-...и да прибудут Правищие в обитель нашу, и да настанет эра Стихий! - раздался громкий голос под сводом замка.
Стоящие у стен люди в балахонах рухнули на колени и приникли к земле, признавая новые божества, а старик, стоящий в центре гиганской залы, воздел руки к небу, призывая в пентаграмму Великих.
-Земля! - крикнул он и в первом рисунке прямо из камня появился высокий в коричневых одеждах блондин и покровительсвенным взлядом обвел собравшихся заговорщиков.
-Огонь! - продолжил уже давно выживший из ума старец, окрыленный успехом с первым аватаром изначальных истоков. Во второй пентаграмме к самому потолку поднялся жаркий столб огня. Осев, он явил взглядам мускулистого брюнета в алой тоге, почти не скрывающей накачаное блестящее тело. Его же взгляд был весел, будто тот только явился с праздничного пира. Но сколько веселья, столько было там и жестокости.
-Вода! - на этот же оклик свежая кровь из жертвенных сосудов, расстевленных недалеко от рисунков призыва, забурлила и устрамилась к третьей пентаграмме, образуя собой мужскую фигуру. Наконец воплотившись, Вода потянулся и, презрительно оглядев собравшихся, уселся на пол.
-Воздух! - вихрь, возникший из неоткуда, уже не напугал собравшихся, и так уже скорчившихся от дикого ужаса перед Самими на полу. На месте успокоявшегося воздуха остался худой, но жилистый мужчина. Зевнув, он последовал примеру Воды.
-Энергия! - и ничего.
Шокированно посмотрев на все еще пустую центральную пентаграмму, старец подбежал к своим книгам, проверил, так ли все идет, или же он чего пропустил, и снова вернул взгляд к центру.
-Да тут я, тут, - раздался сонный голос из дальнего угла залы.
Все взгляды устремились туда.
В темном углу, только немного освещенном огнем многочисленных факелов, на диване сидела девушка в одной мешковатой желтой странной кофте с чересчур короткими рукавами. Короткие белесые волосы торчали во все стороны, тонкие руки держали какой-то светящийся прямоугольник, а глаза были полузакрыты. Видимо, она все пыталась не заснуть, так как время от времени она резко поднимала голову и широко открывала глаза.
Встав, пятая Стихия направилась к своей пентаграмме.