...Я так устал. Лишь может быть во сне, с прозрачными сияющими крылышками
феи, опутают голову мне. Облаками бабочек волшебных, осыплют звоном
ручейков прохладных, звеня серебряными бусами из утренней росы, с
которых сыплется волшебная пыльца...
Сижу. Качаюсь в кресле из лозы смородины добротной, укутавшись теплом.
В руке держу я кофе ароматный, в чашечке почти на дне. Допью, смакуя.
Потягивая его в прикуску с сахаром, вытягивая к трещащему камину ноги,
в котором играют угольки. И может быть, рассеявшись, пыльца согреет
этот серый мир, и я забуду о суете и боли головной, которые не
расстаются так давно со мной.
Достану трубку из дерева вишневого, любимую свою, набью ее отменным
табаком, наполнив комнату, ароматом чернослива и прикурю, от веточки
сосновой взятой из камина, которая источая аромат сосны, сольется с
ароматом табака и листьев чернослива, и кофе маслянистым запахом,
того, что я держу в руке.
Прислушаюсь. И звуки тишины, прислушайтесь хоть раз и Вы, она звучит
по-разному всегда. И теребить начну, все самые нежные и теплые места,
- своей души. И напевая незатейливый мотив, то старое, но теплое и
близкое, что в детстве пели мне, когда никак заснуть не мог, как
непоседливый мальчишка... Я буду думать, слышит и ее, узнает, и на
мгновение забудет, что я всего лишь, тот, кто ищет сон, покой, устав
от жизненных сует, горести, страданий.
Присела. Сидит на спинке кресла и свесив босы ножки, слилась со звуком
безмятежного, безоблачного детства... Из глубины доносится мотив. Той
песни... Начнет лишь петь ту песню, что пела Мать мне на ночь в
детстве, и от бессилия, усталости безмерной я голову кладу свою, на
нежные и теплые колени. И будто в ней вся нежность мира, как в Матери
моей, и к ней сильнее я прижмусь, желая все тепло впитать, своей давно
щетинистой щекой. Лишь рук тепло, овеет нежными волнами волосы мои
слегка, как теплый ветер в мае овевает, лицо смотрящего на море
моряка.
Я забываю и о серости земной, и предо мной, вновь образ Мамы. Она
сидит, я рядом с ней, лишь голову склонив к коленям, прижался к ней
так сильно, как будто знаю, что скоро, буду я скучать по Маме. Лежу в
коленях у неё, ее тепло от рук вдыхаю, и свет волос ее, глазами
поглощаю, но детство кончилось мое, и лишь смотрю я вдаль с уныньем, и
сквозь года стучусь я к ней, и как дойти не знаю. И лишь не много
погодя, я слезы утирая, могу понять, что я, не тот, кто спит в
объятиях у Мамы. И мне вновь хочется кричать, мне хочется взорваться,
но не могу, и лишь припав к стеклу, я продолжаю спать, смотря сквозь
годы времени и расстоянье.
Звонок..., вдруг небо тучами заволокло, звонок..., раскаты грома слышно
близко, звонок..., но что это никак я не пойму..., звонок, вдруг ветер
ледяной и град... Но нет, я здесь, вскочив, проснулся, не пойму, что
сердце так колотит быстро, лишь страшный гул в ушах, и градом пот со
лба струится, и света не найдут глаза. Опять проклятый телефон, -
несется реактивно в мыслях, опять проклятый телефон, уже мне слышится
сквозь тиканье настенных...