Весенняя степь после зимней спячки невообразима, красива, местами, где молодая поросль трав уже пробились, она стала зеленоватой, ну а там где еще ничего не проросло она до сих пор светло-коричневая скорее даже какая-то белесая. Но особая прелесть - это, несомненно, буйство запахов, которых неисчислимое количество и не всегда отделяет наше обоняние. Вообще очень трудно описать равнину, которая городскому или лесному жителю с непривычки даже покажется унылой, но только не для кочевника!
Ведь зимой степняк настолько грустен и невесел, что даже, кажется что это его естественное природное состояние. Но на самом деле это не так. Весной он настолько преображается, что его даже и не узнать. Кони и те начинают шалить и заигрывать со своими хозяевами, тем самым еще более подымая настроение.
Именно такое состояние у нас и было, хотя и устали немного за целый день скачки. Небольшая колонна всадников полусотни Урман двигалась одвуконь, так называемым волчьим ходом: когда сначала идут галопом, как только лошади устанут, переходят на быстрый шаг и в это время перепрыгивая на заводную, и дальше продолжая движение.
Сегодня прошли около ста километров, время клонилось уже к вечеру, очень сильно хотелось отмыться от пота и пыли. Подняв руку, показал жестом Ахмет-аге, что стоило бы остановиться на привал. Таким темпом передвижения, через два дня, мы уже должны будем достигнуть места назначения, верховьев реки Самары.
***
В тот день наше короткое совещание постепенно перешло в настоящее собрание. Бывший купец, долго не раздумывая, согласился на предложенную ему должность, так как уже понимал, что других путей возвращения на путь 'большого базара' ему не предвидеться. Правда, пришлось долго торговаться с ним о его доли с добычи, и остановились на двух с половиной.
По результатам было принято несколько важных решений.
Во-первых, так как воины были небогатыми в плане имущества, озадачили Хакимбая, решить проблемы с одеждой. Секонд хенд трофейный был для этого очень кстати. Постирав и приведя в порядок обмундирование, в виде халатов, кожаных курток и штанов с помощью иголок и ниток, они уже ничем не отличались от родичей.
Во-вторых, достать два десятка обычных многослойных кожаных доспехов из толстых грубо выделанных шкур диких быков, которых только у ногайцев собрали минимум десяток. На второй десяток можно попросить у родичей на время.
В-третьих, обеспечить каждого воина, как минимум двумя луками с запасными тетивами, парой колчанов полных с боевыми стрелами, и парой охотничьих. Не забыть снабдить всякими полезными мелочами: напильники, иголки, нитки, сосуды, сумки, и тому подобное, без которого жизнь воина в походе не возможна.
В-четвертых, решить вопрос с родичами, по поводу изъятия десятка коней - полукровок для копейщиков. Вопрос с копьями и щитами, пусть решает сам Убаши, идет и договаривается с местным умельцем по дереву. А уже Хакимбай пусть торгуется о цене его работы.
Затем было в-пятых, в-шестых и тому подобное. Но самое главное Урман объявил командному составу: что все проблемы решают сегодня, а на завтрашний день с утра выдвигаются в поход, так как по подсчетам Ахмет-аги, к назначенному месту по времени, успевали впритык.
Сам Урман долго думал, какие знание могут быть использованы из будущего, чтобы улучшить боеспособность своего отряда. Но как всегда ограничение по времени не дало использовать данное преимущество.
Ну, кроме всякой мелочи.
После совещание, построив оба десятка в полном снаряжении, Урман устроил своеобразный строевой смотр.
Урман быстро прочитал небольшую лекцию, какой вред наносят небольшие червячки невидимые глазу и эти порождения Иблиса, которые заводятся только у тех, кто не следит за собой и своей чистотой. И в приказном порядке обязал своих воинов: сначала состричь с себя все что можно, затем помыться в импровизированных банях, которые также быстро соорудили на берегу реки и получив новую одежду, старую обязательно сжечь. Ахмет-ага пригрозил, если не будут следить за чистотой в своих десятках, то сами будут мыться по очереди с каждым воином в проточной воде.
У Аблая из десятка забрал обоих черемисов, которые, кстати, оказались братьями: Поговорив с ними, он сразу понял, что нашел настоящих разведчиков. Конечно, на коне сидят, как коза на изгороди. Но по части скрытного передвижения и маскировки, Урману еще явно до них далеко. У родичей за монеты трофейные, разжился двумя десятками речных сетей. Объяснив и показав братьям, для чего эта снасть, уважение к нему с их стороны подскочило на несколько пунктов, с категории 'мурза' сразу на 'вождь'.
Встретившись с усакчи Карасэс, лично попросил у нее помочь снарядить каждому воину, небольшую полевую аптечку, с минимум лекарственных трав и мазей. В этой небольшой просьбе она не отказала, но ему пришлось проститься с последними трофейными монетами, так как ничем другим отблагодарить ее, он не мог. Кроме этого попросил у родичей ненужное тряпье, которые несколько раз прокипятив, решил использовать в качестве эрзац бинтов.
В свободное время по полчаса день для обоих десятков ввел обязательную практику по обучению оказание первой медицинской помощи.
***
Проснувшись еще до рассвета, пока весь кош еще спал, Урман быстро надел широкие штаны и пробежался до родника, ополоснулся, несколько разогревающих упражнений и сделал максимальное количество приседаний, отжиманий, покачал пресс и подтянулся на одном из сучков, рядом стоящего дерева.
Хотя из Урмана и готовили настоящего воина, то есть всесторонне физически развитого. Но запускать это дело было нельзя, один раз отложишь на завтра и все покатилось, и не заметишь, как обрастешь жирком.
Еще раз, сполоснувшись и смыв пот, настоем дубовой коры сполоснул зубы. Гигиена в это время в первую очередь, особо стоит смотреть за полостью рта, стоматологов в это времени нет.
По пути обратно, глянул на секреты дозорных, которых десятники особо предупредили о дисциплине и в случае нарушении караульной службы последует незамедлительная кара в виде смертной казни. Проверив посты, убедившись, что ночь прошла спокойно, вернулся в уже просыпавшийся кош, где его уже ждал Убаши, ставший на время фехтовальным партнером. В его манере владения оружием чувствовалась настоящая восточная школа. По уговору с ним, он и должен был подтянуть его к своему уровню. Еще в стойбище, он ухитрился сделать пару тяжелых деревянных дрынов: одну для себя, а вторую для Урмана, которые назвал учебными копьями.
Каждое утро, по полчаса, он и гонял дубинкой, невдалеке от стоянки, для его же авторитета стараясь спрятать от любопытных глаз воинов. Пока особого прогресса не было, кроме большего количества синяков и ссадин, но тем не менее по словам наставника Убаши, умения и навыки быстрее придут через боль. Сначала показ стоек и приемов, краткие пояснения к ним, при этом при неправильной постановке рук, ног или туловища, тут же сильный удар, который должен привить, автоматически моему телу принимать правильное положение.
Такой вот не совсем цивилизованный метод тренировки применяли на нем, иногда хотелось все бросить. Но каждый раз, вспоминая, где он оказался, понимал, что именно эти новые знания по владению оружием в следующий раз возможно, и спасут его. Поэтому он в очередной раз, пересиливал себя и, стиснув зубы, продолжал терпеть каждодневные мучения.
Когда в дальнейшем перешли на отработку ударов и защиты, следующую ступень тренировок ему показалась уже манной небесной. Тогда - то Убаши и объяснил, чтр система тренировок построена на силе духе: стерпел, не сломался - достоин дальнейшего обучения. Таким способом уже на первом этапе отсеивались малодушные и недостойные древнетюркского 'волчьего боя'. Хотя как ему показалось - это была, скорее всего, одна из китайских школ боевых искусств. В принципе было без разницы хоть африканское, лишь бы была эффективной и давала бы лишний шанс выбраться сухим из какой-нибудь очередной передряги, чем особенно богата жизнь обычного степняка.
***
Вернувшись в стан, Урман отправился к наставнику, заметив, как тот бурно спорит с десятником Аблаем.
- Что-то случилось Ахмет-ага? - спросил, немного подождав пока подойдет Убаши.
- Только что вернулся дальний дозор из десятка Аблая, ранним утром отправленный на разведку, привезли с собой мальчишку из племени Тамьян, который утверждает, что сегодня ночью, бежал со стоянки ногай. Четыре дня назад, его и родичей захватили в полон. Причем воинов у разбойников не более четырех десятков. Пусть Аллах вырвет Аблаю его язык, за то что спорит со мной, предлагая немедля поднять нукеров и атаковать изгоев, пока к ним не присоединился еще какой отряд, - объяснил суть спора наставник, тяжело так глянув на поникшего унбаши.
- Аблай, подымаешь свой десяток, берешь с собой братьев черемисов и идешь по следу мальчика, со всей осторожностью, какая присуща только дикому зверю. Не забудь об охранении, боковой и передовой дозор обязательно. Возьмите с собой накидки из сетей, в маскировке помогут вам, поближе подобраться к ногай. Ваша задача только разведка и никакой самодеятельности. Пришел, увидел, посчитал, и отправил гонца с донесением и ждешь дальнейших указаний. Более ничего от тебя не требуется. Все ясно?
- Мирза, я понял и осознал свою ошибку.
- Да, пребудет с тобой Аллах, выполняй, - закончив с горячим и безрассудным унбаши, Урман повернулся к оставшимся и продолжил.
- Стоянку сворачиваем, все следы по возможности скрываем. Ахмет-ага твой десяток в дозоре, Убаши - готовь своих нукеров к бою, твои будут главной ударной силой нашего отряда. Все лишнее на заводных коней.
- И где этот малай*? - спросил у Ахмет-аги.
- У казана моего десятка, все никак не может набить свой курдюк. Перевелись у тамьянцев батыры, в целом роду не нашлось воина, который смог бы организовать отпор полусотни ногайлар. Вот помня раньше....
- Унбаши! У нас мало времени, нужно действовать, а не предаваться приятным воспоминаниям, - резко перебил Урман наставника.
- Ну вот, не успел вырасти, уже старших перебивает. Кинзя! - окликнул мимо проходившего молодого черноволосого юношу, - приведи найденыша, а ту скоро ему уже живот начнет крутить от жирного барашка.
Нукер, быстро дойдя до костра десятка, не церемонясь, грубо схватил мальчика за шкварник и погнал его в нашу сторону.
Отметив про себя, в очередной раз, что нынешние стандарты ценностей, во многом отличается от прошлых или будущих, если даже жизни чужих детей не имеют цены в глазах его родичей....
* малай - мальчик
***
Тамьянец был невысоким, телосложением не очень крепким, не старше двенадцати лет. Волосы у него были темно-каштановые, глаза карие. Взгляд затравленного, но не сломленного волчонка. Такие сегодня будут, есть с тобой из одного казана, а завтра утром перегрызут тебе горло, если повернешься к нему спиной. Одет он в изорванную и местами стертую до дыр рубаху и короткие кожаные штаны. Все лицо в ссадинах и кровоподтеках, видно характер есть.
- Как звать и как здесь оказался? - спросил Урман.
- Сагитом назвали меня родители, мы из рода куян*, наше стойбище стояло в устье реки Нугуш, пока не налетели ногай и не сожгли его. Меня и многих моих родичей повязали и забрали с собой. Вчера ночью, я перегрыз горло любителю мальчиков и бежал в степь.
- Сколько их?
- Пять раз как пальцев на обеих руках.
- Родичи сопротивлялись?
- Нет, они застали нас врасплох, напали под утро, когда все спали. Удача была на их стороне.
- Я думаю спрашивать Сагита о том, готов ли он отомстить нугаям, не стоит. Ахмет-ага, подбери ему одежду и выдай ему коня, оружие. Пусть пока будет рядом со мной, давно пора бы завести гонца.
Унбаши недовольно кивнув головой и более не став спорить с Урманом. Но при этом, не забыв подколоть мальчика:
- Ушастый, идем к Хакимбаю, выдадим тебе шкурку...
* куян - заяц
***
Солнце клонилось к закату, день уступал приближающим сумеркам. Турка неспешно мотая головой и временами хлестко ударяя своим хвостом, отгоняя оводов и мелкую мошкару, шел шагом.
Урман погрузился в себя, задумался о бытие и о своей нелегкой жизни. Старательно перебирая в своей памяти, что ему известно об этих временах. Но его мысли были нарушены конским топотом вестника от десятка Аблая.
Муса - молодой татарин лет двадцати не старше, с маленькими щегольскими усиками, в лисьем малахае, темно-зеленном халате и кожаном панцире, с головы до ног покрыт дорожной пылью. Он подскакал на уставшей лошади, с которой хлопьями падала пена, казалось, что еще немного, и она падет. Ловко соскочив с седла всадник, передал коня Сагиту, который бегом начал водить его вокруг, давая ей остыть
Вестник уважительно склонил голову, приветствуя Урмана.
- Мурза, мы взяли в полон ногай! - радостно выпалил Муса, которая, так и выпирала из него, и тут же продолжил, - И еще двоих подстрелили, они шли по следам мальчишки. Половина десятка дальше пошли, Аблай уже везет пленника.
- Хорошо, в честь отличной вести выберешь себе лучшего коня из заводных. И можешь пока отдохнуть,- повелительно махнув рукой, закончил разговор Урман.
И тут же обратился к тамьянцу:
- Сагит, скачи к Ахмет-аге и передай ему, ногайцы рядом и пусть он удвоит дозор.
В этот момент его перебил вестник:
- Мурза, они еще далеко, полдня пути.
- Муса, плетей захотел? Совсем вас унбаши распустил? - яростно накинулся на него Урман, - Свое слово скажешь, когда у тебя спросят! Аблай бросив своих воинов, везет полон, сеунч советует мурзе! Что твориться, совсем мир с ума сошел! Пошел вон с моих глаз, - и резко бросив Турку, галопом бросился догонять наставника.
Ахмет -ага покачиваясь в седле задремал, ну или делал вид, что ничего не произошло.
Урман сгоряча пытался начать ему объяснять, но открыт ему рот не дали.
- Остынь! Ты - мурза! А ты что делаешь?- злым, но в тоже время ехидным голосом, спросил названный отец. - Скачешь как мальчишка! На тебя воины смотрят и все время оценивают! Ты что же думаешь, что вот десятник, вот полусотня и вперед? И все так будет легко? Нет! Еще раз нет!
- Пока не завоюешь уважение среди воинов, командовать ими не сможешь! Ты думаешь, вот поставил ты Аблая десятником, он за тобой будет бегать как щенок, и твои указания выполнять? Опять нет! Это тебе только кажется, что ты его поставил. Поставили его тебе там, - ткнув пальцем в сторону родного стойбище и таким же тоном продолжил. - Умный, сначала бы посоветовался со старым воином, послушал бы его, а потом бы уже принял решение. Ну раз ты сам с усами, так теперь и тащи этот вопрос без меня.
Помолчав, он хищно ощерился, и продолжил:
- Снимать Аблая с десятка уже поздно, на переправе коней не меняют. Но поговорить с ним, после того как освободим тамьянцев - полоняников, стоит. Если не поймет, то следующую стычку он не должен пережить. - и зло так глянул на него, что тот прямо отпрянул:
- Не -а, нет ... я этого делать не буду! - тут же начал отнекиваться Урман.
- Значит, кто - то за тебя это сделает, - усмехнулся наставник, помолчав, добавил. - Ты ему должен будешь. С недавних пор, ты отвечаешь не только за себя, но и за свои поступки.
- Слушай и думай дальше. Вот калмык Убаши, знатный воин, в наставники твои метит. А ведь о нем, ничего неизвестно. А ты задайся вопросом, чего он так решил к тебе под начало пойти? - в очередной раз, усмехнувшись, спросил Ахмет - ага.
- Как он мне пояснил, что тоска его гложет. Может забыться хочет воин в сражениях, да и обида на ногайцев имеется, - потупив взор, ответил Урман.
- А тогда почему он с Гэрей -бием не пошел в набег? Он его сотником, конечно, не поставил бы, но пятидесятником пожаловал бы. Вот, я и говорю, что все здесь не очень чисто. На Совете старейшин, мы конечно их переиграли, но вот дальше, скорее всего они к нам и подвели своих людей. С Убаши такой уверенности нет - темная лошадка. Но Аблай - точно из их людей, - закончил свою речь наставник.
- Я считаю, что поговорить надо сейчас, возможно киргизцы, только и ждут случая, чтобы воткнуть мне нож спину. Как думаешь, унбаши? - спросил Урман.
- Может, ты и прав... - задумался Ахмет-ага.
- Вот сейчас, он привезет пленника, я и прикажу нукерам, скрутить его за то, что оставил свой десяток. А потом уже и поиграем с ним в 'доброго и злого'.
- Хмм ... а это как? - удивленно спросил десятник.
- Ну, это когда, один из нас, будет добрый, и будет ему предлагать хороший выход из положения. А другой будет всячески его стращать и помогать ему, принять правильное решение тумаками, - охотно пояснил Урман.
- Хитро, но если не поможет, поджарим ему пяточки. - усмехнулся в ответ Ахмет-ага и решительно махнув рукой, - Действуй, дальше разберемся.
***
Еще раз, проанализировав слова наставника, Урман понял, что в очередной раз лопухнулся. Действительно десяток Аблая, состоял из киргизцев, не считая татарина Мусы, захваченных в недавнем походе Шейх - Мамая. При этом двое из них: низкорослый с маленькими усиками Булат и широкоплечий и здоровый Асан были двоюродными братьями десятника. Остальные Керим - практически уже старик, с седой головой, Абылай - со шрамом на левой половине лица, Мансур - самый молодой, еще безусый парень, Барлас - угрюмый, с обожженным лицом, но с телосложением тяжелоатлета - являлись его родичами.
В случае подкупа Аблая, Урман понимал, что никаких проблем его убрать для этих родичей не составит. При этом наверняка наниматель им обещал не только оплату, но и помочь им вернуться в родные края.
И сейчас, потеря десятка, равнозначно поражению их отряда. Если не перетянуть на свою сторону Аблая, это именно потеря.
Увидев, подъехавшего молодого тамьянца, Урман, повелительно махнув рукой и приказал:
- Сагит, найди Убаши, пусть возьмет двоих из своего десятка, и немедля явиться ко мне.
- Я быстро, мурза, - лихо ответив, тут же умчался, подняв тучу пыли.
Солнце стояло высоко, день не по-весеннему был жаркий, все время Урману хотелось пить, теплый и кислый кумыс плохо утолял жажду.
Убаши долго объяснять не пришлось, он понял все с полуслова.
В это время как раз показался на горизонте Аблай, везя на заводной лошади пленника, гордо поглядывая по сторонам, а как же он и его десяток первыми в походе взяли кровь и захватили полон.
Подьехав ближе десятник неспешно спустился с коня, и поприветствовал, склонив голову.
- Мурза, мы побили двоих мангытов и одного взяли в плен! - и показав связку ушей, гордо глянул на них.
- Аблай, спусти с коня пленника, - суровым голосом попросил Урман, дождавшись, когда и остальные спешатся.
Когда десятник подошел к заводной лошади и начал распутывать ногайца, перекинутого через седло. Урман махнул рукой. Двое туркмен из десятка Убаши, Гурт - худощавый и узкоплечий с узкими черными глазами и Тарлан, немолодой, с бритой головой, бесшумно подошли к Аблая, вывернули ему руки назад и повалив его на живот, быстро скрутили его ремнями.
- Подымите его, - приказал Урман.
Десятник, дико вращая глазами, силился порвать стягивающие его путы.
- За что, мурза? - вскричал Аблай.
Спокойно посмотрев на него, Урман ответил:
- Ты нарушил мой приказ. Я для чего тебя отправил?
- Выследить ногайцев. Так мы все выведали, и полон взяли. Он нам все рассказал! - десятник яростно начал оправдываться.
- Аблай, я четко и ясно объяснил, провести разведку и, отправив вестника, ждать дальнейших указаний! Ты же возгордившись своей незначительной победой, возомнил о себе и явился к нам за получением похвалы, при этом оставил свой десяток и нарушил мои указания! Все разговор с тобой закончен, заткните ему рот и заверните его свежеснятую шкуру! - и повернувшись к Убаши, приказал, - Давай с пленным разберемся.
Калмык не церемонясь, стащил и бросил ногайца на земля.
- Рассказывай, сын собаки! - грозно прикрикнув на него. Применять пытки не пришлось, он согласился все выложить и так.
Пленник оказался десятником, родичем Кан-Мурзы. Он подтвердил все сведения о том, что ногайцев в набег пошло три сотни. В их отряде, который ходил на стойбище тамьянцев, было чуть более пяти десятков, и командует его двоюродный дядя Хасан, старый и опытный воин.
Полону, около сотни душ, и добычу знатную их отряд взял, надеясь, что погони не будет, да и вестника отправили Кан-Мурзе, чтобы обеспечил им встречу. Когда, один из пленников бежал, зарезав при этом его родича, десятник смог уговорить, своего дядю, чтобы тот отпустил его с двумя нукерами, в погоню за беглецом.
Благодаря братьям черемисам, десяток Аблая, успел приготовить засаду и захватить пленника.
Пленного ногайца решили пока оставить в живых, решив, что он еще может пригодиться.
***
Привал объявили возле родника, выбегающего из-за небольшого холма. Быстро разведя огонь по-дакотски, дежурные кашевары приготовили обед. Остальные также бездельем не страдали: кто - то поил лошадей, кто - то сменял дозорных, всем нашлось свое дело.
Урман, с наставником быстро поев, отойдя немного в сторону, от лишних ушей и глаз, ждали, пока привезут провинившегося десятника.
Не успели они и толком обсудить, как вести допрос, как появился Тарлан, везя на крупе своей лошади, завернутого в сырую бычью шкуру киргизца. Ловко скинув его с седла, он тут же отправился обратно.
Ахмет -ага сначала приготовил, свои инструменты, часть из них сразу закинул в костер, как он выразился 'для разогрева' и крикнул:
- Распускай!
Урман, легко вскрыл зашитую шкуру своим ножом, и осторожно, боясь больше испачкаться, чем нанести повреждения, вытащил и поставил на ноги Аблая.
- Ну, что сын Иблиса, покарал тебя Аллах за твои грехи? - грозно вопросил наставник, не забыв захватить в каждую руку по инструменту: в одной нагретый докрасна нож, в другой железка, которой ставят тавро скотине.
Киргиз, явно испытывал проблемы с нехваткой воздуха, потому как, широко открыв рот, пытался надышаться.
- Нет, хм, во мне вины, мурза, - откашлявшись, выдавил из себя Аблай.
- Хитришь, десятник, мы уже все вызнали, у твоего родича Мансура. Только и ждали удобного момента, чтобы взять тебя! Расскажешь правду, может, и жизнь сохранишь, как себе, так и братьям. - и тут же подсечкой, резко сбив его с ног, навалился всем телом на него и подведя нож практически вплотную к глазу, зарычал, - С какого начнем, сын собаки!
Урман не ожидал от наставника такого напора, поэтому не знал, что и делать. Пытаясь хоть как-то помочь, равнодушно произнес:
- Ахмет - ага, начни с левого, может правый ему еще понадобиться.
Аблай под наставником вертелся, как угорь на скороводе, лишь бы убрать лезвие подальше от глаза и одновременно испуганно закричал:
- Я расскажу, все скажу! Без глаз, я не смогу!
Ахмет -ага, отпусти его пока, да и нож твой уже остыл, - попросил его Урман, - Может чего интересного скажет, да Аблай?
Наставник поднялся и направился к костру, злобно поглядывая на свою жертву.
- Они меня заставили! У них моя невеста! - запричитал Аблай.
- Кто они?
- Зайнулла и его помощник Рустем, они угрожали продать ее атаманцам в гарем, если я не сделаю то, что просят, - и тут он замялся, и сразу же отвел свой взгляд.
- Голову мою просили? - хладнокровно спросил Урман.
- Мурза, у меня выхода, другого не было, я и тем более не собирался, все ждал удобного момента, когда вам об этом сообщить, - обреченно кивнул Аблай.
Наставник внимательно слушал и молчал, не забывая при это подогревать свой клинок, но внезапно он вскочил и грозно посмотрев на Аблая, зарычал:
- Песий сын, клянусь Аллахом, ты что-то кажется, недоговариваешь!
- Ээ... Нет, я все рассказал, правда они мне сказали в дальнейшем встретиться с приказчиком какого - то казанского купца встретиться в стане у Кан - Мурзы, и что он мне должен взамен передать золото, да хранит вас мурза Аллах многие годы, весом в вашу голову.
- Не хило, - улыбнувшись, хмыкнул Урман. - И что дальше?
- Половину золота должен был им передать, а они мне мою девушка, и мы должны были вернуться в родные края.
- Ха-ха-ха ... - неожиданно громко засмеялся Ахмет-ага и, успокоившись, злорадствую, спросил, - Ну и ты им конечно поверил?
- А что мне оставалось делать? Чтобы вы на моем месте сделали? Свободу мне дали, оружием и снаряжением мурза обеспечил, конь под седлом, родичи под боком. А в дальнейшем, обязательно что-нибудь придумали бы, - Аблай обиженно начал искать себе оправдание.
- Ладно, успокойся. А теперь вспомни все подробности, что тебе еще известно про приказчика казанского купца? И как вы с ним должны были встретиться?
- Знаю, что только зовут его Мансур, более ничего про него, мне не известно. У меня на шеи висит половинка монеты, показав ее любому нукеру Кан - мурзы и назвав его имя, меня должны были проводить к нему.
Переглянувшись с наставником, Урман продолжил:
- Все ясно, но в свете полученных известий и твоих поступков, Аблай, ты снят с должности десятника и все что тебе выдано: оружие, снаряжение, коня, я все обратно забираю. Доверия тебе больше нет, но даю тебе еще один шанс. Пойдешь в десяток Ахмет-аги, но кроме ножа, ничего другого тебе не дам, все остальное добудешь в бою.
- Я понял, мурза, - обречено кивнул Аблай, растирая оттекшие руки, освобожденные от ремней.
- Монету, - потребовал Урман и, забрав ее, он удовлетворительно кивнул.
- А теперь воин, бегом на стоянку! К моему приезду, лошади десятка должны сверкать, как моя ременная бляха! - тут же принял в свои руки бывшего десятника.
Немного подождав, пока Аблай отбежит, он продолжил:
- Если мы с тобой правильно поняли, то вся эта суета с набегом, имеет одного заказчика и одну общую цель. Первое: убрать тебя, второе: организатор всего этого непотребства - наш бий! Аллах покарает этого сына шайтана. Но какая хитрая лиса в наш курятник забралась! И родичей, песый сын, не пожалел! Как только земля носит это Иблисово отродье, - как обычно в своем стиле начал ругаться наставник.
Когда речь названного отца перешло в ругательство, у Урмана терпение лопнуло, и он перебил его:
- Ахмет - ага нам надо решить, что делать с десятком киргизцев?
Успокоившись, наставник, задумался, поглядел на небо, и недовольно буркнул:
- Возьмешь с моего десятка Тимербая, он хоть и уже не молод, но кузнец и в походы ходил не раз. Спину если что тебе прикроет, и совет дельный сможет дать. Киргизцев на себя пока возьмешь, а дальше разберемся. Сам может, кого подберешь, либо я из родичей кого отдам.
- Хорошо, надо было сразу мне сначала десяток на себя брать, возгордился, - немного грустным голосом ответил Урман.
- Думать сначала надо, со старшими совет держать - усмехнулся Ахмет - ага, вскочив на коня, тронулся в сторону воинского стана.
Быстро перекусив Урман, начал готовить пополнение для бывшего десятка Аблая.
Родича Тимербая, он знал с детства. Невысокий, широкоплечий, почти квадратный, всегда был с бритой головой, большими усами и седой бородой. Молчалив, но работу свою знал туго, редкий мастер по железу, поэтому в роду его берегли, в набеги и походы не брали. Хотя в молодости он успел погулять и прославиться. Умер его отец, и ему пришлось вернуться в кузню. А еще он был большой силы борец, редко кто осмеливался бросить ему вызов. Если он принимал участие в борьбе на поясах, то все уже заранее знали, барана заберет Тимербай. Ахмет-ага являлся его большим другом и нередко вечерами они засиживались за кумысом, вспоминая былые времена. Урман с побратимом Айнуром, прятались и нередко подслушивали их воспоминания о набегах и сражениях старых воинов. В этот раз он сам попросился идти в поход, так как в десятке наставника перебитом ногайцами, был и его сын Тимур. В личной кровной мести кузнецу старейшины не смогли отказать.
Тимербай снарядился в металлический шлем с кольчужной бармицей и полный доспех, из круглых металлических пластин, набранных каждая отдельно на кожаную основу, на груди усилена латной доской, дополнительно имел наручи и поножи. Вооружен был луком и тяжеленной палицей, которую не каждый - то подымет, не то, что сможет драться.
Урман коротко объяснил родичу текущую ситуацию, попросив его в случае чего, прикрыть ему спину. Захватив с собой тамьянца, татарина Мусу, тронулись по следам ушедшего в разведку десятка.
Долго ехать не пришлось, из высокой травы выскочил один из братьев, черемис Тугай, невысокий, худощавый и верткий как змея. Приветствуя, он уважительно кивнул и начал доклад:
- Вождь, ногайский отряд мы обнаружили, через пару стрелищ, они собираются остановиться на ночевку.
- А ты что здесь делаешь? - удивлено спросил Урман.
- Тыл охраняю, - коротко и четко ответил черемис.
- Пойдем, проведешь к дозору, а Сагит пока за тебя покараулит.
- Ясно, мурза, - скрывая свою радость от порученного дела, ответил тамьянец.
Десяток расположился достаточно грамотно, на холмах, охватив с двух сторон, стоянку ногайцев, которые находились в низине, в междуречье реки Демы и впадающего в него притока.
Стреножив лошадей у подножия одного из холмов. Поднялись наверх, залегли в траве, за невысокими валунами, место для наблюдения отличное, все как на ладони.
Свой стан ногайцы обустроили со всеми предосторожностями, которые возможны в степи. Расставили подковой десяток трофейных повозок тамьянцев, при этом открытая часть стоянки смотрела в сторону реки, в центре установили небольшую юрту. Рядом паслись кони, под присмотром трех пастухов.
До табора было далеко, но зрение Урмана, было несравнимо лучше, в разы, чем у жителей будущих веков. Он смог посчитать количество воинов в становище и у него получилось чуть меньше сорока человек, это не считая пленных которых было около сотни.
Ногайцы держались настороже, со всех сторон расставив караулы. Не вернувшийся с поиска отряд, явно заставил повысить их бдительность.
- Что скажете воины? - спросил Урман, посмотрев на своих молчавших подчиненных.
Татарин Муса, отвел свой взгляд и промолчал, видимо количество народа на стоянке явно его смутило.
Родич Тимербай, продолжал внимательно смотреть за ногайцами, только временами подкручивая свои длинные усы, как будто и не к нему вопрос.
Только черемис Тугай, посмотрев на небо в очередной раз, буркнул:
- Вождь, ночью дождь будет, сильный.
- Да хоть снег! - раздраженно ответил Урман.
- Вождь, ночью в ливень. Караул будет плохо слышать и видеть, - короткими рублеными фразами продолжил черемис.
Урман задумался и снова посмотрел на табор ногайцев и, хлопнув по плечу Тугая, воскликнул:
- Молодец! Не перевелись еще джигиты, у кого голова на плечах - не для того чтобы есть, - сделав паузу, посмотрел на Мусу, улыбнулся и продолжил, - а для того, чтобы думать! Тугай, тебе с добычи выделим две доли, вместо одной.
- Не делите шкуру не убитого медведя, плохая примета, - недовольно буркнул Тимербай и продолжил наблюдение.
Урман понимая что большего от них и не добиться, но надо принимать какое-то решение.
- Муса, вернись назад и поторопи Ахмет-агу, - приказал Урман.
- Я понял мурза, - ответил татарин и отправился вниз.
Тишина вокруг и молчание подчиненных немного тяготило Урмана.
- Тугай, а что ты думаешь по поводу вашего десятника Аблая?
Черемис немного подумал и нехотя ответил:
- Вождь, плохой из него десятник. Все больше о себе думает. Воинские хитрости плохо знает. К нам относиться с презрением. По его мнению, все кто не знает верховой езды на лошадях - не воины. Мы же с братом выросли в лесах на севере, коней у нас в хозяйстве не имелось. Да если и были бы, куда мы с ними в наших чащобах? Там пешком, и то нелегко пройти. Мы с малых лет, с луком на руках на охоте выросли, да и в войнах немало поучаствовали. Вокруг нас соседи ратяться, то татары набегут, то русские князья поход идут на Казань, а попутно нас грабят. А нам деваться некуда, мы как раз между ними. В наших родах все воюют, даже женщины.
- А его родичи киргизцы? - удовлетворенно кивнув, спросил Урман.
- Не воины, а пастухи. Умений нет, порядка не знают, хоть лук со стрелами в руках держать умеют.
- Но-но! Говори да не заговаривайся, - недовольно перебил его Тимербай, - Мы степняки всегда вас били - лесных жителей. Ничего еще научаться.
- Все возможно, - философски ответил Тугай, и немного подумав, продолжил, - Вот сегодня, мы с братом были в дозоре, пока остальной десяток прохлаждался в теньке. Вовремя заметили ногайцев, доложили Аблаю, из троих двоих именно мы подстрели. И что? Дык при разделе добычи нам ничего не досталось, все среди своих родичей поделили. Вот я и говорю. Может, и били лесных. Но, то были воины из волков, а это пастухи - шакалы!
Недовольно махнув рукой, Тимербай не стал продолжать спор.
- Тугай, могу тебя обрадовать, Аблай уже не десятник. Временно, пока за мной будете. Как все соберутся, хабар по-новому распределим, и на этот раз тебя с братом не забудем. Все ждем остальных и наблюдаем, может еще кому здравая мысль в голову придет.
Начинало темнеть, тучи сгустились, и сумерки наступили быстро. Урман, еще раз внимательно посмотрел на стоянку и его окрестности. В голове у него появились первые наметки плана ночной атаки. Три десятка. Первое - Убаши и его команда, возьмут на себя караул и табун лошадей. Второе - его десяток, переправиться через Дему, ниже по течению, затем поднимутся обратно с другой стороны, и напротив табора, оставив коней, нападут со стороны реки, где меньше всего ждут гостей. И третье - усиленный десяток наставника, вырежет дозорных со стороны степи. Убаши и его люди, сразу по выполнению своей задачи, должны будут поддержать атаку по основному направлению.
***
Предложенный Урманом план ночной атаки, одобрили все десятники. Уязвимое место нашли только в одновременной согласованной атаке. Еще раз подумав, Урман предложил сигнал атаки подать огнем факела на притоке Демы, ночью его далеко видать, разглядеть ногайцам со стороны лагеря будет трудно, мешают деревья и кустарники, которые густо проросли вдоль берегов речки. И пока и не дождутся подтверждения от другого отряда, атаку не начинать.
Десяток киргизов, при переправе через весеннею реку, продрог насквозь. Пытаясь согреться, долго бежали, схватившись за стремя коней. К моменту выхода на место запланированной атаки, наступила полночь.
И в этот момент им показалось, что небо обрушилось на землю, начался сильный ливень. Укрыться было негде, выбрав небольшую возвышенность, где не собиралась вода, положили коней на землю, поближе друг к другу, сами расположились между ними и накрылись попонами. Немного переждав, и хоть как-то согревшись десяток, оставил коней стреноженными под присмотром молодого тамьянца Сагита. На другой берег реки переправились надув кожаные бурдюки, куда сложили оружие и одежду.
Выбравшись на берег один их первых, Урман быстро натянул длинную рубаху, которые заправил под теплые кожаные штаны, а на ноги мягкие высокие сапоги. Поверх надел толстый халат вместо поддоспешника, затянул тонким ремнем и его бахтерец лег в плечах как влитой. Пока носил все это время, привык к нему, нигде уже не жал и не мешал. Подпоясался широким кожаным ремнем с массивной медной пряжкой в форме бегущего волка, слева - ножны с боевым ножом. Через правое плечо надел перевязь, что-то похожее на портупею, мастерил сам еще будучи в родном стойбище. Спереди на них закрепил метательные клинки, а саблю закинул за спину, понимаю, что в ночной свалке, лучше действовать коротким клинком, а длинный будет больше мешаться. Натянул подшлемник, а на него мисюрку с наушниками и кольчужным воротом.
К тому времени, и остальной десяток выбрался на берег, при этом двое из десятка, Мансур и Муса, чуть было не утонули, не умели плавать вообще, ладно недалеко от берега было, вытащили вовремя, но оружие и одежду утопили. Никто из-за этого в холодную воду нырять не согласился. Поделился родичи, выдав каждому по боевому ножу и халату.
Тимербай сначала был против этого, настаивая на том, что оружие пусть добывают в бою, но потом махнул рукой.
Урман сделал себе заметку в уме, понимая, что это он должен был, убедиться, все ли умеют плавать. Многое что кажется, обычным в будущем не является таковым здесь и сейчас.
Еще раз проверив, все ли выбрались, Урман приказал десятку затаиться в прибрежных зарослях ивы.
Яркая молния и сильный ливень с резкими порывами ветра разбудили весь лагерь, ногайцы бегали и суетились. Одни пытались делать навесы, из конских попон и ковров, вторые соорудить шалаши из веток, ну а третьи, самые хитрые, забились под повозки, выгнав, оттуда пленных.
Урман и его десяток, лежали на мокрой земле, в кустах неподалеку от берега. Надеясь на выдержку своих родичей и что Ахмет-ага не станет пороть горячку, а дождется, когда все успокоится. Ожидания оправдались.
Весенний ливень, он короткий, и сильный ветер спустя полчаса погнал его дальше верх по реке. Дождь немного покапывал, но их дальнейшим планам не мешал, даже скорее помогал, приглушая шаги, крадущихся минцев.
Кое - как общими усилиями, разожгли небольшой факел, обмотанный овечьей шерстью, несколько раз подали сигнал и дождавшись подтверждения, пригнувшись короткими перебежками направились в сторону лагеря ногайцев.
Двое караульных, со стороны реки, соорудив небольшой навес из веток, обменялись короткими репликами, видимо договаривались об очередности отдыха. Один из них подстелив под себя полушубок и положив под голову седло, завалился спать. Второй, подкинув немного дров в костер, уселся рядом, и смотря на горящий огонь потихоньку задремал.
К тому времени, Урман и Тимербай, как самые опытные в этом деле, пройдя ползком около двадцати шагов, уже были практически рядом.
Урман, знаком дал понять родичу, что караульного возле костра берет на себя. Бесшумно подойдя к спящему ногайцу, левой рукой зажал рот, а ножом в правой ударил в шею, как учил его Ахмет-ага. Голова дернулась, фонтаном забила кровь, и раздался сдавленный, глухой хрип, тело караульного задергалось, но спустя некоторое время обмякло. Опустив на землю, Урман оглянулся, но Тимербай уже вытирал свой нож об халат убитого, а другой рукой уже подавал сигнал десятку.
Темные силуэты воинов, пригнувшись, подтягивались к навесу. Краешек сознания зацепился за какую-то несуразность.
Он и так был напряжен, как натянутая тетива лука...
Так, в чем проблема? Урман задумался, прокачиваю ситуации вокруг.
Десяток? Он сам и родич, двое. Но почему - то силуэтов восемь???
Последний воин, был подозрительно низкого роста! Да это же молодой Ушастик из тамьянцев. Будем, живы, обязательно надеру уши!
Ну да ладно, будет нашим резервом, на всякий пожарный случай.
Десяток шустро поделился на тройки, все было заранее обговорено и до всех доведено. Со стороны реки, три степной арбы, под которыми, неизвестное количество спящих людоловов, но, ни как больше пятерых, больше просто не влезут. На каждую повозку одна тройка. Режет старший, самый опытный, двое его страхуют.
Без лишнего разговора, тройки воинов двинулись каждый к своей телеге. Темная ночь и прошлогодняя трава, цепляясь за обувь, сильно мешало передвижению.
Урман с молодым, безусым Мансуром, и угрюмым Барласом, первыми достигли лагеря ногайцев. Затаились, дожидаясь остальных, и напрягаю свое зрение, в ночной темени, пытались посчитать спящих, под повозкой.
Захваченная арба тамьянцев была длинной более трех метров, сверху каркас из ивовых прутьев, обтянутый войлоком на четырех огромных деревянных колесах. Странно, что ногайцы не забились внутрь кибитки, уютнее места не найти в непогоду. Хотя, возможно, жадность их подвела, нахватали все что видят, и места самим не осталось.
Подобрались ближе, под повозкой спали трое. Двоих, Урман без всяких эмоций и лишнего шума, зарезал как баранов, как будто всю жизнь, только этим и занимался.
Хотя, какие могли быть эмоции: жалость? Так такого слова в отношении чужаков и врагов здесь не знают. Свои в эти времена, это твой род и племя, а остальные враги. Проявишь жалость, проснешься с перерезанной глоткой, это в лучшем случае, а в худшем рабом, как вот эти тамьянцы. Однажды, уже побывав в их 'шкуре', более себе такого он не желал, лучше смерть.
Последний нукер, что - то почувствовал или кровь на него попала, начал просыпаться. Барлас успел на него навалиться сверху, но в тоже мгновенье тот исхитрился как-то его скинуть и попытался выхватить свой нож. Этого времени Урмана хватило, чтобы добраться до него и взмахом клинка, практически перерубить ему шею, горячая кровь фонтаном брызнула ему в лицо.
У молодого Мансура от страха, и такого количества крови, оставил в траве и обед, и ужин.
Предаваться долгим размышлениям, времени не было, у одной из троек, возникли трудности. Слишком громко, разносились звуки борьбы под соседней повозкой. Оставив Мансура вести наблюдение, чтобы успеть предупредить, в случае появление больших гостей из юрты десятника или соседних кибиток. Урман с Барласом в несколько прыжков достигли соседней повозки. В темноте не разберешь, кто свой, а кто чужой. Зная об этом, весь десяток, повязали себе на запястье и на шею белый клок овечьей шерсти.
Увидев тело, которое пыталось ползком вылезти из под повозки, и не видя, опознавательного знака, Урман ударом пятки ноги проломил висок. Мгновенно, нырнув под телегу, попытался разобраться, на доли секунды застыв.
Здесь должна быть тройка старого Керима с братьями бывшего десятника Аблая.