Днем Вася спал в прохладце, в подполе, а с наступлением темноты вставал из своего гроба, делал физзарядку и, одевшись во все чистое, отправлялся на промысел. Впрочем, промыслом его ночные занятия можно было назвать только с большой натяжкой: охота в последнее время шла из рук вон плохо, стОящей добычи не попадалось почти никакой. Совсем обезлюдела деревня, остались одни дряхлые пенсионеры, которых он про себя презрительно именовал падалью, - так что разгуляться здоровому, в расцвете сил вампиру было негде. Старушки, которых ему удавалось подлавливать, соглашались на что угодно, но ставили разные условия - забор поправить или огород вскопать, - он же работать сроду не любил. К тому же и кровь у них была застоявшаяся, прогорклая, а Василию хотелось свежачка.
Выход был один - постоянно увеличивать радиус своих исканий. Волка, как известно, ноги кормят. Но и в отдаленных деревнях контингент был все тот же, стар стара старше. И все-таки верно сказано: блаженны жаждущие, ибо они насытятся. В одном из селений километров за десять от своего пристанища приметил Вася юную красну-девицу, без видимой цели слонявшуюся во мраке за околицей.
"Кровь с молоком, - восхищенно причмокнул он, рассматривая из-за кустов ее стати. - Молоко, правда, не по нашей части, но вот насчет кровушки самое оно, есть где порезвиться". И, чтобы не терять времени даром, тут же выскочил ей наперерез. Девица, как ни странно, ничуть не перепугалась, будто приняла его появление за должное.
- Куда путь держите? - вежливо осведомился Вася.
- Куда, куда, за кудыкины горы! - с задором передразнила она, метнув в него острый косой взгляд.
- Вот удачно, и мне в ту же сторону, разрешите сопроводить?
Но поскольку дальше идти было особенно некуда - кругом сырость да сумрак, колдобины да репьи - пройдя несколько шагов, они, словно бы движимые единой мыслью, остановились и присели на подвернувшееся на пути бревнышко.
- Вася, - представился Вася, церемонно пожав новой знакомой руку; жаркая ее ладошка волнующе обожгла его трупно окоченелые пальцы. Девушку, как выяснилось, звали Наташей.
Для приличия сначала поговорили о политике.
- Вы, Вася, за кого, за дерьмократов или за коммуняк? - поинтересовалась она.
- Я - чтоб порядок был, - солидно ответил он. - И строгость. Народ, знаешь, надо в страхе держать, не то распустится совсем.
Помолчали немного.
- Красненького хоцца, - вздохнул Вася, посмотрев на полную, сиявшую, как блин на сковородке луну. - Прямо из горлА, как бы хорошо!..
- Да где ж его теперь достанешь, сельпо закрыто давно, - уныло протянула Наташа, как видно, не разгадав Васиного намека.
- Да мы достанем, не боИсь, послаще сельповского будет, - успокоил он, пододвигаясь поближе. - Ты лучше скажи, где у тебя эта, как ее, эрогенная зона? На шейке, что ли?
- И на шейке тоже, - застенчиво, но не без кокетства, ответила она. - Только имей в виду: девочка я, и такой хочу себя соблюсти - для будущего мужа законного. Не то пойдешь по рукам - ведь не остановишься потом...
- Да ты не беспокойся, я ведь поцелую только, а поцелуй целки не ломает, да и не подзалетишь от него...
Он наклонился над ней, однако, неожиданно для девушки, скривившийся его рот проплыл мимо ее губ и, кляцнув, словно компостер, впечатался в белую гладкую кожу пониже подбородка. "Эй, не кусайся!" - взвизгнула она, но вампир прочавкал в ответ нечто невнятное и продолжил свое кровавое дело. Лишь спустя минут десять челюсти его разжались, и, прерывисто дыша, он отвалился в сторону.
- Что, все уже? - удивленно спросила вышедшая из оцепенения Наташа.
- Нет, не все еще, на завтра малость оставил, - отвечал Вася, утирая рукавом рот. - В полночь на то же место приходи.
- Ты чего, из пединститута, что ли? - засомневалась Наташа. - Так бы сразу и сказал, прежде чем девушку смущать. От вас, педиков, говорят, спидуха идет, знала бы, не пошла с тобой.
- Да нет, не педик я - вампир, неужели не поняла, - разъяснил ситуацию он. - Вурдалак по-нашему. А насчет заразы не опасайся. Зараза - она от живых, я же, можно сказать, давно уже мертвец.
- А как я завтра с таким засосом на работу пойду, ты об этом подумал, дурья твоя башка?
- Так тут ранка-то небольшая, если кто будет спрашивать, скажешь - комарик укусил, - схохмил заметно повеселевший кровосос. - А то нА травку, залепи, - добавил он, срывая нащупанный под ногами листок подорожника.
- Ладно, некогда мне тут с тобою рассиживаться, не на поминках, - сухо сказала, вскакивая с места, девушка. - С такими, как ты, поведешься, забот не оберешься, будь здоров!
- Эй, только чесноку завтра не ешь, мы, вампиры, запаха этого не переносим, - заорал вдогонку Василий. - Да крестик не вздумай надеть - а то аппетит мне испортишь.
- А с чего это ты решил, что я приду? - обернулась на ходу Наташа. - Завтра дел полно, не знаю, управлюсь ли к ночи...
И ладная девичья фигурка растаяла в темноте.
2.
"Придет - не придет?" - весь день гадал вампир, ворочаясь в своем ящике. Чтобы скоротать время, нервно перелистывал любимую свою книгу, доставшуюся в наследство от одного аспиранта-медика, приехавшего в деревню на побывку к дедам, да так - после организованных для него Васей практических лабораторных занятий - никогда уже не вернувшегося обратно в столицу.
В "Настольном справочнике врача-гематолога" (таково было название этого научного труда) много и красиво рассказывалось о красных и о белых шариках крови; они, расплываясь, мелькали у Васи перед глазами, словно пухлые, сладкие зефирины, а сама Наташа представлялась ему в виде шикарной подарочной коробки с белорозовой пастилой, початой, но не доеденной еще, отложенной на потом, дабы продлить радость.
"Это только с виду я груб и неотесан, а в душе ведь - поэт", самодовольно думал Вася, вертясь у осколка зеркала с маникюрной пилкой, которой он имел обыкновение отшлифовывать свои клыки. В зеркале, понятно, ничего не отражалось - всем известно, что упыри не отражаются в зеркалах, - но богатое Васино воображение помогало ему угадывать свой мужественный, героический облик там, где на самом деле было унылое мерцание пустоты и больше ничего.
Треволнения его, однако, оказались напрасными. Ночью, едва выйдя к дальним огородам, сразу же увидал он Наташу, нетерпеливо переминавшуюся с ноги на ногу и оборачивавшуюся по сторонам. Выглядела она - в новеньком светлом сарафане в горошек - очень нарядно; вокруг шеи, наподобие пионерского галстука, была повязана пестрая газовая косынка, так что никаких следов от укусов разглядеть было невозможно. Заметил только Василий, что девушка немного сбледнула с лица, да в глазах появился какой-то болезненный блеск - а скорее, оно и показалось ему, просто лунный свет так падал, - но, как бы там ни было, все это придавало ей еще бОльшую привлекательность и желанность, сексапильность, по-современному выражаясь.
- Как будем делать, поговорим сначала, или сразу дашь? - тут же ринулся он на приступ, сглатывая обильно нахлынувшую слюну.
- Вас, мужикам, лишь бы свое получить, никакого уважения к девушкам нет, - состроила обиженную гримаску Наташа. - А я, может, прежде, чем мужчине отдаться, хочу узнать, что у него за душой, разве нельзя?
- Так вроде ж обсудили уже вчера политику?
- Да ты мне не про политику, про себя расскажи, откуда ты такой на мою голову свалился.
- Чего тут рассказывать, трудная у меня судьба... как и у всего народа нашего... Просхождения, однако, я очень благородного: говорят, пребывал когда-то в этих местах один трансильванский граф, красавец-мужчина. Бабка моя, крепостная крестьянка, не устояла, согрешила с ним... Отец вырос бунтовщиком, в народовольцах состоял, жизнь кончил на каторге. Я, видно, в него пошел. По молодости, сдуру, сильно озоровал, разбойничал. А что делать, неурожай был, голод, только и оставалось, что друг дружке в глотку вгрызаться. Однажды подстерегли меня мужички, забили насмерть... А труп выдавать побоялись - не предали его, как положено, земле, а укрыли в подполе, в гробу, каким-то стариком для себя приготовленном... Вот ты душой моей интересовалась, а разве не ведаешь, что душа остается неприкаянной, пока тело не погребено?.. Мужиков тех - поделом им! - затем раскулачили, дом их порушили, вход в подвал завалили. Еле потом бревна разобрал...
- Сколько ж ты в том подземелье пробыл, бедненький? - с волнением спросила Наташа, завороженно внимавшая Васиному рассказу.
- Много. Долгое время я показываться наружу опасался: были тогда - ты не помнишь, молодая слишком - суровые законы против вампирства. Только когда началась перестройка, к таким, как я, стали по-божески относиться, Упыри - в газете было написано, сам читал - это народный фольклор, незаслуженно забытая традиция, а традиции - не манкурты же мы, русские! - надо сберегать и приумножать. Не поверишь, даже в "Красную книгу" нас занесли! Только все равно мне ихняя перестройка не по нутру - распущенность одна и срам. Да и не ко времени все это: какая радость получать после смерти то, чего не было дадено при жизни? Молодость, понимаешь, прошла, как с яблонь дым, мне б давно уже на покой пора, а тут крутись и вертись, да все еще в ночную смену...
- Чудик ты мой, иди, приголублю тебя, - растрогалась Наташа и, обхватив обеими руками косматую его голову, прижала ее к своей полной груди.
"Разжалобил, кажись!" - ликовал про себя, приступая к акту, Василий. - Правду говорят: бабе сначала какую-нибудь сказку расскажи, а после ставь ее хоть так, хоть этак - все стерпит, да потом еще век будет с благодарностью вспоминать".
- Пей, пей мою кровушку, - шептала, задыхаясь, девушка. - Всю до капельки отсоси: видишь - вся я твоя...
3.
Встречи их сделались регулярными; каждую ночь Наташа приходила в привычное место - "наше место", как говорила она - уже без особых приглашений и напоминаний. Самое удивительное, что несмотря на ежедневную обильную кровопотерю, девушка не обнаруживала никаких признаков анемии. А наоборот, все более расцветала и хорошела.
- Ты у меня прям красавицей стала, - умилялся Вася, ласково пощупывая подругу за упругую ляжку, - тебе уже впору значок заслуженного донора на грудь цеплять.
- Кто много дарит, тот много и получает, - улыбалась в ответ она. - А в доноры записываться я не собираюсь: они свою кровь неизвестно кому отдают, шелупони всякой, а я ведь - только тебе, любимому, единственному моему!
Сам Вася уже остервенело не набрасывался на девушку, как голодный волк, в первые минуты встречи. Начальный пыл его заметно подостыл; теперь он пил ее неспешно, маленькими порциями, смакуя каждый глоток. А зачастую заводил долгие, нудные беседы и настолько забывался, что Наташе, чья страсть, напротив, распалялась с каждым днем все сильнее, приходилось обрывать его, теребить, чтобы побыстрее приступал к полюбившимся ей кровавым утехам.
Однажды, придя на свидание, Вася только слегка пригубил Наташину ранку, а потом вытащил из кармана какие-то вонючие папиросы и начал жадно затягиваться, чего раньше за ним никогда не наблюдалось. Впечатление было такое, что гадкий табачный дым ему гораздо приятней свежей и горячей девичьей крови, и Наташе стало до того обидно, аж закраснелось лицо.
- Ну давай, Вась, я еще хочу, - зашептала она, стараясь не выдавать охватившего ее горького чувства. - Или, может, мне раздеться, чтобы тебя как следует возбудить? Ты ведь голенькой еще и не видел меня, глядишь, и жажда сразу проснется...
- Кровь - не водка, много не выпьешь, - попытался отшутиться вампир, но Наташа, не ожидая, пока разожжется в нем желание, уже сама приставляла его клыки к заветному местечку у себя на шее.
- Ну же, захоти меня, покажи зубки, укуси свою кисоньку, ам-ам...
- Василий нехотя сжал челюсти, засосал пару раз и поперхнулся, закашлялся, кровавая рвота хлынула у него из горла. И, с силой оттолкнув девушку, не разбирая дороги, припустил огромными скачками к черневшему вдали лесу.
Наташа в растерянности смотрела ему вслед, мало-помалу утверждаясь в мысли, что безумной их страсти пришел конец и никогда уже не ощутит она на своей коже сладко-мучительной хватки любимого рта.
4.
Василия вывел из спячки назойливый луч карманного фонарика, бесцеремонно вламывавшийся в щели его ветхого гроба.
- Ага, вот ты где мавзолей себе устроил, думал, не найду? - раздался знакомый голос. - А ну-ка вылазь!
Вампир с грохотом отвалил крышку и выбрался наружу. Был он на этот раз одет не в аккуратный костюмчик и белую сорочку, каким привыкла видеть его Наташа, а по-домашнему, неглиже, в засаленный холщевый саван с многочисленными пятнами и прорехами. Зубы его оскалились злобной гримасой, не предвещавшей девушке ничего хорошего.
- Чего приперлась, курва, звали тебя сюда?
- Значит, была милочка, а теперь курва? - стала заводиться она. - Думаешь, поматросил и бросил? Не на такую напал! Да я, если хочешь, по закону с тебя взыщу, перед судом будешь отвечать за то, что со мною сотворил, Щекотила поганый!
- Ладно, хватит базарить, а то совсем заколебала меня, - тяжело вздохнул Вася. - Да сыт я тобой, понимаешь! От кровухи твоей блевать уже хочется, а она все лезет и подставляется! Считай, разошлись мы с тобой, как в море корабли - и делу конец.
- Да очень ты мне нужен, импотент несчастный! Думаешь, были бы в деревне здоровые молодые парни, а не придурки, какие есть, стала бы я с тобой связываться? Если б не горькое мое одиночество, отдала бы такому ублюдку, как ты, лучшее, что у меня есть... кровь свою? А он - на скотов меня променял, паршивец! Бабки сказывали, вчера у дороги теленка изуродованного нашли, сразу видать - твоя работа.
- Врешь, не уродовал я никакого теленка! - разъярился Вася, угрожающе приближаясь к незваной гостье. - А ну отваливай, не то хуже будет!
Он уже схватил Наташу за плечо, чтобы выволочь ее из своего логова, но вдруг, перекосившись и сморщившись,
- Что, не нравится? - злорадно захохотала она. - А вот это еще посмотри, может, оклемаешься!
И разорвала на себе блузку, обнажив роскошные высокие груди, между которыми, как истребитель на взлетно-посадочной полосе, трепетал, изготовившись к бою, защитник ее и спаситель - серебряный крестильный крест.
- А-а-а-а! - зажмурившись, словно от ярчайшей молниевой вспышки, взревел вурдалак. Но тут же пришел в себя и, плотно зажав одной рукой глаза, ноздри и рот, другой сорвал с Наташи распятие и бросил его в дальний угол.
Пальцы, которыми он схватил крестик, почернели и обуглились, как при ожоге третьей степени. Однако, превозмогая страшную боль, злодей, растопырив руки, двинулся на девушку:
- Сейчас я тебя замочу!
Бедная Наташа заметалась, как птица, по тесному темному помещению. Вася, казалось, уже прижал ее к стене, но в последний момент она нащупала в оказавшейся рядом поленнице острый осиновый кол и - как боец штык - выставила его перед собой. Не заметив опасности, вампир продолжал надвигаться. .. Наташино оружие вонзилось ему в горло и, пройдя, будто нож через масло, пропороло его насквозь.
- А это тебе мой ответный поцелуй... в шейку, - ледяным голосом произнесла она.
Из раны брызнула фонтаном черная зловонная жижа. Васино тело, быстро уменьшаясь в размерах, стало рассыпаться и оплывать, рассыпаться и оплывать, пока не превратилось в кучку склизкой грязи, почти неразличимой на замусоренном земляном полу подвала.