Помню, было это прошлым летом. 3аехал я как-то к Абрамычу на работу. Он тогда работал рядовым инженером в АТП. Теперь он большой человек, "кооператор". Выпили мы с ним, в пинг-понг поиграли. Поддался я ему пару раз, растаял мой Абрамыч. Растаял и говорит мне, эдак абсолютно по-дружески, можно сказать, почти задушевно, послушай, дядя, мои-то на юг уезжают, а я только через неделю к ним, так что, сам понимаешь, можно и пошалить. 3аметано, говорю я. Только, видишь ли, говорит Абрамыч, у меня есть подружка. И у меня, говорю, есть. Так-то оно так, вкрадчиво продолжает Абрамыч, но свеженькая, она всегда лучше. Так что, думай. Ну, думаю, и скотина же этот Абрамыч, опять за свое. Все его почему-то на новеньких тянет. А по мне, наоборот, старое
оно как-то привычнее. Правда и новое неплохо, особенно на халяву. Но вслух, однако, говорю: ясно, будем стараться. Чего стараться, действовать надо, не унимается Абрамыч, времени-то
в обрез. Нервничая, он, как обычно, ковыряет в носу. Ладно, говорю я, сегодня у нас что? Кажись, четверг. Так что прямо сегодня поскочу на танцы, может что и получится. Так что готовтесь, если что, я позвоню. Ладно, говорит теперь уже Абрамыч, буду ждать.
Ну что, видать делать нечего, поплелся я на танцы. Жене наврал, что в гости пошел, обещал, если что, позвонить. Пришел на танцы, баб - море. Есть и ничего, но ведь выбирать надо наверняка. И, главное, чтоб без последствий. Последствий, мы мужики, ок как не любим. Пригласил одну, другую, нет, все не то. То подружки нет, то сама ни рыба, ни мясо. Что же делать? Поводил
я по сторонам глазами, нет, ничего не видать. Расстроился я, присел в уголке. Сижу, грущу, а времени остается все меньше и меньше. Еще три, четыре танца и все, баста, можно выметаться. И вот тут мне и повезло. Не поверите, но я сразу почему-то понял, что на этот раз все будет о'кэй. То ли потому, что она сама подошла, то ли еще почему, - не знаю. Подошла она ко мне и запросто так говорит: что сидишь скучаешь, может потанцуем. Еще как потанцуем, говорю. Танцуем мы, хоть я танцевать и не умею, но дело свое мужское туго знаю. Лапаю дамочку на совесть, впрочем сугубо в рамках приличий. А рамки приличий на танцах, сами знаете каковы, так что после первого танца, мы уже стали почти друзьями. А после второго и вовсе, можно сказать, близкими людьми. Ну, думаю, кажись, дело налажено, можно
и выметаться, чего на пустяки время тратить. В конце концов не танцевать же я сюда пришел. Только мы собрались уходить, подожди, говорит она, пойду подружку предупрежу. Подружку, говорю я, это хорошо, и от радости аж подпрыгиваю. Ну,
думаю, Абрамыч, сукин ты кот, кажись и тебе отломится. Поговорила она с подружкой, объяснила ей видно, что и как. Подходит ко мне эта подружка, на вид весьма ничего. Как говорит Абрамыч, годная к употреблению. Подходит и говорит, что, мол, она не прочь провести время в компании, как она выразилась, компанейских парней. Правда сегодня, может уже поздно. Какое поздно, говорю, самое что ни на есть время. Ну, если так, говорят дамы, теперь уже обе сразу, то мы согласны. Ну, что ж, сказано - сделано. Звоним Абрамычу, а он, подлец, до чего гнусная все-таки образина, еще и кочевряжится. А может на завтра, говорит, отложим. Пожалуй, лишь я один могу безболезненно переносить его подлые выходки. Нет, говорю, парень, не выйдет. Люди серьёзныё, выкрутасов не любят. Ну, что же, сдается Абрамыч, приезжайте, а бабы то хоть ничего? Ничего, даже очень ничего, говорю я. А как насчет того, чтобы встретить? Да ты что, Абрамыч аж начинает заикаться, мне еще и заезжать за вами? Нет, это слишком, и Абрамыч кладет трубку. Обругал я Абрамыча, правда про себя, самыми что ни на есть черными словами. Обруrал, ну и поплелся ловить такси. А самому как-то не по себе. То ли перед девчатами неудобно, то ли денег на такси жалко. Такси ловили долго, минут пятнадцать, наконец, поймали. Водитель, тоже падло, видя, что я с бабами, заломил два червонца. Такой наглости даже я не ожидал. Этот, пожалуй, почище Абрамыча. Хотел я было вскипеть, да вовремя одумался, а может все и окупится.
Приехали мы к Абрамычу. А он, каков китрец, нас, аж, у парадного встречает, и в руках держит, не поверите, по цветочку. Ну, думаю, молодец, дело в шляпе. Будет нам в этот раз пожива. А девчата, те прямо растаяли. Подружка так та так призывно застреляла глазами, что только держись. Да и у моей похоже тоже слюнки потекли. Квартира у Абрамыча аховая. Планировка чудесная: широ-
кий коридор, могучий холл, комнаты, хоть и две, зато какие. Меньшая и то восемнадцать метров. Девчата, как только надели тапочки, Абрамыч, он порядок любит, так сразу заперлись в ванной, как говорится, наводить марафет. Старались они похоже основательно. Мы с Абрамычем успели за это время не только накрыть стол, но и обсудить во всех тонкостях план наших дальнейших действий. Было решено, что я остаюсь в гостиной, а Абрамыч идет в спальную. К тому же было бы не худо потом и поменяться дамами, но это уж как получится. Наконец, дамы изволили объявиться. Дальше все произошло, как обычно и происходит в подобных случаях. Сначала выпили, затем потанцевали. 3атем снова выпили, снова потанцевали, и так несколько раз подряд, пока окончательно не созрели: После чего, как водится, отправились каждый по своим местам. О своей постельной эпопее могу сказать только одно: оказанного доверия я не оправдал, так как перебрав, был не в состоянии показать высший пилотаж. За что и получил строгое внушение. Абрамыч же, как потом выяснилось, оправдал не одно, а целых два доверия. 15.05.90
ПОЖАЛЕЛ
Еще с вечера Свеклин как бы чувствовал, что что-то должно случиться. Что-то на редкость неординарное. Поэтому, едва проснувшись, не умываясь и даже не завтракая, он сломя голову помчался на работу. И так как очень спешил, то прибыл почти вовремя, опаздав на какой-нибудь час, ну от силы полтора. У дверей, как обычно, уже ждали посетители. Чтобы не задерживать :пюдей, Свеклин моментально проскочил на рабочее место впопыхах, даже забыв отомкнуть замок, благо дверь была открыта. Но лишь только посетители ушли в голове Свеклин~ зародилось смутное сомнение, которое
тут же переросло в недоумение. Чего это Абрамыч, оставив дверь открытой, сам куда-то запропастился. Так ведь и до беды недалеко, могут и обворовать. Надо сделать ему вливание, а для начала оштрафую-ка я его на несколько казенных рублей. И весело мурлыкая Свеклин. полез в верхний ящик стола, где хранился мешок с казенными деньгами. (Но)- изумлению Свеклина не было предела, - в ящике не было не только мешка, в ящике не оказалось ни одного даже самого драного рубля. Оправившись от неожиданности, Свеклин не на шутку загрустил. Надо же, опять Абрамыч опередил его, но подумав, Свеклин решил не унывать'. ВедЬ навредить другу всегда можно, надо'только иметь желание вредить. От этой дельной мысли Свеклин не на шутку повеселел. Ну, Абрамыч, держись, рявкнул Свеклин и пнул, что было силы, лежащие под столом приятельские видеокассеты. Но, не странно ли, ноги почувствовали лишь пустоту. А где же кассеты? Абрамыч и тут ущучил его. Свеклин аж обиделся. Нет это просто не по-приятельски. Ну, что ж, ему виднее, ему виднее, пробормотал сквозь зубы Свеклин, внимательно иэучая обстановку и всем сердцем жаждая реванша.
Изучив обстановку, Свеклин пришел к выводу, что что-то в этой обстановке не так, но что, он так и не смог понять. И Свеклин решил начать все сначала, на этот раз внимательно обследовав и коридор. И когда он подобрался к входной двери, долгожданная истина, наконец-то, снизошла на него. Черт возьми, замок-то сломан. Э, да это похоже на ограбление. Интересно, что же все-таки украли. Книжки, кажись, все на месте. И Свеклин вновь в который уже раз, но уже со всей тщательностью, на которую только был способен, принялся за осмотр. Так и есть, украли все самое необходимое: казенные деньги, видеокассеты, шубу сурковую, и даже куртку кожаную. Одно лишь хоть немного успокаивало. Все украденное, за исключением денег, принадлежало лично Абрамычу. Ну что ж,
надо спасать друга, решил Свеклин, и тут же побежал звонить по телефону Абрамычу. Рискнув под личную ответственность оставить дверь открытой, ведь бегал он быстро, а автомат был всего лишь в каком-нибудь полукилометре, не более. Он бы мог, конечно, и не звонить, а просто сидеть и ждать, но истинные друзья так не поступают. Абрамыча, как назло, не было дома, не было и его жены. Говорить же о чем-либо с живущим с ними совместно Гришкой Свеклин не решился. Что ж, видно придется сообщить о случившемся сначала милиции, а уж потом Абрамычу. Видно, не судьба. И Свеклин решил действовать самостоятельно. Для начала он позвонил дежурному по отделению и вызвал оперативников для проведения расследования. Позвонив, он больше не медлил ни секунды, вернулся на рабочее место и принялся ждать милицию, отбиваясь от назойливык посетителей, для которых записка на дверях: "3акрыто no текническим причинам" как видно была написана слишком мелкими буквами. Не пробило еще и четырех, а звонил Свеклин что-то около часа дня, как прибыл следователь. Выслушал внимательно Свеклина, записав подробно все его показания, и взяв с него клятву о лжесвидетельстве, он первым делом высказал Свеклину свои претензии по поводу хранения личного имущества на казенном месте, а также относительно их с Абрамычем беспечности, прибавившей теперь столько лишник хлопот милиции, да и ему лично. Но Свеклин был тертым человеком и не поддался на удочку. Он не только не предложил инспектору книги на выбор, но и пропустил мимо ушей недвусмысленные намеки последнего на счет мифов народов мира в двух томах. Да и с какой стати он должен был задабривать инспектора. К тому же книги-то не его, а тоже Абрамыча, да и вообще все здесь не его, а Абрамыча, а он, Свеклин, ггросто помогает другу. Можно сказать, из чисто личных побуждений. Ведь что за зарплата четыреста.рублей. при непрерывной
рабочей неделе. Правда, Свеклин крайне редко выходил в выходные. В выходные любил работать Абрамыч, но зато в будни они регулярно резались вдвоем в шакматы, хотя в их каморке и одному-то, пожалуй, тесновато. В общем, ушел инспектор не солоно хлебавши, злой как черт, а Свеклину только этого и надо. Починил он замок, запер дверь и стал думать, что бы ему самому утащить, ведь как-ни-как он сделал для друга в этот день столько хорошего и, стало быть, заслужил награду. Внимательно посмотрев в окно, не приближается ли Абрамыч, Свеклин принялся набивать свои баулы книгами приятеля. Как и обычно, в таких случаяк, бралось самое ценное, и все же Свеклин и тут поступил порядочно. Ведь по-своему он очень уважал Абрамыча. Он взял только то, что смог унести, ни книгой больше. 10.09.91
ОТЛИЧИЛИСЬ
Видя, что почти все их друзья богатеют прямо как на дрожжах, Свеклин и Абрамыч не находили себе места. Ведь и им, ох, как хотелось сверстать большой бизнес, но, покамест, у них ни хрена не клеилось. Пару раз им вроде бы и предоставлялась возможность выгодно пристроить свои капиталы, но как позже выяснилось, все оказывалось лишь одной фикцией. И вот, кажется, наконец, и им повезло. Похоже игра на этот раз может быть честной, и, если дело выгорит, то барыш будет не малый. А если дело все-таки по каким-то причинам не выгорит, что ж и на этот раз они снова останутся всего лишь при своих. А дело было вот как.
В один из теплых июньских дней, точнее 9-го числа, в конторку к Свеклину и Абрамычу зашел незнакомый парень. Хозяева, как и обычно, коротали рабочее время за игрой в шахматы.
- Зцорово, мужики, кассеты-хитачи не нужны?
- А почем? - спросил Свеклин, он всегда был малость шустрее друга, особенно в вопросах коммерции.
- По 65.
При слове 65 глаза Свеклина радостно вспыхнули. Абрамыч же, прослышав о такой мизерной стоимости, и вовсе открыл от удивления рот. - Да нет, ребята, - увидев реакцию друзей малость смутился парень, - вы меня не совсем правильно поняли. Цена действительно 65 за штуку, но надо брать все 300.
услышав это, друзья не на шутку посмурнели и все-таки отказаться они не решились. Чем черт не шутит, может дело и сладится. Итак, решено было подумать до завтра. А завтра вечером, если друэья надумают, то они позвонят по указанному парнем телефону. На совесть посовещавшись, а заодно изрядно набравшись, друзья решили рискнуть. А так как своих капиталов у них не хватало, то они решили занять недостающее из казенной кассы, благо размеры ее позволяли. Просить у родственников было все равно, что просить милостыню на паперти, если бы те, что и дали, так это самый мизер. Ведь давно известно, что самые близкие люди всегда и самые бедные. Звонил Абрамыч. Свеклин в телефонных разговорах был истинный ноль. Его кредо - очная ставка, в ней он был силен благодаря своему неотразимому личному обаянию. Но все оказалось далеко не так просто, как предполагали Свеклин и Абрамыч.
Сначала надо было переговорить с каким-то посредником, а уж затем вместе с ним и деньгами ехать за товаром. Что ж, решили Свеклин и Абрамыч, если иначе нельзя, придется согласиться и на такие условия. Посредником оказалась очень соблазнительная бабенка годов эдак двадцати шести-двадцати семи, в которой все буквально кричало о любви к сексу . Но несмотря на свой так много обещающий вид она не пустила друзей
дальше прихожей, видно не внушали они ей должного доверия, чему Свеклин немало удивился. Обговорив основные аспекты, решено было встретиться завтра в 12 на углу Невского и улицы Рубинштейна, а затем, оформив документы, проехать уже непосредственно за товаром.
И вот друзья на месте. Дама, и это было приятно, не заставила себя долго ждать . Какая всетаки это была женщина! Внимательно рассмотрев ее друэья, аж, крякнули от восторга. Высадив посредника у дверей Оптовой торгово-закупочной баэы, что на Рубинштейна 28, друзья терпеливо принялись ждать пока посредник оформит надлежащие документы. Сопровождать ее они не посчитали нужным, к чему смущать бабенку излишней придприимчивостью. Отсутствовала дамочка совсем недолго, всего каких-нибудь 10 - 12 минут, не более, но и этого оказалось достаточно для воспаленного воображения друзей. За эти краткие 10 минут они настроили на счет этой бабенки таких радужнык планов, что буквально пожирали ее глазами с той самой минуты, как она с уже оформленными документами вновь появилась перед ними. Итак, вначале надо было заехать на Герцена 29 в городской телефонный узел, для чего, посредник не объяснила. Как выяснилось позже, для того, чтобы перевести наличку в безнал.
И вот Свеклин, Абрамыч и посредник уже в холле третьего этажа перед самым кабинетом начальника городского узла связи. Все они дружно пересчитывают капиталы Свеклина и Абрамыча, чтобы еще раз проверить, правильно ли посчитана итоговая сумма. Закончив дело, они складывают деньги в целофановый мешок, в который Абрамыч вцепляется мертвой хваткой. Со словами: "Сейчас я приведу ответственного" дамочка исчезает за углом холла. Считанные секунды в коридоре слышен стук ее каблучков, затем шумно открывается дверь какого-то кабинета и стук каблучков затихает. Ждать друвьям nришлось недолго. Не успели они
выкурить и по полсигареты как дамочка вернулась, таща за руку долговязого детину лет сорока ярко выраженного цыганистого типа.
- Ну, что, - спросил цыган, - готово?
- Готово, - подтвердил Абрамыч.
- Ну, тогда я пошел в свой кабинет, а вы, если не передумали, то подходите. Она покажет куда. И долговязый указав длиннющим пальцем на посредника, поспешно ретировался в сторону коридора.
Друзья в недоумении взглянули на бабенку, требуя коть какого-нибудь объяснения.
- (А), я вижу вы удивлены! Он всегда такой. Итак, к делу! - С этими словами дамочка двумя руками ухватилась эа мешок с деньгами и попыталась вырвать его из рук Абрамыча, но не тут-то было. Осознав это, посредник надул пухлые губки.
- Вы что мне не доверяете? - Глаза красавицы прямо горели негодованием. Как вам не стыдно, а еще мужчины.
- Да нет; - попытался было оправдаться Абрамыч, - но как говорится, береженого Бог бережет.
- Фи, - топнув ножкой, фыркнула красавица. - Это же просто смешно. Ну, куда я от вас двух здоровых мужиков с этими деньгами денусь. Ведь вы меня за эти сраные 30 тысяч из-под земли достанете.
- Это верно, - согласились друзья. - 30 тысяч для нас очень не малые деньги. - Сказав это друзья как-то сникли, похоже им стало стыдно за свою излишнюю недоверчивость. Видя это, красавица весело расхохоталась и, ласково взяв Абрамыча под руку, потащила его в сторону коридора. При этом игриво повторяя: "Ну, живее, живее, проказник, а то он может и передумать". Абрамыч был так пристыжен этим, что буквально через пару шагов сам добровольно передал мешок красавице из рук в руки. При этом глаза его томно блеснуди, а сам он залился румянцем счастья. Кокетливо подмигнув ему, красавица исчезла в глубине кори-
дора. Опять какие-то считанные секунды был слышен стук ее каблучков, затем снова где-то хлопнула дверь, и стук каблучков затих и на этот раз.
- Ну и красотка, - блаженно улыбаясь произнес Абрамыч, устраиваясь в кресле через стол от Свеклина.
- Это верно, - поддакнул Свеклин. - Абрамыч, а ты хоть углядел в какой из кабинетов она зашла?
- А зачем? - все также блаженно улыбаясь произнес Абрамыч. - Я ей доверяю.
- Ну, ну, - съехидничал Свеклин.
- А ты, если ты такой недоверчивый мог бы и с нами пройтись, вместо того, чтобы здесь жопу просиживать, - обиделся Абрамыч.
- А я и пойду потопчусь, чего-то мне неспокойно.
- Иди, иди, - ухмыльхулся Абрамыч, - может и проветришься.
Вернулся Свеклин довольно скоро, уже расстроенный в конец.
- Ничего не могу понять, ну и дали мы маху.
- Не паникуй, - отрубил Абрамыч. - Времени еще мало прошло. Может она снова деньги пересчитывает. Ведь сам видел, какими недоверчивыми могут быть люди, подождем еще минут десять, а уж эатем, если к тому времени она не вернется, пойдем искать.
- Что ж, подождем, - нехотя согласился Свеклин, - время еще терпит. А вдруг и правда, снова деньги пересчитывают. Зачем мешать людям, коли они за нас работу делают.
Подождав минут двадцать друзья решили, будь что будет, а надо идти искать, дальше так продолжаться не может, уж больно нервно. Больше часа искали друзья, обошли все кабинеты на третьем и не только на третьем этаже, заглянули даже в кабинет начальника, но так и не наткнулись на свою красавицу. Не нашли они и того цыганис-
того парня. Более того, как позднее выяснилось, никто из работников предприятия внешне даже отдаленно не напоминал его и выходило, что они - Свеклин и Абрамыч, - стали жертвами мошенников, которые провели их как слепых щенков.
Осознав это, Свеклин и Абрамыч зло взглянули друг на друга.
- Что будем делать? - спросил Свеклин.
- Что же еще нам остается делать кроме того, как заявить в милицию, может и поймают, - беспомощно разведя руками ответил Абрамыч.
Проишествие решено было обрисовать вот как. Абрамыч, так как именно он директор их товарищества, будет главным действующим лицом этой трагедии, то есть пострадавшим. А Свеклин станет играть роль всего лишь свидетеля, которого Абрамыч взял чисто для проформы. Как порешили, так и сделали.- Да только -толку от их хитрости не получилось_даже мизерного. В милиции, как и повелось в таких случаях, отнеслись к их заявлению просто наплевательски. Кому же нравится расхлебывать за другого. Заявление хоть и оформили строго по форме, зато дали в следователи бабу, причем, замужнюю бабу. А у той, как известно, на уме одни лишь семейные заботы. Так что, короче, уже через неделю друзья окончательно поняли, что денежки их похоже плакали. Так оно впоследствии и оказалось. Их делом вовсе и не занимались. Свеклина -даже не соизволили вызвать на повторный допрос. Абрамычу же на его запрос месяц спустя после подачи заявления, стыдливо извинившись, доверительно сообщили, что их дело неделю как закрыто за недостаточностью улик. Услышав об этом, Абрамыч от огорченья аж слезу пустил. -Погоревали они со Свеклиным, эдак, еще с недельку, погоревали, да и успокоились. Еще через пару недель они бы и вовсе забыли о случившемся, если бы не назойливая мысль о том, что,и их самих могут привлечь за растрату казенных денег. Ведь сумма то значительная!
И вот тут-то судьба смилостивилась наконец над ними, но это уже совсем другая история. 28.04.92
Невзлюбил начальник Свеклина. Люто невзлюбил, а за что, похоже и сам не ведал. Терроризировал он Свеклина на совесть. Другой бы на месте нашего героя давно бы уже уволился по собственному желанию, либо высказав начальству все, что о нем думает, прямо в лицо, попытался бы изменить обстановку. А нашему герою хоть бы хны. Даже слезу и ту пустил только однажды, да и то по случаю вручения ему памятного подарка в день его рождения самим начальником лично. Начальник, как увидел это, первое время даже малость зауважал Свеклина, значительно меньше стал того террориэировать. Но затем все опять стало на свои места. А к очередному дню рождения Свеклина он так расхрабрился, что и вовсе решил оставить Свеклина без подарка, - дескать, пусть знает, шельмец, кто в доме хозяин. КогДа Свеклин прознал об этом, - произошло это чисто случайно: ему сообщила об этом любовница начальника, она же секретарша директора, она же любимая приятельница Свеклина, - он перво-наперво искренне изумился: а эачем это собственно начальнику нужно, что он от этого выиграет. Оэлобит против себя коллектив, да и только. Ведь его Свеклина все любят, а начальника только Бинка и любит, да и то лишь за его денежки. Свеклин искоса вsглянул на грудастую Бинку. Но подумав, Свеклин пришел к аыводу, что начальник похоже преследует какие-то вполне определенные цели. Ведь он малый отнюдь не глупый, не станет же он просто из пустой прихоти злобить людей.
- Бинка, а Бинка, - обратился он к пышнотелой секретарше, может ты все же чего-то не договариваешь? Неужто, вот так, ни с того ни с сего,
азял да и решил оставить меня беэ подарка? Может ты ему что-нибудь про нас по неловкости своей ляпнула?
- А чего я ему могла ляпнуть? - обиделась Бинка. - Какое ему до нас дело? Ему и своих забот 'ватает, вот уже скоро месяц как ' ~ него шишка и вовсе не стоит.
- Да неужто? - в первый раэ за последнее вре
мя Свеклин хоть цему-то искренне обрадовался.
- А ты как думал, стала бы я иначе на него
так дуться.
- Послушай, Бинка, - Свеклин взял девушку под локоток, - а ты могла бы походатайствовать за меня перед начальником, ну, что тебе стоит? Погладишь его пару раз по головке, отсосешь разок. Может дело и поправится, и шишка как новая будет, и начальник тогда уж точно подобреет, глядишь и меня обижать перестанет, а Бинка? - и Свеклин с шумом бухнувшись перед Бинкой на колени, умоляюще протянул руки к ее пышным грудям. В серых глазак его блеснули неподдельные слеэы.
- Видеть тебя не могу, - топнула ножкой Бинка. Однако ее игривая улыбка говорила совсем иное. И Свеклин понял, что этот раунд он может и не проиграл.
Начальник по своему крепко любил Бинку, баловал как только мог. А после того как его шишка так нехорошо обошлась с ним, он и вовсе не откаэывал ей ни в чем. Но Бинка не любила начальника, и это делало ее в какой-то мере беэразличной к его судьбе. Она всецело пеклась лишь о себе, а о начальнике лишь от случая к случаю. Итак, Бинка решила встать на сторону Свеклина, как человека гораздо более молодого и потому сексуально более одаренного. Начать они решили с того, что Бинка будет все время жужжать начальнику о достоинствах Свеклина и одновременно пытаться привести в чувство шишку начальника. И ко'да, наконец, шишка придет в чувство, начальник обязательно поймет, кому он обязан этим своим
воскресением. Срока на свершение этой их затеи им бьцtо отпущено Господом ровно два месяца, ибо после 2 августа, дня рождения Свеклина, игра теряла уже всякий смысл. Бинка рьяно взялась эа возложенное на нее дело, так рьяно как только она одна и умела. Прошло еще тольчо какик-нибудь две недели, а шишка начальника уже начала чуть приподнимать свою голову, даже по первому требованию Бинки. Но пока дальше этого дело не шло. Прошло еще пара недель. И если шишке начальника становилось все лучше, то с ушами начальника было все совсем иначе. С каждым днем они все более и более опускались к ниэу, придавленные все воэрастающим грузом информации о Свеклине. Наконец настал тот, без сомненья, значительный день, когда шишка начальника, встав во весь свой внушительный рост, с гордым видом устремилась во вдагалище Бинки. Но это был день как большого триумфа, так и полнейшего краха. Ибо в вечер этого самого дня, почти тотчас же после первого по настоящему полнокровного оргазма, уши начальника, не выдержав возложенного на них бремени, тоже гордо устремились вверх, скинув со своих натруженных плеч тяжкое ярмо. И как только это случилось, вся, казалось бы уже намертво заученная, информация вмиг исчезла иэ головы начальника. Как исчезает туман под лучами солнца. И он снова воспылал к Свеклину прежним чувством. Но подарок он все же подарил, и притом от себя лично, ибо Бинка всегда держала свое слово. Да, если она кого и любила, так это только Свеклина.
А все-таки, за что начальник невзлюбил` Свеклина?
30.04. 92
ИЗ РАССКА30В БЫВАЛОГО
Работал я тогда в Промтрансе. Были прежде такие транспортные объединения, само название которых говорило о характере перевозимых ими грузов. Итак, работал я в промтрансе, работал как и большинство. На работе не задерживался, на работу не спешил. Был у меня в этом Промтрансе сослуживец, можно сказать почти друг. Бывало мы с этим сослуживцем задерживались после работы и дулись до отупения в шахматы. В один из таких вечеров это и произошло.
Мы успели заглотить лишь пару стопок и тут, на тебе, все и случилось, и при том, ох как нервно. Девки от неожиданности аж в штаны набрызгали, а девки, замечу, бывалые. Вы спросите,
• что, собственно, произошло? А вот что. Только
я собрался поднести третью рюмашку, как вдруг раздался такой трам-тарарам, что я с перепугу мало того, что все расплескал, надел эту самую рюмашку прямехонько на кончик своего носа. Но это, как оказалось, было лишь полбеды. Поворачиваюсь
• на шум. Матерь божья, это еще что такое? Прямо в самой середине кабинета, буквально в паре шагов от меня, пляшет в воздухе синее огненное облако. Пляшет и неимоверно громко трещит,
• не только трещит, а еще и искрит. И старается при том, похоже, во всю. Это еще что такое, думаю. Только подумал, а уж облака и след простыл,
а на месте его, не приведи боже. В общем на месте его, облака значит, образина, и такая образина, что отвратительнее, пожалуй, и не придумать. Ну, что тут прикажешь делать? Короче, я под стол, девки на стол и с перепугу ноги, как водится, конечно же вверх. Сослуживец же мой как стоял в полный рост, так в полный рост и упал задом к верху, лицом, разумеетея вниз. Бери, мол, меня готовенького, даже не пикну. Принюхался, значит, образина, затем осмотрелся и, надо отдать ему должное, не тронул, подлец, никого
, даже девок. Осмотрелся этот самый образина да и говорит. Не поверите, по-русски говорит, при том без малейшего акцента, только чуток окает. - Не бойтесь, - говорит - товарищи, я к вам прилетел хотя и с официальным, но дружеским визитом. Мы, ясное дело, не поверили, видали мы таких. Сослуживец так тот аж обиделся, чуть было
в драку не полез, хорошо, что вовремя передумал,
не то, черт знает, что бы из этого вышло? Может и не одолел бы этого образину. Сказал, значит, свою речь образина и, эдак боком мало-помалу, как говорится, медленно, но верно, двинулся поближе к девкам. Поди ж ты, и его туда же потянуло. Ну, думаю, уж дудки. Стой, говорю, куда? И сослуживец мой мне вторит. Не допустим, говорит, чужеземца, не осрамим, братья, земли русской.
а ведь верно он говорит, нельзя нам образину до девок допускать. Он вон какой здоровый, куда нам
с ним тягаться, мигом девки разницу учуют. А коль учуют, то пиши пропало. А ведь и нам хочется, ведь люди же. Гаркнул, значит, я образине прямо в самое ухо: "Стой, говорю, идол, не замай. Не тобой посеяно, не тобой и пожато будет". Остановился образина, как тут не остановиться, если тебе в самое ухо рявкают. Остановился, значит, он, ухо прочищает, видно заложило. Ухо прочищает, а сам на меня глазами зыркает и так зло, что, мол, не жди от него ничего хорошего. Сослуживец мой, тот, как увидел, мигом за мою спину спрятался. Стыдно ему что ли стало за то,`что мы так с образиной поступили, а может и просто струсил. А я нет, я не таков, я всегда готов грудью встретить любую опасность. Стоим, значит, мы, я спереди, а сослуживец мой, как я уже говорил, прямо за мной. Стоим и глядим, что же будет дальше. Кончил образина зыркать глазами, да заодно и ухо отпустил, видать полегчало. Кончил, значит, стоит нос чешет, думает наверно, небось дело замышляет, и такой наглый вид у него при этом.И такая меня тут злость взяла, что я не
мог этого наглеца не поставить на место. Ариведерчи, говорю я ему, прямо, с вызовом говорю. Шел бы ты, папаша, отсюдова, делать тебе здесь нечего. Сказал я это образине и гляжу ему прямо в его свиные глазки, победоносно гляжу, знай, мол, скотина, наших. Вы думаете образина напугался? Или хотя бы понял, о чем я его просил? Куда там. Рявкнул, значит, он на этот раз уже не по-русски и похоже отнюдь не человеческим голосом. Рявкнул, да и схватил меня за грудки, а схватив, стал трясти как грушу, да и приговаривать. Отвечай, мол, прыщ, что тебе известно о перестройке. Все, беэ утайки, отвечай, а не то изувечу. Как тряхнул он меня пару раз, понял я, что попал - в настоящий переплет, и сразу же, язви ее в корень, отчетливая мысль в мозгу: "Неужто не сдюжу. Ан нет, сдюжил. Собрал я, значит, все свои силы, собрал, да и говорю. Отпусти, мол, меня образина, все без утайки поведаю. Отпустил он меня, выходит поверил. Тут я ему все и выложил, как на духу. Не поверил образина, снова трясти начал. Раз тряхнул, другой, а я ему все одно. Сдался образина, отступил, да и заплакал, честное слово, заплакал. Плачет образина, и плача причитает: "О Боже, куда это я попал, горемычный, что же теперь со мной будет?" А что с тобой будет, говорю, улетишь обратно и точка. Нет,
говорит образина, мне обратно никак нельзя.
Почему это нель-зя, спрашиваю. Я слово дал, отве-
чает образина. Подумаешь, говорю я, как дал так
и обратно возьмешь, у нас все так делают. Нет,
у нас такое не принято, говорит образина, и заливается, бедалага, слезами еще пуще. Жалко нам его стало, не поверите, шибко жалко. Девки во всю носами хлюпают, кажись, уже и за платочками в карман полезли. Сослуживец так тот и вовсе, прямо в ладонь высморкался, разнервничался видать. Да и я тоже прослезился. Поможем, думаю, может, что и сможем может и обойдется. Ну, посовещались, значит, малость, для приличия, и пo-
_
решили единогласно - будем помогать. Только как помогать, никто толком не знает.
Если бы не я, точно все бы пропало. Предложил, значит, я для начала образину по магазинам поводить, показать ему, что по чем. Пошли мы с ним по магазинам. Перед этим подгримировали малость, чтобы не очень выделялся. Ходим мы по
магазинам, присматриваемся, к очередям пристраи-
ваемся. А раз пристраиваемся, то значит и купить пытаемся. Но ведь вот в чем загвоздка - купить то никак не получается. Досадно, конечно, да ничего не поделаешь, такая у нас жизнь. Доступно только то, что никому не нужно. А вот у образины совсем по иному, у них пощел в магазин да и купил все, что нужно и никаких тебе очередей. Так что после третьей безуспешной попытки
загрустил наш
гость поистине не на шутку. А после четвертой и вовсе наотрез отказался от дальнейшего посещения наших магазинов. нет, ребята_увольте простонал образина
и попытался скрыться от нас в очередной очереди, но у нас как известно, не забалуешь.
Поймали, значит, мы
его, накостыляли ему малость, поводили еще не
много по магазинам, чисто для проформы, да и от
пустили. Иди, мол. на всe четыре стороны , теперь ты уже знаешь что к чему.
Итак, отпустили мы его, и, что самое удивительное, он и пошел. Обиделся, значит: А нам-то что, мы свое дело сделали, помогли, как могли, и будя. Не мамки же мы ему, в конце концов, у нас
и своих забот хватает. Ушел он, значит, ушел, да
и пропал, как в воду канул. Сгинул, ну и шут с ним, как говорится, невелика потеря. Прошла неделя, может чуть больше, я уж и думать о случившемся
забыл, да и, наверное, ребята тоже. Но, не
тут-то было, оказалось поторопился я, малость. Открываю я как-то.почтовый ящик, а там для меня вот это да, письмо! Это для меня-то. Да я за всю свою жизнь не то, что письма, открытки драной ни от кого, даже от родитедей на именины, не полу-
чал. А тут вдруг целое письмо. Вскрыл я, значит, конверт дрожащей рукой, читаю. Читаю и не верю своим глазам: "Дорогой товарищ, спасибо вам за помощь, оказанную нашему посланнику. Приглашаем вас и ваших друзей в гости. Правительство планеты образин". Разволновался я не на шутку дочитав это письмо. Отказаться вроде неприлично, а ехать - ох, как боязно. Что же делать, задумался я, очень крепко задумался. Так бы, наверно, и стоял столбом до самого святого nричастия, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь выход. Спасибо соседскому мальчишке. Смело можно сказать, спас он меня: пробегая мимо, он так двинул меня своим костлявым плечом, что я разом пришел в чувство. Этакий наглец, подумал я, мал еще, а уже так больно пихается. И тут вдруг меня осенило• "Эй, пострел, ты случайно не видел, кто забросил этот конверт в мой ящик?" Для пущей наглядности я помахал перед носом мальчонки кроме конверта еще и пятью рублями." Как не видеть, еще как видел. "Ну и кто?" - вкрадчиво спросил я. "Деньги вперед," - пискнул мальчонка и так nроворно выхватил у меня пятерку, что я понял это лишь тогда, когда она была уже в ero руках. Выхватив деньги, он молниеносно сунул их в нагрудный кармашек, глаза его при этом радостно вспыхнули. Проделав это, соседыш хотел было дать деру, думая сставить меня с носом, но куда там. После пары затрещин и конфискации заветной пятерки, ему все же пришлось расколоться. Ну и козел же ты, дядя Сережа, гундил он. Это почему же? Я даже разозлился, всякая малявка и та козлом меня обзывает, видимо тут действительно что-то не так. Почему, почему, - не унимался бесстыжий мальчишка. Вот почему'. Это же твой друг, дядя Леша, положил конверт в ящик. Как он при этом смеялся! Ах, вот оно что. От облегчения я, аж, пропотел. Ну, это еще куда ни шло. На радостях я не только расцеловал мальчишку в обе его поганые щечки, но и вернул ему обратно его
заветную пятерку, прибавив к ней целый рубль от чистого сердца, чему даже этот гаденыш непритворно удивился. Нет, дядя Сережа, сказал мальчонка, ты больше, чем козел. И со словами - побольше бы таких идиотов - устремился на улицу. Да, Бог с ним, с мальчонкой, глупый он. Ведь только недавно читать и писать научился, да и жизни еше лишь чуток нюхал, так что, где уж ему вещи своими именами называть. Ах да, чуть было не забыл. Я ведь все-таки получил письмо от пришельца, но это совсем уже другая история. 08.04.90
КОЛИ РОЖДЕННЫЙ ЛЕТАТЬ НАЧНЕТ ПОЛЗАТЬ, ТО ОН ПЛОХО КОНЧИТ
Иду я как-то на работу. Обычно я на служебке езжу, но на этот раз, увы, пришлось пешком. Настроение, сами понимаете, гнусное. А тут еще почти у всех окна открыты, а из них мат-перемат. То жена на мужа рычит: блядун чертов, вставай, на работу пора чапать. То муж жену бьет, да так, что разнимая их, соседи кричат, аж на всю улицу. А на улице и того хуже. Вот, например, в сквере на одной из скамеек дед внуку в шашки проиграл, а денег отдавать не хочет. Ну, тот ему за это, как у нас водится, конечно, пощечину. Ну, и пошло, и поехало. А до работы пешком, ох, как не близко. Так что наслушался, насмотрелся такого, что ..., в общем,злой как черт подхожу я почти к самой работе. Подхожу, значит, я, а сам и думаю: ну и дождетесь вы у меня сеголня, субчики. Это я о подчиненных своих. Они у меня такие лентяи, что не приведи Господи. Думаю я, значит, о подчиненных, а заодно и гадаю, даст сегодня секретарша или все же не даст. Ну, 'стерва, если и сегодня не даст, то... Тут я
злюсь окончательно. И в этот самый момент, когда я rотов метать молнии даже безо всякого повода,
- .
что я вижу. Что я вижу! Какой-то шельмец, и это еще мягко сказано, короче, какая-то сволочь, бросив поливальный шланг, поливальщик называется, - стоит и поливает. И что поливает, да еще и чем поливает. Да, дела! Поливает, значит, эта сволочь, поливает и приговаривает: пись, пись, пись, цветочек распустись. А сам при этом качается туда - сюда, сюда - туда. Видать, крепко выпивши. А я, жуть, пьянства не люблю, тем более в рабочее время, да еще на рабочем месте. Возмутился, значит, я, крепко возмутился, подхожу к этому мужику и говорю ему: что же это ты делаешь, сволочь немытая. Не понимает, продолжает поливать. Засучиваю я рукава, ну, думаю, погоди. И он, подлец, тоже засучивает. Как же это так, думаю, совести у него совсем что ли нет. Стою я с засученными рукавами, блиэко не подхожу, рано еще. Близко не подхожу, а сам глазами зыркаю, пугаю его, эначит. Похоже не боится. Вот, гад, думаю, еле стоит, а туда же, в герои лезет. Нет, парень, шалишь, первый в очереди не ты, а я. Двинулся я, значит, на него, серьезно цвинулся. Дай, думаю, рискну, может и обойдется. Помешкал, значит, он малость, а потом тоже двинулся и, что самое странное, кажись, и качаться-то перестал. Удивился я, что же это такое, быть этого не может. Остановился, значит я, остановился и думаю. А он как увидел это, можно сказать, аж бегом припустил. Совсем близко, сволота, подобрался. Нет, думаю, врешь, не возьмешь. Раскатал я обратно рукава, засунул руки в карманы и, эдак пренебрежительно плюнув, смотрю на него во все глаза. Смотрю и не верю своим глазам. Плевок мой, отнесенный порывом ветра, падает точно на его нос и пенясь стекает по его эаросшим щекам. Да, уж чего-чего, а плеваться я умею. Как я это увидел, в груди у меня аж екнуло. Ну, думаю, пропал, теперь точно драться будет. А как известно, пьяный хулиган вдвойне опасен. Взревел, значит, он, подскочил
-
ко мне в пол-счета, я даже пискнуть не успел, схватил за грудки и давай трясти. Извиняйся, мол, паскуда, а не то голову оторву. А я, как на грех, разволновался, шутка ли, плюнуть человеку в лицо. Куда там извиниться, слова вымолвить и того не могу. Такого даже этот негодяй вытерпеть не мог. Побагровел, значит, он, схватился рукой за сердце, схватился, да так и повалился.
Лежит, значит, он, не шелохнется, кажись, и не дышит. Ну, думаю, неужто помер. Если помер, то плохи мои дела. Упекут за милую душу, и пропадай тогда жена, карьера, а может, и сама жизнь. Перепугался я, крепко перепугался. Стою ни жив, ни мертв, словно в каком-то забытьи, ничего не чувствую. Не знаю, сколько простоял я так, наконец, все же очнулся. Гляжу, а кругом, мать моя, полным-полно народа и все чего-то лопочут, машут руками и нагло тычут в мою сторону, что-то яростно выкрикивая. Черт с ним, думаю, с народом, пущай порычит, может кому и полегчает. Глянул я вниз на землю, вот те и на, а где мужик-то. Мужика-то, кажись, и нет. Пропал, значит, мужик. А народ вокруг волнуется, еще пуще кричит, спрашивает, наверное, куда это я мужика подевал. Хотел было я им ответить, что не девал я его никуда, это он сам куда-то делся. Да не тут-то было. Подскочили ко мне четверо в милицейской форме, поддали пару раз, схватили, да и понесли куда-то. Несут они меня, торопятся, похоже стараются. Донесли они меня, сунули в машину, сунули, значит, да и повезли. Везут они меня и, шепотом эдак, переговариваются, а я как будто и не слышу, дремлю, мол. И вот о чем они шепчутся. Слушай, говорит один, кажись, угробил мужика. Видал, как тот глаза закатил? М-да, задумчиво протянул другой, и сморкнувшись в рукав, добавил: и чего это они не поделили?
Начальник отделения рвал и метал. Кому же приятно ЧП на своем участке. Побеседовали, значит, мы с ним, серьезно побеседовали, побесе-
довали, да и разошлись, как водится. Он отправился домой, а я на свои законные, как он выразился, пятнадцать суток. Вот так-то пытаться делать доброе дело в наше трудное время, не будучи к этому основательно подготовленным. Вы, без сомненья, спросите, а что стало с тем мужиком? Да ничего особенного, откачали его в больнице, откачали, значит, да и отправили домой. А вообще-то, тот мужик неплохим оказался. Он потом мне и передачу приносил. Теперь он моим личным шофером работает. И если что и поливает, то лишь колеса моего служебного автомобиля. 10.04.90
ПОБЕЖДАЕТ ЛИШЬ СИЛЬНЕЙШИЙ
Гулял я как-то в выходной. Я люблю побродить
в одиночестве, подышать, так сказать, природным воздухом. Во время таких прогулок я захожу обычно в Екатерининский сад. На скамеечке посидеть, да на людей полюбоваться. Очень мне нравится смотреть на то, как там играют в шахматы на деньги. Страсти так и кипят. То морду бьют кому-то, то из кого-то выигрыш вышибают. А в этот раз, даже досадно, все чин-чином, никакого побоища, только матом друг друга кроют, да
и то как-то беззлобно. Сижу я и, раз такое дело, скучаю. Даже в сон потянупо, прикимарил я малость. А что же еще прикажете делать, раз жизнь такая неинтересная.
Дремлю я, сладко дремлю, и вдруг сквозь дремоту слышу, как грубый мужской голос говорит кому-то: "Шалишь, парень, сейчас как тресну. А ну, живо гони монету". И как нахальный детский голосок нагло отвечает: "Держи карман шире, паскуда. Сыграем по новой". "Ну, погоди", - ревет грубый голос. И тут я слышу любимый мной с детства звук затрещины. Тут уж я навостряю уши. 3атем я слышу звук еще одной оплеухи. Детский
всхлип, вслед за ним сердитое сопение и, наконец, дребезжащий от обиды, все тот же нахальный детский голосок произносит: "Все равно не дам, драться буду, но не дам. Тут дрема моя отчаливает также внезапно как и пришла и я открываю глаза. А ведь это интересно. И я спешу поглядеть, чем же все это кончится, ведь я любознательный. "Дашь, дашь, - еще пуще ревет мужик, - а не дашь, совсем шею отверну". И при этом прямо-таки тянет руки к мальчонке. Серьезный, видать, дядька, слов на ветер бросать не любит.
А мальчонка, стручок этакий, лет двенадцати, хоть и отскакивает, да, видать, не боится дядьки. И не топько не боится, да еще и обидными словами: обзывается. Нехороший, видать, мальчишка, надо бы дядьке его как следует проучить. При этой мысли я откровенно радуюсь, но как всякий советский человек тут же стыжусь этой, чего уж там_ крутить, постыднoй мысли. Это же ребенок., а как известно, детей грех обижать. Детей учить надо, но учить, увы может далеко не каждый. И я спешу на помощь дядьке, ведь и я тоже люблю учить и, мне кажется, я умею это делать. Подхожу
я к ним и говорю, сурово так говорю: "Эй, лацан, чего хамишь старшим, знаешь, что за зто бывает?
И _показываю парнишке еще один кулак . Это действует. Мальчонка начинает затравленно озираться по сторонам, видимо в поисках какого-нибудь выхода. Дядька, видя это, одобрительно кивает. Но, осознав, что все подступы перекрыты, мальчонка перестает озираться и понурив голову со словами "это вам даром не пройдет" достает из кармана три рубля и дает их дядьке. Дядька жмет мальчонке руку. Извини., мол, брат, такова жизнь - побеждает, мол сильнейший. И шлепком под зад отправляет того погулять. Как говорится, поиграл
и будя. И тут же предлагает мне сыграть с ним. Такса, как обычно, партия - треха.
Играем. Играем по всем правилам, даже часами пользуемся. Первую выиграл я, вторую - дядька.
Третью снова я, а в четвертой дядька, имея лучшую позицию, случайно забыл остановить часы и просрочил время. Обиделся дядька, чуть не плачет. Может переиграем, говорит, не по-людски все как-то получилось. Жалко мне его, так и хочется согласиться. Но ведь нельзя, не честно ведь. Если проиграл, то проиграл. Плати и точка! Сказал я ему об этом, вижу не понимает. Совсем обиделся, аж слюной забрызгал, придираюсь, мол, я к нему. Похоже, что я нехороший человек, а _с такими он не только в шахматы не играет, с таким он
и сидеть рядом не желает. Тут уж и я обиделся. Ах так, говорю, хорошо! Уходи, но прежде заплати. А вот и не заплачу, усмехается дядька. А если что, то я могу, и дядька тычет кулаком в мой нос:.. Понюхай, мол, гаденыш, чем пахнет . А чем пахнет? Плохо, я вам скажу, пахнет. Рассвиpипел я, я ведь не из робких. Короче он
меня в нос, я его в ухо, и пошло-поехало.
В общем, подрались мы не на шутку. В милиции потом, удивлялись; откуда в людях столько злости берется. А я вам вот что скажу. Иначе нельзя, если чувствуешь, что прав. Зло оно ведь, ох, как сильно. Дали, значит, нам в милиции: мне - десять суток, напарнику моему как зачиншику - пятнадцать. Прихожу я на работу, а там все за животики хватаются. Привет, турист; говорят, как
отдохнул-то. Ничего, говорю, отдохнул. Да, ну-ну,
а у нас, между прочим,' новый начальник управления на днях заступает. А мне-то что, огрызаюсь я, я никого не боюсь. да так, говорят, просто констатируем факт. И вот на следующей неделе во вторник прохожу я по коридору этажа, где сидит самое высокое наше начальство и что я вижу. Ба, да никак мне навстречу идет тот самый мужик из-зa которого мне вкатили десять суток. И вид у него самый, что ни на есть победоносный. И заходит этот мужик, куда вы думаете, правильно,
в кабинет самого Начальника. Без стука заходит, будто кабинет этот его кабинет. Ну, думаю, если
моя мысль подтвердится, то не работать мне больше в нашем управлении. Догадка хоть и подтвердилась, однако обошлось, начальник справедливым оказался. В рабочее время чехвостил только за служебное. И все же партию пришлось переиграть. Увы, на этот раз просрочил время уже я. 09.05. 90
И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ ПРОРУХА
Персональный пенсионер всесоюзного значения Иван Моисеевич Петров, до женитьбы Блюкменхагер, отложил в сторону журнал, крякнув, допил оставшийся в стопке коньяк и, качая головой с явно недовольным видом, отправился смотреть программу "Время". Включив телевизор, Иван Моисеевич внимательно уставился в амбразуру экрана. Интересно, чем же его-порадуют на этот раз. Иван Моисеевич был явно не в духе. Статья в журнале повергла его прямо-таки в шоковое состояние. Еще бы, ведь в ней: говорилось, о том что все беды в гоcударстве, случившиеся за пять лет перестройки, произошли всецело по вине евреев. И хотя Иаан Моисеевич числился русским, он всегда симпатизировал евреям. Однажды он даже чуть не женился на еврейке. Итак, Иван Моисеевич уставился в телевизор. Поначалу передача ему нравилась. Еще бы, передавали международные новости и, как водится, это был сплошной боевик. Но когда перешли к событиям внутри страны, настроение Ивана Моисеевича, начавшее было улучшаться, снова ухудшилось.
Причем похоже ухудшилось, увы, окончательно. Да это было и неудивительно, ибо говорили лишь о перестройке, и каждый новый сюжет кричал о каком-нибудь очередном достижении. Наконец, Иван Моисеевич не выпержал. Со словами "какие к черту достижения, окончательно все развалили", он прямо-таки вырвал шнур из розетки. Сказать, что
в этот миг Иван Моисеевич был зол, это значит
вообще ничего не сказать. Нет, в этот миг Иван Мсисеевич был просто невменяем, а это обычно не сулило ничего хорошего. Уж кто-кто, а родные об этом кое-что знали.
Пссле первого потока свирепых фраз по поводу перестройки, а заодно и в адрес правительства, жена Ивана Моисеевича спряталась в ванной, а после второй его тирады и теща заперлась в туалете. Но, как говорится, ничто в мире не вечно, и даже Иван Мсисеевич, наконец,, пришел в чувство, а придя в чувство, как водится, успокоися. Успокоившись, Иван Моисеевич хмуро взглянул по сторонам. Осмотревшись и, по-видимому, о чем то заодно и поразмыслив, Иван Моисеевич как-то поежилсяДа, натворил он дел. Хорошо еще; что теперь не те времена, а то быть бы ему уже завтра в какой-нибудь кутузке или того хуже. Надо бы покурить, решил он, а заодно во время перекура все и обдумать.. Как говорится, чем черт не шутит. Курил Иван Моисеевич в этот раз на редкость долго, сильно старался. Не хотелось ему, персональному пенсионеру, ударить в грязь лицом. Но как ни старался Иван Моисеевич, а придумать что-то дельное так и не сумел. Расстроился Иван Моисеевич; да делать нечего. Без совета пожалуй ему не справиться. Но к кому обратиться за ним
К теще? Нет, та не помо-
жет. Теща, на то и теща, чтобы только вред наносить
. К жене? Тоже нельзя. Жена, хоть и жена, но
ведь она тещина дочь. Так что, одним словом,
положение безвыходное, хоть волком вой. И тут
Ивана Моисеевича словно осенило, а если зайти к
соседу? Тот хотя и гад, но человек не глупый, да
и хитрый, пожалуй. Такой может и посоветует что.
Только как к нему подступиться? Не скажешь же
ему, выручай, мол. Не поможет, и ведь из гадости
своей, чего доброго, еще и навредит. А подсту-
питься надо, не пропадать же ему, Ивану Моисее-
вичу, пенсионеру всесоюзного значения. И Иван
Моисеевич открывает бар, со вздохом берет бутыл-
ку армянского коньяка и, надев шляпу, выходит на лестницу, и звонит в дверь квартиры напротив. На звонок (дверь) открыаает усатый парень, лет тридцати.
- О, кого я вижу, Иван Моисеевич, - весело басит парень, - заходи, гостем будешь.
- Привет, сосед, - говорит Иван Моисеевич и, передавая бутылку парню, проходит в квартиру.
- Ух ты, армянский, - еще гуще басит сосед, теперь в его голосе к веселым прибавляются и теплые нотки. - Ну, ты человек, Иван Моисеевич! - Парень восторженно похлопывает Ивана Моисеевича по плечу.
- Скажешь тоже, - отшучивается Иван Моисеевич, проходя уже в комнату. Поначалу пили молча. Иван Моисеевич обдумывал как бы ему начать, а сосед просто не хотел начинать первым. Наконец, Иван Моисеевич решился. Время поджимало, да и бутылка пустела что-то подозрительно быстро, а ведь пришел он сюда отнюдь не пить.
- 3наешь, - начал Иван Моисеевич, - я вчера разговаривал с одним армянином, похоже из бывших боевиков. Так вот, он сказал, что все беды в нынешней перестройке происходят только по вине евреев. - При последнем слове Иван Моисеевич поднял глаза и проницательно взглянул на соседа. Тот в это время опрокидывал очередную стопку. Но сосед и ухом не повел. - А ты как думаешь? - несколько задетый равнодушием соседа продолжил Иван Моисеевич.
- А мне-то что, - сосед, казалось, был не расположен беседовать.
"Вот сука, - пронеслось в голове Ивана Моисеевича, - разговаривать не хочет, а пить зa мой счет не отказывается. Хоть бы поперхнулся что ли." Но вслух, однако, сказал миролюбиво, хотя и настойчиво: "Нет, ты все же ответь, кто по-твоему виноват: евреи или все-таки правительство?"
- Кто-кто, заладил одно, словно попугай, рявкнул сосед, - а ежели никто не виноват.
-Нет, так не бывает, - не унимался Иван Моисеевич.
- Ну, ладно, черт с тобой, - сдался сосед, - я думаю, что во всем виноваты евреи.
- А правительство? - поспешил вставить неугомонный Иван Моисеевич, и при этих словах глаза его подозрительно забегали.