Казармы первого драгунского батальона. 15 км. Восточнее Ольхово
22 мая 1853 г . Ок. 6 - 00 (29 дней до часа Х)
В расположение драгун можно попасть, отправившись от Ольхово на восток. Да и то придется петлять по бездорожью добрых пятнадцать километров. В здешней местности и колею от упряжки не сыскать, что уж говорить о полноценных магистралях. Бескрайние, брошенные просторы. Куда ни глянь сплошь поросшие бурьяном по пояс холмы да овраги. Мелькнет в кустах рыжий хвост плутовки-лисы, поднимая истошно орущих фазанов, да завоет вдали волк.
Сами казармы сливаются с дикостью природы, поражая не ухоженностью и серостью. Высокий кованый забор заростает плющом, а местами так и вовсе зияет прорехами на радость мнимым диверсантам. Солдатское общежитие тянется длинным двухэтажным зданием, дышащим на ладан и противно скрипящим прогнившими досками от малейшего дуновения ветра. Эдакая нескладная деревянная коробка с соломенной, пахнущей плесенью и мышами, крышей. Где-то половина окон выбита, и осколки усеивают капканами близлежащие дорожки. Благо если прорехи просто заколочены чем попало, а то и вовсе разевают рот на весь мир. Легко представить бойцов, коротающих время прямо в соломе, на плохо обструганных досках, где сучок норовит отдавить все бока.
Штаб батальона, хоть и сложенный из кирпича, идеально вписывается в общую картину. Обшарпанные стены, частично обвалившаяся, так и лежащая под ногами, черепица. Даже вывешенный недалеко от порога Симерийский флаг, черно-бело-желтый триколор, приобретает серый оттенок. Позаботиться о государственной символике стиркой, никто не удосуживается, ровно, как и зашить рваное полотно.
Плац так вообще отдельная история. Про метлы священное армейское место только слухи знает. Окурки разбросаны, где попало, смешавшись с опавшей листвой и ветками. Честно говоря, и плац название условное, так, припорошенный щебенкой участок. Нормальных дорожек в драгунской части нет в принципе. Солдаты ковыляют в грязи, норовя потерять сапог в вязкой жиже. Про конский навоз лучше вообще помолчать.
- Не нравится мне тут как-то, - недовольно морщась, ефрейтор Григорий поднимает на лоб фуражку с обгрызенным козырьком. Прищурившись, смотрит на поднимающееся весеннее небо. - Тоскливо.
Приятеля шутливо толкает плечом Вячеслав.
- Неужто вы соскучились за горным пейзажем, мой дражайший друг, - подтрунивает он. - Вай, - кавалерист, театрально жестикулирует и подражает манере курхского акцента, - нашел бы себе красавицу и пас барашков высоко-высоко в горах.
Оба заливисто смеются, но от чего-то быстро умолкают, думая об одном и том же. Да, прав Григорий, этот солдат, так непохожий на образец дворцовой выправки. Тоскливо тут и все не то.
"Чего же мне не хватает, - думает кавалерист. - Неужели..."
Он замирает, вслушиваясь в гомон бойцов, окружающих его, развалины убогой части. Но видит и слышит другое. Обрывистые выкрики команд, заполонивший каменную крепость дым. И грохот. Нескончаемый ружейных грохот и отчаянный крик раненных.
- Чего встал? - коснувшаяся рука Вячеслава заставляет чуть вздрогнуть, - очередь не задерживай.
Человеческая столовая для драгун даже не предполагается. Кавалеристы по полевому раскидывают палатку недалеко от плаца, где повар в заляпанном переднике раздает похлебку из большого парующего чана.
- Это суп или каша? - Григорий разве нос в котелок не окунает, пытаясь определить состав и назначение вылитой из плошки субстанции.
- Это еда, - недовольно ворчит, отрезая ломоть черного хлеба и пожелтевшего сала повар, - и за нее спасибо говорят.
Друзья рассаживаются прямо у ступеней штаба, постелив под себя свернутые шинели. На вкус варево оказывается вполне съедобно. Удается подцепить даже по куску волокон тушенки. Передавая друг другу соль и перец, бережно хранимые в тряпицах, солдаты с удовольствием завтракают.
- Говорят бате, наконец, нашли замену, - Вячеслав принюхивается к опасно выглядящему салу. Решив, что солдатский желудок все переварит, пытается откусить, мотыляя головой, как вцепившийся во врага бойцовский пес.
- Никто не заменит нашего командира, - брови Григория сходятся к переносице, а желваки подрагивают.
Его товарищ долго пытается прожевать кусок, смотря вдаль.
- Ну, - он справляется с салом и проглатывает, - рано или поздно это должно было произойти.
- Кто-то сильно провинился, раз сослан в такую дыру, - хмыкнув, драгун оглядывается через плечо на покосившееся здание и зачерпывает ложку.
- Да-да. Говорят новый командир из Генерального Штаба. И даже был на побегушках у самого Великого Князя.
Григорий сплевывает попавшуюся кость.
- Крыса тыловая. Подсунули.
Раздается скрип двери. При этом держащаяся на одном гвозде петель перекашивается и заваливается на бок, подняв облако пыли и штукатурки. Раздается истошная брань. Обернувшись, Григорий и Вячеслав замечают начальника штаба батальона. Единственный лучик света в кромешной тьме безалаберности. Гладко выбрит, аккуратно выглаженная форма, разве несколько припорошенная от упавшей двери. Человек в погонах майора кажется лишним не только среди руин первого драгунского но и в целом в форме военного. Худой, с изящными движениями танцора, да еще и в очках, мало похож на лихого рубаку.
- Доброе утро, Максим Петрович, - с набитым ртом панибратски здоровается Григорий. - Эдак ты, благородие, вырядился. Прям как к государю на поклон.
- Доброе-доброе, - майор, досадливо цокая языком, пытается вытрясти пыль с такой заботой приведенной в порядок формы. На манеру речи солдат офицер внимание не обращает, складывается впечатление, будто беседу ведут трое братьев. - И вам бы не помешало, оболтусы. Новый командир батальона уже сегодня пребывает.
Как по заказу по части разливается звук горна. Максим в последний раз осматривает свой внешний вид, расправляя складки и поправляя ремень.
- Строимся, - пытается отдать приказ майор, но командирским рыком начальника штаба мать природа не одаривает. Получается больше похоже на поперхнувшегося петуха.
Солдаты еще волокут ноги, толпясь у плаца и более активно гремя походными котелками, когда у проходной раздается гул приближающейся машины. Вскоре перед батальоном появляется и новоиспеченный командующий. В глаза бросается нетерпение офицера, он даже привстает на сиденье, спеша обозреть доверенное и без сомнения славное воинство.
- Глянь, - кивает Вячеслав, - прям сияет. Говорят, от капитана до подполковника прыгнул.
- Угу, - ухмыляется Григорий, - скоро плакать будет.
Молодой подполковник пытается лихо покинуть машину. Жаль появление терпит полное фиаско. Сияющие от крема сапоги погружаются в вязкое болото грязи. Первая же попытка высвободить ногу оборачивается увязшей в месиве обуви.
- Осторожнее, - виновато улыбаясь, подскочивший майор успевает подхватить чуть не упавшего Швецова. - Простите, мы не так давно вернулись с Курхистана, еще не обжились.
По строю прокатываются первые, пока еще сдерживаемые, смешки. Улыбка Максима становится совсем уж натянутой.
- Это то, о чем я думаю? - в попытках лучше рассмотреть новое начальство, невысокий Вячеслав даже на носки приподнимается.
- Хватило же совести напялить, - тихо рычит закипающий Григорий.
На лицо ветерана войны с восставшими горными амирами падает тень. На чужом офицере, за всю войну ни разу пороху не нюхавшему, сверкает серебром Курхский крест. А ведь из батальона никто даже из ротмистров не получает наград...
Пауза и молчание Алексея Швецова становятся до неприличия затянутыми. Драгуны стоят, в открытую гомоня и перешучиваясь, пожираемые потерянными и одновременно злыми глазами подполковника. Худшее не променять уютные и комфортабельные помещения штаба на свалку. Худшее - признать в глубине души правоту старой баронессы.
"Меня выкинули как плешивого пса", - трясясь от злобы и собственного бессилия, понимает офицер.
Невероятными усилиями Швецов хватается за внутренний стержень и выпрямляется. В конечном счете, это первые мгновения в настоящей боевой части. Не время отчаиваться.
- Равняйсь! - гремит раскат команды.
Батальон продолжает топтаться на месте. Какой там строй? Большая, сбившаяся в кучу толпа. К тому же мало обращающая на подполковника внимание. В недоумении, Алексей поворачивается к начальнику штаба. Тот что-то жестами пытается объяснить бойцам, но наткнувшись на взгляд командира, превращается в статую.
- При команде равняйсь, - жестко пытается довести офицер, - положено выровняться, глядя на носки стоящего справа от вас.
- Так, а если у него лапа вдвое больше моего? - хлесткой молнией, обрушившейся на Алексея, раздается голос из строя. - Мне, тогда как?
Весельчак, под общий хохот, картинно заглядывая на право, выходит из рядов военнослужащих. Задыхающийся от такого позерства, подполковник даже не в силах осечь нарушителя.
- Это и есть боевое подразделение? - цедит сквозь зубы офицер.
- Вот именно, - посмеивается наблюдающий за театром, превосходящим шедевры Годуновой, Максим.
Натолкнувшись на гневный взгляд Швецова, начальник штаба устало вздыхает.
- Ваше благородие, - пытается достучаться майор, - эти люди более года провели в горной крепости на Богом забытых перевалах. Никто тут не видел и не привык ни к чему подобному. Мы не участвовали в парадах, не ходили строем - мы воевали. Попытайтесь понять это.
Оставив доводы Максима без комментариев, Алексей подходит ближе к драгунам. Кавалеристы, гордость армии и образец для подражания. Как бы не так. Бандиты с большой дороги и те лучше выглядят. Даже единой формы одежды нет. На ком то рваные сапоги с зияющими наружу портянками или пальцами. На иных гражданские ботинки, с обмотками.
- Твое имя, воин? - спрашивает Швецов, проходя по строю.
- Григорий я, - ухмыляясь, без тени уважения отвечает боец.
Несколько секунд офицер и ефрейтор смотрят друг другу в глаза.
- Ты солдат Симерийского царства? - командир отдергивает помятый и грязный, в крупных пятнах китель. - Или башибузук? Форма не стиранная, я уж молчу за подшитый воротник.
Улыбка кавалериста становится похожа на гримасу. Он достает из-за уха папиросу, шумно дунув в нее.
- В строю не курят, - нависает над драгуном подполковник.
- Да? - издевательски, с прищуром смотрит тот на него и не спеша чиркает огнивом.
Кажется, Григорий собирается выдохнуть дым прямо в лицо подполковнику. Лишь взмах рукой Максима в купе с кислым выражением лица майора, останавливают от дерзости. Ефрейтор бросает папиросу и шумно растаптывает.
От драгун Швецов отходит покрытый красными пятнами и едва сдерживающий лексику, более присущую портовым грузчикам. Три роты беспредела с придатком в виде отдельных взводов. Проще распустить батальон тут и сейчас, чем приводить все в порядок.
- Танкист? - Алексей останавливается у низкорослого, дышащего в пуп офицеру солдата. Лицо как у запойного пьяницы, от драгуна и сейчас веет хмельными ароматами.
- Так точно, вашбродь, - пошатываясь и пытаясь смотреть ровно отвечает боец.
- Танки то где? - барон снимает с плеч мужика солому. Эти горе танкисты скорее на конюшне работают, чем с машинами. Командир охватывает взглядом часть, пытаясь отыскать что-то похожее на боксы для техники.
- Нет их, господин подполковник, - вместо рядового отвечает поспевающий следом Максим.
- К-как нет? - не понимая говорит вконец потерянный Швецов. - По документам на нас три единицы числиться.
Начальник штаба пожимает плечами и разводит руками, мол, сами смотрите. Штаб-офицер идет дальше, останавливаясь напротив совсем молодой девчонки. Низенькая, для девушки даже формы по размеру нет и уставные штаны с кителем выглядят потешными нарядами клоуна.
- Что тут дети делают? - глядя на пигалицу, Швецов даже возраст определить не может. Но явно меньше восемнадцати.
Эта из взвода волшебников. Правда, кроме представительницы прекрасного пола других магов не видно. Бывший студент магической школы пытается вспомнить в веснушчатой девушке знакомое лицо, но, увы не может. И не удивительно. Простолюдины учатся в других, не таких роскошных корпусах. Именно их и выдергивали прямо со скамью в горы.
- Дети? - до готового грохнуться в обморок подполковника доносится напрочь прокуренный голос. Деваха сдувает упавшую на лицо прядь каштановых волос. - Да у меня своих двое.
- И кто же отец? - любопытствует барон.
- Первого зарезали башибузуки, - равнодушно пожимает плечами, - а второй, - она, под общий хохот смотрит на строй, - да кто ж теперь признается, я в стельку пьяна была.
- Бред какой-то, - себе под нос шепчет Алексей. Находится тут, в обществе этих людей невыносимо. - Всем разойтись.
Подполковник, пошатываясь на ватных ногах и плохо видя перед собой, поднимается по ступеням. Офицер всем весом опирается на перила, отстраненно глядя на сорвавшуюся дверь. У караулки посапывает преклонного возраста, длиннобородый дневальный, растянув вольготно ноги через весь коридор.
Бедолага вскакивает, спросонья теряя фуражку и в попытке поймать, роняя еще и винтовку. Раздается оглушительный звон на все помещение, слившийся с хлопнувшей дверью командирской комнаты.
Только оказавшись в одиночестве, в относительной тишине, дарящей тонкой перегородкой стены, Алексей переводит дух. Труднее всего успокоится и собрать мысли в кучу. Кровь так сильно пульсирует, что Швецов чувствует толчки в висках, отзывающиеся в мозгу и ставящие пелену перед глазами. Впервые в жизни не имеющий пристрастия к бутылке молодой человек хочет утопиться в вине. Горько. Обидно. А главное страшно. Будто тощий очкастый гимназист, оказавшийся ночью посредине неблагополучного района. Как быть? Более трех сотен человек, следящих за каждым, самым малейшим движением. И ждущих ошибки, подставленной для ножа спины.
"У меня же нет опыта, - только теперь до подполковника доходит то, о чем стоило задуматься с самого начала, - как мне командовать ими?"
Не в силах браться за работу и вообще что-то делать, барон осматривается. Помещение представлено каморкой, нежели полноценной комнатой. Выглядит все пусто. Из мебели ничего кроме сильно покосившегося шкафа и письменного стола, покрытого пылью. Под ногами хрустит стекло и прочий мелкий хлам, устилающий оборванный местами линолеум. Алексей вертит в руках лампу, трясет и крутит ручку.
- Керосина нет, - бурчит подполковник, разочарованно ставя вещь на стол.
За столом, пол стены занимает картина. Пожилого возраста подполковник, гордо взирающий со вздернутым подбородком с холста. Незнакомый офицер производит впечатление, чувствуется нечто, не поддающееся объяснению. Художник изображает крепкого человека, не смотря на побелевшие волосы искрящего жизнью и физической силой.
"Прошлый командир", - догадывается Швецов.
Рядом с картиной стены испещрены надписями, грубо выцарапанные ножами.
"Покойся с миром, батя", - читает корявые, разного размера буквы барон. - "Ты с нами навсегда"
И все в таком же духе. Кем не являлся этот офицер, наверняка вызывал не просто уважение, но любовь подчиненных. Бесконечное батя - отец. Как? Швецов ничем не похож на увековеченное красками изображение. Покойному более подойдет меч и доспехи, нежели шашка и пистолет, вернувшаяся из былин фигура богатыря.
Совершенно потерянный от взвалившегося, Алексей не в силах даже стоять. Грузно оседает на нещадно скрипнувшую табуретку. Пальцы, дрожащие и никак не успокаивающиеся, рвут давящие горло пуговицы. И только теперь офицер вспоминает про письмо, шуршащее в складках одежды.
- Мария, - себе под нос говорит молодой человек, не зная, вызывает ли что-то имя девушки в душе.
За день аккуратный пакет покрывается паутиной мятин, чернила, от пропитавшегося потом кителя чуть сходят. Но от письма по-прежнему доносится аромат женщины.
Швецов надрывает край конверта как раз со стуком в дверь.
- Кто там? - затолкав и так мятое письмо обратно, подполковник поднимается.
- Вашбродь, - в проеме появляется нерадивый дневальный, все еще сонно поглядывающий, - тут это...
Солдатика отодвигает чья-то рука. Впервые за последние часы Алексей позволяет себе улыбнуться. Он шагает навстречу, сжимая появившегося в крепких объятиях.
- Не представляешь, как я рад тебе, Петя, - смеясь, говорит Швецов.
Капитан Петр Дорошенко чуть ниже подполковника, хотя раза в три шире. На лоснящихся, вечно красных щеках расцветает целый огород топорщащихся бакенбардов. Будучи служащим при Генеральном Штабе, Алексей часто встречается с адъютантом командира дивизии Ординова. Два совершенно непохожих капитана, живчик Дорошенко и каменный Швецов завязывают твердые дружеские отношения.
- А я как раз из штаба дивизии, - поглаживая растительность на лице и довольно улыбаясь, Петр переступает порог. - Ну? Как тебе наши орлы-драгуны? - смеясь, капитан разрубает воздух рукой, как бы фехтуя.
Упоминание о подчиненных заставляют вмиг помрачнеть. Скорчив мину, подполковник натыкается на любопытный взгляд старого товарища.
- Предлагаю в срочном порядке заменить ротных, - берет офицер быка за рога. - Дисциплина в батальоне на катастрофически низком уровне. А еще важнее - убрать начальника штаба. Солдаты не виноваты, - пылающий праведным гневом, Алексей непреклонен, - им просто позволяли. Полагаю, мы примем меры и наведем, - он даже чуть переводит дух, - порядок.
Вместо ответа или хоть какой-то реакции, Дорошенко внимательно изучает комнату. Подолгу останавливается у картины.
- Вижу, ты еще не обжился, - капитан резко разворачивается. - И это хорошо. Батальон в части надолго не задержится.
- То есть как? - новость в купе со всеми злоключениями повергает наземь.
- Вам приказано, - скучным голосом, как на уроках, говорит Петр, раскачиваясь при этом на носках, - занять Ольхово. И там ждать дальнейших указаний.
Ольхово. Стоящий на месте Швецов, отчаянно пытается заставить мозг работать и найти логику. Пусть и родившийся в этих местах, про небольшое городишко Алексей почти ничего не знает. Кажется, в Ольхово идут угольные разработки, да проходит железная дорога.
- И что все это означает? - странный приказ вызывает в подполковнике росточек беспокойства.
- Да ты не переживай так, - смеется Дорошенко и хлопает каменного, так и не пришедшего в себя приятеля по плечам. - Все хорошо будет.
Быстро, однако, засмущавшись, нежданный визитер торопится обратно. Лишь у порога, Петр оборачивается.
- А с Максим Петровичем ты, Алеша, лучше общий язык найди. Это достойный человек, - советует Дорошенко. Он стоит в нерешительности, болезненно скривившись. - И вот ..., - не в силах произнести вслух, указывает на грудь Швецова, - лучше при драгунах не носи.
Еще несколько минут после ухода капитана Алексей смотрит на Курхский крест.
Ок. 21-00
- Разрешите войти, Максим Петрович? - после стука, подполковник заглядывает в комнату.
Обитель начальника штаба освещается несколькими свечами, варварски прилепленных прямо к сильно заляпанному воском столу. Правда и без этого предмет интерьера, как и все остальное, выглядит как из ужастика Джека Ньютона про дом призраков. От солдат, зарывающихся по ночам в кипу соломы, жилище майора отличает лишь наличие койки. Возле лежанки Швецов замечает так и не распакованный вещевой мешок.
"Они и сейчас живут войной, - понимает штаб-офицер, - пусть пушки давно смолкли. Готовы хоть сию секунду схватить пожитки, винтовку и бежать через горы по извилистым тропам"
Максим сидит в проеденном молью кресле, накинув поверх майки шинель - от прорех в стене веет холодом. В руках майора с завидной ловкостью мелькает перо, делая записи в обшитой кожей тетради.
- Барон, - чересчур уж официально приветствует начальник штаба, откладывая письменные принадлежности.
Весь день командира батальона не покидают слова старого товарища. Максим. Если Дорошенко и начальник штаба первого драгунского знакомы, что такого находит капитан в этом офицере? С виду педант, вот даже выглядывают из кармана перчатки, белее белого, а подчиненные распущены до уровня шайки.
- Вы позволите? - Швецов берет со стола сильно мятые клочки бумаги.
Каково же удивление узнать в кривом подчерке едва читаемые курхские закорючки. И ни что бы то ни было, а стихи. Подполковник бросает любопытный взгляд на тетрадь - неужели майор берется переводить труды безымянных поэтов гор?
- Осуждаете? - Максим скрещивает руки и чуть откидывается назад, тоном явно готовый ощериться штыками.
- Отнюдь, - удивляет майора Алексей, кладя рукописи обратно. Он некоторое время молчит, что бы, наконец, перейти к самому важному. - Что вы думаете о нашем переводе?
Начальник штаба снимает очки и устало растирает покрасневшие глаза.
- Полагаю это война, барон, - ужасные слова, произнесенные мягким голосом Максима, не дают сразу все осознать.
Майор тем временем роется в столе, извлекая наружу карту. Перед подполковником всплывают подробные данные о приграничной с Готией местности.
- Вы знакомы с полковником Кураховым? - быстро глядя на Алексея и тут же возвращаясь к карте, говорит Максим. - Вот, - он указывает на точку, обозначенную как крепость Ника. - Сколько километров способен держать батальон?
- Около четырех, - растерянный от вопроса о прописных истинах, сбивчиво отвечает Швецов, - если с натяжкой можно и пять.
Максим ухмыляется и небрежным взмахом руки отстраняет карту.
- Десять, - с долей презрения шокирует начальник штаба. - На Курахова взвалили то, что прикрыть силами батальона невозможно. У нас не граница, а решето, - он размашисто водит по карте, - Нику спокойно обойдут и с севера и с юга. Если нас переводят в Ольхово, это означает только одно...
Спокойная речь майора обрывается грохнувшим о стол кулаком Швецова. Подполковник скрежещет зубами, еле сдерживая все более закипающую ярость.
- Это не означает ничего, - выпаливает он, не боясь быть услышанным и уже тише. - Готия наш стратегический партнер. И более того, я не потерплю распространение паникерства в нашей части и провокаций в адрес соседа. Потому приказываю, - видя по инертному лицу майора, что слова не достигают эффекта, добавляет, - под страхом уголовной ответственности, прекратить эти разговоры.
За спиной спешно уходящего подполковника громко хлопает дверь.