Разумов Геннадий Александрович : другие произведения.

Быль и небылицы (1-я часть)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта книга для читателей разных вкусов и предпочтений. Дамы изящного возраста могут в ней насладиться занимательными любовными историями, а их внуки с интересом пополнят свои знания о раннем детском сексе. Поклонники фантастики окунутся в мир межпланетных полетов и встреч с инопланетянами, увлекутся остросюжетными повествованиями о необычных приключениях астронавтов-звездолетчиков. Представители пожилого поколения найдут здесь зеркало, в котором увидят свое прошлое на фоне крутых исторических событий и по новому его осмыслят. И всем читателям книги не могут не понравятся поучительные и забавные сказки, притчи, басни, байки, обращенные к многим сторонам нашей многополярной жизни. Рассказы разных частей этого сборника отличаются друг от друга, как содержанием, так и формой, но их объединяет одно общее - они все короткие.
  СОДЕРЖАНИЕ
  
  Предисловие
  Рассказы о любви
  ДЕТСТВО
  Маленький большой воображала
  Сексуальное пробуждение
  Потеря невинности
  Улыбка на ходу
  МОЛОДОСТЬ
  Без всякого секса
  Что это было?
  Элюар, Малер, Моне,...
  Ложка дёгтя
  Подсудное дело
  ЗАСТОЙНЫЙ ПЕРИОД
  Половой акт
  Запретная свободная любовь
  Палатка-брезентуха
  Ты кто, дядя?
  ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ...
  Телефонная любовь
  За семьдесят с плюсом
  Любовь побеждает
  А ведь это была настоящая
  Дама приятная, но...
  Очень грустно
  ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО
  Поцелуй на вокзальном перроне
  Вместо королевы
  
  Фантастика поверх реальности
  Контакт с инопланетянами
  На другой планете
  Космический маяк
  Мы придем к вам снова
  Старое фото
  Параллельный мир
  Падающая звезда
  Консервная банка
  Близнец или клон?
  Смерть шахида
  
  Осколки прошедших годов
  ТРИДЦАТЫЕ
  Радиоточка
  Первый раз в первый класс
  Горькое мороженое
  Куда милиция смотрит?
  Ему улыбнулся сам тов. Сталин
  Подарок из фашистской Германии
  Тайна зеленого забора
  ВОЕННЫЕ
  Детство разломилось пополам
  Теплушка
  Эва-кувырканные
  Страшный хвостатый зверь
  Пирожок с котятами
  Татарин, обрезанный
  День победы
  ПЯТИДЕСЯТЫЕ
  Накануне погрома
  На пороге бериевского МВД
  Кремлевские тайны
  Так он к Сталину и не попал
  Путь в неизвестность
  Великая стройка коммунизма
  Групповое изнасилование
  Замурованный в стальной трубе
  Начальник Шкуро
  Зеков не боись
  ШЕСТИДЕСЯТЫЕ-ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ
  Ревмира Ивановна
  Маршал Г.Жуков
  Хрущевские совнархозы
  Большевик и дедушка Ленин
  Фото-шпионаж
  Слабый характер
  Сладкая жизнь
  ОСТРЫЕ ДЕВЯНОСТЫЕ
  Перестройка-переломка
  Рынок-базар
  В недоразвитом капитализме
  Банковский бандитизм
  Грудная жаба
  Разбойничий беспредел
  ДВУХТЫСЯЧНЫЕ
  Пересаженный старый куст
  Страна на автопилоте
  Частная собственность
  Homlessness
  
  Притчи, сказки, басни и побасенки
  Волк и медведь
  Синяя птица
  Оса ужалила ужа
  В чужой шкуре
  Какой путь лучше
  Непосед и домосед
  Как две капли похожи
  Грешница
  Эклер и безе
  "Счастье лежит у вас на пути..."
  Всевышний видит все
  Номенклатурный работник
  День равнодействия
  Черноплодная рябина
  Открытое письмо творцу творения
  Счастливый случай
  "У попа была собака..."
  Подождем под дождем
  
  
  
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  Каким серым было бы наше существование без фантастики, выдумки, небылиц! Это они освещают и освящают наш тусклый быт бенгальскими огнями мудрых и занимательных сказок, басен, притч. Это она, романтическая фантастика Любви, самого яркого, светлого и святого, что есть в нашей жизни, озаряет обыденную рутинную реальность.
  Фантастика и реальность органично взаимодействуют друг с другом. Обыкновенный камень на обочине сельской дороги может оказаться свидетелем загадочных событий доисторической эпохи. А космический маяк, возможно, указывавший дорогу звездолетам и упавший на Землю с метеоритным дождем, способен обернуться простым рваным булыжником. Поистине, реальность на грани фантастики и фантастика поверх реальности.
  Удивительное взаимопроникновение этих субстанций и пытается показать читателю лежащая перед ним книга, в которой научно-фантастические и былинно-сказочные небыли мирно соседствуют и сочетаются как с реальной действительностью сегодняшнего бытия, так и с ушедшими в прошлое событиями, происходившими на фоне советской и российской реальности давних времен.
  Первая часть книги посвящена любовным отношениям людей разного возраста, от самого раннего детсадовского и до позднего преклонного, очищенного от огрехов прошлого и освобожденного от неизбежных в молодости и зрелости жизненных трудностей.
  Во второй части собраны научно-фантастические рассказы, многие из которых основаны на профессиональных предпочтениях автора, инженера-гидрогеолога и ученого, кандидата технических наук, а также на его увлечениях проблемами неопознанных летающих объектов, межзвездных полетов и контактов с инопланетными цивилизациями.
  Самое большое место в книге занимает ее третья часть, рассказанные в ней события происходят в течение большого исторического периода времени. Действующий в этой части лирический герой в юношеском возрасте пожимал руку своему соседу - старику, помнившему, как в конце XIX века поднимался пограничный шлагбаум на московской Преображенской заставе, которую после оплаты таможенного сбора проходили конные подводы, везшие продовольствие и товары в южную столицу. А в глубокой старости он же обнимал своего правнука, намеревавшегося немало пожить и в XXII веке. Таким образом, перед читателем предстает некий реально-условный свидетель четырех (!) столетий человеческой истории.
  Последняя, четвертая, часть книги составлена из созданных автором в последнее время басен, побасенок, сказок, притч, баек. Одни из них, серьезные нравоучительные, объясняют, почему плохо быть злым, агрессивным, лживым и хорошо быть мирным, доброжелательным, участливым. Задача других просто кому-либо улучшить настроение, помочь улыбнуться или даже засмеяться. Но и те, и другие написаны в традициях фольклорных сказок, басен и просто веселых баек и анекдотов. Некоторые из них не претендуют на оригинальность, а трансформируют первородные.
  
  Мы живем в стремительном потоке непрерывно ускоряющегося времени, которое летит, мчится. Вместе с ним мы тоже спешим и ничего толком не успеваем - ни поиграть с детьми, ни поехать к родителям, ни сходить в театр. Куда уж тут до чтения книг, тем более, толстых, таких, как, например, "Сага о Форсайтах", "Война и мир", "Унесенные ветром".
  Только малые жанры могут быть широко читабельны в наше непростое суетливое время. Вот почему эта книга представляет собой сборник именно коротких произведений.
  Их содержание основано, главным образом, на осмыслении и обобщении девяностолетнего жизненного опыта автора, долговременных наблюдений и личных непростых перипетий его собственной судьбы. При этом, на всякий случай, он считает важным предостеречь читателя отождествлять его книжных лирических героев с ним лично.
  Многие из помещенных в этой книге текстов, за исключением полностью новых в четвертой ее части, представляют собой сильно сокращенные, значительно обновленные или полностью измененные версии ряда глав и рассказов, опубликованных ранее в прежних книгах автора, выпущенных разными издательствами в разное время.
  
  РАССКАЗЫ О ЛЮБВИ
  
  ДЕТСТВО, ЮНОСТЬ
  
  МАЛЕНЬКИЙ БОЛЬШОЙ ВООБРАЖАЛА
  
  Он сидел на скамейке, скучал и от нечего делать смотрел по сторонам, отмечая разные несуразности уличного бытия. Его глаза скользнули по треснувшей с края витрине магазина-бутика, по перекошенному навесу над дверью аптеки, по выгоревшей на солнце вывеске булочной. И вдруг его взгляд споткнулся, остановился, замер - с соседней улицы быстрым ровным шагом вышла Она. У нее были густые раскинутые по плечам солнечные волосы, короткое светло-синее пальто и длинный коричневый платок, свисавший с шеи до самых ее колен.
  Неожиданно из подворотни углового дома навстречу ей выскочили трое. Один из них, высоченный громила в надвинутой на глаза кепке, с глумливой улыбкой вразвалочку подваливал прямо к девушке. Два других здоровенных мускулистых качка подкрадывались сзади и поигрывали зажатыми в огромных кулачищах длинными блестящими финками. Еще мгновение, и все они набросятся на свою беззащитную жертву.
  Нет, нет, преступление не должно было произойти, его следовало предотвратить. Подлых бандитов надо было остановить, повалить на землю, обезоружить. Вперед, в бой, в схватку!
  Он соскочил со скамейки, бросился наперерез длинному верзиле и с ходу сильным левым хуком и мощным апперкотом сбил его с ног, потом резким коротким ударом ноги в пах поразил одного из шедших сзади качков и одновременно острым правым локтем с размаха врезал другому прямо под дых. Оба, размазывая ладонями под носом кровь и сопли, с грохотом повалились на асфальт.
  А оправившаяся от испуга красавица одарила своего героического спасителя благодарной счастливой улыбкой.
  
  ... Ему было 9 лет, и среди одноклассников он числился в больших воображалах.
  
  СЕКСУАЛЬНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ
  
  Впервые мысль о разности полов пришла к нему в детском саду, когда он вдруг задумался над сложным вопросом: чем девочки писают, если у них нет для этого такой специальной штучки.
  
  Только через пару лет он чуть продвинулся в разгадке этой загадки.
  Как-то днем, выйдя погулять во двор своего дома, он с неудовольствием отметил, что никого из ребят там не было. Кроме какой-то незнакомой девочки, возившейся а кустах у забора со своей сильно помятой юбкой. Хотя она явно была постарше него он, чтобы не томиться от скуки, к ней подошел.
  - Чего тут делаешь? Пойдем поиграем, - предложил он.
  - А чего у тебя есть? - спросила она в ответ. - Может, куклы какие-нибудь?
  Такой вопрос привел его в смущение. Игрушки-то у него были, но не здесь, на улице, а дома и, конечно, никакие не девчоночьи куклы.
  - Солдатики оловянные, конструктор, книжки, - ответил он. Потом добавил: - еще шашки есть, можно поиграть.
  - Это я не очень, а вот в карты, в подкидного дурака, могу.
  - Ну, пошли, - ответил он, не очень поняв, о каком дураке идет речь и сожалея, что не пришлось погулять во дворе.
  Дома никого не было. Они вошли в комнату, и он аккуратно расставил шашки на мамино-папиной тахте. Девочка на нее сначала уселась, подтянула ноги, поерзала, покачалась, а потом неожиданно легла набок, и...
  Это его поразило, как удар по голове. Она вдруг игриво и хитро взглянула на нового знакомца, широко раздвинула губы в улыбке, затем одной рукой, задрала полы своей короткой юбки и быстро стянула с себя фиолетового цвета трусики. Вслед за этим она другой рукой крепко схватила его пальцы.
  - Раздвинь мне половинки, - настойчивым тоном потребовала она и сильно потянула его к себе.
  Резко отшатнувшись от тахты, покраснев щеками до ушей, он с большим усилием вырвал из ее рук свои пальцы и спрятал их за спину. Неловкость происшедшего усилилась грохотом разлетевшихся по полу шашек, которые он нечаянно задел локтем.
  А девчонка, как ни в чем не бывало, нехотя поднялась, подняла кверху трусы, поправила на юбке оборки и недовольно бросила:
  - Ну, ладно, я пойду.
  Долго после этого события он не мог прийти в себя от потрясения.
  
  Прошло еще несколько лет пока ему довелось снова столкнуться с не слишком уж интересовавшим его, но и не очень легко решавшимся половым вопросом.
  В жаркий летний день на подмосковном пляже, полном загорелых и обгорелых тел, после долгого барахтанья в воде он лежал на спине, положив руки под голову, и жмурил глаза от бьющего в глаза полуденного солнца. Но вдруг нечто более сильное, чем дневное светило, ударило в его прикрытые веки. От неожиданности у него не только глаза распахнулись, но и рот широко открылся.
  Нет, она не была голой, ее влажное тело плотно облегал цветастый пестрый сарафан, это под ним ничего не было. А сарафан, наверно, служил прикрытием, когда, выйдя из воды, она стягивала с себя мокрый купальник.
  Тонкие пальчики ее узких ступней почти касались его коротко стриженой головы, а выше них за коленями поднимались гладкие овальности-округлости матово загорелых икр, бедер и...
  Конечно, эти два бугорка, соединенные (разъединенные?) загадочной узенькой щелкой не произвели бы на него такого большого впечатления, если бы... Если бы вокруг них не было того легкого нежного пушка, редких коротких рыжеватых волосиков, подсвеченных солнечными лучами, пробивавшимися сквозь тонкую ткань подола. Впервые увидев эти ростки пробуждавшегося подросткового девичества, он впервые ощутил то непонятное и непривычно острое волнение, которое позже стало частенько его одолевать и все больше становилось ожидаемым, желанным, тревожным.
  В сильном смущении и стыдливом смятении он крепко закрыл глаза и, привстав, круто повернулся на бок.
  
  С другой, противоположной, стороны сильный и грубый удар по его детской невинности был нанесен однажды летом, когда они, трое соседских мальчишек, залезли на чердак недостроенной дачи Коки. Под кровлей из осиновой щепы было жарко, душно, темно и немного страшновато. Вдруг самый старший из них Валька вытащил из ширинки ту самую свою штучку. "Вот дурак, - подумал он, - не мог что ли на улице пописать".
  - Давайте, хуй дрочить, - сказал Валька, заставив нашего героя вздрогнуть от неожиданности, вызвав кроме непонимания и удивления еще какое-то странное новое чувство. То ли стыда, то ли волнения.
  А второй мальчик Кока, тоже не достигший еще подросткового возраста мастурбации, испуганно промямлил:
  - Что ты делаешь? Не надо, папка может увидеть, заругается.
  С тех пор этого Вальку ребята старались избегать.
  
  ПОТЕРЯ НЕВИНОСТИ
  
  Мужчиной он стал во время производственной практики, проходившей на строительстве кирпичного завода. Студентов разместили в общежитии, где в основном жили строительные рабочие, главным образом, молодые девки, шумные, веселые, заводные. Они без всякой меры и устатку потребляли бормотуху "Солнцедар", а также, кому и когда удавалось, сперму немногочисленной мужской части общежития. По утрам во дворе они вешали сушить на веревках кофты, юбки, трусики, лифчики и... презервативы.
  Одной из них была грудастая Клава, обладавшая ямочками на круглых щеках, покрытых нежным розовым румянцем. Она быстро с ним познакомилась, сразу перешла на "ты", а в выходной день вечером они уже сидели на скамейке, спрятанной в кустах за домом, и нежно прижимались друг к другу. Вскоре их губы слились в поцелуе, затем еще в одном, третьем, четвертом.
  Ее пальцы скользнули вниз по его спине, забрались под пояс брюк, и он непроизвольно восстал там во весь свой немудреный рост. От ее глаз не скрылась эта метаморфоза, и она осторожно и ласково погладила вздутие на его ширинке. Вот тут и случилось с ним то самое. Он замер, напрягся, дернулся, громко задышал, забился в сладостной дрожи. И вдруг, крепко вцепившись в клавины плечи, он под ее рукой прямо в штаны весь выплеснулся.
   Какой позор, какой стыд! Он вскочил, хотел убежать, спрятаться, исчезнуть. Но Клава, ни капли не смутившись, потянула его за руку и усадила рядом.
  - Ну, что ты, дурашка, успокойся, не трухай, - улыбнулась она. - Пойдем сейчас наверх, я с себя свои трусики сниму и тебе отдам, а твои мы стиранем и подсушим.
  Через пару минут они оказались в крохотной клетушке на чердаке без окон. Там под шиферной крышей стояла узкая железная койка с матрацем, подушкой и голубым пикейным одеялом. Не снимая юбки, Клава стянула из-под нее небольшие розовые трусики и протянула ему.
  - Переодевайся, - сказала она, - а мне давай твои, я их простирну, протру и сушить повешу.
  Она подошла к нему, расстегнула ремень на брюках, потянула трусы за резинку и спустила их вниз, потом нежно погладила опозорившегося предателя. И, о чудо, он снова восстал! Потом она легким движением зажала кончиками пальцев его мошонку и направила что надо куда надо, и куда он сразу же стремительно провалился.
  Как давно он ждал этого момента, как предвкушал, как жаждал этого наслаждения. Но его не было. Все произошло совсем не так, как ему раньше представлялось, как-то иначе, очень даже удивительно. Он почему-то ничего в Клаве не почувствовал, не ощутил. Только их губы впивались друг в друга, ступни ног крепко сцепились, и ее пальцы продолжали бегать по его яичкам, далеко забираясь под них, потягивая и сжимая легким движением. И снова, уже второй раз, они не послушались своего хозяина. Его плечи покрылись потом, он остановил движения, замер, изо всех сил стараясь удержать струю. Но ничего не получилось, он взорвался, излился, обмяк, завял. Потом медленно перевалился на бок и затих в постыдной слабости и усталости.
   Клава грубо его оттолкнула, повернулась спиной и больно пнула ногой в бедро. А он вскочил, стремительно натянул еще не просохшие трусы, брюки, сунул ноги в босоножки и, не застегивая их, кубарем скатился вниз по лестнице.
  ...Наутро, увидев Клаву, он хотел было к ней подойти, но она отвернулась и прошла мимо.
  
  УЛЫБКА НА ХОДУ
  
  Все дни начинались одинаково. В семь утра под подушкой крикливо и назойливо вопил будильник. Я протирал глаза, зевал, бездумно-задумчиво разглядывал потолок.
  Перелом в утреннем ритме дня происходил после того, как на шее затягивался галстук, который заводил меня, как шнурок лодочный мотор. Движения сразу становились быстрыми, решительными. Я на ходу вливал в себя стакан кофе и зажевывал его омлетом с колбасой.
  Потом был спринтерский бег на короткую дистанцию, плохо заводившаяся машина, объезды, перекрестки, светофоры, долго-муторная парковка, и вот я уже, наконец-то, попадал в лифт. А тот, подлюга, с предательской медлительностью бесстыдно сжирал все мои сэкономленные минуты.
  Я был Башмачкин, чиновник средней руки. В офисе на 11-м этаже у меня был компьютерный двух тумбовый стол, нутро которого пухло от служебных записок, писем, реклам, кружек, ложек и пинг-понговых ракеток.
  Вместе со всеми другими я подчинялся Патрону, имевшему дурную привычку каждый рабочий день обходить столы своих подчиненных. Правда, некоторым сотрудникам, особенно дамам, которым начальник часто отпускал комплименты, эта "обходительность" даже нравилась. Эллочка Щукина, которая в отличие от той, ильфо-петровской, знала намного больше разных слов, обычно восторженно смотрела ему вслед и громко шептала кому-нибудь на ухо:
  - Вы только посмотрите, какие у него роскошные серебряные запонки! Кажется, это он их привез из Берлина.
  Патрон просматривал сводки, проверял расчеты и каждому давал важное ЦУ (Ценное Указание). Потом он надолго исчезал, у него всегда были дела в Управлении, Министерстве, Тресте. После его ухода Эллочка Щукина удалялась в туалет начесывать волосы, а мой сосед Корней Иванович извлекал из портфеля яблоко и протирал его носовым платком.
  
  Тот день складывался нескладно: от патрона я получил выволочку за неправильно составленное и не туда отправленное письмо, гугл меня расстроил хоккейными бездарями, пропустившими восемь шайб в свои ворота, и мама позвонила - пожаловалась на давление за 200.
  Несмотря на все это, у меня почему-то было приотличнейшее настроение. Я тихонько насвистывал модный мотивчик, притоптывал в ритм пяткой и вытягивал крючком курсора нужные цифры из удачно взломанного мною вчера сервера конкурентов.
  - Ты чего размузицировался? - укоризненно заметил проходивший мимо Корней Иванович. - Не с чего тебе сегодня веселиться, я слышал, как тебе патрон вз...ку давал.
  Я умолк и ссутулился над столом. Действительно, что это я так разрадовался?
  И вдруг вспомнил. Утром, когда тот паскудный лифт опустел на 5-м этаже, я остался вдвоем с очень симпатичной голубо-глазенькой блондинкой. И она ни с того, ни с сего мне вдруг так мило улыбнулась и обдала таким призывом, что у меня чуть ширинка на штанах не лопнула.
   Неужели это я, узкоплечий хиляга-коротышка, мог ей понравиться? И почему я, дурак-шляпа, не взял у нее телефончик?
  
  МОЛОДОСТЬ
  
  БЕЗ ВСЯКОГО СЕКСА
  
  О, какой же она была хорошенькой. От нее исходило нечто такое, что сердце разбивалось о ребра, язык деревенел на нёбе, и мозги перевертывались вверх тормашками. Иногда это излучение по-умному именуют некими флюидами, а чаще валят на стрелы Амура-Купидона.
  Конечно, ни о каком сексе речи быть не могло. Хотя он истекал в буквальном и переносном смысле, но даже мысли не допускал, чтобы перенести свои пальцы куда-нибудь за вырез ее кофточки или разрез юбки. Несколько раз делал предложение, но она или отшучивалась или отнекивалась. Это еще больше разжигало его страсть, и он относил ее отказы за счет каких-то соперников, ужасно ревновал и страдал, страдал.
  "У нее кто-то есть, - плел он сеть своих терзаний. - Не тот ли мерзкий тип, с которым она в четверг ходила в театр? Или отвратный широкоугольный атлет с плечами-аэродромами, который живет у них на третьем этаже?".
  Нет, хватит мучиться, решил он для себя. Пора, наконец, опустить крюки вопросов на ось восклицательного знака.
  В праздник 8 марта с букетом гиацинтов он встретил ее на площади у ног городского бронзового гиганта. Она взяла его под руку и защебетала о каких-то своих милых пустяковинках, а он, настраивая себя к серьезному разговору, молчал, застегнув лицо на все застежки-молнии. Как обычно, они пошли гулять по вечерним переулкам, и он глядел по сторонам, выискивая поуютнее и потемнее уголок для интимного объяснения.
  Наконец, на скверике у розария он остановился, обнял ее за плечи, близко склонил к ней голову и, глубоко вдохнув аромат ее волос, выдохнул:
  - Давай, все же, ответим друг другу "да".
  Она сначала небрежно вздернула носик, поиграла туда-сюда глазками, а потом посерьезнела, убрала за зубы улыбку и вдруг решительно оттолкнула его от себя. Ему же показалось, что это там на площади бронзовый гигант топнул ногой.
  - Ну, вот опять ты пристаешь, - рубанула она наотмашь, повернувшись в сторону и на него не глядя. - Я тебе уже говорила - нет, нет и нет.
  А он еще больше заклеился, замолчал, в голове снова заворочались пудовые мысли-булыжники. Все ясно, она его не любит, и нечего на что-то надеяться, надо гасить свечи. Расстроился, сник, а она прижалась к нему плечом и виновато взглянула ему в глаза.
  - Ты что обиделся? Чудной какой-то.
  Но он ничего не ответил, жалко улыбнулся краем губ и, проводив ее до дома, с опущенной головой и ссутуленной спиной направился к остановке автобуса.
  Больше они не встречались. А он так и не понял, что ни о каком замужестве она и думать тогда не могла.
  Ей было только 16 лет.
  
  ЧТО ЭТО БЫЛО?
  
  Они учились вместе в институте, и она как-то попросила его помочь сделать курсовую работу по дифференциальной геометрии. У нее дома никого не было, что очень помогало сосредоточиться на особенностях и разностях асимптот, эволют и эвольвент.
  Но после утомительного проникновения в тайны семейств огибающих кривых они каким-то странным образом от письменного стола переместились на стоявший рядом диван. Там они обхватили друг друга за плечи, тесно обнялись, потом их губы сами собой как-то неожиданно встретились и скрестились в жарком сладком поцелуе. Надо признаться, что у него это было в первый раз. И очень даже понравилось. Он потянулся к ней снова, затем повторил еще, и еще. А она прижалась к нему всем телом, закрыла глаза и с придыханием что-то зашептала невнятно и горячо.
  Но затем случилось нечто странное и непонятное. Она вдруг приглушенно застонала, все тело ее задрожало, забилось чуть ли не в конвульсиях, а потом как-то сразу обмякло и затихло. С неровными красными пятнами на щеках, с каплями пота на носу, она резко оттолкнула его от себя и пересела с дивана на стул.
  Как же он испугался. В голове пронеслось, не сделал ли что-то не то, не так. Может быть, слишком сильно прижал ее к себе - не сломал ли чего? А, может быть, она вообще какая-то припадочная?
  Его богатый сексуальный опыт не позволял предположить что-либо другое.
  
  ЭЛЮАР, МАЛЕР, МОНЕ,...
  
  Они познакомились на концерте классической музыки. Его подивила ее продвинутость - она отличала allegro от andante и могла назвать по номерам сонаты Брамса и симфонии Малера. А потом, когда он пошел ее провожать, читала ему наизусть Жака Превера и Поля Элюара.
  В следующий раз он пригласил ее на выставку импрессионистов, где она тоже продемонстрировала классный интеллект. Оказалось, ей известно, что французских художников по имени Моне было два, Клод и Эдвард, что Тулуз-Латрек умер алкоголиком, а Ван Гог отрезал себе ухо.
  Приустав от такого напора образованности, он решил все же обратить внимание и на сексуальную составляющую этой всезнающей личности. Подходящим для такой оценки рентгеновским аппаратом ему представлялась одна не раз уже испытанная и удачно обросшая кустами ракитника скамейка в городском парке.
  И вот в очередной субботний вечер они встретились на остановке автобуса. Галантно подав руку, он подсадил ее на высокую ступеньку. Народу ехало много, и они оказались очень кстати плотно прижатыми друг к другу. Развивая наступление, он положил ладонь ей сзади на спину и острожными движениями стал нащупывать пуговки лифчика. Однако желаемого отклика не последовало - она резко дернула лопатками, давая понять, что его пальцам на них делать нечего.
  Потом взглянула на него подозрительным взглядом прищуренных глаз и вдруг спохватилась:
  - А где билеты, ты их что не взял?
  По старой студенческой привычке он обычно этой обременительной процедурой пренебрегал, а сегодня, озабоченный более серьезной задачей, вообще о билетах не подумал.
  - Зачем? - махнул он беспечно рукой. - Нам тут ехать-то всего ничего.
  Она посуровела, недовольно покачала головой, щеки ее покрылись розовым накалом.
  - Как это зачем? Если не боишься проверки, то разве не стыдно, хотя бы перед людьми? - Она полностью освободилась от его руки и повернулась боком.
  Он игриво оглянулся, посмотрел вокруг и недоуменно пожал плечами, потом снова, шутливо повертев головой в разные стороны, растянул губы в веселой улыбке:
  - Кто тут что видит, тем более, почти все в темных очках.
  Но она шутку не приняла, надулась, поджала губы, затем строгим тоном школьной математички с полной серьезностью произнесла:
  - А тебя не озадачивает, что видно все Сверху.
  Он с еще большим удивлением посмотрел на нее, опять смешливо поглядел туда-сюда, поднял голову вверх и вонзил взгляд в потолок.
  - Нет-нет, ничего не вижу - над нами крыша, кроме того, сегодня пасмурно, сквозь облака бог нас никак разглядеть не может.
  Однако просвещенная особа еще больше посуровела, глаза ее уткнулись в пол и вдруг, когда двери автобуса на остановке открылись, она, даже не оглянувшись, стремительно к ним метнулась и спрыгнула наружу.
  "Вот дура", - ругнулся он про себя, поколебался немного, но за ней на выход не пошел, поехал дальше.
  
  ЛОЖКА ДЁГТЯ
  
  Он положил на нее глаз, когда ехал в автобусе. Это была маленькая, хорошенькая, улыбчивая девушка с длинной шейкой, искристыми черными глазками и очень привлекательным бюстом. Он выбрал момент и бросил девушке заинтересованный многозначительный взгляд.
  Она его поймала и мячиком отправили обратно, сопроводив веселой игривой улыбкой. Они разговорились и, вот чудо - оказалось, что ее фамилия ему знакома, причем с самого раннего детства, его мама много лет работала с ее дядей.
  Неужели, это была судьба ?
  Конечно, Судьба.
  
  Они поженились в августе и сразу же уехали в свадебное путешествие на Черное море, в небольшой приморский городок возле Адлера.
   Беззаботные, веселые, прямо с поезда отправились на пляж, бывший в это вечернее время тихим и пустынным.
  Быстро темнеющие серые облака, уходя на ночлег, низко склонялись к необъятной полуплоскости моря. Они дождались, пока почти совсем стемнело, и яркая лунная дорожка легла на черную и гладкую, как рояль, поверхность воды. О, какое же это было наслаждение, взявшись за руки, бухнуться голышами в ласковое морское парное молоко!
  Потом долго бродили по берегу, мягко освещенному серебряным светом луны. Звонко шлепали босыми ногами по колкой гальке у кромки воды, без остановки целовались, обнимались. болтали об общих знакомых, и внешний мир отступал, таял, скрывался в сумраке наступавшей ночи.
   И вдруг он напомнил о себе - ложка дегтя плюхнулась в бочку их медового месяца.
   Подул боковой порывистый ветер, и сильный противный запах чего-то незнакомого, тревожного неожиданно ударил в нос. Это был запах тлена, запах смерти.
   Они прошли еще немного, и за высокой черной громадой скалы на берегу небольшой бухты перед ними открылась страшная картина трагедии живой природы. В тусклом матовом свете луны темнели большие мертвые тела странных морских существ с тупыми рыльцами и короткими русалочьими хвостами. У многих из них сквозь уже разодранные стервятниками бока белели крупные кости.
  - Что это? - испуганно спросила она, прижавшись к нему и вздрагивая всем телом. - Может быть, акулы или киты?
  - Кто их знает, возможно, дельфины, - с сомнением ответил он.
  Подхватив сумки, они бросились бежать назад: в поселок, к людям, к фонарям, к свету в окошках. Постучались в первый же попавшийся домик у самого моря и сняли маленькую хибарку-сараюшку.
  
  ПОДСУДНОЕ ДЕЛО
  
  В те времена Педагогические вузы традиционно были женскими. Поэтому на пером курсе он сразу попал в очень щекотливое положение - в его студенческой группе оказались одни девочки.
  Нетрудно представить, как мог себя чувствовать в таком обществе семнадцатилетний юноша, почти все 10 лет учебы видевший своих сверстниц только на редких школьных вечерах, где он подпирал спиной стену и заливался густой краской только от одного случайного взгляда какой-нибудь разбитной танцующей девицы.
  Здесь такая появилась в лице его однокурсницы Аллы, попросившей помочь ей подготовить домашнее задание по диамату. И он, крупный знаток марксистко-ленинской философии, однажды вечером оказался с ней вдвоем в отдельной квартире, где она жила со своими родителями.
  После недолгого проникновения в тайны науки, он вдруг ощутил ее руку на своем колене. Этого оказалось достаточным для того, чтобы он понял ущербность исторического материализма по сравнению с сиюминутной материальной потребностью их собственных молодых тел. Поэтому он одной рукой нежно обнял свою приятельницу за плечи, а другую смело запустил ей под юбку. В страстном порыве их губы стремительно прильнули друг к другу и слились в крепком сексуальном поцелуе.
  Но тут раздался стук в дверь, которая после короткой заминки широко распахнулась. На пороге стояла... Алла. Нет, не эта, а другая - более полная и менее высокая. Но главное отличие было на лице, под которым четко вырисовывался второй подбородок, а возле глаз, подпираемых серыми мешками, обозначались многочисленные морщины. Сразу становилось ясно, что ждет в будущем ту, с кем он так активно только что целовался.
  - Это моя мама, знакомься, - подтвердила эту смелую догадку первая Алла.
  - Здррасьте, здррасьте, - красиво грассировила та, - очень приятно. Мне Аллочка говорила о вас. Сейчас будем пить чай с малиновым вареньем собственного приготовления, из собственного сада. А у ваших родителей тоже, наверно, есть дача?
  Оказалось, под "чаем", хоть и с вареньем, здесь понималось нечто гораздо большее. Стол был украшен бутылкой красного вина, менажницей с красной рыбой и черной икрой, грибочками, ветчиной, сыром.
   Но еще больше удивляло, что к этой вкуснятине припали еще какие-то люди, может быть, соседи или родственники. Они по-свойски уселись за стол и стали хорошо выпивать и закусывать. А сидевшая рядом мамаша наклонилась к нему, и, направив руку в сторону остекленной горки с хрусталем и фарфором, громким шепотом доверительно сообщила:
  - Это все мы отсюда уберем, поставим вам софу и комод.
   Алла покраснела и потупила взор.
  С трудом вырвавшись из этого дома, он старался в институте Аллу избегать. Не смотрел в ее сторону, отводил глаза, когда нечаянно встречал, и обходил по дуге, когда видел стоящей с кем-то в коридоре. Однако скоро ему дали понять, что такое поведение предосудительно.
  Прошло всего несколько дней, и как-то, подняв телефонную трубку, он услышал строгий низкий мужской голос:
  - Вы знакомы с девушкой Аллой? - услышал он и, не ожидая ответа, сразу же продолжил: - Только что приходила ее мать и просила меня, как адвоката, представлять ее дело в суде. Она собирается подать исковое заявление об изнасиловании ее дочери. После появления недавнего указа - это очень серьезное обвинение. Я вам советую найти с ними общий язык и не доводить дело до суда. Могут устроить показательное рассмотрение и, чтобы другим было не повадно, влепить вам по полной мере. А это, чтобы вы знали, не меньше пяти лет.
  Он так растерялся, что потерял способность что-либо сообразить и что-либо ответить. Правда, особой надобности в этом и не было, так как в телефонной трубке послышались короткие гудки.
  О, если бы он сподобился догадаться, что так напугавший его телефонный звонок был из обычной юридической консультации, куда побежала с жалобой шустрая аллина мамаша.
  
  ЗАСТОЙНЫЙ ПЕРИОД
  
  ПОЛОВОЙ АКТ
  
  Раньше все было иначе. Придешь с работы домой, а жена, минуту назад замарашкой, стоявшая у кухонной плиты, вдруг нырнет в зеркало, пошерудит там чего-то и выйдет оттуда прекрасной венерой из пены морской. Щечки, губки - античные пилястры, платье - барокко, прическа - рококо, а глазки светятся так, что бра тускнеет на стене.
  Прошли годы, и вот теперь она выходит к тебе в замызганном халате, на лице белый мел и черный грифель под глазами. Несет тебе вчерашнюю котлету с позавчерашней гречкой, жалуется, что Сенька опять двойку получил, что свет в ванной перегорел и стиральная машина не фурычит.
  И придется, как всегда, проверять арифметику у потомка, глядящего в окно, где мяч летает, лезть на табуретку лампочки вкручивать, возиться со шлангом у стиралки. А тут уж и спать пора. В туалет сходишь, зубы почистишь и, скинув шлепанцы, усталый повалишься на кровать, бывшую когда-то таким желанным, таким призывным семейным сексодромом.
  Жена тоже лениво сюда вскарабкается, угнездится рядом, по привычке ночнушку с коленок сдернет, и ты без особого энтузиазма спросишь: "Ну, что, будем?" Она посмотрит на тебя сонным взглядом и также безразлично ответит: "Ну, давай". И ты начнешь старательно трудиться, одновременно прислушиваясь к котлете в животе, вдруг вздумавшей затеять громогласное бурление. А жена запрокинет назад голову, примнет затылком подушку, плотно закроет глаза и задышит глубже, реже, ровнее.
  Продолжая усердствовать и на мгновение отвлекшись от котлетной бормотухи, ты подумаешь, что надо бы и супруге уделить внимание, подвозбудить ее как-то. Посмотришь на нее, прислушаешься - и (о, какой прикол!) тут же остановишься, замрешь, увянешь.
  Что такое, что случилось?
  А ничего особенного - просто она под тобой заснула...
  
  ЗАПРЕТНАЯ СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ
  
  Они встречались в съемной однокоечной комнатенке не так уж часто - тогда, когда удавалось перехватить ключ у таких же, как они, узников запретной свободной любви. Но однажды (такая удача) им прифортило вместе поехать в командировку в Ленинград. Вот уж когда они оторвались по полной, страсть бушевала целую неделю, и главное - где (!).
  В знаменитом здании Смольного, который в 17-м году служил штабом для большевиков, а до революции был "Институтом благородных девиц". В хрущевские времена там находилось ведомственное общежитие для приезжих, куда им не без некоторого напряга все же удалось устроиться.
  И там, в святых стенах, слышавших когда-то шуршание бальных туфелек, топот солдатских сапог и картавый говор Ленина, наши любовники в штормовом экстазе бесстыдно скрипели видавшей виды пружинной сеткой узкой односпальной казенной койки.
  
  ...Но, увы, даже выкипающее от стоградусной температуры молоко в кастрюле остывает со временем. А уж любовь...
  После той жаркой ленинградской командировки что-то в их бурной страсти перегорело, казавшаяся раньше такой крепкой связь как-то сама собой ослабла, пошла на убыль, потускнела, завяла, а потом и совсем прервалась.
  Через пару лет они случайно встретились на улице. Зашли в ближайшую кафушку, посидели, поцедили чай из бумажных стаканчиков, погрызли присоленных орешков, помолчали, погрустили и снова ощутили печальную ненужность друг другу. Не говоря лишних слов, они поднялись из-за стола и пошли к выходу. У дверей прощально коснулись плечами, потом она тронула сухими губами его щеку и, опустив низко голову, ушла в темноту вечера.
  Да, большая страсть - это счастливый случай, а он, как звезда эстрады, не любит выходить на бис по нескольку раз.
  
  ПАЛАТКА-БРЕЗЕНТУХА
  
  Они познакомились в московском Доме ученых, где он читал лекцию по археологии Дагестана, а она водила дочку в детскую секцию рисования. Весна скатывалась к лету, и он так же, как в прошлые годы, собрался ехать в экспедицию на Каспийское море. Там был пляж, солнце, мандарины, мушмула. Договорились, что она тоже к нему приедет.
  И вот настал этот день. Он заранее прибыл в аэропорт и примостился у двери терминала ждать с букетом цветов ее выхода. Наконец, она появилась, красивая, длинноногая, в коротком платье до колен, в золотистых туфлях на высоких каблуках. О, как она была долгожданна, как желанна. После крепких объятий и нежных поцелуев он подхватил ее большой четырехколесный чемодан и повел к машине.
  Возле помятого потертого уазика веселая улыбка исчезла с ее лица, она удивленно скосила на него глаза, но ничего не сказала. Помедлив немного и брезгливо поморщившись, она смахнула ладонью пыль с сиденья и, опершись на его плечо, вскарабкалась на подножку. Всю дорогу молчала, а он без перерыва рассказывал ей о своих раскопках в хвостовой части дербентской крепости Нарын-кале.
  Возле палатки-брезентухи глаза ее совсем погасли, она остановилась в нерешительности и снова недоуменно на него посмотрела. Потом глубоко вздохнула и, нагнув голову, вошла внутрь вслед за своим чемоданом, сразу заполнившим все помещение, где стояли две односпальные кровати, и канцелярский стол, заваленный бумагами, картами и осколками черно-лаковых арабских кувшинов. Она присела на край единственного в палатке стула и спросила, пытаясь улыбнуться:
  - А где же тут у вас руки моют?
  Он в смущении зарделся щеками и промямлил извиняющимся тоном:
  - Да, конечно, извини, что-то я об этом не подумал. Туалет же у нас только один, общий, вон стоит за кухней у ограды лагеря.
  
  Ночь, как всегда на юге избежала сумерек и торопливо спустилась с гор, а под пологом палатки тоскливым тусклым светом загорелась лампочка, свисавшая на длинном проводе без абажура. Томясь неуемным сексуальным зудом, он тут же предложил ей улечься в койку, но, к его огорчению, она в близости отказала, сославшись на усталость после трудного перелета. Однако, и утром, несмотря на настойчивые упрашивания и уговоры, уже без каких-либо объяснений она снова его к себе не подпустила.
  После скороспелого завтрака, состоявшего из поджаренной на электроплитке яичницы и стакана чая из термоса, она вышла наружу, и пока он наводил на столе порядок, недолго о чем-то пошепталась со своим айфоном. Потом, бодро расправив плечи, подошла к нему поближе, широко распахнула уже подведенные тушью глаза и виноватым голосом произнесла:
  - Ты знаешь, у меня ведь в городе подруга, она очень хочет со мной встретиться. Ты уж не обижайся, мне надо к ней поехать. Проводи меня, пожалуйста, на автобусную остановку.
  - Ну, как же так, как же так, - растерянно залепетал он, - мы ведь так хотели...
  - Нет, - твердо отрезала она, - в другой раз. Давай, бери чемодан прямо сейчас, и пошли.
  В полном недоумении, убитый, поверженный, с низко опущенной головой, он повел ее к автобусу, который, как назло, сразу же подошел. Она чмокнула его в щеку и быстро вскочила на автобусную ступеньку. Дверь за ней закрылась, она уехала.
  Так он ничего и не понял...
  
  ТЫ КТО, ДЯДЯ?
  
  С той первой его командировки в Вельск прошло много лет. И вот он снова по делам фирмы приехал в этот старый северо-российский городок. На следующий же день после приезда, быстро справившись с работой, он вышел на центральную площадь, обогнул двухэтажный магазин "Промтовары" и зашагал по знакомой улице, обсаженной тополями. Теперь она была асфальтирована, и по ней сновали машины.
   Он прошел десяток кварталов и вышел к району частной застройки. Остановился. Что это? Вместо домов - развалины. Обломки бревенчатых стен, хлопающие на ветру обрывки обоев, рваные листы старого кровельного железа. Сердце его екнуло - на месте той пятистенки, где он тогда провел немало прекрасных дней и особенно ночей, тоже громоздились груды обломанных досок, стоял голый остов печки с закопченной трубой и густым слоем штукатурной пыли.
  Кажется, вот здесь была та самая комната с широкой пружинной кроватью и швейным зингером на чугунных ножках. А в комнате за стенкой спали ее пожилые родители. Там стоял массивный обеденный стол, висели большие настенные часы-ходики, а в углу громоздился старинный буфет с цветными стеклами на дверках.
  
   Развалины тянулись по обе стороны улицы. Его взгляд пробегал по грудам бревен, досок, по кучам строительного мусора и вдруг споткнулся о решетчатую стрелу подъемного крана. За ним стоял еще один, потом еще и еще. Под их гуськами высились белые кубы многоэтажек, теснивших старый ветхозаветный мир частного сектора.
   Он направился в сторону ближайшего из уже построенных и заселенных домов. В кольце свеже-посаженных кустов была разбита детская площадка с песочницей, огороженной ярко-желтым деревянным бордюром. В песке возился мальчуган, вооруженный жестяным треугольным совком. Громко урча исправно работающим автомобильным двигателем, он старательно нагружал и разгружал свой игрушечный грузовичок-самосвал.
   Что-то в его худенькой фигуре, удлиненном бледном личике, высоко посаженной голове и, главное, в глазах редкого зеленоватого цвета почудилось очень знакомым. Заметив посторонний взгляд, мальчик оторвался от своей трудоемкой работы, разогнул спину, встал на ноги, постоял немного и вдруг шагнул к незнакомцу.
   - Это ты, дядя-инженер, наши дома строишь?
  Что было ему ответить? Встретившись с малышом глазами, он присел на корточки, поправил ему челку на лбу, стряхнул песок с его правой брючины и, слегка поколебавшись, нерешительно спросил:
  - Как твою маму зовут, не Соня ли?
  Мальчик вздрогнул и удивленно вскинул голову.
   - А ты откуда знаешь? - спросил он.
  
  
  ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ...
  
  ТЕЛЕФОННАЯ ЛЮБОВЬ
  
  Однажды у подъезда дома к нему подошла соседка.
  - У меня для вас интересное предложение, - сказала она. - Не хотели бы вы съездить на экскурсию? Есть лишнее место, мое. Не получается мне поехать.
   Не дождавшись быстрого ответа, она игриво улыбнулась и добавила:
  - Кстати, я должна была ехать с подругой. Очень милая женщина, мой билет у нее. Я и телефончик дам.
  "А почему бы не поехать?" - подумал он и записал номер.
  На следующий день позвонил и услышал моложавый женский голос.
  Да, приятельница говорила о нем. Да, она отдала ей свой билет. Когда его можно получить? В любое время. Куда за ним заехать? Ой, к сожалению, это не так просто - она живет у сына, далеко.
  Что-то в голосе этой женщины было доверительное, теплое, располагавшее к беседе. Не хотелось класть трубку и отключаться. Они разговорились. Он пожаловался на неустроенность и одиночество. Она в свою очередь рассказала о себе. Увы, жизнь с мужем не сладилась.
  На следующий день он позвонил ей снова, через день еще, потом стал звонить каждый вечер. Ровно в 10 часов он набирал ее номер, она тут же оказывалась у телефона, и было понятно, что ждет его звонка. Они говорили обо всем - о теракте в Египте, о новом фильме, о концерте Мадонны. И не могли оторваться друг от друга, говорили, говорили. Незаметно перешли на "ты".
  Они рассказывали друг другу, как провели день, что делали, куда ходили. Если он где-то задерживался, то начинал нервничать и торопиться, чтобы успеть во время ей позвонить. С утра он думал, что скажет ей вечером, о чем спросит, о чем расскажет, и не мог заснуть, не пожелав ей спокойной ночи.
  Однажды он застрял в дороге, когда ехал домой, и позвонил позже обычного.
   - Что случилось? Куда ты пропал? - спросила она взволнованно. - Я так беспокоилась, не знала, что делать, где тебя искать.
   В другой раз, наоборот, ее телефон не отвечал. Полночи он не находил себе места, не спал, волновался, ревновал. А оказалось, что она ездила к заболевшей сестре и приехала домой слишком поздно, чтобы можно было решиться ему позвонить.
  Думали ли они о встрече? Ну, конечно. Несколько раз о ней договаривались, но каждый раз что-то мешало. То у нее разбаливалась голова, то ему неожиданно приходилось ехать по каким-то неотложным делам. И они все переносили и переносили свое свидание. Пока до их совместной поездки не осталось несколько дней. Какой уж теперь был смысл специально встречаться?
  
  И вот пришло это утро. Он рано встал, тщательно побрился, одел свой лучший выходной костюм, галстук, причесал остатки волос. И, глядя на себя в зеркало, с волнением думал, как она воспримет его лысо-седую голову и сутуло-горбатую спину.
  Приехал задолго до назначенного срока.
  Никого еще не было. Он постоял немного у дома, куда должен был прийти автобус, потом пошел бродить по ближайшим переулкам, еще и еще раз продумывая детали предстоящей встречи.
  Накануне они подробно о ней говорили.
  - А ты уверен, что мы узнаем друг друга? - спросила она, а он ответил:.
  - О, я узнаю тебя даже если там будет тысяча женщин. Мне кажется, мы знакомы десятки лет.
  - Вот это ответ настоящего мужчины, - откликнулась она, - я буду рада нашей встрече.
  Еще издали он увидел небольшую группу людей, суетившихся у туристического автобуса.
  ...То, что это была она, он понял сразу.
  Но это, конечно, была не Она.
  В стороне от толпы туристов стояла пожилая седая женщина с бесформенной сутулой фигурой, крупными чертами морщинистого лица и густо наложенной косметикой. Она тоже его заметила и сначала порывисто к нему бросилась. Но, сделав несколько шагов, неожиданно остановилась.
  Они встретились глазами и замерли в смятении и нерешительности. Прошла минута, другая, они стояли неподвижно, не делая ни шага друг к другу. Яркие искры радостного ожидания в его взгляде погасли и сменились тусклыми лучами разочарования, сожаления, печали.
  Он потоптался на месте, помедлил немного а потом, может быть, сам того не ожидая, вдруг круто повернулся и торопливым шагом пошел назад. К своей неустроенности, к своему одиночеству.
  
  ЗА СЕМЬДЕСЯТ С ПЛЮСОМ
  
  Они шли, оживленно беседуя, по аллее городского парка. У него была аккуратная седая бородка, длинный старомодный плащ и три ноги. Третьей служила сучковатая деревянная палка с большим овальным набалдашником. На него опиралась его левая рука, а правая сжимала ладонь спутницы, одетой в двубортный джерсовый костюм и широкополую шляпку с франтоватым красным цветком.
  Быстрым шагом, придерживая сумку на длинном ремешке, к ним сзади приблизилась молодая женщина, стучавшая по асфальту тонкими высокими каблучками. Осторожно обойдя пожилых людей, она вдруг перед ними остановилась, обернулась, и ее лицо вспыхнуло широкой улыбкой.
  - Ой, как же вы очаровательно смотритесь, - воскликнула она. - Какие молодцы. Простите за нескромный вопрос, сколько лет вы вместе?
  Он скосил взгляд на ее пышный бюст и глубокий вырез блузки, намекавший на отсутствие лифчика. Потом задумчиво сдвинул к носу развесистые щетки седых бровей и, помолчав немного, ответил:
  - Сколько, сколько... так долго, что я и не помню сколько.
  А его спутница зажгла глаза-фонарики, растянула губы в кокетливой улыбке и нарочито капризным голосом проворчала:
  - Ну, как же ты не помнишь, забыл, что уже полтора года прошло, как мы золотую свадьбу открутили.
  Прохожая еще больше разулыбалась и в восторженном жесте подняла вверх большие пальцы обеих рук.
  - Вот здорово, - воскликнула она. - Дай вам бог доброго здоровья и успехов во всем еще на долгие лета.
  Она послала воздушный поцелуй и, помахав рукой, убежала.
  А старики перебросились веселыми взглядами, крепко прижались друг к другу и, подождав пока прохожая скроется за деревьями, громко и радостно засмеялись.
  Чему? А тому, что были счастливы. Хотя и познакомились совсем недавно - на танцевальном вечере в клубе "Тех, кому 50+". Впрочем, какая разница где? Существенно то, что каждому из них было далеко за 70, причем, с бо-о-льшим плюсом.
  
  ЛЮБОВЬ ПОБЕЖДАЕТ
  
  Можно часы подкрутить назад, но время назад не заставишь идти. И не вернуть те замечательные времена, когда они были так безмятежно, так безумно счастливы. Легко, весело летели рядом друг с другом по своей пенсионной жизни, порхали беззаботно туда-сюда, сюда-туда. Сегодня на сонаты Брамса, завтра на йогу, в субботу в ресторан на юбилей ее кузины.
  Они любили друг друга. Хотя жили под разными крышами, но просыпались под одним потолком. Тогда она еще не ошибалась в днях недели, не забывала принимать вовремя лекарства и всегда могла сказать, какое сегодня число, месяц и год.
  А когда это обнаружилось, он повел ее к знакомому доктору.
  - Да, потеря чувства времени - начальная стадии альцгеймера, - сказал тот, отведя его в сторону. - Будем надеяться на таблетки, может быть, они приостановят процесс... Может быть...
  Однако опасные симптомы не прекращали своих непрошенных визитов. Особенно досаждали постоянные поиски разных нужных вещей. Чаще всего это доставалось ключам, которые каждый раз пропадали, но затем оказывались на гвоздике в коридоре, где их предательски скрывала старая широкополая шляпа.
  А как-то, уходя из дома, она забыла выключить газовую плиту, где большие куски трески на сковородке перевоплотились в маленькие черные угли, тюлевые занавески на окнах чудом увернулись от огня, и в квартире долго еще гостило тошнотворное амбре горелой рыбы.
  Со временем провалы памяти участились, и она начала забывать имена даже знакомых людей. В ее сознании все чаще, все необратимее стали появляться странные дыры, неосязаемые пустоты, серые пятна, грозившие слиться в одну сплошную черную стену.
  И все-таки, несмотря ни на что, они продолжали наслаждаться своей прежней счастливой жизнью, летним пляжным песком, ресторанным жульеном и стаканом кефира с медом перед сном. Радовались, наслаждались.
  Но вдруг случилось то грозное событие.
  
  ...Встречать новый год они решили у него дома. Он купил шампанское, торт, заправил салат майонезом, пожарил котлеты по-киевски, накрыл стол. К 8 часам она обещала прийти. Но вот часы уже показали 8:20, потом 8:40, а ее все не было. Он начал волноваться и звонить ей по телефону, но тот глухо молчал.
  Тревога не отпускала. Что случилось, не беда ли какая? Длинные, тягучие, низкие гудки. Может, перепутались или оборвались где-то провода, может, на них, на волоске, висит их счастье, их любовь. Что делать? Наверно, надо было ехать ее искать. Он надел на крутившегося под ногами Гаса ошейник и спустился в гараж к машине. Повернул ключ зажигания.
  Совсем уже стемнело, во многих домах светились окна, из них сыпались наружу аккорды гитар, громкие голоса, ритмы свинга, рока. Он ехал по близлежащим к ее дому уже пустынным в это время улицам, внимательно смотрел по сторонам, пристально вглядывался в скверы, палисадники, газоны. Ее нигде не было.
  Прошло минут сорок, и он уже собирался поворачивать назад, как вдруг Гас громко подал голос, завертелся, запрыгал. Он быстро затормозил, остановил машину. Пес тут же выпрыгнул наружу и стремглав бросился к какой-то дальней плохо заметной скамейке.
  Она сидела, склонив к плечу голову, но услышав знакомый лай, тут же вскочила, огляделась и, широко заулыбалась.
  - Ой, как я рада, - запричитала она, обняв своего друга за шею. - Как-то глупо получилось, я же вышла к тебе пораньше и решила немного пройтись и, видно, заблудилась. Ну, никак не могла найти обратную дорогу. Устала, присела на минутку и, кажется, задремала.
  Они сели в машину и поехали домой, потом пили шампанское, ели песочный торт с шоколадным кремом, и Гасу достались большие куски киевских котлет.
  Как же хорошо то, что хорошо кончается, думал он - пугай нас, Боже, но не наказывай.
  Через неделю они опять пошли к врачу. После обследования и проведения тестов тот сказал ему тихо:
  - Вы знаете, к моему приятному удивлению все не так уж плохо, показатели стабильны, никаких признаков распада личности, какие обычно бывают, я не вижу.
  - Ой, большое спасибо, - он облегченно вздохнул, улыбнулся, но вдруг на мгновение замер и спросил, с озабоченностью заглядывая доктору в глаза:
  - А сколько еще времени вы нам даете?
  - Точно не знаю - доктор задумался, помолчал, поморщил лоб: - будем надеяться, годика два...
  ...И вот прошли те два докторских года, потом еще два и еще. Неужели, действительно, свершилось чудо, и время пошло вспять, неужели эта коварная болезнь оказалась посрамленной? Но как, благодаря чему?
  
  А ВЕДЬ ЭТО БЫЛА НАСТОЯЩАЯ
  
  Прошло около месяца, как они расстались. Но ему казалось, что они не виделись целый век, хотя он видел ее каждый день. Утром или вечером, на спальной подушке или за чашкой кофе передо ним вдруг возникали ее глаза, в которые он готов был смотреть и смотреть, нырять, растворяться, погружаться всем своим существом.
  Нет, она не была красавицей с глянцевого журнала, она не обладала неземной красотой, воспетой Петраркой или Щипачевым. Нет, она не была красива, она была - прекрасна. Он любовался ею, восторгался, таял в ее присутствии. Ему нравилось, как она говорит, ходит, пьет чай, откусывает печенье, как одевает очки для чтения.
  И разве мог он забыть тот невинный детский поцелуй в щеку, которым она вдруг одарила его в своей машине. Он потом много раз гладил это место на щеке. А еще навек запечатлелось то нечаянное касание их рук под столом в ресторане, когда он вдруг почувствовал небывалую фантастическую искру, которая тогда пробежала между ними.
  Впрочем, она даже не была в его вкусе. Он всегда носил слева под ребром портрет своей мамы, и ему нравились лишь похожие на нее маленькие брюнетки. А она была совсем другая -тонкая, стройная, высокая.
  То была какая-то воздушная подростковая влюбленность, в ней не было ни капли секса, пошлости, грубости. И он, поимевший за свой долгий век немало разных женщин, боялся хотя бы намекнуть ей о постели. Хотя... Нет, однажды ему все же пришла в голову мысль склонить ее к близости, он даже сделал попытку выпить с ней на брудершафт, чтобы иметь повод поцеловаться. Ничего у него не вышло.
  Но почему же они расстались, почему порвалась та тонкая шелковая нить их романтических отношений, та нежная связь, оказавшаяся вдруг столь хрупкой, недолговечной? Казалось бы, на этот вопрос можно ответить просто и однозначно - у них не было будущего. Они это знали с самого начала, с первых минут. Почему? Объяснение было просто и прозрачно, как оконное стекло, - их совместному будущему мешала огромная разница в возрасте - тридцать с лишним лет.
  Хотя, на самом деле, этот возрастной провал ими почти не ощущался, иногда ему даже казалось, что она взрослее и мудрее его. И ее тоже, чувствовал он, не напрягал контраст их возрастов - было видно, что ей с ним интересно. Во всяком случае, она с неизменным вниманием слушала его байки о прошлом, о тектонике земной коры, о рифмах Блока и Бодлера.
  У них, вообще, было много общих интересов, одно из главных - неугомонная непоседливость, увлечение поездками, туризмом, круизами. Они рассказывали друг другу о своих вояжах, делились планами следующих путешествий, советовались друг с другом, как лучше их провести.
  Думал ли он женитьбе? И не раз. А однажды... Она помогала ему составить план летней поездки на море. Они включили компьютер, влезли в интернет и стали выбирать для него отель поближе к пляжу. Вдруг он неожиданно для самого себя предложил:
  - А, может быть, поедем вместе?
  Она вздрогнула, стянула брови к носу, прорезала на лбу морщинку. Ее долгий взгляд погрузился в разводы желтой краски на стене, потом она взяла тряпку и неторопливо стала стряхивать крошки со стола, где они только что пили чай с кексом. Он, волнуясь и покраснев, как мальчик, с надеждой и тревогой вглядывался в ее лицо.
  - Что же мне тогда надо с Володей разводиться? - она задумчиво в неопределенном направлении покачала головой.
  Больше к этому вопросу они не возвращались.
  
  Он долго смотрел на кнопки набора ее номера. Его палец то нерешительно касался их, то стыдливо прятались в ладонях. Он ссутулился, сник, увял, за грудиной что-то больно сжималось. А в голове скреблись когтистые мысли-кошки, назойливые, приставучие, грустные.
  Не придумал ли он себе все это, не вообразил ли? Не от своего ли одиночества, от своей неустроенности он к ней так сильно потянулся? А она просто-напросто его пожалела и откликнулась лишь потому, что он напоминал ей отца, уже ушедшего из жизни. А, на самом деле, может быть, ничего между ними и не было?
  ...Нет, конечно, было. Это он, дурачина-недотепа, слабак бесхарактерный, сам упустил свое счастье.
  
  ДАМА ПРИЯТНАЯ, НО...
  
  Долгие поиски спутницы жизни привели, наконец, к появлению у него Эвы (Эвелины Михайловны) - дамы, приятной во всех отношениях. Она не без изящества носила стильные жакеты, платья, шляпки, всегда со вкусом одевала то, что ей шло именно на сегодняшнюю прогулку и в сегодняшний вечер. От всех его предыдущих претенденток, эта выгодно отличалась культурой и интеллигентностью. Эва, кроме своей домовитости, была умна, образована, начитана.
  Они встречались раз в неделю. Он приезжал утром в субботу с обязательным букетом цветов, потом они ехали в очередной парк или музей, по возвращению она лакомила его неким эксклюзивом, плавно перетекавшим в недолгое ночное лакомство, которое редко протягивалось до утра.
  Оставаться у нее еще хотя бы на один день как-то не складывалось - она никогда упорно не предлагала, а он особенно и не настаивал. Впрочем, и от каких-либо более или менее длительных с ним турпоездок и экскурсий Эва всегда отговаривалась. Так продолжалось более полутора лет. Однажды в азарте подъема сексуальной страсти, прервав град сладких поцелуев, он вдруг пробормотал:
  - А не пора ли нам узаконить наши отношения?
  И услышал ответ, сразу погасивший жар и твердость его тонуса:
  - Ты же не бросишь свою маму, а мне, если бы мы жили под одной крышей, наверно, пришлось бы за ней ухаживать.
  С большим трудом в ту ночь ему удалось еще раз раскочегарить свою буржуйку, чтобы не оставлять без дела нерастраченное топливо.
  ...Шатко валко они продружили еще пару недель, а потом как-то все само собой потихоньку сошло на нет.
  
  ОЧЕНЬ ГРУСТНО...
  
  Любовь на старости лет? Молодым она кажется невероятной, как рассвет на закате. Но у них самих бывает закат на рассвете.
  
  Старея, мы перестаем любить? Нет, мы стареем, переставая любить.
  
  Любовь не добавляет годов к нашей жизни, но добавляет жизни к нашим годам.
  
  Секс пенсионеров безопасен, как безопасная бритва - женщина не боится подзалететь, а мужчина не боится опоздать. Ни на работу, ни к жене.
  
  Приходит время, когда эротика делается экзотикой, и половой акт - становится собЫтием, а не бытиЁм.!
  
  В юности для любви годна любая скамейка, в зрелости - любая койка, в старости опять скамейка, но далеко не любая.
  
  В юности любовь - парное молоко, в зрелости - сладкая сгущенка, а в старости - жидкая простокваша.
  
  У пожилой пары Кирила с Кирой парным молоком было утро, сгущенкой - день, и только вечер отмечался кефиром или йогуртом. Они жили полноценной счастливой жизнью, наслаждались друг другом и всем, что их окружало. До тех пор, пока...
  Пока проклятая алцгеймеровая беда не повесила черный беспросветный занавес, отгородивший ее от родственников, друзей, соседей, знакомых. Кроме, конечно, его, Кирила, остававшегося для нее единственной связью с внешним миром, с прошлым и настоящим. Он приходил к ней почти ежедневно, а, когда не приходил, то звонил каждые два-три часа. Она встречала его радостной улыбкой, они обнимались, целовались. И он понимал, что очень ей нужен. Его преданные любящие глаза помогали ей прорывать мрак беспамятства, его теплые ласковые руки возвращали ее в действительность бытия.
   Но время шло, и неожиданно обнаружилось нечто очень печальное. В тот день Кирил, как всегда, делал с ней сидячую гимнастику - рывки руками, повороты корпуса, вращения ступнями. Затем он долго мозолил ей голову нехитрыми кроссвордами-сканводами. Однако их занятия часто прерывали назойливые звонки городского телефона. Кира к нему обязательно вставала, и Кирил ее не останавливал - пусть подвигается, а то целыми днями сидит у телеящика. Но в очередной раз он, наконец, не выдержал:
  - Ладно, не подходи, ты же знаешь, это опять какая-нибудь рекламуха что-то тебе втюрить хочет.
  Но Кира, как и раньше, быстро выскочила из-за стола:
   - Нет, нет, может быть, это Кирюша звонит, - тихо сказала она, не оборачиваясь.
  Грустно было. Очень грустно...
  
  ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО
  
  ПОЦЕЛУЙ НА ВОКЗАЛЬНОМ ПЕРРОНЕ
  
   Яркое одесское солнце падало с голубого безоблачного неба и разбивалось вдребезги о разлапистые кроны платанов и акаций. Оно погружалось в густую массу темно-зеленой листвы, растворялось в ней и, просачиваясь сквозь мелкое сито ветвей, прыгало по брусчатой мостовой множеством маленьких веселых мячиков.
  Они шли по Пушкинской улице, переполненные этим горячим июльским солнцем, этим пахнущим морем и пылью ветерком и острым чувством радостного ожидания чего-то необычного, особого, неизведанного. У их ног лежал только что начавшийся, манящий радужными надеждами и предчувствиями новый, необъятный и загадочный ХХ век.
  Ее ладонь лежала в его руке, и они без перерыва болтали о том, о сем.
  - Матушка императрица Екатерина Великая, не была сильна в географии, - изрекал Давид, со значением поглядывая на свою подружку Дору. - Иначе, она бы так не напутала, перенеся сюда из-под болгарской Варны древнегреческий Одессос. Вообще она понаделала немало географических ляпсусов.
  О, как он хотел нравиться этой девочке с добрыми умными глазами! И ей тоже был далеко не безразличен начитанный аккуратный юноша с щегольской тросточкой в руке. Но как ему намекнуть, чтобы он сбрил свои колкие франтоватые усики?
  ... А это еще что такое: куда он ее тащит, крепко сжимая ладонь ? Она подняла голову, посмотрела вверх. Стенные часы на фронтоне вокзального здания показывали 5 - так и есть, через десять минут подойдет киевский поезд.
  - Нет, нет, - нерешительно прошептала она, - не надо сегодня, твой отец еще не дал нам благословения.
   Но Давид настойчиво тянул ее к перрону, где уже толпилась встречающая публика. По платформе чинно прохаживались манерные дамы в длинных платьях и больших круглых шляпах с бумажными цветами. Бросая в их сторону торопливые взгляды, пробегали мимо быстрые господа в дорожных котелках, черных костюмах и длинных белых кашне. А поодаль стояли, поглаживая бороды, солидные городовые и степенные носильщики с длинными широкими ремнями на плечах.
  Но вот народ встрепенулся, заволновался, рванулся вперед: издали послышался стук колес и пыхтение паровоза. Затем раздался громкий гудок, и к перрону стал медленно приближаться окутанный белым паром первый вагон. Возле него пронзительно взвизгнули трубы духового оркестра, кого-то встречали с музыкой, загремели буфера остановившегося поезда, и разноголосый гул восторженных приветствий, радостных возгласов, криков, смеха и плача повис над платформой.
  И никто не обращал внимание на двух влюбленных, якобы, при встрече целовавшихся в многолюдной суетливой вокзальной толпе.
  А где, спрашивается, в тот строгий век, не потерявший пока пуританство, им было еще целоваться?
  
  ВМЕСТО КОРОЛЕВЫ
  
  Они очень спешили жить. Им хотелось поскорее начать самостоятельную жизнь, хотелось учиться, работать, любить. Дора недавно поступила на математическое отделение Педагогических курсов, но это ей не очень-то нравилось, хотелось чего-то иного, тянуло к инженерии, технике, манил стук фабричных станков и паровозные гудки поездов. А Давид смотрел на нее влюбленными глазами и готов был бежать за ней хоть на край света.
  И вскоре этот край в их жизни появился в виде небольшого бельгийского города Льежа. Туда, в Королевский Политехнический университет, собралась поступать ее старшая сестра Роза и еще большая компания других молодых одесситов.
  Они жили дружной русской колонией, учились, подрабатывали уроками, изредка даже ходили в театр. Со временем отец стал присылать Давиду ежемесячно по 10 рублей (золотых) - их хватало не только на жизнь, кое-что оставалось и для поездок на каникулы во Францию и даже в Швейцарию.
  На 3-м курсе, согласно программе, состоялась производственная практика на угольных шахтах Кокриля. Дора была единственной женщиной в группе студентов, приехавших из университета. Шахтеры встретили ее враждебно. "Юбка в шахте - быть беде", - говорили они. Но тут, как и в наши времена, хозяйственные интересы оказывались важнее всего остального.
  Еще до появления Доры директор предприятия нацелился взять на работу нескольких мало оплачиваемых работниц, а чтобы развеять давний анти женский предрассудок пригласил королеву Елизавету, жену Альберта 1, посетить угольные копи. Для нее приготовили даже специальную ванну, чтобы она могла помыться после спуска в шахту. Однако королева не приехала - по видимому, нашла для себя более важное или приятное занятие. И вместо нее первой женщиной, спустившейся в угольную штольню, была Дора Бейн, юная студентка - практикантка с технического факультета Льежского государственного университета.
  Время шло, и однажды Давид сказал cвоей невесте:
  - О, мой Бог, сколько можно ждать? Давай наплюем на все стародавние традиции и поженимся без всякого там венчания. Здесь давно уже браки заключаются не на небесах, а в мэрии.
  Дора, тоже не получившая такого уж строгого религиозного воспитания, поколебалась немного, потом взяла напрокат в ателье мод свадебное платье, и в ближайший выходной день они с друзьями отправились в городскую ратушу.
  Но тут их поджидала досадная неожиданность. Когда они подошли к мэрии, из нее на площадь вышла многочисленная свадебная процессия. Что в этом особенного? Да ничего.
  Если бы не одно небольшое обстоятельство, которое буквально парализовало Дору. Дело в том, что навстречу ей под фатой шла согбенная старушка с морщинистым крючконосым лицом и крупной бородавкой на подбородке. А рядом ковылял еще более древний старик, тяжело опиравшийся на большую деревянную клюку.
  - Ой, я боюсь! - воскликнула Дора и потянула своего жениха за рукав.- Пойдем назад, это плохая примета.
  - Подожди, сейчас узнаем в чем дело, - шепнул Давид, - пусть кто-нибудь сходит, спросит.
  Лучше всех знавшая французский сестра Роза побежала вперед и через пару минут вернулась, оживленная, взволнованная.
  - Быстрей, бегите, женитесь! - воскликнула она, блестя веселыми черными глазами. - Добрый знак подает вам судьба - у этих стариков сегодня полувековой юбилей, и они, как здесь принято, пришли на свое второе бракосочетание. Считается, кто женится следом за такими юбилярами, тоже в свое время отметит такую знатную годовщину.
  
  Это давняя примета в точности сбылось. Ровно через 50 лет, прожив трудную (три войны и две революции), но счастливую семейную жизнь, Давид и Дора отпраздновали свою золотую свадьбу.
  
  
   ФАНТАСТИКА ПОВЕРХ РЕАЛЬНОСТИ
  
  КОНТАКТ С ИНОПЛАНЕТЯНАМИ
  
   Натрудившееся за день утомленное солнце упало на мягкую подушку облаков и ушло на ночлег далеко за почерневшую кромку лесного массива. Шиманович опустился на деревянную скамейку. Устал.
   Дом его дочери стоял на опушке леса, дышавшего влажной свежестью и хвойным ароматом. По веткам деревьев весело гонялись друг за другом белки, по земле черные муравьи тащили на себе травинки, кусочки листьев, комочки земли. Куда? В их дом, их город - большой муравейник, прижавшийся к стволу высокой развесистой сосны.
   Но вот уже почти совсем стемнело. Белки угомонились, и за последними муравьями наглухо захлопнулись ворота. Мир умиротворился.
   "Надо и мне на покой собираться", - подумал Шиманович, зевнул, потянулся. Но вдруг будто что-то толкнуло его в бок. Он повернулся к лесу и замер от удивления: там, где только что зашло солнце, опять появился свет. Неужели наступило время рассвета? И почему с запада?
   Вопрос повис в воздухе, но уже через пару минут появился ответ- отсвет. Он шел от крупной ярко светившейся точки, которая быстро росла, превратилась в кружок, а через минуту сделалась диском со стальным отблеском гладкой поверхности
   "Летающая тарелка!", - ахнул Шиманович.
   Вскоре НЛО пошел на посадку и бесшумно приземлился. На его скатах открылись круглые люки, и из них выкатились небольшие зеленые шары. Коснувшись земли, они тут же превратились в человечков с тонкими усиками-антеннами на головах. Инопланетяне! Они выстроились в стройную колонну и зашагали.
   Что было делать, забеспокоился Шиманович - бежать к телефону, куда-то звонить, кого-то звать? Дочь, полицию, пожарную команду, скорую помощь? Нет, он должен все сделать сам. Никому не надо отдавать свалившуюся ему с неба честь принять Гостей из Космоса. Он может сам встретить Пришельцев достойным приветствием.
   Правда, в отношении речи у Шимановича сразу же появились некоторые сомнения. На самом-то деле оратор он был некудышний, и потом... на каком языке говорить с инопланетянами? Не на русском же? Конечно, нужен был этот самый распространенный - английский. Но отношения с ним у Шимановича были, мягко говоря, непростые.
   И все-таки надо было сосредоточиться, собраться с мыслями, найти хоть какие-нибудь приветственные слова. Шиманович напрягся, наморщил лоб, и, наконец, несколько звонких слов все же повисли у него на отклеившемся от нёба языке.
   А колонна зеленых человечков уже совсем приблизилась к дому. Но, что это? Инопланетяне шли вовсе не к нему. Они шли мимо. Куда?
   К лесу.
   Шимонович бросился вдогонку, закричал что-то, однако, пришельцы даже головы к нему не повернули. Он проследил направление их движения и открыл рот от изумления. Инопланетяне двигались... к муравейнику!
   Они подошли к нему, остановились, стали в полукруг и направили на муравьиный дом свои усы-антенны.
   "Неужели, - взорвался обидой Шиманович, - эта куча лесного мусора может представлять какой-то интерес, а какие-то жалкие мурашки для них важнее меня, Венца творения, Вершины мироздания?".
   А инопланетяне, пообщавшись с насекомыми, снова построились в колонну и пошли обратно. Шиманович кинулся им наперерез.
   - Ошибка, mistake! - вскрикнул он.
  
   Когда они были совсем близко, Шиманович нацепил на нос очки и напряг зрение. И вдруг обнаружил, что на головах пришельцев не было ни глаз, ни рта, ни носа. Наверно, никакие они не братья по разуму, гуманоиды, а механические автоматы-роботы. И посланы на Землю не для исторического Контакта, а для воровства промышленных секретов фабрик и заводов.
   Коварные же муравьишки, подлые твари, работают на вражескую планету, шпионят, воруют чужие now how. Недаром они шныряют повсюду, во все щели влезают, даже на кухне по полкам бегают..
   "Тьфу!", - Шиманович сплюнул в сторону накопившуюся во рту желчь, встал со скамейки и, проводив презрительным взглядом исчезавшую в небе летающую тарелку, направился к дому.
  
  НА ДРУГОЙ ПЛАНЕТЕ
  
   Дед с внуком шли по Америке. Они болтали о том, о сем, обсуждали вчерашний супербоул, новый детский мультик. Вдали показался Диснейленд.
   - Ты обещал меня сводить на автодром, - сказал внук.
   Дед посмотрел на часы:
   - Не успеваем, извини, - он потрепал внука по волосам и прибавил шаг. - Но обязательно пойдем. Только после Этого.
   На дороге появлялось все больше народа. Люди поднимали головы вверх и внимательно вглядывались в небо, плотно затянутое густыми темными облаками.
   Впрочем, это было не небо. Это был потолок, прозрачный пластиковый колпак, отделявший рукотворный мир людей от враждебной cтихии газовых бурь, бушевавших в безжизненной атмосфере той далекой планеты.
   Дед прилетел сюда, когда основные работы по обустройству колонии были уже позади. На голой поверхности был воссоздан шар Земной. Русские, приезжая в Новую Россию, поселялись в домах с видом на Волгу, американцы могли любоваться вывеской "Голливуд".
   Но для внука история планеты была лишь темой школьного учебника, за которую не хотелось получать двойку. Он здесь родился, вырос и ничего другого никогда не видел. Ему не довелось ощутить дуновение бриза на берегу Адриатики и аромата клевера полей Полтавщины. Он не понимал, почему для деда так важна эта долгожданная встреча с Землей, когда телескоп выхватит ее из Космоса и принесет сюда, в его мир.
   Впереди за развилкой дороги стояло здание обсерватории. На его крыше, уставленной длинными тубусами, толпились эмигранты первой волны. Они дружески обменивались рукопожатиями, обнимались, целовались.
   Наконец, стрелки настенных часов выстригли циферблат и соединились на цифре "12". Воцарилась тишина, прерываемая изредка глухими покашливаниями.
   Время пошло. Быстрые секунды складывались в медленные минуты ожидания. Только через час на большом экране возникло хмурое лицо директора Бюро прогнозов.
   - Я вынужден всех нас огорчить, - сказал он, нервно перебирая лежавшие перед ним бумаги. - Прогноз оказался неверным. Массы газов неожиданно сформировали устойчивый циклон с плотной малоподвижной облачностью. Сеанс с Землей отменяется.
   Мертвая тишина нависла над головой. Лишь тихий ропот слабой волной прокатился по залу.
   Дед стоял у стены, опустив голову и ссутулив плечи.
   Что-то мягкое и теплое прижалось к его локтю. Как хорошо, внучок, что ты у меня есть.
  
   КОСМИЧЕСКИЙ МАЯК
  
  Нагруженный геофизическими приборами старенький уазик, грохоча кузовом, медленно катил по дороге. Этого потрепанного временем и ухабами пенсионера неоднократно собирались отправить под пресс, но его спасал безотказно работавший двигатель-долгожитель.
  Вот почему было очень странно, что на сей раз мотор вдруг захрапел, чихнул и умолк. Я подергал ключ зажигания, покрутил стартер, потом открыл дверь и спрыгнул на дорогу. И тут же почувствовал наплыв какого-то странного излучения. Откуда оно шло?
  Я распаковал магнитометрическое оборудование, забил в землю щупы, включил приборы. Счетчики щелкнули, их зашкалило - мощность аномалии оказалась слишком высокой. Что это было?
   Хотя я и увлекался разными дистанционными методами, но сознавал: наша, геофизиков, роль, хотя и первая, но не основная, никакие самые модерновые пеленгующие методы не могли заменить простого способа - "пощупать" землю руками.
  На следующий день с буровиком Рудиком мы приехали к тому таинственному месту. Подкатили станок-шурфокопатель и вонзили шнек в землю. Проработали около часа и ничего не нашли. Но когда собрались уже уезжать, Рудик вдруг закричал:
   - Cтой, стой! Есть клад!
   Оказалось, шнек стукнуќлся о что-то твердое. Мы осторожно расчистили нашу копань лопатами, подцепили ими загадочный предмет, и он упал на дно шурфа.
  О, какой разочарование! Это был обыкновенный камень, простой булыжник.
  - Чушь какая-то, - ругнулся Рудик, - стоило ли возиться из-за этакой ерундовины.
  А я задумался и стал про себя рассуждать. Откуда быть одиночному камню в сплошном песке. Очень похоже, что это, скорее всего, метеорит, посланник неба.
  Потом еще подумал и, уже обратившись к Рудику, стал развивать свое воображение:
   - Ты видел, как на побережье работает морской маяк?
   - Горит-горит, затем гаснет, потом опять зажигается. Это для того, чтобы мореплаватели не спутали его с уличным фонарем на набережной. Ха-ха, ты думаешь, твоя булыга некий космический маяк.
   - Вот именно! - Я достал из кармана куртки гармошку перфоленты. - Смотри, с какой строгой периодичностью повторяются пики и паузы излучения, прямо настоящий "пульсар". И еще, интенсивность поля изменяется по какому-то необычному закону. Возможно, перед нами и информационный пункт, где космонавты могли бы и "заправиться" знаниями об окружающих звездах и планетах.
   - Ладно, - усмехнулся Рудик. - Если уж сочинять всякое, то назови этот булыжник письмом в каменном конверте, посланием с другой планеты. Разве не круто?
   - А что, - ответил я. - Действительно, вполне может быть, что какие-то инопланетяне могли неким лучом "зарядить" камень-метеорит прямо со своей планеты. Возможно? Конечно! Мы ведь еще ничего не знаем, мы - люди каменного века.
   Следующий день был посвящен определению физических характеристик загадочного камня, его минералогического состава. Я затащил камень в нашу полевую лабораторию, уложил под пресс установки статических испытаний, надежно прикрепил его струбцинами к станине и поставил таймер на полтора часа. А сам решил передохнуть и направился к лесу.
  
  Но не прошло и 15 минут, как воздух вдруг разорвал оглушительный взрыв. Деревья на опушке леса склонились до земли, градом посыпаќлись сухие ветки и листья. Я бросился к зданию лаборатории, туда же, оставив свои дела, бежали и другие сотрудники нашей геологической экспедиции.
  Дрожащими руками я открыл дверь и остолбенел от недоумения - под прессом установки было пусто. Не веря своим глазам, я подошел к станине, потрогал ее руками. Камень исчез, превратился в пыль, в ничто.
  Опустив голову, я вышел на улицу. Люди окружили меня, ожидая объяснений. Я повернулся к ним, развел руками.
  Что можно было им сказать? Только то, что мы - неандертальцы.
  
  МЫ ПРИДЕМ К ВАМ СНОВА
  
   Спасаясь от погони, человек бежал по мелкой морской лагуне, тяжело передвигая ноги в воде, доходившей ему до колен. Его преследовал гигантский двурогий шерстистый носорог. У него были маленькие злобные глаза, которые плохо видели, но благодаря отличному слуху и обонянию он быстро находил жертву и стремительно к ней бросался.
   Все было ничего до тех пор, пока бег проходил по илистому мягкому дну. Носорог увязал в нем, и быстро разворачиваться не мог. Но потом вязкий ил сменился скользкой глиной, и зверь стал быстрее поворачиваться, а движения человека, наоборот, перестали быть такими ловкими, как прежде.
   И вот наступила развязка. В какое-то мгновение человек поскользнулся, не удержался, упал. Носорог настиг его и со всего размаха вонзил свои кривые острые рога.
   Но, странное дело, они воткнулись не в человека, а в глину, в дно. И вовсе не потому, что зверь промахнулся, а потому, что человека на этом месте вдруг не оказалось. Нет, он не отпрыгнул в сторону, не отполз и не отбежал. Он просто исчез. Как, почему?
  
   Погоня носорога-эласмотерия за первобытным человеком-архантропом длилась всего около двух часов. А геолог Зайдин шел по их следам более шести месяцев.
   Все началось с того дня, когда он приехал сюда обследовать крупный строительный котлован, по дну которого, натружено урча, ползал бульдозер. Его гусеницы месили слой пыли, оставляя в ней запутанные пунктиры широких линий. Неожиданно бульдозерист остановил машину и спрыгнул на землю.
   - Сюда! Быстрее! - закричал он.
   Зайдин подошел. На плоских глыбах мергеля виднелись странные, расположенные парными рядами углубления.
   - Понимаешь, их тут полным-полно, - возбужденно говорил бульдозерист, - я сначала думал, они от гусеничных траков, а потом вгляделся, совсем другие эти следы...
   Зайдин поднял обломки камней, приложил друг к другу, несколько раз поменял местами и вдруг замер от удивления. Перед ним были окаменевшие отпечатки человеческих ступней. Их было много вокруг - они вели куда-то вдаль, петляли, извивались.
   С этого момента и начались долгие кропотливые исследования. Были сделаны десятки новых раскопов, перерыта вся бывшая лагуна, за сотни тысяч лет превратившаяся в плотную землю. Собирая и складывая камни палеолита, как детские кубики, Зайдин шаг за шагом восстанавливал картину погони носорога за доисторическим человеком.
   Но это не только не помогало раскрыть тайну гибели архантропа, а, наоборот, задало новые трудные загадки. Особенно огорчало исчезновение останков человека, кости которого вполне могли сохраниться в затвердевшей лагунной жиже. Куда они-то делись?
  
   Зайдин долго бродил между земляными опытными раскопами, между ящиками с образцами горных пород, все думал, думал. И вдруг, как фантастический мираж, возник перед ним тот древний пейзаж.
   Над гладкой поверхностью лагуны с мертвой соленой водой висел тяжелый туман. А вдали высилась длинная гряда известняковых холмов, заросших зеленым кустарником и ветвистыми деревьями. Вот оно что...
   Вот куда бежал тот первобытный человек. К спасительной земной тверди, к кустам, деревьям. Именно там и нужно искать разгадку тайны. Вместе с этим озарением и еще одна ясная мысль вдруг пришла Зайдину в голову. Ну, конечно - кроме первобытного человека и шерстистого носорога, был тогда на морской лагуне кто-то третий.
   Кто это - рыжий саблезубый тигр, мохнатый мамонт, горбатый зубр? А может быть, соплеменник того человека? Это он натянул спасительную тугую тетиву ивового лука.
   Зайдин направился к берегу протекавшей неподалеку речки, пошел вверх по течению. Постепенно берега сдвигались друг к другу, становились круче и обрывистее. Здесь речной поток обнажил древние ископаемые слои.
   Геолог замедлил шаг, остановился. Перед ним был крутой каменистый обрыв. Взгляд пробежал по прослоям глинистого сланца, изломам доломита и уткнулся в острые прямоугольные выступы черного базальтового камня.
   Казалось, что на обрыве вырисовывались какие-то крупные, переплетавшиеся друг с другом таинственные знаки. Это была не западная латынь, не восточная кириллица, не китайские иероглифы. Беззвучно шевеля губами, Зайдин то ли прочел, то ли почувствовал буквы, которые складывались в загадочное словосочетание:
  Мы придем сюда снова.
  
  СТАРОЕ ФОТО
  
   Зарумов лежал на спине, смотрел на небо и готовился к смерти. Она должна была прийти не когда-то в неизвестном будущем, а в совершенно определенное время: через 2 часа, 32 минуты и 16 секунд. Именно в этот момент прекратится жизнеобеспечение его скафандра, и он окажется навсегда один в мертвом мире вечного безмолвия.
   Его звездолет вчера попал под космический шквал мелких и крупных метеоритов. Это вывело из строя навигационные датчики, и ослепший корабль, потеряв курс, разбился о твердую поверхность незнакомой планеты.
   После катапультирования Зарумов осторожно отбросил отработанные ракеты и огляделся. Вокруг царила суровая мрачная пустота, полный вакуум. Ни воздуха, ни воды. Лишь голая равнина, в отдельных пониженных местах прикрытая слоем почвы, состоявшей из небольших гладких шариков, неподвижных и однообразных.
   Он достал из заплечного ящика инвентарную экспресс-лабораторию, установил на штативе приборы и провел многоцелевые геофизические и атмосферные измерения. Планета была однородна, тверда и холодна по всей своей глубине и не оставляла никаких надежд на получение хоть небольшого количества тепла, энергии или еще чего-либо.
   Зарумов посмотрел на то, что раньше служило кораблем. Звездолет был разбит, сплющен и ни на что не годен, как старая консервная банка.
   Он лег на спину, подложив под голову бокс с информационными материалами. До конца оставалось уже всего четырнадцать минут. Зарумов достал пластиковый пакет со старой объемной фотографией. Пусть в последний миг с ним будет рядом ласковый взгляд милых родных глаз.
   Это был один из самых счастливых месяцев его жизни. Они втроем поехали тогда в отпуск на побережье к морю. Пляж, горы, яркое жаркое солнце.
   В тот день, когда было сделано это фото, они бегали по пляжной гальке, которая щекотала и колола пятки, а Эва с Белочкой громко хохотали и, взявшись за руки, паровозиком бросались в воду. Как им тогда было хорошо, как они были счастливы!
   Зарумов оторвал взгляд от фотокарточки, снова посмотрел на окружавшую его мертвенно-серую почву. Здесь, на планете, тоже была галька, но разве такая, как та, земная, родная.
  
   Он закрыл глаза, стал ждать, Прошла минута, другая, третья. Но что это? Ничего не происходило. Дышалось по-прежнему легко. Где он, мог быть, в загробной жизни, в которую верили предки? В аду или раю? Зарумов открыл глаза, посмотрел направо, налево.
   Нет, он все там же, на той же планете. Вокруг все та же полная пустота, чернеют зловещие теневые пятна в расщелинах и низинах. Он посмотрел на наручные приборы: температура, давление в норме, показатель заправки воздухом на черте "полное". Откуда это?
   Неожиданно послышались какие-то звуки. Зарумов напряг слух, внимательно вслушался и вздрогнул, пораженный: это были голоса людей. Они становились все явственнее, четче. Один, кажется, был женский, другой скрипучий, странный. Сердце Зарумова учащенно забилось, от волнения перехватило дыхание.
   Ему показалось, что в женском голосе он слышит знакомые нотки, милое мягкое придыхание, нежный ласковый тембр. Кто это? Неужели, Эва? Что за чудо?
   Прислушавшись, он понял - источником звуков была... фотография. Ну, и дела. Как может кусок пластика заговорить живым человеческим голосом? И причем здесь второй, незнакомый, металлический? Он что-то спрашивал у Эвы, та отвечала. И вдруг стало ясно, что говорили о нем.
   Зарумов присел, положил рядом с собой фотографию и сразу заметил: что-то возле нее не так, что-то иначе. Почвы стало больше, круглые камни сгрудились около фотокарточки.
   И тут его осенило - ну, конечно, это они разговаривают с его Эвой. Это они не дали ему погибнуть. Как же он раньше не догадался? Круглые камни - вот, оказывается, кто живет на этой планете, вот кто ее хозяин! Это ее почва, ее основа.
   Он поднялся на ноги и тут же увидел свой звездолет с гулко и уверенно работавшим двигателем. Ура! Зарумов влез в люк корабля, сел за рулевое управление и взглянул в иллюминатор. Черные тени в низинах и расщелинах планеты почти совсем исчезли, и на их месте в лучах восходящего светила блестели тысячи перламутровых шариков - мудрых и добрых обитателей этого мира.
  
  ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР
  
  Это было много лет назад. Я, молодой начинающий инженер, работал тогда в проектной конторе, где у меня был одно-тумбовый стол с карандашами, фломастерами, пинг-понговыми ракетками и с компьютером.
  В тот день мы с Вадимом, моим приятелем, зашли после работы в ближайшую кафушку и, выпив по паре кружек жигулевского, завеселились и задурачились.
  - Представь себе, - болтал я, - присутствуем мы на заседании Технического совета Института Обитаемых Миров где-нибудь на Альфе Центавра. Доклад делает седоќвласый босс, альфянин, в белоснежной сорочке.
  "Многоуважаемые коллеги, - изрекает он, поправляя бордовый галстук на толстой шее, - ставлю на обсуждение итоги первого этапа работ по теме "Управляемых цивилизаций". На небольшой планете под названием Земля мы ведем исследования локальной цивилизации низшего порядка. Население планеты, хотя и освоило приќродные ресурсы, но толком так и не развилось. Теперь эксперимент переходит во второй этап и наша команда оборудует на планете невидимую землянам исследовательскую экспедицию в качестве так называемого "параллельного мира".
  
  Мы посмеялись над моей фантазией, но потом Вадим посерьезнел, помолчал, задумался, но вскоре в его глазах загорелся новый веселый огонек и он разразился любопытным рассказом:
  - К твоему трепу могу предќложить другую вариацию. Только не делай глаза, а слушай. Это уже не смехомудия, как у тебя, а вполне взаправдашняя мистика. Излагаю я ее по некой машинописной копии, когда-то ходившей по рукам у нас в 10-м классе. Речь шла о двух разных цивилизациях, якобы, развивающихся параллельно. Там был довольно сухой текст, который, нас, мальчишек, в то время мало интересовал, и единственное, что я запомнил, это рассуждение о каком-то неизвестном на Земле диапазоне длин волн, не улавливаемых ни человеком, ни его оптическими и телеметрическими приборами. Только потом я понял, какими же мы тогда были идиотами - пропустили мимо своего внимания яркий образ соседнего с нами мира, где буквально в двух шагах от нас, вон за тем деревом и за тем домом ходят некие человекоподобные существа, может быть, инопланетяне. В разных местах Земли они обустроили участки местности, где при каких-то специальных условиях некоторые люди, обладающие особыми свойствами, могут настроиться на нужную волну и увидеть этот загадочный параллельный мир.
  
  Об этом давнем рассказе своего приятеля я вдруг вспомнил, когда, став уже главным инженером Проектного бюро, оказался на одной строительной площадке, где по нашим чертежам в небольшом западно-сибирском городе должен был возводиться новый жилой микрорайон. Я шел по будущим улицам и площадям, разглядывал окрестность, оценивал повышения и понижения рельефа, намечал направления подъездных путей. Погода стояла неважная, сырая, небо было затянуто густыми темными облаками, за которыми пряталось неяркое желтое солнце.
  ...Однако неожиданно все вокруг изменилось. Откуда-то, мне показалось, из под земли, распространился мягкий мерцающий свет, который с каждой секундой становился все ярче. В его фантастическом сиянии возник удивительный сказочный мир.
  В нем я увидел таких же людей, как мы. У них были гибкие подвижные фигуры, они летали по воздуху на разноцветных зонтиках, которые, складываясь, превращались в тонкие трости. У детей зонтики были маленькие цветастые, у взрослых синие, зеленые, коричневые, у стариков - прямые черные. Их небольшие лиловые дома-шары время от времени перекатывались с места на место и останавливались то тут, то там.
  С волнением и страхом я приблизился к одному из них, протянул руку, чтобы потрогать его стену, но пальцы ничего не почувствовали - они прошли через нее насквозь и повисли. Я подошел к маленькой овальной двери, хотел открыть ее, но ладонь ни на что не оперлась.
  Возле куста смородины опустился с зонтиком на землю пожилой человек в сером плаще-накидке. Я бросился к нему и закричал:
  - Погодите! Остановитесь!
  Он быстро шел мне навстречу, еще секунда, и мы сблизились, столкнулись, но я даже не ощутил его тела. Он как бы прошел через меня и, не оглянувшись, скрылся в лиловом домике.
  
  И тогда я подумал, что это никакая не настоящая параллельная реальность. Она не существует на Земле, а является некой виртуальной картиной, миражом. Это лишь изображение далекого мира, существующего не здесь, рядом с нами, а где-то там, далеко, в глубинах Вселенной, может быть, на той самой Альфе Центравра. И мне, счастливчику, довелось по случаю на мгновение ее увидеть, рассмотреть, ощутить. Но лишь на расстоянии.
  Как только мне пришла в голову эта трезвая бескомпромиссная мысль, все возвратилось к обычному, привычному, вещественному. На небе снова поќявились плотные темные облака, которые медленно тянулись вдаль, и через них с трудом пробивалось ослабевшее к вечеру и тускло освещавшее серую земную действительность обыкновенное блеклое солнце.
  
   ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА
  
  Они сидели на опушке соснового бора, тесно прижавшись друг к другу. Ее мягкие прохладные пальцы лежали в его широкой шершавой ладони. Они были одни во всем мире. Только черное низкое небо, усеянное россыпяќми блестящих звезд, колыхалось над ними.
   - Смотри, сколько звезд, - сказала она, закинув голову назад и обняв его за шею. - А вот и наша с тобой звездочка. Гляди, какая она большая, заметная, яркая... И как долго падает, - она счастливо улыќбаясь, смотрела на небо, по краю которого плыла вниз крупная оранжевая звезда.
  Что-то было необычное в ее неторопливом скользящем движении. Другие падающие звезды быстро прочерчивали небоќсвод, а эта опускалась медленно, осторожно. И что-то загадочное было в ее необычном мерцающем свете.
  Неожиданно непонятный безотќчетный страх охватил девушку. Непонятная странная тревога обрушилась на нее и стала стремительно нарастать. Какое-то большое беспощадное ЗЛО неумолимо надвигалось на них, угрожало разрушить их мир, может быть, отнять у них жизнь. Откуда ОНО идет, что собой представляет, кто его источник?
  И вдруг каким-то непостижимым образом, буквально краешком сознания она увидела, почувствовала - ОНО было лучом. Узким, искрящимся оранжевым лучом. Он упал сверху, с той самой звезды, проскользнул по деревьям и зажег их верхушки ярким ядовито-желтым пламенем. Потом выскочил на неќровные ряды старых замшелых пней и выбежал на опушку, где покрыл траву мертвенно-бледным серым свечением. Затем ОНО неторопливо двинулось на людей.
  Она зажмурила глаза, но сквозь веки явственно видела тот страшный луч. Впрочем, теперь это был уже не луч, а толстый бесформенный огненный столб, брызжущий большими острыми искрами и рваными хлоќпьями пламени. Он придвигался все ближе и ближе.
  Не подпустить, остановить! Нужно защищаться, спасаться, что-то предпринять, что-то делать. Но что, как? Она не знала и ничего придумать не могла. Неожиданно, как-то интуитивно, не умом, а сердцем, она поняла: их любовь, их привязанќность друг к другу - вот, что может сейчас помочь.
  - Дорогой, - прошептала она, - пожалуйќста, поцелуй меня. Быстрее. Еще, еще...
  Он крепко ее обнял и нежно поцеловал. Какой надежной защитой ей показались его объятия. Хотя и ее собственное тело приобрело свою силу, смелость, храбрость. Она вытянула руки и (о, чудо!) ее пальцы ощуќтили нечто твердое. То был больќшой прозрачный сферический купол, который накрыл их плотной, крепкой завесой.
  Удар последовал тут же. Оглушительный грохот потряс все воќкруг, ослепительное пламя взметнулось вверх. Огненный столб-луч слоќмался, раскололся на куски. Его обломки свалились на землю, сникќли, поблекли и торопливо поползли прочь. Они зарылись в обожженную ими почву и исчезли в ней навсегда.
  А висевшая над Землею вредоносная звезда поднялась к облакам, широко их раздвинула и вскоре исчезла, растворившись в быстро светлевшем на утреннем солнце голубом небе.
  
  Она была звездолетом-роботом Љ1932-G, который был послан для изучения планеты "З" с целью ее возможной очистки и превращения в транзитный астропорт. Для этого он завис над ней в орбитальном полете и, развернув в круговом обзоре объективы стереоќскопов, внимательно осматривал поверхность. Неожиданно датчики-анализаторы зафиксировали странное ранее нигде не встречавшееся аномальное излучение.
  Его источником было неизвестное энергетическое биополе. Оно находилось на опушке леса и принадлежало двум живым существам, которые создавали вместе довольно сильный источник излучения.
  Получив приказ на ликвидацию, робот открыл в днище корабля люк. Наводящийся визиром боевой луч пробежал по хвойным деревьям, перескочил через кустарник и вышел на Цель. Ударил. Но впустую - перед ним была мощная био-заградительная стена. Не в силах ее преодолеть, луч сломался, разлетелся на мелкие куски, потерял силу и зарылся в землю.
  Эксперимент не удался. Звездолет-робот оставил планету "З" и вернулся на свою базу.
  
  КОНСЕРВНАЯ БАНКА
  
  Маришенька, милая, здравствуй! Прости, что долго не писала и даже не ответила на твое письмо, полученное еще на Корабле. А теперь не знаю, когда увидишь ты эту мою писанину. Дело в том, что наш астро-геологический отряд на этой проклятой неприютной планете попал в беду - произошел мощный тектонический сброс, из-за которого мы оказались на межгорной впадине отрезанными от всего мира. Конечно, нас ищут, но когда найдут? Вопрос.
   Вот уже несколько дней, как у нас совсем кончились продукты (вплоть до самой последней консервной банки). И мы, как древние люди докосмической эры, перешли на "подножный корм"- обзавелись всякими кастрюлями, ведрами (смех один), варим пищу на кострах, подобно геологам какого-нибудь ХХ или ХХI века (у них это почему-то считалось "романтикой").
   Но и подножного корма здесь очень мало. Ребята каждый день ходят на промысел, но пока с очень слабоватыми результатами. Варим так называемый "бульон" - вода с капсулами омлета и маргарина, несколько пачек еще осталось. Добавляем в него жирные шишки с местных деревьев, смолистые и противные. Стараемся поменьше двигаться, больше лежим в спальных мешках и в паќлатке. Все отощали, представь себе, даже я. Меня уже, как раньше, не назовешь "Валена - пончик". Ничего у меня уже нигде не осталось, даже лифчик обвисает.
  Произошло одно неприятное и поначалу очень загадочное событие, сначала сильно испортившее мне настроение. Расскажу. Начну с того, что в очередной раз я отправилась в ближнюю низинку, плотно обросшую густым жестким кустарником. Все я надеялась найти какие-нибудь съедобные травы (может быть, что-то вроде нашего шпината или щавеля).
  Медленно пробиралась сквозь густые заросли, внимательно глядя себе под ноги. И вдруг вздрогнула от неожиданности: передо мной в траве что-то блеснуло. Банка мясных консервов! Не веря глазам, я нагнулась и подняла ее.
   Но, увы, она оказалась совершенно пустой. Я хотела было поддать ее ногой, но вдруг задумалась. Что за чудо, откуда здесь эта банка? Когда мы выходили с Базы, у нас было таких четыре. Я хорошо помнила, что они давно опорожнены. А эта откуда? Я более внимательно заглянула внутрь - ба, да она совсем свежая, чистая, даже крышка не потемнела, не поржавела. Сомнений быть не могло - она опорожнена совсем недавно.
  Я схватила банку и поспешила к лагерю. Пробежав немного, запыхалась и остановилась. Присела на траву передохнуть и вдруг задумалась. Надо ли спешить? Если есть улика, значит, кто-то обвиняется. Но кто? Раз уж этот "кто-то" мог скрыть от всех какую-то еду и слопать все в одиночку, то он сам в этом не признается. И проклятая банка станет между нами предметом подозрения, недоверия. Надо ли это? Банку нашла я и обязана все выяснить сама, никого к этому не привлекать. Подумав так и решив ничего ребятам не говорить, я бросила банку обратно в траву, заметила место и ушла.
  И тут начались мои бесконечные мучения, раздумья, гаданья. Вот нас пятеро попавших в беду, затерянных на чужой планете. Кто-то один оказался подќлецом? Кто? Пару дней я жевала мозги, подозревала то одного, то другого, судила, рядила. Никого обвинить у меня не получалось. Наконец не выдержала и решила "взять быка за рога". В его роли оказался стажер Эдик, с которым мы у костра как-то остались вдвоем, когда остальные ушли в палатку.
   Под предлогом показать ягоды, которые, якобы, нашла и сомневаќлась в их съедобности, я потащила его на ту кустарником заросшую низинку.
  - Смотри, что я нашла!
  Эд безразлично посмотрел на банку, повертел ее в руках, а поќтом, сильно размахнувшись, запустил ее по дуге.
   - Ты что ничего не понял? - обиделась я, - ведь банка новая, даже не поржавела, ее совсем недавно кто-то уел.
  Эдик посмотрел на меня с удивлением, потом губы его поползли к ушам и он дико захохотал.
   - Ну, Валена, ну, Шерлок-Холмс. Во даешь! Это же Лешка, комик, на днях кухарничал, бросил банку в ведро с бульоном: "для мясного духу, - говорит, - ножом все ведь не выковырнули". Я его потом ругал, что получилось наоборот - банка жиром от шишек покрылась. Поэтому и не поржавела.
   А что я, дуреха, могла сказать?
  
   Ура, ура! Слышу за нами верт прилетел, бегу вещи собирать...Пока, пока!
  
  БЛИЗНЕЦ ИЛИ КЛОН?
  
  Сегодняшний день был особенным, это был его (их) День рождения. Когда-то, чуть ли не полвека назад, он отмечался прибавлением по именинной свечке каждый год. Они тогда с Митей вперегонки неслись к праздничному столу, изо всех своих мальчишеских сил старались передуть друг друга, весело гасили эти знаки своего взросления.
  Но после того, как их число достигло 12, прибавление прекратилось, и традиционный торт "Ленинградский" стал удовлетворяться только двумя свечами. И давно уже он в одиночестве протыкал ими карамельную корку песочного коржа.
  Сегодня вечером, он, старый никому не нужный вдовец, как обычно, в полном одиночестве задует эти два тонкие сиротливые огоньки - печальную память об истекшем времени, растаявших надеждах, об ушедших близких. В прошлом осталось даже былое волонтерство в его Институте, где он проработал более 30 лет.
  Почему-то перед глазами, как и в постоянно повторявшихся снах, возник ушедший из жизни брат Митя, еще тот, давнишний - щуплый коренастый мальчик, его двойник, его двойняшка, его близнец.
  Они были очень похожи друг на друга: по росту и ширине плеч, по соломенному цвету волнистых волос и зеленовато-синих глаз, по неуклюжей какой-то лопоногой походке и даже по имени - оба были в паспорте Дмитриями. Хотя характером, способностями и предпочтениями сильно отличались. Практичного Диму больше интересовали иксы с игреками и вирусы с бактериями, а романтичного Митю - стихи с метафорами и ямбы с хореями.
  Все годы их детства они были неразлучны, вместе ходили в школу, на волейбольную площадку, на каток, сидели за одной партой и подсказывали друг другу на экзаменах по алгебре и литературе. Пока не произошла та ужасная автомобильная катастрофа, когда Мити не стало.
  
  Вдруг зазвонил телефон. "Кто это? - удивился Дима, давно отвыкший от телефонных призывов. - Кому я еще могу быть нужен?"
  Оказалось, что это Кацев, бывший его ученик, ставший теперь в их Институте заведующим лабораторией.
   - Поздравляю, Дмитрий Натанович, с днем рождения, - сказал тот бодрым голосом. - Большое спасибо вам за помощь в применении хромосомной теории наследственности, очень она нам помогает. - Кацев помолчал немного потом проглотил хитринку и добавил: - Но мы без вас и кое-какие другие дела продвигаем. Одно из них вы можете сегодня увидеть у себя дома. Пусть он будет для вас подарком-сюрпризом.
   - Спасибо, спасибо, - поблагодарил Дима, закрыл телефон, постоял в задумчивости, вспоминая свои последние перед уходом на пенсию опыты по генетике, и пошел на кухню. По дороге он в коридоре бросил невзначай взгляд в настенное зеркало. Под тусклым светом бра в нем возникла его старая помятая физиономия с заёмом редких волос на лысине, с темными мешками под глазами и плохо выбритыми щеками.
  Но что это еще за чудо? Его лик был в зеркале не один. Чуть поодаль в полутьме виднелся еще такой же, тоже димин. "Какая-то чертовщина, - сказал он себе. - Наверно, это от утомления двоится в глазах".
  Он закрыл их, подождал минуту потом снова открыл. Ничего в зеркале не изменилось - его портретов по прежнему было два. Дима замотал головой - влево, вправо, вверх, вниз. Но к удивлению увидел, что второе его отражение этих кивков не повторяет и остается неподвижным. Он показал зеркалу свой профиль, помахал несколько раз руками. Результат был тот же.
  Мысли-догадки роем взвились в его голове: "Так, что, может быть, это тот самый подарок к дню рождения, о котором говорил Кацев, - спросил он себя. - Ну, и молодцы, ребята, наконец-то, достигли, смогли, сработали...Вот здорово, вот спасибо!".
  Он повернулся к своему клону, к своей копии
  - Митя, Митя! - закричал он. - Братанчик, дорогой! - В мгновенном порыве он бросился к нему, протянул руки - быстрее обнять, поцеловать, крепко прижаться к теплой мягкой коже брата. Но пальцы свободно вошли в прозрачное тело и прошли насквозь, не встретив, не нащупав, не ощутив ни плеч, ни головы, ни груди, ни спины.
  "Ну, что это такое, что за нелепость! - Дима опустил голову, отвернулся, колючие мелкие слезы защипали под ресницами. - Никакой это не Митя, не клон, а порожняя, пустая оболочка, волновое изображение, цветная картинка. Немая мертвая голография".
  Он достал из буфета бутылку армянского и, не наливая рюмки, глотнул прямо из горла.
  
  СМЕРТЬ ШАХИДА
  
   В один из шумных торговых дней к причалу средиземноморского порта средневековой Аккры подошла двухмачтовая фелюга. На берег спрыгнул приземистый бородач с худеньким мальчуганом, на поясе которого висела длинная плетеная веревка. Другой ее конец был прикреплен к запястью правой руки мужчины.
   В ребенке безошибочно узнавался шахид. Таких в то время много было у султана Фалуджи, где в специальных питомниках выращивали юных смертников. Мальчиков отбирали у матерей, когда они едва начинали ходить, и сразу одевали на них тугие кожаные ошейники с обращенными внутрь металлическими шипами. За любое непослушание надзиратели дергали детей за поводки, и шипы больно кололись. Учили детей только одному - беспрекословному подчинению команде.
   Кормили их впроголодь и, как поощрение, давали по маленькому куску жженного сахара. А целым кульком этой сладости награждались те, кто выполнял какое-нибудь серьезное учебное задание. Например, залезал голым в чан с чуть остывшим кипятком или прокалывал сам себе иголкой ладони. Но вот в жизни каждого из них наступал тот решительный и радостный час, когда с него, наконец, снимали ненавистный ошейник, а длинный поводок переносился к кольцу на поясе, под которым висели мешочки с взрывчаткой, предназначенной для уничтожения очередного врага султаната.
   Какое же задание было у сегодняшнего смертника?
  Поводырь с мальчиком прошли по набережной, потом свернули на ближайшую городскую улицу. Через некоторое время они появились на площади, где стоял цветастый, увешанный персидскими коврами шатер эмира Омана, приехавшего с визитом к правителю Аккры. Ну, конечно, живая бомба предназначалась именно ему.
   Мальчик мелкими перебежками и ползком приблизился к шатру, потом незаметно пробрался внутрь, затем поводок туго натянулся и сразу опустился - это был сигнал готовности. Вслед за этим прятавшийся в соседнем переулке поводырь выбрал слабину веревки, натянул, покачал, а затем сильно дернул. Раздался взрыв, крики, все вокруг погрузилось в огонь, дым и пепел.
   И ребенок отправился туда, где его ждала целая пиала рассыпчатого тающего во рту золотистого жженного сахара.
  
   Нет, не получил мальчик вожделенной сладости, обманули его наставники-поводыри. Взрывная волна подняла в заоблачную высь не только персидские ковры эмира, но и самого шахида, а ветер времени перехватил и перебросил его в другое столетие, в другую эпоху. Увы, зло вездесуще, неиссякаемо, зло вечно.
   Теперь по серому асфальту тротуара шел черноглазый подросток в коротких протертых джинсах с широким кожаным поясом и в выцветшей бейсболке. Он двигался медленно, останавливался возле витрин магазинов, кафе, ресторанов, разглядывал сверкавшие на солнце серебряные графины, фужеры, рюмки. Потом он направился к гудящему разноголосому восточному базару. Наверно, его влекли к себе лотки с орехами и курагой, зефиром и пахлавой. Он пошел было к одному из этих сладких столов, но, увидев приблизившихся с другой стороны солдат в камуфляже, быстро повернул назад.
   Этот шахид ХХ1 века также был на привязи, но совсем другого рода. Его поводырь, усатый крепыш в серой футболке, сидел за столиком возле входа в кафе и потягивал через трубочку коку из бумажного стаканчика. Напротив лежал мобильный телефон - его зеленой кнопке, по-видимому, и надлежало выдернуть чеку взрывателя на поясе мальчугана.
   Но вот что-то изменилось в походке мальчика, ставшей менее шаткой, и его испуганные глаза перестали шарить по сторонам. Куда шел шахид?
   Ну, ясно же - к автобусной остановке. Там, у столба, стояла мамаша с двумя малышами, одного она держала за руку, другой сидел в детской коляске. Рядом на деревянной скамье, сидели две пожилые женщины, у них на коленях стояли большие пластиковые сумки со свесившимися вниз пучками зеленого лука и редиски. Кто из них мог быть вреден кому бы то ни было, почему их следовало уничтожить, чьи они враги?
   Усатый поводырь смертника не ответил бы на этот вопрос, он просто выполнял приказ, данный ему сверху. Отодвинув от себя стаканчик коки, он поднялся со стула и торопливо направился в сторону той же автобусной остановки. В его руках яркой вспышкой сверкнул на солнце мобильник смартфон. А из-за поворота улицы выкатился городской автобус, который медленно подошел к остановке, затормозил, остановился. Задняя дверь открылась, и юркий малец, проскользнув между другими пассажирами, быстро вошел внутрь. Мотор громко заурчал, автобус тронулся места.
   Взрыв прогремел сразу за перекрестком. Выше всего взлетела детская коляска с привязанной к ней малышкой. По счастливой случайности она единственная из всех осталась жива. Возможно, потому, что коляска упала на крышу стоявшего напротив дома. Там же оказалась и сумка с овощами, в ручку которой крепко вцепились пальцы оторванной по локоть руки.
   Черный хвост дыма с обрывками пламени и искрами пепла взметнулся вверх и, превратившись в серое облако, затемнил небо.
   Улетел ли туда насовсем мальчик-шахид или опять не удастся ему поесть небесной сладости и он вернется обратно на землю?
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"