Рапницкий Станислав
Книга 2. Кризис как надежда. Часть 3, заключительная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Приходилось ли Вам общаться с потусторонними силами? Не переключайте канал, оставайтесь с нами, и через секунду поймете, о чем речь. Загляните сюда, и, возможно, Вы измените свое мнение по этому вопросу.

Глава 24

  
   Голубь лениво поднялся с асфальта в воздух, но будто что-то заело в нем, как в механизме, как-то щелкнуло и заискрило, и птица отчаянно захлопала крыльями, в секунду набрала жуткую скорость и нелепым снарядом в перьях пронеслась со свистом в сантиметре от Жениной головы.
  
   - Блин, трендец, на что живая природа способна! В шлеме хоккейном ходить что ли?!
   Женя улыбнулся, осознав несуразность своих рассуждений. И продолжил намеченное путешествие за хлебом. Асфальт в это утро был гулким, каблуки форменных ботинок отбивали прямо какую-то чечётку. Из-за помойного контейнера с воем выскочил кот, за ним - другой.
   "Нет, сегодня у всех крышу сносит! Вроде тишина такая, затаилось все, и тут эти ненормальные!"
  
   Впереди, шагах в тридцати мирно кормится голубиная серая стая. И как по команде, будто кем-то напуганные, грязные пернатые единым живым организмом срываются с места и уносятся, почти натыкаясь на препятствия, такие, как дерево, припаркованный автомобиль, старушка с сумками...
  
   На пустой дороге сталкиваются три машины. Водители уныло покидают транспортные средства, осматривают повреждения, обмениваются несколькими скучными фразами и вдруг затевают беспричинную драку.
  
   Что-то не так. День не задался. Хочется вернуться назад, домой, в свой предсказуемый мир и заняться чем-нибудь обычным. Ну, чаю, например, попить. В телевизор поглядеть. Пересидеть, в общем. Дождаться, когда все само рассосётся.
  
   Но Женя, не подчиняясь природному, глубинному чутью, игнорируя здоровый инстинкт, предупреждающий об опасности, продолжает как заведенный стучать каблуками по тротуару, продвигаясь вперед, и ему кажется, что идет он очень медленно, как бывает во сне, что он вязнет в холодном воздухе, будто пытается плыть в киселе. И от этого шаги учащаются, хочется добавить скорости, форсировать, напрячься. Даже лицо его приобретает выражение упрямое, тупое и несколько озлобленное.
  
   И потому встречный прохожий, оценив Женю как личность нехорошую и потенциально враждебную, толкает его плечом и без извинений следует дальше.
  
   - Да ё-моё! Что творится-то! - говорит сам себе Евгений. Останавливается. И присаживается на лавочку возле подъезда. Сейчас, через пару минут все поосядет, и можно будет продолжать движение намеченным курсом. Но облегчение не приходит, даже наоборот: защемило в голове, взгляд не фокусируется на окружающей действительности. Как в тумане, в самом деле!
  
   Сверху из форточки вылетает непогашенный окурок и падает прямо Жене на голову, отскакивает, горящий табак дробится на мелкие искорки, и весь фейерверк осыпается к ногам начинающего унывать мужчины.
  
   Он даже не отряхивается: нет ни сил, ни желания. А как хорошо началось утро! И вот - на тебе! Одни неприятности, как нарочно!
  
   К подъезду подъезжает фургон, из кабины вылезают два грузчика, отпирают кузов. Ловко извлекают из него большущую коробку, тяжелую, и несут к дверям. Один наступает Жене на ногу, другой углом коробки задевает его по лицу. Ни "извините", ни "случайно, братан!" - идут себе дальше.
  
   "Блин, щас вломлю обоим!" - решает Женя, но тело как-то не слушается, обмякает, и он неуклюже поднявшись с лавочки, так и остается в этом положении еще секунды две. А один из грузчиков смотрит на него и ехидно ухмыляется.
  
   - Браток, ну зачем ты?..
   - Сиди, чудик, пока в бубен не настучали! - энергичные ребята скрываются в подъезде.
  
   "Нет, сегодня определенно не мой день! Правда что ли назад вернуться?"
   - Евгений Викторович! - послышался за спиной знакомый голос, - Какая встреча! Как себя чувствуете? Ой, цвет лица нездоровый, зрачки расширены... Не заболели часом?
   "Ну вот, явился... Контрольный в голову!" - пронеслись неприятные мысли.
   - И Вы здесь!.. А я как раз уходить собирался.
   - Вот и чудненько! Пойдемте вместе! Прогуляемся, поболтаем...
   - Настроения нет... Я вообще домой иду.
   - Да настроение - дело пустяковое! Сегодня что-то расстроило - а завтра, глядишь, ходишь радостный, аж светишься! Это все поправимо! Удача, знаете, из последнего забулдыги принца делает! Окрыляет прямо!
   - Какая еще удача... - Женя вяло махнул рукой.
   - Как - какая? Самая что ни наесть! Фортуна, так сказать!
   - Ну, о чем Вы сейчас? Что за пустой разговор? - и параллельно: "Замучил, трещотка, сил нет!"
   Петр Иваныч подхватил Евгения под локоть:
   - Вот Вы говорите "пустой", а у меня к Вам дельце. И важное!
   - Ой, не сейчас, пожалуйста!
   - А я согласен! Не сейчас! А через часик! И чтобы Вы отдохнули, пришли в себя, приглашаю на чашечку кофе. Черного, как любите! За мой счет! Потом и поговорим!.. Вот, присаживайтесь в машину поудобнее, поедем комфортно, с ветерком!
  
   Мужчины заняли места в новеньком черном "Мерсе" и уже через пару минут подъехали к дорогому заведению.
  
   Женя сидел на мягком диване, ощущая беспокойство по поводу своего не совсем адекватного состояния: сонливости, подавленности, отсутствия возможности собраться, остановить какую-то беготню мыслей и прочего подобного. Присутствие Петра Иваныча приятного не добавляло.
  
   - Что-то Вы, Евгений, нынче не такие бойкие, как в прошлые наши встречи, - участливо, но и несколько лукаво обратился джентльмен к простому охраннику, - Как-то смешались... Румянца на щеках не наблюдается... А давайте-ка по коньячку! Так сказать, за встречу! И на поправку здоровья!
   - Спасибо, воздержусь... Нельзя ли лучше перекусить чего-нибудь?
   - Да только прикажите! Все, что угодно!
   - Тогда на Ваш выбор чего-нибудь... Немного...
  
   - Вот, свининки, рыбки возьмем, картошечки печеной, икорки, пожалуй, и десерт закажем. Этот. Всего по два, - окончив перечисление, Петр Иваныч отпустил официанта и уже вслед крикнул:
   - И пару салатиков. Мясных.
  
   - Да расслабьтесь Вы! Ну, веселее! Проще! Будемте как старые друзья! Встретились, посидели, поболтали! Как хорошо!
   Женю все это радовало явно меньше, чем щедрого мецената скрытых талантов работников охраны:
   - Я в порядке. Не обращайте внимания...
   - Не могу, не позволю себе индифферентного к Вам отношения! Не в моих это правилах! Люблю людей, таким уж уродился!
   - Вы говорите так, будто сами к людям не принадлежите.
   - А может, как раз, и не принадлежу!
   - Ой, да что всё время какие-то загадки! У меня и настроения нет! Руки, ноги у Вас есть, языком человеческим говорите... Ну, что Вы - не человек?! Не ездите по мозгам, в самом деле!
  
   Принесли заказ, и над столиком ненадолго повисла тишина: Женя был голоден, а Петр Иваныч вообще любил этак побаловать себя кулинарией.
   Первым нарушил молчание Евгений:
   - Соль передайте, пожалуйста!
   - Пожалуйста! Соль земли... Слышали такое выражение?
   - Слышал. Где-то...
   - Это о некоторых, избранных. О тех, без кого мир становится пресным, лишается всякого вкуса.
   - Не знаю таких. Это поп-певцы что ли?
   - Ха-ха! Насмешили! - Петр Иваныч даже прослезился, - Эта Ваша непосредственность... Просто чудо! Нет, я не об этих... Даже наоборот. Я о нас с Вами!
   - Скажете тоже, - Жене сделалось скучно. Он с состраданием взглянул на собеседника: вроде, не ребенок, а несет всякий вздор. Но на лице сидящего напротив гражданина не отразилось ни малейшего намека на инфантильность и тоску по приключениям из книжек фэнтезийного жанра. Евгений пожал плечами и вернулся к поглощению заказанных блюд.
   - Да нет же, я действительно о нас! Вы, должно быть силы своей не знаете... И моей. Так я Вам продемонстрирую, хотите?
   - Не очень. Кое-какие Ваши демонстрации мне уже известны. Впечатляют, но привлекательного в них мало. Простите, если обидел!
   - Какие между нами могут быть обиды! Мы ведь одного, так сказать, поля... Мы - единое целое, оплот мироздания!.. - Петр Иваныч разошелся не на шутку, активно жестикулировал, глаза его приобрели еще большую округлость, сверх обычного, и вообще, он казался довольно убедительным. Только не для Жени.
   - Угу, я - оплот! Сегодняшнее утро мне это замечательно проиллюстрировало. Картинка за картинкой! Хуже я себя в жизни не чувствовал!
   - Так ведь и ходить Вы не сразу научились! Небось, и шишки набивали! А теперь вон как бегаете! Ко всему привычка нужна. И хороший учитель!
   - Не подумайте, что это у меня манера такая - от всего отказываться, это далеко не так. Но позвольте Вам не поверить! Извините, но услышанное мною сейчас - бред. Если Вам противно дальнейшее пребывание за одним столом со мной, извольте, я уйду. Мне понятно, к чему Вы клоните. И я не собираюсь ничему ни у кого учиться. Не потому, что я высокого о себе мнения, а наоборот, по причине отсутствия способностей и естественной тяги ко всякому обучению.
   - Да и я не настаиваю. Просто ставлю Вас в известность, сообщаю факты. Соглашайтесь, не соглашайтесь, а факт, как известно, - вещь упрямая. Да, пожалуй, пора перейти от слов к делу. Не возражаете?
   - Против чего?
  
   Петр Иваныч поднялся из-за стола. Помещение кафе озарилось ярким белым светом, стены словно раздвинулись, дышать стало легче, свободнее. Поблекли и исчезли в свечении все предметы и посетители кафе, само же свечение, ласковое и теплое, исходило от джентльмена. Впрочем, в эту минуту такой эпитет едва ли оказался бы уместным: теперь Петр Иваныч совершенно преобразился. Он стоял прямо, в белом костюме. Бородка и волосы на голове покрылись благородной сединой. Или просто он стал белокурым? Но главное - за спиной его распахнулись огромные белые же крылья!
  
   Замолчало все. Ни шума, ни вздоха. И только громкий, четкий, но успокаивающий голос приятно звучал в этой тишине, как звучит, наверное, ветер в кроне высокого старого дуба, или как поет океанская глубина голосами китов или каких-нибудь еще реликтовых, неизвестных науке творений природы:
   - Теперь ты видишь, кто я? Не тот, за кого себя выдаю, не тот, кого ты привык видеть и кого называешь человеческим именем, потому что настоящего моего имени ни знать, ни произнести не можешь!
  
   Женя сидел, пораженный зрелищем, даже рот открыл от удивления. Но свет померк, будто выключили мощный прожектор, и все стало таким, каким было пару минут назад. И присутствующие в ресторанчике люди, казалось, ничего такого не видели, или не заметили.
   - Так-то, Женечка! Я говорил Вам, что внешность бывает весьма обманчивой!
  
   "Да что это? Все тот же Петр Иваныч, тот же на нем черный костюм, и борода эта нелепая все такая же. Наваждение, да и только!" - Евгений никак не мог прийти в себя. И вилку уронил на пол. Подбежал официант, ловко заменил прибор, тактично улыбнулся и легко упорхнул.
  
   - И что это было?
   - Так, показательное выступление. Лично для Вас. Чтобы рассеять сомнения. Чтобы Вы понимали, с кем в реальности дело имеете.
   - Я вообще-то думал, что Вы - человек нехороший. Точнее, не совсем человек...
   - Понимаю. И о не совсем человеческой своей сущности я уже намекал. А что касается всякого неприятного, какого-то "нехорошего", как Вы изволили выразиться, так это в некотором роде маскировка. Да-с.
   - То есть?
   - Ну, у меня здесь... как бы лучше выразиться... задание, миссия. Свой среди чужих что ли. Ну, примерно так.
   - Ладно, допустим. А я Вам зачем?
   - Вот мы и подошли, наконец, к самому главному. Это и есть основная причина, по которой я пригласил Вас. Мне нужен помощник. И обязательно из здешних, из людей. И я выбрал Вас.
   - За доверие спасибо! И за угощение, конечно. Только, простите, я не гожусь. И вообще...
   - Что "вообще"?
   - Ну... Собственным глазам не поверить трудно, это понятно, однако, знаете, я все же откажусь. Пугает меня что-то. Нет, не подумайте, я не особо трусливый, а под градусом - и вовсе... Но тут по-другому... Короче, найдите себе кого-нибудь еще! Вместо меня!
   - Да что ж ты за скотина такая! - Петр Иваныч снова преобразился, но не в лучшую сторону: лицо почернело, глаза горели, и даже воздух вокруг него потемнел, как темнеет вода, когда осьминог выпускает в нее свои чернила, - Баран ты безмозглый! Тупой как черепаха! Непробиваемый вообще! Ему тут цирковое представление показываешь, а он уперся, глаза выкатил, и не с места! Да пошел ты! Сам ко мне прибежишь! На коленях ползать будешь!
  
   Джентльмен резко поднялся, его стул с грохотом упал на пол, отчего все посетители повернули головы и уставились на происходящее. Сам же Петр Иваныч выскочил из кафе.
  
   Озадаченный официант сразу подскочил к столику и предложил Жене счет. Сумма повергла бедного охранника в уныние.
  
   После продолжительных разбирательств с администрацией заведения и приехавшими по вызову представителями органов правопорядка, Евгений вернулся на рабочее место, оставив в кафе свой паспорт в качестве залога и дав обещание постепенно выплатить всю сумму долга. Это еще хорошо, что так закончилось. Могло бы все повернуться совсем по-другому. Куда хуже!
  
  

Глава 25

  
   Последнее происшествие вынудило Женю провести собственное расследование в области, которую он всегда считал труднодоступной, а равно и сомнительной - в области мистики. Не дешевой, конечно, мистики, которую любой может почерпнуть из бесчисленных передач телевидения, активизирующего процесс "выжимания мозгов" в периоды трудностей в стране или как теперь - во время кризиса. Женя отправился в ближайшую церковь и приобрел там несколько книжек по интересующей его теме. И Новый завет небольшого формата.
  
   Вооружившись таким образом, он принялся за изучение предмета. Сначала приобретенная литература прочитывалась с трудом и без всякого толку. То есть, как человек не рациональной природы, а скорее душевной и чуткой, Евгений во время чтения не столько понимал, сколько как бы чувствовал. Но закрыв книгу, никак не мог ни проанализировать, ни просто повторить прочитанное.
  
   Все было написано каким-то слишком простым языком, а мысли при этом излагались совсем не простые, в отличие от обыкновенной и привычной беллетристики, где все наоборот. Но со временем сознание привыкло к такому способу изложения, и Женя стал впитывать все как губка. И тогда потихоньку и то, что он почерпывал из этих книг, и последние события его жизни стали выстраиваться в один понятный и довольно логичный ряд.
  
   Кроме того, Евгений внимательнее осматривал иконы, и роль Петра Иваныча в описанных выше событиях становилась все более ясной. И загадочная лестница с ее обитателями, где довелось побывать Жене, как оказалось, - явление известное и давным-давно отраженное в печатном виде, и прочие явления - все того же качества.
  
  
   Денег не стало совсем. Скудные заработки поступали в пользу проклятого кафе, и Женя едва перебивался хлебом и кефиром. Да еще мучила постоянная бессонница. Только организм начинал засыпать, отключая разные свои датчики и тумблеры один за другим, как любой легкий шорох, случайный звук сообщали Евгению тревогу, так что на утро он чувствовал себя слабым, медлительным и ни к чему не способным.
  
   И пару раз уснул на посту, днем, когда позволить себе этого нельзя ни в коем случае. Вообще беспричинное беспокойство стало его постоянным спутником, и только в церкви он ощущал совершенный покой и безмятежность. Но покидая ее, снова оказывался один на один с происшествиями довольно предсказуемыми и, можно сказать, привычными, но отчего-то не поддающимися своевременной оценке. Так, например, он чуть не попал под колеса самосвала, двигавшегося по дороге не слишком быстро, но не смотря на это, Женя просто не успел вовремя остановиться на пешеходном переходе. Хорошо еще водитель, памятуя об ответственности за нарушение соответствующей статьи ПДД, нажал на тормоз, и машина остановилась в нескольких сантиметрах от намеченной было жертвы. И, конечно, по закрепившейся у нас традиции, приветствовал пешехода целым рядом нехороших слов.
  
   Да и это бы еще ничего. Хуже гораздо, что на фоне отсутствия положенного ночного отдыха, Евгений стал раздражительным. Все вызывало в нем протест и неприятие. Отношения на работе постепенно портились, сам Женя стал таким же точно раздражителем и нарушителем сложившегося распорядка, какими он начал видеть окружающих его людей.
  
   Даже подрался с коллегой. И еще так нелепо! Представьте: его противник - бывший милиционер, с соответствующими связями и некоторыми познаниями в области криминальной. Рядом оказались нежелательные в таких случаях свидетели. Реноме Жени и так было несколько подпорчено историей посиделок в ресторанчике, и вообще все сложилось неудачно. В общем, проявить себя как боец по перечисленным причинам охранник не мог, а конфликт все разрастался. И в итоге наш герой, собственно, затеявший эту ссору, вынужден был терпеть побои, отвечая на них крепко, но довольно вяло и без энтузиазма. Дурацкая история. И упоминать о ней не хочется! Но - было...
  
   Женя стал уже подумывать о том, чтобы пойти к этому Петру Ивановичу, или как его там, и попытаться о чем-то с ним договориться, лишь бы вернуть себе прошлую свою беспечность и спокойствие. Удерживало только стойкое ощущение того, что этот гад, этот "разводила" будет торжествовать и выдавит из Евгения все, что сможет, получит все, что намечал.
  
  
   Приблизилось время отпуска, Женя выпросил у кого-то палатку, купил консервов и круп и отправился на первой попавшейся электричке, как говорится, куда глаза глядят.
  
   За окнами пролетали станции, дома, домики, облака, мелькали деревья, мусор на обочинах железнодорожных путей, рабочие, бомжи.
  
   Наконец, потянулись какие-то поля, лесные массивы, и путешественник покинул вагон. Оказавшись на платформе, он огляделся, зашел в ближайший магазинчик за спичками для костра, и просто пошел через поселок в лес.
  
   Часа через три за сосняком он обнаружил узкую речушку и стал устраиваться: растянул палатку, набрал хворосту, притащил несколько толстых веток. Затем набрал воды, разжег огонь, подвесил котелок, собранный из старой кастрюли и алюминиевой проволоки, открыл консервную банку.
  
   Становилось прохладнее и темнее. Женя грелся у костра, доедая простенький походный ужин. Непривычная тишина сначала, казалось, оглушила, но слух скоро свыкся с ней, и спустя некоторое время на душе стало спокойно и легко. Есть все-таки в одиночестве удивительная оживляющая сила! Впрочем, следует, наверное, различать одиночество и уединение. Да, пожалуй, именно уединение обладает этой волшебной особенностью: придавать бодрости, пробуждать сознание от постоянной бытовой и деловой спячки, в которой все только сны, все только представляется реальным, а на самом деле оказывается повторением одного и того же бездарного сюжета. В тишине человеку и отдыхается, и размышляется по-настоящему приятно и даже продуктивно. Нужен, наверное, каждому покой, чтобы никто не дергал, не задавал вопросов, не втягивал в разговор и ничего не требовал...
  
   Через пару дней турист-походник совершенно обвыкся и несколько одичал: перестал бриться, пил некипяченую воду прямо из реки, и вообще проводил жизнь матрасную и приятную. Ел, когда вздумается, читал, когда была охота. Днем превращался в этакого созерцателя, наблюдая, что называется, "за живой природой", а вечером, лежа в спальнике возле палатки, - смотрел на звезды.
  
   Как-то ночью Женя проснулся. Ни от чего. Просто внезапно сон оборвался, и турист почувствовал ночную прохладу и тепло догорающего костра. Он потянулся, присел, потом вылез из спального мешка.
  
   Огляделся. Все вокруг было темным-темным, из лесу, обступившему Женин лагерь, доносились обычные ночные шумы: то ветка хрустнет, то что-то затрещит, то птица вспорхнет. А в небе горели огромные звезды, и их было значительно больше, чем показывают в планетарии. И одна из этих звезд, ярко вспыхнув, стала падать. Женя хотел было загадать какое-нибудь желание, но в голову ничего не приходило. Да и небесное тело даже и не падало, а медленно опускалось. Прямо сюда, на небольшую площадку над речушкой. А достигнув земли, звезда не рассыпалась на миллионы мелких осколков, а чуть уменьшила свое яркое свечение, и зажмурившийся было Евгений увидел в этом свете человека. Самого обыкновенного. В телогреечке и мятых брюках.
  
   - Прости, что потревожил! Меня Леонидом зовут. А ты Женя, правильно?
   - Ну да...
  
   Мужичок протянул руку, походник ответил рукопожатием.
   - Будем знакомы. Я ненадолго. Позволишь? - и гость указал на толстое полено, служившее сидением.
   - Присаживайся...
  
   Оба сели.
   - Тут вот какое дело. Ты меня не знаешь, но по странному стечению обстоятельств спас в самую, можно сказать, трудную минуту. Может, и случайно, но как говорит один наш общий знакомый, случайностей не бывает. И мне хотелось бы помочь тебе, как ты мне когда-то помог.
   - А чем я хоть помог? Вообще ничего такого не припоминаю!
   - Это сейчас неважно. Бывает, что сам того не подозревая, сделаешь что-нибудь нехорошее, а бывает и наоборот. Например, такой случай. Из классики. Едет купец хлеб продавать, а сам жадный такой, прижимистый. За обозом нищий бежит. Он поспорил с такими же бедняками, что выпросит у скупого немного хлеба. Ну, и не отстает: дай да дай! Хлеботорговец его и сапогом оттолкнет, и ругается, а тот все никак не уймется. И купец, просто чтобы как-нибудь прилипчивого нищего отогнать, нащупал, что было под рукой, и в него бросил. А это был как раз хлеб. В общем, хотел одного, а получилось совсем другое. Голодного накормил. Ну и ты примерно так же. Вроде случайно, но помог мне сильно.
   Теперь, как говорится моя очередь. Тебя здорово донимает этот, ну, Петр Иванович. Оно и понятно: ты человек с простой душой, говоришь что думаешь, задних мыслей не имеешь, живешь без всякого лукавства и обмана. Людей любишь, последнее время не в счет: тут уж Петр Иванович постарался. Ну, короче, ты для него серьезный противник. Или, если быть точным, он - для тебя. Ты ему - как кость в горле. Будь уверен, он не отступит, изводить станет - дай дороги!
   - Ну и что делать-то? Я уже почти сдался. Чуть к нему не пошел, трудно стало, ну просто трендец! - Женя провел ладонью у горла, демонстрируя, насколько достал его прилипчивый джентльмен.
  
   - Вот. Я как раз по этому поводу. Тебе бы научиться терпеть. Не в смысле скрипя зубами, мучить самого себя, изматывать там и все такое. Это не терпение, а одно издевательство. Попробуй вникать в происходящее, и увидишь: все, что происходит - не для того, чтобы тебе было невозможно трудно, а для того, чтобы ты мог с легкостью всё перенести. Увидишь, что ничего с тобой не может случиться свыше отпущенных тебе возможностей, и что на всякое хорошее дело тебе и сил и здравомыслия хватит. И не замыкайся в себе, особенно в трудное время. Иди к людям, найди тех, кто нуждается в твоей помощи и помоги, чем можешь. Не нужен для этого какой-нибудь подвиг, не требуется и отдавать последнее (у тебя и так нет ничего), просто делай, что сможешь. Тогда ты успокоишься, исчезнут всякие трудности, и жизнь радостнее станет. Не веселей, а радостнее.
   Ты извини: я говорю то, что и так понятно. Но сейчас именно это тебе и нужно.
   Если к людям поменьше претензий предъявлять, то и общаться с ними станет приятнее. Да и любую просьбу или требование можно изложить по-человечески, и тебя поймут. Ну, или почти всегда поймут.
   И ничего не бойся. Осторожность имей, а бояться не надо. Пустое занятие! Когда ты уверен, что поступаешь правильно, то, как говорится, "глаза боятся, а руки делают".
   Да, еще: чашку свою береги! Хорошая вещь, полезная. Ничего что надколота: и такая скоро пригодится. Хороший будет кому-то подарок, ценный!
  
   И не дождавшись ответа, гость встал, сделал несколько шагов от разгорающегося костерка, и пропал.
  
   "Ага, легко ему говорить! Сам бы попробовал на моем месте!" - думалось Жене, когда он наливал себе чаю в любимую фарфоровую чашку. Неизвестно откуда нанесло тучи, и пошел дождь.
  
  

Глава 26

  
   По возвращении из отпуска Евгений снова приступил к профессиональным обязанностям. И вообще, все шло как раньше. Нормальная жизнь, без сильных потрясений. Зарплату, правда, несколько урезали. Как многим, "в связи с кризисом". Ну, это уж всегда так: кто-то теряет, кто-то находит. Кому-то скудные средства к существованию урезают, кто-то эти средства аккумулирует.
  
   Да и как не воспользоваться ситуацией, служебным положением, всякими открывающимися возможностями? У кого-то, скажем, автомобиль угнали. Понятно, что искать его имеет смысл всего несколько дней. Пока он в отстойнике в соседнем квартале находится. Потом уже - бесполезно. Кто знает - может поискать. Нет, не любимую машину. А так называемого "нужного человека", "оборотня в погонах", как сейчас называют их в специальных передачах на телевидении. Эти ребята знают, где отстойники располагаются, и за какую-нибудь скромную сумму, в сравнению со стоимостью автомобиля, конечно, - найдут и даже вернут Ваше транспортное средство. Что делать? - Всем жить надо!
  
   А что же Женя? Как-то раз сидел он у окна и от скуки изучал рисунок на своей чашке. Тонкая работа! Изящная! Если присмотреться внимательнее, вооружившись увеличительным стеклом, то кроме нарисованных районов Москвы, домов разных и дорожных развязок, можно разглядеть даже и каких-то людей.
  
   Вот, один переходит улицу, а прямо на него несется поток машин. Другой поднимается по лестнице в доме, где почему-то второй день лифт не работает. А человечек уже в годах, ему тяжело, вон как скрючился! Третий просто поскользнулся и вот-вот упадет на неловко подставленный локоть, и ведь сломает его, точно сломает! Евгению становится жалко этих нарисованных людей, он откладывает лупу и задумывается. А через минуту берет ее снова, смотрит - а найти эти сцены не может. Вроде и улица та же, и дом с отключенным лифтом, и гололед на тротуаре, а знакомых фигур - нет. Точнее, есть похожие, но в других местах. И как будто все с ними в порядке.
  
   А вот сам Евгений далеко не в таком же порядке. Нет, все по-прежнему, но вроде бы и не совсем как раньше.
  
   Вот, по улице напротив идет человек: ничего особенного, обыкновенный. В зимнем пальто, с шарфом и в шапке. А за ним, да и перед ним - целая компания безалаберных спутников. Один - встречных расталкивает, другой - женщин хватает, с позволения сказать, за разные места, третий - идет рядом и все жалуется, жалуется на жизнь. И никто, даже сам этот пешеход, сопровождения не замечают.
  
   Женя все видит, и неприятно ему смотреть, а глаза пластырем не заклеишь. Да и отвернешься - там картина еще более безобразная.
  
   Бывают и наоборот, приятные эпизоды. Иногда ночью видно в темном небе яркое свечение, и в этом свете - какие-то люди, спокойные и уверенные. Они спускаются вниз по воздуху, как по лестнице и расходятся по городу, кто куда. Точнее - кому куда нужно. И от этого город становится тоже светлее и спокойнее, его покидает всякая суета.
  
   Еще иногда заходит к Жене приятель. Не то, чтобы старый друг, а как раз совсем новый. Познакомились, можно сказать, случайно. На ночном дежурстве. Охранник обходил порученную ему часть объекта, ну, то есть больницы, и встретил незнакомого гражданина, который, судя по гардеробу, не состоял в числе сотрудников.
  
   - Вы, извините, кто? - вопрос закономерный, по долгу службы.
   - Борис Васильевич. Будем знакомы! - руку протягивает.
   - Женя. Только здесь не положено... Вы заблудились?
  
   Мужчина не был похож на какого-нибудь злоумышленника, незаконно проникшего зачем-то в медицинское учреждение.
  
   - Не заблудился, с навигацией все нормально. А тут по делу. Впрочем, я уже совершенно свободен.
   - Какие дела в такое время?! Вы один или еще кого-нибудь собирать придется?
   - Один, один, не беспокойтесь!
   - Тогда пройдемте к выходу!
   - Да я и так справлюсь, не стоит волноваться!
  
   И посетитель вышел через стену.
  
   После Женя его встречал не раз. Но уже не приставал с расспросами. Увидит, поднимет руку: привет, мол! И пойдет дальше.
  
   Ну, и как-то сдружились. Чай вместе пили, беседовали целыми ночами. Так, о том, о сём.
  
   - Тут случай такой был. В походе, недавно. Пришел один мужик и чего-то всё говорил, но среди прочего и о чашке вот этой... - Евгений продемонстрировал артефакт, - говорит, береги. Типа, она какая-то важная.
   - Важная, точно, - подтвердил Борис Васильевич.
   - Да я понимаю, что посуда необычная. Кроме того, что красивая. А что мне с ней делать-то? Ну, в смысле - я вот чай в нее наливаю, а может быть, это неправильно, может, она какого-то особого обращения требует?
   - Не совсем в фарфоре дело. И не в рисунках на нем. И особого обращения требует не чашка, а ее обладатель. Вот поэтому Петр Иваныч с тебя и не слезает. Не столько изделие его волнует, сколько ты.
   - Вот этого совсем не понимаю! Чего я ему дался-то? Чего он хочет?
   - Давай я с тобой поделюсь одной историей из моей далекой юности.
  
   И гость рассказал следующее:
   "У меня был приятель - Вовка, который как-то ни с того ни с сего увлекся китайскими боевыми искусствами. Так сложилось, что государство сначала активно противилось распространению восточных боевых искусств на территории России. С этой целью даже внесли в Уголовный кодекс отдельную статью, предполагающую серьезный срок тюремного заключения только за то, что кто-то просто занимается этими единоборствами. Исключение - общепризнанное дзю-до, которое к тому времени уже входило в программу олимпийских игр. Также уголовно наказуемым стал факт обладания каким-нибудь соответствующим атрибутом, пусть и тренировочным, вроде сюрикен, саи, катана, дао, цзянь, нунчаку, тонфа, ну, в общем, всякими там восточными "примочками".
  
   И действительно, многих сажали. Но время было такое, что "самосознание масс" достигло небывалых размахов, и люди как-то самостоятельно стали определять, что для них хорошо, а что - не очень. Скажем, подпольно собираться в подвалах и по-партизански проводить тренировки - хорошо, попадаться при применении полученных навыков или трезвонить на каждом углу о занятиях - явно плохо и для тебя, и для твоих товарищей по подполью.
  
   Из тяги к запретному и субъективных представлений о том, что именно запрещено, возникали различные отечественные разработки в области единоборств, впрочем, весьма сомнительные и не сильно эффективные. По крайней мере, в сравнении с их восточными аналогами.
  
   Когда стало понятно, что полностью уничтожить это движение невозможно (сами представители "органов правопорядка" втайне тоже практиковали что-нибудь из восточных единоборств), то, конечно, возникла необходимость контролировать этот процесс, а лучше - его возглавить.
  
   Но ты ведь наверняка знаешь, как это у нас происходит?! - Было бы странно предположить, что старики-партизаны, стоящие у истоков, буквально пионеры боевых искусств в России, сразу проникнутся доверием к тем, кто у нас распоряжается "кнутами и пряниками". Да и не каждый является счастливым обладателем предпринимательских способностей, нужных связей и прочего подобного. Те, кто уже сотрудничал с "органами" сориентировались довольно быстро, под соответствующими спортивными организациями открыли свои школы, затем зарегистрировали федерации. После чего процесс легализации практически окончился. Естественно, маленькому клубу, секции никто не запретит существовать, если появилась возможность где-нибудь снимать подходящее помещение. А приобрести нужные "корочки" для инструкторского состава - проблема решаемая, в том числе и за деньги. Но каково качество преподаваемого там материала? - Вопрос. Под брендами "у-шу", "кун-фу", "ниндзюцу", "кен-до", "каратэ", "муай-тай" и т.д. предлагались, как правило три варианта: какая-нибудь мистическая практика, мало напоминающая исходную и похожая больше на гимнастику для детей с ограничениями в развитии; доморощенная версия кик-боксинга, но в униформе, соответствующей "бренду"; и наконец, как говорится, простое "мясилово", набор движений, надерганных из разных направлений и, бесспорно, сильно искаженных. Некоторые такие "школы" стали кузницей кадров для криминального мира и прослойки телохранителей, тоже, впрочем, тогда довольно криминализованной.
  
   Иными словами, как в Китае, так и в России запрет и последующая реабилитация боевых искусств привела к тому, что многие направления единоборств сильно рафинировались, деформировались и приобрели ощутимый предпринимательский аспект, выраженный не только в стремлении к росту доходов, но и в прочих привилегиях материального плана: дотаций, "зеленого света" в развитии, получении обширных помещений и прочем.
  
   Как в Японии, так и в России, получив поддержку государства, некоторые направления вытеснили прочие и получили довольно чувствительные бонусы и возможности.
  
   Кстати, и в культурной жизни каждой страны существует искусство "настоящее" и - широкого потребления. Понятно, что легче рассмешить публику дешевыми и низкими выходками, чем предложить ей задуматься о чем-нибудь серьезном, о том, что для них имеет, в целом, гораздо большее значение. Подобным образом дело обстоит и с боевыми искусствами. Проще сделать ставку на что-нибудь мистическое, например. Или на то, что "настоящий мужик" должен быть таким-то, проявлять такие-то чувства, вести себя так-то и вообще быть подобным какому-то суррогату человека. Это проще, но совсем не лучше. Публики становится больше, уважение к лидеру направления растет, но хороших людей, а равно и хороших бойцов становится ли от этого больше?! - Опять вопрос.
  
   Короче, возникает ощущение, что всякие процессы бурного развития и роста, экспансия, связанная в основном с желанием извлечения максимальных доходов, приводят к дегенерации и дискредитации самого предмета, будь то искусство, банковская или страховая деятельность или что-нибудь еще. Примером является нынешний кризис. И, что совершенно естественно, структуры, осуществляющие такую экспансию, рано или поздно, но обязательно получают поддержку государства, вынужденную или добровольную. Таким образом, почти все поле деятельности постепенно заполняется именно дегенеративными структурами сомнительного качества. И перед любым человеком, как конечным потребителем, встает вопрос: пользоваться ли благами, предоставляемыми такими крупными структурами, или обращаться к более мелким, деятельность которых, безусловно, связана и с дополнительным риском для потребителя.
  
   Ладно, извини за лекцию: в прошлом я - экономист, потому и несколько отвлекся.
  
   Вернемся во времена, когда все было не таким, как теперь, но как раз в этом времени и событиях, происходивших тогда, мы сможем найти истоки процессов, которые мы сейчас наблюдаем.
  
   Короче, еще в обстановке подполья Вовка стал преподавать то, что умел сам. И людей собиралось в его зале так много, что и места не хватало. И все бы хорошо, не случись этого большого разлома, перестройки. И последовавших за ней лихих девяностых. Тогда так и получилось, что основная масса учеников прямиком проследовала в бандитские группировки. К большому сожалению Вовы. Ему и самому не раз предлагали неплохую "работу" в этой области, но он отказывался, несмотря на солидные вознаграждения, которые обещали за указанную деятельность. И продолжал довольно нищенское существование. Не особо понятное, с точки зрения бывших его учеников. Ну, прекратил всякую инструкторскую деятельность, занимался только для себя и старался следовать такому принципу, как "лучший бой - несостоявшийся".
  
   В общем, если мог не драться - не дрался, если мог уступить - уступал. Но, естественно, когда было нужно - проявлял себя в полной, так сказать, боеготовности. Однако таких случаев все-таки в жизни немного. Люди могут огрызаться, порываться ударить разок-другой, продемонстрировать свое кажущееся превосходство и прочее, хотя для профессионала это все значения не имеет: обычно весь такой пар в гудок уходит, и позволить противной стороне сделать пару-тройку выпадов - ненакладно, а иногда и забавно. Тем более несложно создать ситуацию, когда оппонент продолжения своей нелепой выходки сам не захочет. А вот на суде отвечать за нанесенные увечья и "превышение допустимой самообороны" Вове не очень хотелось. И главное - не хотелось становиться заложником собственной совести: все-таки каждый может в запале спровоцировать целый набор разных неприятностей для себя, но ведь это сгоряча, стоит ли за это серьезно наказывать распоясавшегося гражданина, плохо отдающего себе отчет о возможных последствиях? Так что Вова старался находить приемлемый компромисс.
  
   Вот видишь - предмет был у всех один: боевые искусства, но каждый распорядился им по-своему. Кто-то шел по пути "наименьшего сопротивления" и ничего хорошего из этого не извлек ни для себя, ни для людей: в итоге пострадали все. А кто-то - как Вовка, старался удержаться от всяких поступков, противоречащих основной идее - принципу обыкновенной человеческой справедливости и, если хочешь, все той же совести.
  
   К нему, к Вове, кстати, я недавно заходил. Так сложилось, что он опять преподает единоборства. Только уже не в массовом порядке, как когда-то, а в маленьком клубе, строго отбирая желающих. С деньгами у него, возможно, не так уж здорово, но, с другой стороны, ему уже за сорок. Значит, считай, две трети жизни прожито, осталось немного, пора подводить итоги. А итоги, в целом, неплохие. Планирует вскоре вообще из Москвы перебраться куда-нибудь, где потише. Жить на природе, иметь больше времени для досуга и самосовершенствования. А то, что не нашлось непосредственного и профессионального применения его возможностям - так это даже, наверное, к лучшему: все-таки живем во времена, когда и человек, защищенный таким мастерством, не сильно защищен Уголовным кодексом, а скорее наоборот. Сейчас даже свидетелем или истцом по делу выступать небезопасно, а главное - крайне неприятно и часто бесперспективно, если нет денег, связей и всякого такого.
  
   Короче - все равно: чашка это фарфоровая, или единоборства, или еще какая-нибудь штука, свойство и явление, - лишь бы обладатель был и обладателем маломальского здравомыслия. И в сущности, разные знания, умения, возможности и прочее как раз являются как бы тестом на то, к чему человек в действительности стремится: к власти, деньгам, авторитету, самоутверждению, компенсации своих страхов, или - к тому, чтобы оставаться человеком несмотря ни на что".
  
  

Глава 27

  
   Декабрьские дни в Москве не баловали ни большей красотой, ни даже снегом. Снова небо выглядело серым и темным, снова казалось, что земля накрыта огромной чашкой, сквозь тонкие стенки которой еле-еле пробивается откуда-то снаружи свет.
  
   И в этом полумраке бредут люди по своим делам, гонимые необъяснимыми законами жизни на пределе, когда ты не можешь - а должен, не хочешь - но вынужден. Как будто кто-то нарочно создал такой особенный Кодекс, целый свод неприемлемых правил, чтобы держать каждого человека в невероятном напряжении, опутать его немыслимым количеством обязательств и ответственности и получать какое-то бессмысленное наслаждение, наблюдая, насколько люди предсказуемы, управляемы даже в своем желании вырваться из этого порочного круга однообразных дней. Да и самое желание вырваться приобретает формы какого-то угара, не способного хотя бы на время смягчить и разнообразить повседневную бесчеловечность привычной жизни.
  
   Кажется, что сидит на своем бессрочном посту этакий вечный Вахтер, смотрит в мониторы, где отражается судьба каждого индивидуума, каждой единицы бесчисленной людской массы и вовремя, ловко перекрывает какие-то двери в необъятном географическом лабиринте маленькой, в сущности, планетки. И бьется человечек, стучится в запертую дверь, забыв обо всем, и эта бессмысленная дробь кулаками по холодному железу, это топтание на месте становятся смыслом целой жизни. Вроде бы еще немного, и дверь поддастся, уступит, сломается, но Вахтер знает, что все конструкции сделаны, если можно так выразиться, на совесть и не подведут. И чтобы пробить эту преграду требуется что-нибудь посерьезнее, чем упрямство одного отдельно взятого гражданина. Да и самому такому гражданину, возможно, необходимо что-нибудь вроде здравого смысла, дающего возможность хотя бы осознать всю комичность производимых им действий.
  
   Когда все решают деньги, появляются те, кто имеет еще большие деньги, и те, кто их почти не имеет. Когда все решает закон, появляются те, кто пишет и трактует законы и те, кто обязан их исполнять, несмотря на свое несогласие. Когда все решает власть, появляются те, кто властью добивается еще более обширной власти, и те, кто утрачивает власть даже над собой. Но никто не контролирует всех финансовых потоков, не владеет настоящим законом, не обладает реальной властью. Потому что вечный Вахтер одним нажатием на кнопку черной клавиатуры способен перетряхнуть весь сложившийся порядок, перевернуть все с ног на голову, просто так, развлечения ради. Или следуя своим безумным планам.
  
   И все изменится до неузнаваемости. Вчерашнее крепкое государство дробится на мелкие княжества, высокотехнологичная держава скатывается до уровня феодальных поместий, площадных скоморохов коронуют, императоров свергают, какой-нибудь Константин Палыч, тихий менеджер среднего звена, властвует над судьбами, странами и временами. Как это забавно, если не вдумываться! Даже весело!
  
  
   - Приветствую Вас, Евгений Викторович! Как поживаете без меня? Не соскучились?
   - И Вам привет, Петр Иваныч! Не соскучился.
   - Что так? А я вот тоскую... Как там, думаю, мой дорогой друг, мой коллега? Здоровье не подводит?
   - Ничего, спасибо! Только вот зубы... Зарплата не позволяет полечить. Скоро беззубым совсем останусь.
   - Ой, да какая же это беда? Это мы по-быстрому! К такому стоматологу запишемся - дай дороги! Камня на камне не оставит! Кариесу - бой! "Смело, товарищи, в ногу!"
   - Да говорю же: денег нет!
   - Не надо беспокоиться! Бесплатно, совершенно бесплатно-с! Только для Вас! Как для милого сердцу друга, как для родного брата!
   - Чтобы у Вас - и бесплатно? Не поверю!
   - А вот поверьте, сделайте одолжение! Что мы - изверги какие-нибудь? Живодеры? И помочь можем-с! Очень даже просто-с!
   - Ладно, ладно! Плавали - знаем! Что взамен-то?
   - Ну просто ничего-с! Только из благородства!
   - Не тяните резину, давайте уже на чистоту!
   - Хорошо. Если настаиваете... Стеснялся предложить... От Вас требуется только участие в небольшой экспедиции! С позволения сказать, в маленькой такой экскурсии!
   - Что-то новое!..
   - Именно - новое! Исключительно с целью расширения кругозора! Удовлетворения любопытства! Познания непознанного! Соглашайтесь! Будет интересно!
   - Экскурсия и все?
   - Ага!
   - Никаких фортелей?
   - Ага!
   - Бесплатно и с последующей моей транспортировкой назад, домой? Сразу по окончании?
   - Безусловно!
   - А надолго?
   - Ну, на часик Вас устроит?
   - Устроит...
   - Вот и славно! Помчались! А о зубах не беспокойтесь! Ну-ка откроем ротик!
  
   Откуда ни возьмись, появился стоматолог в "полном боекомплекте", с набором инструментов, в белом халате и повязке на лице. Мгновенно обточив требующее обтачивания, просверлив требующее сверления, доктор установил за секунду где положено два так называемых "моста", и, как говорят, был таков. Женя потрогал языком новоприобретенные конструкции.
  
   - Не беспокоит? Удобно?
   - Хорошо, вроде...
   - Ну-с, вперед! "Через тернии - к звездам"! А в нашем случае - в обратном порядке!
  
   И "приятели" минут через десять оказались у высокого белого здания, похожего на дворец, с колоннами, широкой лестницей, огромной двустворчатой входной дверью и двумя лакеями у нее.
  
   Вокруг дворца не было ничего. Вообще ничего! Абсолютно белый асфальт на многие километры. Ни деревца, ни даже какого-нибудь неба, не то что облака! Просто одна сплошная белизна.
  
   - Это что? - Женя кивнул на обширное здание, в нерешительности топчась на месте.
   - Для меня - офис, а для Вас - музей! Я же обещал экскурсию! Да пойдемте же!
  
   Оказавшись внутри, мужчины проследовали по разным залам, ступеням, комнатам для ожидания, приемным, канцеляриям и прочим помещениям, соответствующим основному назначению строения.
  
   - Вот мы и на месте! Располагайтесь! - Петр Иваныч указал на удобное кожаное кресло.
  
   Женя огляделся. Все стены были увешаны плоскими мониторами, каждый из которых что-то показывал, сюжеты сменялись с огромной скоростью, так что просто рябило в глазах.
  
   Сам же экскурсовод в глубоком поклоне приблизился к добротному резному столу, за которым восседал человек в белом же дорогом костюме, с белым шелковым шарфом, заправленным под ворот пиджака и заколотым брошью желтого металла. Глаза незнакомца перебегали от изображения к изображению, не глядя он делал какие-то пометки в блокноте и не обращал, казалось, внимания на кривляющегося Петра Иваныча. Наконец, минуты через три он оторвался от дел:
   - Чего тебе?
   - Простите великодушно, - запел проситель, - мы недавно договаривались... Припоминаете? Вот, привел...
  
   - А, да, было дело... Ну, давай его сюда! И, Петрушка, разогнись уже! А то больше похож на тумбочку, чем на человека!
   - Благодарю Вас! Ах, какой тонкий юмор! Сейчас, сейчас! Мигом!
   Петр Иваныч метнулся за Женей, буквально вырвал его из кресла и поставил перед сидящим.
  
   - Так. Вот он у нас какой... Есть просьбы, жалобы, помощь какая-нибудь требуется? - глаза незнакомца не выражали никаких чувств, тем более маломальского милосердия и желания помочь, вообще оставались холодными и колючими. Уголки рта несколько опустились, выражая не то презрение, не то недовольство визитом, пусть и запланированным.
  
   - Ничего, спасибо...
   - Ничего - это пустое место. А жизнь человеческая - совсем не пустяк! Столько в ней всякого, и далеко не пустого! Не стесняйтесь, высказывайтесь: чем можем - поможем, как говорят. Без обиняков, обращайтесь!
   - Да в самом деле ничего такого не нужно. Все в порядке, - Евгений говорил, а в голове крутилось: "Что за цирк? Нелепое мероприятие! Зачем я согласился?"
   - Ну-с, ладно, к делу! Вы, собственно, здесь вот зачем. Хотим посвятить Вас в некоторые подробности жизни. В то, что обычно люди склонны игнорировать, в чем плохо ориентируются. Присядьте!
  
   Петр Иваныч снова устремился к кожаному креслу, легко, как пушинку, поднял его и подсунул под самое, если позволите так выразиться, основательное место Жени, так что тот просто бухнулся в мягкие подушки. Сам же Петрушка остался стоять рядом.
  
   - Итак приступим! - начал его начальник. При этом все мониторы как бы объединили свои усилия, и теперь все стены демонстрировали один сюжет - по кусочку на каждый монитор.
  
   Перед потрясенным охранником пробегала его собственная жизнь, вся, можно сказать, в полном объеме. С учетом разных факторов, о которых Евгений и представления не имел. И не всегда приятных.
  
   - Не подумайте, что мы тут гадалки какие-нибудь, но все-таки можем пронаблюдать, что с Вами было, что будет, и чем, как говорится, сердце успокоится. Что до Вашего прошлого - ну его, неважно! Настоящее свое Вы и так хорошо ощущаете: сидите в кабинете, смотрите кино. А вот о будущем, возможно, нам следует потолковать. Не возражаете?
   - Особого желания не возникает. Если все предполагается таким же, как теперь, то и интересоваться нечем. А если планируются изменения, то, скорее всего, не в лучшую сторону. Об этом и знать не хотелось бы.
   - Ошибаетесь! И довольно сильно! Предупрежден - значит вооружен! Даже к процессам, которые изменить нельзя, подготовиться все-таки можно. Хотя бы психологически. А что до явлений, подвергающихся изменениям, - то иметь о них представление и вовсе полезно! Вот, например, через три года, - мужчина нажал на кнопку беспроводной клавиатуры, лежащей на столе, - Ваши зубки сильно износятся от нездорового питания и отсутствия стоматологической помощи, и Вы будете выглядеть примерно так.
  
   Женя увидел беззубого лысеющего и немолодого человека, не располагающего к приятным контактам и вообще не вызывающего симпатию.
  
   - Через пять лет желудочек Ваш начнет от этого сбоить, за ним потянутся печень и почки, кровеносная система замусорится, ну, и так далее. С работы Вас уволят под благовидным предлогом, а на самом деле - просто по причине несвежего дыхания и непрезентабельной внешности. Да и непорядок это, когда работник проживает на площади, для проживания не приспособленной, то есть непосредственно по месту профессиональной деятельности. Это, позвольте, заметить, только в Китае допустимо, да еще где-нибудь на Востоке. А мы с Вами почти европейцы, не совсем, но все-таки!..
   Вот и останетесь Вы без крова, тепла, средств к существованию и прочих привилегий нормального обитания. И что делать станете? Показать Вам?
  
   Клавиатура щелкнула, и на стене появился новый сюжет. О старике в запачканной куртке и стоптанных ботинках. Он стоял на пустыре, покрытом снегом, из-под которого повсюду торчали какие-то обрывки бумаги, остовы бытовой техники и просто помои, а к нему приближалась группа агрессивно настроенных граждан, таких же, впрочем, бродяг.
  
   - Ну, это вы загнули! У меня еще домик от матери остался, в Тверской области...
   - Нет у Вас уже никакого домика! Перепродан местным самоуправлением! За хорошие, к слову сказать, деньги! И судиться у Вас ни средств, ни сил не хватит! Так что поверьте: все увиденное - чистейшая правда!
   - Да... Унылое зрелище!
   - Именно, именно унылое! Жалкое! - подпевал Петр Иваныч с деланным сочувствием. Даже руки к груди прижал.
  
   - Так что же, - продолжал вечный Вахтер, - этого Вы желаете? Или, может, у Вас есть какие-то мысли, планы, способные как-то поддержать в Вашу персональную кризисную эпоху?
   - Нет у меня ничего...
   - Точно: нет у Вас ничего! А могло бы быть. И здесь, в Москве, а не понравится - и за рубежом где-нибудь, на побережье теплого моря, под бесконечным синим небом... Как Вам такой вариант?
   - Слушайте, оставьте меня в покое! От самого себя уже тошнит, а тут еще Вы с этими туманными предложениями и обещаниями!
  
   Из единственного окна медленно тянулся тоскливый свет и оседал пылью на вощеном паркетном полу. Какое-то жуткое уныние проникло в Женину чувствительную душу, какая-то безысходность и безнадежность.
  
   - Я, пожалуй, пойду... Мне пора... Дел невпроворот...
   - Какие у Вас дела, милейший, Евгений Викторович?! - зашелестел Петрушка, - недоразумение одно! Фикция, иллюзия, да и только! Ничего стОящего или достойного Вашего драгоценного внимания! Ваших талантов, способностей... Эх, мне бы поменяться с Вами местами! Уж я бы своего не упустил! Взял бы быка за рога! Блеснул бы великолепием! Тряхнул стариной! А Вы... Согнулись, как дед, мину какую-ту скуксили на личике! Ну, как ребенок, право слово: "пойду, пойду... домой, к мамке..." Тьфу! Веселее, милый дружок! Все в наших руках! Ну-ка, поднимем голову выше, приободримся! И начнем обоюдно приятный диалог! Товарищеский междусобойчик! А?
   - Да нет, мне пора, в самом деле... Отвезите меня назад.
   - И ведь отвезу! Еще как отвезу! Туда, в нелепую Вашу жизнь! В эту клоаку! В суету, безденежье, забвение! В серость, зависимость, в болезни, в нищету, наконец! Поедем? С ветерком? На помойку?
   - Поезжайте, поезжайте, в самом деле! - прервал подчиненного Вахтер, - Евгению надо все хорошенько обдумать, не правда ли, милейший? Ну, вот. Так что счастливо! До новых встреч, смею надеяться!
   И он, не подав руки на прощание, снова защелкал клавиатурой.
  
  

Глава 28

  
   Всю обратную дорогу, показавшуюся Жене вечностью, Петр Иваныч трещал не переставая. Рассказывал анекдоты, шутил, напевал что-то. Словом, не человек, а радио.
  
   И доставив охранника в больницу, прощался долго и церемонно, как-то навязчиво, прилипчиво и вообще утомительно.
  
   "Наконец-то этот балаган окончился!" - думал Евгений, попивая свежезаваренный дешевый чай, - "Что же мне однако делать? Перспективы не манят, будущее представляется не особо лучезарным. Куда я, в самом деле, пойду? Кому я нужен?"
  
   Отчего-то заныли зубы под недавно приобретенными коронками. Перегорела лампочка под потолком. За окном становилось все темнее, пошел мелкий снежок, какая-то крупа.
  
   Подошло время ночного дежурства.
  
   Во время обхода вверенных Жене помещений, он то и дело останавливался, застывал, будто впадал в кратковременную спячку, потом тяжело вздыхал и шел дальше. Ничего, впрочем, перед собой не видя и ни на что не обращая внимания.
  
   "Мне рассказывали, в Люберцах до сих пор есть угольные котельные для отопления жилых домов. Может, туда податься? Зарплата там, конечно, никакая, но и здесь не золотые горы. Зато будет где жить, а мой внешний вид станет органичным дополнением к новой должности..."
  
   "Или уехать в Европу, нелегально? Живут же там люди... Вон, во Франции клошарам даже едой и одеждой помогают, ночлежки имеются. И не так холодно зимой, вроде..."
  
   В конце коридора появилась фигура больного. Согнутого и слабого. Пожилой мужчина медленно шагал вперед, переставляя костыли по очереди. Дежурная медсестра спала, положив голову на стол, не реагируя на звуки и прочие помехи сну.
  
   Больной неловко обошелся с ненадежными подпирающими средствами и упал на линолеум. Подбежал Евгений, поднял его, подал костыли, но не успел даже слова произнести, как из палаты вслед за неуклюжим беглецом вразвалку вышли несколько молодцов уверенного вида и приподнятого настроения.
  
   - О! Здесь он! Недалеко уковылял!
  
   Больной нелепо выкрутил шею, испуганно оглядываясь и изо всех сил стараясь добавить скорости своим нескладным движениям, надеясь каким-нибудь чудом убежать от пугающей компании.
  
   Один мгновенно приблизился к Жене:
   - Отойди в сторонку, чучело!
   И сильно оттолкнул его, так что охранник упал в нескольких метрах, больно ударившись головой об пол.
  
   - Это... Братва, погодите! Оставьте деда в покое! Кто такие?
   - Заблеял! Лежи, животное, тихо! Тогда для тебя, может быть, все обойдется!
   - Говорю: стоять! - Женя поднимался, держась одной рукой за ушибленный затылок, - Все вопросы - ко мне! Что нужно?
   - Ты чо, баран, не понял? Лежи смирно! - каблук воткнулся точно в подбородок, следующий удар прилетел в ребра, - Еще добавить, чтоб в чужие разборы не лез?
  
   Еще несколько ударов. Носом пошла кровь. Горе-охранник пытался подняться, но всякий раз только получал новую порцию сомнительных успокаивающих средств в обмякшее тело.
  
   - Разговор не получается, - Женя воспользовался паузой и лежа на полу, размазывая по лицу кровь, пытался сообразить, что можно сделать, - Я к Петру Иванычу обращусь, козлы! Трендец вам!
   - Ты нас кем запугиваешь, лохмота? Какой Иваныч тебе приснился от большой температуры?
  
   - Остынь, дружок! Это обо мне, - от стены отделился Петрушка, собственной персоной, - Значит, старичка отпускаем! Отпускаем-отпускаем! Вот так. Евгений Викторович, будьте добры Вашу руку! Поднимаемся! Умница! Утритесь, вот чистый платочек. Хорошо! Замечательно! Здесь еще по щечке пройдитесь, сделайте милость! Ну, совсем другое дело! Красавец да и только!
   - Тут ... Они инвалида преследуют... - начал было Женя.
   - Ну, это их работа. Надо кому-то и хлам всякий разгребать. А что обращаются невежливо, так Вы их простите: весь день на ногах, да еще с кем общаться приходится! - Врагу не пожелаешь! Со всякими, с позволения сказать, отбросами. Вот и нахватались от них немного. Впрочем, ладно. Какие у Вас претензии?
   - Пусть старика в покое оставят! Что за безобразие! Больной человек, а эти, - Евгений указал на отряд живодеров, - гоняют его по больнице.
   - Да ведь здесь ничего поделать нельзя! Да-с! Дедулька свое отжил, пора ему в другие, извините, места! Совсем в другие! Неприглядные!
   - Догадываюсь, в какие!
   - Вот именно. Так что идите уж к себе, сидите спокойненько, Вам ничего не угрожает. А это дело нам предоставьте, мы уж тут сами...
   - Да с какой стати? Что вы достаете калеку?
   - А что Вы предлагаете? Оставить его? А знаете, кто это? Жизнь его знаете? Чем занимается, что с людьми делает - знаете?
   - Ничего я не знаю! Но Вы на него посмотрите: трясется как осиновый лист, бледный весь! Отпустите его, в самом деле!
   - Может, и других таких же отпустить? То-то цирк начнется! Пиночета с Гитлером отпустить? Вы, наверное, этого хотите?
   - Зачем же сразу Гитлера?
   - Ну, давайте не сразу. Давайте мелкими партиями! Человек по тысяче в день. В одну только Москву. И по столько же в другие места. Вы вообще о чем? Что решили изменить? Понравился Вам этот фрукт - да хоть женитесь на нем! Отпустить его лично для Вас? Нужно? Берите! Кормите, воспитывайте, подгузники меняйте!
  
   Женя посмотрел на старика. Тот умоляюще уставился на возможного спасителя. Лицо совсем побелело, густая короткая щетина лежала на щеках какой-то холодной тенью, такою же, какая лежит на стенках свежевырытой могилы.
  
   - Нет, зачем обязательно его отдавать мне? Пусть лечится, поправляется и идет домой.
   - Да как хотите! Домой - так домой! Только что Вы, Евгений Викторович, за него моим молодцам дадите? С пустыми руками они ведь не вернутся!
   - А что я дам? У меня ничего и нет!
   - Тогда залог какой-нибудь. Честное слово, например!
   - Какое честное слово? Не понимаю...
   - Да Ваше. Что Вы его место со временем займете. Или, что для Вас, безусловно, лучше, - сотрудничать с нами намерены.
   - Я не намерен. Вроде...
   - Что же мы тогда напрасно время теряем? О чем говорим? Пособолезновали несчастному - похвально! Только от Ваших соболезнований ему легче не станет. А по-настоящему помочь отказываетесь. Так каждый может! Деду, поглядите, реальное участие требуется, а не болтовня. А Вы тут напрасно воздух сотрясаете! Нехорошо! Некрасиво, позвольте заметить!
  
   Женя совершенно потерялся. Стоял столбом, в голове гудело, мысли какие-то глупые обрывками цеплялись за другие мысли, так что получался просто клубок, который ни распутать, ни разорвать, казалось, невозможно.
  
   И вдруг в этой толчее мелькнула одна мысль, а вместе с ней тонким лучиком блеснула и надежда: "Не может быть на свете такого выбора, какой он сейчас передо мной поставил! Иначе развалился бы давно весь мир на кусочки, рассыпался как разбитое стекло! Не один же я в такой ситуации оказался, были и раньше другие, наверняка были! А ведь Петр Иваныч врет, подлец! Если бы была у него возможность, то давно уже все привел он к общему знаменателю, никакой жизни бы не осталось! Никакие там Пиночеты и Гитлеры родиться бы не успели, как вся история завершилась бы! Ведь он это срежиссировал, и меня, и старика подставил!"
  
   И клубок стал распутываться, ниточка за ниточкой.
  
   - Пожалуй, никакого сотрудничества между нами не будет. И деда я вам просто так не отдам. Делайте со мной что хотите, а его не получите!
  
   К Жене уже приближался один из удалых ребят, на ходу поигрывая кулаками, как боксер перед матчем.
   Петр Иваныч заметил ему, как бы между делом:
   - Только по зубам не бей, сохрани всю стоматологию в надлежащем виде!
   Боксер ответил: "Сделаем!" и профессионально разогнул руку, несущую тяжелый удар.
  
  
   Евгений проснулся. На обычном рабочем месте. На проходной больничного корпуса. За окном уже шумело московское утро. Затылок ныл, голова кружилась.
  
   "Наваждение! Приснилось все что ли? Или меня отключили, а потом сюда перетащили?"
  
   Женя поднялся на этаж, где происходило предполагаемое вчерашнее безобразие. Вошел в палату, откуда ночью попытался сбежать старик, и увидел его лежащим в постели, очень слабого, не могущего сказать даже слова, только устало глядящего на посетителя с благодарностью. И глаза его были влажными, не то от сознания беспомощности, не то просто от старости, не то еще отчего-то.
  
   - Поправится! - из-за спины охранника прозвучал звонкий голос молодой медсестры, - Пошел на поправку! Вчера чуть не умирал, а сегодня - бодрячком! Знаешь его?
   - Да нет. Так зашел, из любопытства...
  
  

Глава 29

  
   Интересная штука - город! Удивительная! Вот, жили бы все кочевой жизнью, никаких городов тогда бы не существовало. Ни высоченных зданий, ни комфортабельных квартир, а только степи, леса, озера, горы... Все необходимое для жизни брал бы человек от природы, разводил бы лошадей, мулов, собак. Питался бы молоком и мясом, готовил бы пищу на костре. Деньги оказались бы ненужными. Конечно, всякие там украшения для тех, кому нравятся, играли бы свою экономическую роль. Но и без этих излишеств прожить было бы можно. И даже неплохо!
  
   Впрочем, вечная человеческая зависть заставила бы все равно терзать друг дружку и отнимать последнее у соседа. А вечный Вахтер потирал бы радостно руки, глядя в свои мониторы.
  
   Один китайский мудрец говорил, что это счастье - уступить узкую тропинку идущему навстречу. А другой утверждал, что благополучие создается уважением. Утопия? А между тем, Китай - огромная страна, которая только развивается век за веком, которая только растет и увеличивает свой потенциал. Все пережила: и многочисленные войны, и засилье монголов, и феодальную раздробленность. Но потихоньку объединялась, мало-помалу растворяла в себе инородную культуру, тем самым только укрепляя собственную. Сейчас без китайской промышленности не может обойтись ни одна развитая страна. Может, и медленно это государство занимает лидирующие позиции в мире, но как уверенно и спокойно! Какая уж тут утопия!
  
   И наоборот: ссоры, дрязги, мелочность, неоправданные притязания разрушают и то, что выглядит прочным. Какой была Россия в период междоусобных войн? В то время князья все никак не могли поделить мелкие клочки земли, и так век за веком. И когда возникло это объединение? Да когда некто Сергий призвал, наконец, образумиться тогдашние власти. И выступить против уже дробящейся Орды. Этого призыва хватило, конечно, надолго. И страна стала богатеть, обрастать соседними землями, торговать с другими народами уже не как варвары, а как граждане огромного государства. Принимать в свой состав прочие слабые страны, не способные противостоять каким-нибудь захватчикам.
  
   Да ладно, страны! Посмотрите просто вокруг. Иногда кажется, что хамоватые и жадненькие индивидуумы добиваются большего, чем скромные и не проявляющие алчности. Но ведь это только на поверхности, так сказать, с точки зрения человека, глядящего на витрину. А что за этой витриной? Оптовый склад какой-то, хаос, разор, беспорядок. Разгул - да. Угар - присутствует. Безоглядное стремление в далекое никуда - конечно. Но что все эти люди? Листья на ветру. Сегодня зеленые, а завтра - изъедены гусеницей, больны листоверткой какой-нибудь, сморщены, валяются на асфальте, под ногами у прохожих. Кому они нужны? Кто о них пожалеет? Кто поможет им в трудную минуту? А ведь такая минута придет. Пусть даже и в самом конце блестящей какой-нибудь жизни, как у того старика в больнице, например.
  
   Был у Жени один приятель, работал в области ландшафт-дизайна. И как-то рассказал такой случай. Некий состоятельный мужчина приобрел в собственность участок земли довольно внушительных размеров, построил огромный дом со всякими удобствами и, наконец, занялся участком, пригласив для этой цели соответствующую фирму. Излагает он свои пожелания к озеленению, будущим дорожкам, фонтанам и тому подобным нужным вещам и, среди прочего, говорит: "Только хвойников побольше сажайте, они для легких полезны. У меня больная дыхательная система". Ну, или что-то в этом роде. И ведь действительно: вокруг него бегают нанятые телохранители, суетятся наемные работники, доктора с него пылинки сдувают, а он со всем своим богатством уже одной ногой в могиле. Такой вот анекдот.
  
   Это сказано не ради злорадства тех, кто томится ощущением несправедливости и сильного социального расслоения. Напротив, это для того, чтобы слегка, чуть-чуть напомнить о чем-то настоящем, присутствующем в каждой жизни. О том, что не всегда хорошо то, что кажется хорошим, как не всегда страшно то, что представляется страшным. О том, что жалеть друг друга - надо, проявлять уважение - надо, пусть хоть немного. А то будет получаться как на московских дорогах: один водитель не проявит незначительного терпения, вклинится явно неудачно в чужую полосу, сам пострадает, другого зацепит и многим помехи на пути создаст. А ведь здесь, ясное дело, задержка движения на минуту создает пробку на час. Ну посудите сами, куда это годится? И кому это на руку?
  
   Впрочем, разве мы собрались затем, чтобы философствовать? Естественно, нет. Давайте перейдем к темам попроще! И так много всякого трудного, неразбериха да и только! В самом деле, оставим эти рассуждения! Тем более ничего в них нет, пустословие одно!
  
  
   Евгений Викторович очень скоро был уволен. Даже раньше, чем обещал вечный Вахтер. И совсем неважно, по каким, собственно, причинам это произошло. Причины, предпосылки - область по большей части гадательная, а факт - вещь конкретная и неумолимая.
  
   Вручили ему трудовую книжку, приняли обходной лист, наградили заслуженной частью зарплаты и - прощай, милая! Не поминай лихом!
  
   Стоит Женя на пронизывающем зимнем ветру в вязаной шапочке и форменной куртке. Холодно, а идти некуда. Из всех доступных мест - только метро, да и то до ночи. А потом что?
  
   Были времена, когда оказывалось вполне возможным повстречать в городе какого-нибудь хиппи и "затусоваться" в квартиру, где и сам этот хиппи "прописан" всего пару дней, оказавшись в Москве проездом до Питера.
  
   Было время, когда и в город на Неве можно было добраться на перекладных электричках, не заплатив ни копейки.
  
   Да что там! В подземку можно было спуститься за пятачок, простодушно попросив его у входящих в метрополитен людей.
  
   Теперь другой коленкор. Москва - один из самых дорогих городов мира. И простому человеку тут делать нечего, кроме как обслуживать тех, кому как раз есть что здесь делать. Но если на одного олигарха приходится по сотне королев красоты и топ-моделей, то уж простых людей на него - миллион.
  
   Вот так бывает. Город большой, а нет в нем места одному бывшему охраннику Евгению Викторовичу.
  
   Женя потоптался на перекрестке и пошел к "Булгаковскому дому". Прошел сквозь давно известную ему арку и попытался сломать железную дверь "черного хода". И зачем, спрашивается? Но, как говорится, надежда умирает последней. А в ситуации отчаянной - не умирает вообще. Так что простим ему эту бесперспективную выходку!
  
   - Это кто там в двери барабанит? Пошел отсюда, бомжина! Щас милиция приедет! - окно во втором этаже приоткрылось и оттуда торчала чья-то лысая голова, - Кто ты есть? Ну-ка выйди на свет! Дай я тебя запомню! Чтобы потом фоторобот составить!
  
   И Женя послушно вышел. Теперь ему стало вообще все равно. А в камере будет пусть и холодно, но не так, как на улице.
  
   - О! Женя? Охранник? Ты что здесь делаешь?
   - А Вы кто? - свет из окна падал так, что лица лысого мужика видно не было, только тень какая-то.
   - А я Чернев. Ну, ночью помнишь? На костылях? Ну, этот, Петр Иваныч там был какой-то... Ну, вспомнил?
   - Ага, вспомнил.
   - Давай, заходи! Только через подъезд! Я тебе домофон открою!
  
   Евгений поднимался по лестнице медленно, как во сне. Спешить вообще некуда, а знакомый пациент больницы тоже никуда не денется.
  
   - ЗдорОво, Женька! Ты что такой угрюмый? Замерз? Раздевайся! Есть хочешь?
   - Хочу, - прозвучал честный ответ.
   - Ну так давай! По-свойски посидим! Пиво будешь? Я-то не пью: нельзя! Здоровье! Но для гостей есть всякое. Может, вообще - водочки? Или вина? Чего хочешь?
   - Пусть будет пиво...
  
   Когда Евгений отогрелся и освоился, наелся, расслабился, разговор пошел более плавный и легкий.
   - Ты понимаешь, у меня с той ночи совсем другая жизнь началась. Раньше, конечно, тоже всякие катаклизмы случались, но чтобы до такого доходило... Короче, задумался я крепко. И по возвращении домой бросил работу: шут с ней! Мне ведь лет-то немного, только-только полтинник стукнул, а выгляжу на семьдесят! Я ведь чем занимался? - Ладно, совестно говорить. На душе грязи столько, сколько всяких отбросов во все сортиры не поместится... В общем, послал я этот "бизнес" мой к ядрене фене с бесплатными входящими! Теперь живу тихо. Мне медики сказали, что осталось немного, хоть лечи, хоть не лечи. Хочу дожить оставшееся как человек. Даже в церкву хожу. Ты-то как?
   - Никак особо... С работы уволили, жить негде... Не подумай, я устроюсь где-нибудь. Все будет нормально. Просто вот такие пока дела.
   - Да будет, будет! Ты что умеешь? Где трудился, кроме охраны?
   - Все как-то грузчиком, в основном.
   - Понятно. Это не беда, у меня знакомые остались. И некоторые должники. Помогу! Например, та же охрана, хочешь?
   - Не знаю... Уехать бы куда... Не могу здесь, тошно. Может, истопником где-нибудь?
   - Это уже другие деньги. Совсем не те, какие я предложил. Но, если настаиваешь - найду! А пока у меня оставайся. Живи, отдыхай!
   - Спасибо... Только я тут никому не помешаю? Ты с кем живешь?
   - Один я, один, не переживай! Комнат много, нам хватит! Выбирай любую! И не церемонься, делай что пожелаешь, ешь, пей, телевизор смотри! Я тебя дергать не стану. Приходи в себя, иными словами!
  
  
   Женя растянулся в чистой постели с таким удовольствием, будто кочевал лет пять и спал на голой земле. Приятно и удивительно стать очевидцем, а лучше - участником такого совпадения, счастливого стечения обстоятельств, какое имело место и необходимость произойти в этот вечер. С другой стороны, Евгений вспоминал, как и сам он, еще живя в перестроечную эпоху в этом же доме, знакомился на улице с кем попало и притаскивал новых знакомых на просторную кухню для совместного распития пива, а за неимением - и жидкого чая. И для беседы. Все обитатели бесплатных апартаментов давно привыкли к этой особенности Жениного открытого характера и с удовольствием знакомились с гостями. И многие такие встречи впоследствии перерастали в дружбу, в совместное какое-нибудь творчество, а иногда и в полные нежности романтические отношения. И, конечно, в кипучую совместную деятельность, в какие-нибудь безобидные аферы, вроде проникновения в театр без билетов.
  
  

Глава 30

  
   Через неделю радушный хозяин квартиры сообщил Евгению, что работа для него найдена, а равно найдено и жилье. В Тульской области, в селе, истопником при церкви.
  
   На следующий день Женя собрал свои немногочисленные вещи, получил в дорогу деньги и продукты на первый случай. И из желания чем-нибудь отблагодарить неожиданного помощника в критических обстоятельствах, он подарил пациенту Черневу свою любимую фарфоровую чашку, расписанную звездами с внешней стороны, а с внутренней - домами и дорогами Москвы.
  
   Поезд до Ефремова, потом - автобус. Холодно, в окна задувает ветер. Колеса не очень быстро пробираются по дороге, занесенной рыхлым снегом.
   - Автобус дальше не пойдет! Все замело! - привычно сообщил водитель.
   Пассажиров осталось всего трое: бабка с дедом и Евгений.
  
   Наш герой, покинув транспорт, отправился дальше, вытаскивая из сугроба ноги и продвигаясь непривычно медленно в нужном направлении. Один час, другой...
  
   Вот и остановка с железной пластиной наверху, где краской выведено название искомого населенного пункта. С одной стороны - чистое поле, с другой - крутой высокий холм, на вершине которого стоит церковь с серебряными, не в пример московским, куполами. Белый снег, белое небо, белая церковь, белые купола. Всё холодно, однообразно, неуютно. Женя ощутил себя совершенно одиноким, забытым и ненужным.
  
   Забравшись на гору, он постучал в дверь одноэтажного домика прямо рядом с храмом. Постучал еще. Тишина. Только минут через десять дверь открыла женщина:
   - А я думаю, кажется мне, или кто-то стучит! Дороги занесло, мы уж не надеялись, что кто-то приедет!
   - Здравствуйте! Я ваш новый истопник! - с трудом проговорил замерзший человек, похожий более на ходячий сугроб, чем на истопника. И упал. Лицом в пол.
  
   А когда пришел в себя, то лежал на кровати, без куртки и ботинок, под двумя матрасами и одеялом.
   - Очнулся? Вот и хорошо! У нас тут холодно: истопники спиваются. Что делать? - деревня!
   - А кто сейчас топит?
   - Пейте, - сказала женщина и протянула Жене чашку горячего чая, - И лежите, отдыхайте! Я топлю. Даже не знаю, как надо. Натолкаю в печи веток, дров немного, а чтоб углем, как положено, так это у меня не получается, ничего не горит!
   - Я сейчас пойду посмотрю, разберусь, как надо! - Евгений приподнялся на кровати.
   - Нет, нет, нет! Лежите, Вам говорят! Завтра пойдете!
  
  
   На следующее утро он спустился в котельную под домом, которая призвана была обогревать и само строение, и церковь. Почистил один котел, проверил давление в трубах, набил топку газетами, сверху - щепой, выше - дровами, потом - крупными кусками угля, затем просеянным углем помельче. Поджег. Пламя быстро охватило предложенное топливо, и из печи потянуло жаром. Женя захлопнул створку топки и вынес на улицу ведрами, в несколько приемов, шлак и отсев.
  
   Первая ночь его новой профессиональной деятельности получилась слишком душной для обитателей сторожки: привычные к холоду они легли спать в одежде, а потом разделись совершенно, и все равно буквально задыхались. Но окна открывать не решились: слишком дорогим считалось здесь тепло. Вот до самого утра и мучились. Женя учел критику и больше так сильно помещения не нагревал.
  
   Так и пошло. День за днем. И эта, на первый взгляд, трудная деятельность не только не утомляла истопника, но как будто и придавала ему сил.
  
   И вообще все как-то образовалось. Женя даже и почти не вспоминал о другой жизни, за этими глубокими снегами, о городах и существующих в них людях. Когда ему в первый раз выдали здесь зарплату, он даже удивился: зачем? Его кормили, в его распоряжении была просторная и чистая комната, где каждый день та самая женщина, встретившая Евгения в первый день, Раиса, наводила порядок.
  
   Ночью, после чистки и закладки котла, Женя выходил разгоряченный на морозный воздух, смотрел на огромные звезды, горящие в черном небе, и ему представлялось, что теперь фарфоровая чашка, накрывающая землю, как бы вывернута наружу и что нарисованные на ней московские улицы оказались с внешней стороны, далеко от настоящего мира и вообще от реальности.
  
   Однако все привычное когда-нибудь приобретает формы весьма непривычные, и сложившийся порядок рано или поздно нарушается этаким мелким обстоятельством, пустяком. Так и в нашем случае. Пришла весна, и топить печи стало необходимым реже, а потом и вовсе пропала всякая такая необходимость. Так что до следующего отопительного сезона пришлось заниматься непривычными деревенскими делами: одно починить, другое залатать, третье перенести и так далее, и тому подобное. И это бы еще ничего, с этим можно справиться. А вот то, что к Евгению снова стали захаживать разные незваные гости, оказалось весьма неприятным сюрпризом.
  
   Однажды днем, спустившись в котельную за лопатой, наш герой обнаружил там двоих незнакомцев, копающихся в углу и что-то бормочущих низкими охрипшими голосами.
   - Вы что здесь?.. Нельзя... - от неожиданности Женя не нашелся, что сказать.
  
   Граждане обернулись и притихли, уставившись на истопника. Глаз видно не было: в полутьме различались только контуры фигур, но взгляды явно буравили и давили. Наконец, один из посетителей стремительно приблизился к Евгению. Роста он оказался невысокого, метра полтора, но сложение имел крепкое и структуру - коренастую.
  
   - Истопник?
   - Ага...
   - Новый?
   - Ну, полгода как...
   - А старый где - Федька?
   - Не знаю. Спился. Вам тут нельзя...
   - Да можно, не боись! Мы тут на своем месте. А вот ты нам нафиг здесь не нужен! Пошел вон!
  
   Женю будто подхватила какая-то волна, шарахнула о стену и выкинула наружу. И дверь за ним сама захлопнулась.
  
   Истопник поднялся с земли и снова решительно направился в котельную.
   - Это... Ребята, поймите меня правильно: я пришел, вижу вас, а это - непорядок, потому, собственно, и выступил. Не обижайтесь, в самом деле! Против вас лично ничего я не имею!
  
   Двое в углу переглянулись.
   - У тебя закусь есть?
   - В смысле?
   - Ну, пьем мы здесь! Закусить бы надо!
   - А, понял... Нет, заесть нечем... А вы часто здесь?
   - Иногда. Когда компании хочется. Будешь третьим?
   - Ну... я по этому делу не особо...
   - Мы тоже не особо: по маленькой, за знакомство! А?
   - Не... Я так понимаю, с вами начнешь - потом не закончишь!
  
   Члены тайного общества по борьбе с трезвостью приглушенно засмеялись:
   - Точняк, сообразил!
   - Давайте знакомиться? Я - Женя.
   - Кулебякин, - представился один и протянул руку.
   - Бульдозер, - отрекомендовался другой, - Присаживайся! Мы тебе нальем, хошь - пей, хошь так смотри, а для компании положено!
   - Спасибо! - Женя присел на корточки, как и его новые друзья.
   - Ну, за хорошую погоду! - произнес Кулебякин и чокнулся с приятелем.
   - Чо, Женич, правда никакой закуси нет? - Бульдозер прослезился от выпитого.
  
   Истопник покопался в карманах, нашарил несколько карамелек и протянул компании:
   - Все что есть.
   - О! Самое оно! Давай сюда! Кулебяка, ты хоть разворачивай конфеты: фантиком подавишься!
   - Пойдет! Пока развернешь - опять наливать надо!
   - Жека, а курева не найдешь?
   - Нет, этого не держим.
   - Жаль! Щас бы засмолить! А, ладно - по старинке! - И находчивый Бульдозер набросал щепок и какого-то мусора с пола в обрывок газеты, свернул все, получилось некоторое подобие сигары. Щелкнул пальцами, на их кончиках заплясало маленькое пламя, вроде того, какое дает зажигалка. Закурил, - Нормалец! Только крепковата!
  
   - Жень! Жень! - послышалось снаружи котельной.
   - Меня зовут. Помочь что-нибудь надо. Я пойду.
   - Давай, Женич! Ты, это, заходи! Тут в уголку всегда заначка есть на первый случай. Так что не стесняйся, пользуйся! Мы ее полешками прикрываем.
   - Ладно! Бывайте, мужики!
   - Бывай!
  
   Ночью Евгений проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо.
   - Жека, Жека! Да просыпайся ты, тюлень!
   - Чего? Утро?
   - Какое нафиг утро?! Тьма кругом! Пошли!
   - Куда? Ты кто?
   - Кулебякин. Пошли, пошли, вставай, блин!
  
   Истопник сел в кровати, протер глаза кулаками.
   - Куда идти-то?
   - Да пошли, увидишь!
  
   На улице было свежо и по-летнему тепло. Где-то в селе сонно залаяла собака. Луны не наблюдалось, только огромные звезды горохом рассыпались по черному небу. И действительно, тьма стояла такая, что слепой в ней ориентировался бы лучше, чем зрячий.
  
   - Пришли? - Бульдозер ждал у церкви, - Ты, вроде нам теперь дружбан, так что и мы тебя где-нибудь прикроем. Короче, наше дело в этом случае - сторона, а ты сам соображай, что да как, потому и позвали. Вон, Женич, смотри. Церковные воры!
   И он указал рукой на окно храма, возле которого ковырялись двое, увлеченно отдирая старую кованую решетку.
   - А ну стой! Стрелять щас буду! - заорал Евгений и бросился к ворам.
   Те побросали инструмент и побежали куда-то вглубь села. Женя собрал их пожитки и отнес в котельную: "Решетку обратно утром приделаю".
  
   - Молоток, Жека! На, выпей, остынь! - Кулебякин протянул ему граненый стакан, до краев наполненный алкоголем.
   Истопник без раздумий, как-то машинально опрокинул предложенное внутрь:
   - Ой, ё! Крепкая!
   - Нормально, нормально! Еще грамульку? За удачное завершение ночного предприятия?
   - Не... Хватит... И так рубануло...
   - А может, гулять пойдем? Лето офигительное, теплынь... Пойдем, братцы? - Бульдозер ухватил Женю за рукав и поволок на улицу.
  
   Кулебякин шел по асфальтированной дороге, соединяющей соседние деревни, громко пел песни и размахивал литровой бутылью, иногда останавливаясь, чтобы наполнить общий стакан, который друзья пускали по кругу. Хриплый голос Бульдозера составил бэк-вокал, а Женя шел рядом и просто глупо улыбался.
  
   Когда наступило утро, деревенский тракторист нашел Евгения, спящего прямо посередине дороги, километрах в десяти от села, и опознав в нем истопника, отвез домой.
  
  

Глава 31

  
   Теперь ночные прогулки стали чаще, поэтому Женя, сонный и похмельный, днем бывал вял и безынициативен. Обитатели сторожки его жалели сильно за него переживали: хороший человек, добрый, а пошел тою же дорогой, что и его предшественники-истопники.
  
   Как-то ночью, придя в котельную, Женя не застал своих знакомцев. Покопался в заветном углу, раскидал поленья, но и припасенной поллитры не обнаружил. Присел на бетонный пол и сидит пеньком. В голове - ни мыслишки, и спать не хочется: привык уже к ночным загулам. И слышит: кто-то по ступенькам к нему вниз спускается. А лестница расположена так, что из-за печи не видно, кто идет.
  
   Наконец, гость отсчитал с десяток ступеней и вышел из-за котла.
   - Борис Васильевич, ты?
   - Привет, Жень!
   - Ты здесь откуда? Ко мне специально что ли?
   - К тебе. Специально.
   - Ну, присаживайся, расскажи, как дела, как жизнь вообще?
   - Жизнь все та же, и люди те же. А вот ты сильно изменился.
   - Пью, блин. Чего-то заигрался с этим...
   - Ну да, слышал. И друзей твоих знаю.
   - Кулебяку?
   - И его, и того, который себя Бульдозером называет.
   - О как! Откуда знаешь?
   - Приходилось встречаться. Лучше ты мне ответь: чем люди от животных отличаются?
   - Ну ты сказал! Да разным... А что?
   - А то, что кроме прочего, животное не ест и не пьет больше, чем нужно, и никто не может его заставить, чтобы оно пило больше, чем позволяет его природа. А среди людей те, кто пьянствует - без всякого принуждения пьет больше возможного, так что даже сам себе вредит. И чего трезвый человек сторонится, он в пьяном виде делает без всякого сожаления и оглядки. Только потом одумывается, когда уже поздно. Конечно, ничего нет страшного в спиртном, если оно употребляется в меру, в хорошей компании, ну, там для веселья. Но ты-то посмотри, с кем пьешь и сколько!
   - Да я понимаю, Борь! Ерунда вышла... А теперь поделать с этим ничего не могу!
   - Разберемся! - гость повернулся к двери, - Заходите, давайте!
  
   В котельную вошли ночные приятели Евгения.
   - Ты это... Василич, не обижайся, но не лез бы ты не в свой огород в самом деле! - Бульдозер с ходу обратился к Жениному давнишнему другу, - Его никто не заставляет, ну пьет, и пускай пьет. И ему веселее, и нам!
   - Точняк, Василич, езжай в свою Москву, там без тебя соскучились! - поддержал его Кулебякин.
   - Ничего, поскучают - я вернусь, лишь бы вам скучно не было!
   - А нам нормально! С Жекой не соскучишься! То на крышу к кому-нибудь влезет под этим делом, - Кулебяка щелкнул пальцем по горлу, - и его всей деревней оттуда утром стаскивают, то со свиньей в обнимку уснет! Хохмач!
  
   Борис Васильевич повернулся к истопнику:
   - Ну вот, смотри Жень, ты же у них за клоуна! Они себе тут шапито организовали и тебя за бесценок наняли! А говорят: друзья, друзья! Как тебе такой разворот?
   - Так себе, вообще-то... Я тоже думал - друзья...
   - Женич, ты не сомневайся, мы, сам знаешь, если что - за тебя горой, и прикроем, где нужно, и все такое! За нами не заржавеет! - вступил Бульдозер.
  
   Вдруг Женю пробило:
   - Угу, видал я вашу помощь! Бросаете меня на дороге пьяного, плевать, что машина в такой темноте задавит! Или, вот сам говоришь: на крышу могу забраться. Что ж ты меня не удержишь, когда я лезу? Нет, братва, на самом деле - фигня получается. Не дружба, а сплошной облом...
   - Ты что, гаденыш, как водку нашу пить - так первый, а как самому за себя отвечать - так из нас виноватых делаешь? Может, забыл, как из котельной вылетал зимой? Да я тебя, гнида, растопчу! - Бульдозер сделал шаг к Жене, но тут же отлетел в сторону как целлулоидный шарик.
   - Вы на рожон не лезьте, - объяснил Борис Васильевич, - Поберегите нервы и здоровье. И чтобы на вас нареканий больше отсюда не поступало!
  
   Кулебякин извлек из кармана нож с обломанным лезвием и привычно поиграл им, крутя между пальцами:
   - Василич, ты войны хочешь? Щас между ребер засажу, мало не покажется!
  
   Нож сверкнул в воздухе, будто короткая белая молния, потом засверкали другие молнии, запахло серой и озоном, все горело, дым заполнил помещение и языки огня достигли деревянных перекрытий.
  
  
   - Что ж ты, Женя, полдома сжег? Что делать-то теперь?
   Истопник очнулся в своей комнате на кровати. Одной стены не было, только черные головешки торчали. Над ним склонилась Раиса и священник - отец Андрей.
  
   А рядом, в ногах Евгения сидел Борис Васильевич.
   - Ты скажи им, чтобы не переживали: завтра будут деньги на новый дом и новую котельную!
   - Не переживайте, - повторял Женя, - завтра будут деньги на новый дом и новую котельную!
   Раиса прижала ладонь к щеке:
   - Совсем допился: бредит... Горячка...
   - Говорю вам, не переживайте! Ну, поверьте! Это не бред. Идите к себе, все будет хорошо! - и виновник инцидента уснул.
  
  
   Так сложилось, что кризис ударил не только по видимой части экономики, но и по теневой. Начался криминальный перераздел сфер влияния между бандитскими группировками, подогреваемый не всегда однозначно понятной деятельностью органов правопорядка. Деньги выводились в наличность, наличность путешествовала из рук в руки, застревая в сейфах наименее активных участников происходящего.
  
   По плохо асфальтированной дороге ехала иномарка, битком набитая денежными знаками нескольких стран. Бензин заканчивался, и водитель свернул налево - в горку, к белой церкви на высоком холме.
  
   - Где у вас тут поп? Ну, священник?
   - Отец Андрей, Вас спрашивают! - Раиса открыла дверь и кричала внутрь полусгоревшего здания. На призыв вышел человек с бородой, весь в черном:
   - Я Вас слушаю.
   - Короче. Мне, видно, не выбраться уже, кранты! А денег с собой - море. Закопать или спрятать - не успею, выбросить - жалко. Забирайте все, вместе с машиной! Ну, и за меня помолитесь, типа. Если не в падлу...
   - А тебя как зовут?
   - Доджер. Тьфу, блин, Серега, в общем. Все, батя, мне пора! А то сейчас бабки вместе со мной конфискуют! Бывайте! - молодой человек махнул рукой и побежал назад, на дорогу. С холма было видно, как к нему подъехали две черные машины, как дюжие молодцы затолкнули его в автомобиль, предварительно смягчив тело битой, и увезли в обратном направлении.
  
  
   На полученные странным образом средства действительно очень быстро были отстроены новые объекты нехитрого сельского обихода, проведен некоторый ремонт церкви, а священника не раз потом между собой осуждали селяне за владение новой иномаркой.
  
   О малознакомом Сергии постоянно молились на церковных службах, как о "благодетеле и устроителе храма сего".
  
   Женя перестал употреблять спиртное, совсем.
  
   Примерно через год выяснилось, что бывшая супруга истопника умерла и за неимением близких родственников оставила недвижимость Евгению. В виде квартиры в две комнаты. И он уехал в Москву. Чем занимается теперь, что делает - не знаю. Давно его не видел.
  
  
   Однако хотелось бы обратиться к некоему Черневу, случайному помощнику Жени в его беде.
  
   Семен Петрович Чернев, попрощавшись с нашим героем, несколько загрустил и, чтобы как-то развеять это щемящее чувство, заварил чай и налил в полученный от приятеля подарок - красивую фарфоровую чашку. Да так и просидел до самого вечера, выпивая кружку за кружкой.
  
   Когда за окном совсем стемнело, и Семен Петрович решил переместиться в постель, то помыв ёмкость из тонкого фарфора, обратил внимание на изящно выполненные какие-то рисунки внутри. Стал вглядываться и увидел сцены из собственной жизни. Вот, он еще молодой, на танцах в доме культуры родного провинциального города. Вот - недавние события: он на костылях возле больничной койки. Здесь - женится, там - разводится.
  
   Разглядел свое первое дело: ограбление продуктового магазина. Потом - словно групповая фотография с подельниками прочих, уже более серьезных дел.
  
   Увидел, как скандалит с женой за право встречаться с сыном после развода. Вот его сын на полученные от отца деньги покупает первую дозу героина. Вот похороны его единственного ребенка.
  
   Ну, и так далее. Зачем перечислять все события чьей-то жизни? Кого вообще волнует чужая жизнь? В своей бы как-нибудь разобраться!
  
   С другой стороны, сколько ни разбирайся - ничего не получается! Все остается как было, никаких перемен не придумаешь, только мозги напрасно намучаешь, не так ли? Однако вернемся к Семену Петровичу.
  
   Этой ночью он спал плохо. Даже и во сне видел события, которых давно уже не помнил. События по большей части неприятные, хотя раньше, во время участия в них, мужчина оценивал все совсем по-другому. Казалось, что есть в них романтика, какая-то удаль, этакое пренебрежение устоями, смелость... Думалось даже, что он - почти Робин Гуд, справедливый такой разбойник, разве что с некоторыми недостатками, впрочем, вполне допустимыми.
  
   А что сейчас? Тошно от всяких таких происшествий и даже, простите за несуразность, стыдно... И никогда стыдно не было, а вот на тебе: раз - и стыдно... Ну не парадокс ли?
  
   Хотелось прожить жизнь так, "чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы", и ведь прожил! Да еще как! А теперь вдруг стало и мучительно, и больно! И не оттого, что прошла эта жизнь, не ее жалко, и не себя даже в ней. Жалко того, что исправить теперь ничего нельзя. Ни мгновения!
  
   Хотелось, чтобы семья была, но супруга не потерпела измен. Хотелось, чтобы у сына и будущее и настоящее алмазами были усыпаны, чтобы все по-человечески, даже лучше! И из себя думал человека сделать, выбиться в люди... А вышло одно безобразие. Нелепость просто! Как будто сам над собой посмеялся. Над своими планами, предприятиями...
  
   "Или кто-то другой посмеялся надо мной?" - рассуждал мысленно Семен Петрович, ворочаясь в постели, - "Сидит сейчас, смотрит, как я от болезней загибаюсь, как совесть меня наизнанку выкручивает, и потирает радостно руки!"
  
   И перед глазами всплывал образ дрянного какого-то человека в белом дорогом костюме, сидящего в такой специальной комнате, все стены которой увешаны бесчисленными мониторами. И он щелкает тонкими привычными холеными пальчиками по клавиатуре, затевая все новые и новые сюжеты будущих драм, участниками которых станут разные, ничего не подозревающие и в целом неплохие представители людского многочисленного сословия.
  
   "А может, ну ее, эту совесть? Что я сам над собой издеваюсь? Может, и нет ее вовсе? В самом деле, книжная выдумка какая-то! Что я себе суд затеял? Кто меня судит? - Никто! Кто обо мне знает?"
  
   И будто в ответ в голове зашелестело: "Никто не знает! Зачем над собой издеваться? Сам себя изведешь, а толку-то - десять нулей! Ночь пройдет, утром все покажется бредом, не вспомнишь даже! Спи себе спокойно!"
  
   И Семен Петрович засыпает.
  
  

Глава 32

  
   Утром Семен проснулся поздно, долго раскачивался. Даже, не поднимаясь с кровати, включил телевизор, чтобы как-то взбодриться всякими информационными составляющими.
  
   "Нет, точно, нельзя так себя истязать по ночам! День хороший, солнечный, все вообще в порядке, а я разбитый и никуда не годный!"
  
   Он поднялся с постели, отправился на кухню за кофе и взгляд его упал на виновницу злоключения - Женину чашку.
  
   "Все она виновата! Что я в ней вчера разглядел? Хрень какая-то!"
  
   Мужчина взял посуду в руки и пригляделся. Все по-прежнему: с одной стороны - нелепые звездочки, с другой - картинки лубочные. И, главное, в голове так и пищит: "Выброси ты ее к лешему, старьё это!"
  
   Нет, выбрасывать, вроде, не годится: подарок от товарища. Семен Петрович направился к серванту в одной из комнат и определил чашку на вечное заключение под стеклом рядом с подобными неупотребляемыми предметами.
  
   Закрыл створки, вышел из комнаты. Через полчаса слышит: дзинь! Как будто что-то разбилось. Отправился на поиски источника звука - ничего обнаружить не может! Вроде все на месте: посуда всякая, вазы там, и прочее. Заглянул в сервант - оказывается, чашка упала и лежит на самой нижней полке, у стеклянной дверки. И почти посередине явно проступила трещина. И как она могла свалиться? Это надо мебель двигать со всем содержимым, чтобы такого эффекта добиться! И прочие керамические изделия ничуть не пострадали и даже с места не сдвинулись.
  
   Ну, вынимает он эту чашку, осматривает: нет, вроде живая, не совсем раскололась. Склеивать, ясное дело, бесполезно. Если бы разлетелась по трещине на два кусочка, тогда - конечно. А так... Чего ее клеем мазать? И вернул ёмкость на отведенное ей место. А из головы образ человека перед мониторами никак не выходит. Прям застрял этот вечный Вахтер в извилинах, хоть ты тресни!
  
   И снова так жалко стало бездарно прожитой жизни, прямо хоть сейчас топись! А, казалось бы, чего топиться, и так конец не за горами... И что-то все вертятся мысли: "И так конец, и так конец... Чего ждать?.. Когда на пол рухнешь как подкошенный, и некому будет даже неотложку вызвать? Да и к чему она - неотложка? Еще пару дней протянуть... А что дальше будет, уже сам видел: крепкие парни в черном... Пожалуй, покрепче будут, чем ты в лучшие свои молодые годы..."
  
   Семен надел брюки, почистил ботинки, влез в пальто, нахлобучил шапку и вышел на улицу. Медленно добрел до "Маяковской", спустился в подземку.
  
   "А и правда, брошусь под поезд... Все одно помирать, когда-никогда!" - думал он на ходу.
  
   В подземке стоял обычный грохот, суета. В общем, будничная толкотня. Семен Петрович подошел к краю платформы, чуть нагнулся, чтобы изучить место предстоящего действия. Рельсы блестели, словно специально к случаю начищенные.
  
   "Угу, с шиком помру" - сказал он сам себе и не ощутил ни страха, ни жалости к себе, а только дикую тоску, какую, наверное, чувствует собака на живодерне. Огляделся. И обратил внимание на юношу, стоящего так же, совсем рядом с неглубоким обрывом платформы. И тоже без интереса и тупо оглядывающего железнодорожный путь. Метрах в пятидесяти от Семена.
  
   Мало, конечно, в жизни бывает совпадений, но случаются. И вероятность описанного события очень низка, почти равна нулю. И тем не менее, на тебе - случилось!
  
   Старик без раздумий сорвался с места и, несмотря на острую боль в ногах, преодолел расстояние в считанные секунды. Ухватил парня за рукав и буквально отдернул от края. А поезд уже приближался, лязгая железом и разудало раскачиваясь из стороны в сторону.
  
   - Ты что, паря? Совсем офигел? Ты куда лезешь?! - Семен старался перекричать грохот.
   - Не надо, дед мешать... Теперь вообще не знаю, решусь ли. А жить сил нет...
   - Да что у тебя случилось-то?
   - Отстань, и так противно...
   - Ты это... погоди... Ну, что за беда? Успокойся!
   - Ну ты чо, дед, в няньки мне нанимаешься? - И вдруг молодой человек сел на корточки, закрыл лицо руками и просто по-человечески заплакал.
  
  
   В кафе у станции метро "Маяковская" за столиком у стены сидели два обыкновенных гражданина: старик и юноша, и со стороны можно было подумать, что это - отец с сыном, и что они не спеша обсуждают предстоящую покупку какой-нибудь газонокосилки для маленького садового участка. По крайней мере, лица их выглядели сосредоточенными и спокойными, контакта взглядов они избегали, а наоборот, оба смотрели в стол или куда-то в пространство, будто представляя себе перспективу работы новым триммером на имеющемся в собственности газоне.
  
   А на самом деле Семен Петрович выяснял у молодого человека, Николая, каковы причины, побудившие юношу пойти на такой шаг, исключающий вообще всякие перспективы, на банальное самоубийство. И стало понятно, что причиной такого решения послужила тривиальная, в сущности проблема. Вполне типичная для нашего времени.
  
   Коля учился на четвертом курсе одного из московских ВУЗов, на вечернем отделении, имел однокомнатную квартиру, доставшуюся от бабушки. И даже машину какую-никакую. Старенькую "копейку". И для того, чтобы немного поднять уровень своего благосостояния, а равно вырасти в собственных глазах, запланировал некое подобие бизнеса, маленького, конечно. Но только поначалу. Далее собственное дело представлялось юноше цветущим и обширным, а также чрезвычайно доходным.
  
   С целью реализации проекта, молодой человек обратился в один из банков за помощью в кредитовании, и ему не отказали, запросив в качестве залога квартиру Николая. Юноша дал свое согласие. Что делать: молодежь, максималисты! Легкомыслие и намерение получить все и сразу всегда идут рука об руку. И это, само по себе, неплохо для тех, кто имеет дело с подобными субъектами, те есть для людей и организаций совсем не легкомысленных и хорошо представляющих свои интересы.
  
   В общем деньги были получены и даже вложены во что-то, в какие зачатки намеченного бизнеса. Был снят маленький офис, оборудован компьютерами и телефонами, что-то еще было закуплено, что-то оплачено, ну и так далее. Но, господа! - грянул кризис. И Николай со всеми его предпринимательскими способностями оказался не особенно-то и нужен на экономическом поле деятельности. А вот квартира его, напротив, стала очень нужна и вскоре была вытребована банком в качестве компенсации за непогашенный кредит. Ну, Вы-то знаете, каково это - расставаться с воздушными замками! А уж остаться, так сказать, с носом - и вовсе обидно и горько. Эти обстоятельства и подвигли юного бизнесмена на отчаянный шаг, который даже и был бы сделан с края платформы, не окажись рядом Семен Петрович.
  
   - Ясно, Коль... Может, еще по пивку? Не думай: за мой счет. А?
   - Не знаю... Давай, дед... Что ты меня опекаешь?..
   - Ты ничего такого не подумай! Сам смотри: я совсем старик сделался, мне от тебя ничего не надо... Слушай, а тебе вообще ночевать-то есть где?
   - С сегодняшнего дня - негде. Ну, в смысле, я теперь формально прописан в каком-то поселке... В чужом доме.
   - А мать, отец где?
   - Ну, их нет... Давно... Погибли. Я еще ребенком был. Меня бабушка воспитывала.
   - Ясно. В общем, предложение такое. Я живу совсем один. Ну, друзья заходят, только все реже и реже. Короче, живи у меня, пока все образуется. Живи, сколько надо, хоть всю жизнь. Тебя никто не выгонит и от тебя ничего не потребует. Учись, делай там, что положено. Но крыша над головой у тебя будет. Девушка есть?
   - Нет. Им денег подавай, а я гол, как сокол...
   - Ну и ладно. Так только спокойнее будет.
   - Спасибо, дед... А как тебя зовут?.. Гм... Вас?
  
  
   Хотелось бы, конечно, написать, что с этой минуты они жили долго и счастливо, только жизнь на сказку мало похожа. Ну, разве что иногда. Очень редко.
  
   Семен Петрович почти забыл о своих возвышенных муках, о боли при воспоминании о годах прошедших. Как-то стало некогда. Он даже посмеивался над собой: стал совсем домохозяйкой. Готовил обеды и ужины, сам убирался в квартире, отказавшись от помощи наемной уборщицы. Какие-то дела все время находились: то стиральную машину загрузить, то помойное ведро вынести. И поговорить всегда было о чем. Коля в ВУЗе изучал литературу, отечественную и зарубежную, много читал и часто - вслух, так и прочитанное лучше усваивалось, и старику было приятно. А когда по своим молодежным причинам юноша не приходил ночевать, Семен Петрович долго не мог заснуть, и тогда брал книжку, каких у Николая имелись груды, и сидел над ней до самого утра, нагоняя многое из того, чего сам лишил себя еще с молодости.
  
   Вот только сны у Семена были все мрачнее и беспокойнее. То, вроде заснет, и слышит в комнате какую-то возню, разговоры. Будто кто-то все ходит, бубнит, предметы всякие трогает, о чем-то сообщает кому-то другому, а тот тоже все ходит, ходит, то стул подвинет, то, кажется, в шкаф заглянет. И беседуют эти гости не по-человечески, на тарабарщине просто! Голоса неприятные, злые.
  
   Семен Петрович и хочет повернуться в постели, посмотреть на посетителей, а не может: лежит, как из камня сделанный. И раз - вроде бы проснется. Включит свет, оглядится - все по-прежнему, все на своих местах.
  
   Бывало и по-другому. Будто вваливается ночью в комнату целая компания в тяжелых, судя по стуку, ботинках, ходят, тоже шумят. И один кто-нибудь подойдет к кровати - и ногой по ней двинет! И кровать о стену грохается, и старик чувствует этот удар. А сделать ничего не может. А то еще и сядет кто-то прямо ему на ноги, и кажется - в лицо смотрит. Семен Петрович тоже старается вглядеться в лицо посетителя, а никак это ему не удается: вместо лица, да и самой фигуры, - темное какое-то, даже черное пятно. Просто хоть со светом спи, как боязливый ребенок!
  
   Впрочем, что об этом говорить? - Случай редкий. Мало кто сталкивается с подобными явлениями, оттого они и кажутся небылицами. Однако нет-нет, а происходят.
  
   Например, одна знакомая сестра милосердия рассказывала следующее. Ухаживала она за одной больной бабулькой. Ну, там продукты покупала, кормила, убиралась и прочее. И частенько, даже среди дня эта старушка, лежа в постели, указывала куда-нибудь пальцем и говорила:
   - Вон, опять пришли!
  
   Ну, и по просьбе этой сестры милосердия делилась увиденным. Впрочем, пересказывать это не очень хочется, простите.
  
   И главное, сама была в здравом рассудке, заметьте! Только очень слабой от старости. Так что хотите - верьте, хотите - нет, а случается и такое.
  
  

Глава 33

  
   Вот однажды ночью и за Семеном Петровичем точно так же пришли. Впрочем, не в первый раз, как мы помним.
  
   - Давай, дед, подъем! Опись имущества окончена! Пора платить по счетам! - услышал из темноты испуганный старик и, вопреки привычке, выработанной многими годами бесчинной жизни, не ответил четко и язвительно на явный вызов, а наоборот, сжался в клубок и натянул на седую голову одеяло.
  
   Пришедших это не остановило. Да и могло ли? Смешно предполагать! Одеяло стащили на пол вместе с Семеном и без лишних рассуждений мужчину поволокли за конечности, попавшиеся под руки, к окну.
  
   - Коля! Коля! - собрав силы закричал беспомощный комок, запутавшийся в одеяле.
   На шум действительно прибежал Николай и застал странную картину: Семен Петрович лежал поперек подоконника, створки окна были распахнуты, а сам старик цеплялся узловатыми пальцами за радиатор центрального отопления.
  
   - Ну Вы даете! - жилец втащил деда в комнату, - Это что за чудачество?
   - Прости, что разбудил!.. Это... Это - лунатизм... С детства...
  
   Напуганный ночной выходкой Семена Петровича, Коля на следующий день вызвал врача, который, кроме уже известных, не обнаружил никаких особенных заболеваний и, прописав успокаивающие медикаменты, удалился.
  
   Да и чем в таких случаях может помочь медицина? Она имеет дело только с телом, с его физиологией и разными там функциями биологического аппарата, достающегося каждому человеку при рождении. Что касается души человеческой, то это - материя темная и изучению не сильно поддающаяся, а лечению - тем более. Конечно, есть неврология, психотерапия, психология, психиатрия, наконец, но, согласитесь, не во всяком случае вмешательство и деятельное участие специалистов перечисленных областей науки бывает на пользу. Уж точно не в этом случае!
  
  
   - Ты это, Коль... Сходил бы в церковь... Попроси там священника ко мне прийти, а?
   - Семен Петрович! Что за глупости! Вы что себе удумали?
   - Ну сходи! Пожалуйста! Тебе ведь нетрудно: это рядом. А мне, понимаешь, надо...
   - Ладно, зайду. А что сказать?
   - Скажи: квартиру освятить хотим. И меня исповедовать надо.
   - Ерунда какая-то. Я и слов этих не запомню.
   - Хочешь - запиши, но будь добр, сходи!
   - Ну, зайду, зайду, сказал же! Вы лежите лучше. Не беспокойтесь, приведу Вам священника.
  
   И правда, через день пришел в квартиру бородатый человек в черном, с небольшим портфелем.
  
   Он ходил по всем помещениям, читал какие-то молитвы, рисовал простым карандашиком высоко на обоях маленькие крестики, а потом Семен Петрович заперся с ним в своей комнате примерно на час. После чего странный посетитель удалился, а хозяин квартиры почувствовал невероятное облегчение и даже, казалось, повеселел.
  
   - Петрович, а что вы там делали? Разговаривали?
   - Разговаривали, Коль.
   - А о чем?
   - О жизни. Как я ее прожил.
   - Зачем? Ну, прожил - и прожил. Ой, извините! В смысле, живете - и живете...
   - Все живут как-нибудь. Одни - как люди, другие - хуже зверей. И думают, что кругом - бараны, а они сами - волки или что-то в этом роде. Пока сами себя такими баранами не почувствуют. А ведь все мы, если вдуматься, овцы и есть: жиреем на пастбище, и не знаем, когда нас съедят. И ведь съедят, Коля! Разницы нет - кто: хозяин ли стада, этакий вечный Вахтер, следящий за каждым животным, или его собаки, или волки... Вообще все равно!
   - Что-то картинка грустная у Вас получается!
   - Ну да, невеселая, если не придумаешь, как из этого зоопарка сбежать!
   - Куда сбежать?
   - Да на свободу! Где важен не килограмм твоего живого веса и не длина шерсти, а ты сам, такой как есть. Или такой, каким бы должен быть.
   - Семен Петрович! Я, может, и молодой, потому Вас не понимаю, но, простите, по-моему из сложившейся системы выхода нет. Бежать некуда. Если Вы про заграницу, то я еще пойму, но ведь речь не об этом? Я прав?
   - Прав, Коля, прав.
   - Тогда о чем Вы?
   - Пойдем-ка чай пить! И телик смотреть. А? У тебя новые фильмы есть?
   - Есть пара.
   - Хорошие?
   - Нормальные.
   - Заряжай в видак! Я пока чаепитие сооружу!
  
  
   Как-то раз Семен Петрович опрокинул новый Колин гель для душа. Привлекательного зеленого цвета. Половины флакона - как не бывало! Когда оказия обнаружилась, то находчивый старикан долил в емкость воды, а для придания жидкости нужного цвета - накапал зеленки. Все получилось - комар носу не подточит! Тютелька в тютельку! Просто замечательно!
  
   Вечером в его комнату вошел удивленный Николай с совершенно зеленой половиной лица и руками того же яркого колера, до самых рукавов футболки. А что творилось под одеждой - лучше и не говорить! Марс атакует!
  
   Пришлось молодому человеку брать больничный на неделю. Хотя, возможно, и напрасно. Эпатаж, все-таки, - неплохой ход для привлечения к себе внимания публики.
  
  
   Случилось, что как-то днем Семен уснул в кресле перед телевизором. И снится ему высокий белый дворец, красивый. Но вокруг - ничего, пустота! Ни деревца, ни травинки! Так что деваться некуда, надо в это чудо архитектуры идти. И главное, на входе стоят этакие высокие ребята в ливреях, кланяются, говорят:
   - Здравствуйте, Семен Петрович! Заждались Вас! Проходите, сделайте милость!
  
   Ну, он, понятное дело, входит, очарованный гостеприимством и радушием, топает по лестницам и просторным залам. И упирается в такой кабинет, где сидит мужчина, сильно занятый работой, все время нервно стучащий по клавиатуре. А сам в мониторы глядит не отрываясь, по стенам развешенные.
   - Заходите, заходите! Присаживайтесь! Сейчас освобожусь! - приглашает обитатель офиса.
  
   Пожилой мужчина присаживается в удобное кресло, вроде того, какое у него самого дома имеется. И от нечего делать тоже в картинки на стенах смотрит. А там - бурлит жизнь! Пешеходные переходы, станции метро, магазины, рынки, аптеки. И всюду люди, люди... И откуда на свете столько людей?
  
   Наконец, сосредоточенный гражданин от работы отрывается и к посетителю обращается:
   - Милый Семен Петрович! Вот, наконец, и свиделись!
   - Мы знакомы? Что-то не припоминаю...
   - Не трудите память, бросьте! Я Вас знаю давно, да и Вы меня заочно, хотя вот так, лицом к лицу нам встречаться не приходилось. Но тут такое дело. Выгодное!
   - Что за дело?
   - А по профилю Вашему. Впрочем, из этого Вы давно уже выросли и пошли дальше, но знаете, как говорится, повторенье - мать ученья!
   - Речь-то о чем?
   - Магазинчик тут есть неподалеку. Обычный, ничего особенного. Но, что важно, - без сигнализации и охраны. Всего и делов-то - дверь или окно сломать тихонько, и - было ваше, стало наше!
   - Не по годам мне это. Да и с какой стати? Я ворочал операциями и помасштабнее! И вообще, я завязал!
   - Узелок завяжется, узелок развяжется, а любовь она и есть: только то, что кажется... - ответил собеседник словами из некогда популярной песни, - Ведь любили Вы профессию, Семен Петрович, любили?
   - Не то чтобы... Молодой был, не знал, что делаю.
   - Ой, не скромничайте, - сотрудник офиса озорно погрозил старику пальцем, - Есть же еще порох в пороховницах! Тряхнем стариной! А?
   - То-то и оно, что стариной! Хватит, отвоевался! Пора баланс подводить!
   - Баланс, уж позвольте не согласиться, - это прерогатива наша, а Вам только активная его часть достается. Так уж заведено. Ну и пополним актив, пожалуй! Согласны? А то нам для ровного счета пары трансакций не хватает!
   - Вам не хватает - Вы и ищите. Я на покое.
   - Какие мы несговорчивые! Раньше, вроде, покладистее были! Может, знакомцы Ваши старые на Вас подействуют, раз я не могу?
  
   И навязчивый джентльмен ткнул в клавиатуру пальцем. Дверь отворилась, и в помещение ввалилась группа крепких парней. Тех самых, которые как-то ночью глумились над Семеном в больнице.
  
   И старик проснулся. Телевизор демонстрировал достижения мирового хозяйства в виде чудо-пылесосов, всевозможной колбасы и жидкости от прыщей. В такие моменты кажется, что сны все-таки разнообразнее телеэфира. И не будь их, неизвестно, что делал бы человек от скуки.
  
   Семен Петрович сидел в кресле, размышляя, к чему бы ему это все приснилось. Мысли постепенно приняли другое направление, подумалось: как там Женя? Старик поднялся, дошел до серванта и извлек из него подарок приятеля. Подошел к окну и принялся снова рассматривать тонкие рисунки на внутренней стороне чашки. И отчего-то не нашел, как ни вглядывался, тех неприятных сцен, какие еще недавно наблюдал, и которые чуть не подорвали его психическое здоровье.
  
   Теперь пересечения тонких линий на фарфоровой поверхности сплетались в один узор и казалось, что это нарисована длинная-длинная лестница с какими-то изящными коваными дополнениями. И идет лестница от одного края чашки к самому ее донцу и потом снова вверх, до другого края.
  
   Раздался звон разбиваемого стекла, будто кто-то с улицы бросил камень в окно, у которого стоял Семен. Осколки медленно разлетались по комнате, задевая обои на стенах, мебель, оседая на полу. На лице и руках немолодой мужчина ощутил резкую саднящую боль, от неожиданности закрыл глаза и выронил чашку из рук.
  
   А когда огляделся, то обнаружил, что в комнате он не один. И что его держат за руки двое молодчиков, третий шарит по всем шкафам, столам и ящичкам, а четвертый держит в руке любимую Женину чашку и уже размахивается ею, чтобы разбить об пол.
  
   И снова видение внезапно оборвалось. Семен Петрович все так же стоял у окна. И стекла были целыми. И чашка в руке - тоже. Вот к чему это? Что за игра воображения?
   "Совсем я стал старый, мозги подводят!" - вынес вердикт старик и вернул артефакт на законное место в серванте.
  
  

Глава 34

  
   Что же было дальше?
  
   Прошел год, Коля окончил обучение в институте и, несмотря на продолжающийся кризис, получил неплохую работу. Вскоре женился и съехал с квартиры Семена Петровича.
  
   Сам же Семен Петрович, снова оставшись в одиночестве, затосковал. И начал было подумывать об усыновлении какого-нибудь ребенка. Но выяснилось, что он для этой цели не очень подходит по возрасту. Да и самому ему было понятно, что в лучшем случае проживет еще год-полтора, а за это время, ясное дело, никакого ребенка не вырастишь, и тем более - не воспитаешь.
  
   Тогда он отправился в соседнее Интернет-кафе и, изложив свои пожелания консультанту, отыскал в сети целый ряд объявлений от желающих снять комнату за небольшие деньги.
  
   Вскоре в его апартаментах поселилась женщина с ребенком лет десяти. Скромная и терпеливая труженица, бегущая от ужасающей безработицы в глубинках страны и готовая на любой род деятельности, позволяющий хоть как-то сводить концы с концами. Семен Петрович помог устроить ребенка в школу неподалеку. Со своих новых жильцов старик не брал ни копейки, разве что с благодарностью принимал заботу о не пустеющем холодильнике.
  
   А когда и эта семья куда-то переехала, то появилась другая, подобная ей. Старик уже почти не поднимался с постели, но все время читал, читал книги, оставленные одним из первых его жильцов, Николаем.
  
   И когда однажды ночью он услышал знакомые истертые голоса: "Вставай дед, пора! Теперь самое время!", то покорно поднялся с постели и отчего-то не ощутил ни боли, ни страха, а, напротив, легко ответил:
   - Пожалуй, действительно пора! Пошли!
  
   И обступившие его черные фигуры вдруг рассеялись, как дым, от удивительно яркого и вместе с тем тихого света, странным образом сообщающего покой и уверенность, и Семен Петрович услышал:
   - Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"