С головой и шкурой Градарга вернулись люди, и юнец из рода Снежного Барса сразу же стал Великим Героем народа бад-вар. Рассказы о Звере Ужасной, от поколения к поколению обрастая небылицами, настоящего зверя преобразовали уже в разноцветную тень. Если бы не сохранившиеся у немногих его клыки, то ненадёжная людская память могла бы смешать Градарга с диковинно-нелепым зверьём легендарных холодных степей - там, за горами. Вроде устрашающе огромных медведей, жутких мохнатых слонов и могучих оленей с рогами, разросшимися подобно большим деревьям - с прочим зверьём Ужасной.
И вот вам: его голова и шкура - всякий может потрогать! И оценить Победу Вин-ваша!
Её оценили. И по достоинству. Брань и угрозы из-за оскорбительно поспешного сожжения тела Великого Воина разом смолкли. Да, жителям Священной Долины - и особенно роду Змеи - обида нанесена, но удачно вспомнилось, что родные Горы Некуар оставил почти мальчишкой, усердно служил Повелителю Молний и, если по честному, на гнилом Побережье его дух давно разложился. Ну кто бы из жителей Священной Долины - услышав призыв богини! - замешкался хоть на миг? Поддавшись людским уговорам? Какого-то колдуна - или вождя-самозванца? Совершенно немыслимо! Ни одно из земных дел и ни одна из земных забот от немедленного свидания с богиней жителя Священной Долины не удержали бы ни на миг!
Обида осталась - да; но смазалась, поглотилась памятью - запахи крови и мятежа развеялись освежающим ветром Великой Победы.
Охмелевший от славы юноша блаженствовал в шатре Ин-ди-мина. Опытный знахарь, осмотрев ушибленную ногу, перелома не обнаружил. Опухоли - и той почти не осталось. Шрам на лице затянулся, плечо не болело.
В радостной суматохе - то ли намеренно, то ли действительно забыв - в Город гонцов отправили лишь поле полудня.
Торжественные проводы Вин-ваша намечались завтрашним утром, а на сегодняшний вечер затевался обстоятельный пир. На ночь расчувствовавшийся Ин-ди-мин предложи Герою свою младшую, ни с кем ещё не делившую ложа дочь. Вин-ваш пожалел девчонку: по суровы обычаям жителей Священной Долины за ночь с чужаком её в ближайшее полнолуние ожидала смерть на алтаре Аникабы. Чего Вин-ваш не хотел и, сказавшись осквернённым из-за убийства Зверя, вежливо отказался от великодушного предложения главы рода Змеи. Да и вообще: после ночи с Ужасной из человеческих дочерей одна, может быть, Бегила могла разбудить задремавшую плоть. И то - не сейчас. После неземных объятий и ласк женские поцелуи покажутся пресноватыми. Познавшего небесный огонь, костром обожжёшь не скоро.
Вин-ваш отдыхал - как в тёплом прибое нежась в славе, кипевшей вокруг. Купаясь в лёгкой солоноватой пене хвалебно-восторженных песнопений. Но, ради справедливости, стоит заметить: не одна только слава пьянила юношу. Пусть неосознанно, но от этого не слабее - свобода. Свобода от страха. От обречённости - угнездившейся в нём с младенчества. Не был Вин-ваш ни трусом, ни мудрецом. Ни краткость, ни ненадёжность людской жизни его особенно не смущали. Что из того, что человек смертен - и смертен, порой, внезапно? В назначенный срок тихо ли закрыть глаза, погибнуть в бою или шею себе свернуть на охоте - это, пожалуйста! Жизнь человека в руках богов - сами пусть и берут её! Без помощи соплеменников! Как им угодно: насылая изнутри тайный, пожирающий огонь, направляя в сердце копьё врага, убирая над пропастью камень из-под ноги - это их дело! А впутывать беспощадных соплеменников - не достойно богов!
Не был Вин-ваш ни трусом, ни мудрецом. Эту несовершенную, с всегдашней угрозой непредвиденно скорой смерти, эту, вперемежку с нежностью и жестокостью, бестолковую земную жизнь он принимал и любил её. Всю - кроме изначальной обречённости.
Из-за того, что его угораздило родиться сыном Повелителя Молний, быть постоянно готовым отправиться к одному из Старших богов - с этим Вин-ваш смириться не мог. Ведь в его случае, в отличие от Лилиэды, избранность снизошла не на глупого младенца, но на мальчика с постаревшим сердцем - и он, естественно, не мог забыть постоянного отвратительного соседства со смертью. Конечно, не все из многочисленных отпрысков Повелителя Молний обязательно отправлялись к Старшим богам, некоторые могли надеяться на обыкновенную участь всякого из Людей Огня, но - не мужчины! Стоило вождю заметить, что отрок мужает - ему сразу же находилось важное дело в мире богов и предков. Девочки в своём большинстве вырастали и, вопреки старым обычаям, отдавались замуж на сторону. Мальчики - никогда. И до того, как на него излилась восхитительная милость Грозного бога, Вин-ваш уже осознал это... Осознал - и сердце тронула седина... Но в юности, обычно, огромный избыток жизни - и обновлённое сердце со временем застучало в груди. Нежное, чуткое и... полное страха! Обречённость переродилась в страх. Тщательно Вин-вашем скрываемый - и от других, конечно, но в первую очередь от самого себя. Однако как ни скрывай, какие стены ни строй - сквозь незаметные трещины чёрная гниль всё равно сочится, сочится и отравляет. И было бы так всегда - до последнего дыхания в земном мире - если бы не Градарг.
Великого Победителя в жертву не принесёшь - смутная догадка об этом появилась у Вин-ваша с первым глотком горячей, дымящейся крови. Когда же в Священную Долину принесли голову и шкуру Зверя - догадку сменила уверенность. Мало этого: по поднявшейся суматохе, по торжественным славицам проницательный юноша сообразил, случись какая-нибудь небывалая беда, в дальнее странствие отправят не его, нет - Повелителя Молний. И его отец непременно это поймёт - и скоро. Поймёт, и всеми силами постарается извести. Однако же - в тайне! Прячась не за спины Людей Огня - нет, от народа прячась! А это - борьба. Хитёр и коварен вождь, и, несмотря на явные преимущества, в борьбе с ним легко погибнуть, но побеждать или гибнуть в бою - это же обыкновенная судьба всякого мужчины из народа бад-вар. Та самая, обыкновенная - которая сыновьям Повелителя Молний являлась только в радужных снах. И этой - обыкновенной! - судьбы сподобился он отныне. И больше нет обречённости! Нет постоянного страха! Особенного страха - рождённого на пересечении избранности и обречённости. Нет его больше! Нет!
Вин-ваш блаженствовал под гостеприимной кровлей шатра Ин-ди-мина. Свобода и слава кружили голову. Усталое, но после свидания с Ужасной удивительно здоровое тело нежил густой великолепный мех снежного барса. Несколько шкур легли друг на друга, дабы покоить Героя. Слегка дымились две перед ним стоящие чаши. Одна с подогретым, в полумраке шатра красным до черноты вином, другая - с почти прозрачным целебным отваром удивительных горных трав; Вин-ваш не слишком нуждался в его волшебной силе, но лёгкая горьковатость прекрасно дополняла немного назойливую сладость выдержанного на солнце вина. Ну и, конечно, непременный молочный козлёнок: нежный, пахучий, на диво приправленный - лёгкая закуска перед предстоящим пиром. Шум, суета, бесконечные поздравления, и всё же считалось - Великий Герой отдыхает! Какого-то придётся вечером?!
Среди мелкого и незначительного Вин-ваш чуть было не прозевал очень важное: желание многих побрататься с ним. А это, во-первых, значило: для жителей Священной Долины отныне он не чужак, а во-вторых - он теперь может всецело положиться на безусловную преданность многих отважных и сильных воинов. Но в отвлекающей суете юноша только после третьего или четвёртого предложения по должному оценил важность события - когда из лёгкого надреза на левой руке перестала сочиться кровь. Слава Великим богам! С небольшим опозданием, но всё-таки оценил! Ведь побратимство для жителей Священной Долины значило много большее, чем для легкомысленных горожан. Оно для них нерушимее братства по матери или отцу. И прозевать это их желание было бы непростительным безрассудством!
Слава Великим богам! Юноша не прозевал. Когда из ранки перестала сочиться кровь, он, спохватившись, сделал ножичком несколько новых надрезов, повелительным жестом остановил беспорядочную толчею, и церемония продолжилась в великолепной праздничной тишине. С руки всякого приближающегося кровь слизывалась им уже как святыня и своя кровь предлагалась с не меньшим благоговением. И из общей чаши отпивая по глотку вина, прозревший вовремя Вин-ваш понимал по встречному взгляду: каждый из обретённых братьев с ним, не задумываясь, пойдёт и на подвиг, и на смерть. Слава Великим богам! Юноша не прозевал драгоценного подарка судьбы.
После продолжительного обряда, побратавшись с не запоминаемым множеством молодых воинов, сын Повелителя Молний впервые всерьёз задумался о непривычных обычаях жителей Священной Долины. Взять хотя бы его хозяина - старейшину рода Змеи. Когда Ин-ди-мин предложил ему на ночь свою младшую дочь, обрекая тем самым смерти, не только по нежеланию или из жалости отказался Победитель Зверя Ужасной: юноше сразу вспомнились отроческая обречённость, Повелитель Молний - ужас и отвращение зашевелились в сердце. Неужели в Священной Долине всякий старейшина рода похож на его отца?! И жизнь своего ребёнка ничего для него не значит? По благодарности во взгляде вождя, после очень учтивого, но недвусмысленно твёрдого отказа Вин-ваша, сын Повелителя Молний понял - значит! И как ещё значит! А младшенькой, Темирины - особенно. И всё же, обрекая на смерть, Ин-ди-мин её предложил Великому Герою...
Затруднять себя непонятной загадкой Вин-ваш не захотел: надеясь найти скорый ответ, он заглянул в глаза Темирины и... совершенно запутался! Да, в её глазах была лёгкая благодарность, но дерзости и презрения - больше. Или она не боялась смерти? Боялась - чего уж! - однако за ночь с Великим Героем, за разделённую с ним частичку славы смерть приняла бы без колебания.
Окончательно сбитый с толку, оскорблённый презрением - соплячки, в сущности! - Вин-ваш разозлился. Придравшись к какому-то пустяку, он взял подвернувшуюся под руку связку тонких сырых ремней и больно стегнул девчонку. Темирина вздрогнула, однако не отскочила. Только руками лицо прикрыла. Это, конечно - зря. Правда, Вин-ваша она не знала, не знала, что сгоряча, рассердившись, оплеух и затрещин надавать бы он мог - но не плетью же по лицу... А вот голым плечам и спине досталось изрядно. Девочка извивалась, негромко вскрикивала, однако терпела, не думая убегать. Исчезла она немного погодя - когда юноша связку ремней положил на место. Ин-ди-мин тогда снисходительно, но с особенной теплотой заметил, что его младшая дочь, по сути, совсем девчонка, хотя и достигла брачного возраста - наверняка побежала хвастаться подругам.
Единственное, что на тот момент открылось Вин-вашу: отношение к своим детям у старейшины рода Змеи далеко не такое, как у Повелителя Молний. Ясно же, что Темирину Ин-ди-мин любит по-настоящему - без оговорок. Любит... но, обрекая смерти, сам предложил её Великому Герою! А Темирина? Ведь явно не жаждет угодить на алтарь Аникабы - но сколько дерзости и презрения было в её глазах! Нет, где уж ему, горожанину, понять суровые обычаи гордых горцев... Этой нехитрой мыслью Вин-ваш себя тогда успокоил: не дано - ничего не поделаешь. И до побратимства такой, ни к чему не обзывающий ответ устраивал. Однако теперь...
...побратавшись со многими, он теперь не чужой. И сразу - двусмысленность: отстегай он девчонку теперь, и прими она наказание так же как приняла тогда - на бессловесном языке это равнялось сделанному и принятому предложению супружеского союза. Но ведь тогда-то ничего подобного ввиду не имелось?.. Великий Герой слегка наказал своевольную, дерзкую девочку, она, возгордившись столь лестным вниманием, поспешила похвастаться подругам, но ведь - и всё?.. Однако теперь-то он не чужой... И в сознании Ин-ди-мина и, особенно, Темирины различие между теперь и прежде наверняка скоро сотрётся, и ничего не значащее детское наказание со временем начнёт восприниматься предложением супружеского союза.
"А почему бы и нет?", - неожиданно для себя подумал Вин-ваш. Несмотря на свою дерзость или - напротив! - благодаря этой дерзости, Темирина ему понравилась: о, эти, мелькнувшие в глазах, обжигающие огоньки! А красивое, без оговорок, её лицо? А пока полудетское, но стройное, готовое вот-вот расцвести - дразнящее смуглой, слегка опушённой кожей - тело? Всё ему в Темирине нравилось, и юноша увлёкся внезапной мыслью.
Первой его женой по велению Грозного бога должна стать Лилиэда - здесь никаких сомнений, здесь полная ясность. Второй - по справедливости, конечно, Бегила, но это уже далеко не бесспорно. По чувству, по влечению, скольких бы жён ни послали боги, Первой всегда будет Бегила - для него это несомненно. Однако для соплеменников очень важен порядок, и которая из жён наречётся "Второй" - имеет решающее значение. По справедливости - конечно, Бегила. Где и когда, однако, Великие Герои поступали "по справедливости"?
Другое дело, как на нарушение обещаний и клятв посмотрит сама Бегила - несомненно обидится, но... вряд ли от незначительной подлости порвётся связавшее их нерушимо чувство! Да, и посердится Бегила (что же - имеет право!), и поплачет (много ли стоят женские слёзы?), но... смирится ведь и поймёт: союз с Темириной Вин-вашу необходимее насущного хлеба! А предложить Ин-ди-мину, чтобы его дочь стала Второй женой - Лилиэда не в счёт - это вот действительно невозможно. А отдать её на сторону? В другой род? Увы, невозможно и это...
Вин-ваш как-то совсем позабыл: если в Городе, выходя замуж, женщина дом отца покидает теперь нередко, то для жителей Священной Долины такое нарушение древних обычаев - натуральное святотатство. Да, он Великий Герой, да, побратавшись со многими, он не чужой отныне, и... при соблюдении должных обрядов провести с ним ночь Темирина могла бы, не рискуя в ближайшее полнолуние отправиться к Аникабе. Могла бы... но - замуж... только в том случае, если Вин-ваш присоединится к роду Змеи!
Увлечённый строптивой девчонкой, сын Повелителя Молний об этом как-то забыл. Препятствие вряд ли одолимое... а одолеть его, ох, до чего бы надо... Ведь брак с Темириной, не говоря о вспыхнувшем влечении, это не только надёжное укрытие - нет, женитьба на дочери Ин-ди-мина позволит ему после смерти старейшины стать предводителем рода Змеи! Да даже и при Ин-ди-миновой жизни, если возникнет необходимость - возглавить военный поход на Город.
Трещина, давно расколовшая народ бад-вар, расширяясь от поколения к поколению, грозила поглотить не только бессчётные жизни, но, может быть, и самоё имя этого народа. Опустошительные набеги диких лесных племён, кровавая ярость охотников за головами - ничто, в сравнении с братоубийственной бойней. Напротив, нападения чужих объединяют и формируют народ, придают ему цельность и вливают силу - живые с живыми срастаются и, оплакав мёртвых, укореняются глубже, чтобы, испив потаённых соков, юной зеленью сквозь пепелища прорваться на свет. Пусть даже явится неодолимый враг, пусть после губительного побоища очень немногие спасутся бегством - после долгих скитаний отыщется где-то клочочек ничейной земли, и, зацепившись за него, бесприютные беглецы поставят алтари Старшим богам, разобьют шатры, разведут стада и, собравшись с силой, и у беспечных соседей сумеют отнять плодородные земли. Ведь, по древнейшим преданиям, так уже было: спаслись единицы, но они сохранили славное имя, поставили алтари, и неприветливая высокогорная долина оказалась не могилой для горстки ограбленных беглецов, но стала колыбелью могучего народа бад-вар. Так уже было...
Но чтобы трещина почти пополам расколола один народ?.. Это ведь не постоянные мелкие межродовые стычки... Не взыскание крови за кровь...
Нет, не Вин-ваша первого посетила эта мучительная мысль. И в Городе, и в Священной Долине многие из не совсем ослеплённых гневом вождей и жрецов давно уже поняли: победителей в этой войне не будет. Что из того, что кто-то спасётся? Истребится главное - память! Не храмы и алтари разрушатся - погибнут боги! Ибо они бессмертны не в своих храмах - но в сердцах людей.
Да, многие вожди и жрецы понимали, что победителей во всенародной бойне не будет, и тем не менее трещина, расколовшая народ бад-вар, от поколения к поколению, всё расширялась... Сгустившееся зло давило всё тяжелее...
Потому-то наивные, не без хвастливого самолюбования, расчёты героя-юноши достойны не снисходительной улыбки, но уважения. Вин-вашу вообразилось, что, взяв Темирину в жёны и со временем возглавив род Змеи, он сможет перебросить мост через трещину. Столкновение неизбежно, Победитель Градарга это понимал, но, может быть, ещё не поздно всеобщую войну упредить пусть и кровавой, однако же ограниченной стычкой между родами Змеи и Снежного Барса?
Надежда не вовсе наивная. Всякий, живущий в горах, знает: чем раньше сорвётся назревший обвал - тем явит меньшую ярость.
Надежда не вовсе наивная. Стоило Вин-вашу намекнуть на своё желание присоединиться к роду Змеи - седобородый старец чрезвычайно обрадовался. И не только брачному союзу своей младшей любимой дочери с Великим Героем, но и достаточно призрачной возможности предотвратить непоправимую беду. За наивно-дерзкой юношеской мечтой многоопытный Ин-ди-мин разглядел начало уходящей в туман - да к тому же, по самому краю пропасти - но всё же единственной хоть что-то сулящей дороги. Пусть - по-над пропастью! От верной обречённости можно бежать и по лезвию ножа!
О мальчишески дерзкой, но божественно-мудрой мысли Ин-ди-мин посоветовал Вин-вашу молчать. И в Священной Долине, и в Городе. Слава Великим богам, удивительное оборение Зверя Ужасной остудило многие, излишне горячие головы. Конечно, на несколько лун, в самом благоприятном случае - на несколько равноденствий: но и это совсем не мало.
После Великой Ночи Вин-ваш, прихватив Лилиэду, должен укрыться в Священной Долине. Рождения Младенца Ту-маг-а-дана, по мнению старейшины рода Змеи, в Городе дожидаться было опасно. Едва Повелитель Молний убедится в Лилиэдиной беременности - сразу же постарается переправить юношу к одному из Старших богов. Разумеется, в тайне - ни верной охране, ни Первому другу он не посмеет открыться. И самого страшного - всепроникающего, губительного колдовства - бояться, к счастью, не надо. Да, Му-нат повсеместно ославлен едва ли не ядовитой гадиной - но это же так... по неведенью... а вот Повелитель Молний... бежать от него и бежать! Сразу же - после Великой Ночи! Пусть стыдно Герою, пусть Победитель Градарга уверен в своей силе, но спастись он может только в Священной Долине! Ибо его отец не то что Зверя Ужасной, но и Её Самой пострашнее будет! Впрочем, главное даже не это. Допустим, падёт Повелитель Молний, и Вин-ваш возглавит род Снежного Барса? Конечно, при жизни Великого Героя война между Городом и Священной Долиной вряд ли случится... но трещина?.. разве она закроется?.. а путь человека по этой земле, ох, до чего не долог! И не дано знать, когда Старшие боги пожелают призвать Вин-ваша к себе...
...тишайшие, не для посторонних ушей, уговоры седобородого старца нежили юношу приятнее самых громких восхвалений. Ещё бы! Быть Великим Героем - очень почётно, но сделаться Спасителем народа бад-вар?!
Незаметно завечерело. Из отдалённых уголков Священной Долины стекались последние, припоздавшие путники. От угасающих костров тянуло вкусным дымком. С шипением вспыхивали обильные звёздочки - срываясь и падая с подрумяненных козьих туш. Под мерцающим золотистым слоем ещё не прогоревших углей, в прикрытых камнями ямах, доходили особенно нежные куски переложенной травами дичи. (Горные молодые барашки, тонконогие оленята, юные кабанчики, сосунки медвежата - всё лучшее из даров Легиды за несколько последних дней.) Подогревались кувшины с вином - в особенных чашах вызревал очистительный отвар. Этот отвар потребуется всем - пир грянул неожиданно, и все, по неведенью, даже ещё и сегодня пили молоко и ели сыр. (Стояло ущербное "молочное" полулуние, а жители Священной Долины фазы луны на "молочные" и "мясные" разделяли строго.) Только небывалая Победа Вин-ваша позволила им затеять подобную (не ко времени) трапезу - ну и, само собой, было необходимо очистить свои утробы от молочной пищи.
Для юноши-горожанина возможность такого очищения оказалась весьма приятным открытием: он-то доверчиво считал, что для жителей Священной Долины очищение невозможно - никакое и никогда. Оказалось, в иных - исключительных? - случаях горцы к нему прибегают. Прибегают... и, значит... предлагая ему Темирину, Ин-ди-мин не обязательно обрекал её смерти? Правда, по благодарности во взгляде вождя, он понял: опасность для девочки была очень серьёзная, но опасность, даже смертельная, и полная обречённость - всё-таки не одно и то же. Ведомы, ведомы жителям Священной Долины коварные очистительные обряды! Не признаются они - но прибегают! Ведомы им - и, значит?..
...Вин-ваш шёпотом спросил у старейшины о возможности очиститься от осквернённости из-за убийства Градарга. Ин-ди-мин, улыбнувшись ласково и чуть-чуть лукаво, ответил юноше, что такой возможности нет и не может быть - но если Вин-ваш не боится Ужасную, то зачем ему очищение? Темирину осквернённость сына Повелителя Молний никак не затронет, а, побратавшись со многими, для жителей Священной Долины отныне он не чужой, и соединиться с Великим Героем его младшая дочь может ничем теперь не рискуя. Обязательно только - на алтаре одного из Старших богов. И если Вин-ваш не боится Ужасную - Темирина глубокой ночью отведёт его к алтарю Аникабы. Тайну, конечно, не сохранишь, но это не важно: соединиться с Великим Героем - для девушки не позор, а честь. Правда, существует одно осложнение: узнав, что Вин-ваш дерзостно пренебрёг гневом Ужасной, его возжаждут многие девы... Да, Ин-ди-мин понимает: Победитель Градарга - не бог; но ему бы очень не повредило, кроме Темирины, вступить в связь ещё с тремя или четырьмя женщинами. Во-первых, с близняшками из рода Чёрного Орла, ну и ещё с двумя девчонками - его младшая дочь их укажет. С остальными же - как получится. Если же юноша хоть чуть-чуть опасается Ужасную - пусть не стыдится: Её бояться не зазорно и Младшему богу. А Темирина его женой станет в любом случае.
Откуда старейшине рода Змеи было знать о незабываемой ночи? О неземном пламени? Вин-ваш не боялся Ужасную. Без хвастовства. Правда, кроме Темирины, никакая из юных горянок не затронула его сердце. В другое время юношу это бы не смутило - теперь же он сомневался... Седобородый старец, уловив колебания Вин-ваша, объяснил их по-своему, по-житейски, и снабдил сына Повелителя Молний небольшим флакончиком, заметив, что его содержимое хоть и не мёд на вкус, но мужскую силу поддерживает на высоте. Вин-ваш приободрился. Знал он такие настои. Обычно к ним прибегают старцы, но после ночи с Ужасной и ему не зазорно будет.
Солнце коснулось гор, на долину пала густая сизая тень, в прохладную тишину вонзился ликующий, жаркий клич - пиршество началось.
Четверо могучих воинов, незадолго до того вошедших в шатёр, подхватили шкуры, на которых отдыхал Великий Герой, и легко, словно бы презирая тяжесть, отнесли Вин-ваша шагов на четыреста. На пёстрой, оберегаемой для торжественных случаев, алеющей цветами поляне, в центре узкого (из особо почитаемых старейшин) круга раскинулась, прикрыв изрядно земли, шкура Градарга, на которую усадили юношу. И сразу же многотысячная толпа запела хвалебную песнь Че-ду. Явилась огромная медная чаша - Вин-ваш, немного отхлебнув, через мальчишку-служителя передал её старейшине сильнейшего в Священной Долине рода Чёрного Орла. Тот, в свой черёд - Ин-ди-мину; и чаша пошла по кругу. За спинами старейшин поднялась сдержанная суета. Наполнялись и опустошались чаши, отрывались первые куски только что поспевшего мяса. По толпе прокатились лёгкие волны, люди торжественно встали, и следующая хвалебная песнь зазвучала в честь Кровожадной Данны. Через некоторое время всё повторилось: и круговые чаши, и сдержанная суета, и малозаметное волнение. После Данны пели и пили во славу Мар-даба, Аникабы, Легиды, Де-рада - всех, словом, Старших богов народа бад-вар. Из уважения к Великому Герою что-то нестройное пропели и в честь Ле-ина. В Священной Долине рядом со Старшими - своими! - богами ставить его, конечно, не ставили, но богом влиятельным всё же считали: возможно, из-за его непредсказуемости. Потому-то пропели хоть и нестройно, но выпили дружно.
После каждой следующей чаши торжественности понемножечку убывало - весёлости по капелькам прибавлялась. Миновала уже середина ночи, старейшины разошлись, и тонкий ущербный месяц поглядывал на одну охмелевшую молодёжь. Вин-ваш почувствовал, как его плеча коснулась тёплая Темиринина ладонь. Незаметно исчезнуть не удалось - видели многие; однако из почтения к Великому Герою все притворились слепыми.
От места весёлого пиршества алтарь Аникабы находился далековато - хмель по дороге выветрился, и у самого алтаря Вин-вашем (вместо желания) овладела восторженная, но и бесплодная нежность. Ему было очень приятно гладить и целовать Темирину - но, именно, гладить и целовать - взять трепещущую от желания девочку юноше не хотелось. То ли вспомнились ни с чем не сравнимые объятья Ужасной, то ли в желании девочки чувствовалась им - единственно - наивная детская гордость и ни капельки воспламеняющей женской страсти... то ли... хорошо, Темирина догадалась захватить небольшой кувшинчик вина! Юноша выпил, голова закружилась, отступили неуместные грёзы - необходимое совершилось не без приятности.
Слава Великим богам! Ему казалось не достойным использовать с Темириной данное Ин-ди-мином средство - ну, а с другими... мужской репутацией юноша рисковать не стал и без колебания выпил содержимое флакончика. Потом были близняшки, были две ещё или три - возможно, четыре - и уж никак не больше пяти. После близняшек все остальные смешались в глазах Вин-ваша - да и не мудрено: Ужасная заслонила всех. А жутковатые похождения в поднебесной долине? Нападение Зверя? Неожиданно обретённая и пока недоосознанная свобода? Великие почести и мечты о новой - неслыханной! - славе? Да, в конце концов, просто смежившая веки усталость? Навалившийся сон?
Нет, после дочери Ин-ди-мина из дев Священной Долины более шести-семи познать он был не способен! И тем не мене - в положенный срок - несколько десятков девушек хвастались младенцами, рождёнными будто бы от Великого Героя.
Чего бы, казалось, проще: света ущербный месяц давал немного, старшие (возможно, и с умыслом) разошлись по шатрам, алтарей в Священной Долине наставлено предостаточно - нет же! В деянии, непосильном смертному, уже наутро молва утвердила Вин-ваша! И, самое странное: девы, родившие по весне, без тени лукавства признали его отцом.
Так, за день всего и за ночь, многочисленных братьев и сыновей обрёл себе юнец из рода Снежного Барса - Священна Долина раскрыла ему свои объятья.
Утром, перед торжественным возвращением в Город, Ин-ди-мин, улучив мгновенье, шёпотом напомнил Вин-вашу, чтобы от Повелителя Молний бежал он сразу же после Великой Ночи. Юноша, соглашаясь, кивнул. Сборы кончались, и уже перед самым выступлением выскочила из шатра приятно смущённая Темирина, неловко чмокнула в щёку и убежала. Её примеру последовали многие из девушек и юных женщин. Казалось бы, чему удивляться: побратавшись со многими, многих сестёр приобрёл Вин-ваш? Казалось бы... сокровенная тайна данных второпях поцелуев высветилась следующей весной.
* * *
В полдень небольшой, но внушительный отряд спустился с крутых опалённых склонов и окунулся в приятную лесную прохладу. Сопровождать Вин-ваша выбрали самых безукоризненных воинов - не обиженных ростом, не обделённых силой.
Шли вроде бы не торопясь, но скоро. В ликующий Город вступили во время длинных теней и низкого солнца - в самое подходящее для кратких приветствий и недолгого отдыха время. Как только стемнеет - верховный жрец Ле-ина должен отвести Вин-ваша в шатёр, разбитый на площади, близ дворца.
Серьёзность старших жрецов забавляла юношу. Неужели они не знают: в Городе, да ещё в шатре, не могло быть и речи о настоящем свидании? Наверняка знают, но как ловко притворяются! Осуждать их, конечно, не за что - постарались они отменно. Небось и девицу чему-то поднаучили? Сами вот только не ведали ничего... Скорее всего, Ужасную попробует воплотить одна из жриц Кровожадной Данны - не засмеяться бы! Портить праздник Вин-вашу никак не хотелось, но, право же, будет очень не просто удержаться от смеха, когда искушённая в плотской земной любви попробует изобразить запредельные объятия!
С такими игривыми мыслями юноша уединился в своей комнате - принесла ему ужин и наполнила чашу вином Вторая наложница. Вин-ваш её углядел недавно: она была из захудалого рода и мыслилась скорее служанкой, однако за короткое время сумела очаровать его дивным голосом. Очаровав - возвыситься. Узнав от девчонки, что Бегилу на положенный срок затворила Легида, сын Повелителя Молний и обрадовался, и огорчился: ему, разумеется, очень хотелось видеть Бегилу, но после всего затеянного, после возможного вскоре предательства смотреть в её ласковые тёмно-карие глаза было бы неуютно. Легида вмешалась вовремя - через пять дней поцапавшиеся души сумеют договориться, и если не мир, то забвение успокоит смятённые чувства. Да и Ужасная подзабудется. Вернётся всегдашняя нетерпеливая страсть. Тогда... через пять, шесть дней... Сейчас же Легида распорядилась правильно - видеть Бегилу сейчас не время.
За ужином, за милым щебетанием Второй наложницы Вин ваш не заметил сгустившейся тьмы. Не заметил, как в комнате появился Ле-гим-а-тан, и вздрогнул от неожиданности при соприкосновении своей руки с широкой и будто бы мягкой, но очень крепкой ладонью жреца. Пора отправляться на бессмысленное свидание - впрочем, когда они вступили в широкий, образованный старшими жрецами всех многочисленных богов народа бад-вар, торжественно замерший коридор, бессмысленность сразу перестала быть очевидной. За спинами старших жрецов младшие служители держали смолистые ярко, но не спеша горящие ветки особо ценимого за эту способность дерева. За шатром, украшенным головой Градарга, огненный коридор замыкался широким полукольцом - зрелище получилось очень даже достойное: на слепящем оранжево-жёлтом фоне неподвижные силуэты старших жрецов, и отделённое пламенной стеной, неразличимое в темноте, слабо шумящее людское море.
При появлении Великого Героя грянул многоголосый хор. Так, под на диво слаженное для неисчислимого многолюдства пение, ведомый Ле-гим-а-таном, Вин-ваш подошёл к шатру. Жрец отпустил его руку, и, раздвинув полог, юноша очутился внутри.
Свет, колебавшийся за пределами шатра, казался по-настоящему запредельным. (Из-за того, что тонкое полотно с жёлтым факельным светом распорядилось достаточно своевольно, претворив его в удивительное, почти неземное мерцание.) В этой розоватой мгле, сидя на покрытом шкурой Градарга ложе и пальцами ног вороша скользковато-упругие лепестки ещё свежих цветов, Вин-ваш по достоинству оценил усердие старших жрецов: постарались они на славу, а вменять им в вину незнание было бы детским, пустым капризом. Нет, праздника он не испортит! Если неловкость неподготовленной жрицы окажется нестерпимой - в кровь себе искусает губы, поцелуями залепит рот, но не позволит вырваться ни одному смешочку!
С этими достаточно благочестивыми мыслями юноша, спиной повалившись на огромную мягкую шкуру, рассеянно следил за угасанием тонкого полотна. Из запредельно-розового, темнея, оно становилось обыкновенно-ночным: поначалу фиолетовым, затем - чёрно-лиловым, и наконец исчезло. Факелы догорели, звуки преобразились в глухой, отдалённый ропот - словно в ночной тьме шевелилось не людское, а настоящее море. Живая тишина за тонкой тканью всеобщую праздничность выражала лучше самых торжественных песнопений - довольный собой и миром, Вин-ваш расслабился и задремал.
Пробудил юношу проникший невесть откуда, свежий ночной ветерок. Удивлённым глазам предстали звёзды. Когда вернувшаяся душа нал-вед заняла в теле надлежащее место и его разум очистился, сыну Повелителя Молний сообразилось: изрядный кусок полотняной кровли исчез непонятно куда и как. В образовавшейся большой дыре клубились звёздные вихри. Он, изумлённый, встал, подошёл к проёму, но задуматься не успел - за спиной что-то зашуршало, глуховато шлёпнулось и проскользило по цветам. Вин-ваш резко повернулся, бросился к ложу, однако его руки вместо ночной гостьи наткнулись на переплетения прочных широких ремней - на ложе не было ни гостьи, ни драгоценной шкуры. Юноша на миг растерялся, но шорох - опять-таки за спиной - бросил его назад. В спешке запутавшись в цветах, он повалился под самой дырой - на шкуру Градарга: повалившись, оторопел.
Оторопел, ибо, падая, ощутил плечом незабываемо знакомое прикосновение. Неужели возможно?! Неужели здесь - Ужасная?! И вновь готова затеять утомительно распаляющую, изнурительно-сладкую, невыразимо-восхитительную игру? Однако... чтобы явиться, Она назначила точный срок... И зачем Ей было обманывать? А вырезанная в полотне дыра, а стянутая и по цветам провезённая шкура Зверя? Слишком уж всё по-здешнему, слишком уж поземному... А не Она - допустим? Мог ли знать хоть кто-то из жрецов, что Ужасной для свидания с Победителем необходимо звёздное небо над головой, а под шкурой - земную твердь? Мог ли знать хоть кто-то - если эти непременные условия начисто потерялись в преданиях? Возможно - Му-нат? Его познания необъятны... впрочем...
...Вин-ваш, затаившись, решил немножечко подождать. Если и сохранились в памяти колдуна неизвестные прочим отголоски первоначальной мудрости, если и слышал он об обязательном звёздном небе над головой и о земной тверди под шкурой, то ни об облике Ужасной, ни тем более о Её обычаях знать всё равно ничего не может.
Вин-ваш затаился - но его гостья затаилась, пожалуй, лучше. Это смущало: мужчина - воин, охотник! - чтобы не смог перехитрить женщину?.. очень сомнительно! А не удостоила ли его своим посещением Легида? (В скором свидании с этой богиней самонадеянный юноша не сомневался.) Кажется - ей не время? Две или три ночи ей ещё пребывать на небе? Мог ведь он и обсчитаться... И почему бы Легиде - ради Великого Героя! - не сойти на землю чуть-чуть пораньше?
Последняя вздорная мысль сердцу сына Повелителя Молний весьма польстила. Вин-ваш расслабился, громко вздохнул, и... лёгкая ладонь неуловимо скользнула по щеке и плечу! Юноша извернулся, попробовал схватить, но наткнулся только на полотно - а в это время по его спине прокатилась прохладная, шелестящая волна длинных, густых волос. Мгновенно выкинув руку, он коснулся колена - незнакомка, однако, ускользнула вновь. Юноша немножечко рассердился, слегка разочаровался, и основательно удивился. Он догадался: Ужасную старается изобразить одна из человеческих дочерей - и старается поразительно верно: сходство почти пугало. Однако бесплотности женщине не дано, и после нескольких уклончивых, ловких движений она оказалась в объятиях Вин-ваша. Ну, а попавшись, ласкам его уже не противилась, пылко на них отвечала; тем не менее до конца - до мгновенно поразившего сна - юношу смущала двойственность ощущений. Несомненно, он ласкал женщину, но временами казалось - Ужасную.
Проснулся Вин-ваш на заваленной помятыми, истерзанными остатками цветов шкуре Градарга. Утро вливалось в проделанную незнакомкой дыру: алым и золотым, переливаясь, светились полотняные стены - сумасшедшая ночь заканчивалась, всенародный праздник набирал настоящую силу...