Он остановил мотоцикл на вершине их с Сашкой Тарзаньего Холма. "Тарзаньим" они называли его потому, что на могучей ветке столетнего дуба, растущего на вершине холма, они устроили тарзанку и целыми днями, бывало, пока ещё могли держаться руки, взлетали над обрывом кручи, над корявыми, как чудилось, живыми корнями дерева, над всем недалёким отсюда городом и, казалось, даже над Землёй. А когда за поручни "тарзанки" бралась Алёнка по прозвищу "Солнышко" - их лучшая подружка, такая же бесшабашная и безбашенная, как и Андрей с Сашкой, они пели детскую считалочку:

Солнышко, Солнышко,

Полети на небо -

Там твои детки

Кушают конфетки.

Давно это было...

... Сашка был здесь. Он сидел под деревом и, казалось, спал. В руке его был нож. А когда Андрей подбежал к своему другу и хотел растормошить, то понял, что опоздал. Сашку уже не разбудишь. На коре дерева рядом с нацарапанной ещё двадцать лет назад датой, когда они разъезжались в разные стороны из своего маленького шахтёрского городка, была выцарапана новая. Сегодняшняя. День конца света. Хотя, какого там "конца"! Апокалипсис наступил три дня назад. Или раньше? Тогда, когда поняли, что...

То, о чём предупреждали астрономы и что мусолили в разных фантастических фильмах, всё-таки произошло. Громадная не то комета, не то астероид - размером с Луну - приближался к Солнечной Системе.

И зря учёные доказывали, что Земле ничего не грозит, что на пути у блуждающей планеты, которую тут же обозвали "Летучий голландец", как раз Юпитер, а не Земля, панику, охватившую всё человечество, смогла унять только трансляция "онлайн" момента столкновения "Голландца" с Юпитером. Вернее, не с самой громадной планетой, а с одним из её спутников. Телескоп "Хаббл" тогда чуть не сломался, транслируя каждые три секунды очередной снимок галактической катастрофы. Да, пару миллионов километров вбок - и история человечества повернула бы совсем на иную дорожку. Но, видать, не судьба.

Ликование охватило всё человечество. Спасены! - неслось с каждого телеэкрана. Пока кто - то (и дёрнул же его чёрт за язык!) в прямом эфире какого-то телемоста не задал учёным вопрос - а что же стало с осколками "Голландца"? Ведь видно было, что он хоть и раскололся, но полёт свой не прервал. Общественность потребовала ответа. Учёные молчали или давали совсем уж невразумительные ответы. Но вот какие - то доморощенные умники с телескопами и компьютерами сумели рассчитать траекторию наибольших обломков "Голландца". Один из них, размером с пол - Луны, должен был столкнуться с Землёй. Что произойдёт дальше - понимали все. Люди всё ещё верили в то, что же уничтожило динозавров.

Это было неделю назад...

... Андрей сидел на краю обрыва под "тарзанкой". Прочнейший кабель не поддался давлению времени. Только поперечины, за которую хваталась их неразлучная когда-то троица, теперь не было, и "тарзанка" напоминала теперь виселицу. Андрей невесело усмехнулся. Может, не стоит ждать ещё... три часа, а вот так вот сразу. Рядом с Сашкой. Алёнки он уже не дождётся. Она, наверное, там, вместе со всеми, в гигантской братской могиле...

С хрипом и скрежетом сквозь шум помех пробился голос:

- ... Диджей Армагеддон снова с вами, последние из могикан. А куда ж я денусь? - диджей закашлялся. Андрей искренне обрадовался хрипу радиоприёмника, встроенного в его "ИЖ". Непонятно было, как смог уцелеть этот человек, как смогло уцелеть оборудование и откуда у него было электричество, но сквозь жуткие помехи пробивающиеся звуки всё же заставляли его верить, что он не последний на этой планете. - Я тут смотрю на счётчик Гейгера. Ребята! Новости у меня хреновые - счётчик не то, что зашкаливает, он говорит мне, что я уже мёртв. Но я ещё побрыкаюсь. Встретим Апокалипсис вместе! До него осталось меньше трёх часов! Живём, братва! - и из приёмника загрохотали барабанами AC/DC, но тут вновь всё смыла волна помех.

А мысли Андрея вновь скользнули на три дня назад.

Трудно описать, что творилось тогда с миром. Он рушился не то что со скоростью локомотива, а буквально на глазах. Толпы осаждали церкви, секты обильно собирали новую паству, и нередко можно было увидеть очередной пылающий небоскрёб, сжигающий в своей утробе сотни, а то и тысячи сектантов - камикадзе. Трупы самоубийц не успевали убирать с мостовых, везде гуляли бунты, магазины громились беспрестанно. Самые богатые ринулись к существующим космодромам, откуда собирались стартовать последние в истории корабли. Кто-то уходил в веру, в смирение и покаяние, но большинство подчинились лозунгу "а гори оно всё синим пламенем!"

Тогда Андрей наконец простился со всеми сослуживцами и друзьями и собрался в дорогу. Конец мира он решил встретить в кругу семьи. До родного города было что-то около тысячи километров - для его "ИЖ"а десять часов пути. И он рванул в ночь. Дорога растянулась на три дня...

... У кого первого не выдержали нервы - уже не разберёшь. Да и неважно. Как? Пусть конец мира - а наши враги? С ними - то что? Простить им их ошибки? И что, ядерное оружие, которое копилось десятилетиями, так и сгорит, неиспользуемое?

И три дня назад разверзся ад...

... Андрей вновь согнулся от жуткой боли, мгновенно пронзившей его тело от пяток до макушки. Непонятные приступы неизвестно чего кромсали его на части. Ушло... Долго ли он протерпит ещё? Ну хоть ещё три часа. Ну пожалуйста!

Непонятный звук привлёк его внимание. Он оглянулся и встретился взглядом с глазами овчарки. Откуда она здесь? У меня что, уже галлюцинации? Но нет. Собака, дрожа всем телом, слезящимися глазами смотрела прямо на него. Обрывок цепи прямо от ошейника волочился по траве. Он то ли поскуливала от боли, то ли пыталась сказать: "Человек, не прогоняй меня. Я такая же одинокая, как и ты". И Андрей, порывшись в заплечном рюкзачке, вытащил упаковку сосисок, которую он вместе с "минералкой" и пивом взял в разгромленном придорожном кафе три часа назад. Бросил сосиску собаке. Та проглотила не задумываясь. Вскоре вся упаковка исчезла в пасти горемычной собаки. Она, шатаясь, подошла к человеку и, благодарно ткнувшись сухим горячим носом в руку, улеглась рядом. Андрей машинально опустил руку на голову животного, наверное, единственного живого существа на многие километры вокруг.

- Ну что, друг, встретим новый мир вместе?

Овчарка тяжело махнула хвостом.

... Он на рассвете так и не пришёл в себя. Ночь превратилась в день от рвущихся невдалеке ядерных ракет. Его счастье, что первая вспышка была со спины и он, скатившись в кювет, лежал, вжавшись в трясущуюся от страха землю, крепко зажмурив глаза. И всё равно вспышки слепили. Две, три, четыре... А взрывов было всего два. Значит, вместе с ядерным арсеналом спешили опорожнить и бактериологические, и химические запасы.

А к утру всё закончилось. Нет, где-то ещё, наверное, рвались бомбы - земля всё ещё дрожала. А может, и ракеты просто посылать было уже некому.

Дорогу испещрили трещины, в кюветах валялись вверх тормашками машины. Кое где уже произошли тектонические сдвиги и ему приходилось часами искать путь, чтобы перебраться через возникшую вдруг пропасть.

А к утру третьего дня... Постой, это же сегодня было. Неужели сегодня? А кажется - вечность прошла. К утру третьего дня этой поистине дороги в ад он подъехал к областному центру. То есть, к тому, что от него осталось. Два ядерных взрыва как губкой стёрли этот полуторамилионный город с лица земли. Столица шахтёрского края превратилась в прах. Кое-где ещё торчали развалины, и окраины ещё горели.

А когда он с относительно целой заваленной обломками рухнувшего здания машины хотел слить бензин, его позвал женский голос. В машине была девушка, она молила о помощи, зажатая деформированным корпусом. Когда он, отчаявшись вручную открыть, привязал дверь к мотоциклу и, газанув, буквально вырвал её, ему открылась отчаянная картина. Девушку могли спасти только автоген и как минимум бульдозер. Но не он. Помнится, тогда его впервые скрутил болевой спазм. Он сел прямо на землю и впервые дал волю слезам. А когда уезжал, в спину ему неслись уже слабеющие мольбы вперемежку со слезами и проклятиями.

А потом были горящие поля. И деревенька, названия которой он так и не прочёл, потому что на дорожном знаке висела почему-то желтая в красных пятнах простыня с выведенным на ней то ли краской, то ли просто землёй словом "Заражено". И - ни души. Только трупы. Собаки, коровы, люди. В огородах, во дворах, у дороги на обочине. Только охрипшая от мяуканья кошка с безумными от страха глазами ещё долго бежала за мотоциклом и звала, звала...

А потом была вереница людей, жуткая, как всё было жутким в этот день. Их было немного - человек десять. Они шли друг за другом, и он, ещё не понимая, почему, вдруг остановился. Передний протянул к нему руки и прохрипел: "Пить". Андрей потянул на себя рюкзак, хотел вытащить минералку - минут десять назад он выехал на разгромленное придорожное кафе. Но тут он увидел остальных - и волосы на его голове зашевелились. Мужчины, женщины, подростки, идущие за поводырём, держались за верёвку. Когда они услышали его голос, то пошли к нему, незряче шаря перед собой руками. Они были слепы! Все! Видать, ослепили их вспышки ядерных взрывов. Он не знал, что испугало его больше - эти пустые глаза или частокол протянутых к нему рук, но он кинул минералку и, прокричав координаты кафе, нажал на газ...

Он издалека начал искать глазами знакомые очертания города детства. Но города не было. Он приготовился к худшему, но худшее было ещё впереди. Города не было. Была громадная котловина, заполненная обломками, землёй, засыпанная шлаком террикона. Источенная шурфами и шахтными выработками земля под городом после нешуточных землетрясений просто провалилась, погребив всё и всех. Как ласточкины гнёзда, темнели шахтные горизонты, роняя в братскую могилу крепи и балки. Он остался один...

Андрей хлебнул из баклажки пиво. Есть совсем не хотелось, всё время мучила жажда. Тело ломило от непонятных болячек, язвы испещрили кожу. По обожжённой руке (видать, остатки озонового слоя смело начисто и яростное Солнце жгло ультрафиолетом нещадно. Приходилось ехать в наглухо закрытом шлеме, поминутно стирая с забрала сыплющийся серый пепел) ползла божья коровка.

И как не муторно было на душе у Андрея, он улыбнулся, из лопнувших спёкшихся губ потекла сукровица. Он поднял руку, насекомое, такое красивое и беззащитное, поползло по руке, повинуясь инстинкту, вверх.

- Солнышко, солнышко, - проскрипел Андрей.

- ... До столкновения осталось пять минут, господа-товарищи, а мы всё ещё живы, алилуя, - пробился сквозь треск помех Армагеддон. - Устраивайтесь поудобней. Всю жизнь мечтал дожить до конца света и вот сбылась мечта идиота, - дилжей опять закашлялся. - Я, видать, помираю. Но всё же у меня отрадная новость. Я тут раздобыл потрясный компакт. Наслаждайтесь. С вами был Армагеддон. Услышимся на том свете, - и из приёмника понеслись божественные звуки Ave Maria.

- Полети на небо, - обратился вновь Андрей к божьей коровке. Он доползла до пальца и расправила крылья.

- Там твои детки, - он потрепал по загривку собаку. Овчарка уже была мертва. Она, наверное, на последнем дыхании добралась до человека, существа, рядом с которым прожила всю свою осознанную жизнь. И тихо отошла в мир иной.

- Кушают конфетки, - солнышко сорвалось с пальца и исчезло в никуда. Андрей, кривясь от боли, достал из пачки последнюю сигарету, затянулся и прилёг на траву. Сквозь пелену дыма просматривались звёзды, даром, что было всего пять вечера.

Сквозь треск эфира и Ave Mari`ю пробился голос Армагеддона.:

- Я его вижу!!! Вон он летит! - Андрей тоже видел. Объект, размером с футбольный мяч, быстро передвигался по небу. Но, странно, он не собирался падать на Землю, наоборот, он удалялся от неё! - Ха-ха-ха! - хрипло пробился в эфир диджей. - Он не падает! И не упадёт! "Голландец" поплыл своей дорогой. Он и не собирался падать! Учёные ошиблись! Ха-ха-ха! Где вы, учёные? Что вы теперь скажете?..

Угасающим разумом Андрей ещё успел подумать, что вот она - цена ошибки. Всё оказалось зря. Люди истребили себя. Все умрут. Люди, животные. А "солнышки" останутся. На то они и божьи, даром, что коровки. Он хотел ещё попрощаться с Сашкой, с родными, со всем этим миром. Но не успел...