на ступенях Успенского храма сидел нищий, оперевшись на костыль. фигурою он был похож на лесную корягу - так же скрючен. замотан был в старую пуховую шаль. октябрь был холоден, но сдержанно сух. а лицо нищего, будто выжженное палящим солнцем, было сморщенно и черно как бородинский хлеб. с особой точностью годы вытачивали на его лице морщинки, будто реки, прокладывающие себе путь. глаза же нищего, наоборот, были ясны. словно у младенца. цвета холодного бледно голубого октябрьского неба. и на мир они смотрели так же, с той же чистотой. через призму прозрачного стекла детской души и невесомую паутину жизни.
перед нищим лежала потрепанная, изъеденная молью шляпа. редкие прохожие скидывали в нее медные копейки. глаза нищего с благодарностью смотрели на каждого подающего. после чего он подолгу крестился и смотрел в небо на стаи пролетающих птиц или на холодное полуденное солнце, заливавшее из последних сил купола и площадь перед храмом.
мимо нищего проезжали повозки, проходили усатые дворники, надменные дамы и суетливые господа, рабочие и интеллигенты, гувернеры и посудомойки. ветер гонял опавшие листья, голуби клевали рассыпанное кем-то пшено...
иногда нищий начинал протяжно завывать:
- любви милосердный Податель, на Твой алтарь мы приносим все, что имеем, все, что Ты даровал нам навеки, Боже...
после чего долго крестился и кланялся воротам храма.
в один такой момент к нищему подошел маленький плачущий мальчик лет 4х, который, капризничая, убежал от родителей, и удивленно остановился перед поющим нищим. голос нищего был трескуч, как березовые поленья в печи, но нежен, как весенний ручей. мальчик стоял и слушал нищего, размазывая по лицу слезы. когда же нищий окончил петь и креститься и сел на ступени, мальчик подошел к нему и положил свою голову на колени к нищему. тот перекрестил его своей черной ладонью с обломанными ногтями и обнял за плечи.
кто-то из прохожих подал нищему кусок хлеба, он разломил его на части и отдал было половину мальчику. но мальчик уже крепко спал, оберегаемый нищим, холодным солнцем и куполами Успенского храма...
...я вытряхнул из трубки истлевший табак, приподнял ворот пальто и отправился в дом, чтоб поскорее записать увиденное.