Сообщение о том, что простой советской уборщице Лукерье Рябовой вручен орден "Мать-героиня", облетело в свое время всю страну. Награду ей вручал, в момент одного из нечастых просветлений ума, сам престарелый генсек; сделав над собой усилие, он даже смог пробубнить по бумажке пару теплых поздравительных фраз. Приглашенный по торжественному случаю Государственный симфонический оркестр сыграл туш, бурной рекой текло шампанское и здоровенными ложками-поварешками поедалась икра...
Современный читатель, возможно, удивится: почему такая помпа? мало ли геройских уборщиц на неоглядных просторах Родины? и где это слыхано, чтобы женщин за успехи на ниве деторождения чествовало первое лицо страны? Лукерья была, однако, орденоносицей отнюдь не ординарной - "живым воплощением теории и практики пролетарского интернационализма" назвали ее газеты. Секрет заключается в том, что все десять детей были разных национальностей и, что особенно важно, являлись отпрысками народов, боровшихся против империализма, за освобождение и социальный прогресс. Мать-героиня символизировала, таким образом, Мать-Россию, распахнувшую свое плодоносное лоно перед униженными и оскорбленными всего мира.
Но обо все по порядку. Лукерья Кондратьевна, в обиходе тетя Луша, будучи еще относительно молодой и сравнительно честной девушкой, приехала из деревни в облцентр и (трудно сейчас вспомнить, по чьей протекции) определилась на работу поломойкой в престижное учреждение, приносившее мало чем примечательному провинциальному городу международную славу.
Учреждение это называлось Институт службы налогов и занималось выращиванием для социалистически ориентирующихся государств молодых кадров в сфере фискального дела. Сфере во многом основополагающей: издавна известно, что кому платят, тот потом и наказывает за музыку. Были в институте и теневые, скрытые от постороннего глаза кафедры - на них, помимо сбора пошлин, обучали сборке автомата и собиранию компромата. Завтрашних фининспекторов тренировали в обращении с финкой, главным же качеством будущих фискальных чиновников считалось умение фискалить.
А началось все с того, что какой-то замухрышка студент - индеец или индиец, кто их разберет? - стал непристойным образом приставать к Лушке, а та, недотрога, возьми и отделай его шваброй, да так, что охальник угодил с сотрясением на больничную койку. Естественно, покатилась телега в посольство, разразился дипломатический скандал.
Для разбирательства девушка была вызвана к грозе института - особисту Владлену Марксэновичу, который долго стучал на нее кулаком, пугал, что вышлет обратно в деревню, но потом смягчился и сказал: "Ты ж, Лукерья, взрослая уже баба, как не поймешь - мы должны создавать гостям все условия для успешной учебы, отдавать им лучшее, что у нас есть". И велел впредь сопротивления иностранным студентам не оказывать, но обо всех контактах с ними доставлять ему, Владилену Марксэновичу, подробные рапортички.
Что поделаешь - после разъяснительной беседы Луше, смирив гордыню, пришлось уступить домогательствам выписавшегося вскоре из больницы донжуана. Девять месяцев спустя родился у нее первенец, смуглый кучерявый мальчонка, которого - в память о главном интернационалисте всех времен и народов - нарекли Вовчиком.
Но это было только началом: не прошло и года, как Луша произвела на свет сразу тройню - Гамаля, Абделя и Насера. Именно так велел назвать детей их отец, любвеобильный арабский юноша Абу, который - то ли из приверженности национальным обычаям, то ли для удобства интимных встреч - жил не в общежитии, а в отдельно стоящей зеленой палатке, где, в перерывах между лекциями и семинарами , свою русскую подругу с традиционным бедуинским гостеприимством и принимал.
Вскоре после этого, как бы для восстановления равновесия в природе, Лукерья родила Левочку - от горбоносого умника Лейба, племянника члена ЦК израильской компартии. А потом пошло-поехало: один за другим явились в мир маленький кубинчик Федя, крошка-вьетнамец Хо, афганский мужичок Бабрачок. Но самым любимым и балуемым матерью был большегубый негритенок Мумба-Юмба, плод тесной и длительной связи с одним из посланцев сбросившей колониальные оковы Африки.
К чести Кондратьевны следует сказать, что, несмотря на обилие зарубежных партнеров, она всегда в точности знала, кто из них какому ребенку приходится отцом. Исключение составлял десятый по счету младенец - светленький голубоглазый херувимчик, не совпадавший по колеру ни с кем из студенческой братии. Мучительная догадка терзала Лукерью - уж не сын ли это Владлена Марксэновича? - однако высказать свое подозрение вслух она не осмелилась и, чтобы избежать пересудов, назвала ребятенка просто Васей.
Читатель, конечно, заметил: все дети, как один, рождались у Луши мальчиками. Видно, потому, судачили в институте, что у кавалеров ее, парней из развивающихся стран, сильные мужские начала (а к тому же еще и сильные мужские концы)... Но матери-одиночке оттого не легче. Красиво поется в песне - "Дети разных народов, мы мечтою о мире живем" - а поди накорми, обуй, одень десять сорванцов! Спасибо родной Советской власти, проявившей о безотцовщинах отеческую заботу, иначе не выдюжила бы Луша.
Настоящие-то отцы разбежались - с концами! - иных уж нет, а те далече. Едва вернувшись домой, помер родитель первенца Вовчика: одни говорят от укуса змеи, другие - от последствий нанесенных Лушей побоев. Сгорели без остатка в горниле антиимпериалистической борьбы вьетнамец и афганец.
Поставленный перед дилеммой "Родина или смерть" вынужден был вернуться в Гавану, довершать недоделанную революцию, Федюшин папа. Отбыл к себе в пустыню араб Абу, возвратился в джунгли Мумба-Юмба-старший. И только израильтянин Лейб наотрез отказался уезжать обратно в Тель-Авив.
"Прослушанные в институте лекции помогли мне осознать звериную сущность сионизма, - заявил он, - в эту мерзкую страну я больше ни ногой!" Пришлось искать для Лейба работу в Москве - назначили его заместителем раввина по политической части, или, как шептали злоехидные еврейские языки, лейб-гвардейцем КГБ.
Но не успела оглянуться Лукерья - а уж детки и оперились, разлетелись, как птенчики из мамкиного гнезда. Беда только, многие изменили принципам, которым верно служили их отцы.
Страшно подумать: сын славного афганского душманоборца нанялся моджахедом к Шамилю Басаеву, а потомок первопроходца хошиминовой тропы сделался челноком, перевозящим ящики с контрабандой из Москвы в Ханой и обратно! Или вот еще - Левушка, плоть от плоти заслуженного антисиониста СССР, неожиданно впал в иудейство, собственноручно сделал себе обрезание, отрастил пейсы и подал заявление на выезд в Израиль.
С заявлением, правда, произошла осечка. Лева стал отказником, хотя совсем не потому, что его не выпустил ОВИР - наоборот, не впустила историческая родина. Кому там нужен человек, у которого мать - русская, а отец - коммуняка! Одна теперь надежда у Левушки - на белокурого синеокого Васю. Этот какими-то непостижимыми путями (не исключено, что при тайном содействии Владлена Марксэновича) перебрался-таки в Израиль и теперь хлопочет перед тамошними властями за своего несчастного единоутробного братца.
Попытался было эмигрировать - в Африку, к предку - и Мумба-Юмба, но, погостив там пару месяцев, вернулся, не солоно хлебавши. Местные красавицы - из-за недостаточно черного цвета кожи - третировали его и дразнили "вонючей белой обезьяной". В России же цвет кожи Мумбы-Юмбы пришелся в самую масть. Паренек легко устроился на высокооплачиваемую работу барабанщика в поп-группе, и от телок, естественно, отбоя у него нет.
Удачнее сложилась судьба у Федюни. Кажется, еще вчера он отбыл в Гавану - налегке, с двумя спущенными автомобильными камерами в дорожной сумке - а уже стал миллионером. Правда, не на острове Свободы, а в штате Флорида. Дело в том, что, надув эти камеры, Федя с папашей тайком переплыли в Майами и там, вместо лозунга "Родина или смерть", стали реализовывать другой, более прибыльный - "кошелек или жизнь". Теперь они, говорят, уже владеют двумя игорными и тремя публичными домами.
Лишь трое из Лукерьиных сыновей выросли настоящими патриотами России - арабские братья Гамаль, Абдель и Насер. Впрочем, имена себе они давно переменили, став теперь Рюриком, Синеусом и Трувором. Ни в какие свои палестины не уехали, а остались в родном городе, где издают казацко-палестинскую газету "Ас-салям уль-лю-лю", твердо отстаивающую идеалы православия, самодержавия и народности.
Встречаясь в материнском доме с сионистом Левой, Рюрик, Синеус и Трувор грозятся его прибить, но тут вступается широкоплечий Мумба-Юмба, справедливо полагающий, что, покончив с еврейским братом, буйная троица сразу же примется за него. Дерущихся разнимает первенец Вовчик, оставшийся жить вместе с Лукерьей и работающий подметальщиком в Институте службы налогов. Мамина отрада и гордость, единственный из сынов, кто пошел по ее стопам!
Сам институт в лихолетье перестройки чуть было не закрыли, и тетя Луша едва не осталась на старости лет без куска хлеба, с нищенской пенсией в дырявой кошелке. Но потом власти все же одумались, перепрофилировали заведение в соответствии с требованиями момента - опять же для подготовки специалистов из новых независимых государств, но уже не дальнего, а ближнего зарубежья. Учат их там, как и раньше, разным финансовым премудростям, хотя появились и новые, отвечающие духу рыночного времени дисциплины: "технология строительства пирамид", "организация банков и банкетов", "стратегия и тактика противорэкетной обороны"...
Лукерья Кондратьевна по-прежнему старательно трудится на вверенном ей участке, но теперь не беременеет уже, видать, возраст сказывается, отрожала свое. Да и от кого сегодня рожать-то? "Измельчал нынче студент, - кручинится пожилая женщина. - Эти-то, ближнезарубежные, не чета прежним - сплошь хиляки и недомерки, зато гонору сколько, наглец на наглеце! Нет, чтобы, приходя ко мне в подсобку, гостинец принести, а всё норовят что-нибудь утянуть!"
Бросить бы все и махнуть отсель к чертовой бабушке - приглашений ведь хоть отбавляй! Давеча получила письмо из Черной Африки, от Мумба-Юмбиного отца - стал он теперь большим человеком, дослужился до вождя крупного племени. "Мы, - пишет, - не забываем преподанных в институте уроков, как русские, от высоких принципов не отказываемся, по-прежнему работаем над превращением первобытного коммунизма в развитой социализм. Но и у нас начались реформы - к примеру, приватизация слонов - и я как племенной начальник первым оприходовал себе сто голов. Так что приезжай, Лушка, покатаемся, тряхнем стариной!"
Зовут и другие. Абу, ставший важным шейхом, предлагает должность первой жены в гареме, Федька с папашей сулят место бандерши в одном из своих домов. Но как бросить любимое дело, которому отдана вся жизнь?
Макает Лукерья Кондратьевна тряпку в ведро, мутные струйки воды стекают на пол, и ясные, чистые слезы встают в ее задумчивых глазах.