Разводовский Павел Францевич : другие произведения.

Век Технеция

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Павел Разводовский
  
  
  ВЕК ТЕХНЕЦИЯ
  Роман
  
  
  
  
  
  
  "Зов души" 2013 год
  
  
  
  Начат набор 03.07.2013
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  1. Новорожденные и ангелы
   В большой палате, где лежали новорожденные, вдруг вспыхнул голубой шар, который сопровождал ангелов, и осветил лица младенцев голубым сиянием. Луч из шара блуждал от кроватки к кроватке, пока не остановился на хиленьком мальчике, который не сегодня так завтра должен был умереть.
  - Вот здесь и сделаем замену, - сказал голос.
  - А нашего младенца мы положим в его кроватку, - ответил другой, более тихий и печальный.
  - Это будет божьей милостью, если судить по законам вечности. Никто не узнает о подмене. Мы спасем жизнь этому ребенку.
  - А наш, когда вырастет, вернется назад, - говорил тот же печальный женский голос.
  - Он выполнит свой долг. Он запомнит все, что видел на планете людей.
  - Пора улетать? - спросил женский голос.
  - Пора! - ответил мужской.
  Шар потемнел, ангелы расправили крылья и хотели было исчезнуть, но в это время заплакала девочка.
  Шар вновь засветился, и луч направился к кроватке в углу.
   - Она тоже больна, - сказала женщина.
  - Но, может, это не серьезная болезнь? - произнес мужчина-ангел.
  - Нет, серьезная, - ответила женщина.
  - Чья она?
  - Она дочь мэра города Сафона. Мы выполняем свой божественный долг и должны спасать, спасать всех, кого в силах спасти.
  - Хорошо, дорогая. Дети вечности - это совершенные дети, они выживут в любых условиях. У них сильное чувство душевной чистоты. Они увидят, услышат и запишут все, чему будут свидетелями. И мы будем знать лучше и больше об этой несчастной планете. Всего один век - это небольшая разлука. Они вернутся к нам опытными, знающими жизнь.
   Шар исчез. Ангелы взмахнули крыльями и полетели.
  Душа Даниила проснулась. Он посмотрел в окно и увидел стену горизонта. Ангелы все еще летели над ней. Он хотел их позвать назад. Но было уже поздно. Время на земле летит невероятно быстро. Людям этого не понять, а ангелы слишком далеко, чтобы об этом задуматься серьезно.
  Даниилу исполнилось 20 лет, а казалось, что он попал в мир людей только вчера.
  Один век - это капля в вечности. Жизни выделялось так мало. Так недолго людям бродить по этой бренной земле. Да и пересчитать людей на Божественных счетах - дело мгновенное, а ангелов так много, что не хватит звезд, чтобы подарить каждому по одной.
  Даниил не забыл вечность. Он помнил все из жизни ангелов. Они жили в прекрасном благоухающем городе, бесконечно счастливые тем, что их радость никогда не кончится. Но находясь среди людей, он все чаще думал о том, кто они и почему они живут так мало и так одиноко. Ведь они все живые и так внешне похожи на него.
  Почему они оказались во мраке? Кто отделил вечность от жизни? Кто подарил ангелам вечное существование, а людям оставил лишь маленькую каплю времени? Всюду горизонт, как кладбищенская стена. Он отрезал Даниила от вечного мира. Но это ненадолго. Бог позовет к себе. У Даниила вырастут крылья, и он улетит в свой вечный идеальный город. Он вернется туда, и все пойдет по-прежнему.
  Вечную душу никогда ничего не мучает. Небо ему приносило всегда покой и умиротворенность. "Я ангел. И я скоро улечу".
  Всматриваясь в себя, он видел только свет. Но вокруг всегда были люди, бренные несчастные существа. Для них жизнь - это единственная возможность увидеть свет. А затем они превращаются в прах. От их тел не останется ничего, из них нельзя сделать даже самую маленькую мерцающую звезду. Беда ангела по имени Даниил была в том, что он сильно жалел людей.
  Иногда ему так сильно хотелось остановить время и подарить им хоть один настоящий кусочек вечности величиною хотя бы в тысячу лет.
   Он знал, что нарушает закон, что ангелам нельзя вмешиваться в то, что в компетенции самого Бога.
  "Я люблю людей, я чувствую их сознание, их внутренний свет. Они хотят жить вечно. И они так сильно в это верят. Смерть обходит дома каждый день - а они верят".
  "Мы не прах. Мы тоже живем вместе с вечностью. Я не умру. Правда, я не умру!" - читал он в глазах людей.
  "Вы будете жить вечность. Я ее вам дарю! Пусть перемешаются на небе звезды, пусть не так ярко будет светить солнце, но никто, никто из людей больше не умрет. Я сам за все отвечу перед Богом. Но люди, вы больше не прах, вы тоже частичка вечности".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  2. Всемогущий Технеций
  
   Технеций развалился поудобнее в широком кресле, затянулся электронной сигарой и выпустил из себя струю серого дыма. Еще раз по привычке взглянул на линию горизонта, очерчивая глазами свои владения, и нажал клавишу инфостола.
  - Подайте мне весь материал о мэре Мертвого города Љ5 Сафоне.
  Технеций был огромных размеров. В своем серебристо-сером костюме он напоминал цистерну, в которой возят цемент. Правда, шлем закрывал его тройной подбородок, зато щеки Технеция рельефно выпирали из-под мягкой резины. Кроме дыма сигары он глубоко вдыхал чистый кислород, поступающий в его шлем, который являлся универсальной конструкцией-компьютером, пище и кислородопроводом, следил за гигиеной своего хозяина, и в то же время служил врачом и диетологом.
  Без шлема Технеций не прожил бы и пяти минут. Это только люди мертвых городов могли дышать грязным как сажа воздухом.
  На поверхности стола, служившего кроме всего прочего, монитором, появилась видеостенка какого-то древнего зеленого двухэтажного дома, его окружал довольно большой сад с голубым прудом, а над этим прудом вертелась искусственная шарообразная планета, вокруг которой извивалась лестница. Старик ползал по ней с лейкой и поливал яркие пестрые цветы, покрывавшие шар. Это и был мэр города Сафон. Технеций переключил съемку на его дочь, красивую девушку с божественным личиком. Гелиана в цветастом платьице сидела возле пруда и кормила рыбок. Затем на мониторе появился брат девушки. Худощавое, продолговатое лицо его было направлено прямо на Технеция. "Кто кого рассматривает: он меня или я его? Какой надменный взгляд у этого молодого человека".
  Технический Туз давно не видел таких физиономий. Лица его подчиненных были вылеплены из самого мягкого теста, из них можно было лепить все, что угодно. Неужели эта усатая букашка может стать его конкурентом?
  Туз выключил монитор. А шлем продолжал информировать своего хозяина об этом молодом человеке: 28 лет, не женат, три года назад закончил факультет психоэлектронной защиты. Кандидат наук. Но год назад вдруг оставил лабораторию, где исследовалось новое техническое явление - информатор. Мертвый мир тут же забыл эту идею. И казалось - она растворилась в воздухе.
  Технеций иногда перебирал научные журналы нового и старого мира. Проглядывая раздел "Технические открытия", он всегда блаженно улыбался. Открытия мертвого мира были довольно примитивны: средства от червей, усовершенствование мышеловки, водонепроницаемые гробы, беруши, как средство защиты от собачьего лая.
  Просматривал Технеций журналы быстро, с компьютерной скоростью выделяя ключевые слова. Электронная приставка на затылке помогала его мозгу ориентироваться в этом море информации.
  Попалась ему на глаза и заметка о лаборатории, где разрабатывался информатор.
  "Чушь собачья!" - пробормотал Туз. - Информатор, который влияет на небеса! Только мертвому миру приходят в голову такие штучки".
  Но на днях научный консультант Байков принес доклад, в нем утверждалась идея, что космические лучи передают информацию, которая действует на сознание землян.
  Люди прогресса были защищены скафандрами, и небеса на них почти не действовали. А вот Мертвый мир был беззащитен перед информацией.
  "Так значит информатор всё-таки не чушь собачья, - насторожился Технеций. - Если этот Олимпий, сын Сафона, держит в голове какую-ту идею, способную повлиять на людей старого мира, то он явно стал поперек моей дороги".
  Давно прошли те времена, когда земля была собственностью Бога. Теперь каждый ее клочок дороже золота. С тех пор, как люди стали жить вечно, Технеций не мог купить ни одного метра квадратного земли.
  Он уже 10 лет жил в Суперсити - своем лучшем городе и посматривал в подзорную трубу на ту другую сторону абсолютно мертвого мира.
  "Неужели так будет продолжаться бесконечно?" Мертвые души не соглашаются мне продать ни клочка земли. Автомагистрали забиты абсолютно. Нельзя было выпустить больше ни одного автомобиля, не списав старый. Его просто никуда не впихнешь. На трассе каждая секунда рассчитана. Место и время решают все. У нас страшно тесно, а в мертвом мире пустуют луга, поля, на дорогах почти нет машин.
  Технеций смотрел в подзорную трубу на тот далекий отсталый мир и скрежетал зубами.
   Скупить эту землю! Там дороги будут бесконечно широкими. Мы выпустим еще миллионы машин. Как это глупо, что мертвые люди живут вечно! У них сознание окаменело, как ископаемый уголь. Они не способны ни к какому прогрессу. Они живут в настоящих гробах прошлого, отнимая драгоценную землю у людей высочайшей цивилизации.
  Даже если сам бог вывесил табличку: "Мертвый мир не продается", - Технеций все равно его купит. Люди продаются. Надо лишь найти ключ к их сознанию. И если этот Олимпий что-то в этом смыслит, тогда он должен стать моим рабом. Весь живой мир я поставил на колени перед прогрессом. Он превратит в лепешку каждого, кто лезет под его быстрые колеса.
  Технеций видел человека насквозь. Достаточно было взглянуть. Его подчиненные не успевали моргнуть - как шеф знал все их мысли. Это сверхмир. Здесь все должно быть понятно с полуслова. Людей со средним интеллектом он не встречал давно. Иметь дело с Олимпием - то же самое, что умыться нестерильной водой. "Но если он что-то знает, чего не знаю я, то я его распотрошу как курицу".
  Технеций нажал на клавишу и сухо сказал:
  - Олимпий должен быть у меня!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  3. Даниил ищет работу
  Даниил посмотрел на небо - на нем в виде облака темнело крыло ангела.
  "Кто же из моих собратьев его потерял? - подумал он. - И каким оно огромным кажется отсюда с земли.
   А если это не крыло, если это просто смог, идущий со стороны мира машин. Нет, он там никогда не бывал.
  "Я пришел к людям, а не к машинам. Я должен им открыть радость вечной жизни. Они живут и совсем об этом не знают, что они вечны. Они не умеют этому радоваться. Пока люди не услышат меня - они будут несчастны и не выберутся из тьмы. Я хочу подарить хотя бы маленький свет этому печальному городу".
  Даниил был голоден. Люди верят в то, что ангелов кормит небо. Но они заблуждаются. Ангел во плоти - почти человек. Лишь сознание вечности отличает его от рода людей.
  - Я голоден. Я хочу есть. Дайте мне пищу, а взамен я открою вам тайну неба.
  Контора по найму давала людям работу. Он вошел в открытую дверь и двинулся вдоль длинного коридора. Из кабинета Љ1 доносился громкий голос.
  Даниил заглянул туда. Человек стоял у стола и разговаривал с кем-то невидимым. Казалось, он собирался куда-то идти, а телефон его задерживал.
  Он что-то кричал в трубку и доказывал: "Нет! Нет! Позвоните через неделю! У меня своих проблем по горло. Да идите вы со своими советами! Через неделю!
  "Что изменится через неделю? - подумал Даниил.
  Человек бросил трубку и увидел стоящего в дверях ангела.
  - Что тебе? - спросил он.
  - Я ищу работу.
  - Это не сюда. Иди в конец коридора.
  Человек сел за стол и уткнул нос в свои бумаги.
  - Простите! - Даниил вышел и побрел по коридору, слыша только эхо своих шагов.
  Дойдя до черной двери, он открыл ее и вошел. Бюро было небольшое, столов пять, за ними сидели люди и что-то писали. Было сильно накурено, и Даниил поморщил нос, постояв на пороге, немного поколебался, а затем все же подошел и сел на свободный стул перед клерком. Клерк, как это полагается, не сразу поднял на него взгляд, как бы нарочно продолжал заниматься своим делом, и Даниил подумал, что это им, должно быть, выгодно - так они отучивают посетителей. Чем меньше приходят - тем лучше. Клерк - тоже человек, и тревожить, отвлекать его по пустякам - явление неприятное и хлопотное.
  "Этот клерк был бы рад, если бы к нему вообще никто не подходил", - подумал Даниил.
  Он знал, что у него по сути нет дела ни к какому клерку. Если бы и было, то бессмысленное, и приходить уже ни в коем случае не стоило, но все же он не смог побороть себя. Теперь сидел, слегка дрожал от неприятного чувства, глотая клубы дыма и ожидая этой щепетильной минуты, когда клерк поднимет глаза. Через несколько минут тот все же поднял глаза, рассеянно взглянул на Даниила.
  - Вы, должно быть, сели не за тот стол. Вам следовало бы вон за тот, возле окна. Все клиенты по срочному делу обращаются именно туда.
  Даниил повернулся к окну. Там сидел старичок и приветливо, как бы подзывая его глазами присесть на стул, мигал ему и чесал свое ухо.
  Даниил перебрался на пустой стул возле него. И старик заговорил с ним так, словно знал его с пеленок.
  - Так вот, я думаю, что ваше дело вполне правильно. Однако, ваша просьба не может быть удовлетворена. Вы хотите работу чистую, не суетливую, среди прекрасных людей. Одним словом, просто полезную, где вы делали бы что-то хорошее, и никто никак бы вас не обижал: ни грубоватым словом, ни взглядом, тем более - многочисленными пороками. Но вы видите наш мир. Такой работы для вас нет. Да и вы учились у неба. Тесты показывают вашу бездонную глубину и бескрайнюю широту. Но это бесполезно. Системе нужен земной документ.
  "Опять все то же", - подумал Даниил и воскликнул:
  - Что же мне делать?
  - У вас есть комната. Живите, читайте, думайте, пишите. Вам ничего делать и не надо. Все сделают за вас. Ваш дух интересен. Пусть не для Системы. Но есть Высшее.
  Старик был плешивым, остроносым и близоруким. Он носил очки с большими стеклами, все время поправлял, чтобы получше разглядеть ангела.
  - Значит, я пока еще не нужен.
  - Прекрасные души вообще не нужны. Но что с них толку!? Вы научились беречь душу. Избегать пороков. Но наш мир переделать невозможно. Не вы, мы сами должны себя переделать. А нам хочется жить так, как живем.
  - Бог дал людям жизнь вечную. И они могли бы стать такими же счастливыми как ангелы. И я хотел бы быть очень полезным людям. Я ищу работы, где моя душа могла быть полезной всем.
  - Вы обратитесь в общество защиты души.
  - Обращался.
  - И что?
  Даниил вздохнул. В мире ангелов все решала теплота души. И здесь, на планете людей он ждал ее от всех - души светлой, бесконечно чистой и доброй. Но все время видел другое: люди играли в учителей, священников, врачей, играли в то, в чем нет тепла, нет жизни.
  От людских идей веяло холодом, все скрывали за ними как за ширмой свою душу. Ему хотелось творить теплое и доброе. "Вы должны жить тихо и хорошо, и никакого зла вокруг. Душа, живое чувство и светлое восприятие мира. И почему они теряли это состояние, а он один лишь сохранял его?!"
  - Как все безнадежно, - воскликнул Даниил. - Там все думают о своей карьере и никто о Боге. Они так неразумны!
  - Вам-то что! Не вы неразумны, а они! Мы все живем прошлым и не знаем, что с собой делать. Мы все страдаем. Даже Бог нам не поможет. Пусть хоть наши дети поумнеют и отыщут дорогу из мертвого мира в мир живых, - вздохнул старик. - Но надо время. Пройдет тысячу лет, и таких как вы будет много. А сегодня, простите, мы бессильны вам чем-то помочь.
  Даниил вздохнул.
   - Время... Мне кажется, что времени больше нет - и люди совсем не меняются.
  - В эпоху прогресса оно летело быстрее птицы, а теперь ползет как черепаха.
  - Так что же мне делать? - спросил Даниил.
  Старик пожал плечами. Рядом возле него сидела пожилая женщина - секретарь и печатала на машинке:
  - Такой красивый юноша! Вот бы с тебя Христа нарисовать и в нашу церковь повесить.
  Даниил опустил глаза и грустно улыбнулся.
  - А ты сходи к нашему мэру, - говорила дальше секретарь. - Он человек добрый, ему скоро на новые выборы нужны курьеры.
  - К мэру? Это к тому старику, который придумал круглый шар, похожий на землю? Я видел этот шар, он очень красив, как наша земля.
  - Мэр - человек добрый, - повторила секретарь. - Я думаю, вы ему подойдете. Политикам так не хватает ангельского окружения.
  Даниил вышел из бюро. Глянул на линию горизонта. Грустно улыбнулся. Бог вспомнил о нем. Он простит мне мою дерзость. Он добрый. Ведь я уже столько выстрадал на этой земле.
  4. Аппарат, который изменит людей
  
  "Я не хочу искажать действительность. Но и не могу ее представить такой буднично серой, какой она многим представляется", - подумал профессор Браун, вглядываясь в дома людей.
  "Сегодня пятое сентября 3009 года. Лето было теплое и еще не кончилось. Я не удивлюсь, если оно не кончится никогда. Деревья зеленые и ни один листик еще не упал на землю. Солнце ласкает светлые листочки на березках, а темные поникли и молчат. Нежное голубое небо. Задумчивая природа. Все создано для человека. И удивительно, что люди еще плохо знают себя и законы неба, по которым мы живем".
  Он бродил по городу, всегда безлюдному, особенно по выходным, когда все люди, закрыв окна ставнями, отдыхают в своих темных комнатах.
  И вдруг на перекрестке подходит к нему человек в сером скафандре и спрашивает:
  - Извините, как мне пройти на улицу Погасших свечей?
  Браун отвечает:
  - У нас такой улицы нет.
  - Наверное, я ошибся районом.
  В мгновение ока скафандр человека превращается в ракету, становится пурпурным и исчезает.
  "Где-то совсем близко другой мир, - думает Браун. - Мы о нем ничего не знаем, а он рядом. Иногда кто-то не верит, что мы живем совсем в иное время. Ведь сегодня, и это очевидно для очень и очень многих, - 31 век. Бедность фантазии - это не порок. Хуже, когда обрекаешь себя на серую беспросветную жизнь. Жить на одной и той же улице, в одном и том же доме, видеть всегда одного и того же соседа, смотреть годами один и тот же сериал, и всю жизнь читать только газету "Местные новости", - вот это и есть обреченность, от которой много людей уже запили".
  - Мир не такой, мир намного богаче, - повторял он сотни раз студентам.
  Но что сделаешь, если даже студенты приходят на лекции осоловелые. Им нужно только опохмелиться.
  "Наши миры в нас самих, - говорил он им, спускаясь с кафедры. - Их бесконечно много. Бедные люди, вы выбрали простой и самый горький путь".
  Браун открыл калитку, вошел в свой дворик, и по деревянной лестнице поднялся в дом. Там его ждал Олимпий. Увидев, как в кабинет входит Браун, Олимпий вскочил со стула и воскликнул:
  - Профессор, я наконец закончил свой аппарат. Мир скоро увидит его мощь. Мы оживим людей. Они все станут жить по законам науки и разума.
  "Талантливейший человек этот Олимпий. Каких мало. Все думает, как облегчить жизнь всему миру. Одно его сильное желание чего стоит", - подумал профессор, садясь за свой стол.
  Однажды к профессору пришел подросток.
  - Что ты хочешь? - спросил Браун, прервав свою беседу со студентами.
  - Я пришел у вас учиться.
  - Вот как! И ты знаешь, чему я учу?
  - Я не знаю. Совсем.
  - Тогда зачем ты пришел? - спросил удивленный Браун.
  - Мне сказали, что вам может быть понятна моя система.
  - Какая система?
  - Я хочу изобрести аппарат, который изменит всех людей.
  - Что за чудачество!? Разве такой аппарат можно изобрести? Ведь ты же не всемогущее Божество.
  - Да. Но я не расстанусь со своей мыслью. Во мне там...(он хлопнул ладонью по своей голове) огромный и очень важный проект.
  Такие слова понравились профессору. В мальчике просматривался сильный характер и вера в себя.
  - Ну что ж, приходи ко мне в воскресенье, посмотрим, что ты там такого придумал.
   Прошло много лет. Браун не ошибся в Олимпии.
  Аппарат завершен. Теоретически Браун не мог найти никаких недочетов. Он просматривал проект множество раз. Душа шептала: где-то должна быть ошибка, а разум ее не находил. Если "Информатор" практически станет работать, то люди перестанут быть людьми. Они начнут выполнять волю Олимпия. И даже если он хочет для них блага, то все равно душа не принимает этого проекта. А почему-то ей только одной это понятно.
  - Профессор, вы что-то сегодня не в духе, - заметил Олимпий, следя за рассеянными движениями Брауна, который сидел теперь за своим столом и совершал бессмысленные движения: то, как ребенок, ножницы ушками приложит к глазам, то перебирает карандаши на столе, словно учится считать, то стёркою трет по стеклянному циферблату часов.
  - Стрелки остановились, - сказал профессор.
  - Вы просто забыли навести пружину.
  Профессор поднял голову.
  - Ты любишь людей, Олимпий?
  - Что за вопрос? Ведь весь мой смысл...
  - Да, знаю. Я хорошо знаю твой смысл.
  Олимпий стал долго говорить о человеке. Много раз Браун молча слушал его бурные речи, следя глазами, как его ученик расхаживает по кабинету. Все в речах Олимпия выглядело правильным и убедительным.
  - Со светлым разумом надо жить человеку или с темным? - спрашивал теперь Олимпий профессора.
  - Со светлым, - отвечал профессор, точно школьник учителю.
  - Светлый разум должен говорить достоверное?
  - Должен.
  - Достоверны ли религии?
  - Нет.
  - Мифы?
  - Нет.
  - Почему люди тогда верят в то, что не может быть достоверным?
  - Что-то с их ясностью, правдивостью не в порядке. Они желают что-то для себя и не сознают этого, - проговорил профессор, разрезав ножницами на две части пустой лист бумаги, затем поднял уставшие глаза на своего бывшего студента.
  - Теоретически, Олимпий, в твоем проекте все правильно. Думаю, ни один ученый не найдет ошибки. Твой аппарат должен изменить информлучи. Ты сможешь записывать на них свою информацию, точно она прозрачная магнитная лента. Лабораторные опыты это подтверждают.
  - Профессор, что же тогда вас смущает?
  Браун поднял глаза к окну и посмотрел на верхушку дерева.
  - Меня смущают крылья.
  - Что-о-о-о? - Олимпий всегда понимал профессора и любил его за предельную ясность. Но здесь старик - в эту самую великую минуту - заговорил точно пророк Илия. Наука не терпит туманных слов и экивоков.
  - Какие крылья, профессор?
  - Живые, мой гениальный коллега, живые.
  - Вы что, полагаете, что мой аппарат принесет вред птицам?
  - И не только птицам.
  - А кому?
  - Ангелам.
  Олимпий встал и заходил по комнате.
  - Профессор, зачем напускать мистику!? Вы просто завидуете мне! Я сделал то, чего не смогли бы вы. Небеса так же мертвы, как и камни на земле.
  - А мне бабушка рассказывала, - тихо сказал профессор, - что камни когда-то росли. Они были живыми и не такими твердыми. А может даже мягкими, как подушки. Древние мудрецы, устраиваясь спать, ложили камни под голову. Камни тогда были связаны с небесами, и, приложив к ним ухо, люди могли услышать волю небес.
  - Что за сказки вы придумываете? - Олимпий остановился и присел на подоконник спиной к небу.
  - Верит мое сердце, что Бог не покидал землю, - продолжал профессор. - Только камни и души людей отвердели. Прервалась почему-то связь с богом. Но ангелы не забывают землю. Они всегда где-то рядом. Только мы сами отказываемся от их помощи.
  "Старик сходит с ума, - подумал Олимпий. - Да и что ему теперь остается, как только смотреть на небо и байки баять. Главное, что профессор в моем изобретении не нашел никаких изъянов. Значит, значит пришло время действовать".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  5. На мертвой улице. Лаврентьевич
  
  Мир был удивителен и фантастичен. Но никто ничему не удивлялся. В детстве Даниил задавал взрослым тысячи вопросов, и все отвечали на них просто, казалось, чтобы только отвязаться от мальчика.
  Школа, где ничего не рассказывали про Бога и ангелов, казалась ему тюрьмой для окрыленного духа, где не учили божественно красиво расправлять крылья, не учили летать - и он однажды убежал из этой тюрьмы в поле.
  И там, всматриваясь в стену горизонта, он верил в свои безграничные возможности, в свои мечты. Я все могу. Я открою людям тайну ангелов. Люди копошатся в своих кошельках, разрывают душу всякими мелочами, их темный мозг, темное сознание не знает о том, что жизнь вне вещей. Как важно человеку остаться наедине со своей душой, чтобы прислушаться и открыть великий смысл вечной радости.
  Мальчик-ангел, бродя по полю, увидел однажды этот удивительный шар. Голубой - точно настоящая планета. Он приблизился к шару. Какие яркие небесного цвета васильки росли на нем. Не отрывая от планеты глаз, он дошел почти до самого забора, как вдруг две борзые высунули свои морды из кустов жасмина и стали лаять.
  Душа ангела задрожала. Мальчик развернулся и побежал что есть сил. Казалось, собаки сейчас выбегут в поле и погонятся за ним. Он жалел, что стал бескрылым.
  Давно он не парил над землей. Там в небесах всегда было спокойно и безмятежно. Ведь небо под защитой бога. А земля? А о земле должны заботиться ангелы. Собратья мои по небесным крыльям. Вы так любите вечный праздник. И вам сейчас не до людей. Как жаль, что я один, и никто мне не может помочь в моем добром деле.
  
  Теперь, спустя много лет, Даниил не помнил, как найти тот дом, возле которого кружился голубой шар. Он пошел по мертвой улице, вовсе не по той, на которой жил мэр.
  "Даже если я заблудился, я все равно выйду в поле - а оттуда всегда можно увидеть маленькую планету над прудом, на которой растут яркие цветы".
  На мертвой улице совсем не было заборов. Черные дома с покатыми крышами жались друг к другу, и между ними было лишь узкое пространство. Даниил стал петлять возле этих домов и совсем потерял ориентир. Двери всюду были открыты и в окнах горели свечи. Был вечер, но ночь не спешила наступать.
  "Неужели и вправду жизнь остановилась в ту минуту, когда я родился? - подумал Даниил. - Неужели в вечном мире, который я подарил людям, солнце никогда не засветит по- божественному ярко?"
  На этой улице день как ночь, и ночь как день. Солнце здесь светило не намного ярче луны.
  Даниил присмотрелся к небу. Далеко, у самого горизонта пролетали два ангела. Как далеко они теперь! Иногда так печально, что жизнь имеет свое прошлое. Но других законов, видно, сам Бог придумать не мог.
  О, ангелы, не спешите улетать! Не спешите вернуться в свой привычный светлый мир. Присмотритесь, ведь на мертвой улице тоже живут люди. Пусть вы уверены, что здесь солнце всегда стоит на месте. Но и здесь живут вечные души.
  Ангелы, вернитесь на землю! Я не призываю вас грешить на каждом шагу, жить безрассудно и бездумно: я только говорю, что в мире, где солнце похоже на циферблат часов, нас ждет много минут вдохновения и упустить их: значит закрывать глаза на радугу, на цветы, на красивые улыбки и светлые души. Если вы хоть что-то красивое разглядите на земле под солнечными часами - вам потом будет намного светлее в вечном городе. Ангелы, спешите туда, где души потеряли свой свет! Откройте людям тайну своего счастья. Ведь они ваши собратья по духу. Они тоже живут вечно.
  
  Даниил заглянул в одну их открытых дверей. Он увидел
  белую плиту и женщину в фартуке, которая пекла блины. А мужчина в холщовой рубахе сидел за столом и что-то говорил.
   Даниил прислушался.
  - Ах, Лаврентьевич, Лаврентьевич, - вздыхал мужчина. - Терпеливее и прилежнее меня был в десять раз, только вот глаза все слезились.
  "Чем, спрашиваю, Лаврентьевич, недовольны?"
  "Жизнь такая, - отвечает Лаврентьевич. - Работаю, работаю, а детям все мало. И живут все, и все ссорятся. Сын с невесткой все спорят, чьи родители больше дают".
  "А ты не давай совсем, раз не умеют жить", - советую ему.
  Он чуть ли не с ужасом посмотрел на меня.
  "Как же не давать?! А для чего я живу? Зачем я все эти бумажки пересчитываю? В чем смысл, если не детям помогать? Все для них!"
  Вот человек: весь в работе был, а как на пенсию вышел, так и переселился на мертвую улицу. Переселился и запил.
  Опустился человек точно в могилу. Но дети, надо сказать, его не забывают: за домом ухаживают, цветы приносят. В спальне на стенке его портрет выгравировали и написали под ним: "Мы тебя любим и всегда помним".
  Захожу я к нему на днях, лежит человек на столе - ни жив, ни мертв. Завидел меня, приподнял голову - говорит:
   " Я бы вам поставил виски, бренди, саке, ром, коньяк, но здесь нет ничего, кроме вонючей бражки. Я совсем не могу ничем тебя угостить - и какой я после этого хозяин?!"
  Отвечаю ему: "Чего ты здесь лежишь? Посмотри, какой диван с крышкой тебе дети здесь поставили".
  "Душно, - говорит, - душно мне на этом диване".
  "Так открой окна".
  "Пробовал открывать. Навечно заколочены окаянные",
  "Да чего тебя, говорю, в такой душный склеп переселили дети?"
  "Все мы здесь будем, - проговорил он, продолжая лежать неподвижно и глядеть в потолок. - Все мы здесь будем, - опять повторил он. - Но посуди сам. Мне кислого нельзя. А тут весь мир точно окислился: кислая капуста, кислые мины людей, даже в самых сладких леденцах эта кислота окаянная! Руки по ночам отнимаются, глаза слепнут, сидеть не могу. Нет, что ни говори, все мы здесь будем: и здоровые, и больные".
  Диван его был довольно глубокий с черною крышкой, на которой кто-то догадался написать: вечная память. Мягкий такой диван, а ложиться человек в него ни за что не хочет.
  "Бедный Лаврентьевич, - подумал Даниил. - Как часто дети хоронят своих родителей живыми".
  
  Ангел снова стал плутать среди этих темных домиков. Возле каждого стоял крест с маленьким распятым Христом.
  "За что ты страдал, самый человечный из ангелов? Как тебе тяжело было взбираться на вершины гор этой земли без крыльев, которые ты оставил на небесах. Опоздали ангелы, не пришли к тебе вовремя на помощь! Ты выстрадал за всех, и твою жертву оценил сам Всевышний".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  6. А была ли Польша?
  
  В одном домике горела на окне свечка. Даниилу показалось, что из глубины окна на него смотрит Мадонна. Он взобрался на крыльцо, сделал несколько шагов во тьме, повернул налево и увидел множество образов. Все это были молодые женщины с чистейшими взглядами. У всех у них были красные сердечки на груди.
  Тихо звучала органная музыка - и ангелу показалось, что где-то рядом летает дух божий. Он осмотрел комнату и вдруг увидел в углу человека. Он был в белом костюме, в блестящих лакированных туфлях, но по рассеянности повязал на шею два галстука.
  Лет ему могло быть и пятьдесят, и семьдесят. Седые волосы его были коротко острижены. Щеки аккуратно выбриты, от них несло легким запахом тройного одеколона.
  - Вы из похоронной конторы? - спросил человек, глядя на ангела широко раскрытыми глазами.
  - Нет, я не из конторы, - ответил Даниил.
  - Тогда вы посланник! - человек оживился, встал с колен на ноги. - Вы принесли весточку с моей родины.
  - Да, - согласился Даниил, - я посланник. - Только я ничего вам не принес, кроме доброй вести.
  - Так скажите, скажите мне скорее эту весть!
  Человек сложил перед Даниилом руки и, раскрыв широко глаза, почти не дыша, ждал от этого юноши-ангела такой важной для него вести.
  - Я только скажу, что скоро исполнится то, чего вы так ждете.
  - Правда!?
  - Бог пожалел нас всех, и скоро все будет по-другому.
  - Присядьте, присядьте, добрый юноша. Ведь я столько лет, столько лет ждал этой вести.
  Они сели на стулья с высокими спинками в виде арок.
  - Я вам расскажу свою историю. Зовут меня Владек Полонский. Вы хорошо знаете, эта Мертвая улица когда-то принадлежала Польше. А затем границы изменились - я потерял свою родину. Лет 20 я жил с людьми, которые не знали своего языка. Я для них был чужеземец. Но не я, а они были пришельцы. Все мои родственники и соседи выехали в Польшу, а я верил, что границы опять изменят. И ждал. Ведь моя родина была недалеко. Всего 30 километров отсюда. Но границы больше не менялись.
  Только в конце октября - не помню уже какого года - будто бы граница открыта, говорили шепотом, потому что не знали, что это все значит.
  И вот с того времени я живу тайной надеждой. И днем, и ночью я думал о том, что скоро все изменится. Кем я был? Поляком? Но Польша осталась где-то там, в той стороне. Язык, вера, могила отца - все осталось там, а не здесь.
  Даниил никогда не слышал о Польше. Быть может, это страна далекого прошлого, а может, будущего.
  - Прибился ко мне как-то еврей Нафан, - продолжал дальше Владек, - где он только не искал небесной земли: и в России, и во Франции, и в Германии, и в Польше. В Польше!
   "Как ты туда попал? - спрашиваю я его и смотрю горящими глазами на его личико с маленькой бородкой.
  "Это совсем близко, - отвечает".
  "Да, близко, - повторил я в задумчивости.
  "А теперь, - говорит он, - я жду письма, и когда то письмо получу, то уеду в страну моего Бога. Я здесь недолго. Скоро я буду опять со своим народом. А твоя земля - скоро ли тебя позовет к себе?"
   И через неделю он уехал на свою землю. А столько лет все ждал и ждал своего посланника, а он не приходил. И вот я состарился, потерял все свои зубы. Кому я теперь буду нужен там, в моей Польше?
  Даниил не мог понять: слезы радости или горя текут по щекам Владека Полонского.
  "Я подарил человеку надежду. Где бы ни была его земля, он в нее обязательно вернется".
  Даниил оставил рыдающего старика, вышел опять на Мертвую улицу и осмотрелся: в какую сторону теперь ему идти?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  7. Мертвые художник и шахматист
  
  Возле болота, густо покрытого тиной, Даниил заметил двухэтажный дом с множеством окон. Перейдя по деревянной доске, тоненькой как ленточка, через ручеек, который впадал в это болото, он подошел к дому. И здесь дверь была широко открыта, под ней висела поблекшая табличка с надписью "Приют".
  Прямо в коридоре он увидел двух человек. Они сидели за столиком и играли в шахматы. Они были еще молоды. Оба в синих костюмах - один с длинными волосами и бородой, а другой совсем лысый.
  Даниил всматривался в них, пытаясь понять тайну души каждого из них. Лысый не отрывал своего взгляда от шахмат, но хода не делал, а второй - с длинными волосами, как очарованный смотрел на Даниила.
  - Какое у вас лицо. Какое у вас лицо. Я хочу нарисовать! Нарисовать! Дайте мне краски! Где мой холст? Где мой мольберт?
  - Где мои шахматные книги? Я хочу играть по книгам! - вдруг поднял глаза лысый. - Я забыл. Я забыл, какой здесь нужно делать правильный ход.
  Тут Даниил заметил, что в дверях справа стоит священник и подзывает его рукой.
  - Пройдите. Пройдите сюда!
  Даниил вошел в небольшую пустую комнатку. Священник приложил палец к устам.
  - Тише, мы не должны пробуждать этих людей. Они живут своим несчастным прошлым, здесь поселились те, кто продал свои квартиры. Они долго блуждали по миру бездомные, отверженные, пока не нашли здесь свой приют.
  - Я не растрачивал себя, не растрачивал! - послышался из коридора голос художника. - Я искал всего прекрасное. Я рисовал все: ангелов, церковь, птицы в полете. Я творил. Я подражал Богу-творцу. Мы с ним близки. Мы что-то одно творили.
  - Вы не слушайте, как он богохульствует. Бог - единый творец. И никто не имеет права быть творцом. Вам лучше уйти в эту боковую дверь.
  Когда Даниил вновь оказался на улице, священник, стоя на пороге, сказал:
  - Они раскаются, еще не поздно. Еще бог ждет их покаяния. Во веки веков. Аминь.
  - Аминь, - повторил Даниил.
  "В какой дом не зайди - всюду боль, - подумал он. - Неужели люди так устроены, чтобы жить во грехе. Но ведь никто им не подсказал путь к свету, к живой душе".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  8. Заживо погребенный
  
  Даниил опять огляделся - всюду, куда ни посмотри - были черные маленькие домики. Точно могилы на кладбище они усеяли все пространство. Ангел еще некоторое время поплутал среди них и понял, что он окончательно заблудился.
  "Господи, кто же меня отсюда выведет?" - подумал он.
  Даниил увидел гробницу и вошел в нее. Там горела лампада, стены были голые, и по ним ползали беленькие червячки. Посередине стоял гроб без крышки, и в нем лежал тучный человек с открытыми глазами и, казалось, все время следил за Даниилом.
  - Что вы смотрите на меня? Я давно уже мертв, - проговорил толстяк, шевеля губами. Все остальное его грузное тело оставалось абсолютно неподвижным. Да он так привык лежать в вечном покое, что сделать любое движение для него было бы большой мукой.
  - Я умер, и меня сюда отнесли, - продолжал толстяк. - И вот я здесь лежу и хочу понять смысл моей смерти до конца. В чем ее суть? И зачем она была нужна?
  Сотни раз я представлял свою плоть без всякого движения. Плоть, которая не способна двигать ни единым пальчиком, ни единым мускулом. Моя плоть, которая уже не связана никак с этим миром, с природой. И с моей плотью можно делать все. Человек может резать и копаться в нем, насекомые и микроорганизмы разрушать и разлагать его. Но почему-то страшнее все-таки то, что на мое мертвое тело будут смотреть живые люди. Они будут смотреть на то, что меня нет, и завтра не будет, и никогда не будет. Я в таком страшном состоянии небытия. А они пришли по случаю моей смерти. Я есть, я не исчез, не растворился. Все мое тело такое, какое оно двигалось по улицам. Мое тело встречало людей, и люди встречали меня. А все придут, чтобы увидеть, что вот лежит тело, и для всех естественно, что это тело не поднимет руку, не сядет, не повертит головой. Тело это уже не способно ни говорить, ни чувствовать, не способно отличить добро от зла, свет от тьмы. В один миг смерти исчезло все, чему это тело училось всю свою жизнь. Из тела исчез словарный запас слов. Тело забыло буквы. И содержание всех прочитанных книг. Тело училось ходить, улыбаться, общаться с людьми. Запоминало фамилии, события, и все это теперь пропало. Все мои старания в один миг лишились смысла.
  "Зачем живые люди хотят быть мертвыми? - подумал Даниил, выходя из гробницы. - На этой улице мертвых ни одна душа не умерла. Она только заблудилась, не нашла своего настоящего места в жизни".
  "Я должен помочь всем этим людям! - с болью проговорил Ангел. - Да, я должен найти путь к этой маленькой голубой планете, которая вертится над прудом".
  Недалеко на холме росли высокие сосны. Даниил стал к ним приближаться.
  У подножия этого зеленого холма он заметил заросли кустарника малины, а среди них желтый домик с колодцем, возле которого стояла девушка в пестром платье с глубоким вырезом. Волосы у нее были черные как у цыганки. Красный бант на голове точно маяк притягивал к себе. И Даниилу захотелось взглянуть в глаза девушки.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  9 Милая грешница
  
  Ангелам не полагается вглядываться в женские лица - но эта девушка притягивала чем-то таинственно - земным, нет, не внешней красотой, а какой-то своей зажигательной улыбкой. Ангелы никогда так не улыбались. Что-то откровенное, слишком обнаженное было в ее взгляде. И эта грудь, которая так сильно открылась, когда девушка нагнулась над колодцем, чтобы подхватить ведро с водой, висевшее на цепи!
  "Почему меня так притягивает эта грудь? Какой таинственный магнит заложен в эти два белые полушария? Я не могу оторвать от них своих глаз, словно это тоже планеты, и целые народы живут и питаются молоком этих полушарий.
  - Что смотришь, бестыжий? - засмеялась девушка.
  - Вы позволите мне глотнуть воды из вашего ведра?
  - Ах, так у тебя жажда? - еще звонче засмеялась она. - Воды никому не жалко.
  Девушка поставила ведро на лавку. Даниил приблизился, стал на колени перед ведром, и хотел было отпить - но вода в ведре оказалась желтоватой, и от нее несло болотом.
  - Что ж ты не пьешь! Пей! Ведь в твоих глазах такая сильная жажда.
  Даниил встал с колен.
  - Мне нужно выбраться отсюда, - сказал он.
  Вдруг из-за куста малины выглянула старая женщина. Маленький паучок бегал по ее дряблому лицу, точно он сам сплел эту паутину морщинок на ее щеках. Она смахнула его рукой и бросила взгляд в сторону девушки.
  Женщина была в черной с белыми полосочками кофточке, рукава которой были закатаны. Она стирала белье, и из-за куста выглядывало корыто.
  - С кем ты там шашни разводишь? Неси скорее ведро? - прокричала женщина и вытерла потный желтый лоб рукой.
  - Тут ангел плутает по нашей улице.
  - Ангел или черт с хвостом, а тебе бы только задом перед ним повертеть.
  Девушка схватила ведро и, расплескивая воду, потащила его к старухе.
  Даниил смотрел, как точно маятник часов, двигались туда-сюда ее бедра.
  - Эта моя тетка, - сказала, вернувшись, девушка. - Когда-то она была первой красавицей на Мертвой улице. Каждый день из-за нее кавалеры дрались на дуэли. А теперь у нее все в прошлом. Вот она и злая такая. Нет теперь кавалеров и пистолетов теперь нет. И жизни у них нет, и смерть к ним не приходит.
  Даниил опять приковал свои глаза к груди девушки.
  "Что со мной? Неужели я пропащий ангел, отвергнутый небом? Неужели эта грешница имеет власть над моей душой?"
  - Вот какой ты, оказывается! Как и все мужики пялишь глаза на женщину.
  Милая грешница опять громко засмеялась. В этом смехе была и горечь, и бесстыдство, и красота.
  - Вы очень красивы! - сказал Даниил, любуясь ее большими горящими глазами. - Вы смеетесь от счастья?
  - Пойдем! Я выведу тебя на то бескрайнее поле, о котором ты мечтаешь. Если хочешь, я пойду с тобой на край света. В моей душе такой прилив, такое невероятное ожидание прекрасного. Ты явился и стал моей надеждой. Мне будет хорошо, пока будет гореть звезда надежды, а потом...
  - А потом наступит утро. Пройдет сон, и я проснусь в своем мире.
  - А каков твой мир?
  - Там не прощают блудницам. Пойдем! Пойдем куда-нибудь далеко отсюда.
  - Ты можешь увести меня туда, где я был всегда?
  - Пойдем, я покажу тебе мир, который ты никогда не видел.
  Незаметно стемнело. Что-то новое было в этом таинственном лесу под ясной луной. Почему мне так сладко дышится? Быть может потому, что на этой улице растут эти высокие одинокие сосны.
  - Ты меня ведешь в прекрасный мир, но он не очень похож на мой вечный. Здесь город и лес подружились, здесь сосны и дома, и им совсем неплохо жить вместе. Дальше я вижу краешек поля и краешек леса. Светлая полная луна. Городские огни светятся далеко в стороне. Вот дорожка, бегущая через поле. Она и ведет к той тайне, которую ты мне обещала открыть?
  Девушка таинственно посмотрела на Даниила. Он продолжал:
  - Здесь намного лучше, чем там, где мы недавно были, но даже ты, прекрасное создание, не можешь увести меня туда, куда мне хочется вернуться.
  Сиротливо недалеко от леса стоял стог. Он казался большой темной массой, но чем ближе они подходили, стог становился все светлее и светлее.
  - Иди сюда. Я покажу тебе еще непознанный тобой мир любви. Прижмись ко мне! Обними меня! Любовь и есть тайна. С нее начинается всякая жизнь. Только через этот обряд сближения существует всякий человек.
  Девушка присела возле стога и протянула Даниилу руку.
  - А есть ли такой обряд, по которому выходят из этого мира? - спросил ангел, оставаясь неподвижным.
  - Такого сладкого и радостного нет. Обряд выхода из этой жизни всегда мучителен. Еще страшнее его исполнить, и самое страшное, когда его исполнишь. Представь себе тело, висящее в пространстве, а твою шею уже сдавила петля. Это ужасно. И не будем об этом. Ты говоришь мне про нечто прекрасное и хочешь туда возвратиться. Но я не знаю, как это сделать. Вот этот стог и мои объятия - это все, что я могу тебе предложить.
  Начало светать. Город больше не был таким звездным и обещающим, как это казалось ночью. Теперь он серел в дали, и мрачные здания-убежища людей осуждающе смотрели на двух не нашедших того, чего искали.
  - Почему ты такой холодный? Почему ты не хочешь меня приласкать? Куда ты все время смотришь?
  - Я вижу голубой шар. Он все вертится и вертится. Теперь его освещает восходящее солнце.
  - Шар? Какой шар?
   Даниил отошел от стога сена и зашагал по полю.
  - Глупый! - кричала ему вслед девушка. - Ты никогда не узнаешь, что такое земное счастье.
  "Планета... Какая она все-таки прекрасная - эта маленькая планета", - думал Даниил. Теперь он смотрел на нее не теми детскими глазами, как на маленькую игрушку. Он понимал, что вместе с этой планетой кружатся вокруг солнца все судьбы этих несчастных людей.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  10 Олимпий и его отец
   Проблема отцов и детей - интереснейший вопрос. Отцы хотят жить по-старому, а дети по-новому.
  В этом споре побеждает время: отцы уходят на Мертвую улицу, а дети живут дальше со своими идеями.
  Во время обеда Сафон часто спорил со своим сыном Олимпием.
  - Жизнь зависит от сознания, папа.
  - И от небес, сынок.
  - Я изобрел Информатор. Если им воздействовать на небеса, то я сумею воздействовать и на любое сознание. Я смогу сделать людей римскими стоиками, тевтонскими рыцарями, коммунистами, а если надо, то и ангелами. Люди неосознанно пользовались этим явлением природы - Информацией, она также реальна, как электричество.
  - Зачем, сынок, из людей кого-то делать? Я тебя, Олимпий, хорошо знаю: думая о людях, ты всегда хотел чего-то для себя.
  - Папа, все ученые, совершая открытия, хотели быть выше королей.
  - Нам не нужно королевство, сынок, у нас все есть.
  - Папа, у нас ничего нет, кроме этого сада и этой искусственной планеты, которую ты для себя изобрел. Полмира живет совершенно мертвой жизнью. Если я повлияю Информатором на небеса - то смогу повлиять на весь мир. Тогда я буду владеть настоящей планетой в тысячи раз большей, чем твой искусственный шарик.
  - Ты добьешься своего, сынок, если Бог покинул землю.
  - Когда-то Бог был на земле, а теперь другое, совсем другое время.
  - Времени нет, - вздохнул отец, - мы обрели бессмертие, но лишились Бога, произошло нечто страшное. А люди ни о чем не догадываются.
  - Они и раньше ни о чем не догадывались. Многие убеждены теперь, что Бог - это выдумка.
  - Они не ангелы и не философы, им трудно мыслить о том, что они никогда не видели и не созерцали.
  - На людей надо влиять мощными средствами.
  - Нам надо спокойно и терпеливо трудиться, чтобы сделать этот мир прекраснее, - не соглашался отец.
  - Папа, все это абсурд какой-то. Бог создал свет и сказал: "Я хочу, чтобы вы суетились и исправляли тех, кто глупее вас. Миллионы людей не хотят быть добрыми, страдают, а ты сиди в своем кабинете, сложа руки и не думай, чего же они такие неразумные.
  - И что же делать?
  - Все сделает Информатор. А тебе, папа, ничего не надо делать. Не первому, десятому, сотому ты говорил: "Будь разумен". Ну и что с этого? Тебе кажется, что мир от этих моральных нотаций лучше становится. А людям в одно ухо влетает, а в другое вылетает.
  - Я знаю только один путь, сынок. Отдаться воле божьей: стать в душе смиренным и ничего себе не желать. Когда эта мысль приходит ко мне, тогда я по-настоящему счастлив. В этом я чувствую высшую правду. Я ничего не желаю от других, и только чистоты от себя.
  - Отец, так ты целую вечность ждать будешь. А у меня уже завтра люди будут как ангелы, я заставлю ученых придумать им всем крылья. Земля будет одним цветущим садом. Всю технику мы перенесем в космос: мы построим заводы на Луне, на Венере, на Марсе. Люди будут жить разумно, никогда ничем не загрязняя своей земли, со светлейшим сознанием и имея все, что им надо.
  Отец, привыкший к этому мертвому миру, не мог согласиться с сыном. Сколько забот было у этого старичка. Он был тощ, как Кощей, высокий, морщинистый. Он не знал покоя ни днем, ни ночью. Цветы стали его любимым увлечением. Клумбы, на которые он их сажал, были круглые как шар. Он взбирался по лестнице на сторону, освещенную солнцем, и начинал свою работу увлеченно: если он видел цветы красивее и нежнее, он их удобрял с особой заботой. Сорняки же приходилось вырывать каждый день и бросать в черный ров, который он почему-то назвал Адом.
  - Твой папа нелицеприятен, правда? - кричали Олимпию дети с соседней улицы.
  Однажды, когда он гулял по полю, дети тьмы словили Олимпия и отхлестали все его тело крапивой.
  "Я не сделал им ничего плохого, - плакал мальчик, жалуясь отцу. - Они глупые. Я придумаю такой аппарат, который заставит их делать только разумное.
  Внутренняя красота - она никак не внешняя. Внешняя - она совсем не красота. Часто люди одевают красивую одежду, чтобы скрыть свою внутреннюю грязь.
   Не сказать, что внешне его отец был очень некрасив, нет. Лицо у него было добрым, глаза большие, но отец был всегда таким серьезным, с таким напряженным вниманием ко всем присматривался, что можно было подумать: сам бог смотрит на человека.
  Отец постоянно повторял, что мир кем-то сотворен. Все, что не сотворено в мире, сотворено под воздействием сил. Силы эти целенаправленны. В хаотическом движении есть своя направленность. Она сознает явления, объекты, жизнь. Сила эта должна изначально всегда кому-то принадлежать.
  Сила - это Бог: она разумна, осознанна. От начала до конца сознает то, что творит. Все - что случайности для нас, для Бога - продуманные закономерности.
  - Слишком сложно это для людей, отец. Слишком сложно. Люди не умны, ясно как в белый день. Что может неумный человек понять о Боге? Все, что ему наговорят другие неумные. Так сплелась эта неразумная паутина религий, проповедников и верующих. Все врут, все повторяют ложь. А правды никто не знает!
  - Вряд ли, ты, сынок, поверишь, что я видел Его своими глазами: да и не надо верить. Он явился ко мне однажды во сне и сказал: "Создай маленькую планету! Ухаживай за ней, ты поймешь мои заботы и стремления". Он исчез, не добавив к сказанному больше ни слова. Я сделал, как Он мне сказал. Создал планету и ухаживаю за ней каждый день. Зачем я это все делаю, в чем смысл? - спрашивал я себя и долго не понимал смысла. Но однажды я посмотрел на свою планету издалека и воскликнул: "О, господи, как она красива!"
  И смысл моей работы стал предельно прост. Искать повсюду самые красивые цветы, сажать их и сажать на благодатную почву моей планеты.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  11 Планета над прудом
  
  Даниил приблизился к шару и долго стоял неподвижно, созерцая его.
  "На этой планете живут только цветы. Садовник за ними хорошо ухаживает, и они счастливее, чем люди. О, если бы Бог так ухаживал за каждым цветком человеческой души. Где-то за что-то провинились люди, они уже и не помнят своей вины, а Бог все равно еще на них сердит. Он выше всех ангелов - никто из них не смог долететь до него. Он всегда справедлив. Но как трудно нам поступать по его воле! Что уже говорить о людях, если ангелы не всегда знают, как поступать и иногда впадают в грех".
  Даниил услышал шаги и направил свой взгляд на дорожку. По ней шла красивая девушка в утреннем голубом прозрачного неба платье. Светлые волосы, точно солнечные лучи, спадали ей на плечи. В ее легкой походке не было ничего земного. Глаза ее так тепло смотрели на Даниила, как никто из людей не смог бы смотреть: это был взгляд самой чистой души. Взгляд ангела!
  - Ты кто? - спросил он.
  - Я - Гелиана.
  - Какое небесное имя!
  - А ты кто?
  - Я бедный вестник.
  - И ты принес нам добрую весть?
  - Я хотел тебе сказать, что твой дом теперь под защитой Божественных сил.
  - Как хорошо, когда Бог защищает людей, - ответила Гелиана.
  - Я хотел бы служить твоему отцу и всем людям.
  - Отец еще спит.
  - Я совсем никуда не спешу. У меня никого близкого нет на этой земле.
  - Вот как?! А где твои родители?
  Они стояли в двух метрах друг от друга. И глаза их смотрели прямо в глаза, а души - в души.
  - Я подкидыш. Меня, больного младенца, кто-то подкинул под двери больницы. Врачи считали, что я должен умереть. Только две недели мне предназначалось жить на этой земле. Но произошло чудо. Небесные силы спасли меня. И вот я уже много лет хожу по этой земле и пытаюсь понять: почему они это сделали.
  - Небеса всегда знают, что они творят, - ответила девушка.
  - Это они меня прислали сюда. Мне кажется, что здесь моя душа впервые обретает крылья.
  - Крылья у души всегда были. Только кто-то тебе их связал. Позволь мне обрезать эти веревки.
  - Какая у вас прозрачно чистая душа, - произнес Даниил.
  - Я уйду. А ты должен омыться в этом пруде. Вам совсем не к лицу эти бренные человеческие одежды, снимите их и бросьте вот в тот ров, названный Адом.
  - Адом? Кто же вырыл этот ров? - спросил Даниил, заглянув в него. Там истлевала и превращалась в тлен гора бесполезной сорной травы. - Сорняки попали туда, потому что думали только о себе. И прекрасные цветы страдали от них.
  Даниил сказал эти слова с сильной болью в сердце, какая совсем не свойственна людям.
  И Гелиана уловила это чувство боли ко всему живому, даже к цветам.
  - Я сшила для тебя, предчувствуя, что ты сюда придешь, белое платье ангела. Я повешу его на розовый куст. После омовения ты должен надеть его. Если папа увидит, что ты ангел, он никогда не отпустит тебя. Он будет заботиться о тебе, как о своей рукотворной планете.
  Девушка ушла. А Даниил сбросил свое земное облачение и стал входить в холодную воду пруда. Испуганные рыбки спрятались в зеленой тине. Даниил по пояс вошел в воду и запрокинул голову: ему показалось, что эта рукотворная планета-шар вот-вот упадет на него. Он крепко закрыл глаза, ожидая чего-то страшного. Но вместо кромешной тьмы в глазах его появился яркий свет:
  "Да будет воля моя, - послышался строгий голос. - Ибо говорю: только тот, кто зажег в душе солнце, станет светить миру".
  Даниил открыл глаза. Планета не падала, а кружилась, кружилась, словно не человек, а сам Бог создал ее.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  12 Технеций скрежещет зубами
  
  - Туз, мы не можем приблизиться.
  - Что за абсурд вы несете!
  - Вокруг дома мэра в радиусе трех километров - мощное силовое поле. Я пытаюсь сделать два-три шага вперед, а меня отбрасывает назад на пять метров.
  - Но тогда взлетите и спрыгните с воздуха.
  - Пробовал. Это магнитное поле до самых небес.
  - Тогда взлетите в космос и спуститесь оттуда.
  - Мы готовы хоть с самой луны спрыгнуть в сад мэру. Готовы по вашему приказу слетать и в другую Галактику. Но приборы показывают, что эти магнитные силы идут чуть ли не от самого господа Бога.
  Технеций раскалился докрасна, даже личные психотерапевты, вделанные в скафандр, не могли его усмирить. Он грохнул рукою по своему компьютерному столу и расколол его надвое.
  - Я здесь Бог, вы слышите - я! Упустили! Не успели. Этот Олимпий сотворил аппарат, в котором ваши куриные головы ничего не смыслят. Он создал защиту против нас.
  Технеций скрежетал зубами от своего бессилия.
  - Поставьте вверх ногами весь этот мертвый мир, но секрет аппарата должен лежать у меня на столе. Да, и срочно поменяйте мой стол! Я вас всех, всех разнесу. Куриные головы! За что я вам деньги плачу!? Проглядели гения в коротких штанишках! Где же ваша сверхинтеллектуальная башка?!
  - Туз, мы сделали все, что в наших и не в наших силах. Мы распотрошим институт, всех сотрудников, кто имел к аппарату хоть малейшее отношение!
  - Только в рамках Закона, черти! Никаких садистских методов! Все делайте мягко и утонченно! Помните, мы сверхлюди, а не волки в овчарне.
  - Все будет чинно, Туз, даже без комариных укусов.
  13 Ангел во дворе мэра.
  
  - Я знал, что он придет! Я его так долго ждал! - воскликнул отец, завидев в окне, как ангел ходит по двору возле его планеты. - Я знал, что Бог меня не оставит - он пошлет ко мне своего посланника. О, господи, какая радость! Какой день настал! Бог возлюбил землю! Бог ее призрел! Теперь мы все оживем и воскреснем.
  И он прямо в полосатой пижаме, точно узник, выбежал во двор.
  - О, Господи! Боже! Ты явился! Вот я перед тобой!
  Мэр города упал перед ангелом на колени. Даниил стоял неподвижно, не зная, что ему делать, но тут из дома вышла Гелиана.
  - Встань, папа, с колен! Поднимись! Это земной ангел. Он не с неба спустился, а пришел к нам по полю.
  Только сейчас отец заметил, что у этого ангела нет крыльев.
  Мэр поднялся. Подошел к Даниилу. Потрогал его платье, его руки.
  - Как хорошо, что на земле появились ангелы во плоти, - проговорил он.
  - Я ищу работу, - сказал Даниил.
  - Для ангелов всегда найдется работа на земле. Много работы, - проговорил мэр.
  В это время на крыльце появился Олимпий. Он был в черном костюме, под белым серебристым галстуком, который блестел на фоне голубой рубашки.
  - Ты будешь работать у меня! - сказал Олимпий. - Мне нужен помощник. Будешь взбираться на крышу сарая и направлять параболическую антенну по моим указаниям.
  - Олимпий! Ведь ангелы ищут работу для души, - пытался вразумить сына отец.
  - Так, папаша, каждый бродяга наденет ангельский балахон и сделается святым. Ступай, любезнейший, в сарай, и отоспись на сеновале. Мне нужен помощник с бодрою миной, который точно бы исполнял мои указания.
  
  
  
  
  
  
  
  14 Исчезновение профессора Брауна
  
  Об исчезновении профессора Брауна говорили все: одни утверждали, что он сошел с ума и бросился в реку, другие - что его забрала к себе какая-то высшая сила.
  Никто ничего толком не знал и никто не мог дать хоть малейших вразумительных объяснений. Однако профессор Браун исчез. Квартира была заперта изнутри, окно тоже.
  Последним его видела соседка, которой он сказал с грустной усмешкой: "Сегодня я отправлюсь в далекий путь".
  "В командировку, значится", - ответила та.
  "Что-то вроде бы этого. В лучший высший мир. Моя душа доросла до него".
  Эти слова и теперь вызывали недоумение у преподавателей и студентов. О каком высшем мире он говорил?
  Олимпий до последних подробностей вспомнил их последний разговор. Он сидел на стуле возле рабочего стола профессора, а хозяин кабинета прогуливался по зеленой ковровой дорожке, заложив руки за спину. Лицо у него было мечтательное, как у ребенка, он рассказывал о чем-то совершенно новом для Олимпия, и голос у него был как никогда раньше тихий и мягкий.
  - Ты знаешь, мой друг, - говорил профессор. - Человеку достаточно только иметь три вещи, и он будет навечно счастлив.
  - Какие? - спросил Олимпий.
  - И даже не иметь, а желать, очень сильно желать эти вещи, - поправил профессор.
  - Желание - это хорошо, профессор. Так какие три вещи должен желать человек?
  - Верить, очень сильно верить в высшее, не спешить рассуждать ни с кем о боге. И быть единым со всем миром.
  Олимпий улыбнулся. Уже не только Олимпий, но и все студенты стали замечать за профессором странности.
  "Профессор наш чудит, - жаловались они Олимпию, встретив его на улице. - Вместо того, чтобы читать лекции по психоэлектронике - он рассказывает нам, какой у нас должна быть совесть".
  "Я знаю, что студенты всем рассказывают про меня, - говорил Браун. - Мне не стоило говорить им о совести. Совесть людей не надо трогать, они сами должны прийти ко всему. Но теперь я чувствую просветление души, словно вхожу в контакт с высшим духом. Именно имея эти чувства, мне кажется, что я растворюсь, исчезну, и меня нигде не будет, просто не будет. Я сольюсь с чем-то вечным и прекрасным. Я все искал состояние, в котором мне было бы хорошо, - продолжал Браун, - и все никак не мог найти. Я понимал: глупо осуждать этот мир, важнее, чтобы я сам не делал никаких глупостей. Я готов был отказаться от всех своих мыслей, чтобы только было все время хорошо и легко на душе.
  Люди не слишком проницательны, они сотворяют ошибку за ошибкой. Приходилось надеяться на самого себя. С того дня, когда я осознал, что я сам, мое состояние - самое главное, и до того, когда я практически нашел это состояние и стал им жить, прошло два года. До этого я все время увлекался, забывал, что состояние - важнее всего. Много лет я преследовал какие-то неясные, мучительные цели. Для чего? Ведь они приносили мне только страдание. Но вот все позади. И теперь я в этом прекрасном состоянии. Мой новый мир для вас, Олимпий, может показаться смешным и слишком детским, но для меня он стал желанным и единственным".
  
  Даниил услышал, что все говорят об исчезновении профессора, что какая-то сила забрала его в высший мир. Он сидел у пруда, смотрел на серебристых рыбок, которые его совсем не боялись, и рассуждал: "Профессор исчез. Ангелы забрали его вместо меня. Как они перепутали? Неужели от того, что солнце стало намного темнее - они не смогли разглядеть ангела и забрали человека?
  Неужели они оставили меня навсегда одного в этом вечном земном мире?"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  15 Любовь Даниила и Гелианы
  
  Гелиана присела возле Даниила на зеленую травку, рыбки в пруду, как бы узнав ее, еще ближе подплыли к берегу.
  - Ангелы всегда рядом с людьми, - сказала девушка. - Только им трудно облекать себя в плоть человеческую. Ведь тогда они становятся почти людьми. И все тяготы земного существования ложатся на их хрупкие плечи. А без плоти ангелы невидимы для людей.
  - Но я их часто вижу, как они летят где-то далеко у линии горизонта.
  - И у тебя зрение ангела, Даниил. Я же ангелов чаще всего вижу во сне. Когда мне было очень грустно, они утешали меня. "Жди, скоро придет тот, кто будет нуждаться в твоей помощи. Мы на этой земле, чтобы помогать людям и друг другу. Помни главное: мы дети вечности, и наша работа никогда не будет иметь своего завершения. Всегда будут люди, которые потеряли в душе Бога, и всегда будем мы - ангелы, которые созданы для того, чтобы каждую минуту напоминать человеку о Всевышнем".
  - Какие добрые ангелы тебя посещают, - вздохнул Даниил. - А меня они совсем забыли. У них там вечный праздник, а у меня вечная печаль.
  - Ты ошибаешься, мой добрый Даниил, - ангелам не до праздников. Нельзя бездумно веселиться, пока страдают люди.
  - Почему они тогда меня никогда не навещают? - спросил Даниил, повернувшись к девушке, ища ее глаза. Но Гелиана продолжала смотреть в пруд на свое, а может и на Даниила расплывчатое отражение.
  - Ты, Даниил, взял всю боль земли на себя одного. Ангелы знают, что твоя боль безутешна. Ведь ни они, ни ты не в силах помочь всем людям. А боль твоя так сильна потому, что ты еще далеко не все знаешь о жизни людей.
  - Да, я не все знаю, - согласился Даниил.
  - В жизни людей есть тоже свое земное счастье. И оно заключается в одной великой тайне.
  - Какой тайне?
  Девушка повернула голову в сторону Даниила, и их взгляды слились в долгом таинственном молчании.
  - Она открывается через любовь.
  - Через любовь? Ведь я всегда стремился любить всех людей.
  - Когда мы так любим, мы подражаем Богу. Но есть любовь, которая вдохновляет и делает наши души нежными и чуткими.
  - Какая же это любовь? - всматривался Даниил в глубину глаз девушки.
  - Эта любовь, которая обнажает не только души, но и тела двух любящих сердец.
  - О чем ты говоришь, Гелиана?
  - О той вечной любви между мужчиной и женщиной, для которой созданы все люди и ангелы.
  - Проходя через Мертвую улицу, я встретил женщину, которая предлагала мне свое тело - не об этой любви ты мне говоришь?
  - Где это было?
  - В том стогу, который находится на другом краю этого поля.
  - Сено сгниет или его отдадут на съедение животным. А от той любви остались бы только горькие воспоминания.
  - Тогда я совсем не понимаю, о чем ты говоришь, Гелиана.
  - Дай руку, пойдем со мной туда, куда я тебя поведу. То, что я для тебя открою - изменит твою душу. Ты увидишь жизнь не такой мрачной. Ты поймешь, в чем разница вечной любви и любви случайной.
  Гелиана встала, а Даниил покорно дал ей руку и последовал за ней.
   Они шли по полю. И Даниилу казалось, что они направляются к тому стогу, где он был с прекрасной блудницей.
  И действительно, стог был все ближе и ближе, теперь он приобрел красноватые оттенки, словно горел на солнце.
   Они уже были в ста шагах от стога, и ветер доносил до них запах прелого сена. Гелиана крепко держала руку Даниила и пожимала ее.
  - Ты, мой хороший, смотришь все время только прямо, - сказала девушка. - Посмотри, сколько там красивых цветов. Пойдем туда, любимый, и поверь, что мы исполняем высшую волю.
  Даниил покорно шел за девушкой. Они оказались среди золотистой высокой травы. Девушка остановилась у подножия пологого склона и сказала: "Закрой глаза, любимый".
  Даниил повиновался ей как дитя.
  - А теперь открой.
  Он открыл глаза и не сразу понял, что произошло. Гелиана исчезла, а перед ним стояла обнаженная женщина. Две полные чаши над ее животом притягивали к себе. Он вспомнил, что так и не удовлетворил свою жажду у колодца. Теперь жажда стала еще сильней.
  Даниил сделал шаг к девушке, но вдруг остановился.
  - Что это за темный треугольник у тебя пониже живота? - спросил он.
  - Глупенький. Там вход в очень маленькую пещеру. Там зарождается человек. В один прекрасный день ворота пещеры открываются, и на землю приходит новый человек. Не смотри на меня так, лучше подойди поближе, еще ближе, вот так.
  Девушка развязала Даниилу тесемки на плечах, и его ангельское одеяние упало к ногам.
  - Обними меня! Прижмись! Бог знает, что творит, Даниил. Мы с тобой пришли в этот мир, чтобы любить друг друга вечно.
  
  16 Пещера греха
  
  Когда они возвращались к шару, солнце светило им прямо в лицо.
  - Любимая, как это прекрасно, что в жизни есть такое успокоение, - проговорил Даниил.
  - Теперь ты открыл для себя разницу между вечной любовью и любовью на одну минуту.
  - Родная, мой чистейший ангел, это значит только то, что мы с тобой уже никогда-никогда не расстанемся.
  - Ангелы не знают другой любви кроме вечной, - ответила девушка.
  - Почему я столько лет прожил и не подозревал, что она существует?
  - Только потому, что ты обрекал свою душу на одиночество. Ты один хотел помочь всем людям. А в мире много людей и ангелов, которые стремятся к тому же прекрасному, что и ты. Теперь для тебя начинается новая жизнь, и все пойдет совсем по-другому.
  Но тут Даниил остановился, пригляделся к небу, по которому плыла темная туча, и спросил:
  - А мы, правда, не согрешили перед Богом, совершив такое слияние, к которому стремятся больше люди, чем ангелы?
  - Любимый, у нас живая плоть. Мое тело так же устроено, как тело любой женщины. В том черном треугольнике, в котором прячется вход в пещеру, самим Богом заложены сладкие чувства. И если моя душа ангела обрела плоть, то это чувство всегда будет не давать мне покоя. И ты, любимый, не скрывай того же от меня. Ты всегда искренне думал о людях, но сладкое чувство тебя постоянно приглашало в пещеру вечности. Таких пещер много, каждая женщина прячет свой вход в нее под своим животом. И много на свете прекрасных блудниц, которые предлагают свои радости. Но ангел-мужчина всегда находит только своего ангела-женщину. И если ты живешь своими чистыми чувствами души - ты никогда не изменишь закону вечности. У тебя очень чистая, Даниил, душа, а потому, поблуждав долгое время по мертвому миру, ты вышел к своей маленькой планете, о которой двум ангелам нужно всегда заботиться. Мы еще вырастим свои цветы жизни, мой прекрасный Даниил. Наша с тобой любовь подарит людям только свет и чистоту.
  Черная туча, нависнув над стогом, вдруг разразилась сильным ливнем.
  До Даниила и Гелианы долетели лишь отдельные холодные капли.
  - Ты будешь у меня первой и единственной женщиной на целую вечность, - сказал Даниил.
  - А ты останешься навечно моим единственным мужчиной во всех земных жизнях и во всех вечных странствиях.
  Они обнялись нежно-нежно, как умеют обнимать только друг друга ангелы. И поцелуй их был тихим и долгим. Их губы легонько открывались, почти беззвучно - только невидимые ангелы, которые были совсем рядом, слышали, что их уста звали на землю Бога любви.
  
  17 Браун у Полиодора
  
  Полиодор был величайшим ученым сверхмира. Он изобрел ракеты-скафандры. Человек в считанные секунды мог перенестись в любую точку Вселенной. Правда, передвигаться по городу в таких ракетах было нельзя. Если бы все люди стали использовать скафандры-ракеты, то все они превратились бы в атомы, которые хаотически двигались в пространстве и сталкивались бы друг с другом. Поэтому скафандрами-ракетами пока пользовались лишь специалисты по космосу и личная разведка Технеция.
  Полиодор являлся также и ведущим специалистом по психоэлектронике.
  В его кабинет и доставили профессора Брауна. Старик сидел в кресле перед светилом науки Полиодором и вовсе на него не смотрел. Он вынул из кармана горсть пуговиц и пересчитывал их.
  - Что означают эти кругленькие микросхемы? - спрашивал Полиодор, показывая на пуговицы.
  - Они означают, что все дети должны одевать зимой теплые пальтишки и застегиваться на все эти маленькие детальки, чтобы не простудиться.
  - Какую связь они имеют с "Информатором"? - продолжал допрашивать Полиодор.
  - Самую прямую. Мамы всегда запрограммированы так, чтобы следить за каждой детской пуговкой на пальто, если хоть одна пуговка оборвется, особенно на груди вверху, то тогда есть больше вероятности, что ребенок простудится и начнет кашлять.
  - Как устроена эта микросхема, которая называется пуговицами?
  - О, очень просто, - отвечал профессор Браун, положив одну горсть пуговиц в левый карман, а из правого вынул еще одну. - В них есть две или четыре дырочки. Сквозь них можно смотреть на небеса.
  - Что это дает? - серьезно спросил Полиодор.
  - О, совсем новое видение. Дети сквозь эти дырочки способны увидеть самого Бога.
  Полиодор взял у профессора горсть микросхем-пуговиц, навел их на небо и стал всматриваться.
  - Я ничего не вижу, - сказал он.
  - О, вы же не ребенок, - ответил Браун. - Ваши глаза не способны видеть то, что видят дети.
  - Профессор Браун, как ваш "Информатор" расшифровал психоэлектронный код детей?
  - Очень просто! Очень просто! Он работает по принципу: будьте как дети.
  - У вас есть схема этого принципа?
  - О, дайте мне лист бумаги, я ее вам за минуту нарисую.
  Полиодор дал профессору планшет с бумагой и карандашом. Профессор как профессиональный художник быстро наносил на бумагу линии. Затем склонив голову вправо, присмотрелся, что у него получилось.
  Полиодор выхватил у Брауна планшет и внимательно стал изучать схему. Но он ничего не видел кроме черной земли, луж на той земле и босоного мальчика с голой попой, который бегал по этим лужам.
  - Что это такое? - спросил Полиодор, вперив свои глаза в профессора.
  - Это и есть психоэлектронный код детей. "Будьте как дети", - повторил профессор, вынув новую горсть пуговиц из кармана, и стал всматриваться в них, точно это были какие-то медальоны с изображениями святых. Он кивал головой и бормотал. - Святые, все святые личики. Это мои дети неба. Ведь я первый, первый сумел разглядеть ваше небесное происхождение.
  Полиодор явно ничего не понимал. Он должен был сейчас идти на доклад к Технецию. Что Полиодор может вразумительное сказать Тузу? Вручить ему эти пуговки и втолковать, что это дети неба и приложить к этим пуговкам схему, которую нарисовал профессор?
  Полиодор ввел все данные, которые выудил у профессора в центральный компьютер. Машина все тщательно проанализировала, на ее мониторе появились пустышки и погремушки. Это были важнейшие детальки, без которых схема "будьте как дети" не могла бы работать.
  Полиодор тут же распорядился изготовить несколько десятков погремушек и пустышек. С этими деталями он и решил явиться к Тузу.
  А бедного профессора закрыли в пустой комнате. Он извлек из карманов все свои пуговицы, разложил их на полу и стал играть в игру, понятную только ему.
  
  18 Санитары Вселенной
  
  Даниил куда-то исчез. И Олимпию приходилось все время самому лазить на крышу сарая и направлять параболическую антенну. Олимпий запустил аппарат, но получилось совсем не то, что он ожидал и что так ясно показывали расчёты. Небо стало белым, и Олимпию показалось, что оно падает прямо на него. Он, широко раскрыв глаза, всматривался: небо, действительно, падало.
  "О, силы нечистые, что это происходит? Кто там, на небесах, вмешался в мои земные расчёты?"
  Он взял бинокль и хорошо присмотрелся. Что это? На землю спускались белые как вата облака. Он ничего подобного никогда не видел. Зачем они спускаются на землю? Неужели их появление вызвал мой гениальный аппарат?
  Но облака не опустились до самой земли. Они замерли в метрах ста от нее, и какие-то белые люди по лестницам стали спускаться на землю. Он ясно видел в бинокль их фигуры: они, облаченные в халаты с голубыми крестами на груди, были похожи на людей. За спинами у них висели квадратные чемоданчики, напоминающие походные аптеки.
  "О, силы небесные! Что это за существа?"
   Конец одной лестницы упал прямо на его аппарат. По ней быстро спускался белый человек. Приближаясь, он зажег мигающие сигнальные огни на своей белой шапочке.
  Существо, оказавшись в двух метрах от него, спрыгнуло на землю, глянуло на небо, махнуло облакам рукой, и только затем повернуло голову в сторону Олимпия.
  - Что случилось на планете Земля? - спросил белый человек, разделяя каждое слово.
  - Случилось? На Земле? - переспросил Олимпий, приходя в себя.
  - Кто-то обратился за помощью к небу.
  Олимпий начинал понимать, что происходит.
  - А кто вы? - спросил он, всматриваясь в закрытое маской лицо.
  - Мы - санитары Вселенной.
  - Вот как?
  - Так что же случилось на планете? - повторил вопрос санитар.
  - Не знаю! Понятия не имею, что на этой планете случилось, - вдруг холодно проговорил Олимпий. - Я вас не звал. Мне совсем не нужны санитары. Я ученый. Я исследую информационные лучи неба. Мне не до богов, не до ангелов, не до санитаров. Меня интересует только наука. Только реальные факты. Я не мистик, не колдун и не маг. Я не вызывал никаких духов. Я не знаю, что вы за такое явление: мираж, фата-моргана или я просто перегрелся на солнце. Но я ученый, мне надо продолжать эксперименты, потому что, если вы сотканы их воздуха, то будьте добры - растворитесь, а если вы - небожители, то отправляйтесь к себе домой - не нарушайте закон частной собственности. Этот сад принадлежит моему отцу, и никто не имеет права без его согласия падать сюда даже с небес.
  Санитар спокойно выслушал эту тираду, и словно это к нему не относилось, зашагал по саду, заглянул в сарай, в пустую голубятню, постоял пять минут возле шара-планеты над прудом точно любовался им. Затем зашел в дом. Через пять минут Олимпий увидел его на крыше. Санитар махнул небу рукой - к нему спустилась лестница - и он медленно, выключив огоньки на шапочке, опять полез на небо.
  
  
  
  
  
  
  
  
  19 Любовь обрела крылья
  
  Это были самые прекрасные дни в жизни двух сердец. Даниил и Гелиана обрели крылья. Они то летали в небеса в мир ангелов, то вновь возвращались на землю. Они пересказывали друг другу все подробности, связанные с этим величайшим чувством, которое охватило их.
   "Ведь ты об этом ничего не знаешь?" - шептал Даниил.
  Девушка покраснела.
  "Нет, ты уже многое открыла, может быть сама, но на земле никто этому не учит - все получается стихийно".
  
  
  После обеда, когда солнце стояло высоко в небе, а под раскидистым деревом царила легкая прохлада, дети Солнца слушали урок.
  "Любовь двух сердец - великая тайна! Не нарушайте ее! - говорила учительница.
  Гелиана сидела на зеленой траве, затаив дыхание, и слушала вместе со всеми.
  "И если вы идете по чарующему лесу наслаждения и случайно видите, что кто-то занимается этим божественным делом - вы должны тихо пройти мимо, не нарушая тайну.
  "Лес наслаждения - это место для всех влюбленных. Ангелы уходят туда, чтобы подарить друг другу радость".
  
  На Земле Гелиана видела сны, и ей снилось нечто такое, что однажды может случиться наяву и быть вовсе не сном. Она видела любовные игры, там все было чистым и прекрасным.
  - А почему у нас на Земле все не так? Почему юноши и девушки мучаются и ждут долгие годы, пока придет настоящая любовь? - спросил Даниил у Гелианы.
  - На Земле человек многого боится, он слаб, он еще раб природы. Отношения мужчин и женщин часто были мертвыми. Женщин прятали в одежды, скрывая даже их лица. Но чувство любви не слабело, оно всегда пробуждало юные сердца, звала к прекрасному. Юноши и девушки созревают и боятся этого нового чувства. А природа берет свое. И как девушки, так и юноши тайно мучаются любовью.
  Любовь однажды начнется и будет продолжаться вечные годы. Это продолжение жизни и сладкие ее минуты. На многих планетах не умеют любить. Или любовь там не главное?! Они любят год, месяц и разочаровываются. Любовь должна быть вечной. Это страшно, когда кто-то перестает любить. Вторая любовь - это любовь-изменница. Вы будете помнить, что оставили, бросили любящего вас человека, и это вас будет мучить. И поэтому вы не сможете полюбить чисто. Но если вас оставили, тогда вы чисты, и ваша любовь и во второй раз может быть чистой.
  "Любовь надо ценить, - продолжала учительница. - Она ранима. Помните о нежности. Грубые сердца теряют ее, и их жизнь наполняется суетой и мраком. В любви не должно быть ни одного грубого движения, ни одного движения без нежности, без чистоты. Если вы отдаетесь возлюбленному, отдавайтесь в самых чистых порывах.
  Любовь должна быть полной, как луна. Если бы луна всегда была серпиком, она бы и осталась с душой невинного младенца. Луна в полном блеске зовет возлюбленных к себе".
  
  Гелиана вспоминала свои сны. Ее ласкал прекрасный нежный юноша. Она чувствовала блаженство, сладость растекалась по всему телу.
  Такие сны появляются в том возрасте, когда с девушкой происходят таинственные изменения.
   Гелиана часто стояла перед зеркалом и рассматривала свое нагое тело, которое все больше приобретало женственную форму. Округлились две небольшие чашечки грудей, бедра увеличились, и она чувствовала при ходьбе приятную сладость. С нею что-то происходило, но никому она не могла поведать это и томилась одна, сбрасывая с себя одеяло. И только по ночам, во сне, приходил тот, кого она ждала. Он садился возле нее и долго любовался ее открытым телом. Она не противилась, только краска заливала все ее лицо. Ей было сладко. Его руки медленно приближались к самому заветному. И тут она всегда просыпалась одна в своей комнатке.
  Теперь Гелиана понимала, что это был сон-ожидание. Она предчувствовала, верила, что он есть. И что он живет на другой планете.
  "Как прекрасно в этом мире - подумала она и огляделась вокруг. Какое голубое-голубое небо. Здесь тепло, светит солнце, благоухает сирень и множество неизвестных ей цветов".
  - Ты с таким замиранием слушаешь мои мысли, - сказала Гелиана Даниилу, который все время сидел рядом и не сводил глаз с девушки. - А ведь стыдно с тобой про это говорить. Но теперь ты все знаешь. Ведь у нас все естественно.
  
  Гелиана понимала, что это только начало, впереди у них целая вечность, и с Даниилом она может испытать еще многое и многое в этих сладких слияниях небесной любви.
  Но на секунду ей стало страшно. Ведь, наверное, это очень плохо, там, на Земле, когда женщину так сильно охватывает сладость любви. Наверное, люди принимают ее чувство за величайшее зло.
  - Ты сильно любишь меня? - спросил Даниил.
  - Да, - тихо ответила девушка и уронила какой-то белый цветок, внешне чем-то похожий на земную лилию.
  Вечером он целовал ее долго-долго, и жгучие поцелуи расходились по всему ее телу.
  - Теперь мы идем с тобой в лес наслаждения, и ты увидишь свет самой чистой луны. Мы ее сами придумали. Все влюбленные! - сказала Гелиана.
  20 Юные сны любви
  
  Много раз Даниил являлся Гелиане в ее юных снах.
  - Мы с тобой одно целое. Мы тайна, и никто не может проникнуть в нашу тайну. Ты... Я... И Бог... Тот, кто сделал эту тайну самым большим откровением, откровением двоих, его и ее, - снился ей его сладкий голос.
  "Ты не должна меня стесняться, только меня, ибо мы - одно целое. Ведь я знаю, я представляю тебя, вижу тебя всю в своем сердце. И покровы только создадут между нами тайну. Возобладает стыд, и он станет между нами непреодолимой стеной. Ты должна, должна открыться передо мной".
  Она сидела на кровати, боясь повернуть в его сторону голову.
  - Ты уже не девочка, - сказал он. - В тебе происходят изменения. Твоя грудь начала расти и превратилась в маленькие чашечки. Твое тело расцвело словно цветок. У нас не должно быть тайн. Тайна убьет, сделает нас чужими, и я не смогу забрать тебя в свою прекрасную страну. Сними с себя укрытия, и все тайны исчезнут. И не будет стыда. И я смогу тебе открыть весь мир прекрасной любви.
  Гелиана опустила голову. Она сжимала себе пальцы, соединив руки и не поднимая глаз, сказала: "Мне стыдно".
  При темном бра на стене он не видел ее красоты, так как вся комната погрузилась в красноватый цвет.
  - Стыд держит тебя и мешает открыть все тайны своей природы, своей страсти, своего желания. Страшнее, когда мы засмеемся над этим чувством, превратив его в шутку. Оно должно быть великой тайной для нас двоих. Но между нами никакой тайны не должно быть, а значит, и стыда. Ты возбуждена, и дай волю своему возбуждению, и бесконечно верь мне, и ты ощутишь самое прекрасное. И я не нарушу твоего откровения, не превращу его в зло.
  Гелиана подняла глаза, в ней горела желанная страсть. Он замечал в них страстные движения. Эта страсть была и в молчаливом, едва заметном движении губ, и учащенном дыхании.
  Она выдержала взгляды в течение нескольких минут и ощутила всю силу возбуждения, которая охватила все ее тело.
  - Сними, сними, пожалуйста.
  И она сняла свою голубую ночнушку, обнажив два розовых бутончика на круглеющих чашечках грудей. Потом тут же, как бы боясь передумать, быстрым движением сняла беленькие трусики
  Он подошел, сел рядом. "Вот и ты вся передо мной, вот и все произошло и больше ничего не надо. Главное, чтобы между нами не было стыда. Я никогда не нарушу чистоты твоего тела. Но мы соединены с тобой навек, ибо ты как цветок, вся раскрылась передо мной, и я смогу смотреть на тебя и чувствовать тот же прилив, что и ты. Мы в различных мирах. Время бежит по-разному, но это мгновение, - когда ты вся передо мной, - величайшее, мы чувствуем, что мы едины.
  Я поверил в тебя, Гелиана. Поверил, что все это будет только в твоей душе - твоей тайной. Ибо, когда влюбленные говорят про свою тайну другим, это не тайна, а разврат".
  - А теперь оденься! Наша любовь должна оставаться невинной.
  
  Девушка вынула из шкафа свое легкое ситцевое платьице, надела на себя, потом подошла к Даниилу и молча смотрела большими глазами на возлюбленного.
  - Розовая луна. Час ее проходит. Прижмись ко мне, и нас ждет самый лучший танец этой жизни.
  Он обнял ее, и они закружились в легком вихре. Сладкая сила подхватила их и подняла к звездам. Она и не ожидала, что может быть такой радостный и такой сладостный танец.
  Потом они медленно парили в пространстве среди множества созвездий. Ощущение невесомости охватило их. Она чувствовала, как все тело охватила сладость. Ей казалось, что теперь она полностью принадлежит своему возлюбленному, и этот танец есть высшее наслаждение.
  - Нет, это не полное счастье, - сказал он, и его слова нарушили ритм этого блаженного танца. Видишь - вот та розовая планета, она моя, и все там очень прекрасно. Там бесконечна и велика любовь и нет ничего, чтобы омрачало ее чистоту и ясность.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  21 Лес наслаждения
  
  Они легли под широколистное дерево и сладко заснули. Но сон ее был тревожен. Все время она видела отца, его строгий взгляд-осуждение.
  "Доченька, сейчас же возвращайся. Ты еще очень мало знаешь жизнь. И если ты не вернешься, я заболею от волнения. Мне теперь очень плохо".
  И тут Гелиана подумала, что хорошо, что нет мамы в живых, ведь она наверняка хорошенько бы встряхнула свою дочь и отколотила: разве можно любить так безрассудно, надеясь только на небеса?! А потом ей приснилось, как они удаляются к необычной луне, а всюду стояли какие-то старухи и кричали вслед: "Бесстыдница, бесстыдница!" Они хотели схватить ее за волосы. Только стеклянная стена отделяла этих людей и мешала наброситься на Гелиану.
  Когда она проснулась, стало совсем светло. Даниила не было рядом. Ночной кошмар развеялся. Она лежала среди цветов, которые тихонько покачивали головками. Она полюбила этот легкий божественный ветерок. Даже ветерок здесь в мире ангелов такой приятный и чистый.
  Она подошла к искристой речке, сняла платье и вошла в воду. Речка мягко обняла ее. Ей хотелось отдаться этому небыстрому потоку. Она легла на спину и поплыла.
  Речка была совсем не глубокая, и Гелиана могла доставать до дна ногами. Она вспомнила, что если так лежать неподвижно, то речной поток принесет ее в Лес наслаждения.
  Позже, когда она лежала и высыхала на солнце, ее охватило тревожное предчувствие. "Где Даниил? Куда он ушел так рано? И почему не возвращается?"
   Это были часы томления и ожидания. "Как все легко и прекрасно. Как близко ее любовь. А он не идет. Что ж, он вернется. И скоро, скоро я все познаю опять". Она много раз представляла, как это будет.
  Как быстротечно время... А теперь оно замедлилось, совсем не движется. И солнце как стояло, так и стоит на одном месте, и цветы замерли. Ей вдруг показалось, что мир и здесь остановился, все застыло, стало неподвижным. Уже никогда она не откроет тайны, не узнает сладость любви над прозрачным стеклянным небом. Она видела, как медленно летели ангелы.
  Гелиана была совершенно одна на широкой лужайке, а затем вернулась на прежнее место, туда, где она с Даниилом провела ночь, где оставались следы помятой травы, на которой он страстно целовал ее. И как сладко все это было.
  И только, когда тяжелое солнце передвинулось и стояло теперь над головой Гелианы, она увидела Даниила. Он летел, размахивая крыльями, легко, как лебедь. Он искал Гелиану. Девушка помахала ему рукой.
  - Да, у меня было много проблем. Я совсем не подумал, что ты из мира одних запретов. Я удивился, когда узнал, как много на земле запретного. Мне сказали, что по законам той планеты, на которой ты живешь, я принесу тебе вред, если познаю с тобой полноту любви.
  - Значит, ты меня не любишь.
  У девушки навернулись слезы на глаза.
  - Нет, люблю. Мы будем рядом. Будем близко. Мы многое себе позволим. Только знаешь, пока на земле существует много зла, мы не сможем отдаться полной любви.
  Сильная боль души охватила девушку. Только потому, что она оттуда, с Земли, она не должна испытать полноту счастья!? Она пришла в отчаяние. И друг увидела ангелов-девушек, которые шли вдоль леса.
   "Мы ангелы вечной любви. Мы будем петь и зазывать к себе всех влюбленных. Мы живем бестелесной жизнью. Ты хочешь быть тоже бестелесной, как мы?"
  
  
  
  
  Ей надо возвращаться на Землю. Почему надо? Гелиана не понимала этого. Почему она не может остаться здесь навсегда?
  Они стояли возле тоненького извилистого ручейка и слушали его сладкое журчание.
  - Почему? Почему надо возвращаться? - спрашивала она, и в голосе ее слышались нотки мольбы.
  Даниил стоял перед ней - сильный и нежный. Она знала, что такой любви уже никогда не встретит на Земле. Вот она сейчас оторвется от его тела, и серебряный шар подхватит и унесет ее в маленькую скучную комнату. И вновь потянутся скучные земные дни.
  - Прощай, страна счастья. Прощай возлюбленный, - сказала Гелиана, и в голосе ее было столько трагичности, что сердце Даниила сжалось, он обнял ее и стал покрывать ее тело поцелуями. Гелиана затрепетала и только сладко постанывала.
   Даниил сознавал, что в эти минуты она забыла обо всем. И в эти коротенькие мгновения ее ничто не мучает. Но тут он заметил, что появилась Розовая луна - знак возвращения. Всего пять минут она блестела на небе и звала на Землю. Он перестал целовать Гелиану и протянул руку к небу.
  "Мы должны вернуться, - повторял он. Земная боль звучала в его словах. - Таков закон. Так нужно. И никто не знает почему.
  Гелиана сделала шаг, чтобы удалиться от него на множество, множество световых лет. Он попрощался с ней глазами, мягко закрыв и открыв их.
  Она сказала:
  - Там на Земле есть книга "Песнь песней". Эта книга - про нашу любовь.
   С небес пошел ласковый, самый ласковый райский дождь. Они предчувствовали, что он будет, что он освежит райскую землю, и все цветы вновь начнут расти и расцветать.
  Теперь этот дождь показался ей самым-самым нежным из всех райских и земных дождей. Он увлажнял их разгоряченные тела и гладко ласкал их. Эта последняя ласка дождя, эти золотистые струйки все бежали и бежали, словно слезы по щекам. Они омылись от всех своих бед и тревог и почувствовали себя совершенно безгрешными и вновь возродившимися для грешной любви.
  - Там, на Земле, есть книга "Песнь песней", - повторила Гелиана. - Читай ее как самую большую тайну и помни обо мне, помни об этом прекрасном времени.
  - Кто знает, может, я вернусь за тобой, - нежно прошептал Даниил. - Когда ты увидишь наш шар, протяни к нему руки и скажи: "Хочу" и ты снова окажешься в нашем прекрасном мире.
  - Я буду ждать тебя, хотя это так тяжело - переносить разлуку.
  Это были последние слова Гелианы, а затем все исчезло.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  22 Пробуждение после любви
  
  Гелиана еще ничего не знала о том, что их время не совпадает. Она прожила почти год, а на земле прошел только час... один час. И когда над Вселенной проплывала Розовая луна, серебряный вихрь подхватил ее, она почувствовала легкость, и в мгновение ока оказалась в комнатке. Ей показалось, что она успела крикнуть: "Прощай, возлюбленный". А может, она эти слова прошептала себе, сидя в комнате? Может, она впала в глубокий сон, и ей снилась долгая жизнь вместе с Даниилом? А утром она проснулась и подумала: "Неужели все это сон, такой долгий, яркий сон?"
  "Нет, это не сон, не сон, не сон, - заплакала Гелиана и стала бить руками подушку.
  Утром голос отца ей показался таким чужим, далеким.
  - Как ты спала, доченька?
  Гелиана ничего не могла ответить и лежала, уткнувшись лицом в подушку.
  - Ты не заболела? - отец беспокойно потрогал лоб дочери. Какой холодной показалась ей сегодня рука отца.
  - Папа, оставь меня, я еще сплю!
  Да, она хотела еще спать. Но этот сладкий сон был уже далеко. Только смутные чувства, только обрывочные воспоминания. Она вынула из-под подушки эту прекрасную книгу "Песнь песней". И среди множества страниц отыскала такие горячие, близкие ей слова. И вновь все всколыхнулось, ожило в ней.
  "Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой - круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино: чрево твое - ворох пшеницы, обставленный лилиями... Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему".
  Она верила, что вот-вот снова вернется в страну любви. Однако возвращение туда было уже не таким сладостным. Ведь тайна их любви еще не была известна ни отцу, ни брату. И если она откроется, то, как они отнесутся к этому прекрасному полету их по ангельски чистой любви?
  - Отец, служанка видела, как этот бродяга выходил этой ночью из комнаты Гелианы, - прервал тишину Олимпий, бросив холодный взгляд на сестру.
   Отец, сын и дочь сидели за завтраком и пили чай. Им прислуживала старая и верная Плакилла, седая старушка в черном платье и с маленькими черными глазками. Природа ее наградила длинным, острым носом. Ни один мужчина не осмелился с ней заводить роман, вполне резонно полагая, что после этой любви он рискует остаться без глаза.
  Мэр не раз замечал в своих бумагах дырки, проколотые острым носом Плакиллы. Зато щеки у нее были как настоящие черствые лепешки, выпеченные еще во времена Яркого Солнца, а теперь высохшие, с налетом то ли плесени, то ли покрытые пудрой.
  Старуха верно служила мэру, нянчила Гелиану и оберегала ее от всех темных сил этого мира. Единственная книга, которую она разрешал читать девушке - была Библия. Гелиана учила псалмы и рассказывала отцу.
  Гелиана верила, что эту книгу подарили людям ангелы. Только их поэтические души могли создать "Песнь песней". Ни отец, ни Плакилла не догадывались, что Гелиана знала ее наизусть. Было ли это грехом? И является ли хоть одна строчка в Библии греховной? Отец всегда повторял, что вся Библия богодуховна и полезна.
  Никогда бы так сильно, так страстно не умела любить Гелиана, если бы не "Песнь песней". Ее совесть была чиста, душа прозрачна и тело обрело блаженство.
  - Гелиана, это правда? - спросил отец.
  - Да, папа. Даниил выходил этой ночью из моей комнаты.
  - Вот видишь, папа, - поднялся Олимпий со стула, - к чему приводит эта тайная связь с небом. Твоя дочь готова отдаться первому попавшему бродяге.
  - Гелиана, - спросил отец, - как же ты так могла?
  - Папа, Даниил уже много лет приходит ко мне во снах.
  - Что за бред она несет? - Олимпий сделал резкое движение рукой и задел локтем вазу, стоявшую на подоконнике. Та упала на пол и разлетелась на множество кусков.
  - Я сейчас же, сейчас же пойду в сарай и вышвырну этого блудливого кота за забор. - Олимпий вышел из столовой и стукнул дверью.
  Гелиана плакала, закрыв руками лицо .
  - Доченька, мы все в этом мире совершали ошибки. По этой грешной земле даже бесы ходят в ангельских одеждах. Дьявол соблазнил тебя. Но ни я, ни брат не дадим тебя в обиду. Отныне ни одно дьявольское отродье не попадет в наш сад. Я опять заведу двух борзых псов, и они будут оберегать покой от всех темных сил, которые бродят возле ворот нашего дома.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  23 Тайна "Информатора"
  - Вышвырните этого профессора со своими погремушками обратно в Мертвый мир! Что там натворил аппарат Олимпия?
  Полиодор появился на мониторе перед Тузом.
  - Хоть отправьте меня на Луну, Технеций, но я этого явления не пойму.
  - Что же это? Виртуальная реальность отражения от небес? - допытывался Туз.
  - Вполне может быть. Но научно я этого доказать не могу.
  - Что происходит сейчас с Олимпием?
  - Мы его три дня допрашивали, но он ничего не говорит.
  - Вы разобрались в его научных бумагах?
  - Суть устройства "Информатора" ясна. Но какую-то важную деталь знают только Олимпий и профессор. У последнего, как подтвердили светила медицины, серьезное помешательство. Поэтому мы сегодня же переправили Брауна домой. Мы, Технеций, создали несколько мощных "Информаторов". Но результат один: всякий раз на Мертвой земле появляются белые люди. И Земля в Мертвом мире стала белой точно там зима. Хотя температура все время остается стабильной: +15.
  - Ваша версия: "Почему "Информатор" вызывает белых людей?" - спросил Технеций.
  - Я полагаю, что разгадку этого фокуса знает только Олимпий.
  Технеций погасил монитор и долго сидел неподвижно и курил, не вынимая изо рта электронной сигары.
  - Этот мальчишка явно не глуп. Полиодор - дитя сверхцивилизации - явно не обладает таким умом.
  Технецию хотелось бы приблизить к себе Олимпия. Но как надеть на него смирительную рубашку и в то же время сохранить его гениальный интеллект? Десять лет торчит Технеций в нескольких километрах от Мертвого мира - и не может подобрать к нему ключ. Люди продаются - даже мертвые! Но его светила наук приходят к нему на прием со свечками в руках, опускают глаза.
  - Туз, мы здесь бессильны. Это мертвые люди, они не живут по тем представлениям современной науки, которыми мы оперируем.
  "А что, если я назначу Олимпия управляющим Мертвого мира? - вдруг пришла Технецию заманчивая мысль. - Да, но для этого надо еще этот Мертвый мир прибрать к рукам. Заколдованный круг получается".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  24 Санитары духа у Брауна
  
  Браун сидел за своим столом и писал научную работу на тему: "Будьте как дети". Он понимал всю безнадежность своей затеи. Наука жила по совсем противоположному закону, ей нестерпим детский лепет, только факты, факты, факты. Но никто так, как дети не верит в то, что мир должен быть идеально прекрасным. Дети только недавно пришли из вечности. В своем подсознании они еще помнят о ней. Этим и объясняется их психология. Дети еще не отреклись от небес, и небеса помогают им.
  Профессор приподнял глаза и увидел в своем кабинете белых, почти прозрачных людей.
  - Что вы здесь делаете? - спокойно спросил Браун.
  - Мы - санитары Земли. Мы спасаем тех, кого можно спасти. Мы невидимы. Ты видишь нас, потому что у тебя наступило просветление.
  Белые люди приблизились и окружили Брауна. Они были словно из тонкого стекла - одна лишь оболочка, тонкая оболочка. Сквозь них рука профессора проходила как сквозь легкую дымку.
  - Мы пришли, потому что знаем, отчего на Земле существует зло.
  - Отчего же зло? - спросил Браун, пытаясь всмотреться в прозрачные глаза пришельцев.
  - Оттого, что есть черные люди. Они раздувают спичку, брошенную сигарету - и на Земле бывает пожар. Они заставляют вздрогнуть руки с горячим чаем, чтобы ошпарить человека, и заставить его мучиться от боли. На минуту отвлекают сознание шофера и прохожего - чтобы кто-то попал под машину. Они доводят до страданий и тело, и душу.
   Если душе плохо, - они еще больше солят на нее, доводя до отчаяния. Но они бессильны там, где мы. Мы всегда с теми, кто поднимается душой.
  - Так вы, значит, ангелы-хранители?
  - У нас нет крыльев.
  - Вы духи прекрасного мира?
  - Нет, мы существа из вечного мира.
  - А эти черные, кто они?
  - Они черные санитары.
  - Но зачем они творят столько зла?
  - Они не творят зла, как и мы - добра. Они лечат Землю.
  - Но ведь аварии... Эти ужасные несчастные случаи.
  - Человек сам себя доводит до несчастья. Они лишь исполняют приговор. Если человеку давать бесконечно портиться - злое истребит прекрасное. Побеждать будет самый ловкий, пронырливый.
  - И все же это не боль?
  - Они терпят боль, которую по их вине терпели другие.
  - Но почему же это так? Вы добрые, а они злые.
  - Мы не добрые и не злые. Мы делаем свое дело. Все это благо.
  - Как? - изумился Браун, широко раскрыв глаза.
  - Всю тайну земной жизни не понять ныне живущим. Ты лишь видишь одно: в мире есть люди очень тонкие, очень прекрасные. А между ними еще огромная толпа людей, которые в чем-то хороши, в чем-то плохи.
  Есть главный план - выращивать прекрасные души. Это очень трудно. Мало зависит от нас. И многое от самого прозрения человека.
  - Прозрение? Но как же человек вдруг прозреет? Он живет в своем привычном мирке. Он привык к нему и даже свой порок считает высшей правдой.
  - Потрясения хоть на долю секунды дарят человеку прозрение, и в эту секунду он должен решиться что-то изменить в жизни в сторону добра - ибо потрясения будут еще хуже и страшнее. Ты смотришь на нас испуганно. Ты не хочешь этого зла. Мы тоже не хотим. Но нам очень, очень нужны красивые души.
  - Да разве можно ясно отличить красивое от злого?
  - Красота не хочет ничего себе, а только блага другим. Зло - искать комфорта, удовольствий, богатства. При этом такие люди любят поучать: живите как мы! Такова жизнь!
  - Так значит, вы обратили внимание на меня потому, что я от всего отказался и почти голодаю?
  - Не совсем так. Ты искренне думаешь о счастье людей, ничего не желая себе. Не желая себе... Ты понимаешь, в чем суть при этом? Ты знаешь, что ты человек жалкий, и в чем-то даже порочный. Тебе кажется, что многие другие - лучше тебя. Считать себя ничем, и все же всеми силами стараться сохранить душевную чистоту - это качество обеляет твою Сущность.
  - И все же я не знаю ничего о своей Сущности. Кто я? Кто вы? Ваше прозрачное тело имеет те же очертания. Только вы стройны как юноши. У вас одинаковые лица, одинаковый рост, одинаково большие глаза. И от вас исходит небесная голубизна. Ваша мысль звучит в моей голове, и такое чувство, что я слышу ваш голос. Но это не голос. Вы не материальны. Кто же вы? Какое отношение имеет моя бренная плоть к вам? Когда я умру, я стану таким как вы?
  - Да, ты станешь таким как мы.
  - И буду санитаром духа?
  - Да, будешь санитаром духа.
  - Значит, живущие во плоти, трудятся непосредственно, чтобы рождать в себе и помогать другим рождать в себе красивое. А вы лишь помогаете невидимо человеку прозреть. Но какая это трудная работа! Миллионы вовсе не хотят прозревать.
  - Очень трудная.
  - Потому что человек должен сам?
  - Да, он должен сам.
  - И в этом тайна красоты?
  -Да, и в этом тайна красоты.
  - И все люди, умирая, становятся санитарами?
  - Да, только черными или белыми.
  - И черных больше?
  - Да, неизмеримо больше.
  - Но они не хотят быть черными.
  - Не хотят. Но они должны уничтожить то зло, которое оставили после себя. Их зло осталось после их земной деятельности.
  - И что они еще делают?
  - Создают землетрясения, потопы, войны, дорожные катастрофы. Посылают болезни, СПИД, рак... Так они уничтожают то зло, которое оставили после себя в этом мире, когда были людьми.
  - Но ведь как страшно стать черным!?
  - Страшно. Поэтому так важно человеку сберечь свою душу для вечности.
  - Но земная жизнь и ваша работа когда-нибудь кончится.
  - Все имеет свой конец.
  - И куда возвратитесь вы все?
  - В вечный мир.
  - Но что же он собой представляет?
  - Представь себе земную жизнь, но только бесконечно идеальную, вечную, красивую. Жизнь, где все бесконечно чисты и прекрасны душой.
  - Но зачем люди вечности посылают свои души на Землю? Чтобы они портились в земных условиях? - не понимая, спросил профессор Браун.
  - В земной жизни есть много прекрасного.
  - Но там прекрасное и уродливое живут вместе.
  - Да, мы знаем, что в мире земном нас ждет не только возвышенное, но и что-то очень низкое.
  - И вы все-таки стремитесь перевоплощаться в людей...
  - Жизнь на Земле появилась оттого, что ангелам скучно жить просто в чистом мире, где нет никаких проблем.
  - Так значит, ангелы вечности ищут себе проблемы?
  - Нет, они хотят поставить свои души в иные условия и там проявить красоту. Поэтому они создают для себя миры, где души в жестких условиях должны оставаться красивыми, не совершать зла против ближнего. Ведь это высшая радость - умереть, вернуться в Высший мир с чистой душой, не сделав никому ни малейшего зла.
  - Так я и думал. Теперь я, наконец, осознал все окончательно.
  - Так это твоя догадка. А нас не было и не может быть. Мы тайна. И это все лишь твой сон. Сон...
  
  Голова профессора лежала на столе на его бумагах. Он спал, а теперь проснулся и еще долго оставался неподвижным. Сон? Даже, если это и сон. Но ведь он по-настоящему приснился. А разве наша жизнь не сон? Разве мы не усыплены жизнью?! Усыплены, чтобы только не думать о вечности, которая хранит свою тайну. Да, я спал. Но такое чувство, что моя душа где-то была, с кем-то встретилась. Встретилась по-настоящему с белыми людьми, и это они со мной говорили. И почему именно теперь, когда я очищаюсь голодом, когда я не желаю себе больше ничего? И когда я так сильно желаю счастья всем людям?
  Нет, это тайна духа. Тут большая тайна. Что-то радостное волновало его душу. Было легко, безмятежно, сладко. Он давно уже не чувствовал такой сладости, такого сладкого прилива в душе. Уже в этом была какая-то правда. И он чувствовал, что он на правильном пути. И что другого пути в жизни вообще нет. Только люди так слабы в своей вере, чтобы решиться на то, на что решился он.
  Он выглянул в окно. Земля была как никогда бела. И яркое солнце высвечивало эту белизну. И только то там, то тут, на белые пушистые молчаливые деревья садились черные вороны. Пушистый снег слетал на землю, обнажая серость умерших до весны веток.
  Он вглядывался на этот искристый падающий на землю снежок, словно хотел увидеть в нем очертания белых людей, и думал, что вот и здесь идет эта невидимая работа. И здесь что-то проходит незаметно важное. И разве это не случайно, что после Нового года земля оставалась такой белой и чистой?
   Он придвинулся к краю окна, взглянул на то место, где на Новый год из окна выпал человек. И это место тоже было убелено. И оно как бы особо блестело, сливаясь со светлым снежным покровом. Только следы "скорой помощи" по-прежнему оставались и разрезали эту белизну, вычерчивая круглый яйцеобразный овал.
  И вновь пролетела и каркнула над этим местом ворона, зацепив ветки деревьев - и большой пух посыпался, засеребрился в воздухе, и теперь он точно разглядел в этой белой, снежной пыли очертания человеческого существа.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  25 Проводник в Мертвый мир
  
  Даниил понял, что жизнь его кончилась. Он никогда не умрет, но теперь всегда будет мертвым.
  Он шел по молчаливому полю в ту сторону, где начиналось царство мертвых.
  Он хорошо видел перед собой только один-единственный куст - все остальное расплывалось перед его глазами. Может оттого, что он плакал? Но умеют ли ангелы плакать? Может оттого, что он стал близорук? Но ведь ангелы видят не глазами, а душой.
  Скорее, этот куст был его высшим предначертанием. Если бы ангел умел читать иероглифы в этих очертаниях ветвей, он бы прочел: "Здесь тебя ждет тот, кто поведет тебя в царство тьмы".
  Не успел Даниил приблизиться к кусту, как из него выскочил невысокий мужичок в черной рубахе и сапогах. У мужичка была борода до земли, нос, точно белый гриб, а руки - тонкие, как ветки рябины. Существо выросло будто из-под земли.
  - Я - твой проводник, - сказало существо. - В царство мертвых лучше заходить с другой стороны. Туда мы будем идти пешком. Это недалеко. Хотя все относительно, и до вечера, до полной тьмы мы дойдем.
  Судя по всему, что вечер наступал через два часа, идти было недолго. И Даниил даже удивился, что совсем рядом с городом есть Мертвый мир.
  Они шли по безжизненному полю, потом вдоль леса, издали наблюдая, как по шоссе бегут автомобили совершенного технического мира.
  Проводник был молчалив. Да и что он мог говорить? Этот человек, может, навсегда остался между суетой города и Духом, он всегда в дороге. Эту неопределенность души Даниил хорошо знал, и ему показалось, что люди по своему порочному духу - больше проводники, всегда стремящиеся всех живых увести в свой Мертвый мир.
  От проводника слегка несло спиртным, и Даниил догадался: он иногда задерживается, прячется за куст, чтобы отпить глоток-другой порочной воды.
  Наконец, они приблизились к каменной арке - одинокой, среди бескрайнего поля. За ней начинались каменные ступеньки, которые вели вниз. И Даниил понял: это путь в подземное мертвое царство.
  Они спускались минуту-другую и оказались в многолюдном городе. Как много людей умерло за все прошедшие века! Здесь были те, которые при жизни стремились жить в больших городах.
  О, как тесно было им теперь. Мертвые души буквально проталкивались среди множества себе подобных. Терлись друг о друга животами, спинами, им тяжело было пошевелить рукой, а каждый мелкий шажок в этой толкотне был для них большим достижением.
  - Куда они идут - эти люди? - спросил Даниил.
  - О, они идут в разные стороны: идут на работу, в магазины, в больницы, в игорные дома, в храмы. Но мы туда не пойдем. Наш путь другой. Тем, у кого ангельские души, полагается тихий уголок, удаленный от всей этой суеты.
  И они свернули на малолюдную улицу - такую знакомую Даниилу с детства - и пошли по каменной дороге.
  Во дворах копошились люди. Даниил стал к ним присматриваться.
  Странно, это все были души людей, которые умерли при его жизни. Он всех знал, видел, все они теперь умерли. И Даниил удивился, что и здесь у них было точно так же, как и в жизни.
  - У нас здесь настоящий город, - говорил проводник, - люди все смертны, - они прибывают к нам, в вечность. Мертвому оттого хорошо, что ему умирать больше не надо. Пожалуй, там, на Земле, они малые дети, которые не могут поделить между собой все свои игрушки. Они все боятся попасть сюда.
  Мертвые люди подходили к заборам, приветствовали Даниила и говорили ему: "Мы сами были детьми, а теперь повзрослели. Мы все видим и все понимаем, нам надо пахать, надо сеять, нам тоже надо жить, если мы не будем сознавать себя, все, что вокруг нас - пропадет, останется лишь наш темный дух в пустоте.
  Даниил всматривался в глаза людей и удивлялся их чистоте. Другая психология! Это другие люди. Как они все светло видят! Им было стыдно за ту прошедшую жизнь. И они оправдывались, что в живой жизни они были просто детьми.
   Какой был их возраст? И младенцы, и старики. Они были просто молоды. Примерно одного все возраста, каждый сохранил свои особенности земных очертаний, но все в них было прекрасно.
  - Что можно сказать живым? - спрашивали они. - Умеют ли они жить без отрицательных эмоций? Это присуще только мертвым, только мы спокойны. Они, живые, еще так мало знают о жизни, они могли бы жить в тысячу раз лучше, но для этого надо понимать, что это зависит только от него - живого человека.
  У нас особые тела, особые чувства - у нас большое преимущество: нам не надо бояться смерти, потому что мы и так мертвы.
  Здесь, под землей, они повторяли нашу земную жизнь, - и если бы вместо облаков по небу не плыли гробы, Даниил бы поверил, что вернулся назад на пятнадцать лет.
  Они жили в его же городе, в знакомых домах. И все же это был не совсем город его детства.
  Он удивлялся и радовался тому, что мертвые были совершенно лишены чего-то отрицательного. Они были даже веселее, радостнее живых, с более живыми, чистыми сердцами, хотя лица их оставались серьезными.
  Даниил ходил по их улицам со спокойным сердцем. Ему не было страшно. Здесь не было злых, нечистых душой людей.
  Все они двигались медленно, плавно, они не улыбались. Но это компенсировалось красотой их душ.
  - Здесь нет совсем отрицательных эмоций! - сказал Даниил.
  - У мертвых нет отрицательных эмоций! Им неестественно причинять хоть малейший вред собственным душам, - ответил проводник. - Жизнь тут происходит в спокойствии души, а у кого душа самая спокойная как не у мертвого? Живые существуют, а мы живем. Мудрецы живых призывают умереть для жизни, чтобы жить. Да, вы, живые, существуете, вы не получаете радости от своей собственной души. Если бы над живыми плавали гробы, а не облака, им бы стало все ясно. Здесь мы умерли для всякого зла. У нас, рассуждающих о вечности - все добрые. "Мертвые знают меру", - эта мысль меня довольно глубоко затронула. У них нет больших запросов, желаний, у них чувство так страшно не исковеркано, как у живых. Часто живые люди отчаиваются, они сами, не зная, почему, желают быстрее стать мертвыми. Спешат в это царство, когда в живой жизни можно жить и жить, но живым это не объяснишь.
  - Живые, которые попадают сюда, в большинстве своем малые дети. Им приходится учиться всему с самого начала, за свою живую жизнь они так мало чему научились. Живые не знают, кому верить, некоторые верят в светлое будущее, а какое тут светлое будущее в царстве мертвых? Вскоре живые отвыкают от этой идеи. Им, пожалуй, ближе теперь темное настоящее. Мы ничего не знаем, но все же у нас не так плохо, как там на Земле. У нас тут одна вера: вера в вечность! Мы верим, что в вечности не растаем, как мороженое, а будем опять чем-то целым, и будем иметь какую-ту форму и какой-то дух. Однако в них удобнее и легче, чем в телах живых. Чем же наши тела отличаются от земных? И сердце бьется - правда, более спокойнее, и желудок работает - правда, он не такой ненасытный, и дух у нас - правда не такой безумный! И хоть одно мы-то знаем в отличие от живых - что только живые творили глупости на земле, а не мертвые.
   На маленькой черной площади, знакомые люди окружили Даниила, чтобы только выразить свою радость, что он теперь с ними, а затем дали понять, что он совершенно свободен, и никто не помешает ему наслаждаться их Мертвым миром. И когда они разошлись, Даниил почувствовал себя одиноким в этом Мертвом городе. Внешнее однообразие скоро наскучило. Ему было вовсе непонятно, чем живут эти люди и в чем их радость жизни.
  Небо над городом напоминало ему черную бумагу. Ни солнца, ни звезд, ни облаков. И сам город, несмотря на обилие домов и людей, был страшно пуст. Когда душа побудет в Мертвом городе, ей так сильно захочется жизни.
  Наконец, Даниил устал ходить, стал как вкопанный, не зная, куда деть свое бренное тело. Захотелось назад, в живой мир, в свою комнату, на свой диван. Он был уверен, что это сон и вот-вот настанет пробуждение.
  Он стоял и смотрел в одну точку, видя перед собой лишь пустой черный квадрат площади. Но было такое чувство, что если этот квадрат раздвинуть как ширму, за ним будет стоять что-то прекрасное. Он закрыл ладонями лицо, затем вновь открыл. В трех метрах от него стоял проводник, он не торопил Даниила, только время от времени вынимал из кармана свою бутылочку и отпивал глоток-другой бодрящей воды. Здесь, в Мертвом мире, он не прятался. Ведь "мертвые сраму не имут".
  - Как тебя зовут? - спросил проводника Даниил.
  - А Хирон его знает, - ответил тот, пожав плечами.
  - И давно ты умер?
  - Да разве я умер? - спросил старичок, высморкавшись в длинную бороду, - я ведь вроде как кладбищенским сторожем работаю. Тут, среди могил и ночую, и бодрствую. Все мертвые вокруг, живых почти не вижу, а после этого разберись попробуй, - живой я или мертвый.
  Проводник опять отпил два глотка бодрящей воды и сказал:
  - Раз ты уже покойник, то отправляйся в свой белый домик по этой тропинке, - показал он рукой в сторону какого-то островка в поле, - там рос маленький райский сад, и благоухало множество цветов.
  Проводник оставил Даниила, и он остался один.
  Он понял, что живого мира больше нет. Он исчез невероятно просто: сколько кошмаров, сколько видений, причинивших боль, было его реальностью - а смерть пришла - и не была вовсе смертью. Прошлое состояние, каким оно мощным ни было, теперь ни имело никакой силы.
  Он обрел свободу. Он заставил исчезнуть то, что казалось ему единственной реальностью. Он преодолел самоубийство, ибо через него невыносимо трудно уходить и очень противно - но никто не в силах помешать освободить его сознание от жизни.
  "Я хочу радости! Бесконечной радости! Хочу проникновения и постижения! Я хочу тот же мир без боли. Мир, где я один - реальность, я - творец. Я не хочу абсолютного мира, я хочу жизни, идеальной жизни!" - говорила его душа.
  Наступила истинная радость. Вот оно - началось! Свет! Впереди свет! Он приближался к саду, его душа оживала. Вот мир, где царствую я, ибо я здесь - один. Так бывает во сне: не надо больше рождаться, ибо я уже родился из чрева матери. Теперь все как во сне. Я не ангел, я родился из чрева - и это основа, без которой фантазии не были бы полноценны. Чрево! Оно породило не только одну тяжелую фантазию по названию - жизнь, и миллионы других фантазий - проявляющихся во сне и глубоком подсознании. Как хорошо, что я не помню, совершенно не помню, как я оказался в том мире.
  Просто рассвело, и я родился.
  Тогда я шел по Мертвому городу - была ночь, и я уснул, просто уснул или забылся. Материя растаяла и теперь опять появилась.
  Черное, вспаханное поле... Мирные, тихие бело-вуалевые облака плыли над ним... Вокруг было тепло - вечное лето... В этом его убеждал летавший высоко в небе соловей.
   Даниил вошел в сад. Здесь росло множество плодов: яблоки, груши, апельсины, бананы. Пальмы, березки, дубы и магнолии росли вместе. Пели птицы, и играла музыка, тихо аккомпанируя пению птиц.
  Белый домик стоял, окруженный кустами сирени. Даниил понял - вот место, где его ждет вечность. И здесь будет бесконечно продолжаться его жизнь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  26 Убеленная земля
  
  Маленькая планета вертелась все медленнее и медленнее. Она все ближе и ближе стала опускаться к пруду, пока не соприкоснулась с дном. И в этот же миг голубая планета стала совсем неподвижной, превратившись в круглый холм.
  - Я согрешил, - проговорил отец, увидев, что все цветы на планете завяли и покрылись белым инеем. - Доченька, скажи мне правду, кто был тот юноша, - ангел или человек?
  - Ангел, папа, - ответила дочь, набрасывая на отца плед, так как отец выбежал вслед босиком в одной ночной рубашке.
  - Что случилось, доченька? Почему вся земля бела? Ведь теперь совсем не зима.
  - Я думаю, что это ангелы убелили землю, чтобы на ней было хоть немного светлее.
  - Доченька, ведь ангелы - бесполые существа. Как я мог подумать! Как я мог потерять веру в светлого божьего посланника?! Ведь он приходил к тебе, доченька, чтобы рассказать о Боге и его величии. Расскажи, расскажи мне, доченька, что он говорил тебе той светлой ночью?
  - Папа, он мне подарил крылья, и мы с ним летали на райскую планету. Там было много прекрасных ангелов.
  - Да, доченька, я так и думал, что он тебе хотел показать рай. А я, старый дурак, совсем забыл о благости Всевышнего. Теперь я наказан. Ввек не простится мне мой грех.
  С того дня отец слег в постель и больше не вставал.
  - Темные силы похитили мою душу, - бормотал он. - Доченька, доченька, занавесь окна. Я все время вижу, как улетают ангелы. Они уже так далеко. Так далеко. Мне тяжело это видеть. Они покидают землю. Бог отвернулся от нас. А ты, доченька, молись и читай Библию. Ты святая! Бог тебя возьмет на небо и сделает ангелом. А мне никогда не увидеть больше ангелов. Я их обидел. И они покинули наш сад и нашу маленькую планету.
  Отец еще месяц находился в тяжелом состоянии, закатывал глаза к потолку и просил прощения у ангелов.
  На рассвете, когда первый луч солнца осветил землю, отец глубоко вздохнул и умер.
  Старика-мэра провожал весь город. Жители тихо шептались, что душа его теперь в раю, потому что многие видели в его дворе ангела, принесшего ему весть от Бога. И никто не сомневался в том, что сам Всевышний призвал благочестивого мэра и усадил его по правую руку от своего Престола.
  Вскоре вслед за мэром умерла и благочестивая Плакилла. На ее могиле поставили статуи двух ангелов - черного и белого. Белый ангел среди бела дня куда-то исчез. Остался лишь черный. И люди, проходя мимо ее могилы, удивлялись, почему у ангела такой острый нос и такие черные глаза? Что плохого он сотворил и за что наказан вечно сторожить могилу этой старухи?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  27 Олимпий в руках Технеция
  
  Олимпий удивился тому, как далеко ушел технический прогресс в сверхмире. Ему стало стыдно, что он жил среди таких отсталых людей, которые верили в ангелов, духов и всякую нечисть, мешавшую рационально развиваться разуму. Сверхмир предусмотрительно отгородился от этих почти первобытных людей. По иронии судьбы Олимпий родился в том мире, но сила его разума помогла ему вернуться в сверхмир, где он и должен был быть всегда. Здесь его признали за великого ученого. И создали все условия, чтобы он дальше продолжал свою идею. В подчинении Олимпия было двести роботов, которые с абсолютной точностью выполняли его приказания.
  У него была сверхсовременная лаборатория на 107 этаже. И Олимпий был на седьмом небе от счастья.
  - Олимипй, как у тебя дела? - спрашивал его Туз, появившись на мониторе.
  - Я выдвигаю версию, что небо - это тот же монитор, который использует сверхцивилизация. Небо проецирует информационные лучи на землю. Это сверхлучи, аудиолучи и психолучи. Я изучал только последние. Но изобретение "Информатора" открыло новые явления.
  - Почему появляются в Мертвом мире белые люди, и почему земля покрывается белым инеем? - спросил Технеций.
  - Думаю, это явление как-то переплетается с таким явлением как снег.
  - В чем здесь связь?
  - Думаю, что учитывать придется многое: и температуру, и давление, и радиационное излучение. Одним словом, я открыл новую науку, которую назвал небомонитория. Цель: понять, как устроен небесный монитор.
  - Какие практические выгоды это даст? - спросил Технеций.
  - Мы будем смотреть видео прямо на небесах.
  - Этого мало, Олимпий. Пусть этим занимаются другие. Я ставлю задачу ясно: лучи неба должны повлиять на людей Мертвого города. Меня интересуют только психоэлектронные лучи.
  Олимпий минуту помолчал. Теперь эта задача не казалась ему такой простой как раньше. Пока даже сверхсовременная техника была бессильна диктовать волю небу.
  - Я думаю, что если на небесах будет появляться изображение Бога, и он будет объявлять оттуда свою волю, то большинство людей клюнут на эту техническую уловку. И исполнит то, что он них требуется.
  - Ну а информационные лучи неба? - спросил Туз.
  - Мы провели тысячу опытов. Мы записываем на лучевые информпотоки свою информацию, но до земли она не доходит. Мы не знаем, почему небо все время проецирует белых людей.
  - Можно ли как-нибудь стереть эту проекцию?
  - Да, если мы выключаем все информаторы, белые люди исчезают.
  - Какая ваша последняя, самая свежая идея?
  - Я хотел бы установить "Информатор" на Луне и проследить, какие будут результаты опытов.
  - Хорошо, завтра же вас отправят на Луну, Олимпий. Сверхмир ждет от вас многого. Вы должны спать по семь часов, а остальное время отдаваться работе.
  - Я сплю только по пять часов, - сказал Олимпий.
  - Я сказал - семь! Не больше, не меньше! Ваш мозг должен работать четко и ясно. Как часы, без никаких переутомлений.
  Технеций отключил монитор.
  "Не переигрывает ли меня этот Олимпий? - подумал он. - Если он втайне овладеет информационными лучами неба, то станет Императором Вселенной. Мои люди следят за каждым его движением. Тесторы беспрерывно исследуют его мозг, камеры следят за каждым движением его глаз. И все равно: душа человека - потемки. Замышляет Олимпий что-то недоброе или искренне трудится для сверхмира?! Пусть посидит денек-другой на Луне, а там посмотрим, что делать?"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  28 Помешательство профессора Брауна
  
  "Не дай нам бог сойти с ума", - сказал классик.
   А что такое сумасшествие? Человек жил как все в его кругу: стремился к славе, значимости, и вдруг оказывается, что человеку ничего не надо. Он от всего отказывается. Разве это не сумасшествие?
  Сослуживцы посмеивались над судьбой старика. Слишком он был моралистом - а это уже первый признак помешательства. Мальчишки подбегали к профессору и показывали ему языки - ведь он же такой же ребенок как они.
  Профессор кланялся и говорил: "Спасибо, детки! В вас живут прекрасные ангельские души. Оставайтесь всегда такими веселыми и счастливыми как сейчас". И мальчишки, постучав палками по забору, бежали на площадь, где бабы торговали семечками. И разогнав голубей, они раскрывали пошире карманы своих штанов и кричали:
  Бабы, бабы насыпай поскорей
  Семечек для ангельских детей!
  Браун переходил железную дорогу мимо еврейского кладбища, выходил к церкви, которая своим величественным видом оттеняла убогие домики, гулял по узким улочкам, переплетенным деревянными заборами.
  Почему он выбрал именно это место для прогулок? Ему казалось, что здесь тише и меньше суетливых людей. Но он не подозревал о том, что из темных окон, из-за занавесок, на него всякий раз смотрят одни и те же глаза старушек, - которые, дожидаясь вечернего церковного звона, сидят и смотрят на улицу.
  - Профессор пошел, - говорили они своим домашним. - Бес вселился в его голову, оттого и помешался окаянный. Один только вред от этих наук.
  Браун шел быстро, порой какая-нибудь собака с истошным лаем бросалась к калитке и продолжала заливаться до хрипоты до тех пор, пока он не заворачивал за угол.
  Он так часто ходил этими улицами, что здесь все его узнавали. Никто его не сторонился, никто не ожидал от него никакого вреда. Все знали, что он был слегка помешанный, что в нем сидел какой-то бес, но не такой уж и злой, и порой даже в сердцах его жалели.
  "Жизнь состоит из смертей, болезней, несчастных случаев - и все это непостижимо, - никто не может объяснить", - говорил профессор проходящему мимо священнику.
  "И все же, стоит день-другой поголодать, очиститься, и появится новое чувство - легкость, спокойствие, безмятежность жизни", - приветствовал он мясника, пожимая его толстые как сосиски пальцы.
  "Все коммерсанты работают для того, чтобы возвышенные люди развивали духовное", - проходя по базару, наставлял погасший светило торгашей.
  "Каждый арбуз - это недозрелая голова. Придет время, и созреют эти зеленые головы и поймут, что семена в них сам бог заложил".
  Профессор постучал по арбузам ладонью. И заметив, что парень, их продававший, широко улыбается - добавил: "Только ангел с душою ребенка, имея жажду, откажется от арбуза и отдаст его детям. И только он один знает, что в этом есть особая духовная радость, когда живешь очень малым".
  Душа притихает, в ней торжествует желание скромности и тихости, нет возможности переполнить себя сладостями или ненужными вещами. Остаешься беспомощным перед богом и думаешь, что это скоро будет со мной. Ведь не может же Он душу ангела-ребенка, так желающую чистоты, заставить мучиться голодом. И каждый раз как-то тихонечко-тихонечко Бог выводит его из всех затруднений.
  - Люди, станьте ангелами-детьми! - говорил профессор, стоя у ворот базара и держа в руках шляпу.
  Он кланялся всем и улыбался так чисто, точно младенец во сне. И люди бросали ему в шляпу леденцы на палочке, медовые пряники и разноцветный горошек. А затем, когда он возвращался домой, мальчишки, бросив свои палки под забор, набрасывались как саранча на шляпу профессора и выгребали все сладости из нее в свои карманы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  29 Гелиана ищет любимого
  
  "Люди не умирают, они живут вечно, - думал Даниил. - Кто им внушил смерть? Зачем они поверили в такую страшную фантазию? Человек заслужил жизнь вечную. Я отдал свою душу, чтобы подарить человеку вечность. Получив ее, человек должен был стать бесконечно счастлив".
   Да, в это бесконечное счастье человека так сильно верил Даниил. Но люди так привыкли переезжать на Мертвые улицы и в Мертвые города! А все потому, что они не умеют жить нежно и ласково друг с другом. Они не хотят признаться себе в том, что они из мира ангелов. Никто не лишал людей земного рая. Земля как две капли воды похожа на все другие райские планеты Вселенной. Только люди так сильно не хотят быть ангелами. Им тяжело друг с другом - и они разлучаются. Они переезжают в Мертвые миры, навечно покидая своих близких и родных. Для них лучше эта вечная игра в смерть, чем светлая жизнь на ангельской земле.
  
  Следы... Следы Даниила никуда не исчезли, их только убелило легким инеем. Гелиана шла по этим следам. Они вели к одинокому кусту, возле которого сидел старичок и попивал что-то из бутылки.
  - Ты куда, красавица, направилась? - спросил он.
  - Здесь не так давно проходил ангел Даниил, - проговорила Гелиана.
  - Ангелы, красавица, не ходят, а летают. Они все с крылышками как птицы небесные.
  - Этот, про которого я говорю, попал на Землю к людям, и они ему перерезали крылья.
  - Так как ты говоришь зовут твоего Ангела?
  - Даниил.
  Старик полез под куст, вытащил оттуда книгу мертвых - огромную, как все это убеленное инеем поле, раскрыл ее и стал водить пальцем по странице с буквой "Д". Даваров, Давыдов, Дакотов, Данилов... - бормотал он. - Ага... В скобках кличка - Ангел. Подкидыш. Ничем не занимался, лишь бродил по улицам. Особая привычка - постоянно смотреть в небо, оттого всегда спотыкался о булыжники на мостовой. За неимением личного жилища посажен в Райский сад, домик Љ 66.
  У старика заплетался язык, он ползал по книге покойников, уже не способный подняться.
  - Ты по полю иди. Все время вправо! Так быстрее добредешь, - пробормотал он, приподняв голову, а затем, положив ее на книгу, заснул мертвым сном.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  30 Ангелы больше не ангелы
  
  Даниил искал чистых душой людей, он был уверен, что они где-то есть. Ему хотелось видеть людей в обычных одеждах, людей, которые умеют смеяться и говорить мягким ласковым голосом. Он выходил ночами на лунную дорожку и прогуливался вдоль нее.
  Однажды Даниил зашел слишком далеко и увидел другой сад и другой белый домик, а около него ходили люди в белых одеждах. Он увидел и не поверил своей собственной душе. Что это были за существа? Откуда они?
   Тела их светились. Они двигались легко и свободно. Казалось, они не знали никаких проблем. На их лицах сияли такие светлые, мягкие улыбки, что душа Даниила просто замирала от какой-то неземной радости.
  "Господи! Откуда они? - подумал Даниил. - Неужели где-то здесь рядом живут такие светлые, беззаботные существа?"
  Завидев Даниила, они все тут же бросились к нему и стали обнимать.
  - Как хорошо, что ты нас нашел! У нас здесь вечный праздник!
  - Праздник?! - Даниил всматривался в радостные лица и не понимал этой радости в Царстве мертвых.
  - Мы все живем одиноко в белых домика. Мы все пришли сюда отдохнуть от жизни, - говорили они в один голос, и так гармонично, так синхронно, словно один человек.
  - Вы ангелы или люди? - спросил Даниил.
  - Мы ангелы, - отвечали они. - Мы, так же как и ты, приходим на Землю помочь людям. Но у нас ничего не получилось.
  - Но я не пришел сюда радоваться, - сказал Даниил, - я по-прежнему живу людьми и их болью.
  - Мы - на твоей стороне, - ответили ему ангелы. - Люди заслуживают вечную жизнь. Они ни в чем не виноваты. Но нас меньшинство. Ангелы, никогда не жившие на Земле, считают, что мы нарушаем их мир вечного веселья. Люди - это песчинки земли, склеенные божественным клеем. Но клей этот непрочен - и люди опять рассыпаются и превращаются в прах. Так считалось всегда. А ты, Даниил, вдруг доказал, что у них есть души - души подобно нашим. Ты удивил всю Вечность. Многие считали это ослушанием самого Бога, хотя никто ничего толком не знает. Бог молчит. Ангелы еще больше отдались своему веселью, чтобы не думать и не вспоминать о тех, кто создан.
  А мы хотим понять, кто же все-таки люди? Зачем Бог проводит с ними такую загадочную манипуляцию: то вылепливает их из праха, то опять в него превращает? И есть ли у них такая душа как у нас?
  
  Даниил всегда жалел людей так сильно, что был не в силах их по-настоящему в чем-то осудить. Но вот в ангелах он заметил что-то неискреннее. Нет, им все-таки больше до веселья, чем до людей.
  - Признайтесь, - сказал он. - Вы только теперь, когда я пришел, вспомнили про людей? Ведь я видел, вам было очень весело.
  Ангелы опустили глаза, и каждый стал оправдываться за самого себя.
  - Ты знаешь, ангелы - они потому и ангелы, что ни о чем не думают, - ответил юноша.
  - Так, быть может, и люди были когда-то ангелами, и им однажды захотелось думать по-своему, - произнес другой.
  - Так, может быть, мы уже больше не ангелы. Может, и мы теперь люди, - проговорила девушка в прозрачном платье.
  - Быть может - это большой грех о чем-то мыслить! Ведь нам надо вечно радоваться! - стали говорить другие ангелы.
  - Да... Думая о людях, мы потеряли вечность.
  - Теперь это так сильно мешает нашему веселью.
  - Разве ты, Даниил, не жалеешь, что воплотился в человека?
  - Я ни о чем не жалею, - сказал Даниил.
  
  Когда Даниил почувствовал, что у людей одинаковое с ним чувство и состояние жизни, он понял, что не может их оставить. Даниил решил остаться с ними навсегда. Ему так сильно захотелось вечности на Земле.
  Ангелы стали тихонько возвращаться в свой сад, оставив Даниила одного.
  Он немного постоял в задумчивости, а когда у ангелов возобновилось веселье - повернулся и пошел обратно по лунной дорожке в свой вечный домик на Земле.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  31 Куда бредет профессор?
  
  Кто не верит в Бога, никогда не поверит и в то, что двое должны встретиться, если они идут друг другу навстречу по лунной дорожке. Ведь случайностей не бывает.
  Я с большой радостью бы сейчас устроил встречу двух любящих. И пусть они живут в белом домике вечно. Ведь неважно, где мы счастливы: на небесах, на Земле или в мире мертвых. Главное, что жизнь души продолжается. И я это принимаю за аксиому. Если для кого-то душа умирает вместе с телом, то это уже другие правила игры. Я писал этот роман в своем монастыре, и у нас свои уставы.
  Монастырей много. И вы можете найти себе их по вкусу. Но какие это монастыри, если нам хочется всей полноты жизни, много радостей, удовольствий?
   О, тогда вы надели колпак атеиста с довольно звонким бубенцом-колокольчиком. Теперь в таких колпаках ходить очень модно. Да и радостно ходить! Бога нет - и какая свобода!
  Ну а если атеист живет тихо, праведно, не любит гулянок, а живет наукой? Вы, должно быть, встречали такой тип людей: хотят они или нет, а придется им сидеть по правую руку у Бога. И Бог будет говорить: "Вот праведники! В меня не верили, а одно добро только творили".
  Что я еще могу сказать: молитесь всегда завтрашним днем. Если вы не из нашего монастыря, то не поймете никак, что это значит. Вчерашние грехи - это как раны на теле, они болят, и мы ждем, когда они заживут. Никто у нас не говорит: не грешите вчера, а все в один голос повторяют: "Значит - грех завтра, всегда завтра - и будет он новой раной или нет - зависит от нас. И ответ прост: всякая молитва хороша, пусть даже шепотом или не раскрывая губ: только бы новый день прожить чисто: не во вред ни себе, ни другим. Молитва есть не что иное, как клятва стать лучше. И грош ей цена, если вы лучше не стали. Вы обманули себя, обманули Бога и всех окружающих людей, которых вы огорчите не лучшим, а худшим поведением.
  Что же, всегда есть путь, как не обмануть ни себя, ни другого. Это путь вашей праведной порядочности. И кто его знает, может порядочность и является наиболее точной формой молитвы? Молясь на нее - будь вы хоть трижды атеист - вы предстанете перед Богом в самом лучшем свете.
  Порядочность-молитва порождает честнейшего человека. А абсолютная честность никого никогда не обидит. Ибо ей придется во всем признаться. Не лгите ни себе, ни Богу. Потому что за все мы получаем сполна на Земле. Поверьте в самую яркую звезду самой нежной порядочности, и ваша жизнь станет такой чистой, как у ангелов.
  
  Если бы я хотел передать душу профессора Брауна другими словами, то получилось бы намного хуже. Никогда он не ходил в церковь, не знал ни одной молитвы. Грешить "вчерашним днем" ему просто было некогда, а грешить "завтрашним днем" - просто мало времени оставалось для этого. Ему и семью-то не было времени завести. А в Бога он не столько верил, сколько понимал его существование - так же как свое собственное: живу, думаю, стремлюсь к чему-то прекрасному - эти стремления, как человека, так и Бога были абсолютно идентичными. Поэтому Бога он понимал как силу, стремящуюся к чему-то абсолютно прекрасному - и в этом - несвободную. Бог не имел права творить зла по своей прихоти, а человек - сколько угодно. И в конце концов получал за это по пятое число. Профессор тоже был несвободен. Ему было ни до сладостей, ни до развлечений, ни до женщин (да простит Бог только некоторые молодые честолюбивые помыслы!), поэтому профессор считал себя слепым богом, а бога настоящего - Богом зрячим. Они оба не творили зла, стремились к абсолютному добру. А люди жили как им вздумается. И что было с ними делать - забрать свободную волю? Они превратятся в деревья. Дать им побольше благ - они становятся еще легкомысленнее. И здесь ни слепой, ни зрячий Бог не знал ответа.
  Почему профессор пошел по полю вдоль лунной дорожки - он и сам не знал. Зрячий Бог взял своего собрата по духу и повел мимо Царства мёртвых в Царство земных ангелов. Он никогда не гулял по ночам. Никогда особо не всматривался в луну. А этой ночью она была необычно большая, словно он на нее смотрел не собственными глазами, а в бинокль. Ему казалось что луна испускает какие-то странные лучи. И еще он ясно видел маленькое красное пятнышко, иногда оно ярко сверкало, а иногда затухало совсем.
  "Кто же забрался на луну с карманным фонариком и пытается посветить людям, блуждающим в кромешной тьме?"
  Профессор улыбнулся своей шутке и подумал: "А все-таки, куда я иду? Не следует ли мне повернуть назад?"
   И не сознавая почему, шел дальше.
  "Мало того, что меня считают сумасшедшим, теперь я стал и лунатиком, - усмехнулся он. - В одном человек никогда несравним с Богом, - Бог может взять человека за руку как малое дитя и повести куда угодно. А человеку дано знать только одно: пути господни неисповедимы".
  Браун шел вдоль лунной дорожки и теперь думал о том, что этот путь должен иметь какой-то высший смысл. Пройдет совсем немного времени, и этот смысл ему откроется.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  32 "Информатор" и бабочки
  
  Олимпий запустил свой "Информатор" на Луне. И странное дело: со всех сторон к нему стали слетаться лунные бабочки. Они были больше похожи на ночных мотыльков. Олимпий находился в стеклянном здании - бабочки облепили здание со всех сторон и все прилетали и прилетали.
  "Их привлек, должно быть, свет, - подумал Олимпий. - Как глупо, что биологи сверхмира решили разводить здесь всяких насекомых - на этой безжизненной планете".
  - Олимпий, какие результаты? - спрашивал Технеций.
  - Зачем вы разводите бабочек на Луне? Они облепили весь "Информатор"
  - Олимпий! На Луне нет никаких бабочек. Это небесное тело - безжизненно.
  - Вы лучше спросите у своих биологов.
  Технеций замолчал на десять минут.
  - Олимпий! Мои биологи утверждают, что это невозможно.
  - Тогда пусть сами прилетят и посмотрят.
  - Все ясно, Олимпий. Спускайся на Землю. Эти бабочки - такой же мираж, как и белые люди.
  "Интересно, какие фантомы появятся, если "Информатор" запустить на Венере или на Марсе?" - задумчиво проговорил Туз.
  Было ясно одно: "Информатор" - загадочное явление, не подвластное уму сверхмира. Здесь наука только начинает свой путь: факт оставался только один - "Информатором" нельзя было подействовать на сознание людей.
  
  
  
  
  
  
  33 "Господь"-профессор и Даниил
  
  - О, господи! Ты ли это?! - воскликнул Даниил, увидев светящуюся фигуру человека вдали.
  - Я, - ответил человек.
  - Ты спустился с небес, чтобы забрать меня к себе?
  - Да, я заберу тебя к себе, - ответил человек.
  - Но здесь на Земле осталась моя любимая.
  - Как ее имя? - спросил идущий по лунной дорожке.
  - Гелиана.
  - О, я знаю этого Ангела. Так значит, ты и есть тот падший Даниил, которого вышвырнули за забор?
  - Я и есть, Господи.
  - Слышал твою историю. Весь город о ней рассказывал. Что же ты здесь делаешь в этом темном мире?
  - Жду своей участи.
  - Теперь я понимаю, почему я так долго брел по этой темной Вселенной, называемой полем. Я шел к тебе, мой дорогой Даниил.
  - Разве я достоин Божьего одобрения?
  - Достоин, раз я здесь.
  - О, Господи, тогда веди меня в свой вечный мир.
  - А Гелиана?
  - Ведь ты призовешь к себе и ее. Да будет воля моя, - сказал профессор.
  Они приблизились. И Даниил увидел, что это вовсе не Бог, а профессор. А профессор - что перед ним вовсе не Ангел.
  - Пойдем, Даниил, пойдем! - сказал Браун. - Здесь очень скучно и нет настоящей жизни.
  Даниил послушно пошел за стариком. В мире живых -намного прекраснее, чем в мире мертвых. Там все живут своими мыслями, заботами, а здесь нет ничего, кроме вечной тоски и вечного веселья.
  
  Как бы я хотел, чтобы на этой лунной дорожке встретились Гелиана и Даниил. Но я ни строчки не написал по своей воле с тех пор, как попал в Божий монастырь. Здесь диктует только Бог. Я лишь пишу и никогда не знаю, что дальше будет. Бог дает мысль, образ - все от него. Я лишь скромный его слуга.
  И даже если посмею порассуждать, почему Бог приблизил к себе профессора Брауна, то это будет только лишь жалкий лепет. И для чего свел профессора и Даниила? И это уму моему непостижимо. Нам, людям, так хочется, чтобы все было как в сказке: "Встретились Даниил и Гелиана на лунной дорожке, отвел он их в свой белый домик. И живут они там и одну вечность, и другую. Кругом сады и счастливая жизнь среди цветов".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  34 Домик Љ66 в раю
  
  Только, когда взошло солнце, Гелиана отыскала белый домик Љ 66. Она оказалась в райском саду среди райских цветов, но любимого там не было.
  Женщины, вы хотите быть вечно одиноки в райских садах? Что ж, милосердный Бог предусмотрел и такую возможность для вас. Живите вечно, наслаждайтесь цветами, вдыхайте их ароматы и прислушивайтесь к райской тишине.
  Гелиана ходила по райскому саду, и отовсюду на нее смотрели анютины глазки. Правда, белые крокусы закрыли свои цветки и, опустив головки вниз, белели точно незажженные лампочки.
  Гелиана не пошла в ту сторону, где краснели тюльпаны. Слишком уж опьяняюще они качали ей головками.
  Она повернула на дорожку, где желтели гладиолусы с нежными пестиками. Прошла мимо задумчивых маргариток, полюбовалась хризантемами - и вдруг точно солнце ослепили ей глаза какие-то цветы.
  "Неужели я среди живых звезд?" - подумала она.
  Цветы, которые она созерцала, назывались георгины, только они были очень огромные - такие на Земле не растут, а их лепестки, будто лучи солнца, расходились во все стороны. Вначале ей попадались все больше желтые. А затем цветы все краснели и краснели, и, наконец, она оказалась у цветка, который рос среди дорожки и загораживал путь. Это был очень огромный красный георгин. На него невозможно было смотреть. Гелиана догадалась, что он запрещал ей идти дальше. Она различила на дорожке следы Даниила. Он тоже подходил к этому цветку и повернул назад.
  "Мой любимый не ослушался Бога, он не стал идти дальше. Какой он чистый и прекрасный Ангел".
  Но Гелиане все же захотелось узнать - почему Бог поставил на дорожке этот запретный красный цветок. Она осторожно стала обходить его. Но как мягко она ни старалась ступать, на нее стали сыпаться красные лепестки с цветка - и два из них залепили ей глаза. Гелиана с трудом их отодрала - такие они оказались липкие.
  Дальше на дорожке ей все чаще попадались кактусы. Гелиана их осторожно обходила и все равно время от времени чувствовала их колючее прикосновение.
  На кактусе с названием Хамецереус Сильвестра расцвел только один цветок, а на Айлостере ложноумышленной - даже по три. Минуту-другую Гелиана полюбовалась желтеньким цветком на Нотокактусе плитчатом, но затем услышала некрасивые звуки: какие-то существа по-детски квакающе хихикали. Раздвинув колючий куст розы, она увидела, что повсюду рос Амарант хвостатый, а среди его цветов бегали маленькие чертята. Они срывали красные хвостики растений и прицепляли себе сзади.
  "Господи, неужели из этих маленьких несмышленышей когда-то вырастет настоящее зло?" - с ужасом подумала Гелиана.
  Сад кончался. За ним виднелось черное поле. Почва стала болотистой. И Гелиана дальше не пошла. Но вдруг из-за елок, что росли по ту сторону болота, вышла группа обнаженных женщин, они шли попарно - обнимаясь и прижимаясь друг к другу. Женщины легли возле сине-голубоватых цветов люпина и стали заниматься чем-то непристойным.
  Чертята вдруг радостно оживились и с криками: "Мамы, мамы наши пришли!" - побежали, расплёскивая болотную воду к кустам люпина.
  - Вот чертята несносные! Дайте мамам отдохнуть. Возьмите палки да посбивайте с кактусов все цветки! Слишком уж ярко они расцвели.
  Гелиана вернулась на дорожку и пошла назад.
  - Господи! Как устроен этот мир, - вздохнула она. - Даже в райских садах где-то на его окраинах наслаждается своей вечной испорченностью злая сила. И как человеку важно вовремя остановиться, не перейти запретную черту. Какой же ты у меня прекрасный, Даниил, - воскликнула она. - Чувствуя Бога, ты никогда не переступал той черты, за которой навеки гибнет душа человека и ангела.
  Она села под яблоню и тихонько заплакала. А по яблоне ползал змей и думал, как бы ее утешить.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  35 Олимпий ходит по коридорам
  
  Про Олимпия забыли в ту самую минуту, когда Технеций понял, что от этого гения в коротких штанишках ничего существенного больше не возьмешь.
  Олимпий бродил по коридорам, облаченный, как и все, в скафандр - и никто на него не обращал внимания. Мимо него проходили то роботы, то люди - и одних нельзя было отличить от других.
  "Что это за мир?" - впервые задумался Олимпий, заглядывая в разные кабинеты. Было такое чувство, что он попал в далекое будущее. В мире, где он родился и жил, люди никогда не говорили про эту сверхцивилизацию, хотя она была совсем рядом. Почему? Это тайна человеческого сознания. Может быть, есть и Бог, - думал Олимпий. - Но если человек не побывал в его Божественных владениях - то он тоже мало верит в их реальность. Фантасты иногда писали о сверхмире, о Технеции - и мало кто читал эти выдумки. А теперь вот эти железные коридоры - разве не абсолютная реальность? Разве это сон? Может, в чем-то и прав профессор? Может, есть какой-то еще высший мир? Неужели люди дошли до такого состояния, что эту гигантскую бочку в скафандре, прозванную Технецием, считают самым высшим существом. И нет никого выше его?"
  Олимпий свободно дошел до кабинета Туза и приоткрыл дверь. Технический бог сидел за компьютерным столом и играл в карты. На мониторе стола появлялись тузы, короли, шестерки. Своим жирным пальцем он тыкал в стол, указывая каждой карте свое место.
  На Технеция смотреть было трудно. Серебристый скафандр его блестел, точно в него были вставлены лампочки дневного света.
  Конечно, эта туча, облаченная в скафандр, могла перетасовать своих карточных людишек, как ему вздумается. Он был могущественен, но Технеций не все мог. Сделать Олимпия рабом сверхмира - было не в его власти, так же как и скупить мертвые земли. Он даже не знал, кто устанавливает правила игр на этой Земле. Он властелин сверхмира. Но мертвый мир подчинялся непостижимым законам темного бытия. Ни один его философ не мог толком объяснить - кто правит миром мертвых?
   В приемной Туза люди в серебристо-серых скафандрах занимались своей повседневной работой. Уставившись в мониторы компьютеров, они перерабатывали какую-ту бесконечно мелькавшую информацию. Никто на Олимпия не поднял даже глаз, словно он стал невидимым.
  Олимпий ходил по коридорам, заглядывал во все двери, какие попадались ему на пути. В комнатах сидели живые люди. Там они не были такие смиренно-исполнительные как в приемной Технеция. В своих комнатах они ели, пили, почти все были без скафандров - любили женщин, играли в азартные игры, что-то доказывали друг другу, плакали, кричали, разочаровывались. И видя всюду за дверями коридоров живую жизнь, Олимпий чувствовал, как оживает его душа.
  Он ходил по коридорам и думал:
   "Я был молод. Я допустил грубую ошибку. Мне хотелось быстрее прославиться. Я опубликовал свою научную статью. Старый мир этого не заметил. Ему все равно. А от Технеция эта статья не ускользнула. Он все уловил. Слава Богу, что это была только идея. Это был только первый ключик к человеческому сознанию. Но чтобы докопаться до сути - нужно еще много лет упорного труда. Тысячи и тысячи книг по философии, информации и электронному сознанию. Люди - зомби информации. Но никто не знал, почему она на одних действует, а у других - ноль реакции. "Информатор" улавливает высшие, неземные импульсы. Лаборатория, которая влияет на наше сознание, находится где-то в космосе. Реклама - это нечто вроде туманной дымки, которая мешает небу наставлять людей. Кто-то смотрит в прошлое, кто-то в будущее. То, что творилось в душе моей, была реальность - моя реальность, происходившая со мной. Я видел мир науки ясно, чисто: он жил в моей душе, и уже никакие треволнения не могли погасить его. Это было чудесное состояние - с ним можно было жить и умереть. Мне казалось, что я видел что-то яркое - все и всех сразу. В каких лабиринтах блуждали люди, что они хотели сделать? Что душе их доставляло радость? Разве это все делалось не для этого разумного мира? Неужели кто-то для себя хотел страданий... боли... Нет, люди не знали, как их избежать. Самое невыносимое - это пустое состояние души. Человек не может в нем находиться. И тут начинается действие: он берется за все - лишь бы душа сладко волновалась. Я волновал свою душу, мечтая о великих открытиях. Это было самое сладкое неспокойствие. Мне казалось, что в моей душе уже все сотворилось, все свершилось".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  36 Червивое яблоко рая.
  
  - Съешь яблоко, - говорил змей Гелиане. - Полегчает. В этом яблоке много витаминов. На этом дереве самые сочные плоды. Во всем саду ты не найдешь ничего вкуснее.
  Змей сорвал с ветки самое большое красное яблоко и, держа в своих зубах, приблизил его к самому носу девушки.
  Гелиана взяла яблоко и стала всматриваться в него. Острые зубы змея прокололи яблоко со всех сторон, и уже маленькие белые червячки вползли в эти дырочки. Она поднесла яблоко к носу и почувствовала, что от него несет гнилью. Затем ей захотелось засунуть назад в пасть змею - но того уже и след простыл. Гелиана бросила яблоко под розовый куст и поднялась с травы.
  "Я ищу Даниила в мире мертвых, а он меня - в мире живых. Какая все-таки глупая выдумка - этот райский сад. Жить здесь вечно и все время видеть, как ползает по деревьям этот уродливый змей. Если откажусь есть это червивое яблоко, то никогда не родятся у нас дети. Ведь надо же как-то для этого согрешить! Да и райский сад этот не бесконечен - стоит только чуть дальше забрести - и уже начинается болото".
  Гелиана заглянула в белый домик - там была только одна узкая кровать, устланная сухой пожелтевшей травой - на ней им двоим было бы явно тесно.
  "Да и что бы они делали на ней? Занимались любовью? Зачем? Для чего? Какой смысл в той любви, если от нее никогда не родятся дети? Она бы быстро стала фригидной и скучала бы вместе с Даниилом среди этих красивых цветов. Но и цветы рано или поздно завянут и деревья одряхлеют. Сгниет и разрушится белый домик. И когда в этот сад забредет одинокий путник, он увидит двух ужасно состарившихся существ, которые, копаясь в земле, извлекали оттуда какие-то корешки и кормили ими друг друга. Как хорошо, что жизнь всегда имела совершенно другой смысл. Если бог стремится создать на Земле райские сады - то, прежде всего, они должны произрасти в наших душах!"
  Гелиана вышла в открытое поле и еще раз посмотрела на райский сад.
  Змей залез на самую верхушку одинокой сосны. Как ему там скучно будет одному. Придется ползти к болоту, где резвятся чертята. Но те будут его дергать за хвост и хлестать веточками. Как все-таки прекрасны были те времена, когда он свернется себе на травке недалеко от Адама и Евы и слушает, как воркуют эти два ангельских голубка. И на кой черт ему пришло в голову подсовывать это яблоко? Хотелось немножко позабавиться? Вот и позабавился. А теперь ползает один, старый дурак, в этом пустом саду. И одна вечность пройдет, и другая - и ни одна ангельская душа сюда не залетит.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  37 Связь души с небом
  
  Профессор еще и еще раз изучал схемы, по которым работал "Информатор".
  Ошибки не было с физической точки зрения. Но она была - эта ошибка. Нельзя нарушать связь души с небом. Бог нас ведет своим путем, а человек всякими рекламами хочет увести всех людей от этого пути.
  "Информатор" больше не влиял на небеса, и земля опять приняла естественный цвет. Белые люди перестали появляться.
  "Человек бессилен против неба, - вздохнул профессор. - Человек может засорять живые души бесконечными рекламами, но никто не заглушит звучание неба. И каждое мгновение есть возможность прислушаться к небу, к своей душе. Наша душа - приемник. Стоит ее только включить и навести на волну неба - и тут же мы услышим голос Бога".
  Профессору надо было прожить долгую жизнь, чтобы ясно осознать устройство своего внутреннего биоприемника или одним словом - устройство души. И открытие биоприемника в себе было в миллионы раз важнее, чем изобретение "Информатора".
  "Теперь я всегда могу слушать Бога. А люди? Люди всегда будут слушать то, что им навязывают средства массовой информации. Они считают, что у них обыкновенные души, и даже не подозревают о существовании божественного биоприемника в себе".
  Браун был первым человеком на земле, который писал диссертацию на эту тему.
  "И почему, когда он открыл великую истину - все его считают помешанным? Неужели это невидимые черные санитары делают свое нехорошее дело?"
  Браун посмотрел на Даниила, который скучал возле окна и поглядывал то на улицу, то на небо. "Как много времени у ангелов. Им сколько угодно можно терять жемчужины, называемые секундами, минутами, часами. А ему, Брауну, уже так мало осталось. Но все равно, ангелы небесполезны. От их присутствия так хорошо на душе".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  38 Я к душе хочу!
  
  - Даниил, ты мне принес удачу. Когда ты сидишь в моем кабинете, я чувствую такое вдохновение. Часто, когда тебя рядом нет, я думаю, что все мы давно умерли. Ведь я ученый, и я хочу понять, что все это значит? В мире что-то изменилось. А что - понять не могу. Что-то в нем исчезло: то ли смерть, то ли жизнь? Люди просто живут. Они никогда ни о чем не задумываются. Но мой пытливый ум ученого должен все-таки понять, что произошло. Я пишу научный труд. И все время от меня ускользает что-то главное: мы по-прежнему люди или уже какие-то совсем другие существа?
  Ах, Даниил, как жалко, что ты просто человек с ангельским личиком! Как жаль, что ты никогда не был философом. Ты понял бы, как много загадок таит жизнь. Как много в ней непонятного, загадочного! И как таинственно кто-то все время подменяет нас, делает другими.
  Ангел молчал и улыбался, еще больше осветляя глубокий ум профессора Брауна.
  За окном рабочие асфальтировали каменную дорогу.
  - Теперь все дороги будут черные, - сказал профессор, приблизившись к Даниилу.
  - Почему черные? Почему не синие? Почему не зеленые?
  - Много людей погибает на дорогах. Правительство решило все дороги одеть в траурный цвет.
  - Разве люди не сознают, что на дорогах Земли их поджидают страшные смертные приговоры?
  - Миллионы машин разбиваются. Гибнут люди. Неужели удовольствие дороже жизни?!
  - А какое удовольствие находят эти рабочие, которые украшают землю траурными лентами-дорогами?
  - Это почти бездушные люди. Жизнь их превратила в рабов. Миру нужны не ангелы, а рабы, - говорил профессор. - Эти рабочие - те же рабы. Та же рабочая сила, которая работает на тех, кто в кабинетах сидит. Создаются такие условия, чтобы были рабы. Пусть эти рабочие делают детей, затем платят алименты. А главное, чтобы работали. И чтобы не роптали - побольше водки в магазины. Пусть пьют после работы с 7 до 11 вечера. Рабство всегда было: мы рабы обстоятельств, нужды, принудительных законов. И пока техника всех не освободит от физического труда - эта хитрая система рабства будет на Земле.
  - Да не верю я в это рабство. У человека душа есть. Он всегда может к ней обратиться.
  - Они делают все, чтобы раб не обратился. Тут необходимость. Иначе - голод. Миром правит голод. Нарушишь механизмы - перестанут работать как надо, и все - без хлеба. И миллионы умрут от голода.
  - И все же я к душе хочу! Я с душой хочу!
  - Да все это знают, оттого тебя и сделали душевным. И освободили от всего и не дают с голода умереть.
  - А высшая правда? Есть правда души!
  Профессор смотрел на небо. Туда же смотрел и Даниил.
  - Можно ли научить людей слышать небо? - спрашивал себя ангел.
  Небо было реальностью. В глубине его скрывался какой-то мир. Но что происходило с людьми, причем - с самыми прекрасными? Почему, когда небо так сильно действовало на их души, - они всегда оставались безразличны ко всему прекрасному и возвышенному?
  Даниилу стоило только пройти сквозь эту стену горизонта - ведь стена всегда пропускала его - и навсегда за ней остаться. Там открывался совершенно новый мир. Но, а прошлое? Ведь в прошлом всегда оставалось что-то близкое, самое дорогое. И его сознание раздваивалось. Не имея сил уйти за стену горизонта, в реальный мир идеала, Даниил чувствовал в то же время, что идеальный мир, искаженный и больной, оставался по-прежнему в его душе.
  Даниил знал, что ничем не поможет людям. Их души не спасешь. И можно ли спасти Реальный Идеал - тот, в котором сейчас живут 8 миллиардов отвергнутых ангелов Земли? Совершенно здоровых, совершенно счастливых и не подозревающих ничего о том, что на смену простому, естественному Идеалу грядет Абсолютный - страшный в своей белизне и непорочности! И что будет с этими счастливыми далеко не абсолютными людьми-ангелами?
  На тротуаре появилась одинокая фигура девушки. Даниил встал со стула, лицо его засияло. Профессору показалось, что в его кабинете вспыхнуло солнце. Через минуту это солнце уже сияло на улице.
  
  На той части дороги, которая еще не была покрыта черным асфальтом, застыли в долгом объятии двое. Рабочие, щуря глаза, всматривались в влюбленную пару. На их лицах, уставших от работы - потемневших и почерневших от асфальта - вдруг появились блаженные улыбки. Лопаты в их руках озолотились, а сам асфальт стал белым как снег.
  - Теперь мы навечно вместе, - сказал Даниил.
  - И в раю, и в мире мертвых, и в мире живых, - ответила девушка.
  Они так и пошли, крепко обнявшись вдоль по улице. Прямо навстречу солнцу. А может быть, они и сами были этим низко спустившимся на землю солнцем?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  39 Коридоры, коридоры...
  
  Коридоры, коридоры, коридоры...
  Каждый пребывал в своей иллюзии, держался за то, что нашел и уже не мог посмотреть, как широк мир. Им не хватало этой свободы - огромной, внутренней свободы. Свободы в себе, какой я достиг теперь.
  Выходи из этих коридоров. Эти коридоры пустых душ. Жизнь - ты находишься в бесконечном лабиринте, где много комнат. И вот надо открывать дверь, сделать шаг в комнату и прислушиваться.
  Ты в коридоре, и идти куда-то надо, надо выбрать истинную комнату, где все прекрасно и есть счастье. И вот мы в этом коридоре начинали входить то в одну, то в другую. Мы смотрим на других людей, куда они идут. Часто доверяем им, а не себе. Уходим в одну комнату, а она - продолжение долгого лабиринта, где блуждаешь, без конца ищешь. Многие идут в комнату пьянства, а там, рядом по лабиринту, она соединяется с распутством и другими страшнейшими пороками.
  Сколько дверей!
   Умный человек делает один шаг - и прислушивается, что происходит с его душой.
   Я оказался в той комнате, где тихо и светло. Здесь я останусь, чтобы совершать свои открытия.
  А если идти дальше?
  Дальше - значит видеть свет и идеал. И я уже иду дальше. Вот дорога. Тут нет запутанных лабиринтов. Тут хорошо. Но останавливаюсь - сознаю ошибку. Идти нельзя одному - я знаю дверь, знаю комнату, но надо возвратиться в огромный коридор, где толпятся слепые люди, надо им сказать, что вот, в эту дверь свободную - никто не идет. Не идут, потому что их привлекают другие двери: полные соблазнов. Иные знают, что им плохо здесь ходить. Но им так стыдно возвращаться в общий коридор, где ничего нет. Что ж... Я нашел дверь кротости, добра, искренности. Я знаю, что это процесс, - так устроено свыше: так люди должны блуждать, искать, думать, отстаивать свою мысль. И в этом есть какой-то смысл, и это зачем-то нужно.
  
  
  
  Зло явное уничтожает зло невидимое. Мы живем, пока есть в этом смысл - для добра. Иначе быть не может. Зло явное, уничтожив зло невидимое, само бесследно исчезает. Если в душе что-то не так, а ты в этом упрям и уже не изменишься, и это повредит многим - бог тебя заберет. Бог растит рай на земле, он хочет сделать всех праведниками. Все толпятся в общем коридоре, где ничего нет, нет... ничего... Там люди слепы, глухи. И вот надо куда-то идти, вокруг столько дверей, в каждой двери жизнь, и какая жизнь! И в какую войти? Все - обещают удовольствие, радости.
  В одной - такие сильные, что все туда идут, толкаются, дерутся, - всем известно, что их мало, этих радостей, и всем не хватает, но они толкаются, толпятся. Как малые дети отбирают друг у друга эти мелкие радости. Да, Бог мечтает только об одном, - вырастить райские сады на земле. Но попасть туда можно только по своей воле.
  Бог хочет, чтобы каждый сам пришел к праведности, сам, по своей воле свое желание выразил. Бог без конца справедлив.
  Упрямы мы. Через мучения мы разрываем и отрекаемся от какой-то навязчивой мысли. Надо быть внутренне свободным, все придет само - вглядывайся!
  Книга науки - это окно. Пусть она будет твоя свобода, твоя неизвестность, твой вдохновенный поиск.
   Только свобода!
  Ты должен чувствовать свободу - и ничему не отдавать своего духа, кроме духа научной истины.
  Это то, к чему ты должен подходить осторожно. Нельзя искать чего-то для себя, нельзя обманывать свою душу. И все самое важное откроется по высшей воле.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  40 Олимпий спасает мир
  
  Я спасаю от гибели.
   Кого я спасаю? Людей, которые живут в могилах.
  Я спасаю Город, который выливает помои на улицы и устраивает свалки в ста метрах от своих огородов.
  Я спасаю людей, которые полны честолюбия и думают лишь о деньгах и о своей карьере.
  Кого же я спасаю?
  - Ты спасаешь реальную жизнь! - сказал, мягко улыбаясь, бродяга с лицом ангела. - Какая она ни есть, но ты ее спасаешь.
  - Но эти светила наук давно забыли, что такое человек, не наученный школой и брошенный в кабаке пить.
  - Кто его не научил?
  - Наука.
  - А кто ее создал?
  - Академия.
  - А кто там... в ней?
  - Люди.
  - Какие?
  - Живые люди.
  - Вот ты и ответил. Мы все люди. И другого мира нет, кроме реального. Только помни, что у тебя есть отец.
  - Как его зовут?
  - Абсолют Абсолютов.
  - Неправда, неправда. Я Олимпий. Я просто Олимпий. Я никогда не был сыном Абсолюта Абсолютова. Нет, люди никогда не поверят в такого отца. Они живут так как умеют. Одно поколение уходит за другим. И каждое по своему самоуверенно. Каждому поколению кажется, что они проживут жизнь светлее и радостнее. А жизнь идет себе да идет. И какая получается, такая получается. Моя душа, мои стремления создали "Информатор". Создали то, чего без меня никогда бы не было. Я совершил великое открытие, и люди будут мне благодарны в веках.
  
  Олимпий оказался возле двери с надписью: "Главный рубильник". Дверь не была заперта - в разумном сверхмире никто не станет рубить сук, на котором сидит, поэтому рубильник никто не охранял.
  Олимпий вошел в тесную комнатку, от которой зависела судьба всего сверхтехнического мира, и положил руку на красную ручку рубильника.
  
  "Не знаю, что со мной стало, - я вдруг взял главный рубильник и выключил энергию. Я оказался в полной темноте, в пустоте - но и пусть, теперь мне было легче в мире самого себя. Но только не через "Информатор", а через свою душу - иметь прямую связь с Богом. Мне хотелось уйти в его мир и не возвращаться. Какой я бессильный... Бессильный в своих научных поисках. Душа или наука. Душа для сверхмира и, ужас, никто, кроме меня уже туда не возвращался - в этот темный мир души, где должен был находиться Бог. Теперь в полной темноте я чувствовал Бога. И если Бог со мной, то люди не могли до меня добраться, не могли ничего со мной сделать. Да, я совершил что-то важное, что-то очень важное для своей души".
  На час, на сутки или на целую вечность погрузился технический мир во тьму.
  - Что? Что случилось? - слышались отовсюду голоса людей.
  - Мы во тьме! Мы во тьме! Это ужасно!
  - О, я всегда, всегда верил в пришествие бога машин! Одни машины, приносившие вред человеку, предстанут перед ним на черной площади, а те, которые приносили пользу, предстанут на белой площади.
  - Куда, куда нам идти? - спрашивали люди в коридорах. - Налево или направо?
  - Белая площадь направо, а черная - налево.
  - И весь поток устремился направо.
  Олимпий, который не хотел идти со всеми, попал под ноги толпы.
  - О, люди, зачем вы топчете своего гения? - кричал он.
  Но в этом длинном тесном коридоре никто его не мог услышать. Все спешили на белую площадь. На ней уже горел яркий свет. Миллионы прожекторов. Всех их зажег Технеций, чтобы осветить путь сверхлюдям.
  Олимпий не знал, что будет потом с этим миром, что будет с ним. И это было неважно. Главное, что сверхцивилизация остановилась, погрузилась во тьму. И в этой тьме она стала искать свои души. И даже если, скорее всего, она не поймет их, она ощутит самое главное, что кроме сверхсвета есть еще и сверхтьма. И однажды им все-таки придется блуждать в бесконечных лабиринтах тьмы и искать свои утерянные души, но отыскать их будет очень нелегко.
  Там, где горят звезды, был настоящий идеал, а люди его не видели.
  Нет, они не могли протянуть руку небу, чтобы это увидеть. Они даже не видели, что небо прозрачно, им было вовсе не до неба, а тем более не до того, что творилось в его глубинах.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  41 Даниил по фамилии Ангелов
  
  - У покойного мэра осталась дочь Гелиана. Красавица! Вы не представляете, какая она красавица! У нее просто ангельское личико, - говорил невзрачному плешивому мэру его долговязый молодой заместитель.
  - И что же, она живет одна?
  - Да нет. Всё с тем же ангелом, которого когда-то вышвырнули за забор.
  - И он, что же, нигде не работает?
  - Ходил когда-то по конторам, искал работу. Да ему такая работёнка чистенькая нужна, чтобы ручки не замарать.
  Новый мэр минуты три поразмышлял:
  - Всё-таки надо помочь Гелиане. Покойный мэр Сафон было прекрасным человеком. Вызовите этого ангелочка ко мне. Попробую найти ему работу, где он не замарает свои ручки.
  Когда Даниил пришел к мэру, тот усадил его с правого края от своего стола и налил в чашку горячего чая.
  - Вы теперь земной, - говорил новый мэр Даниилу. - Вы не помните своего прошлого, своего детства, родителей, где учились, в каком городе жили. Государство не может установить, кто вы. Но вы - гражданин. Вы живете в нашем городе, говорите на языке нашей страны. У вас довольно хорошее образование, нет вредных привычек. И вы - что редко среди людей - абсолютно честный человек. Я сделаю все деликатно. Вы получите паспорт. Гражданин страны не может не иметь паспорта. Пусть ваша фамилия будет Ангелов. Имея паспорт, вы становитесь гражданином. Вы получите работу, женитесь.
  - Но я из другого мира. Мне нужно будет туда вернуться.
  - Вот заладили. Я знаю одно. Вас полюбила дочь бывшего мэра. Где она вас встретила? В поле? В лесу? Вы шли, не зная куда? Вы спустились с небес? Где ваши крылья? Где хотя бы ваш ореол над головой, которым вы могли бы удивить землян? Вы будете моим личным курьером, - продолжал мэр, наливая Даниилу вторую чашку чая. - Я согласен, что рождаются люди со светлыми ангельскими душами. Государству нужны и такие. Ведь наш мир все еще заполняет тьма. Когда и днем, и ночью будет светло и в душах людей, и на улице - вот тогда и наступит царствие ангелов. У вас-то душа светлая, а у всех - темная, - продолжал мэр. - Они темной ночью построили эти дома, тротуары, магазины: до темной ночи они сидят за прилавками - и даже книги им читать строго запрещено. А разреши - читать станут самые пустые. А если твой "Ангельский Идеал" будет лежать на их полке - они только скользнут глазами по обложке и больше не захотят смотреть. Люди живут как призраки. Ангельский идеал их никогда не интересовал. Но темные люди живут по-своему счастливо. Да, счастливо! В чем их счастье? В пьянстве? В футболе по телевизору? В сериалах? Кто даст им свет? Никто. Таков мир. Но что им делать? В какой мир им уйти? Забыться и не думать? Не думать! Искать в душе свет? Нет, они счастливы жить так, как живут. Их обыкновенная жизнь - их счастье. Другой жизни они не видели. Хоть бы эту единственную им как-нибудь прожить поспокойнее да без тревог.
  - Что же вы хотите, чтобы я делал? - спросил Даниил мэра, когда тот наливал ему третью чашку чая.
  - Ты должен будешь собирать для меня голоса. Служи мне, сынок! В этом мире, где все борются за власть, побеждают те, у кого есть преданные дети. Главное, как можно больше людям пообещать.
  - Что же я должен людям пообещать? - спросил Даниил, не поднимая глаз.
  - О, все, что ангелу придет на ум: детям - леденцов, взрослым - хлеба. Пообещай, что мэр поставит им новые кресты на могилах, что он прогонит старого пьяницу-завхоза и по совместительству сторожа на кладбище. Что все заборы покрасит в белое, а крыши домов все будут голубыми. Ты, мой мальчик, никогда не робей. У тебя лицо ангела! Ты принесешь всем светлую надежду.
  Даниил покачал головой и встал из-за стола, не допив третью чашку.
  - Я не смогу быть ни вашим секретарем, ни вашим курьером. Я никогда не мог заполнить ни одной бумажки, не мог сделать ни одного глупого дела, смысла которого я не понимал. Ну не мог, и все, - не знаю, что со мной. Что-то мне не дает. И не могу с собой ничего поделать - какая-то особая совесть во мне. Может быть, такая совесть будет у людей - ангелов будущего. Совесть всегда связана с продажностью нашей души. Каждый день во всех мелочах, мы продаем ее, свою честность, свой идеал. Все сводится к каким-то мелким своим удовольствиям. Хотим есть вкусно, жить для тела. А совесть теряем... - сказав эти слова, Даниил вышел из кабинета мэра. У ангела есть только одна-единственная надежда - на Бога.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  42 Вечная любовь
  
  - Я не хочу в Вечность. Я хочу здесь остаться с моей Гелианой. Ведь мы так молоды, и наша жизнь только начинается.
  - Она начинается в мире мертвых, - перебил ангел.
  - Нет, мы не мертвые! Мы не из мира праха.
  - А кто тебе сказал, что вы из мира праха?
  - Вы знаете, вы хорошо знаете, что я и Гелиана здесь родились. Хотя у меня не было ни отца, ни матери.
  - Ты - сын неба.
  - Нет, я сын Земли.
  - А Гелиана?
  - Она дочь покойного мэра города.
  - Она дочь Вечности, как и ты. Мы в один и тот же день вас подменили. Мы оставили в больнице два вечных младенца - тебя и Гелиану. Вы должны взять вот эти крылья, которые мы принесли вам, и улететь с нами.
  - Мы решили остаться навечно на Земле, - твердо ответил Даниил.
  - Это мертвый мир, - говорила Ангелы. Все люди превратятся в прах от долгого лежания в земле. А вы должны возвращаться.
  - А как же счастье, радость, идеал, райский сад, - разве всего этого не должно быть на Земле?
  - Мы не дети Сатаны, чтобы открывать людям правду. Какой ужас - человеку узнать, что из праха он родился и в прах - превратится.
  - Я верю в жизнь. Я верю в любовь, - ответил ангелам Даниил.
  - Земная жизнь - это горсточка пепла, которая останется от высушенных и сожженных садовников цветов.
  - Я верю в Вечность.
  - Годы твои пролетят как одно мгновение.
  - Я верю в вечную жизнь с Гелианой.
  - И Гелиана проживет немногим больше, чем ты.
  - Гелиана вечная! И мы будем всегда с ней вместе. Мы остановим земное время! И никакой кладбищенский горизонт никогда не разлучит нас!
  Ангелы подошли к открытому окну.
  - Мы улетаем. И больше никогда не вернемся. Отныне и навеки ты теряешь душу ангела и становишься обыкновенным человеком.
  
  Ангелы улетели. А Гелиана приподняла с подушки голову и сказала:
  - Ты не спишь, милый? Закрой окно, а то что-то дует. Должно быть, приближаются холода.
  Даниил, облаченный в белую пижаму, подошел к окну и плотно закрыл его.
  - Гелиана, а ты помнишь свою маму?
  - Нет, моя мама умерла во время родов. Я родилась очень слабенькая, и врачи считали, что и я должна скоро умереть. Но произошло чудо, которого никто не мог объяснить. Врачи обследовали меня и удивились, что я совершенно здорова. Куда делась та странная болезнь, которая меня должна была свести в могилу? Неужели это правда, что я могла пожить всего одну неделю?
  - Когда-то все было по-другому. Когда-то люди жили вечно, - проговорил Даниил, - теперь все изменилось.
  - Любимый, не стоит думать о Вечности. Обними меня! Мы здесь для того, чтобы дарить друг другу земное счастье.
  Любовь Гелианы была для Даниила самым большим чудом. Она умела быть прекрасной и страстной. И в минуты любви забыла обо всем.
  Словно так и нужно было, чтобы существовали он и она. Их страстные лица, их сильные желания, их горение от того, что есть вечная любовь. И от этой любви всегда рождались дети Солнца. И они тоже приходили на Землю для вечного счастья.
  Великий Творец Вселенной, подаривший миру любовь и жизнь, всегда радовался своим детям - как радуется садовник своим прекрасным цветам.
  Дети Солнца были свежее, чем дети Вечности. Они благоухают, как цветы, они живут так безмятежно, так легко, словно никогда не наступить осень и не придет садовник косить траву.
  Под лучами нового сильного солнца болото высохло. Вокруг шара стали расти прекрасные, необычайно большие белые лилии. Мальчик и девочка в белых одеждах бегали вокруг шара и весело смеялись. У них были ангельские личики. Точно такие были в детстве у Даниила и Гелианы.
  Мать минуту-другую полюбовалась своими детьми и вошла в дом. Гелиана застала Даниила за столом. Он под светлой лампой, привинченной к стене, что-то писал.
  - Что ты задумал, милый?
  - Я хочу людям рассказать об ангелах.
  - Да, милый, люди должны знать о них правду.
  Гелиана присела рядом и сказала:
  - Ведь теперь, когда кто-то закрыл небеса, люди стали такие обыкновенные, такие простые. Небеса за них больше не отвечают. У людей теперь совершенно свободный выбор.
  - Но они потеряли чувство Бога, - возразил Даниил. - Теперь так мало людей стало ходить в церковь. Из-за границы люди все больше и больше покупают автомобилей. У нас появился компьютер и мобильная связь. На мертвой улице сейчас стали строить новый микрорайон. Там много стариков вымерло, и их дома снесли.
  - Ты, знаешь, Даниил, я долго жила с ангельской душой. А теперь я простая женщина. Часто раздражаюсь, кричу на детей. Стала из бумаги лепить маски. И знаешь, что у меня лучше всего получается, - забавные чертики с рожками. Небеса теперь закрылись, и люди живут и радуются жизни, как умеют.
  Гелиана обняла своего мужа и тихо шепнула:
  - А помнишь нашу любовь на небесах?
  - Да, дорогая, хорошо помню. Как жаль, что нам с тобой давно уже не по двадцать лет.
  - Тогда мы были ангелами, - ответил Даниил, обнимая жену.
  - А все же мне иногда хочется, чтобы ты со мной был ласковым как раньше.
  - Хорошо, дорогая, я только допишу свою первую главу про ангелов и приду к тебе.
  - Да отпусти ты бедных ангелов. Пусть летят на небо!
   Гелиана схватила исписанные листки со стола и подбросила под потолок. И вдруг, листки превратились в белых птиц и стали летать по комнате. Они кружились вокруг влюбленной, уже немолодой пары.
  Гелиана погладила поседевшую раньше времени бороду мужа, положила руку на грудь и сказала:
  - Любимый, в твоей груди бьется самое человечное сердце на свете. Пиши, дорогой. Все, что ты напишешь, обретет крылья и разлетится по всей земле.
  Они крепко прижались друг к другу. Лампочка погасла. Все меняется в мире, но неизменной осталось это ангельское чувство вечного единения двух любящих сердец.
  
  Конец 10.12.2009 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"