Аннотация: История из реальной жизни, рассказанная мне прототипом героя рассказа в поезде
Саратовский десант
(Написано по реальным событиям, имена изменены)
Мартовское утро было промозглым и хмурым, но на сердце армии майора Евгения Ивановича было светло и тепло. Он так ждал этого дня, что не замечал ни его сырости, ни тяжелого свинцового неба, и даже на опостылевшую службу в свою воинскую часть готов был бежать бегом. Из-за возбуждения он плохо спал ночью, ворочался и мечтал. Мечтал он о Ларисе Вербовой, молоденькой актрисе оперетты, приехавшей за сотни километров из Ростова, чтобы дать сольные концерты в частях Саратовской области. Часть, в которой служил Евгений Иванович, была последней, которую она посетила, потому находилась в самом Саратове, и отсюда уставшей актрисе легче было уехать обратно, не рискуя опоздать на поезд.
Лариса Вербова дала в его части целых два концерта вместо одного, поддавшись на уговоры офицеров и соблазнившись определённым денежным вознаграждением. Поэтому пробыла она в городе на день дольше, и сегодня её нужно было проводить на вокзал со всеми почестями. Это актрисе лично пообещал командир части, тронутый её талантом и симпатичной мордашкой. Все эти два дня актриса будоражила умы не только офицеров, но и солдат. Девушка была премиленькая, стройная, простая и улыбчивая, да и голосок у неё был прелестный. Евгений Иванович, знатный ходок, тут же положил на девушку глаз. Он осыпал её комплиментами, оказывал всяческие знаки внимания и даже приставил в помощь двух солдат. Впрочем, он вёл себя так с каждой проходящей мимо юбкой, а то, что Лариса была хороша собой, было только плюсом.
Евгений Иванович тоже был мужчина видный. Он был высок, широк в плечах, красив лицом и весел. К тому же, в свои тридцать пять был майором и начальником штаба части и со дня на день ждал повышения в звании. Откуда-то он взял себе в голову, что теперь уже достиг того возраста и положения, когда мужчине необходимо иметь постоянную даму сердца на стороне, а не довольствоваться случайными связями и скандалисткой-женой. Проще говоря, он вдруг захотел непременно завести себе любовницу. Актриса подходила для этой роли лучше всего. Это вам не какая-нибудь швея или повариха. К тому же, Лариса была одинока, её можно было опекать и оставаться у неё на ночь, не опасаясь возвращения мужа.
Размечтавшись, Евгений Иванович представлял себе, как Лариса будет блистать в театре на главных ролях, на её концерты будет валом валить публика, мужчины - сходить с ума, закидывать букетами и подарками, пытаясь завоевать её сердце, а она будет уходить домой под руку только с ним. только ему она будет дарить свою ласку и нежность, на зависть остальным. И тут же представлял себе, как будут ему завидовать не только сослуживцы, а мужчины всего Саратова, да что там Саратова, полстраны будет завидовать ему. Ларису станут приглашать на Голубой огонёк, в Кремлёвский дворец, и оттуда она будет возвращаться к нему. В своих мечтах он уносился всё дальше и дальше, представляя ночи, полные любви, совместный отдых на море, милые пикники на природе. Поэтому сегодня он обязательно должен был поехать провожать Ларису, чего бы ему это не стоило, и там завести с ней более плотное знакомство.
Разгоряченный своими мечтаниями, Евгений Иванович даже вставал с постели и походил к окну, вглядываясь с высоты пятого этажа в кромешную тьму саратовской окраины, где серые хрущевки сливались с грязью, как будто пытался рассмотреть там что-то. Пытаясь скоротать время и сбросить напряжение, на заре он выполнил свой супружеский долг, чего давно с ним не случалось. Жена Нинка сразу напряглась, потому что по опыту знала, такое с ним бывало обычно, когда на горизонте появлялась очередная краля. Как только зазвонил будильник, Евгений Иванович тут же вскочил с постели и засобирался. Он наскоро позавтракал, гладко выбрился, начистил сапоги и надел выглаженную с вечера форму. Застегнув шинель и надев фуражку, он бросил последний взгляд на свое отражение в зеркале и остался доволен собой. Тут он поймал на себе вопрошающий взгляд жены, которая всё утро пристально наблюдала, как собирается её благоверный. Спрашивать, зачем он надел парадную форму, она не стала - всё равно соврёт, и потому искала повод для скандала, в котором должна была родиться истина. Чувствуя это, Евгений Иванович был предупредителен как никогда и любезен, чем ещё больше насторожил жену.
- Куда эт ты так нафраерился? - спросила наконец жена, так и не найдя повода для скандала. В ее голосе Евгению Ивановичу послышались знакомые истерические нотки. Он замер, так и не успев открыть входную дверь. Спорить с Нинкой было нельзя, весь дом на ноги поднимет, и он постарался быть любезным.
- Да у нас сегодня мероприятие, - сказал он, как ни в чём не бывало, и понял по её взгляду, что почти выдал себя. Он тут же спохватился: - И чего это я нафраерился? Как обычно. Что ж мне, как чушке ходить?
- Слыш, а одеколону не много для тваво мероприятия? Не стошнит её, мероприятие твоё? - стала заводиться жена, многозначительно вытирая руки о полу халата. Скандал был неизбежен. - Вота я щас позвоню в часть и поспрошаю про твои мероприятия. Быстро с майора на капитана тя переделают-то.
- Ну, ты это, Нинка, не дури. Припозорить меня захотела? А чё, давай, звони, пусть говорят, что у меня жена дура. Прям в халате скачи, автомат за углом. Двушку дать? - начал заводиться и Евгений Иванович. В самом деле, не хватало, чтобы эта идиотка устроила скандал в части. Да ещё в такой день.
- А-а, значит, дура я? Ещё б не дура, твои мероприятия терпеть. Ясно дело, чё звонить, было б кому. Слыгалися там с командиром, он тя и покрывает! Алкаши проклятые! - не успокаивалась Нинка. Краем глаза Евгений Иванович заметил, что она пошла в атаку и попыталась схватить его за воротник шинели. Правильное решение пришло само собой. Увернувшись, он схватил её за объёмную талию, притянул к себе и поцеловал в губы долгим поцелуем.
- Дура и есть, за что я тебя только люблю, - мягко сказал он, оторвавшись от её губ и заботливо убрал с её лба выбившийся вихор. Этим он уложил жену на обе лопатки. - Из штаба округа может быть проверка. Вчера донесли. А тогда, Нинон, не жди меня скоро, как говорят. Мордовать будут до утра, не меньше. То не так, другое, скоро язву заработаю с этим всем. Знаешь же, какие ослы кругом. Придётся за всех отдуваться. Ну, всё, побежал.
Евгений Иванович схватил коричневый дерматиновый портфель, в котором лежали полотенце, сменные трусы и зубная щётка, и куда легко помещались несколько бутылок водки с нехитрой закуской, и, не дав жене опомниться, выскочил из дому. Он сбежал по лестнице, перемахивая через две ступеньки, и остановился внизу возле почтовых ящиков. Здесь он нежно стал прощупывать подпоротую полу шинели, в которой вчера спрятал заначку - целый четвертак. Он бережно вынул деньги, взял двумя пальцами, повертел ими перед носом и с довольной ухмылкой положил во внутренний карман кителя, рядом с удостоверением офицера. Уже спокойно он вышел из подъезда и направился к автобусной остановке, неуклюже скользя по жидкой гряди. Спиной он чувствовал, как Нинка, стоя у окна, провожает его взглядом. Непроизвольно он скрутил свободной рукой кукиш, адресованный ей.
Покрутившись немного в части и переделав утренние дела, Евгений Иванович уселся в своём кабинете и уныло взглянул на часы. Часовая стрелка медленно двигалась к девяти. Он посидел ещё немного, но никто его не тревожил и не отдавал приказа проводить Ларису. Тогда он сам решил отправиться к командиру.
- Ну что, товарищ полковник? Что у нас сегодня по плану? Будем провожать нашу музу? - весело спросил он, потирая руки.
- А, да-да-да! Замотался совсем, - вяло ответил командир. - Будем, будем. Обещали - проводим! Я б и сам поехал, но не могу. А вот тебя пошлю.
- Есть, товарищ полковник. А сам чего же? - изобразил подобострастие Евгений Иванович. - Такое мероприятие пропускаешь. Жена, что ли?
- Но-но, не забывайся, майор. Не твоего ума дело. Надо кому-то и службу нести. С вами, замудонцами, отдохнешь тут! Сам знаешь, проверка на носу. Напьюсь - потом три дня в себя не приду, - махнул рукой командир.
- А моя с утра завелась. Видишь ли, я сильно наодеколонился. Обещалась сюда звонить. Я сказал, что у нас проверка из штаба округа. Так что, имей в виду. Почти не соврал.
- Ну и нюх у неё. Актриса эта девка что надо, а? - подмигнул полковник и немного развеселился. - Такая фифа. Вот бы твоя видела, сдохла б от ревности! Ты там не очень за ней ударяй, а то опять твоя прибежит жаловаться. И не напейся как скотина. Главное - проводи девушку достойно. А от твоей отмажу, если что. Смотри, майор, магарычевое дело!
- Есть, товарищ полковник! - взял под козырёк Евгений Иванович, едва скрывая радость. - Разрешите выполнять!
- Ишь ты, как раздухарился! Ещё раз предупреждаю, - строго сказал командир и погрозил ему пальцем. - А то под арест посажу на недельку. Только попробуй! Чтоб без нарушений мне!
- Да всё будет в лучшем виде, командир.
- Ладно. Значит, так. Иди в бухгалтерию, тебе выпишут червонец. Купишь по дороге цветы и коробку конфет для артистки. Смотри, не г..но какое-то, а чтоб приличные. Возьмёшь УАЗик. Да, в сопровождение возьмёшь Левченко и Воробьёва.
- Что я, сам не справлюсь, что ли.
- Знаю, как ты справишься. Будешь перья распускать, приставать начнешь, под юбку лезть. Знаю я тебя. Нет, поедете втроём. Будете друг друга контролировать. И чтоб ни-ни!
Выйдя из кабинета командира, Евгений Иванович сразу направился армейский магазин и купил там две бутылки водки, докторской колбасы на закуску и полкило новых шоколадных конфет "Гулливер" для Ларисы, чтобы она не скучала в дороге. Настроение немного ухудшилось. Ладно бы, поехать с командиром. Тот похорохорится, ну, песни попоёт, напьётся до беспамятства - и делай, что хочешь. А тут целых две помехи. Вдруг они тоже решат за артисткой приударить. К тому же, капитан Воробьёв стучал в особый отдел. Нужно было выработать стратегию и тактику, чтобы обезвредить обоих. Евгений Иванович немного подумал и решил их просто споить. Сам он мог выпить много, здоровьем его Бог не обидел, не то, что эти хлюпики.
Аккуратно сложив в портфель покупки, Евгений Иванович уже собрался выйти из магазина, чтобы, устроившись в своём кабинете, пропустить стаканчик для храбрости, но тут на пороге появились те самые офицеры, которые должны были вместе с ним провожать актрису. В магазин они пришли с той же целью, что и он. Евгений Иванович галантно предложил перед мероприятием распить бутылочку в своём кабинете. Водку выпили быстро, обсудили план мероприятия и засобирались. Получалось, что поезд в Ростов отправлялся аж в половине шестого вечера, но уже в двенадцать открывался ресторан вокзала. Чтобы не терять попусту целый день, офицеры сочли резонным тут же отправиться за Ларисой и расположиться в ресторане вокзала сразу после открытия, чтобы как следует проводить её.
Лариса занимала отдельную комнату в общежитии части, новом пятиэтажном здании, находившемся неподалёку от части. Офицеры застали её в самый разгар сборов. Первым, как крейсер, в комнату вплыл Евгений Иванович с букетом прихваченных по дороге бакинских гвоздик, а следом семенили тщедушные капитаны. Молодая красотка не растерялась, а даже как будто обрадовалась визитерам и тут же сообразила нехитрую закуску из того, что собиралась взять с собой в дорогу. Пока она укладывала чемодан, бравые офицеры распили ещё одну бутылочку за её здоровье. Служебный УАЗик помчал их в сторону вокзала. Евгений Иванович уселся рядом с водителем и тут же пожалел об этом, потому что оба капитана уселись сзади, устроив посредине Ларису, и сейчас ехали, прижавшись к её теплым мягким бокам и вдыхая аромат её молодого тела. Один за другим они что-то негромко говорили, после чего втроём покатывались со смеху. Евгений Иванович не мог расслышать, о чём говорят сзади, и чувствовал себя круглым болваном. Ему казалось, что смеются над ним, и про себя обещал отомстить капитанам.
Вокзальный ресторан распахнул для бравых офицеров свои резные двери в половине первого. Компания расположилась в укромном углу зала за высокой раскидистой пальмой. Позицию выбирал Евгений Иванович. Отсюда было видно всё, что делается в зале, но из зала не возможно было разглядеть, что происходит за столиком. Он специально сел так, чтобы можно было спокойно переливать в графин принесённую с собой водку. Позиция была хороша ещё и тем, что можно было обнять Ларису, не вызывая лишнего интереса у посетителей. На этот раз Евгений Иванович усадил её рядом с собой. Взяв четыре порции борща, три мясные тарелки и графин водки, компания принялась за трапезу. Первые полчаса, пока на столе была только водка и нарезка, офицеры по очереди произносили тосты за благополучную дорогу Ларисы, за знакомство, за удачное и скорое её возвращение, за погоду и здоровье. Потом подали борщ, и офицеры стали пить так, для аппетита, то и дело, подливая в рюмки водку. Сидящий слева от Ларисы капитан Воробьёв, тщедушный и белобрысый, всё пытался поглаживать её колено. Лариса рдела и смущённо хихикала, пыталась сбросить его руку, но он только сопел, покрывался потом и снова клал её обратно. Сидевший с другой стороны от актрисы Евгений Иванович тоже решил действовать и небрежно положил руку ей на плечо.
- Ларочка, дитя моё! - вальяжно произнёс он своим глубоким баритоном. - А давайте-ка, я вас встречу, как будете снова к нам ехать. На своей "Волге" встречу. Вы мне только знак дайте.
- Что вы, что вы, мне неудобно. К тому же, ещё неизвестно, приеду ли я сюда ещё. Спасибо, что вы меня провожаете, - нежно проворковала Лариса и кокетливо потупила глазки.
- Ах вы, моя прелесть! - Евгений Иванович взял её мягкую ручку и поднёс к губам. - Разве это трудно, это для меня удовольствие. Это я вас благодарить должен, что разрешили быть с вами рядом. Вы только скажите, что нужно, я для вас всё сделаю, - он наклонился к её уху и зашептал: - Если нужно, я за вас словечко замолвлю, у меня ведь есть неплохие связи в Саратове. Что вам там прозябать, в вашем Ростове. Я вас здесь солисткой сделаю. Вы же знаете, что у нас должен осенью театр оперетты открыться. Так его директор мой друг, многим мне обязан. Вы только скажите. Какая у вас нежная рука. Какие тонкие пальчики....
- А давайте-ка выпьем! - вскрикнул капитан Воробьёв, видя, что майор занял всё внимание актрисы. - Достань-ка бутылочку, майор.
Евгению Ивановичу пришлось оставить Ларису и снова лезть в свой портфель за очередной бутылкой. Он развернулся своей широкой спиной к залу и перелил содержимое бутылки в графин. Капитан Воробьёв тут же разлил водку по рюмкам и встал, чтобы выпить за женщин. Пришлось вставать и Евгению Ивановичу. Второй его спутник, капитан Левченко, тут же вспомнил, что за женщин нужно пить с локтя, и Евгений Иванович, налив до краёв винный бокал, поставил его на локоть и, подтянувшись к нему лицом, перевернул и выпил залпом.
Водка в графине и портфеле быстро закончилась, и пришлось звать официантку, чтобы заказать ещё графинчик.
- Будьте любезны, ещё графинчик и четыре шашлыка, - расщедрился Евгений Иванович, пытаясь произвести впечатление на даму. - Ну что, вздрогнем? За Ларису... как вас по батюшке?
- Николаевна, - тихо сказала Лариса.
- За Ларису Николаевну! Стоя и до дна! - Евгений Иванович разлил принесенную водку в винные бокалы и встал. Встали и капитаны. Все выпили с локтя, после чего капитан Левченко как-то странно осел на стул и уткнулся лицом в пустую тарелку.
- Всё ясно. Слабак! - махнул рукой Евгений Иванович!
- Слабак! - подтвердил, икая, капитан Воробьёв и уселся за стол. - А знаете анекдот?
- Смотри, приличный. С нами дама! - по-отечески наставил его Евгений Иванович.
Под анекдоты был распит ещё один графинчик водки. Капитан рассказывал их и смеялся в голос, Лариса хихикала, прикрывая рукой чудесный ротик, а Евгений Иванович снисходительно улыбался. Он и сам хотел что-нибудь рассказать, но на ум приходили только неприличные анекдоты. Хмурый день катился к закату, начинало темнеть. Капитан Левченко тихо посапывал, уложив голову на стол, и шевелил во сне губами. Лариса раскраснелась, как-то вся обмякла и уже не уворачивалась от руки Евгения Ивановича, лежавшей у неё на плечах. А тот то и дело, нашёптывал её, как ему казалось, нежные слова. Его выражение лица стало скабрезным, и он перешёл на сальности, а рука скользнула вниз, обхватила пышные бедра актрисы и стала их мять. Евгений Иванович стал возбуждаться, и только присутствие капитана Воробьёва его сдерживало от более решительных действий. Тут он отлучился в туалет, а когда вернулся, увидел, что Лариса весело щебечет с Воробьёвым, и кровь ударила ему в голову.
- Товарищ капитан! - рявкнул он так, что проснулся даже дремавший Левченко и стал потирать заспанные глаза. Воробьёв удивлённо посмотрел в его сторону и отмахнулся рукой. Перед глазами Евгения Ивановича появилась красная пелена, и он рявкнул ещё громче: - Встать перед старшим по званию!
Воробьёв медленно встал, а за ним попытался подняться Левченко, но ноги его не слушались.
- Слушай мою команду! Капитан Воробьёв, приказываю доставить капитана Левченко в часть! Немедленно! Выполнять! - взревел Евгений Иванович, и Воробьёв, казалось, даже протрезвел. Он напыжился от обиды, вскинул на себя тело капитана Левченко и поволок его в сторону выхода, по дороге сбивая стулья. Левченко пытался хвататься за всё, что попадалось под руку, звал маму и матерился на чём свет стоит.
Оставшись наедине с Ларисой, Евгений Иванович решил тут же идти в атаку, обнял её за плечи и начал своим бархатным голосом:
- Так вот, дитя моё. Если бы ты знала, как я одинок и измучен. Эта военная жизнь..., - начал он, вспоминая, как это делали романтические герои в кино. - Как мне не хватало такого человечка, как вы. Вы чудо, прелесть, вы отогреете мою душу. Я влюблён в вас с первой минуты.
Евгений Иванович тут же попытался запустить руку под кофточку Ларисы, как вдруг услышал за спиной голос:
- Рассчитываться будете? - за спиной появилась фигура официантки.
- Будем. Но сначала дайте-ка нам бутылочку шампанского для дамы! - он сделал величественный жест рукой, как будто одаривал кого-то.
- А не хватит вам? - обозлилась официантка и буркнула себе под нос: - Ей уже Боржоми нужно. Евгений Иванович сунул руку в карман и достал оттуда выданный в бухгалтерии червонец:
- Вот вам на шампанское! Без сдачи!
Официантка упорхнула и тут же появилась, держа на подносе бутылку шампанского в ведёрце со льдом.
- Это другое дело! - обрадовался Евгений Иванович. Он упивался той мыслью, что поразил Ларису своей щедростью и размахом. Наполнив бокалы, он предложил ей выпить на брудершафт и, не слушая отказа, буквально насильно поцеловал Ларису глубоким, долгим поцелуем.
- Не женщина - пожар! - воскликнул он и полез целоваться снова. - Будь моей. Я всё для тебя сделаю. Не смотри, что я майор. Через полгода уже полковником буду, а там - в генералы не долго. У меня везде зелёный свет. Так что будешь как за каменной стеной.
Чем больше он рисовал Ларисе перспективы их будущего, тем сильнее сам верил в то, что говорил. На самом деле, связей у него никаких особых не было. Своим продвижением по службе он был обязан тому, что был несколько умнее и трудоспособнее остальных офицеров и умел договариваться с начальством, делая комплименты и маленькие подарки. Самым серьёзным его знакомством был его сосед по гаражу и собутыльник Николаич, начальник ОКСа, строившего в Саратове театр оперетты. От него Евгений Иванович и узнал, что театр откроют осенью. Это ему на строительство дачи он присылал своих солдат за калым, и теперь в своих фантазиях представлял, как Николаич по дружбе устроит Ларису в этот театр солисткой, и та, плача от счастья, благодарно откроет Евгению Ивановичу свои объятия.
- Хочешь стать примадонной? - жарко шептал он ей в ухо, когда его руки мяли её упругое молодое тело. - Я тебя солисткой устрою в наш театр, он откроется осенью. И квартиру сразу дадут, я похлопочу. Дай мне свой адрес, я тебе напишу. Или телефон, телефон дай. Нет, ты мне лучше сама позвони, как приедешь. В часть позвони, я тебе сейчас номер напишу, - Евгений Иванович принялся писать ручкой на салфетке номер, чернила растекались, но он сумел нацарапать несколько цифр. - Вот, через коммутатор.
- Ну что вы, зачем, - заупрямилась Лариса и заёрзала на стуле, освобождаясь от навязчивых рук. - Неудобно же. Да кто я вам такая.
- Кто? Пока никто. Но ты можешь стать моей музой! - высокопарно заявил он. - Будешь меня любить, будешь со мной - тебе все двери открыты. Ты ведь не знаешь, какой я, кто я. Через пару лет мы с тобой в Москву укатим.
- У вас же, небось, жена есть, - тихо сказала Лариса.
- Ах, это.... Если в этом дело.... Мы с ней давно уже чужие люди. Мне трудно жить с человеком, который никогда не слышал "Сильву". Она ведь даже не знает, кто это, она думает, что это собачье имя, - с горечью в голосе сказал Евгений Иванович и картинно прикрыл лицо рукой. Он и сам не разбирался в музыке, и что Сильва - не только соседская собачка, а персонаж оперетты, узнал только после выступлений Ларисы. Его это тогда насмешило, а теперь, вот, пригодилось.
- Ах, как я вас понимаю, - внезапно откликнулась Лариса. - Я вот тоже в Ростове с одним встречалась, с водителем. Он надо мной смеялся, говорил, что я даром хлеб ем, лучше бы пошла троллейбус водить. А так только горло деру.
- Забудьте, Лариса! Забудь, дитя моё, эти людишки тебя не достойны, - сказал Евгений Иванович и полез с поцелуями. И снова за его спиной послышался голос официантки. Она принесла счёт и положила перед майором. Цифра была ошеломляющая - двадцать два рубля и тридцать семь копеек.
- Спасибо, идите, я вас позову, - вальяжно сказал он, но официантка и не думала уходить.
- Расплатитесь по счёту, - сказала она со сталью в голосе.
Евгений Иванович полез во внутренний карман и вытащил оттуда пятнадцать рублей, оставшиеся после похода в магазин. В другом кармане тарахтела какая-то мелочь, нашлось ещё три рубля.
- Так, всё ясно, - вынесла приговор официантка и удалилась, громко цокая каблуками. Евгений Иванович даже слегка протрезвел и стал судорожно обыскивать свой опустевший портфель. Он окинул взглядом стулья, на которых ещё недавно сидели его сослуживцы, и уже пожалел о том, что отправил их в часть. И тут, о радость, он увидел китель капитала Левченко, забытый им на ручке стула. Евгений Иванович перегнулся через стол и стал прощупывать карманы. Во внутреннем он обнаружил чуть початую бутылку водки, которая готова была вот-вот выскользнуть. Он нежно подхватил её, открыл и понюхал. Проблема сразу перестала быть такой острой. Глаза гения Евгения Ивановича заблестели.
- Я вам сейчас покажу, суки, как советских офицеров обсчитывать! - заговорщески прошептал он и опрокинул горлышко бутылки в рот. Он пил, как пьют в жаркий день усталые кони, большими глотками, издавая грудные клокочущие звуки. Выпив бутылку до дна, Евгений Иванович вылил в ладонь последние капли и пригладил ею волосы.
- Теперь поговорим! - громко сказал он, обращаясь в пространство, и уселся обратно. Лариса сжалась, немного отстранилась и только смотрела на него искоса. Больше всего на свете она не любила скандалов и чувствовала, что сейчас он неизбежен.
- Кто тут не хочет платить? - вежливо-угрожаюшим тоном спросил высокий метрдотель, из-за спины которого выглядывала официантка.
- Я советский офицер, и не буду терпеть, когда меня обсчитывают! Я жаловаться буду! Где у вас жалобная книга? - нарочито громко заговорил Евгений Иванович, пытаясь привлечь внимание публики.
- Жалобная книга? - ухмыльнулся метрдотель. - Да, пожалуйста! Не забудьте свои данные там оставить, а уж мы постараемся, вам в часть сообщим. И дамочке вашей на работу. Сейчас ещё милицию вызову, пусть выяснять, что она тут делает.
Этого Лариса вытерпеть не могла. Не хватало ещё, чтобы из-за этого нахала у неё были неприятности. Она полезла в свою сумочку, достала кошелёк и вытащила оттуда пять рублей.
-Что-о-о-? - взревел Евгений Иванович, но Лариса отстранила его.
- Кажется, столько не хватает? - строгим голосом спросила она и положила на блюдце деньги.
- Лариса, не смей! - закричал Евгений Иванович и сбросил блюдце со стола. - Она не имеют права!
Пока официантка с метрдотелем собирали деньги, а Евгений Иванович пытался им помешать, топча ногами монеты и купюры, Лариса, схватив чемодан, выскочила из ресторана и побежала в сторону перронов, не чувствуя его тяжести. До отхода поезда оставалось пять минут. А тем временем над Евгением Ивановичем нависла серьёзная угроза, ему уже вызвали милицию и наряд из комендатуры, и он непременно отправился бы тут же под арест, если бы не заметил исчезновения Ларисы. Швейцар и двое крепких поваров уже держали его за руки, как вдруг он взревел, как раненый тигр и вырвался. С собой он прихватил только шинель, оставив свой дежурный портфель на полу у столика. Теперь всё его естество было занято поиском Ларисы. Он выскочил на привокзальную площадь, зовя её зычным голосом, потом на перрон. Но её нигде не было. Тогда он бросился через рельсы в темноту, спотыкаясь и падая, но снова вставал и бежал. Ему казалось, что он сейчас идёт в атаку на врага, но врага невидимого, притаившегося где-то среди вагонов.
***
Евгению Ивановичу снилось, что он ещё маленький мальчик и катается на качелях вверх-вниз, вверх-вниз, из стороны в сторону. Сначала это доставляло ему удовольствие, но потом закружилась голова, и даже стало подташнивать. Он пытался остановить качели, но не мог, звал на помощь маму, но она не шла. Тогда он смирился и продолжал раскачиваться туда-сюда. Евгений Иванович ещё спал бы и спал, но ему ужасно захотелось пить, и он проснулся. К тому же, мочевой пузырь требовал немедленного опорожнения, и дико болела голова. Евгений Иванович с трудом открыл запухшие глаза и увидел над собой не привычный белёный потолок хрущёвки, и не жёлтый от табачного дыма потолок кабинета, и вообще не потолок, а дощатую крышу, через которую на него падали тонюсенькие солнечные лучики. Это озадачило майора, и он опустил взгляд ниже. Со всех сторон были дощатые стены, в одной из которых он увидел большую дверь, больше напоминающую ворота. Что-то знакомое было во всём этом. И спал он не на перине, а в стогу слегка подгнившего сена. Евгений Иванович ахнул и схватился рукой за горло. Ну конечно, он ехал в одном из вагонов, которые в народе называют "теплушками". В мирное время в них возят скот, а во время войны немцы увозили в таких вагонах людей в Германию и сжигали в крематориях концлагерей. Евгений Иванович сильно зажмурил глаза и снова открыл их, но вокруг всё было по-прежнему. И тут в его мозгу появилось только одно слово - плен. Это слово росло и закрывало собою всё вокруг, и дощатые стены вагона, и весёлые солнечные лучики. Оно горело языками пламени среди выжженных полей, складывалось из винтовок и кровавых пятен. Евгению Ивановичу казалось, что это не колёса стучат монотонно, увозя его в неизвестную даль, а рокот танков и свист пуль чеканят одно это слово. Грохот проезжавших мимо цистерн превращался в залпы орудий и разрывы бомб. Евгений Иванович вздрогнул от ужаса и глубже зарылся в вонючее сено.
Он стал вспоминать все виденные им фильмы о войне, и всё отчётливее понимал, что его, советского офицера, враги, скорее всего, расстреляют. Тогда он судорожно снял с себя шинель и китель, сорвал пагоны и, просунув в щель вагона, выбросил наружу. Потом он стал методично вертеть пуговицы на шинели, пока нитки не перетерлись и пуговицы не упали в сено. Из внутреннего кармана кителя офицерское удостоверение и попытался разорвать его в клочья, но ему это не удалось. Тогда он оторвал фотокарточку, разорвал её на мелкие кусочки и тоже выбросил в щель. Удостоверение он выбросил позже, чтобы совсем замести следы. Фуражку свою он не нашёл и вздохнул с облегчением - избавляться не нужно. Потом его взгляд упал на сапоги. Они были все в грязи, их носки были сбиты, и с первого взгляда было невозможно определить, кому принадлежали, офицеру или солдату. Он решил сапоги не снимать, всё же на улице март. Не стал снимать он и галифе, а от рубахи решил избавиться, затолкав и её в стог.
Оставшись в одной шинели поверх белья, Евгений Иванович совсем продрог и сам глубже зарылся в сырое сено, а состав всё ехал и ехал без остановок. Майор очень нервничал и думал о том, что на Родине его будут считать предателем. Может, ему всё же удастся сбежать из плена.... Мысли об этом уносили его всё дальше и дальше, и вот он уже шёл дорогами дымящейся от взрывов Европы всё дальше на восток, скрываясь по лесам и опасаясь быть пойманным. Он избегал встреч с людьми, голодал, но шёл и шёл. Однажды он наткнулся на брошенный танк и проехал на нём до ближайшего населённого пункта. В танке его трясло и кидало из стороны в сторону, но он, что есть силы, держался за руль и давил на педаль газа. Танк остановился возле небольшого заштатного городишки, и Евгению Ивановичу снова пришлось идти пешком. Он что есть мочи перебирал ногами, стараясь быстрее добежать до ближайшего укрытия, как вдруг он услышал родную речь да ещё с матерным словцом.
- Мужики, свои! - обрадовался он и кинулся к ним в темноту, но никого не увидел. Но голоса приближались и были уже совсем рядом. Евгений Иванович закричал ещё сильнее.
- Стой, Лёха! Чуешь, хтось вые. Чи собака у вагони, чи шо.
- Та цыть ты, дай послухать. Може, кого вбывають. Чуешь, як вола.
От собственного воя Евгений Иванович проснулся. Вокруг было тихо, только изредка было слышно, как неподалёку перегоняют составы и гудят паровозы. Судя по всему, на улице уже смеркалось. Вдруг совсем рядом Евгений Иванович услышал, как заскрипел гравий под чьими-то ногами. Он подполз к двери и стал слушать. Сначала их шаги и вялый разговор были едва слышны, потом он услыхал их уже совсем рядом.
- Шось ничого нэ чую, - услыхал он мужской голос почти рядом. - Мабудь, здалося.
- Да х...р с ним, мабуть, собака выла. Айда работу работать, - ответил второй. Обходчики застучали своими молотками прямо под. вагоном. "Наверное, поляки", - решил Евгений Иванович, и в его душе затеплилась надежда на спасение, всё же браться славяне. Из-под вагона послышался отборный русский мат. "Ты гляди, а ругаются по-нашему. Кажись, русский знают", - обрадовался он и попробовал открыть дверь. Как ни странно, она оказалась не запертой, подалась легко и с грохотом распахнулась. От неожиданности обходчики отскочили от вагона. Евгений Иванович свесил торс из двери и позвал их громким шепотом:
- Эй, мужики! Камарад! Ком цу мир, бите! Юде никшиссен!
Обходчики замерли и уставились на грязного кудлатого мужика, одетого в шинель.
- Чего тебе? - спросил один из них и подался назад.
- Я свой, мужики, свой. Пленный.
- Из дурдома, что ли? - тихо спросил один обходчик другого, и оба подались ещё назад.
- Мужики, а немцы где? Немцы далеко? - спросил Евгений Иванович с отчаяньем в голосе и протянул вперёд руку. Обходчики, не сговариваясь, развернулись и с криками убежали в сумерки.
Евгений Иванович почесал затылок и снова залез вагон. Выходить из вагона было страшновато. Сначала он решил обдумать ситуацию и выработать стратегию действий. Зарывшись в сено, он долго думал о том, не донесут ли на него обходчики в гестапо, и если донесут, как следует себя вести и что говорить. Потом он успокоил себя тем, что и так уже в плену, что на него доносить. Потом Евгений Иванович подумал, что это могли быть партизаны, и теперь они побежали за подмогой, чтобы его освободить. Но за ним никто не шёл, и, измученный мыслями, он уснул тревожным мучительным сном. То ему снилось, как в родной части все отворачиваются от него из-за предательства, то ему снился гестаповец, удивительно похожий на комсорга полка капитана Левченко, то жена Нинка в цыганской одежде кидала на карты и грозила ему пальцем. Евгений Иванович ворочался, стонал, часто просыпался и снова прислушивался к звукам извне. Ему по-прежнему очень хотелось пить, тошнило, а голова болела так, будто её размозжили молотом. Начало светать, и Евгений Иванович бросил взгляд на часы. Часы на его руке были командирские, наградные, с надписью, и могли выдать его с головой. Он судорожно стал расстёгивать ремешок, чтобы избавиться от улики, как дверь вагона с силой распахнулась, и на него уставились люди в форме. Форма была самая обычная, милицейская. "Слава Богу, свои!"- обрадовался Евгений Иванович и неумело, но старательно перекрестился несколько раз.
- Ой, диви, який чортяка! - громко спросил один из милиционеров, ткнул в Евгения Ивановича пальцем и засмеялся заливистым смехом, нагло рассматривая обитателя вагона.
- Нэ всих дурних вийна забрала! - поддержал его второй. - Ты хто, опудало? А ну, вылазь. То ты народ по ночах лякаеш?
- Давай, давай, скачи сюда, - сказал первый и поманил Евгения Ивановича пальцем. - Не заставляй меня в вагон залазить.
Евгений Иванович почувствовал опасность и отрицательно покачал головой. Неужели все-таки немцы. Или полицаи. Страх куда-то пропал, и он решил, была - ни была, идти в атаку.
- Русские на сдаются! - вдруг взревел он. - Смерть фашистам! За родину, за Сталина!
Он собрал все свои силы, подпрыгнул в воздух и с криком "Ура!" вылетел из вагона прямо на голову одного из милиционеров. Свалив его на землю, он тут же вцепился зубами в его шею и начал грызть, рыча и часто перебирая зубами. Милиционер извивался под ним, кричал грудным голосом и пытался выбраться из его сильных рук. Его товарища сначала обуял дикий хохот, но потом он понял, что дело плохо, и оглушил нападавшего, ударив рукоятью пистолета в затылок. Евгений Иванович обмяк и завалился набок.
***
Он очнулся на полу милицейского УАЗика, мчащего его в пугающую неизвестность. Кроме головы, болел ещё и затылок. Евгений Иванович лежал, прикованный наручниками к ножке сидения, и пытался собрать из обрывков воспоминаний картины последних дней, но многие детали затерялись в его памяти и не находились. Перед глазами стоял утренний скандал с женой, разговор с командиром и застолье в общежитии, смутно помнился приход в ресторан вокзала. Из тумана памяти то и дело выплывал образ Ларисы, и он чувствовал своими губами её губы. Но потом в голову ему стала лезть всякая чушь. Он так и не смог понять, как попал в товарный вагон, почему оказался без пагонов, пуговиц, кителя и фуражки. Свободной рукой Евгений Иванович попытался нащупать хоть в одном из карманов своё удостоверение офицера, но не нашёл. В какой-то момент ему даже показалось, что он и офицером-то никогда не был, но другая профессия ему на ум не шла, и он решил, что его либо избили либо похитили. Милиционеры в отделении послушали его странные рассказы, посмеялись, но дали воды, курева и небольшой бутерброд с колбасой. После холодного вагона отделение милиции показалось ему удивительно уютным и тёплым, а сотрудники добрыми. Опрашивать Евгения Ивановича пришло почти всё отделение. Не было только покусанного им милиционера, которому в это время в больнице уже зашивали раны на шее. Сотрудники задавали Евгению Ивановичу вопросы и покатывались со смеху, слушая его ответы. Он утверждал, что офицер, майор, начальник штаба, что ещё вчера вечером был на службе и выполнял ответственное задание, и, глядя на него, милиционеры не могли сдержаться от хохота. На вопрос, где его часть, Евгений Иванович хотел было ответить, но передумал. Всё же военная тайна. Зато он рассказал по простоте душевной, что принял родных милиционеров за фашистов, так как считал, что попал в плен, и что его везут прямо в Германию, в концлагерь. Насмеявшись вдоволь, сотрудники милиции отвели его в маленькую комнатку с зарешеченным окном и железной дверью и оставили в покое. Он уселся на нары и уставился в серую стену, испещренную надписями предыдущих обитателей. Но только Евгений Иванович расслабился, как два здоровых детины вошли в камеру и, скрутив его в бараний рог, увезли с собой.
Пропажа офицера, да ещё начальника штаба целой части - дело не шуточное, а можно сказать, государственное дело. Мало ли, куда он мог подеваться, унеся с собой военную тайну. Евгения Ивановича объявили в розыск и искали по всей стране. Он дал результаты только через десять дней, когда один из харьковских милиционеров из линейного отделения узнал на полученной фотографии того самого буйно помешанного, которого они с напарником поймали в районе депо. Стоит ли говорить, что всё это время Евгений Иванович провёл в сумасшедшем доме, по-прежнему утверждая, что он майор советской армии, которого пытались взять в плен. Там его пытались успокоить, щедро угощая серой и галоперидолом, и уже через неделю он окончательно сам в этом разуверился и стал считать, что он обычный сумасшедший, и вся его жизнь ему просто привиделась. Он даже удивился, когда его внезапно не только выпустили из палаты, но и пригласили в кабинет главного врача, где его ждали двое военных. Евгению Ивановичу дали новую форму и повезли прямиком на вокзал. Там его усадили на поезд, дав в сопровождение неулыбчивого особиста. Домой Евгений Иванович явился тихим и смирным. Он больше никогда не пил и расхотел заводить любовницу. Дело замяли, ему выдали новое удостоверение и оставили на службе. Командир части сдержал своё обещание, и жена Нинка так никогда и не узнала, где на самом деле был её муж. Она была уверена, что он выполнял особое военное задание и, судя по тому, что муж кричал во сне, думала, что его брали в плен враги социалистического отечества из Германии. Нинка стала относиться к мужу с благоговейным трепетом, как к герою, и простила ему все старые грехи. Бросив пить, Евгений Иванович быстро дослужился до полковника и стал командиром части. Однажды через много лет он увидел по телевизору Ларису, заплакал и пытался наложить на себя руки, повесившись в коридоре на ремне, но вернувшаяся домой Нинка спасла его и пригрозила отправить в дурку. Больше Евгений Иванович никогда покушался на свою жизнь и старался не слушать концерты.