Занимался рассвет, словно негра побег
В балахоне оранжевом аляповатом.
Эмиграция волн вела с белой разбег,
Накатила колбасная - валом девятым.

Урагана разбег - мелкой ряби мандраж
Зажигал. Волны хлопали крышками парты - 
Школяры-дебоширы. В Египет вояж
Занимался с конвульсий икры Бонапарта.

Я - дверей Маракотовой бездны шарнир,
Океанов стиральной машины угонщик,
Протащив через клокот бурунов шальных,
Вывел с флага Ямато пятно брачной ночи.

Я, летевший зигзагом сухого листа,
Целаканта сравнивший с хлыстом катакомбным,
А акулу со ржавым каркасом моста,
Жил в змеином яйце возраставшего тромба!

Ураган завораживал пляской колец
Моряков на плоту, как питон бандарлогов,
Каждый в грёзах обрящет особый конец,
Через поле подсолнухов к дому дорогу.

В андеграунде прятался кракен артист,
Его власть бы достала со дна кашалотом,
Но проклятье кессонной болезни - не твист;
Легче трахать медузам мозги эхолотом.

Как Великобритания Евросоюз
Покидала - дельфин через обруч промчался,
Затянул уже некуда талию ус,
Прошуршала как шёлк гильотина Ла-Манша.

Брея ниже травы, на манер 'Миража'
ВВС Аргентины летучая рыба
На все стороны света, вкусив куража,
Разбежалась финтом колдуна из Магриба.

Пусть увидит раввин, как подводный вулкан
В молоке его матери варит козлёнка,
С горя пьёт, на лодыжке с ядром, капитан
На затопленной станции "Мир" самогонку!

Наутилус Помпилиус, вот пируэт! - 
Разбивает аквариум, выйдя на волю,
Каракатица сепией, как ДДТ,
Опыляет, а скат генерирует вольты.

Солнце жарило так, что зеницей циклоп
Обеднел артиллерией линз Архимеда.
Миллионом быков миллионы Европ
Управляли рулями от велосипеда.

Море, полное рыбы, творило витраж,
Где плясали святые медузы и звёзды,
На запятках кометы я нёсся, как паж,
И вплетал туберозы в пылающий воздух.

Черепаха морская пустилась в бега,
Отказавшись служить багажа почтальоном,
В мире пёстрых ларцов и шкатулок слуга
Фигаро доставляет записки влюблённым.

Я во власти течений, гоним как маньяк,
От морских черепах к орхидеям болотным,
Пикника на обочине праздный рюкзак
Оставляют кипучие водовороты.

Рыба-лоцман акулу вела, а меня
В корчму "Три пескаря" вели кормчие звёзды,
Знать, пробита Медведиц ковшом полынья
Моря, спящего в нас в ледовитых наркозах.

Шашки наголо! - мчались акулы вперёд,
Зажигая клинков-зубов тысячесвечник.
- Мы надкусим адамова яблока плод!
- Мы разрушим блювала брюхатый скворечник!

Я - другой; внутриматочный каннибализм
Практикуют акулы, я ем свои дубли,
Один клон был романтик, хвалил эскапизм,
На коралловом рифе застрял непрорубном.

Как Горациев клятва сверкали мечи
Пьяных молний: "Обул казино" -  телеграмма - 
"ЗПТ, ТЧК. Всю посуду мечи,
Буду пить, словно зубр древнегреческой драмы!"

В фаршированной щуке найдя карбункул,
Фауст верно подарит его Маргарите,
А провайдер, блютус найдя в пасти акул,
На обед испечёт карася в маргарине.

Совершали обмен апельсин и чеснок,
Дольки моря и суши вписались в гибриды:
Встал работать дельфин за токарный станок,
А медведь собирал как малину - ставриду.

Желтобровый пингвин, как монах шаолинь
Цепкой бровью хватал серебристую рыбку.
С молотка шли усы Сальвадора Дали
За Джоконды абсурд голливудской улыбки.

Завалился палаткой у Дятлова свод,
Подкрепились командой Голландца отарки;
Отыскал в лабиринте утесов проход
Штурман, помесь Эйнштейна и с пастушьей овчаркой.

Бил бутылки с шампанским Бискайский залив
О борта свежевыкрашенных броненосцев,
И меня, как Дюймовочку, в рай вознесли
Стрелы кранов портовых - жуков-рогоносцев.

Я в кадрили с Мальстрёмом, кружась как юла,
Всех ворон сосчитал на готических шпилях,
Всех летучих гусар и крылатых улан
На зеленых во рвах с земляникою милях.

Лейтесь слёзы мои, -  полицейский сказал - 
Фомальгаут нас примет в объятья благие!
Отказавшись от Хиджры, последний финвал
Встретит смерть на Земле, не сдержав ностальгии.