Сквозь мангровые леса Нигерии вглубь от побережья пробирались трое белых людей - двое мужчин и одна женщина. Их сопровождали трое чернокожих йоруба, неся на головах странный багаж - сыры, бережно завернутые в пергамент и смоченную соленой водой льняную ткань.
Заболоченные заросли постепенно сменялись густым тропическим лесом.
- Серж! - услышал я деловой, но неизменно кокетливый голосок Анет. - Это пальма?
- Да.
- А бананы где? - Анет недоуменно оглядела гроздья темнеющих в вечерних сумерках оранжевых плодов величиной со сливу.
- Это масличная пальма.
- Для чего она?
Своими милыми вопросами Анет напоминала барышню, решившую организовать фермерское хозяйство и выспрашивающую, где у коровы ноги, а где вымя.
- Из ее масла можно делать мыло, - подзадорил я.
- Прекрасно! - с энтузиазмом воскликнула она. - Наберем их! Я организую производство элитного парфюма!
Чириканье маленькой изящной француженки мешало мне не больше, чем вопли попугаев. Ее очаровательная головка постоянно была полна грандиозными планами, но ни один из них, похоже, она так и не воплотила в жизнь.
Шумно проламываясь сквозь подлесок, появился Пьер. Снял очки, обтер толстой холеной ладонью пот с лысой головы, недовольно зыркнул на отдыхавших в тени носильщиков.
- Скажите им, Сергей Николаевич, что они не бревна тащат! У нас привал? Анет, дорогая, доставай хлеб и "шамбертен" - он не долежит до вечера. Проклятая жара!
"Ты в Африке, дружок".
На побережье, где они с Анет искали надежного проводника с рекомендациями, Пьер неопределенно назвался "ученым" и попросил держать путь к развалинам Ифе - некогда столице древней империи йоруба. "Пропавшее золото Ифе" - кто же о нем не слышал! Только вот последние триста лет слухи так слухами и оставались.
Была у этой парочки даже карта - надо сказать, довольно точная. Но что-то мне не нравилось - то ли странный груз, то ли их пугающая неприспособленность к экзотическим путешествиям. Впрочем, мне хорошо заплатили вперед.
Они расположились под раскидистым кайа со своими бри и блё. Питайся грифы не падалью, а зацветшими сырами, их налетела бы целая туча, потому что обед моих французов благоухал до небес.
Я тоже отошел в тень, к Гвала, Кгози и Чинеду. Сел рядом, скрестив ноги. Они, как и я, предпочитали есть утром, а сейчас были заняты гаданием.
- Ко айе ати ику, - мрачно бормотал Чинеду, снова и снова раскладывая кости. "Не жизнь и не смерть". Под их бормотание я задремал - мои спутники раньше следующего утра не тронуться, наедятся, наловят муравьев - у Пьера их уже целая банка - и устроятся спать. Пьер представлялся мне человеком основательным и целеустремленным. Однако в чем эта его цель заключалась - оставалось для меня загадкой.
Наступила ночь. Расшитая алмазами черная бархатная шляпа бога неба Олоруна накрыла африканский лес. Надо мной сплеталась кружевная арка звезд Млечного Пути.
Угасал костер, разведенный Гвала и Кгози. Французы безмятежно храпели в своей палатке. Мне снились кошмары. Обоняние тревожил едва уловимый незнакомый запах. Великий змей из легенд племен йоруба Айдо-Хведо кусал себя за хвост, а множество золотых змеек копошились у его брюха, шепча, как в сказках Бажова, "обратного ходу не будет". И наступал конец света.
***
На завтрак было "фуфу" - хлеб из ямса, - жареные бананы с острой приправой и немного кукурузного пива. Анет сморщила носик, Пьер и вовсе был занят - сосредоточенно клал в банку с муравьями кусочки сыра.
Лес дичал и мрачнел. Пьер, сверяясь с картой, говорил мне забирать все дальше от того пути, что мы наметили. В сумраке раскидистых красных деревьев кайа слышались крики длиннохвостых попугаев, потревоженных редким в этих местах зверем-человеком. Дикие же звери предпочитали держаться от нас подальше - это противоречило киношным представлениям о джунглях, о чем не без удивления сказала мне Анет, видимо, предвкушавшая поединки на ножах с крокодилами местной мутной речушки или на худой конец, с гигантской обезьяной.
Странный запах - сладковато-пряный, горчащий, но скорее приятный - усиливался. Чинеду и его товарищи шли молчаливо, настороженно.
Раз, когда мы с Чинеду отправились разведать дорогу, меня укусил мелкий перламутровый жук. Предплечье тут же покраснело и распухло.
- Это поцелуй Одудува, бога земли, - сказал Чинеду, осмотрев место укуса. - Делает твою кровь ядовитой. Крокодил долго не тронет тебя. Надо много пить и двигаться. Будет болеть, но пройдет. Ты поправишься, ты сильный.
Мы вернулись к оставшимся позади спутникам. У меня слегка кружилась голова.
- Ну, где вы там? - нетерпеливо спросила Анет, непонимающе и равнодушно скользнув взглядом по моей руке.
- Надо поторопиться, - сказал Пьер. - Мы уже близко.
- Близко - к чему? - не выдержал я. Руку дернуло от боли. - Кто вы такие, в конце концов!? Если кладоискатели, то все мало-мальски интересные развалины мы уже миновали!
Они переглянулись. Анет хихикнула. Пьер снял очки и досадливо потер переносицу.
- А не все ли вам равно? - спросил он.
- Каких таких наук вы "ученый"? Специалист по сырам?
- Почти, - улыбнулся Пьер. - Я повар.
- Что!?
- Видите ли, Сергей Николаевич... Одним словом, так бывает, когда в какой-то науке бьются и не могут найти решения задачи, а потом приходит человек из совершенно другой науки, со своими методами, так сказать, и со своим свежим взглядом. И находит решение.
- Не морочьте мне голову! - обозлился я. - Я должен знать, куда вы хотите попасть. Если не в Ифе, то куда?
- Я, повар, позволил себе проанализировать некоторые исторические труды касательно несметных сокровищ Центральной Африки. Вы вот не находите странным - много веков столько упоминаний о золоте, а не найдено ничего?
Я пожал плечами, от чего рука снова отозвалась болью.
- С сокровищами часто так бывает.
- Вот именно! - радостно подхватил Пьер. - Разгадка в том, что слово "золото" нельзя воспринимать буквально! Что значит "золото" для человека? Оно - символ безбедного существования, когда не надо заботиться о хлебе насущном. О хлебе! О еде, понимаете? Пропавшее сокровище - это не золото, это еда! Еда неисчерпаемая, способная насытить человека на всю его жизнь!
- И как вы нашли такое место? - вяло спросил я.
- Карта - моя, - не без самодовольства сверкнул Пьер глазами. - Я очертил тот немногий девственный лес, ближайший к великому некогда городу Ифе. Подобное можно сделать во многих странах, где ходят легенды о ненайденных великих сокровищах: например, на Амазонке. Только там площади больше и поэтому труднее искать. А можно поискать и в лесах Европы - помните сказку про Гензель и Гретель?
- Что искать-то?..
- Вы же чувствуете запах. Поверьте, мы совсем близко.
***
Анет сорвала травинку, сунула ее в рот. Деловито сообщила мужу:
- Пьер! Начинается.
Что-то происходило с лесом вокруг нас. Не изменяясь внешне, он менялся изнутри - трава сладко хрустела, кора деревьев по вкусу напоминала вяленое мясо - я не удержался и с любопытством оторвал вслед за Анет кусочек кайа, хотя есть не хотелось. Воздух густел, наполнялся ароматами.
Чинеду, а за ним Гвала и Кгози остановились. Опустили на землю багаж французов.
- Ну! - нетерпеливо прикрикнул Пьер. - Он вышагивал бодро, напоминая тучную, но очень крепкую и активную гончую, напавшую на след. Нелепое сравнение, но оно подходило как нельзя лучше.
- Близится Ёгун Одудува - проклятье бога земли, - сурово и торжественно сказал Чинеду. - Бог Христос велел людям трудиться, добывая свой хлеб. То же велят и наши боги. Мы не пойдем дальше.
А я подумал, что легенды о "пропавшем золоте" почему-то почти никогда не волновали местных. Оно, "золото", почему-то было нужно только жадным чужестранцам.
Йоруба ушли. Но согласились подождать пять дней на той поляне, где они гадали на костях.
Я плелся за Пьером - тот шел уверенно, тащил остатки сыра и банку с муравьями. Шел, как хозяин ресторана на свой склад. Рядом поспевала Анет, щебетала что-то про их чудный ресторанчик на Монмартре. Что они ждут, эти олицетворения туристического мышления, верящие, что любая страна предназначена для их удовольствия - булок на пальмах? деликатесов? вина в кисельных берегах и chocolat crocodile?
Одуряюще болела рука, и я пропустил момент, когда мы вышли на поляну, посреди которой голубело озеро. Пристроив руку на поваленный ствол, я потрясенно смотрел на лежащих на отмели крокодилов, хвосты которых плавно переходили в древесные корни, на птиц, бродящих в траве, чьи ноги были стеблями, а крылья - листьями... Попугаи клевали песок. Рыбы высовывались из воды, хватая губами воздух...
- Это рай! Здесь все - еда! - восторженно закричала Анет, побежала к озеру. - Надо собрать тут всего!
Пьер деловито высыпал муравьев из банки, вытряхнул сыр и прямо на траве принялся скатывать их в шарики, мять пальцами, добавлять песка и травы и пробовать, пробовать.
"Шеф-повар за работой".
Муравьи сновали по его ботинкам, но он не замечал этого.
Моя рука вдруг перестала болеть. Я глянул и обмер - кисть словно врастала в дерево, принадлежа уже не только мне, но и этой деревяшке. Я рванулся, оторвал руку, кинулся в заросли прочь от поляны. Рука снова заныла, покрылась коричневыми наростами, напоминающими древесную кору, я, всхлипывая, отдирал ее, не обращая внимания на кровь...
- Пьер! - заорал я. - Уходите отсюда!
Они не слышали. Стиснув зубы, я побежал назад. Смеющаяся Анет парила над озером, густой пряный воздух носил ее как на крыльях.
Я схватил Пьера за руку и потащил за собой.
- Да что такое? - возмутился тот.
- Я покажу, покажу, - бормотал я, таща его все дальше. - Иначе ж не поверишь... Вот, теперь стой, теперь...
Его рука заскользила, заструилась в моих пальцах. Я обернулся. Осклизлая гора плесневелого сыра, муравьев и песка оседала на землю.
Я побежал прочь. Да не поразит меня по дороге бог грома и молнии, великий Шанго, и даст мне встретиться с йоруба и добраться домой.
А Анет... Анет, наверное, все еще парит над озером, постепенно растворяясь в пряном воздухе чтобы жить вечно на той поляне - вот единственное дело, которое ей суждено довести до конца.