Путятин Александр Юрьевич : другие произведения.

Обаламус Нф-2017

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.32*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Серебряный приз на конкурсе романов НФ-2017

Обаламус

Часть I

Пришелец из космоса

Глава 1. Шрамы украшают мужчину

  
  

"Не знаю, как там в Лондоне, я не была.

Может, там собака - друг человека..."

Нонна Мордюкова,

к/ф "Бриллиантовая рука"

  
  
   Первым в кабинет вошёл Миша Комов. Так уж исторически сложилось. Он - первый, я - второй. Во всём, что касалось суетливой столичной жизни, его приоритет в нашей маленькой компании установился сразу и навсегда. Как-никак, он - абориген этих каменных джунглей. Он здесь родился и вырос. А я всё ещё теряюсь в московском многолюдье. Месяц назад мы окончили третий курс геофака [1] МГУ по специальности "метеорология" и сейчас прибыли в здание Гидрометцентра СССР на Красной Пресне, в отдел краткосрочных прогнозов погоды.
   - Здравствуйте, мы на практику, нам нужен Северов Сергей Михайлович, - сказал Миша.
   Из-за покрытого синоптическими картами стола поднялся светловолосый загорелый здоровяк лет тридцати. Джинсы, клетчатая рубашка, короткая стрижка, широкие покатые плечи. Встретишь такого на улице - ни за что не подумаешь, что инженер, да не простой, а ведущий. Обычно так выглядят литейщики или трактористы. Не настоящие, конечно, а те, что на агитплакатах.
   - Студенты? К нам? Это хорошо! - улыбнулся Сергей Михайлович. - Да вы присаживайтесь, ребята, будем знакомиться.
   Вопросы руководитель практики задавал спокойно и основательно, ответы слушал, не перебивая. Через четверть часа, удовлетворив любопытство, он протянул нам свёрнутые в рулон синоптические карты, спустившиеся по трубе из аппаратной за время беседы, и предложил их обработать. Мы вытащили из дипломатов наборы карандашей и устроились за свободными столами. Сам Сергей Михайлович занялся данными радиозонда, и в наши действия не вмешивался. Чертил он так же спокойно и неторопливо, как задавал вопросы. Линии наносил сразу "в цвете" - фломастерами на чистовик. К тому времени, как мы набросали простыми карандашами первые варианты изобар [2], он уже записывал что-то в толстый, прошитый суровыми нитками журнал.
   - Черновики готовы, - сказал я.
   Миша завершил работу чуть раньше: он и рисует, и чертит быстрее меня. Сергей Михайлович внимательно осмотрел обе карты, одобрительно хмыкнул, внёс пару исправлений и дал добро на завершение работы. Заодно велел называть его Сергеем, мол, не такой уж и старый, чтобы обзаводиться отчеством. Мы радостно согласились. Нам очень понравился руководитель практики... И по всему выходило, что мы тоже произвели на него благоприятное впечатление. Многообещающее начало, что и говорить! Ведь от расположения начальства в нашей жизни зависит многое... Достаточно, чтобы один даже не отрицательный, а просто не слишком хвалебный или слегка двусмысленный отзыв попал в производственную или комсомольскую характеристику, и с мечтой о хорошем распределении придётся попрощаться навсегда. Впрочем, если бы я мог тогда предвидеть, к каким последствиям приведёт в данном случае расположение начальства, то, как знать - возможно, согласился бы рискнуть любой из характеристик, оценкой за практику, а то и всем этим сразу.
   Через пару дней мы уже знали, что живет Сергей в одной из подмосковных деревень, а на работу добирается на электричке, что пару месяцев назад он вернулся с зимовки в Антарктиде и что студентов, то есть нас с Мишей, на него "повесили, чтобы жизнь мёдом не казалась". О последнем нам сообщила Светлана Владиленовна - тощая очкастая стерва неопределенного возраста, из тех, которые всё, всегда и обо всех знают. Подозреваю, что она заметила, какими преданными глазами мы смотрим на Сергея, как наперегонки несёмся выполнять его распоряжения, и решила остудить наш пыл... Эффект получился обратный. Если в первые дни мы чувствовали себя частью его работы, то теперь стали общественной нагрузкой. И ещё сильнее "прикипели душой" к этому бывалому путешественнику. Нас бросало в дрожь при одной мысли о том, что он может отказаться от руководства нашей практикой. Нужно ли говорить, что всё свободное время мы посвящали картам, зондам, кодировке и раскодировке [3] сообщений о погоде, методикам составления прогнозов и так далее... Мы были самыми старательными и трудолюбивыми практикантами в стране, а возможно, и во всем мире. И в конце недели на наши счастливые головы свалилась неожиданная удача: Сергей пригласил нас к себе в гости.
   Как многое в моей жизни, получилось это совершенно случайно. Синоптики из ночной смены ушли в аппаратную завтракать, и мы с Мишей остались в кабинете одни. Сидели, обрабатывали свежую порцию карт. Ждали прихода начальства. А поскольку дело было в пятницу, начали строить планы на выходные. Я предложил в субботу утром смотаться в Сандуны: отмыть грехи недели. Миша сразу заявил, что их Коптевские бани - не хуже, а билеты туда обойдутся вдвое дешевле. Я ответил, что деньги - мусор, и имеем же мы право... В общем, спор разгорелся нешуточный, голоса ставились всё громче... И тут с порога раздался голос Сергея:
   - Так вы, значит, баню любите?
   - Да, а что? - повернулся я к нему.
   - Ну, тогда... Может, и в деревенскую не побоитесь? Я свою на этой неделе закончил, приглашаю.
   - Спасибо, мы с удовольствием! - ответил ему Миша, он всегда быстрее меня соображает.
   Вот так и получилось, что солнечным пятничным вечером после дежурства мы с Мишей сидели в вагоне подмосковной электрички в компании руководителя практики и с величайшим вниманием слушали его рассказы об антарктической зимовке. Мы были безмерно счастливы.
   Дорога от платформы до дома в памяти не отложилась. Во-первых, была она короткой и удобной, а во-вторых... Очень уж увлекательно Сергей описывал своё возвращение с антарктической вахты. Кто же способен смотреть по сторонам, когда перед его мысленным взором встают океанские волны, сверкают молнии, а в ушах шумит штормовой ветер, и раздаются раскаты грома?
   Дом у нашего начальника оказался таким же крепким и основательным, как его хозяин: красные кирпичные стены, многоцветные яркие наличники окон, сверкающая новенькой оцинковкой крыша, двухметровый деревянный забор. Войдя в калитку, мы попали в покрытый свежим асфальтом внутренний дворик, от которого отходила щебёночная тропинка к бревенчатому строению деревенской бани. У входа в нее примостилась дощатая собачья будка. Оттуда, громыхая цепью, выскочил громадный пёс. В нём даже далекий от кинологии человек сразу бы признал восточно-европейскую овчарку. Зверь явно знал себе цену: два коротких взмаха хвостом - приветствие хозяину - и молчаливое изучение гостей. Подавать без надобности голос было, как я понял, ниже его достоинства.
   - Ну что? Вначале моемся, потом ужинаем? Или наоборот? - спросил Сергей.
   Естественно, мы выбрали баню... И не прогадали. Пар был просто потрясающий! Каменка после каждого ковшичка долго шипела голодной гадюкой. Веники со свистом рассекали прокалённый белесоватый воздух. Раз за разом вся троица вылетала в предбанник с твердой уверенностью, что этот заход был последним... Но, остудившись в ледяной ванне и отдохнув, мы снова и снова ныряли в пахнущую мятой и эвкалиптом парную.
   Когда закончили, на дворе уже смеркалось. Выходили из бани в состоянии, близком к эйфории. Казалось, даже самый слабый порыв ветра может поднять меня в воздух и унести к облакам. Судя по сверкающим шалым глазам и алым пятнам на щеках, Сергей и Миша чувствовали то же самое. К дому брели напрямик мимо будки. Так было ближе. Лежащий возле неё пёс встал, неторопливо потянулся, чуть заметно помахал хвостом и требовательно боднул мою коленку лобастой башкой. Похоже, признал другом хозяина и потребовал ласки. Я поскрёб ногтями широкий бугристый лоб, почесал по очереди сначала за правым, а потом и за левым ухом, потрепал по могучей шее.
   - Признал тебя Пальма, - довольно усмехнулся Сергей.
   - А почему Пальма? - спросил Миша, обменявшись со мной удивлённым взглядом.
   Такую экзотическую кличку нам прежде встречать не доводилось.
   - Да-а-а... - махнул рукой Сергей. - Его первый владелец месяцами из запоя не выходил, где ж ему было кобелька от сучки отличить, а когда пёс ко мне попал, уже привык на Альму откликаться. Вот и пришлось новую кличку изобретать, чтобы на слух от старой не отличалась. Пальма [4] - режиссёр американский. Афиши его фильмов по всему Гамбургу висели, когда мы зашли туда на обратном пути.
   Сергей отстегнул ошейник.
   - Пусть ночью по участку гуляет, а то весь день на привязи просидел. Вас-то он теперь не тронет, раз своими признал.
   Шерстистый тёзка американского режиссёра неторопливо потрусил по кругу вдоль забора. Ступал он степенно и важно, словно получил уже не одного "Оскара". Ну, а мы двинулись к дому. В сенях сбросили кроссовки и прошли на кухню. Сергей начал доставать из холодильника продукты, а Миша вынул из дипломата и сунул в морозилку бутылку "Сибирской" [5]. Я "Токайское" [6] охлаждать не стал, сразу на стол выставил обе бутылки. Сергей одобрительно хмыкнул:
   - А вот это правильно, водка пусть охладится немного. Начинать лучше с лёгких напитков, а потом идти на повышение градуса. Так и перебрать труднее, и голова утром болеть не будет.
  

***

   Сергей знал, о чём говорит. Наутро, когда вся троица выскочила умываться во двор, голова у меня действительно не болела. Мы плескались, намыливались и ополаскивались у бочки с прозрачной дождевой водой, не забывая довольно отфыркиваться. Солнце слепило глаза, отражаясь от её волнистой поверхности.
   - А чего вы в наш отдел подались? Это же скука несусветная! - голос Сергея сквозь вафельное полотенце звучал приглушённо. - Ведь летом же куча экспедиций! В любую часть страны...
   - Шурику нужно было перепройти часть практики за первый курс: три недели в июле, которые пропустил из-за болезни, - развёл руками Миша. - А в оставшееся время успевали только к вам...
   - Зато на следующий год иркутяне пригласили всех желающих на Байкал, - договорил за него я.
   - И вы согласились? - Сергей протянул нам два белоснежных полотенца.
   - Шурик всегда готов родных сибирских комаров подкормить, а я ещё не решил пока, - ответил Миша.
   Он со школы бредил математическим моделированием, и особой любви к энцефалиткам [7] с накомарниками не испытывал. Я уже собрался защитить свой таёжный выбор, но не успел. В колено требовательно ткнулась собачья голова.
   - Доброе утро, Пальма! - я потрепал ладонью обросшую шерстью мускулистую шею и наклонился поближе к могучему черепу. - Доброе утро, дорогой!
   Пёс довольно заурчал, подставляя ласкам прижатое к шее ухо... И вдруг резкий бросок!.. Мгновение назад перед моими глазами был покрытый шерстью затылок, и вот на его месте уже громадная красная пасть, которая неторопливо, будто в режиме замедленной съемки продолжает раскрываться и приближается к лицу. Резко двигаю головой влево, пытаясь убраться подальше от огромных белых зубов. Правая сторона её дёргается вниз. Чуть слышно хрустит раздираемое клыками ухо. В лицо ударяет покрытая щебнем дорожка. Перекатываюсь налево, подальше от оскаленной пасти...
   Пульсирующими толчками к уху приходит боль, но она где-то на краю сознания. Главное - враг, секунду назад казавшийся четвероногим другом. Пёс всего в метре от меня, он готов к следующему броску. Прыжок по кратчайшей траектории... Мои ноги - стальная пружина, взведённая коленями к подбородку... Удар в самый центр летящего к горлу снаряда... Зверюга кувыркается в воздухе, падает на бок... Взлетает в новом прыжке... Мои пятки снова бьют его в грудь, как в прошлый раз... В глазах пса яростный огонь... Что на него нашло?! Третий рывок по кратчайшей... Удар... Кувырок... Белые лица друзей... Они ничего не понимают... Ещё один прыжок... Но почему опять по прямой?! Чуть-чуть вбок - и его челюсти сомкнутся на моём горле...
   Хриплый вопль "Убери собаку-у-у!!!" разрезает застывший от страха воздух. Кто кричал, и почему так саднит горло!? Сергей, наконец, приходит в себя и бросается на выручку. Пальма, в очередной раз взлетевший в воздух, внезапно зависает на середине прыжка. Ошейник глубоко врезается в густую шерсть на горле. Пёс рычит, но смиряется. Сергей тащит его к будке и сажает на цепь. Миша протягивает руку, помогает подняться. По воротнику рубашки течёт что-то теплое, на щебёнке появляются кровавые пятна. Правым глазом пытаюсь разглядеть повреждения. Вижу свисающий к шее кусочек чего-то красного с неровными краями.
   - У тебя ухо оторвано, нужно срочно в больницу, - говорит Миша, протягивая носовой платок. - Держи.
   - Живо в дом за документами и к хирургу, здесь десять минут ходу! - Секундное замешательство прошло, Сергей вновь предельно собран и решителен.
   В прихожей на пару секунд отнимаю от шеи платок и бросаю беглый взгляд на зеркало. Влажный красный зигзаг разделил правое ухо по вертикали на две части, соединённые узкой перемычкой мочки. Нижний кусок болтается, как маятник, роняя на плечо кровавые капли. Ну что ж, крупные сосуды не задеты... Могло быть и хуже.
  

***

   Очередь к кабинету хирурга встретила нас недовольным ворчанием. Никому не улыбалось стоять в коридоре лишние полчаса. Но шедшая впереди медсестра, не останавливаясь, решительно толкнула дверь. Через минуту она вышла из помещения, бросив в мою сторону: "Постойте чуть-чуть, он уже заканчивает", и скрылась на лестнице.
   Минуты через три дверь отворилась, выпуская молодую румяную толстушку с забинтованным запястьем.
   - Ну, кто там экстренный с ухом?! Заходи! - прогремел из глубины комнаты хорошо поставленный баритон.
   Все посмотрели на меня, и я шагнул внутрь. Стройная молодая брюнетка в синем халате и с марлевой повязкой под глазами ловким ударом локтя захлопнула дверь, отсекая мне путь к отступлению. Врач - мужчина среднего роста, среднего сложения и среднего возраста - сидел за столом и что-то быстро писал. Было странно, что у этого невзрачного человека такой выдающийся голос.
   -- Эх, ваши б слова, да до Бога, - попытался я поддержать беседу. - Честно говоря, даже и не знаю, с ухом я или уже нет!
   Взгляд доктора оторвался от бумаг и сфокусировался на окровавленном носовом платке, который я прижимал к правой стороне шеи.
   - А покажи-ка мне, что там?
   Я медленно и осторожно опустил платок.
   - Ну-у-у... Всё не так уж и страшно! - хирург внимательно осматривал рану. - Для начала постараемся это пришить, вдруг прирастёт? А если отвалится - подрежем покороче... Ха!.. И второе тоже. Для симметрии!
   - А сколько шансов за "прирастёт"? - попытался уточнить я. Перспектива остаться без ушей как-то не радовала.
   - Рана свежая, грязи не видно. Думаю, шансы неплохие. Да ты не переживай! - ободряюще подмигнул он. - Ко мне прошлым летом один грузин прибежал, ему собака другой орган оторвала, поважнее уха... Тоже на ниточке болтался. - Доктор уже домыл руки и вытирал их белоснежным полотенцем. - И что ты думаешь? А ничего! Срослось в лучшем виде. Через пару месяцев приходил на осмотр... Хвастал, что всё отлично функционирует... Жене нравится. И не жене - тоже. Так что, не переживай! Садись на стул и постарайся не дергаться.
   Я старался, но получалось - так себе. Новокаин помогал мало.
   - Терпи, - периодически повторял врач. - Если хочешь, чтобы шов не был заметен, нужны частые мелкие стежки, а анестезия в таких местах действует слабо, ну да ты частично изнутри обезболенный, похоже ещё с вечера... Если терпеть трудно, стони или ругайся... Да, хоть плачь! Только не дёргайся! И вот ещё... Дыши-ка ты, братец, в другую сторону! А то окосею без закуски и неровно сошью...
   Стоны не помогали, а реветь или ругаться при медсестре было неудобно - и я стал потихоньку поскуливать. Зачем? Почему? Сам удивляюсь! Но терпеть боль стало легче...
   - Ну, вот и всё... А ты боялся! - Хирург напоследок обработал рану чем-то пахучим и едким; пока сестра накладывала повязку, он заполнил медицинскую карту и сунул её мне в руки. - Посиди в коридоре, скоро тебя отведут в палату... Следующий войдите!
  

***

  
   ...Куски льда отскакивают от оцинкованной крыши при каждом ударе. Левая рука сжимает пруток ограждения. Холод добирается до ладони даже сквозь меховую варежку. Никаких лишних движений. Пять этажей - не шутка. Каждый удар точно выверен, лезвие рубила чуть-чуть не доходит до стальной поверхности, но во льду образуется сквозная трещина. Рука заканчивает движение резким боковым рывком, отдирающим отломленный кусок от кровельного железа. И очередная глыба падает во двор... С каждой минутой тело всё хуже слушается... Ещё два-три метра, и нужно отдохнуть. Шаг левой, передвигаю следом правую, теперь надо скользнуть рукой по прутку, перехватить поудобнее. Нога отъезжает в сторону... Не страшно! Опора на левую руку... Чёрт, какая мразь не проварила ограждение!.. Пруток изгибается, варежка скользит... К чёрту рубило!.. Правая рука вцепляется в шершавый пруток рядом с левой... Живот бьется об обледенелый край... Пруток сгибается все сильнее... Руки скользят по его металлическим граням... До опоры уже не дотянуться... На какую-то долю секунды правая варежка цепляется за неровный стальной кончик... Толстая ткань с треском расползается... Край крыши медленно отходит вверх... Его движение ускоряется всё сильнее... С соседнего балкона вспархивает стая синиц... Руки и ноги болтаются в воздухе... В уши вползает чей-то тихий испуганный хрип...
  
   Светло-синие занавески на широких трехстворчатых окнах, кружка на тумбочке. Я сижу на больничной койке. Между лопатками стекает струйка пота. Бред?.. Нет, кошмар... Обычный кошмар... Так уже бывало прежде... В минуту опасности, когда ситуация развивалась стремительно и мозг не поспевал за мышцами, я действовал автоматически, не успевая даже толком испугаться, а потом снова и снова обмирал от страха, прокручивая в уме прошедшие события... Но было в сегодняшнем сне что-то странное, что-то такое, чего не случалось раньше. Понять бы ещё, что?
   Сквозь приоткрытую дверь из коридора донёсся ровный цокот каблучков. Я скосил взгляд на часы. Ну, да... Семь, ноль-две. Дежурная медсестра разносит по палатам таблетки и градусники. Но постепенно и незаметно в этот четкий ритм вплетаются другие звуки - удары рубилом по примёрзшему к стали льду... Сердце резко подскакивает к ключице и стремительно рушится вниз. Перед глазами темнеет... Я не завопил только потому, что пересохший от страха язык прилип к гортани. Подмышки мгновенно взмокли. Да что это со мной сегодня?
   Дверь скрипнула и отворилась. В проёме показалась Галочка... Наша юная медбогиня - только что из училища. Глазки сверкают, улыбка до ушей, укороченный халатик закрывает полные загорелые ноги до середины бедра. В руках поднос с баночками, коробочками и градусниками. А в центре композиции моя персональная "голгофа" - громадный прозрачный шприц с толстенной иголкой. Очередной укол от бешенства. Третье утро подряд мне вгоняют эту иглу в мышцы живота, и будут колоть так сорок дней "...если не принесёте справку от собаки о том, что она не бешеная", - сказал главврач во время большого обхода. Сергей сводил Пальму к ветеринару. Справку обещали выдать к концу недели.
   А вообще, мне грех жаловаться. Ухо срастается нормально. На практике Сергей обо всём договорился. Он сильно переживает, хоть и старается не подавать виду. Ветеринар сказал, что Пальма бросился на меня из-за запаха перегара. Видно кто-то пьяный его в своё время сильно обидел, вот пса и переклинило. А первый хозяин в алкогольном дурмане часто "свою Альму" лупил, и Сергей об этом знал. Только значения не придавал, да и не было раньше у пса таких закидонов...
   Все эти мысли неторопливо ворочались в моей голове, а руки меж тем занимались делом - обрабатывали карты барического поля [8]. Их вчера вечером принёс Миша вместе с моими карандашами, фломастерами и цветными мелками.
   Ранение само по себе, а практиковаться тоже надо - руку набивать. Глаза привычно отыскивали вершины барических холмов и низины впадин. Одна за другой на бумагу ложились изобары [9]. Остальную работу отложим на завтра, когда Сергей примет первую часть. С каждой новой картой я поднимался всё выше в атмосферу, и всё меньше данных было на них нанесено. Всё заметнее становились контуры рек Евразии. И вдруг перелистнув покрывшуюся изолиниями четырехсотку [10] я внезапно увидел, как следующая за ней карта с надписью "300 мбар" сама собой расцвечивается и заворачивается в полушарие... Исчезает больничная палата, выпадает из поля зрения стол, уплывает в туман коробка карандашей и всё, что ещё миг назад было перед глазами. Карта становится цветной и объемной, а потом начинает двигаться, поворачиваясь с северо-запада на юго-восток и постепенно укрупняя масштаб. Из поля зрения уходят Индокитай, Дальний Восток и Монголия. Изображение слегка подрагивает...
   Ослепительная оранжевая вспышка... Красно-жёлтые звёздочки, круги, искры... И сразу же - кромешная тьма... Из которой минуту спустя начинает медленно прорисовываться больничная палата... Громкие ритмичные удары в ушах постепенно становятся тише, и я понимаю, что это стучит сердце...
  
  
  

Глава 2. А теперь нам надо на Ольхон

  
  

"В нем ощущалась какая-то огромная

пустота, до краев наполненная

эрудицией"

Станислав Ежи Лец

  
  
  
   Сорок шесть шагов от двери до конца коридора. Разворот. Сто двадцать три - до противоположной стены. Сердце перестало колотиться о рёбра. Дыхание выровнялось. Со мной что-то не так. Но на бешенство не похоже. Во-первых, там инкубационный период - будь здоров! А во-вторых, симптомы другие!.. Может, это голова "с катушек слетает" от пережитого ужаса?! Нужно срочно рассказать обо всём врачу... Или не надо? Заработать психиатрический диагноз в этой ситуации - легче лёгкого, а вот избавиться от него будет ой-как не просто... С такой паскудной записью в медкарточке дальние странствия мне не светят... Только кинопутешествия... Нет-нет, торопиться не будем! Но в палату я сейчас идти не могу... Ну, не могу и всё... А куда? Двину-ка лучше в холл! Судя по голосам, там сейчас больничный люд телевизор смотрит...
   Народу к этому времени набежало уже довольно много. Однако место нашлось - на продавленном диване у стены. Это ещё не заняли, с него из-за чужих голов и спин виден только маленький угол экрана... Ну, и ладно! "Белое солнце пустыни" я смотрел много раз... Можно просто посидеть и подумать...
   Итак, сначала ночной кошмар... В самом факте - ничего удивительного. Скорее следовало беспокоиться, если бы после такого стресса кошмара не было. Но странно, что снилась не оскаленная собачья пасть, а нечто совсем иное, с нападением никак не связанное. Теперь - галлюцинация. Это всего второй раз... Однажды мне уже мерещился громадный паук, но было это ночью, сразу после чтения "страшной" сказки, где мохнатое чудище пыталось слопать главного героя. Мне было всего пять лет, да и мелькнул тогда его чёрный силуэт в углу лишь на долю секунды. Сегодня - совсем другое дело. Нет, пожалуй, придётся всё-таки об этом рассказать врачу. Пока ещё не путаю бред с реальностью надо подключать к борьбе с болезнью "тяжелую артиллерию".
   За тем, что происходит на экране, я не следил, голоса персонажей проходили мимо сознания. Но вдруг, внезапно, на фоне привычного "телевизионного" шума откуда-то сверху громко прозвучал голос Спартака Мишулина: "Не говори никому! Не надо..." И тут же в голове ему откликнулось раскатистое эхо: "НЕ ГОВОРИ... НЕ ГОВОРИ... НЕ НАДО... НЕ НАДО..."
   - Ты кто? - прошептал я еле слышно.
   Сидящий справа старик с закатанной до бедра штаниной и забинтованной коленкой удивлённо покосился в мою сторону. Но фильм продолжался, и секунду спустя он снова уставился в экран.
   - Успокойся и отвечай мысленно, я услышу, - теперь голос народного артиста СССР звучал, казалось, из середины моего черепа.
   - Ты что: там, внутри?!
   Вот не повезло... Вторая личность в моей башке - шизофрения, не иначе! Значит, всё-таки пора сдаваться в "дурку"...
   - Да не шизик ты, не шизик, успокойся, - зашептали одинаково звучащие голоса со всех сторон сразу. - Душевные болезни тут абсолютно не при чём. Как и все прочие...
   Дико зачесалась срастающаяся рана на ухе. Автоматически, не соображая, что делаю, я оперся левой рукой о подлокотник, приподнял правую коленку и обмер. А ведь чуть было не попытался почесать ухо задней лапой... Или ещё ногой?
   - Так ты во мне из собаки?
   Я был воспитан атеистом, и сроду ни во что сверхъестественное не верил, но бородатые попы оказались правы: высшие силы есть, а меня ведь даже не крестили! И вот теперь в душу вселился... О! УЖАС....
   - Слушай, а ты можешь без истерики, пусть и внутренней! - презрительно фыркнул изнутри незнакомец. - Никакой я не дьявол... И не Бог... Это так, на всякий случай! Чтобы, избавившись от паники, ты не впадал в эйфорию. Всё совсем по-другому. Ты лучше вставай, и пойдём во двор прогуляться. А то если сейчас они оторвутся от телевизора, тебе не придётся звать психиатра. Нас обоих к нему доставят... Связанных простынями. Вот так, умница!
  

***

  
   Ну, всё он мне, конечно, не объяснил. И до конца убедить, пока что, тоже не смог. Однако пришлось признать, что в его словах есть определённая логика. И сказанное им может оказаться правдой.
   Лёжа на кровати, я снова и снова прокручивал в голове рассказ Обаламуса - так звали моего соседа по черепной коробке - пытаясь найти в его словах признаки шизофренического бреда... Итак, он представитель другой цивилизации. Единственный, кто выжил в катастрофе, случившейся много лет назад. Точную дату и место аварии пришелец обещал сообщить после подробного ознакомления с нашей системой измерения времени и планетарной географией. Это ладно, не к спеху! Тем более что проверить его информацию будет непросто. А дальше - ещё удивительнее... Он не имел тела - в нашем, материальном, понимании этого слова. Причём, не лишился его в катастрофе, а не имел никогда. С самого рождения, или как там оно у них называется. Его народ (раса, вид?..) много поколений назад научился использовать в качестве носителей своего разума сторонние предметы и благодаря этому вступил в Сообщество Миров. Поскольку соотечественники Обаламуса могли переносить свой разум в любой подходящий для вселения носитель естественного или искусственного происхождения, они стали на межзвёздных кораблях Сообщества выполнять функции "чёрных ящиков", а за это получили право путешествовать по Вселенной, чего самостоятельно, без участия других рас, делать не умели. Почему не умели, я не понял... Что-то связанное с тонкими энергетическими переходами, с неизвестной нам подэлементарной материей... Но, это не суть важно...
   Корабль, на котором он летел, потерял управление, сошел с траектории, его попытались посадить на Землю, но неудачно. Во время снижения что-то произошло, какая-то реакция пошла не так... Когда стало ясно, что экипаж не спасти, капитан включил режим дезинтеграции, чтобы случайно не заразить наш мир чуждыми ему микроорганизмами. В результате Обаламус остался один. Существовать без материального носителя подходящей структуры он может сравнительно недолго. Возможности вселения тоже не безграничны. Сознание будущего бионосителя должно быть отключено на длительное время для медленного входа. Или нужен очень плотный контакт для быстрого. В момент катастрофы в пределах досягаемости самым подходящим оказался спящий старый ёжик, в мозгу которого пришельцу была довольно тесно. К счастью, уже через месяц удалось сменить его на лису... Возможности переселиться в мозг человека у него стали появляться относительно недавно. До этого люди Обаламусу на глаза не попадались (это в какую же глушь его занесло?). Первые пять попыток закончились неудачей: его изгоняли, как беса, ему поклонялись, как Богу, от него лечились, как от душевной болезни... И каждый раз несчастному пришельцу приходилось начинать новое движение по пищевой цепочке с могильных червей, внутри которых его существование было похоже на загробную жизнь мясного бычка, расфасованного по сотням консервных банок.
   Меня он выбрал по трём причинам: я искренне не верил в потусторонний мир, я испытывал сильную неприязнь к врачам-психиатрам и, наконец, у меня в мозгу во время разговора с Сергеем мелькнула карта Прибайкалья. А на ней место нашей будущей экспедиции практически идеально совпало с той точкой, куда Обаламусу обязательно нужно попасть следующим летом. За нападение пса он приносит извинения, но другого способа переселиться в мою черепушку в тот момент пришелец не придумал, а подходящий случай упустить побоялся.
   Его имя начиналось как "6 пьир109 47502 взжел 13 435 обаламус олдрадж 777678" ...и продолжалось очень долго. "В общей сложности две тысячи семьсот сорок восемь символов!" - с гордостью отметил он, прокрутив всю эту чушь перед моим мысленным взором. После получасовых препирательств удалось сократить всё это до "Обаламуса", но попытка ласково назвать его "Обом" с треском провалилась. Бесплотный дух устроил безобразную истерику, истошно вопя, что имя длиною меньше восьми символов является настолько большим оскорблением у него на родине, что услышавший его обычно вызывает обидчика на перекодировку сознания, после которой в живых остается - в лучшем случае - только один из участников этой своеобразной дуэли. Представителя другой цивилизации, он, так уж и быть, может простить, но только на первый раз.
   После такого объяснения я немного успокоился. Понял, что если в этой, отныне коммунальной, черепушке и есть психически больное сознание, то его занесли туда из космоса, как инопланетный вирус.
   С этой мыслью я и уснул.
  

***

   Как ни странно, уже через пару недель мы с Обаламусом научились сосуществовать в одном теле. Хотя поначалу были конфликты, споры, даже скандалы. Нелегко двум разным личностям гонять сигналы по извилинам "коммунального" мозга. Но постепенно нам удалось выработать взаимоприемлемые правила общежития. В основе их лежали обоюдная выгода и дружеская поддержка. Я должен был всё свободное время таскаться по московским библиотекам, чтобы он мог получше ознакомиться с научными и духовными достижениями мира, в котором оказался помимо воли. За это мне постепенно открывалась та часть знаний о необъятной вселенной, с которой Совет Сообщества разрешал знакомить мыслящих существ нашего земного уровня.
   Первым делом я попытался узнать, какая информация входят в запретный перечень. На что Обаламус спокойно ответил, что не только сами секретные сведения, но и их список, по понятным причинам, тоже закрыт для ознакомления. Тайным оказывалось очень многое из того, что меня интересовало.
   Но вот информация о возможности полётов со сверхсветовой скоростью секретной не была. Хотя сам принцип мой бестелесный собеседник объяснить отказался. Сказал только, что нужная для полётов теория нам с недавних пор уже известна, только мы ещё этого не осознали. На мой вопрос: сколько лет в среднем живут граждане Сообщества, и изобрели ли уже рецепт бессмертия, последовал ответ, что до встречи с нами ему была известна только одна углеродо-кислородная форма жизни, и её представители сейчас живут в среднем около шестисот лет, если считать по нашему земному календарю. Во времена, когда они находились перед вторым барьером, срок этот был впятеро меньше. Из чего я могу сделать выводы самостоятельно... Есть среди членов Сообщества и те, кого мы посчитали бы бессмертными... (после чего последовало глубокомысленное молчание)... Но вопрос этот сложнее, чем я могу себе представить и однозначного ответа на него нет.
   Первое время меня раздражали не столько ссылки на запреты Сообщества - в конце концов, с гостайной у нас и у самих не забалуешь! - сколько такие вот уклончивые полуответы. Но однажды Обаламус предложил мне объяснить муравьям наиболее рациональный метод доказательства теоремы Гаусса, причём сделать это на чистейшем муравьином языке. Да ещё так, чтобы не выдать им принципы евклидовой геометрии и линейной алгебры. Тогда-то я и перестал на него обижаться.
   На следующий мой вопрос - когда же мы, земляне, сможем вступить в Сообщество Миров - пришелец долго не хотел отвечать. Но я был очень настойчив... Наконец, удалось вытащить из Обаламуса ту часть информации, которая была в открытом доступе... Все цивилизации, по его словам, в процессе эволюции проходят (или не проходят) через три барьера. Первый - государственный, второй - корпоративный, третий - личностный. Каждый барьер - преодоление соблазна коллективного или индивидуального суицида, совмещённого с уничтожением всей своей расы.
   Земляне сейчас находятся между первым и вторым барьерами. У нас уже есть несколько государств, которые могут уничтожить Землю, но они сумели свернуть с пути, ведущего к всеобщему самоубийству. Второй барьер считается пройденным, когда такой соблазн преодолевают негосударственные структуры - общественные или производственные сообщества. Третий - когда могущество отдельной личности возрастёт до уровня, на котором она сможет единовластно распорядиться жизнью своей цивилизации, и никто из нас этого не сделает. Обычно на последнем этапе раса распространяется на несколько планет "материнской" системы, а коллективное самоубийство разумных существ бывает связано с гибелью их звезды и всего её космического окружения. В Сообщество принимают только тех, кто миновал третий барьер.
   - И какой в среднем процент разумных рас его проходит? - поинтересовался я.
   - На текущий момент в зале Совета занято тридцать шесть кресел, - грустно ответил он.
   - А сколько было претендентов?
   - Нам известны не все, - чуть помедлив, вздохнул Обаламус. - Но по экспертным оценкам, их число превысило десять миллионов.
   - И где же тогда следы катастроф? - удивился я. - Почему мы их не видим?
   - Видите, и нередко, - ещё раз вздохнул пришелец. - Вспомни про взрывы Новых и Сверхновых! Большая часть из них имеет искусственное происхождение. Это результат деятельности разумных существ... Или не совсем разумных...
   Я взглянул на звездную россыпь Млечного пути.
   - Так это, что - кладбище цивилизаций?! А вы спокойно смотрите... Нет! Безучастно ждёте, когда рванёт следующая обитаемая звезда... Может, ещё и ставки делаете на тотализаторе?! Чей разум погаснет раньше...
   - Были попытки помочь в преодолении барьеров, - тоскливо пробормотал Обаламус. - И не одна, увы...
   - Ну и?.. Чего замолчал-то? - не удержался я.
   - Появилось семь свободных кресел.
   - Что с ними стало?
   Обаламус недовольно фыркнул.
   Я повторил вопрос. Потом ещё и ещё...
   - Неужели, сам не догадываешься? - раздражённо ответил он. - Погибли, разумеется. Все до единого... А детали - секретны. И не только для вас! Я их тоже не знаю... Извини.
   Больше на эту тему мы не беседовали. Зато его планы возвращения на родину обсуждали довольно часто. Основная идея базировалась на расчёте вероятного времени и места появления спасательной экспедиции. По словам Обаламуса, сигнал о неполадках с кораблём должен был достичь ближайшего межзвёздного патруля примерно тридцать шесть лет назад, и в этом случае в июле 1982 года крейсер Сообщества начнёт внимательно обследовать земную поверхность по предполагаемой посадочной траектории. Наиболее удобным местом для ожидания пришелец считал район Байкала. А если более точно - остров Ольхон. Озеро Фролиха, куда мне предстояло отправиться в экспедицию, Обаламуса тоже устраивало. На мой вопрос, почему он уверен, что спасатели прилетят именно в июле, бесплотный дух ответил, что при посещении систем, аналогичных нашей Солнечной, где имеются орбитальные станции и космические корабли исследовательского типа, обязательно должны соблюдаться правила маскировки. Сближение с обитаемой планетой разрешается только в сопровождении естественного космического объекта, ещё лучше - группы объектов. А в июле там несколько суток будут идти сильные метеоритные дожди, под прикрытием которых крейсер сможет и к планете близко подойти, и спасательную капсулу в атмосферу Земли отправить.
   Так мы прожили почти год. Все знакомые считали, что я "свихнулся на учёбе". А что ещё прикажете думать, если человек всё свободное время проводит с книжками в руках? Никто ведь из них не знал, что большую часть суток мои зрачки работают на благо инопланетного разума, а сам я частенько отключаю сознание и сплю с открытыми глазами, сидя в читальном зале. Естественно, за это время разбежались все друзья, включая даже Мишу, но не мог же я отказать Обаламусу! Ведь ему так много нужно было узнать о нашем мире, и так мало времени оставалось до отлёта на родину!
  

***

   Странный год, тянувшийся нескончаемой лентой, всё-таки подошёл к концу. Приближалось время прощания... Вот уже пять дней, как мой сосед по черепной коробке установил контакт с экипажем крейсера. Случилось это на второй день после того, как наша экспедиция покинула лагерь на берегу Фролихи и перебралась на остров Ольхон. Основная причина передислокации - погода. Три недели над Фролихой шли дожди, срывая всю актинометрию [11]. В конце концов, разлившееся озеро добралось до приборной площадки. Коллеги проклинали судьбу, а у меня постепенно крепли подозрения, что кое-кто сознательно добивается переноса стоянки.
   Зато на Ольхоне погода сразу наладилась, и наша группа с головой погрузилась в наблюдения. Замеры шли всё светлое время, выспаться за четыре ночных часа никому толком не удавалось, а поэтому моя идея погулять под падающими звёздами всех оставила равнодушными. Что, собственно, и требовалось. А ещё мне нужно было отойти от лагеря километров на пять вдоль берега к утёсу, выбранному Обаламусом в первый же день приезда, и ждать, когда над головой зависнет невидимая в темноте капсула. Дальше пришелец отключит наше общее сознание и покинет планету, а я через несколько минут приду в себя и вернусь в лагерь.
   Всю дорогу к утесу Обаламус меня торопил и отключил сразу, как только пришли. Видимо, капсула была уже на месте. Даже не попрощался, скотина! Только что были видны: и освещённая лунным светом дорога, и мерцающий отблесками залив, и безоблачное чёрное небо с бриллиантовой россыпью звёзд и сияющей лампой луны, а потом сразу - тёмно-серая пелена... Как будто свет в кино погасили.
  
   ...Но уже через мгновение из этой темноты снова проявился круглый светящийся диск, а следом за ним - разноцветные капельки-звёзды. Когда местные хвастали, что у них на Ольхоне при полной луне можно ночью читать газету, думал: врут. А оказалось - и правда, можно. Я не спеша поднялся с пыльной тропинки, отряхнул штаны и куртку, развернулся в сторону поселка...
   Сюрприз! Метрах в десяти - трое мордоворотов. Вот же чёрт! Знакомые... Вчера у Витька Смирнова возле магазина пытались денег "одолжить" на бутылку. Хорошо я их тогда послал... Звучно, смачно. Как в дворовой компании научили... А потом ещё трое наших из лагеря подошли. В результате расклад вышел: пятеро против четверых - в пользу родной науки. И они разумно отступили. Не навечно, как выяснилось... М-да. Похоже, от самого поселка меня "пасут". Гопники, чтоб их! А как подготовились: один с обрезком трубы в руках, у другого - арматурина за голенищем кирзача, третий неторопливо натягивает на руку шипастый свинцовый кастет. Оглядываюсь - так и есть... За спиной ещё двое. Видно, эти вдоль берега утёс обошли. Значит, дорога с обеих сторон перекрыта. И тоже не безоружные - у каждого то ли черенок от лопаты, то ли просто дубина... Но их тень от утёса накрывает - видно плохо...
   Так, приплыли... Много их. Ой, много... Мне хватило бы и троих... Молчком двигаются, без смешков и подначек - значит не бить, убивать собираются... И что теперь? Бежать некуда, кричать бесполезно... Место тихое, никто не услышит... Драться - можно, но увы - недолго... И за что вдруг такое невезение?!
   ...Господи! Ну, какой же я идиот!!! Обаламус в открытую говорил, что важно сохранить его визит в тайне... Вот и сохраняет... Если уж бесплотный дух три недели погоду переделывал под свои нужды, то организовать этих дебилов ему вообще не проблема... Я ж для него - на уровне насекомого. Низшая раса, не прошедшая какой-то там барьер... Муравей, возомнивший себя другом и соратником бога... Носитель... Ёжика - того он лисице скормил... А меня этим... Неандертальцам...
   Мордовороты между тем молча сжимали кольцо... Судя по тому, как все посматривают на владельца кастета, он у них главный... И он начнет... Да, он... Продолжает идти, все остальные застывают на месте... Нет, он лишь отвлекает внимание... Один из тех, что сзади, скользящими бесшумными шагами приближается ко мне со спины, подняв над головой дубину... Стоп... Но я же не могу этого видеть... Пусть - так блекло и схематично... А дубина меж тем быстро падает вниз... Но тут движение её внезапно замедляется, и я успеваю убрать голову из-под удара...
   Мой несостоявшийся убийца промахивается. Инерция бросает его вперёд. Туда, где я стоял ещё мгновение назад... Но кто-то неизвестный и многоопытный за этот миг уже успел перенести вес моего тела на левую ногу. А затем, поймав нужное мгновение, резко двинуть назад правый локоть... Хрусткий звук удара в ночной тишине прозвучал особенно громко. И тут же его перекрыл короткий матерный вскрик... Парень схватился за лицо и безвольным кулём рухнул на дорогу. Но мне некогда жалеть покалеченного ударом противника... Их и без того ещё слишком много осталось.
   Из нападавших только владелец кастета успевает среагировать... Главарь - точно... Шагнув вперед, он выдаёт отличный боковой удар шипастым кулаком в корпус... Грамотно! Голова может поднырнуть под кастет... Без проблем. Зато туловище из-под удара убрать не реально... Ну, а потом толпой подранка добить - плёвое дело... Но я-то ничего не стану убирать! Наоборот - добавлю недостающее... Миг, и увесистый дрын, выпавший из рук покалеченного разбойника, носком правой ноги подброшен в воздух. Хват ладонью, рывок... Одним концом палка упёрлась в дорогу, как рогатина, и ловит руку с кастетом на другой... Ну, не фига себе... Получилось!.. Вот это вопль!!! Не удивлюсь, если его услышали на другом берегу Малого моря [12]... Резкий прыжок в сторону, разворот. За спиной отвесная скала. Справа - один, слева - двое... Сжав руками дубину я приготовился к продолжению... Но его не последовало. Оставшиеся на ногах разбойники развернулись и, побросав оружие, пустились наутек...
   Но как же так? Я ведь ничего такого-этакого не умею! Да, занимался боксом, ещё в школе получил второй юношеский разряд... В легком весе... Но бандюков с такими габаритами, даже двоих, даже без колов и арматурин, мне ни за что не одолеть! А пятеро вооруженных - верная гибель!.. И вообще, как можно видеть то, что за спиной?
   - Извини, - раздался в голове далекий, постепенно стихающий голос. - Я не смог удержаться, и кое-что изменил в нашем теле. Теперь тебя очень трудно убить и невозможно застать врасплох.
   - Зачем? - вырвалось у меня непроизвольно.
   Было ясно, что времени на разговоры уже почти не осталось.
   - Форма извинения за ухо, - чуть слышно прошелестело в ответ. - Ну и... Есть ещё одно соображение... Но о нём я ничего не могу сказать. Возможно - позже. Когда вернусь... Если вернусь... Прощай.
  
  
  

Глава 3. Заповедник на Оке

  
  

"Великодушный человек должен иметь

несколько недостатков, чтобы не

расстраивать своих друзей"

Бенджамин Франклин

  
  
  
   Рюкзак со всеми экспедиционными шмотками я полчаса назад по дороге из аэропорта закинул в камеру хранения ФДСа [13]. Осталась только полиэтиленовая сумка. Она лежала сейчас в пределах видимости на соседнем стуле и не давала полностью посвятить себя счастью. А счастье было прямо перед носом, оно великолепно выглядело, еще лучше пахло и рождало в душе сладостные воспоминания... Я говорю о тарелке с пельменями. Вы будете смеяться, но это единственное, чего мне обычно недостает в экспедициях. Ни бесчисленные орды комаров, ни утренний иней на забытой с вечера ложке, ни моросящие дожди, ни ливни с грозами, ни шквалы, ни град не огорчают меня так, как необходимость длительное время обходиться без любимой "праздничной" еды. И пусть в университетской столовке есть только один сорт пельменей, да и те фабричные, в то время как у нас дома к празднику их лепят сами хозяева по пять-шесть видов только мясных, а иногда ещё и до трёх сортов рыбных!.. В экспедиции их не было совсем, и потому сейчас даже этот суррогат казался райским блюдом.
   Чуть подумав и оглядевшись по сторонам - не видит ли кто, я снял со стула сумку и поставил в ноги, сжав для верности пятками кроссовок. После обеда обязательно отнесу её куда велено, а сейчас пусть уберётся с глаз моих и не мешает встрече многострадального сибиряка с его первой летней порцией желудочного счастья.
   Но как бы ни был богат человек, и сколько бы полевых [14] ему ни выдали под расчёт, а сидеть он по-прежнему будет только на одном стуле и спать в единственной кровати. И, само собой разумеется, он не сможет съесть за обедом две первых порции пельменей, потому что одна из них будет, увы, уже второй.
   Так что я ограничился единственной тарелкой, допил чай и, подхватив многострадальную сумку, покинул столовую. В сумке лежал пакет с результатами наблюдений байкальской летней экспедиции, которые мне нужно было, в соответствии с полученными в Иркутске указаниями, вручить сотруднику университетской метеообсерватории Жарикову Георгию Михайловичу в собственные руки.
   Руки в комплекте с самим Жошей (как его называли сослуживцы за то, что представлялся всем новым знакомым, начиная с фамилии - Жариков Гоша) встретили меня в коридоре. Жоша закончил нашу кафедру два года назад и был уже старшим инженером. Сейчас, в сезон летних отпусков, он временно исполнял должность начальника отдела, чем ужасно гордился.
   Мы с Жариковым - давние знакомые. С весьма памятной для обоих зимней экспедиции, когда в составе группы таких же молодых и нахальных "подопытных кроликов" я участвовал в бальнеологических [15] исследованиях на одном из пятигорских курортов. Жоша (тогда студент пятого курса) выполнял там функции исследователя-научника и никак не мог понять, почему так получается, что каждое утро при малейшей нагрузке у подчинённых ему первокурсников резко взлетает пульс и скачет давление, а к обеду все устаканивается. Только через две недели, в последний день наблюдений, Жоша наконец догадался, что это - обычный похмельный синдром. Так что ум и сообразительность не были сильной стороной моего старшего товарища. Но зато был он очень добрым и каким-то домашним. Слегка округлые - но ни в коем случае не толстые - щеки и пышные пшеничные усы, любимая вязаная безрукавка, а главное, искреннее желание всем помочь делали его очень обаятельным. Вот и сейчас, пренебрегая субординацией, Жоша встретил меня в коридоре, провел в кабинет, предложил чаю и посвятил в последние кафедральные новости. Я узнал, что послезавтра из обсерватории отправляется экспедиция в лесной заповедник на Оке близ города Пущино. В метеогруппе есть одна свободная вакансия. Так что, если вдруг будет желание...
   Вообще-то я собирался после практики рвануть домой: пусть родители хоть раз в год на сына полюбуются! И пока Жоша подробно излагал своё видение целей и задач экспедиции, подрёмывал в кресле, не забывая держать глаза открытыми и периодически кивать головой. Но тут Жоша обмолвился, что главным в этой лавочке вчера был назначен известный всему факультету инженер Михельсон, по прозвищу "Юнайтед-С", и моё прохладное отношение к предлагаемой авантюре изменилось кардинально...
   Алексей Исаакович Михельсон - сын американских коммунистов, эмигрировавших в Советский Союз по идейным соображениям и притащивших с собой в социалистический рай маленького Алекса. Сейчас "малышу" уже перевалило за пятьдесят... Работал он на кафедре гидрологии, читал лекции по технике безопасности на воде и был известным на весь университет бабником, вечным тамадой на любых банкетах и вечеринках, выдающимся филателистом и проч. и проч. и проч.
   Курил Алексей Исаакович практически беспрерывно, частенько запаливая новую сигарету от предыдущей. Его именем на факультете была даже в шутку названа единица задымленности - один михельсон. Это когда в помещении на высоте один метр висит топор массой в один килограмм. Из скандалов, связанных с бесконечными пьянками и аморалками, урождённый американец не вылезал, был постоянным героем доски приказов о взысканиях и большинства факультетских анекдотов. Но при этом никто лучше Михельсона не мог в полевых условиях организовать работу группы людей любой численности, состава и степени знакомства. Его беспрекословно слушались студенты и аспиранты, раскопщики из вчерашних рецидивистов и степенные доктора наук. Очень примечательная личность!
   И почему-то мне вдруг расхотелось ехать домой на каникулы, а появилось острое желание: поближе познакомиться с этим человеком, о котором так часто судачили в факультетских курилках.
   - Хорошо, согласен! Каковы дальнейшие действия? - сказал я, как только в Жошином рассказе наступила небольшая пауза.
   - Собеседование завтра в десять утра, - сообщил мне довольный "охотник за простофилями" [16], и тут же добавил радостно. - В Формозе.
   "Формозой", или "Тайванем", университетский люд именовал пивную, расположенную у самых стен китайского посольства в пяти минутах ходьбы от Главного здания МГУ... Чувствовалась, что твердая рука Алексея Исааковича крепко держит бразды правления коллективом.
   Наверное, может показаться невероятным, что после окончания летней практики меня снова потянуло в поле [17], да ещё и в такой компании, но уж очень скучным и размеренным был последний учебный год. С утра до ночи я занимался лекциями, семинарами да беготнёй по библиотекам, а потому был полностью лишен развлечений. И вот теперь, когда необходимость в "монашеской" жизни отпала, безалаберную и шебутную половину моей студенческой души неудержимо потянуло в загул. А уж в том, что на этот раз вся Пущинская экспедиция будет одним сплошным многодневным загулом, сомневаться не приходилось...
  

***

   На следующее утро, ровно в "десять ноль-ноль", я стоял в дверях пивного бара и обшаривал глазами зал. Точность, как известно всему факультету - главное, что Михельсон ценит в людях. Вторым необходимым условием было умение быстро и органично вписаться в создаваемый им "крепко спитый" коллектив.
   Где же?.. А, вот они, голубчики! Ждущая моего прихода комиссия состояла из трех человек. Между вгрызающимся в распотрошенную воблу Жошей и жестикулирующим сигаретой Михельсоном за столиком неподвижной скалой расположился лучший друг Алексея Исааковича и восходящая звезда отечественной гидрологии доктор физико-математических наук Андрей Христофорович Упоров. Лица не видно - стоит спиной к двери, но Упорова и так ни с кем не спутаешь. На первый взгляд, он обычно напоминает одетый по последней моде двустворчатый шкаф. Симпатичный такой шкафчик в расстегнутом бежевом плаще! И это - несмотря на летнюю жару.
   Гм... Значит, высокая комиссия не пивом единым мозги промывает. Что ж, да здравствуют приключения! А приключения - это то, что постоянно, как сильнейший магнит, притягивал к себе сын американских эмигрантов. Вот и сейчас он чадил ароматным "Космосом" [18] в аккурат под грозной табличкой: "За курение в общественном месте штраф 5 рублей". Обычно завсегдатаи, сами не упускавшие случая "подымить в рукав", ястребами накидывались на нарушителя и начинали его "клевать", но сейчас они старались устроиться подальше от живописной троицы и усердно делали вид, будто ничего не замечают. Уж очень колоритно возлежали по обе стороны от ополовиненной упоровской кружки покрытые коричневыми "рукопашными" мозолями двухпудовые волосатые кувалды. Рядом с ними полулитровая пивная посудина производила впечатление стопарика. Голова доктора физмат наук была слегка наклонена влево к рассказывающему о чем-то Михельсону. Коротко стриженый затылок плавно перетекал в могучую шею и тонул в воротнике плаща.
   Верилось с трудом, что семнадцатилетний первокурсник Андрюшенька Упоров был худеньким невзрачным очкариком. В те далекие времена он великолепно играл на фортепьяно и даже выступал с концертами. Но в экспедициях требовались сила и ловкость, и Андрей стал заниматься несколькими видами тяжелой атлетики и силовых единоборств одновременно - с тем же фанатизмом, с которым прежде разучивал гаммы. В результате к тридцати пяти годам при росте сто семьдесят пять сантиметров он весил около ста тридцати килограммов, носил брюки пятьдесят шестого размера и пиджак шестьдесят восьмого, собрал коллекцию кандидатских и мастерских удостоверений в различных видах спорта, имел чёрный пояс по каратэ. Очки Андрей Христофорович надевал теперь только на лекциях, а в обычной жизни обходился без них. На эту тему в прошлогодней факультетской стенгазете появилась даже карикатура с подписью: "У носорога очень плохое зрение, но при такой массе и энергии - это не его проблемы". Упоров не обижался.
   Многие не могли понять, что связывало такого прямолинейного и внутренне-организованного человека с "вечным флюгером" Михельсоном. Возможно, этой дружбой молодой доктор наук удовлетворял свою потребность в разгильдяйстве и неорганизованности. Подобных качеств никогда не было у него внутри, и Андрей Христофорович нашел их вне своего могучего организма.
   Взяв со стойки кружку пенящегося "жигулёвского", я приблизился к руководящему столику.
   - Вы позволите? - кивок в сторону свободного четвёртого места.
   - Здесь занято, - сухо произнёс Михельсон, даже не посмотрев в мою сторону.
   - Мы человека ждем, - спустя секунду пояснил Андрей Христофорович, взглянув в лицо "непонятливому нахалу". За соседними столиками граждане затаили дыхание и начали отодвигаться подальше от назревающего конфликта.
   Но тут Жоша проглотил, наконец-то, кусок воблы и сказал, обращаясь к старшим товарищам:
   - Больше не ждём, это он и есть.
   Михельсон взглянул на меня с интересом.
   - А я уж было подумал, что парнишка с утра выпил лишнего, и не видит, куда прётся.
   - Нет, - отвечаю негромко, но чётко. - Не выпил, с собой принёс.
   Шутка обросла бородой ещё при Петре Первом, но я подкрепил её визуально: отвернув полу пиджака, продемонстрировал Михельсону торчащее из внутреннего кармана горлышко "Столичной" с характерным язычком на пробке.
   - Вот это по-нашему! - оживился Алексей Исаакович. - Считай, что собеседование ты уже прошел и в штат экспедиции зачислен. Значит, переходим сразу к неофициальной части.
   Он придвинул голову поближе к Упорову.
   - Андрюша, будь другом, сделай человеку вкусно.
   Моя кружка утонула в правой ладони доктора наук и опустилась под стол. Раздались три кратких, энергичных "буля" - и на стол вернулся новорожденный "ёрш". Я отхлебнул и восхищённо хмыкнул.
   - Ух, ты... Прекрасно!
   Было действительно здорово.
   - Андрей Христофорович лучший специалист в этой области, - торжественно приподнял над столом сигарету Михельсон. - Жаль, что он не сможет поехать с нами.
   - Травму на соревнованиях получил, - пояснил Жоша. - Шею ему свернули на первенстве Москвы по вольной борьбе.
   Я с долей сомнения взглянул на расстегнутый воротник рубашки Упорова, попытался представить себе, чем можно свернуть такую огромную шею. Но ничего мельче экскаватора в голову почему-то не приходило.
   - ...И нам срочно понадобилась замена, - вернул разговор в прежнее русло Алексей Исаакович. - Но ты же понимаешь, студент его заменить не сможет. Поэтому сделаем передвижку: Георгий (Михельсон двинул сигаретой в сторону Жоши) займет место моего заместителя. На должность руководителя группы наблюдения вместо Георгия назначим Сергея Птицына - он самый опытный из оставшихся. А вы, Александр, займете освободившуюся должность наблюдателя. Эти перемещения нужно оформить приказами, поэтому машина завтра уходит без меня. Я буду через пару дней, когда доделаю все бумаги. В мое отсутствие обязанности руководителя исполняет, естественно, Жариков. Приедете на место, оборудуете площадку приборами, устроите лагерь. Обедать будете в Доме отдыха в двух верстах от базы, я там уже договорился, завтрак и ужин в лагере. Есть вопросы? - он посмотрел на Жошу.
   - Никак нет, Алексей Исаакович, - по-военному щёлкнул каблуками свеженазначенный ВРИО. - Всё как обычно: трехразовое питание, двухкратный прием спиртных напитков, заступающая смена - пятьдесят граммов, сменяющаяся - сто пятьдесят, остальным водка без ограничений.
   - Не всем! Дежурному по кухне ни капли спиртного, пока с поста не отпустили, а то опять кто-нибудь соду с солью перепутает! - строго напомнил Михельсон. - В остальном все верно. Ну а теперь, студент, передай мастеру емкость, ему в плаще разливать сподручнее. Все рабочие вопросы решили, отдыхаем! Как-никак суббота сегодня - выходной день.
   И мы принялись отдыхать с энтузиазмом людей, понимающих, что уже через несколько часов о выходных им придется надолго забыть.
  

***

   В машине, не считая водителя, нас было шестеро. Выехали из Москвы пораньше, чтобы хватило времени на обустройство. Жоша сел в кабину - показывать дорогу. В кузов тентованного ЗИЛка вместе со мной забрались и устроились на свёрнутых палатках и спальниках длинноногий Сергей Птицын, с недавнего времени сотрудник кафедры физгеографии СССР, мой однокашник Гена Лущенко и двое незнакомых первокурсников, представившихся Михаилом и Ренатом. Под монотонное урчание двигателя я довольно быстро уснул, а когда открыл глаза, ребята уже выбрались из машины. Я стал подавать им из кузова ящики с приборами и продуктами, мешки с палатками, спальники и прочую хрень (а каким ещё словом можно назвать, например, огромное дубовое кресло?). Жоша внимательно осматривал всё, что мы выгружали, и сверялся со списком. Когда из кузова вытащили последний ящик тушенки, наш ВРИО подписал водителю бумаги и попрощался с ним. Машина пустилась в обратный путь, обдав нас напоследок вонючей струёй выхлопных газов.
   На опушке леса, примерно в сотне метров от расположенной в поле метеоплощадки, лежали сейчас две живописные кучи экспедиционного барахла. Врытый между ними в землю дощатый стол с двумя лавками по бокам, чёрная проплешина кострища и лежащие рядом старые колышки указывали, что Пущинская экспедиция существует уже не первое лето.
   Закипела привычная работа по обустройству лагеря. Все разбились на пары и разыграли по жребию места для палаток. Нам с Геной досталось ближнее от стола. После установки мы забросили в палатку рюкзаки и спальники. Как и большинство других, была она просторной, четырехместной - на комфорте Михельсон не экономил. Впрочем, в лагере установили и две шестиместные палатки. Одну - для отсутствующего пока руководителя, Вторую заняли начальники помельче: Жоша и Птица.
   В трудах праведных не заметили, как приблизилось святое время обеда.
   - Птица в лагере, остальные за мной, - скомандовал Жоша, и мы послушно двинулись по тропинке через лес за своим временным руководителем.
   На территорию Дома отдыха попали через дыру в сетчатом заборе. Столовая оказалась мечтой лесного жителя: уютная, опрятная, вся в белых скатертях, салфетках, занавесках. Наши штормовки и джинсы нарушали эту идиллию. Строгая заведующая встретила компанию с распростёртыми объятиями, справилась у Жоши о здоровье начальника и спросила, когда же тот сам зайдет на огонек. Стало ясно, что незримая рука Михельсона и его прославленное умение четко решать вопросы ведут нас по жизни и в отсутствие Алексея Исааковича...
   До ужина все дружно монтировали и налаживали приборы на метеоплощадке и в лесном массиве: развесили в будках психрометры [19], установили два комплекта почвенных термометров [20], заправили ленты в самописцы [21].
   Птица оформил титульные листы журналов наблюдений, Жоша восстановил поврежденную линию электроснабжения, наладил освещение на площадке и в самом лагере. По кухне дежурил Ренат. Он приготовил на костре гречневую кашу с тушенкой, как ни странно, очень вкусную.
   После ужина я, повинуясь решению Жоши, заступил на первое дежурство. Теперь до утренней смены все метеонаблюдения были на моей совести. Я положил перед собой на стол наручные часы, достал из кармана и проверил фонарик, раскрыл купленного неделю назад в ольхонском букинисте "Наследника из Калькутты" [22] и приготовился к бессонной ночи.
   До половины третьего всё было тихо, затем издали послышался неровный гул приближающейся легковой машины, и на ведущем к лагерю проселке синхронно запрыгали светлячки фар.
   Рыбаки? В ночь на понедельник? Бред! Скорее заблудился кто-то. Будут дорогу спрашивать, а от меня толку, что с гадюки шерсти. Точно, заблудились! К нашим палаткам сворачивают. Желтая "волга" с чёрными шашечками на бортах медленно вкатилась под лагерный фонарь и встала, заглушив двигатель. На переднем бампере новенькими цифрами сверкал московский номер.
   Щёлкнув замком, отворилась правая передняя дверка. Вышедший из нее незнакомый парень в линялых джинсах и выцветшей штормовке, не говоря ни слова, кинулся открывать заднюю, из которой грациозно выпорхнула размалеванная стройная блондинка в алом вечернем платье, а ля "эротическая мечта интуриста". Я ущипнул себя за ногу под столом. Машина осталась на месте. Странная парочка тоже не исчезла. Гм... Значит, не сплю. Неужели они к нам в экспедицию? Бред... На телке одной только косметики - больше, чем на месячную зарплату профессора. И единственный прибор, с которым она контактирует по работе, к гидрометеорологии имеет... Э-э-э... Косвенное отношение.
   Но в тот момент, когда моя челюсть уже грозила упасть на раскрытые страницы романа, из машины показался элегантный и нетрезвый Михельсон, галантно выволакивающий следом за собой пышногрудую брюнетку в чем-то фиолетовом и обтягивающем.
   - Привет ночной смене! - Алексей Исаакович и не подумал приглушить голос. - Как идет первая вахта?
   - Устроились без проблем. Вахта без происшествий. Местные жители о вас спрашивали, велели при случае кланяться! - отчитался я перед высоким начальством.
   - Ага... Понятно! - Михельсон положил руку на талию ошеломлённой блондинки. - А я тут пару цыпочек с собой захватил: эти крошки хвастали, что ночные вахты им не в диковинку.
   Девицы посмотрели на спутника с немым укором, оно и понятно: у них, в валютном кабаке, вахта - нечто совсем иное...
   Из "младшей" шестиместной палатки показались две всклокоченные головы. Помаргивая узенькими щелочками глаз, они оглядели всю композицию. Глаза стали значительно шире... И головы исчезли под опустившимся пологом.
   Одеваются, надо полагать.
   Когда из палатки вылез Жоша, в центре стола неровной горкой лежали завёрнутые в бумагу ресторанные деликатесы. А продолжающий балагурить Михельсон вынимал из двух больших полиэтиленовых пакетов и расставлял на скатерти недопитые бутылки. Из всей компании, похоже, только он один чувствовал себя свободно и непринужденно.
   Девицы, судя по всему, ещё не оправились от шока: они явно ожидали чего-то другого. Прибывший с Алексеем Исааковичем парень стоял отдельно от них с экспедиционным рюкзаком в руках и, похоже, не знал, что делать дальше. Водитель помогал Михельсону сервировать стол. А я? Я бросил взгляд на часы, закрыл книгу, вынул из кармана фонарик, сунул под мышку журнал и двинулся на метеоплощадку. Время!
   Когда вернулся, вся компания сидела за накрытым столом. С правой стороны, поближе к свету, угнездились девицы. Рядом с ними устроился водитель. Напротив, в порядке старшинства - Жоша, Птица и парень в штормовке. А во главе стола, под самым фонарём, на принесенном из начальственной палатки дубовом кресле счастливым падишахом восседал сам Алексей ибн Исаакович. Сигарету он держал в левой руке, потому что в правой уже была полная рюмка. Как, впрочем, и у всех, кроме водителя.
   - ...А потом я поймал у кабака тачку, заехал за Василием, - кивок в сторону незнакомого парня, - чтоб ему на перекладных сюда не тащиться, и вот мы все здесь... Вы спросите, какое отношение имеет эта история к следующему тосту? Да никакого. Потому что пить в присутствии столь очаровательных особ за что-нибудь, кроме их несравненной красоты, считаю неприличным и данной мне властью запрещаю! - Михельсон торжественно выпрямился. - За прекрасных дам!
   Я встал вместе со всеми, приложил рюмку к губам и нетронутой вернул её на стол. Встретив заинтересованный взгляд руководителя, глазами указал на журнал наблюдений. На лице Алексея Исааковича промелькнуло одобрение. Потом он перевёл взгляд на водителя. Тот кивнул головой и двинулся к "волге".
   Вскоре из салона раздалась негромкая музыка. Михельсон подошел к водительской дверке, добавил звука, а затем, вернувшись к столу, шепнул что-то девицам. Те послушно поднялись и юркнули в его палатку. Следом отправился и сам хозяин. Всё общество восприняло его уход, как команду "отбой". Жоша пошел устраивать новенького, Птица вернулся в свои парусиновые апартаменты. Водитель уселся за стол и продолжил ужинать. А я снова раскрыл книжку: до конца дежурства оставалось еще больше четырех часов.
   "Волга" с девицами покинула стоянку во время моего следующего визита на площадку. Михельсон накрыл остатки трапезы бумажными салфетками с надписью "Прага" и ушел досыпать. А я сидел и прикидывал, сколько месячных зарплат просадил за эти сутки наш начальник, и откуда у него такие шальные деньги. На факультете ходили слухи, что Алексей Исаакович не только филателист, но и эксперт-посредник на крупных сделках с редкими марками. Поговаривали даже, что его левые доходы превосходят официальную зарплату всей кафедры.
   События сегодняшней ночи делали эти рассказы похожими на правду. Впрочем, что толку считать чужие деньги!? Карьера фарцовщика, толкача или посредника никогда меня не прельщала - слишком уж тусклой казалась перспектива...
   И я снова углубился в чтение романа. Тем более что сюжет там с каждой страницей закручивался всё туже, а тропическая экзотика от абзаца к абзацу расцветала всё ярче...
  
  
  

Глава 4. Эпидемия и прочие напасти

  
  

"Во всем виноваты евреи -

это их Бог нас создал!"

Станислав Ежи Лец

   Утром вахту у меня принимал Птица. В экспедициях это было своеобразной традицией - первую дневную смену всегда брал на себя ответственный за наблюдения, как бы официально ни называлась его должность. За эти двенадцать часов он составлял график дежурств, консультировал новичков, проверял приборы в работе.
   За завтраком Михельсон выглядел помятым и невыспавшимся. Вчерашний кураж слез с него, как старая кожа с подросшего за год удава. Но энергия продолжала бить через край.
   - Георгий! - обратился он за столом к Жоше, когда все перестали работать ложками и дежурный разлил по кружкам чай. - Возьмешь после завтрака всех свободных от вахты, и дуйте на водомерный пост. Проинструктируешь, как вести замеры уровня воды. Сергей! - это уже Птице. - Что с приборами на площадке, все работают?
   - Пока всё в порядке, Алексей Исаакович, но по самописцам окончательно смогу доложить только вечером, когда первые ленты сменим.
   - Александр! - повернулся Михельсон ко мне. - Ты до обеда спишь, а там посмотрим...
   Алексей Исаакович одним глотком допил чай и ушел к себе в палатку, откуда спустя пару минут вернулся к столу с небольшой деревянной коробкой. Он откинул крышку, достал инструкцию и начал внимательно ее изучать.
   Занырнув под выбеленный солнцем брезентовый полог, я разделся, вполз ногами вперёд в приготовленный с вечера спальник и провалился во тьму.
   Мне снился двухмачтовый бриг, режущий бушпритом волны под ярким тропическим солнцем. А привезенная Михельсоном брюнетка призывно улыбалась и стоила глазки из иллюминатора каюты. Но как только я шагнул к двери, лицом к лицу столкнулся с каким-то горбоносым мужиком, вооруженным абордажной саблей и пистолетом. Он направил мне в лицо воронёный раструб ствола и голосом Птицы произнёс:
   - Алексей Исаакович, как же так?! Ведь ваши родители уехали из Штатов от капиталистической бездуховности, а теперь вы, можно сказать, предаете их идеалы?
   Так, все ясно. Картинка была еще из сна, а голос уже реальный. Наш единственный член партии повел воспитательную работу и начал с главы экспедиции. Подслушивать, конечно, нехорошо, но очень уж хотелось узнать, что ответит ему Михельсон, и я продолжал лежать неподвижно.
   - Понимаешь, Сергей, родители мои вынуждены были уехать в Союз не из-за того, что были коммунистами, а потому, что их выжили из Штатов, как инакомыслящих. Но инакомыслящий - это не убеждения и даже не система ценностей, это состояние души... Диссидент - человек, думающий собственными мозгами, а не штампами официальной идеологии. И если бы они росли здесь, а не там, возможно, им тоже пришлось бы уехать, но уже туда... Благонадежные же граждане, если вдруг рухнет идеологический фундамент, через пару-тройку дней поменяют красные звёзды на двухглавого орла, крест или полумесяц - и снова будут уверены, что их сегодняшним убеждениям нет разумной альтернативы.
   - Но вы же помогаете спекулянтам!
   - Нет, я только свожу между собой покупателя и продавца, проверяю качество товара, а потом подтверждаю честные намерения участников сделки. Без моей помощи она бы тоже состоялась. Вот только денег отечественный продавец получил бы в несколько раз меньше.
   - Но почему? Если товар тот же самый...
   - Потому что, если вы, Сергей, будете покупать золото у цыгана, то не дадите ему больше половины цены даже за настоящие драгоценности: ведь они же наверняка краденые! Вот так и здесь. Если продавец редких марок не известен в среде филателистов, он, скорее всего, вор.
   - Да вы же наносите вред государству!
   - Ой, ли? Государство, Сергей, как и народ, состоит из людей. А большинство сомнительных коллекций марок сосредоточено как раз в руках этих людей - правящей элиты. Так что, они, люди, составляющие наше государство, выигрывают от моей деятельности больше, чем я сам. И давай прекращать эту говорильню, народ с поста возвращается.
   Да, слухи не обманули. Теперь ясно, почему Михельсон сорил вчера купюрами, словно удачливый золотоискатель. Шальные деньги на Руси испокон веку беречь не принято. Но что он там говорил о диссидентах, состоянии души? Интересно...
   - Привет, Шура! Ты уже не спишь? - Гена Лущенко вернулся с водомерного поста и был готов общаться.
   - Здравствуй... - я сделал вид, что проснулся от его голоса. - Теперь уже нет!
   - А-а-а... - Гена что-то сосредоточенно искал в своём рюкзаке. - Слушай, там, на берегу, такой пляж! Пошли купаться после обеда?
   - Нужно только посмотреть график дежурств и отпроситься у начальства. А скоро в столовку?
   Гена взглянул на часы.
   - Минут через двадцать, наверное.
   Но на пляж в этот день мы не попали. Потому, что на обед нас повёл сам Алексей Исаакович, а вблизи него постоянно клокотал водоворот событий, затягивающий в себя окружающих.
  

***

   Самогон у Степана Матвеевича был знатный... Можно сказать, король всех самогонов. Но большая часть содержимого моей стопки уже не в первый раз доставалась роскошной хозяйской монстере, томящейся в деревянной кадке рядом со столом. Пить наравне с лесником? При его-то тренированности? Нет уж, увольте! Ничего, пусть лучше растение порадуется - ему на месте стоять, а мне еще пять километров пешком до стоянки топать.
   Чёртов Михельсон после первого же тоста сбежал в лагерь за прибором, Гену погнал на хозяйской лодке к водомерному посту, а меня принес в жертву местному гостеприимству... Раз, говорит, на работе не пьешь, считай, что до вечера свободен. Мы прибор и вдвоем установим, а лодку Матвеич от поста завтра сам заберет.
   Очередную байку старика я пропустил мимо ушей. Задумался. Поэтому, стоило ему закончить рассказ, сразу же постарался перевести разговор на другое:
   - Степан Матвеевич! А чего вы на кордоне-то не живете, сами же говорили, что там дом большой и печка жаркая?
   - Это давняя история, до меня еще случилась. Но если интересно... В деревне говорят, что раньше на месте теперешнего кордона был хутор и жил там Филимонов Матвей Ильич с женой и детишками. Детишек у него было шестеро: четыре сына и две дочери. Но не бедствовали. Хозяйство имел справное. Ну, и люди, понятное дело - работящие. А в двадцать девятом пришла в эти края коллективизация. Дом большой, две коровы, лошадь, три кабанчика да курей полный птичник - значит, кулак... Посадили их, как водится, всю семью на одну телегу и отправили куда следует... Н-да...
   Степан Матвеич в очередной раз пригладил бороду и потянулся к четверти за следующей порцией. Мне стало немного жалко монстеру. Аккуратно наполнив оба стопарика и отхлебнув от своего половину, старик продолжил рассказ:
   - Что с ними дальше было, никто не знает. А хозяйство захирело. Поля заросли травой. И то сказать, кто ж в колхозе ломаться будет за здорово живешь без начальственного догляда, а начальник на хутор не набегается? Вскоре там стал кордон и поселился в нем лесник местный, Семенычем его звали. По имени, вроде - Пётр, а фамилию уже и не помню... С семьей поселился. И вот в тридцать первом в январскую стужу постучался ночью в ворота странник. Обогреться просил, но Семеныч побоялся его впускать, прогнал со двора, да еще и ружьем пригрозил. А странник отошел от ворот-то, да и говорит из темноты: "Я последний в живых остался из тех, кто дом этот строил и землю здешнюю пахал, а ты меня, разтак твою и разэдак, и на порог не пускаешь! Так знай же, что и тебе, аспиду, у моей печки недолго греться осталось!" С тем и исчез в ночи...
   - И что дальше?
   - А дальше: лесника этого, который - Семёныч, в чаще медведь заломал, недели не прошло с той ночи. Баба его с детишками в деревню к матери вернулась. А на кордоне весной новый лесник поселился. Молодой парень, неженатый. Да только и он недолго там хозяйничал. Следующей зимой в сарае повесился. Третий через год в пургу заблудился, его потом весной в полуверсте от дома нашли. Четвертый в проруби утоп. Когда я в тридцать пятом годе на должность здешнюю определился, мне местные всю эту историю и рассказали. Ну, я к начальству. В деревне, говорю, строиться хочу или увольняйте к такой-то матери! Мне материалы кой-какие подкинули: шиферу да гвоздей. Лес свой, за лето построился. Вот ты говоришь: атеист, ни во что сверхъестественное не веришь, а что об этом деле думаешь? У нас говорят - проклятие вековое на том доме лежит...
   Дед внимательно посмотрел чуть в сторону от меня. Да, подслеповат старичок. Чуть сгустились сумерки, он уже и не видит ничего.
   - Что думаю о чем? Об истории этой или вообще?
   - Об истории, ну и вообще... А о чем ещё? - Степан Матвеевич кивнул на бутыль. - Тебе еще плеснуть кумышки?
   - Нет, спасибо. А об истории я думаю так: все может быть, но, скорее всего, у последнего хуторянина крыша от горя съехала, и стал он всех новых жильцов крошить по очереди. Зимой и человека легче убить, и следы заметать сподручнее. Отец его, похоже, у местных авторитетом и любовью пользовался, так что их симпатии были целиком на стороне мстителя. А может, и правда - проклятие. Но для того, чтобы в него поверить, нужно отработать все остальные версии...
   - Ну, а вообще?
   - А вообще я думаю, что вы сами из семьи таких же репрессированных, только из других мест, скорее всего из-под Казани или из-за Урала, что вы не русский и не Степан Матвеевич, больше похоже на то, что из крещеных татар, но здесь я не уверен.
   Старик подобрался и посуровел лицом.
   - Так ты из этих, из ГПУшников? За Исакичем следить приставлен!?
   - Успокойтесь! Таких, как я, в милицию не берут, а в более серьезные структуры и подавно.
   - Что, предки подкачали, не за тех воевали в Гражданскую?
   - Да нет, дед в Красной Гвардии начинал в отряде Блюхера. Да и дальше всё с анкетами было в порядке, просто для юридического факультета направление нужно получать от соответствующих структур, а мне в эти самые структуры обращаться не хотелось. Вроде как, одалживаться у них. Потом ведь за милость эту - не раз отслужить придется. А я просто Конан Дойла начитался и хотел помогать хорошим людям в борьбе с бандитами. Потом решил стать военным... Оказалось, что по здоровью не прохожу. Ну, вот так и попал на геофак. А хочу ли я этой наукой заниматься или нет, так до сих пор и не понял. Просто гонит меня течением, а я и не сопротивляюсь.
   И зачем я ему всё это говорю? Сначала огорчил старика, даже напугал, возможно. Теперь вот вроде как сочувствия к себе требую.
   - А ты не бери в голову, студент, лучше вливай! - Матвеич снова откинулся на спинку стула, и хитро прищурился. - А как, если не секрет, и на чем ты меня расколол?
   - Ну, это было несложно. Во-первых, в легенде на протяжении всего рассказа проскальзывало сочувствие к страннику, хотя он, вероятнее всего, убийца. Во-вторых, только человек, считающий такую месть справедливой, будет строить дом в деревне, вместо того чтобы ставить капканы и спускать на ночь собак. В-третьих, на родине, в Сибири, я много историй слышал о том, как скрывались люди от властей, куда бежали и где устраивались. В-четвертых, человек вы по повадкам деревенский, а русский язык у вас городской... И последнее, самогон ваша хозяйка называет самопалом, как и вся деревня, а вы - кумышкой. Казанские татары и крящены так его кличут. Может, зелье это и ещё где-нибудь тем же манером величают, но лично мне только там это слово слышать доводилось.
   Я уже и не рад был, что полез к старику со своей дурацкой логикой. Ну, покивал бы головой сочувственно, развёл руками и вся недолга... Тоже мне, Шерлок Холмс кумышкинского разлива! И откуда дурь эта ко мне проблудилась? Уж не от Обаламуса ли? Это же он с утра до ночи по библиотекам шастал, книги и журналы глотая, как утка зёрнышки. Всё закономерности какие-то искал, выводы делать пытался... Интересно, как он там сейчас без меня?
  

***

   Четверть, заполненную кумышкой, я держал прямо перед собой, словно победный трофей, и медленно двигался по освещенной луной дороге. Дорога плыла и шаталась, а ещё она все время пыталась взбрыкивать, но я упорно продолжал идти вперёд. Ну, и зачем, скажите на милость, было так наклюкиваться? А главное - когда успел? Загадка... Помню только, что в какой-то момент перестал делиться с монстерой, принялся пить по-честному... И вот вам результат - кушайте, не подавитесь! Где нахожусь - представляю смутно. Как сюда попал - догадаюсь, когда протрезвею. А идти к стоянке нужно сейчас... Провал...
   Я сижу за столом в лагере. Передо мной четверть. Полная. Целая. Значит, тогда, на дороге, она все-таки не разбилась и не пролилась. Встаю. Подхожу к палатке. Поднимаю полог... Провал...
   Когда я в первый раз по-настоящему пришел в чувство, "сушь в Больших Бодунах стояла неимоверная". Я выполз из палатки на предрассветный холод, подошел к столу, на котором кто-то предусмотрительно оставил трехлитровый стальной котелок с ледяной родниковой водой, и отпил из него почти половину. В голове снова зашумело, перед глазами поплыли круги...
   Я опять забрался в палатку... Провал...
   Второй раз проснулся, когда уже совсем рассвело. Экспедиционный люд пробудился, позавтракал и разбежался по делам. За столом сидели только Михельсон и Лущенко. Гена читал "Наследника из Калькутты", Алексей Исаакович просматривал бумаги. Заметив меня, начальник экспедиции снял со стоящей рядом тарелки салфетку и сказал:
   - Мы тебя на завтрак будить не стали, ешь. Кстати, Матвеич лодку утром от поста не забрал... Небывалый случай! Старого греховодника до тебя даже Христофорыч пару раз перепить пытался, да не смог. Талант ты у нас оказывается, Саша! А с виду нипочем не подумаешь!.. Ты вот что, когда позавтракаешь, в речке искупайся, а потом еще поспи, так быстрей полегчает. Только один не ходи, пусть Геннадий с тобой прогуляется. И не заплывайте там далеко! А то мало ли...
   Я согласно кивнул. Есть не хотелось, купаться - тоже. Но Алексей Исаакович прав, шанс снова стать человеком уже сегодня к вечеру упускать не стоило.
   Всю дорогу на пляж я прошагал молча. Голова на каждый звук отзывалась изнутри набатным колоколом. Зато Гена трещал за троих: за себя, за меня и за отсутствующего Михельсона. Он в лицах пересказывал вчерашнюю установку донного регистратора, не забывая задавать от моего имени наводящие вопросы.
   - ...Мы же не могли его просто так на веревке спустить, с куском обычного пенопласта. То ж - новейшая модель! Её только месяц назад из ФРГ за валюту притащили. Михельсон сказал, такой прибор двадцать пять тысяч марок стоит. Вот и стали думать, что к нему присобачить. Нашли, значит, табличку фанерную, фломастером на ней написали: "Собственность АН СССР. Охраняется государством" - и в полиэтилен утюгом заклеили. Ты спросишь, почему Академии наук, так то для большей солидности.
   Я продолжал молчать. Утюгом, так утюгом... Заклеили, так заклеили... В лодке... Посреди Оки... В этом был весь Гена: он, когда увлекается, частенько в рассказе куски местами переставляет, ну и привирает, конечно, но это почти все делают. К гадалке не ходи - Михельсон табличку в полиэтилен заранее закатал, а в лодке они ее только к взятому у Матвеича поплавку верёвкой привязали. Хотя Гена, скорее всего, только веслами и махал.
   Над пляжем боевыми вертолетами носились стрекозы. Солнце слепило глаза. Гена уронил на песок сумку с полотенцами и уселся рядом...
   - Я тут почитаю немного, а то уж больно интересно: чем у них там с индейцами закончится... - он раскрыл мою книгу и уткнулся в нее носом.
   Наступила благодатная тишина.
  
   Вода обтекала колени тягучими ледяными струями. Ступням, попавшим в нее раньше, было уже не холодно. Я глубоко вдохнул, вытянул руки и плюхнулся головой вперед в подёрнутое рябью зеркало. На какое-то мгновение стало зябко, но это очень скоро прошло. Вынырнув на поверхность, я некоторое время плыл брассом, затем перевернулся на спину... Прямо над головой начало формироваться маленькое кучевое облако. Сначала оно было похоже на кусочек шевелящейся сахарной ваты, затем немного подросло и стало напоминать громадную подушку с размытыми краями, потом выросло ещё больше и превратилось в самое обычное облако, каких я видел уже тысячи... Вот так и звери, и птицы, и люди! Пока маленькие - все симпатичные, а как повзрослеют... Купаться почему-то расхотелось, я перевернулся на живот и поплыл к берегу.
   За то время, пока пялился на небо, течение унесло меня метров на триста, обратно пришлось топать по горячему песку. Потом в воду вошел Гена, а я остался загорать. Так мы плескались до самого обеда. В Дом отдыха притащились прямо с пляжа. И здесь нас ждал сюрприз... Неприятный.
   Объявление на дверях столовой гласило: "Всем отдыхающим и прикрепленным лицам после обеда надлежит проследовать в медпункт (кабинет N 107 в административном корпусе) для сдачи анализов в связи с опасностью заболевания дизентерией". Мы с Геной переглянулись и вошли внутрь. Все наши уже были на месте.
   - ...Заболели двое из предыдущей смены, - ответил на чей-то вопрос Михельсон. - Скорее всего, никакого отношения к Дому отдыха это не имеет, но эпидемиологи действуют, как им положено. До обеда прогнали через кабинет большую часть персонала, скоро начнут проверять отдыхающих и нас вместе с ними.
   - Но ведь мы здесь официально нигде не числимся, так может нам и не надо?.. - тоскливо начал Гена.
   Ему очень не хотелось на анализы, остальным - тоже.
   - Нет! - решительно оборвал галдёж Алексей Исаакович. - Сказано: всем, значит - всем! Быстренько дожевывайте и собираемся у крыльца. В медпункт идем организованной группой. Птица уже занял очередь. Надо успеть раньше отдыхающих, а то потом до ужина в коридоре проторчим.
   Вот же змей! Слабая надежда увильнуть от неприятной процедуры растаяла, как туман поутру. Впрочем, он прав, с эпидемиями шутки плохи.
   Мы успели проскочить в первых рядах и тут же постарались забыть об этой дурацкой истории с медпунктом, но сдачей анализов дело, увы, не закончилось.
  
   Продолжение последовало в пятницу, когда на двери столовой появилась новая бумажка: "Результаты обследования вывешены на доске объявлений у помещения медпункта". Михельсон отправил нас обедать, а сам ушел туда. Вернулся мрачный, неразговорчивый. И объявил, что мы с Геной в списке на госпитализацию. Сразу после обеда медики выпишут направление в стационар. На обследование. А потом добавил:
   - У них в районной с местами туго. Договорились, что направят в Москву, на Соколиную Гору. Это хорошая клиника, я знаю. Туда доедете на нашей служебке. Она должна сегодня продукты в лагерь привезти. Да, и документы не забудьте: направление выдают по предъявлению паспорта.
   Когда через три часа служебная "Волга" прибыла из Москвы в лагерь, мы с Геной уже увязали рюкзаки и сидели за столом. Чувствовал я себя нормально, но на душе всё равно было мерзко и пакостно... Где-то внутри организма вел свою разрушительную работу невидимый коварный враг.
  

***

   Вопль горячей волной ударил по ушам. Было похоже, что кому-то на ногу уронили... Ну, очень тяжелый предмет. Мы с Геной вскочили, как по команде, и обернулись на звук. А там, перед самым входом в командирскую палатку, неуверенно переминался с ноги на ногу перепуганный деревенский паренёк. Обеими руками он судорожно притиснул к животу квадратный кусок пенопласта, обмотанный длинным тонким шпагатом. На поплавке, а это мог быть только он, чуть ниже потемневшего от воды верёвочного узла отчётливо виднелась надпись: "охраняется государством". Раскрасневшийся Михельсон подскочил к нам разъяренным тушканчиком. Он был одновременно и смешным, и немного страшным.
   - Геннадий, ты каким узлом трос к прибору привязал?
   - Простым... Морским... Как вы велели...
   Михельсон пошарил в кармане штормовки, вынул разорванный шнурок от ботинка и протянул его моему приятелю.
   - А ну-ка покажи, как я велел!
   - Вот так...
   - Идиот, кретин, дубина стоеросовая! Этот узел называется "бабьим"! "Бабьим", а не "простым", и он ничего не держит! Смотри! - Алексей Исаакович дернул концы связанного Геной шнурка, и они разошлись без особого сопротивления.
   К этому времени у командирской палатки, привлеченные начальственным воплем, собрались уже все жители лагеря. Михельсон повернулся к совершенно ошалевшему парнишке, продолжавшему сжимать в руках поплавок.
   - Папа сказал, Вам... Ваше это... Отнести... - больше ничего выговорить у него не получилось, и парень замолчал.
   - Спасибо, - Михельсон уже пришел в себя. - Передай папе спасибо. Если бы не ваша помощь, была бы полная ж... Всё было бы значительно хуже... Совсем всё плохо было бы... А так есть надежда... На благополучный исход.
   - Ага... Я передам, до свидания, - парень заулыбался, сунул в руки стоящего рядом Жоши поплавок и побежал по тропинке.
   Алексей Исаакович внимательно оглядел всех собравшихся.
   - Здравствуй, Семен Степанович, - сказал он водителю "Волги". - Груз сдашь Георгию. На обратном пути завезёшь Александра (кивок в мою сторону) и это... (суровый взгляд на Гену) проклятие народа Израилева в больницу на Соколиной Горе... Знаешь её?
   - Знаю, конечно! У меня же тёща рядом... - начал было водитель.
   Но тут Гена решительно вздернул подбородок и отчеканил:
   - Я не еврей!
   - Зато я еврей, - грустно произнёс Михельсон. - Да ещё и американский, что по понятиям этой страны означает: еврей в квадрате. И теперь я должен придумать: как нам из этого г...на выплывать, и чем потом отмываться... Да, Степаныч, - остановил он двинувшегося за Жошей водителя. - Без меня не уезжай, письмо для Упорова на кафедру отвезёшь. Пусть он своих военных водолазов подключит... Друзья, всё ж-таки.
   - Добро, Лексей Исакич.
   Михельсон нырнул в палатку, а мы двинулись к машине.
  
  
  

Глава 5. Клиника на Соколиной горе

  
  

"Единственный способ отделаться от

искушения - поддаться ему".

Оскар Уайльд

  
  
  
   Не успела "Волга" проехать и десяти минут, как Семен Степанович недовольно кхекнул, свернул на обочину и заглушил двигатель.
   - Приплыли, похоже, едрёна шишка! - беззлобно ругнулся он в ответ на мой недоуменный взгляд и стал вылезать из машины.
   Я тоже вышел, а Гена остался. Он был расстроен и обижен на всю Вселенную. Водитель оказался прав. Левое заднее колесо стояло на ободе.
   - Запаску будем ставить? - помогая вытащить рюкзаки из багажника, спросил я.
   - Её я по дороге сюда поставил, теперь нужно камеру менять, - тоскливо сообщил водитель. - Да что ж сегодня, япона попона, за день-то за такой?! Второй ведь уж гвоздь на этом долбаном проселке!
   Кому хоть раз приходилось менять камеру в полевых условиях, знает, что удовольствие это - ниже среднего. Но у Семена Степановича с инструментом все было в порядке, и через час мы уже снова катили по дороге. И вдруг...
   - Твою мать!!! - рявкнул разозлённый водитель и резко бросил машину вправо. - Это ж уже ни в какие ворота не лезет!!!
   - Что, опять? - удивился я.
   Теперь на ободе стояло переднее правое колесо.
   Семен Степанович молча вытащил из-под сиденья струбцину и короткий стальной стакан. Потом долго копался в недрах багажника и, наконец, развернув какую-то тряпочку, заулыбался.
   - Вулканизировать будем, - торжественно произнес он. - Целых камер у меня больше нет.
   Мне водитель вручил оцинкованное ведро и подобранную на обочине банку из-под шпрот:
   - Мы там мимо лужи проезжали. Принеси воды побольше. И если получится, без грязи... Надо будет прокол в камере найти.
   Лужа оказалась неглубокой, но с помощью банки ведро я наполнил минут за десять.
   Когда вернулся, на траве уже лежало все необходимое для работы: банка с бензином, шкурка, мелок для меток, насос, сырая резина на заплатку и самодельный вулканизатор.
   Семен Степанович опустил слегка подкаченную камеру в ведро сначала одним боком, затем другим... Подвигал, повертел... Обнаружив свищ, стёр воду чистой тряпкой и несколько раз шоркнул в этом месте шкуркой. Чуть выждал, пока окончательно высохнет. Поставил мелком овальную метку. Затем шкурку и камеру он передал Гене.
   - Вокруг этого места... Сантиметра три во все стороны... Нужно зачистить тща...
   Окончание фразы мы не расслышали. Оно утонуло в грохоте пролетевшего мимо ЗИЛка. Кузов его был доверху заполнен крашеными старыми досками и потемневшими от старости бревнами с кусками свалявшейся пакли. За первым грузовиком вскоре проехал второй - с тем же дощато-бревенчатым грузом. Наш водитель проводил их задумчивым взглядом, витиевато выматерился и снова полез в багажник.
   Оттуда он достал запаску, в сердцах швырнул ее на землю... Ещё один заряд брани и новый нырок в недра машины...
   Мы с Геной обалдели.
   - Еще не поняли? - прохрипел из багажника Семён Степанович. - Дома на слом продают! Дачники ржавыми гвоздями дорогу засеяли... Мать их в кочерыжку! Пока ещё светло, все три камеры вулканизировать будем!
   Вот так и получилось, что к больнице мы прикатили в первом часу ночи. Полумертвыми от усталости.
   Заспанный сторож долго читал сначала мятые бланки направлений, потом - наши с Геной паспорта. В конце концов он тяжело вздохнул и открыл внутреннюю дверь будки. Я на прощанье помахал рукой водителю, и мы пошли устраиваться.
   Спать хотелось зверски.
   Через пару минут сторож привел нас к какой-то времянке, буркнул:
   - Ждите.
   И скрылся за дверью.
   Обратно он вышел в компании зевающей тетки в белом халате. Тетка посмотрела наши направления, покачала встрёпанной головой, обречённо вздохнула, а потом решительно двинулась по тропинке между деревьев, бросив нам через плечо:
   - Идемте, мальчики, до утра я вас там устрою, а завтра уже пусть заведующий разбирается.
   Мы потопали за ней без лишних вопросов. Идти пришлось недалеко, к окутанному мраком одноэтажному строению. Отперев обитую железом дверь, тётка провела нас вовнутрь и щелкнула выключателем. Лампочка осветила стерильно чистый бокс с двумя аккуратно заправленными кроватями, столом, стулом и эмалированной раковиной умывальника.
   - Спите, утром за вами придут.
   У меня хватило сил только на то, чтобы раздеться и нырнуть под одеяло. Свет выключал Гена.
  

***

   Проснулся я бодрым и отдохнувшим. Просочившийся между шторами золотистый луч огненным высверком отразился от никелированной спинки кровати. Тени кленовых веток чуть заметно скребли листьями по плотной багровой ткани. Казалось, они пытаются раздвинуть тяжёлые шторы и впустить в палату утренней свет. Гена уже плескался у умывальника. Закончив бриться, он вышел на улицу. Я надел джинсы, рубашку и последовал за ним. Умоюсь позже, торопиться некуда.
   Солнце уже слепило вовсю. Птичий гомон наполнял воздух. Гена достал из кармана пачку "Родопи" [23], вынул сигарету, вопросительно посмотрел в мою сторону. Я отрицательно качнул головой. Он бросил пачку на крыльцо рядом с собой и принялся чиркать спичками. А я сошел со ступенек и сделал несколько шагов в наветренную сторону. Утренний воздух пах свежестью, цветами, травами. Дышать табачным дымом не хотелось. Соседнее крыльцо было теперь совсем рядом. Постояв немного, я уселся на нагретый солнцем бетон и принялся любоваться парком.
   Спустя пару минут перед зданием лихо притормозил маленький жёлтый фургон-каблучок с надписью "Аварийная" на борту. Выскочивший из кабины парень обвел нас взглядом, поздоровался и попросил закурить. Гена молча указал на раскрытую пачку.
   - Вот спасибо, - расплылся в улыбке водитель. - У меня-то курево ещё вчера закончилось, а магазины только через час откроются. Не дотерплю... Сдохну! Да, меня Сергеем кличут. А можно, еще одну возьму? Я сегодня весь день тут работаю, в обед всё сразу и отдам... Вы, что, гриппуете, ребята?
   Парень небрежно ткнул пальцем в пространство за моей спиной. Мы с Геной повернулись и подняли глаза. Там, у двери на белой табличке, красовалась чёрная надпись: "Грипп".
   - Нет, - покачал я головой, - мы из соседнего бокса.
   И не глядя, указал на стену справа от Гены. Дружеская улыбка исчезла с лица Сергея. Её место заняло какое-то странное отрешенное выражение.
   Отшвырнув недокуренную сигарету мне под ноги, он метнулся к машине. Выдернул из кабины белую пластмассовую канистру, вытащил из-под сиденья мыльницу, водрузил на шею серое вафельное полотенце. Затем, чуть-чуть отвинтил пробку, положил канистру на капот и, смочив руки под струёй, начал быстро их намыливать.
   Я перевел взгляд направо и остолбенел. Над входом в наш бокс висела стандартная чёрно-белая табличка "Изолятор", а чуть ниже красными буквами прямо на стене было написано: "Чума, холера, тифы". Гена тоже посмотрел на табличку. Сдвинул взгляд пониже...
   - Офигеть! - хрипло прошептал он.
   Но тут в разговор вмешался знакомый женский голос:
   - Да не обращайте внимания, мальчики! - Вчерашняя тётка, причёсанная и накрашенная, выглядела сейчас на десять лет моложе. - У нас последний случай чумы был еще до вашего рождения, а там всё стерильно. Собирайте вещи, пойдем устраиваться.
   Сергей набрал в ладошки побольше воды, плеснул её на лицо. Завинтил пробку. С облегчением выдохнул... И неторопливо вытерся. Мне стало жаль его. Одни боятся пауков, другие крыс, третьи змей... Похоже, наш новый знакомый обмирает от страха при слове "чума". Страшится её до визга, до дрожи в коленках, до истерики. Еще минута - и он стал бы вымывать воображаемую заразу изо рта. Теперь, наверное, до самой смерти будет курить только свои. Если, конечно, не бросит...
   Быстро собрав рюкзаки, мы прошли в огромный семиэтажный корпус, и началось оформление по всем правилам канцелярского искусства...
   Сначала был бег по кабинетам с рюкзаками, затем мы сдали их в камеру хранения и дальше двигались налегке. Сопровождающие нас в этих странствиях медсестры сменялись настолько часто и были так похожи друг на друга, что я вскоре перестал их различать.
   Однако всё когда-нибудь заканчивается. Примерно через пару часов мы с Геной оказались в шестиместной палате на третьем этаже, где были две свободные койки: одна - слева у окна, другая - справа у двери.
   - Устраивайтесь, - сказала последняя из сопровождавших нас в этих странствиях медсестёр-близняшек и убежала.
   Мы переглянулись.
   - Окно или дверь? - спросил я скорее по привычке.
   - Окно, - быстро ответил Гена. - Будем разыгрывать?
   - Нет, - я решительно шагнул к правой койке и сдвинул на угол синее "больничное" покрывало. - Не будем.
   На соседней кровати кто-то тихо похрапывал, завернувшись в одеяло с головой.
   Вскоре из коридора послышался шум приближающихся голосов. Они перебивали друг друга, о чем-то горячо спорили. Судя по часто повторявшейся фамилии Дасаев, обсуждали последний матч "Спартака". Похоже, больничный люд смотрел в холле телевизор.
   Через полминуты в палату радостно ввалились два молодых парня в серых пижамах с чёрно-белыми штампами на воротниках, а за ними - широкоплечий стройный мужчина лет тридцати в синем спортивном костюме дорогого покроя.
   - О-о-о... Новенькие! - радостно воскликнул он. - Будем знакомы! Я - Василий! Вася, значит. Это - Иван, а вот он - Тимур. Ну, а вас как звать-величать?
   Пока мы представлялись, из коридора раздалось дружное цоканье каблучков.
   - Михалыч... - Вася подошел к спящему соседу и потряс его за плечо, - Семё-о-о-н, обход начался, просыпайся!
   Из-под одеяла показалась всклокоченная голова с заспанными глазами. На левой щеке пролегли длинные алые полосы, повторяющие складки ткани на подушке. Руки поднялись к плечам, на миг задержались там и резко разошлись в стороны.
   - Э-э-эх, как жить-то хорошо! - хриплым голосом провозгласил безусый тезка Буденного.
  

***

   После обхода мы стали знакомиться уже по-настоящему - неторопливо и основательно, как оно и положено в клинике, где людям абсолютно некуда спешить.
   Иван и Тимур оказались солдатами из воинских частей Московского округа. На Генин вопрос: почему попали в больницу, а не в госпиталь, оба только плечами пожали - начальству, мол, виднее... Иван - житель одной из саратовских деревень, искренне и простодушно "косил" от службы, стараясь задержаться в клинике как можно дольше. Тимур - уроженец солнечного Узбекистана - ко всему относился сдержанно: обратно в часть не рвался, но и в больнице остаться не стремился. Типичный образец восточного фаталиста: спокойный, холодный, беспристрастный...
   Оказалось, что Василий - бывший борец, не так давно распростившийся с любимым делом. Второй год работает на "хлебной" должности грузчика мебельного магазина, куда его устроили бывшие товарищи по команде. Тоску по большому спорту глушит периодическими загулами, в результате одного из которых он здесь и оказался.
   Семён Михайлович - физик, доктор наук, что всплыло во время его беседы с главврачом, работает в НИИ, названия которого он нам не сообщил, а на вопрос о специальности ответил кратко: "теоретическая физика".
   Все, кроме нас с Геной, поступили с пищевыми отравлениями различной степени тяжести. Первым три недели назад сюда доставили из части Ивана. Последним вчера вечером прибыл на "скорой" прямо с банкета Семен Михайлович.
   Общую беседу прервал завтрак, потом к доктору наук заглянули жена с дочерью, и, чтобы не мешать их встрече, все остальные вышли из палаты. Иван умотал смотреть телевизор, а Василий повел нас с Геной на экскурсию по территории больницы. Тимур тоже решил прогуляться. Однако уже через четверть часа он незаметно отстал от компании. Произошло это в самом глухом и заброшенном углу парка. Некоторое время мы шли молча. Затем Василий решительно повернул назад.
   - Каждый раз он здесь уединяется, а зачем - непонятно. Любопытно посмотреть, что делает?
   Не знаю, зачем пошел с ним Гена, а я просто за компанию. Мы прокрались между деревьями и, выглянув из-за подстриженного кустарника, увидели своего соседа. Тимур сосредоточено метал в дощатый забор больницы изящный чёрный нож с широким лезвием и тонкой рукояткой. Затем он стал совершать им какие-то замысловатые движения, напоминающие то гимнастические упражнения, то танцы с оружием. Мы молча вернулись на дорожку тем же путем, что и пришли.
   - Дурью мается пацан, - покрутив пальцем у виска, усмехнулся отставной борец.
   И мы двинулись дальше. На подходе к своему корпусу Василий сказал, что ему пора немного побегать - пару-тройку километров, не больше. Потом двинется на спортплощадку... Мол, не может он без физической нагрузки, привык за столько лет. Гена согласился составить ему компанию, а я поднялся наверх.
   Семен Михайлович читал какую-то рукопись, периодически делая пометки на полях. На прикроватной тумбочке стопкой лежали журналы, самые разные - от банального "Кванта" до сборников Академии наук. Рядом стояла открытая бутылка "Боржоми".
   Мои глаза поневоле стали присматриваться к стопке... Взятый в экспедицию "Наследник из Калькутты" был прочитан уже на три раза. Ключевые главы я мог цитировать по памяти целыми страницами, и потому оставил книгу в рюкзаке... Дурак! Сейчас предложил бы её здесь кому-нибудь на обмен... Дня на два или на три.
   - Можно? - спросил я, указав на один из "Квантов".
   Семен Михайлович удивленно поднял бровь.
   - Ты же географ, неужели физикой интересуешься?
   Это меня задело. Почему-то вспомнился Упоров. Тоже ведь доктор, тех же физмат наук, но для него я - человек, мало того - специалист, а тут...
   - Да нет, буквы знакомые решил поискать. А вообще-то я метеоролог, специалист по физике атмосферы. Правда, будущий... Так вы позволите?
   - Да, конечно... - смутился Семён Михайлович. - Смотри, если хочешь.
   Я стал перелистывать журнал. Когда-то давно, ещё в школе, он помогал готовиться к олимпиадам. Но зачем "Квант" взрослому человеку с докторской степенью?
   Одна из задач была помечена галочкой. И я решил тряхнуть стариной.
   "По дну реки протянут пятидесятижильный кабель, все провода - в изоляции одного цвета. Сколько раз нужно электрику переплыть в лодке реку, чтобы промаркировать каждую жилу кабеля, используя лампочку, аккумулятор и паяльник?"
   Первое решение пришло практически сразу. Можно спаивать провода последовательно один за другим, каждый раз переезжая с берега на берег. Потом я решил вести соединение одновременно с двух сторон, но с интервалом в одно сочленение, чтобы не запутаться. Дальше число параллельных процедур росло, а количество поездок уменьшалось. Постепенно оно сократилось до семи. Но что-то в этом варианте меня не устраивало... Уж больно громоздким получался ответ, ему явно недоставало простоты и изящества.
   Я поднял глаза от журнала. Пока решал задачу, в палату вернулся Тимур. Он лежал на кровати и смотрел в окно. Семен Михайлович продолжал читать.
   - Ну, как задачка? - спросил он, не отрываясь от рукописи. - Сколько раз через реку переплыл?
   И тут меня осенило... Ведь это же так просто!
   - Два раза, - бормочу внешне спокойно, хотя внутри всё буквально взрывается от счастья.
   Вот так и выпархивают голыми из ванны, вопя "Эврика!!!" изумленным согражданам.
   - Как два? - Семён Михайлович отложил в сторону рукопись. - Только туда и обратно?! Странно... У меня больше получилось.
   - Это потому, что вы провода звонили только при спайке, а можно еще и при размыкании. Вот, смотрите! - я нарисовал карандашом схему на тетрадном листочке и показал соседу.
   - Гм... - возразил он. - Но даже в этом случае нужно три поездки: убедиться, что первый номер на одной стороне - не пятидесятый на другой!
   - Но ведь можно же его предварительно заземлить!
   - Ну, да... Конечно! - Семён Михайлович обрадовался новому решению, как ребенок долгожданной игрушке. - Так всё просто. А вот тут, - достал он из стопки следующий "Квант", - тоже есть задачка интересная. Хочешь посмотреть?
   - Да, с удовольствием. Мне же сейчас делать нечего. Но вам-то они зачем? Ведь не для работы же! Тогда для чего?
   - Вот именно, что для работы! - он заметил удивление на моём лице и пояснил. - Вся моя работа в институте - по сути своей - бесконечное решение трудных задач. И мозги нашему брату-ученому нужно постоянно тренировать! Это так же как спортсменам - мышцы накачивать.
  

***

   Иван заявился в палату довольный, как просватанная дурнушка... И таинственный, как граф Монте-Кристо. Наверное, нашел ещё один способ задержаться в клинике. Следом за ним пришли Вася с Геной. Вася схватил полотенце и снова скрылся за дверью, а Гена развернул одну из принесенных с собой газет и углубился в свежие новости.
   Я пытался понять, как решить следующую задачу. Но голову, как назло - словно ватой набили... От нечего делать я принялся перелистывать страницы журнала.
   - Отдыхаешь? - спросил Семен Михайлович. После истории с кабелем он ко мне явно подобрел. - Может, в шахматы сыграем?
   - Нет, спасибо. В них я играть не умею, только проигрывать.
   - А что так?
   - Да уж как сложилось: начал учиться в пять лет, а в семь уже бросил. С тех пор практически не играл. Так что это - с кем-нибудь другим.
   - Я немного умею, - внезапно повернулся к нам Тимур.
   - Ну, давай попробуем! - полез в тумбочку Семён Михайлович.
   Через четверть часа вокруг них собралась вся палата. Похоже, Тимур действительно играл не очень сильно. Количество белых фигур на доске уменьшалось с каждой минутой. Семен Михайлович уже дважды предлагал ему сдаться, но упрямый узбек был невозмутим. "Выигрывают только после слова "мат", - оба раза отвечал он. Его давили с фронта, обходили с флангов, Тимур держался из последних сил. Немногочисленные белые фигуры одна за другой падали вокруг своего короля. И вдруг совершенно неожиданно забытая всеми ладья рванула вдоль края доски. Шах. Семен Михайлович сдвинул черного короля в сторону. Следом за ладьей с другого фланга прыгнул слон. Мат.
   Вторую партию Тимур проиграл и уступил место Гене. Тот быстро сдал все четыре и вернулся к своим газетам. Семен Михайлович убрал шахматы и снова открыл рукопись.
   - Вот чёрт! - Гена попытался развернуть "Советский спорт". - Вечно у них страницы не разрезаны, а я нож в рюкзаке оставил. Одолжите, у кого близко!
   Тимур вытащил из тумбочки черный нож, который мы видели у него утром, и передал Гене... Казалось, бумага расходится сама-собой, стоит только чёрному лезвию к ней прикоснуться. Складки на листах Гена разрезал за пару секунд и вернул нож обратно.
   - Можно посмотреть? - подошел к Тимуру Вася.
   - Да, конечно, - ответил тот, развернув нож рукоятью вперёд.
   Вася взвесил его на руке, проверяя баланс. Примерился к узкой костяной рукояти, внимательно осмотрел чёрное кованое лезвие.
   - Сталь хорошая, а сам нож - барахло! Толку от него в настоящей заварухе мало.
   - Отчего же мало? - удивился Тимур.
   - Да потому, что ты этим ножом мне ничего сделать не сможешь. Абсолютно... Ну, вот - ударь! Сам убедишься.
   Тимур как-то по-особому посмотрел на него.
   - Но я же не хочу тебя убивать.
   - А у тебя это и не получится, - снисходительно улыбнулся Вася. - Бей-бей, не бойся!
   - Нет, - Тимур аккуратно положил нож на тумбочку и принялся сворачивать в рулон старую газету. - Пусть лучше это будет нож! Как будто бы...
   - Ладно! Давай так, если трусишь, - Василий несколько раз расслабленно потряс руками, расставил ноги на ширину плеч, чуть-чуть согнул колени, театрально напружинил руки в локтях. - Я готов, бей!
   И Тимур нанес удар. Правая рука держала газету в положении "рукоять снизу", но траектория была очень замысловатой. А движение - молниеносным... Доля секунды - и свернутая трубкой бумага уткнулась в горло Василия, в паре сантиметров от ключицы. Глаза спортсмена широко раскрылись от удивления.
   - А ну давай еще раз! - хрипло рявкнул он.
   Противники снова заняли исходное положение. Тимур перехватил газету хватом "рукоять сверху". Василий преобразился. Мышцы заметно напряглись, губы сжались в яростную щёлочку. Он больше не дурачился. Он был готов проявить всё своё мастерство.
   - Бей! - в голосе явственно звучала жажда реванша.
   Еще один молниеносный бросок... Теперь воображаемое лезвие, описав длинную кривую, уперлось в печень противника.
   - Обалдеть! - тихо произнёс Гена, и мы все были с ним согласны.
   Тимур отбросил газету на стол. Спокойно вернул нож в тумбочку и сел на кровать.
   - Ничего не понимаю, - удивлению Василия не было предела. - Я самбо двадцать лет занимаюсь. Первенство Федерации выигрывал. На Союзе бронзу брал, два раза. А ты меня, как сосунка, сделал! Где ты технике такой выучился?
   - Меня дед ножевому бою учил. Он - воин, в молодости лихим сарбазом был, басмачом по-вашему.
   - Это бандитом, что ли? - переспросил Гена.
   - Хм, бандитом... - Тимур усмехнулся одними губами. - Таким же, как Ланселот? Тогда - да, конечно! Басмачи были профессиональными воинами, как рыцари средневековья, только работали не за доход с земли, а за звонкую монету. При найме на службу каждый демонстрировал нанимателю свое боевое мастерство: экзамен сдавал, если по-современному. В число обязательных предметов входили: стрельба из ружья, фехтование на саблях и ножевой бой. Так что тем ударам, которые ты пропустил - не одна сотня лет. Кстати, у тебя техника отличная, с ней можно за пару дней научиться эти удары перехватывать. Но есть и такие приемы, которые позволяют человеку с ножом быть сильнее любого безоружного. Причём, вне зависимости от уровня подготовки.
   - Покажи, если не секрет! - мне было очень интересно увидеть неведомое искусство.
   - Хорошо, - Тимур снова вытащил нож из тумбочки. - Смотри.
   Он встал с кровати. Обе руки поднялись на уровень груди и замерли. Больше не дрогнул ни один мускул, но нож, ещё мгновение назад зажатый в левой ладони, вдруг, будто по волшебству, оказался в правой. Руки начали медленно двигаться. Они расходились и сближались, опускались и поднимались. Нож при этом перепрыгивал из одной в другую с такой скоростью, что эти перемещения казались телепортацией. Движения рук стали ускоряться - лезвие ножа появлялось то сверху, то снизу от сжатого кулака. Тимур остановился.
   - Удары при этом могут наноситься из любого положения еще до того, как противник поймет, в какой руке нож и откуда ждать нападения, - прокомментировал он эту маленькую демонстрацию.
  
  
  

Глава 6. Сюрприз от Обаламуса

  
  

"Не ищите подлецов, подлости

совершают хорошие люди".

Александр Вампилов

  
  
  
   Теперь Тимур с Василием все свободное время посвящали тренировкам на пустыре. Довольно скоро к единоборцам присоединились зрители: Гена, а потом и Иван. В палате оставались только мы с Семеном Михайловичем. Он работал с рукописью монографии, а я пыхтел над задачами из "Кванта". С каждым днем меня всё больше и больше увлекали уже не результаты, а сам процесс поиска оптимальных решений.
   К концу недели в голову пришла мысль: а что если попытаться разработать универсальный алгоритм для задач повышенной сложности? Ведь после этого можно будет не тыкаться в проблему наугад, а вести систематический отбор вариантов. Сначала наметить наиболее вероятные направления поиска, затем от них двигаться к менее перспективным... Не пропуская при этом ни единой возможности. Даже самой, на первый взгляд, невероятной! Идея показалась здравой. Перебрав листочки с решениями предыдущих задач, я аккуратно рассортировал их в стопочки, разложил на столе и принялся чертить таблицы, графики, схемы...
   Семен Михайлович несколько раз подходил, заглядывал через плечо, неопределённо хмыкал. Через три часа, заметив, что от исчёрканных каракулями бумажек меня не смог оторвать даже громкий призыв на обед - чего раньше никогда не случалось - он отложил очередной сборник статей на тумбочку, сдвинул очки на кончик носа и задумчиво произнёс:
   - Саша, а ты никогда не думал о том, чтобы сменить специальность? Я мог бы взять тебя в свою лабораторию. Для начала - техником. Переведешься на заочное отделение физфака, будешь учиться и работать. К тому времени, как получишь диплом, соберёшь материал для диссертации. Как тебе такая идея?
   - Предложение лестное, спасибо, - чуть подумав, ответил я. - Но есть кое-какие трудности. Во-первых, я в армии ещё не служил, если перейду на заочное, то учиться и работать смогу только через два года. А то и через три, если во флот заберут. Во-вторых, я сейчас живу в общежитии, а заочникам московская прописка не полагается. Так что ваше предложение может быть заманчивым только в теории. На практике - всё не так просто.
   - Что касается армии, наша контора может сделать отсрочку, - отмахнулся он от моих слов, как от незначительной помехи. - С пропиской чуть-чуть потрудней, но тоже вопрос решаемый.
   - Тогда возникает "в-третьих": зачем вам именно я? Неужели без этого проблем не хватает? Бегать, упрашивать начальство? Ведь вопросы с отсрочкой и пропиской решаете не вы? Что во мне такого особенного?
   Семён Михайлович задумчиво почесал подбородок.
   - Ты очень сильно заточен под классификацию и систематизацию всего, чего ни попадя. А эта очень редко встречающаяся особенность. Обычно все ограничиваются частными решениями. Получат результат и идут дальше. Сейчас в нашей науке таких частных результатов - море разливанное, а систематизировать их некому. Я человека с такой страстью в душе для своей лаборатории уже шестой год подыскиваю. И кроме тебя, никого не встретил.
   Предложение стало выглядеть ещё заманчивее. Неужели я действительно такой ценный?.. Но вот так сразу бросить всё и круто изменить жизнь? Нет, это нужно как следует обмозговать...
   - Хорошо, подумаю, - чуть помедлив, ответил я. - А насколько всё это срочно?
   - Чем быстрее дашь ответ, тем проще решать проблемы, - пожал плечами он. - Ну, скажем... Пара-тройка недель. Хватит?
   - Трудно сказать. Я таких виражей в своей жизни ещё не закладывал. Может, и в три месяца не уложусь.
   Вот и посмотрим сейчас, какой я нужный. Если уважаемый доктор наук проявит нетерпение, значит все его комплименты - вранье, и за роскошным предложением скрывается нечто иное, к институту никакого отношения не имеющее... Что-то такое, для чего нужен "верный раб". Покладистый, покорный и полностью зависимый от завлаба-благодетеля. Что-то, наверняка - очень мерзкое...
   - Думай! - сказал, возвращаясь к рукописи, Семен Михайлович. - Только через два месяца переводиться без потери курса будет затруднительно, а так я могу и полгода ждать, и больше. Прожил же я как-то пять лет с этой проблемой.
   "Похоже, он серьезно! Обалдеть! - вертелось в моей голове по дороге в столовую. - Невероятно, но факт: теоретической физике я действительно нужен! Или не факт? А она мне? Вот тоже - счастье великое: днем работать, ночью учиться... И так несколько лет! Чтобы что? Стать кандидатом, потом доктором? Если речь о деньгах, у нас в стране таксист больше зарабатывает! Следовательно, упираемся в любовь к данному виду деятельности. Есть она во мне или напрочь отсутствует? Как же понять, нравится ли тебе делать то, чем ты еще не занимался? Вот задачка - это вам, блин горелый, не провода маркировать!.."
   На следующий день я поделился своими сомнениями с Геной. По секрету, естественно. Он не раздумывал ни секунды.
   - Ну, и нафига тебе эта каторга? Хуже галер средневековых! Отказывайся, к едрёной фене!
   Я был не так уверен в себе и продолжал сомневаться. Вот если бы взять какую-нибудь новую идею, имеющую отношение к теоретической физике, повертеть её в голове несколько дней и прислушаться к сигналам, исходящим из черепушки. Тогда можно будет понять, нужно мне это счастье или ну его к шутам... Осталось только найти такую идею.
   Я бродил по коридору вперед-назад и пытался вспомнить хоть что-то подходящее. Но ничего в голову не приходило. Вот, разве только в школе, когда нам рассказывали об антивеществе, мне показалось странным, что оно в природе не встречается. Ведь если частица зарождается только в паре с античастицей, то при таком огромном количестве вещества во Вселенной рядом с ним должно быть ровно столько же антивещества. Ну, ладно, если больше ничего не придумывается, попробуем повертеть эту мысль...
   Решено! Вот только вернусь в палату к карандашам и листочкам...
   - Семен Михайлович, - услышал я из раскрытой двери вкрадчивый голос сокурсника. - Мне Саша говорил, вы ему работу предложили... А у вас там, в институте, только одна вакансия или ещё есть?
   Я так и остолбенел на пороге.
   - В моей группе вакансия одна, - Семен Михайлович то ли не заметил меня, то ли притворился, что не видит. - И пока Саша не отказался, я не могу предлагать её никому другому, но в соседнем отделе сейчас создается лаборатория космической акустики, уж там-то места точно будут! Если хотите, могу порекомендовать...
   - Ой! Это было бы здорово!
   Гена аж засветился от счастья, как новогодняя ёлочка.
   Ну, конечно!.. Ситуация - проще пареной репы!!! А я тут идеи в башке прокручиваю, как баранину в мясорубке!.. Туфта все это! Мусор! Дырка от бублика! НИИ макаронных изделий!
   - Радуйся, друг! - я "от души" хлопнул Гену по плечу. - Только что на одну вакансию больше стало! Я отказываюсь! Акустика в вакууме!? Это грандиозно! Меня на такой же фуфел подманивали? А, Семён Михайлович?! Только, вы уж простите великодушно, у меня правое ушко покалечено, - я ткнул пальцем в шрам и через силу раздвинул губы в улыбке. - На нём столько лапши не удержать!
   - Вот ты, Саша, все понять не мог, спрашивал, почему это я к тебе прицепился? Вот потому и прицепился! - спокойно сказал доктор наук, будто и не слышал моей гневной тирады. - Я эту блесёнку с космической акустикой уже не первый год забрасываю, и все ловятся. А тебе и думать не потребовалось, ты сразу подвох учуял! Только вот еще о чем подумай - кому ты такой нужен, кроме меня? Ведь ты метеоролог, так? Тогда должен был заметить, что обычные люди больше всего на свете ненавидят тех, кто раз за разом правильно предсказывает плохую погоду. Тебе будет очень трудно жить вне настоящего научного сообщества: вне коллектива, где ценят только мозги и ничего больше. А в этом отношении - таких как мы, как наша лаборатория, ещё поискать. Ведь понял же, небось, за четыре студенческих года, что в большинстве НИИ народ, уж извини меня, хернёй занимается: пустые отчёты и дутые диссеры штампуют, премии делят, подсиживают друг друга... В общем, я твоего отказа не слышал! А ты думай! Хорошо думай, основательно! И помни: мы тебе нужны ничуть не меньше, чем ты нам!
   - Ну, тогда уж и вы пищу для размышлений дайте, - развёл руками я, - статьи, отчеты, монографии... Что там ещё ваша лаборатория производит? Я, конечно, не всё пойму. Но работу от её имитации отличить сумею.
   - А я все это вчера еще заказал, - довольно усмехнулся он. - Сегодня вечером принесут. На ближайшую неделю мы тебя литературой обеспечим, даже не сомневайся.
   Я не сомневался. Я прислушивался к урагану ругани и воплей, который двигался по коридору в сторону нашей палаты.
   - Где этот аферист, этот симулянт, этот сапог кирзовый? - волнами накатывал на нас грозный рык заведующего отделением Георгия Вахтанговича Гидеванешвилли, и ему вторили многочисленные голоса врачих и медсестер. Спустя мгновение вся эта разъяренная стая медработников появилась в дверях палаты.
   Сидящий на своей кровати Иван постарался стать меньше и незаметнее.
   - А-а-а, вот он! - увидев наконец-то виновника переполоха, обрадовался заведующий. - Выписать мерзавца прямо сейчас, и чтобы к вечеру духу его поганого здесь не было! Надо мной смеялись, как над клоуном! Ты чей анализ подменил? Признавайся, сучий потрох!
   - Его, - Иван указал на Гену.
   - Ты мне Ваньку валять будешь!? - затопал ногами Георгий Вахтангович. - Хочешь сказать, что это он беременным по мужской палате разгуливает?
   - Там на бумажке было написано "Г. Лущенко"! - недоумевал Иван. - Ей Богу, не вру... Вот, честное комсомольское!
   - Наверное, это Галина Луценко из соседнего отделения, - неуверенно пробормотала Зинаида Михайловна, конопатая толстушка лет тридцати с неустроенной личной жизнью, наша старшая медсестра. - А у него "Е. Лущенко" на бумажке, он же Евгений по паспорту, дубина!
   Заведующий посмотрел на неё с подозрением, но от догадок воздержался.
   - Сегодня же... Чтобы духу... - погрозил он Ивану пальцем и величественно выплыл из палаты.
   Медперсонал, выдержав секундную паузу, последовал за разъярённым начальником.
  

***

   К концу недели в палате мы остались вчетвером. В четверг вислоусый прапорщик увёз в часть расстроенного Ивана. А сегодня утром попрощался со всеми за руку радостный Василий. С его уходом молодёжная компания распалась окончательно: Гена почему-то решил, что это Тимур помогал Ивану в его афере с анализами и демонстративно избегал, как он говорил, "чучмека". Правда, в глаза его так называть Гена, естественно, побаивался.
   Мне же он пытался внушить, что Тимур очень подозрительный тип. Дед - антисоветчик и бандит, а сам - слишком уж хорошо говорит по-русски: правильно и интеллигентно. Как будто мало профессуры из Москвы и Ленинграда в Ташкент сослали за годы Советской власти! К тому же, после недавней истории с попыткой трудоустройства, мне с Геной и общаться-то не очень хотелось, а уж на его мнение было и вовсе наплевать.
   А поскольку Лущенко с очередной стопкой газет обосновался у единственного в нашей палате стола, я прихватил пару научных журналов и двинул следом за Тимуром в сторону его любимого закуточка. Рядом с той поляной находилась уютная одинокая скамейка, закрытая от прогулочных дорожек густыми зарослями боярышника. На ней было очень удобно читать, а в случае необходимости и разговаривать с самим собой. Мне же сейчас требовалось основательно покрутить в голове свою сумасшедшую "антивещественную" идею - так, чтобы можно было говорить и жестикулировать без помех, не рискуя шокировать окружающих.
   Плюхнувшись на скамейку, я начал перечислять в уме главные положения теории. Итак, допустим, что антивещество образовалось одновременно с веществом: в том же месте и в тех же количествах. Тогда, во-первых, оно должно постоянно хотя бы маленькими порциями взаимодействовать с веществом, вызывая непрерывное свечение на границе соприкосновения, там, где регулярно сталкиваются и аннигилируют молекулы обоих типов. Кроме того, во-вторых, иногда на сопредельную территорию должны залетать объекты покрупнее, вызывая появление протуберанцев с повышенным выбросом энергии. И все это должно постоянно находиться в поле нашего зрения. Я поднял голову и прищурил глаза. Солнце! Точнее его поверхность. Светящийся солнечный диск вполне может быть такой границей соприкосновения.
   Но тогда гипотезу легко проверить. Нужно только рассчитать массу снаряда, который вызовет заметный всплеск энергии, и точку столкновения его с солнечной поверхностью. Потом повторить эксперимент дважды или трижды, чтобы исключить вероятность случайного совпадения...
   - Ага... И дать в руки человечества новое, абсолютное оружие, позволяющее уничтожить себя в кратчайшие сроки практически со стопроцентной вероятностью! - возразил из середины моего черепа полузабытый голос Обаламуса.
   Гм-м-м... Чуть больше месяца назад мы, вроде как, простились навеки. И вот опять! А я-то был уверен, что бестелесный Об наматывает парсеки на свой межзвездный спидометр, и даже думать забыл о нашей старушке-Земле.
   Чего же ему снова от меня понадобилось?
   Стоп! В прошлый раз Обаламус говорил, что нельзя сокращать его имя? Такую знатную истерику забабахал! А сейчас - никакой реакции! Странно, очень странно...
   - Что случилось, почему вернулся? - мысленно проговорил я свой вопрос.
   - Долгая история... - ответил загадочный дух.
   Интересно, он что - не все во мне слышит, а только то, что я ему мысленно проговариваю? А как красиво пел: телепатическое общение, импульс от сознания к сознанию. Что-то ты темнишь, наш инопланетный друг! Или это история с Геной сделала меня чересчур подозрительным? Ладно, позже разберемся...
   - Ну, что же? Излагай! - говорю ему мысленно. - Я опять в больнице, как в прошлый раз, только карты теперь рисовать не надо. Самое время для долгих историй!
   - На крейсере я связался с представителем нашей расы в Совете Сообщества, - сразу же зачастил Обаламус. - И он поставил вопрос о моем возвращении на Землю в качестве Информатора-Координатора с полномочиями посла, но без права расширения контакта. Две недели назад Совета дал согласие на это внеплановое назначение.
   Ох, и трудно нам с вами, бесплотными сущностями: документов не спросишь, фотографию с паспортом не сличишь. То "черный ящик" с шизофренией перепутаешь, то мания величия вдруг Координатором представляется. Или не мания?
   - Слушай, - хихикнул я недоверчиво. - Если ты белый и горячий, то ошибся адресом! На этом, - мой палец выразительно щёлкнул по горлу, - деле у нас Вася специализируется, а он ещё вчера выписался...
   - Ты вообще способен разговаривать серьёзно?! - прикрикнул рассерженный пришелец. - Планета под угрозой уничтожения, а у нас тут чувство юмора прорезалось! Ты хоть иногда слушал, о чем я в прошлый раз говорил?
   - Это о барьерах твоих? Так не вижу я, что за это время изменилось. Как было, так и осталось! Даже двух месяцев не прошло! Откуда у тебя вдруг взялся этот тон грядущего апокалипсиса?
   - Ладно, начну сначала. Излагаю по пунктам, что непонятно, спрашивай. Договорились?
   - Ага. Пункт первый?
   - Каждая цивилизация в процессе эволюции встречает три препятствия, назовем их барьерами или порогами. Первый - государственный, второй - корпоративный, третий - индивидуальный. Каждый барьер - преодоление соблазна уничтожить весь свой вид, отказ от изощрённой формы суицида, совмещённого с уничтожением собственной расы. Встретившись с очередным порогом, разумный вид либо преодолевает его и движется дальше, либо гибнет на этом самом пороге! Так понятно?
   - Ага, яснее некуда! Я, к твоему сведению - не идиот... И склерозом, кстати, тоже не страдаю! А потому, хорошо помню, что мы только-только прошли первый барьер. Наши ведущие государства преодолели то, что ты назвал "тягой к коллективному самоубийству". Не забыл я и слова о том, что между барьерами обычно пролегают многие столетия, а то и тысячелетия! Ну, так... Что изменилось?
   - Об этом чуть позже! По первому пункту все понятно?
   - Да, по первому - всё!
   - Тогда пункт второй: корпоративный барьер считается пройденным, когда соблазн коллективного самоубийства преодолевают негосударственные структуры - общественные или производственные сообщества. Индивидуальный - после того, как могущество отдельной личности возрастает настолько, что у неё появляется возможность самостоятельно, без чьей-либо помощи и поддержки, распорядиться жизнью своей цивилизации. Это ясно?
   - Да! Ты всё так и говорил, я помню. Ну и что?
   - А то, что каждому барьеру должно соответствовать адекватное уровню техники самосознание. К примеру, представь себе Фернандо Кортеса с ядерным арсеналом США! Сколько просуществует Земля, после того, как он почувствует свои новые возможности в плане разрушения? При этом, заметь, что последствия ядерных ударов, даже ближайшие - радиоактивное заражение местности, например - он осознать просто не в состоянии. Вы смогли успешно пройти первый барьер потому, что психологически подготовились к нему раньше, чем получили техническую возможность прохода. Этот пункт понятен?
   - Скорее да, чем нет. Но разве у нас не хватит времени психологически подготовиться ко второму барьеру за длинную череду грядущих десятилетий?
   - Как раз об этом в третьем пункте! Твоя теория об антивещественной природе Солнца и других звезд не должна выходить в свет, потому что её публикация сразу же приведёт человечество ко второму барьеру. На Земле не меньше ста корпораций, которые могут выслать серию спутников для её проверки и более двадцати из них имеют технические возможности в ближайшие десять лет запустить проект по изменению траектории какого-нибудь из крупных астероидов... И сварить в кипятке всё живое на Земле, используя для этой цели направленный пучок солнечного света. А ещё через четверть века - возможность уничтожить биосферу планеты получит любая группа террористов. И тогда всеобщая мучительная гибель землян станет абсолютно неизбежной.
   - Ой... - усмехнулся я. - Только не говори мне, что Солнце на самом деле состоит из антивещества! Я же эту гипотезу только сейчас придумал! Пяти минут не прошло! Почти что в шутку! А оно что? Всё так и есть? Обалдеть можно!!!
   - Скажи "сдохнуть" вместо "обалдеть", и попадешь в самую тютельку. До "сдохнуть" после публикации этой теории Земле останется лет пятнадцать-двадцать, максимум - полстолетия...
   Бред собачий! Я встряхнул головой, прогоняя наваждение... Или не бред? Ладно, примем его слова на веру... Как временную гипотезу...
   - И что ты предлагаешь? - спросил я Обаламуса. - Хочешь, чтобы, спасая от самоубийства планету, я попросил у Тимура нож и сделал себе харакири? Или достаточно будет повеситься?
   - Не так радикально! Но, по сути, - ты прав... Нужно отказаться от работы в лаборатории.
   - Это четвертый пункт?
   - Да. Тебе придётся принести эту жертву. Взамен могу помочь в любом другом виде деятельности. У меня есть кое-какие возможности, ты ведь знаешь? Конечно, они далеко не безграничны. Но, по вашим меркам, довольно велики... Судьбу Земли с их помощью изменить не получится, но для успешной карьеры должно хватить.
   - А дальше что? Станешь следить за мной до самой могилы?
   - Нет, должность Координатора не предусматривает непрерывного присутствия. Контроль будет эпизодическим.
   - Ага, а если до той же теории додумается еще кто-нибудь? Не такая уж она и сложная! Ты сможешь приставить стукачей ко всем потенциальным первооткрывателям?
   Не стыкуется что-то у него. Замолчал. Ага... Думает, значит! Ну-ну... Пусть поворочает моими извилинами, ему полезно. Или это он сейчас своими извилинами ворочает, но в моем мозгу?
   - Я поставлю этот вопрос перед Советом Сообщества в ближайшее время, - неохотно признал свою ошибку Обаламус.
   Не сверхцивилизация, а детский сад какой-то! Но нет худа без добра! Один камень с моей души инопланетянин этой ошибкой снял. Будь Обаламус душевной болезнью, никаких погрешностей в его действиях самому больному отыскать не удалось бы... Это я в медицинских журналах вычитал. Ещё в прошлом году.
   Странное дело, час назад я не мог решиться уйти в теоретическую физику. А когда выяснилось, что нужно от нее отказаться, меня вдруг до дрожи в коленках потянуло теоретизировать...
   Но еще труднее было выбрать, чем заняться. Пожалуй, сильнее всего в свое время мне хотелось стать офицером. Но в девятом классе на медкомиссии в военкомате обнаружили повышенное содержание эритроцитов в крови, врачи поставили диагноз "эритремия" и посоветовали забыть о военном училище навсегда. Для армии я оказался в принципе годен, но с большими ограничениями и только рядовым.
   Ко времени окончания школы диагноз заменили на "эритроцитоз". Посоветовали регулярно сдавать анализы крови, не допускать резкого обезвоживания организма и рекомендовали лечебные кровопускания. Для поступления на геофак препятствий не возникло.
   С тех пор я регулярно сдаю кровь, тем более что в Боткинской донорам прилично платят. Получается четыре в одном: сдача анализов, лечебное кровопускание, приварок к стипендии и дополнительные выходные. Даже как-то жалко расставаться с такой выгодной болезнью, но раз военная карьера мне с ней не светит, делать нечего - придётся выздоравливать.
   Разъяснил ситуацию Обаламусу.
   - Хорошо, - сказал он. - Попробую! Только мне проще не уменьшать эритроциты, а увеличить сам организм. Сделаем тебя сантиметров на пять повыше и килограммов на десять тяжелее, а железы того же размера оставим - вот эритроциты и стабилизируются в пределах нормы. Да, не переживай так! Я же тебе не жир наращу, а кости и мускулатуру! Идет?
   - По рукам! - отвечаю. - Действуй!
   Возвращаюсь в палату, а там как раз результаты повторных анализов на дизентерию пришли. Оказалось, что зря нас с Геной в стационар закатали. Здоровы мы. Намудрили что-то областные эпидемиологи.
   С обоими соседями по палате я расстался тепло. Обменялся координатами и с Семеном Михайловичем, и с Тимуром. Гена при расставании не присутствовал, он сразу же за вещами убежал. Даже попрощаться не зашел. Они про Гену тоже не вспоминали.
   Уж не знаю почему, но не смог я в тот момент отказаться от предложения Семена Михайловича, хоть и чувствовал себя при этом распоследним лгуном и предателем. Понимал, конечно, что не по-людски получается, но словно держало что-то изнутри... А выйдя из палаты, решил: лучше письмо ему потом напишу.
  
  
  

Глава 7. Неожиданные трудности

  
  

"Удар, удар, ещё удар,

Опять удар - и вот..."

Владимир Высоцкий

  
  
  
   Вот так и получилось, что пятый курс я начал с мыслями не о научной, а о военной карьере. И потому в первый же день после занятий спустился на нулевой этаж ГЗ [25] - в знакомый зал университетской секции бокса.
   Тренер наш, Степан Арамаисович Саркисян, встретил меня прохладно. Оно и понятно. Я там на первых курсах только зачет по физкультуре получал, а результатов особых не показывал. Да и то сказать, если бы по заднице били, ещё куда ни шло... Так, нет же! Всё время по черепу попасть норовят! А голова для научного работника - это что? Правильно, основное орудие производства!
   Но теперь-то совсем другое дело. Сейчас мне нужны: во-первых, кандидатская книжка к концу года, или как минимум первый спортивный разряд и, во-вторых, пару победных кубков посимпатичнее завоевать не помешает. Это, чтобы начальство армейское человеком меня считало, а не "гражданским лицом в погонах".
   Когда на весы встал, тренер и вовсе скуксился. Добавив с помощью Обаламуса восемь кило, я попал в самый ходовой вес, где кандидатов в сборную университета было намного больше, чем в этой команде мест. Но хоть не прогнал - и за то спасибо.
   Задача была не из лёгких... Мне требовалось не просто победить на первенстве МГУ, до которого оставалось меньше двух месяцев. Нужно было выиграть его с блеском, и одновременно не перейти дорогу никому из признанных лидеров команды, потому что Саркисян - человек крайне осторожный. И он запросто может предпочесть яркому спортсмену стабильного. Или, говоря попросту, отправить на следующий этап не победителя, а серебряного призера. Если у того лучше результаты по сумме трех последних соревнований.
   Но Степан Арамаисович сделал нетривиальный ход... Честно скажу, я такого не ожидал. После тренировки он жестом велел задержаться для приватного разговора.
   - Извини, Саша, но в "шестьдесят семь" [26] у меня уже полный комплект, а вот если поднимешься на вес выше, там места в сборной ещё не забронированы. В "семьдесят один" [27] на первенстве этого года будет действовать принцип - победитель получает всё. Мы поняли друг друга?
   - Да, согласен, - энергично кивнул я. - Только уж и вы тогда объясните, почему такие условия ставите?
   - Ты на тренировке очень хорошо дрался. Раньше только время зря переводил, придуривался. А сегодня с азартом в бой лез. И удары у тебя теперь сильные, и защита непробиваемая. Только Исмаилов уже шестой год в этом весе очки с соревнований для команды приносит. Ему меньше года в аспирантуре учиться осталось: и последний шанс "мастера" здесь сделать. Так что уступить сейчас ты ему должен, а не он тебе. И ломать одному другого я вам здесь не могу позволить. Ты понимаешь?
   - Понимаю, конечно... Что ж тут непонятного? Но уж тот-то вес в случае победы - мой?
   - Там тоже есть неслабые ребята. Но молодые - всё у них впереди. А значит, в "семьдесят один" всё достанется победителю: кубок, чемпионский значок, место в сборной! Это я твердо обещаю. Учти, победителю, значит - не обязательно тебе...
   - Учту.
   Всё было ясно, как "солнце в квадрате" [28]. Мне практически открытым текстом заявили, что нужно выигрывать с большим отрывом. Потому что все сомнения будут трактоваться в пользу противника. А если очень хочется взглянуть в глаза виновнику всего этого безобразия, достаточно просто подойти к зеркалу. Благо в нашем боксёрском зале оно - во всю боковую стену!
   И я стал тренироваться вдвое интенсивнее.
  

***

   До финала мы с Обалмусом дошли красиво, триумфально... Можно сказать, добежали вприпрыжку. Пять побед, все досрочные, все вместе уложились в два неполных раунда. Сегодня бой за первое место.
   Саркисян не обманул. Обеспечил полную объективность. Боковые судьи - ребята из нашей секции. Самые нейтральные и беспристрастные из тех, кто уже вошел в сборную. Рефери - приглашен из другого спортивного общества. Ему наши местные интриги неизвестны и неинтересны.
   Народу полный зал. Ещё бы! День финалов. Поединки идут в обычном порядке: по возрастанию веса. Но сегодня мой бой последний. В более тяжелых категориях победители объявлены заранее. И места там разыгрывались, начиная со второго. Это потому, что нет достойных соперников у первого номера, а избивать заведомо слабых противников - не имеет смысла.
   Почти ползала географов. И не только однокашники, что за меня болеют. Много ребят с младших курсов, сотрудников кафедр, преподавателей. Ведь если я выиграю бой, команда геофака в этом виде спорта занимает третье место. Впервые за всю историю университета. Но мне сейчас нельзя об этом думать. Только о противнике. И о предстоящем трехраундовом сражении.
   "Последний решающий бой сегодняшнего финала, - надрывается радиотранслятор. - В красном углу ринга Ильяс Мухамедиев, факультет почвоведения. Провел двадцать шесть боев. В двадцати двух одержал победу".
   Крепкий парень. Выше меня на голову. Голубоглазый блондин, как ни странно. Очень вязок в обороне. Всегда готов перейти на обмен ударами. Силен и вынослив, а еще упрям и неуступчив.
   "В синем углу ринга, Александр Серов, географический факультет. Провел тринадцать боёв. В восьми из них победил".
   Выпрыгиваю на ринг. Рефери подзывает нас на середину. Объясняет давно знакомые правила. Это все - продолжение ритуала.
   И вот звучит гонг.
   Я видел его на тренировках. Присутствовал на боях текущего первенства. Но смотреть со стороны - это одно, а в просвет между перчатками - совсем другое. Только ведь и противник в том же положении. Если подумать, даже в худшем: в деле он меня почти не видел. Слишком мало времени провёл я на ринге. Слишком быстро выигрывал.
   Идет в разведку. Щупает оборону левой рукой. Ещё левой. Ждет, что в ближний бой полезу. Логично, ведь руки у него длиннее. Но я отступаю. Ещё раз... И ещё... Он увлекается атакой, не замечает, как сократилась дистанция. И мне удается провести серию. Удары не сильные, но очки они мне принесли... И снова я отступаю... А он месит руками воздух. И вдруг останавливается. Он больше не идет вперед. Выжидает. Да, соображает Ильяс быстро. А я-то надеялся его хотя бы пару минут за собой потаскать таким манером.
   Что ж, деваться некуда - выдаю домашнюю заготовку. Такого он видеть не мог. Этому меня ещё в ДЮСШ [29] научили. Выпад левой больше напоминает укол рапирой. Наносится немного сверху вниз с полушагом вперед. Позволяет с дальней дистанции шлепнуть по носу противника, имеющего преимущество в росте. Опасный трюк: чуть "зевнёшь" - и свалят встречным на противоходе, но пару раз может пройти... Шлепок, ещё шлепок.
   На долю секунды звездное небо закрывает обзор. Да, хорошо он меня достал. Но достал - не свалил, а счет пока ещё - в мою пользу. И продолжает увеличиваться. Ну, а теперь, когда Ильяс почувствовал, что дальняя дистанция - не его вотчина, поработаем на средней. Гм... Он не против размена [30]. Сколько там осталось? Секунд тридцать... Тогда - поехали!
   Мы стояли неподвижно в центре ринга и беспрерывно наносили удары. Но все они встречали перчатки противника. Изматывающая процедура, если не уследить за временем. Гонг.
   Этот раунд мой. С разрывом в три очка или чуть больше.
   А теперь дышать. Это сейчас самое главное: дышать и думать. Вторую трёхминутку я надеялся "вытащить" передней рукой. Нормальный ход для скрытого левши! О чём, кстати, здесь мало кто догадывается...
   Гонг. Ильяс рванул вперед, как мечтающий о рекорде спринтер. Очки этот парень считает не хуже меня. Знает, что проигрывает, и хочет взять реванш. Теперь он уже не бережёт силы. Работает сериями, постоянно меняя дистанции. Я обороняюсь, изредка перехожу в контратаки. Но счет пока практически равный. Ильясу кажется, он нашел на меня управу. И не замечает, как, пытаясь измотать противника, устал сам. Значит, пришла пора действовать! Короткий мощный прямой левой в корпус... Такими в свое время ронял соперников на ринг великий Ласло Папп [31]. Ильяс тут же потерял подвижность. Но добить противника мне не удалось. Вяжет атаки он просто мастерски... Молодец! Хороший клинч - большая редкость в отечественном боксе! Только вот - раунд-то снова мой. Гонг...
   На этот раз мы оба дышали, как два автомобильных насоса на соревнованиях по скоростной накачке шин. Перерыв пролетел незаметно.
   Гонг. Третий раунд был одной большой мясорубкой. Поняв, что техническое преимущество на всех дистанциях за мной, Ильяс решил положиться на силу, выносливость и его величество случай. Все три минуты он пёр вперёд, как шагающий танк. Я не уступал. Сквозь рёв зала пробился удар гонга. Похоже, третий раунд закончился вничью...
   Рефери собрал записки судей и вывел нас на середину ринга:
   - В этом бою... - начал объявление Саркисян. - Победу одержал... - продолжил он, глядя на движения рефери. - Ильяс Мухамедиев!
   Я скосил глаза направо: рука противника поднята вверх. Изумленно посмотрел на рефери, на Саркисяна, на бригаду судей. Мне показалось, или они удивлены ничуть не меньше?
   Сразу после боя я поговорил с боковыми арбитрами. Оказалось, все они отдали победу мне [32]. Подошел с ними к Степану Арамаисовичу. Тот поднял записки. Там - трижды я. Бред! Сомнение разрешил рефери. Оказалось, что он - дальтоник. Поскольку цвета углов в его системе координат отсутствовали, мужик нас банально перепутал. Действительно, когда в одном углу ринга вы видите высокого блондина, в другом коренастого брюнета. И один из них Александр Серов, а другой Ильяс Мухамедиев - то кто "из ху"? Ну так, навскидку?
   В общем, когда наш не отличающий красное от синего рефери во всех трех записках прочитал "Серов", он поднял руку того, кто с его точки зрения, был этим "Серовым". А знающий нас в лицо Саркисян, не глядя в бумажки, объявил победителя.
   После долгих совещаний судейской коллегии геофак получил-таки желанную бронзу, а я - место в сборной. Но победный кубок и значок "Чемпион МГУ" у Ильяса решили не отбирать. А мне пообещали через неделю выдать запасной комплект.
  

***

   В просторном гулком холле Дворца спорта "Крылья Советов", несмотря на раннее утро, уже вовсю кипела жизнь. Шел приём заявок на участие в ежегодных соревнованиях по боксу ДСО "Буревестник" [34], неофициально именуемых "Первенством московских ВУЗов". Одна за другой команды проходили контрольное взвешивание. А мы продолжали стоять в стороне и ждать. Заявка наша осталась у тренера, а сам он... Должен был приехать еще час назад.
   Минуты текли за минутами. Вот уже, одевшись, покинули зал последние соперники. Вот и члены комиссии закончили увязывать документы в безликие серые папки. Вот уже и сами папки спрятались в пузатых кожаных портфелях...
   - А можно, мы сначала взвесимся, а потом подадим заявку? - спросил капитан нашей команды Ришат Исмаилов в надежде выиграть еще немного времени.
   Члены комиссии переглянулись. Им было нас жалко.
   - Ладно, взвешивайтесь, - пошептавшись с коллегами, разрешил председатель. - Но через десять минут мы уходим. Официально прием заявок закончился больше получаса назад. Комиссия и так идет вам навстречу.
   Ришат выложил на стол тетрадный листок со списком, студенческие билеты и паспорта. Мы разделись и по команде председателя стали сменять друг друга на контрольных весах. Двигались, как только могли, медленно, постоянно держа в поле зрения входную дверь. Но чуда, увы, не произошло.
   - Всё, время! - посмотрев в очередной раз на часы, сказал председатель. Он вернул тетрадный листок Ришату, и высокая комиссия скрылась за дверью.
   Когда еще через двадцать минут в помещение ввалился взмыленный Саркисян, кроме нас там уже никого не осталось.
   Волосы Степана Арамаисовича были всклокочены, щеки покрыты седоватой щетиной. Из бокового кармана дубленки свисал клетчатый шарф. Картину дополнял воротник пижамы, высовывающийся из расстегнутого ворота олимпийки.
   - Где они? - спросил у нас тренер срывающимся хриплым шепотом.
   - Там, - махнул рукой Ришат.
   И Саркисян побежал в указанном направлении. Но это было уже бесполезной тратой сил и нервов.
   - Ну, и что такого особенного случилось? - утешал меня всю обратную дорогу Обаламус. - Подумаешь, тренер проспал - горе какое: "хариус" нам лишний раз не начистят! Первенство "Буревестника" - не последний турнир, будут и другие.
   Но неприятности на этом не кончились. Саркисяна за тот случай уволили. Нового тренера пока не нашли, и вся наша команда "повисла в воздухе".
   А через неделю, во время утренней пробежки я вдруг почувствовал, что, несмотря на зимний холод, как-то очень жарко внутри становится, прямо - горю весь. Будто вместо крови жидкий огонь потёк по жилам...
   - Температура критическая! - вопит из пылающей головы Обаламус. - Понижай срочно, пока у нас с тобой мозги не спеклись!
   Хорошо, хоть зима настоящая наступила. Со снегом и холодами. Быстро сбрасываю кроссовки, спортивный костюм и прыгаю лицом в сугроб. Та сторона, что в снегу, чувствует приятную прохладу, Но вторая-то - продолжает плавиться от жары. Переворачиваюсь. Теперь спине хорошо, зато грудь и живот изнутри припекает. Голову я постоянно снегом тру, набирая полные пригоршни. Потом соображаю, что, лёжа на спине, можно снегу на живот набросать. Сразу стало гораздо лучше. Вот только люди начали собираться. Пальцами у виска крутить. Оно и понятно: лежит в сугробе парень в одних плавках и снегом растирается...
   - Ну, и чего сбежались? Цирк вам здесь, что ли? - говорю я им со всем возможным спокойствием. - Не видели ни разу, как "моржи" перед заплывами тренируются?
   Минут через десять жар прошел. И начал я трясти Обаламуса. Он дважды что-то в организме менял! Может, намудрил там где лишнего? Но пришелец ответил, что сам удивлен. Мол, уж от его-то действий ничего подобного случиться не могло.
   Пришлось в университетскую клинику обращаться. А там сразу на анализ крови направили. И он показал такое, что врачи за голову схватились. Оказалось, что гормоны у меня "зашкаливают" и с такими анализами "шахматами заниматься, и то слишком большая нагрузка". Выдали таблеток каких-то упаковку и освобождение от занятий сразу на две недели.
   Так все планы военной карьеры в одночасье накрылись латунным рукомойником. И стали посещать меня мысли предательские: а хорошо, что мосты в теоретическую физику ещё не сожжены; а не пришла ли пора звонить Семену Михайловичу и соглашаться на его условия.
   Тем более что условия эти сейчас можно было существенно скорректировать в мою пользу. Состояние здоровья позволяло надеяться на "белый билет" и свободное распределение. Для этого нужно - всего лишь - получить направление в организацию, где будет сменная работа с суточными или полусуточными дежурствами. Задача - легче лёгкого! Почти 80% поступающих на кафедру заявок - именно от таких контор. Поликлиника выпишет заключение, по которому данный режим работы мне категорически противопоказан. Организация пришлёт на кафедру официальную отказную. И я свободен, как степной ветер. Могу заниматься теоретической физикой, петь в хоре, в дворники идти... Останется решить вопрос с пропиской, но эту проблему Семён Михайлович ещё тогда обещал разрулить.
   А дальше?! Если уж я за полдня придумал новую теорию, то с кандидатской большой задержки не будет. Потом можно и о докторской подумать, а если приблудится в голове ещё какая-нибудь гениальная мыслишка - на уровне антивещественной теории Солнца, уж тогда мы... Да и не факт, что её саму стоит сбрасывать со счетов. Пришелец-то мой уже не раз лопухнулся, значит и здесь ошибиться может!
   Обаламус, конечно, догадывался о моих метаниях. Умолял не сворачивать на эту дорогу. Говорил, что в лаборатории у Семёна Михайловича я не смогу удержаться от соблазна: обязательно начну пропагандировать и развить свою идею. Однако гормональные всплески больше не повторялись, и он стал понемногу успокаиваться.
   Правда, к этому времени я уже успел понять, что Обаламус очень азартен и не любит проигрывать в споре. Если удавалось аккуратно вывести разговор на интересную для меня тему, близкую к запретной черте, а потом обострить ситуацию... Так, чтобы ему пришлось судорожно искать аргументы в защиту своей позиции - пришелец начинал проговариваться и выбалтывал такое, о чём тут же, сконфузившись, предлагал забыть. Особенно он переживал, когда во время вечерней прогулки по парку мы заспорили о возможности нацелить на Солнце один из крупных астероидов.
   - Да пойми ты: нет у нас двигателей, способных сколько-нибудь заметно изменить его траекторию, - убеждал я Обаламуса. - Даже если удастся создать термоядерный реактор космического базирования, а это задача не на один десяток лет, возможно, даже не на одну сотню, ему придётся работать несколько веков, чтобы достичь нужного эффекта.
   В подтверждение своей позиции я приводил расчёты, давил логикой и ждал... А Обаламус с каждой минутой "заводился" всё сильнее, сильнее... И в конце концов не выдержал:
   - Ну, а почему ты всё время говоришь только об одном способе решения, - завопил он после того, как я опроверг его жалкие доводы очередной порцией неопровержимых расчётов. - Как будто нет обходных путей?! Ведь энергию не обязательно брать напрямую от двигателей. Да и сами двигатели не на одном только астероиде установить можно. Возьми, к примеру, любую комету - из тех, чьи орбиты проходят неподалёку, чуть-чуть перенацель - так, чтобы она подтолкнула астероид к Солнцу. И точность попадания здесь обеспечить не сложнее, чем в биллиарде, и энергии двигателям потребуется в десятки-сотни тысяч, а то и в миллионы раз меньше!.. Ой-й-й... Я же не должен был тебе...
   После этого случая Обаламус промолчал почти неделю. А ещё через два дня сообщил, что начальство велело срочно прибыть на Совет Сообщества "для консультаций". И он не смог, как ни пытался, отвертеться от вылета. На прощание мой персональный Координатор сказал, что постарается вернуться, как только сможет. Просил держаться собственными силами - не соблазняться на предложение Семёна Михайловича... Я, конечно же, поклялся быть хорошим мальчиком. И мы расстались.
  
  
  

Глава 8. Всё - с ног на голову

  
  

"Чтобы развернуть знамена,

нужно пойти против ветра!"

Станислав Ежи Лец

  
  
   Бегать врачи категорически запретили, и поэтому я медленно брел по аллее парка. Под ногами противно хлюпало. И что в Москве за зима? Недоразумение сплошное. В этом году два дня только снег нормальный лежал, а все остальное время - тонкий слой грязновато-мутной слякоти. Вот так шибанут гормоны еще раз - сдохну ведь на улице, как собака!..
   Я встал столбом, словно уткнулся головой в невидимую стену.
   Как собака?.. Стоп-стоп-стоп. Так ведь всё и началось с собаки!!! А потом пошло и поехало! За последние полтора года случилось столько необычных вещей, что большая их часть прошла сквозь мое сознание, минуя какой бы то ни было, даже поверхностный, критический анализ... Например, насколько вероятно, чтобы гормональный всплеск произошел именно в том месте и в то время, где и когда можно было легко избежать гибели?
   Теперь допустим на секунду, что гормоны скакнули не сами по себе, а в результате чьего-то воздействия? Тогда кандидат в злодеи один - Обаламус. А ведь сейчас время его возвращения так же непредсказуемо, как и все остальные параметры: степень и глубина проникновения в мои мысли, истинные намерения, дальнейшие действия.
   Всё это надо хорошенько обмозговать! Но лучше не тут... В университет он может заявиться в любую секунду! Я и не почувствую! Уехать!? Вот только куда? Все адреса родных и близких пришельцу известны...
   И тут меня осенило: Степан Матвеевич! У него на лесном кордоне Обаламус меня искать не будет!!!
  

***

   Дорогу помню смутно. Электричка, автобус, дальше пешком до деревни. Там бросаю снежок в окно. Ночной разговор на крыльце. Путь на лыжах до кордона. Растопленная печка. Все это время я раз за разом прокручивал в голове последние полтора года, искал в них любые странности и несоответствия. Обобщал и систематизировал. Проводил перекрестную проверку гипотез.
   Поэтому сейчас первым делом вытащил из ящика стола несколько листов и записал на них все подозрительные слова и действия Обаламуса. А точнее - всё, что успел за это время вспомнить...
   Список получился внушительным, но самыми важными и практически бесспорными в нём были первые пять пунктов:
   1. Наличие "мыслящего черного ящика" с такими параметрами в межзвёздном корабле маловероятно, потому что ценность его близка к нулю. В открытом космосе, где и должны по идее происходить почти все крушения, выживаемость "обаламусов" будет существенно меньшей, чем у двух-трех информационных чипов, расположенных в наиболее защищенных помещениях корабля. Ведь ни лис, ни ёжиков в вакууме не водится. А значит, у Обаламуса иные функции.
   2. Он, без сомнения, способен к телепатическому общению; по крайней мере - на уровне передачи! Подтверждение этому - картинка с видом Земли из иллюминатора вошедшего в атмосферу космолета. Но со мной пришелец общался как-то по-другому, хотя и называл это телепатией.
   3. Он не пытался пресечь мои попытки докопаться до антивещественной природы Солнца, а наоборот - активно побуждал к открытию этой природы. Сам я додумался до неё, или он искусно навел меня на эту "крамольную" мысль, сказать трудно. Но именно Обаламус снял последние сомнения в истинности гипотезы. Без него бы я, скорее всего, через день-два обо всём этом и думать забыл.
   4. После срыва "армейского" плана из-за скачка гормонов он не остался контролировать ситуацию, а срочно убыл, сославшись на вызов начальства - не исключено, что мифического. И очень велика вероятность, что сам Обаламус этот всплеск и организовал.
   5. Он явно может сдвигать вероятности происходящих событий или как-то иначе организовывать самые необычные совпадения, хотя и не афиширует эти способности.
   Остальные пункты носили предположительный характер. Я немного посидел, глядя на список. И начал перебирать теории, проверяя каждую из них на соответствие максимальному числу пунктов. Через несколько часов теорий осталось три:
   1. Он заинтересован в уничтожении Земли... Земли - не как планеты, а как колыбели Человечества!
   2. Гибель всех разумных обитателей Земли нужна пришельцу не сама по себе, а лишь как промежуточный этап в достижении какой-то другой, более важной, цели.
   3. Обаламус ставит психологические эксперименты на людях, а судьба Земли и строение Солнца тут вообще не при чём.
   Теперь осталось понять: какая из теорий ближе к истине? Логика подсказывает, что вторая, но на данном этапе это уже не важно. Что бы там ни было, а усилия в любом случае нужно сосредоточить на противодействии его планам. Два шанса против одного - слишком большая вероятность, чтобы игнорировать угрозу...
   Конечно же, можно допустить, что никакого Обаламуса не существует, а имеет место банальное раздвоение личности, именуемое по-научному шизофренией. В этом случае человечеству ничего не угрожает. Тогда пользы от всего того, что я сейчас делаю, не будет ни малейшей... Однако и вреда никому, кроме себя, я не причиню.
   Теперь прикинем, каким арсеналом средств мы располагаем для борьбы? А вот здесь, увы, негусто...
   Обратиться к властям - попасть в психушку. Привлечь кого-нибудь из друзей, открыв ему все, что знаю об Обаламусе, - смотри первый вариант. Привлекать друзей и знакомых втемную, не раскрывая карт? Можно, но только в отсутствии Обаламуса, который контролирует мои контакты на порядок лучше родного КГБ.
   Мда... Тоскливо... Похоже, сражаться с этим уродом придется один на один! Больше ничего путного не придумывалось. Голова тяжелела, глаза слипались. В конце концов я сложил листки в стопку и решил немного поспать. Говорят же, утро вечера мудренее...
   Проснулся часов примерно через пять. За окном только-только рассвело. Снег, начавшийся ещё с вечера, продолжал устилать пушистым ковром окрестные поля и дороги. Склонившиеся через забор сосновые ветки за ночь успели закутаться в роскошные белые платки и шали. С неба сквозь пелену кружащихся в хороводе хлопьев до земли доходил только светло-серый сумрак...
   На свежую голову я ещё дважды, не заглядывая в записи, прокрутил от начала до конца всю череду своих вчерашних размышлений. Ничего нового вспомнить не удалось... Тогда я бросил это занятие и принялся искать слабые места в стратегии и тактике пришельца.
   Во-первых, Обаламус не имеет представления ни об одном из привычных нам неформальных способов достижения цели "левыми" путями, поскольку его знания о Земле носят по большей части книжный характер. Во-вторых, бесплотный дух наверняка уверен в своём интеллектуальном превосходстве, ведь он представляет куда более развитую цивилизацию. В-третьих, к гадалке не ходи - свою жизнь Обаламус ценит выше, чем жизнь всех землян вместе взятых. В-четвертых, если он в чем-то и будет сильно уступать мне, то это в умении конфликтовать, противодействовать, спорить, давить на противника! Всё это - естественное следствие нашей относительной отсталости.
   И потому мне нужно прикидываться глупым, исполнительным, доверчивым и слабым. А в нужный момент рвануть вперед, сметая всё на своем пути. Успех может принести только одна-единственная хорошо подготовленная атака. Любые промедления или колебания после ее начала - самоубийство!
   Причём, подготовиться к нападению надо ещё до прибытия Обаламуса, а провести атаку лучше в самый первый день. Ведь неизвестно, что он может извлекать из моего мозга во время сна и как воздействует на подсознание!?
   Это стратегия. Теперь тактика.
   Он хочет, чтобы я работал в лаборатории Семена Михайловича? Я туда позвоню, договорюсь о встрече... Потом её отменю! А почему? Да потому, что, в полном соответствии с декларируемыми пришельцем целями, найду способ уйти в армию! И способ этот будет связан с нашей системой неформальных отношений!!! А дальше - пусть хитроумный Об бьётся в истерике, мечется в поисках выхода! Армия своих не отпускает!
   Во всяком случае, раньше, чем через два года. А трюк со здоровьем он уже однажды использовал, повторять побоится.
   Итак, тактическая схема: идем в армию и ждем там Обаламуса, приготовив ему теплую встречу. Какую именно?.. Потом сообразим!!!
   А сейчас нужно придумать, как обойти врачей. Ну, не взятку же им давать, в самом деле?..
   Ответ пришел ко мне сам на следующий день. И был он проще елового полена, и изящнее, чем план сражения при Рымнике [35].
   Через пару часов, еще раз тщательно продумав последовательность действий, я начал собираться в обратный путь.
  

***

   На приём к Сергею Карловичу Петрову, заведующему военной кафедрой геофака МГУ, я попал на следующий день. Пятикурсников, да ещё и по вопросам призыва, наш "подпол" [36] принимает без проволочек. Вообще-то, по слухам, мужик он - что надо! Но на чужое мнение в таком деле полагаться опасно, а лично мы практически незнакомы: нашей третьей группе Сергей свет Карлович только вводную лекцию читал. А потому разговор придётся строить так, чтобы предложение моё могло заинтересовать любого, сидящего на этой должности: будь он дурак или гений, добряк или циник, бессеребренник или хитромудрый жучила...
   - Здравия желаю, товарищ полковник! Курсант Серов. Разрешите войти?
   Конечно же, я не забыл, что у него только две большие звездочки, но такая форма подхалимажа воинскими уставами не запрещается.
   - А-а-а... Серов? Проходите! По поводу призыва, мне говорили? Зря беспокоитесь - вас в списках нет. Врачи забраковали...
   - Извините, товарищ полковник, но я как раз об этом и пришел поговорить. У меня с гормонами уже было так в детстве (вообще-то, не с гормонами, а с эритроцитами, но он-то этого не знает). Резкий скачок - и долгое время ничего. Вот и теперь вероятность повторения приступа в ближайшие два года практически нулевая. А в организме уже сейчас всё в порядке, я уверен. Если повторные анализы сделать, можно признавать годным к службе.
   Завкафедрой сдвинул пальцем очки на самый кончик носа и внимательно посмотрел мне в глаза.
   - И с чего это нас вдруг так в армию потянуло? Сокурсники наперегонки болезни ищут, а вы наоборот, диагноз снять пытаетесь? - в его голосе явственно зазвучали нотки сомнения и подозрительности.
   Да, не обманули слухи - умён наш СКП! Такого голым фактом не возьмёшь... До самого корня явлений норовит докопаться. Ну, что ж? Тогда нажмём на лучшее качество армейской души: на веру! Должна же она у него быть: вера в превосходство всего военного над всем гражданским. И сестра её родная: уверенность в собственной командирской проницательности, в способности старшего офицера играючи раскусить любую хитрость какого-то там курсанта военной кафедры. От них, этих двух вер, многое сейчас зависит. Ну, а коли жучила подполковник, то ещё и по жадности шаркнуть не помешает! Хотя бы вскользь... Может и она, родимая, в решающий момент свою корыстную роль сыграет.
   - Я сейчас занимаюсь математическим моделированием атмосферных процессов (пока еще нет, но Миша обещал по-быстрому натаскать, а тему диплома мы уже поменяли, хоть сейчас в деканате проверить можно). И это привело меня к мысли, что всякое моделирование имеет своей конечной целью увеличение точности прогнозов погоды (вообще-то, так только синоптики думают, но наш-то "вояка" - синоптик чистой воды). Из лекций последнего года я понял, что военная методика прогнозирования сильно отличается от гражданской (истинная правда). Причем разница эта не в пользу гражданских специалистов (спорное утверждение, но почему бы не сказать человеку приятное, если тебе это выгодно).
   - Ну, военную-то вы у нас изучали, это понятно! - улыбнулся подполковник: ему, автору кафедрального учебника, мои слова, что бальзам на сердце. - А с гражданской где так подробно познакомились?
   - В Гидрометцентре практику проходил, в отделе краткосрочных прогнозов. И методы расчета гроз и туманов, которые майор Корюшкин нам на лекциях давал, там работали лучше, чем родные гидрометцентровские (если нужно, Северов подтвердит, я с ним договорился). Так вот, я и хотел бы узнать, нет ли возможности попасть на службу в такое место, где можно получить от нее максимум в плане профессионального роста?
   - Ну, предположим, есть такое место! И допустим, что я могу тебе помочь туда попасть... Что тогда? - Он явно заинтересовался, причем уже без недоверия, если даже на "ты" перешёл. Неужели клюнул?..
   - Вот если бы эти предположения превратились в уверенность, - в тон ему продолжаю я. - То можно было бы прямо здесь и сейчас написать заявление с просьбой распределить меня в армию. Ведь вы же не откажетесь подсказать, в какой округ проситься [37]? А там попасть в нужную часть будет, наверное, не так уж и сложно? Тем более что самые лучшие специалисты, как правило, бывают очень требовательными начальниками, и к ним молодые офицеры обычно служить не просятся.
   - Гм... Ну, а врачи?
   - Что - врачи? Разве не могут потеряться результаты обследования? Легко! И даже вместе с карточкой! Как действует в этом случае врач? Назначает повторный анализ. А он будет хорошим! Потом добрый доктор спросит меня строгим голосом: жалобы есть? Я отвечу: жалоб нет. И все.
   В глазах подполковника загорелся огонёк. Так, кажется всё в порядке! И благородные, и шкурные мотивы задействованы по-максимуму! И уже не важно, идеалист наш завкафедрой или беспринципный циник. Поможет подполковник просто из благородства или слупят они на пару с врачом тысчёнок несколько за спасение от армии с какого-нибудь "богатенького буратины"; а если слупят, то как поделят "магарыч" и кто будет этим счастливчиком - всё это мне знать не обязательно... Главное, дело "на мази"! Причем выиграл я вне зависимости от того, выполнит вояка свое обещание или прокинет доверчивого "стьюдента". Потому что здесь Обаламус найдет правду, только правду и ничего кроме правды.
   Анализы за меня сдавал Мухамедиев. Никого из сокурсников, по понятным причинам, посвящать в тайну было нельзя. А Ильясу я уступил место в сборной. Все равно тренироваться теперь уже некогда. Все силы на диплом! Математические модели - штука серьёзная...
   Диплом я защитил. Сдал госэкзамены. Получил в военкомате направление в Читогровское летное училище Киевского военного округа. Не обманул, стало быть, подполковник. Там, если повезет, я и построю своему пришельцу ловушку. Коли расчеты верны, у меня на всё про всё есть ещё никак не меньше полугода. Имеются и кое-какие задумки на этот счёт. А вот тогда... Добро пожаловать, Обаламус!
  
  
  
  

Часть II

Возвращение Обаламуса

Глава 1. Первый блин не комом

"Армия - отличная школа жизни,

но лучше пройти её заочно"

народная мудрость

   - Здравия желаю, товарищ капитан! Лейтенант Серов, прибыл для дальнейшего прохождения службы.
   Я долго репетировал эти фразы и сейчас произнёс их громко и чётко. Но, что нужно делать дальше, представлял смутно. Чувствовал я себя, как оседланная корова. И выглядел, наверняка, не лучше. Формы нужного размера на складе не оказалось - пришлось получать, что дали. Николай Иванович Сидоренко, начальник метеослужбы учебного истребительного авиаполка - до синевы выбритый костистый высокий старик - с хорошо заметным скепсисом рассматривал своего нового подчиненного. Выводами со мной он не поделился. Что ж, и на том спасибо! Такого о себе лучше не знать и не слышать.
   Дверь аппаратной бесшумно отворилась, и на пороге возник ворох телеграфных лент, из-под которого торчали начищенные до блеска кирзовые сапоги.
   - Товарищ капитан! Разрешите...
   - Сгружай на стол у окна. Бланк карты, карандаш, ластик, перо и тушь. Все принесешь сюда.
   - Есть!
   Ворох проследовал к столу и, освободившись от мотков ленты, оказался русоволосым прыщавым ефрейтором. Через минуту он принес все, что перечислил капитан, и я приступил к работе. Николай Иванович дождался, пока с ленты на карту перекочевали данные первой станции, и вышел со словами:
   - Норматив сорок минут.
   Через полчаса я осторожно постучал в дверь его кабинета.
   - Разрешите, товарищ капитан?
   - Коды в столе. Если что непонятно, смотри там.
   - Я изобары "в карандаше" сделал... Посмотрите?
   Сидоренко в недоумении уставился на часы, затем на рулон у меня в руках, и снова на часы.
   -Уже? Ну, заноси, если так.
   Карту с лентами он сверял минут десять. Потом посмотрел и немного подправил изобары. Удовлетворенно хмыкнул.
   - Так что ты, говоришь, заканчивал?
   - Геофак МГУ, кафедра метеорологии.
   - А где так карты поднимать [38] насобачился?
   - Готовился к службе, как мог.
   Это точно... Я перед госами, почитай, половине курса эти бланки армейские сделал. Десять рублей за комплект. Всё руку набивал.
   - Что еще умеешь? С факсом [39] работаешь? Прогнозы гроз, туманов, обледенения?
   - Увы, товарищ капитан, в условиях нашей военной кафедры факс освоить было невозможно. Он там только один и почти всё время неисправный. Мы однажды видели аппарат в работе, но сами не запускали ни разу. Методы прогнозов изучали только на лекциях, в теории. Я работал в Гидрометцентре на производственной практике - три недели, но там совсем другие методики.
   - Ясно! - Николай Иванович выложил на стол стопку руководств и методичек в полметра толщиной. - Усваивай! Срок - неделя. Экзаменовать буду лично. По технике со всеми вопросами к Павловскому. По методикам - к Иванову.
   Со старшим лейтенантом Ивановым я познакомился еще вчера. Когда прибыл в часть, как раз шло его дежурство. Сейчас, увидев, что я выхожу от начальника с большой парусиновой сумкой в руке, он приветливо помахал рукой из курилки. Я подошел и поздоровался. Рядом с молодым старлеем на скамейке сидел седой мужик в техничке [40]. Узнать по ней звание было невозможно.
   - Вижу, Дед карту принял, поздравляю! - хлопнул меня по плечу Иванов. - Никольский, предшественник твой, только через два месяца баул этот у него получил. Теперь мы по три раза в день обо всём таком-эдаком беседовать будем. И еще один человек тебе сейчас нужен! Знакомься: прапорщик Павловский Константин Евграфович, наш незаменимый технический специалист.
   Мы пожали друг другу руки. И я решил сразу взять быка за рога:
   - Беда у меня, Константин Евграфович! Совершенно не умею настраивать факс. Когда у вас будет свободное время? Хотелось бы поучиться этому мастерству.
   - Можно просто - Константин, или Костя, - улыбнулся он. - А то ведь мне иначе придется вас по званию величать, или по имени-отчеству. Только, Александр, лучше сейчас на методиках сосредоточиться, их Дед спрашивать будет наизусть и вразбивку. А технику в любое время можете посмотреть. Там все очень просто, за день-два освоите...
   - Ты покажи ему сейчас, Костя! - предложил Иванов. - А я за это время дедовы методички рассортирую, чтобы знал, какую надо наизусть учить, а где просто прочитать достаточно.
  

***

   В шестиместном номере офицерской гостиницы было пусто и голо. Все соседи разъехались по летним лагерям. Что это такое - я пока не знал, а узнавать не стремился. И без того мозги, как университетская шестая БЭСМ-ка [41], на предельной скорости новой информацией грузились... С утра и до ночи я, словно средневековый школяр, зубрил методы прогноза всевозможных погодных явлений. Это теперь занимало всё время, кроме скучных утренних построений и короткого ночного сна.
   В офицерской столовой на завтраке, обеде и ужине между переменами блюд я своими словами рассказывал Иванову обо всём, что успел прочитать и запомнить в последние несколько часов. Периодически он и сам задавал вопросы, а потом говорил, какой раздел надо подготовить еще раз, а что уже можно условно считать усвоенным...
   Дни эти так быстро проскочили сквозь меня, словно их и не было вовсе... А через неделю капитан Сидоренко, которого я в разговорах с сослуживцами уже привык титуловать "Дедом", после обстоятельного двухчасового допроса нехотя сообщил, что на трояк с двумя минусами я материал усвоил, а потому с завтрашнего утра могу приступать к дежурствам в качестве стажера.
   - Молодец, поздравляю! - хлопнул меня по плечу Иванов в тот момент, когда, уж не помню каким именно образом, я очутился в коридоре. - У нас редко кто с первого раза проходит эту процедуру.
   - До вас, Александр, это только у него получилось! - ладонью указал на Иванова Павловский. - Подтверди, Иван Борисович!
   Ну, вот теперь я и отчество узнал. А то не везде удобно по имени к старшему по званию... Иван Борисович, значит.
   - Кстати, про факс Дед тоже спрашивал, так что спасибо огромное вам обоим! - ответил я, пожимая им руки. - Без вашей помощи мне бы там ничего не светило!
   - Дык... Это всё лень-матушка! - сверкнул белозубой улыбкой Павловский, - Она даже горами движет, а не только офицерами! Пока кое-кто к работе допущен не был, Ивану самому дежурить приходилось. Зато теперь у него есть стажер, которому предстоит пахать, пахать и пахать... Безответно и беспросветно... А сам Иван Борисович станет в это время молодого и раннего стажировать, то есть, по-русски говоря: баклуши бить да в потолок поплёвывать...
   - А тебе уже и баклуш для меня жалко? - в том же шутливом тоне ответил ему Иванов. - Одно слово... Прапорщик!
   Поняв, что они могут пикироваться до бесконечности, я решил проявить инициативу и повернуть разговор в практическую плоскость:
   - А сколько времени обычно занимает стажировка, и что будет после неё?
   - Сколько времени? - тут же стал серьёзным Иванов. - Это от обстоятельств зависит. До сих пор срок варьировал от пары недель и до бесконечности. Насколько уверенно работать станешь? Какие успехи начальству продемонстрируешь? А потом будет очередной экзамен. В принципе, на ту же тему, что и сегодня. Только спектр вопросов обширнее и спрашивать Дед станет строже. Сдашь - допустит к самостоятельной работе в простых метеоусловиях. Еще немного подучишься - следующий экзамен. На допуск к сложным условиям. Потом уже самый последний - к работе по минимуму погоды. Но до этого может и не дойти. Никольский, кстати, до самого дембеля в ПМУ [42] работал. Да, ты вначале в простых научись! На всё сразу не замахивайся... Завтра первое дежурство, вот и покажи - на что способен! Учись пожаднее, действуй порешительней. Здесь тетёх да неумех не любят, тут надо...
   Иванов, похоже, сел на любимого конька и готов был наставлять стажёра дальше... Но в этот момент дверь кабинета распахнулась, и меня окликнул Дед.
   - Серов, ты еще не ушел? - посмотрел на часы капитан. - Тогда проведи занятие с солдатами. Чистку оружия. Иванов расскажет подробности. Пора тебе, Александр, к бойцам привыкать, а им - к тебе.
   В ответ мы оба молча взяли под козырёк.
   - Ты "калаш" когда в последний раз видел? - спросил меня Иван Борисович по дороге в казарму.
   - Пять лет назад, - пожал плечами я. - В школе еще, на занятиях по военной подготовке. А дальше был сплошной "макар", да и тот без фанатизма: две разборки-сборки, одно стрельбище...
   - Гм... Всё равно, не дрейфь! В случае нужды я тебя подстрахую. И держись там поувереннее.
   После того, как бойцы расхватали оружие, в пирамиде остался один "бесхозный" АКМ.
   - Чей? - спросил я строившего солдат сержанта.
   - Рядового Холопушина, товарищ лейтенант! - ответил тот и, видя, что я "не в теме", добавил. - Он на гауптвахте!
   Внешне автомат выглядел чистым и ухоженным, но проверить не помешает. Я набросил на плечо ремень осиротевшего АКМа и повел подразделение в учебный класс. Там солдаты под командой сержанта начали разбирать и чистить оружие, а я решил осмотреть автомат отсутствующего бойца. Иванов в мои действия не вмешивался, значит, никаких серьезных ошибок пока не заметил. Вот только временами выражение лица у него было уж очень ехидное. И у некоторых солдат тоже. Похоже, "армейская почта" донесла до казармы, что молодой лейтенант "из пиджаков" [43], а следовательно - службы не знает, и можно в его присутствии работой себя особо не утруждать.
   И тут во мне как будто бесёнок какой проснулся. Они же все нового офицера гражданским тюфяком считают. Но в моих-то интересах эту репутацию как можно быстрее поломать. Иначе - прости-прощай все хитроумные замыслы...
   Я положил автомат на середину свободного стола, снял наручные часы, заметил время и начал разборку. Левая рука привычно отстегивает магазин, правая одновременно с ней высвобождает из приклада пенал. Резкий рывок затвором, проверяем наличие патрона в патроннике. Левая поднимает оружие вертикально за цевье, палец правой давит на спусковой крючок.
   Руки работали спокойно и слажено. Несмотря на более чем пятилетний перерыв, они помнили всю последовательность операций. В помещении восцарилась тишина... Легонько качнув затвором, я уронил боёк на стол. Рядом лег сам затвор. Быстрый взгляд на часы... Тонкая стрелка ушла вперёд на одиннадцать делений. Да, вот что значит отсутствие практики! В десятом классе на областных соревнованиях по НВП [44] та же операция заняла семь с половиной секунд.
   Заглядываю в ствол. Как ни странно, чистота идеальная... Гм... А стоит, пожалуй, побольше узнать об этом Холопушине. Сборка заняла шестнадцать секунд. Я оставил автомат на столе и подошел к Иванову.
   - Иван Борисович, ствол у Холопушина сияет, как заново полированный. За что он на губу загремел?
   - А? Это!? Долгая история... В общем, он курсант списанный. Дослуживает до демобилизации.
   - Что?! И так бывает?
   - Да, всякое случается... Поступит парень в училище, проучится там год-другой, а потом понимает, что не его это дело. И начинает пытаться уйти на гражданку. Тогда у него два пути: здоровье угробить или дисциплину нарушать. В основном народ по второму пути идет. Но опасно это. Можно до дисбата донарушаться. А этот Холопушин с четвертого курса училища по дисциплине списан. Так что он, в некотором роде - уникум!
   - Это, в каком смысле?
   - Да, во всех, куда ни глянешь! Нужно очень сильно постараться, чтобы с четвертого отправили дослуживать, обычно и с третьего-то сразу демобилизуют. Свои два года отслужил - и домой!
   Бойцы уже собрали вычищенное оружие и ожидали команды. Не-е-ет! Шалишь, ребятушки! Не всё так просто...
   Я подошел к худенькому пареньку в мешковатой новой гимнастерке, взял его автомат, снял крышку [45], вынул затвор и посмотрел ствол на свет. Что ж? Не идеально, конечно, но терпимо. Молодняк старается. Теперь проверим старослужащих. Вот этот щеголеватый азербайджанец, пожалуй, откровеннее всех сачковал. Посмотрим. Гм... Что и требовалось доказать!
   - Рядовой...?
   - Рядовой Алиэв, товарищ лэйтэнант.
   - В вашем автомате грязи и мусору больше, чем бычков в ОБАТОшной [46] курилке. Трудно стало чистить оружие на втором году службы? Это понятно... Что у нас по распорядку после занятий? - я вопросительно взглянул на сержанта.
   - Свободное время, товарищ лейтенант.
   - Вот и чудненько... - ласково промурлыкал я, а после этого резко сменил тон. - В шеренгу по одному... Стано...вись! Равняйсь! Смирно! Алиев, два шага вперёд. Кру...гом. Остальные справа по одному подходят к столу и чистят личное оружие рядового Алиева. Первый пошел!
   - Слушай, Саша... - зашептал мне на ухо Иван Борисович. - Ты точно университет заканчивал, а не школу прапорщиков? Да, эдаким рыком танки в поле можно останавливать!
   - Дядек у меня двое. И оба военные, - так же тихонько отвечаю ему я. - Старший - артиллерист, а второй - штурман дальней авиации.
   Бойцы, дожидаясь своей очереди, бросали на растерянного Алиева взгляды, весьма далекие от восхищения. Ничего, зато "филонить под пиджаком" они теперь поостерегутся!
  

***

   С начала службы прошло чуть больше месяца. И все эти тридцать два дня время вело себя ужасно нелогично: когда утром я расписывал в уме план учёбы - по часам и минутам, казалось, сутки растягиваются в бесконечность. А к вечеру приходило горькое понимание, что очередной день пронёсся мимо меня, как пуля. И ничего теперь уже не вернуть! И не понять: добавилось знаний в черепушке или графики с формулами просочились сквозь неё без следа... Стоило Иванову одобрительно хмыкнуть, разглядывая обработанный моими руками зонд [47], как я воспарял в эмпиреях, лучился энтузиазмом и восторгом. А каждое замечание наставника окатывало холодным душем. И сразу же начинало казаться, что я живу в плену иллюзий, и приближающийся экзамен завершится позорным "выносом"...
   Но рано или поздно всё заканчивается, даже первая стажировка. Вчера Дед допустил-таки меня к самостоятельному обеспечению полетов. На этот раз обошлось даже без "троек с минусами". Зачёт и всё... Без эмоций. Теперь в ПМУ могу трудиться без няньки. Вот я и работаю. Тоскливо немного, конечно, в первый-то раз... По привычке шарю глазами вокруг, прислушиваюсь, ожидая одобрения наставника. Потом вспоминаю: всё, лафа закончилась! Начались самостоятельные дежурства. Груз ответственности за работу службы теперь лежит на мне самом... И пусть метеоусловия - проще некуда. Пусть облачность - только среднего яруса [48]. Пусть видимость - больше десяти километров. Но смена-то впереди ночная! А следовательно, от самого заката мне нужно внимательно следить за влажностью и опасаться радиационного тумана [49].
   И ещё надо помнить: когда, в какой журнал и что именно записывать. Да не только самому. Дежурному офицеру полагается следить за тем, чтобы правильно вел записи метеонаблюдатель. Сегодня это Алиев. Делать он всё умеет хорошо, это я за прошедший месяц понял. Но раньше-то сменой руководил Иванов, у него не забалуешься. Сегодня я один, и не исключено, что хитрый кавказец попытается повторить трюк с автоматом, то есть вместо работы заняться её правдоподобной имитацией.
   Хорошо, хоть в аппаратной нынче дежурит Павел Холопушин, и за информационное обеспечение можно быть спокойным. Техника в Пашиных руках всегда работает чётко. А уж как факс волну ловит... Песня! Гравюры лувровские принимать можно, не только карты погоды! Так что - ни в каком контроле здесь, на дежурстве, Павел не нуждается. А вот за порогом аппаратной в истории влипает частенько. Водится за ним такой грех. Но не по разгильдяйству, нет! Скорее от природной невезучести. В прошлый раз его на "губу", как выяснилось, наш начстрой отправил. Редкостный дуролом и жучила... За что? Да, просто так - не вовремя на глаза попался! Или слишком счастливым выглядел... Этот Кранков любые слова солдата, кроме "так точно, товарищ майор" и "виноват, товарищ майор" - воспринимает, как личное оскорбление. А списанные курсанты для него, вообще - предатели любимой армии, которая самого майора кормит и поит, а в скором будущем - снабдит щедрой офицерской пенсией.
   Так что присматривать мне сегодня нужно только за двумя слабыми звеньями - за Алиевым... И за самим собой, разумеется! Слежу трепетно, в оба глаза, чуть ли не каждые пять минут заглядывая в составленную загодя шпаргалку...
   Что там, по графику? Ага... Смотрим в окно: облачность девять баллов. С помощью ИВО [50] пробуем зацепиться за нижнюю границу: не хватает, значит - снова средний ярус! Фиксирую в журнале... Поднимаю глаза... Всё правильно: Алиев ушел на площадку - снять показания приборов. Слышу, как за стеной "запел" факс. Судя по времени, начались карты барического поля... Значит Паша минут через десять принесёт первую: как всегда - безукоризненно-высушенную, хрустящую, без единого дефекта приёма. Нужно будет обработать...
   - Товарыщ лэйтэнант, - оторвавшись от журнала, куда он только что занёс результаты наблюдений, обращается ко мне Алиев. - Влажнаст дэвэносто одын процэнт.
   - Сколько? Девяносто один?! - не сразу врубаюсь я. - А ты точку росы [51], случаем, не перепутал?
   - Нэт, я вныматэлно глядэл. Дыва раза.
   Он продолжает смотреть на меня, словно чего-то выжидает.
   - Молодец! - говорю я.
   А он ведь действительно умница: мог и не докладывать, просто записал бы в журнал и всё. Гм... Продолжает стоять, приподняв густые чёрные брови двумя вопросительными знаками... Чего-то ещё ждёт?
   - Следующее измерение через полчаса! - добавляю я.
   - Ест чэрэз полчаса! - кивает головой Алиев.
   Да, ошибся я с ним, похоже! Слабое звено в нашей смене только одно... Но додумывать эту мысль было уже некогда.
   Выташив из стола сшивку с миллиметровкой, я нанес на верхний лист три последних значения температуры и точки росы. Сходимость через два часа [52]. Время пока терпит, но настороживало то, что при существенном снижении температуры точка росы за последний час выросла. Это обычно нехарактерно для радиационного тумана. Зато очень типично для адвективного [53]. Но ветра-то почти нет. Ни у земли, ни на малых высотах.
   Местные особенности погоды из описания аэродрома Иванов заставил меня вызубрить наизусть, но на всякий случай, просматриваю эту папку ещё раз. Ничего похожего! Ладно, будем ждать...
   Через полчаса на площадку сходили вдвоём... Влажность выросла до девяноста четырёх процентов. Наношу эти данные на лист и произвожу экстраполяцию. Остаётся час с четверью... Сомнения продолжают грызть душу, как стая голодных крыс, но игнорировать опасность дальше - невозможно. И я сел писать новый прогноз погоды.
   Руководитель полетов, первый заместитель командира полка подполковник Васильченко, к моей бумажке отнесся равнодушно. Подписал, прочитал, буркнул сидящему рядом РСП [54]: "Паникует шаманёнок!" [55]. А затем снова погрузился в созерцание посадочного экрана. На меня он даже не взглянул.
   Я спустился вниз и начал соображать, что делать дальше. Пора уже настаивать на прекращении полетов? Или ещё рано? До сегодняшнего дня все ответственные решения за меня принимали старшие: дома - родители, в университете - преподы и кураторы, здесь - Сидоренко и Иванов. А сейчас я впервые оказался в роли начальника, которому решать.
   Как же нелегко, оказывается, на что-то решиться! Но просто так сидеть тоже нельзя...
   - Алиев! - сказал я, спустившись к себе. - Наблюдения каждые пятнадцать минут!
   Солдат взглянул на часы и выбежал на площадку. Я вышел следом за ним. На небе ярко сверкают звезды. Никаких следов облачности. Медленно провел рукой по траве. Росы нет [56]. Неужели всё-таки будет туман?
   В здание я вбежал следом за Алиевым и тут же нанес новые данные на график. Сходимость - сорок пять минут! Ждать дальше бессмысленно. Путаясь от волнения в бумагах, я выписал первое в своей жизни шторм-предупреждение [57] и побежал с ним на вышку [58].
   - Товарищ полковник, "шторм"!.. Примите!
   Это сообщение РП [59] воспринял так же равнодушно, как и прогноз погоды. Но бумагу подписал.
   Я вернулся на рабочее место. Всё, что было положено по инструкции, сделано, а результата никакого... Никакого!!!
   И в этот момент зазвонил телефон.
   - Да, товарыш старшый лэйтэнант, даю.
   Алиев протянул мне трубку.
   - Привет студентам! - раздался веселый голос Иванова. - Как тебе первые полёты?
   Я быстро обрисовал ситуацию.
   - Ты уверен, что не ошибся? - в голосе Ивана Борисовича зазвучала тревога. - Данные наблюдений сам проверял?
   - Не все, только последние два, но там всё точно.
   - Прогноз изменил? "Шторм" выписал?
   - Да, всё сделал, но толку никакого! - отвечаю я скороговоркой. - Васильченко предупреждения игнорирует!
   - А ты как думал? - горько усмехнулся Иван Борисович. - Этих "штормов" Никольский за два года службы штук сто на вышку приволок, и ни один не оправдался. РП поэтому на тебя и не реагирует...
   - А что мне теперь делать? Самолеты-то взлетают!
   - Как прогнозы по запасным [60]?
   - Пока нормально. Но если это адвекция, она может одновременно всех накрыть! Тогда и к ним самолеты не посадишь!.. До расчетного времени чуть больше получаса!!!
   - Ну... - ответил Иванов задумчиво. - Ты можешь подняться к Васильченко и предупредить, что через десять минут позвонишь дежурному по метеослужбе училища, и доложишь, что твое шторм-предупреждение игнорируется. Это, кстати, твоя прямая обязанность, только ты о ней еще не знаешь: эту инструкцию учат к полетам при минимуме погоды. РП, скорее всего, рассердится. Может, даже, наорёт на тебя. Но самолеты на землю посадит!
   Звучало не слишком вдохновляюще...
   - Хорошо, я попробую.
   - Ага, давай! Успеха тебе! Ну, а не получится - набери мой домашний... Или Деду звякни! Его все РП слушаются! И даже безо всякого "шторма"!
   Лестница, ведущая на второй этаж, показалась в этот раз бесконечной и одновременно чересчур короткой. Внутри горла стоял противный склизкий комок. Чтобы придать себе хоть немного уверенности, я откашлялся и щелкнул каблуками.
   - Ну? - неприязненно поинтересовался Васильченко.
   - Товарищ полковник, через тридцать одну минуту расчетный срок образования тумана... - начал я.
   - И что? - воспринимать меня всерьез он явно не собирался.
   - Согласно инструкции, если через десять минут вы не начнете сажать самолеты, я вынужден буду доложить об этом дежурному метеорологу в училище. Извините, но мне придется это сделать.
   В этот момент позвонил телефон.
   РСП поднял трубку.
   - РСП, майор Мишин. Так точно, товарищ командир [61]. Даю, - и он протянул трубку Васильченко.
   - Здравия желаю!.. Получил... Да, всех заворачиваю... Через двадцать минут - расчетное время последнего.
   Я отдал честь и развернулся.
   - Стой! Куда?! - рявкнул подполковник, швырнув на рычаг трубку с такой силой, что она подпрыгнула и свалилась на пол. - Ты останешься здесь до начала тумана. Даже если он наступит только через месяц, через год, через десять лет! Понял?! У меня во второй эскадре три лучших инструктора из-за твоих капризов теперь будут минимумы заново подтверждать [62]!
   Васильченко смерил меня презрительным взглядом и вернулся в кресло.
   Самолеты один за другим опускались на полосу и заруливали на стоянки. Видимость была такой, что фонари соседней деревни светили четко и ясно. До нее, согласно описанию аэродрома, было шестнадцать километров. Прошло двадцать минут. Сел последний самолет. Подполковник повернул кресло в мою сторону. Краем уха он выслушивал доклады служб о прекращении работ, кивал головой, бросал короткие реплики. Но смотрел - только на меня. Казалось, Васильченко наслаждается моей неуверенностью, питается моим страхом. Казалось, прошла уже целая вечность, но часы показывали, что до расчетного времени оставалось ещё две минуты.
   Я прекрасно знал, что туман может совсем не наступить, что любой метод имеет погрешности, что не все прогнозы оправдываются. Но от этого было не легче... Наступила тридцать вторая минута. Васильченко встал, распрямился во весь свой немалый рост, набрал в широкую борцовскую грудь побольше воздуха... Сейчас начнётся!
   - Мама дорогая! - воскликнул РСП, указывая пальцем на взлётную полосу. - Туман! Ей богу, туман! Ну, дает наш студентик!
   Васильченко бросил взгляд в окно. Я тоже. Туман за какие-то секунды закрыл всё летное поле. Ни одного огонька не пробивалось уже сквозь его плотную пелену.
   - Разрешите идти, товарищ полковник? - я приложил руку к козырьку, сильно надеясь, что она не дрожит.
   - Свободен, шаман!
   И я двинулся вниз...
   Какое там - свободен? А звонки по инстанциям, а куча недозаполненных бумаг? Ворох необработанных карт, опять же... И вообще, дежурство ещё только утром заканчивается.
  
  
  

Глава 2. Значит, мне не надо в Новинск

  
  

"План без "шверпункта [63]" - всё равно

что человек без характера".

Пауль фон Гинденбург

  
  
  
   Случай этот очень заинтересовал нашего Деда. Всё следующее утро Николай Иванович провисел на телефоне и к обеду выяснил, что прошлым вечером ближайший к нам колхоз впервые использовал на соседнем поле новые поливальные установки. По госпрограмме они тому колхозу достались, и прибыли с завода буквально накануне...
   Меня начальник службы хвалить не стал: просто выложил на стол очередную порцию инструкций и велел готовиться к следующему экзамену; но уже не в СМУ [64], а сразу по минимуму погоды. Надо ли говорить, что я был вне себя от счастья! И дело здесь не только в профессиональной гордости, хотя и она, что уж греха таить, неплохо грела измученную многодневной зубрёжкой душу. Получив допуски ко всем видам полетов, я приобретал полную самостоятельность в профессиональном плане, а вместе с ней - реальную возможность занять ту самую должность, которая идеально подходила для операции "Капкан", как в своих тайных мыслях я уже окрестил предстоящую встречу с Обаламусом...
   Тут необходимо пояснить, что наш учебный истребительный полк по штату включает в себя не четыре, как боевой, а целых шесть эскадрилий. И вся эта летучая орда только пять осенне-зимних месяцев базируется на основном аэродроме, где ремонтируются самолеты и поддерживают форму летчики-инструкторы. В остальные же время полк, пополнившись прошедшими теоретическую подготовку курсантами-первогодками, проводит учебные полёты с трех аэродромов: основного и двух лагерных (именуемых в документах иногда ещё "летними" или "полевыми"). Поэтому все структуры управления в нём, не исключая и метеослужбу, имеют полуторный штат специалистов. У нас, к примеру, должно быть шестеро инжернеров-синоптиков. Но со средним руководящим звеном в армии давно уже напряжённо... Не хватает офицеров. Дефицит. Если со мной считать - пятеро получается, и это - на три аэродрома. Пополнения в ближайший год не предвидится. А следовательно, в одном из летних лагерей кому-то вскоре предстоит совмещать должности, а проще говоря - пахать в две смены. Не требуется быть Нострадамусом, чтобы предсказать: драки за это место среди моих коллег не предвидится... Оно и понятно! С одной стороны, нафига она кому сдалась - двойная нагрузка при одинарной зарплате? А с другой... Люди они все семейные, и на такой длительный срок из дому уезжать, от жены и детей - кому же охота... Иное дело - я!
   Меня положение единственного в службе офицера: начальника метеослужбы лагерного сбора, и по совместительсту - его же дежурного помощника, в сложившихся обстоятельствах устраивало идеально. Во-первых, это - самостоятельная жизнь, где я буду единолично руководить всеми своими действиями, имея определённую свободу рук. Во-вторых, если я правильно понял характер Сидоренко, "бросившемуся на амбразуру" одиночке он предоставит карт-бланш. И у меня появится возможность самому выбрать подчинённых и выстроить систему отношений с ними таким образом, чтобы это помогло в грядущем противостоянии с Обаламусом. А в том, что после прибытия пришельца мне придется какое-то время строить свою жизнь вокруг наших с ним "танцев", сомневаться не приходилось.
   Если с экзаменом по минимуму всё сложится удачно, для летнего лагеря нужно будет подобрать двух невольных помощников. Но одного из них я, похоже, уже нашел. Холопушин, как недавно выяснилось, знает "на зубок" не только технику приёма факсов и наблюдений на площадке. В лётном училище он проходил основы авиационной метеорологии: умеет читать и обрабатывать карты, составлять простейшие прогнозы. Короче, идеально подходит на роль человека, способного в критический момент оказать помощь в обеспечении полетов. Если я буду несколько дней сосредоточен на Обаламусе, Паша не подведёт - подстрахует. На роль второго помощника было намечено сразу несколько кандидатов, но поскольку ни один из них пока что не подходил идеально, поиски продолжались...
   Рассуждения и мечты совершенно не мешали мне дежурить. Хотя, если подумать, не такая уж это тяжёлая работа - периодически снимать показания ИВО. Жми себе и жми на клавишу каждые пятнадцать минут. Других-то дел всё равно нету... Вот уже пятый час пошёл, как наш аэродром, а с ним и все соседние, "закрылся" из-за низкой облачности. За окном начинает светать, через час мое дежурство заканчивается...
   Чуть слышно скрипнула входная дверь. Я обернулся. У порога стоял Дед. Я вскочил со стула и щёлкнул каблуками.
   - Здравия желаю, товарищ капитан.
   Сидоренко молча приложил руку к козырьку фуражки и сделал два шага к столу. Серые "стальные" глаза быстро обшарили лежащие на нём карты и графики.
   - Как погода? - этот вопрос наш Дед всегда задавал первым.
   - Сто десять на четыре! - мгновенно отчеканил я.
   Что в переводе с военно-метеорологического сленга означало: "нижняя граница облаков сто десять метров, видимость четыре километра, опасных явлений нет".
   - Ветер? - такого вопроса я не ожидал, и перед ответом скосил глаза на журнал фактической погоды.
   - Двести тридцать градусов, четыре метра в секунду.
   Почему его это интересует? Ветер не сильный, практически вдоль полосы. Полетам он помешать не может.
   - А ну-ка... Бегом за мной.
   Мы вышли на улицу.
   - С какой скоростью движутся облака? - спросил Николай Иванович, подняв над головой руку.
   - Да... Они, практически, совсем не движутся, - пожал я плечами. - На месте стоят.
   Дед смотрел и ждал...
   - О, чёрт! - до меня наконец-то дошло. - Значит, это вовсе не низкая облачность, а средний ярус, до которого ИВО не достаёт. Но что же тогда за пакость отражает сигнал на ста десяти?
   - Инверсионный слой [65] его отбивает! Вместе с аэрозольной дымкой, что под ним образовалась! - ответил Николай Иванович. - Ты же час назад зонд обрабатывал: неужели не заметил, что чуть выше, на ста двадцати метрах, линия температуры практически горизонтально лежит! А теперь вспомни школьную физику и прикинь: какой там перепад плотности получается...
   Я опустил голову. Это же надо было так лопухнуться! И что теперь? Прости-прощай мечты о самостоятельном аэродроме! Где же мне встречать Обаламуса? Но это всё ещё когда... А сейчас-то надо срочно действовать! Я бегом вернулся в кабинет и начал быстро обзванивать все заинтересованные службы, сообщая об улучшении погоды. Через полчаса наш аэродром уже напоминал взъёрошенный сучком муравейник: все готовились к очередной лётной смене.
   После того как я сдал дежурство, Николай Иванович велел задержаться. Но ругать, как ни странно, не стал...
   - Сейчас много появилось разных хитрых приборов, помогающих нам в работе, - сказал он вместо этого. - И потому все стали забывать, что лучшие приборы: глаза, уши, руки. Для того чтобы безошибочно контролировать погоду, нужно самому выходить на улицу для осмотра облаков, лично засекать ориентиры видимости, собственными руками щупать траву на наличие росы. Приборы всегда помогут определить, сто или сто двадцать метров до нижнего края облаков. Но они легко ошибаются в ярусе или порядке величин. Всегда помни об этом, Саша! Техника сильно расширяет, и наверное, всегда будет расширять возможности человека, но она не способна заменить нас полностью! А ещё не забудь о том, что послезавтра с утра экзамен по минимуму погоды.
   Он меня простил! Ура-а-а!
  

***

   Конец осени и два первых месяца зимы пролетели незаметно. Всё это время я упорно шел к намеченной цели - самостоятельному командованию. И долгожданный момент наступил. Зелёная электричка, мерно постукивая колёсами, везла меня сейчас в город Новинск - место расположения "лёгкого" лагерного аэродрома, где две наши учебные эскадрильи со вчерашнего дня снова стали "гостями" местного полка дальнебомбардировочной авиации. Второй из лагерных аэродромов, чаще называемый "тяжёлым", располагался в соседнем районе на окраине села, и наши коллеги были там одни-одинёшеньки. А потому именно в Новинске, где часть текущих дел по обеспечению полётов сама собой ложилась на плечи гостеприимных хозяев, наши лагерные наземные службы имели "облегчённый" состав.
   Ехал я в компании Вячеслава Мишина, вчера назначенного бессменным начальником РСП Новинского лагеря. Слава старше меня на двенадцать лет, в недавнем прошлом военный лётчик, списан три года назад по состоянию здоровья. Мужик он компанейский, неженатый, остроумный и шебутной. Глядя на этого пышущего здоровьем атлета, мало кто мог представить, что два, а иногда и три раза в год его скручивают невыносимые боли в позвоночнике. К своей нынешней работе майор Мишин, не потерявший пока надежды когда-нибудь вернуть себе штурвал и крылья, относился с юмором. Нелётные должности в ВВС он по привычке всё ещё считал несерьёзными, а службу за пределами любимого неба едко и остроумно осмеивал.
   Меня Слава интересовал не только как опытный в армейских делах товарищ, гораздо важнее была реальная возможность использовать его втёмную как второго, и главного, невольного помощника в операции "Капкан". Дело в том, что при встрече с Обаламусом, которая теперь могла произойти в любой момент, передо мной стояли две первостепенные задачи: запереть коварного инопланетянина внутри своей черепушки и добиться от него ответов на интересующие меня вопросы.
   С первым пунктом плана особых проблем не предвиделось - на эту тему уже имелись достаточно правдоподобные догадки: перебрав все странности в поведении пришельца, я решил, что ни короткое, ни длинное имя Обаламуса не могли быть настоящими. Ведь если он с самого рождения обходился без тела и со своими согражданами общался телепатически, то имя должно быть другим - образным. Оно переводилось бы на наш язык чем-то вроде "летящая мысль" или "звонкая метафора"... Даже в том случае, если тело у него когда-то было, образы вроде "быстрый олень" или "огненный заяц" намного более вероятны, чем ничего не значащий набор букв, а тем более цифр! Скорее всего, выдаваемый за имя набор символов был программой беспрепятственного вывода его сознания из моей головы. Или ввода-вывода, но это - несущественно. И если догадка верна, то слово "Обаламус" - что-то вроде ключа или тестовой программы, без которой он после длительного пребывания в моем черепе не может его покинуть. Именно поэтому коварный дух и устраивал свои "именные" истерики! А потом, когда понял, что я с каждым днём всё меньше внимания обращаю на его дурацкие запреты - сбежал, не дожидаясь исполнения своего плана. Боялся, зараза космическая, что, пару раз исковеркав "имя", я ему выход из своей головы заблокирую [66].
   Так что, при известной сноровке и малой толике удачи, есть хорошие шансы, что мне удастся быстро и - что тоже важно - не вызывая подозрений, захлопнуть капкан. Но ведь нужно же ещё и добиться от пришельца правды! А для этого мне требовалось создать реальную угрозу жизни Обаламуса. Такую, чтобы насквозь его пробрало! То есть коварный дух должен будет понять, почувствовать, что если не расколется, я обеспечу нашу с ним совместную гибель, да такую, что она полностью исключит для Обаламуса любую возможность воскрешения. И первый шаг в этом направлении я уже сделал: составил завещание, в котором в случае своей смерти ставил обязательное условие - кремацию трупа.
   Сложенная вчетверо бумажка, по всем правилам заверенная нотариусом, постоянно лежала теперь в военном билете [67]. Я не хотел умирать, но расколоть пришельца можно было лишь между молотом и наковальней. В качестве последней - к которой он будет надёжно прикован - планировалась моя голова. А на роль молота требовалось подобрать спарринг-партнёра максимально убойных габаритов. И тогда дело останется за малым: обеспечить постоянную практическую возможность подставить голову под удар его кулака. Слава в настоящее время подходил на роль молота лучше остальных. Он весил свыше ста килограммов, слыл неплохим рукопашником и периодически появлялся в спортзале с перчатками на руках. Но имелось у этой кандидатуры и два существенных недостатка. Во-первых, Мишин был старше меня по званию, а потому имел возможность отклонить предложение поработать в полный контакт, а во-вторых и в-главных, его в любой момент мог скрутить очередной приступ радикулита...
   Но все остальные кандидаты годились на эту ответственную роль ещё меньше, и потому выбора у меня практически не было.
   - ...а ещё в центре города есть великолепная баня: две финских сауны, три классических парилки-каменки, ещё одна - влажная с парогенератором. Они её турецкой называют. Врут, конечно: турецкую я в Сирии видел, там - просто на горячем камне лежишь! Ребята говорят, плавательный бассейн в предбаннике огромный, не меньше, чем в ином Дворце спорта. Да к нему ещё "до кучи" несколько малых лоханок - с разными температурными режимами, вплоть до совсем уж ледяного, как в проруби...
   Так, основную лекцию о городе я пропустил мимо ушей, но Славик наверняка ещё не раз её повторит. Поговорить он любит. Причем, поговорить, в его исполнении означает, - не поучаствовать в беседе, а "выдать на-гора" длиннющий монолог. Меня такое положение дел вполне устраивало: можно было целыми часами согласно кивать и думать о своем. Но всё время молчать - тоже не дело! Для правдоподобия иногда нужно вклиниваться между Славиными фразами, и похоже, сейчас наступил именно такой момент.
   - Да, ладно тебе заливать! Чтобы в заштатном городишке на двадцать тысяч жителей было такое великолепие! Мужики, небось, просто лапшу на уши вешают...
   - Нет, Саша! Баню эту я сам видел. Внутрь не заходил, врать не буду. Но ребята из разных эскадр одно и то же рассказывали. И на вывеске при входе всё это есть. Да ты сам подумай! Не может же такой громадный комплекс пустым стоять?!
   Электричка стала медленно притормаживать.
   - Наша станция, - сказал, поднимаясь со скамейки, Слава. - Сейчас на автобусе как раз мимо этой бани проедем, сам увидишь.
   - А может сразу и посетим?
   - Не успеем, - сверившись с часами, ответил Слава. - До большого сбора два часа осталось, а нам чистой дороги час с лишним! Это если автобуса долго ждать не придётся.
   Руководил Новинским лагерным сбором подполковник Васильченко, только здесь он был уже не зам, а САМ [68]. И это, по словам Мишина, обещало нам целый букет сюрпризов.
   - Ты пойми, Саша, - говорил он мне, когда мы сидели на последнем ряду актового зала, ожидая начала собрания. - В Советской Армии всё совсем не так, как на гражданке. Это у вас там "человек человеку - друг, товарищ и брат", а в казарме другой закон, здесь "человек человеку - прапорщик". И закон этот на каждого из нас, кадровых офицеров, накладывает свой неизгладимый отпечаток.
   - Да ладно заливать! - усмехнулся я. - Какой ещё отпечаток?
   - А ты не хихикай, - нарочито серьёзно ответил он. - Тем, кто здесь над порядками армейскими смеётся, долго потом плакать приходится! Так что запомни, как "Отче наш": любая дурь, оформленная приказом командования, становится законом для всех нижестоящих! Усвоишь эту премудрость, и будешь в любой части [69] жить, как у Христа за пазухой! Правда, и последствия имеются - не без этого...
   - Гм... - сказал я, чтобы продемонстрировать заинтересованность. - И в чём же они, если не секрет?
   - Да, какие уж тут секреты! - фыркнул довольный Слава. - Если за первые десять лет службы у человека полностью отмирает головной мозг. Спинного - ещё годочков на десять-двенадцать хватает. А через двадцать пять, в аккурат перед выходом на пенсию, как у начстроя нашего - даже костного не остаётся...
   "Заливает! - подумал я. - Но как убедительно! И ведь ни смешка, ни улыбочки, ни хитринки в уголках глаз... Нет, дорогой ты мой - тёртый, опытный и бывалый - не каждого летёху-первогодка на эдакое простенькое фу-фу развести можно!"
   - А я-то думаю, из-за чего это у тебя постоянно поясницу прихватывает? - шепчу в тон майору. - Значит, всё просто: спинной мозг сопротивляется - помирать не хочет!
   Сказал и тут же прикусил язык: негоже лейтенанту так над старшим офицером потешаться. Но Славик, как ни странно, не обиделся.
   - Зато у меня голова с похмелья не болит! - постучал он себя по лбу широкой ладонью. - И на ринге, не в пример легковесным хлюпикам, любой удар без проблем на лоб принимаю! Но это всё - хиханьки... А я о серьёзном речь веду: ты во время собрания ворон не лови! Слушай внимательно, гляди в оба. И делай всё, как я скажу. Чую, ждёт нас сегодня сюрприз какой-то. Я с Васильченко не первый год в лагерях, он так - если хоть на минуту затянул с началом: значит, что-то хитрое выдумал. А сейчас, заметь, САМ наш уже на полчаса опаздывает...
   В этот момент открылась дверь, и дежурный скомандовал:
   - Товарищи офицеры, смирно!
   - Вольно, садитесь! - обведя глазами зал, благодушно произнёс Васильченко и добавил сразу, без смены интонации. - У кого бабы в городе есть, встать!
   Славик взлетел с места, как будто заранее знал вопрос, и призывно дернул меня за рукав.
   - Ты чего? Какие бабы?! Откуда? - недоумевая, прошептал я, поднявшись вслед за старшим товарищем. - Я в Новинске первый день, даже города ещё не видел.
   Мы возвышались над притихшим залом, как два случайно уцелевших волоска на гладко выбритом подбородке.
   - Молчи, дурак! Потом объясню, - практически не разжимая губ, ответил майор, не забывая есть глазами начальство.
   - Так, - удовлетворённо произнёс Васильченко. - Серов и, конечно же, Мишин. Вам вход-выход свободный! Остальным, которые без жён приехали, с двадцати одного ноль-ноль и до семи утра быть в казармах. В случае крайней необходимости - отпрашиваться у меня лично!
   - Но почему? - раздался из зала чей-то недоумевающий голос.
   - Они примут по пятьдесят капель, и к своей бабе под бочок! - нарисовал сладостную картину Васильченко. - А вы? Черти... Нажрётесь до поросячьего визга и попрётесь в таком непотребном виде кому ни попадя морды бить. А мне потом - из ментуры вас полночи доставай, как в прошлом годе. Нет, всем бессемейным, кроме этих двух бабников, до конца лагерей - казарменное положение.
   Я в недоумении уставился на Славу.
   - Ты знал, что он задумал? Но... Откуда?
   - Ха!.. Этого в университетах не проходят! - хлопнул меня по плечу довольный майор. - Оно само собой поселяется в остатках костного мозга после замены четырех маленьких звёздочек на одну большую!.. Учись, студент!
  
  
  

Глава 3. "Граф Суворов" в юбке

"Искренность в небольших дозах опасна,

в больших - смертельна".

Оскар Уайльд

  
  
   Погода с трёх часов ночи была нелетная. Адвекция теплого влажного воздуха. За окнами сплошной пеленой висел густой серый туман, и с каждым часом становилось всё понятнее, что рассеиваться он сегодня не собирается. Но Васильченко упорно держит всех на рабочих местах, и мы со Славой маемся дурью в помещении метеослужбы.
   Я обрабатываю очередную порцию карт, а Слава занимается любимым делом - травит байки. На выходные он уезжал в полк по личным делам. Сегодня утром вернулся и привез массу новостей, которыми и делится сейчас со мной.
   - Ты помнишь свой первый туман? Ну, тот, - театрально щёлкнул пальцами майор. - Что накрыл нас с точностью до минуты?
   - Забудешь такое, как же! - развёл руками я.
   - Ну вот, история эта, как выяснилось, ещё в ту ночь случилась, но всплыла только несколько дней назад. Тогда твоими стараниями смену мы, если помнишь, в одиннадцать вечера закрыли. И каждому идиоту было ясно, что запрет уже не отменят. Народ сразу по домам разбежался. Но не весь. Для любителей пропустить рюмашку-стакашку, а то и литрушку: такой отбой полётов - самое время благодатное! Дома уверены, что муж и отец до утра службу несет. На входе в квартиру алкоконтроль снят. Принимай хоть тройную дозу - никаких последствий! Сколько, где и чего в это время булькало - точно сказать не берусь, но в одном благоустроенном гараже два закадычных дружбана Вася Шухов и Петя Сыч горлышки "шпагой" [70] в ту ночь прополаскивали. Ну, как это обычно бывает, один стаканчик, потом другой, третий. А дальше наступает, естественно, время "для поговорить". Тут Петя возьми да и ляпни сдуру: "что-то Машка твоя в последнее время ходит такая начипуренная, не иначе как хахаль у неё завелся". С горя Вася принял ещё пару стаканчиков. Петя друга поддержал. Ещё поговорили - решили, что точно, завёлся. "Так мы ж сегодня всю ночь на полётах! - высказал здравую мысль Вася. - Значит, он сейчас у ней, мля... В моей постели пригрелся!" Мысль показалась здравой... Обоим. Ну, военная жилка: прапорщики всё же - стали диспозицию разрабатывать. Договорились так: Вася берет на себя задачу фронтального давления на противника - заходит в квартиру, чтобы спугнуть хахаля, а Петя осуществляет фланговый обход позиции - устраивается под окном Васиной спальни с дрыном в руках. Квартира-то Шуховская - на первом этаже. Как только хахаль, с ночной лёжки поднятый, из окна выпрыгнет, тут его Петя дрыном и обездвижит. Потом к другу присоединяется Вася, и они вдвоем пинают поверженного противника.
   - А дальше? - отложив в сторону карту, спросил я.
   История становилась занимательной.
   - Ну, пока Вася дом огибал, в подъезд входил, по лестнице на три ступеньки поднимался - совсем обалдел от ревности. Про ключ в кармане он, естественно, забывает. Дверь квартиры высаживает плечом. Влетает в комнату. Видит, жена в постели одна лежит, глазами спросонья хлопает. И занавеска на открытом окне колышется. "Ах, вот он где!" - вопит Вася, и выпрыгивает на улицу...
   Слава сделал картинную паузу.
   - И... - решил я не разочаровывать майора.
   - И получает, естественно, дрыном по лбу. Друг Петя в темноте не стал присматриваться к тому, что из окна свалилось. Так вот, топчется он по другу Васе и орёт в окошко: "Попался, твою мать! Васька, прыгай, я его поймал!"
   - Гм... И долго он так ногами работал?
   - Ну, пока Машка окончательно проснулась, пока поняла, что происходит, пока халатик накинула, пока смогла убедить этого пьяного придурка, что он по своему другу Ваське уже пять минут топчется... Короче, на утреннем построении Шухов изображал адмирала Нельсона. На мир смотрел одним глазом, а большую часть лица закрывала черная повязка. Он всем тогда сказал, что с лестницы по пьянке свалился. И с Пети клятву взял: об этом случае - никому. Тот полгода молчал. А недавно проговорился. И пошла история в народ. Теперь над придурками этими весь полк потешается.
   - Так, а окно-то почему было открытым?
   - Ты вспомни, какая жарища в тот вечер стояла!
   Да занимательная история. Придумал человек проблему там, где её не было. И получил по тому месту, которым недосоображал. Редкостный случай - согласен! Обычно за дурную голову другим частям тела отвечать приходится.
   - Ну, как погода, когда нас по домам отпустят? - раздался из коридора жизнерадостный бас.
   В дверях стоял новый ВРИО начальника лагерной службы связи Сергей Кошка. Одет в техничку, чтобы без погон. Сержант-сверхсрочник на капитанской должности. Такие фортели здесь тоже бывают. Уговорили остаться, обещали школу прапорщиков. Но сейчас просветов в работе нет, а потому Серёга так старшим сержантом и служит. Пятый месяц уже. Вообще-то ему ничего, кроме паяльника, не интересно. Работу свою любит - со смены не выгонишь! И специалист классный - такого среди офицеров поискать. Но сегодня к нему жена приехала. Сергей её три месяца ждал.
   - Да погода-то нелетная, а когда отпустят: с этим к Васильченко! - развёл руками я. - Будь моя воля, ещё утром всех по домам бы отправил, один чёрт - до завтра туман.
   В коридоре послышался шум. С третьего этажа, с вышки, спускались САМ и командиры обеих эскадрилий.
   - Ну, что там с погодой? - спросил Васильченко. - Докладывай, Серов.
   - Товарищ полковник! - я выложил перед ним карту. - Адвективный туман с видимостью сто-двести метров до самого утра у нас и по всем запасным. Завтра должен рассеяться. Часов с одиннадцати сложные условия, после обеда простые.
   - А минимум с утра будет часок-другой?
   - Должен быть, товарищ полковник! По нижнему краю чуть подольше подержится, а видимость уже после десяти до четвёрки [71] улучшиться должна.
   - Ну, что ж! - усмехнулся он. - Тогда разбегаемся...
   Не успел Васильченко закончить, как внизу уже хлопнула дверь.
   - Кошка. Связист, - заметив недоумение в глазах начальства, пояснил ИО комэска-шесть майор Цылюриков. - Супруженница его долгожданная утренним поездом приехала. Разобрало мужика!
  

***

   На коммутаторе Слава бывал часто. Что не удивительно - девушки здесь работают симпатичные и острые на язычок. И они с удовольствием слушают майорские байки. Вот и сейчас рассказ о том, как два бравых прапорщика ловили "хищного зверя хахаля" вызвал дружный смех всей женской смены. И он мог ещё долго звучать в помещении аппаратной, если бы не грохот отлетевшей к стене двери. Ввалившийся в комнату сержант Кошка остановился перед самым столом коммутатора. Следы глубоких царапин украшали его лицо, уши, шею. Воспаленные от бессонной ночи глаза Сергея аж светились от избытка ненависти.
   - Значит так, девочки, - свистящим шепотом процедил сквозь зубы сержант. - Узнаю, кто вчера говорил по телефону с моей женой - убью! А узнаю я обязательно... Рано или поздно!
   Так... Интересно. Похоже, девчата решили по-женски разобраться со строгим начальником. Отомстить ему за все тяготы службы руками любящей жены. И в этом, бесспорно, преуспели.
   Но нужно было что-то делать. А что? Пока я раздумывал, ситуацию под контроль взял Слава. Он подошел к разъяренному связисту, слегка потрепал его по плечу и сказал:
   - Да оставь ты их, вчера дежурила другая смена. Пойдем лучше, чайку с бутербродами попьёшь. Ведь наверняка же не ел ничего с утра! Или с вечера?
   - Ладно, пойдём! - уступил Славиному напору Сергей. - Но я обязательно найду... И тогда она пожалеет...
   - Отыщешь, конечно! - не стал спорить с ним майор. - Но для этого нужно сначала успокоиться, а потом хорошо подумать.
   Чай нашелся у меня на метеослужбе. Бутерброды Слава достал из портфеля. Два первых стакана Сергей выпил залпом. Потом принялся за хлеб с колбасой. Мы его не торопили. Пусть сначала немного в себя придет. А потом - сам все расскажет, если захочет. Куда нам спешить? Туман всё равно ещё не рассеялся.
   - У-у-уф! Спасибо, ребята, - сказал Сергей, оторвавшись от четвёртого стакана чаю. - Это был один сплошной шестнадцатичасовой кошмар! И почему она этим дурам поверила?! Ума не приложу!
   - Да чему поверила-то? - уточнил Слава. - Ты же нам ещё ничего не рассказал.
   - Я вчера утром хозяйку предупредил, что ко мне жена приезжает, чтобы впустила ее. А Света, как с вокзала пришла, мне на работу позвонила: сообщить, что всё в порядке. Ей женский голос в трубке отвечает: "Алло!". Она просит позвать Сергея Кошку. А оттуда говорят: "Кто его спрашивает?" - "Жена" - "А звать как?" - "Жена, скажите, он поймет". А ей на это в ответ ехидненько: "Много вас здесь таких. И каждая врёт, что жена. Звать как?". Вот заразы!!!
   Сергей саданул кулаком по столу. Ложка в стакане жалобно тренькнула.
   - Ловко! - усмехнулся Слава. - А дальше ты пришел домой, и тебя до утра морально уничтожали, грызли, царапали; а ещё били посуду, ломали мебель и всё прочее в том же духе?
   Кошка уставился взглядом в пол. Потом удручённо кивнул головой. Слава сложил руки на груди и улыбнулся.
   - И теперь ты не знаешь, что со всем этим делать дальше?
   - Совершенно не представляю!
   - Во-первых, забудь о ссоре до вечера, а не то обязательно напортачишь чего-нибудь. Во-вторых, после смены иди домой, как ни в чем не бывало, но сам инициативу в общении не проявляй. И если всё сделаешь правильно, то она сама подойдет мириться.
   - Ты думаешь?
   - Уверен! Только ты сегодня со службы домой не звонишь, на работе не задерживаешься, цветов и конфет для примирения не покупаешь. Возвращаешься, молчком садишься в кресло, включаешь телевизор на минимальную громкость и тихо ждешь развития событий.
   - И она сама подойдёт мириться?
   - Если всё сделаешь правильно, то не просто помириться предложит, а извинится за вчерашний "концерт", и больше никогда тебя по пустякам ревновать не станет.
   Сергей помотал головой.
   - Ладно, вечером попробую... Другого варианта всё равно нет.
   Он аккуратно ощупал царапину на носу.
   - Пойду, мне еще до полётов одну линию надо прозвонить: вчера связь с первым приводом барахлила, - решительно поднялся Сергей. - Спасибо за завтрак! Ну, и вообще...
   Он пожал плечами и вышел. А я с интересом уставился на Славу:
   - Ну, сегодня ты Сергея успокоил, девиц от расправы спас. А что завтра ему говорить собираешься?
   - А завтра утром, если он всё сделает как надо, то и про каверзу эту бабскую и про царапины свои - даже и думать забудет. Света об этом позаботится!..
   Я обалдел.
   - Ну, элементарно же! - пожал плечами Слава. - Приезжает баба в незнакомый город и попадает в такую ситуацию. Что делать? Знакомых - ни одного, расспросить о поведении мужика некого. А узнать нужно. Тогда организуется грандиозный скандал. С истерикой, расцарапыванием глаз, ушей, носа и других частей тела. А дальше всё можно понять по его поведению. Если Серёга действительно такой бабник, то за рабочий день найдет, к кому из зазноб под бочок на следующую ночь пристроиться - от греха подальше. Допустим, не нашел!.. Тогда заявится мириться с цветами, конфетами и т.д. и т.п. А если пришел молчком, сел в угол и ничего не предпринимает, значит - идти ему кроме дома некуда, и вины за собой он не чует. Вот так всего за сутки Света наша со стопроцентной вероятностью выяснит, что мужик её не виноват. И сегодня ночью попытается вознаградить его за несправедливый наезд.
   - Ну, ты прямо... Стратег!
   - Это не я, а Сережкина жена - стратег. Просто не Светлана, а граф Суворов в юбке: глазомер, быстрота, натиск. И заметь, он на неё не в обиде, а, следовательно, она и тактически свой скандал очень грамотно выстроила. То есть здесь мы имеем историю двух прапорщиков, развернутую на сто восемьдесят градусов. Там сплошные фантазии - здесь исходная информация. Там безоговорочная вера - здесь сомнение во всём. Там действия, которые ничего не позволяют выяснить - здесь отлично просчитанная комбинация. Там над идиотами весь полк потешается - здесь никто ничего не скажет, а тем более не осудит и не осмеёт. Я уверен, что если у Серёги хоть какое-то микроскопическое движение налево было за всю их семейную жизнь, Света бы его за эту ночь до самой задницы расколола!
   Стоп, а вот это интересно! Мне тоже нужно будет кое-кого расколоть. В кратчайший срок и до задницы. Так что придется Славу завтра поподробнее порасспрашивать. Если его прогноз оправдается, что не факт!
  

***

   Через час после рассвета туман начал редеть. А к девяти утра оторвался от земли, превратившись в низкую облачность, которая, обтекая стволы и ветви, с каждой минутой поднималась всё выше, открывая моему взгляду влажные молодые листья лип и дубов, растущих вдоль дороги.
   Белые клубы, похожие на клочья ваты, ещё цеплялись за верхушки тополей, да и стена соседнего дома из окна метеослужбы была видна только до балконов четвёртого этажа, но интуиция подсказывала, что всё это уже ненадолго.
   Я нехотя оторвал взгляд от оконного стекла и уткнулся носом в недоделанную семисотку [72].
   - Ну, Саша! Что я тебе говорил?! - раздался торжествующий голос Славы. - Да, выйди ж ты на балкон, едрёна шишка! Никуда твои карты не денутся!
   Картина, открывшаяся нашему взору, что называется, не допускала двойного толкования. Сергей Кошка шагал широко, весело, энергично. Глаза сержанта лучились счастьем. Губы беззвучно шевелились. То ли поёт на радостях, то ли сам с собой разговаривает - не поймёшь... Но в полном кайфе человек - за семь вёрст без бинокля видно!
   - Убедился?! - спросил довольный майор.
   - И всё равно, ничего не понимаю! - помотал головой я. - Скандал в этой ситуации закатила бы любая женщина.
   - Скандал, да не такой! - театрально щёлкнул пальцами Слава. - Ты обратил внимание, что Сергей пришёл вчера измученный и поцарапанный, но про жену свою ни одного плохого слова не сказал? И озлобился он на девчонок своих с работы, а не на неё. А почему? Да, потому что Светлана сумела вокруг своих страданий всю эту разборку построить. Своих страданий, заметь, а не на его измены!
   - Это как?
   - Большинство баб в такой ситуации будут через слово орать: "Кобель, сволочь!". И через пять минут мужик уже за собой вины не чувствует, даже если что и было. Кому ж интересно, когда его, любимого, через слово так склоняют? А если мужик не виноват, то она вообще может сразу по морде получить. После первых же оскорблений. И вот скандал только начался, а у обеих сторон уже есть основания для битвы не на живот, а на смерть. Мужик оскорблён, баба избита. А когда женщина с пониманием, она вместо "Кобель!" кричит: "Как же ты мог со мной так поступить? Ведь я же тебя так любила!". Вот здесь, если она ему не безразлична, он будет сражаться не с ней, а за то, чтобы её удержать. Здесь каждое её слово лечит те раны, что наносят в это время коготки. Да, большинство мужиков и ран-то, как правило, за такими словами не замечает! Но!!! - Слава поднял вверх указательный палец и на секунду замер в позе опытного лектора. - Это только в том случае, если он её любит! Усек?!
   - А если не любит?
   - А тогда мужику все её слова - до лампады! Он замечает только царапины. И реагирует совсем по-другому. Ссора началась с позавчерашнего вечера. К утру Светочка убедилась, что её очень сильно любят, а вчера после смены по Серёгиной реакции поняла, что вообще зря на мужика наехала: он у неё не то, что чем иным-прочим, а даже и в мыслях - безгрешен! Ну, и вознаградила, как полагается, за любовь да верность... Даже отсюда видно, что связист наш до сих пор "в нирване". Хорошо, что он вчера со злости всю линию прозвонил, да стыки перепаял. Сегодня от этого счастливого олуха толку не будет. Две бессонные ночи подряд - не шутка!
   Я призадумался. Пожалуй, кое-что из этой стратегии и тактики можно использовать не только против сильного пола, но и против сильного интеллекта. Вот только как?
   Кошка подкатил к нам добродушным медведем.
   - Здравия желаю, всей честной компании? Как сегодня погода?
   - Да с погодой-то нормально! - в тон ему ответил я. - Связь как? Будет ли работать линия, что ты вчера прозванивал?
   - А куда ей деваться? Будет, как миленькая! Это чтобы пропаять провод на стыках да заизолировать грамотно - профессионал нужен. А как связь появилась, ей может пользоваться любой: дурак и умный, сильный и слабый, солдат и офицер! И даже дух бесплотный, если конечно мои девочки его к коммутатору подключат.
   Стоп, а это неплохая мысль! Про бесплотного духа! И она мне может здорово пригодиться...
   Пока Слава и Сергей продолжали жонглировать остротами, я решительно сунул руку в карман. Где же он? А-а-а, вот! На ладони лежал новенький двухгривенный. Я внимательно осмотрел реверс монеты. Закрыл глаза, попытался представить себе, как она лежит на полу гербом вверх. И подбросил в воздух. Звяк... Катится на ребре, падает на бок. Мысленно фокусируем взгляд. Герб. Я открыл глаза и посмотрел вниз. Монетка лежала как надо. Я поднял и подбросил её в воздух ещё раз. Результат не изменился. И ещё раз, и ещё... Лицевой стороной монетка упала только после шестого броска.
   - Загадал на что-то? - спросил Слава.
   - На вечернюю смену, на грозу, - зачем-то соврал я.
   - Ну и как? - усмехнулся Кошка. - Летает сегодня Цылюриков?
   - Нет, - с наигранной досадой ответил я. - Не судьба ему, похоже, синее небо коптить! Впрочем, вы пока не радуйтесь. Часов через пять-шесть наступит время для научных методов...
   Слушая Славины ехидные комментарии, я завёл руку с монеткой за спину и сжал металлический шершавый кружок между тремя пальцами. Взглянул украдкой - никакого результата. После этого я снова убрал руку назад и представил себе, что её кисть превратилась там, за спиной, в механический пресс - в десятом классе, на экскурсии по заводу, нам такую машинку в кузнечном цехе показывали. Скруглённый молот большого пальца неудержимо давит вниз посредине монеты. А фигурная U-образная наковальня, в которую превратились указательный и средний, помогает кружочку принять нужную форму...
   В глазах на долю секунды сверкнула молния и тут же погасла. Я быстро сжал в кулаке полученный результат. Сердце ещё какое-то время билось о ребра, словно пытаясь выбраться наружу. Постепенно оно утихомирилось. Тогда я разжал ладонь и посмотрел на монетку. Она заметно изогнулась. Вот это да! Впрочем, чему удивляться! Обаламус установил рычаги управления, позволяющие включать скрытые возможности организма. Но пользоваться ими, как выяснилось, мог не только он. Оставалось понять: кому станет подчиняться моё тело, когда мы с пришельцем потянем за те самые рычаги в разные стороны?..
   На этот вопрос ответа пока не было. Но появилось сразу несколько новых идей: какими способами, методами и путями можно повысить шансы на успех, как ускорить и углубить подготовку к встрече "заклятого" друга, где вести поиск дополнительных средств борьбы...
  
  
  

Глава 4. Лекции по стратегии и тактике

"В действительности всё совсем не так,

как на самом деле".

Антуан де Сент-Экзюпери

  
  
  
   До сегодняшнего дня все Славины лекции по тактике я воспринимал на уровне "информационного шума". А знания пополнял в основном из библиотечных книг и переписки с недавно поступившим в военное училище Тимуром. Но после истории с расцарапанным Кошкой мне, естественно, захотелось подробнее ознакомиться со всем, что думает наш РСП о военном деле вообще и о тактических приемах в частности.
   - Одно из основных положений науки побеждать, - по-книжному начал очередную лекцию Слава, - гласит: нет сильных и слабых сторон у противника, есть О-СО-БЕН-НО-СТИ. А сильными и слабыми сторонами они становятся только в рамках стратегических решений и тактических приемов руководящего сражением полководца. Отсюда следует, что самое интересное в стратегии и тактике - то, как в конкретных условиях разыграть по-максимуму свои козыри и свести на нет преимущества врага.
   "Если он и дальше будет продолжать в том же духе, через пару минут начнётся долгая борьба со сном" - подумал я.
   Но на этом книжная заумь, слава Богу, кончилась, и майор перешел на нормальный человеческий язык.
   - Эх-х-х... Знал бы ты, Саша, как часто для победы над противником успешно использовалась именно та особенность, которую до сражения все вокруг считали его бесспорным преимуществом!
   - Сильные стороны, как уязвимые места? - желая, чтобы он развил именно эту мысль, немедленно уточнил я. - Можешь привести примеры? Такие, чтобы даже до "чайника" дошло?!
   - Легко! - воодушевился моим интересом Слава. - Классический случай: бой крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец" с превосходящими силами японцев у Чемульпо. Ты, наверное, не в курсе, что задачу - прорываться из бухты - успешнее выполнял именно "Кореец", но потом, уже проскочив в открытое море, он вынужден был вернуться, чтобы вызвать огонь на себя и отвлечь самураев от подбитого снарядами "Варяга". А знаешь, почему канонерке удалось в течение часа прикрывать израненный крейсер от огня всей японской эскадры, да ещё и не получить при этом ни единого повреждения?
   "Ну, и нафига мне, дураку, было над книгами корпеть! - застучало в голове запоздалое раскаяние. - Вот же он, источник нужных сведений: черпай - не хочу... Хотя, пока ещё - не всё тут понятно..."
   - Слушай, а ты ничего не путаешь?! - уточнил я на всякий случай. - Канонерка раза в три слабее крейсера, да и бронирована - не в пример легче! Мне кажется, японцы бы её одним точным залпом в дуршлаг превратили! Как же тут - без повреждений-то?
   - Гм... Сыны Ямато имели в то время прекрасный флот современной английской постройки. Да, и натаскивали их британские офицеры. Но времени было в обрез, а потому обучали только самому современному способу прицеливания - по вертикальному силуэту. Английская разведка загодя снабдила японцев данными по всем русским кораблям. А дальше - элементарно. Смотришь справочник силуэтов. Находишь идентичный. Ага! "Кореец", а под ним буковки и циферки нужные в табличке: высота от ватерлинии до кончика стеньги или гафеля в метрах и футах. Затем подходишь к дальномеру, определяешь расстояние до цели по видимой высоте силуэта и выставляешь прицел орудия... - Слава так вжился в образ, что в это момент даже прищурился. - Вот только кавторанг Беляев, капитан "Корейца", перед выходом из порта приказал обрубить стеньги и гафели. В результате все японские снаряды ложились с перелетом. Грамотно скорректировать огонь канониры не могли. Визуальный-то глазомер у них отсутствовал - это воспитывается годами...
   - И кем же он потом стал, этот Беляев?
   - Да... Практически никем! - махнул рукой Слава. - Николаю Второму такие были без надобности! При дворе процветали Рожественские и Куропаткины... Наш последний царь, вообще, обладал редкостным "даром": игнорировать талантливых людей и продвигать дуболомов. Уж если он отстранил от командования армией человека, который, по мнению Черчилля, в первом же сражении выиграл для Антанты Мировую войну, то о чем тут вообще говорить?
   - Это ты о ком: кто войну выиграл? - Слава летел вперёд так быстро, что я начал терять нить рассуждений.
   - О генерале Ренненкампфе, разумеется! - удивился майор. - Может ты и о сражении при Гумбинене не слышал?
   - Это где-то в Восточной Пруссии? - неуверенно попытался угадать я. - Но нас же там, кажется, разбили...
   - Разбили? - Слава криво усмехнулся и посмотрел на часы.
   Я тоже скосил на них взгляд: времени до начала второй смены - вагон и маленькая тележка. А сейчас у нас "дипломатическая гроза". Для тех, кто не служил в учебной авиации, объясняю: все, кому нужно было слетать для поддержания формы и подтверждения минимумов, давно приземлились. А дальше, по договоренности с начальством, я записал в фактической погоде грозу, которая еле слышно "гуркала" сейчас в полусотне вёрст от аэродрома и летать никому не мешала, а РП после этого закрыл полеты. Оно и правильно: зачем зря народное горючее жечь?! Но формально-то смена продолжается, а потому я вынужден безотлучно сидеть на рабочем месте. Вся группа обеспечения полётов, в том числе и РСП, тоже торчит в здании, в пределах телефонной досягаемости Васильченко. И мы со Славой коротаем время за беседой.
   - Сражение это проходило в Восточной Пруссии на третий день войны, - воткнув в розетку вилку электрочайника, продолжил рассказ Слава. - Похоже, ты о нём не слышал, если с танненбергским разгромом путаешь! Да, и откуда? Школьные учебники об этом деле помалкивают: что у нас, что "за бугром"... Оно и понятно! Союзникам уже тогда не было резона прославлять Россию, которую они после войны собирались оставить с носом. Для наших красных историков: Ренненкампф - главный душитель революции 1905 года, гад, жандармская морда. Для белых, в большинстве своём - тупых националистов: остзейский немец, а, следовательно - война-то с Германией шла - предатель. Вот так и получилось, что всем было выгодно замалчивать его тактические находки в этом сражении. А ведь Павел Карлович Ренненкампф смог добиться блестящей победы в ситуации, которая, согласно учебникам по тактике, считалась совершенно безнадёжной. Кстати, эти его новые приёмы позже стали основой теории общевойскового боя в современной ядерной войне.
   - Ну, а ты откуда всё это узнал?
   - В военных училищах иной раз попадаются хорошие преподаватели, - пожал плечами майор. - Нам повезло с тактикой.
   - И что интересного показал Ренненкампф в этом сражении? - я решил, что пора вернуть разговор в прежнее русло. - В чём и насколько сильнее был противник?
   - Если по головам считать, разница не кажется катастрофической... - загадочно усмехнулся Слава. - Семьдесят четыре тысячи немцев против шестидесяти четырёх тысяч русских. Но у противника сплошь кадровая пехота, а у нас почти половина кавалерии, в том числе иррегулярной. Если не в курсе: по тем временам её уже считали непригодной для боя с врагом, вооруженным большим количеством пулемётов. А по этому показателю немцы были впереди планеты всей! Кроме того, у них имелось ещё и подавляющее превосходство в качественном составе артиллерии...
   - Извини, Слава! - не понял я его. - Что ты здесь под качеством подразумеваешь? Точность, дальность или скорострельность?
   - Принципиально новое на тот момент поколение артсистем! - пояснил майор. - Нашим трехдюймовкам, бьющим прямой наводкой, противостояли тяжёлые немецкие орудия в два-три раза большего калибра. И стреляли они с закрытых позиций, недоступных для ответного русского огня. По числу стволов их было больше всего-то процентов на пятьдесят, но суммарный вес германского залпа превосходил наш в десять с лишним раз. Так вот, Ренненкампф умудрился сделать так, что многие преимущества немцев сыграли в этом бою против них самих! А всё потому, что взаимодействие родов войск на поле боя было у них тогда ещё слабо отработано. Связь часто запаздывала, а германское командование не всегда учитывало этот фактор.
   - Стоп, а связь-то тут при чём?
   - А при том, что проводная была ненадёжна: рвался телефонный шнур от артогня, а радиостанций ещё не было. Приказы развозили курьеры. Вот это-то и оказалось ахиллесовой пятой германской армии. На практике всё выглядело так: бьёт немецкая артиллерия по русским траншеям, с землёй их сравнивает, затем пехота идёт в атаку, и натыкается на вал огня. Потому что снарядами перепахали ложный передний край. А за ним ещё две линии окопов, только эти - хорошо замаскированы. В них-то и сидит русская пехота. Наши орудия, выставленные на прямую наводку, сводят на нет превосходство немцев в пулемётах. Германские дивизии отходят с большими потерями. Русские контратакуют, врываются в первую немецкую траншею... Но дальше не идут. Противник вызывает огонь тяжёлой артиллерии. За то время, пока приказ доходит до канониров, наша пехота отходит на свои позиции. Немцы возвращаются в передовые окопы. И попадают под массированный артудар, который сами же и заказали...
   - Ух, ты! - не удержался я от восхищённого возгласа. - Здорово!
   - Ага. Мне в своё время тоже понравилось... - Слава выключил чайник, пару минут поколдовал над заварником, закутал его в полотенце и продолжил. - По тем, кому повезло уцелеть, бьют "в упор" передвинутые поближе трёхдюймовки. Обстрел заканчивается, и русская пехота снова атакует. Только противник теперь уже изрядно потрёпан, и, после недолгого сопротивления, бежит с поля боя. Вот тут-то и выясняется, что часть пехоты русских - спешенная кавалерия. Коноводы пригоняют лошадей. Казачки с драгунами пиками и саблями поторапливают потерявшего строй противника, не давая ему закрепиться на запасных позициях. В общем, такого панического бегства кадровых германских корпусов история не знала ни до, ни после Гумбинена. Притвиц, предшественник Гинденбурга, не может остановить панику... Он и сам напуган. Предлагает Генштабу эвакуировать свою армию за Вислу.
   - Красиво! - улыбнулся я. - Вот только: почему потом из этой большой и славной победы вырос грандиозный разгром?
   - А то уже Самсонов постарался! - развёл руками Слава. - Пока немцы пытались разгрызть корпуса Ренненкампфа, вторая русская армия приотстала. А как узнал её командующий о блестящей победе соседа, рванул вперёд быстрее курьерского поезда. И, как часто бывает в подобных случаях, угодил в западню.
   - Что же Ренненкампф ему не помог? Если он такой умный?
   - А эйфория победная не одному Самсонову в эти дни мозги отшибла! Командовавший фронтом Жилинский приказал Ренненкампфу развернуть армию на северо-запад и штурмовать Кёнигсберг. Это без тяжелой-то артиллерии!? Лучшую крепость двадцатого века!? Единственное, что мог сделать в такой ситуации Ренненкампф - остановиться и попытаться наладить взаимодействие с уходящим на запад Самсоновым, но тот пёр вперёд, наплевав на фланги. Немцев за противника он уже не считал, а соседа воспринимал только как соперника в дележе государственных наград и царских милостей.
   - А при чем здесь судьба всей войны?
   - Да притом, что элитные немецкие корпуса, те самые, что несколько дней спустя громили Самсонова под Танненбергом, должны были в это время замыкать кольцо вокруг Парижа! - пояснил Слава. - Их Генштаб Германский прямо с острия главного удара снял, больше-то было неоткуда. А снял потому, что после Гумбинена, по его мнению, появилась реальная угроза потери Берлина и окружения Восточной Пруссии. В результате: блицкриг провалился, а в пришедшей ему на смену войне на истощение у колбасников не было ни единого шанса.
   "Блицкриг ПРОВАЛИЛСЯ... - молоточками застучало в висках. - И ведь не в последний раз, что характерно! Через двадцать семь лет ту же Германию ждал радостный и победный июнь сорок первого... Который в результате закончился для неё ещё печальнее". Тут было на чем подумать, порасспросить... Разговор сам собой вырулил на тему, интересующую меня сейчас больше всего.
   Но не успел очередной вопрос сорваться с языка, как на первом этаже хлопнула дверь, и женский голос прокричал:
   - Дежурная группа! Вниз спускаемся: обед приехал!
   - Пошли, делом займемся! - тут же откликнулся на призыв Слава. - А то нам с тобой ещё всю вторую смену пахать.
   Он как всегда был прав, о сложных стратегических материях лучше беседовать на сытый желудок. Да и многовато военной науки за один раз. Тем более, без привычки. Лучше перерыв сделать: мозги проветрить, мысли в порядок привести...
  

***

   После обеда САМ вызвал Мишина на вышку, а мне пришлось обрабатывать очередную порцию карт. Потом началась дежурная суета с началом второй смены. Грозовые очаги медленно подкрадывались к Новинску с юго-запада, поглощая всё наше внимание в течение трёх следующих часов. Наконец один из них подполз к аэродрому вплотную. Полёты, естественно, прикрыли. Слава спустился с вышки в помещение метеослужбы, буркнул с порога дежурное: "Хорошо тут у тебя: поближе к кухне, подальше от начальства..." и плюхнулся в кресло. Понимать прозрачные намёки я уже научился. Быстро организовал чай и присел на стул рядом. Я видел, что наш бессменный РСП готов к очередной лекции, и ничего не имел против... Более того, если бы майор сейчас не пришёл, сам начал бы его искать, теребить, расспрашивать. Уж больно здорово Слава рассказывал о стратегии и тактике. Лучше любого учебника.
   Дождавшись, пока Мишин промочит, как следует, горло и закончится особенно громкая череда раскатов за окном, я задал вопрос, который родился в голове ещё перед обедом, и с тех пор вот уже пять часов не давал мне покоя:
   - Послушай, Слава! Что же получается? Стратегия, где расчет строится на одном удачном сражении, изначально обречена на провал. Ведь нет ничего проще, чем после первого же намёка на промах свести всё к затяжной борьбе на истощение, как это сделала Антанта в 1914-м?
   - Ну, не скажи! - улыбнулся майор. - Хороший полководец может так спланировать операцию с генеральным сражением, что противник сам залезет в мешок, да ещё и верёвку на нём изнутри затянет. Вот послушай, к примеру, как разобрался с турками Кутузов перед самой войной 1812 года. Если помнишь, России на тот момент нужен был мир любой ценой. И в Стамбуле это прекрасно понимали. А потому перед турецким командующим стояла очень простая задача. Он не должен был проигрывать генерального сражения. Любой другой исход войны давал султану всё! Но произошло самое худшее: в жестоком многодневном бою турецкая армия была уничтожена, остатки сдались в плен. И знаешь, что самое интересное? Руководивший этой армией Ахмет-паша был очень умным, опытным и осторожным генералом. Просто события развивались так, что на каждом этапе он выбирал наилучший тактический ход, а в результате незаметно для себя получил сокрушительное поражение...
   - Извини! - прервал я рассуждения майора. - Про Рущук мы в школе проходили, а пару недель назад я об этом сражении в нашей библиотеке читал. И не могу с тобой согласиться... Ну, извини, не сложилось у меня такого впечатления!.. Там же турок в наступление просто "дуриком" попёр, вот его и окружили: элементарно и без затей. Что же в этом такого, хитроумного?
   Я не боялся, что Слава обидится. О своём любимом Кутузове Мишин мог говорить часами, и все действия противников в Бородинском сражении с его слов я знал уже наизусть, до движения каждого батальона включительно. Но вот на другие битвы одноглазого фельдмаршала до сегодняшнего дня разговор ещё не выруливал...
   - Ну, а если не с высоты нашего времени, а изнутри на ситуацию посмотреть?! - Слава с видом заправского фокусника щёлкнул пальцами, словно призывая перенести нашу беседу на сто семьдесят три года назад. - Сначала Кутузов прибыл на ТВД [73] и разбил в полевом сражении армию Ахмет-паши, а затем - ушел в загул. В штабе не появлялся, поселился в полусотне километров от него, в домике у своей зазнобы. Разведка турецкая об этом немедленно - куда следует - доложила. Без командующего дисциплина упала, начальники поменьше стали предпринимать различные действия на свой страх и риск. А когда окрепшие турки перешли в наступление, Михаил Илларионович велел эвакуировать Рущук, взорвав его укрепления.
   - И какой же ему был смысл: отступать после выигранного сражения?
   - Гм... А ты представь ход событий в динамике. И не только в боевых действиях, а ещё и в телодвижениях политических фигур. Сначала в Стамбул летит донесение, что русские атаковали турецкую армию. Затем приходит второе: о том, что после длительного сражения стороны понесли большие потери и остались на своих позициях! Обычно именно так докладывают о поражениях, когда не потеряна территория. Каким будет третье?
   - Противник отошел без боя, взорвав крепостные укрепления...
   - Неа-а-а... Не видать тебе генеральских погон! - торжественно провозгласил Слава. - Третье донесение гласило: противник выбит из крепости с большими для него потерями! Оно просто не могло быть другим! И не соври в этом вопросе командующий, лавры несуществующей победы присвоил бы кто-нибудь из его подчиненных. А теперь представь себе ту же ситуацию из Стамбула: у русских и без того армия почти в два раза меньше, а после разгрома соотношение стало для турок ещё лучше. Да приплюсуй сюда моральный фактор... Вперед, мои орлы! Разорвите этих гяуров!
   - Так, значит: приказ наступать янычары получили из Стамбула? - уточнил я.
   - Вероятнее всего... - пожал плечами Слава. - Ахмет-паша прекрасно помнит, что он-то русских не разбивал! Но разве с султаном поспоришь? И на левый берег отправляется отборный, многочисленный десант. Турки тут же начинают строить мощную стену, стараясь максимально защитить место высадки от русских атак. С правого берега десантную армию прикрывают многочисленные полевые батареи. Жаль, что крепостные стены взорваны русскими при отступлении. Ну, да это - беда небольшая, полевая армия у Кутузова меньше, и вряд ли он решится наступать на правом берегу, имея в тылу такой огромный десантный отряд. Короче, создана именно та ситуация, где, как говорят хирурги, "хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается"... Заметь: она не сама-собой сложилась, а именно: была искусно создана фельдмаршалом Кутузовым! И сложил Михаил Илларионович её в самое подходящее время и в самом нужном месте из заранее выбранных и тщательно отшлифованных кубиков-событий!
   - А дальше я помню: дивизия Маркова переправляется на турецкий берег, с рассветом начинает атаку, громит лагерь противника и захватывает его батареи. Тут же в Дунай заходит русская флотилия. Её орудия присоединяются к захваченным у турок пушкам. Защитная стена превращается для десанта в расстрельную стенку. Под ураганным артиллерийским огнём остатки турецких войск капитулируют! - спешу я похвастать своими знаниями.
   - Это сейчас, когда уже известен исход сражения, действия турок выглядят несусветной глупостью! - разводит руками Слава. - Но в тот момент, когда принимались решения, Ахмет-паше всё казалось логичным и обоснованным.
   - Так, это что получается? - сразу же решил уточнить я. - Любое преимущество противника можно запросто развернуть против него самого?
   - Да! - в Славиных глазах сверкнули искорки-хитринки. - Но для этого мало иметь железные мышцы со стальными нервами! И недостаточно быть семи пядей во лбу! Требуется ещё убедить противника в том, что он намного сильнее и умнее тебя... А сделать это, согласись, весьма непросто! И ещё нужно, нет, просто необходимо: если, конечно, противник - не полный идиот, чтобы каждое твоё действие до самого последнего момента имело другое логическое объяснение, ни капельки не похожее на настоящий замысел! Вот тогда-то, и только тогда, внезапный хорошо подготовленный удар обрушится на вражескую шею, подобно лезвию гильотины... И с тем же сокрушительным эффектом!
  
  
  

Глава 5. В библиотеке Обаламуса

  
  

"Ты никогда не решишь проблему,

если будешь думать так же,

как те, кто её создал".

Альберт Эйнштейн

  
  
  
   Через два часа грозовые очаги сместились на северо-восток, и Васильченко возобновил полёты. Слава ушел к себе на вышку, а я всё продолжал думать о тактических приёмах и стратегических ловушках. Основные принципы понятны: противника нужно уверить, что он - помесь Эйнштейна с Жаботинским, особенно по сравнению с таким дебильным хлюпиком, как ты; и до последнего момента сохранять у него иллюзию полного контроля над ситуацией. Потом, когда все пути отхода уже перекрыты, наносим внезапный сокрушительный удар, а дальше любое действие, кроме капитуляции, ведёт врага к неминуемой гибели...
   Осталось только придумать, что со всем этим делать в моём случае. Ведь обмануть Обаламуса будет - как говорил в таких случаях классик [74] - архисложно... Прибыв на Землю, бесплотный дух обоснуется в моём мозгу, станет смотреть на мир моими глазами, слушать моими ушами. Беляеву, Кутузову и Ренненкампфу было легче... И тем не менее внутри с каждой минутой крепла уверенность, что ответ находится где-то рядом. А уязвимое место я интуитивно уже нащупал, осталось только всё это формализовать...
   Нащупал, формализовать... Стоп, что в Славиной лекции главное - в любых сильных сторонах можно найти свои слабости! А в чём главное преимущество Обаламуса? Проторчав больше года в нашей общей голове, пришелец изучил меня, как облупленного... Но меня - не сегодняшнего лейтенанта, а того лопоухого студента, каким был Саша Серов в первый день их встречи. В прошлом году я потому и заподозрил Обаламуса в двойной игре, что при повторном визите он не учел произошедших во мне изменений. Иначе и быть не могло!.. Ведь если бесплотный дух живет практически вечно, то сам, как личность, не меняется уже очень давно. И мысль, что сегодня я буду уже не таким, как год назад, у него может даже не возникнуть.
   А кем я тогда был? Перекати-поле... Куда ветер подует, туда его и несет. Сейчас же - совсем другое дело! Я добивался службы в армии и сумел обойти преграды, которые показались Обаламусу непреодолимыми. Я в кратчайшие сроки создал все условия для "тёплой" встречи инопланетного врага... Ну, хорошо: почти все. Я... Стоп, не слишком ли ты расхвастался, дорогой! Ведь нет ещё самого главного - четкого плана операции! А пока суть да дело... Продолжим-ка мы использовать возможности Обаламуса против него самого.
   Я закрыл глаза и (в который уж раз за сегодня?) начал представлять самый подходящий "молот" для моей несчастной черепушки. Итак, в идеале нам нужен: супертяж, мастер спорта по боксу, солдат срочной службы... А ещё он должен быть болезненно самолюбив и паталогически азартен. Если мне удастся найти такого уникума и закрепить его за нашим армейским спортзалом, останется лишь отточить систему аргументов. Как запереть Обаламуса внутри головы, не вызвав у него подозрений - я уже продумал до тонкостей. И эта часть плана полностью соответствовала всем принципам тактики, с которыми познакомил меня Слава.
   Ну, ладно... Допустим, выход закупорен!.. Замурован наглухо... А дальше? Перспектива до самой смерти таскать в себе это существо мне не улыбается, организовывать коллективное самоубийство хочется ещё меньше. А что с ним можно сделать ещё - я понятия не имею. Остаётся надежда, что в критический момент схватки ответ подскажет сам Обаламус. Но для этого я должен буду пришельца напугать. Чтобы паника кандалами сковала его бесплотную душу! Чтобы вдавила в пыль и прах своей неодолимой мощью! Прошибла колотящим сердце страхом - до желудочных колик, до дрожи в моих коленках, до поноса! Вот тогда-то он и будет готов на всё, чтобы избавиться от этого вселенского ужаса...
   - Товарищ лейтенант, карты пришли. Посмотрите?! - Пашин голос пробился ко мне сквозь плывущий куда-то тёмно-серый туман.
   Неужели всё-таки задремал?
   - Да, конечно... Спасибо! - моргая сослепу глазами, потянулся я к чайнику. - Положи их на стол, сейчас погляжу.
   Чёрт бы её побрал - эту двухсменную работу! С ней даже конец света проспишь - не заметишь... И тут вдруг меня осенило: Обаламус же не просто так - бессмертный!.. Наверняка это результат долгой, искусственно направляемой эволюции. И если уж его раса добивалась вечной жизни, значит смерть для них - самое страшное, что может случиться! Она ТО САМОЕ - ужаснейшее из всех возможных несчастий - которое я ищу...
   А следовательно: в критической ситуации, в момент смертельной опасности ничто в мире - ни абстрактные идеи, ни интересы мифического Сообщества, ни иные, в других обстоятельствах важные, соображения - этого страха не перевесит! И тогда, мне не нужно ничего изобретать!!! Достаточно просто-напросто внезапно поставить пришельца перед выбором: правда или немедленная смерть...
   Ну, и что тогда сделает Обаламус? Солжёт! Он же считает себя очень умным. А если я поймаю его на вранье... Один раз, потом - другой... И пригрожу нашим с ним коллективным самоубийством? А потом наглядно и доходчиво объясню, насколько всё это - не в шутку... Бесплотный дух начнет метаться в поисках выхода... И не найдя его, расколется. Но для этого мне надо суметь поставить гада перед выбором: правда или немедленная смерть! И ещё - Обаламус должен быть в панике!
   Гм... Языком-то легко трепать! Должен, обязан... Подсказал бы кто ещё: где искать несоответствия в словах и действиях пришельца? А для начала неплохо вспомнить всё, что я о нем знаю: малейшие оттенки чувств и детали поведения, штришки в интонациях и любимые логические посылы - всё до последней мелочи! М-да-а-а... Практически ничего не помню... Не за что зацепиться! Знать бы заранее, а так... Я ведь даже его поисками в библиотеках особо не интересовался. Что читали, когда? Разве ж сейчас вспомнишь! Память-то у меня самая что ни на есть обыкновенная...
   Стоп-стоп-стоп!.. Это у меня - "самая что ни на есть", а у него?! Мы ведь дважды одну и ту же книгу ни разу не заказывали! Значит, Обаламус запоминал с первого прочтения любой, даже самый сложный, материал! Фотографировал страницы?.. А почему - нет? Тогда хранил он это, вероятнее всего, в наших общих извилинах... Больше-то негде. Возможно, что и до сих пор хранит! Но как к той информации подобраться?
   Гм... Если я ещё не забыл университетский курс программирования, должны быть стандартные управляющие команды: ключевые слова, образы или эмоции. Две новые функции мозга я уже "дуриком" включил. Кто мешает сейчас попробовать так же - ощупью, наугад - поискать третью?
   Я закрыл глаза, пытаясь разбудить спящее воображение... И вот уже засверкали вокруг отражёнными огнями потолочных ламп зеркальные стены университетского лифта, пролетающего - как и тогда - без остановок нижние этажи Главного здания на Ленинских горах. Восхитительное ощущение давящего на ноги пола. Скрип тормозов. Лязг раздвигающихся дверей. Несмолкающая с утра до ночи какофония гулких шагов, приглушённых студенческих голосов, треска замков и защёлок, целого спектра разнообразных стуков, шорохов и скрипов... Медная ручка массивной дубовой двери, отполированная до блеска миллионами прикосновений. А за ней, внутри читального зала, слышен лишь шелест сотен страниц да неясный гул перешептывающихся соседей. Запрет на разговоры в полный голос библиотечная администрация воспринимает буквально, попытки нарушить его - пресекает решительно.
   Я не спеша роюсь в узком длинном ящике библиотечного каталога. Обаламус подсказывает варианты названий... Нахожу шифр, заказываю книгу. Жду, продолжая копаться в шкафах... Подхожу, чтобы добавить к запросу альманах и два журнала. Ура! Прибыл первый заказ. Получаю, расписываюсь в формуляре, иду к свободному столику, сажусь, включаю настольную лампу, раскрываю... Есть! Первые две страницы проявились перед мысленным взором, словно на студийном фотоснимке. Я наклонил голову, текст укрупнился. Покрутил рукой, развернул рисунок. Начал листать книгу. Страницы ложились друг на друга парами, словно стопка гектографий [75]. Так, а нет ли у меня, случайно, в мозгу каталога тех книг, что мы с пришельцем прочитали за этот год?..
   Некоторое время вопрос оставался без ответа. Стандартная 96-листовая тетрадь для конспектов, оплетённый пружиной блокнот с высечкой алфавита на правом поле, толстенный чёрный том в кожаном переплёте, по форме напоминающий англо-русский словарь - один за другим они появлялись передо мной на столе, но все неизменно оказывались пустыми...
   В конце концов, я зажмурился и представил, как рядом со столом прямо из воздуха материализуется шкафчик с алфавитной картотекой, очень похожий на те, что стояли рядами у стены в зале выдачи, только размером поменьше. Когда открыл глаза, оказалось, что стол из университетской библиотеки "уплыл"... Перенёсся в какую-то другую, не известную мне, комнату. Зато шкафчик рядом с ним действительно появился: маленький, размером с трюмо, разделённый вертикальной перемычкой на два отделения.
   В правой его половине карточки были разложены по авторам, в левой - по названиям. Я бегло просмотрел содержимое двух верхних ящиков. Нет, обычным способом мне это и за пять лет не прочитать. А что если... Готовясь к университетским экзаменам, я всегда подчеркивал карандашом ключевые мысли автора. А просматривая материалы к курсовикам, восклицательными знаками отмечал нужные идеи. Это вошло в привычку ещё со школьных времён, и потому давно уже делалось автоматически, на уровне рефлексов! Ну, не может же быть, чтобы... И тогда достаточно только представить себе... Готово! Страницы перед моими глазами сами собой покрылись удобными символами. Ну что, Обаламус, съел?! Все твои мысли, как на ладони! Гм... Почти все... Первую книгу я просмотрел за двадцать минут. А затем прикинул оставшийся объём и затосковал...
   Такими темпами мне эту библиотеку и за месяц не одолеть! Надо сократить объём. Эх-х-х... Сбить бы в мусорку всю словесную мишуру, а нужную информацию спрессовать поплотнее! Но как это сделать?
   Вот если бы ещё ничего не отвлекало от поиска решений! Телефонные звонки, к примеру... У них такой неприятный звук. Дзи-и-инь, Дзи-и-инь... Стоп, ты на службе, парень!
   - Метео, лейтенант Серов, - я всё-таки успел поднять трубку раньше, чем оборвались длинные гудки.
   - Где болтаешься, лейтенант? - раздался из неё недовольный голос Деда. - Что там с погодой?
   - Шестьсот на шесть, товарищ капитан! Я на балкон выходил: смотреть ориентиры. Ухудшений до конца смены не ожидается.
   Сказанное - почти правда: на балконе я был полчаса назад.
   - Добро! - смягчился он. - Ты, помнится, про второго солдата как-то хитро намекал: мол, только если что-то особенное будет, а из тех, кто сейчас есть - не надо. Ну, так вот: пару дней назад прибыл перспективный боец, из спортроты его списали, из округа. Ничего себе парнишка, только буйный немного. Прошлой ночью его тут в казарме побить попробовали, так восемь человек в госпиталь уехало, четверо в лазарете лечатся. Если хочешь, могу к тебе этого драчуна выслать, от греха подальше.
   - А из спортроты добра молодца за что турнули? - ещё не веря в удачу, спросил я. - Ну, если не секрет.
   - Формально: за нарушение дисциплины. А так... Проигрывать отказался, кому велели. Это - по слухам. Он, говорят, боксёр классный. А у вас в Новинске, как мне докладывали, кое-кто ПДСнику уже все уши прожужжал, что ему-де там в спортзале, кроме Мишина, никто по сопелке толком съездить не может... Вот я и подумал, чтоб, как говорилось в наше время, при последнем российском генералиссимусе, Иосифе свет Виссарионовиче: "...и волки сыты, и морды биты!" - хихикнул довольный Дед. - Ну, что? Забираешь своего скуловорота?
   - Ах-ах-ах, Николай Иванович! Такая душевная забота о зубах и прочем портрете подчинённого... - в тон начальству отвечаю я. - Тронут. Польщён. Можно сказать, навек осчастливлен...
   - А короче? - вернулся к командному языку начальник.
   - Спасибо, товарищ капитан! Жду с нетерпением!
   От избытка чувств я чуть не расцеловал телефонную трубку. В том, что с "молотом" теперь всё в полном порядке, сомнений практически не осталось. Слухам, прошедшим через мозговые фильтры нашего Деда, можно было верить, как сводкам Генерального штаба.
   - В понедельник к вам Павловский выезжает: аппаратуру посмотреть, запчасти кой-какие привезти, журналы, расходники... Профилактику опять же надо сделать, - после небольшой паузы добавил Дед. - Заодно и солдатика твоего с собой захватит. Ну, бывай, Александр!
   - До свидания, Николай Иванович.
   Не-е-ет... Хорошая всё-таки штука - смещение вероятностей! И вдвойне прекрасно, что этот "рычажок" в себе я так вовремя нащупал! Похоже, парень действительно - что надо: силен, самолюбив, азартен, смел... Мечта, а не "молот"! Если ещё и умом не блещет, то вообще - цены ему нет. Вот через пару дней мы всё это сразу и проверим!..
  

***

   В офицерской казарме мне доводилось бывать нечасто. Времени между окончанием второй смены и началом первой - в хорошую погоду оставалось не больше трёх часов, и тратить их на переходы туда-сюда было глупо. Тем более что офицеры местной метеослужбы с удовольствием уступали мне на ночь комфортабельную бытовку на вышке, по соседству с рабочим кабинетом, а сами уходили спать домой. Исключения случались крайне редко... Но если уж они бывали, то касались не одного меня, а всех "прикомандированных" сразу.
   Позавчера перед началом второй смены Васильченко объявил, что в ближайшие три дня у хозяев будут плановые полёты с участием новейших экспериментальных машин, проходящих испытания в соседней дивизии [76], и потому наше присутствие на аэродроме крайне нежелательно. Все, кто хочет, могут съездить в полк к семьям или погулять днём по городу, а оставшиеся будут круглосуточно сидеть в казарме, чтобы не нарушать режим секретности. Территорию аэродрома отгородят временными барьерами, к которым выставят посты и караулы. Проходы для офицеров нашей части оставят только к КПП и в столовую. Солдаты и прапорщики даже туда смогут ходить лишь организованными группами в сопровождении командира подразделения или начальника службы, имеющего на руках список с визами командира местного полка и нашего руководства.
   На следующее утро Слава исчез уже через пару минут после завтрака, а я вернулся в казарму. Обложился со всех сторон книгами по авиационной метеорологии, университетскими конспектами, блокнотами с выписками из наставлений, оставшимися после подготовки к экзаменам, которые устраивал мне Дед... В общем, создал рабочую обстановку.
   Соседи сначала немного удивились, но уже на следующий день пришли к выводу, что я готовлюсь к поступлению в аспирантуру. В принципе, вполне логичное предположение... А что ещё можно подумать, если человек с утра до ночи сидит, уткнувшись носом в раскрытые учебники, и периодически перелистывает страницы? Одни вслух восхищались такой редкой целеустремлённостью, другие молчком крутили пальцем у виска. Я не стал никого разубеждать... Это мнение офицерского коллектива сейчас работало на результат, позволяя выжать из ситуации максимум. Как бы удивились коллеги, узнав, что перед моим мысленным взором мелькают с утра до вечера совсем другие листы... Да, что там: мелькают! Несутся вскачь с колоссальной скоростью: по две-три тысячи страниц в час. Но в глубине души постоянно крепло ощущение, что процесс идёт ужасающе медленно...
   Ещё бы! Ведь всю среду и утро четверга поглотило изучение одних только космогонических теорий. И конца им было не видно... Нет-нет, так дело не пойдёт! Недавно по телеку наш вот уже третий за последний год генсек [77] призвал страну к ускорению и перестройке... Мудрая мысль! В моём деле - просто спасительная... Вот только как это сделать?.. Эх, если бы пришелец не просто читал книги в библиотеке, а ещё и писал бы по ним тематические рефераты или составлял обзорные статьи... Да если бы мне повезло сейчас их найти... Тогда понять, к каким выводам пришел наш лукавый "брат по разуму", будет совсем просто!..
   А что? Попытка - не пытка. Думаю, времени это много не займёт! Я напряг воображение и мысленно вернулся в комнату с каталогами. Взгляд внимательно пробежал по названиям на выдвижных ящичках: "Р. Рефераты. К. Космогония. Шифр К-126/д-13". Неужели - нашёл?!
   Раскрываю папку скоросшивателя и начинаю быстро просматривать исписанные знакомым почерком страницы. Это я вчера видел в книжках... Это - сегодня... Где же она, граница неведомого? Ага! Вот.
   "...Природа солнечного излучения с давних пор занимала умы земных ученых. И как только появлялись сведения о новой, более мощной энергии, они тут же приписывали Солнцу всю её силу и мощь. Так из века в век одна за другой сменяли друг друга: теория разогрева под действием гравитационного сжатия, теория ядерного котла, а затем и теория термоядерного синтеза. В настоящее время раскрытию истинной природы солнечной энергии препятствует только косность земной науки, её приверженность правилам средневековой схоластики: когда при наличии нескольких равнозначных объяснений за истину принимается то, которое первым вошло в научный оборот. Это было очень удобно для теологии, но стало существенным тормозом в развитии как конкретно космогонии, так и вообще всех естественных наук".
   Ха... Возможно, и даже очень вероятно. Но что же ещё у него есть в этих рефератах? Я продолжил знакомство с каталогом: "П. Психология. Способы воздействия на массы людей и отдельные личности". А вместо шифра карандашная надпись мелким почерком: "Реферат находится в спецхранилище".
   Обвожу взглядом комнату. Ничего. Гм... Если только... Аккуратно, чтобы не сломать, отодвигаю от стены шкафчик с картотекой. Ага, вот она где! Дверка... Неприметная. Без косяков и наличников. Мощные стальные петли утоплены вровень со стеной. Выкрашена под цвет обоев. Широкая и низкая, примерно до середины груди. По виду напоминает тайный лаз в подвал. На уровне живота едва различима карандашная надпись "Спецхран". Справа, ещё чуть ниже - металлическая ручка, больше похожая на вбитый в стену костыль. Я аккуратно ощупал её пальцами. Пошатал, подергал. Безрезультатно. Попытался повернуть по часовой стрелке. Ничего. А если в обратную сторону? Ручка сдвинулась на девяносто градусов. Послышался лёгкий щелчок, и прямо под ней открылась шторка, маскирующая замочную скважину. Похоже, заперто. Без ключа не войти. Ладно, это пока терпит...
   Я вернулся к ящичку с рефератами и продолжил перебирать формуляры: "С. Серов Александр Михайлович". Гм... Интересно. Что этот дух обо мне накопал? Дата рождения. Место рождения. Национальность. Родители. Так... Это всё не важно. "Появился на свет семимесячным, очень ослабленным. Врачи районной больницы признали младенца нежизнеспособным. Справку для получения свидетельства о рождении отказывались выдавать в течение двух месяцев, чтобы не портить статистику. Выхаживался бабушкой-знахаркой в домашних условиях. Лобные доли мозга имеют врождённую аномалию: при несколько увеличенном (на 12,6%) объёме, по сравнению со стандартными местными параметрами, в них втрое больше связующих элементов. Эта избыточность даёт возможность не только идеально совмещать мозговые структуры данного бионосителя с более продвинутыми аналогами, но и позволяет успешно развивать как обычные человеческие, так и привнесённые извне паранормальные способности.
   В средней школе показывал неплохие результаты в математике, физике, химии, истории, военной подготовке, труде, а также многих других общеобразовательных и специальных предметах.
   Добивается быстрых успехов в любой области, которой увлекается хотя бы на короткое время, но ничего не доводит до конца. Может за год "с нуля" выиграть областную олимпиаду по математике и не поехать на республиканские соревнования потому, что уже увлекся физикой.
   Волевые качества заметно ниже среднего уровня.
   Очень сильны альтруистические черты.
   Неспособен к выбору собственной цели в жизни. Может поехать поступать в ВУЗ только потому, что его пригласили "за компанию" (а на самом дел - помочь товарищу сдать экзамены по физике и математике)".
   Щёки, шея и уши сильно потеплели от прилива крови. В глубине души я понимал, что Обаламус прав. Я не жил. Меня болтало, как щепку, по волнам жизни. Все чего-то хотели, стремились к каким-то целям, добивались результатов "через не могу". Мне же всё было безразлично. Если я чем-то и интересовался, то через месяц-другой увлечение проходило. А когда натыкался на препятствие, ни разу даже не пытался его преодолеть.
   Так, а это уже интереснее. "Возможности использования для целей миссии". Переворачиваем. Раздел выделен в отдельный реферат. Смотрим в каталог: "Возможности использования А.М. Серова... Спецхран". Я подергал дверь за ручку. Про труд - это пришелец верно вспомнил! В девятом классе на городском конкурсе юных слесарей я обыграл мальчиков из профтехучилищ. Но где взять инструмент? И не повредится ли мозг, если взломать что-то внутри? Я отпустил ручку и решил сначала дочитать характеристику...
   "Сексуальные пристрастия отражают неравномерности развития психики и носят все признаки инфантилизма. Эмоциональная сфера чувств к противоположному полу стала проявляться слишком рано, когда физиология ещё и не начинала развиваться. В результате сейчас они (физиология и психика) так и остались разведены во времени и пространстве. Общение с девушками из числа однокурсниц носят подчёркнуто дружеский характер, без каких-либо намеков на секс. Их явные сигналы готовности к более близким отношениям упорно игнорируются (примеры: Светлана Пухова и Ольга Немова). При этом потребности в сексуальном общении удовлетворяются кратковременными случками с малознакомыми девицами подчеркнуто "легкого" поведения. Всё это связано с детскими представлениями о том, что хорошие девочки ничем "таким-этаким" не занимаются, свидетельствующими о сохранении в психике черт младенческой наивности на уровне практически полного кретинизма..."
   Ах ты гнусный, бесплотный, инопланетный ублюдок!!! Сейчас я тебе покажу младенческую наивность!!! Со всеми прочими атрибутами сразу... Пещер он тут нарыл. Замки врезал. В моей собственной башке, между прочим!!! Кретин, значит!!! Я?! Ну, сейчас ты убедишься в правоте своих слов... Мразь! Козлятина межзвездная!!! Узнаешь, каково это - с нами-дураками связываться!!! Качеств волевых он у меня не нашёл?!
   Я передвинул шкафчик с каталогом на середину комнаты и решительно шагнул к "Спецхранилищу".
   Удар рукой... Ногой. Никакого эффекта. Я отошел подальше, насколько позволяла комната. Зажмурил глаза. Представил, как правое плечо превращается в толстый стальной таран. Притронулся к нему левой рукой... Что за чёрт?! Веки распахнулись от удивления. Нет, не почудилось! Плечо вытянулось почти на полметра и покрылось неровной металлической коркой. Ну, правильно!.. Это же мои мозги, и я могу в них делать всё, что захочу. Или почти всё...
   Мышцы левой ноги толкнули тело вперёд. Через долю секунды правая усилила разгон... Я помчался к стене, набирая скорость. И с трудом успел затормозить. Спросите, почему остановился? Да, так... Что-то красное с жёлтым пятном вдруг перед глазами мелькнуло: то ли флаг с полумесяцем, то ли феска с кисточкой. И сразу Славин рассказ о Рущуке вспомнился. Там тоже один торопыга поспешил не подумавши...
   Зачем ломать, если можно открыть? Спокойно, аккуратно, без спешки. Я вернул плечо в обычное состояние и внимательно осмотрел замок. А что если так... Аккуратно размягчаем палец, разминаем его "в пластилиновый шнур" и эту тонкую колбаску просовываем в отверстие для ключа. А уже там, внутри, когда палец принял нужную форму, я отдаю ему приказ затвердеть. Глядя на получившийся результат, непроизвольно фыркаю... Очень уж потешно смотрится укороченный обрубок с уходящим в скважину металлическим прутком. Ну, это он только здесь такой. А внутри - гибкий, чувствительный, быстро меняющий форму полужидких бородок, которые сами-собой нащупывают сувальды замка. Давят в нужные точки, преодолевая сопротивление возвратных пружин... Ключ проходит первую четверть оборота и останавливается. В чём дело? А-а-а...
   Рука вывернулась до упора, дальше двигаться ей суставы мешают. Что же делать? А вот что! В центр локтевого сгиба аккуратно "добавляем" шарнир со стопором, я такой в университетском гараже у автомехаников видел... Ну, вот - дело пошло. Один оборот, второй. Щелчок. Дверь открылась. Я вынул палец из замка и вернул руку в нормальное состояние. Интересно, а в реальном мире можно такой фокус проделать?.. Думаю, вряд ли. Здесь-то всё воображаемое. Нет ни пальца, ни его трансформации. Только сигналы между клетками мозга проскакивают.
   Легонько толкаю дверь. Створка начинает медленно отходить внутрь хранилища... И вдруг останавливается. Ну, что ж... Осторожничать, так уж по полной. А хорошо бы сейчас осмотреть всё за дверью! Вот прямо так, не сдвигая её ни на миллиметр. Желательно, даже не прикасаясь... Хорошо, конечно, кто ж спорит... Но как? Щель - меньше сантиметра шириной. Думай, голова... Думай! А что если... Так-так-так... Ага! Полезная всё-таки штука - паранойя. Широту мышления развивает...
   Я снова прикрыл веки и начал представлять, как указательный палец снова превращается в гибкий шнур, только теперь его лишённый костей кончик усилен дополнительными мышцами и может не только свободно двигаться во всех направлениях, но и держать на весу маленький глаз. Вначале змейка получилась короткая и тонкая, и чтобы можно было просунуть её подальше, пришлось пустить на достройку всю кисть правой руки. Когда поднялось "пальчиковое" веко, зрение тут же "поплыло" - две картинки в мозгу наложились друг на друга. Я закрыл "основные" глаза. Теперь осталось только одно изображение. Оно было одноцветным и плоским, но достаточно чётким.
   Осторожно, чтобы ни за что не задеть, я продвинул в щель снабженный глазом отросток. Впереди небольшая квадратная комната. Площадью метров десять-двенадцать... Стол, стул, шкафчик с маленькими ящиками, лампа под потолком. А сзади? Что и требовалось доказать! На внутренней стороне двери закреплена граната-лимонка. От её чеки к верхнему косяку ведёт тонкий стальной провод. Сейчас он вытянулся в струну, как якорная цепь при штормовом ветре... Классическая мина-растяжка! Мысленно представляю себе, как на превратившемся в червяка пальце, чуть ниже третьего глаза, растут маленькие стальные кусачки. Обхватываю ими провод. Давлю, что есть силы. Ещё и ещё...
   И-и-иёо-о-о... Моёо-о-о... Чтоб его самого так приложило!!! От жуткой боли в мозгу словно вскипели огненные, искрящиеся круги. А чему удивляться? Пылинка на роговицу попадет - уже больно! Тут же - по открытому глазу стальной провод хлестанул! Зато войти внутрь теперь можно без опаски... Я вернул руку в обычное состояние. Боль сразу утихла. Толкнул плечом дверь.
   Обои в бежевых тонах. Белый, идеально ровный потолок... Коричневый дощатый пол. На дубовой столешнице несколько тёмно-серых папок. Аккуратно поднимаю верхнюю. Читаю название на торце: "Возможности использования А.М. Серова в намеченной операции". А внутри? Чистые страницы... Открываем вторую. Пустая! Остальные тоже. Всё ясно: ловушка! И довольно примитивная. Я сложил папки той же ровной стопочкой. Выдернул гвоздь из косяка. Срастил стальной провод. Закрыл дверь, оставив маленькую щелку. Вставил гвоздь на место. Забил созданным из левой руки вибромолотком. Защелкнул замок, закрыл на два оборота. Если Обаламус не оставлял "маячков [78]", то и не поймет, что его хранилище вскрывали. Но никаких меток я там не заметил, да и интуиция, предупредившая о мине, молчала о них наглухо... А ей в этом вопросе, наверняка, можно было верить. Я досмотрел оставшиеся карточки библиотечных рефератов и "вышел" в реальный мир к учебнику по гидромеханике. Соседи ещё не вернулись из города. А могли...
   Впредь нужно быть осторожнее. Интересно, это я только в своём воображении орал, когда получил прутком по глазу, или здесь тоже вскрикнул? Хорошо, всё-таки, что комната пустая. Я взглянул на часы. А-а-а... Вот в чём дело! Обед в столовке через десять минут заканчивается. Все, кто из города шёл, сразу туда рванули. Нужно и мне поторопиться. А о том, что с капканами делать, лучше думать на сытый желудок.
   Главное и так понятно. Во-первых, подозрения подтвердились - Обаламусу явно есть что скрывать. Во-вторых, пришелец, как выяснилось, невысокого мнения о волевых качествах "двуногого носителя", так что убеждать его в моей мягкотелости не требуется: т.е. задача стала немного легче, а шансы на победу выросли. И наконец: очень похоже, что в его рефератах есть что-то полезное, нужное для понимания ситуации. Иначе зачем было так явно наводить меня на заминированный Спецхран? Осталось выяснить: что это... Хороший вопрос! Задачка, как в популярной сказке: пойди туда, не знаю куда; принести то, не знаю что! Одно утешает: Иванушка-дурачок в итоге там поумнее всех своих хитромудрых врагов оказался!

Глава 6. Откуда берётся храбрость

"Жизнь - нечестный арбитр, но иногда

она ошибается в твою пользу"

Джон Кеннеди

   Письмо от Тимура рассыльный принёс, когда ещё и семи не было, но вскрыть его я смог лишь в начале одиннадцатого. До этого шла обычная для СМУ утренняя карусель: карты, бланки, графики, прозвон запасных, заполнение журналов, постановка задачи на разведку погоды, сама разведка, начало первой смены полётов. Но вот, наконец, низкую облачность разорвало, погода быстро перешла на ПМУ. В работе наступил небольшой просвет, и я смог наконец-то разрезать серый армейский конверт.
   Быстро пробежал глазами по первым строчкам. Приветствие, пожелание, начало рассказа... Ага, а вот это интересно! "...В борьбе с ними Красная Армия часто применяла один и тот же приём. Найдёт блокирующая группа открытое место на выходе из ущелья, где по горам не обойдёшь, запрёт там большой отряд противника и ждёт подкреплений, выставив пулемётный заслон. А станковый пулемёт даёт возможность на открытой местности вдвоем-втроём сдерживать три-четыре сотни. Потом либо лошади у басмачей с голоду передохнут, либо подкрепление к красным подойдёт. И стала чаша весов склоняться в их сторону. Вот тогда-то один курбаши придумал напоить лошадей отваром опиумного мака, чтобы они страх потеряли. И понеслась конница на пулемет. Завалила его трупами лошадей и всадников. Тридцать семь человек в том бою полегло и лошадей больше двух сотен. Но отряд из ущелья вырвался. Потом этот приём ещё несколько раз применяли. И тогда вмешался фактор, которого красные учесть не могли. Англичане, до того поддерживавшие повстанческое движение лишь деньгами и оружием, уговорили правительства соседних стран принять у себя тех басмачей, что согласятся покинуть родину. И это решение устроило всех. Красные получили весь Туркестан, басмачи ушли от полного уничтожения, соседние государства приобрели тысячи отважных войнов, готовых честно служить новой родине, потому что на старую возврата у них не было. Так в критической ситуации басмачи проявили мужество отчаяния, и тогда вмешалась третья сила, спасая их от верной гибели..."
   Голова непроизвольно дёрнулась, словно мягкая кошачья лапка царапнула мозг изнутри... "Третья сила" - отчего-то мне показалось, что это важно! Какая-то зацепка?! Что-то я пропустил при чтении рефератов. Скользнул по странице взглядом и не задержался на ней... Похоже, где-то в самом начале! Я закрыл глаза и принялся просматривать реферат по Космогонии, ту его часть, которую в первый раз лишь бегло пролистал. Та-а-ак... Вот оно - "...в ключевом ядре снарков..." - это же о нашем Солнце речь идёт!!! Похоже, именно от их глаз маскировался крейсер в метеоритном потоке! Тот самый, что присылал на Ольхон спасательную капсулу за Обаламусом. Но что же тогда получается: снарки - его враги? Возможно, и даже очень вероятно... Но даже если и не открытые противники, то не союзники - стопроцентно! В этом случае снарки вполне могут оказаться той самой третьей силой, у которой в критический момент я получу помощь и поддержку...
   - Здравия желаю! - внезапно раздалось от входной двери.
   Я поднял глаза и увидел солнечную улыбку Павловского. Константин Евграфович щеголевато отмахнул рукой к козырьку, и этот жест продублировал светловолосый гигант в новенькой солдатской форме, возвышающийся за его спиной.
   - И вам того же! - не по уставу отозвался я, поднимаясь навстречу.
   Мы с прапорщиком пожали друг другу руки.
   - Как добрались?
   - Нормально! - ответил он. - Пополнение вот привёз, как договаривались! Салаженцев Виктор. Если можно, задействую его сегодня на ремонте оборудования. Заодно закончу обучать приему факсимилек.
   - Хорошо! - согласился я. - А как у нас с метеонаблюдениями?
   - В кодах ещё немного путается, - пожал плечами Павловский. - Но со шпаргалкой работать может.
   - А теперь вопрос к вам, Виктор! - повернулся я к солдату. - Где боксом до армии занимались, и каких результатов достигли?
   - Дома, в Киеве, товарищ лейтенант! - ответил он. - Максимальный результат: вице-чемпион Украины. Из-за него, в общем-то, и в армию загремел.
   - Это как?
   - Из техникума выперли, - криво улыбнулся солдат. - Забил я в тот год на всё, кроме бокса... И зря, как выяснилось!
   Да, по поводу ума - не подвело смещение вероятностей! Для того, чтобы вот так, запросто, признаться незнакомому офицеру в своём желании и дальше "косить" от армии под предлогом учёбы, нужно быть не по возрасту наивным... А уж говорить об этом непосредственному начальнику, да ещё и в первые минуты знакомства, станет только полный кретин!
   - Ну, что ж... - я достал из тумбочки две пары боксёрских перчаток. - Посмотрим, какой уровень у местных чемпионов: поработаем пару "вольных" раундов, а то истосковался я здесь без спарринг-партнёра.
   - Товарищ лейтенант! - у Виктора от изумления глаза стали вдвое шире. - Я же вас раза в полтора тяжелее? А может и больше! Да и рост, и... Вам с такими короткими руками даже из угла не выбраться.
   - Ну, так что ж? - пожал плечами я. - Уравняем шансы, насколько можно: выйдем на улицу. Там, на траве, никаких углов нет.
   Желающих увидеть поединок Моськи со Слоном собралось довольно много - казалось, поглазеть на бесплатный цирк вышли все, кто смог оторваться от работы. Виктор с трудом натянул перчатки на громадные кулаки. Он был явно не в своей тарелке. Погоны на моей рубашке работали, как дополнительный сдерживающий фактор. Интерес зрителей, в большинстве своём тоже далеко не рядовых, заметно давил на солдатскую психику.
   Инициативу он отдал мне, а я не спешил. Средневес быстрее супертяжа по определению. Зато у супера руки длиннее, и удары сильнее на порядок. Но у меня, кроме быстроты, был ещё один, неизвестный противнику, козырь - большой опыт учебных боёв с тяжеловесами. А всё грехи юности! Тренер нашей ДЮСШ, учуяв запах табака, обычно "в награду" выставлял нарушителю режима спарринг-партнёра "на вырост". Виктор же с такими лилипутами, как я, похоже, ещё не работал.
   Двигаясь по кругу вправо, я щупал оборону соперника левыми джебовыми [79] двойками, стараясь с первых же секунд по максимуму задействовать своё преимущество в скорости. Довольно быстро Виктор освоился, заработал уверенно и аккуратно. Он выбросил из головы всё, что не касалось самого боя, движения приобрели лёгкость и налились силой, стали раскованными. Одиночные свинги, хуки и апперкоты посыпались на меня, как из рога изобилия... Потихоньку вице-чемпион завершил разведку и принялся разыгрывать козыри... Провёл пару длинных серий, заставивших меня отступить почти на полсотни метров.
   Но нельзя же постоянно убегать! Я уклонился от очередного джеба, чуть сократил дистанцию и встретил его атаку левым кроссом [80] в корпус. Разница в росте позволила бить снизу вверх, обходя защиту противника. Его руки чуть опустились, тело заметно напряглось. И я решил рискнуть... Удачно! Хлесткий правый свинг [81] достал голову солдата. Удар получился не очень сильный - полностью вкладывать в него корпус было слишком опасно - но хлопок перчаткой по щеке прозвучал громко... Публика затихла. Многие знали, как начал службу в полку молодой солдат. В армии информация распространяется очень быстро.
   Виктор разорвал дистанцию, собрался и снова перешёл в атаку. Теперь серии шли одна за другой практически непрерывно. Я театрально нырял под хуки [82] и свинги. Смещал корпус, уходя от джебов и кроссов. Отступал назад при малейшей опасности апперкота [83]. В отличие от публики, я хорошо понимал, что противник может пропускать мои удары десятками, без всякого вреда для здоровья. А вот первый же сильный удар с его стороны запросто может оказаться последним. Но за весь раунд ему ни разу не удалось меня по-настоящему достать.
   - Время, - выкрикнул Павловский, глядя на запястье. - Три минуты.
   Мы разошлись в разные стороны. Дышит он лучше меня. Совсем не запыхался. Хорошо, что я только два раунда попросил. В третьем он бы меня загнал и прикончил. А так ещё есть шанс продержаться...
   - Время, - услышал я голос Павловского.
   Значит, перерыв кончился. А жаль...
   Отдохнув, я опять задействовал главный козырь - скорость. В начале раунда это позволило нанести противнику ещё пару эффектных "хлопков". А дальше ситуация изменилась. Виктор вошел в раж. Он уже не видел ничего вокруг. Разъярённый неудачами Слон жил теперь только одним желанием - догнать и прихлопнуть нахальную Моську. Его атаки становились всё настойчивее, и их всё труднее было отражать. Эффектные приёмы пришлось отбросить. Я принимал удары на кулаки и локти, гасил их энергию расслабленной пружиной позвоночника. Отступал и уклонялся. Если бы мы дрались на ринге, он в шесть секунд прижал бы меня к канатам и убил, но на открытой площадке это сделать невозможно.
   - Время.
   Солдат нехотя опустил руки.
   - Уф-ф-ф... Загнал меня совсем!.. - говорю, протягивая перчатки для рукопожатия. - Чувствуется, что тренирован отменно, а я тут уже почти год в основном с "тенью" сражаюсь... Спасибо тебе большое!
   Лёгкие раздувались и сжимались, ритмично прокачивая сквозь бронхи живительный весенний воздух. Душу заполнила чистая, незамутнённая сомнениями радость... Кубики-события наконец-то сложились! И как!!! Лучше не придумаешь! Парень азартен до самозабвения, и удары у него убойные. Теперь для "Рущука-2" у меня есть всё, что требуется: капкан, наковальня, молот и вопросы, на которые кое-кому очень непросто будет ответить...
  

***

   Но иллюзия готовности к встрече с Обаламусом недолго тешила моё лейтенантское самолюбие. Расплата за самонадеянность пришла внезапно и резко. Когда мы возвращались в здание, кучевые облака внезапно разошлись, и в этот разрыв на землю хлынул неожиданно яркий поток слепящего света. Сочной влажной зеленью заискрилась лужайка. Ещё секунду назад казавшаяся серой стена сделалась вдруг белоснежной. Сквозь птичьи трели сверху прорвался тонкий, противный скрип закрывающегося окна. Инстинктивно я поднял голову на звук. И по-летнему яркое солнце, отразившись от стекла, полыхнуло по глазам обжигающим сетчатку прожектором. Казалось, зрачки прогорели до самого мозга...
   А затем откуда-то изнутри ударила боль... Словно десятки игл со всех сторон вонзились в сердце. Мышцы живота заклинило на выдохе... И я никак не мог заставить их впустить в лёгкие хотя бы грамм кислорода. А потом в глазах вдруг потемнело...
   - ...нашатырь давай! - услышал я Славин голос. - Ничего страшного, тепловой удар! В конце мая да при повышенной нагрузке - обычное дело ...
   Едкий противный запах прорвался в мозг сквозь ноздри, возвращая меня к действительности.
   - Идти сможешь? - тихо спросил майор.
   - Сейчас... - я с трудом приподнял голову.
   Что-то всё ещё заметно спирало грудь, сердце дёргалось в темпе рок-н-ролла. На лбу и под мышками выступил пот. Окружавшие со всех сторон звуки, цвета и запахи били по нервам с такой мощью, словно их пропустили через усилитель... Потом в желудке полыхнул негасимый огонь, будто в него впрыснули чистейшего спирта. Сознание снова попыталось куда-то уплыть, но я сжал зубы и прохрипел:
   - Могу, конечно. Руку дай!
   Дотащив моё тело до комнаты метеослужбы, Слава сгрузил его в кресло, шепнул что-то на ухо Павловскому и включил электрочайник.
   - Всё, цирк окончен! - сказал он столпившимся в дверях сослуживцам. - Теперь нам нужен свежий воздух, побольше тёплого питья, отдохнуть немного... И через час будем как новенькие! Кстати, кто мудака-фельдшера встретит, сюда гоните! Чтобы всё, как положено: пульс пересчитать, давление замерить... Потому как нехрен майорам за сержантов пахать! А засим, никого не задерживаю...
   Проводив взглядом уходящих, Слава развернул меня к свету и внимательно заглянул в зрачки.
   - У тебя это уже было? - шепотом спросил он. - Я имею в виду: неконтролируемые приступы паники...
   В ответ я только плечами пожал. Ну, не рассказывать же майору про ухо? Про первую встречу с Обаламусом? А врать - почему-то не хотелось...
   - Ладно! - не стал давить на меня Слава. - Приходи в чувство! Как говорил в таких случаях Штирлиц: время пока терпит...
   Про Штирлица я в тот момент не понял. И честно говоря, про приступ паники - тоже.
   Кое-что начало проясняться лишь глубокой ночью.
   Я снова увидел точь-в-точь такой же разрыв в кучевых облаках, только во сне он наступил на пять минут раньше, чем наяву - в тот миг, когда, до предела измотанный, я отступал под градом мощных ударов супертяжа. Блин!!! Ведь Виктор гнал меня строго "по солнцу", а смотреть на рослого вице-чемпиона приходилось снизу вверх. И если бы в тот момент прямо над его головой зажглась мощная, ослепляющая "подсветка"...
   Проснулся я от собственного хрипа... Простыня и пододеяльник пропитались потом насквозь и прилипли к телу.
   Нет... Уже давно нужно было разломать эту глупую голову и выкинуть оттуда мусор, занимающий место головного мозга!!! И дело совсем не в том, что вчера я недооценил Виктора и лишь чудом избежал нокаута. Это просчёт тактический. Главное в другом... В стратегии!!! Здесь ошибка на порядок серьёзнее! Ведь Обаламус считывает данные моих периферийных нервов. Значит, он легко сможет понять, готов я к самоубийству или нет. Решился на крайние меры или просто блефую.
   Значит, чтобы его напугать, мне нужно полностью задавить в себе инстинкт самосохранения! А все надежды на то, что удастся убедительно изобразить его отсутствие - глупые иллюзии, опасный самообман. Это же не театральная сцена, где зритель читает чувства актёра по выражению лица! Здесь невозможно сыграть так, чтобы все сигналы нервных окончаний говорили пришельцу о моей решимости идти до конца, если внутри этой решимости нет и в помине... Значит, получается, нужно срочно воспитать в себе бесстрашие! Вот тебе и задачка?! С какой стороны к ней подступиться? Сразу и не сообразишь!
   Я натянул на плечи рубашку и принялся открывать окно. Петли чуть слышно скрипнули... Рука инстинктивно отдёрнулась, словно её ударило током. Снова, вот уже в третий раз за день, у меня подкосились ноги, и жёлтая слепящая молния сверкнула перед глазами... Нет, дудки! Если я стисну зубы, если покажу пришельцу, что, несмотря на бушующие внутри чувства, готов принять смерть...
   Но было совершенно ясно, что всё это лишь иллюзии!
   Скрип петель... Днём он тоже ударил по нервам. Интересно, почему? Преодолевая рвущуюся наружу панику, я закрыл глаза и снова взялся за ручку створки. Чуть-чуть на себя... Теперь одновременно с еле слышным скрежетом, ещё до того, как вспышка света заслонила собой всё вокруг, перед глазами успел шевельнуться мохнатый тёмный силуэт. Похоже... Нет, точно! Гигантский чёрный паук из детского кошмара!!! Тогда он тоже выглянул из-за скрипнувшей двери спальни...
   Так что же - ужас становится нормой? Нет, похоже, он ещё и нарастает с каждым часом! Всё меньшие стрессы нужны для того, чтобы страх захватил душу. А организм... Ведёт себя так, словно жаждет кошмара, а потом ещё и кайф ловит от мандража... Откуда оно во мне? Уж не Обаламус ли, гад такой, к возвращению приготовился?! Заранее капканы по комнатам расставил, кнуты и клещи пыточные по стенам развесил, инквизитор...
   Или мне это только кажется? Но как бы то ни было, а с таким дефектом в черепушке я инопланетянину не противник... Тут он меня - одной левой, и что обидно - моей же!
   Со страхом нужно справиться в кратчайшие сроки! Но как? За всю свою жизнь я одну лишь высотобоязнь преодолел. Да и то чуть-чуть... Почти два года привыкал не отшатываться в ужасе, когда с балкона вниз смотреть приходилось. Это было после того, как родители из бабушкиной избушки в квартиру на четвёртый этаж переехали. Но всё равно, мышцы напрягаются и немеют, когда у открытого окна или на балконе подолгу приходится торчать.
   Итак, проблема встала передо мной в полный рост. Игнорировать - нельзя! Время тянуть - тоже... Действовать надо немедленно!!! Вот только КАК?! А так... Спокойно! Начнём с того, чтобы перестать бояться сложностей. Требуется сделать, чтобы к моменту прибытия пришельца я был абсолютно бесстрашен или умел казаться таким не только снаружи, но и изнутри. Значит, остаётся лишь добиться этого. И другого варианта нет!
   Его просто НЕ СУЩЕСТВУЕТ...
   До начала смены оставался ещё час, и чтобы не терять зря времени, я принялся соображать, у кого можно попросить совета в такой ситуации. Книги не помогут. Тимур далеко. Вся надежда - только на Мишина. Наверняка у молодых лётчиков есть проблемы со страхом. И скорее всего Слава, при его-то любопытстве, в курсе хотя бы некоторых успешных методик борьбы с этим злом.
   Через полчаса нас накрыла низкая облачность, но Васильченко не стал сдвигать начало смены. Приехал секунда в секунду и всю группу управления с собой привёз: ждать минимума погоды. К тому, что Слава предпочитает коротать минуты в комнате связи или у меня на метеослужбе, все уже давно привыкли... А разговор в нужное русло даже переводить не пришлось. Едва переступив порог, майор участливо спросил:
   - Ну, как ты здесь? Судя по глазам, ночью был рецидив...
   - Ага... Ещё какой! - со всей возможной бодростью в голосе ответил я. - Впрочем, нет худа без добра: мне удалось понять, что кошмар этот ещё из детства тянется. Вот только, совершенно не представляю, что с этим полезным знанием делать дальше?
   Здесь я сильно кривил душой. Но не рассказывать же сейчас майору о встречах с Обаламусом, о его предполагаемой роли в моих кошмарах? Ладно, надеюсь, на результаты лечения это не повлияет...
   Выслушав рассказ о пауке, скрипе створок и высотобоязни, Слава, похоже, даже обрадовался.
   - Обычная паническая атака! - торжественно объявил он. - Просто классический случай! Вопрос лишь в том, что ты хочешь со всем этим делать? Каким видишь идеальный выход из ситуации?
   - Идеальный? - усмехнулся я. - Это чтобы в обмороки при каждом скрипе не хлопаться...
   - Ясен пень! - спокойно сказал Слава. - А что вместо этого? Тут, понимаешь, всё дело в гормональном регулировании. Организм человека при стрессах специальные вещества вырабатывает: катехоламины. Наиболее известны из них два: адреналин, называемый ещё "гормоном страха", и норадерналин - гормон агрессии и ярости.
   - Гм... - с сомнением протянул я. - Страх хорошо помню, и сильный! Но чтобы ярость...
   - Подожди! - остановил меня Слава. - Дай срок, ярость тоже появится! Почему я об идеальном выходе спросил? Науке известны три варианта решений: что делать, если курсант хочет стать лётчиком; как поступать, если мальчика интересует карьера бухгалтера; и наконец - способ изготовления берсерка из обычного бойца... Какой выбираем?
   - А в чём разница между ними? - решил уточнить я.
   - Теоретически: в соотношении адреналина и норадреналина, которое будет в дальнейшем вырабатываться при стрессах. А практически: методики разные! - улыбнулся Слава. - Ну, и лучше всего из них, как ты, наверное, догадываешься, я первую изучил...
   Глаза майора горели азартом. И не удивительно: такая возможность полезными навыками поделиться!
   - Давай ещё немного теории, - попросил я. - И о лётчиках своих поподробнее, если не трудно!
   - Понимаешь, первая паническая атака у всех взрослых проходит одинаково, - неторопливо начал Слава. - В кровь поступает лошадиная доза адреналина. Ну, симптомы описывать не стану, ты их и без того уже не забудешь. Страх парализует человека. Но не навсегда. Один, два, три случая... А на четвёртый раз - к нему добавляется раздражение, недовольство, ярость. Но это только если стрессы продолжаются! А можно сейчас попробовать просто забыть об эпизоде и затем стараться избегать подобных ситуаций. Если обходиться без них достаточно долго, в следующий раз страх будет ещё сильнее, зато уходить от опасности ты станешь гораздо старательней. Это путь мирного бухгалтера.
   - Гм... - задумчиво протянул я. - Извини, не вдохновляет!
   - Рассмотрим второй вариант, - согласно кивнул Слава. - Берсерк, в переводе со скандинавского: "подобный медведю"! Здесь тоже просто. Нужно только поставить во дворе чучело врага и после каждого стресса лупить по нему, чем ни попадя. Адреналин при этом практически полностью заменяется норадреналином. И очень скоро естественной реакцией на любой раздражитель станет уже ничем не сдерживаемая агрессия... Вплоть до полной потери самоконтроля!
   - Так ещё хуже! - возразил я. - А третий вариант...
   - Он сложнее двух первых! Но, - Слава поднял вверх палец, - зато позволяет добиться оптимального соотношения между страхом и яростью. Два гормона поступают в организм в том же идеальном соотношении, что и у гуляющей по двору крысы, которая одинаково хладнокровно убегает от котёнка, коли ей с ним нечего делить; и бесстрашно бросается на слона, если тот загнал её в угол. Сложность только в том, что человек при этом варианте нуждается в жёстком контроле и самоконтроле, потому что может незаметно для себя скатиться к одному из двух первых сценариев...
   - Не хотелось бы... - сказал я. - А насколько велика опасность?
   - Ну, в твоём случае она не чрезмерна! - ответил Слава. - Собственно, всё уже само собой идёт в правильном направлении, следует только чуть-чуть помочь матушке-природе...
   - И что надо делать? - спросил я. - Практически?
   - Наилучший способ побороть все ужасы сразу, - сказал майор. - Это взять самый сильный из своих кошмаров и спокойно, без суеты, преодолеть его. Тогда остальные, более мелкие страхи ты будешь побеждать легко и непринуждённо. Вот, чего ты сейчас больше боишься?
   - Пауков и высоты!
   - А кого из них сильнее?
   Гм... Надо прикинуть...
   - Высоты, наверное... - неуверенно отвечаю я. - Если она большая, конечно, а я не пристёгнут!
   - Ну и прекрасно! - обрадовался Слава. - Будем тренироваться на высоту, а пауков используем для контроля! У вас на АМС [84] стальной трос с талрепами [85] имеется?
   - Найдём... - удивился я. - А зачем?
   - Профессию канатоходца начнёшь осваивать. Да, не бледней ты так! Канат на первое время над самой землёй протянем. И ходить ты сначала будешь по деревянной планке или по линии, на асфальте нарисованной. Это - пока технику движений ни освоишь... И главное, не дрейфь! Я семь лет инструктором проработал! Видел бы ты, из каких тряских трусов приходилось иной раз истребителей лепить!

Глава 7. Операция "Капкан"

"Стену можно пробить только головой,

всё остальное - лишь орудия!"

Лешек Кумор

  
  
  
   Тренировки мы начали в тот же день после обеда. Между двумя берёзами Слава прочертил линию на земле, уложил деревянную планку и принялся учить меня, как надо правильно переставлять ступни, чтобы при этом ни я, ни трос не раскачивались. Движения эти чем-то неуловимо напоминали балетные па. Руки мне приходилось держать горизонтально, чтобы балансировать ими в случае надобности. Под насмешливыми взглядами сослуживцев чувствовал я себя полным идиотом. На следующий день после обеда аэродром закрылся из-за адвективного тумана. Мы натянули стальной трос в полуметре над землёй, и Слава выдал мне двухметровый шест. Под трос у одной из берёз он подсунул табурет.
   - Не бойся! Сегодня ты ходить не будешь, просто встанешь на эту хрень, возьмёшь в руки балансировочный шест и несколько раз попробуешь трос ногой. Главная задача: постепенно привыкать к мысли, что ты скоро по нему пройдёшь! Дополнительная - почувствовать возможности балансира. А завтра в метре от первой поставим вторую опору, попытаешься перебраться на неё, опираясь на мою руку.
   Через пару дней погода наладилась. Опасные явления исчезли, как класс. В работе синоптика появилась куча свободных "окон", а на роль подстраховщика мы приспособили Виктора. С его силой и ростом удержать меня на канате было несложно. Так что тренировки теперь шли и во время лётных смен, когда Мишин был занят на вышке.
   Через три дня я уже мог переходить от табуретки к табуретке, лишь слегка касаясь страхующей руки. Ещё неделя ушла на то, чтобы развести опоры на всю длину троса. После этого Слава решил послать меня "в свободное плавание" от берёзы к берёзе. Первая попытка закончилась неудачно - я свалился на землю, не дойдя и до середины пути. Но дрожи в коленках уже не было и в помине. Наоборот, появился азарт! Теперь все свободные от работы минуты я проводил на "канате" с шестом в руке. Какое-то время сослуживцы подшучивали надо мной, потом перестали обращать внимание - ну съехал человек с катушек, и пусть его... Через неделю я уже мог безошибочно проходить дистанцию по пять-шесть раз подряд, и Слава поднял трос до метра. Двигаться стало труднее, в смысле -тревожнее, но ошибок я больше не совершал. Через три дня высота выросла до полутора метров, потом - до двух, до трёх...
   - Хорошо, - сказал Слава, когда я освоил последний уровень. - Теперь осталось только сыграть в Тарзана. Завтра у нас воскресенье. Пойдём в лес. Здесь недалеко прямо за забором подходящий березняк начинается. И дыра есть под плитой, солдатики местные через неё в самоволки бегают. Будешь с дерева на дерево перебираться.
   В лесу Слава загнал меня на уже привычную глазу пятиметровую высоту и велел перепрыгнуть на соседнюю берёзу.
   - На земле подстилка из листьев толстая. Если на ноги упасть, даже переломов не будет! - обнадёжил он меня. - Смелее! И вниз пока не смотри, только вперёд!
   Майор, как видно, понял, что от уговоров большого проку не будет; а может, просто решил дать ученику свободу действий. Он погладил на прощание шершавый чёрно-белый ствол и отошёл в сторону. Пришлось подбадривать себя самостоятельно:
   - Ну, вот...- тихонько шептал я шуршащей листьями берёзе. - Сейчас мы возьмём себя в руки! Да, есть ещё лёгкая дрожь в коленках... Но с подобным уровнем страха мы справлялись уже не раз! Перед каждым экзаменом, зачётом, коллоквиумом... Перед любой контрольной в школе мы легко его преодолевали! Вспомни, даже в детском саду ещё, когда читали стихи на утренниках... И то справлялись! Так что - вперёд, главное - не останавливаться... Ну же... Ну!..
   Я чуть подсел, упёрся носками в две толстые ветки у ствола, ухватившись руками за третью, напружинил ноги... И прыгнул! Когда отталкивался ступнями от берёзы, сердце сжалось от ужаса... И пока летел, до той доли секунды, когда пальцы снова вцепились в ветки, перед глазами успела промелькнуть вся жизнь. Но стоило только рукам ухватиться за ствол соседнего дерева, и весь страх, будто по волшебству, превратился в восторг! Тут же захотелось кричать, петь, смеяться... В этот миг я почувствовал себя цепкой и ловкой обезъяной, готовой прыгать и прыгать дальше: с ветки на ветку, с берёзы на берёзу... И так пока не кончится лес!
   Перебирая руками и используя ноги, как замок захвата, я вскарабкался вверх по стволу и перепрыгнул на следующее дерево, потом ещё на одно. Я тряс руками ветки, смеялся и орал всякие глупости...
   - Хватит, слезай! С гормонами всё прекрасно! Пропорция идеальная! Общее число, правда, чуть больше нормы, но тут уж... - развёл руками Слава. - Увы... Идём пауков искать!
   Паутину с крестовиком средних размеров мы обнаружили всего через пару минут.
   - Возьми его на руку, - сказал Слава. - Пусть немного по тебе проползает. Только осторожно, не пугай его! Ну, что чувствуешь?
   Я аккуратно прикоснулся к тонкой липкой нити рядом с дремлющим пауком, подставил ему палец. Паук несколько раз недоверчиво коснулся его лапками, чуть помедлил, коснулся ещё раз и решительно побежал по ладошке, стало щекотно. Через пару секунд он перепрыгнул на рукав, на соседнюю ветку и стал по паутинке спускаться вниз. Страха не было и в помине! А ведь ещё месяц назад никакая сила не заставила бы меня взять паука на руки. Даже смотреть на них получалось только урывками, постоянно отводя взгляд. А сейчас, прикоснувшись к этому прекрасному созданию, я испытал радость. Конечно, не такую сильную, как от прыжков по деревьям, но тоже вполне ощутимую.
   - Здорово! - с запозданием ответил я. - Что делаем дальше?
   - Двигаем домой, - усмехнулся он. - После обеда ещё раз то же самое, для закрепления эффекта. А чтобы была полная гарантия, в следующее воскресенье повторим. Если испытаешь такой же восторг во второй раз и в третий, значит любой страх тебе теперь нипочём. Психика с ним справится сама, и практически без усилий. Только потом не рискуй понапрасну! Храбрость - это одно, а дурость - другое. Да и вообще... Катехоламиновая зависимость к добру не приводит! Адреналиновых хлюпиков все вокруг презирают... А ошалевшие от наглости берсерки долго не живут!
   После обеда всё повторилось. И в следующее воскресенье - тоже. Всю обратную дорогу я бегал вприпрыжку вокруг Славы и никак не мог согнать с лица довольную улыбку. А майор с каждой минутой смотрел всё задумчивее и мрачнее... По-моему, последние сто метров пути он уже бормотал себе под нос нечто неодобрительное и даже иногда матерное...
  
   Потом ещё с неделю, если не больше, я замечал, как внимательно прислушивается Слава ко всем моим разговорам. Видно было, как ощутимо напрягается его спина, стоит только мне чуть более вольно, чем раньше, пошутить в присутствии начальства... И как мрачнеет лицо, когда возникает ситуация, хоть отдалённо похожая на попытку получить искусственный катехоламиновый допинг. Однако уже дней через десять Слава убедился, что "гормональная наркомания" мне не грозит и успокоился...
  

***

   Сторожок в мозгу сработал в пятом часу утра. Ну, наконец-то! А то я уже изождался весь. Роль веревки с колокольчиками сыграли мысли о тяготах армейской службы. Если они появились, значит, мой долгожданный гость прибыл молча и начал осмотр с каталогов. Сейчас Обаламус убедится в неприкосновености спецхрана и проявится. Я прикрыл глаза, но сон больше не шел. Да и чего там спать-то осталось? Полчаса, не больше.
   "Эх, до воскресенья ещё два дня пахать... - закрутилась в голове заранее заготовленная мысль. - Три лётных смены, будь оно всё трижды проклято!"
   - Ну, как ты здесь? - раздался изнутри участливый голос пришельца.
   - Да, твоими межзвёздными молитвами... - буркнул я в ответ. - То есть, хреново! Болото тут. Трясина! Почище ещё, чем в романах Куприна! Попади сейчас в нашу армию Суворов, спился бы и сгнил в лейтенантах... Зря я, дурак, тебя послушал. Нефига тут делать! Вот разве что... Погоди-ка, а ты можешь организовать командировку в Афган? Вдруг мне в действующей армии больше понравится? Может здесь только в мирное время - помойка?!
   - Неужели всё так плохо? И никаких просветов? Жаль-жаль... А что в свободное время делаешь? - пришелец, как я и ожидал, сразу же отодвинул разговор подальше от обсуждения опасного для жизни варианта. - Вдруг из твоего хобби новая профессия получиться может?
   - Да, какое тут свободное время? - значит, моих следов в библиотеке Обаламус не обнаружил, и можно продолжать беседу по основному сценарию. - Впрочем, ты угадал! Есть одно увлечение, но это так - несерьёзно пока...
   - А что? Если, конечно, не секрет?!
   - Только ты не смейся... - отвечаю ему нарочито неуверенным шепотом. - Я здесь стихи сочинять начал. Правда, они ещё не очень хорошие... Так, рифмоплётство дилетантское.
   - Ну-у-у, не стесняйся... Прочти! Интересно же... - вроде как заинтересовался он.
   "Ах, как мы обрадовались возможности разговор в сторону увести! - мысленно усмехнулся я. - Как нам снова с червячков могильных начинать не хочется, да ещё в стране поголовной неграмотности и религиозного фанатизма..."
   - Ладно, сейчас... - говорю ему вслух. - Но учти, это далеко не Есенин! Причем, пока ещё - очень далеко...
   Привычным движением выключаю звонок будильника, встаю с кровати и начинаю одеваться. По будням я ночую в одноместной каптёрке, рядом с комнатой метеослужбы, так что сейчас могу декламировать вслух, не боясь разбудить соседей:
  
   - В январе рядом с домом огромный сугроб
   Алым усом на солнце сверкает.
   В гараже у соседа малиновый гроб
   Ломовых лошадей поджидает.
  
   Обложные дожди зарядили весной,
   Облака зацепились за крыши.
   Грозы молнии чертят во тьме надо мной,
   Ветер низкие травы колышет.
  
   Летом даже обола мы в храм не несём.
   Бога, кесаря водим мы за нос.
   Все поля облетим, все моря проплывём,
   На обратном пути мы корабль разобьём
   Об скалу, что у острова Ламос.
  
   Я перевёл дух и скромно промямлил:
   - А об осени ещё ничего не написал. Ну, как?
   - Да, пока не очень... - выдал своё заключение пришелец. - Александр, а где этот остров?
   - В Эгейском море, у греческих берегов... - отвечаю, сдержав запоздалый зевок. - Там их сотни и все с такими же окончаниями: Ламос, Лесбос.
   А вот... Фиг-кого ты теперь поймаешь на эти примочки! Я кое-чей реферат по психологии оч-ч-чень внимательно прочитал. Как там: "...называя собеседника по имени, вы добиваетесь от него симметричного ответа, и кроме этого, он начинает испытывать к вам дополнительную симпатию, поскольку всем людям нравится слышать своё имя". Вот и называй, хоть уназывайся. А моя симпатия к тебе да-а-авно уже накрылась "младенческой наивностью" и обросла толстым слоем "полного кретинизма"! Вот так-то, умник инопланетный!
   Я довольно потянулся и начал неторопливо завязывать шнурки на ботинках. Что ж? Пришла пора мыться, бриться, начинать рабочий день... Трех исковерканных "обаламусов" в одном стихотворении должно хватить для блокировки программы быстрого выхода. Добавлять пока не нужно, чтобы не догадался. Он же должен до последнего момента сохранить иллюзию интеллектуального превосходства. Вот пусть и наслаждается ей, родимой, сколько влезет...
   Перед началом разведки погоды по низинам лежал туман, так что все подготовительные мероприятия проводились в этот раз не "для галочки", а в полном соответствии с инструкциями. На разведку полетел САМ, по результатам полчаса шло напряженное совещание: мой прогноз "исследовали под микроскопом". Полеты начались с получасовым опозданием и по минимуму погоды - после того, как туман сменили густая дымка и низкая подынверсионная облачность. За два часа успели проскочить все, кому эти условия были нужны.
   К десяти тридцати утра облака рассеялись, и после новой разведки план полётов поменяли на ПМУ. Но с двенадцати появилась первая кучевка на высоте восемьсот метров, и мне пришлось внимательно следить за её развитием. Вторая смена началась с отдаленной грозы и продолжалась всего два часа, после чего ливни с грозами накрыли аэродром.
   - Александр, у тебя тут всё время так, или сегодня что-то особенное? - спросил пришелец.
   Обаламус уже не в первый раз за день пытался начать разговор, но я всё время был занят под завязку и просил его отложить.
   - Особенное?! - фыркаю в ответ. - Да! Конечно. Обычно вторая смена длится до половины первого ночи, а сегодня к пяти вечера летуны с техниками уже по домам разбегаются...
   О том, что большую часть рутинной работы я могу теперь спихнуть на Холопушина, Обаламусу пока знать не обязательно! А по имени этот дух за сегодня меня уже четырнадцатый раз величает: похоже, хвост в моём мозгу ему надёжно защемило...
   Я вытащил из шкафа сумку с боксёрской амуницией и поставил на стол в аппаратной. Виктор давно привык к условному сигналу и, как обычно, всё понял без слов. Сделав пару звонков, он положил на рычаг трубку и бодро доложил:
   - Товарищ лейтенант, зал ПДС [86] свободен, нас ждут. Майор Мишин сказал, что тоже спускается.
   - Куда ты, - удивился Обаламус. - Разве служба ещё не закончилась?
   - Тут недалеко, - ответил я, снимая с вешалки плащ-накидку. - Нам это беседовать не помешает. А служба у офицера заканчивается уже "на гражданке"...
   Вот так! Без особой необходимости маршрут уточнять не надо: эффект внезапности лучше применять "в чистом виде"... Светлана Кошка этот фактор на полную катушку использовала. Вот и у меня должно получиться!
  

***

   По дороге к залу ПДС, где мы с Виктором и Славой в свободные вечера махали перчатками, Обаламус подробно изложил легенду своего длительного отсутствия. У них в Совете Сообщества возникла, оказывается, чрезвычайная ситуация, безумно секретная... И разрешить её можно было только с его участием. Ну, прямо Остап Бендер: легенда о Малом Совнаркоме. Часть вторая, патетическая! Спрашивается, как я раньше-то весь этот бред нефильтрованным заглатывал?!
   Только когда мы вошли в зал и переоделись для спарринга, пришелец немного забеспокоился.
   - Александр, тебе же врачи запретили боксировать?
   Обаламус, похоже, был немного озадачен, но политику свою продолжал... Ну, прямо как Ахмед-паша под Рущуком.
   - А-а-а, ладно тебе! Они же на соревнованиях выступать запретили, а это просто тренировка. Да и не скакали у меня больше гормоны. Так что не беспокойся. Ты лучше вот какой момент проясни: что у вас там за Совет-то такой бесхребетный, если они без тебя ни одного вопроса решить не могут? Ведь ты, по нашим меркам считая, нечто вроде советского посла в Гондурасе. А я не помню случая, когда без него Политбюро не могло решить что-нибудь важное в течение полугода. Тем более, система связи у вас в Сообществе куда совершеннее должна работать. Вот, и пост Координатора ты получил всего за месяц: а информация тогда в оба конца проскочила, да ещё какое-то время ушло на само решение вопроса. И заметь, пока информация в сторону Совета двигалась, кое-кто ещё не был его Координатором... Так что сейчас ты явно заливаешь, дорогой!
   - Ты мне не веришь? - изумился Обаламус.
   - Ну что ты? Верю, конечно! - киваю головой я. - Верю в то, что ты лжёшь! И учти: меня это наглое враньё совершенно не устраивает...
   Виктор закончил бинтоваться и натянул перчатки. Я аккуратно завязал ему шнурки. Не торопясь, стал заматывать свою левую руку. Правую потом - голую, как она есть - в заранее подготовленную перчатку засуну. Третьего-то с нами нет, а время не терпит...
   - Александр, мне не нравится этот тон. У тебя нет никаких оснований для недоверия. Да... И зачем мне врать?
   - Думаю, что ты не пытался отговорить меня от теоретической физики, - не слушая возражений, продолжил я заранее подготовленную речь. - А наоборот, создавал все условия для начала работы в лаборатории и отсекал другие возможности карьеры. Думаю, тебе очень нужно, чтобы мы, земляне, в кратчайший срок расшибли себе лоб о второй барьер...
   - Но если я такой злодей, - усмехнулся он. - Кое-кто в большой опасности... Незначительное торможение реакции, и партнер вышибет тебе мозги. Судя по всему, сил у него для этого хватит с избытком! А я буду продолжать свою миссию дальше...
   Голос пришельца теперь ощутимо поскрипывал на шипяще-свистящих звуках, из памяти выплыло сверкнувшее створкой окно, паук-крестовик шевельнул лапками из тёмной ниши за дверью... Ага, щаз-з-з... Фон Притвиц под Гумбиненом точно так же - с артподготовки - начал, и тоже по ложным позициям! Я вспомнил обезьяньи прыжки по деревьям, и сразу же душа выскользнула из липких пут зарождающегося страха, окунулось в море чистого, не замутнённого яростью восторга... Только, спокойно! Без перехлёстов в эйфорию...
   - Не всё так просто, как тебе кажется! - я достал из кармана рубашки завещание и развернул его перед глазами. - Взгляни-ка на эту бумагу! Убедился? Не будешь ты никакой миссии продолжать! Потому что по нашим законам меня после смерти обязаны кремировать. В газовой печи сжечь, если не понял... Так что червячки могильные хитроумному Обу больше не светят! А из пепла, мой дорогой, только птица Феникс возрождается! Ну, и насчёт феноменальной силы моего солдатика... У-у-у... Ты даже не представляешь, насколько сейчас прав! Впрочем, возможность в этой правоте убедиться у нас обоих сейчас появится! Ты ведь к голове-то моей теперь надёжно прикован, а? Что скажешь, Обалванус Обманкавичус?!
  
  

Глава 8. Ставок больше нет

  
  

"Лучше ужасный конец, чем ужас без конца"

Иоганн Вольфганг Гёте

  
  
  
   Я убрал бумажку в карман, натянул перчатку на правую руку и подал сигнал к началу раунда. Виктор закончил разминаться, перевернул песочные часы и двинулся к центру зала.
   Инопланетянин пока замолчал. Не знает, как реагировать: то ли смеяться, то ли плакать. Что ж? Сейчас мы тебе поможем с выбором!
   Эти редкие удары, в числе прочего обнаруженные в обаламусовском реферате по единоборствам, мне приходилось отрабатывать втайне не только от Виктора, но и от Славы. Четыре месяца шлифовки движений перед зеркалом, специально повешенным для этой цели в каптерке... Серия из двух джолтов [87] и ундеркота [88], преданных в советском боксе анафеме за "вражеское" американское происхождение, слегка озадачила вице-чемпиона. Но это были только "цветочки"... Сразу же за ними последовал акцентированный левый оверхед [89] в стиле Рокки Марчиано, от которого голова Виктора резко мотнулась в сторону. Глаза солдата тут же налились кровью, в них загорелась хорошо знакомая жажда мщения... Ага... Именно то, что требовалось!
   Под непрерывным градом ударов я начал медленно отступать в сторону большого боксёрского мешка, висевшего в углу зала. Теперь всё должно выглядеть естественно. Блок, нырок [90], шаг назад, ещё шаг. Я коснулся плечом шершавой кожи и тут же огрызнулся хорошо знакомым Виктору правым кроссом. Вошедший в раж противник давно мечтал о такой возможности. Чуть приопустив левое плечо, я открылся под его коронный накаутирующий хук. Правая рука супертяжа ушла вперед коротким быстрым крюком, я поднырнул под неё, раздался оглушительный хлопок. Это Виктор врезал со всей силы по той части мешка, которая несколько дней назад не выдержала Славиного удара ногой. Лопнувшей капроновой нитки тогда никто, кроме меня, не заметил. Я же после тренировки тайком подлатал разошедшийся шов обычной хлопковой. Больше для блезиру... И сейчас из раскрывшейся дыры картинно вылетел колтун конских волос.
   - Стоп! - я сделал вид, что с интересом рассматриваю повреждение. Даже снял перчатку и потрогал пальцами отверстие. Впечатляло!
   - Извините, товарищ лейтенант, я не специально! - пробормотал смущённый солдат.
   - Да, ладно, - подмигнул ему я. - После тренировки зашьем! Хозяина сегодня до ночи не будет...
   - Вы уже начали?! А чего ж меня-то не подождали? - раздался от двери притворно-обиженный Славин голос.
   - Ждём, но в движении! А то сидючи-ожидаючи спать шибко хочется! - пошутил я. - Но раз уж пришел, помоги мне вторую перчатку завязать.
   Я забинтовал правую руку, и протянул её Славе.
   - Кстати, разминайся быстрее! Очередь опаздавшему, конечно же, не уступлю... Но мне сегодня против Виктора долго не выдержать! Вон он... Как тяжёлый танк прёт! Так что тебе тоже достанется! - радостно обнадёжил я майора.
   - Ну, если не терпится первым по морде получить, время! - Слава перевернул часы и начал разминаться.
   - Что ты задумал? - наконец-то подал голос Обаламус. - Я подсчитал: сила удара, чтобы порвать такой мешок, должна быть больше тонны. Наша голова и половины не выдержит. Зачем ты с огнём играешь?
   - А кто сказал, что я шучу? Игры остались в прошлом! До окончания этой комедии не хватало лишь третьего участника, а точнее - свидетеля трагедии. Как видишь, он пришёл. И наступила пора прощаться. Сегодня вечером, крайний срок - завтра утром, ты сгоришь в печи крематория. Я этого не увижу, потому что моё время уже закончилось...
   Я провёл ещё одну удачную серию и, как бы невзначай, опустил перчатки (только бы нервы не подвели, Обик должен быть уверен, что всё это всерьёз).
   Виктор отреагировал мгновенно. Его правая рука двинулась вперёд, ускоряясь и вбирая в себя энергию сжатого в пружину тела.
   - Нет!!! - завопил Обаламус. - Не убивай, всё расскажу!..
   Я резко бросил туловище влево-вперёд одновременно с его воплем. Могучий кулак супертяжа лишь слегка шаркнул по плечу, но правая рука сразу онемела. (Интересно: заметил хитрый дух, что движение тела началось раньше, чем мозг осознал его слова, или нет? Гм-м-м... Похоже - не заметил! Просто нервничает, или уже в панике? Нет, его ужас ещё не дошёл до нужной кондиции. Ага... Значит - продолжим в том же духе!)
   - Время, - сказал Слава, - если хочешь, могу заменить.
   Киваю головой и стаскиваю перчатки.
   - Да, поработай ты... - отвечаю в перерыве между вдохами. - Я уже практически вымер... Подышу немного. Виктор что-то разошёлся. Лучше нам с тобой через раунд меняться.
   Помогаю Славе завязать перчатки и переворачиваю часы.
   - Время!
   Ребята начали работать, а я присел на скамейку.
   - У тебя ровно четыре минуты, - мысленно обращаюсь я к Обаламусу. - Чтобы рассказать, как ты планировал уничтожить Землю, и попытаться объяснить, что нужно сделать для гарантированного срыва этих планов. Если собираешься тратить время на очередную байку, не забивай понапрасну эфир. Лучше помолись своему инопланетному богу.
   - Мне просто нужно было понять, как ты станешь действовать в этой ситуации... - начал он сбивчиво и неуверенно. - Что выберешь: яркую многообещающую карьеру, угрожающую уничтожить Землю, или безвестность, которая спасет планету от опасности? Причем решение ты должен был принять в моё отсутствие, чтобы не мешать чистоте эксперимента. Это нужно нашим социологам для понимания ваших приоритетов поведения...
   - Интересная теория, - мысленно хмыкнул я. - Только она не объясняет, как и почему ты оказался на Земле в первый раз?
   - Я же говорил: трагическая случайность! - принялся убеждать меня Обаламус. - Наш корабль потерпел катастрофу....
   - Ну, это кому трагическая, а кому не очень! - оборвал его я. - Ведь именно по результатам этой самой "случайности" кое-кто получил головокружительное повышение. Разве не так? Но если твои начальники так высоко оценили внедрение на нашей планете, значит - интерес мы представляем немалый! И возникает вопрос: почему? Что в нас такого любопытного?
   - Вы слишком быстро эволюционируете в индивидуальном плане! - чуть подумав, ответил пришелец.
   - Не убедительно! Будь твоё повышение вызвано именно этим фактором, в своих расчётах вы бы учли быструю эволюцию нашего мышления, и мне не удалось бы сейчас поймать тебя на несоответствиях! - бросив взгляд на часы, усмехнулся я. - А может, уже хватит вранья?! Время-то уходит!
   - Ладно, я расскажу всю правду, но она не уложится в две оставшиеся минуты.
   Гм... Старо, мой друг! Ахмет-паша в 1811 году примерно то же самое Кутузову говорил, и тогда Михаил Илларионович взял турецкую армию не в плен, а "на сохранение"... Почему, спросишь?! Ха... Пленных-то по международным нормам - кормить полагается! А "сохраняемых" только охранять! Я, может, мозгами до фельдмаршала и не дотягиваю, но время просто так тянуть - тоже не дам!
   - Ты пока начинай! - говорю я пришельцу. - А там видно будет! Может, меня заинтересует новая версия, тогда продлим удовольствие...
   - Ты правильно догадался! Не было никакой катастрофы... - вздохнул Обаламус. - Я сам взорвал корабль... Суровая необходимость! Его экипаж решил захватить вашу планету, а я смог не только этому помешать, но и сохранить втайне от земных правительств сам факт прибытия инопланетного крейсера. Потом я вышел на контакт с тобой, чтобы добраться до спасателей. А когда вернулся в космос, мои сограждане сумели убедить Совет, что я действовал в полном соответствии с нашими законами. И дальше возникла занятная юридическая коллизия - выходить на контакт с цивилизациями вашего уровня запрещено, но прилагать усилия для спасения жизни гражданина Сообщества можно и даже необходимо. Понимаешь, мое назначение было не только наградой за правильную реакцию на действия экипажа, но и способом сохранения контакта с вашей планетой в условиях его юридического запрета. Получалось, что если я общаюсь с тобой, то не устанавливаю новые связи, а продлеваю старые. А если провести тебя в местное правительство, то наше знакомство автоматически станет межгосударственным. Тогда можно будет расширить контакты до обычного уровня, формально не нарушая законов Сообщества.
   Гм... Вот мы уже и к лести перешли! Оказывается, я достоин высшей власти! Может, он меня ещё и монархом назначит? Императором и самодержцем всея Земля и прилегающие планеты?
   - А зачем, если не секрет, вам так нужен контакт с отсталой цивилизацией? - я постарался усмехнуться понедоверчивее.
   - Мы считаем, что запреты устарели, что можно помочь вам в кратчайший срок обойти барьеры! - зачастил с аргументами Обаламус. - Что вы способны проявить ответственность и самоограничение...
   - А из кого состоял экипаж взорванного корабля? - спросил я. - Они тоже входят в Сообщество? Насколько велика для нас вероятность: нарваться на месть с их стороны?
   - Тут вам ничего не грозит! - горячо заверил меня пришелец. - Официально Совет Сообщества не может ничего доказать, но неофициально все знают об их действиях и не спускают с мерзавцев глаз.
   - И всё же, кто они?
   - Оружты. Кремниеорганическая цивилизация с Коруша, третьей планеты системы Альфы Центавра.
   Последняя песчинка упала на дно часов.
   - Время! - громко сказал я и, надев перчатки, протянул Славе руки.
   Тяжело дыша, он принялся затягивать шнуровку.
   - Стой, я же уже всё объяснил! - завопил изнутри изумлённый Обаламус. - Что тебя не устраивает?
   Ага... Он уже удивлён и напуган. Но это пока - не настоящая паника. Тогда... Нужно добавить напряжения в наш диалог. Только, спокойно!.. Очень спокойно!
   - То же, что и раньше. Ложь. Твоя новая теория лучше предыдущей, но она не объясняет, кто такие снарки? Есть у неё, кстати, и другие, намного более серьёзные, недостатки... Так что, увы, ты меня не убедил! - я начал круговыми вращениями разминать плечи и шею.
   - Стой! Да подожди же! Ведь это не только моя жизнь! - голос пришельца уже заметно дрожал. - Неужели тебе совсем не страшно умирать!?
   - Так это ведь ты у нас бессмертие теряешь! - усмехаюсь я. - А мы в среднем до шестидесяти лет живём. Их них осталось меньше сорока. Так что... Пустяки - говорить не о чем!
   - Хорошо, я расскажу всю правду! Только прекрати этот кошмар, я не могу его выноси-и-ить!!!
   Гм... Вот уж не думал, что он может так орать, чуть барабанные перепонки не лопнули. Похоже, теперь мы оба готовы к разговору?! Но ужас должен остаться, он поможет пришельцу сохранять откровенность до конца беседы...
   - Ладно, - согласно киваю я. - Считай, что уговорил! Только ты излагай всё это прямо во время раунда. А если мне вдруг покажется, что кое-кто снова начал лгать, просто опущу руки и напрягу позвоночник. Ты понял меня?! Не будет других шансов!!! И учти, я, кроме снарков, ещё много о чём знаю. Например, о минах в моей черепушке, и ещё о... Впрочем, тебе всё это пока без надобности!
   Вот так-то, дорогой! Рано раскрывать последние козыри... Немного неопределённости не помешает! Особенно в том, что касается расплаты за враньё... Самый страшный ужас - тот, что каждый придумывает себе сам! Так не ленись же, мой бесплотный друг, и будь поизобретательней...
   Только по движению губ я понял, что Слава сказал "Время". Интересно, слуховые нервы накрылись уже навсегда или они ещё придут в норму? Впрочем, беседе с Обаламусом это не мешает...
   - Снарки - жители внутренней полости вашего Солнца, - начал излагать новую версию инопланетянин. - Всё наше Сообщество существует в Антимире и состоит из цивилизаций звёздных ядер. Мы не можем вступить с вами в контакт обычным образом, поскольку физически не способны проникнуть в ваше пространство. Но из одного ядра в другое пару столетий назад наши корабли путешествовать научились. Снарки - самый высокоразвитый участник Сообщества. Они руководят всем. Я представляю чроков, мы слабее снарков, но сильнее остальных. Я сам был чроком, до того, как наша раса изобрела новую технологию и меня в бесплотном виде переправили за пределы границ нашего ядра в ваш межзвёздный мир невдалеке от Альфы Центавра. Мне удалось внедриться к оружтам, тамошним жителям, и убедить их помочь нам уничтожить Солнце. Тогда мы заняли бы в Сообществе Миров место снарков, и помогли бы оружтам сколотить своё Сообщество в межзвёздном пространстве. Но когда их корабль подкрался к Земле, планы оружтов изменились. Они решили, что гораздо выгоднее строить не Содружество, а Империю, и начать это с захвата Солнечной системы, а нас... Осторожнее!!!
   Я нырнул под левую руку Виктора и нанес встречный прямой в корпус.
   - Не отвлекайся! Почему они решили изменить планы?
   - Около Солнца оружты нашли огромный источник нейтрино. Это навело их на мысль, что можно с помощью нейтринных компенсаторов проникать в звёздные ядра и ставить их под свой контроль. Они не поняли, что снарки давно освоили нейтринную технологию и сделали её своей монополией. Что источник нейтрино имеет искусственное происхождение - это портал перехода снарков. Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось их ликвидировать?
   - Самодовольные идиоты своими глупыми и непрофессиональными действиями пытались сорвать ваш гениальный замысел?
   - Да! Но ликвидировать оружтов - это было только полдела. Требовалось устранить их таким образом, чтобы патрули и следственные группы снарков ни в чём нас не заподозрили...
   - А почему их патрули не смогли помешать проникновению оружтов в нашу систему? И как вы собирались уничтожить Солнце?
   - Боевые суда защищают дальние подступы к системе от внешних вторжений иноядерных кораблей. Крейсер оружтов проскочил мимо них незамеченным внутри одной из долгопериодных комет. На него датчики дальнего обнаружения у снарков не сработали, там же не было ни грамма антиматерии. А вас они не считают опасными для себя. Запланированный мной удар по Солнцу быстро изменившим траекторию астероидом, летящим из планетарной зоны, стал бы для снарков полной неожиданностью. Но слабым местом плана оставались оружты. Их участие в операции могло выплыть в любой момент. И оно выводило снарков на нас.
   - Ну, и что? Если их ядро уничтожено...
   - А дальние пикеты? А экспедиционный космический флот? А союзники?! Всего этого не хватило бы для мирного удержания господства, но чтобы отомстить нам, ответить ударом не удар... В общем, когда появилась возможность организовать всё руками самих землян, твоими руками, план стал просто идеальным. То есть он таким казался... Пока ты сегодня не припер меня к стенке... И что ты теперь собираешься делать?
   - Закончить раунд и подумать. На первый взгляд, твои слова похожи на правду, но поверить в них до конца я сейчас не могу. Слишком много лжи было сказано до этого. А пока ответь ещё на один вопрос: как вызвать сюда снарков? Если я тебе поверю, то нужно будет предупредить их об опасности, ведь беречь Солнце теперь в наших общих интересах. Моих, твоих и снарков. Тебе, если понял, уже в любом случае не удастся отсюда смыться. Так что сейчас ты кровно заинтересован в том, чтобы помочь им и мне.
   - Но это же - не единственный выход!? Поверь, мы ещё способны договориться! Ты поможешь мне, я - тебе! Подумай!!! Это же намного выгоднее... После того, как мы захватим власть в Сообществе, ты станешь единоличным повелителем всего межзвёздного пространства...
   - Да-да... Конечно, - усмехнулся я. - Или разделю судьбу ваших прежних союзников - оружтов? Помнится, ты расправился с ними без сожалений! А ведь в это время вы ещё не получили власти над Вселенной. Где гарантия, что приобретя её, ты станешь добрее и великодушнее. Думаю, будет с точностью до наоборот... Твоя победа над снарками - последнее, что я увижу в жизни, если помогу вам. В то время как союз с ними сулит землянам гораздо больше...
   - Но ты же их совсем не знаешь?
   - Время! - раздался голос Славы.
   Ага... Слух всё-таки вернулся! Пустячок, а приятно... Я уселся на стул и принялся восстанавливать сбитое дыхание.
   - Ещё раунд, товарищ лейтенант? - ехидно усмехнулся Виктор.
   - Пожалуй, на сегодня уже хватит! - отвечаю. - А вы как? Будете продолжать?
   - Может, рванём в баню? - традиционно предлагает Слава.
   - Давай, лучше завтра! - качаю головой я. - За эту неделю поспать удалось не больше десяти часов. А впереди суббота - полеты в одну смену. После обеда можно сразу на полдня в комплекс забуриться...
   Спать мне, конечно же, хотелось, но гораздо важнее было в спокойной обстановке подумать над новой версией Обаламуса. Ведь ошибаться в столь важном деле - нельзя никак...
   - Ладно, - ответил Слава. - Завтра, так завтра. Ну что, Виктор, ещё пару раундов и разбегаемся?
   Вице-чемпион согласно кивнул. Вот же слон двужильный!
  

***

   - Ну почему... Почему ты думаешь, что эти долбанные снарки хоть чем-то лучше меня? Откуда она вообще взялась: слепая, глупая, фанатичная вера в тех, кого ты ещё ни разу не видел?! - недоумевал Обаламус... Или ловко прикидывался, что недоумевает.
   Я сидел на стуле в каптерке и прокручивал в уме только что законченный разговор. Пожалуй, на сей раз всё сходится... Значит, настало время прояснить и этот вопрос. Ответить на него Обаламусу, да и самому себе тоже. Нет, сначала себе, а уже потом ему. Так, пожалуй, будет правильнее!
   - Давай рассуждать здраво! - предложил я, наливая в алюминиевую кружку воду из графина. - Во-первых, снарки дают нам возможность свободно развиваться, хотя объективно земляне представляют опасность для самого существования их солнечного ядра. Во-вторых, они хорошо относятся к военнопленным: во всяком случае, никогда их не убивают и не мучают.
   - А это ты из какого пальца высосал? - удивился пришелец.
   - Из твоего, дорогой! - терпеливо пояснил я, открывая ключом дверку служебного сейфа. - Если бы тебя в плену ждали пытка и смерть, разве стал бы ты мне сегодня правду рассказывать? Кто ж угрозу мгновенной смерти на мучительную гибель меняет?
   Молчит? Нечем крыть?! Значит, всё верно!
   - Послушай! - говорю, выставляя на стол небольшую химическую колбу с мерными делениями и притёртой стеклянной пробкой. - Я же не могу тебя в своей черепушке до седой бороды таскать. Человек довольно быстро стареет. А одряхлев, частенько впадает в детство. Да и не хочу я, чтобы ты, как прежде, в моём мозгу по ночам тайные ходы рыл и мины ставил. Так что: или плен у снарков, или придется нам сейчас завершить то, что не доделали в спортзале - выбирай! Виктора здесь нет, но прыжок вниз головой с балкона без труда его заменит. Особенно, если подняться на четвёртый этаж... Асфальтовая площадка перед зданием широкая, рассчитана на пять служебных машин. В общем, промазать сложно.
   Обаламус промолчал. Ну, что ж... Пусть подумает.
   Я вынул стеклянную пробку из колбы и высыпал в кружку немного белого порошка. Встряхнул, посмотрел на деления, добавил ещё пару граммов.
   - Что там? - вяло поинтересовался пришелец.
   - Глюкоза, - зевнув, ответил я. - Чувствуешь, как голова болит. Значит, сахара в организме не хватает. Добавить нужно. Или ты забыл, как быстро он сгорает на тренировках?
   - Нет, это ты кое-что забыл! - энергично возразил Обаламус. - Мы не в спортзале. И чтобы дойти до балкона, контроль над телом в условиях противоборства надо сохранять не пару секунд, а целую минуту, если не больше. Задача, для тебя пока неподъёмная... Уж поверь!
   - А пару секунд - подъёмная? - уточнил я, откладывая в сторону ложку, которой размешивал воду.
   - Подъёмная, - усмехнулся Обаламус. - Только за пару секунд ты даже здесь окно открыть не успеешь, а не то, что до четвёртого этажа дойти.
   - Допустим, - ответил я, поднося кружку ко рту. - Зато успею проглотить эту смесь... Узнаёшь запах? Нет! Ну-у-у... Напряги извилины! Он же в каждом третьем детективе встречается. Если не чаще! А тебе должен быть знаком по печенью. Помнишь, мы его в университетском буфете после тренировок покупали? Этикетку перед глазами прокрути!
   - Запах горького миндаля? - чуть слышно пробормотал Обаламус. - Так в колбе цианистый калий?!.
   - Ну, наконец-то! А я всё думаю, когда догадаешься? Согласись, глупо держать сахар в химической посуде! Да ещё и под сейфовым замком. Ну, а теперь в последний раз повторяю вопрос: ты вызовешь сюда снарков?
   - В принципе: сделать это не трудно, - нехотя проворчал Обаламус. - Но в их добрых чувствах к тебе я по-прежнему сомневаюсь...
   - Ничего, рискнём! - соглашаюсь я. - Только на контакт с ними мы выйдем вместе! Ты же будешь связываться телепатически? И меня к этому каналу подключить сможешь?
   - Да, - нехотя процедил он.
   Похоже, Обаламус уже отчаялся меня переубедить... Или, может, придумал очередную каверзу? Что ж, во втором случае крандец обоим... В кружке, конечно же, не цианид (как бы я его хранил в чужом сейфе?), а фруктоза с толчёными ядрами миндаля... Но в запасе у меня имелся ещё один трюк. Какой? Ой... Даже думать об этом не хочется! А потому только намекну: не одни духи умеют мозги минировать! Верная гибель, конечно... Но выпускать его на волю никак нельзя. Только почему-то мне казалось, что все каверзы у пришельца уже закончились.
   Впрочем, ожидание длилось недолго. Минуту спустя в воздухе сгустился темно-серый полупрозрачный комок примерно полметра в поперечнике с расплывчатой черно-белой фигурой, быстро превратившейся в хорошо известного мне мультяшного львёнка, который вот уже не первый год на пару с черепахой пел по выходным с телеэкрана: "Только я всё лежу и на солнышко гляжу..."
   - Здравствуйте... - начал я нерешительно.
   Но снарк не стал ждать продолжения.
   - Ваше сообщение о задержании чрока мы приняли. Готовы забрать его в любой момент.
   - А как вы...
   Львёнок улыбнулся и похлопал себя по лбу плюшевой лапкой.
   - У нас же телепатическая связь установлена. И я получил по ней всё, что вы собирались сказать. А у землян опыта подобных бесед нету, и потому мне приходится трансформировать ответ в удобные для вашего восприятия свето-звуковые сигналы.
   - Теперь нужно, чтобы я освободил Обаламуса?
   - Нет, только устное согласие на перевод. Мы извлечём чрока сами. Вы готовы?
   - Да, конечно, - пожал плечами я. - Вот только...
   - Нужны доказательства, что я не клон Обаламуса? - понимающе кивнул львёнок. - Фамилия офицера, подарившего вам фруктозу, подойдёт? Или имя поварихи, у которой выпросили миндальные орешки?
   - Ладно уж, забирайте, - пожал плечами я.
   На несколько мгновений мир затянуло розовым туманом. Неизменным оставался только львёнок и тёмно-серый шар вокруг него. Потом сейф, стол и кровать вернулись на свои места.
   - Вот и всё! Он уже у нас.
   - А-а-а... - неуверенно начал я.
   Надо было обязательно рассказать им о странном феномене в районе Подкаменной Тунгуски... О том, что, скорее всего, именно в тех краях спрятан межзвёздный корабль оружтов, жилой отсек которого чуть больше семидесяти шести лет назад, в июне 1908 года, взорвал коварный Обаламус... О том, что корабельные двигатели всё ещё можно использовать для задуманной чроками диверсии...
   - Всё это мы уже получили! - снисходительно улыбнулся львёнок.
   В ответ я молча пожал плечами. Похоже, чёртовы телепаты способны копаться в чужих мозгах, словно в собственных карманах...
   - Не везде, - улыбнулся снарк. - А только в тех информационных кластерах, что вы для нас приготовили. Извините. Время контакта ограничено. И ещё: пользоваться всем, что осталось от чрока, нужно с большой аккуратностью. В зависимости от интенсивности включения дополнительные функции сокращают вашу жизнь на срок от часа до нескольких суток за каждую минуту работы. Если понадобится связаться со мной, вызовите в уме образ этого львёнка. До свидания. Мину в вашей голове я обезвредил... А то мало ли... Да, и благодарим за сотрудничество.
   А затем серый комок быстро растаял в воздухе.
   Вот так просто, будто ничего особенного не случилось!.. Эх-х-х... Тоже мне - брат по разуму, чтоб тебя по всей Галактике расколбасило!.. Можно подумать, ему тут пуговицу помогли застегнуть!!!
   Сказать, что я был разочарован, значит - не сказать ничего! Месяцы тревог, сомнений и напряженной подготовки, меньше часа самой борьбы и полуминутный финиш. Никаких лавров победителя. Просто окончание еще одного рабочего дня. Стало обидно буквально до слёз. Да, что я им всем, нанимался, Вселенную от чроков спасать?!
   - Товарищ лейтенант, - раздался из-за двери голос Холопушина. - Влажность девяносто восемь процентов. Дымка. Видимость два километра.
   Я вышел в кабинет.
   - Из соседей кто-нибудь летает?
   - Нет, после нас почти сразу все по грозе закрылись.
   - Передавай изменение фактической погоды. Тебе днём поспать удалось?
   - Да, пару часов урвал перед обедом.
   - Тогда работай. В четыре утра разбудишь меня и Салаженцева.
   Я вернулся в каптерку, рухнул на кровать. И тут же вырубился.
  
  
  

Глава 9. А жизнь продолжается

  
  

"Для лошадей и влюбленных сено

пахнет по-разному"

Станислав Ежи Лец

  
  
  
   С самого утра Васильченко держал всех в полной готовности, несмотря на нелётную погоду. Мои доклады он выслушивал каждые полчаса. Сегодня в шестой эскадрилье у двух инструкторов заканчивались минимумы погоды. Нужны были всего сорок три минуты для того, чтобы они успели проскочить.
   - Ну что там с туманом? - спросил САМ, с видимой неохотой оторвавший взгляд от шахматной доски.
   - Рассеивается, товарищ полковник, - доложил я. - Ещё минут двадцать, максимум полчаса и всё... Но потом в течение часа-двух будет низкая облачность. Пять-семь баллов, высотой пятьдесят-сто метров. Поднимется до ста-двухсот только к одиннадцати. А дальше начнёт развиваться кучевка. С двенадцати часов по району ливневые дожди, после двенадцати тридцати - с грозами. В облаках с одиннадцати-тридцати болтанка и обледенение. Интенсивность - от умеренной и выше.
   - Слыхал?! - обратился САМ к Цылюрикову. - Что со сменой делаем? Разведкой будешь рисковать или полётами?
   - Да, шаманов послушать: грозы триста дней в году греметь должны, - ответил ИО комэска. - А туман: вот он, на полосе лежит!
   Ну, не скотина ли?! Ведь даже идиоту ясно, что на разведку майору лично лететь придётся, и потому он тумана утреннего, от которого через час даже следа не останется, больше всех и всяческих гроз боится. И ведь никогда не пропустит случая если уж не себя-любимого похвалить, то хотя бы соседа обругать ненавязчиво! Этим он сильно походил на Гену Лущенко, моего сокурсника и сослуживца по Пущинской экспедиции. Кого Цылюрикову напоминал я, не имею представления, но антипатия давно уже была взаимной.
   - Ну, гляди!.. Твои инструкторы без минимумов останутся в случае чего! - фыркнул в ответ Васильченко. - Шах! И мат! Следующий!
   САМ был из крестьян, образование - два класса и военное училище, как любил он пошутить под настроение. Но в шахматы играл на высшем уровне. Следующим был Кошка. Связист продержался меньше минуты. Васильченко обвёл взглядом комнату.
   - Серов, - вдруг окликнул он меня. - Кончай туманы по полосе гонять, иди сюда, сыграй с подполковником.
   - Да, я же вам на один зуб! - отвечаю. - Только если фору дадите!
   - Какую фору? - в притворном удивлении поднимает плечи Васильченко.
   - Дык... Максимальную! - отвечаю: уж наглеть, так наглеть.
   - Ладно, получай самую-самую!.. - соглашается благодушный победитель, убирая с доски ферзя и обеих ладей.
   И мы стали играть. Используя громадное преимущество в фигурах, я принялся "жрать" пешки противника, не давая ему выстроить жесткую оборону. И статегия эта какое-то время имела успех. Но Васильченко невозмутимо продолжал партию. И в тот момент, когда я уже чувствовал на губах вкус победы, САМ бросил вперёд слона и двух коней. Мат в три хода.
   - Следующий!
   Слава сражался больше двадцати минут и умудрился свести партию к ничьей. Васильченко смёл шахматы с доски и выглянул в окошко.
   - Ага, вот и туман рассеивается. Серов, мне кажется, или видимость уже полтора километра на полосе.
   - Так точно, полтора, товарищ полковник! - ответил я, сделав шаг к ИВО. - Облачность самь баллов на высоте восемьдесят метров. Через полчаса, максимум - час, жду сто пятьдесят на три. Но кучевка после одиннадцати будет расти очень быстро.
   Я протянул ему бланк прогноза на разведку погоды. САМ прочитал его, расписался и передал Цылюрикову.
   - Ознакомься, разведчик! - усмехнулся он, оглядывая заполненную народом комнату. - Ну, а теперь: все по местам! Начинаем.
   Цылюриков затянул взлёт ещё почти на час. Подынверсионная [91] облачность за это время успела рассеяться, но начала образовываться кучёвка на высоте триста метров. А дальше она принялась расти со скоростью снежной лавины... К возвращению самолёта-разведчика на экране локатора уже появились засветки от грозовых облаков.
   - Ты соображаешь, что творишь?! - орал Цылюриков в комнате метеослужбы. - Меня там при посадке чуть по полосе не размазало! Ты не имел права разрешать разведку в условиях такой болтанки?
   Внутри всё клокотало от возмущения, но виду я старался не показывать: обрабатывал карты, заполнял бланки, записывал в журнал данные запасных аэродромов. Майора это, конечно же, бесило... Вот только сделать он ничего не мог! Подчинялся я напрямую Васильченко. А комэска дежурному синоптику - не начальник. Возможно, сиди сейчас на моём месте другой лейтенант, Цилюриков уже давно полез бы в драку. Настроение у него для этого было - в самый раз. Но майор видел мои спарринги с Виктором и Славой. И понимал, чем может закончиться попытка добиться своего с помощью кулачного права.
   - Вы читали прогноз погоды, товарищ майор? Там было черным по белому написано: в облаках с одиннадцати-тридцати сильная болтанка и умеренное обледенение. Какие претензии?
   - Ты должен был запретить полёты, шторм написать!
   - Извините. Ни фактическая погода, ни прогноз не давали мне оснований для шторм-предупреждения. По крайней мере, в тот момент. Запретить разведку мог только руководитель полётов, к нему и претензии предъявляйте.
   - Ты!.. Это всё специально! Убить меня захотел!?
   - Ну что вы, товарищ майор! - в коридоре уже отчётливо звучали шаги спускающихся с вышки офицеров, но Цылюриков так увлекся, что никого и ничего, кроме себя, не слышал. - Захоти я вас убить, не стал бы зря народное добро гробить. Самолет ведь денег стоит, и немалых! Я бы просто шибанул молнией в дерево, чтоб оно вам на голову свалилось, и все дела! Дёшево, сердито, никаких подозрений...
   - Спокойно, Серов! - Васильченко повернулся к Цылюрикову. - А ты не наезжай на шамана. Он всё правильно предсказал, написал: в облаках сильная болтанка - была сильная болтанка. Прогнозы читать нужно, а не только на них расписываться! Тогда со временем для взлёта и посадки ошибок не будет!..
   Спорить с начальником майор не стал. Он бросил на меня ненавидящий взгляд и выскочил из комнаты. Васильченко подписал прогноз на полёты.
   - Если я правильно понял, то в ближайшие полчаса загремит и польет? - грустно усмехнулся он.
   - Так точно, товарищ полковник! - безнадёжно развёл руками я. - Сегодня уже без перспектив. Если бы разведку провести на час раньше, тогда бы могли успеть пару вылетов сделать, а сейчас уже...
   И в этот момент, словно подтверждая мои слова, на улице раскатисто громыхнуло. Причем, где-то очень близко, потому что одновременно комнату осветила молния.
   - Ну что ж?! Тогда начнём потихоньку сворачиваться! - Васильченко снял телефонную трубку. - "Маятник", "Завивку" [92] прошу!
   Но не успел он закончить разговор с командиром полка, как в комнату, размахивая летным шлемом, ввалился растрепанный Цылюриков. Волосы дыбом, куртка в пятнах липкой грязи, сквозь дыру в комбинизоне красно-белым полосатым пятном просвечивает оцарапанный локоть...
   - Ты! - завопил он, направив на меня руку со шлемом, из которого торчало пару травинок и сухая веточка. - Товарищ полковник, этот гад меня убить пытался! Молнией, как и угрожал! В дерево! Оно рядом упало, вот и рукав разорван! Ещё бы на пару сантиметров вправо, и всё!..
  

***

   История эта, вопреки логике, получила свое продолжение. Ведь её окончание слышал в прямом эфире командир полка... И прислал в Новинск комиссию для разбора конфликта.
   В понедельник утром меня вызвали в кабинет, где кроме Васильченко и хорошо знакомого мне комэска-четыре Рыжикова находился бессменный председатель всех подобных комиссий - замполит полка Иван Семёнович Воробей.
   - Здравия желаю, товарищ полковник! Разрешите? - спросил я, приоткрыв дверь.
   - А-а-а... Серов?! Проходи! - Иван Семёнович с трудом прятал в усах довольную улыбку. - Ну, что? Рассказывай, как ты покушался на жизнь и здоровье командира эскадрильи?
   - Товарищ полковник! Неужели майор Цылюриков официально выдвинул такое обвинение? Ведь это же бред!!!
   - Нет, в рапорте он ссылается на то, что ты угрожал его жизни и здоровью. Но показания свидетелей это не подтверждают. Только вот какая петрушка получается... Вчера из округа пришёл приказ об утверждении его в должности комэска-шесть и присвоении очередного воинского звания "подполковник". Сам Цилюриков, да и ещё некоторые, могут посчитать это признанием его правоты, возможно даже - наградой или компенсацией за случившееся. А это, в некотором смысле - совершенно нежелательно! Но не можем же мы наградить тебя для симметрии, да ещё и с формулировкой: "Чтобы никто не брал с него пример..." - Воробей театрально развел руками. - И поэтому мы тебя всё-таки накажем! Но накажем так, чтобы, во-первых, это не было напрямую связано с самим конфликтом, и во-вторых, чтобы всем вокруг стало ясно, что это наказание - на самом деле, награда. Вот как-то так, лейтенант. С командиром полка всё это уже согласовано... Так что - жди!
   - Я могу быть свободен?
   - Да... Иди, работай! А через два дня в полку начнётся очередное подведение итогов. Прибудешь на него вместе с руководящим составом обеих эскадрилий. Здесь тебя сменит Иванов.
   Я откозырял и вышел из кабинета. От ветра дверь чуть приоткрылась, и в коридор долетело дружное ржание трех подполковников. Интересно, что они там для меня придумали?
   Подведение итогов проходило в конце каждого месяца и длилось обычно три дня. Но сегодня - особый случай. Начинается новый учебный год. Через две недели прибывают курсанты, а потому процедура затянется на десять суток и будет сопровождаться каждодневной строевой подготовкой. Вот и сегодня, сразу после завтрака, офицеры торчали на плацу, выстроившись правильным квадратом. По краям лейтенанты, ближе к центру старлеи и капитаны, майоры и подполковники в середине. Строевые занятия проводит сам командир полка. Четыре часа шагистики, кошмар!
   - Полк, равняйсь, смирно! - голос у нашего командира громкий, можно сказать, выдающийся. - Ша-гом, марш! Раз, раз... Раз, раз... Раз, два, три! На месте стой! Раз, два! Лейтенант Серов! Выйти из строя!
   - Есть! - я сделал два шага вперед и замер.
   - Вы когда-нибудь, хоть раз видели, как ходят строевым шагом!? А, Серов? Может, по телевизору или ещё как?
   - Так точно, товарищ командир, по телевизору - видел!
   Полковник скривился, словно от зубной боли.
   - Ну, так вот, лейтенант!!! Чтобы я тебя больше на строевых занятиях не видел! Никогда! Вплоть до самого увольнения в запас! Ты меня понял? Хорошо понял?! Вон отсюда!
   Я приложил руку к козырьку и удалился с плаца под завистливые взгляды сослуживцев. Ну, замполит! Ну, змей! Это же надо было додуматься до такого "страшного наказания"! Цылюрикова сейчас прямо на плацу удар хватит!
   Но на этом ничего ещё не закончилось... В помещении метеослужбы меня ждал Дед. И был чем-то ужасно доволен.
   - Александр! - сказал он после того, как мы поздоровались. - Я слышал, тебя комполка от занятий отстранил. Так вот, чтобы кое-кто без дела не болтался, решено послать его, молодого-красивого, в командировку. Короче, ноги в руки и дуй в управление. Там тебя начштаба ждет. Да не забудь поблагодарить, маршрут поездки - его идея!
   Я уже ничего не понимал. Какая командировка, за что благодарить? Но приказы начальства в армии обсуждать не принято...
   - Разрешите, товарищ полковник! Лейтенант Серов по вашему приказанию прибыл!
   - Держи, лейтенант! - начштаба протянул мне командировочное предписание. - Тебе надлежит приобрести для штаба полка цветные карандаши. Поскольку в магазинах нашего города таковых не наблюдается, придется проследовать за ними в Москву. Срок исполнения - неделя. Карандаши вручишь мне лично, все десять коробок по двенадцать штук в каждой. Мягкий чек в магазине взять не забудь, без него финчасть расходы не возместит. Ну, а уж дорога туда и обратно - за свой счет. К концу итоговой проверки как раз успеешь вернуться. Иди, тебе до поезда всего полтора часа осталось! И лучше в гражданке поезжай, патрули в Москве - злее цепных собак, а ты на офицера похож, как вобла на бульдозер!
   - Есть! Спасибо вам, товарищ полковник!
   - Ладно, беги уже!.. А то до поезда переодеться не успеешь!
  

***

   В университет я попал без проблем. Для человека, проучившегося в нём пять лет, пропускной режим - понятие условное. Существуют десятки лазеек, чтобы его обойти. В общежитии для старшекурсников быстро нашел знакомых ребят и договорился о ночлеге. Теперь нужно было заскочить на кафедру, узнать последние новости. А заодно и о себе информацию оставить.
   Но до двадцатого этажа я не доехал. Потому что в лифтовом холле почувствовал легкий хлопок по плечу и услышал хорошо знакомый голос Михельсона.
   - Приветствую, Александр! А мне говорили, вы в армии.
   - Здравствуйте, Алексей Исаакович! Рад вас видеть! Я действительно в армии, но сейчас в командировке.
   - Сильно торопитесь? А то у меня сейчас "окно" в расписании, можем немного поболтать...
   - С удовольствием! Я никуда не спешу. Ещё шесть дней в запасе, а дел осталось на два часа, не больше.
   - Честно говоря, я представлял себе армейскую службу несколько иначе. Кто же вам, если не секрет, такую щедрую командировку организовал?
   Михельсон отпер дверь кабинета и взглядом указал на гостевое кресло у стола. Я сел и рассказал об истории с молнией.
   - ...И ведь что интересно, Алексей Исаакович! В этом деле участвовали десятки людей. Свидетели происшествия, начальники полкового звена и ниже! А у Цылюрикова тесть генерал, в Генштабе служит, с ним ссориться никому не выгодно! Сколько же хороших людей везде! Так почему ж Цылюриковы в нашей стране преуспевают? Понять не могу!
   - А что тут странного? Эти гады везде цветут и пахнут. В других странах тоже. Цылюриковы - они любой власти полезны! Потому что всегда знают, какова сегодня генеральная линия. И всецело готовы её поддерживать... В обмен на кучу халявных благ... Но вы ведь не хотите такого успеха, как у них?
   - Нет, что вы! Лучше уж бичевать [93]!
   - Вот и я примерно так думаю! А они постепенно вымрут, как кистеперые рыбы, если мы окажемся жизнеспособнее с точки зрения эволюции. Вон Гена Лущенко, в аспирантуру поступаючи, всех конкурентов оббегал, и каждому рассказывал, как сильно именно ему в этом году нужно туда попасть. Двух девушек даже уговорил забрать документы. И что? Срезался на специальности! А это - пожизненная дисквалификация, во всяком случае, в нашем университете. И Цылюриков со временем нарвётся! Так что бичом становиться не надо, лучше вместо этого - купаться в славе и успехе, но без их подлостей. Процветать весело и заразительно! Чтобы все цылюриковы от злости зубами скрипели...
   И в этот миг открылась входная дверь. В кабинет вошла золотоволосая красавица в синем платье. Средний рост, отличная фигура. Чуть волнистые локоны свободно рассыпались по плечам... И что-то в этой девушке мне показалось знакомым... Но что именно? Если раньше встречались, я бы её точно не забыл. Везёт Михельсону! Везде его окружают красивые женщины!
   - А-а-а, это вы, Светлана?! - сказал Алексей Исаакович, читая принесённую ему записку. - Отлично! Вы уж тут, пожалуйста, напоите гостя чаем да разговором займите, пока я от завкафедры ни вернусь. Смотрите, я на вас надеюсь!
   Красавица кивнула и открыла дверку шкафа, откуда так же молча принялась вытаскивать чашки, блюдца, заварной чайник... В профиль было особенно заметно, что уголки рта у девушки чуть вздёрнуты, словно она только что улыбалась или вот-вот собирается улыбнуться... Где-то я уже видел эти ямочки на щеках!.. И только когда она, замешкавшись над заварным чайником, чуть прикусила нижнюю губу, меня словно кувалдой по затылку огрели... Господи! Да это же Светка Пухова!!! А похудела-то как! Похорошела... Тени, помада... Волосы перекрасила... Обалдеть, не выжить!..
   - Пушистик! - уж не знаю почему вспомнил я её давнее прозвище. - А ты сейчас на кафедре или в аспирантуре?
   - На кафедре, у мамы под боком. Тебя-то, серого и зубастого, каким ветром сюда задуло? Михельсон говорил, что в армии служишь?
   Я рассказал про командировку.
   - Слушай, Света! - обратился я к ней, как к бессменному редактору нашей факультетской стенгазеты. - Ты случайно не в курсе, где сейчас в Москве самые карандашные места? А то боюсь, что универсальный треугольник - ГУМ, ЦУМ, "Детский Мир" - может на этот раз не сработать.
   Девушка потерла пальцами лоб.
   - В Центральном военторге стоит посмотреть, - задумчиво произнесла она. - Есть ещё очень неплохой магазинчик на Курской... Но надежнее всего - позвонить в справочную Мосторга. Там подскажут, где чешские "кохиноры" продают, из цветных карандашей они самые лучшие.
   - Да, наверное, ты права! - пожал я плечами. - Но до справочной дозваниваться: не один час нужен. А занимать столько чужой телефон, да ещё и рабочий - свинство. Боюсь, Михельсон мне этого не простит. Из автомата тоже не получится. А в общаге я на птичьих правах, там мне к аппарату лучше вообще не подходить. Так что придется ножками-ножками.
   - Слушай... - смерив меня задумчивым взглядом, сказала Светлана. - Я сегодня здесь уже закруглилась. Сейчас домой работать еду. Если хочешь, можешь от меня магазины прозвонить. Мы на Бакинских Комиссаров живем. Здесь недалеко, на метро пару остановок.
   - А это удобно? Я там никому не помешаю?
   - Мне ты точно не помешаешь, а больше там и нет никого, - заглянув зачем-то в сахарницу, сказала она. - Родители на конференции, бабушка на даче. Ну что, поехали? Там и чаю выпьешь? А Михельсону записку оставим, что я тебя у него украла и обещаю завтра вернуть.
  
   С Алексеем Исааковичем в этот приезд я больше не виделся. В общежитии тоже не появлялся. Через шесть дней я отъезжал от Киевского вокзала, не замечая ничего вокруг, кроме стройной золотоволосой фигурки, машущей мне рукой с медленно удаляющейся платформы.
  
   Но это уже совсем другая история...
  
   ______________________________________________________
  
  
   [1] в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова под этим сокращённых термином скрываются два факультета: географический и геологический. Споры о том, кто является истинным "гео-" начались ещё в 1938 году - когда они оба были основаны - и не утихают до сих пор. Студенты, аспиранты и преподаватели обоих факультетов свой в разговоре всегда сокращают, а чужой называют полностью. Настоящие "гео-патриоты" с обеих сторон - скорее отрежут себе язык, чем произнесут полное название собственного факультета. В данном случае речь идёт о географическом факультете, на котором есть кафедра метеорологии, климатологии и агрометеорологии
     
      [2] изобары - в метеорологии так линии равного давления. А вообще это один из примеров "многозначного" термина - в разных разделах науки словом "изобары" могут именоваться самые разные понятия. В ядерной физике, к примеру, изобарами называют нуклиды разных химических элементов, имеющие одинаковые атомные веса; в спектрометрии - молекулы с одинаковой молекулярной массой и т.д.
     
      [3] сообщения о погоде многие годы передавались по телеграфу в закодированном виде - не словами, а цифровыми группами и пробелами между ними; и каждый метеоролог должен был уметь быстро переводить текстовое сообщение о фактической погоде на станции в цифровую форму и обратно
     
      [4] имеется в виду знаменитый голливудский режиссёр, сценарист и продюсер Брайн де Пальма, автор широко известного фильма "Кэрри" (снятого им в 1976 году по одноимённому роману Стивена Кинга), имевшего в те годы большой кассовый успех в Северной Америке и Западной Европе
     
      [5] одна из популярных в то время марок водки, крепостью 450
  
   [6] венгерское вино, оно часто продавалось в фирменном магазине "Балатон" на Ломоносовском проспекте, рядом с общежитием геофака МГУ
     
      [7] энцефалитка - экспедиционная куртка специального покроя, сильно снижающая вероятность проникновения под одежду клещей - основных переносчиков энцефалита
  
   [8] карты пространственного распределения атмосферного давления, в синоптической метеорологии в этом качестве чаще всего используются карты высоты над уровнем моря поверхностей равного давления (850, 700, 500, 400, 300 миллибар и т.д.)
     
      [9] строго говоря, изобарами они являются только на синоптической карте, где проводятся линии равного давления на уровне моря, а на высотных картах (картах барического поля) вместо них наносятся линии равной высоты соответствующей изобарической поверхности (850, 700, 500, 400, 300 мбар и т.д.) над уровнем моря. Но эти линии метеорологи по привычке тоже называют "изобарами"
  
   [10] карту 400 мбар
     
      [11] имеются в виду актинометрические наблюдения, т.е. измерение основных и спектральных характеристик различных видов солнечной радиации
     
      [12] Малое море - название пролива, отделяющего остров Ольхон от северо-западного берега озера Байкал
     
      [13] Филиал Дома Студента - одно из университетских общежитий. ФДС находится на Ломоносовском проспекте (дом N 31) в двух автобусных остановках от Главного здания МГУ и включает в себя семь пятиэтажных корпусов коридорного типа
     
      [14] полевые - экспедиционный аналог командировочных
     
      [15] бальнеология - один из разделов курортологии, изучающий физико-химические свойства минеральных вод, методы их использования с лечебно-профилактическими целями при наружном и внутреннем применении, а также медицинские показания и противопоказания применения минеральных вод для лечения различных заболеваний
     
      [16] "охотник за простофилями" - так студенты геофака МГУ в шутку называют вербовщиков в экспедиции
     
      [17] "полем" географы именуют все виды полевых исследований, т.е. любую экспедицию, вне зависимости от рельефа местности и характера растительности
     
      [18] эти сигареты в начале 1980-х годов стоили 70 копеек за пачку и считались элитными
     
      [19] психрометр - прибор для определения температуры и влажности воздуха, представляет собой набор из двух термометров, один из которых сухой, а второй обёрнут влажной хлопчатобумажной тканью. Испаряясь со смоченного термометра, вода охлаждает его тем сильнее, чем ниже влажность воздуха в данной местности. Зафиксировав температуру сухого и влажного термометров, метеоролог (используя специальные психрометрические таблицы), может достаточно точно определить влажность воздуха
     
      [20] почвенные термометры - то есть, термометры, измеряющие температуру почвы на различной глубине. В 1980-е годы в СССР для этой цели обычно использовались коленчатые термометры Савинова. Рабочим органом такого прибора был ртутный капилляр, заметно удлинённый (по сравнению со всеми прочими) на участке от резервуара до начала шкалы. Размер удлинения зависел от того, на какой глубине будет измеряться температура почвы. Чаще всего устанавливали серию из четырёх почвенных термометров: на глубине 5, 10, 15 и 20 см. Сразу после резервуара капилляр изгибался под углом 1350, чтобы удобно было отслеживать значения температуры, уложив резервуар горизонтально в специально вырытую для этого ямку, а затем засыпав землёй удлинение капилляра до самой поверхности почвы
     
      [21] приборы, непрерывно (или через определённые интервалы) регистрирующие изменения какого-либо метеорологического параметра (барографы, термографы, гигрографы) или сразу целой группы параметров (метеорографы) механическим способом, оставляя специальным пером следы на ленте, надетой на движущийся барабан с суточным или недельным оборотом
  
   [22] знаменитый "пиратский" роман Роберта Штильмарка. Как и многие другие популярные произведения фантастической и приключенческой литературы, купить его в московском магазине было практически невозможно - за такими книгами нужно было идти на "толкучку" и платить в пять-десять раз больше стандартной цены. Однако на периферии, где потребность в литературе была существенно меньше, заезжему любителю иной раз могла улыбнуться удача
     
      [23] болгарские сигареты с фильтром, очень популярные в советские времена
     
      [24] имеется в виду чемпионат Российской Федерации. Из пятнадцати союзных республик, входивших в состав СССР, только она официально носила название "федеративной" (Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика - сокращённо РСФСР)
     
      [25] Главное здание МГУ, на верхних этажах которого расположены административные помещения и учебные аудитории географического факультета, а в цоколе (на нулевом этаже) - плавательный бассейн, душевые, сауны и спортивные залы
     
      [26] весовые категории в современном боксе сильно различаются в зависимости от возрастной группы (юношеские, юниорские или взрослые) соревнований, от того, любительские они или профессиональные, мужские или женские... В те времена женских и профессиональных боёв в СССР ещё не было, но зато в 1970-е годы прошла очередная "перешивка" весовых категорий, а потому большинство тренеров и спортсменов предпочитало официальному названию верхнюю границу веса данной категории; вес от 63,5 до 67 кг в те годы официально именовался "вторым полусредним" (кстати, с тех пор всё ещё раз поменялась, и в современной взрослой мужской классификации этот вес называется уже "первым средним")
     
      [27] первый средний вес того времени - от 67 до 71 кг
     
      [28] "солнце в квадрате" - метеорологический термин, означает очень высокую степень прозрачности атмосферы в безоблачный день, когда в направлении солнечного диска на небе нет даже лёгкой дымки
     
      [29] ДЮСШ - детско-юношеская спортивная школа
     
      [30] размен - обмен сериями встречных ударов, наносимых практически без перерыва
     
      [31] выдающийся венгерский спортсмен и тренер, первым в истории бокса стал трёхкратным олимпийским чемпионом, более 16 лет (с 1948 по 1964 годы) считался сильнейшим в мире средневесом среди любителей, первым из боксёров социалистических стран начал выступать на профессиональном ринге и завоевал там титул чемпиона Европы. По мнению многих специалистов - вполне мог стать и чемпионом мира, если бы в 1965 году венгерские власти не отменили выданное ему разрешение на участие в профессиональных боях
     
      [32] по правилам, действовавшим в то время, трое боковых судей в конце матча сдавали записки с указанием счета поединка и фамилию (или цвет угла) победителя. Рефери читал записки и передавал их главному судье, а затем поднимал руку победителя
     
   [34] добровольное спортивное общество "Буревестник" в те годы состояло исключительно из студентов, преподавателей и сотрудников советских ВУЗов и все студенческие спортивные соревнования организовывались только этим обществом
  
      [35] при всей сложности тактических манёвров коалиционной австрийско-русской армии в этом сражении, стратегический замысел руководившего союзными войсками Суворова был предельно прост - решительно и безостановочно наступая, разгромить турецкую армию поэшелонно. Так чтобы: во-первых, не дать врагу соединить силы; а во-вторых, получить возможность врываться в каждый следующий турецкий лагерь "на плечах" панически бегущего противника
     
      [36] "подпол" - шутливое сокращение воинского звания "подполковник"
  
      [37] те, кто добровольно писал заявление с просьбой об "армейском" распределении, имели право указать там военный округ, в котором желают служить. Военкомат не всегда принимал во внимание эти просьбы, но если они совпадали с рекомендацией заведующего военной кафедрой - как правило, удовлетворял
     
      [38] поднимать - обрабатывать, наносить изолинии, а также выявлять тенденции переноса и трансформации синоптических объектов
     
      [39] факсимильный аппарат тех лет - специальный радиоприёмник, позволяющий принимать кодированные радиосигналы станций-передатчиков, расшифровывать их и переносить на ленту электрохимической бумаги примерно семидесятисантиметровой ширины. С их помощью дежурный синоптик получал в те годы львиную долю "внешней" информации, необходимой для составления прогноза: синоптические карты, карты барического поля, полученные с помощью радиолокатора схемы грозовых очагов, обработанную в Гидрометцентре СССР спутниковую информацию и т.д.
     
      [40] техничка - техническая куртка, технический костюм или комбинезон. Все они использовались в Советской Армии для "грязных" работ и носились без погон
     
      [41] БЭСМ-6 - большая электронно-счётная машина шестой модификации... В университетском городке на Ленинских Горах она занимала два этажа железобетонного здания, требовала для своего обслуживания несколько десятков инженеров и техников, работала в сотни раз медленнее современного ноутбука, и при этом вполне заслуженно считалась одним из выдающихся достижений советской компьютерной отрасли
     
      [42] ПМУ - простые метеорологические условия, т.е. условия, при которых погода никак не может повлиять на работу пилота. В зависимости от типа летательного аппарата и его характеристик значения метеопараметров, определяющих это понятие, может меняться. В учебной истребительной авиации тех лет основным типом самолётов был реактивный "Л-39", чехословацкого производства. Для него ПМУ начинались с нижней границы облаков более 600 метров и видимости более 6 километров (при отсутствии опасных явлений погоды - болтанки, обледенения, сильного бокового ветра, шквала, грозы и т.д.). Но это только для лётчиков-инструкторов, полёты курсантов (особенно первые самостоятельные полёты) старались проводить при видимости более десяти километров и полном отсутствии облаков нижнего яруса
     
      [43] из "пиджаков" - то есть заканчивал гражданский ВУЗ с военной кафедрой, а не военное училище
     
      [44] НВП - начальная военная подготовка, в более поздние времена её в школах заменили на ОБЖ (основы безопасности жизнедеятельности)
     
      [45] в данном случае имеется в виду крышка ствольной коробки
     
      [46] ОБАТО - отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения, для "чистых" авиаторов традиционный синоним бардака, неряшливости и расхлябаности
     
      [47] в переводе с профжаргона - график атмосферных параметров, значения которых были переданы на землю датчиками, установленными в корзине радиозонда
     
      [48] "средним ярусом" в метеорологии называют облака, располагающиеся на высоте от двух до шести километров
     
      [49] туман, возникший в результате радиационного выхолаживания подстилающей поверхности (почвы, растительного покрова или воды)
     
      [50] ИВО - измеритель высоты облаков - прибор, посылающий вертикально вверх мощный световой сигнал и фиксирующий время прихода отражённого импульса; затем автоматика, используя информацию о скорости движения электромагнитного излучения, пересчитывает это время в пройденное световым импульсом расстояние. В результате ИВО позволяет с точностью до десяти метров определить нижнюю границу облаков нижнего яруса (то есть высотой до двух километров). Наряду с обычными ИВО, в авиации к этому времени кое-где уже начали использовать их более совершенные (лазерные) модификации - ЛИВО, которые позволяли измерить нижнюю границу любых тропосферных облаков (высотой до десяти километров) с точностью до одного метра
     
      [51] точка росы - один из параметров, используемых для расчета влажности воздуха; температура, при которой воздух достигает состояния насыщения при данном содержании водяного пара и неизменном давлении
     
      [52] обычно перпендикуляр, опущенный из точки пересечения графиков прогнозируемого изменения температуры и точки росы на ось времени, позволяет достаточно точно предсказать срок, когда влажность воздуха достигнет 100%. После этого радиационный туман может наступить уже в любой момент
     
      [53] туман, главной причиной возникновения которого является адвекция (перемещение в данный район из другого места) теплого и влажного воздуха, поступающего на холодную подстилающую поверхность
     
      [54] РСП - работник (инженер или техник) радиолокационной службы посадки. В военной авиации на эти должности очень часто назначают бывших лётчиков и штурманов, списанных с лётной работы по состоянию здоровья
     
      [55] в военной авиации синоптиков в шутку называют "шаманами"; а стажер, соответственно, - "шаманёнок". Но это - не единственный вариант. В сухопутных войсках Советской Армии "шаманами" в те годы офицеры и прапорщики часто называли замполитов. Правда, в отличие от синоптиков, в открытую к ним так никто не обращался
     
      [56] одна из "народных примет", широко используемых военными метеорологами: если при высокой влажности начинается выпадение росы, возникновение сильного тумана маловероятно; а если роса выпадает обильно - его появление в ближайшие часы практически исключено
     
      [57] штормовое предупреждение с прогнозом о скором наступлении опасных явлений погоды, которые могут привести к лётному происшествию (сокращённо называется "штормом"). По инструкции его оригинал должен быть вручен руководителю полётов под роспись не позже, чем за 30 минут до наступления упомянутого в "шторме" опасного явления (или явлений)
     
      [58] вышка - так в военной авиации называют командно-диспетчерский пункт (КДП). На стационарных аэродромах КДП обычно представляет собой специализированное многоэтажное капитальное здание башенного типа, где располагаются авиадиспетчеры и группа руководства полётами (которая обычно занимает верхний этаж с максимально возможной площадью остекления, чтобы обеспечить свободный визуальный обзор), а также службы обеспечения (в том числе и метеорологическая)
     
      [59] РП - руководитель полётов
     
      [60] имеются в виду запасные аэродромы, на которые можно посадить самолёт в случае закрытия основного (из-за нелётной погоды, а также по техническим или иным причинам)
     
      [61] "товарищ командир", без указания должности - обращение к командиру воинской части, в данном случае, к командиру учебного полка
     
      [62] если лётчик не летал какое-то время при минимуме погоды, то он лишается права самостоятельного полёта при этих условиях, т.е. должен сначала вылететь с коллегой (инструктором), сохранившим право на полёты при данном минимуме, и только после этого снова может летать самостоятельно
     
   [63] шверпункт - оперативно-тактический термин, активно используемый в военно-теоретических работах и штабных документах германской армии, чаще всего применяется в значении "главная точка приложения сил в наступлении или обороне - ключевой пункт, овладение которым обеспечивает победу в полевом сражении, стратегической операции или войне"
  
      [64] СМУ - сложные метеорологические условия. Так же, как в случае с ПМУ, значения метеопараметров сильно варьируют в зависимости от типа летательного аппарата, квалификации лётчика и т.д.
     
      [65] как правило, температура воздуха в нижних слоях атмосферы, обычно именуемых "тропосферой" (в среднем до высоты девять - десять километров), с увеличением высоты уменьшается; поэтому тропосферные слои, где температура с высотой растёт, называются инверсионными
       
      [66] предположение Серова основано на том, что мозг человека (в отличие от компьютера) - самоорганизующаяся система, а следовательно, для поддержания канала ввода-вывода в рабочем состоянии требуется периодическое тестирование и восстановление его основных параметров. Называя Обаламуса по имени, Серов регулярно проверял и отлаживал этот канал. А укороченное или исковерканное имя вполне могло сбить настройку параметров
     
      [67] военный билет после прибытия в подразделение у призванного на два года офицера полагалось изымать, выдавая вместо него на время службы удостоверение личности, но удостоверение было по тем временам "ценным" документом, который предоставлял своему владельцу многие льготы. Так, к примеру, предъявив его в железнодорожной или авиационной кассе, можно было получить билет из армейской "брони" (в то время, как для всех остальных граждан билетов не было - а такое в СССР случалось сплошь и рядом). Поэтому в некоторых штабах начальники строевых частей только "списывали" удостоверение на прибывшего "с гражданки" офицера, а на руки ему этот документ не выдавали, чтобы потом можно было вписать в чистый бланк кого-нибудь из друзей, родственников или "нужных людей"
  
      [68] САМ, сокращение от "самостоятельный", в данном случае - начальник лагерного сбора, имеющий в пределах своего лагеря все права командира полка
     
      [69] имеется в виду, естественно, воинская часть
     
      [70] смесь этилового спирта с дистиллированной водой крепостью 36 градусов, используется в авиации как антиобледенительная жидкость (ну, если раньше её не выпьют офицеры и прапорщики)
     
      [71] до четвёрки - до четырёх километров
     
      [72] карта барического поля 700 мбар
     
      [73] ТВД - театр военных действий
     
      [74] слова "архисложно" и "архиважно" любили повторять артисты, игравшие в советских спектаклях и фильмах роль Владимира Ильича Ленина
     
      [75] гектографий - копий, сделанных на гекторгафе, копировальном аппарате тех лет. Здесь следует заметить, что "гектографами" в СССР в те годы называли любые копировально-множительные аппараты отечественного производства, а также выпущенные в других соцстранах. Самыми распространёнными из них были ротационно-электрографические машины Казанского электромеханического завода - РЭМ-420 и РЭМ-620 (цифры здесь означают ширину бумажного рулона, который заправлялся в аппарат). Но поскольку в романе речь идёт не о свитках, а о пачке листов - скорее всего, копии были сделаны на одном из электрографических аппаратов ЭРА, которые могли работать на листовой бумаге формата А3 или А4 (эти "гектографы" выпускались в СССР на Грозненском заводе полиграфических машин до конца 1980-х годов)
    
    [76] именно в это время в советских ВВС проходили испытания сверхзвуковых стратегических бомбардировщиков-ракетоносцев ТУ-160
     
      [77] речь идёт о Константине Черненко, избранном Генеральным секретарём ЦК КПСС 13 февраля 1984 года. В тот момент ему было уже 72 года. Практически всё время правления Черненко провёл в Центральной клинической больнице, и всем в ЦК было ясно, что долго на своём посту он не протянет. Поэтому в Москве к словам нового генсека мало кто прислушивался. И сейчас уже никто не помнит, что Черненко не только продолжил начатую Юрием Андроповым политику модернизации советской экономики, но и первым из партийно-государственных деятелей заговорил о необходимости "ускорения научно-технического прогресса" и "коренной перестройки всего народно-хозяйственного механизма" - т.е. о том, что вскоре стало "визитной карточкой" его молодого преемника (Михаила Горбачёва)
     
      [78] "маячками" авторы детективных романов называют специальные метки, которые оставляет в своём "логове" опытный преступник, чтобы понять, не посещали ли помещение в его отсутствие посторонние люди
  
      [79] джеб (от английского jeb - тычок) - самый распространённый из "дальнобойных" ударов в боксе. В отличие от всех прочих прямых ударов джеб, как правило, имеет очень небольшой импульс, поскольку наносится одним движением руки без "подключения" корпуса. Заметим попутно, что до знакомства с англо-американской классификацией боксёрских ударов, Серов считал джебы, которым его научили в ДЮСШ, чем-то вроде "ноу-хау" своего первого тренера
     
   [80] кросс (от английского cross - крест) - самый сильный из прямых ударов в боксе. Обычно применяется, как контратакующий. Кросс пробивается с переносом веса тела на противоположную ногу и таким образом в импульс силы включается корпус спортсмена. Целью этого удара практически всегда является голова, но даже в этом случае бьющая рука подвергается большому риску. Импульс очень велик и малейшая погрешность в технике нанесения удара может привести к перелому лучевой (а возможно ещё и локтевой) кости. Если верить французским журналистам, 2 июня 1921 года именно такая травма помешала Жоржу Карпантье победить Джека Демпси в схватке за титул абсолютного чемпиона мира среди профессионалов. При ударе в корпус нагрузка на лучевую кость может стать запредельной даже без нарушения техники, потому-то он и стал таким сюрпризом для Салаженцева. Понятно, что без улучшений, которые внёс в его организм Обаламус, Серов никогда не решился бы на этот рискованный трюк
     
   [81] свинг (от английского swing) - дальний боковой удар в боксе. Это самый мощный из всех ударов, поскольку при его нанесении максимально возможный разворот корпуса сопровождается мощным толчком ногой. Однако движение руки по длинной дуге требует очень много времени и потому свинг применяют только против "скованного" или "поплывшего" противника, когда его реакция сильно замедлена. Из-за этого свинг часто называют "ударом на добивание"
     
   [82] хук (от английского hook - крюк) - короткий боковой удар в боксе, наносится согнутой в локте рукой на средней и ближней дистанции. Диапазон очень широк: хук может наноситься в голову или в корпус, с места или на скачке, левой или правой рукой, с включением всей массы тела, или с лёгким поворотом корпуса
     
   [83] апперкот (от английского uppercut - происходит от словосочетания "рубануть снизу вверх") - классический удар ближнего боя. Наносится апперкот развёрнутым к себе кулаком, как правило, в подбородок или в "солнечное сплетение"
  
      [84] АМС - авиационная метеорологическая станция. Поскольку в военной авиации СССР специализированные метеорологические станции появились намного раньше, они имеют аббревиатуру АМС (а гражданские, соответственно, АМСГ)
     
      [85] талреп - устройство для выбирания слабины такелажа и на парусном судне, а также для натягивания между опорами разнообразных тросов и кабелей
     
   [86] ПДС - парашютно-десантная служба - вольное сокращение от "ПС и ПДС" (поисково-спасательная и парашютно-десантная служба), в некоторых авиационных полках ВВС СССР зал службы ПС и ПДС использовался ещё и как спортзал (естественно, в свободное от прыжков время)
    
      [87] джолт - очень короткий прямой удар (одна из визитных карточек американской школы бокса), наносится с близкого расстояния в туловище согнутой в локте рукой. Характерной особенностью этого удара является резкое, глубоко толкающее движение бьющей руки, сообщенное ей сильным поворотом туловища. Бьющая рука боксёра, напрягаясь в момент удара, принимает на себя всю массу его тела. Удар наносится без замаха одним рывком туловища с выдвижением вперёд плеча бьющей руки. Для большего увеличения силы удара вес тела при этом переносится на ногу, разноименную бьющей руке. Кулак при ударе обращен пальцами к внутренней стороне стойки. Основное назначение джолта - сбивать дыхание у противника и раскрывать защиту его головы перед нанесением хука, свинга или апперкота
     
      [88] ундеркот - нечто среднее между хуком и джолтом. Наносится он круговым движением правой руки в бок противника с близкого расстояния, обычно при входе в клинч
     
      [89] оверхед - один из самых редких боковых ударов (даже в США не каждый боксёр может им похвастаться). В отличие от кросса или свинга, наносящегося параллельно земле, оверхед идёт по дуге (сверху-вниз). Этот удар используется невысокими боксёрами для того, чтобы поразить голову более рослого соперника. В своё время оверхед был одной из "визитных карточек" абсолютного чемпиона мира среди профессионалов Рокки Марчиано - одного из немногих, покинул ринг непобеждённым
     
      [90] нырок - уклонение от бокового удара
     
      [91] подынверсионная - сформировавшаяся под слоем инверсии
     
      [92] позывные военного коммутатора
     
   [93] бичевать - аналог современного "бомжевать" (производное от слова "БИЧ" - бывший интеллигентный человек)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 5.32*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"