Аннотация: Нет, никто не мог доказать Адели, что надо играть ноздрями на губной гармошке.
Нет, никто не мог доказать Адели, что надо играть ноздрями на губной гармошке. Такой уж упрямой она уродилась. Бывало, спускается она по лестнице, и весь двор прерывает дыхание, такая она королева.
И никто лучше её не мог кидаться дохлыми кошками. А как изящно она забрасывала дохлого кота в окно пролетавшего на всём ходу мимо троллейбуса! Шмякс! И троллейбус несётся дальше, наполненный весенней песней пассажиров, носящихся внутри стандартного салона муниципального транспорта. Не было теперь общественного транспорта, вот какое дело, фиг вам, говорили в муниципалитете, не ваш, а наш, - муниципальный транспорт. Но это мало расстраивало красавицу нашу пани. Одинаково ровно она плевала как на общественное, так и на муниципальное имущество когда оно проносилось мимо. А сколько раз останавливался этот самый общественный, не общественный теперь транспорт, с предложениями её подвезти! Нет, Адель гордо отворачивала голову, - дескать, я не такая. И трамваи с троллейбусами уезжали, опустив понурые головы до кромки тротуара, а слёзы пассажиров стекали по поручням и мягким хозяйственным сумкам. Нет, не было такой второй Адели!
Иногда она уходила в порт и ждала своего принца, глядя в туманную даль моря. Но ждать принца больше пятнадцати минут ей надоедало, и она уходила вдаль своей душераздирающей походкой, а с её уходом грузчики начинали злобно тырить замороженную, привезённую из дальних морей рыбу.
Иногда она заходила в мэрию. "Как поживаете? - спрашивала она мэра. - И скоро ли мы увидим Вас в отставке?" И мэр глупо улыбался, разводя руками. Однажды, она повернулась, уже у самого выхода и, приподняв бровь, спросила:
- Где деньги?
Мэр сразу нашёлся и ответил вопросом на вопрос:
- Какие деньги?
- Запишите эту фразу, - сказала она. И записали многие, кто её слышал, и цитировали в газетах и на стенах: "Какие деньги?", и подпись - "Мэр".
А мэр уходил детский садик и спрашивал: "Детишки, хотите, я вам нарисую дождик?" И рисовал дождик, и плакал от радости, потому что мог сделать, что обещал, и потом садился на пол и ныл: "Не хочу в мэрию. Не хочу манную кашу!"
Но не о нём речь, а об Адели. Никто так не умел гонять на скейте, как Адель, даже бабушка Женя из 12 квартиры или даже американский актёр Джордж Клуни, который регулярно приезжал в наш город, сдавать пустые бутылки. Адель одевала своё лучшее вечернее платье и, неслась по булыжной мостовой, с криками "ура-а-а".
Да и голос у неё был замечательный, чудесный, прямо так скажем, голос. Да почему был, - есть. Все собаки радостно начинали выть, когда она начинала петь, а люди замирали на месте. Хороший у неё голос. Вот и тот мэр, помните, мы его упоминали, приходил к Адели и говорил, дескать, отдайте мне ваш голос. "- Фиг вы его получите, - сказала Адель и не отдала. А многие другие отдали ему свой голос и, поэтому он и стал мэром, что у него много голосов.
Влезет он теперь с тоски в телевизор и начинает оттуда разговаривать разными голосами: то бабы Жениными, то тёти Лениным, а то голосом и слесаря Иваныча что-то скрипит. Заливается, как сорокопут на перекрёстке.
А те, кто ему голоса тогда отдали, так безголосыми и ходят, помалкивают, чтобы мэрский мэр ни делал. Тихо в городе.
Так вот и слышен иногда звонкий Аделин голос, когда она несётся на скейте по булыжной мостовой, - А-а-а ! - и каждое "а" звонко подпрыгивает на каждой ухабе, на каждом булыжнике.