Костя и Сергей остановились посреди Софиевской площади, достали сигареты. Бронзовый всадник, сдерживая коня, рвущегося в сторону Молодежного театра, свободолюбиво и властно указывал булавой на ближайшее кафе. Друзья повиновались воле великого полководца. Серега продолжил беседу, прерванную закуриванием:
- Пять лет сплошных всплесков и все эмоциональные! Если 6 хотя бы каждый тридцатый был финансовый, я бы уже Соросу в долг давал... одно и то же. Куда небо смотрит? Никакого чувства юмора...
- А ты говоришь, что я богохульствую.
- Да ну... - Сергей равнодушно махнул рукой.
В кафе до конца обеденного перерыва оставалось пять минут. Бережно установив кофры с гитарами, друзья докуривали.
- Я тебе расскажу, как там нету чувства юмора, - начал Костя, выбрасывая бычок. - Повел я как-то свою знакомую в Печерскую Лавру...
- Пошляк!
- Я серьезно повел.
- Ну, понятно...
- Подожди, я показывать водил, серьезно! - подавив смешок, продолжил Костя. - В общем, пошли мы в Лавру. Весна, красота, всякие купола, там, лучи солнца золотят. Душа в откровениях, короче. Вот... Зашли в пещеры. Ну, там тоже - святые мощи, монахи, иконы, лампадами пахнет. Хорошо. Мысли только о вечном...
Мимо ребят по улице прошли две девушки и, повернув налево, скрылись в подворотне.
- Станом лепы, бровьми союзны, - откомментировал Костя, проводив их взглядом. - Так... о чем я говорил?
- О вечном.
- Да, так слушай, я, правда, серьезно... Ходим мы по Лаврским пещерам - душой возрождаемся. Смотрю: к одному гробу с мощами святого очередь стоит, и каждый, подойдя, крестится, прислоняется головой к гробу, замирает так на несколько секунд торжественно, затем, выпрямившись, снова крестится и уходит. И все это монах живописно и смиренно караулит. Я его спрашиваю тихонько: "Скажите, пожалуйста, а почему именно к этим мощам паломничество?" А он мне: "Это такой святой, который если искренне попросить, все богоугодные просьбы выполняет". Меня прорвало. Я смахнул слезу, отстоял очередь, стал возле усыпальницы, перекрестился, открыл душу и искренне так говорю:
- Друг, помоги, пожалуйста, мне музыкой на жизнь зарабатывать, мне ведь больше не нужно. Помоги, а то я совсем измотался...
- Попустило печаль, - вздохнул Костя, - перекрестился я да пошел умиротворенный.
На следующее утро в восемь утра звонок. Сосед Коля:
- Алло, Костян, привет, ты свободен?
- Да, а что?
- Есть тема: пианина грузить - десять долларов в час!
Помрачнев, Костя продолжил:
- Я посмотрел на икону, сказал: "Очень смешно!" - и поехал грузить. Кому ни расскажу эту историю - ржут...
Ржал и Сергей.
Костя был серьезен.
Кафе открылось, они зашли, взяли "Аламянскую долину", сделали по глотку.
- Логическую точку в этой истории поставил Юра, - вздохнул Константин после второго глотка. - Выслушав ее, он сказал:
- Костян, ты пойми, там наверху видней, где твое приложение в музыке максимально полезно.
Через двадцать минут вино играло в крови, согревая душу. Жизнь - налаживалась. По крайней мере, до завтрашнего утра.
ЗАПИСКИ ЗВУКОРЕЖИССЕРА
Наводя порядок в помещении реквизиторского цеха одного из киевских театров, я наткнулся на пачку исписанных листов в потрепанной, когда-то белой, папке, оказавшихся дневником изначально неизвестного мне автора. Дневником это можно назвать только условно, поскольку, судя по датам, большая часть листов либо была утеряна, либо автор вел его то каждый день, то раз в несколько недель, не указывая при этом в дате год, а только число и месяц. Поэтому говорить о какой-либо точности во времени и последовательности совершенно невозможно.
От начальника цеха я узнал о хозяине записок. Валерий Твердосыр - бывший звукорежиссер нескольких театров, ныне настоятель одного из подмосковных монастырей, адрес которого мне удалось достать и написать туда длинное содержательное письмо с просьбой благословить на публикацию.
Благословение пришло в форме телеграммы следующего содержания: "ВСЕ СУЕТА ТЧК АМИНЬ ТЧК ОТЕЦ ЕЛПИДИФОР ТЧК".
3.1Х.
Благодаря шурину, устроился в театр "Большая Медведица". Театр находится в переулке Плач Ярославны. Помещение прекрасно - бывший двухэтажный особняк. В штате, кроме меня, шесть человек: Павел Дмитриевич Нужный (за глаза - Митрич) - художественный руководитель, главный режиссер, директор, в общем, хозяин театра. Первое впечатление о нем - милейший, деликатно застенчивый весельчак. Еще четверо бухгалтеров и администраторов - пока не разобрался, кто есть кто. И монтировщик сцены - Толик - замкнутый в себе, худой, девятнадцатилетний юноша.
Актеров из других театров нанимают сюда по контракту на каждый спектакль в отдельности, поэтому с утра до начала представления или репетиции, внешне все пусто, тихо и спокойно.
10. X.
Я долго не мог понять, почему в театре так разит карамелью со спиртом и почему все, кроме меня, целый день жуют жвачки. Я пронаблюдал. Оказывается, каждый сотрудник (опять же, кроме меня) в течение дня, втихаря от остальных, периодически прикладывается к стакану, зажевывая это Стиморолом, веря в то, что именно благодаря ему (Стиморолу) остальные не слышат запах. В результате пахнут они одинаково и, действительно, друг друга не чуют, свято уверяясь при этом в чудодейственности жвачки и могуществе собственной хитрости. Я же из-за этого угара потерял веру в диазолин.
Вечером давали "Лань" в постановке Трубаевой - потрясающий успех.
11.Х.
Толик занял у меня два доллара до завтра.
12.Х.
Толик два доллара не вернул.
13.Х.
Снова не вернул.
14.Х.
В театре без перемен.
23.Х.
Толик вернул мне два доллара утром, вечером пришел пьяный и занял пять.
ЗОХ
Я этого Толяна... (здесь страница дневника оборвана. - К.П.)
1.ХII
Митрич вчера вечером, снимая дома с потолка паучка, случайно уронил себе на голову журнал "Зарубежная литература". Журнал, упав на пол, раскрылся на странице, где была опубликована пьеса нынешнего президента Зенькоспоруды Брацлава Дудки "Единение", которую он написал в семнадцать лет, по пьяни, на зимних каникулах, сидя с вывихнутой ногой на занесенной снегом альпийской турбазе. Но теперь, после его прихода к власти она подана во многих журналах в виде пылающей совести, "ходящего по лезвию ножа тоталитаризма" диссидента. Митрич ее, подняв с пола, прочел...
Он пришел сегодня утром в театр со взъерошенной головой и лицом трех Леонардо да Винчи, собрал совещание и, прикурив дрожащими руками вторую сигарету подряд, произнес, глядя сквозь собеседников:
- Сегодня ночью мне было видение, во сне явился ангел и сказал: "Митр... кхе... Павел, прочти "Единение", миссия твоя заключена в постановке этого произведения". Посему считаю кощунственным невнемление голосу свыше и берусь, а значит, и мы беремся за Брацлава Дудки.
20ХII.
Работа над спектаклем идет полным ходом. Надо отдать должное, Митрич - профессионал, и команду собрал достойную. Все в работе, причем настолько, что иногда забывают про Стиморол. Тогда в театре достаточно приятно пахнет табаком, коньяком, кофе и водкой.
2.I.
Очень болит левый висок, стреляет в правое яйцо, тошнит.
20.I.
Вчера состоялся генеральный прогон "Единения". Отлично. К Нужному претензий нет - профи.
25.I.
Третьего дня Митрич дал телеграмму Брацлаву Дудки:
"Вельмипонеже благодарствуйте за то, что посредством Вашего драматургического гения наконец-то удалось прикоснуться к величайшему искусству, именуемому театр... и т.д. и т.п.".
Второго дня пришла телеграмма от обрадованного Дудки, который не только не ожидал постановки своей пьесы, но и успел забыть о ее существовании. В общем, он приезжает на просмотр произведения.
30.I.
Сегодня Митрич с видом четырех Станиславских пришел в горисполком и сказал:
- Через три недели у меня в театре на закрытом просмотре будут президент Зенькоспоруды Брацлав Дудки и наш "голова" соответственно.
И, выдержав паузу, возмущенно воскликнул:
- И как я приведу их в этот развалившийся сарай!
Затем, вздохнув, грустно и тихо:
- Мы люди творческие, откуда у нас деньги...
Деньги были тут же выписаны.
17.II.
Ремонт проходит следующим образом. Митрич утром мне:
- Валерочка, будьте добры, если Вам не тяжело, пожалуйста, возьмите в кладовочке красочку, она, правда, старая, но ее развести можно, и будет, как новая, и как Вам Ваш вкус художественнейший подскажет, будьте добры, все облупленности нашего театра какими-нибудь древнегреческими узорами зарисуйте... Не откажите, ведь все мы здесь искусству служим...
Зарисовал. Вечером опять Митрич подзывает и так тихо и совсем уже ласково:
- Валерочка, Вы уж, деточка, не откажите в любезности еще раз, будьте так добры, возьмите ломик, спуститесь в подвал, там каминчик старенький есть. Вы его аккуратно по изразцам и кирпичикам разберите и в фордик, что на заднем дворе стоит, сложите. Я ведь, знаете квартирку прикупил, а там ремонт и все прочее... Столько хлопот, ох, столько хлопот...
И, понурившись, шатаясь от усталости, растворился в сумрачных кулуарах храма искусства.
19.II.
Утром из кабинета Павла Дмитриевича вышли несколько солидно-седых мужчин в депутатских значках. За ними вышел кроткий и грустный Нужный. Он вздохнул:
- Вот такие вот дела, а мы люди творческие, откуда у нас деньги...
Сдерживая рыдания, солидные отписали чек, отдали Митричу и на прощанье сказали, утираясь платками:
- Вы держитесь, мы, ведь, в искусстве, тоже... это самое... того...
И ушли.
20.II.
У Павла Дмитриевича новая БМВ.
21.II.
На закрытом просмотре были оба. Спектакль прошел чудесно. Митрич хорош, ставит в стиле абстрактной живописи: даже если человек ничего не понял, все равно, выйдет и скажет, широко раскрыв глаза: "Гениально!!!"
Спектакль, в результате, едет в Зенькоспоруду. А я никуда не еду - меня увольняют.
1.III. ,
Я вернулся в Театр Трагикомедии, "Большая Медведица" уехала на гастроли за границу. Уволили меня из-за умения заместителя директора Варвары Григорьевны ясно и четко излагать свои мысли на русском языке, другими она, к счастью, не владеет.
Как было дело... За три дня до закрытого просмотра она собрала персонал театра (кроме Митрича) и двинула следующую речь (в идеале, она хотела сказать о том, что надо убрать пожарный выход театра):
- Послезавтра у нас на спектакле будет Брацлав Дудки и наш президент. Завтра тут будет все осматривать президентская охрана, нам нужно всем дружно почистить задний проход.
Я говорю:
- Я уже почистил.
Она:
- Что-то я не заметила.
Я:
- Хорошо, если Вы считаете нужным повторить, пожалуйста...
Коллеги, постепенно понимая, о чем речь, начали сдерживать улыбки. Она:
- Ничего смешного, я, что ли, должна этим заниматься! Идите, через час покажете.
Я:
- Все?
- Все!
Когда ей объяснили (по секрету), почему, уходя, люди смеялись, меня уволили "по собственному", устно обвинив в "разложении театра путем сплетения грязных интриг".
15.II.
Случайно, у церкви, встретил Толика. Он мне вернул пять долларов и рассказал о том, что Митричу еще неоднократно являлся ангел с указанием свыше ставить пьесы действующих политический деятелей. Начиная с грозного, мятежного генерала Ровано дё Папиходоса и заканчивая Папой Римским. Театр, соответственно, все время в ремонте и на гастролях. Нужный Павел Дмитриевич процветает, а как-то недавно в застольной беседе на вопрос "не хочешь ли ты поставить Гамлета?" посмотрел на собеседника, как на идиота, и удивленно ответил:
- Жора, а смысл?..
НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ
Сказать о товарище моем Николае Скоростове, капитане дальнего плавания, что он спокоен всегда, значит, ничего не сказать. Он патологически уравновешен, самый мифологически-невозмутимый индеец, по сравнению с ним - истерический психопат с неконтролируемой двигательно-речевой активностью.
Как-то на трассе на нашу машину летел потерявший управление грузовик, так он смотрел на него, как на телевизор перед сном, когда по нему передают наибезоблачнейший прогноз погоды на послезавтра. И, что характерно, при этом умудрился уйти от столкновения.
Или, там, один раз мы зимой в гололед после прекрасных посиделок в ресторане переходили дорогу. Коля нес на руках девушку, поскользнулся, успел бросить ее на разделительную полосу, а сам, распластавшись, вылетел на проезжую часть. "Икарус" на огромной скорости пронесся по краю его шинели, раздавив очки в кармане. Это - слава Богу - водитель в последнюю секунду успел вывернуть руль, а так - автобус шел аккуратно на Николая.
Женщины визжали на остановке, я чуть энурез не поймал, спутницы наши в шоке, а Коля, спокойно опершись на локоть, посмотрел своим безоблачным взглядом вслед автобусу и на полном отморозе сказал: "Веселый барин...". Затем встал, не спеша, отряхнул с шинели следы шин, взял свою даму под руку и пошел, продолжая рассказывать занимательнейшую историю о том, как четыре года тому он в Мурманске смешно поменял блок "Мальборо" на ведро свинцового сурика.
В общем, во всех жизненных ситуациях не менялось только одно - внутреннее состояние и соответственное выражение лица моего приятеля. Меня томило любопытство, и как-то раз во время задушевной беседы я поинтересовался: это спокойствие врожденное, или как? Последовавший на мой вопрос рассказ я передаю слово в слово, как говорится, без поправок и сокращений. (Интересно, что, рассказывая эту историю, капитан был совершенно серьезен и ни разу не улыбнулся).
В юности мне довелось пережить потрясение, после которого все происходящее не становится достаточно значимым для моей нервной системы.
Попил я как-то пива на Невском проспекте, захотел в туалет. Походил туда-сюда, туалета нет. А оно все сильней и сильней. Я по дворам - катастрофа: там эти склады идиотские загружают, там бабушки - дома старым шлюхам не сидится, там черный вход в банк с охраной, тут - детишки резвятся. Я на пределе, мечусь, как зверь загнанный, ощущаю беспощадность хода времени. От напряжения, думал, глаза повыпадают, сейчас не то, что из ушей - из-под ногтей... А время бежит. И вот, когда я понял, что все, смерть, вижу - подворотня, залетаю - пустой дворик. Маленький, уютный такой, тишина, никого, воробышки асфальт клюют. В углу большие ржавые ворота, красивые такие, в узорах железных, я - к ним. Счастье! На бегу расстегиваюсь, подбегаю, начинаю! Ворота распахиваются, на меня толпа народа - выход из кинотеатра...
Самый большой шок в моей жизни. Думал струю обратно втяну...
С тех пор я бы и рад понервничать, да пока не получается.
Разговор этот происходил в довольно приличном кафе. В момент окончания за соседним столом хлопнуло шампанское, ахнула женщина. Николай не вздрогнул и не обернулся, его эмоционально ожившее во время рассказа лицо снова было спокойно, а взгляд безучастен.
ТРАССА
Поехал я как-то автостопом к друзьям в Питер. К ночи завис - никто не берет. Иду себе, леса, поля, время от времени деревни попадаются. Первой попалась деревня Помиранье - я улыбнулся. Второй раз я смеялся - Гомельская область, поселок Красный Латыш. Подхожу к третьей - совсем темно, щит с названием грязью заляпан. Я зажег спичку - Крутые Ломы 2. Быстро потушенную спичку я аккуратно засунул обратно в коробок - чтоб не сорить; больше не улыбался и огня не разводил. Пошел дальше. Шел, шел - устал. Спать захотел. Смотрю - силуэт здания, вроде церкви. Я подошел, для храбрости хорошо приложился прямо с горла к припасенной бутылке водки. Окликнул - здание ответило гулким эхом изнутри. Ну, точно - брошенная церковь. Я радостно зашел, расстелил спальный мешок, не разжигая огня, лег в него и тут же крепко уснул.
Проснулся от шума многих голосов и звона мелочи. Открываю глаза - а это полустаночный вокзал. Я в самом центре лежу, вокруг меня люди ходят, рядом бабушка сидит, на мне табличка "ПОДАЙТЕ НА ЛЕЧЕНИЕ ПАРАЛИЧА".
Я говорю: "Матушка, вы б еще "НА ПОХОРОНЫ" поставили!"
Она мне: "Не шевелись, сынок, твои тридцать процентов".
Я ничего не ответил, резко встал, - несколько человек шарахнулись в сторону, одна женщина перекрестилась, молча собрался и, умывшись у вокзальной колонки, не взяв проценты, вышел на трассу.
ЭСКИЗ
- Витя, привет, как дела?
- Да, нормально, извини, я спешу.
- Добро, в охране порядок?
- Да... Вчера было... Смотрю, что-то долго моего напарника нет. На вызов не отвечает. Пошел его искать. Подхожу к туалету, дверь открывается, он выходит. Рубашка по плечо мокрая, в руке рация, из нее вода течет... Ладно, я побежал.
- Счастливо.
ПО ФРЕЙДУ
В школе учительница украинского языка и литературы эмоционально заменяла нам отсутствующие тогда фильмы ужасов. Она была очень большая, все время орала басом, никогда не улыбалась, вернее, почти никогда. За пять лет я один раз видел ее смеющейся - когда, чихнув во время диктанта, разбил себе нос об парту. Тогда она хохотала так, что ее ели успокоили.
Я бы поместил на ее дверь табличку "Дети до шестнадцати не допускаются!", это было бы логично. Но меня никто не спрашивал, и мы, вопреки логике и здравому смыслу, годами абсурдно таскались к ней на уроки. До сих пор не могу понять, как за двадцать минут можно привить ненависть к культуре, формировавшейся столетиями.
Типичное начало урока:
- Архангельский е?
- Е...
- Зошыт е?
- Е...
- Вправа е?
- Е...
Очень недовольно, сквозь зубы:
- Добрэ... Дали. Дэрэвянченко е?
- Е...
- Зошыт е?
- Нэма...
- Едын! - с участившимся дыханием на почве глубокого удовлетворения.
И дальше:
- Лапикура е?
- Е...
- Едын?
- Так я...
- Едын!
- Так...
- Заткнысь, сволота - едын!!!
И так далее и тому подобное.
Так это я к чему, был такой случай...
Сижу я как-то у нее на уроке на задней парте, изучаю втихаря колоду порнокарт. Набираюсь ума-разума. Тут меня вызывают. Поднимаясь, я засунул колоду в карман, а конец года - штаны в обтяжку - высвободить руку не могу, так с ней в кармане к доске и вышел. Отвечать надо было наизусть Шевченковский "Заповiт". Стою, как Маяковский - одна рука в брюках, другой выразительно жестикулирую.
Читаю:
- "Як умру, то поховайтэ мэнэ на могыли..."
Тут она как гаркнет:
- Выймы-но руку з кармана!!!
Я, с перепугу дернувшись, резко вынул руку. Как в хорошем фокусе, тридцать шесть карт фейерверком взметнулись под потолок, затем, кружась, осенней листвой, плавно устелились под ноги.
А в это время мой одноклассник Юра Упаденко шарил по карманам в раздевалке. Шарил и наткнулся на журнал аналогичного моим картам содержания. Раскрыл его, обезумев от счастья побежал, не отрывая глаз от увиденного, и со всей дури врезавшись переносицей в вешалку, потерял сознание. Удар был настолько силен, что очки разломались, а на грохот в гардероб спустился физрук, Алим Ефимович.
Юра лежал с журналом, как в старых советских фильмах мертвый коммунист, сжимающий знамя полка. Пальцы удалось разжать только после приведения его в чувства.
Отправляя нас, меня и Юру, в кабинет директора, Алим Ефимович сказал, что этот день войдет в историю школы как международный день борьбы с порнографией.
Там, перед входом в кабинет, попадаешь в небольшое пространство между двух дверей. Я не знал, что в кабинете оттуда все слышно и сказал:
- Юра, держись за жопу, пронесет! - (Была у нас такая примета.)
Заходим. Руки за спиной, на глазах слезы раскаяния.
Директриса:
- Ну, и зачем вы сюда пришли, мальчики?
Я, шморгнув носом, виновато глядя в пол:
- Прощенья попросить...
- А я думала, за жопу подержаться.
Не буду дальше рассказывать.
УСЛЫШАНОЕ В ТРОЛЛЕЙБУСЕ
-...я уже семь лет не пью, завязал после того, как с похмелья, брошенный мной огрызок яблока... улетел вверх...
О ВЫСОКОМ
Будучи студентом МГУКа, я как-то "на яйцах подрулил" к своей однокурснице, девушке Тане из очень состоятельной московской семьи. Тривиально говоря, я за ней душевно ухаживал. Она была хороша, я ее любил. Она была многообещающе неприступна, я деликатно настойчив.
И вот настал счастливый день, она снизошла ко мне в гости в общежитие. А у меня, как назло, бардак. Я смутился. Тут Таня, отвернувшись, присела погладить котенка. Я, чтоб хоть немного исправить положение, пользуясь моментом, схватил со стола жменю яичной скорлупы, со всей силы швырнул ее в окно. В это мгновение Таня неожиданно поднялась, скорлупа попала прямо ей в лицо.
До конца учебы она со мной ни разу не поздоровалась, за глаза обзывая "Микки Рурк".
РАССКАЗ ОМОНОВЦА
Как они, суки, ловко меня вокруг пальца обвели! Я, когда гнался за ними, видел только силуэты. Ни лиц, ни одежды - темно было. Они в подъезд, я с моим чуваком за ними. Они (я уже потом понял, что это были они) - так классно! - стали на третьем этаже у дверей, ключами звенят, типа, дверь только закрыли, уходить собираются. Я подлетаю:
- Куда чуваки побежали?!
Они:
- Вот в эту квартиру, - и дверь напротив показывают.
Я:
- Ребята, дуйте отсюда!
Они послушались.
Я в дверь звоню, не открывают. У меня боевой режим, на захвате много думать будешь - хана. Говорю своему:
- Давай!
Высадили дверь, влетаем, у меня Макаров наготове, у него АКС.
Смотрю, какая-то хата не наркоманская. Шторки бахромой, кругом вазончики, скатерки, кошки ухоженные лазят. На столе вязанье лежит и пенсионное удостоверенье, Тамара Федотовна Скрынник...
Тут я все понял, ну, думаю, вот это попал, никогда такого не было. Олег, напарник, говорит: