До чего же хочется спать! Особенно с четырёх до пяти, в самый разгар ночной смены. Хоть бы немножечко подремать... Тенью бреду в бытовку. Места между шкафчиками мало, но всё же каким-то чудом вписываюсь, оседаю и засыпаю. И тут же слышу над ухом голос сверловщицы тёти Жени: "Девчаты, подымайтесь! Айда работать!". Она уполномочена всех будить и возвращать к станкам, вот и смотрит, кто пошёл в бытовку и задержался там дольше, чем это надо, чтобы сходить в туалет.
С чугунной головой плетусь к своему токарному станку, старому-престарому, который постоянно ломается. Ближе к концу смены, видимо, всё-таки засыпаю, потому что не могу понять, как у вращающегося шпинделя очутился средний палец левой руки. Успеваю нажать красную кнопку, но по пальцу уже бежит кровь, он раскрывается, как книжка. Боли не чувствую, но понимаю, что случилось что-то нехорошее. Укрываю палец носовым платком и под тревожно-огорчённые возгласы работниц ("в станок попала!") бегу, накинув платок, по территории завода к медпункту. Не чувствую ни боли, ни холода.
Пока обрабатывали рану, говорили, что ноготь на место, наверное, не встанет, а так - всё заживёт до свадьбы. Когда я вернулась в цех, наша смена уже ушла, заступила дневная. И мастер пришёл. Он спросил у меня, как дела, и, глядя в глаза, попросил: "Танюша, пожалуйста, не бери больничный. Приходи каждый день, а мы будем давать тебе лёгкую работу".
"Лёгкая работа" оказалась очень тяжёлой: надо было перевозить большую железную тачку с деталями, собственноручно гружёную. И рейсов было много, и деталей. Сколько раз ушибался мой бедный пальчик! Он постоянно кровоточил и долго не заживал.
Всех студентов, поступивших в 1963 году в Воронежский технологический институт, поделили на два потока: "А" и "Б". В поток "А" входили студенты, не имеющие двух лет рабочего стажа. Ознакомительную практику на заводе "Воронежсельмаш" или на заводе им.Ленина надлежало пройти всем студентам механического факультета "потока А", к которому относилась наша группа М-631.
Но фактически на заводе нас оказалось намного меньше: у некоторых студентов были влиятельные состоятельные родители, которые правдами и неправдами, через врачей или знакомых, смогли оградить своих чад от работы на заводе. "Ограждённые" днём могли хорошо готовиться к занятиям. Остальным надо было зарабатывать на жизнь: в течение первых трёх семестров стипендию не платили.
Работа в механическом цехе сдельная. Я, как ни старалась, заработать больше трёх рублей за смену не могла. Но позже выяснится, что жизнь на стипендию будет ещё скромнее.
Деление студентов на потоки возникло в связи с реформой образования. Эта реформа прокатилась как раз по нам, первоклассникам 1952-54 годов.
По радио стали часто передавать эстрадные миниатюры А.И.Райкина о плохой подготовке молодых инженеров. Мол, государство тратит на их обучение кучу денег, а на заводе беспомощных молодых специалистов начинают заново всему учить. Взрослые поняли, что грядёт реформа образования. Она и грянула в 1958 году лозунгом о "связи школы с жизнью".
Из реферата Юлии Георгиевны Коротяевой "Хрущевская оттепель":
"На основании закона о реформировании средней школы (от 24 декабря 1958 г.), действие которого продолжалось до середины 60-х гг., был завершен переход от семилетнего к восьмилетнему образованию (два дня в неделю школьники должны были работать на производстве). Начальная четырехлетняя школа заменялась трехлетней. Срок обучения в средней школе увеличился с 10 до 11 лет. Выпускники получали вместе с аттестатом зрелости свидетельство о приобретении специальности. Произошли изменения в системе профессионально-технического образования: вместо школ ФЗО, ремесленных и других создавалась сеть профессионально-технических училищ (ПТУ).
Однако перестройка школы, включая производственное обучение, оказалась малоэффективной, снизилась общеобразовательная подготовка школьников. В результате, к 1966 г. школа вернулась к десятилетнему сроку обучения при сохранении восьмилетнего образования как обязательного.
Молодежь с трудовым стажем имела преимущества при зачислении в вузы".http://otherreferats.allbest.ru/culture/00168382_0.html
Любопытна и статья "Образование в эпоху Хрущева" (автор - Лоран Кумель) http://magazines.russ.ru/nz/2003/2/kumel.html
Наш класс стал первым выпускным агадырской школы-одиннадцатилетки. В течение двух лет мы два дня в неделю осваивали профессии, доступные в нашем посёлке. Были экзамены, и каждый получил свидетельство, что профессией овладел. Я стала химиком-лаборантом тепловозного депо. Ни свидетельство, ни обретённые навыки за всю жизнь так и не пригодились.
Забегая вперёд, скажу, что учёба в течение этих трёх вечерних семестров вспоминается как кошмарный сон. Какое уж тут качество! Одна мысль: только бы не отчислили. После первой же сессии наша группа потеряла одиннадцать (!) человек.
Для практикантов на заводе организовали единственную лекцию о заводе "Воронежсельмаш". На карте мира от Воронежа были нарисованы стрелки до городов-потребителей сельскохозяйственных машин. Стрелки иногда далеко выходили за границы СССР. При обработке деталей я обратила внимание, что одни детали были грубого литья и окрашены суриком, а другие - гладкие, изящные - серебряной краской. Говорили, что красные - для машин, которые будут работать на полях нашей страны, а серебряные - на экспорт. На лекции выяснилось, что пока машины, детали которых были окрашены суриком, на открытых железнодорожных платформах проезжали по жарким странам, москиты съедали всю краску. И от потребителей летели рекламации: почему машины не окрашены? Больше из этой лекции не запомнилось ничего.
Когда мы наконец стали учиться днём, наши сверстники из потока "Б" были в институте уже своими, а мы, переростки по сравнению с первокурсниками, долгое время сторонились общественной жизни. И обучение моё стало на два с половиной года дольше, чем могло быть (лишний год в школе да полтора в институте).
Мне представляется, что подход к организации ознакомительной практики был формальным. На все три семестра студентов привязали к самой низкой ступени производства. Куда эффективнее было бы организовать небольшие группы студентов до пяти человек. В каждом цехе выделить ответственного специалиста. Группу в течение недели-двух под руководством этого специалиста знакомить с работой цеха, давать ребятам поручения, связанные с будущей профессией, озадачивая практикантов, чтобы на занятиях они получали знания не впрок, а осмысленно. Потом эту группу переводить в другие цеха. Тогда в результате ознакомительной практики студенты смогли бы узнать всё производство.
Руководство завода "Воронежсельмаш", принимая нас учениками токаря, тоже, видимо, радости большой не испытывало. Во всяком случае, препятствий студентам, желающим "открепиться", не чинило. На студентов, скорее всего, давали план, а кто их знает, как они ещё работать будут?
Мастера думали: неужели давать студентам приличные станки? Своим-то хороших станков не хватает. Разве справедливо отдать нормальную технику практикантам, которые институт окончат, станут инженерами, будут ходить в чистом, а старым работникам хороших станков так и не видать? Вся жизнь их с молодости связана с этим заводом. И ничего другого не будет до самой пенсии.
Свои права старые рабочие, как умеют, защищают. Бывает, придёт на завод новенький. Войдёт в ритм, в передовики выбьется. И тут же поодаль появится стайка девчонок из отдела главного технолога. Встанут они в сторонке и будут незаметно делать у новичка хронометраж: сколько времени в среднем идёт на одну деталь. А старые рабочие, тоже незаметно, постараются этого передовика предупредить: "не частИ, работай помедленнее, а то срежут". И в самом деле: после тайного хронометража стоимость обработки деталей всегда уменьшалась.
Двое парнишек, Паша Широбоков и Саша Шаламов, придумали устройство, ускоряющее процесс обработки шестерёнок. Им, колдующим над своим устройством, бывалые говорили: "Зря стараетесь. Ничего хорошего из этого не выйдет". Но ребята добились-таки результата. И что? Их сфотографировали, повесили на доску почёта, прикололи на стенд фотографию "рабочего момента", выписали копеечную премию. Их метод на всех станках никто внедрять не собирался. Обработка этой детали сразу подешевела, а ребятам заводчане долго пеняли, что "сильно умные".
"Инициаторами составления планов использования личных резервов на заводе выступили комсомольцы А.Шаламов и П.Широбоков. Используя личные резервы, за год производительность труда каждого из них возрастёт на 20 %"
Эта фотография висела на стенде. Какой-то шутник дописал единичку и получилось " на 120%".
Работали мы по чугуну, крошащемуся, пыльному, моментально оседающему на "усах", руках и спецодежде. Выдали мне куртку и штаны. Централизованная стирка спецовок не предполагалась, а потому в свой единственный выходной я полдня стирала в бытовой комнате общежития эту залоснившуюся спецовку, подогревая воду в общественном чайнике, а потом долго отмывая тазик, единственный на комнату из пяти человек.
Наспех отмывшись в душе после дневной смены, спешили домой. Едва-едва просмотрев учебники, а то и нет, к 6-30 бежали в институт, занимались там до 10-30 вечера. Никого из других групп не встречали. Сказывалась дневная усталость. Навязчивой дремоте способствовало и тусклое освещение аудиторий: видно, экономили электричество. Группа наша сближаться не спешила: уставшим за день было не до общения. После института, наскоро поужинав, я с учебниками уходила в бытовую комнату: наши девочки - они были "на дневном" - уже ложились спать. Настольных ламп не было, только единственная лампочка без абажура висела над столом. В бытовке, где висело бельё, я сидела на одном стуле, другой служил столом.
А утром - снова на работу. Благо, трамвайная остановка рядом. Ехать остановок шесть без пересадки.
Часто бывало, что Володя, наш мастер, человек огромного роста и обаяния, ласково глядя в глаза, просил выйти в ночную смену. Он говорил, что вечером из литейного цеха привезут шестерёнки, а утром они должны быть готовы. И забывалось, что в договоре между заводом и институтом ночные смены не предполагались, и что мой режим дня, и так не самый удобный, ломается.
Спать хотелось всегда.
Но и хорошего много было на заводе.
Прежде всего - родной, с детства знакомый запах: Мама большую часть жизни проработала токарем. И мне приятно было приобщиться к её делу. Мама тоже стирала свою спецовку дома, в корыте, на стиральной доске.
Из-за маминой профессии мне как-то сразу пришлись по душе заводчане, работающие неподалёку. Проходя мимо моего станка, они или сочувствовали, когда у меня было плохое настроение - "не ладится?", или с улыбкой поднимали большой палец: мол, "всё прекрасно!", когда дела у меня шли хорошо. Я впервые надолго уехала от родных, и меня тянуло к старшим.
Так приятно вспомнить весёлого пожилого настройщика станков дядю Васю, носившего очки с толстыми стёклами; инструментальщицу-заточницу тётю Валю, которая оказалась мамой Павлика Широбокова, моего наставника.
Тётя Валя и дядя Вася на общих перекурах весело друг друга подкалывали, все смеялись, и было мне тепло и уютно рядом с этими добрыми людьми.
Мы подружились с Люсей Федосеевой, девушкой из нашей группы. Общаться с ней было легко и приятно. Люся работала на сверлильном полуавтомате. Её наставницей была та самая сверловщица тётя Женя.
Вспоминаю бывшего, а может, и будущего студента Володю с пшеничными усами, философски рассуждающего о жизни. Весёлым его мы с Люсей никогда не видели. На наши оптимистичные сентенции Володя находил множество пессимистичных опровержений: был, видимо, у него в это время не самый лучший период.
Вспоминаю хохотушку-учётчицу Раю, то и дело приносящую газеты и журналы с любопытными статьями, которые мы читали на перекурах.
Наша ознакомительная практика, при всех её недостатках, думаю, помогла мне в будущем увереннее справляться с трудностями, никакой работы не бояться и верить, что хороших людей всё равно больше.
Вечера перед новым 1964 годом были и на заводе, и в институте.
Новогодний вечер на заводе очень понравился: там мы стали уже своими. Ничего не вспоминается, кроме тёплой, сердечной обстановки и гирлянд из белой бумаги. Другое дело в институте, где нас никто не ждал. Запомнились чопорные, хорошо одетые незнакомые девушки и юноши. Ребята из нашей группы, которых мы изредка видели в цехе, на праздники разъехались по домам. Посмотрели мы с Люсей на ёлку, поскучали немного, да и ушли.
Поезд Москва-Воронеж пришёл к месту назначения пасмурным утром 25 августа 1963 года. После просторной, зелёной, солнечной Алма-Аты вид города с привокзальной площади обрадовал не очень.
Ещё в поезде мне сказали, что общежитие ВТИ совсем рядом. Я не стала сдавать в камеру хранения свой фанерный чемодан, обтянутый синей "кожей" с блестящими спрямляющими накладками на углах, и бодро потопала по улице Кольцовской.
Голова была полна вчерашним днём: первым в жизни полётом на самолёте, большой радостной прогулкой по Москве: поезд в Воронеж уходил поздно вечером.
На московском перроне в ожидании поезда на моей скамейке разместились артисты, "Маленькие звёзды цирка", и даже со мной разговорились. Лилипутов я видела впервые. Они сами мне рассказали, что родители у них нормального роста, что в любой семье может родиться ребёнок, который в какой-то момент прекращает расти. Видно было, что живут они парами. Узнав, что сижу я давно, что мой поезд ещё не скоро, спросили, почему я не иду в ресторан, а коротаю время на лавочке: "Там можно хорошо провести время". Я любовалась их крошечной обувью и одеждой, нежностью влюблённых, которой они не скрывали. Вскоре объявили посадку на их поезд, и "маленькие звёзды" упорхнули.
В полумраке общего вагона жители окрестных сёл вспоминали, как тяжело было в этих краях в годы войны, рассказывали об оккупации, о партизанских отрядах, в которых им приходилось бывать. Речь их была певучей, букву "г" они произносили мягко.
Существование моё омрачало чувство вины перед родными: не подумав, поступила учиться в далёкий город. Добираться надо больше трёх суток с пересадкой в Москве. Это стоит немалых денег. Да ещё и задолжала родственникам целых 65 рублей. Долги у нас никогда не приветствовались. Я написала домой, что одолжила денег у Калининых, но страшную сумму утаила. Валентина Сергеевна Калинина сказала, что у будущих инженеров стипендия большая, и что дадут её уже третьего сентября. И я подумала: буду возвращать им долг со стипендии, с первой же и начну. У меня оставалось десять рублей: билет на самолёт стоил 48 рублей, на поезд - семь. Мои собственные гроши ушли на перекусы в Москве.
Серое пятиэтажное общежитие и в самом деле оказалось рядом. Но выяснилось, что надо сначала сходить в институт за направлением. "А чемодан с собой берите, сейчас тут много народу всякого ходит". До института меня вызвалась проводить очаровательная пара, которая гуляла невдалеке. Как я узнала позже, это был комсорг института Володя Добромиров и его будущая жена - красавица Валя Чирвон. Володя тут же взял мой чемодан. Я шла, огорчаясь грохоту пуговиц моих парусиновых туфель-лодочек, которые в поезде в очередной раз накрасила зубным порошком.
Брата Вали Чирвон, Толика, тоже студента ВТИ, я увижу и после института: он женится на карагандинке, нашей же студентке, Любочке Юшкиной. Она, как и я, была направлена из Казахстана. Училась сначала в группе М-645, потом, после второго курса, перевелась на химфак, в группу Х-656 на специальность "технология резины". Свадьба Любы и Толи состоится 30 июня 1967 в 104-й комнате нашего общежития.
С этой симпатичной четой мы встретимся в начале 70-х в их карагандинской квартире на бульваре Мира. Там я увижу их первенца, годовалого Игорька. Потом будет приятная неожиданная встреча в Анапе в 1983 году. И совсем недавно, в феврале 2014 года, мы с Любочкой найдём друг друга в Интернете.
1. Толя Чирвон. 2. Свадебная - 30 июня 1967 года.
Фамилия и род занятий Володе Добромирову как нельзя более подходили: очень доброжелательный, оптимистичный, улыбчивый, готовый помочь. Комсоргов я представляла себе именно такими. По дороге он с азартом рассказал, что в нашем институте есть художественная самодеятельность, фотокружок, турклуб, спортивные секции. Вдоль красивой чугунной решётки Первомайского сада мы повернули на проспект Революции. Вот где начинался настоящий город - большой, зелёный, красивый!
Справа виднелось здание Управления Юго-Восточной железной дороги, со шпилем, напоминающим башни московского Кремля. А главный корпус нашего института, в доме 19, оказался старинным красивым зданием.
Облик здания Управления Юго-Восточной железной дороги с тех времён изменился. Фото из Интернета.
На ступеньках Володю окликнул высокий полноватый человек, который спросил, глядя на меня, не баскетболистку ли он ведёт? Это был тренер баскетбольной команды, преподаватель по прозвищу "Боб".
В комнате, куда меня привели, было тесно от новоиспечённых студентов. Все надеялись получить направление в общежитие, но многим отказывали. Я было загрустила. Однако моя алма-атинская справка оказалась просто волшебной: мне велели заплатить 4 рубля 50 копеек за месяц и идти оформляться. Потом надо было пройти ещё санпропускник, где прожаривалась одежда и специфическим дустовым мылом смывались предполагаемые вши.
Воронежский технологический институт возник в 1930 году на основе технологического факультета Воронежского сельскохозяйственного института и назывался Воронежским институтом пищевой промышленности (ВИППП). В 1932 году высшее учебное заведение было переименовано в Воронежский химическо-технологический институт (ВХТИ). Во время Великой Отечественной войны в 1942-1943 годы институт был эвакуирован в город Бийск, откуда был возвращён в Воронеж в 1944 году. Но 1947 году он был переведён в Ленинград, где получил новое название - Ленинградский технологический институт пищевой промышленности (ЛТИПП). После возвращения в 1959 году в Воронеж он был преобразован в Воронежский технологический институт (ВТИ). В 1994 году ВТИ получает статус академии.
Есть и продолжение истории вуза: "В 2011 году вуз получает статус университета и название: Воро́нежский госуда́рственный университе́т инжене́рных техноло́гий (аббревиатура ВГУИТ)" (Википедия).
В 1963 году наш институт помещался в нескольких корпусах. Студентам химических специальностей нужно было ездить на левый берег реки Воронеж, а у нас, механиков, было три корпуса: главный, где я уже была; рядом с ним, через сад - дополнительное, только что отстроенное четырёхэтажное здание из стекла и бетона - огромное, светлое. "В сентябре 1962 года на углу проспекта Революции и улицы Степана Разина, на месте взорванного фашистами во время Великой Отечественной войны Дворца пионеров, было закончено строительство нового корпуса Воронежского технологического института. "Историческая хроника". http://www.voronezh-city.ru/mat/history.doc
1. Новый корпус института. 2. Напротив входа в новое здание института. 3. В Первомайском саду.
И ещё одно здание, где у нас проходили занятия - на улице Средне-Московской. Там располагались кафедры черчения, начертательной геометрии и технологии металлов.
Здание главного корпуса, оказывается, раньше было театром, потом - престижной мужской гимназией, основанной в 1859 году. Сложено оно из красного кирпича с белой отделкой, очень нарядное. "В гимназии были отличные учителя, и выпускники её попадали в столичные вузы. Директорами становились лучшие люди города, имевшие высокий чин. Из стен этого здания выходили учёные, деятели культуры, философы, писатели, журналисты". http://www.101hotels.ru/main/cities/Voronej/points
В новое здание из стекла и бетона позже к нам придут архитекторы и расскажут о редких, новых цветовых решениях - на потолках каждая железобетонная плита перекрытия покрашена в чередующиеся цвета - голубой, жёлтый, розовый. "Где вы видели, - скажут архитекторы, - чтобы двери были жёлтыми? Всё это сделано для лучшего восприятия материала студентами. Так посоветовали психологи".
Общежитие наше - на улице Кольцовской, 3. К нему углом примыкает общежитие Университета с овощным магазином на первом этаже. Фрукты сравнительно дешёвые. Картошка есть всегда (по 12 копеек за килограмм). Яблоки - от 22 до 32 копеек, помидоры - 25 копеек. Есть и удивительно вкусная квашеная капуста "Провансаль" с клюквой, по 23 копейки, а обычная - по 12 копеек. Впервые я увидела красные солёные помидоры: в нашем посёлке их продавали только зелёными. Удивили сушёные яблоки - нежные, с белой тонкой мякотью, совершенно без серединок, по 16 копеек за килограмм.
Вид из окна общежития на улицу.
В общежитии - коридорная система. На каждом из пяти этажей в длинный коридор смотрели торцевые окна, которые только и служили освещением. Комнаты располагались напротив друг друга. В обоих концах каждого коридора - туалеты, бытовые комнаты для умывания, стирки и сушки белья, кухни с рядами газовых плит и раковиной. Душ - на первом этаже, один на всё общежитие. Пока я училась, не было случая, когда бы он работал. Мылись мы в бане, ездили туда на трамвае.
На первом этаже общежития, рядом с фойе, в комнате отдыха, стояло пианино. И все, кто хотел, мог вспоминать то, что когда-то выучил. О пианино я мечтала всегда. Я ходила мимо него, как мимо волшебного инструмента, который не для меня. Тоня Морозова, однокурсница, дала мне ноты "Детского альбома" П.И.Чайковского и посоветовала выучить пьесу "Болезнь куклы". Нот я не знала, считала их вверх и вниз от ноты "до", а потому успехов у меня никаких не случилось. Инструмент, который вдруг стал доступным, оказался чужим: мне стыдно было извлекать звуки изредка и несвязно: в фойе всегда кто-нибудь кого-нибудь ждал, а на вахте сидел дежурный.
В той же комнате, в большом железном ящике с амбарным замком, находился чёрно-белый телевизор. Ключ был у председателя студсовета. В комнате стояли ряды стульев, сбитые по нескольку штук. Телевизор включали, когда передавали только что народившийся КВН, "Голубой огонёк" или транслировали спортивные соревнования. Места занимали заранее. Председатель студсовета важно открывал ящик, доставал "усы" антенны и долго их устанавливал, чтобы хоть что-то было видно. В ящике не была предусмотрена вентиляция, а потому телевизор часто ломался.
На этом же первом этаже находилась комната для подготовки к занятиям. Там стояли столы и стулья. Она была отделена от коридора фанерной перегородкой. В этой комнате проходили "комсомольские" свадьбы: каждый гость сдавал по пять рублей. На эти деньги закупали продукты, сами готовили праздничные блюда и украшали длинные столы. Здесь же ставили и новогодние ёлки.
Приглашения на свадьбу: 1.Толи Герусова и Зои (училась на техфаке) 11 ноября 1967 года. 2. Любы Глуховой и Славы Фёдорова 19 октября 1968 года.
В каждой жилой комнате, такой тесной, что проходить между столом и кроватями можно было только боком, предусматривались: шифоньер, стол, пять кроватей, пять тумбочек, пять стульев. На окнах занавески, скатерть и графин на столе, репродуктор. А ещё на комнату выдавали большой чайник и оцинкованный тазик. По прошествии многих лет я прикинула площадь этих комнат. На пять персон получалось шесть метров в длину и четыре - в ширину.
В комнате 133 на пятом этаже уже поселилась Наташа Ланкина. Для неё этот институт - тоже внереспубликанский. Только Наташа - будущий механик-химик, а я - механик-пищевик. Приехала она из Эстонии. У Наташи - нежнейшая кожа, абсолютный слух. Наташа раньше пела в академическом хоре. Вместе с родителями-врачами и сестрой жили они в Таллине на улице Эхитаяте. У Наташи уже было два года производственного стажа. Мы оказались интересны друг другу и проговорили почти всю ночь.
Наташа рассказала, что семья её мамы жила в Амурской области. Дедушка (по маме) служил ещё в царской армии, в Харбине, потом работал на железной дороге. В родительском доме у Наташиной мамы оставались три её сестры, когда она после окончания медицинского института уехала работать в Читу по направлению.Там познакомилась с папой, тоже врачом, родом из Татарии. У него было две сестры и брат.
Вскоре началась война, и обоих супругов направили на фронт. В конце 1942 года должна была появиться Наташа, и папа отвёз беременную маму к своим сёстрам в Татарию, в Зеленодольск. Как вспоминает мама, это было холодное и голодное время.
Когда война закончилась, папу, как военного, направили служить в Германию, а мамина младшая сестра с Наташиной бабушкой тоже переехали жить в Зеленодольск. На Дальнем Востоке оставались ещё две сестры, у них уже были семьи.
А у Наташиного папы брат и одна из сестёр умерли ещё до Наташиного рождения, и осталась только сестра Анна, да дочь её, Таня Пашина (1939 или 1940 года рождения). С ними Ланкины всегда поддерживали отношения.
Говорили мы с Наташей и о книгах, и о музыке, и о фильмах, и о смысле жизни...
Назавтра всех, кто уже приехал, отправили на Центральный стадион профсоюзов "Труд" рвать траву. Мы с Наташей держались вместе.
Потом в нашей комнате поселились студентки-технологи постарше: Соня Русских из Кировской области и Женя Грищенко из Курской. Они были однокурсницами и дружили.
Пятой стала Люся Мартышева. Постарше нас, может, не столько возрастом, сколько социально. Известный литературовед Ирина Дмитриевна Прохорова тембром голоса, манерой держаться и удивительным смехом напоминает мне нашу обаятельную Люсю. Рядом с ней было легко и спокойно. А как она умела угощать!
В общежитии Люся не задержалась: вскоре её нашёл старый знакомый, коренной воронежец. Они поженились, и после свадьбы мы несколько раз их навещали, да и Люся прибегала к нам.
А свободную кровать заняла Света Мусина из нашей группы. О ней - ниже.
Мы с Наташей Ланкиной часто гуляли - узнавали новые и новые улицы Воронежа. Ходили в театры, на концерты. Набрели на Музей изобразительных искусств. Он располагается в старинном красивом здании, недалеко от нас. Все годы учёбы я ходила туда. Город нравился всё больше.
Свои слабенькие фотографии я решила заменить этими красочными, взятыми с сайта "Достопримечательности Воронежа". На этом сайте есть краткое описание зданий.
http://www.101hotels.ru/main/cities/Voronej/points
1. Художественный музей им. И.Н. Крамского, Воронеж, пр. Революции, д. 18. 2. Памятник Петру I, Воронеж, Петровский сквер. Но здания я не помню.
1. Утюжок, Воронеж, пр. Революции, д. 58. 2.Театр оперы и балета, (мы знали его как "Музыкальный театр"), Воронеж, пл. Ленина, д. 7.
1. Здание областного совета профсоюзов, Воронеж, пл. Ленина, д. 8. 2. Городской Зимний театр (мы знали его как "Драматический театр имени Кольцова"), Воронеж, пр. Революции, д. 55.
1. Воронежский областной краеведческий музей, Воронеж, ул. Плехановская, д. 29. 2. Каменный мост, Воронеж, ул. Орджоникидзе.
Однажды вплотную подошли к старенькой церквушке, купола которой были видны из окна нашей комнаты. Меня поразило, что в церквушке живут люди: там сушилось бельё, много детского. А по стенам змеились угрожающие трещины.
1. Вид из окна комнаты. 2. Не могу вспомнить, кажется, это место где-то недалеко от вокзала.
Война не позволяла забывать о себе надписями на заборах, проступавшими сквозь краску: "Эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле". "Проверено. Мин нет". И подпись внизу.
Мы с Наташей на прогулке.
Ближе к Новому году в нашу комнату стал приходить высокий красивый юноша - Лёша Цюцюра, тоже студент нашего института.
Он подрабатывал корреспондентом в какой-то воронежской газете, и на плече его часто висел тяжёлый катушечный диктофон. Лёша всех нас очаровал: всем делал комплименты, восхищался нашими несуществующими кулинарными способностями: "Вот где жёны куются!". Побывал он и на заводе "Воронежсельмаш". "По знакомству" написал о Павлике Широбокове большую статью. Я в ней оказалась тоже - в качестве ученицы героя.
Весной 1964 года Лёша с Наташей поженились и уехали в Таллин. Наташа писала мне и в Воронеж, и в Караганду. Как родился у них сын, Саша, как подрастал. Интересно, кем стал он теперь?
Однажды, в начале 80-х, у меня появилась возможность побывать в Таллине в командировке. Я написала об этом Наташе, она ответила, что с нетерпением ждёт. Но, к моей величайшей досаде и огорчению, перед самой поездкой у меня заболела дочь. Командировку пришлось отменить. Я с сожалением написала об этом Наташе. И она перестала мне писать.
С деньгами у меня просто катастрофа была: нужно купить тетради, логарифмическую линейку, готовальню, учебники, которые в библиотеке давали один на пятерых, авторучку, чернила к ней. Да и питаться как-то надо было.
Шло время, а писем из дома не было. Каждый день я подходила в общежитии к ящичку на стене, в котором ячейки соответствовали буквам алфавита. Я писала домой, что нужна справка о совокупном семейном доходе на предмет выдачи мне стипендии; нужна учётная комсомольская карточка, справка из поселкового совета о составе семьи, свидетельство о том, что из Агадыря меня выписали - для временной прописки в Воронеже.
Пошли дожди. Стало холодать. Беленькие мои туфли совсем расклеились. В Алма-Ате летом тёплая одежда не нужна - у меня её и не было. Требовалась мне и спортивная форма - будет физкультура. Пишу, прошу, а ответа нет. Соскучилась, нахолодалась, наголодалась. Настроение - хуже некуда. Значит, мои домашние осуждают меня, потому и не пишут. Они, конечно же, правы...
Хотела я не хотела, а новые долги сделать пришлось. Считала каждую копеечку. Постоянно была голодна, от этого кружилась голова. А стипендию, 35 рублей, дадут только 24 сентября...
Оказалось, мои родные писали на Институт. Там, оказывается, тоже был на стене такой же ящичек! Получив моё письмо с адресом общежития, Мама тут же вызвала меня на переговоры. На телефонную станцию мы пошли с Наташей.
Мама устранила все мои беды: сказала, что все рады моему поступлению, что она связалась с Калиниными и ужаснулась, узнав, как мало у меня денег. А долг в Алма-Ату она уже выслала и отправила мне телеграфный перевод на 30 рублей, а в конце сентября она навестит меня в Воронеже.
.
Я увижу Маму! Мы не виделись с начала июля.
Сразу нашлись все необходимые документы, и наконец-то появились деньги! Я расплатилась с долгами, стала лучше питаться. И сразу же отремонтировала свой фотоаппаратик "Смена-2".
Потом пришла посылка с тёплыми вещами, мукой, макаронами, сухим молоком и сахаром. Тётя Маруся Чубенко сшила мне брючки для физкультуры. Получила я письма из Агадыря и Алма-Аты.
Мама приехала, и у меня наступил праздник. Мы гуляли по городу, ходили в театры, в музыкальный и драматический. Мама и там старалась меня угостить: в первый раз в жизни я попробовала бутерброд с чёрной паюсной икрой в театральном буфете. Погостила Мама около недели.
Посылки и денежные переводы из дома стали регулярными.
А в Агадыре планировался переезд на Урал с моим последующим переводом в Свердловск. Мама писала, что дом продать очень трудно: русским не нравилось, что дом далеко от центра, да и крыша плоская, глиняная. А казахам претило, что в сараях когда-то выращивали свиней. Забегая вперёд, скажу, что переезд состоится только в 1969 году и не на Урал, а ко мне, в Караганду.
Мы, студенты потока "А", один только сентябрь побыли настоящими студентами. Поток "Б" тем временем отправили в совхоз на уборку картошки.
Начались первые лекции, первые практические занятия. В новом корпусе института, у самого Петровского спуска, на четвёртом этаже, была библиотека с читальным залом. Мы ходили туда со списками рекомендованной литературы. Статная библиотекарша с высоко подколотыми волосами цвета красного дерева, даже не посмотрев мой список учебников по физике, посоветовала: "Возьмите "Физику твёрдого тела" Сахарова. Книга хоть и толстая, но всё в ней расписано до мелочей". И действительно, учебник оказался на редкость простым и понятным. Автор, Д.И.Сахаров - отец того самого академика Андрея Дмитриевича Сахарова, который в то время был в опале. Автоматически опала распространилась и на его отца. Этот учебник с благодарностью вспоминала не только я, но и все те, кому его тайно порекомендовали.