Похороны бабушки Марта, по малости лет, помнила плохо. Знала только, что народа тогда собралось видимо-невидимо, вся их большая семья, и что явились все очень приличные. Это она могла сказать точно, потому что десять лет спустя ей уже было, с чем сравнить. К тому времени Марта успела снова повидать и двоюродного дядюшку Ивара, которого выводила из себя каждая мелочь, и тетушку Дафну, не терпевшую проволочек, и многих, многих других. Едва ли хоть с кем-то из ее родни было легко сладить, но в тот день в девяносто седьмом они, словно заключив негласный договор, изобразили идиллию, заставив маленькую Марту устыдиться собственных сбитых коленок.
В тот день все собрались, чтобы услышать бабушкино завещание. Но сначала все-таки были похороны, дымным ноябрьским утром, и на площадке перед склепом оказалось мучительно холодно. По счастью, вниз Марту не взяли, потому что там, в пяти метрах под землей, температура уже давно сравнялась с нулем. Но она успела отстоять на улице короткую службу и видела, как по лестнице спускали закрытый гроб. Некоторые не могли сдержаться и бросали на него долгие, подозрительные взгляды, любопытство которых так и не было утолено. И вот тут Марта могла бы похвастать, потому что успела краем глаза углядеть, что там внутри.
Она, впрочем, ничего не поняла. Бабушка лежала, совсем как живая, ее даже обрядили так, как она стала одеваться в последние пять лет, после возвращения с Континента. Но зачем, скажите, поверх одежды руки и ноги ей обмотали какими-то цепочками? Бабушка любила совсем не такие украшения. И зачем на грудь ей положили охапку удушливых белых цветов? Ведь в саду бабушка растила красные розы. Тут удивлялась не одна Марта. Она ведь точно слышала, как ссорились мать с отцом, как мать говорила, что это все без толку. Что нужно что-то другое. Но отец стоял на своем, а мать ни за что против него бы не пошла.
Так, то есть, думали все. Но когда гроб был спущен, когда солнце начало клониться к западу, а нотариус все опаздывал, над склепом вдруг поднялся густой черный дым. Им пропитался воздух, и когда все высыпали через задние двери ко входу на кладбище, вокруг отчетливо чувствовался керосиновый дух. Мелкие язычки пламени лизали закоптившиеся оконца склепа, и словно бы стало чуть темней, хотя вечер только еще подступал.
Все стояли и смотрели, как столб дыма поднимается вверх, к небу, и, едва поравнявшись к верхушками тополей, рассеивается. Тут, наконец, прибыл нотариус. Он принес с собой запечатанный конверт с завещанием и извинялся, отчаянно извинялся на ходу. Только это уже не волновало никого. Родня прыснула из особняка, словно это в нем, а не в склепе, случился пожар.
Увезли оттуда, тем же вечером, и Марту. Хотя кому, как не им, должен был достаться тот дом.
- Дура, - сплюнул в сердцах отец, закидывая в багажник наспех сложенные вещи, - какая же ты все-таки дура.
Мать не отвечала, но на всем лице ее читалась уверенность в собственной правоте.
Они уехали и не вернулись. Несмотря на то, что по завещанию дом перешел к ним, несмотря на то, что семейные дела шли отнюдь не в гору. В особняке так больше никто и не жил, а налоги копились до тех пор, пока в дверь отца не постучался судебный пристав. И вот, спустя десять лет, после аварии и долгих, долгих недель, последовавших за ней, Марта, наконец, ступила за порог.
Проходя по разросшемуся саду, она ждала чего угодно другого. Но когда повернула в проржавевшем замке ключ, шагнула совсем не в тот толстый слой пыли, который предрекала себе. Холл выглядел ровно так, как тогда, когда она в последний раз видела его. Выглядел ухоженным. Марта остановилась, оглядываясь по сторонам. Картины, пушистый узорчатый ковер, рогатая вешалка в углу. Вокруг растекся покой. Она сунула ключи в карман и пошла вперед. До самой гостиной, нетронутой и пустой. А потом дальше - на кухню и к кладовке. Наконец, добралась до полускрытого вечерними тенями обеденного зала. И там замерла.
- Здравствуй, Марточка, - приветствовала ее бабушка, сидя в любимом своем кресле, в том же самом карминно-черном платье, в котором ее хоронили. Приветствовала и улыбнулась. - Здравствуй.
- Здравствуй, бабушка, - кивнула Марта и разжала стиснутые на ключах пальцы.