"Энциклопедия абсолютного и относительного знания"
Не стоит печалиться по поводу смерти,
которая является лишь сменой
формы существования.
Зачем сожалеть о пристанище,
в котором прожили всего один день.
Лао Цзы
Как хорошо было бы знать,
где искать помощь и в этой жизни,
и чего ждать после нее там, за гробом.
Л. Толстой,
собственные сочинения, т. 1, с. 361
Боль, боль пронизывает все мое тело до самой последней клеточки, как будто заложенная внутри бомба наконец, взорвется. И вдруг боль исчезает, совсем исчезает, чувствую себя свободной и легкой. Парю в воздухе. Вижу свое тело на операционном столе, врачей в масках и голубых халатах. Они суетятся, кричат: "Разряд! Еще раз!" Сколько раз я об этом слышала и читала, а теперь наблюдаю сама. Забавно. Хотят, чтобы я вернулась в это старое, дряхлое тело. Ответ возникает тут же: "НЕТ, НЕ ХОЧУ! Как только ответ четко сформирован, все вокруг мгновенно меняется. Теперь я лечу куда-то с невообразимой скоростью. Разве возможно передвигаться так быстро? Какой-то внутренний голос отвечает: "Конечно, возможно. Здесь только так и можно".
Знаю, что умерла. Произошло то, чего я боялась всю жизнь. Но мне совсем не страшно, даже весело. Пролетаю над теми местами, где жила или бывала когда-то. Вот мое любимое Папулово, а рядом Волга и сине-зеленая хвойная роща, на том берегу, небо с кучевыми облаками, какие бывают только в июне. Одно облако похоже на гигантскую птицу с распластанными крыльями, другое на чье-то лицо, величавое и постоянно меняющее форму, третье на какое-то экзотическое чудовище. Краски слишком яркие, как анилиновые. У нас никогда не бывает такого синего неба, такой яркой зелени. Почему это? Снова ответ внутри: "Мы так это видим". Не спрашиваю, кто это "мы", догадываюсь.
Подо мной огромные мегаполисы, - Москва, Париж, Нью-Йорк, - огромные бетонные ловушки, смрад от тысяч, и тысяч помоек, выхлопных газов, разветвленных канализационных систем. Когда живешь там, не замечаешь всего этого, воспринимаешь как норму. Только с высоты обостренными органами чувств, освобожденными от физической оболочки, реально осознаешь все прелести современной цивилизации. Внизу промелькнул лондонский Хайгейт с его кладбищами, парками и прудами. Когда-то мне нравилось это место.
От бешеной скорости звенит в ушах (Ха! Уши-то остались в операционной). Подо мной огромный океан с небольшими разбросанными тут и там островами. Вода невиданного бирюзового цвета. А вот и Австралия - такая, какой я ее помню - с выжженными на солнце пастбищами, стадами овец, эвкалиптами с ободранной шкурой, тянущими к небу свои обнаженные исполинские руки-ветви. И синие-пресиние горы. Удивительное место на земле. Но все это прошлое. Мне ничуть не хочется еще раз пережить то, что давно ушло.
Как только эта мысль оформилась в сознании, какой-то вихрь подхватил меня и вытолкнул вверх. Последнее, что я увидела, как через окно иллюминатора, весь земной шарик, целиком в голубом сиянии. Потом головокружение и полная темнота.
Очнулась в каком-то странном сумрачном пространстве. Нет ни солнца, ни электричества, зато все вокруг заполнено огромными светящимися экранами мониторов. Я нахожусь в центре, спокойная, расслабленная - ощущение такое, будто сижу в удобном кресле. Вокруг ни души. И вдруг я слышу голос:
- Это твой последний экзамен перед началом новой жизни. Ты готова?
- Да.
- Тогда начнем. Вспомни наиболее яркие моменты твоей жизни, то, что запомнилось или то, что явилось просто поворотным этапом. Все это будет воспроизводиться на экранах, которые ты видишь. На одних - как ты воспринимала то, или иное событие, когда оно происходило и в последующие периоды. На других - как все было на самом деле. И, наконец, в третьих, - какие уроки ты извлекла из своего опыта. Поняла?
- Вроде бы, да.
- Ну что ж, поехали!
***
Мне три года. На мне теплая шубка из черного котика и такой же капор. На капоре сбоку прикреплены две блестящие красные вишенки из какого-то искусственного материала. Я толстая и неповоротливая. На лице видны одни только щеки. Слышен гнусавый голос священника: "Богу нашему миром помолимся!" Моя нянька, крепкая семидесятилетняя старуха, какая-то давняя наша родственница, складывает мои пальчики в щепотку, показывает, как надо молиться. Я крепко вцепилась в край ее пальто. Ничего не вижу, кроме каких-то вонючих штанов, юбок, валенок. Задыхаюсь - очень душно, хотя запах ладана мне нравится.
И еще мне нравится запах керосиновой лавки, куда бабка таскает меня примерно раз в месяц. В нашей коммуналке три семьи, три кухонных стола, три керосинки и один примус у соседей. Кухня большая. Там же дверь в уборную, а рядом облупившаяся эмалированная раковина, где все жильцы умываются и моют посуду. Квартира на последнем этаже. Вверх, на чердак, ведет хлипкая скрученная лесенка. Я смертельно боюсь чердака, где постоянно ночуют какие-то бомжи, бродяги и почти каждый вечер гуляет местная шпана. Квартира закрывается на ночь на ржавый крючок. Дверь прикрывается неплотно, сквозь щель проникает тусклый свет с лестничной площадки. Эта дверь с крючком - постоянный сюжет моих детских ночных кошмаров. Не помню, в каком возрасте мне перестали сниться медленно открывающаяся дверь, отлетающий в сторону ржавый крючок, чья-то волосатая рука в дверном проеме, а потом шаги по трухлявым деревянным половицам. Шаги ближе, ближе... Я кричу во сне. Мама будит меня и успокаивает как может.
В коммуналке 4 комнаты. Две из них принадлежат Лерочке, ее маме и бабушке. Лерочка младше меня, с ней неинтересно. Но иногда я захожу к ней поиграть во врачей. Ее мать работает в здешней поликлинике, и в доме полно всяких забавных вещей - шприцов, тонометров, бинтов и даже пиявок. Одна комната у них темная - окно выходит во двор, фонарь и застекленную сверху шахту. Что это за шахта, для чего она нужна, я так никогда и не узнала. Лерочкина семья - самая удачливая. Две другие комнаты, наша и тети Шуры, и поменьше и победнее.
У тети Шуры и дяди Феди трое почти взрослых детей: Томка, Люся и Витек, которого во дворе почему-то зовут Гальгалькой. Мать, отец и две старшие дочери работают на шарикоподшипниковом заводе, что у нас за углом - работают в разные смены, чтобы была возможность отоспаться дома, так как в комнате умещаются только две кровати, и мест для всех не хватает.
Витек сильно заикается, понять его трудно. Однажды много лет спустя, уже после войны вместе со всеми побывал в театре, слушал оперу. Вернулся в полном восторге. Заикаясь, захлебываясь, рассказывал мне: "Во-о-от, пре-е-дста-авляешь се-е-бе - мы с то-о-бой говорим, а там поют!" Самое краткое и самое точное определение этого театрального жанра, которое я слышала.
Под окнами растут огромные тополя в дом высотой. Между двух деревьев укреплены качели на толстых веревках. Качаются все по очереди. Я боюсь безумно, но в свою очередь влезаю на качели, судорожно вцепляюсь в веревки. "Раз, два, три!" И я лечу ввысь, в самое небо. Долетаю почти до четвертого этажа. Сердце замирает, уходит в пятки. Бешеный восторг и дикий страх. Страх побеждает, как правило. Я кричу: "Хватит! Хватит! Не раскачивайте больше!" В детстве больше жестокости и меньше сострадания. Меня продолжают раскачивать, весело выкрикивая: "Манька - трусиха! Манька - трусиха!" Спрыгнув, наконец, с качелей, бегу домой и реву белугой от обиды. С тех пор всегда боялась высоты.
- Ты отвлекаешься на мелочи, рассказывай о самых сильных и ярких событиях твоей жизни. О том, что определяло твою судьбу.
- Ладно, попробую.
Еще один клип на экране монитора. Я сплю в деревянной кроватке. Мама и папа - рядом на диване. Глубокая ночь. И вдруг я вижу, как какой-то человек в военной форме точит огромный нож, потом склоняется надо мной и заносит свое орудие убийства. Лицо незнакомое и страшное. "Фашист,- проносится в моем сознании, и я истошно кричу: "Фашист! Фашист!" Родители бросаются ко мне, успокаивают. "Почему ты произносишь это слово?" - "Не знаю". Опять засыпаю, теперь уже спокойно.
Через две недели началась война. Отца сразу забрали. Мы с мамой едим в эвакуацию в так называемой теплушке, товарном вагоне, до предела забитом перепуганными москвичами. На одной остановке мама побежала на станцию за кипятком и не успела вскочить в наш вагон. Все уверены, что она отстала от поезда, жалеют меня. Первое ощущение смертной тоски, полной беззащитности и одиночества. Соседи, немного пожалев меня, оставили одну. Я тупо молчу, не плачу. На следующей остановке мама добралась-таки до своего вагона. Я бросаюсь к ней в слезах. С тех пор, долгое время засыпала, только держа ее за руку.
На мониторе мелькают кадры из моего детства. Мы с мамой в какой-то мордовской деревне. Сидим на скамейке и дергаем за веревочку, прикрепленную к кувшину - взбиваем сливки. Вскоре внутри появляются маленькие катушки сливочного масла. Бабка-хозяйка достает из печки ржаной хлеб, круглый, ароматный, с поджаренной корочкой - крутые скалы и расщелины между ними. Запах заполняет всю избу. Парное молоко пенится на столе. Ничего вкуснее в жизни своей не пробовала.
Еще кадр. Мы в Горьком вместе с семьей маминого брата. Лето, тепло, солнечно. Идем на рынок с мамой и кузиной. Вдруг воздух оглашается шумом самолетных моторов. Они летят прямо над нами, очень низко. Я вижу смеющиеся лица пилотов, Они что-то кричат, но не стреляют. Вечером все Сормово в огне, рвутся снаряды. Мама запихивает меня в угол в прихожей - она убеждена, что это меня спасет. "Когда дом рушится, - говорит она, - стены остаются. Ты только держись за них изо всех сил".
Наконец, мы добрались до Свердловска. Нас поселили на окраине, рядом с заводом Уралмаш. Хозяин выращивает собак для фронта. Собаки - камикадзе. Их обвешивают взрывными устройствами, и они бросаются под танки. На собак выдают дополнительные пайки, на которые живет вся хозяйская семья и мы с мамой. Мама пристроилась бухгалтером на заводе. Так что живем неплохо, голодать не приходится. Основная еда - пельмени, которые хранятся на высеченных из реки ледяных глыбах, в подвале. Каких только пельменей здесь нет! И с мясом, и с капустой, и с творогом, и с вишней - вкусно!
***
Меня опять прервали.
- Нам не нужны мельчайшие подробности твоей жизни. Рассказывай о том, что произвело на тебя впечатление. Кроме пельменей, конечно.
Мои экзаменаторы смеются. Они не лишены чувства юмора. Кто же они? Полубоги, мои небесные покровители, Владыки Кармы.
Я мало чего помню. Ведь мне было всего семь лет. Хотя нет, кое-что я запомнила. Иногда, ночью, к нам в комнату пробирался хозяин, как я потом выяснила. Поначалу я пугалась, потом привыкла. Они с мамой тихонько говорили, смеялись, а потом затихали, но зато оживала старая деревянная кровать - она так скрипела, ворчала и ухала, что заснуть было невозможно. Я догадывалась, что во всем этом есть что-то секретное, стыдное и малопривлекательное для меня в то время.
***
- Скажи, ощущала ли ты присутствие Бога в детстве, и потом в школьные годы?
- Я ощущала это присутствие очень часто. Не знаю, почему (может, бабка-нянька говорила мне, трехлетней, об ангеле-хранителе), но я чувствовала поддержку, когда мне было больно, страшно или я о чем-то просила. Доходило до смешного. Меня вызывали к доске на уроке математики, и я понятие не имея, как решить пример, обращалась к своему невидимому покровителю за помощью. Решение приходило само собой и очень быстро. Мне казалось это естественным, хотя я никогда никому об этом не рассказывала. Боялась, что засмеют. Теперь, прожив жизнь, я понимаю, что ничего нельзя получить даром, на халяву. Только сам человек может чего-то добиться своими собственными усилиями. Не знаю, может, в детстве мне давали в долг, чтобы потом я все сполна отработала?
Ответа не последовало.
***
1943 год. Мы возвращаемся в Москву. В нашей комнате живет какой-то ханыга-бомж. С большим трудом, избавившись от него, мама куда-то устроилась бухгалтером - эта профессия востребована во все времена. Сидим на жестком пайке. Однажды я добралась до банки с месячным запасом сливочного масла и съела все за один присест. Вечером мама в первый и последний раз надавала мне оплеух. Ее лицо было искажено гневом: "Как ты могла это сделать, дрянь такая?" Тогда я впервые осознала, что даже родная мать может быть врагом. То ее лицо я потом часто видела во сне
- Неужели в твоей памяти не осталось никаких приятных впечатлений от детства?
- Ну почему же, было и что-то хорошее. Помню, как мама водила меня в театр. Это уже после войны было. МХАТ, "Синяя птица", старые бабушки-дедушки, которых у меня никогда не было, и ожившие хлеб, вода, молоко и огонь. Но запомнилось не это. О том, что все вокруг живое, я всегда догадывалась. А позже в зрелые годы, знала это наверняка. Нет, заполнилось другое - сладкое покалывание на языке пузырьков лимонада, купленного в театральном буфете. Невероятное, волшебное ощущение! С тех пор страсть к разного рода шипучим напиткам сохранилась на всю жизнь. Мама работала до позднего вечера, и я росла без присмотра. На обеденные деньги, которые она ежедневно оставляла мне на столе, я покупала французскую булку, 100 граммов любительской колбасы и бутылку лимонада. Это и был мой обед.
- Все какие-то кулинарные воспоминания. Может быть что-то посерьезнее?
- Для моего военного детства это естественно, но были, конечно, события куда более значительные. В 1946 году вернулся с дальневосточного фронта отец - высокий, красивый, похожий на Шона Коннери в "бондиане", абсолютно седой в свои неполные 40 лет. Привез подарки. Мне, 12-летней, потрясающей красоты шелковое кимоно - синее с рисунками, иероглифами и пагодами, из тончайшего красного шелка, на подкладке. Подружки умирали от зависти, а одна из них, наиболее информированная, сообщила, что такие кимоно носят гейши - проститутки по-нашему, и поэтому советской девочке следует от такого подарка отказаться.
Последовал смех - оказывается, экзаменаторы, полубоги или кто они там, не лишены чувства юмора.
А еще папа привез замок на нашу дверь, с кодированным номером. Открыть его можно, только зная три заветных цифры 545. На следующий день вся округа была посвящена в тайну кода - войти в комнату мог кто угодно. Иногда соседские мальчишки закрывали кого-нибудь в комнате, а сами убегали. Приходя из школы, я открывала дверь и заставала там рыдающего парнишку. Позднее, уже после смерти отца, мой первый бойфренд пользовался этой уловкой, прогуливал школьные занятия. Я открывала дверь и заставала его спящим на диване
- Кто тебя впустил? Кто закрыл замок?
- Да твой сосед, Гальгалька. Ты что не в курсе, что все вокруг знают твой код?
Помню, мама рано утром уходила на работу, а отец оставался дома, поскольку часто резал свои гравюры для типографии на дому. Я еще спала, и он укладывался со мной, нежно обнимая меня, прижимаясь ко мне. Я только притворялась спящей и потому отчетливо чувствовала, как напрягалась его плоть, и прерывалось дыхание. Я догадывалась, что было что-то неправильное во всем этом. Но ощущения были такими странно волнующими, захватывающими и приятными, что я делала вид, что ничего не замечаю. Он, разумеется, также молчал. Так продолжалось некоторое время, а потом он серьезно заболел.
Через два года после возвращения он умер от инфаркта. Сердце было раскачено еще на фронте. Тут еще друзья, ну и выпивка соответственно. Мы жили с ним вместе всего ничего и я практически не знала его. Помню только, что он был первый человек, проявивший ко мне интерес. Я ему нравилась. Он восхищался мною постоянно, делая карандашные наброски, но портрета, как хотел, написать не успел. Его интерес носил скорее чувственный характер, я догадывалась об этом. Он говорил, какая у меня красивая фигура, ноги и все такое. Именно тогда я начала осознавать в себе женщину, что во многом определило мою дальнейшую жизнь.
- Ну и как же сложилась твоя дальнейшая жизнь? Расскажи нам.
- Да вы и сами все знаете. Разве не у вас хранится полная картотека всего, что со мной случилось? Молчите. Ну ладно, вот еще клипы из моей юности
В 14 или в 15 лет, не помню точно, у меня появился бойфренд, армянский мальчик из соседней школы. Он был постарше, очень хорош собой - светлявый шатен с огромными глазами чисто голубого цвета. Учился одновременно в музыкальной школе по классу фортепьяно. Играл он блистательно, ярко, талантливо, но звездой не стал, не знаю почему. Он был влюблен в джаз, в Гершвина и Рихтера. Хорошо помню, как пробрались однажды в ДК "Красного Пролетария" и поскольку билетов у нас естественно не было, слушали у слегка приоткрытой двери в зал Второй концерт Рахманинова в исполнении Рихтера. Возможно, из музыкальных моих впечатлений это было самое сильное.
- Ну а что секс? Ведь это была не просто дружба?
- Да, да, конечно, был и секс, но и он был скорее дружеским, такой приятной, доставляющей удовольствие игрой. Мы закрывались на старый ржавый крючок и предавались чувственным забавам, постоянно опасаясь любопытных соседей. Не хотели огласки. Но, как известно, шила в мешке не утаишь. Вскоре все мои школьные подружки знали о моем увлечении, и кто-то из них стукнул директрисе. Меня вызвали в директорский кабинет прямо посреди урока французского языка. Розалия Абрамовна, толстая пятидесятилетняя тетка с плохо прокрашенными, наполовину рыжими волосами, уложенными на затылке в туго скрученный пучок, смотрела на меня строго и удивленно.
- Мне сказали, что у тебя роман с мальчиком из соседской школы. Это правда?
- Ой, да что вы, Розалия Абрамовна, просто дружим. Да, кто мог такое придумать? Да нет, конечно, как можно!
- Мне придется поговорить с твоей матерью, а то и перевести тебя в другую школу. Подумай!
- Ну и что? Подумала?
Конечно, усилила бдительность, Мы продолжали встречаться, но более осторожно. И рот закрывала на замок. Мне совсем не хотелось посвящать мать в свои дела. Впрочем, вскоре все это завершилось само собой. Родители моего юного бойфренда вернулись в Армению, и наш роман завершился.
- Жалела об этом?
- Да нет, совсем нет. Я же говорю, это была детская влюбленность, даже, скорее дружба. Было хорошо, потом все прошло, и никогда об это не вспоминала.
- Это было единственное увлечение в юности?
Пожалуй, да. Влюблялась я, влюблялись в меня, но до близости дела не доходило. Был у меня один горячий поклонник, который каждый день дежурил под моими окнами, и, посвящал мне свои стихи. Стихи были плохие, но именно он приобщил меня к поэзии, приносил книги Блока, Цветаевой, Ахматовой, Пастернака, которого обожал. В ту пору и я начала кропать какие-то стишки. Одно из них было посвящено моей испанской подружке, которая училась в нашем классе. Родители ее погибли во время гражданской войны в Испании в 35-36 году. Она совсем еще малолеткой попала в нашу страну и формировалась под влиянием советской идеологии. Когда нас всех скопом принимали в комсомол, ей было отказано в этой высокой привилегии. Почему? Мы недоумевали. Для нас все эти церемонии были как воинская повинность - обязательная и не обсуждаемая. Никаких чувств при получении значка и комсомольского билета я, да и остальные тоже не испытывали. Ну надо, так надо. Именно поэтому я безмерно удивилась, увидев горько рыдающую Дору.
- Ты чего?
- Меня не приняли в комсомол, потому что я гражданка Испании.
- Ну не приняли и ладно, что тебе в этом значке?
- Как ты не понимаешь, для меня это проблема жизни и смерти. Папа с мамой погибли, сражаясь за коммунистические идеалы, а меня даже в комсомол не приняли. Неужели ты не понимаешь?
Я и вправду не понимала, но горе подружки впервые заставило меня задуматься о том, в каком мире я живу. Отец и мать были членами партии, но я отлично осознавала, что для них партийная книжка все равно, что для меня комсомольский билет. Меньше всего они мечтали о скорой победе коммунизма. Значит все мы живем во лжи, постоянно притворяемся. Зачем? С какой целью? Я искала ответа у своих любимых поэтов и не находила их там. Правда, они, мои первые гуру, научили меня отличать истинные человеческие ценности от ложных. Уже тогда я точно знала, что главное в нашей жизни - любовь, правда, понимая ее тогда односторонне и примитивно. Ощущение любви как основной сущности нашего бытия я пронесла через всю жизнь. Конечно, я менялась, и вместе со мной менялось и внутреннее наполнение этого слово. Я и сейчас, когда земная жизнь осталась позади, и мнение мое ни от кого и ни от чего не зависит, говорю вам: я была счастлива только тогда, когда любовь (любая любовь) проникала в мое сердце. Вы согласны?
- Ты забыла - это ты сдаешь экзамен, а не мы. Мы просто слушаем. Так была ли еще какая-то любовь в твоей юности?
Нет, любви не было, но привязанности и дружба были. И наставники тоже были. Помню руководителя нашего школьного драмкружка, где я была примой. Елизавета Георгиевна, казалось мне дряхлой старухой, хотя ей в ту пору едва исполнилось 55. Талантливая актриса и удивительная личность, Она ушла из театра, не желая участвовать в постыдной камарилье театрального мирка с его интригами и постоянной борьбой за более или менее приличные роли. Меня она очень любила и осторожно, не назойливо учила обходить незаметные для нетерпеливого взгляда ловушки и быть благодарной за то, что отпущено мне Богом, не требуя ничего взамен или дополнительного. Ее уроки не театрального искусства, конечно, а жизни, я запомнила на всю жизнь. Помню, мне предстояло по ходу пьесы (мы ставили "Доходное место" Островского) поцеловать моего партнера - парня из соседней школы (девочки и мальчики учились в ту пору раздельно) Сашку Остермана, давно и безнадежно в меня влюбленного. Он ну совсем мне не нравился - высокий, упитанный, с черными вьющимися всегда сальными волосами и огромным мясистым носом, про который в народе говорят, что он с подбородком шепчется. Я прямо заявила, что целоваться с ним не буду - лучше откажусь от роли. Елизавета Георгиевна принялась меня уговаривать, но я твердо стояла на своем.
- Не буду. Ну не нравится он мне, не нравится. Не хочу!
- Слушай, Марьяша, ты еще мала и глупа и судишь о людях поверхностно. Это пройдет, я уверена. Я не призываю тебя осознать красоту его души, хотя ты и представить себе не можешь, как прекрасна каждая человеческая душа. Сейчас попробуй увидеть в нем хоть что-то привлекательное, а это есть в каждом. Посмотри, например, какие чистые красивые рубашки он носит и какой у него красивый галстук.
С тех пор я пользовалась этим кодом постоянно. Прежде, чем отвергнуть какого-то человека, пренебречь тем или иным общением, я всегда первым делом пыталась найти хоть какую-то, мало-мальски привлекательную деталь в его облике или характере. И это работало: человек раскрывался с лучшей стороны, общение становилось доступным.
- Ну что с юностью разобрались? Переходим к следующему этапу?
- Да нет, в 17 лет случилось событие, перевернувшее все мои представления о мире, о людях, о себе. После окончания школы мы с мамой поехали в дом отдыха, который назывался просто "Подмосковный отдых". Погода стояла на редкость теплая, и компания подобралась что надо. Купались, играли в волейбол, танцевали вечерами, и по-тихому пили портвейн "три семерки" (777). Однажды парень из нашей компании привел на волейбол своего старшего брата. Я влюбилась в него с первого взгляда. Высокий, стройный, черноволосый, сероглазый. Юра Касперский был старше меня лет на 10 и не обращал на меня, недавнюю школьницу, никакого внимания. А я глядела на него, не отрываясь. Конечно, он заметил, но виду не подал. Теперь для меня существовал только волейбол, все остальные развлечения потеряли всякую привлекательность. Но 24 дня подходили к концу, надо было возвращаться в Москву - предстояли экзамены в университет. Обменялись адресами, телефонами, у кого были, обещали встречаться, но верилось в это мало. И вот однажды уже после экзаменов, когда лето подходило к концу, ко мне в дверь постучали. На пороге стоял неотразимый объект моих ежедневных мечтаний - Юра Касперский собственной персоной. Я еле на ногах удержалась от неожиданности и счастья - не говоря ни слова, он схватил меня в охапку и опрокинул на кровать. Все остальное как во сне. От волнения я даже ничего не почувствовала. Знала только, вот он, Юра, и он мой, и он со мной, а я уж и не надеялась. Уходя, он сказал: "Позвони через неделю". Всю неделю я жарилась на раскаленных углях, погружаясь в воображении в наше удивительное, сладкое, счастливое будущее. Но будущего не случилось. Когда я позвонила через неделю, чей-то трескучий женский голос сказал: "Юра женился и уехал жить в Киев. Так закончилась моя первая юношеская любовь. Боль, обида, унижение, предательство терзали меня, но иногда вдруг казалось "Да нет, этого быть не может! Это какое-то глупое недоразумение. Он скоро придет". Но время шло, а он не появлялся. Как сообщил мне Олежка, его младший брат: "Забудь его, он подонок". Забыть я не могла и продолжала верить. Начало занятий в МГУ, новые знакомства на время приглушили мои переживания. Столько нового и интересного вторглось в мою жизнь. Я даже не заметила, что у меня давно не было месячных. Была я в ту пору столь глупа и невежественна, что мысль о беременности даже не приходила в голову.
- Вот тут ты врешь и оправдываешься!
- Ну да, верно, приходила, конечно, эта мысль, но я ее отбрасывала, не хотела замечать. Только когда началась интоксикация, и меня буквально выворачивало наизнанку, забеспокоилась мама. Но моей бедной маме, по 12 часов в сутки пропадавшей на службе и предоставляющей мне полную свободу, даже в голову не пришло, что же является причиной моего состояния. Она повела меня к врачу. Тот заподозрил язву желудка. Какой-то жуткий зонд опускали мне внутрь. Но так ничего и не нашли.
- Не волнуйтесь, дочь ваша абсолютно здорова.
И тут кому-то из моих мучителей пришло все-таки в голову показать меня гинекологу. И тогда все встало на свои места. "Ваша дочь беременна, и срок довольно большой". Мама сначала буквально остолбенела, а потом уже дома впала в истерику и истошным голосом кричала мне: "Лучше бы ты умерла". Эту ее фразу я помнила всю свою жизнь и так никогда и не простила, как не старалась она служить мне и моему семейству в последние годы своей жизни.
Аборты в то время были запрещены законом - пригласили какую-то страшную старую бабку-повитуху, которая опытной рукой запустила мне во влагалище целую бадью мыльной пены. Ребенка вынули. Это была девочка пяти месяцев. У нее даже курчавились черные волосики на голове.
- Ты все время стараешься себя оправдать, сваливая все происшедшее на Касперского, на мать, на свое невежество. А ведь это было самое настоящее убийство и в ответе за него ты сама. Посмотри, как это все выглядело. Девочка была живой, она дышала. Смотри, смотри, не отворачивайся!
И тут я почувствовала себя как бы привязанной к креслу, и глаза не закрывались, хотя я изо всех сил пыталась это сделать.
- Не надо, пожалуйста, не надо! Поверьте, эту вину я таскала в себе всю жизнь, и каялась в содеянном.
- Что толку в твоем покаянии. Эта девочка в прошлой жизни была твоей дочерью, и хотела родиться из твоего чрева, а ты убила ее.
- Хватит, хватит! Больше не могу! Выключите эти ваши телевизоры.
Смотреть на грязную бабку-повитуху, на пятимесячный плодик в тазу на полу, переполненном кровью, на бледное лицо матери, похожее на античную маску, изображающую ужас, было невыносимо. Я потеряла сознание.
Очнулась в том же сумеречном пространстве, освещенном голубым мерцанием бесчисленных пустых экранов. Начинаю осознавать себя, оставившую свое тело в институте Склифосовского на Сухаревке. Странно, но я еще жива. Более того, все чувства обострены до предела. Неожиданно экраны включаются, и передо мной проплывают картины из моих прошлых жизней. В каких телах я только не побывала! Тот дельфин, что выпрыгивает из океанских волн и что-то радостное пищит на своем дельфиньем языке - это я. Та травинка у дороги к Волге, которую я безжалостно срываю - просто так, беспричинно, от нечего делать - это тоже я когда-то. А кровожадный тигр, терзающий пойманную лань с насмерть перепуганными глазами - неужели это тоже я? И плачущая корова, которую ведут на убой, и трамвайный хам, и серийный убийца - я, я, я! О Господи, до чего же тупо, неосознанно, невнимательно прожила я свою последнюю жизнь! Сколько вреда, обид, оскорблений причинила живым существам, окружающим меня. Теперь я понимаю. Теперь, когда уже поздно.
- Никогда не поздно, - слышу чей-то, до боли знакомый голос, где я его слышала? - Ты здесь для того, чтобы понять и впредь не совершать тех же ошибок. Если сумеешь, конечно. Вернее, если захочешь.
- Ну ладно, давай продолжим. Юношеский этап завершен?
- Да, верно.
- Скажи, если бы тебе предложили вернуться, хотела бы ты снова попасть в свое детство и юность?
- Нет, нет и нет! Мне всегда была чужда ностальгия людей по детству и отрочеству. Да и не было в моем детстве и юности ничего, что бы мне хотелось повторить. Конечно, молодое, гибкое тело, свежая гладкая кожа - это здорово, с этим не поспоришь. Но как вспомню сумбур и туман в голове, полное и глубокое невежество, абсолютное непонимание жизни и ее законов, ой нет, не надо этого! После того случая, который вы так безжалостно назвали убийством, я долго болела, но все-таки выжила. Мечтала только об одном, как можно скорее сбежать из дому. И случай представился незамедлительно. Меня выручил один из тогдашних друзей и поклонников. Я рассказала ему все про себя, ничего не скрыла. Вскоре он стал моим мужем и продолжал оставаться им всю свою жизнь.
Итак, начался новый период моей жизни. Я родила одного сына, потом второго. 14 лет прожила со свекровью, которая не питала ко мне нежных чувств. Ссоры возникали из-за пустяков - то я выбросила старую облупившуюся миску, то не вымыла во время посуду. Но ее отношение ко мне я чувствовала очень остро - может быть поэтому и норовила при первой возможности удрать из дома. Избалованная своей полусиротской свободной юностью я ненавидела домашний уклад жизни. Помню, как на праздники собралось все семейство мужа. Приезжала сестра с двумя детьми, тетка Лиза и еще какие-то двоюродные братья. С утра пораньше мы должны были лепить пирожки - с мясом, с картошкой, с капустой, с яблоками и вишней. Пирожки - любимое угощение свекрови, и надо признать, они и вправду были хороши. Но вся эта подготовительная суета сводила меня с ума. Я не могла понять, зачем нужно столько усилий, чтобы потом домочадцы смолотили все это в первые же полчаса застолья. Когда все усаживались за стол, я была измотана до предела. Не хотелось ни есть, ни пить, только спать. Эти пирожковые излишества во многом определил мой последующий образ жизни - кулинарный минимализм и нелюбовь к праздникам и широким семейным застольям. Когда мы стали жить самостоятельно, я постепенно отвадила от дома многочисленную мужнину родню, чего он не мог мне простить до конца дней.
- А позже, когда сыновья женились, ты тоже избегала тесного общения с их семьями?
- В общем-то да. Помню, когда старший сын привел в дом родителей своей будущей жены, я скрылась в своей спальне, сославшись на мигрень. А старшему внуку не разрешила называть себя бабушкой, так как мне было всего 42 и я еще "косила под девочку", по выражению моего младшего сына. Только когда родились внучки у обоих сыновей одновременно, я, наконец, растаяла и попросту влюбилась в одну из них.
- Кстати, о твоих влюбленностях, - пожалуй, их было многовато для одного человека?
- Влюблялась я постоянно, всю жизнь. Влюблялась в людей, в писателей, в книги, в мужчин, в первую очередь, разумеется. Мужики, от которых я теряла голову, в большинстве своем, гроша ломанного не стоили. Поэтому и разочарование наступало очень быстро. Думаю, что настоящих романов было всего два-три, да и те не принесли мне истинного удовлетворения. Один астролог мне как-то сказал: "Вы одиночка по существу, и вам в принципе все равно есть кто-то рядом или нет". Это, конечно, неправда. Дело в другом, - не случилось настоящей любви, просто не случилось. Не повезло.
- Ага, значит ты думаешь все дело в везении, в обстоятельствах, в партнерах? Может в тебе?
- Не знаю. Я так часто влюблялась. Одна моя подружка назвала это перманентной влюбленностью. И я постоянно говорила о любви, о том, что это главное в жизни, что это очень важно. И чем больше я об этом говорила, тем яснее осознавала, что любовь и влюбленность, страсть, увлечение - разные вещи. Каждый раз после очередного разочарования страшное подозрение закладывалось в душу - а может я сама не способна любить? Может, именно во мне этот изъян? Позднее, немного разобравшись в себе, я с прискорбием поняла, наконец, что так оно и есть. Все мои многочисленные увлечения были своего рода наркотиком, уходом от действительности, которая меня никак не устраивала. Люди уходят в мир иллюзий и грез разными способами. Одни пьют, другие курят травку, едят галлюциногенные грибы или садятся на иглу. Есть и такие, что выбрали ложь и шаманство, с утра до вечера убеждая себя: "У меня все в порядке, все хорошо, все просто замечательно. И это тоже работает до определенной степени. Некоторые уходят с головой в работу, трудятся с раннего утра до позднего вечера, чтобы потом на 10 дней съездить с семьей в Турцию, оттянуться по полной и тем заглушить на время душевную тоску и уйти от проклятых мучительных вопросов: "Кто я? Зачем я здесь? А что потом?" В конечном итоге, каждый человек, да нет, каждое живое существо жаждет только одного - наслаждения, счастья. Может, вы со мной не согласны?
- С этим нельзя не согласиться. Все дело в том, что или кто является объектом твоего наслаждения, в чем ты видишь счастье.
- Вот, вот и я о том же. В тот период, о котором мы говорили, я видела высшее наслаждение только в одном - в любовной близости, в сексе. Это было моим наркотиком, и он работал безотказно.
- Но ведь ты была замужем и, вступая в сексуальные связи, предавала мужа. Это было самое настоящее предательство.
- Верно, но в своем тогдашнем состоянии сознания (а лучше сказать, бессознательности) я думала иначе. Да и муж мой далеко не всегда хранил мне верность.
- Но это тебя (а мы говорим сейчас о тебе) не оправдывает. Ты причиняла беспокойства близким, заставляла их страдать, а иногда толкала на тот же путь, что выбрала сама. Посмотри-ка вот эти кадры.
Меня опять насильно заставили смотреть на клипы, мелькающие на гигантских голубых экранах. Я видела плачущую маму, еле сдерживающую гнев свекровь, растерянные глаза мужа, а потом необузданные страсти моих сыновей. Неужели во всем этом моя вина?
- Не только твоя, - ответили мне на незаданный вопрос, - каждый проживает свою жизнь и у каждого есть кроме родительских примеров и собственной кармы право выбора. Кто-то из вас, землян, сказал, что каждый кузнец своего счастья, и это точно. Таков закон Вселенной. Но вернемся к тебе. Ты много говорила о своих влюбленностях. А было ли так, что ты вступала в отношения с кем-то, к кому не испытывала чувств.
- Мне стыдно в этом признаться, хотя теперь уж вроде все равно, - а все равно стыдно.
- Зачем ты шла на это?
- Чаще всего от скуки, от опостылевшей повседневности. Иногда из-за простого любопытства, либо из-за своеобразного престижа, что ли, либо от жалости. Не знаю, трудно сказать. Но это было отвратительно. Я и сама это понимаю. Да и не хочу я об этом говорить - тошно!
- Тогда смотри!
И опять я прикована к мониторам, прокручивающим самые мерзкие, самые унизительные, самые жалкие моменты моей жизни. Лучше уж один крупный грех, чем такие вот мелкие пакости. Когда грешишь по-крупному, испытываешь чувство вины, раскаяния, что порой очищает душу, а мелкие грешки забываются. Вернее, твой услужливый ум помогает тебе побыстрее все забыть. И самое смешное, что ты и вправду забываешь, продолжая ощущать себя достойной личностью. Во всяком случае, те клипы, что я видела, начисто были вычеркнуты из моей памяти.
- Хватит! Достаточно! Я все поняла, - молила я своих мучителей. - Довольно!
- Тебе надо выучить эти уроки. Не тащить же все это в следующую жизнь. Мы раскроем тебе один секрет. Может ты сумеешь реализовать это знание в будущем.
- О каком будущем вы говорите? Ведь я умерла!
- Лучше сказать, оставила свое изношенное, старое, грубое тело. Ты - вечное живое существо. Смерть - лишь легкий удар в спину, который тебя проталкивает в следующее воплощение. В каком типе тела ты родишься, в основном зависит от тебя.
- От моего желания?
- Да, от желания, и не только. От того еще насколько крепко ты осознала ошибки прежнего опыта. Потому и этот экзамен.
- А какой секрет вы обещали мне открыть?
- Хорошо, слушай. Согласно законам вселенной любовь - высшая ценность в этом мире. Вроде бы это всем известно, верно? Но мало кто задумывается о том, что ее надо беречь, как драгоценный сосуд с бесценным нектаром. Пока ты не подключен к Высшему Существу, к Богу, неиссякаемому источнику наслаждения, у тебя есть определенный запас энергии любви, который ты можешь использовать по своему усмотрению - либо на людей, на семью, либо на кошек и собак, либо на служение Богу. Тебе было много отпущено этой энергии, а на что ты ее потратила и главное - как? Бесконечные мелкие увлечения и влюбленности, ни одной настоящей, бескорыстной, жертвенной любви. Мало того, ты расплескивала драгоценный Божий дар на тех, к кому не испытывала вообще никаких чувств. Сам по себе секс не только не противопоказан, он красив. А вот распущенность, попустительство сиюминутным позывам похоти - безобразны и наказуемы. В народе говорят: береги честь смолоду. И дело не в том, чтобы как можно дольше сохранять девственность, а в том, чтобы всегда следовать зову сердца.
- Да, да, вы правы, но я тоже любила, как могла. Все мелкие увлечения забыла, как будто их и не было вовсе. Но один раз я все-таки любила.
- То была страсть. Бешеная, необузданная, дикая страсть. Да ты и сама это знаешь. Ни разу ты не отдалась своему чувству целостно, тотально, безоглядно. Когда перед тобой вставала дилемма - любовь или уравновешенность, спокойное, комфортное существование, ты всегда выбирала последнее. Разве не так?
- Да, это правда, но ведь надо было как-то выживать.
Ответом мне был смех - боги или кто они там, смеялись.
- Пойми, если ты не включаешься во что-то целиком, результат будет нулевой. Это еще один закон вселенной. Как Арджуна стремился, видел только одну цель - глаз птицы - и ничего более. Поэтому он достигал желаемого. Что бы то ни было - любовь, секс, бизнес, служение ближним, поклонение Богу - необходима тотальная абсолютная концентрация на желаемом объектом. Если ты хоть что-то, пусть самую малость, оставляешь для себя на всякий случай, не получишь ничего. Нельзя как в рассказе Зощенко в одной шайке стоять, в другой мыться, а третью рукой придерживать, чтобы не сперли.
Смотри-ка, они и про Зощенко знают. Кто же они на самом деле?
- Не мучайся, не пытайся отгадать, для тебя это сейчас не важно. Узнаешь в свое время, - ответили мне на мой немой вопрос. - Ну а теперь расскажи нам о своих религиозных увлечениях.
- Странно, что вы называете это увлечениями. Для меня все было всерьез. Во всяком случае, мне так казалось.
С детства я чувствовала связь с каким-то Высшим Живым Существом, которое должно мне помогать, защищать меня. Чаще всего я обращалась к Нему с просьбами - пожалуйста, дай то, дай это. И то помогало. Эта детская вера ушла потом - я стала полагаться только на себя, и это длилось вплоть до 48 лет. В сущности вся моя молодость и зрелость прошли в полном безбожии, но при этом я была счастлива. Позднее я поняла, что это было то же счастье, то же наслаждение, что испытывают животные. Признаваться в этом не хотелось, поэтому появилось множество ментальных измышлений и оправданий. Стыдно сказать, но в ту пору между 18 и 48 годами я была вполне довольна собой. Мне казалось, что жизнь удалась.
И действительно на внешнем уровне все складывалось на редкость удачно. Вышла замуж за хорошего парня, переехала в отдельную квартиру с ванной и душем, чему безмерно завидовали мои подружки, особенно университетские, жившие в общежитии. Потом уехала с мужем за границу, - да еще в такую диковинную страну как Австралия, о которой можно было услышать разве что на уроках географии. Вернувшись в Россию, окончила аспирантуру, защитила диссертацию, поступила в самый что ни на есть элитарный искусствоведческий институт. Словом, все было, как теперь говорят, зашибись.
- Любила ли ты кого-нибудь в той жизни, с которой только что рассталась?
- О, Господи, это такой сложный вопрос! Смотря, что понимать под этим понятием. Конечно, я любила своих сыновей и мужа тоже любила. Было много случайных связей, - но были и серьезные увлечения. В старости, подводя итоги, я пришла к выводу, что всерьез я любила лишь один раз, да и то такое дерьмо, что вспоминать тошно. Может, эта была бешеная необузданная страсть, как вы говорите, a не любовь? Не знаю, Возникало острое желание - оставить все и уйти к этому человеку. Однако, я этого не сделала. Почему? Думаю, сработало чувство самосохранения, страха перед неизвестностью. А еще, как сказал мне однажды мой младший мудрый сын, я не способна была на безграничную самоотверженную любовь.
- В тебе слишком много эгоцентризма и врожденного чувства меры. Ты не способна увлечься кем-то или чем-то по потери чувств, до безумия. Разумная расчетливость - вот твой принцип. Ты ничему не отдаешься на все 100%, обязательно, на всякий случай, прибережешь что-то для себя, любимой. Гарантии-то в любви нету. Тут или пан или пропал. Нет, риск тебе не по плечу. Ты жестко ограничена разного рода бытовыми и социальными ритуалами и привычками. Ну и тем, что в мирской жизни называют разумностью.
- Ну, хорошо, будем считать, что ты отчиталась за 30 лет своей так называемой взрослой жизни. Хотя рассказала ты нам далеко не все. Ты не сказала главного, что мучило тебя до самой смерти.
- Да, не сказала и не скажу. Не хочу. Пусть это умрет со мной.
Раздался дружный смех. Боги опять смеялись.
- Опять ты про смерть, как конец всему. Это не так. Душа бессмертна. Пора бы это понять. И наши заветные желания, совершенные ошибки, причинившие вред окружающим, если не набраться мужества и не вытряхнуть их наружу, глубоко в них не раскаяться, войдут с нами в следующую жизнь, уже изначально коверкая и искривляя линию судьбы. Тебе это надо?
- Я все понимаю, но говорить о самом больном не хочу, не могу.
- Хорошо, расскажи нам, что случилось с тобой в 48 лет.
- Именно в это время я впервые пришла в церковь (не считая забытых детских посещений) и впервые исповедовалась. Как это случилось? Да очень просто. Моя тогдашняя подружка Наташка была влюблена в священника, отца Александра.
- Слушай, Марьяша, это такая личность, такая личность, ты представить себе не можешь. А какой красавец! Глаза горят как угли, волосы вьющиеся с проседью, а как начнет проповедовать с амвона, я просто теряю сознание. Ты должна поехать со мной, просто обязана!
Ну я собралась, хоть и трудно было подняться спозаранку, и поехала в Пушкино вместе с Наташкой. Поехала просто так, из любопытства. Народу собралось тьма тьмущая, был какой-то праздник. Вся маленькая сельская церквушка набита до отказа. И публика привычно интеллигентная, и лица хорошие, светлые. Началась проповедь. Говорил отец Александр страстно, ярко, убедительно. Мне казалось, что он смотрит на меня и говорит только со мной, вскрывая все язвы моего убогого существования. Я была раздавлена, мое довольство жизнью разбито вдребезги. После проповеди он прошел в исповедальню, куда уже выстроилась большущая очередь.
- А мне можно исповедоваться? - спросила я у рядом стоящей тетки.
- А вы крещеная?
- Ну да, в детстве крестили.
- Тогда можно
Я встала в очередь. Когда, наконец, подошел мой черед, первое, что я сказала - "отец Александр, я впервые исповедуюсь и должна вам признаться, что я - чудовище. Я осознала это только сейчас, слушая вашу проповедь". Честно говоря, надеялась, что он будет меня утешать, но он улыбнулся и сказал:
- Ну, конечно, чудовище! Хорошо, что вы это поняли.
Так начался христианский период моей жизни.
- А выходила ли ты когда-нибудь на прямой контакт с высшими силами? Ощущала ли их присутствие?
- Да, конечно, я ведь говорила, в детстве и отрочестве чувствовала это остро, потом долгие годы жила, целиком погрузившись в мирскую суету. Для меня существовали только чувственные удовольствия - секс, пьянки-гулянки, праздники. Ну и семья, конечно, дети, особенно когда они были маленькие, беспомощные, трогательные, смешные. Тогда я не понимала, что в детских телах живут зрелые человеческие души, возможно, гораздо более реализованные, чем я. Мои малыши были для меня (как и большинства людей) - источником наслаждения. Я не воспитывала их, а просто жила рядом и вместе с ними радовалась жизни. Не ходила в школу на родительские собрания, редко посещала их в пионерлагере. Словом, матерью я была никудышной.
Но связь с ними, душевная, психофизическая (не знаю как сказать) была очень сильной. Особенно отчетливо это проявилось в то время, когда они болели, страдали.
- Ты не отвечаешь на поставленный вопрос.
- Как раз отвечаю. Однажды, когда мой младший сын находился в Саранске (он учился там в университете, так как в ту пору шансов поступить в московский вуз у него не было) мне приснился сон, собственно это был не сон даже, все было более реальным, чем в жизни. Отчетливо вижу, как пролетаю над Волгой очень быстро с бешеной скоростью. Внизу синие волны, потом зеленый бор, что на той стороне реки, и такое яркое закатное небо - голубое, сиреневое, зеленое и алое солнце. "Такого цвета не бывает, - думаю я. А мне отвечают мысленно, как сейчас в беседе с вами: "Именно так и бывает". Другая картинка перед моим взором - ослепительное, белоснежное пространство вокруг. Со мной беседует какое-то живое существо, которое выглядит как светящийся холмик. Я тоже не в привычной своей земной форме, а в виде этакого бугорчика на сверкающей поверхности. Рядом со мной еще два таких же бугорка. Мне дают понять, что это мои дети. Наконец, до меня доходит информация, которую передает мне сияющее как солнце существо напротив: "Будь внимательнее к своим сыновьям, особенно к младшему". Я с почтением внимаю, сокрушаясь о своем легкомыслии. И вдруг происходит нечто, чего я не могла забыть всю свою жизнь. На меня обрушился поток, нет, не поток, океан любви (и это не метафора) - такой огромной, немотивированной, чистой, все поглощающей, что я захлебнулась от восторга. Такого ощущения я не испытывала никогда ни до, ни после этого сна. И всю свою жизнь я жаждала еще хотя бы разок вкусить пронзительную глубину и сладость этого наслаждения. Самый мощный земной оргазм с каким-нибудь суперсексапильным партнером - все равно, что легкое почесывание за ушком рядом с этим ощущением. Что это было?
Ответом мне было многозначительное молчание.
- Ладно, не хотите отвечать, не надо. Я так много думала об этом, что у меня создалось свое представление о пережитом. Не буду распространяться об этом, скажу только, что с тех пор молила Бога дать мне возможность пережить нечто подобное. До сих пор только секс был самым сильным источником наслаждения. Теперь я знала, не верила, а именно знала, что есть другой, гораздо более мощный, и я начала свои бесконечные поиски этого Источника.
- Ты не сказала, что происходило в тот момент с твоим сыном.
- Да, простите. Его чуть не до смерти избили саранские бандюки, он лежал в больнице после этого случая, мы забрали его домой. А он, приехав в Москву, тут же отправился в военкомат и соответственно на два года на армейскую службу. Такой вот сюжет.
- Так после этого так называемого сна ты ушла в религию?
- Нет, нет, это произошло не сразу, очень постепенно ко мне стали приходить книги, о которых я раньше даже не слышала. Мой приятель дал мне почитать книгу йога Рамачараки о карме и реинкарнации. Я сразу поверила в то, что мы много раз воплощались, что смерти нет, а есть изменение формы - грубого и тонких тел. У меня было ощущение, что я знала об этом всегда, ничего нового.
Потом появились другие книги и другие люди, которые ненавязчиво помогали мне в поисках Истины. Проклятые вопросы - кто я? Зачем я здесь? Что будет после смерти этого тела? - не оставляли меня. Ну а потом, как я уже говорила, подружка Наташа затащила меня на проповедь отца Александра.
- Сколько же длился этот христианский период в твоей жизни?
- Что-то около 10 лет. В начале я летала на крыльях сбывшейся мечты, мне казалось, я нашла свой путь. Много позже я поняла, что первоначальный этап приобщения к любой религии - подарок Судьбы, праздник души, именины сердца. Отец Александр говорил, что поначалу Бог дает человеку новообращенному "подъемные". Для неопытных душ это необходимо. Высшие живые существа ведут тебя за ручку, как малого ребенка, кормят, поят, гладят по головке. Но рано или поздно халява кончается, и ты вынужден шагать сам, прилагать собственные усилия. Как правило, именно на этом этапе люди и срываются, поскольку подсели на подъемные, на халяву и их исчезновение воспринимается как предательство со стороны Бога, в которого благодаря чудесам и бесплатным подачкам ты только что поверил. "Ах, Он меня оставил! А, Он отнюдь не всемогущ, как утверждают! Не нужен мне такой Бог!" Ну и все в этом духе. У меня, правда, был несколько иной случай. Я беспрерывно приставала со своими проклятыми вопросами к своим новым друзьям и к священникам. А вопросов было множество. В церкви во время литургии я не могла вместе со всеми повторять символ веры, поскольку не могла и не хотела верить в грядущее воскресение в тех же телах, что мы оставили здесь на Земле. Что-то здесь было не так. Почему у Бога только один сын - Иисус? Почему один-то? У обычных людей их множество, а у Него один. Такого просто быть не может. Вопросы эти казались оскорбительными мои духовникам. Ответов не было.
- Так ты поэтому ушла из православия?
- Нет, не только. Главное заключалось в том, что жизнь моя и сущность не менялись, хотя я, человек приверженный ритуалам и традициям, ходила на службы, постилась, исповедовалась и причащалась. Ничего не менялось. Просто жизнь моя как бы разделилась надвое: обычная, со всеми ее мирскими привязанностями и страстями и религиозная. Последняя как добавка, надстройка, которая давала мне право иногда чувствовать себя человеком благочестивым и тем возвышаться над людьми простыми и неприобщенными или еще хуже - еретиками и сектантами. Такая во мне гордыня тогда поднялась - жуть одна! Мама мне как-то сказала: "Вот ты в церковь ходишь, молишься, а стала такой злой, и людей презираешь. Тогда зачем все это?"
- Ну и что ты ответила?
- А что тут ответишь? Все правда. Я разрывалась на части и, естественно, страдала. Человек изначально - целостное существо, что дает возможность жить гармонично, счастливо. Чаще всего, это счастье самого низкого животного уровня, но все равно счастье. Помню, как мы были счастливы, купив избушку в деревне на берегу Волги. Вокруг луга, коровы бродят, пастухи пятистопным матом их кроют. Трава душистая, мягкая, чистый шелк: коровы гораздо лучше самых совершенных сегодняшних косилок. В оврагах земляника растет, в поле, где сеют рожь, - ромашки и ослепительно синие васильки. До Волги по траве, напрямик рукой подать. А там - бултых! В прохладную чистую речную воду. Раньше много веков назад Волгу называли Раса, что на санскрите значит "вкус". Отсюда кстати и название страны Расея, Россия - ну да что я вам все это рассказываю, вы и сами все знаете. Я про другое - про счастье. Ныряли голышом, вокруг ни души: местные жители, как известно, просто так не купаются: либо молятся, либо белье полощут. А мы наслаждались этим безлюдьем, свободой. После купания - рюмка водки и закусить малосольным огурчиком или маринованными грибами. Блаженство! И никаких тебе проклятых вопросов, никаких мыслей о неминуемой смерти в конце пути. Мы радовались жизни, как ей радуются птички, зайчики, словом, как животные. Но мы были счастливы, так как ощущали себя частью Целого, Вселенной, Космоса.
Приобщившись к религии, я потеряла это ощущение. Ритуалы, посты, запреты, грехи и необходимость с ними отчаянно бороться. Наш коварный ум все равно выкручивается и находит оправдание нашим страстям и привычкам. Но привкус неудовлетворенности, недовольства собой остается. Разумеется, я продолжала жить, как привыкла и как мне нравилось, но целостность была потеряна, а вместе с ней и счастье.
- Ты сказала, что христианство позволяло тебе жить по-прежнему. А чем ты жила? Что проходило по центру?
- Секс и религия, точнее духовность. Не придирайтесь к словам. Говорю, как я тогда это чувствовала. Позднее я перестала делить мир на духовный и материальный, так как поняла, что все вокруг нас духовное - все зависит от восприятия. Ведь все, что есть во Вселенной, живое. Верно? Вы, как всегда молчите, но я знаю, что так. Всё-всё-всё живое, даже так называемые неодушевленные предметы типа машины, телевизора, компьютера и т. п. Определяется просто: как вы к ним относитесь, так и они к вам. Разве не так? Я много раз проверяла и на своем опыте и на опыте других. Это так называемые неодушевленные предметы, что уж говорить об одушевленных. Кстати, проговаривая какие-то слова, мы редко вдумываемся в их смысл. Говоря "одушевленные", мы тем самым соглашаемся с тем, что в них есть душа. Почему во многих религиях утверждается, что животные не имеют души? А древние китайцы (да и не только они) считали, что жену можно убить, если не доволен ею, поскольку она не обладает душой. Поразительно! Не правда ли?
- Все это так, но мы ушли от темы: главными в твоей жизни были секс и религия, а что общего было между ними?
- Ну как же, очень много общего. Как это ни парадоксально звучит, цель, в сущности, одна - наслаждение. Высшая точка секса - оргазм. Секс без оргазма как современные телесериалы, ситкомы, когда какой-то сюжет тянется и тянется без конца, без катарсиса, без разрядки. Высшая точка духовного совершенствования - беспредельная и бескорыстная любовь к Богу, к Высшему Существу. И пик этой любви - экстаз. Верно? Молчите? Понятно, я не жду ответа. Говорю, как я это понимаю, безграничное блаженство и наслаждение.
Разница между сексом и религией в том, что в первом случае наслаждение кратковременно, но реально, трудно обмануться. Всё, как говорит мой сын, "по-честноку". А религиозники чаще всего лицемерят, обманывают себя и других, а иногда совершенно искренне принимают удовлетворение от религиозных обрядов за божественный экстаз.
- По-твоему, все верующие таковы?
- Ну, разумеется, нет. Думаю, в любой конфессии, если искренне стараться служить Богу и людям, можно многого добиться. Я всегда восхищалась Франциском Ассизским, и очень люблю Серафима Саровского. Хотя мало о них знаю - ведь сведения, которые до нас доходят либо неполны, либо искажены, подслащены последователями. И все-таки... Потом я и раньше и сейчас преклоняюсь перед подвигом Иисуса. Он не побоялся (и это в то время и среди тех людей, что его окружали) поставить любовь выше закона, выше ритуалов, запретов и поощрений. Это была революция, мощная встряска сознания. Естественно, его распяли и сейчас бы распяли, появись он в нашем мире.
- Почему же тогда ты не стала последователем Христа?
- Вы же лучше меня знаете, что каждый тип человеческого тела неповторим и уникален. И вкусы у всех разные. Далеко не все осознают свою истинную природу и именно свои, а не навязанные извне вкусы. Я на определенном этапе начала догадываться, что главная тема христианства - страдание, а путь к Богу через страдание не затрагивает меня глубоко. И потом символ христианства - крест, то есть орудие пытки, казни. Почему? Главная для меня тема Иисуса - любовь - тонула в этих поздних привнесениях его последователей. Словом, в этом все дело.
- Расскажи, как ты попала к кришнаитам?
- Сама бы я никогда на это не решилась. Уж очень была зажата традиционными рамками культуры и религии. Но так случилось, что мои сыновья обратились в вайшнавизм в начале 90-х годов прошлого века. Время было бурное, революционное. Все искали чего-то нового, иного. Сначала я была резко против увлечения сыновей этой, как я ее называла, чужой религией. Но наблюдая поразительные перемены, происходящие в их характере, в их жизни, я всерьез задумалась: что же их так привлекло в этом учении? Начала читать ведическую, в том числе вайшнавскую литературу. Узнала, кто такой Кришна и о чем Он толкует в "Бхагавад-гите".
Очень быстро осознала, что это как раз то, чего я так жаждала узнать и почему-то не могла раньше. А сама Личность Кришны, Бога, вечно влюбленного и дарующего любовь, покорила меня окончательно. Вот оно, совсем мое! Воплощенная любовь, но не односторонняя и сладенькая, а целостная, наполненная живой Жизнью. И Знания, сокровенные знания о жизни, постижение которых радостно.
Никогда не забуду этот первоначальный период приобщения к ведической культуре. Я не ходила, а летала на крыльях, задыхалась от восторга. Совсем как в духовном царстве, где каждый шаг - танец, а каждое слово - песня. Неофитство, как я уже говорила, в любой сфере жизни позволяет человеку чувствовать себя удовлетворенным. Я была просто счастлива. Господи, как же я раньше-то всего этого не знала? Сколько потерянного времени!
Наконец-то, пришли реальные перемены в моем сознании, а значит и в образе жизни. Я поднималась рано утром, что казалось недостижимым раньше, думая: "Ну вот теперь я ощущаю себя счастливой, просто счастливой. Счастливой от того, что светит солнце, поют птицы. И даже, когда все, наоборот, нету на небе солнца, сплошная хмарь, крик воронья и воздух полон выхлопными газами, чувство счастья не исчезает. Поразительно.
С утра повторяла мантру. Имена Бога танцевали на моем языке, заражая весельем и радостью. Жизнь стала простой и, что важнее всего, понятной. Отказ от мяса и разного рода интоксикаций прошел так легко и неприметно, без борьбы, что я сама безмерно этому удивилась. Будто я готовилась к этому всю свою жизнь. Труднее было с посещением храма. Все было так непривычно и неудобно - и запах туалета в прихожей и то, что надо снимать обувь и шлепать в носках по растаявшему снегу со снятых сапог, и то, что сари при нашей суровой северной зиме не самая подходящая форма одежды. Но зато в алтарной - общие молитвы, пение мантр и бхаджанов, сладостный запах благовоний. Мне нравилось все это.
- И долго длился этот неофитский этап?
- Да. Я думаю, что он и не кончался никогда. Просто на определенном этапе включился мой природный скептицизм и потребность не только следовать чужим указаниям, но и мыслить самостоятельно. Но все это случилось гораздо позже. А в начале была инициация, то есть принятие на себя новой ответственности. Потом незабываемые (по разным причинам) поездки в Индию, которые заметно прочистили мой разум, поубавив число пустых и внешних восторгов.
- А что с Индией? - раздался вопрос.
Никого не вижу в этой темноте, освещенной лишь сиянием мониторов. Но слышу отчетливо - голоса каждый раз разные. А как же рассказы про страшный суд, где справедливость вершит одна какая-то личность, в каждой религии своя? Кто они мои экзаменаторы, мои судьи? Боги, полубоги, властители кармы? Кто выносит вердикт о форме моей следующей жизни? И какой она будет?
- Вы спросили об Индии. Отвечаю. Поездки в эту страну сильно меня продвинули в процессе самосознания, в понимании людей и жизни в целом. Никогда за такой короткий срок не испытывала такого количества восторгов и разочарований. По натуре я одиночка и всегда считала - чем меньше тесно общаешься с людьми, тем больше шансов сохранить с ними хорошие отношения. Но тут обстоятельства вынудили меня к тесному общению со столь разными людьми и во многом чуждыми мне. Никуда не деться - пришлось. Мое радостное розово-клубничное неофитство терпело одно крушение за другим. Так я быстро обнаружила, что многие преданные не верят ни в Бога, ни в черта, а хотят только одного, чтобы им помогли, поддержали, чтобы либо гуру, либо кто-то там наверху избавил их от страданий и как-нибудь протолкнул в духовное царство, где их ждет сплошное и вечное блаженство. При этом, хорошо бы все это произошло без особых усилий, на халяву. Нельзя сказать, чтобы веры совсем не было. Она была, но в основании ее лежал страх и хорошо усвоенные понятия здешнего мира - ты мне, я тебе. Можно и послужить, если есть гарантия, что в конечном итоге ты из Золушки превратишься в принцессу, и тебя ждет райское блаженство. Поверьте, я не наговариваю и меньше всего хочу кого-то обидеть. Просто есть такие люди, и попадая в ту или иную конфессиональную среду, они приспосабливают свой уже сложившийся менталитет к новым условиям. Помню, как попав первый раз на праздник в Майяпур, пошла на парикраму (обход святых мест). Стоял изнурительный душный март. Солнце пекло круглый день. У нас в России, говорят, таких дней в году всего 10, а там чуть ли не 9 месяцев. Я шла босиком, как положено, и очень скоро стерла ноги чуть ли не до костей. Боль была нестерпимой. Когда добрались до привала, я пошла искать молодую пару друзей моего сына, которых он просил перед отъездом из Москвы помочь мне в случае необходимости. "Она человек в возрасте, помогите, если что".- "Да нет вопроса!" - радостно заверила юная супруга с сияющим фанатичным взором. Ну чистая мать Тереза. Ее-то я и искала среди толпы совсем незнакомых людей. Увидев, обрадовалась немыслимо. "Ой, Танечка, милая, погибаю, боль адская, помоги!" А она мне в ответ бодро так: "А у нас здесь каждый сам за себя!"
Случай этот многое мне открыл, многому научил. Спасибо Танечке!
Есть еще одно качество у многих приобщенных к религии людей - чувство превосходства над окружающими, то есть, неприобщенными. У кришнаитов это проявляется особенно ярко, что и понятно: знания, подаренные им адептами ведической культуры гораздо круче, чем то что можно узнать из христианских или мусульманских писаний. Проявление презрения к так называемым обычным людям или карми, как их называют, не только отвратительно само по себе, но и мало понятно, поскольку среди современных сторонников вайшнавизма огромный процент людей малообразованных и недостаточно культурных в общепринятом смысле. И очень смешно поэтому, когда всего лишь небольшой поверхностный глоток из сосуда сокровенных знаний к тому же не пропущенных через собственный опыт, делает этих мальчиков и девочек такими важными, такими гордыми.
Случались и другие события, порой вовсе необъяснимые и даже мистические. Однажды во Вриндаване, где когда-то, пять тысяч лет назад, жил Кришна, мне довелось посетить места обитания Его юной возлюбленной Радхи. От автобуса пришлось долго взбираться по узкой тропинке на довольно высокий холм. Несусветная жара вымотала до предела. Когда добрались до маленького храма, куда каждый день приходила Радха с подружками, сил не было никаких. Наш экскурсовод что-то нам рассказывал. Все толпились вокруг, и женщины, как всегда, что-то строчили в своих блокнотах. Я, как тетка пожилая и уже умудренная опытом, уселась прямо на каменный пол, где-то в уголке, прислонившись головой к дверному проему и уставилась на квадрат неба, синеющий над головой. Просто отключилась. И вдруг ощутила то, что в эзотерической литературе называется "присутствием". Как объяснить словами - не знаю, не умею, но ясно чувствовала чье-то незримое и благотворное присутствие, а потом неожиданный прилив сил и как бы мощный взрыв, расширение души. Продолжалось все это какие-то доли секунды, но поднялась я отдохнувшей и обновленной. А вечером в ашраме свалилась в какой-то странной болезни - то ли банальное отравление, хотя я практически ничего не ела, то ли что-то пострашнее. Три дня меня рвало и несло так, что я думала уже не выживу. Выжила. Вернулась домой. Родные меня не узнали - худая как скелет, почерневшая от солнца и от истощения. Полутруп.
Думаю, что вриндаванское "присутствие" оказалось судьбоносным. Начался новый период моей жизни. Я ушла из своего замечательного элитарного института, из которого, как мне сказал удивленный директор, просто так не уходят, выносят только вперед ногами. А через 2-3 месяца начали происходить события и вовсе необъяснимые.
***
Начало 90-х - ползучая революция в России. Теперь многое стало дозволенным. Те, кто мог, разворовали все, что могли ухватить. Никто даже бровью не повел, народ как всегда безмолствовал. А нам было не до этого, мы вовсю проповедовали, рассказывали о том, что сами только что узнали и поняли. Прекрасное было время! Никогда я не жила так радостно, полноценно и осмысленно. В эфир вышло радио "Кришналока". Тысячи москвичей и жителей Подмосковья впервые услышали о ведической культуре, о Кришне и о том, что Он поведал Арджуне, впервые услышали сладкозвучные вайшнавские бхаджаны, воспевающие любовь к Богу. Меня позвали на радио ведущей передачи "Наука, культура, жизнь". А вскоре я открыла новую рубрику для детей, где рассказывала истории из "Шримад-Бхагаватам", "Махабхараты", "Рамаяны" и Упанишад. Многие из этих историй как две капли воды походили на русские народные сказки. Писание этих историй, а затем озвучивание их доставляло мне настоящее наслаждение. Вообще-то по натуре я - шланг, ленива до крайности. Всю жизнь работала спустя рукава, для заработка, для занятости, и, конечно, общения с себе подобными. И только на радио работа и жизнь слились в одно. Пять лет 100 %-й отдачи и полного, ну почти полного удовлетворения.
- Ну так что же в этом необъяснимого?
- Необъяснимое началось примерно через полгода после моего прихода на радио. Честно говоря, я до сих пор понять не могу, что же собственно произошло. Знаю только, что директрису нашу в одночасье прогнали с работы - кто-то там, наверху, вроде был недоволен ее менеджментом. Меня попросили возглавить радио, чему я искренне и долго сопротивлялась.
"Поверьте это совсем не мое. Не хочу я ни ответственности, ни власти. И никогда не хотела".
Это было правдой - никогда не стремилась я к начальственным постам. У меня были другие приоритеты - секс, наслаждения, разного рода жизненные радости, ну и книги конечно. Мой младший сын любил повторять: "Если бы я взялся писать твой портрет, то в первую очередь изобразил бы письменный стол". Не знаю, не знаю, что произошло, как и почему. Может выскочили желания прошлой жизни? Ответьте, вы же знаете.
- Позднее ты сама все поймешь.
Все-таки меня уговорили и коллеги поскольку боялись "варягов" и наши кришнаитские лидеры. И я нисколько об этом не жалею. Это был удивительный, самый яркий, наверное, период моей жизни.
Все произошло быстро и маловразумительно. Зачем я пошла на это? Какие силы устроили всю эту перестройку? Не знаю. Знаю только, что в лице бывшей директрисы, которая, кстати, сделала для меня много хорошего, я приобрела злейшего врага на долгие годы. То, что какое-то внешнее вмешательство было, сомнений нет. И дело не только в наших вайшнавских лидерах. Они сам были орудием других, высших сил. Самое интересное, что и закрылось радио ровно через 5 лет таким же стремительным и непостижимым образом.
Я не только получала огромное удовольствие, работая над своими программами, но и в скоростном режиме постигала правила и понятия жизни в этом мире. Научилась разбираться в людях, говорить "нет" бездарям и лентяям, замечать и ценить достоинства тех, с кем пришлось работать.
- Такая розовая идиллическая картинка получается. Неужели не было конфликтов, сомнений? И как ты (нас ведь ты сейчас интересуешь) вела себя в таких ситуациях?
В ту пору верила я безоглядно, что думала, то и говорила. Такая проповедь обладает удивительной мощью, сшибает с ног. Сомнения порой закрадывались в душу. Как-то раз в живом эфире нашему ведущему задали вопрос: "Почему христиане ходят на исповедь, каются, а вы нет?" Ведущий, не моргнув глазом, ответил: "А нам не в чем каяться - мы не грешим". Ответ мучил меня какое-то время - что-то не так, что-то здесь есть неправильное. Но вскоре я об этом забыла. Священники и духовники во всех без исключения конфессиях говорят, что сомнения разъедают душу, их надо отбрасывать. Ну я и отбрасывала, не задумываясь особенно, и это сохраняло веру и душевный покой, как мне тогда казалось. Хотите знать, была ли я собой довольна? Да нет, конечно. Я же говорю мое развитие шло ускоренным темпом, в том числе и процесс самопознания. Такое порой из меня выскакивало, что я только диву давалась - Господи, да неужели это я? Почуяла вкус власти (ох, какое это искушение!) и этот вкус был мне сладок. Так значит, все это было в прошлой жизни? Молчите, ну и ладно. Я сама знаю.
Поначалу все было на редкость гладко, я блаженствовала и всех любила. Самое смешное, что была уверенна, что и меня все любят. Радио процветало, рейтинги были невероятно высокими. Появились постоянные слушатели и фанатичные почитатели. Разумеется, это не то, что с нынешними поп-звездами, но привкус успеха, даже славы присутствовал. Тоже, чрезвычайно сильное искушение для неизбалованных и слабых душ. Звонки, цветы, подарки. Спонсоры щедро снабжали новейшей аппаратурой.
Порой я останавливала свой бег и говорила себе: "Так просто не бывает".
Порой всерьез казалось, что все мы, здесь собравшиеся необыкновенные, избранные. Многих, что называется, повело, и меня в том числе. Когда слышишь столько восторженных слов в свой адрес, невольно время от времени приходит мысль: "А может, я и вправду особенная?" Сейчас, конечно, это кажется смешным, но тогда такие мысли приходили в голову, что греха таить.
Было еще кое-что, что поддерживало эту убежденность. Во мне открылся такой запас жизненных сил и такая работоспособность, каких я никогда в себе не замечала ни до, ни после, естественно. Я столько всего успевала сделать за день и ничуть не уставала, а мне ведь было уже много лет тогда. Такое ощущение, что будто меня подключили к неведомому мощнейшему и неиссякаемому источнику энергии. Я это реально ощущала, понимаете? Реально, каждой клеточкой своего тела, точнее всех тел, включая ментальное, астральное и т. д. Я не слишком об этом задумывалась. Некогда было, но глубоко была убеждена в том, что выполняю некую важную миссию, и мне явно помогают. Думаю, вам лучше знать, кто и как мне помогал. А я просто принимала все это как данность.
Трехлетие "Кришналоки" выросло в грандиозный праздник. Мы приготовили капустник, очень остроумный. Зал, рассчитанный на 1500 человек, был забит до отказа. Люди стояли в проходе, сидели на ступеньках. Успех потрясающий. Возвращаясь домой, вдруг подумала: "А ведь это начало конца".
Через два года радио лопнуло. Меня уволили. Оказалось, что центр предательства давно назрел внутри самого радио. Я не столько оскорбилась, сколько удивилась - предавали те, кого я больше всего ценила, кому абсолютно доверяла.
- Может быть, ты хочешь в следующей жизни продолжить эту деятельность?
Господи, почему мне так знаком этот женский голос? Такой мягкий, глубокий, бархатистый. Может, это та самая сущность, которая беседовала со мной много лет назад в моем так называемом сне, а вернее в видении?
- Нет, не хочу. Я прошла через этот опыт и благодарна за все это судьбе, но этот поезд уже ушел. Правда, я долго еще после закрытия радио металась в истерике и шоке - мне так хотелось, чтобы радио выжило, пусть без меня, но чтоб выжило. Надо быть такой тупой теткой, как я, чтоб надеяться на это. Все было уничтожено, аппаратура разграблена, кассеты с чудесными передачами хранились на каком-то заброшенном складе. Словом, мало, что удалось спасти.
Ведь любая организация как человеческий организм (однокоренные слова) рождается, растет, расцветает, болеет и умирает. Схема та же. Если и не умирает, то превращается в нечто подобное "овощу", держится только на вливаниях или превращается в полную противоположность задуманному. Нерон, к примеру, известный своей зверской жестокостью, став императором, поначалу провел целый ряд либеральных реформ и слыл защитником интересов народа.
С нашим радио случилось то, что случается с великим множеством обществ, движений, телепередач и т. д. Ну вы знаете, о чем я. Разница в том лишь, что в нашем случае все было инициировано не ФСБ и властными структурами, а совсем другими силами. Я в этом абсолютно убеждена. Не случайна необъяснимая легкость во всех начинаниях в начале и полный хаос и крах по всем направлениям в конце, что тоже не поддавалось никаким логическим объяснениям.
Да что там радио - в стране дефолт, сгорели все семейные накопления, от нас ушел гуру. Рушилось все вокруг. И главное - предательство, потеря друзей, приятелей, коллег. Мне казалось, что я потеряла все. И только годы спустя поняла, что не потеряла, а нашла, нашла самое себя. То, что казалось крахом обернулось великой удачей.
***
После нескольких попыток реанимировать радио, я, наконец, поняла, что это безнадежно. Нужно было жить дальше. Как писала Ахматова: "У меня сегодня много дела - надо память до конца убить, надо, чтоб душа окаменела, надо снова научиться жить". И я начала учиться. Помог и здорово помог младший сын. Спокойно и доходчиво объяснил, во что бы я превратилась, продолжая свою начальственную деятельность.
Начался новый период жизни - финишная прямая. Первое, что я сделала - остриглась практически наголо. Обнаружила, что почти полностью седая. Все правильно, так и надо. Никакой краски, никакой косметики, никаких украшений и побрякушек. Такая, какая есть. Первый шок случился на пляже, на берегу Волги, рядом с нашей деревней. Ко мне подошел маленький мальчик лет трех-четырех и, внимательно оглядев меня, очень серьезно спросил: "Тетя, а ты дядя?"
Многажды пересматривала я в своем сознании различные сомнительные эпизоды своей жизни на "Кришналоке". С изумлением обнаружила, что слишком многих я обижала, даже не замечая этого. Не терпела соперничества, и мое раздражение замечательным и талантливым заместителем было вызвано банальной завистью. Господи, Боже мой, да я ли это была? Быть этого не может! Оказывается, может. Помню, как откровенно смеялась над творческими промахами своих коллег, над их безграмотностью. Самолично решала, кому и сколько заплатить за ту или иную передачу. Эдакий самовластный контролер в локальном масштабе, но масштаб неважен. Важно, какие качества в нас проявляются. Помню, как старалась избавиться от тех, кто высказывал суждения, расходившиеся с моими. Сын не раз мне говорил: "Избавишься от одних, на их место придут другие и гораздо круче. Принимай это как дар небес. Все эти скандальные мальчики и истеричные тетки - твои лучшие гуру. Прислушайся к ним". Но я его не слушала, поступала по-своему, и только позднее понимала, как он был прав.
Говорят: старость - не радость. Не согласна. Она может стать самым радостным периодом жизни при правильном подходе. И говорю не только о тех, кто занимается духовной практикой. Самые обыкновенные старики и почему-то особенно старушки способны совершать чудеса в глубокой старости. Известно, что португальский писатель Жорж Сарамаго получил нобелевскую премию за роман "Евангелие от Иисуса", когда ему было далеко за 70. Замечательная русская художница Елена Волкова начала рисовать в 65, а когда ей исполнилось 90, прошла ее персональная выставка в Третьяковке. Но самое забавное случилось с француженкой Жанной Кальманн. В 121 год она выпустила свой первый диск в стиле реп-диско-фолк под названием "Хозяйка планеты". Правда, бабуля так перенервничала, что вскоре скончалась. Абсолютно счастливой.