Легко сказать тебе, Игорь: "иди спать". Сделать труднее. Звонок трезвонил и трезвонил, вкручиваясь вглубь мозга. А ведь мне, черт бы их побрал, почти удалось заснуть без снотворного. Наверняка, в двадцать восьмую. Сколько жильцов сменила эта комната - дурная репутация, как въевшийся кошачий запашок, преследовала её неотступно. Комната была вечным пристанищем для пьяниц, потаскушек и прочих шумных граждан, к которым приходили гости в любое время суток.
Снова позвонили. Четыре раза, вот черт! Знаю я их уловки, двадцать восьмая не открывает, так начали доставать всех подряд. Сволочи! Нет, если б я могла спать при таком шуме, то пусть хоть обзвонятся, - на здоровье.
После третьего "квартета", я отбросила покрывало, надела юбку, и, озлобленная, пошла выяснять отношения.
Услышав мою шаркающую со сна поступь, за дверью притихли. Я провернула замок, открыла дверь, собираясь высказаться, но подавилась своими словами. Меня кинули на пол лицом вниз, скрутили руки за спиной и вдавили в спину колено.
- Не рыпайся, а то придется пол испортить!
К лицу приставили бездонный ствол пистолета. Одним глазом я смогла разглядеть черные берцы и камуфляж.
Сердце глушило мысли, как динамит сонную рыбу.
- Придурок, не дотрагивайся до неё, - говоривший сплюнул.
С моей спины убрали колено - я смогла по-человечески вдохнуть. Острая боль в спине сменилась на тягучую, более терпимую.
- Ну, ты, придурок, твою мать! Сказали же!
Запястья обвили холодной сталью наручников и защелкнули.
- Выходи. И без глупостей.
Меня усадили в машину, скорей всего, микроавтобус и повезли, ничего не объясняя. Не считали нужным, видимо.
- Если выкинешь фортель - я буду стрелять. Можешь мне поверить на слово, у меня приказ, - сказал мне тот самый "придурок" (судя по голосу), который еще недавно вдавливал мне колено в спину.
Меня насторожил его - "фортель". Что конкретно я не должна делать по его разумению, и что мне остается в остатке? Если б я могла видеть его лицо, может, это внесло бы ясность. Мимика объясняет порой лучше слов.
Когда машина, наконец, заглохла, мне приказали выйти. На голове моей был надет грязный, воняющий мочой, мешок. Пыль забивала нос и проникала в глотку, похуже, чем при укладке сена в пуню.
Если я надеялась, что на улице станет легче дышать, то зря.
Когда я откашливалась, железное дуло с удвоенным рвением буравило мне боковину. Каждый раз я внутренне замирала, ожидая выстрела. Шла я сама, в комнатных тапочках, периодически спотыкаясь и сдерживая слезы, которые готовы были потечь из глаз.
- Стой! - сказал командир "придурка".
Я остановилась.
Сбоку раздался писк, похожий на домофонный.
- Может, перепутали?
- Че-го?
- Ну, вы уверены, что это ОНА? Может, промашка вышла?
- На чьих плечах майорские погоны? Думай, прежде балакать.
Допытывавшийся вздохнул и замолк.
- Тебя как звать, прелесть моя? - голос был властный и грубый.
Я бы отдала пять лет жизни за возможность плюнуть ему в лицо.
- Молчит? Сейчас заговорит, как миленькая. Ты все документы собрал?
- Вплоть до детских карточек, - говоривший хохотнул.
Меня ввели в гулкое, холодное, если учесть спуск по лестнице, то подвальное помещение, и сняли мешок. Подвал был заделан под лабораторию, со всем полагающимся оборудованием.
За столом, расставив локти и сцепив пальцы, сидел средних лет мужчина, в деловом костюме. Он будто бы только и делал, что ждал моего появления. Выражение лица его было жестким. Он щурился, словно прицениваясь как лучше пытать жертву, и кусал внутреннюю поверхность щеки, отчего подбородок его пританцовывал, а губы складывались трубочкой.
- Меня зовут - Кирилл Аркадьевич. Я задам Вам несколько вопросов. От Вашей открытости будет зависеть, сможем ли мы подружиться.
Я сжала челюсть.
- Приходилось ли Вам бывать за пределами России?
- Нет.
Он всмотрелся в мое лицо внимательнее. Успокоившись, он продолжил.
- Приходилось ли Вам нарушать закон?
Я растерялась. Пару раз меня штрафовали за переход в неположенном месте. Да каждый, в какой-то степени, нарушал закон, и он это знает.
- Нет.
- Вы меня не обманываете?
- Нет. В смысле, правду говорю, - я заморгала.
- Какую правду? Собак любите?
- Да.
- Так какую правду?
- А что их много?
- А, по-вашему?
Я вздохнула и оглянулась по сторонам. По бокам от моего допрашивающего стояли двое с автоматами и в черных масках. Сзади, у дверей, трое или четверо. Дышат мне прямо в затылок.
- У каждого своя правда: у Вас своя, у меня своя. Для меня, моя правда одна.
- Что Вы делали сегодня с двенадцати до четырех ночи?
- Гуляла.
- С кем? Кто он Вам? Как долго вы знакомы?
Я усмехнулась.
- Отвечайте быстро!
- Никто.
- Отказываетесь сотрудничать.
- Какая разница, кто он мне?
- Любовник?
- Нет.
- Покровитель?
- Знакомый!
- Фамилия, имя.
- Зовут Игорь. Зачем мне его фамилия?
- У власти трусы и мошенники?
Я заморгала.
- Вы сами это сказали.
- Кто Вам дал право так думать?
- Может, Бог?
- Какой Бог? - барьер, которым он себя огородил, дал трещину. Он не уловил связи и растерялся.
- Тот самый.
- Ваши политические взгляды.
- У меня их нет.
Он опустил глаза, задумавшись. Я перевела дыхание.
- То есть Вам все равно кто у власти? Коммунисты, демократы или цари?
- Думаю, при любой власти можно жить.
- Серьезно? То есть твоего отца или деда будут расстреливать, а тебе без разницы, как жила, так и будешь жить?
Морщины ярче обозначились на его смугловатом лице. Мне казалось ему около сорока, но теперь я дала бы ему пятьдесят, а то и больше.
- Причем здесь это?
- Притом. Ты же не в лесу живешь, вокруг тебя люди. Нужно иметь свои личные взгляды на власть.
Я задумалась. Может быть. Но когда изо дня в день ты борешься со своими внутренними демонами (страхами), преодолеваешь слабость, то какая разница кто у руля? У нас все равно разные пункты прибытия.
- Принимаешь на дому? - спросил он.
- Нет.
- Скрываешься?
Я не сдержалась. Нахмурилась и опустила глаза.
- От кого мне скрываться?
- Отвечай прямо!
Я молчала, все также смотря в пол.
- Соседи не в курсе, а ведь ты живешь в общежитии. Знакомые, наверняка, тоже ничего не знают о твоих талантах. А родители? Отвечай.
- В общих чертах.
- Вот они удивятся, да?
- Что я, должна ходить с табличкой? Это мое личное дело, и ни кого не касается!
- Еще как касается, таких нужно изолировать от общества - это, по меньшей мере.
Я задохнулась от возмущения.
- По-вашему получается, что всех, кто как-либо отличается от общей массы, нужно изолировать?..
- Нет, потенциально опасных, - он перебил меня.
- А вы не думали, что на тех, кто отличается, не преступников! держится мир? Они - ученые, выдающиеся умы, художники, писатели - именно они цвет нации, и всего человечества. А не серая масса!
Он хотел возразить, но я продолжила.
- Колдуны, маги, - тоже, в своем роде, более высшая каста. Они видят больше, знают больше. Другое дело, как они используют свои способности! И только за то, что я умею больше, чем вы, меня изолировать?!
- Кто возьмется судить, в каких целях вы используете свои умения? Бог? - он усмехнулся.
Я напряглась, вслушиваясь в то, что он мне готовился досказать.
- А может, все-таки людям доверить? Они хоть и серая масса, но тоже кое-что могут.
У него потек пот со лба, а тонкий сложенный прямой линией рот перекосило.
- Андрей, ты можешь приступать - я закончил. Всё, что тебе понадобится - на столе. - Он достал платок и вытер лицо. - Не стесняйся, и если что, то Семен Аркадьевич будет за дверью.
Последней фразой в споре он меня окончательно раздавил. Я совсем не это имела в виду. Паразитировать над более слабыми - это низко и подло. Мысль моя заключалась совсем в другом, и он это понял.
Из затемненной подсобки вышел парень в белом халате. Он косил одним глазом, и видно очень волновался от оказанной ему чести.
Люди не могут не выделяться. Неизбежно из общей массы появляется один или два с качественно иными генами - это закон природы. В семействе белых кроликов может родиться черный - известный факт. Все это естественно. Если брать не физиологические отличия, а интеллектуальные, то именно за счет таких вот черных кроликов "крутиться" Земля. Именно ученые, художники и т.д. толкают развитие вперед, привносят новое, полезное или не очень, именно они задают направление. Так что вопрос о необходимости "цвета нации" может быть снят.
С необходимостью магов, колдунов, экстрасенсов, тут как не назови, - сложнее. Ведь художники, ученые, писатели - творцы, но больше в области материальной. А с духовной каждый разбирается наедине.
***
После серии анализов, томограммы, РГН, узи, меня перевели на второй этаж в специальную оборудованную под допрос комнату. В наручниках и под дулом пистолета.
За хорошее поведение мне дали умыться. Но на этом их доброта иссякла. Куча малоприятных вопросов, психологических тестов, логических задач, которые я должна была решать под неусыпном контролем Беленького Андрея Павловича. Когда я начинала себя ловить на мысли, что вот-вот сломаюсь, он упрощал задачу или делал короткий перерыв, и мне становилось легче. В том, что он давал мне отдых продуманно, я сомневаюсь.
В драгоценные минуты перерыва, этот фашист делился со мной планами на будущее и пытался делать выводы из своих опытов. Он планировал написать диссертацию и обнародовать свои исследования. Но не ради наград или премий, а ради блага человечества. Он спал и видел себя молодым профессором, светочем в биологии, с собственной кафедрой, толпой красивых поклонниц и приличной зарплатой.
А пока, он пытался расшифровать результаты моих анализов, втирал мне про особые волны исходящие из моего головного мозга, которые позволяют мне воспринимать реальность шестым, а может даже седьмым чувством, - в чем он еще не определился; потел, глядя на мою просвечивающуюся под футболкой грудь, и отводил глаза, понимая, что я заметила куда он смотрит.
Каждые полчаса в кабинет заглядывал лысый дядька с кривым носом. У него было каменное, лишенное чувств лицо. Он поднимал брови вверх, отчего физиономия растягивалась, как резиновая маска, и получив "спасибо, все нормально, Семен Аркадьевич", уходил.
В который раз фашист собрал в стопку листы и постучал ими о стол, сбивая листок к листу.
Я была прикована ремнями к креслу, но руки были свободны, хоть и обмотаны проводками на присосках и обвешаны металлическими прищепками. Я уронила голову в ладони. Ни видеть его, ни отвечать на его вопросы сил не осталось.
- Со скольки сантиметров от предмета вы читаете с него информацию?
Кажется, этот кретин пошел по второму кругу.
- С пятисот.
Зашуршали бумаги.
- Погодите, вы же говорили с пяти-семи?
- Угу, - я кивнула.
- Так. В чем дело? Что за дурацкие шуточки?!
Я показала ему средний палец.
- Да как вы смеете?!
Я практически видела как он поправил очки указательным пальцем, также как кролик в мультике про Винни-Пуха. Что он делал каждый раз, когда хотел вернуть себе попранное достоинство.
В кабинет кто-то вошел.
- Капитан Астафьев. Мне поручено забрать Осипову.
Знакомый голос...
- Куда забрать? - голос кандидата биологических наук взлетел, как у маленькой задиристой собачонки.
Я подняла глаза на вошедшего.
Передо мной стоял Игорь во всей красе, с раскрытой "корочкой" и взглядом-сверлом. Когда меня выводили в наручниках, первое что я хотела сделать - дать ему по физиономии. С радостью сделаю это, если будет возможность.
- Куда надо. Тебя это не касается.
Убрав удостоверение в карман, он зашел мне в тыл и, стягивая ремни на моей талии и под грудью, принялся их отвязывать.
- Как не касается? Да вы что! Да как вы смеете?! Идет секретная процедура и у меня есть документ, разрешение... - Беленький аж привстал со стула.
- Остынь, профессор, - Игорь справился с ремнями и двинулся на него. Они были одного роста, но новоявленный спаситель человечества все равно смотрелся жалким заморышем, да, наверное, и чувствовал себя также.
- Осипова сейчас уходит со мной, а ты можешь подтереться своей бумажкой!
Беленький задохнулся от возмущения. Его лицо стало на глазах наливаться сочным помидорным цветом.
- Я не позволю так с собой разговаривать! Я буду жаловаться...
Игорь положил ему ладони на плечи и опустил на стул.
- Сиди и не рыпайся, папаша твой в курсе.
В подтверждение собственных слов, Игорь взял со стола "разрешение", скомкал его и запихнул Беленькому в кармашек на груди.
- Понял, нет?
Беленький прижал листы к груди.
- Нет, не отдам! - его голос приблизился к полузадушенному.
Его пронырливые шкодливые глазки бегали из стороны в сторону.
Сколько он из меня крови попил! Я оторвала от себя все прищепки и проводки, одним махом обошла стол и выхватила листы.
- Что она делает?! Я буду жаловаться! - крикнул он, отскочив от меня подальше.
- Заткнись! - я принялась рвать исписанную бумагу на мелкие кусочки и выкидывать в мусорку.
- Остановите её! Я ж целый день... Как же так?! - ботаник бегал вокруг меня, но дотронуться не смел, что меня только злило.
Я взяла пластиковую бутылку воды и обернула на листы, чтоб чернила расплылись.
Игорь перехватил мою руку, вырвал из неё бутылку и повел к двери.
- У меня мало времени, - сказал он и крепче сжал мой локоть.
Коридор был пуст. Тишина и спокойствие, если не считать странного мычания за соседней дверью и глухого постукивания.
- Нам нужно убраться поскорее, пока они не опомнились, - сказал Игорь. Он ослабил хватку и повел меня вдоль коридора.
Мы практически бежали, снижая темп при встрече с сотрудниками, некоторые из которых кивали Игорю и протягивали руку. При виде меня их глаза наполнялись недоумением, они то хмурились, то морщились. Если бы не мои махровые тапочки, то розовую майку с бабочками и короткую, домашнего вида юбку можно было списать на возраст. Тапочки не просто раздражали, они притягивали внимание на себя, словно красная тряпка в руках тореадора.
- Она со мной, - сказал Игорь охраннику и показал корочку. Красная корочка с золотым гербом снаружи и гербовой печатью внутри усыпляет бдительность и открывает многие двери. Вот и теперь. Охранник кивнул и пожелал Игорю удачи.
Мы прошли через темный затхлый коридор и, словно по мановению волшебной палочки, очутились в прекрасном летнем дне.
На фоне безоблачного синего неба улыбалось желтое солнце и, отражаясь от лобовых стекол машин, било по глазам. Вокруг всё пело и плясало, восхваляя жизнь и свободу.
Я вдохнула побольше кислорода, который после душного кабинета показался необычайно вкусным, наполненным множеством дурманящих запахов и легкой арбузной свежестью.
- Пошли быстрее, пока они не сообразили что к чему, - Игорь схватил меня за кисть, видимо, чтоб не вырвалась, и потянул к желтой иномарке.
- Может, хватит меня таскать?! Вся рука уже болит! - я тряхнула его рукой что было мочи. Но проще избавиться от стальной удавки.
На разделительной полосе он остановился и подхватил меня на руки.
- Так лучше?
- Нет! Не лучше! - я пыталась натянуть подол юбки так, чтобы он закрывал мне попу.
- Да, ты права... - сказал он и перебросил меня на плечо, руками обхватив бедра. От него пахло чем-то мужским и приятным. Я ощущала его тело каждой клеточкой и эта сладкая мучительная слабость злила еще больше.
Машину он бросил открытой, без сигнализации.
- Садись. - Он распахнул дверцу и, если бы я чуть замешкалалась, впихнул бы меня насильно.
- А что, у чекистов машины не воруют? - спросила я, когда он сел в машину.
По его лицу прошла тень.
- От чекистов далеко не убежишь, - ответил он и вывернул руль.
Значит, он все-таки работает в ФСБ. На какие структуры тогда работает Беленький? Сговорились они что ли? Всем скопом!
***
Не так много времени прошло с тех пор, как ФСБ было ВЧК, потом НКВД, а позже КГБ, - все из перечисленных аббревиатур в свое время внушали ужас и отвращение. Так уж повелось. ФСБ звучит, конечно, менее грозно, но подтачивает ощущение того, что всё может измениться, помня былые заслуги этого органа.
Я обняла себя за плечи и прислонилась к дверце.
Машина мчалась, обгоняя нерасторопных, нарушая правила движения. Мы два раза пролетели практически на красный, и встали в длинной веренице машин.
Надо бежать. Но куда?!
- Куда ты меня везешь?
Машины стоят - я могу открыть дверь и убежать. Знаю, что глупо и он догонит в два счета. Но попытка - не пытка. Что я теряю?
- В штаб.
- В штаб? - надо бежать к девятиэтажке, потом дворами...
- Да, местная лубянка. Ты же так думаешь про нас.
- Именно так я и думаю! - я посмотрела ему в лицо со всей накопившейся злостью.
Он усмехнулся и открыл окно на всю. В руке он держал пачку сигарет.
- Чтобы я не сказал, ты будешь все воспринимать в штыки?
Я не верила своим ушам. Он имеет наглость упрекать меня? Из груди, как пена из бутылки, вырвался смех.
Он опустил голову на костяшки рук, обхватывающих руль, и застыл.
- Я не знал, что гебисты готовят захват.
- Для меня это тоже стало сюрпризом, - я отвернулась, уставившись в окно.
- Прости...
Простить, что бросил, оставил одну? Не пришел раньше? Или, вообще, за то, что влез вместе со своим ФСБ в мою жизнь?! Я оглянулась на него. В его уставших воспаленных глазах стояло сожаление и чувство вины.
- Прощаю, - ответила я.
Установилось молчание, липкое и тяжелое, будто мы разругались в пух и прах. Может, я должна была сказать, что он не причем, упасть ему в ноги и взахлеб благодарить за спасение?.. Я продолжала сидеть, дергая большими пальцами на ногах.
Машина, стоящая за нами истошно засигналила. Я вздрогнула. Водитель давил на семафор с тупой холодной злостью. Видимо, у него тоже выдался хреновый денек.
Игорь чертыхнулся и дал газу. Оказывается, горел "зеленый". Между нами и потоком машин, что ушли вперед, успела образоваться дыра.
Движение снова замерло. Мы притормозили за шустрым фордом, который вклинился перед нами с соседней полосы.
Я откинулась на кресло и отвернулась к окну.
- Что со мной будет? Снова тесты? - если заменить "тесты" пытками, смысл останется тем же.
- Нет, ничего этого не будет. Я обещаю тебе.
Да, убегать из машины - не выход. Без денег я далеко не убегу.
- Может, еще не поздно купить билеты в Африку? Ты мне поможешь? - я затаила дыхание.
- Если только вместе полетим.
Я повернулась к нему. Подобное сумасбродство не заслуживает поощрения, иначе оно может принять непозволительные формы и захватить всё воображение и мысли.
Он смотрел на светофор, ожидая "зеленого".
- Я серьезно.
- Я тоже. Загвоздка в том, что билеты до Африки стоят немало и сразу такую сумму не собрать. Кроме того, нужны визы и загранпаспорт, которого у тебя нет, - он достал сигарету из солнцезащитного козырька над головой.
Происходящее со мной переставало казаться кошмаром, а превращалось в бред обкуренного коноплей.
- Ты готов всё бросить и улететь со мной в Африку?
- Я лучше поеду с тобой в Африку, чем участвовать в этом цирке.
Игорь закурил.
Я очутилась в полной прострации. Назойливой мухой кружила мысль "Не может быть. Не может быть...".
- Опеку над тобой передали в мое Управление. Официальное распоряжение придет к вечеру или завтра утром, а пока тебе нужно где-то переждать.
Слова Игоря вернули меня на землю.
- Они могут снова меня забрать? - я помахала рукой, пытаясь выгнать из салона дым.
- Пока нет бумажки - да.
Замигал желтый свет. Игорь выкинул сигарету в окно и переключил скорость.
Значит, если бы Игорь не забрал меня, то я сидела бы до завтрашнего утра, а то и дольше, в компании дотошного Беленького.
Он делает для меня больше, чем положено по должностным обязанностям, а я, как дохлая скумбрия, даже спасибо выдавить не могу.
- Как придет распоряжение, тогда все и прояснится.
- А сейчас куда?
На часах полвторого, а у меня с вечера крошки во рту не было. Живот предательски заурчал. Да и тапки переодеть не мешало бы...
- Есть тут одно место, где нас не должны искать.
Мы ехали из города по прямой, не сворачивая. Я уж было подумала в другой город. Но нет. Он повернул налево, на узкую дорогу, покрытую ровным слоем свежего асфальта.
Этот район я не знаю. По обе стороны дороги тянулись дачные домики с огородами. Неужели здесь находится ФСБ? Проехав мимо складов, мы остановились около нового двухэтажного здания с решетками на окнах и огромной спутниковой антенной на крыше. Рядом с дверью висела табличка. "Адвокатская контора" прием с 9.00 до 18.00, перерыв с 13.00 до 14.00. Выходной - суббота, воскресение.
Игорь вытащил ключи из коробки зажигания, снял с себя пиджак. На груди у него крепилась кобура. Очень ладно крепилась, второй кожей...
Он заметил, что я рассматриваю его, и растянул рот в улыбке. Не дожидаясь подтруниваний, я дернула за ручку и вылезла вон.
- Надеюсь, ты умеешь хранить секреты? - он вылез следом за мной и положил руки на крышу.
- Смотря какие, - я прищурилась от яркого солнца, тем самым пытаясь скрыть улыбку, которая растекалась вместе с жаром по моим щекам.
- До завтрашнего утра ты должна быть на конспиративной квартире. Там нет телевизора и воняет мышами. Поэтому, когда тебя спросят, как ты провела время - ври убедительно, - Игорь улыбался и думал не о том, что говорил.
Я захлопнула дверь.
- Можешь не сомневаться. Еще будете доплачивать за неудобства и клопов.
- Договорились, - он закрыл двери на внутренний замок. - Но, по-моему, клопов там нет.
Сменив машину, в целях конспирации, он повез меня в кафе.
***
Кафе было тихим, и я бы добавила милым. Затерянное в пушистом орешнике, оно располагалось вдалеке от шоссе и пыли, на чистом воздухе. Излюбленное место дальнобойщиков, оказывается.
От посетителей, обедающих в основном зале, столик был огорожен декоративной стеной, увитой живым плющом. С заднего двора тянуло шашлыками, доносился деловитый водительский разговор.
Мы успели наесться до отвала, и когда зазвонил мобильный, звонок больше заинтересовал, чем вызвал раздражение.
- Игорь, у тебя все нормально?
Звонивший говорил настолько громко, что я слышала через стол вплоть до единого слова.
- Пока да.
- Брось свои шуточки! Ты девочку отвез?
- Конечно. Что мне еще с ней делать? - соврал Игорь без малейшего угрызения совести, улыбнулся мне и посмотрел на мою грудь.
- Хорошо. Пришло распоряжение - так что завтра к восьми привезешь её ко мне.
- Будет исполнено.
- Да, сам, естественно, тоже чтоб был, а то знаю я вас.
- Зря вы уточнили, Вальдемар Антонович.
- К тебе, вообще, будет отдельный разговор, - в голосе послышалась угроза.