Аннотация: Ее жизнь стала беспросветным мраком, боль и страдания слишком сильны - и она последует за любым лучиком света, несущим надежду и покой. Но путь, сияющий светом надежды, нередко ведет во тьму, из которой уже не выбраться никогда.
Часть I. Потерянная.
Глава I.
'Здравствуйте. Мою лучшую подругу зовут Арина. Она очень добрый и отзывчивый человек. У Арины красивые зеленые глаза и средней длины прямые волосы цвета горького шоколада. Она среднего роста. Арина ответственная, умная и справедливая. Она замечательная подруга, и всегда поможет в трудную минуту...'
- И не говори! - возмущенно воскликнула Женька, не отрываясь от зеркала.
Она уже опаздывала, так что баночки и тюбики с косметикой вылетали из ярко-розовой косметички со скоростью света.
- Ты вроде говорила, что это вам задали по английскому? - я пристально вгляделась в задорное Женькино лицо, уже обсыпанное золотистой пудрой и обильно нарумяненное.
- Угу... - протянула она, возюкая по губам красной помадой.
- Тогда почему написано на русском? - в недоумении я вновь уставилась на листок, исписанный корявым Женькиным почерком.
Хотя в глубине души я уже знала ответ на свой вопрос.
- Ну... - Женька взлохматила свои густые волосы и сбрызнула их лаком. - В конце концов, это ты у нас англичанин, а не я. Понимаешь, у меня сейчас совсем нет времени на эти глупости, вот я и подумала, что ты мне поможешь. У тебя это и пары минут не займет!
Наконец, она повернула ко мне свою подвижную и выразительную мордашку. Ее короткие светлые волосы, мелированные красным, стояли торчком, в ярко подведенных глазах читалась мольба. Я просто не могла ей отказать. К тому же, Женя права: это займет лишь несколько минут.
- Хорошо. - Я вздохнула. - Вечером после работы я все сделаю. Это ведь нужно просто перевести, верно?
- Да! - Женькино лицо просияло. - Я знала, что могу на тебя рассчитывать. Дурацкое задание.
- Не думала, что студентам второго курса могут давать такие задания. - Произнесла я. - Не слишком ли просто?
Женька фыркнула. Теперь ее недовольное кряхтение доносилось из коридора, где она в спешке одевалась.
- Кому как! Составить рассказ о лучшем друге не так-то просто. И вообще - мне пришлось здорово попотеть...
Я пробежала глазами незамысловатые, наивные предложения. Если не сказать примитивные. Скорее всего, Женя потратила на сей шедевр от силы минут пять. Я медленно выбралась из уютного кресла, где провела большую часть утра, и, вертя в руках измятый лист, направилась в коридор, чтобы закрыть за Женькой дверь.
- Теперь мне понятно, почему ты написала обо мне столь лестно... - протянула я, в то время как Женька застегивала сапоги. - Это чтобы я тебе помогла.
- Нет! Я и правда так думаю. Ты просто чудо. Прелесть и само очарование. И кстати, - уже выскочив за порог, Женя обернулась, - я ничего не приготовила, извини. Меня вчера Влад в кафе пригласил...Сама понимаешь, не до готовки было. Но ты справишься, я в тебя верю!
И Женька бодро поскакала в институт, жутко опаздывая, что, впрочем, было привычным явлением.
Я захлопнула дверь. После ухода моей соседки в квартире воцарились тишина и покой. Я с облегчением вздохнула. До работы оставалось еще несколько часов свободного времени. Я прошла на кухню.
В этот день я вновь проснулась с давящим ощущением пустоты и тупой боли в груди. Впрочем, эти чувства не покидали меня уже больше месяца. Конечно, со временем они ослабевали...Но одиночество, терзавшее меня, становилось все сильнее. Я чувствовала себя покинутой, чуждой этому месту. И с уходом жизнерадостной, немного наивной Женьки все эти черные эмоции моментально поглотили мой разум.
'Возвращайся. Тебе нужно вернуться...' - вновь мелькнула уже давно посетившая меня мысль.
Продуктов в холодильнике было не много, но все же я нашла то, что искала. Руки машинально стали делать свое дело: резать, подогревать и обжаривать, солить, перчить...Голова же была занята совсем другим. Перед глазами стояли смеющиеся, теплые мамины глаза, такие же, как у меня: бледно-зеленые, очень светлые.
Мама. Как такое могло случиться? Все это казалось какой-то нелепой ошибкой. Мне до сих пор не верилось, что ее больше нет.
Часы громко тикали за спиной. Обед был готов, но, задумавшись, я совсем забыла о времени. Теперь опаздывала я сама, что было абсолютно неприемлемо. После десяти минут суеты я, чуть не забыв, схватила свою чистую светлую униформу и вылетела из квартиры. Несколькими секундами позже, миновав мрачный подъезд, я очутилась на улице.
Меня подхватил ласковый ветер с крепким успокаивающим запахом осенней листвы. Обожаю осень. Серое небо, затянутое рябоватой дымкой...Наслаждаясь теплым ветром, я побежала к станции метро, торопливо перебирая ногами. А в душе, неизвестно отчего, росло чувство радости. Дома, пожалуй, уже ходят в шапках и пальто. Но над Москвой октябрь пронесся лишь в виде золотого вихря, и в его нежном сиянии купалось все вокруг.
В метро было на удивление мало народу. Впрочем, час пик уже прошел, время близилось к полудню. Мне даже посчастливилось запрыгнуть в практически пустой вагон. Уставившись перед собой невидящим взглядом, я вновь увидела теплые зеленые глаза...
'Тебе придется вернуться. Это будет правильным решением...' - вновь подумалось мне.
Хрипловатый голос объявил мою остановку. С трудом отогнав любимый образ, я вышла на безлюдную платформу. А потом - вверх, по длинным, вяло снующим ступеням эскалатора. Назад, в большой наземный мир, полный шума и красок.
На работу я не опоздала, но пришла в последний момент, за что сразу же была отчитана. Пожалуй, даже слишком тщательно, намного строже, чем того требовала столь незначительная оплошность. Но что поделать, на меня тут все смотрят свысока. Я вновь ощутила, насколько чужим является мне это место, этот город, эти люди.
'Вернуться...Нужно вернуться домой!' - на глаза отчего-то навернулись слезы, и эта мысль, не дающая мне покоя уже несколько недель, стала оформляться во вполне осознанное решение.
Переодеваясь в тесной комнатке для персонала, я глотала слезы грусти и тоски. Моя печаль, поселившаяся в сердце чуть больше месяца назад, не отпускала меня и не давала мне покоя. Но я все же сумела взять себя в руки. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из гостей увидел мою расстроенную физиономию. Я должна быть дружелюбной и вежливо улыбаться. Это моя работа. Перед уходом я глянула в небольшое зеркало, криво висевшее около шкафа с одеждой. Зеленые, полные печали глаза, светлые и почти прозрачные, густые прямые волосы темного, насыщенного оттенка... Светлая кожа и правильные, но, конечно, далеко не благородные черты лица. Я была обычной. Совершенно обыкновенной девятнадцатилетней девушкой, на долю которой неожиданно выпало много горестей и сомнений.
Поправив глупый, вечно мешающий фартучек, нелепый и, на мой взгляд, абсолютно ненужный, я направилась по привычному маршруту: сначала за щетками, тряпками и порошками - а потом по номерам. Сегодня будет трудный день - на неделе заехало много людей, а вскоре ожидались еще две группы приезжих. Хотя слово 'приезжие' мне никогда особо не нравилось. Здесь его произносят надменно, даже несколько высокомерно. Особенно за спиной. Я предпочитаю употреблять слово 'гость'. Так вот, сегодня мне предстояло приготовить несколько номеров к приезду новых гостей.
Напялив резиновые перчатки, я направилась на второй этаж. Наша гостиница была довольно известной, и хоть и не соперничала с роскошным Метрополем, имела, на мой взгляд, ряд преимуществ. Возможно, именно поэтому недостатка в гостях у нас не было никогда. Во всяком случае, на моем недолгом веку работы здесь. Людям нравилось жить не слишком далеко от центра города, но в то же время находиться в тишине. Место было выбрано удивительно удачно: густой парк, напоминающий настоящую лесную чащу, в самом сердце которого был сделан пруд. Для сравнительно небольшой гостиницы, наша располагала довольно обширной территорией, очень ухоженной и по-настоящему природной. Здесь было море зелени и старые, словно из прошлого века ведущие дорожки. Я бы и сама не отказалась пожить здесь. Меня с самого детства влекут старинные здания, густые многовековые леса и дух прошлых столетий. Как оказалось, подобные места нравятся не только мне - туристов подобное приводит в восторг. Надо отметить, что цены в нашем заведении далеко не скромные. И, тем не менее, стандартные номера и номера бизнес-класса редко подолгу стоят не занятыми. А весь последний месяц также был занят номер-люкс, хотя для туристов был не сезон.
Прибирая небольшой номер-стандарт, я мысленно унеслась на четвертый этаж, где были самые дорогие номера. Я бывала там лишь пару раз, когда подменяла старшую горничную. И с тех пор никак не могу забыть антикварную мебель, люстры и ковры, дорогие и старинные безделушки, тяжелые шикарные портьеры...И, конечно же, в мою память крепко врезалось...
- Тебе следует поторапливаться! - резкий, даже грубый голос вырвал меня из сладких воспоминаний. - Сегодня тебе придется убираться в номере-люкс. Все наши лучшие сотрудники готовят зал для конференции. Мария снова заболела, а твоей начальнице Жанне снова не с кем оставить ребенка...Бездельницы! Уволить нужно всех к чертовой матери...
Поначалу громкий голос Тамары Александровны испугал меня. Но вскоре я привычно стала пропускать потоки ее нескончаемой злобы мимо ушей. Эта грубая, можно даже сказать жестокая женщина ненавидела всех людей и никогда не упускала случая унизить и растоптать кого-то, кто был в ее власти. Однако же сейчас я ее не боялась. Скорчившись рядом с отполированным унитазом, глядя на нее снизу вверх, я отнюдь не чувствовала себя униженной. Нет, меня грела принесенная, казалось бы, совсем не радостная новость. Я буду убираться в номере-люкс! На данный момент заселен был лишь один из пяти, и я точно знала, куда мне нужно будет пойти. Любой бы загрустил на моем месте, ведь получить тот номер означало, что придется сидеть допоздна и работать ночью, около двенадцати, когда хозяева люкса уйдут на свою обычную прогулку. Но я была рада. Я снова увижу его.
И 'его', это не номер-люкс.
Закончив свою отповедь, главная над уборщицами, как она сама себя называла, удалилась. Я поднялась и, с трудом передвигаясь, вернулась в комнату. Нужно было еще поменять полотенца и постельное белье. Ноги затекли от сидения на корточках, болела спина. Но времени на отдых не было - уборки было еще очень много. Обычно меня это угнетает, но не теперь. У меня возникло странное предчувствие, предвкушение чего-то прекрасного, сказочного...Я словно во сне двигалась из номера в номер, наклонялась и разгибалась, приседала и вставала. Не было уже ни усталости, ни боли. От одной только мысли о возможности хоть мимолетно увидеть его лицо мне становилось легко и спокойно.
И мысль о возвращении домой утонула в сладких грезах и волнительных предчувствиях.
Наконец, работа была закончена, но до времени уборки люкса оставалось еще больше часа. Перекусив, я поднялась наверх, на четвертый этаж. Там, в небольшом уютном холле, стояли глубокие черные диваны и кресла, окруженные густой растительностью. За окном было темно, в холле горели лишь небольшие, тусклые лампы-торшеры. Об этом просили загадочные постояльцы номера люкс. А так как они были весьма щедры, никто не препятствовал их желанию. Даже номер их убирали вне графика, ночью, когда они на несколько часов уходили на свои прогулки. Конечно, причуды иностранцев мало кого интересовали, никто не считал эти вылазки чем-то особенным. Деньги были уплачены, а долгий срок их пребывания - как-никак они прожили у нас целый месяц - внушил к ним довольно весомое доверие. В конце концов, на них махнули рукой - сплетников среди нас было немного. Но меня они притягивали непреодолимо.
Я тяжело вздохнула. Грудь переполняло море эмоций: скорбь и отчаяние, любопытство и надежда...Желание все бросить и вернуться смешивалось с ощущением горечи от прощания со сказкой, которую я, похоже, сама себе сочинила. Тайны и загадки - все это с детства влечет меня. Но в моем возрасте пора научиться жить в реальном мире. Хватит предавать вещам смысл, которого они не несут.
Мне было грустно и одиноко. И никого-никого рядом, кто мог бы утешить или хотя бы понять. Всегда рассудительная и сдержанная, теперь, в минуты истинного уединения, я ощущала себя слабой и отчаявшейся, и от прежней уверенности не осталось ничего. Только слезы. Нет, мне нужно вернуться домой. Меня ничего здесь больше не держит...
Неожиданно я различила еле слышный стук. Стерев набежавшую слезу, я прислушалась. Ничего.
'Показалось...' - подумала я и взглянула на большие часы, украшавшие каштановую стену.
Было ровно двенадцать часов. Сама не зная, почему, я подскочила и, обогнув диванчики с креслами, выбежала в коридор. Слева, чуть поодаль от лифта, промелькнули две тени и неуловимо скрылись на лестнице. Хозяева покинули свой номер. Странно, что я не расслышала звука шагов. Наверное, задремала...
На четвертом этаже располагались самые дорогие и роскошные номера. И самые просторные, поэтому их там было всего пять. С двух сторон вели лестницы, но ими обычно никто не пользовался, так как гости предпочитали лифт. Хотя лично мне было не понятно, как лифт мог очутиться в четырехэтажном здании, да еще и таком старом. Люксы тоже имели градацию: около лифта располагались два самых дорогих номера, а за общим холлом с диванами - три поскромнее. Но прилагательное 'скромный' в сочетании со словом 'люкс', на мой вкус, звучит немного странно. Скажем так, те три номера были не столь просторны. И вот теперь я, не забыв все свои принадлежности, размещенные в специальной каталке, уныло брела к номеру двух самых загадочных в моей жизни людей.
Многое казалось странным в них. Но еще более - притягательным. Их ночные прогулки, богатство, манеры и происхождение...Столкнувшись с ними пару раз, я была очарована, просто околдована ими. Всеми правдами и неправдами вызнавала я информацию о них, словно шпион, но узнала немного. Французы, гости столицы. Носят одну и ту же фамилию...И ничего более. Ну и да, они были невероятно, сказочно красивы.
Я вошла в их номер, чувствуя волнение и даже какой-то благоговейный страх. Номер состоял из трех, не считая ванной, просторных комнат - гостиной, кабинета и спальни. Шторы были плотно задернуты, горела лишь одна лампа. Ее тусклый свет напоминал сияние одинокой свечи, что как нельзя лучше подходило к старинной обстановке. Отполированная мебель темного дерева, крошечные комодики и изящные чайные столики, расшитые подушки и масляные картины - все было по-домашнему уютно, но все же хранило печать некоторой необжитости. В этом номере никогда не было много уборки - все почти всегда было безупречно чисто. Постель, изящно застеленная, иногда казалась и вовсе нетронутой. Я, конечно же, приписывала все это невероятной, сверхчеловеческой аккуратности. И это еще больше разжигало мой интерес к необычным гостям.
Некоторое время я просто бродила по просторному номеру. К слову сказать, он был больше, чем наша с Женькой квартира, причем намного. Мне вспоминалась первая встреча, тот первый раз, когда я подцепила эту лихорадку. Когда столкнулась с ним. Неожиданно за спиной раздался легкий шорох. Я быстро обернулась и чуть не вскрикнула. Передо мной стоял он! И его дивный образ прорисовывался сквозь мягкий мрак ночи.
Я растерялась, не зная, что предпринять. Это была третья наша встреча, если можно так назвать случайные мимолетные столкновения. Только тут я осознала, что стою в самой дальней и роскошной комнате - спальне - прямо напротив огромной, на высоких резных ножках, кровати. Задумавшись, я стояла и молча смотрела на это королевское ложе, за чем и была застигнута. Я смутилась еще больше, кровь застучала в висках.
' Как же неловко получилось...' - с досадой подумала я.
- Извините... - услышала я собственный дрожащий голос.
Не знаю, понял ли он. Но по-французски я не говорю. Мне хотелось провалиться сквозь землю, но я по-прежнему стояла перед ним - в глупом светлом платье, с дурацким фартуком. Я низко опустила голову под его невероятно пристальным, словно осязаемым взглядом. И сколько еще будет продолжаться эта пытка?
Но вот я почувствовала, что паника ушла. Неожиданно мне стало намного легче. Я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Его глаза...Светлые и невероятно пронзительные, умные, словно в них живет мудрость целых веков. И такие грустные. Всегда полные печали и участия. Именно этот взгляд - всепонимающий и какой-то искренне-добрый - покорил меня в первый раз.
В его светло-серых, чуть светящихся в темноте глазах таяли мои страхи, волнения и горести.
Он явно хотел что-то сказать. Что-то утешающее, как мне показалось. Но вот, словно буря, в комнату ворвалась она. Я не знала, что связывает этих людей, но для себя решила, что это его жена. Это решение почему-то причинило мне боль, но в его правильности я не сомневалась. Порывисто, резко и молниеносно она подскочила ко мне, сверкнув темными, словно ночь, глазами. Мне даже почудился в них какой-то алый отблеск. Рваными фразами, немного нервно, но с большим достоинством, она бегло заговорила по-французски. Теперь - я не заметила, как это произошло - она уже стояла рядом с ним, и что-то кричала ему в лицо, размахивая руками. Каждый ее жест был невероятно грациозен и грозен одновременно. Я не поняла ни слова, но с горечью отметила что он, мой добрый незнакомец, стал еще печальнее. Наконец, его жена замолчала. Резко обернувшись, она посмотрела мне прямо в глаза. Ее красивые, тонкие черты исказились ненавистью, а глаза сверкали и пылали огнем. Я невольно попятилась, и ее губы чуть дрогнули в улыбке. Схватив мужа за руку, она рванула из комнаты, увлекая его за собой.
Я осталась одна.
Господи, ну как можно быть такой дурой?
И тут навалилось все сразу: боль и горе от смерти мамы, стыд, отчаяние...И по щекам побежали слезы. Вместе с этим мной овладело какое-то странное возбуждение, и я с остервенением принялась за уборку. Из головы не шел его образ. Представляю, что он обо мне теперь думает...Как хорошо было бы забыть обо всем, что так сильно меня терзает, и начать сначала. Может, мне представится такая возможность? Может, дома я получу второй шанс?
Дом. Все снова сводится к моему возвращению. Это будет вполне разумно: смена места, новые люди. По-правде говоря в Москве у меня не было много знакомых. Пожалуй, самой близкой была Женька, моя соседка по квартире. И, конечно, Влад, ее друг детства. Хотя нельзя было представить более странной дружбы, чем наша: мечтательная тихая девочка из так называемой провинции и двое коренных москвичей, покорителей ночных клубов и самой жизни. Но они оба, казалось, принимали во мне искреннее участие, хотя и абсолютно не понимали меня, в чем сами не раз признавались. Они находили меня странной, но искренне любили. Вероятно, даже сильнее, чем я их. Откровенно говоря, я всегда удивлялась, когда кто-то из них награждал меня званием лучшего друга. Я долго схожусь с людьми, тем более когда у нас настолько разные интересы и представления о жизни...
Уборка была закончена. Я чувствовала себя уставшей физически и опустошенной морально. Я стояла на перепутье, мне нужно было на что-то решиться. Да, я должна принять решение и следовать ему до конца. Вечером же поговорю с Женькой. Надеюсь, она дома.
Я машинально взглянула на часы. Было уже поздно, и вечерний разговор окажется скорее ночным, если вообще состоится. Метро закрыто, автобусы не ходят. Нужно вызвать такси.
Переодевшись, я вышла в просторный холл, где за рецепшн вместо очаровательной Аллы восседал наш ночной охранник Вася. Это было не типично - у охраны свои посты, но я не стала ломать над этим голову. Стараясь, чтобы голос не дрожал, я попросила Василия вызвать мне такси. Он сонно кивнул, а я вышла на улицу.
От здания гостиницы вела асфальтовая дорога, упирающаяся в кованые ворота. Рядом с ней, по обеим сторонам, расположились широкие пешеходные дорожки, обрамленные кустарниками и цветами. Вслушиваясь в шорохи ночи и наслаждаясь свежим осенним ветром, я выскользнула через калитку, сделанную рядом с воротами. Никто не станет ради меня открывать ворота, обычно закрываемые на ночь. Особенно тщательно запирались они в не туристический сезон. Ну и ладно, подожду машину здесь.
Постепенно до меня дошло, что такси, возможно, придется ждать довольно долго. Ветер становился все сильнее, я начала замерзать и с тоской поглядывала назад, на приветливое здание, окутанное мраком. Освещен был лишь первый этаж.
'Нужно пойти назад...' - подумалось мне.
Но тут мое внимание привлекли две тени, две фигуры, прикрытые темнотой. Двигались они изящно и очень проворно и приближались со стороны парка, в который от гостиницы вело множество тропок и дорожек. Двое проходили по самой тощей тропинке, которая вела прямо к пруду. Моя любимая тропинка...До меня донесся тихий разговор, слишком тихий, чтобы разобрать слова и достаточно громкий, чтобы понять, что голос - женский. Да, они теперь были довольно далеко, и все также держались в неосвещенной, примыкающей к старым деревьям полосе. Я же, сокрытая кустарником, высаженным вдоль забора, могла спокойно наблюдать за ними, оставаясь незамеченной. Конечно, я узнала этот голос и переливчатые интонации. Это была она.
А значит, рядом с ней...
Неожиданно двое остановились. Я тоже замерла. Теперь, приноровившись к темноте, я могла хорошо разглядеть их. Стройная и гибкая, она сдала еще пару шагов вперед, а затем обернулась. А он стоял, словно налетев на каменную стену. Резко и неуловимо он повернул голову и посмотрел прямо в мою сторону. Я скорее почувствовала, чем увидела это. По-правде говоря, мои глаза и вовсе ничего не уловили - настолько мимолетным было движение. И в следующий же момент я ощутила все тот же пронзительный, проникновенный взгляд.
Я чуть присела, спрятавшись за кустарник. Мной отчего-то овладела легкая паника, и захотелось поскорее уйти. Набравшись смелости, я выглянула из-за желтеющих листьев. Дыхание перехватило: он шел прямо сюда! Правда, двигался он не слишком быстро. Его спутница то и дело пыталась его удержать, но совсем ненавязчиво. Вскоре она остановилась и стала молча наблюдать. Словно почувствовав мой взгляд, она резко подняла голову. Теперь на нее мягким кружевом ложился рассеянный ветками свет - и в глазах ее горел огонь. Огонь ненависти.
Не успев удивиться тому, что с такого расстояния я смогла рассмотреть глаза хозяйки люкса, я рванула в сторону. Забыв про машину и поддавшись страху, я с предельной скоростью понеслась вниз по улице. Было около двух часов ночи, но меня не пугали ни дальняя дорога, ни темнота. Сейчас я больше всего боялась столкнуться лицом к лицу с ним. И особенно с ней.
Впрочем, меня не особо огорчил пеший ход до дома. Я жила не так уж далеко, если воспользоваться прямой дорогой и срезать путь через дворы. К тому же большую часть пути мне предстояло пройти вдоль широкой, хорошо освещенной магистрали. Везде и всюду меня будут сопровождать огни, да и на улицах не так уж безлюдно. Москва никогда не спит.
Закутавшись потеплее в свой плащ, я бодро зашагала к знакомой, широкой улице. До дома час, не больше пути. Быстрым шагом я добралась до яркой, переливающейся всеми красками улицы. Здесь я почувствовала себя спокойнее, хотя меня не отпускало ощущение пристального, словно режущего взгляда. Я взволнованно оглянулась, но позади остались лишь шорохи и темнота. Встряхнувшись и приказав себе успокоиться, я побрела домой.
Однако храбрость свою я немного переоценила. Правда, поняла я это лишь в тот момент, когда увидела, через какие темные и мрачные подворотни мне предстоит пройти. Да, они были далеко не такими радужными, как веселая центральная улочка...Мне предстояло спуститься вниз, в самую гущу старых построек, пройти мимо сомнительных гаражей и зловонных помоек. Но выбора у меня не было, и хоть чувство, будто кто-то следит за мной, усилилось, пришлось идти вперед. С тревожным ощущением я вступила в темноту.
Теперь я почти бежала. Неожиданно налетел ветер, и во мраке ночи пробудились шелест и шорохи, будто змеи зашипели в темноте. Несмотря на быстрый шаг, меня мучил холод. Ветер проникал под одежду и леденил кожу. А может это просто было парализующее действие страха. Так или иначе, но когда я, обернувшись, увидела позади себя компанию из нескольких мужчин, челюсти у меня стиснулись не от холода, а от ужаса.
Компания быстро нагоняла. Конечно, всегда существует возможность, что людям чисто случайно по пути, и в этом нет злого умысла. Но неприятный пьяный смех и нецензурные вопли оставляли мало надежды. Я еще убыстрила шаг, теперь я просто неслась. Как назло, до дома оставался самый гнусный участок дороги - заброшенные гаражи и большая помойка. Сюда и днем-то никто не ходит, разве что мальчишки, оккупировавшие это место для своих игр...Если я быстро пройду эту опасную зону, то дальше можно будет не беспокоиться: узкая асфальтовая тропка выведет меня к тихой дороге, перейдя которую я буду спасена - там начнется мой район, более тихий и мирный. Нужно только перескочить дорогу, и спустя пару старых пятиэтажек, около детской площадки я увижу свой дом.
Я нервно оглянулась, ожидая увидеть рядом с собой посиневшие лица с налитыми кровью глазами. Но позади не оказалось никого. Все было тихо. Я с облегчением вздохнула. Вот паникерша! Да те мужики наверняка спешили домой, к товарищам, распить очередную бутыль. От сердца отлегло, и я спокойно направилась к гаражам. Несколько старых четырехэтажных домов осталось позади. Они находились на окраине полузаброшенного гаражного комплекса и в тишине безмолвствовали, слепо уставившись в темноту неосвещенными окнами. Мне было неприятно смотреть на них, потемневшая и шелушащаяся штукатурка выглядела, словно струпья какой-то болезни. Но впереди меня ждал не менее жуткий, узкий проход, ведущий в гущу старых, ржавых гаражей. А там еще менее приятная картина - помойка всего окрестного квартала!
Но я была настолько обрадована избавлением от подвыпивших преследователей, что практически с легким сердцем вступила в темный проход. Перспектива на протяжении нескольких метров быть с двух сторон зажатой ржавым железом отчего-то не слишком меня напугала - ведь то были несколько метров, отделяющие меня от прямой дороги домой!
Вступив в проход, я на секунду перестала видеть. Здесь было темнее, чем на открытом пространстве, и глазам понадобилось время, чтобы приспособиться. Но не успев еще хоть что-то разглядеть, я поняла, что не одна здесь. Глаза привыкали к полному мраку, но слуху темнота оказалась не помехой: злобный, ядовитый смешок заставил меня попятиться и наполнил душу страхом. Чужая рука также оказалась быстрее моих глаз и даже ног - почти сразу я почувствовала на своем горле мертвую хватку холодных пальцев.
Я оказалась прижата к шершавой металлической стенке гаража. Не могла даже вскрикнуть, и лишь мутным взором пялилась в темноту.
- Привет. - Лицо обдало омерзительной смесью запахов водки и дешевых сигарет.
Черт, как я могла забыть, что в гаражи ведет еще и другая, обходная дорога! Она начинается примерно там, где отстала та компания...Я не пошла по ней, потому что она проходит через места, еще более страшные, чем эти.
Сердце билось в груди, кровь стучала в висках. Пальцы сжимали горло, и кричать никак не получалось. Господи, я или задохнусь от перегара или этот маньяк меня задушит. Глаза, наконец, стали различать окружающий мир. Он был один. Что ж, хоть это...Но с другой стороны - дружки могут быть неподалеку. Надо срочно делать ноги.
Неожиданно я почувствовала, как мерзкие губы прижимаются к моему лицу. От омерзения и возмущения я начала брыкаться изо всех сил, но в ту же секунду почувствовала, как левую щеку обжег удар. Я вскрикнула, причем довольно громко. Никто никогда не узнает, как это страшно, быть зажатой в полной темноте, меж двух высоких ржавых стенок заброшенных гаражей, пока сам не испытает это. Никто не поймет весь тот ужас, наполняющий душу при ощущении безжалостных пальцев на своей шее, пока не почувствует это. От недостатка воздуха в глазах потемнело...
Внезапно, в тот самый момент, когда сознание стало туманиться, я услышала скрежет и топот. От боли и страха я потеряла всякую ориентацию в пространстве, единственное, что я точно ощущала - ожерелье из пальцев на своей шее. Но вдруг все изменилось. Что-то резко, с невероятной силой отцепило мерзкие руки от меня. Я повалилась на землю и услышала изумленную брань, затем страшный крик и отвратительный булькающий звук. А затем и хруст, словно ломались сухие ветки. Или кости...Я лежала на земле, втягивая в себя воздух и стараясь вновь обрести равновесие. Никого не было рядом. Проход был свободен.
Собрав всю волю в кулак, я ринулась вперед. Изо всех оставшихся сил, на подгибающихся ногах я неслась и неслась, не оглядываясь, по дорожке. Промелькнула огромная мусорка, затем спасительная дорога. Только у детской площадки я остановилась, чтобы перевести дух. Погони не было. Были тихая темная ночь и легкий, ласково обдувающий осенний ветер. Перед глазами промелькнуло странное видение: словно моего мучителя что-то с нечеловеческой силой затягивает на крышу гаража...
Все было словно в тумане и в то же время поразительно ясно. Прижав правую руку к горлу, я бросилась к своему подъезду. Меня никак не оставляло ощущение, что холодные безжалостные пальцы все еще у меня на шее. Дышать было по-прежнему трудно, а внутри пульсировала давящая боль. У железной двери я остановилась. Поддавшись странному, сверлящему ощущению, я оглянулась: на дальнем краю площадки кто-то стоял. На миг мне показалось, что это тот самый человек, который напал на меня. Но фигура находилась вдалеке от фонаря, в самой гуще темноты, так что я не могла сказать точно. Одно лишь мгновенье смотрела я на загадочного человека, и мне показалось, будто во мраке блеснули два светлых глаза. Но через секунду, с одним лишь взмахом ресниц, видение исчезло. Словно ничего и не было.
Несколько секунду я удивленно и растерянно вглядывалась в ночную темноту. Затем, опомнившись, принялась перетряхивать содержимое сумки в поисках ключей - слава богу, каким-то чудом я ее не потеряла, наверное, рефлекс. Тут только я заметила, как сильно у меня трясутся руки. Они словно отплясывали необузданный, лихорадочный танец, и все никак не хотели повиноваться воле хозяйки. Наконец дверь была открыта, и я буквально запрыгнула в слабо освещенный подъезд.
Теперь я двигалась, словно во сне. Все силы разом меня покинули, и действительность воспринималась замедленно, словно через какую-то дымку. Бешено неслись лишь мысли, но они были путаными, и самые разные образы смешивались в моей голове. Вяло перебирая ногами по ступенькам, я пыталась решить, рассказывать ли мне Женьке о случившемся. В конце концов, я пришла к выводу, что ей не стоит ничего знать. Тем более что мне не хотелось вновь вспоминать весь этот ужас. Но как я тогда объясню ей свое состояние? И, стоя перед дверью собственной квартиры, я с каким-то заторможенным удивлением уставилась на запыленный помятый плащ и на неряшливо выбившийся шарф, в котором, казалось, запутались все сухие листья Москвы. Конечно, я могу попытаться привести себя в порядок. Но я была честна с собой: у меня нет на это сил. Я едва стою на ногах и вот-вот расплачусь. Я поднесла руку к звонку.
'Не буду ничего объяснять... или притворюсь пьяной. Наверное, именно так я сейчас и выгляжу' - подумала я, с трудом заставляя мысли циркулировать в голове.
Но Женька великодушно решила эту проблему за меня. Ее просто не было дома. Похоже, моя неугомонная соседка отплясывала в очередном ночном клубе. Слава Богу!
По квартире я двигалась механически и абсолютно бездушно. У меня разболелась голова, а горло по-прежнему саднило изнутри. Вещи я бросила в коридоре, автоматически разделась и, схватив большое полотенце, пошла в душ. Там, стоя под горячими успокаивающими струйками воды, я пыталась прогнать из головы страшные образы моего ночного злоключения. Видимо, я была в шоке. Иначе я никак не могу объяснить это безвольное отупение, что полностью мною овладело. Я вновь и вновь видела произошедшее, ощущала жесткие негибкие пальцы и мерзкий, застрявший в носу запах...Минут двадцать я пыталась смыть его, но он все еще преследовал меня. Наверное, это было чем-то нервным. Наконец, я выползла из ванной.
Мышцы обмякли, и после недавнего напряжения и быстрого бега сделались не тверже ваты. Я с трудом дотащилась до своей комнаты и бросилась на кровать, почти сразу же провалившись в сон. Вероятно, было уже за три ночи. Да, скорее всего именно так.
В темноте и жгучем полузабытьи меня преследовали кошмары и неясные, мрачные образы. Сквозь сон я ощущала боль в шее, мне было трудно дышать. Я хрипела и пыталась увернуться, извиваясь, из цепких железных пальцев...Темнота и бег. Да, нужно бежать, спасаться, но сил нет, и я падаю в грязь, и снова жестокие пальцы подбираются к моему горлу. Но вот неожиданно все изменилось. Я почувствовала, что свободна и ничто больше меня не держит. Дышать стало легко, мерзкое зловоние растаяло. Перед собой я увидела светлые, грустные глаза. Словно небо летним днем, они сияли мне своим неповторимым печальным светом. Это были его глаза.
Я вытянула руку, пытаясь коснуться призрачного лица - такого красивого, благородного и полного сочувствия. Но мне это не удалось. Через секунду меня поглотила темнота, в которой не было ни адских видений, ни ангельских образов. Похоже, я уснула.
Пробудил меня солнечный свет, яркий и по-весеннему теплый. Я открыла глаза, и, ощущая боль во всем теле, встала с кровати. Мягкое одеяло не отпускало меня, а оторвать голову от подушки было поистине нечеловеческой задачей. Но все же я встала, и, пошатываясь, побрела в комнату. Приоткрыв дверь, я оглянулась - Женькина кровать была заправлена, а точнее нетронута со вчерашнего дня. Вчерашний день. В голове взвихрились страшные образы прошедшей ночи. Неужели это все было по-настоящему? Неужели не сон? Ноющая боль в мышцах настаивала на реальности произошедшего, но еще красноречивее было зеркало. Взглянув на свое отражение, я на секунду перестала дышать: на белой тонкой шее, с левой стороны, чернели четыре точки, четыре следа от пальцев. Я повернула голову - с другой стороны также была отметена.
Наверное, только сейчас я полностью осознала, в какой опасности была. И снова мне стало очень и очень страшно. Но впасть в панику я не успела, на меня набросилась Женька.
- Ты совсем с ума сошла, да? - ее лицо так и пылало возмущением.
От такого напора я в растерянности попятилась.
- Что-то случилось?
И тут только я вспомнила, что так и не сделала обещанный перевод. Видимо, в этом все дело. 'Мою лучшую подругу зовут Арина...'. Мда.
- Случилось? Случилось?! Случилось то, что я по твоей вине сегодня чуть с ума не сошла! Прихожу утром домой, настроение отличное, а тут - раз! Дверь не закрыта и чуть ли не нараспашку! Я подумала, что залез кто-то...Думаю, вот зайду сейчас, а там Аринка лежит, зарезанная... - голос Женьки сорвался. - Захожу - в прихожей бардак, вещи твои валяются. У меня уже и надежды не осталось. А потом смотрю - ты спишь себе мирно под одеялом, даже и не думала помирать. Как это называется? Как ты могла не закрыть дверь?!
Я в еще большей растерянности уставилась на разгневанную Женьку. Не закрыла дверь? Как такое возможно? Я точно помню, что заперлась на все замки. Всегда так делаю, ведь у Женьки есть ключи...Хоть мне и не хотелось этого делать, но я все же принялась тщательно вспоминать прошедший вечер. То есть тот момент, когда вернулась домой. Воспоминания были тусклыми и путаными, но все же мне казалось, что я закрыла дверь. А потом, приняв душ, повалилась на кровать, не расправляя ее и даже не переодеваясь. Украдкой оглядев себя, я с удовлетворением отметила, что хоть эта часть была достоверной - на мне был мой бежевый банный халат...
- Ну и что ты молчишь!? - Женька даже подпрыгивала на месте от негодования.
- Извини, но я закрыла дверь...
Карие глаза моей соседки сузились, пухлые губки плотно сжались.
- Неужели?
Но я не обратила на ее язвительный тон никакого внимания. Какое-то странное чувство колыхнулось внутри, словно я что-то упустила. Я медленно развернулась и вновь зашла в комнату-спальню. Разъяренная Женька метнулась за мной. Теперь я стояла напротив своей кровати и задумчиво разглядывала светлое постельное белье в цветочек. Перед глазами мелькали рассеянные видения, вот я ощупью бреду по коридору, вот падаю на постель, не в силах сдернуть красивое покрывало. Или все было не так? Ведь если я не расправляла кровать, то не могла проснуться, уткнувшись носом в подушку и укутавшись одеялом. Значит, я все-таки нашла в себе силы...
Медленно, с отчего-то замирающим сердцем я оглядела комнату в поисках покрывала. Яркая полосатая тряпочка, флисовый плед, который я всегда стелила поверх одеяла, был аккуратно свернут и лежал рядом, на комоде. Но я никогда так не делаю, обычно - чего уж греха таить - я небрежно комкаю его и заталкиваю в шкаф, где никто не увидит это неопрятный комок. Но я прекрасно помню, в каком состоянии была вчера ночью! Каждая клеточка моего тела все еще чувствует, насколько слаба и разбита я была. К тому же, я совершенно не помню, как совершала подобные манипуляции! Может, это из-за шока?
Сердце сжалось от предчувствия чего-то нехорошего. А эти сны? Некоторые моменты были совсем реальными. Например, его глаза. До сих пор вижу их, словно наяву...
- Женя... - голос безжизненный и тусклый. - Это ты утром укрыла меня одеялом?
Я постаралась сделать вопрос как можно более небрежным. Не хочу ее пугать своими глупыми предчувствиями и подозрениями.
- Конечно, нет. - Немного резко отозвалась моя соседка. - Да и с какой стати? К моему приходу ты довольно крепко спала под ним...
Я сглотнула слюну. Так, спокойно. В конце концов, никто тут не верит в сверхъестественные явления. Значит, это все легко объясняется тем порывом безумия, который овладел мной вчера.
- Прости. Вчера мне было очень...плохо. Похоже, я и вправду не закрыла дверь. Мне так стыдно! - голос оставался все таким же тихим и тусклым.
Но Женька - человек добрый и отходчивый. И, в общем-то, мягкосердечный. Она и сама, похоже, уже жалела о своей резкости. К тому же мы обе помнили, как она неоднократно забывала ключи в двери и как часто оставляла включенным газ. Думаю, она меня простит.
- Не переживай! С кем не бывает... - пухлые щечки Евгении немного покраснели. - Просто я очень сильно за тебя испугалась.
Я вздохнула и кивнула головой. Конечно. Я все прекрасно понимаю.
- Тебе не следовало. Мы ведь живем в довольно тихом районе, к тому же внизу железная дверь...Никто чужой не войдет, а соседи у нас - приличные люди.
Я успокаивала и Женьку, и себя. Отчего-то случившееся оставило неприятный осадок. Чувство какой-то незащищенности. Также пугало то, что ничего подобного я не помню. По мне - хоть убей! - я закрыла дверь как надо и завалилась в нерасправленную постель. Но, похоже, моим воспоминаниям больше доверять нельзя. Вспомнив о вещах еще более страшных, произошедших ночью, я нервно стянула на груди халатик. Не хватало еще, чтобы Женька увидела мои синяки.
Из неприятных воспоминаний меня вырвал непривычно-взволнованный голос соседки.
- Конечно, ты права, просто...Ты себе не представляешь! - теперь глаза Женьки расширились от страха. - Утром тут такое творилось! Куча народу толпилась, и милиция...То есть теперь полиция. Я ехала на такси по дороге, что идет мимо тех ужасных дворов с гаражами...
Внутри все съежилось, а к горлу подступил комок. Живот скрутило. Я помнила те ужасные дворы. В висках зашумело, а сердце, сделав несколько бешеных ударов, замерло. Я с нетерпением уставилась на Женю, ожидая страшного продолжения. В том, что оно окажется страшным, я почему-то не сомневалась.
А Женька, еще сильнее выпучив глаза, продолжала.
- Конечно, я не стала расспрашивать, да только об этом тут все говорят. И знаешь что? По слухам, ночью в тех дворах убили кого-то. Причем жестоко. Какие-то бабки причитали, что вроде тело - сплошное кровавое месиво. Хотя, нашим бабкам верить не стоит, но про убийство - это точно. Соседка с первого этажа говорила, что там какие-то пьяницы поссорились, и трое своего дружка до смерти забили, все кости ему переломали...И знаешь, как тело спрятали? Затащили на крышу старого брошенного гаража! Ужас, правда?
Я судорожно кивнула, стараясь унять дрожь в ногах и руках.
- Я не знаю, сколько тут правды. В окрестных дворах только об этом и говорят! И бабки, опять же...Как-никак, а они все всегда пронюхают! Теперь-то ты понимаешь, почему я так за тебя испугалась? Хоть и утро уже было, когда вернулась, около восьми, а страшно, словно ночью...
Я еще раз кивнула. На большее я пока была не способна. Да, теперь-то я понимаю...В голове путались мысли и мрачные ночные образы. Все произошедшее, все, что я увидела тогда и услышала сейчас, казалось мне странной, страшной сказкой. Я не могла ни понять, ни объяснить то, что случилось. И те два глаза, блеснувшие в темноте...Вдруг это и был убийца? Если все было так, как видела я - дружки-собутыльники ни при чем.
Может, это он открыл дверь?
Но я тут же отогнала эти нелепые мысли. Арина, очнись! В темноте ты ничего толком не видела, слепо мчась сквозь ночь, охваченная паникой. Что-то привиделось, что-то забылось. Дверь не закрыла я. Постель расправила тоже я. Это ли не самое разумное объяснение?
Кое-как справляясь со спазмом в горле, отгоняя от себя мистические, страшные ощущения, я, наконец, выдавила из себя:
- А сколько же сейчас время?
Женька, пристально глядевшая на меня, тихо произнесла:
- Час дня. Я не будила тебя. Ты знаешь, как я ценю человеческий сон...
Как же хорошо, что сегодня не надо идти на работу.
Глава II.
Кое-как мне удалось отослать упирающуюся Женьку в институт. Конечно, она причитала, что не выспалась и перенервничала, но я была непреклонна. Обычно я с улыбкой смотрю на то, что она ночи проводит в клубах, а потом отсыпается сутками. Для меня это - капризы избалованного ребенка. Я никогда ее не осуждала. Но сегодня мне было просто необходимо побыть одной, и я воспользовалась всеми приемами пробуждения совести, на которые только была способна. Итак, я все же вытолкала Женьку из квартиры.
Было очень светло, и свет этот неприятно резал глаза. Я задернула все шторы. Голова разболелась, а шея была словно в огне. У меня поднялась температура. В то же время мной овладела какая-то лихорадочная жажда движения - я бесцельно слонялась из угла в угол. К моему великому удивлению, ночные ужасы померкли днем. Теперь я с трудом верила в случившееся, а рассказ Женьки казался просто неудачной шуткой. Наконец, я плюхнулась в кресло. В свое любимое, большое уютное кресло.
Я так и не обсудила с Женькой вопрос о моем отъезде. Да и не до этого было. Нужно будет обязательно поговорить сегодня! Интересно, папа будет рад мне? Или я буду для него лишь прискорбным напоминанием о маме? Так или иначе, нужно будет позвонить ему на днях.
Отчего-то мне было страшно возвращаться домой. Внезапно я поняла, что там намного больше напоминаний о маме, чем здесь, в Москве. Хотя я и прожила здесь уже четыре года, но так и не прониклась слишком шумными, переполненными людьми улицами, пылью, нескончаемыми потоками машин и прочими прелестями столичной жизни. Хотя парки и прудики, старинные памятники - все это я полюбила сразу. Дома же каждый поворот будет преподносить что-то, что связывает меня с той, которой больше нет.
Когда мы только собирались в Москву, четыре года назад, думала ли я, что все обернется именно так?
Задумавшись, я не заметила, что пристально рассматриваю Женькины фотографии, расставленные на кофейном столике. Всегда такая веселая, жизнерадостная... Иногда мне хотелось быть ею. Она редко переживала из-за чего-либо. Милая Женя всегда напоминала мне большого, капризного и избалованного ребенка. Но при этом ребенка доброго и наивного. Да, иногда мне хотелось ее беззаботности, ее веселой жизни мотылька, который летит на все огни и никогда не обжигается.
Однако в следующий момент в моей голове всегда звучит одна и та же упорная мысль: будь у меня выбор, я бы не стала менять своей судьбы. Я точно знаю, что предпочла бы страдание и боль, и разочарование. Я предпочитаю чувствовать и жить по-настоящему, поглощая все цвета жизни - от черного до белого - а не только семь радужных. Ведь в моей - пожалуй, излишней - чувствительности кроется корень и большого счастья. Немногим дано так радоваться ночному небу, или звездам, или деревьям, как мне. Женька никогда не поймет, как это - еле сдерживать слезы восторга, глядя на танец желтых листьев и вдыхая такой прекрасный запах осени. Она не узнает, каково это, любить что-то всей широтой своей души, отдавая себя прекрасному без остатка. А когда сам раскрываешь душу, так велика вероятность, что кто-нибудь накидает туда мусора. Быть такой, как я - чуткой и восприимчивой ко всему живому, от муравья и до маленькой травинки - очень тяжело. Это проклятье и великий дар одновременно. И вечное одиночество. Обреченность быть не понятой.
Хотя в последнее время я с этим как-то смирилась. Нельзя требовать от людей большего, чем они способны дать. Это все равно, что обижаться на слепого за то, что он не может оценить нарисованную тобой картину. Так и со мной: большинство людей не в силах разобраться в картине, сплетенной из навеянных мною эмоций и переживаний, тонких, иногда излишне пессимистичных мыслей. И, конечно, странных, но невероятно глубоких чувств. Обжегшись пару раз, я перестала пытаться показать кому-то свой мир. С самого детства я легко разбиралась в людях, буквально видела, что они чувствуют. Еще один 'дар'. И ни в ком за всю свою жизнь я не уловила подобной 'болезни', что есть у меня. Наверное, от этого мое одиночество давило еще сильнее.
Я думала, что когда увижу кого-то похожего, человека со схожим 'даром' -назовем это так, хотя я не считаю это даром в прямом смысле слова - мне станет намного легче. Но я ошиблась. Примерно месяц назад, чуть меньше, если быть точнее, я увидела его. И в его глазах прочла нечто схожее. Понимание. Сочувствие. Даже некоторую скорбь. Его взгляд проникал в самую душу. Казалось, что он все знает - горести, печали, сомнения и страхи, что он по-настоящему может меня понять, может чувствовать так же, как и я. Этот взгляд... С тех пор мои мысли часто обращались к хозяину люкса. Но то, что я, наконец, нашла кого-то, столь близкого мне духовно - а что он был мне близок, я почувствовала сразу - не облегчило моей жизни. Ведь он был из совсем другого мира. К тому же, у него есть неземной красоты жена. А мне так сильно хотелось подойти к нему и обнять, мне нужны были его сочувствие и свет его невероятных, печальных глаз.
Я глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Мысли снова перескочили на моего французского незнакомца. Не стоило сейчас вспоминать то наше столкновение у лифта, когда я убирала в люксе первый раз. Из того тридцатисекундного опыта я вынесла разве что память о его чудесном взгляде. Да и сейчас, когда бы я ни припомнила хозяина люкса, первым делом представляются его грустные, светлые глаза. Грустные и добрые. И как я теперь могу уехать домой? Бросить того, кого стремилась найти всю свою сознательную жизнь?
Но выбора у меня, судя по всему, нет. Я вновь уставилась на Женькины фото. Такая яркая, красивая своей особенной, сочной красотой... Для нее здесь открывались все двери. Она училась на юридическом факультете, конечно, на платном отделении. При всем моем к ней уважении - Евгения никогда особо не блистала умом. Но мне не стоит так говорить, ведь она-то учится в институте, а я никуда не поступила. Во всяком случае, на бюджет. Теперь я - горничная. Эту работу мне нашла мама, за пару месяцев до своей смерти.
Черт, опять соленая слеза на щеке. Что-то я совсем раскисла. Однако ж невеселые у меня воспоминания, надо признать. Нужно отвлечься.
Я выкарабкалась из кресла и принялась за уборку - стерла пыль со всяких Женькиных безделушек, помыла пол. Собрала все баночки-скляночки Жени в ее косметичку. Целый миллион помад, теней, румян - все валялось в самых неожиданных местах. Наверное, моя модница и сама про них забыла. В итоге розовая косметичка была набита доверху, а вторая - побольше, красного цвета - и вовсе не застегнулась. Это так похоже на Женьку: она никогда ничего не ищет, а предпочитает купить новое. Моя забывчивая подруга оставляет вещи в самых неподходящих местах.
Вот и сейчас, перемывая посуду, я неожиданно наткнулась на очередной тюбик, стоявший между кружками. Помада. Разумеется, ярко-красная. Женька всегда красится очень ярко: розовые румяна, частые винные пряди в белокурых волосах, помады от темно-вишневого до пронзительно-красного... Кажется, именно эту, алую, она искала пару дней назад.
Закончив с посудой, я решила принять ванну. Конечно же, сначала пришлось ее почистить. Скинув свое домашнее платье, серое в горошек, из тонкого трикотажа, я посмотрела на себя в длинное узкое зеркало, висевшее напротив ванны. Конечно, по сравнению с Женькой, накрашенной Женькой, я казалась немного бледной. У меня не было жгучих карих глаз - их заменила бледная нежная зелень, не было и красно-белой зебры на голове - насыщенный цвет горького шоколада меня вполне устраивал. Несмотря на вечную бледность, я не признавала румян, хоть и не отрицаю, они бы оживили мою 'природную красоту'. Женька не раз пыталась перекрасить меня или сделать мне макияж в стиле а-ля Ларионова Евгения. Не спорю, возможно, это было бы даже красиво. Но это не мое. Мне хватало и простой черной туши в сочетании с прозрачно-бежевым блеском.
Это не значит, что я против яркого макияжа. Ни в коем случае! Я искренне любовалась Женькиными яркими губами и глазами с километровыми черными стрелками. Просто мне не хотелось заглушать те природные тона, которыми я была одарена от рождения. Ни излишне бледную кожу, ни светлые глаза, ни насыщенного оттенка волосы. Все вместе - это баланс, единственное, что по-настоящему хорошо устроено в моей сегодняшней жизни. Милый, простой и естественный облик. Может, я излишне цепляюсь за него...
Я медленно погружалась в горячую пену. Несколько прямых сильных прядей выбилось из хвоста и прилипло к влажной шее. Ноги пришлось чуть согнуть в коленях, даже моего, такого стандартного роста в сто шестьдесят четыре сантиметра было слишком много, чтобы с комфортом растянуться в горячей воде. Я закрыла глаза, плотно сомкнув черные ресницы. Жар прошел, и голова перестала болеть. Я аккуратно дотронулась до того места, где черными пятнами вымазали кожу синяки. Прикосновение причинило тупую боль. Да, беда не приходит одна.
Не знаю, сколько прошло времени. Похоже, я заснула в ванной. Проснулась же я от того, что замерзла. Вода успела остыть. Поспешно выбравшись и стуча зубами, я запахнулась в уютный халат. Интересно, сколько время? И вернулась ли Женька?
Не успела я выйти из ванной, как в двери щелкнул замок. Сегодня я не закрывала за Женей, она заперла дверь снаружи. В следующую же секунду в квартиру ворвалась моя неугомонная соседка, как всегда лохматая и жизнерадостная. За нею, степенно вышагивая, зашел Влад. В последнее время он во всем подражал отцу, изображая взрослого мужчину. Его деланная важность и надутая рассудительность смешили меня. Размеренная речь ни о чем, собственное мнение, вычитанное в журналах, суждения, подчас нелепые... Он заворожил всех окрестных девиц, включая и Женьку. Все находили его 'ослепительным', 'потрясным', 'невероятно умным', в клубах он слыл, как человек 'безупречного вкуса, хорошо разбирающийся в жизни'. Ну, с эти я поспорить не могла - он курил дорогие сигареты и мог сказать стоимость любого самого дорогого, допустим, ликера из всех представленных в ассортименте. Знал самые 'фешенебельные' - от этого слова хочется вымыть рот с мылом - клубы и рестораны, водил свою шикарную машину и многое смыслил в модной одежде. Да, он отлично разбирался в жизни, ведь все это и была его жизнь.
Я же находила его забавным. В его стремлениях, по сути, не было ничего плохого. Правда, порой он перегибал палку и немного переигрывал, но так считала только я. Я всегда видела, что за его деланной самоуверенностью - простой юноша, который хочет, чтобы отец им гордился. Надо ли говорить, что за все вышеперечисленное заплачено высокой ценой? Папа зарабатывал деньги, и Влад редко его видел. Иногда мне даже было его немного жалко. Я всегда знала, что у него доброе сердце.
Двое закадычных друзей были веселы и безмятежны, как всегда. Я ничуть не удивилась появлению Влада. Они с Женькой всюду таскались вместе. Отчего-то я очень нравилась лучшему другу своей соседки. Он всегда был ко мне очень добр. Думаю, это от того, что он каким-то образом догадался, что я его раскусила. Наверное, он считал меня кем-то вроде сообщницы, не знаю. В руках у него было что-то квадратное, упакованное в шуршащую бумагу.
- Что это? - поинтересовалась я, поздоровавшись.
- О, у нас для тебя сюрприз! - Женькино лицо выражало наивысочайшую степень радости, смешенной с хитринкой.
Я вздохнула. Тихий вечер отменяется. Голова снова разболелась, а утром на работу.
- Тебе понравится! - мягко и с улыбкой произнес Влад.
Не сомневаюсь.
- Ну так что же это? - слава богу, жизнь научила меня мило и абсолютно искренне улыбаться даже тогда, когда хочется зажать голову руками и плакать.
- Сейчас покажу.
С этими словами Влад вполне по-хозяйски заскочил в комнату, плюхнулся на диван и принялся шуршать упаковкой. С веселыми воплями за ним бросилась Женька. Я же уныло закрыла дверь, постояла пару секунд, прислонившись лбом к холодной шершавой стене, и пошла вслед за ними.
К моему приходу упаковка (разумеется, мелкими клочьями) лежала на свежепропылесосенном полу. Ладно, черт с ней. Мой взгляд уперся в восхитительную картину, довольно большую, стоявшую на диване рядом с самодовольно улыбающимся Владом.
Это было мрачное, дивной красоты полотно. Стремительные мазки резко очерчивали сумерки, в которых вырисовывался старинный замок, притаившийся около черного пруда. Вдалеке, на холме, виднелось надгробие, скульптура ангела. Черная романтика. Картина не была наигранной, в ней не чувствовалось много усилий - она была реальной и сказочной одновременно.
- Какая красота... - пробормотала я, не в силах оторваться от игры черных и серых переходов.
- Я знала, что тебе понравится! - весело воскликнула Женька и добавила более серьезным тоном. - Хотя я лично ничего красивого тут не вижу. Мракобесие какое-то! Все так серо, уныло... Жизнь должна быть радужной!
Влад серьезно кивнул.
- Да. Пошлость полнейшая. Невероятно пошло. И мрачно.
Он еще раз кивнул, как бы закрепляя сказанное.
'Пошлость?' Еще одно слово, которое он подцепил неизвестно где и употреблял теперь в любом контексте. Ну да ладно, он просто считает это синонимом чего-то отрицательного. Но я в любом случае не считаю, что картина плоха. В ней есть что-то безмятежное. Фальшиво-яркие краски не режут глаз. Возможно, она немного мрачновата. Но эта мрачность, этот дождь и сумерки - все в ней было настолько органично и естественно, что она вызывала скорее умиротворение, нежели какие-то гнетущие чувства.
Женька и Влад, тем временем, продолжали дискуссию.
- Да, довольно жутко. Еще и эта могила... - Женька надула пухлые губки и покачала головой.
Она выглядела как настоящий эксперт, во всяком случае, она пыталась таковой казаться. Это было забавно. Я не могла на них злиться. Их непонимание, необоснованные нападки на ни в чем не повинную картину вызывали скорее скрытую улыбку. Для меня это было не ново.
- Жуткая? - я подавила улыбку и проговорила довольно дружелюбно. - Это просто стиль искусства, он не хуже любых других. От этой картины скорее веет умиротворением...
- Ага, страхом и могильным холодом! - Влад фыркнул и вскочил с дивана. - Не припомню что-то, чтобы тебя привлекала смерть.
Сердце больно кольнуло. Губы растянулись в подобии усмешки, безвольной и совсем не веселой. Щеки отчего-то опалило внутренним огнем. Да что он знает о смерти?!
- Меня привлекает не смерть, а покой. - Слышу со стороны свой голос, глухой и отчего-то хриплый.
- Хм...
Я тяжело вздохнула. Конечно, они не поймут. Неожиданно я почувствовала укол раздражения. Трудно точно сказать, отчего. Думаю, меня вывело из себя их нежелание понять, их глупое стремление доказать свое мнение, не имеющее ничего общего со здравым смыслом. Ох уж эта упертость... Конечно, каждый имеет право любить что-то или же не любить. Но нужно соблюдать это и в отношении других людей. Меня всегда раздражает то, что люди порой забывают о великой многогранности жизни и смотрят только в одну точку. Одну из миллиардов. И не хотят слушать.
Я шагнула вперед и схватила картину.
- Я устала. Пойду, прилягу. - Получилось довольно резко, даже недружелюбно.
Обычно я себя так не веду. Но сейчас, когда меня переполняет скопище мрачных мыслей, трудно держать себя в руках. Неожиданно я поняла - ясно и отчетливо - что спорить с ними у меня нет никакого желания. Это глупо. Но это не самое страшное. Я поняла, что они мне безразличны. Они - не более чем тени, которые я, в сущности, никогда и не считала чем-то себе подобным. Я оставлю все мысли и чувства при себе, пока не найду того, кому по-настоящему смогу доверить этот груз.
Мысли пронеслись вихрем. Думаю, не многое отразилось на моем бледном лице. Разве что может в глазах. Отблеск боли, пустота одиночества, горечь разочарования... Похоже, Влад уловили какие-то отголоски моих глубоких переживаний.
- Тебе помочь? Давай, отнесу картину? - слишком поспешно и слишком виновато произнес он.
Картина и впрямь была довольно тяжелой. Тяжелее, чем я думала. Но это была самая ничтожная из всех моих проблем.
- Не нужно. Я справлюсь. И еще... - огненный взгляд в сторону Женьки, - Я сегодня убиралась, так что будь добра, собери все это...
Женька растерянно оглядела бумажные ошметки и удрученно вздохнула. Я же прошла в свою, то есть нашу, комнату. Поставила картину на пол, рядом с кроватью. Завтра придумаю, куда ее прикрепить.
Было еще не поздно. Правда, уже начало темнеть, сумерки быстро сгущались, ночь ткала свое черное полотно. Я растянулась на мягкой кровати. На душе скреблись кошки. Не думала, что будет так трудно. Я осталась совсем одна, без поддержки и, можно сказать, без денег, потеряла близкого человека... Да, это определенно можно назвать черной полосой. Остается лишь одна надежда, что за ней последует белая. Надеюсь, она будет ослепительно яркой. Только так можно будет изгнать все мрачные тени, заполонившие мою душу.
Лежа в темноте, я медленно засыпала. Завтра нужно будет рано встать. Близится воскресенье - именно в этот день я решила позвонить папе и поговорить о моем возможном возвращении. Черт, я опять ничего не сказала Женьке. И с работой придется улаживать... В общем, я твердо решила принять твердое решение после разговора с папой. А значит, до воскресенья не стоит понапрасну себя терзать.
Мне снились родные места. Мост, набережная, наши леса... Сквозь сон я услышала, как вошкается и укладывается спать Женька. После этого легкого пробуждения мне снились только его глаза...
Утро пришло незаметно. Его лучи прокрались в комнату, разгоняя сладкую дрему. Удивительно, но я проснулась бодрой и посвежевшей. Весь вчерашний пессимизм смягчился. Не улетучился, конечно, но сегодня жизнь определенно казалась более сносной. Посмотрим, долго ли продержится подобный настрой...
Когда я уходила, Женька еще спала. Сегодня я захватила с собой уже изрядно помятый листочек, ее задание по английскому. Думаю, мне удастся найти пару свободных минут и перевести этот 'шедевр'. Ведь именно сегодня у Женьки английский, если она об это еще помнит. Днем позвоню ей, пусть заедет, заберет. Хорошо, что ее занятия сегодня начинаются после обеда.
Спускаясь по лестнице, я сама себе удивлялась: и чего я вообще из-за нее переживаю? Ведь она уже взрослая, и сама вполне может следить за своими делами! К тому же, вчерашнее мое открытие значительно поубавило моей к ней снисходительности. Однако ж давши слово - держи. Помогу ей и в этот раз.
Тем более что помогать Женьке с английским - привычное для меня занятие. Именно этот чудесный язык свел нас, если можно так сказать.
Мы учились в одной школе, в одном классе. Конечно, не все время, а только десятый-одиннадцатый класс. Именно тогда мы с мамой переехали в Москву. Моя мама - преподаватель английского, именно она меня всему научила и привила любовь к этому языку. Она довольно быстро нашла себе работу, и так получилось, что и я, и она оказались в одной школе.
Конечно, переезд дался мне нелегко. Очень трудно в шестнадцать лет оставить привычных людей, школу, город и погрузиться в другую жизнь. Тем более когда сам ты этого не хочешь. Но сейчас я вижу, что вначале мне довольно сильно везло. Наш класс был очень разношерстным, но, тем не менее, свар не было никогда. Все были нейтрально-дружелюбны и проявляли изрядную долю воспитания. Я не могла желать большего.
Поначалу мы с Женькой обменивались разве что приветствиями. С первого взгляда она мне не очень понравилась: мы были в одной подгруппе, так что я могла хорошенько ее пронаблюдать. И то, что я увидела, не могло сделать нас большими друзьями. Впрочем, Женька ни сколько не изменилась. Нас свели лишь ее многочисленные проблемы с английским.
Все началось с того, что она стала просить помощи. Причем очень редко в объяснении. В основном она шла по простому пути списывания, что вызывало с моей стороны некоторую долю презрения. Даже если я и пыталась втолковать ей, почему ответ именно такой, а не какой-нибудь другой - она лишь улыбалась, кивала лохматой головой и убегала. Да, она мне определенно не нравилась: легкомысленная, безответственная, ветряная... Она меня даже немного раздражала - ее вечный смех и наивный взгляд. Возможно, дело было во мне самой. Так или иначе, но вскоре мое отношение к ней изменилось.
Однажды, вернувшись домой, я застала там Женьку. Моему удивлению не было предела. Надо ли говорить, что эта встреча не доставила мне большого удовольствия? Как оказалось, Евгения пришла в наш дом как ученица. Моя мама решила быть для нее репетитором. Наверное, все дело было в итоговом тесте - большом и, судя по обещаниям завуча, очень сложном. Так, по прошествии почти целого учебного года полного равнодушия, наши с Женькой пути тесно пересеклись. С тех пор мы с ней виделись намного чаще, и за пару месяцев сказали друг другу больше, чем за целый год.
Вскоре я поняла, что как обычно не ошиблась в своих первых впечатлениях и ощущениях. Женька действительно была ветреной и забывчивой и не проявляла большого усердия в чем-то, что казалось ей хоть чуточку неинтересным. Тут надо сказать, что в подобную категорию попадало практически все, кроме косметики и модных журналов. Однако кое в чем я ошиблась. Женька не была злобной или фальшивой. Она не врала и не прикидывалась. Она просто была невероятно наивной и не имела никакой предрасположенности к серьезным занятиям. Вскоре я стала воспринимать ее как бабочку-мотылька. А еще разглядела в ней доброе сердце. Она никогда ничего не делала 'назло'. Поняв все это, я стала относиться к Женьке по-другому.
Я стала воспринимать ее такой, какая она есть, делая акцент на положительных сторонах. Конечно, я понимала, что мы очень разные. Она была словно существо с другой планеты. Но теперь я стала к ней снисходительнее, ее интересы меня забавляли, а неуемная жизнерадостность разбавляла мои иногда слишком пессимистичные мысли.
Пожалуй, это можно назвать чем-то вроде дружбы. Вскоре - это случилось в одиннадцатом классе - Евгения именовала меня не иначе как 'лучшая подруга'. Ее примеру тотчас последовал и Влад, Женькин друг детства. Так судьба свела меня с этими такими отличными от меня и такими схожими между собой людьми. Со временем я поняла, что они одни среди многих не раздражают меня. Это было странное открытие, и я даже начала ими дорожить. Однако ж мы были слишком разными. Их интересы были для меня скорее чем-то занимательным, я смотрела на их жизнь, не желая попробовать ее на вкус; они же находили меня 'ужасно странной'. Иногда мне кажется, что это и есть разгадка нашей непонятной дружбы: я наблюдала за ними, словно читая любопытную книгу, а они наблюдали за мной. Мы привносили в существование друг друга что-то новое, еле уловимый аромат неизведанного. Ведь как ни крути, при всем желании Женька и Влад не могли понять моих мыслей и чувств, а я никогда не смогла бы стать кем-то вроде них. То, что мы с Женькой живем в одной квартире, скорее каприз господина Случая, чем мое непреодолимое желание. В моем сердце было место для них обоих - но они не были частью моей души.
Вспоминая школьную жизнь, я чуть не проехала свою станцию. Но, спохватившись в последний момент, я все же успела выскочить из вагона. Сегодня рабочий день не должен был быть трудным. И, тем более, я не собиралась засиживаться до глубокой ночи.
Неожиданно вспомнилось мое позавчерашнее злоключение. Казалось, будто это было сто лет назад, даже синяки уже побледнели и были почти незаметны. Подробности стерлись из памяти, а свежих напоминаний, слава Богу, не было: на пересуды я не обращала внимания, сплетни, переползающие из подъезда в подъезд, меня не интересовали. И, разумеется, к гаражам я не приближалась и никогда больше не подойду. К тому же память сама старательно стирает подобные переживания. Скоро это будет не более чем сон.
Было солнечное утро, теплое и безветренное, однако в воздухе отчетливо ощущалось приближение перемен. Во всяком случае, я это ощущала ясно - у меня болела голова, словно что-то сжимало и давило изнутри. Будет дождь, а может даже снег. Настроение погоды влияло на мое собственное, и не всегда это было влияние положительного характера.
Скоро похолодает, зима уже рядом.
Как я и предполагала, после обеда небо затянули тучи, а порывы прохладного ветра стали гонять по улицам пыль. У меня был перерыв, и я сидела в коморке для горничных, потягивая чай и спешно заканчивая Женькино задание. Когда все было сделано, я позвонила ей. Моя соседка поворчала немного, что придется тащиться на мою работу, а потом сразу бежать в институт... Но я была больше чем уверена, что Евгения, как обычно, поедет на такси, следовательно бежать ей не придется. Со временем же все ладно - до ее занятий еще больше двух часов. Она успеет.
Надеюсь, сегодня, наконец, удастся сообщить Женьке о моем скором отъезде. Да, теперь я точно решила уехать. Глядя правде в глаза - я не думала, что мой переезд сделает меня намного счастливее. Как-никак я покинула свой город четыре года назад... Теперь я вроде как меж двух миров - Москва так и не стала мне родным домом, а Красноярск вроде как им уже и не был. Возможно, вернувшись, я перестану так думать. В конце концов, там прошла почти вся моя жизнь! Я найду там необходимый покой, может даже поддержку. Возможно, даже поступлю в колледж, а дальше - кто знает? - переведусь в институт. Ведь я не глупая, у меня есть стремление к знаниям, есть нужная усидчивость... К тому же, дома жизнь будет намного легче. Я уверена в этом. Если в моей жизни в Москве срочно не произойдут кардинальные изменения - мне здесь делать нечего.
Теперь я безоговорочно решилась. С деньгами проблема - мне одной нужно и платить долю за съемную квартиру, и за коммунальные услуги, а еще нужно что-то есть, и платить за метро, и еще куча всяких расходов. Того небольшого запаса, скопленного за год подработок, уже почти не осталось. Может, это только отговорки... Но сегодня утром я узнала, что через две недели, досрочно, мои загадочные постояльцы уезжают. Это был еще один удар, новость, огорчившая меня сильнее, чем я могла предположить. Отчего они уезжают так скоро? Они планировали провести здесь еще пару месяцев, и за целый месяц заплатили вперед. Но сегодня Жанна рассказала мне, что постояльцы люкса изменили свои планы. Они уезжают, это окончательное решение.
Я больше не увижу его глаз. Никогда. Главная горничная, Жанна, снова вышла на работу. Мне не доверят убирать люкс. Он закончен - мой сладкий сказочный сон. Мой добрый гений исчезнет из моей жизни, оставив в ней глубокий след всего за какие-то три мимолетные встречи. Что мне теперь здесь делать? Я поеду домой, к папе. Там моя жизнь пойдет по-другому, лучшему пути. Я все для этого сделаю.
Любила ли я хозяина люкса? Сложный вопрос. Не знаю. Но в одном я точно уверена: он был мне нужен, просто необходим. В его взгляде меня притягивали понимание и дружественная теплота - мне хотелось вцепиться в него и прижаться крепко-крепко, пока не уйдет вся боль. Нелепо, но я чувствовала именно это. И это чувство было невероятно сильным. Только рядом с этим загадочным человеком я ощущала себя по-настоящему живой, когда горе не захлестывает с каждым вздохом, а печаль и боль растворяются во взгляде серых глаз. Только рядом с ним мне дышалось легко, а душа обретала покой. Я столкнулась с ним всего три раза. Мне хватило этого, чтобы понять, что он - мое спасение.
Странное, очень странное ощущение. Будто наваждение, одержимость, нарастающая с каждой секундой и парализующая волю. Словно болезнь, прогрессирующая и не имеющая противоядия...
Скоро его не будет рядом. А я даже не знаю, как его зовут. Только фамилия, которую я выпытывала с бьющимся от волнения и восторга сердцем. Ле Рошель. Мой свет, мой мир, мой покой. Сказочная тонкая ниточка рвется на глазах, и я падаю в холодный опустевший мир. Я слишком многое придумала и слишком страстно в это поверила. Как так могло случиться? Я не склонна к иллюзиям! Так трудно передать то, что творится у меня на душе. Ощущая нечто вроде отчаяния, я открыла звякнувший телефон: Женька приехала. Она ждала меня у входа.
В конце концов, я даже разозлилась на себя. Все эти мысли вгоняли меня в депрессию, а я даже не пыталась что-то изменить. Нужно бороться. Конечно, сейчас мне трудно. Многое произошло, и малейшее расстройство способно выбить из колеи... Но я должна попытаться найти верную дорогу, которая выведет меня из этого кошмара. Да, я потерялась, но я сделаю все, чтобы не остаться потерянной. Надеюсь, худшее позади. Разве может быть хуже?
Ноги несли меня по привычному маршруту. Пара поворотов, несколько ступенек... Я не задумывалась, куда иду. Неожиданно передо мной возник широкий светлый холл, где было совсем не много народу. Несколько постояльцев да сонный охранник Василий. Среди этой унылой человеческой кучки ярким пятном выделялась Евгения. Она стояла около вазы с цветами, рядом с зеркальной стенкой и нетерпеливо крутила винную прядку волос. Я направилась прямо к ней, мыслями же была далеко.
- Привет. Сделала? - Женька бросила замусоленный локон и скрестила руки на груди.
Так она выражает нетерпение и недовольство.
Я молча протянула ей листик, не глядя не нее.
- Спасибо. - Без особого энтузиазма произнесла Евгения, и, не взглянув, засунула бумажку в объемную бежевую сумку.
Я ничего не ответила. Ее непонятное раздражение и хмурый вид несколько озадачили меня. Постепенно мысли о хозяине люкса и об отъезде отошли на второй план, и я уже с большим любопытством посмотрела на Женю.
Наверно, она недовольна тем, что пришлось выходить из дому раньше, да еще и тащиться несколько лишних десятков метров пешком - от дороги до гостиницы. Но ведь она все равно приехала на такси! Я в этом уверена. Женька не любит ездить в метро и не хочет водить машину, поэтому практически ни одна ее поездка не обходится без вежливых таксистов этого славного города. Так в чем же проблема? И почему она продолжает стоять здесь, нервно постукивая ножкой?
-Ты не опоздаешь на занятия? - вопрос прозвучал вяло и без явной вопросительной интонации.
Женька фыркнула и вновь принялась крутить волосы. Я терпеливо и равнодушно следила за ней. Ее явно что-то беспокоит. Она хочет высказать мне что-то, причем, очевидно, что-то не слишком приятное... Возможно, пытается подобрать слова. Отсюда эта ее нервозность и раздражительность. Ох уж эти люди... Она боится, что я разозлюсь, и заранее начинает обороняться. Ведь лучшая защита - нападение.
- Нет, я на такси. И вообще, ты проявляешь слишком много интереса к моей учебе! И совсем не проявляешь интереса к тому, к чему интерес проявить действительно стоит...
Ну вот, я так и знала. Этого следовало ожидать. Сначала нужно атаковать, обескуражить человека какими угодно обвинениями, потом высказать удивленному собеседнику свои истинные претензии и тогда вместо здравых аргументов и достойного отпора вы, скорее всего, получите оправдания или справедливое возмущение. Таким образом, ваши истинные мысли немного затеряются, не будут такими явными, но при этом вы выскажите все. И, возможно, даже не получите в зубы. Люди часто так делают, придираются по мелочам, раздражаются и становятся совершенно несносными, когда их что-то гложет. Не всем хватает смелости высказаться прямо и до конца.
Я наблюдала за Женькой с холодным интересом и ни сколько не обиделась на ее слова. Тем более не удивилась. Многие на моем месте стали бы возражать, кричать: неблагодарная ж ты свинья! Но я лишь наблюдала, как делала всегда. Люди интересные существа, и Женька в данный момент была лишь любопытным случаем, за которым было забавно последить.
- К чему же мне стоит проявить интерес? - спокойно спросила я, улыбаясь про себя.
Похоже, Евгения ждала несколько иной реакции. Видимо, как раз возмущения и оправданий. Я ее немного обескуражила. Моя соседка покраснела, щеки ее так и запылали. Чуть запутавшись в словах, она с жаром продолжила.
- Ты...Тебе... Совсем не понимаешь, да? Ты так сильно его расстроила! Очень! А ведь он так старался... Да! И сегодня весь день грустит, а вчера вечером так вообще! Ты либо совсем ничего не понимаешь, либо я не знаю, что!
У Женьки часто бывают проблемы со связной речью.
- О ком ты? - мне стало еще интереснее, но в то же время сердце как-то неприятно сжалось, предчувствуя что-то нехорошее.
- О ком я?! - Женька театрально хлопала огромными ресницами. - О Владе, конечно! Он подарил тебе картину, так старался, выбирал ее... А ты его вчера так жестоко оттолкнула! Ты ему нравишься, и потом он весь вечер грустил... Как тебе не стыдно!
'Да плевала я на Влада, у меня других проблем полно, посерьезнее какого-то глупого мальчишки!' - промелькнуло в голове. Но это была только первая мысль. По природе своей я не была жестока. Никогда. Даже когда меня сильно обижали - обижали несправедливо - я не таила зла. И даже если мне было больно и обидно, я никогда не мстила. Это не моя сущность. Мое детство не было особо безоблачным и полным радужного счастья, но я не озлобилась, не ожесточилась, не выросла бездушным маньяком. Все эти испытания - без них я бы никогда не узнала то, что знаю сейчас, и никогда бы не стала такой, какая есть. Это моя судьба. Мой путь.
И этот путь не омрачен непримиримой злобой. Я не поверила Женьке. Во всяком случае, я не верила в то, что Влад действительно так сильно переживает. Не думаю, что он способен на такие глубокие страдания из-за девчонки вроде меня. В любом случае, без утешительниц он точно не останется.
И все же мне отчего-то стало его жалко. Я даже почувствовала себя виноватой. Не люблю обижать людей. Ранимая по природе, я всем приписываю свои чувства. Но совсем недавно я поняла, что другие люди чувствуют совсем не так, как я. Даже смешно, что я могла раньше так думать! То, что кажется мне достойным глубоко отчаяния и слез, может ничего не значить для других. Слова и мысли, ранящие мою душу, для других - пустой звук. Не нужно жалеть всех подряд, не нужно ставить себя на чужое место. Это неправильно. Интересно - да, захватывающе - да. Но делать этого не стоит.
Так же, как и придумывать людям чувства, которых они лишены. Наблюдать и анализировать - да, это другое дело. Но не приписывать этим чужакам своих переживаний.
- Не преувеличивай... - я отмахнулась от нее почти с искренней легкостью.
Женька злобно фыркнула.
- Не понимаю тебя! - проворчала она зло.
Я хмыкнула. Похоже эта фраза - мое проклятье. Слишком уж часто я ее слышу...
- Успокойся. Я уверена, с Владом все в порядке. Возможно я была немного резка... Но вы с ним здорово этому поспособствовали. И все, закроем эту тему.
Я решительно посмотрели Жене в глаза, как бы давая понять, что на этом обсуждении поставлена большая жирная точка. Моя соседка - по природе мягкая и отходчивая - лишь тяжело вздохнула. Она не умела спорить, долго дуться или по-настоящему злиться. Думаю, в глубине души она и сама была рада, что неприятная тема закрыта. Теперь она выполнила свой долг хорошей подруги и снова может смеяться и веселиться. Что она и не замедлила сделать.
- Послезавтра днем к нам придут гости... - бойко щебетала она уже через минуту. - Мама с сестрой. Будет весело! Мама будет рада тебя видеть.
По какой-то необъяснимой причине я нравлюсь родителям всех своих друзей. В общем смысле этого слова. А мама Влада меня просто обожает, хотя видела от силы пару раз. Впрочем, она и сыну уделяет не намного больше внимания... Однако я отвлеклась.
Мама Женьки знала меня довольно хорошо, а относилась ко мне еще лучше. Именно это и побудило Жениных родителей отпустить ее в 'свободное плавание' и позволить дочери жить отдельно. Хотя затея эта им не нравилась очень сильно. Но так как Евгения предполагала жить не в одиночестве, а с 'лучшей подругой', да еще и с такой 'ответственной, умной и рассудительной', они все же смирились. Так мы стали жить вместе. Почти сразу после того, как ее перевели на второй курс.