Семён Ильич,закоренелый холостяк и стопроцентный гегемон, опять спал в эту ночь неспокойно.
Закоренелый холостяк потому, что в свои 55 лет так и не женился. Были, конечно, в его жизни женщины, не без этого, но чтоб жениться - ни-ни. Была и в юности кареглазая, к которой с бьющимся сердцем на свидания бегал. Долго бегал, пока долгота эта ей не надоела. Посмотрела она на него, посмотрела, да и вышла замуж за другого.
А стопроцентный гегемон потому, что сам он токарь и был сыном и внуком кузнеца. Отец хоть и в селе жил, но коль кузнец-уже не крестьянин, пролетарий, значит, местный.
Семён Ильич кузнецом быть не захотел, как подрос, на токаря учиться подался, в Киев, тут и остался.
Жил всегда Семён Ильич сам по себе, своей маленькой жизнью. Книжками особо не зачитывался, в театр попадал от случая к случаю, в кино, правда, ходил гораздо чаще. Умел играть в шахматы, которым, однако, предпочитал домино. Политикой он не интересовался вовсе, полагая, что кто бы ни пришёл к власти, только под себя грести будет. Единственным случаем, пожалуй, было время, когда стала часто мелькать в газетах фамилия Сахарова. Он заинтересовался этим и пошёл на лекцию, чтобы узнать о нём подробнее. Там его лектор в первые же десять минут убедил в том, как, впрочем, и многих других, что Сахарову нужна только власть и он за неё борется. Ведь академик же, чего ж ему ещё-то не хватает, понятное дело-власти, согласился с лектором Семён Ильич. И вообще, он теперь считал, что когда запрещали болтать, жить было гораздо лучше. По крайней мере, в Киеве хоть колбасы было вдосталь.
Но всё равно, партийных газет Семён Ильич никогда не выписывал, нутром им не верил. Всю жизнь читал "Труд", хотя и ему доверял не очень. Да ещё выписывал "Вечёрку". Остальные газеты и журналы покупал в киосках, но крайне нерегулярно. А в последнее время почти полностью стал интересоваться только статьями об НЛО, экстрасенсах, полтергейсте, не обошедших практически ни одно издание.
Может быть поэтому он теперь так неспокойно и спал. Проснувшись, он долго ворочался в темноте, пытаясь уснуть, но тщетно. И хоть не гнались в эту ночь во сне за ним стаей чёрных псов кошмары, сон улетучившись, назад не возвращался.
Семён Ильич повернулся, протянул руку и движением, ставшим уже привычным, нащупал стоявшую на тумбочке простенькую стеклянную пепельницу. Затем взял лежавший на её краю "бычок"-недокуренную с вечера сигарету и закурил. Вообще, хоть мужик он был и прижимистый, но чтоб "бычки" докуривать, такого он за собой не помнил. А теперь вот приходилось экономить, сигарет-то в продаже не было никаких и для него, заядлого курильщика, целой бедой были серьёзные перебои с куревом. Правда, в магазинах лежали импортные сигареты, но каждая пачка их стоила весь его дневной заработок, а то и поболее.
Взяв свой "бычок" и спички, он опустил ноги с постели и хотел закурить, однако передумал, поднялся и в полной темноте вышел прямо в трусах в открытую дверь балкона.
Только ступил на балкон, как от неожиданности слегка пригнулся:-"НЛО"- мгновенно мелькнуло в его голове. "Тьфу ты!"-тут же выпрямился он -"Какой чёрт НЛО. Звезда. И причудится же. Вот наваждение",-вслух произнёс он.
Успокаиваясь, Семён Ильич провёл волосатой рукой по седой лысеющей голове и закурил, глядя на большую яркую звезду, висевшую за Днепром. Это её он сразу было принял за НЛО. Ему даже показалось в первый момент, что она вся переливается разноцветными огнями так, как это описывали газеты и журналы.
Ещё совсем недавно Семён Ильич почти не верил ни в Бога, ни в какие НЛО. Впрочем, несмотря на свой бытовой атеизм, любил он выпить на Пасху пару рюмок и закусить их крашенками и домашней бужениной. Это у него называлось:-"Вообще-то в Бога я не верю, но придерживаюсь". А в последнее время он уже и сам не знал, верит он во всё это, или нет.
Дело в том, что по мнению Семёна Ильича, его стало преследовать невезение. Особенно в последнее время. И в особенности, когда он получил новую квартиру. До этого он долго, очень долго жил в "коммуналке". Устав ждать отдельную квартиру он, поразмыслив, поднакопил деньжат и встал на очередь в ЖСК. И вот уже три месяца как переехал. Первые несколько недель вроде бы всё шло хорошо, а потом началось...
И быть может Семён Ильич не переживал бы все последние события так болезненно, если бы не связывал их с некоторых пор с кознями "домового".
Нельзя сказать, чтобы он редко слышал про домового раньше, он только никогда не придавал этим рассказам серьёзного значения и только каждый раз иронически улыбался в свои прокуренные усы, когда слышал очередной рассказ или упоминание об этом невидимом властелине жилищ. Ведь наваждение начинается там, где начинаешь в него верить.
Стоя теперь с сигаретой на балконе, он перебирал в памяти всё, что с ним случилось в последнее время.
Как раз совпал по времени после переезда его начавшийся конфликт с продавцами магазинов из-за разменной монеты. То, что мелкой разменной монеты не стало хватать, Семён Ильич заметил давно, уже с год как будет. Потом эта нехватка стала ощущаться сильнее и сильнее, и он к этому немного привык, а немного приспособился. Семён Ильич стал просить на заводе кассира при выдаче зарплаты давать ему мелочью, ну хотя бы рубля два. Та согласилась. И при весьма бережливом отношении к мелочи, Семёну Ильичу её кое-как хватало. Пока у него не появились конкуренты, которые во время выдачи зарплаты тоже захотели получать мелочь. И тогда кассир отказала всем, в том числе и ему. В банке мелочи тоже не хватало. И случилось это уже после его переезда на новую квартиру.
Однако, главное началось с того, что стоял он как-то в магазине в очереди за сметаной, а впереди него бабка какая-то стояла и про домового рассказывала. Не пригласили, мол, с собой при переезде на новую квартиру, забыли, а он им потом в этой квартире жизни не давал. Всё у них не ладилось, пока не поехали на развалины старого дома и не позвали с собой. После этого хоть спать стали спокойно и в новой квартире наконец-то ремонт закончили. Рассказ был длинный, как очередь за сметаной. Посмеялся тогда Семён Ильич над бабкой, даже поспорил с ней, а в результате-бах! Ему сметаны и не хватило. Как раз его очередь подошла и сметана кончилась. И было это в пятницу.
Тогда решил он взять хоть пару бутылочек пива на выходной, приятно всё-таки летом из холодильничка пивка попить перед обедом. Так пока стоял за сметаной-пиво кончилось. Пошёл в другой магазин-пива нет. Пошёл в третий-та же история. Он все магазины в округе обежал, всё напрасно, нет пива-и всё тут. Пришлось ему и свой любимый салат из свежей редиски с подсолнечным маслом делать, а не со сметаной. Оно, конечно и с маслом-ничего, да только любил Семён Ильич со сметаной.
А на следующей неделе, во вторник, прихватило у него вдруг ни с того, ни с сего-горло. Нельзя сказать, чтобы оно у Семёна Ильича часто болело, но иногда бывало, а тут и вправду, ну ни с того, ни с сего разболелось. И ничего холодного он и не ел, и не пил ни до обеда, ни в обед, ни после.
Пришёл он домой и кое-как поужинав, принялся часто полоскать горло и полоскал до самой поздней ночи, пока спать не лёг. Но ночью Семён Ильич спал неспокойно и часто просыпался, особенно когда делал глотательные движения, в эти моменты его горло болело с неимоверной силой. Тут-то и стукнуло Семёну Ильичу в голову:-"Ну не иначе, как домовой давит. Не пригласил ведь с собой".
Вот с той самой ночи и потерял Семён Ильич сон.
Утром он всё-таки встал на работу рано, как обычно. Но когда умывшись сел за стол-понял, что позавтракать не сможет. Горло болело так, что не только глотать, жевать было невозможно. Что делать? Принялся он опять за полоскания, а к восьми часам пошёл в поликлинику, которую нашёл довольно быстро. По новому месту жительства он в поликлинику ещё не обращался.
В регистратуре, еле ворочая языком, он с трудом объяснил, что недавно переехал и какой врач ему нужен.
Женщина - регистратор спросив его адрес, открыла лежавшую под рукой папку и посмотрев в неё назвала его дом "бесхозным", т. е. он ни за какими врачами не закрелён и сказала, что его смогут принять только после двенадцати часов дня.
Что было делать Семёну Ильичу? Он в унынии побрёл на троллейбусную остановку и уехал домой.
"Не иначе домовой балует",-крутилось в мозгу у Семёна Ильича всю дорогу.
Дома жара и частые полоскания начали давать свои плоды. И перед тем, как вновь идти в поликлинику, он смог уже немного перекусить.
Придя в поликлинику и после предъявления паспорта, получив новую карточку, он поднялся по лестнице на нужный этаж. Возле дверей указанного кабинета очереди не было.
"Хе-хе-хе",-посмеялся над собой Семён Ильич-"Ерунда всё это. Никакой это не домовой". И постучав вошёл в двери.
В кабинете врач некоторое время перелистывал свои бумаги, не обращая никакого внимания на присевшего рядом Семёна Ильича. Затем повернувшись к медсестре взял у неё его медицинскую карту, полученную ею у Семёна Ильича при входе в кабинет и открывая её, одновременно спросил:-"Ну, что у вас?"
Семён Ильич попытался как можно короче рассказать, что с ним случилось.
Врач взял из стакана металлическую палочку и вложив её в рот Семёну Ильичу, прижал ею язык. От боли тот съёжился и подался вперёд.
"Ничего там нет":-после короткого осмотра его горла, произнёс врач.
Семён Ильич опешил: - "Как нет? Но ведь болит же..."
Тогда врач вновь проделал ту же процедуру, от которой его пациент опять сьежился.
И снова врач подтвердил свои слова.
Семён Ильич оконччательно растерялся. Он встал со стула и стоя молча наблюдал, как врач что-то пишет в его карточке. Губы Семёна Ильича еле шевелясь шептали что-то бессвязное.Наконец он издал звук:-" Выходит я симулянт?!" Даже ему самому стало непонятно, задал ли он вопрос или вслух проговорил самому себе.
"Ну почему. Может быть вам нужно обратиться - врач на секунду задумался - к терапевту". -и подал ему карточку.
"А как же на работе?"
"Если в отделе кадров возникнут вопросы, то пусть позвонят в справочное, там сейчас сделают запись. Им ответят, что вы у нас сегодня были, и в котором часу."
Выйдя из кабинета Семён Ильич посмотрел на часы, было около часа дня. "А до этого, выходит, я пьянствовал?!"- еле слышно пробормотал Семён Ильич, теперь уже точно самому себе.
В столе справок ему сказали, что никаких записей они не делают и всё что нужно, врач записал сам.
Семён Ильич уже успел прочитать ту запись-"Практически здоров".
Поняв, что его визит в поликлинику окончен, он в раздумье вышел на улицу. Его волновали теперь два вопроса; чем лечиться и от чего, и как оправдаться на работе.
Зная по опыту, что горлу разболеться давать нельзя, Семён Ильич отправился домой, предварительно заглянув в аптеку в надежде, что авось там окажется какая-нибудь трава для полоскания. Но увы.
Удручённо сидя в троллейбусе он молча рассуждал:-"Вот тебе и ерунда. Вот тебе и нету домовых. В поликлинике не лечат. Дома горячей воды нет. Новый телевизор опять сломался... Словом куда ни кинь-кругом клин.Эхе-хе".
Утром следующего дня, Семён Ильич на работу пришёл как обычно, даже чуточку раньше и сразу же предстал перед начальником цеха. Через силу глотая ещё больным горлом слюну, он изменившимся от болезни голосом, оправдывался за прогул. А его глаза, он просто это органически чувствовал, как они предательски заискивающе смотрели на начальника.
Природа не наградила Семёна Ильича большим умом, зато дала ему хорошие руки, на токарном и на фрезерном станке он работал совершенно свободно. На работе не пил и никогда на неё не опаздывал, что позволяло ему держаться довольно независимо. Поэтому любому начальству, а так же партийному и профсоюзному "богу" в рот никогда не заглядывал, а если приходилось, то и резковатым иногда бывал. За это и они к нему особой привязанности не испытывали. И вот теперь ему было даже стыдно не только за то, что он фактически вроде бы прогулял, но главное за тот свой заискивающий взгляд, который он прятал и не мог спрятать. Он воровато рыскал взглядом по углам кабинета, однако выходило ещё хуже-прячет глаза, значит врёт. Семён Ильич мучился. И опять пронеслось в его голове:-"Домовой. Наверняка домовой"
И ведь казалось бы, ну чего так переживать, жильё у него есть, специалист он хороший, в трудовой книжке хоть и не густо благодарностей, но и выговоров ни одного нет. Однако переживал Семён Ильич, ох как переживал. "Сокращение", "Безработица"-эти слова были теперь у многих на устах, а в его возрасте, где ему работу найти? Кто захочет связываться с человеком, которому до пенсии несколько лет осталось.
Начальник, сам ли уже пребывал в предотпускных грёзах, не захотел ли ссориться или себе портить настроение, а только побарабанив пальцами по столу, произнёс:-"Ладно, сегодня среда, пиши заявление на отпуск со вчерашнего дня. Тебе всё равно уже с понедельника в отпуск. Я всё улажу".
Семён Ильич написал заявление и облегчённо вздохнув, пошёл делать уборку станка перед отпуском.
У соседнего станка, его коллега, косоглазый "Жёра, подерьжьи мой макинтошь", услышав его рассказ о похождениях в поликлинику, засмеялся:-"Э-э-э, презент надо было в поликлинику с собой какой-нибудь прихватить".
Семён Ильич промолчал. Множество он слышал подобных историй. Однажды и сам, лет десять назад, купив коробку дорогих конфет, понёс своему участковому врачу, задобрить решил. Приболел он тогда немного. Так она его так из кабинета попешила - до сих пор стыдно. Однако ни разу потом ни словом не попрекнула, словно и не было ничего. Пойди, пойми их, эти души людские. Эхе-хе. Какой-то здесь участковый врач будет?
По дороге домой, Семён Ильич молча смотрел в окно троллейбуса, за которым июльской жарой разлилось лето, раскаляя тротуары нового района и бетонные стены домов, наполняя духотой их квартиры. Думать не хотелось. И вдруг, словно чёртик за плечами сидел и шепнул в ухо:-"Вот видишь, позвал бы с собой домового и не было бы этих неприятностей".
Семён Ильич аж головой мотнул, словно сгоняя с плечей чёртика:-"Фу ты. Задремал, что ли. Хе-х. Домовой, домовой. А может и не домовой никакой вовсе. Так, совпадения всякие".
Размышляя на эту тему, он проехал ещё несколько остановок и завершая свои раздумья:-"А всё-таки надо было позвать с собой домового, когда уезжал. Знатьё бы",-он глубоко вздохнул и перекинулся мыслями на то, что отпуск-это всё таки праздник.
Четверг и большая половина пятницы прошли в полосканиях горла.Правда в пятницу, между полосканиями, прибавились ещё и сборы чемодана. План поездки в Миргород у него созрел моментально. Во-первых, желудок стал последнее время ныть и в правом боку покалывало. Печень наверное. Кого теперь этим удивишь. Поэтому, неплохо было бы поехать подлечиться. А во-вторых, вода там солёная, для горла тоже хорошо будет.
На вокзал он решил ехать "на авось", может быть с рук билет купить удастся, а может быть с проводником договориться. В кассе-то знал, билет летом купить-дохлое дело.
Потолкавшись всего минут сорок в толчее вокзала у касс возврата, Семёну Ильичу удалось с рук купить билет до Миргорода. Хоть и верхнее боковое место и у самого туалета, но всё же место.
Через два часа он лежал в духоте вагона, мечтая хоть немного поспать. Всё напрасно. Но духота мучила не одного Семёна Ильича и люди почти непрерывно выходили то в тамбур покурить, то в туалет, каждый раз впуская в вагон и тяжёлый аромат провонявшегося вагонного туалета, и колючий запах креозота, шедшего от разогретых за день шпал.
Это продолжалось так долго, что он потерял ориентир во времени. Семён Ильич не знал, спал он хоть сколько-нибудь, или просто всё время лежал с закрытыми глазами.
Когда хождения стали совсем редкими, он понял - ночь, глубокая ночь.
На одной из остановок, прислонившись к окну, при свете перронных фонарей посмотрел на часы. Простенькие, они странным образом изменили показания своего электронного табло и теперь показывали неизвестно что.
Сколько ему ещё осталось ехать, он не знал. А часы, которые он ругаясь в душе во всю мочь, тряс от этой же души, так и не приходили в норму. Неужели и тут он со мной едет, штуки свои устраивает? - вспомнил он про домового,-ну прямо напасть какая-то. И ещё раз постучал пальцами по часам.
Часы эти служили ему безотказно пять лет, пока в очередной раз не иссяк элемент питания к ним.
Он было кинулся по магазинам, искать элемент питания. Поменять его, дело для него пустячное, да только не было таковых в продаже, только у них, невесть откуда вдруг взявшихся в подземных переходах молодых часовщиков. У них всегда были элементы питания к любым часам. Пришлось идти к одному из них. Тот, во время замены элемента, долго мучился с винтиком прижимной крышки, пока, в конце концов, не испортил резьбу. После чего часы стали барахлить и выкинули в поезде Семёну Ильичу фортель.
Наконец ночь кончилась и Семён Ильич тихим, ранним утром сошёл с поезда на полтавскую землю, в ещё спящем Миргороде. Пройдя мимо памятника Гоголю, сквозь небольшое здание железнодорожного вокзала, вышел на маленькую привокзальную площадь. Бегло глянул по сторонам и не увидев ничего примечательного, сел в ПАЗик, который и увёз всех прибывших туда, где находился известный курорт.
Там его опять ждал "сюрприз". "Курсовки", на которую он рассчитывал, ему не досталось. Он метнулся было в местную гостиницу, чтобы хоть ночлег себе обеспечить, но и там наткнулся на кукиш - мест не было. Не ехать же сразу обратно и Семён Ильич отдался в руки судьбы, решив, что быть может, как-нибудь, он всё же устроится.
Весь день он провёл в городе, предварительно оставив чемодан в камере хранения на вокзале. С которого потом пошёл пешком, всё равно делать нечего и нашёл, что город, в котором находился знаменитый на всю страну источник, совсем не такой, каким он его себе представлял. На что он глаз не ложил, тот не держался. Однообразный частный сектор, несколько однообразных казённых несколькоэтажек, вот и весь городской пейзаж.
Забредя на базарную площадь и увидев её почти безлюдной, за исключением нескольких человек, Семён Ильич растерялся. Он своими глазами читал у Гоголя про огромные шикарные ярмарки, а приехав сюда, он своими же глазами увидел глухое захолустье. Ему стало тоскливо.
Потом, от нечего делать, он посетил местный малюсенький краеведческий музей. Сходил в городской парк с несколькими обшарпанными аттракционами, Затем снова вернулся на курорт и прошёлся по его территории и там, глаз его немного отдохнул. Территория курорта была ухожена. Он попил воды из источника и посидел на центральной аллее.
А вечером, как в воду опущеный, он сидел в маленьком холле местной гостиницы и с надеждой поглядывал на администратора - а вдруг "обломится", ну хотя бы ночь переночевать.
В его животе подозрительно булькало и Семён Ильич с тревогой прислушивался к тому, что происходит у него внутри. Если в обед ему удалось в столовой взять молочного супа, который он никогда бы, кстати, не решился назвать молочным и стакан несметанной сметаны, то вечером, в душном зале столовой, он сумел застать только две последние жареные котлеты, которые так и не смог в себя впихнуть полностью. Теперь, видимо эти котлеты ссорились между собой у него в животе, от чего в нём что-то ухало и перекатывалось.
К тому же, "отдохнувшего" Семёна Ильича сильно клонило ко сну. Поэтому, он то вставал с дивана и прохаживался, то снова садился на своё прежнее место.
Тем временем в животе урчало всё сильнее и сильнее и он с опаской стал рассматривать все двери в вестибюле, изучая их назначение и не найдя среди них нужной, начал беспокоиться.
-Вот старый дурак. Ну послушай людей раньше, да пригласи с собой домового. Так нет же. Мучайся вот теперь",:- его рука непроизвольно вдруг дёрнулась вверх, чтоб постучать себя кулаком по лбу, однако он вовремя спохватился и этого не призошло. И чтоб отогнать такие мысли, он встал со своего места, достал из кармана сигарету и вышел на улицу. Но закурив, не отошёл и двух шагов от дверей гостиницы, с опаской поглядывая сквозь дверное стекло на своих конкурентов. В вестибюле, кроме него , с желанием переночевать, находилось ещё несколько человек.
-"Вот точно, - опять подумал он,-вышел покурить, сейчас домовой снова задурит голову, а там вдруг место появится и хоть первый в очереди стою, кто-нибудь...",-он даже не успел окончить свои мысленные рассуждения, как увидел спускающегося по лестнице человека с чемоданом в руке.
Он не обманулся, мужчина выезжал раньше на сутки. Таким образом, место Семёну Ильичу досталось на одну ночь. Однако администратор обнадёжила, что завтра, после двенадцати, места возможно появятся и если он желает, может подойти узнать.
В гостиничном номере тоже было душно, несмотря на открытое окно, за которым темнел поздний вечер.
Лёжа на старой деревянной кровати, он оглядывал четырёхместный номер; вытертый паркет, черноту которого он сразу было принял за грязь; стол с остатками пищи и полупустым графином с водой; шкаф с незакрывающимися дверями, четыре прикроватных тумбочки и столько же стульев. Вид мебели вызвал в нём воспоминания далёкой молодости, отчего на несколько мгновений сладко и тоскливо заныло сердце.
Несмотря на то, что Семён Ильич почти не спал всю предыдущую ночь и устал за день, сон к нему не приходил.
Он невольно ждал, когда придут его соседи по номеру. От администратора он знал, что все они командированные и кто знает, какими они окажутся. К тому же у него начался понос. Он это понял, так как уже дважды побывал в туалете и с тревогой раздумывал, что ему придётся делать, если его прикрутит в очередной раз, а туалет будет занят.
Сложность состояла в том, что туалет, умывальник и душ, всё находилось в одном помещении, которое, при каждом посещении вызывало у Семёна Ильича чувство "восхищения" своей допотопностью и задрыпанностью. Плюс ко всему, в отличие от его киевской квартиры, тут наоборот, отсутствовала холодная вода, что приводило его в ещё большее "восхищение", в его-то положении.
Вскоре пришли его соседи по номеру, которые оказались вполне приличными ребятами и через непродолжительное время угомонились и легли спать.
Ночью Семён Ильич ещё несколько раз, едва продирая глаза от сна, опрометью носился в туалет.
-"Вот и не верь после этого старикам, что домовых не бывает. И здесь нашёл. Ой пропаду я здесь, ой пропаду-у-у",-добравшись в очередной раз до постели, думал Семён Ильич.
Утром, несмотря на то, что был выходной, соседи Семёна Ильича ушли на работу и он вновь остался один. У него ещё было время до полудня и он лёжа мучительно раздумывал, что же ему предпринять дальше. Расстройство кишечника вроде бы прошло, но сейчас он лежал и неизвестно что будет, когда он встанет. Рассчитывать на то, чтобы попасть к врачу не приходилось - воскресенье, да и кто бы стал с ним, с приезжим, возиться. Это с одной стороны. С другой стороны, надо было где-то питаться, даже сейчас пойти позавтракать, а в столовую он идти боялся. Неизвестным было и то, удастся ли ему устроиться в гостиницу на длительный срок. Да и цены, проклятые цены. Всё получалось по мнению Семёна Ильича дорого и неблагополучно.
Он с удовольствием поспал бы ещё, но разве тут уснёшь, когда столько мыслей в голове, да ещё мухи. "Откуда их тут столько?"-недоумевал он, никакого покоя от них нету.
Семён Ильич раздражённо шуганув муху, вновь севшую на плечо, тяжело поднялся, оделся и вышел из гостиницы.
Так и не выспавшийся, ослабевший от ночного поноса, попив воды из источника, к которому к его удовольствию был свободный доступ, он снова посидел на скамейке центральной аллеи курорта. Затем съев булочку, купленную в гастрономе, Семён Ильич ещё некоторое время протынялся по Миргороду.
Поначалу он был в нерешительности, оставаться ему или нет. То есть попытаться ещё раз устроиться в гостиницу, либо попытаться снять в городе комнату, ну хотя бы койку, или просто уехать домой. Он ходил и читал редкие объявления на столбах, ища нужную информацию и потирая рукой щетину, на небритом двое суток лице. Бритву Семён Ильич оставил в чемодане, который был в камере хранения, а в парикмахерских не брили. "То не стригут, то не бреют",-ругался он в полголоса и его брала досада, что такой внешний вид мог сильно помешать его устройству с жильём.
-"И какой чёрт меня сюда принёс, ведь вроде бы именно в Миргород я и не собирался прежде",-подумал он и в растерянности почувствовал, что запутался в собственных мыслях и даже сам себе теперь не мог ответить, собирался ли он накануне в Миргород, или нет. "Во чертовщина-то. Прямо наваждение какое-то",-Семён Ильич готов был крепко выругаться.
Затем за досадой в душу закралась тоска захолустья, которую сменило уже полное безразличие.
Семён Ильич махнул на всё рукой и отправился на железнодорожный вокзал. Там снова отбиваясь от назойливых мух, после нескольких часов стояния у кассы, купил наконец билет домой.
Вконец разбитый после своего "отдыха", выходя на ночной перрон, он посмотрел на памятник Гоголю. "Во-о чего меня сюда черти-то принесли. Да ведь он о чертях писал."-всполошился Семён Ильич.
Ему опять не везло. Поезд опаздывал. Поэтому, прохаживаясь по перрону в его ожидании, он то и дело поглядывал на памятник. И ему казалось, что и тот неотрывно следит за ним. Пойдёт Семён Ильич влево и Гоголь смотрит влево; пойдёт вправо, и Гоголь смотрит туда же. А дальше - больше. В голову полезли домовые, водяные, черти, ведьмы и прочая нечисть.
Наконец поезд пришёл и Семён Ильич, ещё раз оглянувшись на памятник, поднялся в вагон, где знакомая духота обняла его, проводив до самого Киева.
В Киеве Семён Ильич почти не задержался; поехал погостить к брату, в село. И там его снова преследовало невезение. То во время покоса загнал косу в ствол груши, то во время ночной гонки самогона разбил трёхлитровую банку первака, чего с ним тоже никогда не случалось.
-"Вот он домовой, -думал Семён Ильич, собирая разбитое стекло,-прямо на загривке сидит". И он хвать рукой по загривку. Нет никого. "Чёрта с два его ещё поймаешь". Жалко ему было пролитый первак, да что поделаешь.
Из села он уехал тоже двумя днями раньше намеченного им самим срока.
И вот теперь, обо всём этом, Семён Ильич вспоминал одиноко стоя на балконе, попеременно вдыхая то влажный ночной воздух, то тёплый табачный дым.
-"Нет, всё. Завтра же пойду, приглашу его в гости",-решил Семён Ильич.
Он затушил докуренную сигарету, затем повернувшись, пошёл назад в комнату и снова лёг спать.
Утром Семён Ильич гладко выбрился, погладил брюки и надел чистую рубашку. Достал из холодильника бутылку "казёнки". "Казёнку" он пил редко и потому, что дорого, и потому, что очереди за ней теперь сумасшедшие стоять надо, и потому что водка эта, по его мнению совсем дрянной стала. Поэтому, сохранив лишь некоторое уважение к "Московской" и "Столичной", к остальным стал питать недоброжелательность. Конечно, "Українська з перцем", или "Славутич", в расчёт не шли, этих он давно уже в глаза не видел, поэтому и предпочитал всем нынешним водкам, домашнюю самогонку, особенно из буряков. Многие косились на неё из-за своеобразного запаха, а Семён Ильич уважал - и шла мягко, и голова после неё не болела. Особенно если самогонка своя, хорошо приготовленная. Поэтому, перед уходом, на всякий случай налил ещё бутылку "бурячихи", пожарил колбасы с яйцами, взял соли, хлеба нарезал, помыл свежих помидоров и протёр их тряпочкой. И хоть помидоры в этом году дорогие были после апрельской "шутки", но для такого случая Семён Ильич денег не пожалел. Утром специально за ними на рынок ездил. Взял ещё газет, чтобы сесть на что было. И уложив всё это в сумку, присев на дорожку, вышел за дверь.
Добравшись до того дома, в котором жил ещё несколько месяцев назад, поднялся по лестнице на последний этаж, пройдя мимо знакомой квартиры. Хоть и подмывало его позвонить в неё и зайти посмотреть, но он твёрдо поборол это желание.
Поднявшись по чердачной лестнице, открыл своим, случайно сохранившимся ключом замок чердачной двери и воровато озираясь вошёл внутрь.
Если ранним утром было абсолютно безоблачно, то к одиннадцати часам, пока Семён Ильич попал к этому дому, небо затянуло и успел покапать мелкий дождик не дав разогреться металлической крыше, отчего на чердаке было совсем не жарко, а тепло и сухо.
-"А вдруг кто-нибудь из бывших соседей на чердак заглянет? Или ещё кого-то леший принесёт?"-подумал Семён Ильич и от этой мысли он слегка поморщился. Не хотелось ему, чтобы его тут "застукали" и с удивлёнными вопросами приставали, чего, мол, ты Ильич на пустой чердак попёрся водку пить. Поэтому он прошёл в самый дальний угол и разложив на одной газете всё, что принёс с собой, на другую сел сам. Затем поставил две рюмки - одну себе, вторую тому, к кому пришёл в гости. И налив их обе доверху "Московской", взял в руку ту, что стояла ближе к нему и поднял.
Поднять-то он её поднял, а вот что делать дальше?
-Что же я хотел сказать?-Семён Ильич растерялся,-Ну что же я хотел сказать?
Он всю дорогу обдумывал с чего именно начать разговор, а тут вдруг всё в голове перемешалось. Семён Ильич повёл головой вокруг себя, осторожно шаря взглядом по чердаку - шутка ли сказать, а вдруг и вправду покажется тот, к кому пришёл. Однако никого не увидел и что сказать, тоже не придумал.
Чувствуя, что все слова напрочь вылетели у него из головы, он легонько стукнул своей рюмкой о другую и выдохнув воздух со словами:-"Ну, будьмо!"-выпил её до дна одним махом.
Закусывая, Семён Ильич осторожно, словно из под тишка приглядывался, что же происходит со второй рюмкой. Однако она стояла себе, как он её поставил.
-"А может ему вовсе и не нравится эта "казёнка"?":-поползло вдруг сомнение в душу Семёна Ильича.
Тогда он взял ту, вторую рюмку, посмотрел на неё сверху, затем задумчиво сбоку и с лёгким волнением в душе, выпил её так же залпом до дна. Затем налил опять в обе рюмки, теперь уже самогонки и стал закусывать, внезапно отметив про себя, что водка на удивление шла легко и мягко.
Закусив, Семён Ильич немного посидел, покурил. Мысли в его голове перестали нестись вскачь. Тогда он опять взял в руку свою рюмку и мысленно пространно пригласив домового к себе в гости, выпил рюмку несколькими глотками.
Изумлению Семёна Ильича не было предела. "Бурячиха", так же как и "Московская", покатилась внутрь просто отменно.
-"Во как! И какую же теперь пить?":-он затаился. Прислушался, не ответит ли ему хозяин. Было тихо.
Льдинка страха в его душе растаяла окончательно. Поэтому, услышав голос собственного разума:- "Давай "бурячиху"!"он почти без тени сомнения принял это за глас домового и налил ещё рюмку. Однако, пить сразу не стал. Он снова закурил, опять, теперь уже вполголоса, пригласив домового в гости, так же вполголоса, начал ему рассказывать, как хорошо ему живётся в новой квартире.
И хоть лифт ломался по несколько раз в неделю, из крана часто текла то чёрная, то рыжая вода, а о корявые форточки он сильно занозил палец и успел порвать тюль и не знал, чем лучше окончательно смыть с линолеума краску, всё равно, Семён Ильич не жалел всего своего красноречия, на которое только был способен.
Иногда он спохватывался:-"Ой, чего это я. Это уж слишком". И чувствуя, что безбожно врёт, он останавливался, вспоминая недавние беды и бессонные ночи и конфузливо потупив глаза, переводил дух.
Затем, осторожно подбирая слова, перемежая свои рассказы приглашениями домовому, продолжал рассказывать дальше, пока не начиналось всё сначала.
Время от времени он останавливался ещё и для того, чтобы стукнувшись своей рюмкой с рюмкой домового, смачно выпить за его здоровье и с аппетитом закусить.
Так Семён Ильич просидел пока не выпил из бутылки всю самогонку. Выпив последнюю рюмку, рюмку домового, однако, пить не стал, после некоторых раздумий, осторожно вылил её тут же, возле себя.
Затем не совсем уверенными, замедленными движениями, аккуратно прибрав за собой то место, где состоялась его необычная трапеза, он закрыл за собой чердачную дверь на ключ и спустившись по лестнице вышел из дома со спокойным сердцем.
По дороге домой, хоть мысли вяло шевелились в затуманенном мозгу, он все время обдумывал, совпадение это или нет, что никто ему не помешал на чердаке и даже никто из знакомых не встретился ни в подъезде, ни во дворе.
Дома, он довольный и расслабившийся весь вечер смотрел телевизор, лишь изредка вникая в суть того, что там показывали. Потом поужинал, выпив при этом ещё одну рюмку водки, и впервые за последнее время спокойно уснул, безмятежно проспав до самого утра.
А утром, по привычке проснувшись рано, сел в кровати, что-то вспомнил, почесал затылок, затем пожал плечами и пошёл умываться.