Лифт двигался медленно, весьма медленно для межярусного транспорта одного из многочисленных пиларов. Вернее так только казалось. И всё из - за того, что он старался не опоздать. В мягком давлении снизу, быстром шелесте встречного потока воздуха и частом мелькании этажей громадных, кажущимися хрупкими, аппер - горизонтов, чувствовалась стабильная, но возрастающая скорость. Ему явно повезло в этот раз - он был единственным пассажиром стеклянного многогранника нёсшегося словно заказной слипер к пункту назначения - ни остановок тебе, ни случайных попутчиков, таких суетных и говорливых обитателей высоток. Да и столь дифицитное время выглядело теперь не столь уж убывающе полноводным потоком.
Возникшее совсем недавно, буквально с десяток лет назад, новшества в градостроительстве, в виде стрельчатых изогнуто - ломанных шпилей пиларов, возносящихся в глупой конкуренции всё выше за облачный покров, уже не столь впечатляли. Скорее наоборот, подобные выверты модерниской архитектуры становились бытовой обыденностью, и тут, на Земле так же. Особенно подобная тенденция относилась к малым терраскорректированным планетам, типа Марса и Ганимеда : прекрасный обзор с километровых высот благодаря крайне небольшому притяжению. Широкие островки вертикалок будто ощетинившиеся ехидны начали вскорости заполнять колониальные миры. Чего только стоила даже привычная ко всем прихотям рода человеческого, Луна. Её новый многоступеньчатый хайв - пилар возвышался чуть ли не на целую сотню километров над поверхностью и многочисленными купалами своих предшественников, кратерных мегаполисов. Всё уже попривыклось и исходило в простую обыденность. А кому - то ещё, хотя и не столь редко, захватывало дух, особенно с дальних миров. Но как ни жаль, вот только не его. Ведь подобные вещи будоражат свежераскрытое, молодое, не затёртое каждодневными заботами, готовое впитывать впечатления большими глотками, сознание. Для него же всё это становилось скукотой.
Подобные переливы перестали забовлять его несколько лет назад. Он уже был одним из тех, кто являлся безликой составляющей всей той толпы под названием хомо сапиенс, во множестве населяющих пространство своей Системы и осторожно ступающего на широты Галактики. Именно так наползает зрелость, тихо и неотвратимо стабильно. И ты незаметно для самого себя перестаёшь стремиться ко всяким целям, принимая жизнь не как вызов, а как неоспаримую данность, в которой нет места стремлению перевернуть мир в доказательстве твоей эгоистической оригинальности. Ты не стараешься соглашаться с тем, что всётаки несёшься в скоростном вагоне к ещё далёкому окончанию, а полностью капитулируешь перед жизнью, продолжая то, чем так когда - то был страсно увлечён, но уже не видя в этом чего - то особенного. Со временем твоя молодость, а с ней индивидуальность, блёкнут покрываясь коростой, превращаясь в определённое подобие статистических диаграмм в большом брифинговом зале. Но вот только иногда, изредко, что - то протестующе поднималось внутри и ты старался всё начать сызнова, вспоминая прошедшее. Скорее даже не победы, а простые стремления, неудержимые и безумно страстные, к целям.
Движение лифта стало привычно стабильным, успокаивая, втягивая пассажира в лениво - пассивное времяпрепровождение. Неужели так было необходимо спешить, торопиться получить нечто эфемерное и чуть большее, чем надежда? Ответ не хотел возникать сам собой, да и не мог появится задавливаемый единственным чувством - страхом. Да, стоило признать, что он боялся, боялся многого. И именно с того самого момента, как потерял прошлое. Даже сейчас неосознанно торопясь, стараясь не опоздать ко времени назначенного рандеву. Он явно спешил, а потому вышел на эту встречу заранее, прекрасно понимая, что успеет. Но вот чувства говорили о ином, и гнали с непогрешимой силой. Волнение доставляло больше неуверенности, чем радости запланированного ожидания, а потому начинало раздражать всё более. Что поделаешь, приходилось мириться с нависающей, пока, неизвестностью.
Транспортный комплекс с серо - асфальтовыми платформами перронов и округлыми тубусами пакгаузов - складов ещё успевал заносчиво выставтить себя на показ, поблёскивая плавными обводами в свете исходящего дня. Здесь ещё властвуя в полную силу солнце оставляло тепло своего лика, предоставляя всякому, кто задерживался на этом аппер - горизонте наблюдать каждодневный суицидальный ритуал светила. Там, внизу, среди короткорослых горизонталок и кубически выверенных пирамид сверхполисов, подобного не узришь. Госпожа ночь своей серой тенью накрывала забитую "мхом" нижних поселений, поверхность. Подняв голову Пауль попытался разглядеть сквозь стеклопласт кабины начало следующего аппера. Но ничего более банального, чем простые светящиеся рамы образующие зев шахты, пока не появлялось. Монотонно сменяя друг друга они с одинаковой скоростью ниспадали сверху и уносились вниз. Наверное так же, как и его жизнь, из неизвестного будущего в подобное же, совершенно невосполнимое прошлое.
Эберг остановил взгляд на мелькающем и постепенно тающем технологическом пейзаже Транспортного горизонта : струны монорельсовых путей всё более истончались расходясь в хаотическом разнообразии, словно переплетённая в своей правильности паутина. И в этой ничего незначащей мишуре он пытался найти отображение своего нынешнего состояния, зацепится чувствами за расплывающуюся прозрачность реальности проводя глупейшие, даже для самого себя, анологии какого - то подобия.
Сейчас его скорее удовлетворяло то положение, в котором он находился. Гнетущее чувство одиночества неотвратимо сменилось пассивностью и ленью. И стоило ли говорить о смиренности, когда ты не в силах не то, чтобы корректировать настоящее, стремясь к абстрактным мечтаниям будущности. Но даже не способен восстановить прошлое своей жизни. Ну может только чуть - чуть, не более полугода. Вот почему он искал этой встречи, и в надежде страшился опять промахнуться, вновь услыышав оценочную болтавню очередного доки от психоанализа.
Полутьма лифтовой шахты китовой пастью обрушилась на кабину. Полосы сигнальных огней периметра запрыгали однообразной чехардой вниз. Незаметно и как - то вкрадчиво внутреннее освещение заполнило прозрачный аквариум с единственнм пассажиром и в обзорной стене Эберг увидел своё отрожение. Время от времени оно истончалось и таяло в ещё ярких от солнечного света межярусных просветах. Размытые контуры буквально ещё недавно безбрежного аппера начали приобретать чёткие границы и соотносясь с быстротой движения лифта съёживаться на манер шагреневой кожи уносясь вниз. Отражение же теперь становилось более контрастней и ненадолго стабильным. Пока лифт двигался вверх Пауль оценивающе присмотрелся к зеркальному близнецу. Уж не так часто он это делал...
Руки для удобства убрвны в карманы плаща, небрежно растёгнутого, и из под которого, выглядывает поношенный свитер поисковика. Средний рост; сутулость фигуры стала более выраженной. Волосы из коротких, за последние время, стали более объёмными, а потому приобретали неуправляемость и всклоченность. Высвободив руку Пауль пятернёй попытался придать хоть какую - то видимость нормальной причёски, всё более всматриваясь в своё отражение. К собственному удивлению отметил, что лицо уже начинало терять моложавую худосчавость и упругость, начали появляться еле заметные округлости щёк. Оно действительно подкочало, в особенности, за последние два - три месяца : открытый широкий лоб оголился залысинами и избороздился явно заметными линиями отчётливых морщин. Портретность не радовала, а более взываала жалость и сожаление. Да и не мешало бы побриться, мелькнула мысль после привчного поглаживания подбородка.
Человеку, основное время которого предоставляется самому себе, весьма сложно оставаться в объективной позиции. Ему стоит больших трудов придерживаться стороны внешнего наблюдателя за собственными реакциями вот так, на едине с самим сабой. Да в принципе это практически невозможно, так стоит ли оно того? Наверьняка...
Вздёрнув бровями Пауль обратил вдруг на одну особенность, о которой не вспоминалось всё то послерейдовое время, которое он провёл на Земле - он перестал улыбаться. Губы жёстко стягивались в подковообразную линию придавая всему лицу измождённость. Как странно, но такое привычное и по - детски наивное. чувство, вызывающее положительную реакцию как улыбка, он незаметно для себя совершенно потерял. В отрезвление его вернул циферблат часов высвечивающий непонятную ересь на стекле. Оказывалось, что у него в запасе оставалось ещё четверть часа.
После возвращения Эберг всё более погружался в неискушённую жизнь обычного человека, даже не стараясь разбавлять праздность и скуку повседневности надуманной целенаправленностью. Подобный грех всё чаще охватывал его, медленно, неотвратимо, безжалостно. Послерейдовый реабилитационнй период, самый продолжительный в его профессиональном списке, уже давно был окончен и постепенно перерос в долгосрочный отпуск. Весьма долгосрочный, кочнул в сожалении понуренной головой Пауль, стоило бы уже и задуматься и как - то определиться с дальнейшим вектором движения в своей жизни. За подобным действием, - или вернее, бездействием - маячило не просто квалификационное отстранение, а полная отставка. И чем тогда стоило заниматься в планетарно - наземных секторах множества внеземельных колоний или какой - нибудь провинциальной планетки профессиональному поисковику? Ведь он совершенно не мыслил себя без ощущения упругости пилотного комба и жесткого ложемента своего бота. Лишь только одно - недвусмысленно хлопать о себя руками!
Его на неопределённй срок отстранили от всех вылетов и заданий. В подобном случае пришлось только пожать плечами и подчиниться. Тем более, что причины, и явно обоснованные, были. Они опирались и на собственные выводы самоанализа произошедшего до и после рейда на Каннак. Эберг помнил каждую мелоч, часто восстанавливал все временные периоды и действия связанные с заданием. Но никак не мог востановить только одного, того из чего складывалась когда - то его обычная жизнь.
Пауль знал многое. Но "знать" ещё не означало ощущать то прошлое, что заполняет жизнь человека той памятью ощущений, от тактильных до эмпирических. Всё было рисованным, ни естественно чуждым : родители, знакомые, друзья, сослуживцы, прошедшие вылеты. Всё это складывалось в завершённые, замкнутые на самих себе, чёткие кусочки мозаики. И подчиняясь какому - то немыслимому закону отмечали, будто верстовые столбы, вехи его судьбы : рождение, учёба, увлечения и влюблённости, стремления и приход в Службу, первые вылеты и аварии. Таким образом память разделяла, словно текстовое сообщение, жизнь "до" злосчастного рейда на Каннак, где главную роль держала убедительная логика, и "после", основанное на сомнениях.
И во всей этой психологической мешуре, наполненной тестами, отчётами и рапортами о очередном фиаско как его, Эберга, так и медикологов, старающихся строить свои очередные надоедливые выкладки, удерживалась в нём очень крепко только одна деталь этой несуразной картины. Вопрос заставил вздрогнуть всё его существо словно очнутся...
Она?..
Кто она?
Образ той, которая "осталась" там, на Каннаке, не потдавался осмыслению и отвергался полностью для самого Пауля как фантомный, функционерами Службы принимавших его настойчивые отчёты после каждой очередной психо - тестовой проверки. Но отвергать её было попросту невозможно. Она существовала! Существовала как факт, как незыблемая, непогрешимая ничем, прочность реальности...
Солнце, ярким бликом ворвавшись в межэтажный просвет, резануло по глазам. Это заставило Эберга опомнится и прийти в себя в очередной раз избавляясь от фатумной навязчивости воспоминаний о незнакомке оставленной в глубинах космоса. Вновь обернувшись он отметил время и изначально понёсшийся счёт с минусовых чисел последнего, необходимого ему, горизонта - платформы. Наконец - то", - мысль взволнованно затрепетала внутри, и сделав несколько шагов Пауль выжидательно подошёл к двери лифта.
Ухоженные дорожки парка были посыпаны мелким гравием, так что от неприятного поскрипывания под ногами Пауль время от времени сжимал сильнее зубы. Эта особенность дизайнеров придавать некий "особый колорит местности" вывадила его из себя. Вся та надуманная изобретательность терраформистов в компановках климатических зон и экологических ареалов доходила до глупости и вычурной безвкусицы. Вот и здесь они умудрялись соединить что - то вроде Африканских саванн с евро - азиатской полосой природы. При этом им вздумалось засыпать аллеи песком чуть ли не по щиколотки. Идти преходилось с усилием. На кого расчитывались подобные изыски?..
Слабый порыв прохладного ветра принёс с собой громкий шелест опадающей листвы, сырость, и не ясно откуда берущийся запах хвои и можевельника. Пришлось из - за озноба посильней запахнуться плащём - внизу ещё довольно было тепло, а тут, видимо, климатологи постарались придать местности осенние оттенки соответствующие парковому комплексу.
Аллей в нём всего оказалось три и выйти на главную не составило особого труда: одна была центральной, две остальные окружными, описывающими аппер по периметру. Прямая словно взлётка и довольно широкая, как на его взгляд, проходная дорожка упиралась здесь прямо в никуда, словно трамплин подкидывающий взгляд любого прохожего в небесную безбрежность, где нет никакой тверди, одни облака и угрюмоватая синь высоты. Подобное могло завораживать и отталкивать одновременно, ведь не каждому дано с восторгом или спокойствием глядеть с километровых высот вниз.
Второпях Эберг окидвал взглядом аллею: широкие ажурные скамьи размещались по обеим сторонам дорожки, изредко попадались случайные посетители неторопливо бредущие в одиночестве, и эта назойливая опавшая листва, которая чем дальше, тем больше покрывала своим шумным ковром гравий. Пауль старался не ошибиться подсчитывая скамейки по левой стороне. Справа пожилая чита бережно усаживалась на сидения укрываясь клетчато - коричневым пледом пытаясь обрести под ним тепло. Этот вид нежной заботы друг о друге умилил и чем - то немного расстрогал Эберга. Он приостановил шаг, переставая так торопиться, немного задержался взглядом на незамечающих его стариках, любуясь происходящим. Далее была неизвестность - заветная предпоследняя к краю дорожки скамья по правой стороне была до сих пор без посетителя зияя совершеннешей пустотой. Намётанная листва образовав небольшую подушку около неё вздрагивала и перекатывалась хрустящими трубочками.Теперь можно было не спешить...
Он не опаздал и это стало небольшим плюсом, чтоб в очередной раз с лицимерной бравадой похвалил себя за мимолётный успех. Нервно опустившись на сидение Эберг всем телом облакотился о рифлёный изгиб спинки. Пятипалые скрюченные сухие ладошки кленовых листьев рывками тянулись к нему подчиняясь резким порывам ветра. Время теперь не бежало, а стало тянуться в тягостном ожидании неизвестного собеседника. Развлечся здесь было нечем, раз вечто простым созерцанием окружающего декора, да наблюдением за посетителями, их размеренности и неспешностью. Может быть стоило расставить акцент в правильности и чёткости вопросов, ответы на которые желалось узнать в первую очередь. Ведь с той массой броуновского движения мыслей, эмоций, а главное, неизвестностей, которые требовалось прояснить, необходимо было как - то совладать. Но самостоятельно выход он так и не находил. Пауль уже в последние недели просто - таки перебарывал себя приходя в Службу для психореплицирования и ведя надоевшие беседы с высокомерными спиро - корректорами. Он прекрасно понимал, что одбрось он и эту соломинку связывающую его с осознаваемой стабильностью, далее всё могло бы обернутся полным крахоми. И уж точно не обошлось бы без вмешательства нейрохирургов. Подобная история таким образом может закончится для Эберга где - нибудь в террариуме на отчуждённом острове Тихого океана, или в санитарной зоне - лаборатории заблокированной планетки - пансионата, где - то сродни, Возлюбленной. А что, тихо, спокойно, умеренный климат - а вокруг услужливый персонал, с десяток христианских монахов и, - тихие обитатели с помешанностью в психике. Прекрасное окружение!
Обычный шорох разлетающейся листвы за спиной был более не столь естественным. Глухой хруст ломающейся под ногами ветви только подтвердил догатку, что кто - то приблежался. Повернув к плечу голову Пауль не заметил никакого движения тени. Неизвестный возник с противоположной стороны. Крупная, не по объёму фигуры, зеленоватая куртка эколога мешкова - то сидела на подошедшем и никак не вязалась с серыми обвисающими штанами работников обслуживающих садовые комплексы пиларов. " Весьма эмпозантно!", - бросилась ехидная мысль отражаясь и на лице Пауля взметнувшимися в недоумении бровями.
- Отдыхаете?
Голос у подошедшего оказался ровный, уверенный. Губы трогала слабая улыбка. Лицо было вытянутым и гладко выбритым, и что примечательно, совершенно заурядным. Такого особо и не выделишь где - нибудь в толпе. От него веяло простотой и спокойствием.
- Стараюсь, - холодно ответил Эберг.
- Ждёте значит, - продолжил настаивать незнакомец. - Вы позволите? - и уже не дожидаясь разрешения опустился рядом, подминая под собой хрустящую листву.
Взгляд мужчины, как заметил Пауль, очень часто более обращался к пожелым людям под пледом, чем к нему. Хотя может оно и к лутшему, ему не очень импонировал этот тип, тем более как собеседник. Он ждал определённого опонента...
- Неправда ли, умиротворительное зрелище?
- Что именно? - Пауль посмотрел неодобрительно на нарушителя своего настроения.
Тот только молча указал подборотком на недалёкую скамью с которой слышался приглушонное шебетание пожилой дамы.
- Они часто здесь бывают. Даже когда холодно, - как - то по особому мягко смыкая губы прервал короткую паузу незнакомец. - Он всегда молчит, а она его за это порицает. И при этом всё время что - то рассказывает. Наверное, о их совместной жизни, всё то, что он давно уже знает. И его это порядком утомляет. Как вы думаете?
Широкая улыбка наконец украсила лицо мужчины. Она была одновременно откровенной, лукавойи обезаруживающе наглой.
- Вы кто, работник по парку? Или странствующий философ? - Пауль холодно смотрел на собеседника. - Может у вас просто хобби наблюдать за прохожими... - чуть успокоившись он отвёл взгляд в сторону.
- Может. Но подобные сценки не так часто замечаются в нашей жизни. Люди пугаются отождествлений себя будь с кем. Это для них есть некое табу. Ведь попробуй сказать молодым, что этот образ их будущего, что подобное неотвратимо и однозначно ожидает и их. Как они начнут реагировать?.. Вот! Они сами не знают, кто они есть на самом деле, отторгаясь от правды, ищут, - а очень часто, просто перестают, совершенно устав - самих себя. И тут же бегут преклоняться перед новыми глиняными богами сиюминутности.
Тяжело выдохнув незнакомец закончил свой короткий монолог.
- Вам бы стоило сменить профессию, - сказал Пауль.
Мужчина иронично хмыкнул.
Думаю этого не потребуется. Мне просто нравится заниматься простыми вещами оставаясь в стороне от всех, так сказать, незамеченным. А профессиональная деятельность сути не меяет... Рафаэль Вотчер, - представился служитель парка.
- Пауль, - будто парируя в ответ, представился коротко Эберг.
- Прохожий, - слово звучало скорее как утверждение, с оттенком сарказма, чем с вопросительной ноткой.
- Как бы...А вы из местного персонала?
- Как бы, - повторил интонацию Пауля Вотчер, совсем не зло, а даже до смешного с лёгкой иронией. - В какой - то степени... садовник. Именно так!
Он поднялся повернувшись полностью к собеседнику:
- Не желаете составить компанию и немного пройтись - зябко как - то. Неуёмность наших операторов климата чётко следовать всем правилам сродни английской юрисприденции - железное исполнение установленных норм вплоть до абсурда.
Спокойствие Пауля, появившееся совсем на чуть - чуть тут же исчезло. Сощурив глаза он внимательней начал всматриваться в нового знакомого.
- Ну чтож, я рад, что вы, наконец догодались, кто всётаки перед вами. - Вотчер дёрнул плечами накидывая вперёд куртку. - Это со мной вам назначена встреча. Не старайтесь быть удивлённым, я ведь говорил, что люблю наблюдать оставаясь незамеченным. Что, совсем не похож на психокорректора? Жаль, - хмыкнул он. - А я так надеялся, что фрейдовские клише уже изошли на нет. Кушетка и кабинет, как ни жаль, всё ещё в приоритете у душевно страдающих пациентов.
- Хорошо, - ответил Пауль. Он тронул озадаченно подбородок, а затем решительно встал. - Только одна единственная к вам просьба : избавте меня от всей этой медицынской болтавнии и затёртого клейма от которого веет лицемерной жалостью нормального к калеке. Меня самого моя проблема не радует. Но я абсолютно нормален... Да впрочем, я сам старался встретиться с вами. Но это отнюдь не означает, что я стану считать себя по милости вашего брата психиатра, душевно больным.