На грани выдоха и вдоха есть волна,

где жизнь от видимости освобождена,

упразднены тела и внешние черты,

и наши сути там свободно разлиты.

Юнна Мориц

17

Болото воняло хуже, чем все виденные им в жизни туалеты и помойки, вместе взятые, включая свалку химических отходов в Техасе.

Растази поморщился и попытался нащупать дно перед собой мечом. Меч не годился -тонкое острое лезвие проходило сквозь илистое дно как сквозь масло, не понять, удержит ли ногу. А подходящий посох остался позади, в куче добычи от последней битвы, там, где ждали друзья. Растази глубоко вздохнул и двинулся сквозь густую жижу, старясь дышать ртом. Страх провалиться и захлебнуться мерзостью нарастал в груди и в коленях, но он не давал ему воли, наблюдая как бы со стороны. "Я не буду бояться, ибо страх убивает разум" всплыла в голове строчка из любимой старой книги. Он шагал по Болоту Медленных Мучений и не боялся. В конце концов - чем была для него очередная смерть? Пара минут физических страданий (для человека, играющего в хоккей с семи лет, нового в этом было мало), потом яркий свет, целое тело и бегом через сумерки обратно к отряду. К голодным и уставшим друзьям, ради которых и пошел на охоту. Растази удвоил усилия, болотная вода пенилась за его мощным торсом, как за кормой корабля. В полумраке глаза его светились ровным голубым светом.

16

Мария разбирала добычу неторопливо, осматривая и чуть ли не обнюхивая каждый предмет. Когти и шкурки складывала в мешок для алхимии - снаружи он выглядел небольшим, как школьный рюкзак, но вмещал коллекцию ингредиентов объемом в пару залов Музея Естественной Истории и пару стогов сушеных трав, хватило бы пять коров всю зиму прокормить. Мария улыбнулась, вспоминая. Саймон терпеть не мог всю полевую работу, те пять лет, что они пытались спасти умирающую ферму ее отца, показались ему вечностью. Как же он радовался, когда они наконец продали землю, хотя она знала - если бы она не решила "продаем", он бы тянул ненавистную лямку безропотно, не говоря ей ни слова. Слишком ее любил, всегда, всю жизнь, вот уже сорок восемь лет.

Мария посмотрела на мужа. Здесь он выглядел коренастым и широкоплечим, как и положено гному, борода ему очень шла. Он сидел на большом валуне у воды и смазывал арбалет. Девочка, Катана, сортировала рядом с ним короткие стрелы, которые собрала по берегу, когда трупы врагов исчезли. Сама Катана билась посохом, который не требовал никакого ухода между битвами - даже кровь с него вытирать не приходилось, она исчезала вместе с мертвецами. Но поддержку стрелков она очень ценила и на привалах помогала, как могла. Марии нравилась девочка - тоненькая, грациозная, большеглазая.

- Ну Дарин, пожалуйста, - говорила она. - Спой еще эту песню про горы, ветер и огонь. И сосны на склонах. Она такая... такая...

Саймон (раз гном, то назвался Дарином, спасибо, что не Гимли) усмехнулся в рыжую бороду, затянул песню из Хоббита. Катана слушала зачарованно, уронив стрелы и руки на колени.

Оба гномика-мага тоже подтянулись поближе, их огромные кошачьи глаза заблестели. Были они очень похожи - хрупкие, большеголовые, кудрявые, одного роста - гному по грудь, а крупному эльфу вроде Растази так и вовсе по бедро. Девочка была чуть поразговорчивее, в бою из ее ладоней били огненные вихри и срывались шаровые молнии. Они обжигали даже крупных демонов, а всякую мелкую гнусь типа кобольдов испепеляли на месте. Мальчик не разговаривал ни с кем, кроме нее. Марии иногда кивал. На Растази и Саймона смотрел со смесью недоверия и обожания. Если бы не его способность примораживать к месту целые группы врагов, умирать им всем приходилось бы, наверное, гораздо чаще.

Мария была почти уверена, что и Катана, и эти двое - совсем еще дети. Она тяжело вздохнула - как же их сюда занесло? Отложила в сторону пару мягких наплечников и поясок - пригодятся малышам. Подняла посох, отливавший тусклым золотом. Человек-гиена, из которого он выпал, ростом был гораздо меньше длины этого посоха, но Мария уже перестала искать логику в подобных явлениях.

15

- Катана! Иди сюда, быстрее, сию же минуту!

Катана подскочила от неожиданности - глубоко ушла в свои мысли, забыла где она. Собственно, она понятия не имела, где она была и как здесь оказалась, но в какой-то момент это стало неважно, растворилось в рутине маленького отряда. Она смутно помнила острую боль и невыносимый, парализующий страх, потом свет, потом одинокие блуждания по яркому лесу с высокими деревьями, а потом их стало шестеро и Растази их куда-то вел.

Они искали Портал. За Порталом ждало Великое Чудовище, убить которое было очень-очень важно. Почему - никто не знал. Растази точно тоже не знал, но говорил, что, кажется, из Чудовища должно было выпасть какое-то могучее оружие, самое мощное в мире. Он был такой сильный и красивый, он так грациозно бился - как будто танцевал с мечом и щитом, он так смешно шутил в бою и после...

- Смотри! Возьми посох в руку, - что-то в голосе Марии заставило Катану отвлечься о мыслей о мускулистом красавце-эльфе и голубых сияющих радужках его глаз. Она протянула руку и Мария вложила в нее посох. Катана ахнула - небывалая сила и яростная радость прошла сквозь все ее существо, как дрожь от порыва ветра. Она крутнула посох, подпрыгнула, сделала подсечку. Посох вел ее, как сильный партнер в танце. Она закинула голову к сизому темнеющему небу и расхохоталась.

- Вот так удача, - сказала Мария и качнула изящными рогами. - Это оружие с золотым зачарованием - не чета зеленой ерунде, которой ты билась последние пару дней. И кто бы мог подумать - после обычной стычки со швалью на вонючих болотах! Надо спросить Растази, но мне кажется, ничего круче не могло бы выпасть даже из Великого Чудовища. И, конечно же, - она завела глаза - это не мог быть кинжал для меня, это должно было быть оружие, к которому я не знаю, как подступиться. Но я рада за тебя, Катана, да, очень рада.

- Можешь спросить Растази прямо сейчас, - громко пробасил Дарин (Катане чудилась невидимая, но явная связь между ним и Марией, как будто они все время держались за руки и гладили друг другу пальцы) - Вот и он, и не с пустыми руками!

- Что принес ты, мой добычливый друг? - спросила Катана, поигрывая посохом. - А посмотри-ка, что мы тут нашли, не сходя с места.

Растази поразился находке с приличествующим энтузиазмом. Он покрутил посох в руках, сделал им несколько выпадов (Катана ощутила укол ревности, глупой, потому что знала, что он никогда не изменит мечу и щиту), подбросил его высоко в воздух. Катана оттолкнулась от кочки, взвилась штопором, поймала, упала в полуприсед, победно обвела всех глазами. Маленькие маги захлопали в ладоши. Растази улыбнулся.

- Принес немного, вся еда попряталась перед грозой. Вот пара окорочков ящеров - никак не привыкну, такие они огромные, а съедобного мяса меньше, чем в курице. На обратном пути нашел гнездо, вот три яйца.

Группа приуныла. Яйца ящеров составляли их рацион чуть менее чем полностью с тех пор, как они вошли в зону болот. А окорочка, хотя и попадали в рот реже, надолго запоминались своей изумительной текстурой слегка размоченной картонной коробки и тонким послевкусием тины и грязных носков.

Растази рассмеялся и обнял Катану за плечи, прижав к своему мускулистому телу, гладкому под полосками кожаных доспехов, как полированный гранит, прогретый солнцем (сердце екнуло, вот же дура).

- Еще на обратном пути я нашел реку, мост через нее, стену с воротами и город за стеной. За городом море. Мы прошли Хляби насквозь. Кто хочет поужинать в хорошем трактире?

Все очень хотели.

14

Растази отодвинул тарелку, перевел дух и откинулся на спинку стула, но тут же охнул и сел прямо - спинка была украшена реалистично вырезанной головой кабана с крупными клыками. Покосился на хозяина - пока несли заказ, он сидел с ними, расспрашивал о новостях с Хлябей и с юга, из Железной Кузницы, хвастался своим увлечением - резьбой по дереву.

Растази повидал много трактиров - все похожие, как вставка из буфера обмена, с трактирщиками, которые могли бы все быть родными братьями, и как на подбор, имели какое-нибудь созидательное хобби. Уютнее всего было в той деревне, где трактирщик вязал крючком - подушки, подушечки и огромные пуфы, в изобилии расставленные и разбросанные по заведению, были очень удобными и радовали глаз.

Он обвел глазами повеселевшую компанию. Мария и Катана тихо переговаривались. Катана не могла расстаться с посохом ни на минуту, он лежал рядом с ней поперек стола. Дарин смотрел в огонь, барабаня пальцами по скамье. Наевшиеся шоколадных бриошей гномики с порозовевшими щеками играли в крестики-нолики на большой глиняной тарелке - девочка зажигала огоньки, а мальчик выкладывал кристаллы синего льда. Мальчик выигрывал раз за разом.

Громкий крик из центра зала заставил их всех вздрогнуть и схватиться за оружие.

- Конец! Наш мир у конца времен! Внемлите!

- Сейчас предложит покаяться, - предположила Катана.

- Покайтесь! - прогрохотал голос. - Ибо если Великое Чудовище не падет прежде, чем кончится Время, возврата уже не будет.

Смутное беспокойство и тревога затопили Растази. Он встал и двинулся к центру зала, ближе к пророку - или, как выяснилось через несколько шагов, пророчице - но с очень низким голосом. И очень низким вырезом черной кружевной блузки. Природа одарила пророчицу не скупясь, она воздевала руки вверх после каждого призыва и содержимое блузки упоительно колыхалось. Подошедшая сзади Мария поцокала с приподнятой бровью и неодобрительно посмотрела на Растази, как будто он имел к этому хоть малейшее отношение.

Пророчица смотрела прямо на него и молчала. Потом бросилась к нему, шурша юбками, и положила руку ему на грудь.

- Ты должен победить Чудовище до того, как кончится время, Воин. Именно ты.

- Почему? - тупо спросил он, чувствуя, как колотится сердце. Она была восхитительно, волнующе красива, почти как эльфийка, но с более плавными, человеческими чертами и такой мягкой кожей...

- Потому что доктор Грей и доктор Стивенс оба уже засвидетельствовали смерть мозга, - прошептала она, поднимаясь на цыпочки к его лицу. Ее дыхание пахло антибиотиком. - Твой отец уже позвонил раввину для прощания. Раввин Миллер сегодня занят, поэтому тебя отключат завтра, Джейми. У тебя еще есть время убить Чудовище...

Она прижалась к его губам, раздвинула их своими ("Эй! Ты чего!" - прикрикнула сзади Катана), и темнота поглотила Растази.

13

Бип. Кап. Кап. Хррр-псс. Биип. Кап.

"Джейми, малыш мой, зайка мой маленький, проснись," - говорил мамин голос. Она так старалась не плакать, но голос был тяжелый, в нос, пропитанный тоннами горьких слез. - "Солнышко мое, как же мы будем без тебя? У тебя же были такие планы, такая хорошая, интересная жизнь впереди. Такая длинная, длинная жизнь. И колледж, и путешествия, и друзья, и спорт, и игры твои компьютерные с мечами и чудовищами. И любовь, Джейми, столько любви. Проснись, мышонок! Тебе же было семнадцать на прошлой неделе. Ты такой большой и сильный, ты сможешь!"

Она говорила эти слова каждый день. Неделю за неделей. Месяц за месяцем. Сотни раз.

Мама разрыдалась, уткнувшись во что-то. Наверное, в его грудь. Он не чувствовал.

Кап. Кап. Бип. Хррр-псс...

12

Когда Растази открыл глаза, он помнил последнюю игру юношеской лиги в Бостоне, и три отбитые шайбы, и огромного канадского форварда, летящего прямо на него и не успевающего затормозить, и удар вывернутой головой о ворота, и хруст, и темноту. И мамин голос.

Весь отряд стоял на коленях вокруг него, лежащего на деревянном полу таверны. Прямо перед его глазами на полу валялась недоеденная куриная нога и кусок арбузной кожуры. Катана смотрела на него с беспокойством, гномики - со страхом, Дарин и Мария - с пониманием и жалостью.

- Вы знаете? - спросил он. Мария кивнула. Маленькие золотые колокольчики на ее рогах зазвенели.

- Давай-ка, вставай с пола, парень, а то они его тут отродясь не мыли, - Дарин ухватил его за руку, без видимого усилия поднял, усадил на лавку.

- Что я... Кто... Что со мной происходит? - спросил Растази, дрожа. Катана сунула ему в руку кружку горячего травяного чая, села рядом, прижалась легким телом.

- Ты - Зерно, - сказала Мария медленно. - Как один кристалл в насыщенном растворе начинает реакцию и задает структуру решетки, так и ты - создаешь структуру времени и пространства вокруг себя. И под себя, в соответствии со своими интересами и предпочтениями. Это очень редкий дар.

Она обвела рукой бревенчатые стены, дотронулась до рукоятки своего кинжала. Кинжал тут же засветился зеленым.

- Дай угадаю. Мир Воркрафта? Воин восьмидесятого уровня?

- Девяностого, - пробурчал Растази, вытирая губы - травяной чай оказался редкой гадостью. - А где я все это создаю?

- В Нигде, - сказал Дарин. - В отсутствии структур между мирами. То, что окружает нас - кластер. Он создает сам себя, но вокруг тебя. Ты - Зерно, понимаешь?

Он не понимал, хотя и очень хотел.

- А вы все? Я же не создаю вас? - спросил он с внезапным ужасом. Мария улыбнулась и дотронулась до его щеки.

- Конечно нет, дружок. Мы гости, путешественники, заплутавшие между мирами и втянутые в твой кластер. Что-то вроде гравитации. Мы все говорим на одном языке, хотя мы явно из разных стран. Наши тела созданы по лекалам твоей игры, нравится нам это или нет, - она бросила красноречивый взгляд на свои копыта.

- И вы все что, тоже в коме? - спросил Растази. Дарин положил руку ему на плечо.

- Нет, сынок, мы с Марией путешествуем во сне. Мы уже давно занимаемся, лет десять. Сначала учились запоминать, потом себя контролировать, теперь вот уже в Нигде выходим. Когда твоя Игра закончится, мы просто проснемся. За остальных не скажу, - он обвел всех вопросительным взглядом.

- Я не помню, - прошептала Катана, в ужасе зажмуриваясь, и видно было, как важно ей было не помнить.

- А мы ждем маму, - неожиданно сказал мальчик-гномик. - Она уже скоро.

11

После развода отец им еще немного помогал и приходил, а когда заново женился в прошлом году, то совсем перестал. Новая жена была в сто раз хуже мамы, совсем не такая красивая и высокая, а еще толстая и с усами. Их с мамой она искренне ненавидела.

- Я так больше не могу, - говорила мама извиняющимся тоном, расчесывая волосы Алимат перед сном. - Куда ни пойду, везде они. Или она одна, испепеляет меня взглядом. Или ваш отец, которого я все еще люблю. Сорок тысяч человек в Кизляре, а мы как будто по супермаркету ходим и сталкиваемся в каждом проходе. Я понимаю, что у вас школа и друзья, но мы поедем в Махачкалу, к дяде Ахмету. Он отдаст нам целую комнату. Пойдете в новую школу - ту, где я училась. Купим вам двухъярусную кровать.

- Чур, я наверху, - быстро сказал Садык, который, казалось, совсем их не слушал, а читал "Графа Монте-Кристо".

Дядя Ахмет очень любил сестру, своей семьи у него не было, и он им очень обрадовался. Возил их купаться на море, показывал достопримечательности.

- Все будет замечательно, - говорила мама, сгребая их в охапку и целуя по очереди. - Вы у меня такие взрослые и чудесные!

Они ехали на автобусе покупать учебники к новому школьному году - четвертый класс для Садыка, пятый для Алимат. Мама сказала, нужно подготовиться заранее, прямо в июне. На самом деле она просто соскучилась по своему прекрасному цветущему городу и радовалась любому поводу куда-нибудь пойти или поехать. Алимат сидела у окна, мама рядом. Садык стоял в проходе, держась одной рукой за поручень, другой - за "Властелина Колец", скользя глазами по строчкам. Женщина в черном, стоявшая за ним, шевелила губами, смотрела вверх. Почему-то Алимат не могла отвести от нее глаз. Автобус тряхнуло на выбоине, Садык уронил книжку, нагнулся за ней, и Алимат стало видно, как женщина что-то потянула у пояса, под толстой кофтой. Она посмотрела Алимат прямо в глаза, закричала - голос сорвался на визг - и тут мир надавил ей на глаза и исчез.

10

Садык открыл глаза - это было тяжело, но он знал, что надо. Алимат лежала прямо перед ним, ее выбросило из покореженного автобуса вместе с ошметками сиденья. Лица у нее не было, было что-то черное, кровавое, обгоревшее. Под ее головой лежала книжка - целехонькая - и кровь стекала на страницу с Горлумом и рыбой, картинка исчезала под красным. Алимат была мертва - это он понял сразу. Он подумал о маме и узнал ее руку, лежавшую на краю его поля зрения. Розовые ногти, родинка на указательном пальце, тонкое серебряное кольцо. Он с усилием повел глазами - мамы за рукой не было, рука лежала отдельно, оторванная у локтя.

Боли не было. Страха тоже. Садык просто отпустил сознание, перестал концентрироваться на этом участке реальности. Его глаза так и остались открытыми, из приоткрытого рта капала кровь. Потом перестала.

Он чувствовал свет - не видел его, но ощущал всем существом. Было тепло и тесно. А потом он оказался в пещере, и Алимат обнимала его. Она была маленькой и юркой, с большой головой и огромными блестящими глазами.

- Смотри, что я могу, - сказала она, поднимая ладонь. Над ладонью разгорался огненный мячик размером с теннисный. Алимат перебросила его с руки на руку, потом метнула в стену. Пещера слегка содрогнулась, с потолка слетела пара летучих мышей, недовольно пища.

- Пойдем отсюда, - сказал Садык. Они вышли из пещеры в заснеженный яркий лес.

- Хочешь придумать себе новое имя? - спросила Алимат. - Мы тут поиграем, пока мама не умрет, хорошо? Это недолго, у нее огромная гематома в мозгу, большая кровопотеря и легкое пробито шурупом. Они ей сейчас делают переливание, но оно не поможет.

- Я буду Фродо, - сказал Садык. - А ты?

Алимат подумала.

- Сэмми, - сказала она. - Мы будем Фродо и Сэмми. Ой, смотри, кто бежит с нами играть.

Небольшая стая кобольдов - крупных двуногих крыс - бежала прямо на них, завывая и потрясая дубинками.

Фродо и Сэмми встали плечо к плечу и убивали их, смеясь.

9

- Мне не успеть, - горько сказал Растази. - Я вспомнил карту. Портал на юге. Мы - в середине континента. Это несколько недель пути, да еще смотря как нас будут атаковать. В последней зоне демоны огромные, как слоны.

Все подавленно молчали. Трактирщик откашлялся за стойкой.

- Я, конечно, извиняюсь, что подслушивал. Хотя я всегда слушаю. Иначе скучно. Ситуация у вас, конечно, так себе. Но имеется предложение.

- Напиться? - поинтересовался Дарин. - Сделать тебе выручку у конца времен?

- Это тоже отличная идея, - спокойно кивнул трактирщик. - Но я имел в виду что отсюда, из Последней Гавани, ходят корабли. И через пару часов один отправляется прямиком в Долину Шипов. А это уж южнее некуда. Пройдете через джунгли, и вы почти у цели - в Искореженной Земле. Там до портала рукой подать. Хотя демоны там, говорят, действительно крупные.

- Все равно слишком долго, - горько сказал Растази. - Пророчица сказала - одна ночь.

- Мы можем успеть, - оживилась Мария. - Здесь время другое. И разное. Все это время, что мы сюда пробивались, кому-то из нас могло быть часом, кому-то месяцем, или секундой. Главное не сидеть сложа руки. Собирайте оружие, давайте к торговцам. Продаем все ненужное, чтобы хватило золота заплатить капитану. Быстро! Хватит рассиживаться, столько времени потеряли!

- Тебе бы, душа моя, полком командовать, - ласково пробурчал Дарин, прилаживая за спину арбалет. Он пошел к стойке расплатиться и хлопнул трактирщика по плечу.

- Спасибо за идею, брат. И даже за обе. Мы возьмем на вынос пару... - он посмотрел на Растази и Катану, - тройку мехов браги, и, - глядя на гномиков, - бочку сока.

- Апельсиновый есть? - с надеждой спросил Фродо.

- Есть, - ответил трактирщик. - Но не чистый, а с добавлением туман-ягоды. Иначе он в наших краях скисает быстро.

8

Дарин сказал, что сам будет торговаться с капитаном.

- Если тебя послать, капитан столько слупит, что мы прибудем в Долину Шипов голыми, безоружными и будем отпугивать демонов видом наших голых задниц, - сказала Мария приунывшему Растази. - А мы три года жили в Бахрейне, на арабском базаре знаешь как торгуются!

Капитан совершенно точно не бывал в Бахрейне, но торговался в лучших традициях арабского базара. Когда Дарин помахал им рукой со сходней, лицо его было красным, а борода - всклокоченной. Золота в кошеле больше не было, на дне болталась пара медяков.

- Зато все включено, - оправдывался он. - И еда, и питье. И развлечения. Полчаса в день после рассвета боцман будет играть на дудке.

Корабль вышел в ночное море.

Рассвело рано, боцман безбожно фальшивил. Корабельное меню состояло из пересоленных жестких галет, сушеных мелких рыб с четырьмя глазами и мутной воды из бочки.

- Зато можно есть и пить сколько хочешь, - оправдывался Дарин, краснея под укоризненными взглядами.

На палубе было свежо и солнечно, дерево досок пело под их шагами.

- Отличный звук у этой палубы, - сказала Мария. - Знаете, а я в юности два года занималась чечеткой. Но тогда у меня не было копыт!

Она танцевала на верхней палубе, ее копыта отбивали зажигательный ритм, золотые волосы развевались, матросы побросали снасти и тоже прибежали смотреть и хлопать, а Дарин сидел на бочке, не сводил с Марии глаз и улыбался. В его глазах было столько любви и гордости, кто у Катаны защемило сердце.

7

Она по-прежнему не могла вспомнить, как она сюда попала, но в одном была уверена - она никогда раньше не видела моря. Море было прекрасно. Капитан приказал сбросить за борт запасной парус и они вдоволь наплавались в теплой воде. Даже Растази повеселел, четыре раза улыбнулся Катане (да, она считала!), согласился немного поразмяться с оружием. Они потренировались на верхней палубе, но недолго, потому что Сэмми упала за борт, Фродо прыгнул за ней, на них тут же напал человек-акула, но к тому моменту, как Растази и Катана подоспели на помощь, уже сильно об этом пожалел.

Катана была очень счастлива. Ночью они все вместе лежали на палубе, глядя на крупные немигающие звезды и три луны высоко в небе.

- Я тоже хочу быть Зерном, - сказала Катана. - Этому можно научиться?

Мария улыбнулась в темноте.

- Научиться нельзя, дружок. Но знаешь, чем дольше я живу (а живу я уже очень долго), тем сильнее мне кажется, что все мы - Зерна. Бог посеял нас, и смотрит, как мы растем. Ждет урожая. Улыбается.

- Я бы предпочла уметь сгущать миры вроде этого, - пробурчала Сэмми.

- Рано или поздно ты попадешь туда, где это случится. Мир бесконечен. Любовь бессмертна.

- Я не уверен, что этот дар мне так уж в радость, - тихо сказал Растази. - Тут я Зерно, а там я - овощ. Вот-вот умру. Мама плачет.

Катана ощутила к нему такую любовь и нежность, что сама испугалась, было больно, как будто ребра не могли удержать сердца. Она поднялась на локте и положила руку ему на грудь.

- Не умрешь, - сказала она твердо. - Я ради тебя это Чудовище руками по косточкам разберу.

Было темно, все остальные смотрели в небо. Катана поцеловала его в губы, положила голову на плечо. Он погладил ее по волосам.

- Откуда ты только взялась, чудо такое?

Катана расслабленно улыбнулась, и вдруг поняла, откуда.

6

Катрин навсегда запомнила, как мать рассказала ей о ее появлении на свет.

- Если бы не бабка твоя, чтоб ее на том свете черти драли, я бы сто раз аборт сделала! - говорила мать, отхлебывая шнапс прямо из бутылки и поводя в воздухе сигаретой. - Она мне не дала. Теперь она умерла, а я с тобой на всю жизнь застряла. Ни расслабиться нормально, ни мужика привести.

Семилетняя Катрин с трудом представляла, насколько расслабленнее и беззаботнее жила бы мать, не будучи обремененной тупой и неблагодарной дочерью в ее лице. Ведь она и так нигде не работала, получала на нее пособие, иногда открывала бутылку вина или шнапса прямо с завтраком, а мужчины у нее менялись быстрее, чем Катрин запоминала как их зовут. Некоторые жили по нескольку месяцев, пытались с нею разговаривать, спрашивали про школу. Катрин отвечала немногословно, чего зря стараться, скоро они исчезали из их жизни.

Когда Катрин исполнилось тринадцать, у матери появился Йенс. Он был высок, белокур и хорошо играл на гитаре. Курил, но не пил, и мать, влюбленная в него, как кошка, тоже потихоньку перестала. Они ходили вместе в кино, в зоопарк, ездили на выходные в Берлин. Мать, говоря о нем, стала употреблять слово "муж" - сначала украдкой, как бы обмолвившись, потом все смелее и смелее. Катрин поверить не могла неожиданному семейному счастью - настоящий отец, интересующийся, любящий, ласковый.

На ее пятнадцатилетие они смотрели "Хоббита" - с очками и попкорном. Песня гномов прошла сквозь ее грудь, как стрела, она сидела, замерев, и не сразу поняла, что рука ползет по ее колену, и чья эта рука. Йенс даже не смотрел на нее - все его внимание было на Бильбо, который забыл носовой платок. Рука забиралась все выше. Йенс хрустел попкорном и рука, казалось, была совсем отдельна от него и он понятия не имел, чем она занималась. Катрин провела остаток фильма в ужасе и оцепенении, забившись в угол сиденья, пытаясь увернуться от возвращающейся руки Йенса.

Через три дня мать вышвырнула ее из дома. Был декабрь и шел снег. Она ходила по городу, дрожащая и потерянная. Плакать она почему-то не могла.

Штефан увидел ее на мосту через Плайсе за три дня до Рождества. На ней была промокшая куртка, она смотрела на воду большими остановившимися глазами с выражением, которое ему очень не понравилось.

Он взял ее за плечи и повел к себе домой, в квартиру над клубом, где жил с Генрихом. Тот вначале не пришел в большой восторг, но когда Штефан напомнил ему про Рождество, а также вольно пересказал "Девочку со спичками" Андерсена, согласился поселить девчонку на кушетке в гостиной. Днем Катрин читала, готовила, рисовала - Генрих показал ей технику мазков и разрешил брать свои краски. А вечером они спускались в клуб - он достался Штефану от отца - и танцевали, болтали, слушали музыку. Катрин проколола нос, бровь и ухо в трех местах. Весь апрель она рисовала картину для клуба красками, светящимися в темноте. Когда Генрих увидел готовый холст, он помолчал пару минут, потом сгреб Катрин в охапку и расцеловал в обе щеки. Картину он повесил в самом центре, у танцпола.

В июне у Генриха была выставка в Берлине, они со Штефаном уехали за неделю до открытия. Катрин осталась на хозяйстве. Она выскочила в магазинчик на углу за хлебом и помидорами, а когда возвращалась и открывала дверь, кто-то схватил ее сзади и бросил через весь коридор.

- Вот, значит, где ты спряталась, - сказал Йенс, входя и закрывая за собой дверь. Щелчок замка прозвучал, как выстрел. - Как удачно, что я проходил именно по этой улице и тебя заметил. Хорошая квартира. Чем, интересно, ты на нее заработала?

Он стиснул ее плечо так, что она застонала, потом опять толкнул ее через всю комнату. Она упала на мольберт, он развалился на деревяшки. Йенс шел за ней, он дернул ее с пола и сильно ударил по лицу, потом снова отбросил. Катрин приложилась головой о стену и тут же оказалась в лесу у старой часовни.

- Приветствую тебя, храбрая воительница, - проблеял старческий голос. - Долго я ждал того, кто поможет мне. Вот тебе посох и нож, красавица, иди-ка воон туда, за те деревья и убей и освежуй восемнадцать волков. А то они режут мой скот.

Катрин пожала плечами и стала Катаной.

5

Они прошли сквозь Портал еще утром, а сейчас солнце уже стояло над головой. Растази заставил их проверить и наточить все оружие, наесться и напиться, перетянуть доспехи и сходить в туалет.

- Я зубы не почистила, - с сарказмом сказала Сэмми. - Мы обречены.

Растази мрачно посмотрел на нее и забросил щит за спину.

- Ладно, пошли, - сказал он, и первым двинулся по тропинке между скал.

Чудовище было размером с автобус. На мускулистом паучьем теле сидела голова демона в хоккейной маске и шлеме цветов канадской юношеской сборной. Под маской ходили взад-вперед жвалы, сочившиеся зеленым ядом. Там, куда падали капли, камень дымился. Часть лап заканчивалась щупальцами с присосками. В каждой присоске виднелась маленькая зубастая пасть.

Растази повел мечом.

- Смотрите, здесь проход между скалами узкий, ему не пролезть. В критической ситуации отбегаем сюда, быстро восстанавливаем здоровье, бежим обратно, продолжаем. Мария, ты не трогай Чудовище, стой тут рядом и лечи, а то у тебя сил не хватит.

Мария кивнула, достала из-за пояса зеленую фляжку, отхлебнула, сморщилась.

- Усиливает целительные способности, - объяснила она. - Такая гадость! Как сироп солодки с кайенским перцем.

- Нападаем, - сказал Растази и бросился к Чудовищу. Дарин поднял арбалет и шагнул вперед. Катана зашла сбоку и пошла молотить посохом. Фродо и Сэмми метали шары огня и льда. Мария подняла открытые ладони, над ними стояло желтое сияние. Она закрыла Растази огромную рваную рану на спине, убрала с Сэмми ожог от зеленого яда, которым Чудовище активно плевалось вокруг, уворачиваясь от меча и посоха.

Дарин охнул, его плечо задымилось. Мария не стала тратить энергию на него - могло не хватить на Растази, а гномы народ крепкий. Подымится и перестанет.

Чудовище, продолжая активно отбиваться, вдруг испустило высокий крик, потом еще и еще. Со скал запрыгали демоны поменьше - черные, гибкие человеко-пауки. Их было слишком много.

- Отступаем, нам не одолеть, - закричала Катана, но демоны преградили ей путь, хватая и рассекая кожу множеством кинжальных когтей. Двое забежали за Растази и рвали ему спину. Растази продолжал рубиться с Чудовищем, как будто не чувствовал. Мария в отчаянии подняла глаза к небу. С неба спускалась на мощных крыльях фигура, окутанная сиянием.

- Мама, - закричал Фродо. - Мамочка! Мы здесь!

Огромное щупальце схватило его, подняло в воздух, присоски легли на шею.

Фигура в воздухе махнула рукой - щупальце обратилось в пыль и рассыпалось.

- Отступаем, - закричал Растази.

Чудовище укрылось под скалистым навесом, с неба его было не достать, но всех мелких демонов ангельская фигура быстро выжигала движениями рук.

- Красивая у вас мама, - сказал Дарин. - Что делать будем? Оно слишком большое, мы его убиваем слишком медленно. Оно нас всех по одному перебьет.

- Я знаю, - сказала Сэмми. - Вы отдыхайте, а мы пойдем на него прыгнем и себя полностью в него разрядим. Потом мы кончимся и уйдем с мамой, а вы его прикончите.

- Ой, - сказала Катана. - И вы уйдете навсегда?

- Мы уже ушли, - сказала Сэмми тихо. - Просто чуть-чуть задержались с вами. Было так здорово! Мы прощаемся. Нас зовут Алимат и Садык.

- Ты уверен, сынок? - Дарин склонился к гномику, заглянул в глаза.

- Это магия имени, - сказал Садык. - Назвался Фродо - надо быть готовым принести себя в жертву во благо мира.

- Хватит трепаться, - прервала его Алимат, разжигая шаровую молнию над соединенными ладонями. - Мама ждет, пошли.

- Да, нам пора, - закивал Садык. - Мы сейчас взорвем и отморозим Чудовищу все, что сможем, вы его добивайте, а мы пойдем к маме. Заставлять ее ждать невежливо, а в исламе матерей очень уважают.

- Везде матерей уважают, - сказал Растази, глубоко вдыхая и закрывая себе широкую дымящуюся рану на шее.

- Не всех, - процедила Катана.

- Спасибо вам, прощайте, - закричала Алимат, увлекая брата вперед. Ущелье взорвалось синим и оранжевым, Чудовище заскулило и забилось, а в небе растаяли три светлых пятна.

- Прощайте! - крикнул Растази так громко, что эхо заметалось в скалах.

И они опять побежали к ослабленному Чудовищу и продолжили бой. Оставалось совсем немного, когда мир стал таять и проваливаться.

- Меня отключили, - простонал Растази, роняя щит и хватаясь за грудь. Меч в другой руке отсек очередное щупальце. - Мы не успели.

4

Любовь к нему затопила Катану, наполнила ее силой и яростью. Невероятным прыжком, оттолкнувшись от скалы, она взвилась штопором, приземлилась прямо на голову Чудовища и содрала с него шлем. Яд разъедал ей ноги, но она не обращала внимания. Под шлемом был открытый мозг - серый с зелеными прожилками, пульсирующий, омерзительный.

- Вот тебе критический удар, - воскликнула Катана, вгоняя конец своего прекрасного золотого посоха прямо в середину. Мозг взорвался, покрывая ее кислотой с головы до ног, растворяя, уничтожая.

На секунду, перед тем, как ее глаза лопнули, она успела в последний раз посмотреть на Растази - бледного, дрожащего, шатающегося.

"Надо сказать ему, как я его люблю," - мелькнула мысль.

- Оно сдохло, хватай меч! - закричала она, уже слепая, потом ее губы стекли по подбородку, а мир рассыпался.

3

- Надери ему задницу, девочка! - крик Марии был последним, что Катана услышала перед тем, как скалы исчезли, как будто были нарисованы на отдернутой занавеске.

Часть Йенса, нависавшая над нею, не была задницей, хотя и торчала из той же географической области. Он сидел на ее груди, сдавливая ребра. Его колени прижимали ее плечи. Он тяжело дышал.

- Очнулась, сучка маленькая? Я всегда видел, как ты на меня смотрела, все эти два года. Признавайся, хотела, да? Ну, сейчас получишь по полной.

Катрин знала, что сейчас она должна была зарыдать и начать умолять.

Катана расхохоталась. Катана собралась, как пружина.

Она бросила таз вверх и вперед, и колени с силой стукнули Йенса по затылку. От неожиданности и боли он подскочил, она толкнула его вбок, вывернулась и встала на ноги. Когда она увидела, что он ее полностью раздел, злость и ярость, казалось, полились у нее из ушей. Йенс уже поправил штаны и шел на нее, пыхтя. Ростом он был под два метра, светлые волосы растрепались, голубые глаза холодно блестели.

"Гитлер бы его чучело в музей поставил," - подумала Катрин, поднимая ножку от мольберта, как посох. - "Истинный ариец."

Посох вел ее, как партнер в танце. Прыжок, удар, подсечка, удар. Затылок Йенса гулко стукнулся о паркет. Катрин хотелось плюнуть на его неподвижное тело, но рот пересох, слюны не было. Она завернулась в плед с дивана и пошла звонить в полицию от соседей - ее телефон был оборван.

У нее было столько дел и планов на ближайшее время!

2

Мария открыла глаза и глубоко вдохнула. Пахло кофе, жареным хлебом и беконом. Внизу раздался глухой стук и сердитое бормотание - Саймон уронил что-то тяжелое. Наверное, сковородку. Она улыбнулась и пошла чистить зубы.

Саймон ждал ее за столом вместе с "полным английским" завтраком - яичница, бекон, гренки, бобы в томате. Она склонилась над его головой, поцеловала лысую макушку.

- Лучше еще не бывало, - сказала она. - И не знаю, будет ли. Надеюсь, мальчик справится. Такой Дар, я завидую.

- У тебя тоже дар, - сказал Саймон. - Ты самая лучшая женщина на свете. А мальчика нужно найти и научить. Конечно, он справится. Он же успел взять меч.

Мария посмотрела на его нагруженную тарелку и поняла, как голодна.

- Не забудь выпить свои таблетки перед едой, - сказала она, отправляя в рот кусок бекона. - А то опять давление подскочит.

Вздохнув, Саймон зашуршал коробочками. В шестьдесят восемь, увы, о таблетках забывать нельзя. За его спиной, на барной стойке, Мария увидела открытый ноутбук с купленными билетами Лондон-Лейпциг.

- Когда? - спросила она.

- Завтра утром, - ответил Саймон, запивая лекарства водой. - Чего тянуть. Надо забирать девчонку. Как раз успеем до нового учебного года оформить опекунство и подать документы в колледж. Ты запомнила, как ее найти?

- Сколько, по твоему, в Лейпциге может быть ночных клубов с названием "Белый Кролик"?

Саймон улыбнулся и поднял брови.

- Это же немцы. Неожиданный народ. Восемь?

Мария рассмеялась - он обожал ее смех. Они поели с большим аппетитом.

- Пойдем пить кофе на балкон, - сказала она. - Такое ласковое утро. Я хочу смотреть на море.

Они смотрели в море, а море смотрело в небо, и они улыбались друг другу.

1

Бип, кап-кап, биип, кап-кап.

Джейми висел в тесной темноте, будто застряв в трубе в кошмарном сне. Ни вперед ни назад он двинуться не мог, тело не слушалось и не ощущалось, глаза не видели, а стенки трубы начинали сжиматься.

Рядом кто-то тихо плакал и тяжело дышал.

Биип, кап-кап.

Джейми очень хотел вдохнуть, но труба сжимала его все сильнее, и воздух не мог войти. В ужасе он дико забился об стены, так, что тело затрещало, как старая ткань, вот-вот разорвется. Он так хотел вдохнуть, так хотел жить дальше, обнять маму, пойти в колледж, бежать по траве, есть виноград, стоять в воротах с клюшкой, быстро вести машину с открытыми окнами в летний вечер, найти и полюбить Катану, как бы ее ни звали в настоящей жизни... Жизни - он так хотел жизни и не мог ее вдохнуть.

- Не надо бояться, - сказал Растази в его голове. - Страх убивает разум. Смотри - вот твой дыхательный центр. Я нажимаю.

И воздух, сладкий воздух ворвался в его легкие. К писку мониторов добавился хрип его дыхания. Труба разжалась, ее стены разошлись в стороны. Теперь ему нужен был свет.

Джейми посмотрел вниз - и в синем полусвете своих глаз увидел руки Растази, мускулистые гладкие руки, сжимающие золотой меч, выпавший из Великого Чудовища. Он поднял меч и ударил по стенке трубы. Он рубил сплеча, не останавливаясь, слыша, как участилось его хриплое дыхание. На пятом ударе стена лопнула и его окутал яркий солнечный свет, льющийся в палату из окна мимо зеленых занавесок и людей, столпившихся у его кровати. Джейми моргнул и повернул голову.

Моника смотрела на бледное неподвижное лицо своего мальчика и кусала щеку внутри, сильно, в мясо, глотая кровь, чтобы этой монотонной болью закрепиться в секундах, когда Джейми еще жил. Она помнила, как он брал грудь, как он гордо сидел на горшке, как его толстая маленькая ладошка тянула ее за палец на прогулке, как от волнения его вырвало в машине в первый день по дороге в школу, как он играл Пиноккио в школьной пьесе и длинный нос из папье-маше отвалился прямо на сцене, как хоккейная команда качала его, когда он отбил невозможную шайбу, и они победили, как они сидели все втроем за компьютером и выбирали колледж. Она сглатывала кровь, снова сжимала зубы, и Джейми жил, жил, жил в эти секунды - во всех ипостасях и возрастах одновременно, и она любила его так, как никто никого и никогда не любил и больше не сможет.

Секунды тянулись. Монитор пищал ровно. Джейми дышал - хрипло, надсадно, с трудом, но дышал. Моника не смела надеяться.

- Иногда это длится некоторое время, - кашлянул рядом врач. Она ощутила к нему острую ненависть.

Джейми открыл глаза и попытался сесть.

Моника закричала. Она кричала громче, чем когда рожала его - хотя тогда лопались сосуды в глазах, выворачивались мышцы и рвалась кожа. Сейчас рвалась душа - и в ее голосе были семнадцать лет любви и четыре месяца надежды и страха, и семь минут горя и ужаса и ожидания конца. Джон держал ее за плечи - она чувствовала, как дрожат его руки.

- Мама, - прошептал Джейми и попытался улыбнуться. Она шагнула к нему, увлекая за собой мужа, обняла его ноги и заплакала.

0

Где-то далеко грустный врач показывал санитарам, в какую ячейку в морге задвинуть труп совсем еще молодой женщины. "Чтобы рядом с детками" - подумал он. Наверное, это было уже не важно, но ему казалось, так будет хоть немного лучше. Терпимее.

Где-то звучала сирена - полиция приняла вызов. Молодую девчонку избил и попытался изнасиловать отчим - но ей удалось его оглушить и убежать к соседям.

Где-то двое влюбленных стариков пили кофе на балконе, глядя на спокойное море.

На Земле шли поезда, охотились лисы, росли деревья, рождались и умирали люди. Над Землей раскинулось большое высокое небо.

В мире стояло лето.