Игры с огнём
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Лёхин-4. С огнём лучше не играть. Особенно, если этот огонь - часть охоты.
|
1.
Ноябрь, в отличие от октября, решил не нарушать традиций и начал интересную жизнь Лёхина, подсунув ему беспокойный сон.
Лёхин бежал по ночному городу, явно спасаясь от кого-то, кто его преследовал уже давно. Преследователей он не видел, но знал: остановись - от них ему не поздоровится.
Бежал уже давно. Ноги устали. Да и дыхалка слишком зачастила. Крепкие сапоги металлически звонко стучали по каменному покрытию улиц. Каменное - это странно, но в сновидениях странности обычно не удивляют. Вот и Лёхин не удивлялся. Да и некогда. Хотелось побыстрей оторваться от преследователей, ибо даже во сне твёрдо верил: промедление смерти подобно.
Над островерхими черепичными крышами светила полная луна, но на узкие улицы её сияние не попадало. И это хорошо. Было... А потом Лёхин выскочил на улочку с перекрёстком. Каких-то десяток шагов - пробежать освещённый луной перекрёсток... Резкий вой в спину ударил жёстко, будто ножом. Ноги дрогнули - чуть не споткнулся. Но успел заскочить за торец следующего дома. Затаился, выжидая. Может, пробегут мимо?.. Вой стал глуше, но потом уже в несколько голосов отчаянно взвился к бездонному, чёрно-синему небу, с белым сиянием луны, медленно переплывающей от крыши к крыше.
Вой оборвался внезапно. Сообразить нетрудно: преследователи проскочили опасное для них место и снова несутся вперёд - за беззащитной жертвой, которая даже тихо бежать не может, и эхо стукотка-топотка между стенами домов словно помечает её.
Он выскочил на широкую улицу, ведущую из города. Быстро огляделся, перепрыгнул низкую оградку - в тень от дома. Прижимаясь к стене, уже не побежал, а крадучись заторопился в ненадёжном укрытии теней - от дома к дому.
Пригород. Где каждый второй дом - пустой. Было бы оружие, Лёхин бы подумал защититься. Но сейчас он мог только играть в смертельные прятки. Заскочи в пустующий дом - считай, пропал. Голыми руками от преследователей не отобьёшься.
Он добежал до угла дома - и внезапно нос к носу чуть не столкнулся с преследователем. Тот - чёрный балахон, из-под капюшона которого горят бешеные алые глаза, - раскрыл пасть торжествующе взвыть. Лёхин мгновенно подобрался и выкинул вперёд ногу. В подошву отдалось, как треснула челюсть, вбитая зубами вовнутрь, в глотку. Хорошие сапожки... Если б ещё ноги не устали, не подламывались... Но и этого, единственного удара хватило утихомирить: преследователь, чавкнув башкой, влепленной в каменную стену, сполз вниз.
Из-за угла вывернулся ещё один. Пугалом - балахон болтался так, будто небрежно наброшен на плохо приколоченную к шесту перекладину. Лёхин, ничтоже сумняшеся, ударил ногой в центр вытянутой в сторону руки, очень сильно надеясь, что жёсткий удар придётся по локтю балахона.
Подошва сапога успела долететь до балахона, только-только начинающего отшатываться с пронзительным воем, как Лёхина жёстко прихватили сзади за руки, заламывая их с сумасшедшей силой - будто вознамерившись выдрать из суставов. Он немедленно рухнул на дорогу, заставив преследователя ослабить захват - и только чудом сам не вывернув себе конечности. Падая, Лёхин ударил ногой, словно нечаянно скользнувшей, по месту, где должна быть нога балахона, хватающего его сзади. Удачно: он и впрямь попал по невидимой ноге - и таким образом получил возможность не сунуться носом в каменистую дорогу, а шлёпнуться на бедро. После чего стремительным толчком от земли - на пределе сил - рванул мимо балахона, мимо развевающихся тряпок на других подбегающих бесформенных фигурах...
И всё-таки заскочил в дом - одно счастье, что пустующий. Распахнул дверь, быстро хлопнул ею за собой. Засов грохнул внушительно. В дверь тут же заколотили - с торжествующим воем. Ну да. Ну да... Ловушка. Сам же добровольно и сунулся.
Быстро огляделся. Окна... Забиты намертво, потому как зимние ставни навешаны изнутри дома. Недавно построен. Сверху ещё не до конца. Потолка ещё нет, сквозь ровные слеги будущей крыши следит за происходящим луна.
Он прошёл в широкую горницу. Пусто. Лунный свет перекрещен верхними жердями, но видно всё отчётливо. Встал, прислушался. Вой (на фоне беспорядочного грохота в дверь и в ставни) нарастал - на многие голоса. Окружал дом... Он будто воочию видел, что творится вокруг: быстрые чёрные балахоны несутся к дому со всех сторон - с тем же охотничьим воем, ощутимо перерастающим в голодный вопль многих изуродованных глоток. Теперь бежать - никак.
И тогда его начало тошнить, едва представил, как полезут сейчас на непокрытую ещё крышу - если смогут... Так стало тошнить, что ноги от сильной боли в животе подкосились. И он упал на колени посреди большой пустой комнаты, обречённо ожидая, как поднимется к горлу горячая волна, как хлынет, обдирая глотку... Упал, упёрся руками в пол, задышал часто. И - замер, глядя на ладони, дрожащие от напряжения.
Луна же. Свет яркий. Сначала почувствовал: ладони будто в горячее ещё кострище упёрлись. И кострище это по времени - в обратную сторону... Не остывает, а нагревается. Да так резво... Что под ладонями тёмные пятна... Да что ж это такое?!
А пятна не только потемнели, а начали быстрый и деловитый отток от ладоней Лёхина. Вкруговую - только неровно. И почему-то стало ему так хорошо, как будто вышел на солнце после прохладной ночки, и засмеялся он, и уже сел на колени - и, смеясь, не спеша огляделся. И захохотал, понимая, что смеётся безумным смехом. Но в этом смехе таилась странная и страшная сила.
Оглядывая деревянные стены, по которым словно кто-то проводил кистью с огненной краской - огонь вспыхивал мгновением позже после его взгляда, он смеялся безудержно, будто постепенно возникающий пожар добавлял ему азарта - и смешил всё больше. И даже помертвевшей тишины за пределами дома, однажды, лишь в случайную секунду осознанной, больше он не слышал. В ушах играла только музыка потрескивающего, набирая силы, пламени и собственного смеха.
Из коленопреклонённого положения, отсмеявшись, он медленно встал. Поднял руки перед грудью - локти втиснул в бока. Сжал кулаки. Затем напряжённо распялил пальцы, будто чаши. Ладони нежно осияло розовым, а секундами позже в них будто появились плоские свечи с широким фитилём. Пламя росло - и он с трудом удерживал его в ладонях, потому как оно сильно рвалось не только кверху, но и в стороны.
Он медленно пошёл к двери - не обращая внимания, что внутренние помещения недостроенного дома ревут от пламени, что стен уже не видно под бегающим по ним, под ласкающим их жёлто-оранжевым огнём. Засова снимать не стал - руки заняты. Выбил ногой. Сначала не получилось: пробил дыру - оскалившуюся сколом сломанных досок. Пришлось пнуть ещё разок, после чего её почти снесло с петель. Дверь беспомощно скособочилась на нижней петле. Зубастая дыра в ней тихонько "зарастала" оплетающим её огнём... Выйти теперь можно свободно.
Он и вышел. Чёрные балахоны отшатнулись сразу, едва увидели его, несущего огонь. Живой, трепетный - и страшный. Отшатнулись, тихонько поскуливая и нехотя уступая дорогу.
Уже не смеялся - ухмылялся зло и победно. Ведь ни спереди к нему не подступиться, ни сзади: каждый невидимый отпечаток ноги, каждый след немедленно вспыхивал пламенем. Он будто торил огненную тропу - и мог теперь идти куда захочет. Куда захочет - в длинном колеблющемся коридоре чёрных балахонов, которые отшатывались от трепетных листьев пламени, изредка вспугиваемых ночным ветром. Красноглазые всё не расходились, а будто жадно дожидались, когда же он сделает роковую ошибку - и тогда уж можно будет наброситься на него!.. И - в клочья, в клочья!..
Но вскоре огонь прорвался вперёд, и теперь перед человеком, несущим в ладонях пламя, и вокруг него вздыбилась ревущая жёлтая волна. Он шёл по пояс в ней - и скоро стало ясно, что не он идёт за огненной волной, а она ведёт его.
Перебегающие друг за другом чёрные балахоны не отставали от несущего огонь, пока он не пропал вдруг. Красноглазые твари в чёрных балахонах остановились. Толпа жадно принюхивалась к неожиданно потемневшему воздуху - без огня. Тихо взвыл один, другой... Через минуту у глухой городской стены, не только воя, но и рыча, бесновалась толпа чёрных теней, упустившая жертву...
... Лёхин поворочался - и проснулся на минутку. Ну и сон... Руки скомкали подушку в такое месиво, что пришлось немного взбить её, чтобы привести в нормальное положение, при котором на ней ещё и спать можно. Проснувшийся вполуха и вполглаза, он не сразу заметил, что взбивая подушку, чуть не вколотил в неё два лохматых шарика, с трудом сбежавших от его кулаков.
Шарики с книжной полки укоризненно посмотрели на него жёлтыми глазищами. Но хозяин расслабился, успокоился, снова задремав, - и Шишики, хихикая и ворчливо переговариваясь, снова очутились на подушке, занимая привычные места: один на виске хозяина, другой - на ухе...
Последняя мысль, что промелькнула в полусонном состоянии Лёхина: хоть бы что-нибудь поспокойней приснилось, что ли... Шишики согласно покачались...
... Из чёрной насыпи под городским мостом вышагнул человек. Он не заметил, что насыпь здесь довольно крутая, споткнулся на слишком длинном, непредусмотренном шаге вниз и кубарем полетел к речке... За ним промелькнуло что-то яркое, тёплое - и растаяло в холодном ноябрьском воздухе...
... Лёхин повернул голову и сразу наткнулся на две пары жёлтых любопытных глаз, радостно вытаращившихся на него. Таращились те как-то странно, так что он сам некоторое время хлопал глазами на них, пытаясь понять, что происходит с "помпошками". Дошло: Шишики уселись на голову Джучи - чёрно-белого кота, который привалился к боку человека, греясь. Ну а "помпошки" залезли на лобастую кошачью башку тоже погреться.
Несмотря на ноябрь и заморозки, в комнате было довольно прохладно: ободрённые вестями о предстоящем потеплении, отопители радостно уменьшили тепло, и батареи грели, мягко говоря, дохленько.
Стараясь не задеть кота, Лёхин перегнулся через него и достал с пола будильник. Как всегда. Около шести. Хорошо, что в комнату уличный фонарь светит. Можно разглядеть стрелки... Пора вставать.
Он перелез через Джучи с Шишиками и, зевая, поплёлся в ванную комнату.
Уже около ванной он остановился и задумался. Что-то снилось. Что? В упор не помнит. Ладно. Не проблема. Надо вытащить "сонную" тетрадку и начать записывать. В последнее время он приноровился записывать свои сны даже без помощи со стороны. Ему уже объяснили, что чем больше записываешь, тем лучше вспоминаешь, что видел во сне.
Включил свет, взялся за кран. Огонь... Что-то связанное с огнём. Вот что снилось.
- И-и, батюшка Лексей Григорьич, что ж ты водицей холодной умываешься? - ласково сказали за спиной. - Попросил бы домового своего да тёплой умылся бы, а?
- А тебе-то что в том, Касьянушка? - невольно улыбаясь, спросил Лёхин. - Холодной водой умоюсь - и проснусь быстрей.
Призрак нищего повис рядом с зеркалом, сердобольно глядя на хозяина дома.
- Дык ведь и в доме холодно, и водица холодна...
- Ничего, - пробормотал Лёхин и плеснул себе на лицо щедрой горстью. - Ффух!.. Зато взбодрюсь! Ой... - Он отпрянул от подвески под полочкой для бритвенных принадлежностей, которая вдруг задёргалась и затряслась. И - вздохнул: сколько времени прошло, а он всё не может привыкнуть, что Шишики обожают развлекаться именно таким образом - качаясь на своих экстремальных качелях, да ещё прыгая с одной на другую.
Заходя на кухню, Лёхин размышлял уже о другом. В последнее время вход на кухню становится гаданием, каким образом пройдёт новый день. И вся "гадалка" заключалась в том, будут ли его встречать привидения, нет ли.
Дело в том, что и Дормидонт Силыч, и бывший агент КГБ по паранормальным делам считали своим долгом держать хозяина гостеприимной квартиры в курсе всех новостей, которые случились в мире, пока Лёхин спал. Набирались они этих новостей в Интернете, причём призрак купца с особым садизмом дожидался, когда хозяин сядет и начнёт есть, и тут же рассказывал ему - в качестве острой приправы, видимо, - самые страшные подробности о произошедших убийствах. Призрак же бывшего агента, Глеб Семёнович, предпочитал потолковать о политических событиях. Но опять-таки специфично: он разыскивал в новостях самые скандальные происшествия "на политической арене" и со смаком преподносил их Лёхину, успевая связать между собой такие фамилии и события, что Лёхину только удивляться оставалось, как бывший агент здорово соображает. Иной раз Лёхину хотелось, чтобы оба отстали от него со своими новостями. Останавливало, что привидения искренне верили: имея дома компьютер, но часто не имея возможности сесть за него, хозяин должен знать все мировые новости.
Итак, "гадалка" Лёхина заключалась в следующем: накормят его сегодня новостями, от которых аппетит немедленно сбегает, или нет.
О... Сегодня день явно будет удачным! Привидений нет, а Елисей, сунув бороду в фартук, стремительно бегает по обеденному столу, расставляя тарелки с завтраком. При виде хозяина домовой остановился на секундочку и проворчал:
- Еле выгнал этих охламонов, Лексей Григорьич! Что за моду таку взяли - во время еды нехорошее рассказывать? И ты не шуганёшь их...
Вот как. Привидения не сами ушли. Значит ли это, что день будет не совсем удачным? Впрочем, вчерашнее планирование, вообще-то, и не предполагало никаких сложных дел, а значит, даже если просто удастся отдохнуть, удача уже есть.
Лёхин улыбнулся. Да ну их, эти заморочки с гаданием! Что-то он и так слишком суеверным становится... Он сел за стол, с удовольствием оглядел завтрак. В его жизни наступила довольно спокойная пора. Одно лишь омрачало: это спокойствие с ним не может разделить Аня. Не далее как вчера он проводил её к племянникам, в пригород.
- Э-э... Лексей Григорьич... - Из-за двери показалась борода Дормидонта Силыча. - Можно ль на кухню-то? Мы тута с оченно антиресными новостями.
Глаза привидения горели таким истовым азартом, что Лёхин вздохнул и кивнул. Несмотря на укоризненное качание головой домового.
Но радостному нетерпению привидений не суждено было сбыться. В дверь позвонили. Лёхин выскочил из-за стола и пошёл в прихожую. Пройдя к самой двери, мимо закрытой занавеской вешалки, он покосился на еле видные выпуклости той самой занавески, скрывающей куртку и плащ, а уж за одеждой - припрятанные ножны меча-складенца. Из привычной предосторожности Лёхин приник к "глазку". На лестничной площадке - пусто. Мышцы живота сразу сжались от тревоги. Хозяин ещё раз, уже пристальней оглядел площадку. Тихо и пусто.
- Ой, Лексей Григорьич! Открой-ка побыстрей! - попросил обеспокоенный домовой, невесть когда прибежавший в прихожую следом и теперь взволнованно переминающийся у ног Лёхина.
- Сейчас, секундочку! - Лёхин развернулся отодвинуть занавеску.
- Слышь, хозяин, можешь открывать, - солидно сказал Дормидонт Силыч, - гости там к нам, а точнее - к Елисею нашему да к Шишику Профи.
- Неужто Вавила?! - ахнул Лёхин и торопливо открыл двери.
За порогом, на бетонном полу, и впрямь стоял домовой Вавила - с сиротливым узелочком в руках, донельзя смущённый столь многолюдной толпой. Едва поздоровавшись, Лёхин отдал бразды проведения торжественной встречи в руки Елисея.
Правда, торжество было испорчено в тот момент, когда по полу прихожей прокатился Шишик Профи и врезался в Вавилу, а до кучи тому же в ноги влепился разогнавшийся Шишик Ник. Пришлый домовой не растерялся и обнял обоих, обслюнявив поцелуями и обмочив слезами... Лёхин хмыкнул про себя: как будто только вчера не виделись, когда он провожал домой Аню.
А потом пригляделся и обнаружил в руках нежданного-негаданного гостя не только узелок, но и какую-то верёвку. Немного выйдя за порог, он обнаружил за стеной крупного чёрного ворона, который соизволил глянуть на него одним глазом. Верёвка вилась крестом под животом и под крылья птицы.
- Всё, - решительно сказал Лёхин. - Все быстро вошли - и сразу на кухню!
- Да как же... - начал было Елисей.
- Гостей у порога держать? - грозно спросил Лёхин - и гостя вместе со встречающими будто ветром снесло из подъезда.
Честно говоря, закрывая двери, Лёхин в первую очередь, беспокоился, как поведёт себя Джучи при виде большой птицы. Но, когда на кухне все разместились и громадный котяра вальяжно вошёл посмотреть, что за гвалт поднялся в обычно самом спокойном месте квартиры, ничего особенного не произошло. Кот и ворон глянули друг на друга (у Лёхина создалось впечатление, что оба подняли несуществующие брови) и отвернулись. Так, кажется, появилась договорённость соблюдать негласный нейтралитет.
Между тем усаженный на подоконник, у самовара, Вавила, получив чашечку с чаем, принялся рассказывать, с чего вдруг решился на долгое и опасное путешествие. Выяснилось, что профессор Соболев в последнее время появляется дома только по утрам - на несколько минут. Домовой заскучал - без хозяина, без его Шишика. И решился...
Честно говоря, Лёхин обрадовался. Внимание призраков быстро переключилось с него на гостя. Наслышанные о Вавиле, привидения мгновенно начали знакомиться с ним. Примчались Касьянушка с Линь Таем, еле успели перемолвиться с домовым. И тут же вся призраковая шайка потащила профессорского домового к компьютеру - показывать, что у них тут такое интересное есть. Сначала ошарашенный, следом бросился и Елисей: надо же показать гостю тьму-тьмущую папок с разными рецептами!
Оставшись в одиночестве, Лёхин оглядел озадаченных Шишиков, сидевших у лап абсолютно спокойного ворона на том же подоконнике. Откашлялся и спросил птицу:
- Э-э... Простите, не знаю, как звать-величать... Наверное, вы голодны?
Шишики немедленно скатились на обеденный стол и ринулись к его тарелке.
Когда смущённый Елисей вернулся, ворон сидел там же, только на подстеленной газетке, и с достоинством обклёвывал котлету - часть завтрака Лёхина, а оба Шишика, вовремя сообразившие, что домового некоторое время не будет, а хозяин точно не возражает, вцепились с обеих сторон в белую зефирину и радостно пожирали её.
А через полчаса совершенно растерянный Лёхин сидел за письменным столом и пытался вспомнить утренний сон. Сон не вспоминался. Ни в какую. Хотя оба Шишика честно сидели на его голове, держась за короткий белый волос.
- Ничего не помню, - наконец изумлённо констатировал Лёхин.
- Ну совсем ничегошеньки? - не поверил Дормидонт Силыч.
- Так, мельком если только... Помню - был огонь. Кажется. И всё.
- А ведь, Алексей Григорьевич, это не сон был, - задумчиво сказал Глеб Семёнович, задумчиво морща брови.
- Это почему же? - удивился Касьянушка.
- Мы, помнится, самые трудные сны из памяти вашей в подробностях вытаскивали - даже с помощью одного Шишика. Сейчас здесь - Шишиков двое. А результат?
Настольная лампа мягко светила в предутренней тьме. Лёхин беспомощно смотрел на чистый тетрадный лист, вокруг которого, как всегда, стояли обычно самые активные помощники и спецы по сновидениям.
Дормидонту Силычу вскоре надоели "непонятки", и он смылся в зал. Время подходило к восьми, и нужно было посмотреть на электронной почте заказы для хозяина, а также кое-какие документы.
- Ну хорошо, - сказал совершенно замороченный Лёхин. - Если я не могу вспомнить ну ни капельки из собственного сна (который кое-кто уже обозвал не сном), может, кто-нибудь объяснит его значение? К чему бы это мне приснился сон-не-сон?
- Знаки небесные, - задумчиво сказал призрак нищего, - скоро камни начнут падать - горящие, как из геенны огненной. Случится страшное в городе нашем.
- Насчёт города нашего я согласен, - сказал Глеб Семёнович, - но почему именно камни начнут падать? Может, это и впрямь всего лишь сон-предостережение? Гадать не соберусь, но вам, Алексей Григорьевич, оставили главное из этого сна: надо бы осторожней быть с огнём... А тут ещё профессор опять пропадает... Ох, не связаны ли эти два факта?
2.
Перед тем как выйти на утреннюю разминку, Лёхин присел в прихожей, на табурет у трельяжа, и снова попытался вспомнить сон. Нет... Не получается. Почему-то это его здорово задело. Ну да, привык, что сны и записываются легко, и разгадываются целым рядом товарищей, "компетентных" в паранормальных делах.
И сейчас какая-то ирреальная тревога заставляла хмуриться, несмотря на огромное количество народу в доме - в основном помощников: вон, не успел Вавила освоиться, а и его уже впрягли в работу - мыть и резать то, что Лёхин, придя с разминки, будет собственноручно перерабатывать во вкуснейшие заготовки... Лёхин, кстати, не слишком переживал, что пришлось сделать фабричку на дому. Илья Михалыч, хозяин ресторанов, взявший его под своё крылышко, оказался довольно ревнив и требовал, чтобы Лёхины консервы изготовлялись в небольшом количестве. Отчего и Лёхину стало легко (не слишком много времени готовка занимала), и обеспечен он был неплохо: Илья Михалыч из его поделок "фирмУ" сделал.
Затянув шнурки на кроссовках, Лёхин вышел. Следующий приступ задумчивости настиг его на последнем лестничном пролёте - по утрам, пока время есть, старался и лестницы в качестве тренажёров использовать... Выйди на улицу - и все заботы пропадут: на детской площадке, под фонарём, поскольку темновато по утрам стало, ждёт его Веча - сосед, с которым они и разминаются за компанию. Ну, и если не проспал, с ним наверняка и племянник его - Сашок...
Но почему-то сегодня не очень хочется выходить из подъезда. Хотя... Ведь ещё пара шагов - и за дверью останутся все навязчивые думушки...
Бег по лестницам... Ощущение дежа вю нахлынуло внезапно. Как будто он уже выходил сегодня на пробежку. Быструю такую - и, почудилось, отчаянную, оттого что была похожа на побег. И под ногами, как в подъезде, каменные плиты...
Его вяло попинали по ушам - с обеих сторон: "Хозяин, ты не заснул там?" И он заставил себя выйти. Дверь закрылась за ним мягко. Двор встретил мокрым от растаявшего снега асфальтом, полёглой травой на газонах и влажной прохладцей. А также парой Палисадничих, которые собирали с газона листья и обихаживали последние мохнатые астры, умудрявшиеся в ноябрьский морозец всё-таки цвести. Лёхин раскланялся с ними и на некоторое время замер на крыльце, вглядываясь во двор и привыкая к тьме.
Затем прошёл приподъездную площадку, быстро проскочил дорогу перед домом и поднялся к турникам. Успел заметить, что Веча не один - с племянником. Успел лишь заметить, потому что резко развернулся - от взгляда в спину. Даже Шишики, сонно сидящие по плечам, встрепенулись на тот чужой взгляд и подпрыгнули посмотреть, что да кто там.
Там - это на той самой дороге, которую только что перебежал Лёхин.
Мимо его подъезда медленно проехала чёрная машина - не джип, как сначала сердце ёкнуло. В темноте не разглядеть, что именно за машина. Хотя и свет из окон. Но смотрели в спину именно из неё. Может, Лёхин сам и не понял бы, но и Шишики моргали изо всех сил, будто стараясь разглядеть сидящего за рулём. И что-то им мешало.
Машина выезжала из тупика, в конце дома. Лёхину ещё показалось, что водитель вообще хотел остановиться, но... Лениво проехав мимо его подъезда, машина резко набрала скорость - и быстро исчезла у восьмого подъезда, на полном ходу свернув за дом.
- Алексей! - окликнул его Веча, а Сашок приветственно замахал руками. - Чего застрял? Утра доброго!
Лёхин с облегчением подошёл к соседям, поздоровался и принялся за тренировку. Обычная разминка на полчаса быстро привела его в себя. Если сначала он немного дёргался, то вскоре забылся. Поневоле прислушиваясь к телу и к движениям, он вошёл в ритм и начал думать, что та машина ничего собой наверняка не представляет. Ну, проехал кто-то из жильцов, ну, поглазел на ненормальных, в промозглую погоду занявшихся утренней зарядкой на улице...
Вернувшись домой (Шишики быстро залезли на плиту погреться, и даже строгий Елисей пожалел бедолаг, зефиру дал замёрзшим), перестал думать о чёрной машине, хотя разок промелькнуло воспоминание - в виде считалки-страшилки: "Шла машина чёрным лесом за каким-то интересом..." Но и о том забыл, перехватив странный взгляд "помпошек" с плиты, которые перемазались зефиром, нечаянно подтаяв его на горячем. Чего это они? В смысле - чего это они смотрят странно?
Когда он закатал все запланированные банки с продуктом, зазвонил телефон. Лёхин вытер руки полотенцем и посмотрел на экран.
- Сами Егор Васильич звонят... О-о... - почтительным шёпотом огласил будущего собеседника Лёхина Дормидонт Силыч.
- Доброго утра, Егор Васильевич.
- Доброго, Алёша. Ты как сейчас - свободен? Поговорить бы...
- Свободен, Егор Васильевич.
- Жди - машину пришлю.
Лёхин хмыкнул, положив мобильный на стол. Странно. Обычно "поговорить" старик приезжал сразу к Лёхину. А тут - машину. Хочет поговорить насчёт недавнего происшествия с заснувшим сыном? Так говорили уже. Правда, разговор получился не таким, как хотел того Егор Васильич. Случилось что? Приехал бы сам. Не любит старик раньше времени беспокоить семью, предпочитает о трудном на стороне беседовать. Что ж он на этот раз своему правилу изменил?
Он повернулся повесить на крючок полотенце - и застыл. Газовая конфорка, которую он не выключил, чтобы поставить кипяток для чая, да не успел из-за звонка, вдруг вспыхнула - и не привычным синим пламенем, а ярко-оранжевым языком, едва не лизнувшим подвешенный высоко над плитой набор деревянных скалок.
- Чтой-то, Лексей Григорьич? - встревожился Дормидонт Силыч, неотступно следовавший за хозяином по всей квартире, чтобы обратить его внимание на документы, требующие хозяйского догляда.
- Елисей! - позвал Лёхин домового. - Ты... видел, что с конфоркой было?
- Ничего не было, Лексей Григорьич, и нет, - безмятежно отозвался домовой, который как раз сидел лицом к плите и должен бы видеть всё, что на ней ни произошло. - Ровнёхонько горит. Хорошо. Недавно ж чистили. А что? Приблазнилось, нешто?
- Наверное - да, показалось, - пробормотал Лёхин, уже привычный к словечкам паранормального народа, и с опаской поставил на ту же конфорку маленький чайник для кипятка. Вот теперь точно - ничего. Спокойное, лепестковое синее пламя...
- Постой-ка... - Елисей наклонил голову. - Раз спрашивашь, значит, видел что?
- Видел. Полыхнуло на полметра.
- Ну, уж не совсем я слепой, чтоб такого не видеть, - проворчал домовой, озадаченно глядя на газовую плиту.
Внезапно Лёхин шарахнулся в сторону. Мягкий шарф плывуще оранжевого цвета стремительно обвил его руку. Он даже отдёрнул её от себя - а вдруг загорится?! Но пламя легко обвеяло кисть и заплясало из-под ладони, как будто росло именно снизу, слегка прикрытое колпачком. Чувствуя, как холодеет от восторга и страха, Лёхин перевернул кисть и уставился на ровный огонь, пляшущий из середины ладони.
Шишики мгновенно съехали с его плеч на локти и вытаращенными глазищами захлопали на огонь, тепло сияющий из ладони хозяина. И лишь глядя на них, Елисей нахмурился и спросил:
- Лексей Григорьич, чегой-то Шишики смотрят-то?
- А... ты ничего не видишь, Елисей? - сипло спросил Лёхин - и сглотнул, смягчая пересохшее от напряжения горло.
- Глазеешь на ладошку свою - вижу.
- Елисей... У меня на ладони огонь.
Он даже подошёл ближе к подоконнику, чтобы домовой пригляделся лучше. Едва ладонь доехала до домового, он решительно схватился за неё и впился острым взглядом в кожу. Секунды, в течение которых Лёхин затаил дыхание и ждал приговора.
- Прохладно... - задумчиво выговорил Елисей. - Лексей Григорьич, а... огонь-то и посейчас имеется?
Вавила и двое соседских домовых осторожно, по примеру хозяйского, погладили ладонь Лёхина. Тот невольно усмехнулся от щекотки лёгкого прикосновения. Мелкие ладошки, заросшие жёсткой шерстью, легко проходили сквозь пламя, продолжающее отплясывать на человеческой руке. Сверху холодок заструился: прилетели смертельно любопытствующие привидения, созванные Дормидонтом Силычем, озабоченным странной ситуацией, склонились над хозяином и домовыми.
И вся толпень паранормальных почти одновременно уставилась на Лёхина.
- Это что же? - размышлял Елисей. - Шишики, значит, видят огонь-то. Ты, хозяин, видишь. А мы пошто не видим?
Лёхин молчал-молчал - и вдруг внутри всё всколыхнулось, аж в жар бросило.
- Елисей, а ведь это пламя я и видел во сне! - Он присел на табурет возле обеденного стола, продолжая держать кисть ладонью кверху и продолжая следить за спокойным пламенем. - Та-ак... Странно, а почему Шишики тогда не увидели сна?
Шишики возмущённо проскрипели нечто и обиженно отвернулись. После чего торжественно протопали по рукам человека на привычный насест - на плечи.
Елисей переглянулся с Вавилой, с соседями-домовыми... Лёхин уловил момент, когда глаза всех четверых ожили, заблестели.
- Ну, колитесь быстрей! - нетерпеливо сказал он, сообразив, что домовые уже поняли, в чём дело. А привидения возмущённо загудели, когда сообразили то же самое.
- Морок, - спокойно сказал Елисей. - Морок на вас наслали, Лексей Григорьич.
Слышно было, как шумно, с облегчением вздохнул Глеб Семёнович.
- Так, - сказал Лёхин, снова глянув на огонь, весело пылающий из ладони. - Так. Быстро мне объяснили, что такое морок и с чем его едят. А то знаю вас: будете до упора переглядываться многозначительно, а у меня терпения...
Домовые и впрямь переглянулись, вздохнули и уставились на Глеба Семёновича.
- А что? Почему я должен объяснять? - удивился бывший агент КГБ.
- Дык, в плетении понятных словес кто у нас умелец?
Привидение вздохнуло, явно озабоченное свалившейся на него ответственностью.
- Итак, морок. Это направленное, искусственно кем-то созданное сновидение, в которое можно поверить как в обычную реальность. Вам повезло, Алексей Григорьевич, что вы видели его, пока спали. Случись это с бодрствующим, могло быть хуже. Например, если бы вы вошли в морок, ступив из реальности, и наслали бы на вас, что вы тонете, вы на самом деле испытали бы все неприятные ощущения, связанные с утоплением.
- Ишь, как плетёт! - прошептал один из домовых-соседей. - Прям как по писаному.
Агент скромно улыбнулся. И продолжил:
- Поэтому его, этого направленного сна, и не смогли разглядеть Шишики. И, между прочим, сейчас, когда Шишики знают о мороке, они просто должны увидеть его в следующий раз, повторись он.
- Ага, интересно, - сказала Лёхин. - А можно пару вопросов по существу? Например, почему сейчас я вижу этот огонь? Почему я вроде бы в реальности, а огонь продолжает гореть? Или я уже снова в мороке? И все вы, кто меня окружает, - это морок?
Народ только возмущённо пооткрывал рты, как Глеб Семёнович пожал плечами:
- Помните, что я говорил о Шишиках? Они знают - теперь. И теперь же, когда морок снова настигнет вас, в нём всегда будут Шишики. И они вам подскажут, опять ли вы в чужом сновидении, или уже в реальности. А огонь видите - что-то мне кажется, что наславший его на вас - человек не слишком опытный в этих делах. И огонь в руке - последствия его не слишком умелого морочного посыла. А больше вы ничего не вспомнили, Алексей Григорьевич? Ну, из того, приснившегося?
- Не-ет... - Лёхин сморщился. Что-то зацепило память. Что-то, что было сегодня, но мельком... На разминке? - Хотя... Вертится на языке и перед глазами что-то...
Елисей деловито взбежал по его руке, схватил обоих "помпошек" за шкирку, если у них таковая имеется, и со всей силы закинул их на голову хозяина. Лёхин с нервов чуть не захохотал, представив обиженных небывалой практичностью домового Шишиков. Но ведь и Елисея понять можно: он-то сразу сообразил, как действовать при забывчивости хозяина. Шишики сердито повозились, устраиваясь в коротком белом волосе Лёхина - вцепившись в него, и - затихарились.
- Утром. Когда спускался по лестницам, мне показалось, что я уже бежал так - по каменным плитам. Только не просто бежал - убегал от кого-то.
- Вот и подтвердилось насчёт морока, - удовлетворённо заключил Глеб Семёнович.
Лёхин оглядел паранормальный народ, весьма довольный объяснением замороченности хозяина, и задал очевидные, кажется, только для него вопросы:
- Ну, хорошо. Выяснили, что это морок. А дальше? Кто на меня наслал его? И зачем? Или почему? И будет ли ещё появляться? И что делать, если морок появится не тогда, когда, как вы считаете, я буду защищён собственным сном, а в настоящем? И долго ли буду любоваться огнём, что у меня до сих пор в руке?
Глеб Семёнович только руками развёл.
Зато Вавила как-то так громко вздохнул, что все сразу уставились на него. Смущённый всеобщим вниманием, профессорский домовой неуверенно сказал:
- Можа, у Дмитрия Витальевича поспрашивать? Он в последнее время много чем таким занимается, окромя медиумства своего.
- Каменные плиты! - пробормотал потрясённый Глеб Семёнович. - Камень-город!
- Не факт, - сказал Лёхин, хотя тоже подумывал о том. - Ладно, я собираюсь. Сейчас от Егора Васильевича приедут.
- Накормят, уж, небось, у него? - строго вопросил Елисей. - Время-то к обеду!
- Накормят, - успокоил Лёхин домового. - Как не накормить, если у них серьёзный распорядок дня? Так что всё в порядке будет.
Снова торжественно запел "К радости" мобильник.
- Данила приехал! Уже здесь, а я не готов!
Хозяин кинулся из кухни, за ним - растерявшаяся толпа домовых и привидений. Первые - чтобы помогать с подготовкой к выходу, вторые - из спортивного интереса, а заодно: вдруг ещё какие новости будут? Только Шишики ехали, хихикая, на голове хозяина, забытые Елисеем и теперь невидимые ему снизу.
- И как мне теперь одеваться? - беспомощно спросил Лёхин, остановившись посреди комнаты и глядя на ладонь.
- А что ж такое?
- Огонь-то продолжает гореть!
В комнату заглянули ещё трое домовых, забежавшие посмотреть кое-что в Интернете и заслышавшие беспокойные вопли хозяина квартиры. Минут пять толпа обсуждала состояние дел и последствия одевания человека, видящего огонь на себе. Всё это время счастливый Джучи гонялся по двум настенным коврам за соседскими Шишиками, которые неосторожно приблизились к человеку, заинтригованные происходящим с ним.
Все обсуждения прервались самым невероятным способом: в радостном восторге завизжал Линь Тай, тыча пальцем в зеркало. Так громко завизжал, что сам испугался и зажал себе рот от неожиданности. Но Лёхин успел бросить взгляд в зеркало и - шумно выдохнул: огня на отражённой ладони нет! Уже легче - знать, что намороченный огонь не отражается в зеркале, как и обычные привидения. Спасибо подсказке призрака-китайчонка.
Зажмурился и принялся одеваться. Нет, глаза, конечно, открывал время от времени - посмотреть, что именно надо надеть, но сильно опасался смотреть на руку, хотя пару раз, забывшись, огонь таки видел.
- Зеркало. Стекло, - задумчиво сказал Елисей уже в прихожей, стоя на трельяже. - Мда. Стекло.
- Ага, - задумчиво поддакнул бывший агент КГБ по паранормальным делам. - И солнце как раз есть.
- Вы это про что? - подозрительно спросил Лёхин, застёгивая "молнию" куртки. Он давно заметил, что домовой и Глеб Семёнович часто дополняют друг друга, будто считывая друг с друга обрывки информации.
Елисей вздохнул и подал хозяину солнцезащитные очки - два стекла, два слегка округлённых по углам прямоугольника, на дужках. Их дня два назад подарила Лёхину Аня, и ей очень нравилось, что в них он похож на мафиози - как она насмешливо выразилась. Лёхин повертел поданные очки - и надел.
Огонь пропал. Изумлённый Лёхин снял очки - пламя слегка трепыхнулось на дёрнувшейся от неожиданности ладони. Надел и глянул на себя в зеркало: крепкие ботинки, джинсы, чёрная кожаная куртка, чёрные очки, и что - таким вот бандитским мафиози ходить по городу? Впрочем, его отвезёт к хозяину Данила. Ну, и обратно привезёт - есть надежда. А если что: спрятать очки - и вся недолга.
Толпа народу привычно высыпала на лестничную площадку провожать Лёхина, как делала это всегда, даже если Лёхин всего лишь собирался на рынок за фруктами-овощами. Он снова побежал по лестницам, проигнорировав лифт. На первой ступени второй лестницы он обернулся - тоже привычно - помахать рукой домочадцам.
При виде Лёхина, в очках, Данила захохотал так, что и Лёхин не удержался: очень уж заразительно смеялся водитель Комова. А тот немедленно вошёл в роль: выскочил из машины и, почтительно склонившись, открыл ему дверцу. У Лёхина аж живот от смеха заболел. С трудом изобразил важную особу, после чего свалился на сиденье рядом с Данилой. Обоим пришлось отсидеть минуту, чтобы у Данилы перестали дрожать руки.
- Дай-ка примерю...
- Держи.
Данила - по паспорту Андрей Данилин - надел на нос Лёхины очки, посмотрел в верхнее зеркальце и с сожалением снял аксессуар.
- У меня физия и так круглая, а ещё с такими очками!.. С твоей голодной мордой хорошо, а мне - не-е! Откуда такая моднючая штуковина?
- Подарили, - ответил Лёхин, наблюдая, как Шишики (солидно в солидной машине) протопали с его плеч на окно: здесь томилась единственная игрушка - какая-то тесёмка, на которую оба и залезли и принялись мотаться вдоль окна. Не слишком весело - зато экстремально: всегда есть возможность врезаться в само окно.
- Понял.
Машина мягко стронулась с места. Посмотрев на колыхающийся огонь и чувствуя себя неуютно, Лёхин снова надел тёмные очки. С глаз долой - из сердца вон.
- Данил, а чего шеф вызывает? Знаешь?
- Нет. Он мне не докладывает.
- Да ладно тебе. Что я должен знать? Где он меня ждёт?
- В ресторане, у Ильи Михалыча.
Лёхин прикинул. Значит, отдельный кабинет. Старик не любит сидеть на людях, если разговор деловой. Интересно, а сам Илья Михалыч будет?.. В машине ни одного телохранителя. Странно Данила посматривает на него, на единственного пассажира. Есть что-то ещё, о чём Лёхин должен сам догадаться?
- Кто будет ещё, кроме старика?
- Хороший вопрос. Михаил. Его младший.
Так, Егор Васильевич всё-таки хочет настоять на своём. Октябрьская история, когда старик чуть не потерял младшего сына, возможно, получает продолжение. Трезвомыслящего Егора Васильевича здорово потрясло, когда пропавший вместе с Лёхиным телохранитель Никита объявился жив и здоров, да ещё с сумасшедшей историей, в которую - предполагал Лёхин - старик так до конца и не поверил. Как не поверил и Лёхину, хотя сын всё-таки проснулся от страшного сна. Но другое дело, что хуже странной истории Никиты для старика стал резкий отказ сына объяснить, какие именно страхи тот испытывает, из-за чего он и заснул колдовским сном. Сыновнее неповиновение было продемонстрировано при Лёхине, и он впервые увидел, как рассвирепел старик. Теперь для Егора Васильевича стало навязчивой идеей узнать, чего же боится Михаил.
После сцены ссоры отца и сына прошло всего несколько дней. И Лёхин горько пожалел, что не сообразил конфиденциально поговорить с Михаилом и уговорить его во имя покоя и мира соврать отцу насчёт своих фобий. Придумали бы вместе какие-нибудь безобидные страхи - типа боязни темноты и так далее. Эх... Жаль, что хорошая мысля приходит опосля.
Пока он размышлял обо всём, Данила пристроил машину между двумя, явно комовскими же, и обернулся к нему, весело скалясь:
- Э-э... Вашбродь, дверку сами откроете, али как?
3.
У самых дверей в ресторан Лёхин оглянулся. Ноябрьская метель гнала сразу тающий снег по мокрому асфальту, сдувала его волнами с машин. Солнце безвозвратно скрылось за тучами. В полутёмном дне Лёхин, наверное, выглядел по крайней мере странно в солнцезащитных очах. Но и понимая это, очки снимать не спешил.
Данила подхватил его под локоток и торжественно ввёл в помещение. Изумлённой охране Егора Васильевича водитель, понизив голос, сообщил:
- Шпиёна споймал. - После чего, всё так же держа Лёхина за локоть, чтобы "шпиён не спотыкнулся" с тёмными очками на глазах, сопроводил его в отдельный кабинет, весьма сдержанно ухмыляясь.
Перед тем как открылась дверь в этот кабинет, Лёхин нехотя снял очки, а переступив порог, машинально глянул на руку. Дыхание перехватило. Огонь, весело игравший из-под ладони, утянулся в кожу и мгновенно исчез.
После приветственного ритуала Лёхина усадили за стол, Данила вышел. За столом оказались три человека - Лёхин и Комовы. И чем дальше, тем больше Лёхин удивлялся старику. Тот спокойно принял на себя обязанности хозяина застолья и вёл себя так, будто пригласил дорогих сердцу людей на приятельский обед. Он потчевал дорогих гостей, внимательно следя, чтобы тарелки постоянно пополнялись, и время от времени рассказывал какие-то байки и даже анекдоты.
Комов-младший тоже сидел спокойно. В отличие от отца, сегодня чем-то похожего на известного артиста Льва Дурова, играющего суетливых стариков, он выглядел каким-то медлительным и вялым, словно решил соответствовать своему имени - Михаил. Этакий сонный - перед спячкой. Он был таким, каким запомнил его Лёхин с последнего раза, когда его дня три назад пригласили к Комовым: чуть выше отца, обманчиво полный - обманка создавалась при помощи слишком свободного джемпера. Джемпер не мог обмануть Лёхина, видевшего, как Михаил отчаянно сопротивлялся подсознательным страхам, воплощённым в почти материальных сновидениях. На деле Комов-младший был сухощавым и подтянутым: охрана поговаривала, что ходит он то ли в спортивный зал, то ли тренажёрный.
Но теперь в Михаиле что-то изменилось. Он уже не был суетлив, как три дня назад, когда боялся, что Лёхин выдаст отцу его подсознательные страхи. Привычно молчаливый, он время от времени рассеянно улыбался, а потом улыбка медленно пропадала, таяла, поскольку Комов-младший явно уходил в какие-то думы, довлеющие над ним. Наверное, в старших классах школы Михаил был любимчиком прекрасной половины человечества: слегка длинноватые тёмные волосы заметно вились; карие глаза, хоть и небольшие - под чуть лохматыми бровями, отличались озорным блеском - правда, сейчас приглушённым; уголки небольшого рта приподняты в улыбке даже при сегодняшней задумчивости. Модный намёк на суточную щетину при всей ухоженности ему подходил - этакий штрих светского ловеласа. И всё притом, что Михаил давно и счастливо женат.
В течение раннего обеда (или ланча?) Лёхин пару раз ловил его быстрый взгляд. После чего Михаил быстро опускал глаза. А потом вообще встал.
- Папа, извини. Мне - бежать.
- Что ж как быстро? Ты же вроде говорил...
- Извини. Забыл, что обещал кое-кому заехать.
Старик недовольно пожал плечами, и Михаил встал, улыбчиво кивнул Лёхину. Проходя мимо Лёхина, он вздрогнул - и на пол полетел мобильный телефон. Лёхин нагнулся - Комов-младший присел на корточки. Смеясь:
- Ничего-ничего, сам возьму, - он протянул руку к мобильнику. Резкое движение - не успел Лёхин отдёрнуть ладонь, как в пальцы вмялся скомканный клочок бумаги. Острый и быстрый взгляд Михаила, напомнивший взгляд жёсткого в иные минуты Комова-старшего...
Михаил поднялся с корточек и вышел. Лёхин вернулся на место, незаметно перед тем сунув клочок в ботинок.
- Алёша, замучил он меня, - угрюмо пожаловался Егор Васильевич, мгновенно, будто под грузом, опустивший плечи. - Я ему тысячи раз говорил: давай к психотерапевту сходим, а он - наотрез. Боюсь я за него.
- Егор Васильевич, вы ведь тоже жили со своими страхами - ничего справились. Зачем же сына к врачам отсылать? Страхи - они у любого есть.
- Но у меня они не становились чем-то таким, отчего человек не просыпается.
Лёхин открыл рот - сказать, что воплощение страхов происходит вовсе не от этого, и закрыл. Про Каменный город Комов-старший знает, но... элементарно не верит в него. Как же в таком случае объяснить, что Михаил из тех, кто в своих снах, возможно, гуляет по городу, в который редко кто верит?
- Я вызвал тебя, Алёша, чего ради? Вот номер мобильного телефона Михаила. Позвони, поговори с ним. Пожалуйста.
Вздохнув, Лёхин кивнул и перевёл взгляд на стол - хотел отпить соку. И затаил дыхание. Два решительных Шишика целеустремлённо топали по столу к вазочке со сластями, среди которых до кучи высились зефирины в шоколаде. Поскольку топали они мелкими шажками, то выглядело это, как будто они торжественно катились вперёд. Правда, запечалившийся Егор Васильевич на стол не смотрел, и Лёхин решил, что ничего страшного не будет, если "помпошки" стащат пару зефиров. Если что - он заберёт их вместе со сластями. Представив, как тянется к вазочке и пихает зефир в карманы, он опустил голову, чтобы Комов не заметил улыбки.
Замолкших, каждого со своими думами, едоков выручил хозяин ресторана - Илья Михалыч. Он громко ворвался в кабинет и занял гостей новостями личными, семейными, раздал фотографии и заставил любоваться счастливыми физиономиями внуков. Комов-старший встряхнулся, повеселел и вытащил свои снимки.
Вскоре разговор перешёл на воспоминания, и Лёхин счёл возможным наконец распрощаться. Данила довёл его до выхода и предложил было подвезти до дому - по предложению хозяина, объяснил он.
- Нет, спасибо, - отказался Лёхин. - Мне бы прогуляться немного.
- Переел? - хохотнул Данила и хлопнул его по плечу.
На выходе Лёхин склонил голову - ресторанный домовой Оладушкин понятливо кивнул и помахал рукой. Отойдя подальше от заведения, Лёхин присел на остановке, на скамейке, незаметно вытащил из ботинка смятую салфетку. Расправил и сильно удивился. Вынул лист бумаги, врученный ему Комовым-старшим, и сравнил обе записи. Точка в точку. Так. Любопытно. Не только Комов-старший хочет, чтобы Лёхин поговорил с младшим, но и сам Михаил не прочь пообщаться.
Хорошо. Попробуем.
- Алло, Михаил? Это Николин, Алексей.
- Где вы находитесь?
- На остановке у ресторана.
- Пройдите остановку наверх. Там есть поворот к зданиям МЧС.
- Сейчас буду.
Лёхин убрал мобильник. Усмехнулся. Комов-младший даже не спросил, а не занят ли чем он, Лёхин, на данный момент.
Поднялся, оглядел плечи - всё ли в порядке. Шишики сидели осоловевшие от сожранных зефиров - животами вперёд. Во всяком случае, глаза у них оказались где-то сзади. Ладно, будем надеяться, в машине Комова-младшего не слишком много висюлек-украшений. Или понадеяться, что переевшие "помпошки" не захотят развлекаться?..
Свернув к МЧС, Лёхин на всякий случай незаметно оглянулся, не следит ли кто. С Комова-старшего станется послать за ним, как было на прошлой неделе. Нет, вроде никого. Значит, видели, как он пошёл, и уверились, что погулять.
Вдоль дороги, по обочинам стояло много машин. Но Лёхин, даже не зная, на чём приехал Михаил, уверенно прошёл к серому кадиллаку-джипу. За три шага до машины, распахнулась дверца, и Лёхин быстро сел рядом с водителем.
- Покатаемся немного, - сказал Комов-младший.
Мягкий ход машины не смог заставить Лёхина расслабиться. Он понаблюдал, как Шишики свалились с плеч на колени, грузно докатились до ветрового стекла - и уж по нему взобрались на достаточную высоту, чтобы шлёпнуться на единственную игрушку - сказочного зверя, похожего на жирафа, но с туловищем бегемота. Наверное, эту игрушку Михаил повесил на радость своим ребятишкам... Лёхину показалось: прежде чем Шишикам шлёпнуться на спину неведомому мягкому зверю, оба тяжело вздохнули.
На задёргавшуюся игрушку Комов-младший не обратил никакого внимания. Он доехал донизу проспекта и выехал к заливу. Здесь он остановил машину и некоторое время смотрел вперёд - явно не на какую-то определённую точку, а в пространство.
- Алексей, я тебя старше ненамного. Давай на ты.
- Давай, - осторожно согласился Лёхин.
- Куришь?
- Нет.
- Я закурю.
Они немного помолчали - пока Михаил спускал стекло со своей стороны, пока закуривал. Такое впечатление, что Комов-младший тоже осторожничает. Наконец сказал:
- Я слышал о тебе многое. Отец тебе благоволит, так?
- Есть такое.
- Ты правда видел мои страхи?
- Перечислить? (Кивок) Лыжи. Самолёт. Авария. Егор Васильевич.
Михаил замер - и потушил сигарету.
- Ещё я слышал, что я не единственный, кто спал беспробудно. Алексей, объясни, почему мне часто снится какой-то старинный город, в котором я вижу тебя?
- Это Камень-город, - всё так же осторожно отозвался Лёхин. - Или, проще, - Каменный город. Все, чьи страхи материализовались, бывали в том городе. В своих снах. Михаил, тебе не угрожали? В Каменном городе или здесь, в нашем мире? Обычно видящие город во сне потом не помнят о нём.
- Ты так говоришь об этом городе, будто он существует на самом деле. - Михаил снова закурил, выдыхая дым в сторону открытого окна. И не ответил на главный вопрос - насчёт угрозы.
Лёхин хотел было сослаться на Никиту - парня из комовской охраны, который побывал в Камень-городе и уж точно может сказать, насколько этот город реален. Но что-то заставило его остановиться и помолчать с минуту. Потом, медленно выговаривая слова, чтобы подыскать нужные, спросил:
- А что... происходит с тобой в этом городе?
Михаил прокусил губу до крови.
- Я иду на окраину, потому что меня кто-то туда зовёт. Там какие-то каменные развалины... И там меня сжигают. Живого. - Он снова помолчал, после чего спросил, не глядя: - Думаешь, отец прав? Нужно сходить к психотерапевту? Чувствую, меня скоро жена туда пошлёт. Мы уже дня три не спим в одной постели.
- Почему? - машинально спросил Лёхин - и тут же принялся ругать себя за этот вопрос, но Михаил спокойно воспринял его.
- Я кричу. Когда тебя сжигают - это больно, - ровно сказал Комов-младший. - Отец ещё не знает: эти три дня я вообще не ночую дома, а жена ни за что не скажет, что у нас нелады. Принципиальная.
Лёхин смутно вспомнил высокую женщину, которая не хотела его пускать к спящему колдовским сном Михаилу, и потаённо вздохнул. И машинально спросил:
- А где ты ночуешь, если не секрет?
- Бывший дачный посёлок. Теперь там коттеджи. Знаешь, наверное. Внутри города.