Памяти друга - художника Стуканова Леонида Александровича.
- 7 -
Под боком у проснувшегося на утренней заре Льва Ивановича спала Татьяна. В своём первозданном виде: ни лифчик, ни трусики, ни ночнушка - ничто не мешало астрологу осязать её пахнущую нежностью и любовью плоть. Восхитительные, почти забытые им ощущения: Мария Сергеевна уже шесть лет спала отдельно от мужа, для исполнения "супружеского долга" являясь в длинной холщовой сорочке и только в темноте. Что вначале её воцерковления жутко злило Окаёмова, в значительной мере спровоцировав достопамятное объяснение с отцом Никодимом, а впоследствии, когда страсти несколько улеглись, отравило сердце Льва Ивановича печалью и сожалениями: эх, Машка! Любил, люблю - и? Рыжик - доколе? Разве не чувствуешь - как стареем? Как, считая грехом и подавляя собственные плотские желания, ты, тем самым - медленно, но верно! - убиваешь мои? Да нет - много хуже! Не только плотские желания - в конце концов, сколько ещё этого самого пресловутого "либидо" за мной "зарезервировала" природа? - нет, Машенька, ты во мне убиваешь творческое мужское начало! Так-то вот, моя богобоязненная голубка!
Конечно, Солнце в Близнецах в третьем доме предполагает изрядную дозу непостоянства и легкомыслия - правда, на уровне мировосприятия: делая интересным многое (историю, философию, этнографию, космологию, религиоведение, психологию и т. д., и т. п.) и мешая сосредоточиться на чём-то одном, постепенно добираясь до скрытой сути заинтересовавшего явления или объекта. Однако, в отличие от интеллектуальной разбросанности, в привязанностях и чувствах, имея Венеру и Марс в Тельце, Лев Иванович был постоянен - даже до некоторого упрямства: умом понимая, что отношения с женой непоправимо нарушились, он никак не мог изгнать из сердца сложившийся в первые годы брака, лучезарный Машенькин образ. Да, в общем-то, и не хотел - мучительно надеясь на чудо: на возрождение испепелённой, по его мнению, Машенькиной души.
Так что пробуждение рядом с чужой обнажённой женщиной ни в коем случае не являлось ординарным для Окаёмова - даже в молодости, когда подобные казусы с ним хоть и редко, но всё же происходили. Конечно, не сказать, что, обнаружив под боком голую Танечку, астролог устыдился своего легкомыслия: близости ведь искал не он - женщина.
В ночь после спектакля, очарованная восторженной окаёмовской оценкой сыгранной ею роли и разочарованная недостаточным, по мнению Татьяны, вниманием астролога к ней как к женщине, артистка, постелив себе на диванчике, погасила свет и попробовала притвориться спящей - где там! Тонкие и умные комплименты Льва Ивановича продолжали звучать в ушах, так что, полежав в одиночестве минут пятнадцать, женщина накинула на себя халат и вышла на кухню - в конце концов, сегодня астролог не пьян и не имеет никакого морального права быть неотёсанным бесчувственным бревном! И действительно, едва артистка успела закурить, как в комнате заскрипела кровать и через несколько секунд Окаёмов присоединился к ней.
- Не помешаю, Танечка? А то, знаешь, не спится...
- Нет, Лёвушка, конечно, не помешаешь, у меня самой - сна ни в одном глазу. Может, нам малость - того? Ну - как снотворное? Граммов по сто пятьдесят?
Астролог, не задумываясь, отказался.
- Нет, Танечка, мне не стоит. Ты, конечно, прими, не стесняйся, а я, с твоего позволения - пива.
К сожалению, "Жигулёвского" в Великореченске не водилось, и, возвращаясь из театра, Лев Иванович купил по пути пять бутылок местного "Золотистого" - некрепкого и недорогого. Однако Танечка не любила пиво и, стесняясь в одиночестве пить водку, предложила астрологу компромиссное решение:
- И правильно, Лёвушка, ну её к чёрту! Эту заразу! Давай - шампанского? Сладенького - "Советского"? Вообще-то, я хотела завтра, после Лёшиной выставки, но завтра - само собой. Завтра - это завтра, а сегодня - сегодня.
Шампанского, тем более сладкого, Окаёмову тоже не хотелось, но подобное привередничанье женщина наверняка посчитала бы "московским снобизмом", и, дабы не обидеть Танечку, астрологу пришлось согласиться.
- Шампанского, говоришь, искусительница? А на закуску - яблочко? Ну, которое с Древа Познания?
- Обязательно, Лёвушка! Ведь каждая женщина - Ева. Хотя бы немножечко. И, значит - не может, не искушать. Яблочком... или чем-нибудь ещё...
Разговор становился слегка двусмысленным; нет, не сказать, чтобы Льву Ивановичу это претило: скупость, конкретность, сухость последних нескольких лет общения с Машенькой даже самый ничтожный трёп делали привлекательным для Окаёмова - лишь бы в словах собеседника слышались искренние, живые нотки.
- Вот, вот... вас, понимаешь, Змий, а вы уже - нас... мужиков-недоумков...
- Ага, Лёвушка! Чтобы лишить вас рая! В котором Еве наверняка была скукотища - жуть! Вот и завела для разнообразия шашни со Змием. А Адам, конечно, приревновал. Ну, и Господь, естественно, возмутился этим любовным треугольником - дескать, не потерплю такого безобразия под моим крылышком. Вон, стало быть, из рая. А ты говоришь - яблочки... Ладно, Лёвушка, открывай.
С этими словами Татьяна Негода достала из холодильника бутылку шампанского и протянула её астрологу. Окаёмов снял проволочную узду и осторожно - чтобы без взрыва, пены и мокроты - извлёк пластиковую пробку. Игристое вино, рассерженно пошипев в бокалах, скоро угомонилось и лишь поднимающимися со дна пузырьками газа продолжало напоминать о своём строптивом нраве.
- А вообще - ничего, - отпив пару глотков, сдержанно одобрил астролог, - бражка - вполне на уровне.
- Ну, Лев, ты и ехидина! - кокетливо огрызнулась Татьяна. - Не лев, понимаешь, а...
Женщина замялась, подыскивая необидное сравнение, и Окаёмов договорил за неё:
- ...старый облезлый пёс! Правильно, Танечка! Так мне и надо! Чтобы не задавался. А то, можно подумать - купаюсь в шампанском... А если серьёзно - не мой напиток. Особенно - сладкое. Сухое - туда-сюда, да и то - по праздникам. А вообще я предпочитаю чего-нибудь покрепче, или, опохмеляясь, пиво. Да и вообще - в жару. Холодное "Жигулёвское" - вещь! Но сегодня - сейчас - конечно. Шампанское - это ты хорошо придумала. Твоё здоровье, Танечка - будем!
Чокнулись. Выпили. Татьяна - смакуя. Окаёмов - почти равнодушно: как газировку. Впрочем, нет - не совсем. Мысль о коварстве Зелёного Змия, постоянно присутствуя в каком-то из уголков сознания, мешала астрологу с должным пренебрежением отнестись к этому, с позволенья сказать, шампанскому: чёрт! Не загудеть бы по новой! Особенно - если у Танечки в холодильнике есть ещё бутылка... нет! Эту разопьём - и баста! Как бы ни искушал Зелёный Мерзавец! Тем более - что и завтра! На вернисаже, хочешь не хочешь, а не отделаешься парой рюмок! Нет - только пиво! Эту уж, так и быть, допьём и - спать. Баиньки, Лев Иванович, баиньки...
Однако "баиньки" получилось далеко не сразу - разговор, по воле артистки ставший уже не двусмысленным, а более чем откровенным, всё-таки не побуждал Окаёмова к соответствующим действиям, и когда астролог, пожелав женщине спокойной ночи, вознамерился оставить её в одиночестве, возмущённая столь вопиющей бесчувственностью, Татьяна Негода решительно взяла инициативу в свои руки:
- Лёвушка - какого чёрта?! Тебе всё-таки не пятнадцать, а пятьдесят: мог бы не ставить женщину в неловкое положение! Ведь наверняка - догадался! И всё равно! Разыгрываешь из себя монаха! Да нет, даже не монаха, а вообще - не знаю кого! Какого-то инопланетного монстра! Ну, вчера - понятно, а сегодня?! Лёг, встал, опять собираешься улечься - и всё один! А кровать, между прочим, двуспальная! Только не говори про жену - знаю! Не всё, конечно, однако - достаточно! Ой, Лёвушка, миленький, за Марью Сергеевну меня дуру прости, погорячилась, но всё остальное... Нет, Лёвушка, правда, мы ведь давно не дети... К сожалению или к счастью - не знаю...
- ...к сожалению, Танечка, к моему глубокому сожалению. Уже, понимаешь, полтинник, а ничего ещё толком не сделано. И если бы можно было начать сначала... Ты, конечно, другое дело. Во-первых, артистка - и очень талантливая - а во-вторых: девчонка! И у тебя всё ещё впереди. - Приведённой в замешательство редкой для "порядочной" женщины откровенностью Татьяны, Окаёмов обрадовался нечаянно предоставленной ею возможностью перевести разговор в "философскую" плоскость. - Вообще - завидую. Разумеется - по-хорошему. Тебе, Алексею - всем. Артистам, поэтам, художникам - тем, кто реализовался в жизни. Не зарыл, так сказать, данного Богом таланта.
- Нашёл, Лёвушка, чему завидовать! Нищенское существование, интриги, подсиживания, ненависть к коллегам-соперникам... А когда в кои-то веки судьба сведёт тебя с умным интересным мужчиной, - Танечка упрямо вела свою линию, не обращая внимания на противоречивость и непоследовательность выводов, - одни разговоры, и только! Под водочку, под шампанское - умный "интеллигентский" трёп! Пустой и холодный...
Поняв, что ему не уйти от прямого ответа и вопиющей невежливостью не желая огорчать симпатичную женщину, Лев Иванович начал издалека:
- Годы, Танечка, годы... да и с Марией Сергеевной... э-э - чего уж! Опять-таки - алкоголь... так что, Танечка, понимаешь...
- Понимаю, Лёвушка, всё понимаю! - прервав неловко выговаривающуюся у Окаёмова фразу, молодая женщина пришла на помощь стареющему мужчине. - Для тебя, может быть, я и девчонка, но - зря! Ты меня Лёвушка, представляешь такой стервой! Глупой, развратной сукой! Да - не ангел, но... всё понимаю, Лёвушка! Вообще-то, конечно... когда говорят: постель - имеют в виду всё остальное. Этого я не учла - прости... нет, Лёвушка... ладно, не буду врать... всё остальное - тоже... если получится - я очень даже не против... но чтобы считать тебя Казановой - нет... о, Боже! Какая я всё же дура! Брякаю - не подумав! Прости ради Бога, Лёвушка! Я, понимаешь, просто... ну, как бы это сказать...
Перед Татьяной стояла нелёгкая задача: не задев мужской гордости Окаёмова, дать понять астрологу, что, особенно не рассчитывая на сексуальные подвиги с его стороны, она, тем не менее, желает улечься с ним в одну постель, а там - будь что будет. Как говорится, что даст Бог. И мудрая женщина успешно справилась с этой трудной задачей. Лев Иванович её понял и, в общем-то, не обиделся.
- Ладно, Танечка, не договаривай... у-у, хитрющая девчонка! А вообще - спасибо! Так сказать, снизошла к моим сединам... ладно, прости, Танечка.
Попросив прощения, расчувствовавшийся Окаёмов запечатал свой рот долгим поцелуем, которым приник к Танечкиным губам. Поцелуем, скорее, отеческим - хотя... разомкнув объятия, Лев Иванович легонько шлёпнул артистку по мягкому месту и приказал ей, как маленькой непослушной девочке, ласково-строгим голосом:
- А теперь, озорница, баиньки! И мне, и тебе - пора. А то, неровён час, опять наклюкаемся. Так что... только, Танечка, я, знаешь, сплю без пижамы...
- И я, Лёвушка, тоже, понимаешь ли - без всего! - радостно отозвалась просиявшая женщина.
Как и опасался Лев Иванович, ничего у него в эту ночь в постели не получилось - несмотря на Танечкины умелые ласки. Казалось, они моги бы воспламенить и мёртвого - увы. Даже в молодости алкоголь и эрекция были для Окаёмова почти несовместимы, сейчас же астролог, наслаждаясь прикосновениями обнажённого женского тела, уже и не досадовал: стареем - да... Нет, отвечая на ласки, он, как мужчина не вовсе дремучий, указательным и средним пальцами правой руки подарил-таки пылкой Танечке жалкое подобие оргазма - и тут же провалился в беспробудный глубокий сон: чёрт побери! Разве не за этим он пригласил артистку в постель? Ну, чтобы им бы слаще спалось в объятиях друг друга? В мистическом соединении наготы и нежности? Младенческим безгреховным сном...
Занавешенное полупрозрачной шторой окно выходило строго на восток, волшебные утренние лучи скользили по потолку, опускались по стенам, удивительным образом одухотворяя лицо спящей женщины - Окаёмов боялся пошевельнуться: не спугнуть, не потревожить, не разбудить! Пусть длится и длится это обыкновенное чудо: утренний сон рыжеволосой женщины.
(Вообще-то, в отличие от Машеньки - не натурально рыжей; вообще-то - крашеной, но для астролога сейчас это не имело значения: наполненные светом золотистые волосы сейчас его попросту завораживали - "остановись мгновенье"!)
Естественно, время останавливаться не желало, на потолок вспрыгнул первый солнечный зайчик - Окаёмову вдруг страшно захотелось пить. И курить. Но с этими желаниями он, чтобы не разбудить Татьяну, мог бы бороться долго, однако мучительная потребность опорожнить мочевой пузырь оказалась неодолимой - пришлось осторожно встать. Кажется - удачно: артистка не пошевелилась.
Завернувшись в халат, Окаёмов зашёл сначала в совмещённую с унитазом ванную, а оттуда, справив нужду, проследовал на кухню. Сигарета и бутылка холодного "Золотистого" окончательно вернули астрологу ощущение реальности, и, затягиваясь дымом и прихлёбывая из горлышка, он задался вопросом о том, как ему быть сейчас. Конечно, больше всего хотелось вернуться к Танечке - но?.. укладываясь рядом с ней, он наверняка разбудит артистку?.. а жалко - ведь она так безмятежно спит!.. разумеется, можно лечь на кушетке, однако... рядом с очаровательной обнажённой женщиной - ох, до чего же хочется! Прямо-таки смертельно хочется! НО...
Это последнее большущее "НО" мешало астрологу принять желанное решение - именно (и только!) оно, а вовсе не надуманные заботы о Танечкином безгреховном сне: ах, как бы её бедненькую не разбудить? Как же! Хочешь, зараза, представить себя прямо-таки ангелом во плоти? Мол, одно неловкое движение и не выспавшаяся артистка проснётся? Ну, да, ну, конечно, проснётся - и? Обидится, что ты своей медвежьей неловкостью её разбудил? Ага! Уж чему-чему - только не этому! Не прикидывайся, Окаёмов, идиотом! Сомневаешься, не уверен в своих силах - а кровь-то кипит?! Сердце бьётся по-молодому! В то время, как поджилки трясутся по-стариковски - а? Ну да, на вчерашнюю ночь ты индульгенцию, так сказать, получил - а сегодня? Если опять оконфузишься? Ведь сегодня уже не сошлёшься на происки Зелёного Змия - а?!
И всё-таки желание близости оказалось сильнее этих, в общем-то, резонных опасений: обонять, осязать и видеть прекрасное обнажённое тело - да ради этого он согласен на всё! На неловкость, конфуз, даже - на стыд и позор! Эх, Марья Сергеевна, Марья Сергеевна! Что называется - довела! Своего, стареющего телом, но душой ещё молодого мужа! До того довела, что, игнорировав необратимость времени, он согласен выставить себя на посмеяние! На унижение - в серых Танечкиных глазах! Эх, Машенька, эх, постоянно кающаяся, с упоением истязающая и себя, и мужа голубка!
Однако - какого чёрта?! Загодя предаёшься вселенской скорби? Кыш, господин Окаёмов, в койку! Ладно уж, ещё одну сигарету и без проволочек - кыш! Ведь Танечка, соблазняя тебя вчера, знала на что идёт - не правда ли?
Танечка, действительно, знала и - когда Лев Иванович возвратился в комнату - уже не спала. Лежала, повернувшись лицом к двери, кокетливо освободив из-под простыни красивые в меру полные груди и призывно посвёркивая огромными серо-голубыми глазищами. На появление астролога женщина отреагировала лишь одним, произнесённым врастяжку словом: Лё-ё-вушка.
И всё совершилось само собой: развернувшийся халат упал к ногам Окаёмова, простыня, за ненадобностью, оказалась отброшенной - безмятежная нагота артистки притянула астролога с невероятной (прямо-таки - первобытной!) силой. И то, чего вкрадчивые ласки женщины не смогли сделать вчера, сегодня произошло самым естественным образом: окаёмовская плоть восстала. Да ещё как! Словно Льву Ивановичу было сейчас не пятьдесят, а тридцать! Словно чудодейственный эликсир молодости пробежал по его непослушным жилам!
Восторги, оргазмы - нет, недостаточно! - экстазы в прямом значении этого слова (то есть, выходы из своих бренных тел) ознаменовали соитие астролога и артистки. Выходы из себя и слияния - пусть на мгновенья! - с вечностью. С космическим женско-мужским началом. А возможно, и глубже: с тем, обнимающим Космос, Хаосом, где Единое ещё не разделено на женское и мужское. Где рождаются звёзды и ангелы, где беспрерывно Творит Господь.
Лев Иванович умирал. Или перерождался - что было для него равноценно: по щекам, как двумя днями раньше у гроба друга, катились крупные слёзы, сознание фиксировало отражающихся в Танечкиных глазах смеющихся купидонов - тысячами певучих стрел пронзающих их трепещущие тела. Слияние, растворение, обновление - "жизнь будущего века" сейчас для Окаёмова являлась не чаянием, не надеждой и упованием, а уже состоявшейся действительностью. До того - состоявшейся, что вместить эту действительность мог только сон: и сон приблизился, и овладел астрологом. (Женщиной - тоже.) Сон, переместивший сознание Льва Ивановича в пространство столь высокого измерения, что по пробуждении Окаёмов даже и не пытался понять - какого: ни к чему подобному ему прежде не приходилось приближаться и на миллиард световых лет! Сияние, беспредельность, радостное понимание и себя, и мира! Завершённость, осмысленность, полнота - словом, то, по чему так тоскует наша душа в земной, отъединённой от Бога, жизни.
И после этого удивительного сна новые ласки и новые - уже земные - соития. Страстные, опустошающие до дна и тела, и души - но уже без привкуса звёздной пыли и звуков ангельских песнопений. Скорее - с утробными вскрикиваниями и стонами содрогающейся Матери-Земли. Ласки и соития, после которых пятидесятилетний астролог почувствовал, что сейчас он действительно может умереть уже не мистически, а вполне естественно - из-за остановившегося от блаженства сердца. Почувствовал - и за это был благодарен Танечке. Да умереть таким образом - не предел ли мечтаний стареющего мужчины? У которого полноценные сексуальные отношения с женой последний раз случились шесть лет назад! Причём, как это только что убедительно доказала артистка - не по его вине. Умереть, уснуть из благодарности к Танечке... ничего себе - благодарность?! Не говоря о неизбежных из-за твоей скоропостижной смерти многих житейских неприятностях - хочешь её огорчить по-свински? Оставив наедине с холодеющим трупом? Нет, сволочь, живи! Целуй, обнимай, ласкай! Это прекрасное, это женское, это нагое тело! И Окаёмов бережно гладил, трепетно целовал и обливал слезами сияющую умиротворённую Танечку.
(Позже, когда они пили кофе, астролог не мог не задаться вопросом: с какой, собственно, стати? Молодая, красивая, наверняка не испытывающая недостатка в любовниках, женщина до такой степени - в сущности, затащив в постель! - стремилась к близости с ним? Из любопытства? Возможно, но... не в такой же мере? Влюбившись? А вот это, господин Окаёмов, вздор! Ты, понимаешь, не кинозвезда, да и она не школьница. Хотя... не реализованная любовь к Алексею Гневицкому... а что - разве Танечка не могла перенести на тебя те чувства, которые она испытывала к другу? Что-то уж больно сложно... попахивает дешёвым психоанализом... Фрейд, так сказать, в интерпретации сочинительниц бульварных романов. Нет, настоящие - не сочинённые - женщины иррациональнее... и мудрее, и проще... например, зная о твоих отношениях с Марией Сергеевной, разве не могла Танечка попросту пожалеть тебя? Заодно - самоутвердившись за счёт твоей праведницы-жены? Опять "философствуешь" - да? Уже пятьдесят, господин Окаёмов - стыдно! Будь благодарен, влюбляйся, дари цветы, но - ради Бога! - не пытайся лезть в душу с куцей рациональной логикой! Тем более - в женскую! "Астропсихолог" - блин!)
- Лё-ё-вушка, - после случившейся любовной бури придя в себя и вновь просмаковав звук "ё" в имени астролога, заговорила Татьяна, - дурачок ты мой ненаглядный. Хочешь верь, хочешь не верь, а глаз я на тебя положила ещё в прошлом году - ну, осенью, в алексеевой мастерской. Когда ты мне поцеловал руку. И смешно, знаешь - еле держишься на ногах, а стараешься быть галантным - и трогательно: будто мы в девятнадцатом веке. А потом ты ещё декламировал стихи. В основном - Блока. По-моему, очень хорошо читал. Хотя и по пьянке. А может - именно по этому. А трезвый, Лёвушка? Ты, интересно, как? Читаешь? Ту же, например, "Незнакомку" - сможешь?
- Что, озорница, прямо в постели? Голыми?
Попробовал отшутиться Окаёмов, но Танечка от него не отступала:
- Ага! Непременно - голыми! Вуали, траурные перья - к чёрту! Блок в современной интерпретации. Когда и зрители, и артисты - все голые! У-у, негодный мальчишка! Залюблю, зацелую, съем!
Произнеся это, Татьяна, как бешеная, от головы до ног оцеловала всё Окаёмовское тело и, утомлённая этим последним порывом страсти, продолжила вполне буднично:
- Кофе, Лёвушка, - как? Сварить?
Окаёмов, поблагодарив, согласился, и, накинув халаты, любовники переместились на кухню. И здесь, болтая с Танечкой и потягивая крепкий кофе, после недолгого приступа "самоедства" Лев Иванович пришёл к достаточно здравому выводу: не лезть в женскую душу. Ему сейчас с Танечкой хорошо - и ладно. А чем она руководствовалась... ему-то какое дело? Сказала, что ещё прошлой осенью положила глаз - и достаточно! Или... или, Лев Иванович, ты собираешься влюбиться всерьёз? А может - уже влюбился? В девчонку, которая моложе тебя на шестнадцать лет? Мог бы и постыдиться своих седин! А в перспективе? Если даже у вас и сладится? Оставишь Машу, женишься на Татьяне... можешь взять на себя такую ответственность? Ну да, ну, конечно - секс... и какой ещё... будто бы с Машей - в первые брачные годы... вот ты и обрадовался - да? Вообразил себя молодым человеком?.. ну, ну, господин Окаёмов... ладно! Кончай эту умственную фигню! Кажется, Танечка тебя о чём-то просит?
Артистка - действительно: напоив Льва Ивановича кофе, повторила свою просьбу, чтобы он почитал ей стихи. Хотя бы - одну "Незнакомку".
- Ну, Танечка, ты и даёшь! Чтобы я астролог - тебе артистке? По трезвому читал Блока? Да ещё - "Незнакомку"? Зачитанную, наверно, до дыр на её вуали! Нет, когда в постели - понятно! Там я, знаешь, готов приветствовать такие милые извращения, но чтобы - на кухне? Не выпив предварительно хотя бы стакана водки? По-моему, Танечка, это верх неприличия! Даже не эксгибиционизм, а что-то сродни детской порнографии!
- Ну, понесло Лёвушку! Что ехидина - ладно! Уже догадалась! Но чтобы такая изобретательная ехидина?! Это же надо! Начав с "Незнакомки", до такого договориться! У-у, негодный мальчишка! А если серьёзно... наверно, Лёвушка, я должна у тебя попросить прощения. Действительно - пристала как банный лист... к одному, понимаешь, месту. Хотя... мне ведь - правда! Очень понравилось в прошлом году! Артисты, обыкновенно, стихи читают плохо. Наверное потому, что пытаются их сыграть... входят в образ - и всё такое... издержки профессии. Хорошо, как правило, читают поэты, но только - каждый свои стихи. А поскольку большинство классиков, к сожалению, поумирало, то услышать в хорошем исполнении того же Блока - большая редкость. А у тебя, Лёвушка - да: тогда получилось здорово! Ну вот, я и подумала...
- Льстишь, Танечка, понимаю, но всё равно - приятно. Сейчас расчувствуюсь, как та ворона, воздуха наберу и каркну. Вот только... сыра во рту у меня почему-то нет?
- Ой, Лёвушка, заболталась - прости! Тебе, правда - бутерброд с сыром? Или минут пять потерпишь и я сжарю яичницу с колбасой?
- Разумеется, Танечка, потерплю - про сыр я так, к слову... И, если тебе не трудно, чаю бы крепкого - а?
После завтрака Лев Иванович вызвался помочь Татьяне с мытьём посуды, но женщина прогнала его из кухни, взамен попросив составить её гороскоп.
(...нет, нет, Лёвушка, о том, что меня ждёт - пытать не буду! Ты мне расскажи о свойствах характера, о душевных особенностях, о делах сердечных, словом - о чём сочтёшь возможным! Я женщина хоть и любопытная, но обещаю: не стану из тебя вымучивать ничего лишнего!)
- Только, Танечка, год своего рождения - скажи, как на исповеди. Не проболтаюсь - гарантия.
- А я, Лёвушка, ни от кого не скрываю. 10 апреля 1963 года.
- А время рождения? Мама тебе, случайно, не говорила? И место - в Великореченске или где-то ещё?
- Утром. От шести до семи часов. Не в Великореченске, Лёвушка, нет - в Львове. Западная хохлушка - бендеровка, так сказать. А вообще: мама - полька. То-то, наверное, так сдружилась с Алексеем... нет, к сожалению, не так...
Это "не так" выговорилось у Танечки с настолько искренним сожалением, что у Окаёмова отпали все сомнения: да, только не реализовавшаяся любовь к Алексею Гневицкому заставила молодую женщину обратить столь пристальное внимание на него самого, пожилого астролога - увы, элементарный бессознательный "перенос". Или - "замещение"? Впрочем, один чёрт: ему, Окаёмову, так и так ничего не светит. А то, понимаешь ли, размечтался... Ладно, старый хрен, составляй гороскопы, рассчитывай транзиты и не мечтай о юных артисточках! И будь вечно благодарен Танечке - хоть на одну ночь, но она тебе возвратила молодость!
Артистка осталась на кухне готовить обед, - позже, Лёвушка, будет некогда, - и "изгнанный" Окаёмов, пожалев об отсутствующем компьютере, засел за таблицы: где, чёрт побери, находится этот "самостийный" Львов? С собой у Льва Ивановича была только вырванная в начале его астрологической деятельности из какого-то популярного издания карта-схема часовых поясов Советского Союза, и хотя Львов на ней значился, однако определиться с его широтой и долготой представлялось сомнительной задачей. А по сему, немножечко поколдовав над картой, Окаёмов почти интуитивно "поместил" столицу Западной Украины в район пятидесятого градуса северной широты и тридцатого - восточной долготы. (Конечно - плюс-минус: однако астролог понадеялся, что в его расчётах минус на минус дадут плюс - в любом случае, погрешность из-за неточности времени рождения значительно перекроет все географические несообразности. А в Москве - утешился Лев Иванович - можно и уточнить. Разумеется, если возникнет такая необходимость.)
Рассчитав дома и соответствующие времени рождения фактические местоположения планет, астролог построил карту: а поскольку у Танечки, кроме циркуля и линейки, нашлись цветные фломастеры и лист хорошей рисовальной бумаги, то гороскоп получился на загляденье - хоть вставляй в рамку и вешай на стену! В чём, по мнению Окаёмова, и заключалась его основная ценность - ибо давать рекомендации сложившейся тридцатипятилетней женщине... нашедшей своё признание актрисе... разве что - в отношении партнёрства?.. так как не только мужа, но и постоянного возлюбленного у Танечки, видимо, нет... а, собственно, почему?.. что по этому поводу могут поведать "звёзды"?..
... так, так... восходит Овен. Марс, его управитель, во Льве в пятом доме - практически не аспектирован... кстати, для актрисы - почти идеальное положение... Солнце в Овне в первом доме - н-да! Танечка у нас, можно сказать, трижды Овен... а вообще - соответствует... энергична, импульсивна, смела, порывиста - всё желает "здесь и сейчас"... меня, старого дурака, спровоцировала, получается, не случайно... а с другими мужчинами?.. надо полагать, что - также... понравился - в койку! Не задумываясь о последствиях... длительному партнёрству - это как?.. способствует?.. вероятно - не слишком... н-да! Не легко Татьяне... притом, что, по большому счёту, она способна быть верной до самопожертвования - за мужем пойдёт не только в Сибирь, но и на плаху... и вряд ли кто - в том числе и она сама! - догадывается об этом... и любить тоже: Танечка может до самозабвения! До самоотрицания! Управитель десцендента - Венера - дважды экзальтированна: по знаку и дому - конечно, если он не чересчур ошибается со временем рождения... Итак: верность до самопожертвования, любовь до самозабвения - но... вспышками, импульсами - неровно! Особенно - в физическом отношении... нырнув в чью-нибудь постель, она это не посчитает за измену своему возлюбленному... за грех, за серьёзный проступок - да, но - не за измену... а посему не станет чересчур стараться скрывать свои случайные связи... что, разумеется, мало кому из мужиков понравится... а тебе, Окаёмов - лично? Естественно, не теперь - теперь, с Марией Сергеевной хлебнув, что называется, полной ложкой, такой как Танечка ты, не задумываясь, всё простишь! - нет, лет восемь тому назад? Если бы, допустим, твоя Машенька тогда стала посматривать не в сторону Церкви, а своими зелёными глазками кокетливо постреливать по сторонам?..
Отвлекшись от Татьяниного гороскопа, Окаёмов вдруг вспомнил вчерашний шутливый разговор с артисткой и её подругами, - ох, уж эти девчонки! Никакого сладу! - и поспешил на кухню.
- Танечка, когда ты меня разыгрывала? Вчера, сказавшись "Весами", или сегодня, называя якобы точную дату своего рождения?
- А что, Лёвушка, разве твои звёзды меня разоблачить не могут? - прикрутив газ под небольшой громко булькающей кастрюлькой, женщина обернулась к астрологу. Называя день и время своего рождения, она, конечно, забыла о вчерашнем розыгрыше, однако, не смутившись ни на мгновение, не стала занимать оборону, а сразу же перешла в атаку. - Ведь Овен и Весы - такие разные знаки, а ты меня знаешь уже три дня... а ещё астролог!
- Что, Танечка, меня переехидничать вздумала? Воображаешь, что если ты непоседливая, нетерпеливая, импульсивная, резкая, то я ещё вчера должен был догадаться о твоей "овенской" сущности?
- А как же иначе, Лёвушка? Ведь сейчас все знают, что Весы - это спокойствие, мир, гармония.
- Вот именно, Танечка - все! Начитавшись разной псевдоастрологической белиберды! Лермонтов, Цветаева, Есенин - три наших великих поэта - все "Весы", и у всех характер был, мягко сказать, не сахар. Почитай любые - не сусальные - их биографии. А ты говоришь: мир, гармония... Так значит, негодницы, вы меня разыграть пытались вчера? А сегодня, Танечка - а?
- Нет, Лёвушка, сегодня я - как на духу. Это мы - вчера. И самое смешное - не сговариваясь! Как-то само собой - все разом про всех соврали!
- Одно слово - девчонки! Да ещё - эмансипированные. Ремня бы вам всем хорошего. - Добродушно проворчал астролог.
- Не знаю, как всем, а мне бы, наверное, не помешало, задумчиво подхватила Татьяна, - нет, Лев, ты, правда, не сердишься? А то вчера... действительно - по-дурацки вышло!
- Ради Бога! Неужели, Танечка, я похож на злопамятного зануду? Который из-за невинного розыгрыша способен два дня сердиться? Нет, конечно! Даже если бы ты соврала сегодня, и я бы этот час просидел над гороскопом вымышленной женщины - так сказать, фантома - всё равно бы всерьёз не рассердился.
- Ладно, Лёвушка, ловлю на слове. В следующий раз постараюсь разыграть тебя поинтереснее. Чем-нибудь особенно бесполезным занять часика эдак на два, три.
- А я тебя - ремешком за это! Как маленькую проказницу-девчонку!
- Договорились, Лёвушка!
Вернувшись в комнату, Окаёмов вновь занялся Татьяниным гороскопом. Однако, прежде чем продолжить анализ, астролог, слегка выбитый из колеи женскими шуточками, решил окончательно определиться с асцендентом. Даже если предположить, что интервал времени рождения - от шести до семи утра - Татьянина мама запомнила более-менее точно, то всё равно существовала вероятность его попадания или в конец Рыб, или в начало Тельца. Да плюс неясность с географическим положением Львова - особенно, с его долготой... Лев Иванович чувствовал себя обязанным хотя бы бегло прикинуть возможность того, что восходят Рыбы или Телец. Однако, минут пятнадцать потратив на рассмотрение этих вариантов, астролог от них отказался: и в Рыбах, и в Тельце у Танечки находились личностные планеты, и попади асцендент в какой-нибудь из этих знаков - у женщины очень заметно проявились бы соответствующие свойства. Нет, восходит именно Овен, причём - до двадцатого градуса: ибо окажись Солнце Татьяны в двенадцатом доме, это наложило бы зримую печать на внешние проявления её характера. А посему, в первом приближении, Окаёмов согласился считать соответствующим действительности асцендент в двенадцатом градусе Овна - и, стало быть, весь гороскоп в целом - в конце концов ему доводилось довольствоваться куда худшими ректификациями.
Определившись с асцендентом, астролог возвратился к Танечкиной Венере, оставив "на закуску" неаспектированный Марс - ввиду его важности для понимания личности артистки и в то же время отсутствия традиционных аспектов, необходимо было построить карты гармоник, а связываться с требующими большого внимания, нудными арифметическими вычислениями избалованный компьютером Окаёмов решительно не хотел: успеется, не горит.
"Поколдовав" над гороскопом ещё около часа, Лев Иванович не смог добавить ничего принципиально нового к тому, что ему открылось вначале: да, основная Танечкина трудность в отношениях с интимно близкими партнёрами - её мимолётные увлечения. Которые она почти не умеет, да и, по правде, не очень стремится скрывать - ожидая, что, наказав, возлюбленный её простит. Как там обстоят дела с наказаниями - неясно, а вот с прощениями, вероятно, плохо: тридцать пять лет - и ни мужа, ни постоянного любовника. При огромной потребности не только любить и быть любимой, но и иметь семью - Луна в седьмом доме. Бедная Танечка! Ведь если позволять ей время от времени маленькие шалости на стороне - идеальная жена! Видящая партнёра сквозь розовые очки - кроме Луны в седьмом доме также Нептун - искренняя, преданная, самозабвенно любящая! За мужа готовая и в огонь, и в воду! И как только дураки-мужики до сих пор не оценили всех этих качеств?
- Лёвушка, ну и как? Что тебе рассказали звёзды? Или - пока не ясно? - открыв дверь, с порога начала говорить управившаяся с приготовлением обеда артистка. - Ой, какая прелесть! - продолжила она, подойдя к столу и разглядев окаёмовское творение. Вот он, значит, мой гороскоп... спасибо, Лёвушка! Это вот Овен, это Телец - Близнецы, Рак, Лев... а это, Лёвушка?
- Это - Дева. Дай-ка я тебе, Танечка, изображу все знаки. И все планеты. Чтобы было понятно - где что стоит.
- Только, Лёвушка, не на этом листе! Здесь всё так красиво - жаль портить!
Окаёмов взял чистый лист и в две колонки начертал на нём знаки Зодиака с соответствующими названиями, а также десять основных планет и Лунные узлы.
Между тем, Танечка продолжала выражать своё восхищение немудрёной окаёмовской графикой:
- И синее, и красное, и зелёное! А в книжках или в газетах - когда печатают - сплошная серость! Я тебя, Лёвушка, за это сейчас зацелую!
И, пожалуй, несмотря на не совсем подходящее время, зацеловала бы, но раздался входной звонок - Ольга и Михаил. Уже основательно выпивший - с бутылкой водки в руке - заговоривший прямо с порога:
- Киянкой, гады - теперь точно! Мы с утра втроём всю Лёхину мастерскую обыскали от пола до потолка! До каждого закуточка! Ну - если вчера что-то пропустили. Нет ни хрена нигде! Так что, Лев, если не передумал - в милиции так и скажи. Я бы и сам с тобой поехал - да мне сегодня туда нельзя: заметут суки! Но, конечно, если ты завтра...
- Завтра, Миша, суббота. А сегодня - вряд ли. - Спохватившись, что, зачарованный Танечкой, он совершенно забыл о намерении нанять частного детектива, ответил астролог. - Теперь - в понедельник. Чую, мне у вас придётся немножечко задержаться.
- Правильно, Лев! - воскликнул обрадованный Михаил. - Только - не у Татьяны! Давай - ко мне в мастерскую! Помянем Алексея как следует - без баб!
- Я тебе дам! - рассердилась Танечка. - Будешь Лёвушку спаивать - на порог не пущу!
А Ольга действительно дала Мишке увесистый подзатыльник и вцепилась в его густые рыжие патлы:
- Горе ты моё луковое - просохни сначала! В пять открытие Алексеевой выставки, а ты погляди на себя - чучело чучелом!
Привыкший к подобным выходкам Ольги, Михаил не обиделся, а высвободив волосы из цепких пальчиков женщины, с пьяной покорностью обратился к астрологу:
- Вот они, Лев, плоды эмансипации! Скоро бабы вообще - из нас мужиков станут верёвки вить! Если уже не вьют!
- Вьют, Миша, вьют, - с иронией подхватил Окаёмов, - и, между прочим, уже давно. Начиная с Евы.
- А как же иначе, Лёвушка? - шутливо вмешалась Татьяна. - Вам мужикам дай волю - поспиваетесь через одного! А которые не сопьётесь - одичаете. Зарастёте грязью, станете на четвереньки. Нет, без женского глаза мужчина хуже ребёнка! Оля - скажи?
- А и говорить-то, Танечка, нечего - погляди на Мишку! У-у, злыдень! Смотри у меня, попробуй только наклюкаться до пяти часов! Веник об твой тощий хребет до прутика обломаю!
- Не-е, Лёва, ты только послушай... - Михаил попробовал воззвать к мужской солидарности, но Танечка не позволила ему закончить свои, очерняющие прекрасную половину человеческого рода, клеветнические измышления.
- Обломает, Мишенька, будь спокоен! Оля, конечно, не Валентина, но уж с тобой-то пьяным как-нибудь справится - можешь не сомневаться! Так что, давай сюда свою водку - я её пока поставлю в морозильник, а за обедом - по рюмочке. Ну, может, по две.
Ольга стала отнекиваться от приглашения к обеду, но артистка решительно потащила её на кухню.
- Вздор, Олечка! Уже почти два часа, в пять открытие - где вы ещё поедите? А Мишке - необходимо горячего. Да и вообще: от меня - прямо на выставку. А то ведь не довезёшь своего "благоверного" - даже если тебе не жалко веника.
Не найдя поддержки у Окаёмова, Михаил сдался:
- Ладно, бабы, ваша взяла. Вот тебе, Татьяна, бутылка - распоряжайся. По рюмочке - или как... вконец затюкали! А вообще-то - правильно! Ведь я, сволочь, точно не удержусь! А на открытии у Лёхи - надо обязательно... быть если и не совсем как стёклышко, то хотя бы - на ногах! Да и "соображалка" чтобы работала - сказать чего-то. Ну, и язык, конечно...
За обедом Окаёмов выпил две рюмки, уже не опасаясь происков Зелёного Змия - Танечкины ласки его опоили так, что алкоголь сейчас был совершенно нечувствителен для астролога. И в оставшиеся до открытия выставки два часа Лев Иванович надумал сходить на переговорный пункт: сообщить о задержке в родную "сводническую" контору и, если удастся, соединиться с Машей - записка запиской, но коль скоро он намеревается остаться в Великореченске чуть ли не на неделю...
Оказывается Михаил, по словам Ольги, выпил с утра не меньше бутылки, и две, ему разрешённые, рюмки оказались сильнейшим снотворным - и правильно! Пусть часика полтора поспит! Лев Иванович помог женщинам переместить вырубившегося художника на кушетку и, пообещав вернуться к четырём, вышел на улицу. По пути к отделению междугородней связи Окаёмов обменял стодолларовую купюру на российские рубли - местным детективам для начала за глаза хватит пятисот долларов - и, не подумав, купил несколько красных роз: это следовало сделать по дороге домой, но молодая женщина настолько владела мыслями и сердцем немолодого мужчины... словом, да здравствуют розы!
Предупредив в своей конторе, что в Москве он будет не раньше следующего понедельника, Лев Иванович на удивление легко связался с банком, в котором работала жена. Сообщив ей о возможной задержке и узнав от Марии Сергеевне о её желании сменить место работы, Окаёмов дал женщине необходимое согласие, правда, энергично выругавшись про себя: чёрт! этот отец Никодим - этот разбойник в рясе! - теперь без остатка овладеет Машенькиной душой? Не даст ей покоя даже и на работе? Православная, видите ли, гимназия - знаем мы эти поповские штучки!
* * *
С удивлением обнаружив по голосу, что её муж совершенно трезв, Мария Сергеевна сначала не придала никакого значения сообщению о его возможной задержке в Великореченске: слава Богу! Она может уже сегодня сказать отцу Никодиму о согласии Льва Ивановича на её переход в православную гимназию! С лёгким сердцем и чистой совестью! Вот что значит - преодолеть соблазн! А Лукавый-то как изгалялся - а? И - посрамлён! Да и как ещё! И, главное, кем? Её маловером мужем! Который, вопреки не только клеветническим наветам Врага, но даже и силе объективно сложившихся - для Лёвушки извинительных - обстоятельств, не загудел по черному на неделю! Нет! Позвонил ей уже на второй день после похорон! Трезвый - стало быть, беспокоится - а? Конечно, на девятый день он не удержится, но разве можно за это на Льва сердиться? Всё-таки, погиб лучший друг - так неожиданно, так трагически! А Лёвушка, тем не менее - уже сегодня! Нашёл в себе силы прийти на переговорный пункт! И разговаривать с ней совершенно трезвым голосом... нет! Всё-таки к мужу она порой бывает ужасно несправедлива! Прав, прав отец Никодим! Женщине без мужского начала - гиблое дело! Своеволие, строптивость, гордыня - шагу ступить не может, чтобы не согрешить! Впрочем, прав не только отец Никодим... этот кошмарный психиатр Извеков - тоже по-своему прав... чего уж! Те два года, когда её Лев ничего, считай, не зарабатывал, ей, по совести, были всласть... оставили самые что ни на есть приятные воспоминания... действительно - быть главной... Боже, прости мне этот ужасный грех! Который чуть было не привёл в сети Врага! Страшно подумать, но ещё бы немножечко - и? Обманула бы своего духовника? Пусть не на исповеди, но - всё равно! Между тем, как её Лев Иванович - помнит, заботится, чтобы не беспокоилась, звонит на второй день после похорон... говорит, что хоть и остановился в мастерской у Юрия, но пьёт очень умеренно... и ведь действительно - так! Голос-то совершенно трезвый... а у Валентины - правда! - ему было неудобно... после такого-то прогноза... нет, астрология всё-таки дьявольская наука! В этом она права. Но и отец Никодим - тоже прав. Кто она такая, чтобы корить мужа астрологией? Всего лишь женщина - скудельный сосуд греха... А её любимого, к сожалению, так тяжко заблуждающегося Лёвушку Господь обязательно наставит на верный путь. Сам. Без её нотаций... Ох, поскорее бы!
Приятно вдохновлённая телефонным разговором с мужем, Мария Сергеевна, вернувшись с работы, сразу позвонила отцу Никодиму: да, Лев согласен, ей только уволиться, рекомендации из банка будут самые положительные, и она наконец-то сможет направить свой труд на богоугодное дело. Конечно, если в епархии утвердят её кандидатуру.
Заверив женщину, что с епархией проблем не будет, священник, подвергшийся накануне жесточайшему бесовскому искушению, посоветовал Марии Сергеевне чуть-чуть подумать: разница в зарплате очень существенна - как бы его духовная дочь после не пожалела. Ведь - не дай Бог, не заладится! - обратно в банк её вряд ли возьмут?
(В понедельник, предлагая Марии Сергеевне работу в православной гимназии, отец Никодим не испытывал никаких сомнений - с её экзальтированной религиозностью, ей там самое место! Однако исповедь, по необходимости перешедшая во врачебную консультацию, и связанная с этим вчерашняя кошмарная атака Врага очень насторожили священника: а пойдёт ли такой переход женщине на пользу? Не говоря о материальных потерях, смена окружения и обстановки - другие люди, другие разговоры - как это отразится на крайне лабильной психике Марии Сергеевны? Конечно, православная гимназия - не монастырь, и всё-таки?.. То её муж - антиклерикал, скептик, ехидина! - то дурацкие сны и наконец (извольте!) Лукавый... При первом посещении прикинувшийся защитником догматов Церкви, а вчера - вообще! - соратником Бога. И ведь, как ни крути, а началось всё с Марии Сергеевны... и ведь вряд ли её теперь отговоришь... может быть - сама передумает?..)
Разумеется, Мария Сергеевна не передумала - однако очень расстроилась: выходит, отец Никодим ей не доверяет? Предложив ещё раз всё взвесить, прежде чем принимать окончательное решение - сомневается в её способностях? Почему? Ведь в понедельник, предлагая ей эту работу, он нисколько не сомневался... Или? Её дела - действительно - из рук вон плохи? Ведь не зря же священник направил её к знакомому психиатру? Конечно, как брать на работу сумасшедшую? Да ещё - бухгалтером: на материально ответственную должность... о, Господи!
И сказал-то отец Никодим всего ничего - напомнив о потере в зарплате, предложил подумать до понедельника, и только - а вот, подишь ты! Его духовную дочь будто окатили ушатом холодной воды - сложились намокшие крылья. В миг улетучилась радость от разговора с мужем: что толку в Лёвушкином согласии, если сомневается отец Никодим. Или - психиатр Извеков? О, Господи!
Звонок священнику, который, по мысли Марии Сергеевны, должен был принести ей радость, напротив - наполнил душу ядовитыми сомнениями. Женщина чего-то немного съела, выпила чашку полуостывшего чая, затворилась в своей комнате и долго молилась: Владычица Матерь Божия, заступись, утешь, вразуми! Исцели от душевной скорби Твою многогрешную рабу! Оборони от Лукавого и направь на спасение ея смятенныя мысли!
Однако Дева Мария отвернулась от Марии Сергеевны - во всяком случае, голос, услышанный женщиной, не мог принадлежать Богоматери: более всего он смахивал на голос психиатра Извекова - с добавлением противных дребезжаще-мекающих оттенков.
"А всё, Мария, твоя гордыня! В которой ты не хочешь сознаться даже сама себе! Только не говори, что - нет! Я, знаешь ли, не отец Никодим - Меня не обманешь! Ах, священнику ни разу не соврала? Полно, Мария! А о своей тайной - самочинно на себя наложенной! - епитимье ты ему рассказывала? О какой ещё епитимье? Брось, Мария! Не притворяйся девочкой-несмышлёнышем! О той, Мария, той самой - помнишь? Ах, тогда ты не знала такого слова? Была не только не воцерковлённой, но даже и не крещёной? Тем хуже! Льва-то своего тогда - за что? Не удержал от аборта? Но ведь и не подталкивал - вспомни, Мария? Будучи далеко не девочкой, решение ты приняла сама! И ведь если бы не случившееся бесплодие, сознайся, давным-давно забыла бы об этом злосчастном аборте! Родила бы и бесповоротно забыла о младенце убитом в чреве! Скажешь, Мария, Лев виноват и в этом? Что? В этом не виноват? А тогда, извини за выражение, какого чёрта?! Ах, и тогда и после - вплоть до воцерковления - ты оставалась по-прежнему пылкой с мужем? Врёшь, Мария! Охлаждение началось тогда! И епитимья - хотя этого слова ты и правда тогда не знала - была наложена уже в то время! А ночнушка, погашенный свет - вся твоя искусственная фригидность! - следствие. И следствие не твоего грехоненавистничества, нет - греха! Который ты до сих пор скрываешь от отца Никодима! Как же, за убитого во чреве младенца я должна страдать до конца своих дней! Нет - какова гордыня?! Ведь отец Никодим (а значит, Бог!) давно тебя разрешил от этого тяжкого греха - так ведь нет! Бабское упрямство сильнее! Я так решила - стало быть, так и будет! Мария, Мария, а ведь Лев тебя скоро бросит! Думаешь в Великореченске он зря решил задержаться более, чем на неделю? Думаешь, там у него никого нет? Опять-таки, на второй день после похорон друга - а уже трезвый... однако - не торопится возвращаться в Москву... а ведь здесь у него работа..."