Я был из бедной семьи. Моя мать работала уборщицей в магазине, отец - разнорабочим на заводе. Мать была очень ещё набожной. Не забывала в воскресенье отнести так нужные нам копейки в церковь. Всегда говорила:
- Бог нас, сынок, не обидит, за старание наше и веру в него он вознаградит своей добротой.
Мне исполнилось шестнадцать лет. Бог не обделил меня красивой фигурой и статным телом. По крайне мере, о моей фигуре всегда отзывались хорошо, а некоторые даже завидовали. Девчонки ещё с четырнадцати лет заглядывались на меня. Но я был тогда ещё глупый, и, вместо первых поцелуев и свиданий, я гонял футбол с пацанами младше меня. Да и что можно говорить о свидании, если у меня кроме старых, потёртых брюк и заштопанной рубашки ничего не было. Но когда мне было 14-ть и 15-ть лет, я вообще не обращал внимания на то, во что я одет, а сейчас... Сейчас себя я почувствовал совсем другим человеком... У меня внутри что-то выросло, изменилось. Я стал тайком посматривать на девчонок, перед сном в своих, как мне тогда казалось, несбыточных мечтах целовал их губы. Когда я стоял с пацанами, и к нам подходили девчонки, я всеми правдами и неправдами уходил, уходил домой. Я не хотел, чтобы меня видели в этой старой одежде, я не хотел оказаться несостоятельным в разговорах о любви. Когда пацаны наперебой хвалились, как они трахаются и ломают девчонкам безо всякой любви девственность, то я внутри сильно переживал за этих девчонок. Мне не нравилась вся эта похабщина. В моих глазах слово ЛЮБОВЬ было чем-то таинственным и единственным, что дала нам природа, и испохабить его для меня было кощунством.
И вот, сегодня мой день рождения. Мама, сколько у неё было денег, настолько смогла собрать праздничный стол. Небогатый, но, по моим меркам, стол был отличным. Пришло шестеро друзей, с которыми я дружил с детства. Мы пили чай с тортом и пели под гитару. Признаюсь, я с семи лет играю на гитаре. Гитара у меня старенькая, но ручной работы. Мне её подарил мой дядя, который сейчас сидит в тюрьме за кражу.
Стол опустел, и мы с пацанами вышли на улицу. На улице начиналось лето. Сегодня пятое июня. Вечер был теплый и предвещал что-то особое, - от этого "особого" ныло сердце. Мы с ребятами прошвырнулись по центральной улице нашего города, и уже направились было к себе домой, на родную улицу, которая находилась практически на краю города.
Дома на этой улице были почти все двух этажные. Облезлые, - их давно не красили, но зелени у нас было не то, что в центре. Улицы были засажены разносортными деревьями, среди которых преобладали каштаны. Из-за зеленых крон деревьев дома почти не были видны. И мы с друзьями в шутку называли нашу улицу джунглями.
Когда мы уже подходи почти к нашему дому, навстречу одиноко шла девчонка Мои друзья - как всегда, были в своем репертуаре, - начали приставать к ней. Обнимать её, лезть целоваться, допытываться, как её зовут. И тут впервые я набрался смелости, сказал:
- Харе ребята. Отвали от неё!
Ребят поразила моя просьба.. Так никогда я не вёл себя, а всегда старался уйти. "Длинный", - это кличка пацана, зовут его Олегом, - сказал:
- Всё путем, Вовчик.. У тя сёдня днюха и, без базара, она твоя, бери её... Пацаны, все в один голос, поддержали его:
- Давай, Вовчик, вперед.
Меня подтолкнули к ней, и сразу все ушли. Я остался с ней один на один. Передо мной стояла очень красивая девчонка, где-то моих годов, или чуть моложе. Её волосы были рассыпаны на плечах. И я уже мысленно назвал её русалкой. Стройная, в одежде аккуратная. Да и одежда на ней была не из дешевых. Из моих размышлений меня вернул в реальность её голос.
-А тебе что от меня надо? - испуганным и дрожащим голосом спросила "Русалка"...
- Да я так, ничего, - сказал. - Иди, тебя не трону, - добавил я. Она резко повернулась и почти бегом побежала, скрывшись в темноте за углом. Я медленно поплёлся домой. И вдруг, сзади услышал цокот каблуков. Я обернулся и увидел приближающуюся фигуру уже знакомой девчонки. Она подбежала, запыхавшись, и обратилась ко мне.
- Ты меня извини, ты здесь живешь?
- Да... - ответил я.
- Проводи меня, пожалуйста, - и, уже плача добавила:
- Мои родители тебе хорошо заплатят.
Видя её умоляющий взгляд, полный страха и ужаса, я согласился. Немного пройдя, я увидел толпу ребят с соседней улицы. "Так вот чего она испугалась" - подумал я про себя ...
- Эй, Вован, привет, это что, твоя тёлка?
Я не знал, что ответить. У меня же никогда не было девчонки, и они все это знали. Да и как её зовут, я не знал.
- Да, моя! - ответил я, и ускорил шаг. "Русалка" после долгого молчания сказала:
- Ты это почему меня назвал своей? Я же не твоя, и вообще.. у меня ещё не было парня. И я не хочу, чтобы меня кто-то называл своей.
- Скажи, - обратился я к ней.. - Скажи, а что я должен был ответить?
Она молчала, потом:
- Да, конечно.. я понимаю... - и снова замолчала. Так мы дошли с ней почти до центра города. Ходили трамваи, автобусы, и я ей предложил доехать, если ей ещё далеко. Она засмеялась и пальцем показала на дом:
- Вот где я живу!
Я знал этот элитный двенадцатиэтажный дом. Зайти в него практически невозможно. Он был огорожен железным забором, в подъезде сидела консьержка и посторонних категорически не пропускала.
- Ну, тогда пока.. - сказал я своей "Русалке"
- Подожди, тебя зовут Вовка? - спросила она.
- Да, а тебя?
- Машей, -сказала она. - Приходи завтра, в шесть вечера. Прямо сюда и приходи.
- Ладно, постараюсь....
Уже переходя дорогу, я услышал Машин голос. Она, как мне показалась, пропела....
- Не "постараюсь", а приходи-и-и-и-и.......
Так я впервые познакомился с девчонкой. Маша не стеснялась моей дешёвой, подчас не новой, одежды. Была скромная, но очень добрая и весёлая. Из её рассказов я узнал, что она из богатой семьи, что отца у неё нет, и живет она с отчимом, большим милицейским начальником. Мать руководила фирмой. Узнал я, что она молча переносит незаслуженные обиды со стороны отчима, он несколько раз пытался домогаться её, а мать Машеньки не верит в это и говорит, что она всё наговаривает на отчима. В тот заполученный день, когда они встретились, Машенька познакомилась с девчонкой, которая жила недалеко от моего дома, и засиделась у неё в гостях. Про своего отца она рассказала, что был он алкоголик, и, со слов матери и отчима, - мать с ним разошлась, когда Маше было лет пять. Больше она его не видела. Мать сделала всё, чтобы не подпускать отца к дочери. Уже с новым мужем они переехали в этот дом, не оставив адрес своим бывшим соседям, чтобы те, в свою очередь, не передали его Машиному отцу. Где отец теперь, Маша не знает, да ей и неинтересно знать, где отец-алкоголик.
Каждый день я приходил к её дому и ждал, когда появится из подъезда моя "Русалка". Встретившись, мы брали друг друга за руки и шли гулять по городу. Так изо дня в день.
Как-то раз я сидел у себя во дворе. Недалеко от меня мужики распивали водку. Один из них рассказывал историю своей жизни:
- Мы жили с ней хорошо. После Афгана мне кинули ещё звездочку, платить стали больше. Жили неплохо, - квартира, мебель, дочь Машка. Так эта сука с ментом связалась. Сначала были угрозы в мою сторону, а потом этот ментяра просто засаживал меня на пятнадцать суток, каждый раз придумывая мне правонарушения. Ну, а потом мне слепили статью и услали на "Соловки". Отсидел три года... Пришел, а там никто не живёт.... Куда ни сунусь, - никто не знает, где живёт моя бывшая, и моя дочь Машуня... Вот, запил я, и что? И ничё.... Пропал я, мужики... - С этими словами мужик опрокинул в рот очередную порцию водки.
Услышать такое. Когда я осознал это, у меня внутри всё похолодело.: "Да! Да это моей Русалочки отец!"
Я подошел к пьяной компании:
-Дядь, а дядь.. можно тебя на пару слов?
- Пошел вон, сыкун. - сказал один из мужиков... - Мы малолеткам не наливаем.
-Да мне и не надо вашей водки, - сказал я, - Мне вот только пару слов этому дядечке сказать надо....
Машкин отец поднялся, мы отошли с ним в сторонку.
- Дядь, хочешь свою дочь увидеть?
Как мне показалось, у мужика округлились глаза:
- Ты чё.. базар мой услышал и решил на сто грамм заработать? Иди, пацан, пока я тебе по шее не дал.
- Вас как зовут, - спросил я...
- Николаем, ответил мне мужик.
- Дядь Коль... Будьте завтра в 19 часов трезвым, и я приведу к вам вашу Машу. Сюда приведу, я отвечаю за свой базар, не вру, приведу.
Дядя Коля опешил, сел на землю:
- Постой, пацан, что-то мне как-то не хорошо... - Он расстегнул ворот рубашки, откинул голову назад и начал говорить.
- Понимаешь, пацан, я ведь Машку, дочку, одиннадцать лет не видел и вдруг ты, - как гром с неба.. Меня когда сажали, так я с Машкой прощался, целовала она меня... Прижалась ко мне, помню, тёпленькая такая, ручонками по усам моим водит и приговаривает: "Не плач, папа, я тебя не брошу." Веришь, пацан, слова эти у меня до сегодняшнего дня в голове звучат, а в глазах Машка стоит, - забыть никогда не смогу. Ведь когда моя с этим ментом шлюшничала, мы с Машкой дома сидели, готовили, стирали.. Машка, она хоть маленькая была, но любила помогать мне. Всё мной командовала, как старушка... Швабру из рук вырывает - всё учила меня полы мыть.. Наверно, уже большая стала, а пацан?
- Завтра, завтра, дядя Коля.. Сам увидишь.. Только уж ты не пей больше.
- Всё, пацан, я щас пойду, оклемаюсь, и завтра буду как огурец.
На другой день я пригласил Машу пойти погулять в мой район, как бы намекая на сюрприз, который её ждет. Мы остановились на моей улице недалеко от той лавочки, где вчера сидели алкаши, и я увидел Машиного отца, сидящего на лавочке. Он был чисто выбрит, чисто одет, - пусть не в шикарном костюме, но вполне приемлемом для того, чтобы встретиться со своей дочерью.
- Маш, Маша... Сейчас я тебе покажу твоего отца, и тебе решать, видеться с ним или нет. Но сначала выслушай меня, а потом уже делай что хочешь.
Я рассказал Маше о том, что рассказал её отец, и даже не забыл напомнить про швабру. Маша стояла бледная, её губы дрожали. Она заплакала, уткнувшись мне в грудь. Я гладил её по голове, как мог, стал успокаивать.
- Маш, ты не плачь, ты только подумай, каково было твоему отцу в разлуке с тобой. Ведь он тебя сильно любит.
Маша подняла полные слез глаза, - они смотрели на меня доверчиво. Она повернулась туда, где только что сидел её отец. А он всё видел и подумал, что дочь не хочет идти к нему. Он встал и побрёл, - как бездомный пес побрел, уходя в никуда.... Маша быстро пошла вслед за ним, но вдруг остановилась на пол дороги, смотря вслед уходящему отцу. Её тело содрогалось от всхлипываний и дрожи в теле. Он уходил, она смотрела ему вслед и не знала, что ей делать. В её памяти обрывками пролетало то, теперь, как ей казалось, уже далёкое детство. В памяти смутно мелькали обрывки из той жизни. Только помнила, как папа сажал её к себе на плечи и бегал, подпрыгивая, изображая скачущую лошадку. Машка заливалась смехом и кричала.. "Н-н-о-о-о-о, пошла, лошадка."
Отцу осталось пройти пару шагов до угла, - и всё. У Маши подкосились ноги, она села на корточки и плача, закричала:
- Па-а-а-а-а-п-а-а-а-а, сто-о-о-о-й!... Не уходи! - и уже хрипло, тихо, как бы говоря самой себе: "Не уходи папа!"
Дорогие читатели.. я не буду рассказывать о встрече отца с Машенькой. Было много слёз, была и радость, - ведь Маша нашла родного отца. Вся улица только и говорила о том, как через одиннадцать лет дочь встретила отца, также о том, что Николай, - отец Маши - бросил пить, и что теперь он живёт только ради своей дочурки. Пацаны - мои соседи - завидовали мне, что у меня такая клёвая, красивая девчонка. Но никто не знал, что мы с моей Машей даже, ни разу не поцеловались. Вот так: ни разу! Просто ходили, гуляли, взявшись за руки. Нам этого было достаточно, чтобы чувствовать, что мы нужны друг другу!
Маша каждый день навещала отца. И я приходил с ней к нему. Дядя Коля всегда встречал меня радостно и называл зятьком. Мне нравилось, когда он меня так называл, - в этот момент я чувствовал себя маленькой толикой их - Машиной и дяди Коли - жизни.
Сегодня Маша не пришла ко мне на свидание.? Не пришла и завтра. Мы с дядей Колей не находили себе места. Он не раз порывался пойти к ней домой и узнать, что случилось. Только мои усилия останавливали его. Сделай это, он опять попадёт в тюрьму.
Прошло три дня, как Маша не приходила на свидание ко мне и не навещала отца. Мои попытки пройти мимо консьержи их дома ничего не дали. Я брёл домой в полном унынии.
- Сынок.
Я поднял глаза и увидел свою взволнованную мать.
- Сынок, - мать сбивчиво стала мне рассказывать. - К нам пришла твоя девочка, Маша, одежда на ней вся разорвана. Она сейчас у нас сидит, я её чаем напоила, дала твои старые джинсы, ну и там кое-что из своей одежды. А сама побежала тебя искать. Что же делать, а, Вова?
Но я уже не слышал мать. Я влетел в квартиру... Маша сидела на стуле и, опустив голову, тупо ковыряла чайной ложкой по столу. В квартире у нас было бедно, кое-какая старая мебель, старый, допотопный телевизор и до-смешного, большой посреди комнаты, мамин любимый фикус.
Маша заплакала, уткнувшись мне в грудь, и дала волю своим слезам.
Она всё рассказала, что с ней приключилось.
Отчим, прознав, что она гуляет с парнем, да ещё из бедной семьи, дико и грубо избил её, разорвав всю одежду, которая была на ней. И этому потворствовала мать. Машу закрыли на ключ, лишили всей одежды, отключили телефон. Три дня слёз, три дня Маша молила бога помочь выбраться из плена. И вот.. Отчим с матерью куда-то собрались уходить, и мать забыла ключи на телефонной полке. Отчим закрыл дверь своим ключом, и они ушли. Маша одела единственную одежду, которую не стали прятать от неё, ту самую, которую в клочья разорвал отчим, открыла дверь и в своём рванье пробежала через весь город. Ей было наплевать, что на неё смотрят, - она спешила туда, где её любят, ждут и понимают.
Теперь передо мной стояла серьёзная задача: надо куда-то уводить Машку. Час-два, - могут приехать менты в поисках пропавшей падчерицы их начальника. Ведь, конечно же, отчим всё сделал, чтобы узнать, куда бегает его падчерица.
- Маша, а про отца они, что-нибудь знают, - спросил я?
- Нет, ты что, я про папу - ни слова. Я знаю, чем это может для него кончиться.
- Тогда давай к нему, там нас точно никто не найдёт.
Мама, моя дорогая мама, с причитаниями провожала нас:
- Вова, сыночек, что же дальше будет?
- Мамуля, родная, я не знаю что будет, но Машу я не брошу, - и, уже шёпотом, маме на ухо:
- Мама, я люблю её!
- С богом, сынок, да хранит тебя Бог, - уже с улыбкой сказала мне мать.
Машин отец не на шутку разволновался. Страх за свою дочь не давал ему покоя.
-Уезжайте.. - сказал он. - Уезжайте. Вовка, зятёк ты мой, не бросай Машеньку, ведь эти суки ей жизнь сломают. Вот деньги.. - отец принес в газете свернутый пакет. - Понимаешь, дочка, я все годы собирал деньги для тебя. Надеялся найти тебя, и в восемнадцать лет преподнести дорогой подарок. Здесь пятнадцать тысяч. Если разумно тратить, то хватит на первое время, а там я вам буду присылать с каждой зарплаты. Сейчас я устроился на хорошую работу и зарплата хорошая.
Маша прижалась к отцу, заплакала, она сердцем своим почувствовала, что её отец любил всегда и не забывал ни на минуту.
Отец продолжал:
- Вот адрес моего друга по Афгану. Я ему позвоню, и он поможет вам устроиться. Он верный друг и ему вы можете доверять.
Ехали мы долго. Дорога к Чёрному морю продолжалась шесть дней. Поездом ехать было нельзя - билеты именные, и нас могут найти легко, позорно сняв с поезда. Да и у Маши не было паспорта, а только у меня - один на двоих. Ехали попутными машинами, на электричке, автобусе, даже на лошадиной повозке.
Наконец, добрались! Нас встретил крепкий, весёлый дядя Саша.
- Ну, вы, блин, даете, ну, пацаны, вы ваще.. Да.. Жисть.... - это любимые присказки дяди Саши... - Ну ничего, вы тут сегодня оклемайтесь, а завтра я вас отвезу в дом в котором можете жить сколько вам угодно. Дом на берегу моря! - подчеркнул дядя Саша.
Там раньше жила его мать, которая в прошлом году умерла. И теперь дом стоял пустой. Дядя Саша изредка посещал его - траву скосить во дворе и огороде, да и просто отдохнуть, погрустить о маме.
Когда Машин отец позвонил дяде Саше, то сказал ему: так и так - приедут к тебе мои дочь и зять.
Поэтому, когда мы вошли в отведённый нам дом, дядя Саша показал на одну единственную кровать.
- Вот вам, детки, кровать. Простыни и одеяло - в шифоньере. Живите и ничего не бойтесь. С местным участковым я уже переговорил, он - наш, боевой друг по Афгану.. Не боись, Машунь, не продаст.
Дядя Саша уехал, мы остались с Машенькой одни. Осмотрелись по сторонам Дом хороший, хотя и старый. Две комнаты и маленькая кухня, - чего нам больше. Да и не могли мы мечтать о лучшем.
Настал вечер, мы с Машей сидели, смотрели друг на друга и молчали. Время близилось к двенадцати ночи.
-Маш, - прервал молчание я. - Ты ложись на кровать, а я постелю на полу.
Маша потушила свет. Мы лежали молча. Каждый думал о том же самом, что и вы, мои дорогие читатели, - о том же самом подумали.
Тишину уже нарушила Маша.
- Вов, а бабуля не явится мёртвой к нам?
- Ты что, Машунь, всё это сказки. Мертвые не ходят по ночам, они на кладбище лежат.. - сказал я, а у самого мурашки поползли по спине. И уже более уверенно я добавил:
- Ты не бойся, я же рядом!
- Угу, рядом. Пока ты ко мне, эта бабуля меня задушит.
И тут я понял Машкин намёк.
-Это, конечно так.. - сказал я. - Эти покойники, они такие, дай им поиздеваться над живыми. Вот я знаю один случай. У нас там бабка умерла, так каждую ночь ходила, выла как волк и всё звала свою дочь с собой.
Боже мой! Машка как ошпаренная вскочила со своей кровати и через секунду лежала у меня под одеялом уткнувшись носом в грудь.
- Не пугай меня.... я тебя прошу...
- Всё, всё.. я больше не буду.
"Ещё бы", - подумал я про себя. "Я ведь добился своего, Машка лежит рядом."
Машка оторвала голову от моей груди и пристально посмотрела мне в глаза. - Вова, ты меня любишь? - Шёпотом спросила она.
- Да, - только и мог сказать я. Машка впилась в мои губы, и время замерло, остановилось для нас. Я целовал её глаза, краешки губ, носик, шею. Каждый её пальчик познал мой поцелуй. Над нами играла музыка, - музыка любви, огромной юношеской любви.
- Милый Вова, любимый Вова, Я люблю тебя и без тебя я не смогу жить! - шептала Маша. Она начала снимать с меня футболку. Я как мог, помог ей.
Она прильнула к моей груди и стала целовать, осыпая поцелуями всю грудь до самого пупка. Только тут я заметил, что моя Машенька лежит в кофте и джинсах. Я начал целовать её шею, стараясь опуститься всё ниже и ниже. Я начал расстёгивать пуговицы на её кофте. Машка дрожала, она пыталась схватить своими руками мою голову и подтянуть выше, отстранить от груди. Я упорно расстёгивал не поддающиеся эти проклятые пуговицы. Уже наполовину расстегнул. На ней был чёрный лифчик. Я стал целовать её груди через ткань лифчика. Машка дрожала, стала всхлипывать. Я знал, что лифчик расстёгивается сзади на спине, и поэтому стал упрямо искать эти чертовы крючки. Долго искал, искал, искал... но... не нашёл.. Я попытался вытянуть грудь из лифчика. Немного мне это удалось. Я утонул в её груди. О боже, этот лифчик расстегнулся сам, спереди, посреди груди, не выдержав такого натиска. Лифчик словно почувствовал мою страсть, сжалился надо мной и выстрелил двумя красивыми, налитыми молодостью девичьими грудями.
У меня закружилась голова, я впервые видел женские груди. Девичьи груди.! Её сосочки пахли чем-то нежным, манящим, ласковым. Я прикоснулся губами к ним, Маша охнула и заплакала. Я стал целовать её животик, опустившись ниже, я начал снимать с неё джинсы. Маша больше не сопротивлялась. Она лишь дрожала и всхлипывала. Передо мной предстала красивая фигура моей девчонки. Нет! Моей Девочки.! Черные трусики добавляли шарм её статному телу. Я начал медленно снимать их с неё, Машка резко положила ногу за ногу и взмолилась:
- В-о-о-о-о-ва! Я же ещё девочка.. Не надо, я бою-ю-юсь!
Но мужской инстинкт мне подсказывал: "Вовка, давай. Или сейчас, или никогда!".
- Машенька, я ведь тоже девственник, я же никогда не был с девчонкой. Машу, мои слова словно обрадовали.
- Милый ты мой, - она взяла меня руками за лицо и прижалась губами к нему. - Родненький, ты такой хороший. Ведь сколько пацанов меня хотело. Но я же ждала, ждала только тебя. Я знала, что встречу такого как ты, и никому, - слышишь, - никому я тебя не отдам!
- Маш, ну лапочка, птенчик мой, я очень хочу тебя, - шептал я бессвязно, всем телом своим, прижимаясь к Машеньке, - Только я вот.. как-то не знаю как это..
- Вовка, я тоже не знаю..... не знаю.... не знаю..... А, может, не надо?, - шептала Маша, всё продолжая осыпать меня поцелуями.
Я осмелел, резко потянул её трусики вниз. Машка только успела сказать "ОЙ!"... И - всё: передо мной была голенькая моя девонька. Я стал целовать возле её лобка, одной рукой я стал стягивать с себя трусы. Тут только я заметил, что внизу у меня от возбуждения было все мокро. Маша лежала подо мной, её глаза были закрыты. Лицо стало сосредоточенным, словно она ожидала что-то страшное, но, в то же время, ей очень нужное, - нужное для её любимого, нужное для её же огромного счастья. Маша всем существом ощутила, что назад дороги нет. И в этот момент Маша полностью подчинилась судьбе..
Моя Машка обвила руками мою попку, резко надавила, и я со стоном провалился в Машкино чрево. Машка впилась в мои губы, покусывая их. Её тело дрожало, цепкие руки обвили мою шею. И мы с ней улетели. Мы летели по звёздному небу, к галактике, имя которой Вечность. Мы улетали всё дальше и дальше от брачного ложа, кружась в этом необъятном, неповторимом мире, - мире любви и забвения! То удалялись друг от друга, то снова сближались. Мы танцевали на созвездии Большой Медведицы, ныряли в чёрные дыры космоса, и всё время нас сопровождала музыка, - необычные её звуки всё дальше и дальше уносили нас в сказочный мир, Мир добра и счастья, туда, где нет слёз и горя, туда, где цветут большие, необъятные цветы. Запах, которых дурманил наш ум, делал нас воздушными и легкими как пушинки. Нас поглощала пучина космоса, время от времени выкидывая дуновением лёгкого райского ветерка на розовые облака.
Маша смеялась, пролетая мимо меня, её стройная, лёгкая ножка отталкивалась от облаков и снова моя любимая летела ко мне, протянув навстречу мне свои руки .. "Маша, милая Маша!", "Вова, мой любимый Вова!" - её голос как колокольчик раздавался во вселенной.
Я открыл глаза. Солнце заливало комнату ярким слепящим светом. Моя Машенька лежала, свернувшись калачиком, шептала:
"Вова, мой любимый Вова"
P.S. Прошел год, у нас родилась дочка Настенька. Мы приехали в свой город, - город, где мы впервые встретились и полюбили друг друга. Отчима Маши посадили в тюрьму за убийство Машиной мамы. Через месяц после приговора суда, отчим повесился в камере, а может, ему помогли повеситься.
Маша, как единственная наследница, продала квартиру и всё имущество родителей. Мы сели в самолет, улетели. С нами уехал и папа Маши. Мы вернулись в свой милый домик на берегу моря, где мы так счастливо обрели с Машей друг друга.
Ой,... совсем забыл! Через пару лет совместной жизни мне моя Машенька призналась, что в ту ночь, в домике, куда поселил нас дядя Саша, она не боялась никакой покойницы. Она просто ОЧЕНЬ ХОТЕЛА МЕНЯ, хотела прижаться к тому, что обрела, как ей тогда казалось, на всю оставшуюся жизнь. И она, кажется, не ошиблась.