Ожидание начинает выводить Алексея Жечева из себя. Его собеседник так часто делает паузы в разговоре и тянет с ответом, что хочется закричать ему в ухо все нелестные эпитеты, которые есть в русском языке. А еще лучше, дать подзатыльник. Небольшой скромный кабинетик этого важного лица и особенно само лицо - морщинистое, с выражением учительской строгости, кажутся Алексею просто противными.
- Да, вы сумели преодолеть бесплодие и зачать ребенка, - наконец, продолжает собеседник. - Но почему так уверены, что теперь и в жизни других сможете творить чудеса? Видите ли, Алексей, простой гипотезы недостаточно, чтобы претендовать на экзамены по целительству и экстрасенсорике высшей категории.
- Я же вам говорю, Николай Федорович, на мне поставили крест все врачи... Да разве только в этом дело?! - Сохранять вежливый тон Жечеву становится все сложнее. Дерзость, которая до этого момента пряталась в уголках его серых глазах, приготовилась к прыжку. - Я многое вижу и чувствую... Знаете что? Не будь такой необходимости в вашей дурацкой лицензии, я бы давно практиковал и к этому времени успел озолотиться, прогреметь на всю страну!
- Честолюбие... Как же его у вас много. А ведь это нехорошо, если не сказать, недопустимо.
Алексей нетерпеливо ерзает на сидении, но не меняет вальяжной позы: нога на ногу, кисти рук небрежно свисают с подлокотников. Такое впечатление, что офисный стул служит ему троном. Однако в душе Алексей испытывает сильное беспокойство. Общение с сухопарым, неприветливым человеком лет шестидесяти действует на него угнетающе. Сам Жечев выглядит очень молодо для своих тридцати.
- Ну, почему недопустимо? Я же при своем чудесном даре еще и человек. Или все, кого вы допускаете к экзаменам, должны быть инопланетянами?
- Не все.
- Инопланетяне?!
- Что-то в этом роде.
Алексея пробирает нервный смех. Короткий и безрадостный.
- Тогда извините, потому что у меня нет прописки на Марсе.
Он встает, чтобы уйти, но Николай Федорович останавливает его жестом.
- Послушайте, вы с вашими способностями можете достигнуть больших высот где-нибудь в сфере дипломатии и тоже прославиться. Зачем вам вмешиваться в сверхъестественное?
- Зря стараетесь. Я для себя уже все решил.
- Хорошо. Однако вы должны учитывать, что за тесную связь с параллельным миром всегда приходится платить и часто очень высокую цену. При этом наименьший спрос с бескорыстных.
- Как-нибудь рассчитаемся.
Во взгляде Жечева мелькает вызов. Николай Федорович откидывается на спинку стула, продолжая внимательно смотреть в глаза Алексея. Он видит в них лишь непробиваемую серую твердость асфальта.
- Что ж, тогда я позвоню вам через пару месяцев и приглашу на экзамены. Надеюсь, за это время вы передумаете.
Алексей поднимается, секунды две молча, несколько высокомерно смотрит на будущего экзаменатора. 'И чего этот хмырь так долго баламутил воду? Зря только нервы потрепал мне и себе', - думает он.
- Тогда до свидания, Николай Федорович.
- До свидания, Алексей. Это ради вас. Только ради вас.
- Что ради меня?
- Воду вашу баламутил.
Первый раз за время их беседы, экзаменатор улыбается, а Жечев чувствует неловкость.
***
Здание частной клиники. Врачебный кабинет. Николай Федорович в белом халате спокойно объявляет об успешной сдаче четвертого экзамена. На сей раз по теории внушения. Он еще что-то хочет сказать, но Алексей на подъеме чувств, почти в эйфории, опережает его, и сыплет хвастливыми репликами.
- Лишний раз убеждаюсь, что технику самовнушения освоил в совершенстве. Еще бы! С ее помощью я скоро почувствую радость отцовства! А ведь результаты моих анализов показали, что о собственных детях нечего даже мечтать! Ну, разве я не молодец? Давайте мне вашу лицензию на работу экстрасенсом и дело с концом.
Физиономия Жечева представляет собой икону самоуверенности. На лицах отдельных людей появляется такое выражение, что кажется, упади перед ними ниц и начни молиться, они воспримут это как должное. В то же время на облик Николая Федовича падает тень нахмуренности. Она темнеет и грозится перейти в угрюмость.
- Я не договорил. Вместо лицензии, хочу дать вам еще один шанс уйти из экстрасенсорики и обрести все, к чему вы стремитесь, в другой профессии... Вы прекрасно понимаете, почему я настаиваю.
Алексей только молча, насмешливо улыбается. Слова экзаменатора кажутся ему безобидной чушью, которую поневоле приходится выслушивать, но пройдет секунда и он выбросит ее из головы. Однако следующая фраза убивает в нем всякую радость, вызывает испуг, потом раздражение.
- Я знаю, почему вы так неистово хотите иметь детей. Я также знаю, чем вы пожертвовали ради вашей цели. Точнее должны были пожертвовать, но не сделали этого, - продолжает экзаменатор. - Дилетанты, трактующие теорию внушения, - зачастую идеалисты, которые забывают о важнейшем нюансе. О законе вселенского баланса. Но вы-то не дилетант.
Алексей начинает испытывать какое-то неприятное чувство, оно будто съеденный гнилой фрукт отдает в животе. Еще противней ему становится, когда он сознает: это чувство вины и стыда.
- Вы же понимаете, если что-то происходит в жизни, значит, так надо. Если что-то не происходит - тоже, значит, так и должно быть. А, если мы добиваемся чего-то сами, то всегда поступаемся, жертвуем другим.
- Но я хотел... не только для себя. Какие могут быть жертвы, если мой ребенок, возможно, станет благом для других людей, для общества?
- Перестаньте. Вы слишком хорошо предвидели: не будь у вас детей, семья разрушится. Жена, в которую вы влюблены чуть ли ни с первого класса, непременно уйдет от вас, поскольку ее отец - священник крепко держится за церковный постулат: главное предназначение каждого человека заключается в продолжении рода. Он не позволит ей 'пропасть' рядом с вами.
- И что с того? Я сумел исправить эту ошибку природы! Сумел спасти наш брак!
- Природа не делает ошибок, - вам это известно не хуже, чем мне. А ваша жертва ради одной единственной возможности зачать в том, чтобы оставить все начинания в области экстрасенсорики. И вы пошли на нее сознательно, когда внушали себе, что в состоянии стать отцом. Зачем же теперь сдаете экзамены, продолжаете добиваться лицензии?
Жечев машинально тянет в рот сигарету. Только с третьего раза прикуривает. Его руки, потные от волнения, неуверенно держат зажигалку.
- Поздравляю, Николай Федорович. Вы вывернули меня наизнанку. Да, то, о чем вы говорите, я прекрасно знал, и не переставал думать, когда шел сюда. Но сейчас смотрю на все по-другому. Если бы мне НУЖНО было пожертвовать, я бы не сдал ни одного экзамена. Как видите, пока справляюсь. Значит так надо, не правда ли?
Экзаменатор смотрит на него с полминуты. В строгом взгляде появляется даже какая-то жалость.
- Похоже, вы не хотите понять, а мыслите, как вам удобно. Если бы вы лишились дара в силу непредвиденных обстоятельств, это не было бы жертвой. Жертва всегда сознательна. Все остальное рок, фатум - называйте, как угодно.
На миг чувства Алексея разрезает сомнение. Поймав себя на этом, он едва вздрагивает и недовольно морщится.
- Ни за что не поступлюсь призванием экстрасенса. Возможно, я поздно понял, что в этом смысл моей жизни. Но понял всем сердцем, насквозь, если можно так выразиться.
Николай Федорович задумчиво смотрит куда-то в пространство, затем себе под ноги. Всегда степенный он начинает нетерпеливо прохаживаться взад-вперед по кабинету, словно чего-то ждет. Наконец, подходит к вешалке, стоящей в углу, снимает с нее медицинский халат и протягивает Жечеву:
- Пойдемте. Остался последний экзамен.
***
Они поднимаются по лестнице на два этажа. Здесь лица врачей выглядят оживленнее, участливее, а медсестры остаются также увлеченными своими проблемами. Экзаменатор и Алексей проходят мимо скамейки, на которой сидит одна из них и ловко жмет на кнопки мобильного. Рядом находится комната, куда Николай Федорович проводит Жечева, и прикрывает за ними дверь. Это оказывается кладовка, загроможденная больничным хламом. Здесь ни с того, ни с сего на Алексея находит озноб. Накатывает волна как будто беспричинных переживаний, учащается дыхание. Он начинает гладить руками стену, кажется, хочет пройти сквозь нее. На какое-то время Жечев забывает о присутствии экзаменатора и шепчет, почти касаясь губами холодного бетона:
- Лена, Леночка, я с тобой. Все будет хорошо, я чувствую.
- Сколько человек на скамье в коридоре?
Неожиданный вопрос Николая Федоровича звучит, будто оклик издалека. 'Ах, вот оно что, решил меня испытывать, когда я всеми мыслями должен быть с рожающей женой. Должен! Я обещал ей! - про себя негодует Алексей. - Да разве такое допустимо?! Разве это не против правил?!.. Леночка, прости'.
Экзаменатор настойчиво-твердо ожидает ответа. Лицо его напрочь лишено эмоций. 'Каменный истукан! - в последний раз бросает Жечев и старается сосредоточиться.
- Один... нет! Два. В коридоре два человека.
Николай Федорович жестом предлагает ему выйти и посмотреть, чтобы самому убедиться в правильности или неправильности ответа.
В коридоре Алексей замирает. Он изумлен. Не только на скамье, но и во всем длинном холле никого нет. Слышны лишь голоса врачей и крики роженицы. 'Лена...'. Он нерешительно оглядывается на экзаменатора, но тот опять указывает ему в сторону скамьи.
- Здесь вы сами должны догадаться. Обязательно сами.
Жечев зажмуривается, мысленно твердит: 'Не верю глазам, не верю...'... Спустя несколько мгновений вокруг него пропадают все звуки, и он начинает видеть. На скамье и, правда, есть кто-то или, вернее, что-то. Вот оно является Алексею бесформенным светящимся комком размером с человека. Затем постепенно приобретает очертания... Теперь он различает в них девочку и мальчика. Обоим можно дать лет по пять. Они сидят не шевелясь, обнявшись, будто застыли в по-детски сладком полусне.
В следующую секунду Жечев содрогается от неожиданной, как будто щекочущей в желудке радости. Так происходит с человеком, который вдруг совершает открытие. На скамью присели люди!.. Точнее, две людские души! Они выбрали себе родителей и теперь ждут, когда родятся младенцы, чтобы поселиться в их маленьких тельцах! Чем лучше, отчетливее Алексей видит эфемерные облики, тем сильнее ощущает в себе невероятную теплоту и нежность... 'Впрочем, души не имеют пола. Похоже, это только проекция того, кем они были в прошлой жизни', - такие рассуждения-догадки приходят к Жечеву параллельно с восторженными эмоциями.
Но внезапно безграничное умиление сменяется столь же необузданным страхом. Почему, он и сам не может понять. Сердце бьется хоть и спокойно, но до того громко, что, кажется, его тело превратилось в пульсирующий механизм.
Вдруг эти две души, два чистых ангелочка начинают делать нечто невообразимое и будто гадкое на вкус. До отвращения! Они целуются совершенно по-взрослому. Ласкают друг друга в самых интимных местах. Живо, словно куда-то торопятся, переходят к половому акту. В каком-то диком исступлении сливаются в одно... Да это уже и не дети вовсе, а двое взрослых людей! Развитых во всех отношениях.
- Нет! Нет! Не-е-ет!
Алексей открывает глаза и хватается за голову, по щекам текут слезы. Смотрит перед собой и упирается взглядом в Николая Федоровича. Экзаменатор по-прежнему строг. Он подает Жечеву одноразовый платок.
- Последний экзамен сдан. В любое время я готов выдать лицензию. Но испытания для вас не закончены. Теперь вы должны полюбить их.
Николай Федорович резко разворачивается и поспешно уходит. Он ничем не может помочь теперь уже дипломированному экстрасенсу.
В это время из родильной палаты выходит грузная акушерка и уносит разрывающихся от плача крох, которых почти не видно в ее полных руках. Следом появляются два врача: гинеколог и анестезиолог.
- А мы еще думали делать кесарево или нет? - говорит первый. - И куда смотрел наблюдавший ее доктор?! Как это он проглядел такое?..
- То-то будет, когда мамаша проснется, - вяло протягивает анестезиолог, которому, по-видимому, совершенно все равно.
Тут они обращают внимание на человека в белом халате с всклоченными волосами и покрасневшими глазами от слез.
- Я отец. Я уже все знаю.
Врачи переглядываются, первым решается заговорить гинеколог. Он строит фразы как-то не впопад.
- Вы можете отказаться от него... от них. Это девочки. Сиамские близнецы - такая редкость... Кто, знает, может, проживут с год. А, может, и нет.
- Я знаю. Проживут. И даже больше вашего. Я никому не отдам детей и сам займусь их воспитанием.
Жечеву уже откуда-то известно: Лена не сможет принять родившихся 'монстров', они будут вызывать у нее лишь суеверный страх и брезгливость. Это же чувство совсем скоро появится у жены и к Алексею. Она уйдет от него, бросит их девочек. Не пройдет и года.