После неудачного опыта со змеёй ни случаю, ни воле богов, ни неожиданному везению Повелитель Молний решил не доверять - всё! Бесполезно! Хватит! Не его возлюбили боги! Слишком уж явно они благоволят несносному юнцу! И если бы - только боги! Дерзкий мальчишка взыскан милостью едва ли не всех старших жрецов! После немыслимого кощунства даже Син-гил не захотел огласки. Укусила змея Бегилу, и будто бы так и надо, будто бы змеи ни с того ни с сего кусаются каждый день, а Вин-ваш, конечно же, ни при чём, невинненьким остался в стороне, будто бы этой ночью был у Бегилы кто-то другой - святотатец спокойно вернулся в храм! Замаливать свои мерзости! Доколе, Великий Мар-даб, доколе гнусного беззаконца станет терпеть земля?! Не разверзнется под ногами? Не обрушит скалу на голову? Ах, если бы он тогда - !!!
Наутро уже Повелитель Молний пожалел о не содеянном - не змею бы пристраивать под боком у гнуснеца, а ножом его спящего: РАЗ - и ВСЁ. А заодно бы и эту недотрогу - не из мести (не настолько он на девчонку зол), по одной лишь суровой необходимости: могла заметить и рассказать. Нет же - змея его прямо-таки заворожила! Захотелось, видите ли, бесследного убийства! А ножом - да ещё двоих - неизбежно запачкаешься в крови. И тихонечко, чтобы не заприметил ничей зоркий глаз, вряд ли бы удалось отмыться. Но всё же не трезвая осторожность, а вера в высшую справедливость - увы, тщетная! - предупредила удар... Миг бы - и всё... а он вместо этого валандался со змеёй... себя, называется, перехитрил!
И вовсе уже издевательский смех судьбы: змею он, оказывается, изловил не ту! Укушенной девчонке яд, как ни странно, пошёл едва ли не на пользу - после небольшого недомогания она раскрылась благоуханным цветком! Никогда ещё - как мельком в Ле-иновом храме - вождь не видел Бегилу такой красивой. А когда узнал о её скором замужестве, то поначалу слегка взбесился: от его объятий мерзавка неизменно уклонялась, а стоило поманить Ле-гим-а-тану - сразу, небось, упала! У, потаскушка! Однако, взбесившись поначалу, скоро утешился: вряд ли к стареющему жрецу Бегила прилепится так, как к Вин-вашу - неуютные сквознячки семейной жизни скоро остудят женское сердечко - его шансы на успех очень повысятся.
Но о девчонке, словно бы расцветшей от змеиного яда, так, между прочим - только в связи с Вин-вашем: с этим везунчиком, с любимцем и Неба, и Бездны.
Когда грязная сплетня о Лилиэде, почти не прячась, поползла по Городу, вождь первым делом прикинул, сможет ли эта сплетня хоть чуть-чуть очернить мальчишку. Убедившись - не сможет, решительно отказался от соблазнительной грязи. Хоть сплетня всё объясняла - совместное ядопитие, смерть Некуара, болезнь Лилиэды, Му-натово бегство к Ле-ину - вот если бы до Великой Ночи! А пожалуй, и раньше: до победы над легендарным Зверем, когда Лилиэдин костёр неизбежно бы опалил и юнца. А вслед - бесполезно. Даже добейся он осужденья и казни дочери, после своей удивительной победы Вин-ваш останется в холодке: жизнь этого ублюдка теперь самоценна для Людей Огня. Да и, подвергая сомнению божественное происхождение будущего Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана, эта грязная сплетня не только бросала тень на него самого, Повелителя Молний, но и своим зловонным дыханьем всеохватные замыслы вождя - победоносной войной соединить наконец-то народ бад-вар - губила на корню. А посему, послушав и сделав выводы, злонамеренную, на радость врагам порочащую Лилиэду и Некуара, клевету Повелитель Молний строжайше запретил. Пригрозив суровыми наказаниями. Не очень-то это, но помогло: не умерев совсем, сплетня притихла до чуть слышного шепотка. Беззубого и почти безвредного.
Но в очередной раз справившись с возникшими на его светлом, прямом пути каверзными ловушками, Повелитель Молний горько вздохнул о мальчишке-гадёныше - ни что его не берёт! Ни змея, ни сплетня! Боги, увы, возлюбили этого шелудивого пса. К сожалению, не до такой степени - чтобы поспешить взять к себе...
...однако, спешат - не спешат, а это "сокровище" в дар Данне или Легиде придётся поднести ему самому: заждались, небось, богини. А то - и Сама Ужасная. Но отныне уже - никаких посредников. Ни случаем, ни людьми, ни даже богами данных. Копьё или нож отныне - и направленные ни чьей-то, а только его собственной рукой. До того без посредников - что сцапай Вин-ваша крокодил-переросток, в орущего в страшной пасти сына он, для верности, метнёт копьё!
Опасно? Могут заподозрить жрецы? А что - не опасно? Змей по кустам ловить или подмешивать яд в вино? Пробовал. Хватит. Он, как-никак, воин - и воин не из последних: отныне - нож или копьё! Лучше бы, конечно, нож, подозрений потом поменьше, но горцы-охранники - Вин-ваш, освободившись из-под затвора, шагу, похоже, теперь не шагнёт без них - и, значит: копьё.
Да, зачем же скрывать, вождь подумал и о строжайше запрещённом в междоусобных стычках оружии - о дальнобойном луке. Ведь из лука нечестивца можно сразить и с двухсот шагов - и скрыться всегда успеешь, и соплеменники, скорее всего, обвинят в этом случае дикаря из Лесных Людей. Особенно - если стрелу взять не с медным, а с кремнёвым или костяным наконечником. Подумал, но всё-таки испугался гнева Великих богов - столь смертоносное оружие не для междоусобиц. К тому же, луком Повелитель Молний владел хоть и вполне прилично, но против копья - не в пример слабее.
Хватит. Больше - ни хитрости, ни лукавства. Отныне - только нож или копьё. При первом удобном случае. А дабы этот благоприятный случай не прозевать - за каждым Вин-вашевым шагом следить в семеро зорких (самый преданный из четырёх окривел ещё в раннем детстве) глаз. Доверить следить надёжнейшим из надёжных - а великолепная четвёрка не раз проявила себя с самой лучшей стороны - вождь мог. Не опасаясь нежелательной огласки. Но только - следить. Всё остальное - в тайне и самому.
* * *
Как ни была занята Лилиэда мыслями о младенце, идущем в мир, блестящему повороту в судьбе Бегилы она обрадовалась искренне и горячо. Не совсем бескорыстно - да; но вряд ли бы кто решился упрекнуть её в столь невинной выгоде: иметь возможность поменьше ревновать мужа - за эту ничтожную слабость слегка покоситься на женщину мог бы, пожалуй, только Ар-трам. Ну ещё, в крайнем случае, Син-гил - эти правовернейшие из правоверных знатоки и хранители истлевших обычаев. Так что следует согласиться: корысть Лилиэды - не корысть; нет, естественная потребность в безраздельной любви - чтобы все Вин-вашевы ласки перепадали только ей одной. Чего, девочка понимала, не могло быть: братнины "верность" и "постоянство" ей слишком известны. Но бессчётные красотки - это одно; Бегила - совсем другое.
И всё же, узнав о Ле-гим-а-тановом сватовстве, Лилиэда, вопреки небезвыгодным расчётам, обрадовалась чистой радостью: не зря накануне той судьбоносной ночи обожаемая сестрёнка плакалась ей о своей умирающей любви. О пустоте, холоде и подступающем одиночестве. О скором возвращении в приветливый и всегда - к сожалению, не теперь! - желанный родительский дом. К Нивеле, к отцу, к Сембинии - но... одинокой, в слезах, грустя! И как же - бесповоротно! к свету! - одна чародейка-ночь изменила её судьбу.
Впору немного позавидовать названной сестрёнке. Завистью не разъедающей - пополам с грустью и нежностью. Догорела одна любовь, но сразу же занялась другая. Юноша ушёл в тень - явился зрелый муж. И как бы ни изощрялись язвить завистницы - не старик. В самой поре мужчина. Если отбросить грязноватые шуточки - в возрасте, наилучшем для всякой женщины. Не зря же в народе бад-вар испокон веку всем известно: с опытным, зрелым мужем жене-девчонке живётся, обыкновенно, легче, чем с безусым юнцом-задирой. И ухожена она бывает лучше, и домашней работой не слишком истомлена, и достойно наряжена, и сыта, а если порой и бита, то в основном за дело и почти никогда - жестоко. Да - не без досадных оговорок; но - в основном... Ну, а когда заботу и снисходительность старшего соединить с Ле-гим-а-тановой сверхъестественной добротой - для её названной сестры лучшего не придумаешь.
Да, Бегиле с Ле-гим-а-таном - не то что ей с Вин-вашем. Чуяла Лилиэда, не только умом, но и плотью чуяла: с Великим Героем у неё всё сложится, ох, как не просто. Её недавние грёзы о бестревожно-светлом, золотисто-медовом будущем - девчоночий сон наяву, и только. В жизни-то, ох, по-другому будет. Позавидовать названной сестричке, право же, не смертельный грех. Очень даже можно позавидовать, но...
...ни за что бы Лилиэда не обменялась судьбами с Бегилой! Своё - небестревожное будущее и легкомысленного мальчишку-мужа - она никому не отдаст! Великая Ночь ей открыла столько... одарила её таким... и уже несколько лун, перерождённая Смертью, очищенная Великой Ночью, Лилиэда по-новому видит и понимает мир. И на Вин-ваша смотрит уже не только по-женски, но дарованным небом взглядом - видя в нём не случайное, не суетно-мелкое, но неизменно-вечное, озарённое Ле-иновым тихим светом...
Под зимние затяжные ливни (осень как-то не состоялась, вслед за жарой, продержавшейся вплоть до обрезанных под завязку дней, из-за гор налетели тучи, повеяло холодом, потемнело и хлынуло), так вот, под эти зимние ливни, после нескольких бессонных ночей, Лилиэда додумалась до невозможного: не просто обожествила Вин-ваша (это бы - полбеды), нет каким-то непостижимым образом исхитрилась Лукавого бога и Ужасную соединить в своём муже. Ничуть не смущаясь вопиющими противоречиями, она изловчилась соединить чуждого плотской любви Извращенца-бога со способной любить лишь пожирая плоть Древней Воительницей. Да и то: сызмальства быть готовой родить от бога, а потом, по детскому недомыслию разочек согрешив, из-за одного грязноватого пятнышка отказаться от голубой мечты? Нет уж!
Начиная с Великой Ночи - с ночи, подарившей ей мальчишку-мужа - для зачатого в эту ночь ребёнка Лилиэда и при солнечном, и при лунном свете настойчиво и терпеливо искала отца. И бредовая мысль - соединить Ле-ина с Ужасной - однажды уже посетила её шальную головку, но для столь утончённой ереси тогда не нашлось унавоженной земли: прельстительная колючка не смогла проклюнуться - зачахла в песках. Теперь - другое дело: Вин-ваш, после его страшного преступления не казнённый Небом, чем не сосуд для смеси из Света и Тьмы?
Юноше, пившему кровь и евшему сердце Зверя, - Лилиэде сказали холодные зимние ливни - обязательно передалась какая-то часть Изначальной Тьмы. Той Изначальной Тьмы, Душа которой - Ужасная. И, породнившись с Ней, Вин-ваш не мог не приобщиться к Первозданному Хаосу. А значит, и сын человеческий - со времени Победы над легендарным Зверем - он не совсем. Но и считать его маловлиятельным богом - наподобие Диг-ди-гида - Лилиэде не очень-то улыбалось.
(Родить от Младшего бога - не диво для многих из человеческих дочерей. А для сызмальства ждавшей зачатия от Че-ду - почти что бесчестье. Изначальная Тьма - другое дело...)
Но если куцые дождливые дни и бесконечно долгие зимние ночи легко и просто смогли объяснить Лилиэде вмещённую братом Тьму, то с Ле-иновым Светом ничего не получалось. Переродивший девочку Свет, ни с Мраком, ни с Первозданным Хаосом соединиться - хоть разревись! - не мог. И она ревела зимними ночами, и горячо молилась - желанная смесь у Лилиэды никак не составлялась.
Будь бы Му-нат поблизости - он бы, возможно, помог... а без жреца? Разве можно кому-нибудь доверить преступную тайну? Уже посвящённой Бегиле? Со своей названой сестрой дочь Повелителя Молний, естественно, поделилась - а толку-то?.. Нет - ни Бегила, ни даже Ле-гим-а-тан - всё в одиночестве, всё самой... увы, смертные ей не советчики... вот если бы сам Ле-ин... и невысказанную девчоночью молитву Лукавый бог, видимо, услышал.
На этот раз всё совершилось буднично и просто - без особенных откровений, без неземного света и запредельной мудрости.
За окном свирепствовал ночной ливень, зимняя тьма сквозь щелястый ставень дышала сыростью, очажок давно прогорел, Лилиэда под драгоценной шкурой Градарга не сказать, чтобы очень мёрзла, а так - зябковато ёжилась. И не столько от холода - густой мех согревал прекрасно - сколько от одиночества и дурных предчувствий: ребёнку от смертного - и дураку понятно! - Великим Героем и Мудрецом никогда не стать. Чего бы - ей в утешение - ни говорил Ле-гим-а-тан.
Одиноко, неуютно, пусто, тоскливо... да ещё непокорная воле, бередящая душу память... и?.. и память ей вернула! Конечно же - Лукавый бог! Он это, он! Явно не без Ле-иновой помощи память вернула Лилиэде Великую Ночь! Незабываемый предзакатный свет! Когда они - мужчина и женщина - забыв всё постороннее, с тихой нежностью, открывая и познавая, оглядывали друг друга. Когда для неё, недавно переродившейся девчонки, снисходительный повелитель-муж навсегда соединился с богом-спасителем. И сейчас это вернула память! И Лилиэде вдруг открылось: Ле-ин не соединился только - нет, воплотился в брата! Тогда воплотился! В ту, для неё не просто Великую, а невозможно счастливую Ночь! Воплотился - вопреки своей непостижимой природе!
Непостижимой? Ну, да, ну, конечно... любовь, не слитая с плотью - не зря же она, возмущаясь такой любовью, страдала и мучалась... долго и, казалось бы, безнадёжно... но! Но наконец свершилось, но ей наконец открылось!
Ле-ину, чтобы быть познанным человеческой дочерью, необходим посредник! Обыкновенный земной мужчина. Ле-ин - не отец; ребёнка зачал не он, но без него - от Вин-ваша - родился бы заурядный мальчик, а вовсе не чаемый народом бад-вар Великий Герой и Мудрец Ту-маг-а-дан. Ле-ин - не отец, но... и отец как будто! Неясно? Непостижимо? Лилиэда как-то постигла...
И всё-таки следует объясниться: в её головке всё же проклюнулся, вспоенный зимними ливнями, ядовитый сорняк. Или даже не ядовитый, а просто опасно буйный - обещающий разрастись, всё вытеснив, всё заместив собой: мысли, мечты, желания. Но возможное зло оставалось за гранью - добро было очевидным: Вин-ваш и Ле-ин - мужчина и бог - соединились в Лилиэдином сердце. Соединились через Ужасную. Нечто не очень чистое (человека) с чистотой совершенной (богом) соединила Тьма. Или, если для упрощения сделать маленькую перестановку, через не очень чистое (человека) Лилиэда сумела получить желанную смесь из Света и Тьмы. А вот о взрывчатой силе этой диковинной смеси девочка, к сожалению, знать не могла...
* * *
Торжественное посольство оказалось весьма успешным: польщённый несоразмерно ценными дарами, но особенно высоким вниманием - как же, ни абы кто, сам Му-нат взялся улаживать пустяковое дело! - Тренилин отец в знак совершенного примирения затеял великий пир. Обильный, пышный, однако - по своей долготе - крайне утомительный. Утомительный и сам по себе: священные пляски и песнопения - напролёт до утра; мясо - целиком зажаренными баранами; вино - круговыми (без счёта) чашами. И отказаться не откажешься, не нанеся смертельной обиды. Утомительный и сам по себе, а для жреца - из-за постоянного беспокойства о городских делах - невыносимый. И это ещё притом, что мысль о Вин-вашевом безумстве, о кощунственном покушении на священный обряд затворничества, Му-нату и в голову не могла прийти.
Полившие было (сразу, ещё ночью держалась духота, а на утро - холодный ветер с гор) зимние ливни поначалу немного обнадёжили: жрецу подумалось, что ледяные дожди быстро остудят праздничный жар. Увы, Му-нат неважно разбирался в обычаях рода Красной Лисы. Жрец не знал: для мужчин и женщин этого рода (в основном виноградарей) с началом холодных дождей наступали Зимние Праздники - собранный виноград раздавлен, сусло перебродило и отстоялось, время торжественно открывать огромные (в человеческий рост) глиняные кувшины с пенистым молодым вином. И всякому, попавшему на такой праздник, покинуть хозяев раньше, чем через пол луны, нечего было и думать: ибо речь шла уже не о гостеприимстве и уважении, нет, о тайном влиянии на будущий урожай винограда и ячменя. Гость, ушедший не вовремя, мог, как известно, захватить и унести с собой (злонамеренно или случайно - дело десятое) производящую силу земли. И Му-ната, соберись он уйти хоть на день раньше срока, обязательно задержали бы: а вздумай настаивать на своём - убили бы, несмотря на жреческую неприкосновенность.
Кроме того - откажись, не убили бы, но посольство бы оглушительно провалилось - жрецу довелось поучаствовать в священном обряде оплодотворения Родительницы-Земли. И хотя Му-нат не без симпатии посмотрел на предложенных ему трёх юных дочерей главы рода Красной Лисы, но под холодным дождём идти с ними в виноградник... а уклониться?.. как уклонишься, когда все мужчины и женщины, от только что достигших брачного возраста, до убелённых сединами старцев, разбрелись по опавшим виноградникам и засеянным ячменём полям? Все, кроме самых немощных. Не уклонишься, не обидев весь, пусть захудалый род. Надо идти - и Му-нат пошёл... Хорошо, хоть на время прервался дождь... Ну, и вино помогло, конечно...
Впрочем, все эти подробности представляют некоторый интерес лишь в связи с непозволительно долгой отлучкой жреца. Помогают понять, в каком состоянии, когда ему наконец-то удалось порвать липучую сеть гостеприимства, он возвратился в Город. Понять и если не оправдать, то в какой-то степени хотя бы извинить вскоре им совершённый, крайне неблаговидный поступок. Да уж... поступок более чем неблаговидный... и если бы не свалившиеся на жреца сразу по возвращении тревоги, труды, заботы...
А свалилось всего - гора да ещё с довеском. И самым неприятным была даже не сплетня о преступлении Лилиэды - надо полагать, Бегила всё-таки проболталась? - а хладнокровие, с которым Повелитель Молний, узнав о бесчестии Любимой дочери, строжайше запретил во дворце любые намёки на это кошмарное преступление. Му-нат, разумеется, понимал, что слухи о сомнительном происхождении Великого Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана вождю совсем ни к чему, вредят его замыслам, но... если Повелителю Молний достало ума и осторожности сообразить, чем бы ни завершилось дело с Лилиэдой (прощением или костром), Вин-ваш в любом случае останется в стороне - ох, как опасен вождь! Наверняка что-то замышляет, наверняка следит за каждым Вин-вашевым шагом!
Ле-гим-а-тан вполне разделял опасения Му-ната, и долго, уединившись, жрецы Лукавого бога старались разгадать затеи вождя, но открыли только одно: змея - не случайность. Если бы ещё в холода она заползла в тёплую постель... а в такую душную ночь, какая стояла тогда... ох, не случайность! Повелитель Молний к этой мерзости наверняка причастен.
Открыть-то они открыли, но что следовало из этого? А ничего не следовало! Если из старших жрецов иные с ними и согласятся - кто посмеет обвинить вождя? Ловко он со змеёй придумал! Выйдет - отбытие в мир иной Вин-вашу обеспечено; не выйдет - чистеньким в стороне останется!
Вообще-то, если бы его счастье (любовь Бегилы) не произошло от беды (змеиного укуса), о причастности Повелителя Молний к этому укусу Ле-гим-а-тан мог бы догадаться и сам, но воссиявшая любовь зачаровала его до высокого ослепления... до невозможности видеть человеческие грязь и подлость.
Увы, обоснованное Му-натово подозрение сразу вернуло Ле-гим-а-тана на грешную землю: да, ни с того ни с сего не кусаются змеи, да, вождь, безусловно, причастен, но им - запоздалым провидцам - что предпринять в ответ? А теперь, когда возбуждённые умы будоражат слухи о преступлении Лилиэды - особенно? Ведь бывшее в предпочтениях старших жрецов равновесие между отцом и сыном эти вредные слухи сместили не в пользу сына...
Ле-гим-а-тан с Му-натом долго обсуждали сложившееся положение, но ничего лучшего, кроме Вин-вашева бегства, не нашли. Да - и обидно и стыдно Великому Герою - но Повелитель Молний сейчас слишком опасен, не остановится ни перед чем. И неудача со змеёй лишь подстегнёт его: копьё или нож наверняка уже ждут Вин-ваша - при первом удобном случае медное остриё обязательно вонзится в незащищённую спину. Глубоко - под левую лопатку. И как ни обидно бежать Победителю Зверя Ужасной, но только гостеприимство жителей Священной Долины может сейчас защитить Вин-ваша.
Оба Ле-иновых жреца почему-то были уверены в согласии юноши - не зря же после безумной выходки он примерно постился вплоть до конца затворничества, чувствовал, стало быть, как сгущается чернота! - однако бежать ему предстояло не сегодня, и у Повелителя молний была возможность попробовать осуществить свои непохвальные замыслы. И?
Следить.
На данный момент нет ничего лучшего, чем доверить мальчишкам-послушникам следить за вождём и его подручными. И, безусловно - в тайне: бегство Великого Героя подавляющему большинству горожан придётся не по душе - узнав, они не допустят бегства.
Так рассудив, многомудрые жрецы Лукавого бога не ошиблись: Вин-ваш с ними согласился. Правда, с одним, значительно осложнившим побег, условием: обязательно взять с собой Лилиэду.
Ещё бы Вин-вашу было не согласиться! В последние дни своего затворничества, думая о предстоящем побеге, он решил положиться только на содействие воинов из Священной Долины. И вдруг, негаданно нежданно, добровольные помощники из горожан! И какие помощники!
Когда с ним заговорил Му-нат, юноша поначалу оторопел - знают жрецы Ле-ина! Каким-то образом сумели разгадать его тайну.
Оторопел и, хитря, прикинулся недоумком: мол, чего это жрец плетёт, он, мол, не понимает, Великому Герою негоже, мол, как мальчишке, бегать... (А сердце в груди стучало: затаись! удвой осторожность! обмани отгадчиков!) Но уже скоро - слушая внешне безразлично, но внутренне предельно напрягшись - возликовал, поверив жрецу: не все горожане против! Иные - Му-нат и Ле-гим-а-тан - за! Опасность, ему грозящую, видят не хуже его самого! А в чём-то - и лучше! Ему почему-то до сих пор не пришло в голову соотнести змею с происками Повелителя Молний. А вот жрецам -пришло. Не зря Ин-ди-мин - и когда ещё! - советовал бежать не медля. Сражу же после Великой Ночи. А он, безмерно возомнив о себе, валандался в Городе! Лилиэды, глупец, стыдился! Забыв об отце! Который так о себе напомнил... А он - дурак дураком - не понял. И если бы не жрецы Ле-ина, змею так бы и продолжал считать небесным знаком! Грозным предупреждением разгневанных Великих богов. Или - Древних Могучих Сил. Когда - от отца подарочек. Первый - и сразу такой. Рядышком прошуршала смерть...
Ещё бы Вин-вашу было не согласиться, неожиданно обретя опытных, мудрых помощников. Одному бы Му-нату - уж больно хитёр колдун - юноша, скорее всего, не слишком доверился. Однако Ле-гим-а-тану - поверил безоговорочно и до конца: никто никогда ни в пустяковом, ни в самом серьёзном деле не был ещё обманут старшим жрецом Ле-ина.
Единственная небольшая размолвка со служителями Лукавого бога вышла у него из-за Лилиэды. Вин-вашу бегство казалось не сложным: ночи сейчас тёмные и длинные, расстояние до спасительных Гор считается в один дневной переход - на деле же, переход неполный - одолеть его за ночь жене-сестрёнке вполне по силам, а там, в Священной Долине, их приютит Ин-ди-мин. Однако жрецов смущал не переход, относительно перехода они были согласны с юношей: да, Лилиэде вполне по силам добраться за ночь до Гор, но... он - что? Воображает, что Повелитель Молний за ними не следит? Через своих доверенных соглядатаев? Ох, следит! Вчетверо, если не больше - мальчишки-послушники уже выявили двух шпионов - зорких, неугомонных глаз. Или Вин-ваш до сих пор не знает, что там, где, не привлекая враждебных взглядов, способен проскользнуть воинский отряд, не найдёт укрытия даже одна единственная, пусть самая осторожная из человеческих дочерей?
Ничего не скажешь, опасения серьёзные, хитрость и коварство Повелителя Молний его сын безусловно недооценивал, но... без Лилиэды он был не согласен! Если даже не слишком печься о будущем (а мальчика, которого родит Лилиэда, оставлять в руках вождя - иметь постоянную головную боль), то просто покинуть её надолго - по сути, бросить - он не мог. Ещё в затворе, после безумной выходки каясь и размышляя в подземной келье, данную богом жену юноша сумел оценить по-новому. Тогда, в заточении, ему всё припомнилось с необычайной отчётливостью: и преступление Лилиэды, и Великая Ночь, и несколько глуповатое, но почему-то приятное обожествление девочки. По внешности глуповатое - мудрое по глубинной сути.
Понятно, кому-то другому, даже мудрым Ле-иновым жрецам, не объяснишь, насколько ему невозможно бежать одному, без Лилиэды, и, убеждая своих неожиданных союзников, Вин-ваш обратил внимание в основном на Повелителя Молний. Лилиэда с божественным младенцем во чреве - не жирно ли это будет для беззастенчивого вождя? От имени Ту-маг-а-дана - до его возмужания, то есть в течение двадцати шести равноденствий! - Повелитель Молний наверняка сумеет развязать всеобщую братоубийственную бойню.
(О своих скромных замыслах, о необходимой, по его мнению, кровавой, но ограниченной стычке между родом Снежного Барса и родом Змеи Вин-ваш предусмотрительно умолчал. Чувствуя: служителям Лукавого бога, в отличие от Ин-ди-мина, эти замыслы представятся в лучшем случае крайне сомнительными. Если - не до конца безумными. Особенно - завзятому миротворцу Ле-гим-а-тану.)
К Вин-вашевой радости, после непродолжительного, но вдумчивого и серьёзного обсуждения всех "за" и "против", жрецы с ним согласились: да, оставить вождю божественного младенца - много опаснее, чем Лилиэде бежать из Города. Конечно, женщина очень осложнит побег - ничего не поделаешь, необходимо смириться с этим и, чтобы уменьшить риск, приготовиться необычайно тщательно. Причём - за самое короткое время.
* * *
О готовящемся побеге Повелителю Молний донёс Кривой. Его единственный глаз оказался "переглядчивее" трёх внимательных, дальнозорких пар, которыми прочие соглядатаи хвастались перед увечным - тайные Лилиэдины сборы были открыты не ими. Перевести внимание с Вин-ваша на его жену, им не достало чутья. Или опыта, или ума - не важно: как девочка украдкой пихала в дорожный мешок дорогие наряды и редкие украшения, заметили не они.
Да, собственно, и Кривой - заметив тайные сборы, никаких выводов не сделал. Действительно: куда и зачем бежать на сносях всеми так чтимой в Городе будущей матери Великого Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана? Однако же по какому-то наитию догадался проследить за девочкой и, заметив, тайные сборы, рассказал вождю.
Выводы сделал сам Повелитель Молний. Сделав, заторопился. Вин-ваш, того и гляди, ускользнёт в недосягаемость, но это - с одной стороны, а с другой: чтобы покончить с зарвавшимся юнцом, более удобного случая, чем побег, не представится. Да, одному против двух - Вин-ваш с копьём под лопаткой, будет не противник - смертельно опасно. Однако воины из Священной Долины городские окрестности знают плохо, да и ночная темень - союзница не из худших. Прямо-таки замечательная союзница... когда придёт время убегать и прятаться! Но чтобы метнуть копьё даже и с двадцати шагов - желательно всё же хотя бы немного видеть...
И так и этак обмозговав заковыристую задачу, Повелитель Молний сумел найти приемлемое решение: в Горы из Города вели только две дороги - и обе через Священную Рощу, и обе с лёгким подъёмом. И значит, став на опушке, даже в наичернейшую ночь увидишь выходящих из лесу - когда их фигурки нарисуются на фоне неба. Разве что - свирепый зимний ливень смешает небо и землю?.. но, если ливень, то, скорее всего - гроза... раскатистый гром, ветвистые молнии, необходимый свет... тогда-то он уж точно не промахнётся!
Несколько осложняло дело разнопутье: хотя вождь почти не сомневался, что беглецы предпочтут дальнюю дорогу - как более скрытую и удобную - но полной уверенности всё же не было: мало ли... и засаду Повелитель Молний решил устроить на перекрёстке, в сердце Священной Рощи, близ алтаря Аникабы - мало ли! Вдруг да, вопреки осторожности, беглецы изберут ближнюю дорогу - по-над рекой? К такому развитию событий тоже следует быть готовым. И потом... алтарь Аникабы - не лучшее место для засады - да... но если ночью случится гроза или, напротив, сквозь тяжёлые зимние тучи луна хоть на миг проглянет... здесь же у алтаря можно будет покончить с юнцом! Бросок и - покуда летит копьё - в кусты, к крутизне, и поминай как звали! К тому же, через Священную Рощу пролегает несколько тропинок, и если ночь окажется непроницаемо тёмной - тогда по задуманному первоначально: окольной тропинкой опередив беглецов, спрятаться за деревом на опушке.
Рискованно, тяжело, опасно, но более удобного случая, чем побег, вождь, располагай он даже не ограниченным временем, вряд ли бы мог дождаться. Воины из Священной Долины не посмеют вернуться в Город с Вин-вашевым трупом в руках: в убийстве Великого Героя ослеплённые яростью горожане обвинят их самих - их, сторожей-предателей. И если суровые воины не убоятся смерти - они убоятся стыда. Рассказывать, как в хранимого тобою сзади впилось копьё - лучше, конечно, смерть. Причём, одинаково стыдно рассказывать и чужим, и своим, и если бросок удастся, Повелитель Молний не сомневался, воины-псы, Вин-вашево тело в тайне предав огню, бесследно исчезнут. Не оставив никаких концов - ни в Священной Долине, ни в Городе. Ярость и подозрения - да. Но в Городе заподозрят высокомерных горцев, в Священной Долине - презренных жителей Побережья. А так ли всё случится в действительности или как-нибудь по-другому - он, Повелитель Молний, в любом случае останется в стороне.
Примерно то же, что и вождю, пришло в голову Му-нату. Побег - прекрасный случай для Повелителя Молний, чтобы, не возбудив против себя опасных подозрений, разделаться с Вин-вашем. Жрец был уверен, если вождь проведает о побеге, то, не убоявшись воинов-горцев, подстережёт беглецов и коварно метнёт копьё в спину ненавистного сына.
Однако, в отличие от Повелителя Молний, Му-нат не позволил своим мыслям оборваться на этой ступени: а что случится с Лилиэдой? Когда, сражённый, рухнет Вин-ваш, и воины, наугад пошарив во тьме, ни с чем возвратятся к трупу? Не станет ли перепуганная девочка для них обузой? Не захотят ли они избавиться от несчастной свидетельницы своего позора? Вообще-то - а грядущий младенец Ту-маг-а-дан свят, конечно, и для них - решиться на такое гнусное злодейство они не должны бы... не должны бы... чуть-чуть подумав! А сгоряча? Над трупом доверенного их вниманию, но ими не сбережённого? Понимая, что с этого момента для них нет места среди живущих в подлунном мире? Что с этого момента они куда мертвее убитого Вин-ваша? Нет, случись так, как представилось жрецу - за жизнь Лилиэды он бы поручиться не мог...
Разгорячённой мыслью опередив действительность, Му-нат, барахтаясь в тяжёлых волнах нахлынувшей тоски, жадно ловил воздух, но воздуха не хватало. Волны накатывались одна за другой, захлёстывали и, смыкаясь над головой, затягивали в тёмную глубину, прижимая к скользкому дну. И силы иссякали, и слабела воля к борьбе, и дна таки жрец коснулся. Противного, скользкого, живущего по своим, для людей непонятным законам дна. Ах, как же Му-нат боялся этой липкой отвратности, но её леденящих касаний, несмотря на бесчисленные ухищрения, ему избегать удавалось не всегда - пусть изредка, но, запутавшись в придонных водорослях, жрецу приходилось в душе открывать такое... безрадостные открытия, однако - не бесполезные. Коснувшись тёмных истин, душа иногда обретала свет. Вот и на этот раз...
...при мысли о возможной гибели Лилиэды тоска захлестнула Му-ната с головой, но, погрузившись и приобщившись тьмы, жрец с содроганием понял: всепоглощающей тоской разлилась вовсе не предполагаемая гибель девочки - если опасность, то обострение чувств и готовность к битве, а никак не тоска - нет, предстоящая разлука. Увы, только духовной дочерью Лилиэда перестала быть жрецу незаметно и, похоже, уже давно. И многое из не должного - особенно, смертельно опасное испытание ядом - без труда объясняется тлеющей в недоступной глубине, неосознанной ревностью...
Ревность, любовь, опасность, тоска, разлука - жрец наконец-то сделал отчасти мучительное, но и освобождающее от значительной части подспудных страхов открытие: через печаль - к свободе. К свободе не от любви - от любви его не освободит даже смерть - к свободе от тёмной страсти и уязвляющей душу ревности. А любить Лилиэду, неземной любви учась у Лукавого бога, ему суждено всегда. Кающуюся или грешащую, издали или вблизи, радуясь за неё и страдая с ней - по неземному любить всегда. А будет угодно судьбе... она ведь такие порой совершает выверты... исхитряется сочинить такое... но это - где-то вдали. Рядом же - сегодняшней ночью...
...закончив замысловатый круг, мысли Му-ната соединились в исходной точке: мёртвый Вин-ваш, взбешённые воины и дрожащая Лилиэда - кто её защитит? А кроме него - никто! И если случится худшее - вождь проведает о побеге и изловчится метнуть копьё - ему необходимо быть рядом. Но не среди бегущих - возможно, что воинов образумит слово, а если не образумит? Жрецу вступать в рукопашную схватку с могучими воинами из Священной Долины? Глупей не придумаешь! Уж если они осмелятся, если решатся на страшное преступление - вряд ли он успеет моргнуть глазом, прежде чем вместе с Лилиэдой отправится к Де-раду. Нет, рядом с девочкой пусть будет Ле-гим-а-тан - лучший из миротворцев - а он, незамеченным, пойдёт сторонкой... и если, избави Ле-ин, гроза всё-таки разразится...
Нет, в крайнем случае Му-нат собирался быть никак не безучастным зрителем и даже не статистом - в чём в чём, а в трусости никто и никогда не мог упрекнуть жреца. Нет - чуть-чуть в сторонке, но... едва ли не богом, блюдущим справедливость! Правда, на несколько - а долго ли, натянув лук, спустить тетиву? - сеющих смерть мгновений.
Да, на что, убоявшись древнего заклятья, не посмел решиться сам Повелитель Молний, на то, увы, решился Му-нат. И можно было бы жрецу придумать кое-какие хиленькие полуоправданьица: а как по-другому, ослепни воины от безудержного гнева, ему бы удалось удержать их от злодейства? Или: подумав о запрещённом луке, о преднамеренном убийстве жрец вовсе не помышлял. Лук, дескать - в крайнем случае: если он увидит, что Ле-гим-а-тану не удаётся защитить Лилиэду словом.
Есть, стало быть, кое-какие оправданьица для жреца... особенно, учитывая его благие намерения... однако... если без лукавства... никаких оправданий для него нет! Этак ведь каждый - когда его прижмёт чересчур больно - чем-нибудь запрещённым шарахнув ближнего, всегда сумеет отговориться лютой необходимостью!
Ведь не зря ещё на заре истории мудрейшие из Людей Огня в междоусобицах строжайше заповедали лук. Закляв его страшным заклятьем. В этой жизни пригрозив нарушителям мучительной смертью, а в будущей - полным истреблением нечестивой души. И, в общем, этот древний запрет нарушался крайне редко. И Му-нат, к сожалению, был одним из немногих - втайне посмевших. Правда - давным-давно, в ранней юности, в совместной с Повелителем Молний борьбе за небывалую власть. И, казалось бы, с той поры, разойдясь с вождём, жрец неузнаваемо преобразился, сумел очиститься от многих мерзостей, а уж в последнее время, с помощью девочки открыв для себя Ле-ина... ан, нет! Когда дело дошло до крайности, когда ту же девочку вот-вот придётся защищать в смертельной схватке, сразу же вспомнил старое!
На луке, многие равноденствия пылившемся в тайнике, поменял тетиву, приготовил три стрелы с кремнёвыми - заметьте себе! - наконечниками и плотную шерстяную (для зимних холодов) накидку.
Около середины ночи Вин-ваш осторожно разбудил спящую Лилиэду. Сам он, естественно, не ложился: для воина не поспать одну ночь - пустяк.
От лёгкого прикосновения к обнажившемуся плечу юная женщина встрепенулась и, выскользнув из-под шкуры, села на краешек ложа, нежно прильнув к мужу. Если бы им не предстоял опасный побег, от этой недосказанной ласки Вин-ваш растрогался бы, пожалуй, до умиления: ведь он - дурак дураком! - ещё несколько дней назад рассказывая жене о готовящемся бегстве, стыдливо отводил глаза. Стесняясь - кого? - Лилиэды! Велением Грозного бога данной в жёны сестрёнки-преступницы! А в ответ? Ни тени неудовольствия! Согласие! Понимание! Готовность следовать за суженым не только в Священную Долину, а хоть к дикарям из Лесных Племён!
Совсем недолго рядышком посидев в темноте, они развели руки - каждому оказалось дело. Особенно - Лилиэде. Конечно, дорожный мешок она собрала загодя - но где, когда и какая женщина да не спохватилась бы в последний миг? Одно заменить другим, разреветься из-за утерянного, тут же утешиться, обнаружив его на месте, пожаловаться, что мешочек мал, но, приподняв его, удивиться тяжести - да в темноте, да втайне? Если бы не вошедший в комнату воин, Лилиэда прособиралась, пожалуй бы, до утра. Но воин шепнул: пора.
Будущую мать своего ребёнка Вин-ваш поверх шерстяной накидки заботливо укутал в сшитое из шкуры барса, безрукавное подобие короткого (выше колен) плаща. Пристроил на спине дорожный мешок - несколько тяжеловатый для жены-девчонки, но ведь сама собирала! - и, взяв за руку, повёл за воином. Во внутреннем дворике к беглецам присоединился второй охранник и, к некоторому удивлению Вин-ваша, не Му-нат, а Ле-гим-а-тан.
Из Города вышли через запасные, не особенно охраняемые - к тому же жрецы ещё с вечера подпоили стражников - воротца. Первая, труднейшая часть побега далась на диво легко. И если бы не мысли о Повелителе Молний, можно было расслабиться, но о вожде все помнили и, не утратив осторожности, от городской стены свернули на петляющую среди кустов, почти потерявшуюся в ночи тропинку. На дорогу, дабы не искушать судьбу, решили выйти после Священной рощи, миновав алтарь Аникабы.
* * *
Предыдущую ночь, проклиная несносного юнца, Повелитель Молний мок под дождём - в эту, став под облюбованным деревом, почти сразу замёрз. Дождь прекратился ещё днём, к вечеру в серой сплошной пелене стали появляться разрывы, сейчас же неслись по небу по краям подсвеченные полной луной клочья и лоскуты отгремевшей бури - если бы не злодейский холод, ночь для затеянного была бы как по заказу. Луна-Легида, то прячась, то объявляясь, дарила и свет для броска и тень - чтобы скрыться после. Только вот редкий на Побережье холод...
Замерзая под деревом, вождь чувствовал: в неподвижности, затаившись, он долго не продержится. Нет, потерпеть-то - не мальчик! - потерпел бы, но, окоченевшему, ни силы, ни точности для верного броска может не хватить в нужный момент. Не смертельно разящей молнией, а беспомощно трепыхающейся бабочкой полетит копьё.
А походить, согреться? А воины-псы? Наверняка учуют!
Повелитель Молний почти пожалел, что сразу, едва узнав о предстоящем побеге, отказался от услуг своих соглядатаев. Да, разумная предосторожность, но оставь он следить за Лилиэдой хотя бы Кривого, ему бы не пришлось зимними ночами так подолгу то мокнуть, то мёрзнуть. А избавиться потом от Кривого - раз плюнуть. Нет, зачем-то пожелалось сугубой тайны...
Уж не повторяется ли история со змеёй? Не отвернулись ли боги народа бад-вар от него вконец? От этой безрадостной мысли вождю сделалось жутковато, но подступивший страх, встретив сопротивление могучей воли, преобразился в неукротимую ярость: всё! Надоело! Хватит! Или он, или паршивый юнец! Наперекор всем и всему! Даже - Самой Ужасной!
И помогло. Ярость вождя согрела. От сердца жаркой волной - возвратив подвижность рукам и ногам - прокатилась красная ярость. Взыграла закипевшая кровь, и Повелитель Молний почувствовал: сколько ему надо - столько он и простоит под деревом!
Под деревом, от которого Му-нат, случайно спрятавшийся невдалеке, среди разросшихся кустов, не отводил своих дальнозорких глаз. Жрец значительно раньше вождя пришёл к алтарю Аникабы, но, в отличие от него, совсем не мёрз. С вечера, думая о предстоящей засаде, служитель Лукавого бога уловил перемену ветра и, глянув на небо, понял: ночь предстоит холодная. Теперь же, потуже подпоясав просторное и очень тёплое одеянье из волчьих шкур, отчасти злорадно, отчасти сострадательно думал о Повелителе Молний: в одной только дождевой накидке - каково-то ему сейчас? А если бы, как когда-то в юности, когда им засады доводилось устраивать не порознь и друг против друга, а совместно против общих врагов - вождь бы сейчас не стучал зубами от холода. Он бы предупредил вождя о возможном ночью морозе.
Му-нат расчувствовался от отмытых временем от грязи и крови, слегка и по-хорошему щемящих воспоминаний: ему вдруг захотелось окликнуть бывшего соратника, отговорить от затеянного, увести во дворец и, как когда-то, перед пылающим очагом посидеть с ним за чашей пенистого молодого вина.
Наваждение - да и только! Чередованием света и тьмы сквозь несущиеся облака Легида околдовала разум! Давно разошлись их дороги! Ещё с той поры, когда жрец понял, что Повелитель Молний мечтает победоносной войной соединить не только жителей Побережья, а весь народ бад-вар. И горожан, и горцев - достаток и бедность, лёд и огонь. Войной, в которой - вождь не сумел или не захотел увидеть - победителей не будет. Вот тогда-то и разошлись их дороги... Однако сейчас, под влиянием чар Легиды, умом понимая свою правоту в том давнем разногласии, сердцем жрец сочувствовал Повелителю Молний: надлежащее место всему без труда находится лишь в голове, а в реальной жизни всё так перепутано... взять того же Вин-ваша: особенного миролюбца в юноше он не видел. И отнюдь не был уверен, что, когда придёт его время, Великий Герой окажется лучшим правителем, чем его отец. И если бы не Лилиэда - он бы сейчас не прятался по кустам с запрещённым оружием в руках...
Согревшая Повелителя Молний ярость понемножечку исчезала, возвращался отвратительный холод, и вождь подумал: а не сделать ли, стоя на месте, несколько резких телодвижений? Ведь если не переступая, то вряд ли учуют и воины-псы. И уже совсем решился напрячь несколько крупных мышц, но в этот момент в лесу за поляной явно под человеческой ногой хрустнула сухая ветка. Встрепенувшись и внимательно вслушавшись, вождь скорее не услышал (всё-таки - далеко), а догадался: они! Беглецы! Наконец-то! Но до чего же хитры и осторожны! Не вышли на перекрёсток, а минуют его лесом! Что ж! Такую возможность он предвидел! И опередить их вполне сумеет! А не сумеет, ночь для преследования - лучше не надо. Луна то выглянет, то исчезнет - то подарит свет для броска, то тень, чтобы спрятаться. А холод? Это ведь только стоя на месте мёрзнешь! В погоне, в движении - не успеешь опомниться, как станет жарко!
Всё это в голове Повелителя Молний мелькнуло в считанные мгновения, и, не успев додумать, он уже стремительно шагал по открытому месту, через поляну - так ближе. Чтобы в спешке и темноте не сбиться с нужной тропинки, скользнул взглядом по алтарю богини, и в этот самый момент вздрогнул и пошатнулся от резкого то ли удара, то ли толчка в правую верхнюю часть спины - ближе к держащей копьё руке. В два или три прыжка - руководство над телом медленный разум уступил быстрому чутью - оказался у алтаря и юркнул за спасительный камень. И только здесь, в укрытии, почувствовав жгучую боль и увидев стрелу, пробившую мышцу руки, вождь сумел оценить и свою неудачу, и своё везение. Из охотника он превратился в дичь - Вин-ваш без всяких помех доберётся до Гор: обидно, досадно, ну да в конце концов с богомерзким юнцом он ещё разочтётся! А вот попади стрела ниже на пол ладони - не скользни по лопатке и рань неопасно руку, а вонзись между рёбер - не скрываться бы ему сейчас за надёжным камнем, а окровавленному лежать на открытом месте, целиком во власти неведомого врага. Неведомого?
Левой рукой захватив у раны, Повелитель Молний переломил древко о камень и, стиснув зубы, резко выдернул оставшийся обломок. Перевёл дух и при лунном свете внимательно осмотрел наконечник стрелы.
Неведомого?
Да, кремнёвыми наконечниками пользуются и жители Священной Долины, и Охотники за Головами, и дикари из Лесных Племён. Но этот вот, вождь был уверен, не от кого-то из них подарочек - нет, для них камешек оббит и обколот чересчур аккуратно - никто иной, как ненавидимый Первый друг! Повезло, ничего не скажешь! Раньше, когда они действительно были друзьями, Му-нат, как правило, не промахивался. С луком в руках он был почти также опасен, как с могучим колдовским заклятием на языке. Повезло? На данный момент - вне сомнений! А в будущем?.. явным врагом иметь Му-ната... но со жрецом - успеется... сейчас - скорее во дворец... и унять текущую кровь, и как следует всё обдумать.
Чтобы не догнала вторая стрела, дождавшись большого облака, Повелитель Молний во тьме быстренько добежал до леса и, нырнув под защиту стволов и веток, уже без суеты начерно перевязал руку и направился во дворец. Кляня про себя весь свет, а друга-врага - особенно.
Му-нат так и не понял - ни сразу, ни размышляя после - с какой это стати он выстрелил в вождя. Ведь запрещённое оружие жрец брал единственно для защиты девочки и намеревался использовать только в том случае, если её жизни будет грозить непосредственная и явная опасность. Но когда, почуяв беглецов, Повелитель Молний отделился от дерева и, угрожающе сжимая копьё, пошёл по следу, жреца будто что-то толкнуло: сам по себе - ?! - натянулся лук, прищурился левый глаз, и, сорвавшись с тетивы, смертоносная стрела полетела в великолепно видимого в лунном свете, шагающего через поляну вождя.
Опомнился и ужаснулся Му-нат только тогда, когда, пошатнувшись, Повелитель Молний вздрогнул, замер на миг и бросился за алтарь. Опомнился, ужаснулся - и застыл в глубокой растерянности: что ему сейчас предпринять? Затаиться и подождать? Пойти на помощь раненому? Но раненый не опасно - а жрец на это очень надеялся - своего обидчика встретит, конечно, не ласково. Встретит - как загнанный зверь охотника. Крикнуть вождю, что нечаянно? Не поверит и - поделом.
И долго, пока луну не закрыло большое облако, Му-нат мялся на месте, не зная что делать. Услышав во тьме торопливую пробежку и шорох раздвигаемых кустов, жрец одновременно и с сожалением, и с облегчением понял: время упущено, он опоздал. Если Повелитель Молний ещё не догадался, кто в него выстрелил, то догадается очень скоро. Да уж, даже не на примирение, а на прежнее относительно безопасное противостояние не осталось никаких надежд. При первом удобном случае вождь смертельно укусит. И будет прав. И, кроме самого себя, винить в этом некого. Давным-давно установившееся между ними негласное равновесие нарушил не Повелитель Молний. Да, у Му-ната были очень веские основания пожалеть о содеянном. С другой стороны, удостовериться, что рана не слишком опасна - а вождь, побежав, дал к этому повод - являлось для жреца большим облегчением: Великие боги не допустили гнусного злодеяния.
Утешившись своей неудачей, жрец, по некотором размышлении, отказался от возвращения в Город: слишком опасно. И бегством Вин-ваша, и своей раной Повелитель Молний наверняка доведён до бешенства, и в ярости, не думая о последствиях, способен на всё. Не думая, что недруги и завистники безосновательное убийство жреца ему не простят - ведь никто не поверит, будто Му-нат имеет скверную привычку прогуливаться по ночам с запрещённым оружием! Да, со временем, отрезвев, вождь это поймёт, а пока... гнев Повелителя Молний желательно переждать в отдалении! Лучше всего - в Священной Долине... И, между прочим, он там будет полезен Вин-вашу... И Лилиэде...
Насколько в неожиданном решении Му-ната страх примешался к нежеланию разлучаться с девочкой, сказать нелегко, да это и не важно: жрец выбрал для самого себя неожиданный, для Лилиэды с Вин-вашем небезразличный путь - вот что в конце концов оказалось главным.
Надумав, решившись, выбрав, Му-нат, соединяя разрозненные мысли, ещё чуть-чуть подождал, затем, собираясь отправиться вслед за беглецами, вышел из-за кустов на поляну, глянул на освободившуюся от туч Луну-Легиду и в ужасе оторопел...
...правее и ниже луны объявилась жуткая вестница грядущих бед и несчастий. На мутно-зеленоватом небе висела, переливаясь кровью и распустив убийственный хвост, страшная немигающая звезда.