Наконец-то сбылась меча Вин-ваша: оставаясь по званию Вторым вождём, в действительности он получил такую власть, какой под началом Ин-ди-мина не располагал и Первый.
Посовещавшись, трое главных предводителей пятитысячного войска горцев постановили выделить особый разведывательный отряд - примерно, из пятисот самых лучших воинов. А поскольку основательнее Вин-ваша городские окрестности знал только служитель Лукавого бога - но жрец не может быть вождём! - кому, как не юноше, судьба определила возглавить этот отряд? Да, его назначение состоялось не без споров - смущало многое: возраст, происхождение, отсутствие опыта. С другой стороны, весомее всех этих мыслимых и немыслимых изъянов и недостатков сына Повелителя Молний оказалась победа над Зверем Ужасной. Так очевидно взысканный Древними Непредставимо Могучими Силами ни в чём не может потерпеть неудачи - этот распространённый предрассудок после долгих споров наклонил-таки в пользу Вин-ваша даже самого недоверчивого из трёх главных вождей: Ин-бу-прира.
На Равнину разведывательный отряд сошёл четырьмя днями раньше основного войска - в частности, и для того, чтобы договориться с родом Красной Лисы если не о союзе, то хотя бы о невмешательстве. (В сущности, формальность - уж кому-кому, но не этому слабосильному роду встревать в битву гигантов!) Впрочем, формальность формальностью, однако на войне, ох, как стоит уделять внимание мелочам! Эту нехитрую истину более всех осознавал Му-нат - вызвавшись сопровождать Вин-ваша, жрец не без основания надеялся на свои дружеские, установившиеся позапрошлой осенью отношения с главой рода Красной Лисы. Несмотря на все неудобства и треволнения, оказалось, его посольство загостилось тогда не зря: можно надеяться, что посеянное позапрошлой осенью принесло недурные плоды.
Однако самого Вин-ваша крайне раздражало присутствие Му-ната в доверенном ему отряде: юноше хотелось полной самостоятельности - чего, конечно, не могло быть при жреце-советнике. Но... не всё сразу! Чем-то можно и поступиться! Главное: уже пятьсот - и каких! - воинов под его началом. Напуганный этой скатившейся с гор лавиной предводитель рода Красной Лисы - ишь ведь! - стелется, словно трава у ног.
Власть. Да в таком объёме. Да в первый раз. Неудивительно, что Вин-ваш упивался ею. И не будь рядом Му-ната, то свежеиспечённый самовластный вождь наверняка во множестве натворил бы небезвредных глупостей. Хотя бы - как должное приняв вынужденное подобострастие предводителя рода Красной Лисы, не задумываясь о последствиях, двух девиц собственноручно заклал бы на алтаре в жертву Де-раду, считая их добровольным даром. Впрочем... а почему бы и нет?.. две человеческих - тем более, женских - жизни в сравнении с громадьём предстоящих дел - менее, чем ничто... но... а если всё-таки - вынужденным?.. и для предводителя рода что-то, да значат две его юных внучки?
Вин-ваш, опоённый властью, не задумывался об этом, совершая жертвоприношение. И, не колеблясь, занёс уже было нож. Но в этот критический момент вмешался жрец. Солоноватой шуткой, что, дескать, сыну Повелителя Молний куда интересней будет уединиться с этими девицами ночью, чем заклать их прилюдно днём, взметнул такую волну смеха - какое уж тут жертвоприношение! Необходимую для него торжественность волна громового смеха начисто смыла у всех. Даже у горцев. Трясущимися после неудержимого хохота руками Вин-ваш и верёвки-то, связывающие девчонок, разрезать сумел не сразу - хорош бы он был, попытайся перерезать им горла! Осрамился бы непоправимо! Поэтому, когда вместо перепуганных девочек на алтаре пристроили первую из десятка коз, юноша передал нож Му-нату - он чувствовал: с должной ловкостью сейчас вряд ли справится и с козой. Ночью же...
...жрец во многом оказался прав. Во многом, но не во всём. Да, действительно, шуткой Му-ната спасённые от неминуемой смерти, эти девочки доставили ему ночью немалое удовольствие, но... глянув на утомившихся от непривычки к любовным играм и быстро заснувших прелестниц, Вин-ваш засомневался: на месте неискушённых девчонок могли быть другие - поопытней. Несомненно, сумевшие бы ему доставить большее удовольствие. Большее? После Бегилы? После незабываемой Великой Ночи с Лилиэдой? Да даже в сравнении с Темириной вряд ли хоть одна из женщин рода Красной Лисы была способна на большее. А Ужасная? Однако, ненароком о Ней подумав, Вин-ваш поспешил отогнать эти опасные мысли: нездешнее - без крайней необходимости, о таком ни думать, ни вспоминать не стоит. Другое дело - о земном, привычном: например, о спящих рядом девчонках. О девчонках-то о девчонках... а что - о них?
Робкие, неумелые... до краёв наполненные благодарностью... стоп! Вот чего юноша прежде не получал ни от одной из женщин хоть в сколько-нибудь сравнимой мере. Ну да, ну конечно, как всякий мужчина из народа бад-вар, он, по обычаю, имел безоговорочную власть над жёнами и наложницами. Мог и казнить, и миловать, сообразуясь лишь со своими прихотями. Мог? Если не по обычаю, а на деле? Надавать затрещин, исполосовать плёткой - конечно. Но вот убить... не держа за хвост серьёзного преступления?.. сомнительно... по крайней мере - себе дороже! Не говоря о значительном выкупе, чего стоят чрезвычайно утомительные очистительные обряды! Вспомнишь о странной Тренилиной смерти - прежде сто раз подумаешь! Бр-р-р!
А вот сегодня... жизни спящих сейчас под боком девчонок были полностью в его руках. И они это понимали. И их неумелость в любовных играх полностью возместилась благодарностью. Даже - с избытком. Ведь до сегодняшней ночи он, Вин-ваш, не знал ничего подобного. Да и - откуда? Бывшие с ним прежде женщины разве его боялись по-настоящему? Крепких затрещин, плётки - да. Но разве это - по-настоящему? Всякая из дочерей народа бад-вар, ох как, приучена с детства к болезненным побоям. Увечий? Но, не считая расквашенных носов, да изредка рассечённых губ, ни одну женщину он до сих пор не изувечил. И, спрашивается, с какой стати его, сына Повелителя Молний, было бояться дочерям народа бад-вар? То есть - бояться по-настоящему? А ни с какой! И что же? Выходит, до сегодняшней ночи столь пьянящей благодарности он не знал по своей вине? И, выходит, такую благодарность всегда можно получить легче лёгкого? Значит, достаточно, чтобы женщина знала: её жизнь зависит от его прихоти? Ах, до чего же просто! Легко! Понятно! Как всё "великое"!
Незачем, стало быть, вместо плётки для женщин заводить бич? Что - бич? Ну, больней, конечно, ну, засечь им можно до смерти, но ведь и плёткой - тоже! Не пожалев времени и труда - тоже ведь можно до смерти! А руками? Чего уж проще! Схвати за горло, сожми потуже да несколько долгих мигов не отпускай - труп обеспечен. И каждая женщина это знает. И не боится. И суть, стало быть, в другом - в обветшавших обычаях. В выкупе. В долгих и трудных очистительных обрядах. В укоренившемся предрассудке: ни жену, ни наложницу, ни даже невольницу не предавать смерти без тяжкой провинности.
(Следует заметить, не будучи особенно жестоким по своей природе, ни засекать до смерти, ни кого-то душить отнюдь не жаждал Вин-ваш. А как же - за малым несостоявшееся жертвоприношение? Но это совсем другое! Для народа бад-вар - священное!)
Однако на нечто новое и, как оказалось, важное несостоявшееся жертвоприношение открыло глаза Вин-вашу. И именно потому, что - несостоявшееся. Иначе - зарежь он девчонок на алтаре - юноше вряд ли бы хоть когда-нибудь удалось вкусить опьяняющей, ни с чем не сравнимой благодарности.
Теперь же, в красновато-сизой от дотлевающих в очаге поленьев, уютной ночной полутьме глядя на уснувших девочек, Вин-ваш пытался соотнести своё удивительно открытие с обычаями и предрассудками народа бад-вар. Увы - одно с другим соотносилось неважно.
Да, своему возлюбленному нечто прельстительное вовсю нашёптывала Ужасная, но ведь - возлюбленному, не рабу! Обольстив, соблазнив, опутав Она смогла наклонить гибкий Вин-вашев разум в нужную для Себя сторону: однако - совсем чуть-чуть. Да, по своему произволу казнить и миловать - хмельнее выдержанного вина, но... разве это открытие?
Вин-ваш знал сызмальства, что такой властью располагают некоторые из старших жрецов, предводители всех родов, да и просто иные влиятельные вожди, но он знал и другое: никто, даже сам Повелитель Молний, ещё не дерзнул бросить вызов древним обычаям. Во всяком случае - прилюдно. Другое дело - в тайне. Кое-кто наверняка осмеливается ночью, в глубокой тьме обходить мешающие обычаи, но, во-первых, неизвестно, каким унижением в мире богов и предков обернутся нарушителям их вольности, а во-вторых: тайное по своей природе обязано оставаться тайным. Хвастаться всеми своими "подвигами" способен разве что круглый дурак.
Да, Вин-ваш понимал, чтобы стать Спасителем народа бад-вар, ему предстоит содеять много недозволенного и запретного. Естественно - в тайне. Ступая на нехоженые пути, сын Повелителя Молний был готов к грязи и крови, и... при последних отсветах догорающих в очаге поленьев вглядываясь в лица спящих девчонок, размышлял не о сделанном, нет - о не сделанном: о несостоявшемся жертвоприношении.
Отвлечённый непритязательной шуткой жреца от не то что дозволенного, но священного для народа бад-вар убийства, днём он за малым не осрамился, а ночью - по той же шуточке - получил должную награду... Награду? Или - немыслимое искушение? Неодолимый соблазн... Если так просто от всякой женщины добиться безмерной благодарности, то...
...обычаям народа бад-вар необходимо бросить прилюдный вызов! Чего, Вин-ваш понимал, соплеменники не позволят даже Великому Герою. Нет, необоснованные убийства двух или трёх наложниц ему, конечно, простят, но... с каждым разом отмывать руки от крови будет всё тяжелее! А главное, так поступая, дождётся он от женщин чаемой благодарности? Никогда! Ведь многие мужчины из народа бад-вар, достаточно вспомнить отца, по поводу и без повода до полусмерти избивая жён и наложниц, что получают взамен? Благодарность? Как бы не так! Они получают бессловесных, трепещущих рабынь! А если жесточайшие избиения разнообразить убийствами? Что тогда? Тогда он получит даже не запуганных рабынь, а потерявших человеческий облик, дрожащих тварей! Не просто бессловесных, но навсегда утративших способность к самым простейшим мыслям. Нет уж! Таких-то, в скотов превращённых женщин, ему и даром не надо!
Но неодолимый соблазн до сих пор незнаемой благодарности?.. С ним-то отныне, как быть?..
...и юноша очень кстати вспомнил: для спокойно спящих сейчас девчонок он ни в коем случае не является убийцей. Ведь смерти их обрекал не он, но древний, священный обычай. Он же, напротив, перерезав ножом не горла, а связывающие верёвки, спасителем был для девочек.
(Избирательность памяти: спасителем, разумеется, был Му-нат, но не только для Вин-ваша, а и для внучек старейшины рода Красной Лисы жрец будто бы растворился - неверная посылка не помешала верному выводу: безмерная благодарность не оттого, что сын Повелителя Молний держал в руках две человеческие жизни, нет - оттого, что отказался их взять.)
Сделав льстящее открытие, угомонился ум Вин-ваша: соблазн? Искушение? Потом, на досуге! Неодолимый? А зачем его одолевать? Случилось нечто неповторимое, и было бы глупостью требовать от женщин, не переживших подобного, им самим не знакомых чувств. А неиспытанное досель удовольствие? А зачем от него отказываться! Кто или что помешает хоть завтра взять этих девчонок в жёны! Да предводитель рода Красной Лисы с радостью согласится отдать ему своих внучек не то что в жёны - в последние наложницы! И потом...
...не унаследовав от отца жестокости, вспыльчивость от него Вин-ваш унаследовал в полной мере. И, вспыхнув, несправедливо (он понимал) и затрещины раздавал своим женщинам, и брался за плётку. Понимал, но поделать с собой ничего не мог. Впрочем - и не старался. Большинство дочерей народа бад-вар, к подобному обращению приученных с детства, оценивало не мотивы, но результат. И ни синяк под глазом, ни расквашенный нос, ни рубцы от плётки не считая существенным ущербом, вполне спокойно относилось к вспышкам несправедливого гнева. Тем более, что случались они не так уж и часто. А Лилиэда: А Темирина? Но до Лилиэды после Великой Ночи (даже, когда и за дело) Вин-ваш касался с опаской. Что же до Темирины (гордячки и своевольницы), юноша понял ещё весной: если за дело, считая себя виновной, она безропотно примет строжайшее наказание, если же необоснованно - затрещину (изредка, снисходя к мужским слабостям) стерпит, а вот о плётке следует позабыть: замкнётся, надуется, словечка в течение дня не молвит. Однако Лилиэда и Темирина - редчайшие исключения; Вин-вашу всегда было на ком сорвать необоснованный гнев: и обе близняшки, и рыженькая Миньяна вполне спокойно принимали несправедливые побои - в меру взвизгивая и поойкивая. Вполне спокойно... слишком спокойно... и?.. не принесённые в жертву девочки, небось, не будут такими бесчувственными?.. все его побои наверняка будут принимать с благодарностью?.. даже - самые суровые и несправедливые?.. и?..
...засыпая почти под утро, Вин-ваш окончательно решил: завтра же, не откладывая, у старейшины рода Красной Лисы в жёны или в наложницы просить его внучек...
Му-нат этой ночью тоже заснул далеко не сразу - долго прокручивал в уме не случившееся прошедшим днём: ставший вождём мальчишка по беспечности и недомыслию едва не споткнулся на первом шаге! Да даже действительно добровольно (в чём жрец сомневался) в жертву общему делу старейшина рода Красной Лисы обреки своих юных внучек - заклать их следовало никак не Вин-вашу! И никому из горцев! Вообще - никому чужому! Только самому старейшине рода! А если бы его рука не поднялась на любимых внучек - передоверить своим жрецам! А так, как чуть не случилось... мало ли, увлекшись, что способен сделать каждый! Кого отправить к богам! В данный момент, нисколько не сожалея. Но... спустя некоторое время... когда в душе догорит чёрный огонь... измерив и оценив содеянное... поняв, что поправить уже ничего нельзя... не переложит ли он ответственность на исполнителя своей затмившейся воли? Если не переложит - может считать себя мудрецом. По праву. Без хвастовства. Но среди всех человеческих сыновей сколько таких наберётся? Один? Два? Три? А среди сыновей народа бад-вар?.. И с какой это стати таковым является старейшина рода Красной Лисы?.. А если вдруг даже и является - меняет ли это дело? Нет! Не меняет!
До смерти двух, едва ли даже достигших брачного возраста внучек предводителя рода Красной Лисы всем остальным - кроме, возможно, матери - дело десятое. Или совсем никакое. Но... только сегодня! А не минует и половины луны - ох, как припомнят все! Не пожалеют, нет - просто припомнят! Припомнят: их не свои заклали - чужой зарезал! А вот то, что в жертву их предложили сами - это забудут! Забудут все до единого - а является или не является предводитель рода редчайшим исключением - не имеет значения: волей-неволей ему придётся согласиться с общим мнением.
Конечно, для объединённого войска горцев слабосильный род Красной Лисы - ничтожный камешек на пути, но... споткнувшись о небольшой камешек, сколько великих падало? Из-за незначительной небрежности, гибли какие грандиозные замыслы! И потом: а действительно, этот камешек - так ли уж он ничтожен? Да, род Красной Лисы располагает от силы тремястами годными к битвам мужчинами - однако необходимо считаться с тем, что земли этого рода являются главным ключом ко всему Побережью. Не единственным, но - главным. Если к Городу идти в обход - и значительно длиннее, и, главное, может переполошиться всё Побережье. Чем путь извилистей - тем туманней цель: соприкасаясь со многими, невольно и тех затронешь, которые без этого соприкосновения предпочли бы закрыть глаза - не пересчитывать спустившегося войска. Уверить себя, что против рода Снежного Барса выступил только один род Змеи. Следовательно - единоборство, всё чин по чину: объявленная весной война, лето и осень протлев под спудом, полыхнуло видимым пламенем. Но рано или поздно это должно было случиться, и если сцепились только два рода - зачем же вмешиваться прочим?
(Шатко, сомнительно - на Побережье у многих потянутся руки к копьям, но, можно надеяться: потянутся - не возьмутся. И если, да не допустят Старшие боги, не случится какой-нибудь чрезвычайной подлости - благоразумие не позволит сжать ладони и обхватить прочные древки.)
Если же идти окольными путями... за половину бессонной ночи Му-нат порадовался, наверно в пятый раз, что напросился в разведывательный отряд! С должной трезвостью отнёсся к Ин-ди-миновым славословиям о новоявленном вожде Вин-ваше. Нет, отчего же, жрец допускает: юноша сумел выказать себя отменным военачальником, но что следует из этого?
Умело руководить сражением, храбрость соединив с предусмотрительностью, для командующего достаточно - а для вождя? Почти с пятьюстами отборными воинами пришедшего на чужую землю? Которому - по крайней мере, вначале - надо не выигрывать битвы, но всячески уклоняться даже от незначительных стычек? Да уродись Вин-ваш величайшим из военачальников - всё равно по молодости совершил бы достаточно серьёзных ошибок, стоит вспомнить о несостоявшемся жертвоприношении, и...
...уже перед тем, как заснуть, Му-нат вспомнил и о другом: о нехорошем блеске в глазах Вин-ваша, когда на рукояти жертвенного ножа побелели от напряжения сильные пальцы юноши. Нет, жрец понимал: присущая ему самому глубокая неприязнь к человеческим жертвоприношениям в глазах почти всякого из народа бад-вар выглядит постыдной слабостью. Если не святотатством. И, конечно, сын Повелителя Молний - воин, мужчина, вождь! - мог, не задумываясь, заклать девчонок на алтаре. Не задумываясь... для воина - нет ничего естественней... для вождя, по меньшей мере - неосторожно... для мужчины - смотря по его природе! Да, поднимая нож, Вин-ваш в первую очередь ощущал себя воином... забыв, что кроме того является вождём... забыв... нет! Не забыв! Вспыхнувшие на миг в глазах колючие красноватые искорки - если бы к девочкам, с трепетом ждущим смерти, юноша оставался равнодушным - откуда бы они взялись?
Ведь в молодости Повелитель Молний тоже не отличался жестокостью: вспыльчивостью, отвагой, хитростью - но не жестокостью. Это со временем... прибирая к своим рукам всё большую власть... всё чаще слыша льстивые речи... всё беззастенчивее переходя черту между дозволенным и запретным... впрочем... разбередив старую язву, Му-нат внутренне поморщился: а кто вывел Повелителя Молний на эту опасную дорогу? Кому открыла Легида будущее народа бад-вар? И начальную, возможно, не самую кровавую, но, несомненно, самую грязную часть дороги рядом с вождём - а подчас и опережая его! - кто, спрашивается, прошагал? Пока не увидел гибельность этой, столь заманчивой поначалу дороги? Да, чтобы отклониться, ему самому достало сил, вождю, к сожалению - нет, и... увидев, что по стопам отца вот-вот зашагает сын, сетовать теперь на кого? На отца? На сына? Увы - совесть указывала Му-нату не на них...
Дабы усмирить эту самую уязвлённую совесть, жрец попробовал думать не о прошедшем - уже свершившимся - а о предстоящем в недалёком будущем. Но ничего с мало-мальски удовлетворительной чёткостью в будущем не просматривалось: множество людей, интересов, сил сгустились в непроницаемое для взгляда облако. Да ведь и то: с растревоженной совестью соваться в будущее - нет, конечно! Сосредоточив ум на завтрашних заботах, Му-нат попробовал его отвернуть от незаживающей старой язвы - и это жрецу удалось. Сначала угасла боль, затем рассосалось раздражение на предполагаемую жестокость Вин-ваша - пришёл благодатный сон. А грядущие хлопоты и труды? Об этом - утром. Отдохнувшему, на свежую голову... Главное - он при юноше, и с помощью Ле-ина как-нибудь сумеет отговорить свежеиспечённого вождя от скоропалительных действий...
Зимнее утро случилось солнечным - большая редкость на Побережье - изрядно заспавшийся Вин-ваш с трудом разлепил веки, и его первой приятной мыслью было: ого! Главный вождь - это многого стоит! Никто не посмел его разбудить! Второй - значительно менее приятной - Де-рад побери, не слишком ли поздно он проснулся? И третьей - вовсе неутешительной - а вверенный ему отряд? К соне-вождю - как отнесутся воины? Да в походе? Да на чужой земле?
Но, слава Великим богам, явившийся жрец развеял эти неприятные мысли: наказав хлопочущим по хозяйству девочкам принести вина и мяса, Му-нат так заговорил с сыном Повелителя Молний, будто ничего особенного не случилось, будто позднее пробуждение нисколько не предосудительно для вождя.
Ободренный такой снисходительностью к постыдной даже для подростка слабости, Вин-ваш не сразу заметил: а разговор-то получается очень небезобидный, очень другой, чем ему показалось вначале. Он совсем просмотрел, как, легко скользнув по сегодняшнему, жрец вспомнил вчерашнее: несостоявшееся жертвоприношение. И из Му-натовых слов вытекало: а случись то, что могло случиться - как бы оценил Вин-ваша (пусть не сегодня, пусть послезавтра) предводитель рода Красной Лисы? Какими бы глазами посмотрел на чужака, зарезавшего его внучек?
И победитель Градарга, вождь, краснея подобно мальчику, без возражения проглатывал обидные упрёки - увы: они были полностью заслуженными. В самом деле: то, что для воина (и даже - для начальствующего над воинами) простительно, то для вождя может оказаться смертельным - попробуй, не согласись, когда всё на виду!
Тем более, что разговор состоялся наедине, не требовалось производить впечатления на посторонних слушателей и, значит, не стоило пыжиться. И, втихую пережевав обиду, юноша согласился со жрецом: да, разумеется, он не прав, впредь постарается действовать осторожнее, а в сомнительных случаях будет обязательно советоваться с Му-натом. Кажется - всё? Выяснилось, что - нет. Правда, последующие слова служителя Лукавого бога были Вин-вашу куда приятнее предыдущих.
Прошедшей ночью - знаменательное совпадение! - жрецу пришло в голову то же, что и победителю Зверя Ужасной: у старейшины рода Красной Лисы просить в жёны его, по счастью, не принесённых в жертву, юных внучек. Конечно, жрецу и вождю на ум это пришло по разным причинам: Вин-вашу - из-за странных, незнаемых прежде чувств; Му-нату - на холодную голову: дабы смыть неприятный осадок, возможно, оставшийся у предводителя рода Красной Лисы. Однако, мотивы мотивами, но - совпадение? Когда в народе бад-вар всякий твёрдо знает: и в Высшем, и в Среднем, и в Низшем мирах всё так взаимно переплетено, что за какую ниточку ни дёрнешь - везде отзовётся! Совпадение? Глупости! Сын Повелителя Молний уверен: знак! И знак, судя по приметам, благоприятный для задуманного. (Если чего-то хочется - всегда отыщутся благоприятные приметы!) Невинного подыгрывания Вин-ваш, разумеется, не заметил и сразу согласился со жрецом: если вчерашний промах так просто сгладить, у предводителя рода Красной Лисы попросив в жёны его внучек, то отчего бы, не откладывая, ни доставить ему эту приятность?
Однако, прежде чем заняться сватовством, Вин-ваш собрал на совет помощников. Му-нат - тоже присутствовал... не воин, служитель бога, но... и городские окрестности он знает лучше всех, и сношения с родом Волка идут в основном через него, и, главное, юноша понимал: жреца отстранить от дел - самому не у дел остаться. Ни Ин-ди-мин, ни Ин-бу-прир, ни спешно выбранный после подло убитого Ин-ди-шарама новый глава рода Чёрного Орла зеленоглазый Ин-гал-тремит не наделяли его такой властью. А после недавнего выговора тщательно скрытая, но нисколько не притупившаяся обида? Что ж, придётся потерпеть! Не для того он с огромным трудом сумел отхватить изрядный ломоть власти, чтобы сразу расстаться с ним! Чтобы из-за детской обиды ведущую к славе лестницу уронить себе на голову.
(Нет, подобные мысли у юноши оформились не сразу - к вечеру. Но, ещё не осознав толком, руководствуясь смутными ощущениями, Вин-ваш в течение дня не совершил хоть сколько-нибудь значительных ошибок. Обида обидой, но первое чувство - смолчать, услышав суровый выговор - не подвело: совет, на котором отыскались интересные решения, прошёл спокойно, по-деловому. А ссориться? Со жрецом? Сейчас?! Он всё-таки не безумец! Му-нат не такой человек, с которым можно безнаказанно поссориться: и уж во всяком случае - не теперь, и тем более - не из-за детской обиды!)
Днём состоялся сговор; польщённый предводитель рода Красной Лисы охотно забыл вчерашнее, сожалея только о том, что его внучки не дотягивают до брачного возраста. Старшая - та совсем чуть-чуть, а младшая - почти три равноденствия. Впрочем - разве это препятствие? В жёны пока нельзя - в наложницы очень можно! А дальше - полностью на Вин-вашево усмотрение: назвать ли их жёнами, оставить ли в наложницах или, если не угодят, отослать назад, к отцу - не существенно. У Великого Героя Победителя Зверя Ужасной побывать в признанных наложницах - хотя бы совсем недолго - для девчонок большая честь.
Маленькая оговорка "назад к отцу" не прошла без внимания жреца - как и предполагал Му-нат, старейшина рода Красной Лисы является этим девочкам не только дедом, но и отцом, но и... не зря же он сделал малозаметное ударение на слове "назад"! Даже, если пока и - не... то в будущем?.. а что?.. вслух о таком говорить не принято, но ведь случается... да - не часто, но и не исключительно редко! И за малым не зарезанные девочки, вполне возможно, дороги предводителю рода Красной Лисы втройне...
Правда, этому мысленному построению жреца не хватало совсем "немногого" - основания. Ведь смерти любимые внучко-дочки избежали, считай, что чудом... Вряд ли предводитель рода мог надеяться на такой благоприятный исход. А если так, то почему он в жертву не предложил других? Для него безразличных? Чтобы умаслить Че-ду и Данну - намеренно предложил им самое дорогое? Будто бы сходится, но, жрец чувствовал, сходится недостаточно - чтобы служить основанием.
У рода Красной Лисы есть хорошие шансы, чтобы остаться в стороне от разгорающейся войны, и, спрашивается, зная об этом, почему старейшина был готов пожертвовать любимыми внучками? Услышав повеление одного из Великих богов? Не исключено, конечно, однако сдаётся жрецу, что старейшина не из тех, которые готовы слепо повиноваться невнятным знакам и двусмысленным голосам. Нет, есть что-то ещё... невидимое не только для него, Му-ната, но, очень возможно, и для самого предводителя рода? Или... предводителем всё же видимое, но настолько для него неприглядное, что сами собой отворачиваются глаза?..
Праздничная трапеза плавно шла по торной дороге, Му-нат, внешне вполне и впопад участвуя, внутренне был далеко от праздника, копаясь в необозримых завалах памяти - не сохранился ли в древнейших преданиях хоть какой-нибудь намёк на правнучко-внучко-дочек? Однако, изрядно перебрав износившейся рухляди и тщательно осмотрев каждую ветошку, жрец вынужден был отметить: не сохранился. Притом, что не только о сожительствах, но и о браках между отцом и дочерью - сколько угодно: и не намёков, нет, развёрнутых повествований. К тому же - общеизвестных. А вот о сожительстве деда с внучкой - об этом предания молчат. Все. Даже строго оберегаемые от непосвящённых. И?..
Заняв свой ум разрешением головоломной и совершенно неактуальной загадки, окончания шумного пиршества Му-нат всё же не прозевал: успел перехватить провожающий Вин-ваша и внучек в отдельный шатёр взгляд предводителя рода Красной Лисы. Отуманенныё болью, но и озарённый надеждой взгляд. Перехватив, убедился: его догадка не догадка - истина. И сразу засомневался: пока Вин-ваш будет геройствовать на войне, старейшина рода - как? Сумеет одолеть соблазн? Впрочем, тут же и спохватился: ему-то какое дело! Смерть обошла девчонок, чужой не только их не заклал, но, взяв в Первые наложницы, облегчил выбор старейшине рода. А как сложатся семейные отношения - это уже приправа. Совершенно неощутимая в огненном вареве предстоящих битв. Главное: у рода Красной Лисы нет никакого повода таить обиду на горцев.
Вин-ваш, ненадолго уединившийся с Селанией и Рамидой, - так звали его новых наложниц - не помышлял ни о чём, кроме краткой беседы. Да и не мог - даже в том случае, если бы его плоть вдруг страстно возжелала: ибо сын Повелителя Молний попал в весьма двусмысленное положение. С одной стороны: после свадебного пира не уединиться с наложницами - обидеть старейшину рода Красной Лисы; а с другой - уединившись - поставить под большое сомнение своё участие в намечающемся этой ночью разведывательном походе. Вступившего даже не накануне, а менее, чем за четверть дня в опасную близость с женщиной не то что командующим, а просто соратником с собой не возьмёт никто! А не возглавить выступающий в ночь отряд - вождём остаться только по званию! И если бы не изощрённость жреца - а Му-нат, прежде чем юноше уединиться с наложницами, перед всем войском связал его торжественной клятвой, что уединиться-то он уединится, но более: ни-ни-ни! - Вин-ваш не повёл бы девчонок в шатёр. Как бы потом ни дулся старейшина рода Красной Лисы! Подумаешь! Оставить без брачного уединения его внучек - не на алтаре заклать: подулся бы день-другой и перестал. А вот не возглавить разведывательный отряд... как бы то ни было, а всё же спасибо лукавому жрецу! Хитрющий Му-нат сумел совместить, казалось бы, несоединимые обычаи! И предводитель рода остался довольным, и, после данной клятвы, ему, Вин-вашу, ничто не помешает возглавить ночной поход.
Польщённые внимание молодого вождя, девчонки трещали, не унимаясь. Сначала - о незначительном: женском, а зачастую и просто детском. Но скоро, снисходительностью юноши поощрённые к откровенным излияниям, заговорили о действительно их волнующем - увы, не слишком приятном для сына Повелителя Молний. О пережитом ими вчера: когда - в ожидании смерти - они лежали связанными на алтаре. Разумеется, сёстрам не хватало слов - да и какие слова способны поведать о запредельном ужасе и неземной тоске! - поэтому их обоюдный рассказ ткался из разрозненных нитей, получаясь сбивчивым, путаным, с многочисленными повторами, но... и такого было Вин-вашу более чем достаточно! Ему вспомнилось собственное детское и отроческое ощущение обречённости - явилось болезненное раскаяние. И насколько бы оно было мучительнее - случись вчера непоправимое! Зарежь он на алтаре девчонок! На Ужасную - как после странной Тренилиной смерти - свалить бы не удалось.
Впрочем, всё это мелькнуло в уме Вин-ваша и отозвалось болью в сердце подобно солнечному лучу сквозь быстро бегущие облака: на миг расставив по местам тени и свет, скоро опять растворилось в серости - однако мелькнуло не совсем зря, напомнив об истинном соотношении Света и Тьмы.
Не надолго сбитый с привычной дороги смятением воли и чувств, уже скоро сын Повелителя Молний смог подчинить их себе: ведь в общем вчера всё обошлось, и стоит ли особенно казниться из-за не случившегося? Не лучше ли какой-нибудь шуткой отвлечь сестёр от пережитого накануне ужаса? И Вин-ваш "пошутил": а как, мол, лёжучи связанной на алтаре, ни одна себя не почувствовала козочкой или овечкой? Неуклюжая, скверная шутка, но на непритязательных девчонок она подействовала благотворно: прыснув, сперва рассмеялась младшая - старшая сразу же подхватила.
И, слава Великим богам, девчоночий смех смыл без остатка недорастаявшие со вчерашнего комья страха - разговор для Вин-ваша сделался не в пример веселее. Опять - о не важном, детском: но ведь дело не в смысле! Неопределённое, бестревожно лёгкое, розово-светло-дымчатое - куда как приятней, чем проступающее сквозь тонкую корку времени, чётко очерченное чёрными линиями, случайно не состоявшееся злодейство.
После вовремя вставленной шутки, Вин-ваш чересчур увлёкся приятно для него обернувшимся разговором: ещё чуть-чуть - мог бы подняться ропот: воины по-своему истолковали бы затянувшееся уединение. Вернее - по-мужски: дескать, клятва клятвой... однако - соблазн... а идти в опасный поход с осквернившимся... тем более - им ведомыми...
...по счастью, Вин-ваш не перешёл неуловимой границы - опомнился: время! Его почти не осталось! Ещё чуть-чуть помедлить - перед подчинёнными воинами предстать осквернившимся! Да вдобавок - клятвопреступником!
И повелительным жестом оборвав девчоночий щебет, в наступившей тишине каждую из сестёр торжественно - правда, с оттенком нежности - расцеловав в лоб и щёки, сын Повелителя молний покинул шатёр. Время. К воинам. В ночь. В поход.
* * *
Довериться или - нет? А если не доверяться? Если попробовать самой - втихую? Конечно, не одной, но кроме её, Темирины, в роде Змеи на сносях семь или восемь женщин, и, главное, женщин рожавших, уже пожертвовавших первенцев Данне. И из восьми-то, глядишь, хотя бы одна произведёт на свет мертворождённого ребёнка?.. А если даже и не произведёт?.. Да, в Священной Долине нет настоящих невольниц, но по занимаемому положению выше Младшей дочери Ин-ди-мина стоят всего пять или шесть женщин... Да и то - по месту на праздничных торжествах... А у отцовского очага?.. Разве что - Лилиэда?..
Всюду она! Сначала - беглянка! Потом - соперница! Теперь же?.. Подруга?.. После всего-всего?.. Замышленного убийства? Выболтанных по пьянке тайн? Совместных прогулок к пастушеским шалашам? Зависти - вот что главное! - к не принесённому в жертву Данне младенцу Ту-маг-а-дану? Притом, что ей, Темирине, дабы не нарушить равновесия между Землёй и Небом, своего первенца предстоит отослать к богине! Завидовать, знать, трепетать от страха - и всё же считать подругой?
Да!
Довериться или - нет? Девчоночий самообман! Будто боги или - ещё опаснее - Изначальные Древние Силы позволят ей безнаказанно баловаться с Запредельным! Так-таки и разрешат ей - обольстив, уговорив, запугав - тайком обменяться младенцами с какой-нибудь из уже рожавших женщин? Дабы в жертву принести чужого! Нет, без надёжного проводника, без Лилиэды - уже посмевшей! - ей, Темирине, нечего и думать пройти по паутинке над бездной. Сорвётся на первом шаге! И падать тогда, и падать... мимо Де-рада и Данны... мимо Ужасной... мимо... бездна же! И значит?..
...без Лилиэды, значит, никак нельзя! Ведь дочь Повелителя молний сумела не упасть!
То с улыбкой поглядывая на накормленного, распеленавшегося во сне, не принесённого в жертву младенца Ту-маг-а-дана, то из полу прикрытого лаза выставляя узкую ладонь и ловя ею крупные снежинки, сидит себе юная колдунья - будто ничего особенного, будто всё, как у всех! Будто Данна и не алчет крови первенца! Или?
С утихающим снегопадом иссякал понемногу день, сквозь неплотно закрытый лаз зимний колючий ветер подбирался к самому очагу, чтобы не впустить в жилище коварную ночь, Миньяна подбросила в огонь толстых сучьев - на Темирину навалились очень неприятные мысли: сможет ли, даже если захочет, помочь ей Лилиэда? Ведь у дочери Повелителя Молний первенец не от Вин-ваша - от Великого бога! От самого Че-ду! Мало того: не просто полу божественный мальчик - нет, по словам Легиды, будущий Герой и Спаситель Людей Огня! Неудивительно, что Данна была вынуждена подчиниться воле Верховного на Побережье бога, неудивительно, что от лукавого жреца узнав о Легидиных откровеньях, в Городе не возроптал никто - но горцы-то? Мало в чём согласные с горожанами, почему и они смирились со столь вопиющим попранием древних обычаев! Поверили Му-нату? Жрецу-перевёртышу? Всерьёз приняли откровения Легиды? Но если смирились, поверив чужому жрецу - значит, сами хотели этого?.. этого... чего это - этого?.. святотатства? (Столь кощунственную мысль, как опасного паука, дочь Ин-ди-мина немедленно раздавила. С гадливостью и со страхом.) Нет, разумеется! Подобно жителям Побережья, горцы тоже чаяли Спасителя народа бад-вар! Только поэтому у них случилось редчайшее согласие с горожанами! И, получается, Лилиэда - так? Сама по себе - ничто? И ей, Темирине, не сможет помочь, даже если и пожелает? Не то что делом - но хотя бы мало-мальски ценным советом? Помочь не сможет... а не предаст? Конечно - они подруги... аж с весны... с распития краденого вина... с совместных прогулок к пастушеским шалашам... но, не считая этих незначительных грешков, что она, в сущности, знает о Лилиэде?
Дабы не мешал пылающий в очаге огонь, Темирина отсела в сторону: ближе к выходу - наискосок от Лилиэды. Устроиться постаралась так, словно это её - теперь и сейчас! - осторожное осматривание из-под полуприкрытых век снимет многие завесы с сокровенных тайн дочери Повелителя Молний! Разумеется, жалкая попытка: уж если за лето, осень и половину зимы Лилиэда не сказала о себе ничего порочащего всерьёз, то с какой стати она разоткровенничается теперь? Или ей, Темирине, когда волей-неволей придётся довериться юной колдунье - боги подарят ясновидение? И сами собой откроются все Лилиэдины тайны?
Однако боги не торопились, тайное оставалось тайным, младшая дочь Ин-ди-мина едва не плакала от досады: ведь ей хотелось ни чего-нибудь особенного (скажем, прозрения грядущего), нет, сущего пустячка - о сидящей напротив женщине знать хоть что-то, порочащее её всерьёз! Способное, в случае нужды, связать Лилиэдин рот! А не быть чего-нибудь занозистого, как у всякого из живущих на этой земле, не могло у дочери Повелителя Молний. И занозистого не просто болезненно, но - а почему бы и нет? - для неё смертельно опасного. Увы - глубоко внутри. Внешне же - после рождения младенца Ту-маг-а-дана - Лилиэда само спокойствие. Безмятежность, невинность - тьфу! Прямо-таки - благоухающий первоцветик! Только что - из-под снега. Правда - не тронь! Ядовитый...
Ведь для правоверной дочери гор кощунственная мысль, не отдавать первенца Данне, к Темирине пришла не вдруг: поначалу зародилась обыкновенная зависть к Лилиэде, баюкающей своего ребёночка - стыдливая, тихая, с солоноватым привкусом грусти. Однако шло время, розоватый орущий комочек плоти с удивительной быстротой превращался в прелестного мальчика - зрела и зрела зависть. Созрела, и, подобно гнойнику, недавно, не прошло ещё луны, лопнула, сразу же отравив Темиринины мысли: Легида, видите ли, открыла! Наиветреннейшая из богинь! И по словам этой потаскушки - Лилиэде можно! Единственной из дочерей народа бад-вар! Не отдавать первенца Данне!
Только этим, отравленным до полного помрачения разумом, извиняется беспросветно сумасшедшая мысль Темирины: почему Лилиэде можно, а ей - нельзя? Другие, тоже вполне безумные мысли уже естественно вытекали из этой, первой: а так ли, как все думают, Данна охоча до крови младенцев? Нет, в особых - и достаточно частых - случаях Данне (как и Де-раду, Че-ду, Аникабе, Мар-дабу, да даже и Легиде) необходима человеческая кровь, но... так ли уж обязательно - всех первенцев? Без исключений? Ведь без крови младенца Ту-маг-а-дана пришлось обойтись богине? И ничего - не зачахла! И уж как-нибудь обойдётся без крови её, Темирининого, первенца!
Да, когда отрава несколько рассосалась и разум чуть-чуть просветлел, дочь Ин-ди-мина отчаянно испугалась: она так размахалась взбесившейся мыслью, что на её беспутную голову впору посыпаться звёздам с неба! Испугавшись, на несколько дней притихла, превратившись в робкую тень. Не то что не думающую, но почти и не говорящую - лишь отвечающую на впрямую обращённые к ней вопросы. Да и то - из страха. Ибо, замолчав совсем, она бы неизбежно привлекла внимание - что, конечно, ещё страшнее.
Однако звёзды не торопились падать, и, несколько дней пробыв говорящей тенью, Темирина вновь обзавелась плотью. Поначалу пугливые - но всё-таки в её голове зашевелились мысли. И вот тогда-то она додумалась обменяться младенцами с какой-нибудь из уже рожавших женщин. Тогда же и поняла: ей не обойтись без Лилиэдиной помощи - без проводника не пройти по паутинке над бездной.
Однако, осознав это, Темирина долго не могла довериться дочери Повелителя Молний, не зная за той ничего, порочащего всерьёз - тянула до последнего, до того, как этим зимним вечером вдруг почувствовала: а родит-то она вот-вот, если не завтра, то послезавтра.
Внешние обстоятельства, казалось бы, благоприятствовали: чтобы будущего Спасителя народа бад-вар сразу же отличить от прочих младенцев, их оставили всего втроём, считая Миньяну, в просторнейшем, утеплённом на зиму шалаше. А Миньяна не проболтается - Темирина достаточно знает за ней такого... о, если бы за Лилиэдой знать хоть четверть подобного! Тогда бы не задумываясь можно было довериться дочери Повелителя Молний! Но... тайное... чтобы владеть чужими секретами, надо сызмальства расти рядом дружка с дружкой! Увы, Лилиэда - чужачка...
...сидит себе с безмятежным личиком наискосок от очага напротив входа, чёрными глазищами пожирая своего первенца! Словно бы ничего особенного, словно бы Данна не может ей навредить! Или, наперекор всему сущему, действительно - не может? Ведь со времени рождения младенца Ту-маг-а-дана Легида уже пять раз спускалась на землю - и ничего! Не то что не случилось маленького миропотрясения - огненного, к примеру, дождичка - нет же: и мать, и малыш здоровы! Мало того, Лилиэда, расцветшая ещё по весне, после легко прошедших родов засияла новыми красками! Да какими! Не оторвёшь взгляда!
Ночь сгустилась до черноты, хлопочущая по хозяйству Миньяна, сготовив обычный ужин - тушёная козлятина и лепёшки с овечьим сыром - раскладывала мясо по мискам, дочь повелителя Молний уткнула ротиком в грудь проснувшегося и заревевшего было младенца. Темирина сидела, как зачарованная, не шевелясь, словно сейчас - не прозевать бы! - должно случиться нечто особенное: откровение... или знак... или скромное - только для неё - страстно желанное чудо. Желанное - до закипания крови в жилах. А всем известно, если женщине что-то желается до такой степени - оно непременно произойдёт: сквозь неплотно закрытый лаз ворвалась холодная струя, очаг полыхнул пламенем, посыпался пепел, заклубился дым, испуганно ойкнувшая Миньяна кинулась к выходу, выплюнул грудь и заплакал мальчик - Темирина будто прозрела. Не то что бы ей открылось нечто особенно тайное, нет, просто младшая дочь Ин-ди-мина вдруг почувствовала: Лилиэда ей поможет. Почему, с какой стати и каким образом - этого Темирина не ведала, однако знала: поможет. А, казалось бы, естественное опасение: не предаст ли - попросту вздорно. Почему - опять-таки не имело значения... Этой, уже наступившей ночью, стоит заснуть Миньяне, она, ничего не утаивая, обязательно перешепнётся с Первой женой Вин-ваша...
Лилиэду, из-за младенца спящую вполглаза, разбудил вкрадчивый Темиринин шёпот. Поначалу, спросонья, она понимала плохо, а разобравшись, дочери Ин-ди-мина сразу прикрыла ладошкой рот: о таком не следовало знать не то что Миньяне, но даже её неразумному младенцу! Затем, за руку осторожно взяв Вторую жену Вин-ваша, повлекла её к выходу. На ощупь нашла меховые пастушеские одеяния, одно накинула на Темирину, в другое закуталась сама, отодвинула закрывающий лаз сплетённый из прутьев и обтянутый кожей щит, пропустив вперёд дочь Ин-ди-мина, выбралась вслед за ней, снаружи, слегка замешкавшись, (не с руки - снаружи) за собой затворила вход и, насколько ей позволяла ночь, огляделась по сторонам. Прислушалась. Звёздно, морозно, тихо. Если бы не укрывающий землю снег - совершенная тьма; если бы не редкие вздохи гор - гнетущая тишина.
Но Лилиэде сейчас не было дела ни до тайн, ни до красот зимней морозной ночи - она высматривала укромное местечко. Верней, не высматривала - в темноте угляди, попробуй! - вспоминала: за валунами, слева от шалаша, кажется, хорошо, их никто не увидит, но и они, к сожаленью - тоже. Сзади? В рощице у скалы? Далековато, могут заметить дозорные, да и, по правде, на пятьсот шагов от жилья, в темноте, в мороз, по снегу - и холодно, и страшновато. Особенно ей - не рождённой в горах.
Пока Лилиэда маялась, припоминая особенности ближайших тайников, Темирина, уловив её колебания, указала рукой на чернеющие шагах в сорока от входа невысокие кустики - наилучшее убежище. Если их там заметят - не обратят внимания: женщины, присевшие по нужде - экая невидаль!
Насколько позволял собранный и отражённый снегом трепетный звёздный свет, всматриваясь в лицо младшей дочери Ин-ди-мина и вслушиваясь в её взволнованный шёпот, Лилиэда, наверное, трепетала бы... если бы к чему-нибудь подобному уже не была готова! А так - лишь слегка про себя дивилась: Му-нат - надо же! Когда уже он предвидел! В самом начале осени предупредил её, что Темирина, скорее всего, тоже не захочет отдать Данне своего первенца. А она, Лилиэда, тогда почти не поверила жрецу: как же, чтобы дочь Священной Долины да не убоялась гнева богини? Когда из горожанок до сей поры отваживаться на такое смели лишь единицы! Из самых отчаянных! Да и они - с превеликим трепетом! А чтобы посметь горянке - нет, такое невозможно себе представить!
В том разговоре Му-нат не стал переубеждать дочь Повелителя Молний, лишь посоветовал: если случится по его предположениям и Темирина к ней обратится с необычайной просьбой - быть осторожнее. Обещая Второй жене Вин-ваша поддержку и помощь в отношениях с Неземными Силами - с земным, человеческим, обойтись как можно бережнее. Ибо то, что на Побережье спокойно сойдёт с рук - стеснительность и неудобство строгих очистительных обрядов, разумеется, не в счёт - в Горах может стоить жизни.
И ещё в шалаше, спросонья поняв лишь главное в тихом шёпоте, Лилиэда сразу же вспомнила о давних предостережениях жреца - потому-то и поторопилась прикрыть Темирине рот, потому-то и вывела наружу Вторую жену Вин-ваша: а ну, как не спит Миньяна? И под холодным звёздным небом до конца дослушав страстную исповедь, порадовалась своей предусмотрительности - а что, как не спит Миньяна? Да тогда ей, владеющей такой тайной, ничего не стоит обрести безграничную власть над ними обеими!
Однако на эти, тихонько высказанные Лилиэдой опасения, Темирина ответила твёрдым "нет". Она что - не дочь Ин-ди-мина? Да существуй малейшая опасность, неужто она, пусть и шёпотом, затеяла бы разговор в шалаше? Не дурочка, понимает! А Миньяне всё равно придётся довериться - ей, Темирине, не обойтись без помощи рыженькой шустрячки. Но пусть Лилиэда не берёт себе этого в голову - Миньяна не выдаст. И вообще, о земном, о здешнем дочери Повелителя Молний не надо думать - ей, Темирине, рождённой и выросшей в Горах, надлежит заботиться о земном. А Лилиэда, если посмеет, - обретший твёрдость, когда женщина соприкоснулась с землёй, вновь задрожал голос Ин-ди-миновой дочери, - пусть поможет отвести нездешние грозы... разумеется, если ей это по силам... И из ночи - молящий взгляд. Исполненный надежды и сомненья. Нежности и печали. Самоуверенности и страха...
...домысленный Лилиэдой взгляд! В такую густую темень глаза младшей дочери Ин-ди-мина лишь на неуловимые мгновенья обозначались призрачным звёздным светом. Вспыхивали и сразу гасли - растворяясь в непроницаемой зимней ночи.
Да... домысленный... но - домысленный ни с того ни с сего?.. За два равноденствия их знакомства Лилиэда, как ей казалось, так изучила свою товарку, чтобы вопреки самой густой тьме разгадать её взгляд: дерзкий и самоуверенный - касательно здешнего мира, робкий и беззащитный - когда прозревались неземные грозы.
На недолгое время дочь Повелителя Молний безмерно возгордилась - что ей, однажды сумевшей внести такую сумятицу в Неземные Миры, Темиринины тревоги? - но вовремя спохватилась: ой ли, а если бы не Му-нат? И ловко скрывший гнусное преступление, и до сих пор надёжно оберегающий её и от гнева обманутого Че-ду, и от ярости Изначальных Могучих Сил. А без жреца? Её плоть обратилась бы в гонимый ветром пепел, а от бренной оболочки костром освобождённые души люто, небось, казнились бы обманутым богом! А лукавый Ле-ин? Не возлюби он незадачливую преступницу - вряд ли бы и Му-нат помог.
Вовремя вспомнив о боге-спасителе и жреце-перевёртыше, Лилиэда съёжилась - отнюдь не от холода. Пастушеские одежды великолепно отгораживали тело от зимней стужи, но непрошеные мысли и растревоженная память - от них не спасёшься волчьими шкурами! Необходимы страшные, Лилиэде неведомые заклятья. А Му-нат, как назло, сейчас среди воинов, на Побережье, вне досягаемости. А Темирина - рядом. А она, Лилиэда, на скользкий путь направленная тщеславием и гордыней, твёрдо обещала младшей дочери Ин-ди-мина помочь уладить дела с Нездешними Силами. Едва услышав о её просьбе. Как же, ощутить себя заправской колдуньей - ужели не закружиться женской головке! Расхваставшись по-детски - как же не предложить в подарок неподъёмного знания! Однако, опомнившись...
С другой стороны: наобещав, расхваставшись, тут же отречься от своих обещаний - непоправимо пасть в глазах Темирины... А браться за непосильное?.. Не чувствуя рядом руки Му-ната?.. А Ужасная-то, небось, не спит?.. И?.. А Ле-ин-спаситель! Её возлюбивший бог! Который не просто рядом - нет, неотступно с нею! Всюду! Всегда! Везде! Избавит! Убережёт! Направит! И справится, справится она как-нибудь без жреца! Справится?..
Ведь, уверяя Ин-ди-минову дочь в своём умении договариваться с Нездешними Силами, Лилиэда в основном убеждала себя - и, в конце концов, убедила. Сначала, разумеется, Темирину, но вскоре, заразившись чужой уверенностью - и самоё себя. И даже - совершенно искренне! - перед тем, как вернуться в шалаш, ухитрилась устроить лёгонький выговор младшей дочери Ин-ди-мина: мол, стоило той довериться пораньше. Мол, неземное - оно, конечно... но, столько времени истратив на нездешнее, со здешним-то теперь - как?.. успеет справиться Темирина? За оставшиеся день - два?
В столь естественном вопросе уловив одну только дружескую заботливость - нежелание быть вовлечённой в опасное предприятие Лилиэда ловко скрыла напускным безразличием - вмиг оттаявшим и дрожащим уже не от страха, а от благодарности голосом, Темирина успокоила дочь Повелителя Молний: у неё вполне достаточно времени, чтобы управиться со здешним. Роды начнись хоть завтра. Они, как-никак, с Миньяной подруги сызмальства, и о рыженькой плутовке она предостаточно знает такого... волей-неволей она ей поможет! Словом, Лилиэде нимало не стоит печься о здешнем - здешнее для неё, Темирины... для рождённой и выросшей в Горах...