Аннотация: Спустя 100 лет после основания Поселка.
Проводник
На узко-извилистой бело-пыльной дороге, похожей на тянущееся среди густо-изумрудных зарослей тело гигантской змеи, они оказались вдвоем. Хотя, это была и не дорога, а скорее тропа, исхоженная чаще животными, чем людьми. И это не казалось странным, учитывая, как глубоко в Дебри она заводила. Удивляло скорее то, насколько смелым оказался его юный спутник, назначенный Головой Поселка в Проводники.
Мальчик выглядел хрупким, как засыхающая сливовая ветка, взгляд темно-синих глаз был таким же печальным. Довольно высокий и светловолосый, на вид лет двенадцати. Голова, словно брезгуя или опасаясь произносить его имя вслух, лишь однажды торопливо окликнул, но Нкаен не расслышал, сразу не переспросил, а потом уже было как-то неловко. Не смотря на то, что между мальчиком и жителями Поселка отношения походили на натянутые струны, нехотя, каждый на свой лад, но они в один голос утверждали, что отправляющийся в Дебри может полностью довериться ему.
Вечерело. Первым же делом мальчик вербовым прутиком очертил вокруг высокого куста широкий круг семи шагов в диаметре и, взглянув на попутчика, пояснил:
- За черту не заступай. Выйдешь из круга - пеняй на себя.
Говорил он с каким-то тихим безразличием, словно до этого ему пришлось произнести эти слова не менее сотни раз, и словно еще ни разу к этим словам никто не прислушался. Ночь застала их в самом неподходящем для ночлега месте - между мрачными зарослями терна и зловещим болотом.
Быстро соорудив кострище, мальчик развел огонь. Ужинали также в полном молчании, а потом стали устраиваться ко сну. Нкаену, краем глаза наблюдавшему за спутником, который старательно делал вид, что совсем ничего не боится, вдруг послышался чей-то жалобный плач. Неуверенно оглянувшись, он спросил Проводника:
- Ты слышал?.. Только что...
- Нет! - слишком резко ответил мальчик, тщательно затаптывая ярко пламенеющие, похожие на глаза притаившегося в темноте неведомого хищника, догорающие уголья.
- Плачет кто-то... - пробормотал Нкаен. - Как будто плачет ребенок...
- Лучше ложись спать, - буркнул мальчик.
- Мне просто послышалось? - мягко уточнил Нкаен.
- Это кикимора, - нехотя откликнулся его Проводник, плотнее закутываясь в свой дорожный плащ.
- Правда?
- Ну, сам подумай, какой нормальный человек станет жить в таком месте? - вздохнул мальчик, словно спорить по этому поводу уже давно устал.
- Хм... Наверное, ты прав... А эти кикиморы, какие они? - Нкаен во все глаза разглядывал висящие прямо над головой звезды. Они казались такими сочными и тяжелыми, словно дозревшие фрукты, готовые вот-вот сорваться, если порывы ветра окрепнут. В Городе-под-Куполом звезд не было. Не только звезд. Нкаену вообще никогда раньше не приходилось видеть неба.
- Ты никогда кикимор не видел что ли?
- Никогда.
- Ну, это и понятно. Кто их видел, рассказать об этом уже и не сможет.
- Они и в самом деле такие опасные?
- Слушай, я устал очень, давай спать, - вздохнул в темноте мальчик и Нкаен перевернулся на бок, чтобы увидеть в серебристом свете очертания его фигуры. Еще прошлой ночью он заметил, что мальчик, словно был опытным воином, привык спать сидя.
- Почему Голова Поселка выбрал тебя?
- Ты что, не доволен моей работой? - печально поинтересовался мальчик, словно поняв, что заснуть сразу, как в прошлую ночь, ему не удастся.
- Да нет... Ты очень много о Болотах знаешь, я это понял, но... неужели никого, кроме тебя больше нет?
- Есть. Драггар. Но он не из Поселка.
- Почему ты решил стать Проводником?
- Мою семью съели кикиморы. Что тебе еще интересно узнать?
- Извини... я просто...
- Ничего. Я понимаю. Ты ведь из Города-под-Куполом.
- И тебе разве не интересно узнать, зачем я здесь?
- Нет.
- Недавно мне стало известно, что умер мой брат, хотел похоронить его.
- Я же сказал, мне не интересно.
- Но когда прибыл сюда и стал расспрашивать людей, мне сказали, что он поселился в хижине на Болотах. Сам бы я никогда не нашел его дом, поэтому обратился к Голове вашего Поселка.
- Ну, понятно, - вздохнул юный собеседник так обреченно, словно раскаивающийся в некоем тяжком грехе преступник. Неожиданно послышался шелест, и мальчик резко вскинул руку. Зажатый в кулаке прозрачный камень, ярко вспыхнул. В его холодном свете Нкаен увидел маленькую растрепанную девочку в изорванной рубашке. Тихонько пискнув, она закрыла лицо руками и принялась тереть глаза кулачками.
- Мне хооооолодно... Пожаааалуйста, добры люди, пустииииите к огню...
Девочка, испуганно ойкнув, шмыгнула в кусты. Нкаен, удивленный, приподнялся на локте:
- Не думал, что ты можешь быть таким...
- Только не говори, что и вправду поверил, будто она потерялась! - фыркнул мальчик. - Попросил бы ее обернуться и спину показать, сразу увидел, что у нее все кишки наружу! Это же кикимореныш! Не слушай их, они самые хитрые порождения Дебрей. Но самое главное, что бы ни случилось, не выходи из круга!
- Что, съест?
- Хуже.
- Да что она может?
- Зачарует, - хмуро ответил Проводник.
- Как это? - не унимался Нкаен.
- Тебе лучше не знать... - буркнул мальчик, пряча вновь потемневший камень под рубашку и снова поворачиваясь к спутнику спиной.
С тех пор много лет прошло, но кошмары до сих пор не оставляли его. И в них он видел мать и отца, не безумных, но ставших алчущими чудовищами. Жить с ними было невыносимо страшно, хотя они оба по-прежнему ласково улыбались ему, а мать даже пела колыбельные на ночь. Возвращаясь домой к ужину, он видел, как отец брал топор и шел в хлев, чтобы зарубить свинью. Они ели мясо сырым, совсем не обращая внимания на то, что пачкают в крови одежду, руки и лица, как ни в чем не бывало расспрашивая, как дела в церковной школе и о чем читал в проповеди святой отец. Однако настоящий ужас пришел, когда хлев опустел. Отец, так же спокойно, как и каждый вечер, взял топор и пошел в соседский дом. Они жили на самой окраине Поселка, слишком близко к Дебрям, наверное, поэтому никого не удивило, что пропали старики Летчеры и молодожены Райли. А потом они стали поедать бродяг, просившихся на ночлег... Их спины сгорбились, а кожа слезла, осталась лишь тонкая пленочка, сквозь которую стали видны все внутренности. Не в силах выносить этого кошмара, однажды ночью, дождавшись, пока они оба заснут, он вышел из дома, запер все окна и двери и, натаскав сухой соломы, поджег. Он стоял и смотрел до тех пор, пока не настал полдень и от дома не остались лишь головешки.
После этого в школе его начали дразнить, так что он перестал ходить туда. По слухам, где-то в городе-под-Куполом жили его родственники, но ему не хотелось покидать Посёлка, поэтому он поселился у слепого старика шарманщика, который любил рассказывать про дни молодости, когда Дебри были более враждебны, но всё же открывали смельчакам свои тайны. Заучивший наизусть эти сказки, он и решил стать Проводником.
Нкаен, вслушиваясь в сопение мальчика, разглядывал усеянное звездами небо. В Городах, накрытых защитными Куполами, сохраняющих воздух чистым, сквозь зеркальные наслоения разглядеть небо было невозможно. Война давно закончилась, но многие люди привыкли к жизни в подземном Убежище, хотя нашлись и те, кто захотел во что бы то ни стало выйти на поверхность. Беглецы поселились в Городах-под-Куполами, совершенно позабыв, как выглядит солнце или звезды и больше в них не нуждались. Его брат был одним из немногих одержимых, называющих себя Звездочетами, кто уверял, что человечеству небо и звезды необходимы, поэтому и сбежал в Поселок. Нкаен никогда не пытался понять смысла его рассуждений, но в отличие от родителей не осуждал за подобные взгляды, вычитывая в редких письмах между строк загадочные формулы, похожие на заклинания для вызова потусторонних существ. А когда письма иссякли, взял отпуск и, вежливо соврав родителям, что вынужден ехать в командировку, отправился в Поселок.
Эта жизнь вне стен Купола заворожила его. Здесь любая мелочь казалась удивительным открытием, словно он вернулся в детство и заново учится ходить, говорить, мечтать...
И поэтому, вновь расслышав среди многоголосья бархатно-окружающей черноты надрывно-тихий плач, Нкаен сел, вглядываясь в призрачно-колышущиеся силуэты.
- Не бойся, - прошептал он, - покажись, я тебя не обижу...
Девочка робко подошла к самой границе круга и присела на корточки, в ярко-серебристом сиянии похожая на статуэтку маленького ангела, выточенную из обсидиана, какая стояла на столе его отца.
- Почему ты плачешь? - спросил ее Нкаен, и девочка ответила:
- Потому что мне грустно.
- Из-за чего же?
- Мир умирает, а люди даже не замечают этого, уверенные в своем величии, хотя вовсе не бессмертны.
- Ты думаешь, люди могли бы спасти его?
- Но они даже не пытаются, - тоненьким пальчиком девочка выводила в белой пыли какие-то знаки.
- Тогда... разве достойны они жизни? - осторожно спросил Нкаен и девочка, пожав худенькими плечиками, вздохнула:
- Вот мы и оплакиваем их.
- Почему ты так дрожишь, боишься меня? - удивился Нкаен.
- Нет. Мне холодно, - ответила девочка.
Тогда сняв куртку, он протянул ей, но девочка покачала головой.
- Это не поможет.
- А что поможет?
Девочка с неподвижно-бледным лицом, вглядываясь в него огромными, черно-искрящимися, как небо, глазами, поманила его белым пальцем. Он склонился, и она торопливо зашептала ему на ухо своим тонко-дрожащим голосом. Нкаен, затаив дыхание и замерев всем телом, слушал, боясь пошевелиться и пропустить хоть слово, даже чтобы вытереть слезы, текущие по щекам.
С первыми рассветными лучами, окрасившими небо, словно переливающуюся тончайше-шелковую ткань, мальчик проснулся и обнаружил своего спутника спящим. Вдыхая утреннюю свежесть, он потянулся, ощущая себя как никогда бодрым. В эту ночь кошмары почему-то совсем не мучили его. Но когда случайный взгляд зацепился за следы в белой пыли, он застыл.
'Она приходила снова! Эта тварь приходила, пока мы спали...'
Бешено, словно взметнувшаяся в воздух дорожная пыль, заметались в голове мысли. Но он жив, почему-то она не тронула его. Значит, все в порядке? Но в следующее мгновение, такой пронизывающий, каким бывает полночный ледяной ветер, его охватил страх. Он заметил отпечаток ботинка, нарушающий гармонию защитного круга.
'Он вышел! Зачем?! Я же предупреждал его!!'
Мальчик, изо всех сил сдерживая судорожный стук сердца, настороженно пытался понять, слышит ли дыхание спящего. Среди прочих, мечущихся, словно ночные мотыльки, возникала мысль и о том, что его нельзя будить, ведь он может оказаться зачарованным. И тогда его ни в коем случае нельзя вести обратно в деревню, а лучше всего оставить здесь, на Болотах. Но что если все в порядке и он все тот же человек, немного рассеянный, с доброй улыбкой и светлым взглядом?
Разрываемый этими противоречиями, он протянул руку, да так и замер над телом спутника, слыша лишь звон в ушах и подобный бою множества барабанов стук собственного сердца, и не зная, какой поступок будет правильным. Стоит ли дожидаться его пробуждения или же немедленно воткнуть кол в его горло. Ведь однажды он уже загубил души спящих. Он не знал, сохранили ли они свои души, превратившись в таких чудовищ, но ведь все же до самого конца они оставались его родителями...
Он просидел до самого полудня, но его спутник так и не проснулся, а, склонившись над ним, мальчик увидел, что его лицо и руки съедены.
Он не заплакал, молча собирая вещи, но решил, что раз и навсегда прекратит называть себя Проводником и начнет зарабатывать на жизнь иначе - хотя бы игрою на изношенной шарманке.