было сейчас не до девушки, но собаки, не спускавшие с него злых маленьких глаз, вдруг попятились, припали к земле, испуганно заскулили, все тише и тише, пока вовсе не замолкли, продолжая жаться к траве. Со скоростью, свойственной только человеку в смертельной опасности, Петер рванулся к девушке, воспользовавшись странным, необъяснимым, но, безусловно, своевременным замешательством собак, и, схватив неожиданную лесную гостью за волосы, вздернул её вверх, приставив к её горлу огромный, видимо, у мясника украденный нож. Почти в эту же минуту из леса вынырнули охотники. Они было вскинули ружья, но застыли в нерешимости.
--
Ружья! Бросьте, живо! Иначе я убью её, клянусь, я убью её! - Петер орал изо всех сил, видно было, как напрягается шея, но из высохшего горла вырывались только лишь смазанные, каркающие звуки, как у человека, который долго не пользовался своим голос. Он весь дрожал, и нож прыгал в его руке. Но охотники были уверены - лишь прозвучит выстрел, лезвие ножа тут же вскроет бьющуюся жилку на шее испуганной девушки, и пуля не успеет остановить это стремительно движение. У кого-то мелькнула мысль: "Может, собаки?" Но почему-то эти верные, никогда не останавливающиеся существа сейчас съежились, отползая все дальше и дальше, не сводя испуганных глазенок с Петера и девушки.
--
Ах ты **** - выругался один их охотников. - Чего ты хочешь, сволочь?!
--
Впрочем, нет. Дайте мне одно...и патроны, все патроны, что у вас есть! Из всех карманов, давай, выверни их! Ну же! Нет, не подходи, так бросай. Сначала патроны.
Молодой охотник бросил убийце патроны, все обоймы, какие были, он заставил их выпотрошить все карманы. Затем ногой отправил ему ружье. Тот, не убирая ножа, подобрал оружие, и, пятясь, начал отступать.
--
Стоять, вы! Ни с места! - прорычал он, когда охотники инстинктивно сделали шаг в его сторону. Они застыли. Так Охотники стояли и беспомощно смотрели, как их Дичь исчезает в лесу.
Ветки жутко раздражающе хрустели под ногами, впиваясь в избитые ноги, просвечивающие через равные сапоги. Ощущение ясности и силы, возникшее в момент опасности, исчезло, уступив место кошмарной усталости, сказывалась жуткое напряжение. Казалось, лучше было бы сдаться охотником, попасть под выстрел, наконец-то найти покой...но мысль об охотниках тут же вызвала воспоминания о детстве, засосало под ложечкой, вновь проснулся страх смерти, и это давало силы идти дальше. Петер уже мало что соображал, только шел вперед, руководствуясь не столько разумом, сколько инстинктом. Внезапно он ощутил, как что-то ползет по его руке. Он недоуменно посмотрел на неё, и сообразил что это его временная пленница пытается ослабить хватку: задумавшись, Петер слишком сильно сжал её тонкое запястье, так что оно даже покраснело. Он слегка разжал пальцы.
--
Пойдем. Я не могу тебя сейчас отпустить, понимаешь? - стараясь слегка смягчить хриплый голос, объяснил он. - Пока копы прочесывают местность, мне надо как-то себя обезопасить. Я отпущу тебя, потом, а ты пока будь хорошей девочкой, не пытайся сбежать, самой же хуже будет. Ясно?
Девушка кивнула, и с её волос посыпалась труха, в которую превратились засохшие лисья, и веточки, застрявшие в немытых лохмах. Остальное было не в лучшем состоянии: чумазое лицо, грязная и порванная одежда. Петер машинально перевел взгляд на себя: сам-то хорош. Вымыться бы. И как раз темнеет уже: ночью его искать не будут, для ночных поисков нужны огни, а сейчас, в осеннем лесу, они далеко видны, только слепой не заметит и только идиот не сможет убежать. Эх, хорошее время - ранняя осень: и тепло, и убегать удобно!
Этот спуск к реке мало кто знал, только немногие мальчишки, выросшие здесь и, за неимением должного присмотра, облазившие все вокруг, потому-то Петер и выбрал его. Он скинул одежду и вошел в воду, смывая толстый слой засохшей грязи. Рядом с ним дрожала в воде его пленница - он не хотел далеко отпускать её. Правда, в воде у него не было ружья, и она вполне могла бы успеть уплыть, но она даже не пыталась этого сделать. Хотя, может, она просто не умела плавать? Через некоторое время девушка перестала дрожать и принялась за мытье. Петера, несмотря на его не слишком веселое положение, даже позабавила её непозволительная для заложницы поглощенность попытками отмыть грязные волосы.
Костер... Теплое, пляшущее пламя... Почему оно так успокаивает? Для наших дальних предков оно было божеством, которое защищало и кормило, оно служило залогом домашнего спокойствия, символом уюта и любви. Но современный человек, почему он так привязан к огню? Почему даже человек, ни разу не разводивший костер и встречавший камин только на картинках, видя таинственно покачивающиеся лепестки пламени, ощущает тепло и облегчение, разливающееся по сердцу? Никто не знает. Но и сейчас, сидя у костра и глядя на сонно подергивающиеся язычки пламени и слушая сварливое потрескивание дров, Петер чувствовал себя донельзя уютно и спокойно. Утренняя погоня казалась страшным сном, мнилось, что все позади. Его не найдут, не могут найти в этих пещерах. Он будет свободен. Он будет жить.
Холодные пальцы коснулись его щеки, он автоматически вывернул протянутую руку. Запястье хрустнуло, и девушка сдавленно вскрикнула. Петер быстро отдернул свою руку и буркнул:
--
Не делай так, у меня ж реакция, блин. - он исподлобья глянул на неё и фыркнул. - И вообще, что ты ко мне лезешь? Сидела бы спокойнее, была бы целее.
Девушка виновато потупилась и смущенно улыбнулась. Петер почувствовал себя неловко. Он чуть было не убил её, похитил, собирается в случае чего пользоваться ею как щитом, при этом грубит ей, а она так виновато на него смотрит! Еще бы прощения попросила... Только вот она вообще ничего не говорит.
--
Эй! Девочка, ну что ты все молчишь? - Петер пальцами поднял её голову за подбородок. - Ты что, немая?
Девушка кивнула, улыбнувшись, только почему-то как-то неуверенно.
--
А имя у тебя есть? Написать его можешь?
Девушка вновь как-то неуверенно улыбнулась, и длинными, какими-то прозрачными пальцами с очень коротко стрижеными ногтями принялась чертить неровные буквы на песке. Петер слегка удивился тому, что они выходят как у ребенка. Может, эта леди - слабоумная, недоразвитая? Тогда понятны и её бесстрашие, и доброжелательность, и покорность. Но... Петер внимательно вгляделся в неё. Она - сумасшедшая?
Девушка непринужденно сидела на песке, одной рукой, по которой сползал порванный рукав голубой блузки, упершись в землю, а другой слегка водя по земле. Изорванная серая плиссированная юбка еле доставала до колен, и босые, покрытые синяками ноги слегка покраснели от холода, так что девушка постоянно терла ступней об ступню, пытаясь согреться. Неровно подстриженные пепельно-русые волосы вились по плечам и длинная, асимметричная челка падала на сухой, бледный лоб. Серые, широко расставленные глаза сосредоточенно смотрели на выписываемые буквы. Задумавшись, она периодически морщила слегка курносый нос, и бледные губы - обычная нижняя и слегка припухлая верхняя - шевелились, видно, как бы вслух проговаривая слова. Петер наклонился вперед, чтобы лучше видеть нечеткие буквы на песке. Слово, написанное на песке, вызвало у него недоумение. Кэйрес... Что-то очень знакомое... Ну да, слово из полузабытого чужого языка, которого он никогда почти и не знал. Нежность. Странное имя.
Петер поднял глаза на девушку, все еще смотревшую на песок. Он внимательно изучал её светлую полуулыбку, её спокойный профиль, мягкие изгибы её плеч... Она, словно почувствовав его взгляд, подняла глаза и улыбнулась. Затем осторожно дотронулась пальцами до его щеки, потом они перешли на его волосы
и она ласково притянула его голову себе на колени. И тут Петер понял, что безумно хочет спать... И лишь только он ощутил под своей щекой мягкие округлости её коленей, глаза его закрылись и он провалился в глубокий сон...
Ему снилось детство. Точнее то, что было у него в то время, когда у всех нормальных детей проходит детство... Ему снилась мать, которая умерла, когда ему еще и пяти лет не исполнилось, худая, изможденная женщина с вечно пустыми глазами, которая в упор не видела своего сына, особенно тогда, когда его надо было кормить. Снился отец, в общем-то, неплохой человек, но имевший слишком мало времени, чтобы быть хоть каким-то отцом, так что Петер был предоставлен саму себе. Снились улицы, полные вони и грязи, снились так называемые друзья - такие же тощие чумазые мальчишки, для которых объедки, выбрасываемые богатыми соседями на улицу, казались неслыханным пиршеством. Снилась Анжелика... Да, он до сих пор её помнит... Помнит, как она случайно оказалась на их улице, такая беленькая и чистенькая, с большими наивными карими глазами, с ямочками на румяных щеках, с вьющимися золотистыми локонами. Она тогда показалась ему куклой, даже не верилось, что это живой человек. Какая-то женщина, проходившая мимо девочки, сказала рядом стоящей матери: "Какая она у вас прелестная! Ангел, чистый ангел!" Петер глупо удивился: "Но у неё же нет крыльев..." Она не представлялась ему чем-то небесным, и все же обычным существом он признать её не мог. "Может, она сделала из сахара, как те фигурки, которые я видел в витрине магазина "Сладкие сны"? Она, и правда, как из сна..." Он проследил за ней до самого её дома, и с тех пор нередко приходил посмотреть на "леденцовую девочку", как он её назвал, но издалека, конечно... Он узнал, как её зовут, когда у неё день рождения, и что она любит на него получать, узнал, когда она выходит из дома, чтобы пойти в школу, и когда возвращается обратно, узнал о неё все... А потом это закончилось. Его забрали в учение к доброму мастеру, "храброму портняжке". Пожалуй, дни учения были для него лучшим временем его жизни. Он неплохо наловчился шить, был примерным учеником...у него ведь не оставалось никакого выбора. Он не хотел возвращаться домой. Годы ученичества промелькнули во сне быстро, незаметным рваным туманом, и злая фея сна изобразила перед его взором уже другую, страшную картину... Теплый осенний вечер. В большом доме на холме зажглись огни, в приглушенном свете тысяч свечей мелькали люди, из открытых окон доносились звуки фортепьяно и веселые голоса. Праздновали свадьбу. Среди гостей был и портной, известный в городе уважаемый мастер, шивший для невесты её прелестное платье. Рядом с приветливым стариком топтался угрюмый юноша, его подмастерье. Он исподлобья рассматривал присутствующих и односложно и резко отвечал на задаваемые вопросы, так что скоро все потеряли к нему интерес. Парень явно чувствовал себя не в своей тарелке в этом блестящем, дружелюбном...чистеньком обществе. Да, Петера раздражали эти счастливые, правильные люди, с умным видом рассуждавшие о смысле жизни, о добре, и о справедливости... Что они могут знать о жизни, когда не дохли на улицах от невыносимого голода, крысой впившегося в тело и разум? Что они могут знать о добре, когда их палками не отгоняли от отбросов, которые потом отдавали собакам? Что они могут знать о справедливости, когда их не бросали в помойную яму взрослой жизни совсем одних, при этом не научив плавать? Но, конечно, Питер молчал: что говорить с этими розовощекими болванчиками. И тут появилась она... В легком, воздушном белом платье она летела по лестнице, почти не задевая ступеней, белой воздушной дымкой её золотистую головку окружала кружевная фата, карие глаза в обрамлении длинных черных ресниц радостно осматривали присутствующих, и губы раздвигались в полной неизбывного счастья улыбке, обнаруживая обаятельные ямочки на щеках. Эта прекрасная фея наконец приземлилась рядом со смертными и защебетала, разбрасывая свой голос золотыми монетками по всей комнате. Анжелика... У Петера пересохло в горле. Анжелика... Не может быть. Анжелика! Глаза Петера вспыхнули яростным огнем, заставив отшатнуться рядом стоящую даму. Это уже слишком! Она - здесь! Для неё он шил платье! Кто угодно, но только не она... Петер развернулся и зашагал прочь из комнаты. Случайно завернул на пустую кухню. Нервно раскурил сигарету, заметил кем-то в спешке разлитый керосин и со злорадством подумал, что нужен лишь один щелчок, отправляющий сигарету в прозрачную маслянистую лужицу, для того чтобы все эти сахарные куколки взлетели на воздух к чертовой матери! Он слегка качнул рукой, словно собираясь бросить окурок, но так и не сделал этого. Он - не убийца. А потом подумал, что одним керосином все равно не обойдешься, тут его хватит разве что на небольшой пожар. Так, поразмыслив, Петер вздохнул, затушил сигарету, не глядя бросил её в раковину и вышел через заднюю дверь на улицу - не хотелось оставаться. А через несколько шагов за его спиной прогремел взрыв...
Мучительное сновидение вдруг оборвалось. Петер открыл глаза и в них ударил яркий солнечный свет. Стояла летняя душистая жара, теплый ветер лукаво заигрывал с его волосами, в воздухе носился медовый запах цветов... Петер понял, что все-таки все еще спит.
--
Ты не спишь, ты мечтаешь, - раздался за его спиной голос. Или даже не голос? Или просто нечеловеческий голос? Разве может в чьем-то голосе слиться такая обширная гамма чувств, разве может из обычного горла литься такие звуки, вызывающие в сердце вихрь несоединимых эмоций, этакую смесь пронзительной тоски и острого наслаждения?
Петер резко обернулся. Перед ним стояла девушка с пепельными волосами. Та, которую зовут Нежность. Она улыбалась и щурила от солнца глаза.
--
Кто ты?... - прошептал Петер. Он ясно осознал, что эта девушка не может быть человеком, теперь-то он это точно понял!
--
Ты сразу это понял, просто не хотел признаваться себе. Вы, люди, очень смешные существа... А кто я? Разве ты не понимаешь?
--
Ты не отсюда... Ты не такая! Ты лучше нас.
--
Вы тоже станете такими, - серьезно сказала Нежность. Петер испуганно замотал головой.
--
Что ты, что ты! Люди становятся только хуже со временем...
--
Нет, это не так. Нам тоже так казалось...когда-то. Так казалось всем. Но мы ведь справились. И вы справитесь.
--
Да, быть может... Может, с вашей помощью? - с легкой надеждой прошептал Петер.
--
С нашей помощью? - удивилась девушка. - Мы никак не можем вам помочь.
--
Но... Ты же - пришла? Зачем-то пришла! Значит, вы хотите нам что-то сказать?
--
Нет, - равнодушно пожала она плечами и тут же улыбнулась. - Зачем искать объяснения нашим поступкам? Почему в них обязательно должна быть логика? Мы когда-то были почти такие же, как вы. И нам не чужды спонтанные действия. Я просто так решила посетить вашу далекую планету, просто так приняла облик земной женщины, просто так с непривычки споткнулась и упала со склона, просто так ты мне понравился и просто я решила помочь тебе хоть чем-то... Даже если это просто участие. Мне показалось, тебе его не хватает.
--
Да... - тихо отозвался Петер...и расплакался, уткнувшись в её колени.
Неожиданный порыв холодного ветра привел его в чувство. На этот раз он проснулся по-настоящему. Но мягкие колени под ухом до сих пор присутствовали. Он поднял голову. Нежность спала, прислонившись к стене, рука её до сих пор покоилась на его волосах и соскользнула, когда он приподнялся, но это неловкое движение не разбудило её.
Петер сел рядом и вновь вгляделся в её лицо. Теперь он понимал, чего испугались собаки... Впрочем, это не было страхом. Нет, они ощутили нечто вроде благоговения, они почувствовали её исключительность, почуяли это раньше, чем люди. Петер неловко коснулся волос девушки, не в силах сдержать неожиданный порыв. Она тут же проснулась, парень отдернул руку, словно мальчишка, пойманный за обдиранием соседской яблони, но девушка только улыбнулась. И словно солнце наполнило пещеру... Теперь-то он это видел. Теперь он все видел.
--
Ты ведь пойдешь со мной? Да? - как-то заискивающее попросил он её. Она пожала плечами и виновато улыбнулась. Дескать, как уж получится... Петер вздохнул, но промолчал. Он ждал этого. Вот проводит она его до границы - и испарится, как туман над рекой...а он останется. Останется спасать свою никчемную, давно разрушенную жизнь.
Вдруг её рука осторожно коснулась его плеча. Она приложила палец к губам и широко открыла глаза. Петер прислушался: да, где-то в глубине леса слышится лай... Странно, как же они его нашли? Ведь он шел по тайным горным тропкам. Хотя... Если уж он их нашел, почему бы не найтись какому-нибудь мальчишке, такому же беспризорнику, который может позволить себе роскошь потратить все лето, чтобы обследовать горы вдоль и поперек? И почему бы этому мальчишке не рассказать дядям полицейским о некоторых тайных проходах за хорошее вознаграждение?
--
Пошли, быстро! - он схватил девушку за руку и нырнул в лес. Он бежал и думал о том, как бы не выпустить её запястье, а так же о том, что было бы очень не кстати, если бы она сейчас упала. Наконец он добежал до новой горной гряды. Стоит преодолеть вот этот небольшой склон и затеряться в мире - проще простого. Петер быстро взобрался наверх и протянул руку.
--
Ну же, девочка, давай свою лапку, живей, они скоро будут здесь. - с отчаянием шептал он, слыша так близко лай и голоса. Он еще больше вытянулся, стараясь как можно раньше схватит руку Нежности, но вдруг камень под её ногами хрустнул, она смешно всплеснула руками и... Петер судорожно махнул рукой, стараясь её поймать, но было поздно. Девушка покатилась по склону.
Из леса выбежали охотники. Петер инстинктивно пригнулся книзу, спрятался за камнями, сверху взирая на происходящее. Страх вновь окатил его тяжелой, холодной волной, приковал к месту.
--
Мисс, что с вами? С вами все в порядке? - обступили охотники девушку, сразу узнав в ней невольную заложницу. Она слабо кивнула, потирая шею. Её взгляд даже на секунду не метнулся туда, где застыл в ужасе Петер. Но когда собаки затявкали, чуя поблизости чудом улизнувшую вчера добычу, она бросила на них умоляющий взгляд. И собаки вновь, как утром прижались к земле. Но ненадолго...
Оно пугало их, и в тоже время манило. Оно чем-то походило на Охотников, только почему-то сияло... И Оно просило отказаться от их Дичи. И они были согласны. Ради этого существа они были готовы на все... Они готовы были защищать Его даже ценой своей жизни, даже от Охотников.
--
Эй, смотрите, что с собаками?... - недоуменно прошептал старый охотник.
--
Чертовщина какая-то... - мотнул головой похожий на буйвола охотник. - Как утром!
--
А может, это она их этак? - сделал большие глаза самый юный из них. - Посмотрите, как они на неё смотрят.
И правда, собаки влюбленными глазами пялились на девушку, постепенно собираясь около неё, и начиная недружелюбно погавкивать на своих хозяев.
--
Д-д-да она колдунья... - звякнули зубы у одного из охотников.
--
Не говори чушь, лучше пошли, этот Петер где-то здесь, - отмахнулся юный буйвол, хотя как-то неуверенно, и, чтобы отогнать страх, решительно двинулся в сторону каменной гряды. Собаки тут же встали и ощетинились, не угрожающе, а скорее так, предупреждающе... Но у юнца, только-только напялившего полицейский мундир, сорвались нервы. Никогда он такого не видел, а слышал только в сказках, и делали так только ведьмы... Он молниеносно вскинул ружье и выстрелил...
Собака взвилась в воздух, ощетерив клыки, впившись взглядом в его горло, но слабый, срывающийся вскрик прервал её прыжок. Псина только укоризненно глянула на трясущегося охотника, и затрусила туда, где лежала на слегка пожелтевшей траве девушка, перекрашивая земной покров в красный цвет. На губах её, в уголке которых блестела алая капля, дрожала мягкая улыбка. Стремительно белевшая рука легла на голову собаки. Та тихо заскулила. Девушка улыбнулась - не помертвевшими губами, а лишь глазами, которые с каждой секундой все мутнели и мутнели. Вдруг она дернула головой, широко раскрытые глаза отразили голубое небо и закрылись навсегда. Собаки сползлись к неподвижному телу и тоскливо завыли. Начал накрапывать дождь. Никто не двинулся с места: ни Петер, ни охотники, ни собаки. Внезапно тело начало таять, и через несколько минут на намокшей траве не осталось ничего, даже кровь испарилась без следа. Юный охотник, тот, что выстрелил, упал на колени. Остальные только перекрестились.
И вдруг их дичь вышла им на встречу ...
Петер спокойно окинул взглядом зал. Сколько людей... И сколько ненависти. Что ж, ненависть получит свою пищу сегодня. И его не пугало, что он будет на её обеде первым блюдом. Он перестал бояться смерти. И не потому, что такой великий герой. Просто стало страшно жить дальше. Жить без смысла. Он-то знал, что никогда и никому не принесет счастья. Что может сделать беглый преступник? Жизнь без смысла, ради самой жизни не нужна ему. Жить надо ради чего-то, или ради кого-то, а он сможет жить только ради того, чтобы не умереть. Нет, лучше смерть. Он же видел, что даже она может быть сладостной... И потом, эта смерть принесет больше пользы, чем могла бы вся его жизнь. Эти люди...родственники погибших...им ведь станет легче, если они узнают, что за жизнь их родных отплачено жизнью убийцы. Даже если убийца не виноват так, как кажется. Он даже не стал отрицать свою вину, все равно бы не поверили, да и лень было вступать в столь бесполезную дискуссию. Так что он сидел и смотрел на людей... Нет, уже не смотрел. Перед его взглядом мелькало лицо...лицо одной девушки. Девушки с пепельными волосами. И такое счастье вдруг проступило в его угрюмых чертах, что люди, выкрикивающие проклятия невольно затихли. Казалось, не преступник умирал перед ними, а мученик. Но и молчание оказалось тягостным для изнервничавшихся людей. Пронесся шепот: "Быстрей!" Петер закрыл глаза. Ему не хотелось видеть, как опустится рубильник. Но он услышал глухой стук. Только боли не почувствовал. Он был уже далеко...
Стояла летняя душистая жара, теплый ветер лукаво заигрывал с волосами, в воздухе носился медовый запах цветов. Над ухом прожужжал сердитый шмель.
--
Не надо, оставь его, пускай летит.
--
Как скажешь... А правда, хорошо, что я здесь?
--
Конечно, хорошо... - улыбнулась она, и ветер взбил её пепельно-русые волосы...