- Я кое-что тебе расскажу, - говорит Тургеневский Мальчик и забирается ко мне на колени. Ему так идет этот непосредственный полудетский жест, но меня почему-то всякий раз колет иголкой тревоги под ребра. Это как идти ночью по кладбищу и встретить девочку в белом платье, с мишкой Тедди и шариками.
Мальчик, кажется, не замечает. Опускает прохладные ладони мне на плечи, разглаживает ткань, ластится?..
- Слушай, - говорит Мальчик. - Когда ты был маленьким, то нашел на том чердаке, где уморил воробьенка, целый ящик книг из серии "Наука против религии" и прочел их все, потому что там были картинки. Особенно те главы, в которых про испанскую инквизицию. А потом все лето к вашей калитке приходили разгневанные женщины и жаловались твоей матушке, что ее сынок доводит их сынков до ночного энуреза рассказами о железной деве и каком-то звере торквемаде. Помнишь? Это были твои первые сказки, рассказанные другим. И первые создания. Их боялись, в них верили. Потому что ты всегда умел убеждать.
...Я натянуто улыбаюсь. Торопливо запускаю холодные руки ему под майку. Уже понимая, к чему он клонит. Я не хочу это слушать.
Мальчик хмурится и ерзает, ускользая от моих прикосновений. Передергивает плечами.
- Слушай дальше. Прошли годы. Ты учился в крошечном городе. Там росли каштаны вдоль тротуаров, а в реке по ночам дробились огни фонарей. И если встать на крыше девятиэтажки - самого высокого здания - река сквозь темноту казалась сплошь золотой. Ты с кем-то целовался в первый раз на самом верху конструкций железнодорожного моста, пока под ногами грохотал товарняк. В этом городе были твои места силы. Ты так любил его. И поэтому ты создал для него целый фольклорный пласт. Там до сих пор верят в призрак студентки в общежитии. И в трагедию барского дома. Что там было? Свадьба помещика с цыганкой? А дальше? Инцест или некрофилия? Ты уже не помнишь. А туда ведь школьники по ночам шастают, нервы себе щекотать. Ты всегда умел убеждать.
...Я легко трогаю его волосы, бережно заправляя за ухо мягкую прядь. У Мальчика глаза похожи на солнечное затмение, у мальчика дыра в груди и родинка над губой, у Мальчика что-то живет под кожей на худом запястье - возможно, что и пульс.
- Не надо, - говорю я.
- Слушай дальше, - говорит Мальчик. - Прошли годы. И однажды ты встретил человека. Тебе так хотелось чего-то настоящего, что ты создал для него самую лучшую сказку. Она и в самом деле была твоим главным шедевром. Такая красивая. Такая правдоподобная. Она ему очень понравилась. Он в нее поверил, потому что ты всегда умел убеждать. Он взял ее и сунул в себя. И стал таким, как тебе было нужно. По собственной воле. Потому что был вдохновлен и очарован. И именно поэтому ты смог его полюбить. Так?
- Нет. Не так.
- Ты знаешь, - говорит Мальчик. - А еще ты знаешь, как умеет отмирать инородная ткань. Отторгается. Превращается в кусок тухлого мяса. Носить в груди кусок тухлого мяса - так себе удовольствие, правда? И вот тогда все и закончилось.
- Хватит.
- Хватит, - миролюбиво соглашается Мальчик.
У Мальчика тонкий, почти невидимый шрам тянется от локтя до кисти. У Мальчика след от резинки на животе, под задравшейся майкой. Мальчик настоящий. Такой настоящий.
- А потом ты долго-долго был одинок, - шепчет Мальчик, тепло выдыхая каждое слово мне на ухо. - А ты не можешь один. Ты не можешь дышать один. Знаешь ведь, что самое забористое варят для личного пользования?
- Не надо.
- Тсссссс, - говорит Мальчик. - Ну подумаешь, у меня нет страницы в соцсети. Как будто у тебя она есть.