Ранним летним утром меня принял маленький космодром в пригороде Неаполя. Десять минут на скоростном метро - и я в центре города. Рядом со мной вросла в землю старенькая капелла из изъеденного временем туфа, с фигуркой Девы Марии, гладкой и нежной, словно отлитой из жидкого мрамора. Позади меня, вдоль горбатеньких булыжных мостовых, лепились веселые обшарпанные домики с блестящими на утреннем солнце свежевыкрашенными разноцветными ставнями. Сушилось белье на веревках. Пахло свежим хлебом и, конечно, рыбой. Впрочем, это все мне было в тот момент совершенно не важно, потому что прямо передо мной высилась облицованная титановыми плитами серо-стальная стена Конгресс-Холла, долгожданной цели моего путешествия. Он, точно гротескный корабль зари космической эры, высоко, выше Везувия, возносился над городом и Неаполитанским заливом. Над входом сияли трехметровые золотые буквы: "Не писатель-фантаст да не войдет". О, как это было прекрасно!
Огромный Приемный Зал оказался переполненным. Несмотря на раннее время, регистрация участников Состязания Фантастов давно началась. Меня охватило восхитительное чувство причастности к огромному интереснейшему делу, к самой сложной и творческой профессии из всех, когда-либо существовавших на Земле. И подумать только, меня, школьника, удостоили честью быть приглашенным! Карандаш в моей руке дрожал, я не сразу нашел свою фамилию в списке. Все начиналось именно так, как нам и рассказывали про Конгресс-Холл, на уроках истории фантастики: здесь только карандаши, потому что в невесомости ручки не работают. Но что невесомость! - я ждал чудес, о которых нам столько говорили. И, конечно, жаждал вдохновения, как и тысячи прибывших сюда.
Стены терялись где-то на стометровой высоте. Они представляли собой голографические проекции миров господина Витольда, основателя и учредителя Состязаний. Многочисленные проходы вглубь здания предваряли эти грандиозные панорамы, давно ставшие бессмертной классикой: огненные каньоны Бешеного Дьюка, хрустальные леса Призрачной Девственницы, морские глубины Мутного Осьминога. Так начиналось знаменитое "витольдовское" путешествие во вдохновение. Само же Состязание будет вечером, когда Витольд объявит тему, так, чтобы к утру все работы были закончены. Время писателя - ночное время.
В бесконечных дебрях Конгресс-Холла к услугам участников было все: камерные кабинеты и даже кельи для желающих уединения и молчания; виртуальные игры и муляжи, в которых можно было получить всю нужную фактическую информацию - об оружии, костюмах, обычаях любой исторической эпохи. И, разумеется, ненавязчиво расставленные повсюду на маленьких аккуратных столиках еда и напитки, на любой изощренный вкус. Последнее меня интересовало мало, как, впрочем, и муляжи с играми. Я искал библиотеки - не для "фактической информации", нет. Просто мне захотелось перечитать кое-что из любимых авторов, это тоже входило в систему настройки моего капризного вдохновения. Я проходил множество непохожих друг на друга залов: одни напоминали маленькие кинотеатры, где на стенах, полу и потолке шла непрерывная демонстрация какой-нибудь милой тонкости, вроде строения эльфийских ушей, другие были похожи на кэрролловские магазинчики с множеством удивительных предметов на полочках - каждый такой предмет мог легко возбудить фантазию и породить великолепный сюжет. Люди мне попадались все реже. Миновал я, - и с удовольствием отметил про себя, - несколько уютных комнаток с дубовыми письменными столами и тяжелыми лампами под зеленым абажуром. Встречались на моем пути залы музыки, цветовые залы, залы ароматов...
В какой-то момент я обнаружил, что коридоры многоярусны и движутся, вверх и вниз. Незаметно тек куда-то и пол под моими ногами - даже когда я стоял на месте, меня ненавязчиво, но неудержимо волочило куда-то. Я невольно улыбнулся пришедшему в голову сравнению: мысль писателя, даже если не работает над произведением, все равно куда-то движется, иногда музыкально, иногда красками, но ищет, пытливо ищет нужное вдохновение. Я тоже его искал.
Однако нужных мне библиотек я так и не нашел. Не было даже указателей! Начались какие-то приторно пахнущие джунгли, кишащие вычурными и вряд ли даже жизнеспособными созданиями. Похоже, они "собирались" по бездумному принципу калейдоскопа, путем простого перебора "деталей". Единственным, хоть и сомнительным их достоинством была уникальность, я не увидел ни одного одинакового.
- Привет писателю!
Я вздрогнул и обернулся. Передо мной стояла девушка, наверное, постарше меня.
- Извините, я хотел бы вас спросить...
- Как тебя зовут? А, вижу, - она деловито взглянула на мою карточку на отвороте пиджака, - Александр Петрович как-то-там. Будешь Алекс, для краткости. Идет?
- А ты?..
- Вообще-то меня зовут Клер, но ты можешь звать просто Света, идет? А кто твой руководитель, не сам ли Витольд, на секундочку? Я слышала, его ученика Алексом зовут, не тебя? - ее глаза блеснули с жадностью.
- Нет, меня от школы направили, за хорошую успеваемость, - честно и старательно объяснил я ей, - Света, а нет ли у тебя плана Конгресс-Холла?
- А-а-а... значит, про тему ты ничего и близко не того, - не без разочарования протянула она, - плана? Не, нет. Зачем? Странный ты. Тут все равно все одинаковое. А начало не пропустишь. Громко объявят тему - так и сиди, хоть вот где стоишь, и пиши до утра. Утром дорогу на выход всем покажут.
- А про что пишешь? - решился я полюбопытствовать.
- Обычно предпочитаю про сильных вампиров, без соплей. А вообще, - она неопределенно дернула плечиком, - еще про эльфов, про межрасовый секс. Да что в голову взбредет. Главное, чтобы с юмором и без напряга. Такое всегда нравится судьям.
- А я вот по мотивам Лема стараюсь, - скромно сказал я, ожидая некое почтительное удивление в ответ, - Ну, конечно и свое что-то.
- Кого по мотивам?
- Был такой великий польский писатель-фантаст, Станислав Лем.
- Не, не знаю.
- Я, готовясь, столько всего перечитал, начиная от Федора Михайловича. А тут не могу ни одной библиотеки найти, представляешь?
- Какого Федора?
- Достоевского.
- А, точно. Так он вроде не фантастику писал, а мистику про проституток. Ну, как Кинг, только скучнее.
- Э-э...
- Странный ты. Зачем читать? Смысл в чем? Надо просто походить по здешним залам - видал уже, какую красотищу Витольд организовал? - она точно в трансе полузакрыла глаза, - нужно просто настроиться на нужную волну самосознания, да и выдать текст. Все в тебе уже есть, все само польется. Судьи ценят оригинальность мысли.
- Ну, - слегка огорошенный, пробормотал я, - а какая ж в вампирах оригинальность? Кроме того, это ж вовсе не научная фантастика.
- А что ты мне тогда про проституток вешаешь? Странный ты. А при чем тут вампиры? Будут у меня два мужчины-вампира сексом заниматься, а на столике - историческая книга по физике, вот и все, вот и наука тебе, - она глянула снисходительно. - Антураж - главное в нашем деле. Вот, скажем, красный цвет. Так я напишу, что штаны красные, потом - помада у нее такая же. Потом еще - скажем, дерево красное. Понял?
- Н-не совсем. У кого помада? - мне как-то вдруг не захотелось быть в этом ее "нашем деле".
- Эх, ты! Это называется "композиция". Эффект! Стиль! И динамики больше, вот что главное - здесь такие тренажеры по оружиям, супер. И ножики дамские, и бластеры андроидные, ну, которые на наноэлектрических взаимодействиях. Все, что надо, есть и всем надо пользоваться при написании, даже шпаргалок не надо. Еще не надо часто повторять одни и те же слова, например, не надо слова "был" и "свой". Ясно? А мыслить сами судьи и без книги умеют. Мысли все у тебя между строк должны быть, ясно? А ты мне про библиотеки вешаешь!
- Ну...
- Знать бы еще, кто судьи. Приз-то приличный.
- Какой приз?
- Ты и этого не знаешь!? Ну, ты странный! Смысл-то писанины в чем? Э, Алекс, ты мне, я вижу, не помощник. Удачи! Побегу своих девчонок искать, вдруг, кто уже с судьями перезнакомился.
И она убежала куда-то вниз, дробно стуча каблучками. А я вдруг подумал, что совершенно не запомнил ни ее лица, не голоса - как будто показался мне некий "типовой персонаж", не реальный, живой, думающий, сложный человек, но своего рода функция, призванная показать некий, увы, широкий пласт писателей весьма посредственного уровня. Потом я принялся размышлять, не без некоторого стыда, о собственном снобизме...
Я шел дальше. Точнее, я стоял, а дорожка несла меня. Впереди все отчетливее слышались голоса. Кажется, я попал в небольшое кафе, на скорую руку приспособленное под какое-то занятное действо.
Расставленные широким полукругом стулья заняты любопытными "зрителями", посередине за столиком сидят и громко разговаривают двое: девушка в строгом, но слегка помятом костюме, и щегольски одетый юноша. На столике - несколько пустых бутылок вина. Девушка, судя по нервной размашистой жестикуляции, уже довольно сильно пьяна. Юноша задает вопросы, вежливо улыбается.
Мне почему-то не понравились его ботинки, слишком блестящие.
- Так где, говорите, у нас случился Большой взрыв, Ольга Сергеевна?
- Еще раз повторяю, - девушка вздергивает на собеседника уже слегка мутные глаза, но отвечает внятно и четко, по-лекторски чуть растягивая слова, - у Большого взрыва нет центра. Другими словами, нельзя указать точку на небе, где он произошел. Кроме того, это не совсем "взрыв", это экспоненциальное расширение...
- Уй, "экспоненциальное"... Нет, давайте проще. Взрыв был? Был. Но раз был, то должна быть соответствующая точка пространства-времени, ну, где он был, взрыв-то, вы понимаете? Ведь и пространство, и время родились после Большого взрыва, ага?
- Нет! Да, время родилось, и пространство... Но еще раз повторяю...
- Ага, - юноша покивал, сложил руки на столике как прилежный ученик за партой, - вам подлить еще "Фалангины", Ольга Сергеевна? Молодое итальянское вино так чудесно, ага? Итак, родилось пространство - но где? И, главное, зачем? Вот вопросы!
В глазах юноши прыгали озорные искорки, он покачивал блестящим ботинком. Публика тихонько позволяла себе хихикать, а девушка, не замечая иронии, продолжала серьезно объяснять.
Я прислушивался одновременно и с интересом, и с чувством неловкости.
- Как же вы пишете научную фантастику, Алекс, если не знаете таких простых вещей!? - потеряв, наконец, терпение, крикнула девушка своему улыбчивому собеседнику, - Впрочем, извините, - она покраснела, - эти вещи, конечно, не простые, не каждому по силам в них разобраться... Но вы не желаете даже вникнуть в законы природы!
Юноша перестал улыбаться.
- Давайте по порядку. Во-первых, о какой природе вы говорите, когда человечество уж почти два века как совершенно от нее не зависит? И дождь, и ветер, и температура, и рождаемость, и все что хотите - все контролируется. Мы давно живем не в этой вашей гипотетической "природе".
Девушка чуть не задохнулась от возмущения.
- Но закон Ньютона есть вне зависимости от вашего желания!
- Есть, - легко согласился Алекс, - ну и что?
- Я вас не понимаю, - растерянно пробормотала девушка.
- Да все просто. Науки у человечества больше нет. Ее - а - нет формально, поскольку человечество в ней перестало нуждаться и за нее перестали платить деньги. Она - бэ - выпала из мировоззрения современного человека. Безусловно, есть прикладная технология: обслуживание машин другими машинами, которые все делают за людей, как то упомянутые мной дожди и погоды. По налаженным алгоритмам, которые, как это было доказано, улучшению не подлежат. Вы ж, Ольга Сергеевна, так любите и цените слово "доказано".
- Нет, позвольте, как это выпала из мировоззрения, когда ей занимаются?
- Ай, да не занимаются, не занимаются, донкихотство не в счет. С мировоззрением же так. Есть научная фантастика, такой раздел литературы. А в ней, к примеру, любые гипотезы возникновения Вселенной совершенно равноценны - все равно их никогда не проверишь. В литературе правда - все, что ни придумаешь.
- В научной фантастике надо писать правду!
Вокруг отчетливо захихикали.
- Ну, в том смысле, - смешалась и снова покраснела девушка, - что если в вашем придуманном мире не работает закон Ньютона, то, будьте любезны, придумать и обосновать замкнутую, логически непротиворечивую систему аксиом этого мира...
Алекс зевнул.
- Зачем?
- Наука не должна быть фоном для всяких поединков на бластерах!
- Почему? Вы снова забываете, что науки давно нет, а есть научная фантастика, в которой дозволено все, любой самый головокружительный полет человеческой фантазии. И это прекрасно! Слава богу, прошли времена, когда писатели-фантасты вынужденно плелись за научными открытиями, иногда разве совсем чуть-чуть, не принципиально, забегая вперед. Все, что точная наука могла сделать, она сделала. И ушла, как ушла когда-то астрология. Чтобы вылечить болезнь, человеку не нужна медицина - современный человек просто здоров от рождения. Биология, физика, химия и длинный список за ними - все это вымершие динозавры прошлого, нашедшие почетное место в музеях. Человеку больше не нужно знать огромного количества отягощающих память и воображение вещей! Наступило же однажды время, когда человеку оказалось не нужным тащиться в лес и убивать зверей ради пропитания? Теперь же Человек Современный может все свое время посвящать только творчеству. А вы и вам подобные, извините, донкихоты, тратите годы на изучение математики, чтобы с ее помощью изучать то, что находится за миллиарды миллиардов километров от Земли, да еще с пеной у рта доказываете, что знаете наверняка, как оно там все устроено! По меньшей мере, это выглядит жалко.
- Не смейте! - вдруг вскрикнула девушка, - наука есть! В этом институте есть ученые, которые продолжают изучать природу!
Рядом со мной снова появилась Света, озабоченно грызя длинный ноготь и оглядывая присутствующих.
- О каком институте она говорит? - тихо спросил я ее.
- А! - нетерпеливо отмахнулась она и скороговоркой сообщила, - в этом здании когда-то размещался Астрономический институт, возникший из обсера... обсерватории под названием Каподимонте. Ну, на звезды и другие камни небесные они там смотрели в свои перископы. А богатенький Витольд, - она мечтательно вздохнула - то ли по деньгам, то ли по самой витольдовой персоне, - арендовал большую часть здания и все тут перестроил. Ученые охотно на это пошли, денежки-то от государства они за свои звезды давно получать перестали. Остался директор и несколько его верных учеников, на голову двинутых, вроде этой вот Олечки Сергеевны в страшной юбке. Женщина в науке - как морская свинка, которая не имеет отношения ни к морю, ни к свиньям. Хорошо, правда? Надо записать, все пригодится.
- А чем они занимаются? - мое любопытство все-таки пересилило растущую неприязнь к разговору с ней.
- Говорят, у них куча дорогущих космических станций, с радиоволнами. А, да не знаю! Что-то в космосе болтается. Да не суть. Я вот еще сочинила, слушай:
"Наук так много было здесь, как в улье пчелов.
Надежду дарит на Земле Витольд ученым.
Нейтрино левый нужен им, нейтрино правый.
Ученов много - он один, с деньгой в кармане".
- Кого много, "пчелов", "ученов"?
- Ну, "пчелей", а тебе разница? Странный ты! Шустрей надо соображать... О! Вот он! Вот он! Наш Витольд!
Одиноко сидевший в сторонке с шахматной доской на коленях человек, видимо, закончив партию, аккуратно убрал фигурки в футляр, поднялся и подошел к спорящим. Он был на удивление молод, лет не больше тридцати. Простое обычное лицо, никакой импозантной гривы волос, или очков в золотой оправе, или что там еще положено таким личностям. Все почтительно притихли.
- Истинного устройства Вселенной, какое оно там ни есть, никто не отменяет, - миролюбиво сказал Ольге Витольд, - каждый волен заниматься чем угодно, я исключительно уважаю и вас и вашего учителя, тем более что и сам когда-то... Но вы забываете, что научная фантастика - это всего лишь малая часть огромного мира фантастики. Вы не только гоняетесь за призраками, желая реанимировать эту вашу науку хотя бы в фантастике, но и почему-то предъявляете претензии тем, кто научной-то фантастикой и не думал заниматься! Мы писатели, мы не обязаны разбираться в физике.
- Наука - основа настоящей фантастики, - в глазах девушки стояли слезы.
- Боже мой, да что ж вы за фантастику-то так переживаете, девушка милая? - добродушно удивился Витольд, - идите, идите, занимайтесь на здоровье устройством Вселенной, а фантастику оставьте писателям. И не унижайте прилюдно писателей незнанием ваших узкоспециализированных терминов, - добавил он уже без добродушия в голосе.
- Величайшие писатели-фантасты жили наукой, знали ее! Станислав Лем знал ее и уважал, а вы, господин Витольд...
По залу пробежал отчетливый возмущенный ропот. А мне, как и недавно со Светой, снова показалось неестественными эмоции: толпа была странно безликой, единодушной, она была словно декорацией к разговору.
- Вы, кажется, хотите учить меня писать? - Витольд не спеша налил себе вина из полупустой бутылки.
Какой-то высокий человек решительно протиснулся сквозь сомкнутые ряды стульев и быстро подошел к девушке.
- Ольга, вот вы где. Пойдемте. Сколько раз я говорил вам не устраивать цирк! Можно подумать, вам нечем заняться.
- Добрый вечер, Иван Александрович, - как-то напряженно протянул Витольд, - куда ж вы забираете вашу ученицу? У нас такой разговор интересный, вполне может послужить хорошим сюжетом сегодняшнего состязания, тему-то я еще не придумал. Быть может, "Женщина и Вселенная"...
- Виталий Иванович, - холодно отрезал пришедший, обращаясь к Витольду, - мне нет дела до ваших тем, о чем вам прекрасно известно. Нашли, перед кем бахвалиться!
Тут случилось странное. Некоторое время назад я обратил внимание, что голоса стали доносится до меня все глуше, и решил пойти поближе. И вдруг наткнулся на прозрачную стену! Дорожка, набирая скорость, уносила меня куда-то прочь. Я не разобрал ответной реплики Витольда... Вот досада! Вот так вот бывает и в книгах: идет диалог, ждешь от автора кульминации, логического финала, и вдруг - раз! - и текст уносит тебя в сторону. Уж не намеренно ли это сделано, в этом "чудо-тренажере" писательской фантазии...
Я сел на дорожку и терпеливо закрыл глаза, все равно мы ехали в полной темноте. Прошло, наверное, полчаса, и меня вынесло на открытый балкон: дорожка сделалась прозрачной и стала медленно носить меня по кругу, под высоким сводом. А внизу, опершись на изящный лепной бордюр, стояли Витольд и Иван Александрович. Они молча курили. Смотрели на вечерний Неаполь. С балкона вела вниз каменная лестница, заросшая травой и потемневшая от времени.
- Поймите же, фантастика - прежде всего, литература, это истории о людях, об их эмоциях, переживаниях. К чему мне строить сюжеты на законах Ньютона и, высунув язык, выводить какое-то там "правильное" устройство Вселенной? И еще раз повторяю, наука не есть необходимая составляющая фантастики! До смерти надоели отповеди, что я, де, не отличу черную дыру от кротовой норы. Похоже, многие из ваших сотрудников силятся найти отзвуки мертвой науки хоть бы где, хоть бы в литературе! Но повторяю, это не по адресу! - с жаром говорил Витольд, точно желая что-то доказать не столько собеседнику, сколько самому себе.
- А вас, похоже, все-таки эти претензии задевают.
- Они просто мне надоели! Я о высокой литературе, о людях, а они мне...
- Где же у вас люди-то, Виталий? - устало спросил Иван Александрович. - Вы и ваши юные подражатели давно заменили их суррогатами, куклами. Один персонаж - одна эмоция и не более того. Одни картинки и ни одной идеи. Огромный дом, полный картинок. И это, по-вашему, истинное творчество, ради которого человек освободил свое время, похоронив ту же науку?
- Заметьте, науку "хоронил" не я! Это был естественный процесс эволюции человеческой мысли. Кстати, а ведь занимательный сюжет: столько было написано и выдумано о науке будущего, но никому не пришло в голову, что она просто вымрет, за ненадобностью, что она дойдет до своего четкого предела.
- За науку, Виталик, мы после поговорим. Мы сейчас о людях. О литературе с большой буквы.
- Что, Иван Александрович, думаете, кропаем книги на один день? Реклама по принципу что новее, то и лучше?
- Именно так я и думаю. Рад, что вы это тоже понимаете.
Они снова замолчали. Внизу разгорались вечерние огни Неаполя. Где-то вдали, на набережной, низко гудели океанские грузовые корабли.
- Знаете, Иван Александрович... Создав это здание, я вдруг все отчетливее стал понимать, что фантастика, судя по всему, конечна. Ну, ее методы, приемы, темы, законы построения... Она конечна и вполне формализуема, как однажды оказалась конечной наука. Вот ведь как выходит - думали, что предел человеческой фантазии неисчерпаем, точно так же, как раньше думали, что неисчерпаемы тайны природы. И вот наука, к примеру, знает, что за пределами теории струн нет ничего. Стоп. Процесс познания окончен. И точно так же и я теперь знаю, что сюжеты всех фантастических историй исчерпываются моим Конгресс-Холлом. Стоп, понимаете, стоп! Дальше только одни повторы и больше ничего нового. Это страшно.
- "Конгресс-Холл". Убогое английское название, гигантский стальной цилиндр с золотыми буквищами посреди великого итальянского города, памятника древней архитектуры. Вам бывает хоть иногда противно от этого китча, Виталий?
- Это все продумано, вы не понимаете!
- Виталий, взгляните на город под нами. Это Неаполь, это очень древний город. Он знавал еще те времена, когда литература не исчерпывалась одной только фантастикой. Вот вам еще одна странная особенность эволюции человечества. Произведения, которые, как считалось, будут жить вечно, ушли и не оставили и следа. Кто сейчас вспоминает Шекспира, Чехова, Достоевского? Жажда новых миров, поиски иных реальностей сыграли с писателями дурную шутку. Они разучились говорить о людях. Просто о людях. Пишите вот о таких людях, которые зажигают огни внизу. Нельзя жить жизнью вечного балагана, мастеря миры для того, чтобы заставить "вертеться" персонажей, как ручных белочек. Не пора ли маятнику качнутся в другую сторону, не пора ли вернуться к человеку?
Витольд глубоко вздохнул:
- Что-то я все о своем... Что с вашим космическим проектом? Нашли что искали?
- Нашли, - улыбнулся Иван Александрович, директор Астрономической обсерватории, - глядишь, и идейку вам подкину. Будущее человечества полно сюрпризов, никто и подумать не мог, какие формы в действительности может принимать внеземная жизнь. Азимов бы позавидовал... нам с вами.
- Кто позавидовал?
- Не важно. Вам, кажется, пора начинать. Тему придумали, Виталик?
- Да, пора начинать. Конечно, придумал.
Они ушли. Дорожка спиралью опустила меня вниз. Я тихо перелез через бордюр и, осторожно ступая в темноте, пошел по каменной лестнице вниз, в город.
Снова булыжные мостовые, распахнутые двери маленьких магазинчиков и кофеен, гуляющие по набережной Санта-Лучии почтенные сеньоры в кремовых костюмах и широких шляпах с разноцветными ленточками. Овощной рынок.
- А вот сладкие клементины, вот апельсины, всего сотня ливров килограмм! Подходи, подходи!
- Да ты посмотри, что мне суешь за такие деньги! Этакую кислятину можно на обочине нарвать забесплатно!
- Ай, сеньора Франческа, ай, да что вы! Это ж лучшие плоды Сорренто!
- Ну да, прохвост ты старый, ну да! Ты еще скажи, что твоя дочка - лучшая партия моему Джиджи!
- Да твой Джиджи весь в маму уродился, ему и коза невеста! Так что пусть на мою Розанну глаза-то не пялит!
Я пристроился на бочке из-под яблок, достал блокнот и карандаш. И начал свою историю. Долгожданное вдохновение нахлынуло на меня, как всепоглощающий осенний шторм на каменные берега набережной Санта-Лучии.