Copyright 2006-2024 Василий Пучеглазов (Vasily Poutcheglazov)


Василий Пучеглазов

ЖЕНСКИЙ ТОСТ АНТОШИ ЧЕХОНТЕ
Комическая фантазия в двух действиях

(Пьеса по мотивам юмористических рассказов А. П. Чехова)


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Сильный пол

ОБОЛДЕЕВ Досифей Кузьмич - его превосходительство.
РЕБРОТЁСОВ Савватий Паникадилович - представитель власти.
ШЕРАМЫКИН Митрофан Диоскорович - чиновник-рутинёр.
СТРЕМГЛАВОВ Эраст Кринолинович - чиновник-прогрессист.
МУРКИН Одеколон Панталонович - холостой молодой человек.
КОМИК - Никита Балабайкин, по сцене Фениксов-Дикобразов 2-й.
ПУРКУА Франц Эмильевич - не русский человек.
АНТОША Чехонте - студент-медик, начинающий писатель-юморист.
ПОЛОВОЙ в трактире.

Слабый пол

ДАМА - жена Оболдеева, Клеопатра Аркадьевна, около 35.
ХОЗЯЙКА - жена Ребротёсова, Зинаида Сысоевна, около 40.
МАМАША - жена Шерамыкина, Пелагея Емельяновна, около 50.
ДУНЯ - дочь Ребротёсовых, девица на выданье.
ФЕНЯ - дочь Шерамыкиных, девица на выданье.
ИНЖЕНЮ - по сцене Нана Дольская-Каучукова, без возраста.
ПЕВИЦА - по сцене мадемуазель Жевузем, барышня между 20 и 40.
СЛУЖАНКА.

Время действия - восьмидесятые годы XIX века.
Место действия - провинциальный российский городок на берегу моря.

Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны, все ситуации не более чем плод воображения автора пьесы и самого А. П. Чехова.

*

Пьеса написана в 2006 г. для Ростовского академического драмтеатра им. М. Горького. Права на пьесу принадлежат театру.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

1. В ВАГОНЕ

Купе поезда. У окна дремлет ДАМА, в уголке спит СТРЕМГЛАВОВ. МУРКИН и АНТОША с бокалами, напротив них КОМИК. Стук колёс.

КОМИК (вдруг с пафосом). Где я?!
СТРЕМГЛАВОВ (проснувшись, в испуге). Что? Кто? А?
КОМИК. Где я нахожусь? В каком я обществе? В каком я веке живу?
СТРЕМГЛАВОВ. Боже мой! Я только-только уснул!
АНТОША (Комику). Да вы-то сами кто такой будете?
КОМИК. Я? (Гордо) Я - комик! То есть, пардон, актёр. (Кланяясь) Никита Фениксов-Дикобразов 2-й, к вашим услугам...
СТРЕМГЛАВОВ. Боже! Я порошок нарочно принял, чтоб задремать, а вы со своей чепухой... Это бесчеловечно! (Достаёт другой порошок.)
КОМИК. Вы здесь не кричите, сударь! Здесь не кабак!
СТРЕМГЛАВОВ. Да, в кабаке люди человечней... (Пьёт порошок.) Возмутительно! (Засыпает.)
КОМИК (презрительно). Обыватель! Эх, жаль, хлороформу нет...
МУРКИН. А вам для чего хлороформ? Антоша как раз студент-медик, это по его части...
КОМИК (на Даму). А вон, хорошенькая какая и спит... Дал бы ей понюхать, да и целуй во все лопатки! Неплохая идея?
АНТОША. Нет, нет, я человек серьёзный и мозг мой имеет направление философское...
МУРКИН. Антоша у нас ещё и писатель. Он в Москве знаменитость в юмористических журналах. "Антоша Чехонте" - слыхали, небось?
КОМИК (неопределённо). Как же, как же...
МУРКИН. А я Муркин, Одеколон Панталонович, без пяти минут жених. Еду вот предложение делать.
КОМИК. Жму вашу руку, друг мой! Я сам всей душой люблю семейную жизнь, даже жениться я собирался раз пятнадцать... Но случай - деспот. (С пафосом) Братья мои, артисты и писатели, в нашей судьбе лежит что-то роковое! Горька доля актёрская!
СТРЕМГЛАВОВ (вскидываясь). А? Что? Опять вы?!
КОМИК. Зря проснулись, вас это не касается. Вы горькую не пьёте.
СТРЕМГЛАВОВ. Господа, имейте вы сожаление! Вы же видите, я сопровождаю жену начальника с курорта, я с ног валюсь от усталости... (Достаёт порошок.) Какое-то издевательство! (Пьёт порошок.)
МУРКИН. Спите, спите, мы вам не мешаем...
СТРЕМГЛАВОВ. Бесчувственный народ! (Засыпает.)
КОМИК (понизив голос). Без брака, сударь вы мой, счастья нет. Семейная жизнь имеет много хороших сторон...
МУРКИН. Да, не будь её, дочери всю жизнь сидели бы на шее отцов.
АНТОША (с учёным видом). Брак хорош также общедоступностью. Как учит наука, жениться можно всем.
МУРКИН. Исключение составляют только безумные.
АНТОША. Дураки же, болваны и скоты могут жениться сколько им угодно.
КОМИК. Женщина есть лучезарная точка в уме человеческом!
МУРКИН. Но женщина же может и погубить человека...
АНТОША. Скажем прямо, злостное существо!
СТРЕМГЛАВОВ (вскакивая). А? (Комику) Я вас убью!
КОМИК. Помилуйте! Я молчал!
СТРЕМГЛАВОВ. Господа, помилосердствуйте! Я должен выспаться - я всё-таки молодой муж!
КОМИК, МУРКИН, АНТОША (хором). Муж?
СТРЕМГЛАВОВ. Да, я муж! Разве по моему лицу не заметно?
КОМИК. Заметно, что вы того... чуточку перебрали с порошками.
СТРЕМГЛАВОВ. Должно быть, у меня страшно глупое лицо. Эх, зеркала нет, поглядеть на свою мордолизацию... Но, господа, перед вами счастливейший из смертных!
КОМИК (крякнув). Вот тебе на!
СТРЕМГЛАВОВ (взахлёб). Я возмутительно счастлив! Где-то там сидит сейчас существо, которое, так сказать, всем существом предано мне. Этакая блондиночка с носиком... с пальчиками... Душечка моя! Ангел ты мой! Пупырчик ты этакий! Филлоксера души моей! А ножка? Господи! Что-то этакое миниатюрное, волшебное... аллегорическое! Взял бы да так и съел эту ножку! А вы, господа, меня будите в этот самый момент...
АНТОША. В наше время даже странно видеть счастливого человека...
МУРКИН. Скорей белого слона увидишь.
СТРЕМГЛАВОВ. Захотите, и вы будете счастливы!
КОМИК. Каким образом?
СТРЕМГЛАВОВ. Женитесь и нечего канителить!
МУРКИН. Прекрасный совет! (Антоше) Может, и ты ему последуешь?
АНТОША. Типун тебе на язык. Тогда, господа, позвольте провозгласить женский тост... (Поднимает бокал.)
ДАМА (сразу проснувшись). Тост за женщин? Я взволнована...
АНТОША. Жаль, что я не захватил с собой пушки, чтобы салютовать в честь женщин. Лично для нас женщину не может заменить никакой аванс. Кто разрешает от бремени наши карманы, кто нас любит, пилит, прощает, обирает? Кто услаждает и отравляет наше существование? Кто украшает свои присутствием нашу трапезу? Ах! И когда после трапезы, слабы и беззащитны, мы, клюя носом, поедем странствовать во тьме, забыв адреса своих квартир, кто же, какая светлая звезда встретит нас в конечном пункте нашего странствия? Всё та же женщина! Воистину, господа, лучше развратная канарейка, чем благочестивый волк! Виват!
МУЖЧИНА (хором). Виват!

Дама веером делает Стремглавову знак удалиться.

СТРЕМГЛАВОВ. Господа, не выкурить ли нам по сигарке? Прошу угощаться... (Уводит всех, кроме Антоши, из купе.)
ДАМА. О да, вы постигли меня... Да, моя чуткая, отзывчивая душа ищет выход из лабиринта... Опишите меня, Антуан! Жизнь моя так полна, так разнообразна, так пестра... Но главное - я несчастна! Я страдалица во вкусе Достоевского. Покажите же миру мою душу, Антуан, покажите эту бедную душу! Вы психолог, вы поймёте... Родилась я в бедной чиновничьей семье, мне нужно было самой пробивать себе путь... Ах, не заставляйте меня вспоминать! А борьба со средой? Борьба страшная, чудовищная... Ужасно! Вы писатель и знаете нас, женщин. Слушайте же... К несчастью, я наделена широкой натурой, я ждала счастья, и какого! О, мне нужна была слава, шум, блеск, как для всякой - к чему скромничать? - недюжинной натуры. Я жаждала чего-то необыкновенного, и вот... подвернулся на моём пути богатый старик-генерал. Поймите меня, Антуан! Ведь это было самопожертвование, самоотречение! Я не могла поступить иначе! А как я страдала, какие бывали минуты... ужасные минуты! Но меня подкрепляла мысль, что старик не сегодня - завтра умрёт, что я стану жить, как хотела, отдамся любимому человеку, буду счастлива... А у меня есть такой человек! Видит Бог, есть!.. И вот старик умер. Я свободна как птица, теперь-то и жить мне счастливо, не правда ли? Счастье стучится в моё окно, стоит только впустить его, но... нет! Слушайте, заклинаю вас! Теперь-то и отдаться любимому человеку, быть счастливой, отдохнуть... Но как всё пошло, гадко и глупо на этом свете! Как всё подло, Антуан! Я несчастна, несчастна, несчастна! На моём пути опять стоит препятствие! Опять я чувствую, что счастье моё далеко, далеко! Ах, сколько мук, если б вы знали! Сколько мук!..
АНТОША. Но что же? Что стало на вашем пути? Что, говорите!
ДАМА. Другой богатый старик! (В отчаянье закрывается веером.)

Пронзительный свисток несущегося поезда. Темнота.

2. НА ВОКЗАЛЕ

Утро. На вокзальную площадь выходят ИНЖЕНЮ и ПЕВИЦА.

ИНЖЕНЮ. Кого я вижу! Мадемуазель Жевузем! Что это вы в такую рань?
ПЕВИЦА. По делу, голубушка. Приглашена на торжественную встречу, спеть приветственную песнь. А я, как на грех, с утра не в голосе после шампанского. (Хрипло распевается) "Утро туманное, утро седое..."
ИНЖЕНЮ. Н-да, и рулады у вас, однако... Вы бы в буфет зашли да коньячку рюмочки три опрокидонтом, оно бы и полегчало.
ПЕВИЦА. Только оттуда, милочка. А вас что на вокзал привело?
ИНЖЕНЮ. Я нового комика встречаю, от театра. Наверняка пьяница, как и прежний.
ПЕВИЦА (вдруг берёт высокую ноту). О, вот уже голос прорезался!
ИНЖЕНЮ. Пойду-ка и я своим голосом займусь... (Уходит.)

С разных сторон выходят семьями: ШЕРАМЫКИН с МАМАШЕЙ и ФЕНЕЙ, РЕБРОТЁСОВ с ХОЗЯЙКОЙ и ДУНЕЙ.

ШЕРАМЫКИН. Савватий Паникадилович, желаю здравствовать!
МАМАША. Зинаида Сысоевна!
ФЕНЯ. Дунечка!

Все перецеловываются. Ребротёсов отводит Шерамыкина в сторонку.

РЕБРОТЁСОВ. Вы, помнится, говорили, он молодой человек, ваша знаменитость? И не женат?
ШЕРАМЫКИН. По словам господина Муркина, именно так.
РЕБРОТЁСОВ. В таком случае, не откажите в любезности, представьте ему моё семейство.
ШЕРАМЫКИН. Непременно, дорогой мой! Чай, и у меня дочь на выданье, я потому их двоих и встречаю...
ПЕВИЦА (Шерамыкину). Моё почтение, Митрофан Диоскорович!
МАМАША (подозрительно). Это кто такая?
ШЕРАМЫКИН. Певица, мамочка. Я её пригласил на встречу для полноты впечатления.
МАМАША. Знаю я твоих "певиц", пампуша. Дочь уж невеста, а ты всё никак не угомонишься...
ШЕРАМЫКИН. Вот одолжила, спасибо! Она же на щеколду похожа! К тому же, она с французом этим заезжим выступает и сама не иначе как француженка. Лягушек, вообрази, ест. И как бы я с ней целоваться стал после этакой гадости?
ХОЗЯЙКА. Тоже мне, нашли француженку! Супруга, вон, моего спросите. По паспорту она Марфа Шлёпкина.
МАМАША. Ишь ты, а туда же! Из ощипанной утки павлина делает...

Крики за сценой. Выбегает ПУРКУА, волоча маленькую собачонку.

ПУРКУА. Ах, так ты кусаться? Мон дье! Человек - венец мироздания, царь животных, а тебе всё равно? Ты, стало быть, социалист? Социалист, да?
ПЕВИЦА. Месье Пуркуа, что с вами?
РЕБРОТЁСОВ. По какому случаю крик?
ПУРКУА. Вот, ваше благородие, вот, цапнула! Иду я, никого не трогаю, и вдруг эта подлая ни с того ни с сего за палец... Этого и в законе нет, чтобы от твари терпеть! Так что пускай мне заплатят теперь...
РЕБРОТЁСОВ. Никак беспорядок. Хорошо, я этого так не оставлю. Чья собака? Я покажу, как собак распускать! Как оштрафуют этого господина, так он у меня узнает, что значит собака и прочий бродячий скот! Я ему покажу кузькину мать! Чья собака, спрашиваю?!

Все рассматривают собачонку в руках Пуркуа.

ПЕВИЦА. Это, кажется, собака его превосходительства.
РЕБРОТЁСОВ. Оболдеева? Досифея Кузьмича? (Пуркуа) Не понимаю, как она могла тебя укусить? Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты вон какой здоровила! Должно быть, ты сам расковырял палец, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб сорвать. Знаю я вас!
ПУРКУА. Ваше благородие! Я её только по морде потрепал любя, я она и тяпни! Не иначе бешеная!
ШЕРАМЫКИН. Нет, это не Оболдеева. У него всё больше легавые.
РЕБРОТЁСОВ. Да я и сам вижу. У его превосходительства собаки дорогие, породистые, а эта? Ни шерсти, ни вида... И как этакую собаку держать? Где у хозяина ум? (Пуркуа) Ты этого дела так не оставляй. Ты пострадал и нужно проучить!
МАМАША. А может, и Оболдеевых. Я, вроде, видела у них такую.
РЕБРОТЁСОВ. И кто ж это её одну на улицу выпустил? Собака - нежная тварь, долго ли испортить... (Пуркуа) А ты опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!
ФЕНЯ. Маменька, что вы выдумали! Этаких у них отродясь не бывало!
РЕБРОТЁСОВ. А, шельма бродячая! Истребить её надо, и нечего тут долго разговаривать! Вишь ты, и хвост поджала и морду вниз держит... Самая она и есть бешеная, чёртова тварь! (Пуркуа) А ты обращайся в суд как пострадавший. Пора обратить внимание на господ, не желающих подчиняться постановлениям!
ХОЗЯЙКА. Конечно, это не его превосходительства собака...
РЕБРОТЁСОВ. Истребить немедля!
ХОЗЯЙКА. Это его жены. Точно, она.
РЕБРОТЁСОВ. Ишь ты, господи... Так это Клеопатры Аркадьевны собачонка? Смотри ты, какая шустрая: цап этого за палец! Ха-ха-ха! (Собаке) Чего дрожишь, цуцик этакий? (Всем) Сердится, шельма... (Пуркуа) Ты чего собачку пугаешь, дубина? Отнесёшь её к его превосходительству, скажешь, что я нашёл и прислал.
ПУРКУА. Но в законе сказано...
РЕБРОТЁСОВ. Я тебе покажу закон! Ежели каждый свинья будет собаку по благородной морде трепать, я не посмотрю в закон, болван!
ПУРКУА. Вы не смеете меня оскорблять! Нынче все равны!
РЕБРОТЁСОВ (грозно). Что-о-о?!
ПУРКУА. Ничего, ничего. Пусть кусает... (Быстро уходит с собакой.)
ШЕРАМЫКИН. Не чересчур ли вы круто с нашим французом? А ну как он жалобу на вас подаст мировому судье?
РЕБРОТЁСОВ. Погорячился, велика важность. При случае извинюсь.

Звон станционного колокола.

ПЕВИЦА. Господа, поезд прибывает!
ШЕРАМЫКИН. Ох, батюшки! Про хлеб-соль забыли! Фенька, бегом к нашей таратайке и тащи его сюда!
ФЕНЯ. Вечно вы, папенька, меня загоняете... (Убегает.)
ШЕРАМЫКИН (Певице). Вы готовы, мадемуазель Жевузем?
ПЕВИЦА. Извольте. (Вдруг берёт высокую ноту.) Вот, верхнее "ля".
ХОЗЯЙКА. Что ж ты орёшь как оглашенная!
РЕБРОТЁСОВ. Это экспрессия, ангел мой. На то у артистки и горло, чтобы петь.
ХОЗЯЙКА. У меня тоже горло, однако я народ воплями не тревожу...
РЕБРОТЁСОВ (в сторону). Вот же Иродиада невежественная...

Появляются МУРКИН и АНТОША, оба чуть "подшофе".

ШЕРАМЫКИН. Господа! Поприветствуем нашего знаменитого земляка! Феня, подноси! (Делая знак Певице) Мадемуазель!
ФЕНЯ (поднося Антоше хлеб-соль). Кушайте, пожалуйста!
ПЕВИЦА (поёт во весь голос). "К нам приехал, к нам приехал Антон Палыч дорогой!"
РЕБРОТЁСОВ (идя к Антоше). Дозвольте я вас по русскому обычаю - троекратно... Ура, господа! (Трижды целует Антошу, держащего хлеб-соль.)
ВСЕ. Ура! Ура! Ура!
ШЕРАМЫКИН (Антоше). Позвольте представить: Ребротёсов Савватий Паникадилович!
РЕБРОТЁСОВ. И моё семейство: супруга Зинаида и дочь Дуня. (Дуня делает реверанс.) Невиннейшее создание!
ДУНЯ (смутившись). Ах, папа!
РЕБРОТЁСОВ. Скромна и благовоспитанна.
ХОЗЯЙКА. И образована - просто страсть!
МАМАША (Муркину и Антоше). Феня у нас такая же.
ФЕНЯ. Маменька! Неужто господин Муркин меня не знает?!
ШЕРАМЫКИН. Господа! Небольшой спич для нашего гостя! Экспромтно... (Достаёт бумажку с речью.)
ВСЕ. Просим, просим!
ШЕРАМЫКИН (Антоше). Позвольте от всего образованного населения города пожать вам вашу учёную руку и поздравить вас с приездом из Москвы в наш недостойный материк! Вы светоч отечественной литературы! В вашей груди горит священный пламень жреца искусства, без коего земля обратилась бы в пустыню и мир погиб бы от материализма! Так жгите наши сердца и впредь! Пусть имя ваше, увенчанное ореолом популярной славы, лаврами и кимвалами, гремит по всем частям матушки России! Мадемуазель!
ПЕВИЦА(поёт). "К нам приехал, к нам приехал Антон Палыч дорогой!"
АНТОША (кланяясь). Благодарю, благодарю, господа... Но, право же, я пока, кроме блестящей будущности, ничего не имею...
РЕБРОТЁСОВ (Антоше). Вы сейчас в гостиницу?
АНТОША. Нет, я у родственников остановлюсь.
РЕБРОТЁСОВ. Тогда, батенька, у меня предложение. Пока суть да дело, поедемте к нам да закусим с дороги.
ШЕРАМЫКИН (Муркину). А вы уж к нам, господин Муркин!
РЕБРОТЁСОВ и ШЕРАМЫКИН. Ни, ни, и не возражайте - обидите!
СЕМЬИ (наперебой). Поехали! Поехали! (Ведут приятелей с площади.)
МУРКИН. Не тушуйся, Антоша! Лови фортуну за хвост!
ПЕВИЦА (поёт). "К нам приехал, к нам приехал..." (Одна) А, буду я даром горло драть... (Уходит вслед за остальными.)

Появляются КОМИК и ИНЖЕНЮ.

ИНЖЕНЮ. Никита Спевсипович! Что у вас за костюм такой оригинальный? Где вы это тряпьё подобрали?
КОМИК. Тряпьё? Ха-ха! Да у меня замечательный наряд!
ИНЖЕНЮ. Чем же он замечателен? Сюртук без пуговиц, жилетка вся в дырках, галстук засаленный...
КОМИК. И что из этого следует? Да, сюртук износился, зато сюртук сей облекал гениальное тело величайшего из комиков! Жилетка с прорехами, не спорю, но она найдена в том нумере, где жил могучий Сальвинии! А галстук мой выкроен из останков того великого плаща, который покрывал плечи Эрнесто Росси в "Макбете"! От моего галстука пахнет кровью короля Дункана! Так-то! И тот, кто смеётся над моим костюмом, тот, значит, не признает авторитетов, что не делает ему чести...
ИНЖЕНЮ. Одним словом, своего гардероба у вас нет.
КОМИК. Да-с, издержался я на тернистой стезе искусства. Как никак перед вами Фениксов-Дикобразов 2-й, тот самый, который заставлял дрожать стены тридцати шести театров! Тридцати шести городам известно моё имя! Вот! (Достаёт пачку бумажек.) Вот счета гостиниц!
ИНЖЕНЮ (заглянув в бумажки). Все не оплаченные, я вижу?
КОМИК. Естественное дело. И не проходило дня, чтобы я не падал жертвой гнусной интриги. Всякий, кто мог, расставлял передо мной сети ехидства и иезуитизма! Простите, я плачу... Впрочем, что такое слёзы человеческие? Одна малодушная психиатрия и больше ничего...
ИНЖЕНЮ. Э, да вы уже на седьмом взводе... Поди, и запои бывают?
КОМИК. Грешен, матушка. Если б не эта штука, я бы далеко пошёл с моим талантом, ой, как далеко... Но характер у меня сволочной, вечно я суюсь со своей честностью куда не надо... Я не могу иначе! Ведь настоящий актёр играет нервами и поджилками! Для того, чтобы играть, мало одного желания, тут нужен ещё и дар, искра! Я потом как-нибудь выскажу перед вами всё, что накопилось тут, в груди, под сводами моего душевного здания... О люди, порождение ехидны!
ИНЖЕНЮ. Вы что, трагика заменяли в последнем театре?
КОМИК. Кого я только не заменял. Я вам любую пьесу так раздраконю - за милую душу... (Себе) Бодро же, брат актёр! Прочь слёзы! Не старейте нервы! Держи свой перст возвышенно и прямо!
ИНЖЕНЮ. Вы, главное, на портвейн не налегайте. После водки этот сиволдай - смерть! (Уводит Комика с площади.)

Выходят СТРЕМГЛАВОВ и ДАМА, навстречу им ОБОЛДЕЕВ.

СТРЕМГЛАВОВ. Ваше превосходительство, моё нижайшее!
ДАМА. Дружочек мой, как я соскучилась по тебе! (Чмокает Оболдеева.)
ОБОЛДЕЕВ. Ну, вот ещё, нежности какие... Ступай, братец, тебя молодая жена дома ждёт.
СТРЕМГЛАВОВ. Благодарю, ваше превосходительство! Целую ручки, Клеопатра Аркадьевна... (Уходит.)
ОБОЛДЕЕВ. Счастливец! (Даме) Хорошо отдохнула, дорогая?
ДАМА. Ой, прекрасно! Я с Юлией Петровной очень приличный номер снимала.
ОБОЛДЕЕВ. А в горы ездила?
ДАМА. Ну, а как же! Там это очень просто: захочешь поехать в горы, возьмёшь лошадь, проводника и езжай...
ОБОЛДЕЕВ. Говорят, тамошние проводники - донжуаны страшные.
ДАМА. Да нет, ничего особенного, обыкновенные татары. Впрочем, я видела их издалека, мельком... И потом, это уж от самой дамы зависит. Бывают такие безнравственные, просто ужас! Взять хотя бы мою спутницу. Замужняя дама, корчит всегда из себя святую, и при этом забываться до такой степени, чтобы... Только это, конечно, между нами...
ОБОЛДЕЕВ. Разумеется, между нами.
ДАМА. Так вот, поехала она в горы с проводником и вдруг вскрикивает и хватает себя за грудь. Её татарин хватает её за талию, чтобы она с седла не свалилась, я со своим проводником подъезжаю к ней...
ОБОЛДЕЕВ. Постой, ты сказала, что видела татар только издалека...
ДАМА. Вот ты странный! Как бы это ты поехал в горы без проводника, воображаю! Значит, мы подъезжаем, ей дурно: "Не могу дальше ехать!" И просит меня и моего Сулеймана, чтобы мы вернулись в город и привезли ей капель. Ты понимаешь, для чего ей это?
ОБОЛДЕЕВ. Теперь ты про какого-то Сулеймана рассказываешь...
ДАМА. Ты придираешься к слову! Терпеть не могу подозрительности!
ОБОЛДЕЕВ. Я не придираюсь. Каталась с татарами, Бог с тобой, но зачем вилять?
ДАМА. Ревнует он к Сулейману! Глупо и глупо! Да без проводника там шагу сделать нельзя!
ОБОЛДЕЕВ. Ещё бы.
ДАМА. Пожалуйста, без этих улыбок! Я тебе не Юлия какая-нибудь, у меня Сулейман в ежовых был... Как только разворчится насчёт денег, я сейчас: "Ка-ак? Что-о-о?", так у него вся душа в пятки... Я его вот как держала!
ОБОЛДЕЕВ. Представляю...
ДАМА. Я знаю, о чём ты думаешь, но я тебя уверяю, он у меня не выходил из границ. Даже во время... в самых патетических местах я ему говорила: "А всё-таки ты не должен забывать, что ты только проводник, а я жена статского советника!" Но Юлия! Я понимаю, отчего не пошалить, не отдохнуть, всё это можно... Но глядеть на это серьёзно, делать сцены... Вообрази, она ревновала! Однажды завела я её Маметкула к себе, начались разговоры, то да сё... Они, знаешь, такие потешные! Незаметно этак провели вечер. И вдруг влетает Юлия, набрасывается на меня, на него, делает нам сцену... Фи! Я этого не понимаю, просто не понимаю...
ОБОЛДЕЕВ. Весело вам там жилось, нечего сказать!
ДАМА. Всегда у тебя такие гадкие мысли! Как это глупо! Не стану я больше ничего рассказывать!
ОБОЛДЕЕВ. Да мне и этого хватит... (Уводит Даму с площади.)

3. ДОМ ШЕРАМЫКИНЫХ

МАМАША и ФЕНЯ.

МАМАША. Что ты такая весёлая? Чему рада? Деньги нашла, что ли?
ФЕНЯ. У меня любовь, маменька!
МАМАША. Любовь? Ты мать свою лучше спроси об этом предмете. Замужество оно только девицам нравится, вот поживёшь - узнаешь.
ФЕНЯ. Да он и предложения мне ещё не сделал, маменька...
МАМАША. Сделает, мужчины все дураки. И твой дурак, хоть он заносчив и горделив. Ты его после свадьбы сразу осади, не больно-то его слушайся, не потакай ему и не очень уважай: не за что. И сама без матери ничего не делай, боже тебя сохрани! Муж добру не научит, он всё норовит в свою пользу, ты это знай. И отца тоже не слушай. Он скверный и вредный человек, хоть и отец тебе. Лицо у него, негодника, доброе, а душа зато страсть какая ехидная...
ШЕРАМЫКИН (за сценой). Феня! Феклиция!
МАМАША. Лёгок на помине! Ты смотри, не говори ему, что я тебе сейчас про него говорила. А то сейчас пристанет, изверг рода христианского... Враги вы мои! Мучители! Умру, так попомните мои слова! (Уходит.)
ШЕРАМЫКИН (входя). Вот ты где, дочь моя! Я очень рад, что ты намерена сочетаться с таким умным господином, как господин Муркин. Бог тебя благословит! Живи, плодись и размножайся... Но выслушай совет мой: не забывай родителей твоих! Муж для тебя не будет лучше родителей. За что будет любить тебя муж твой? За характер? За доброту? За эмблему чувств? Нет-с! Он будет любить тебя за приданое твоё. И ты потому не уважай его паче отца. И мать твою слушай с большой осторожностью: она благородная, честная особа, но женщина двулично-вольнодумствующая, легкомысленная и жеманственная. Помни, главное во всём и везде отец, бытия твоего виновник! Одного его только и слушай! Займись теперь своим женишком, а то мне на службу пора... (Уходит.)

Входит МУРКИН.

МУРКИН. Вы одна? ФЕНЯ. Одна. У маман мигрень, папа на службу поехал, а я мечтаю.
МУРКИН. О чём? Или о ком?
ФЕНЯ. Фу! Не конфузьте меня!
МУРКИН. Я тоже всю ночь напролёт мечтал. Мечтал о встрече. Я для того и приехал, чтобы поговорить с вами. Вы, может быть, оскорбитесь...
ФЕНЯ (быстро). Нет.
МУРКИН. Может быть, не поймёте...
ФЕНЯ. Пойму.
МУРКИН. Но как ни робей, а рано или поздно придётся дать волю чувству и языку. Я так долго молчал, что вы, конечно, давно догадались... И как не догадаться!
ФЕНЯ. Да, как не догадаться!
МУРКИН. Вы, наверное, уже знаете, что я хочу сказать вам...
ФЕНЯ. Что вы! Я же такая наивная! Говорите быстрей!
МУРКИН. Так и быть, скажу. Давайте мы с вами... встретимся.
ФЕНЯ. Ещё раз?!
МУРКИН. Да, на лоне природы. Под тенистыми сводами и при пении соловья.
ФЕНЯ. Это что, в городском саду?
МУРКИН. Именно-с, в поэтическом обрамлении. Только представьте: высь поднебесная, даль необъятная, солнышко живописно играет разноцветными цветами и своим чудным мерцанием производит игривое впечатление...
ФЕНЯ. Ладно, после обеда, возле канавы, на скамейке под липой.
МУРКИН. Как у Тургенева!
ФЕНЯ. Но надо быть бойким, господин Муркин. Экий вы мямля! (Уходит рассерженная.)
МУРКИН. Неужели я любим ею? Чёрт возьми! (Уходит.)

4. ДОМ СТРЕМГЛАВОВЫХ

СТРЕМГЛАВОВ и СУПРУГА.

СУПРУГА. Нет, ты слышал? Натали Окуркова вышла замуж за этого... За фон Тремба! Вот скандал!
СТРЕМГЛАВОВ (с газетой). В чём же тут скандал?
СУПРУГА. Да ведь Тремб взяточник! Бессовестный человек без всяких принципов! Он где ни служит, везде ворует и наживается!
СТРЕМГЛАВОВ. Кто сейчас не берёт взяток. Таково знамение времени.
СУПРУГА. Удивляюсь! Такая нравственная девушка и на тебе! Ни за что бы я не вышла замуж за этого субъекта, будь он хоть миллионер! И представить себе не могу мужа-взяточника!
СТРЕМГЛАВОВ. Разумеется, ты бы не вышла. Ну, а если бы ты узнала, что я тоже так наживаюсь? Что бы ты сделала?
СУПРУГА. Я бы тогда не осталась с тобой ни на секунду! Я бы ушла!
СТРЕМГЛАВОВ. Ишь, какая ты у меня, а я и не знал. Надо же, врёт и не краснеет...
СУПРУГА. Я никогда не лгу! Только попробуй сделать что-то подобное, тогда и увидишь.
СТРЕМГЛАВОВ. К чему мне пробовать? Я и так почище Тремба буду. Что ты делаешь большие глаза? Ты помнишь, сколько я получаю жалования в год?
СУПРУГА. Ну, положим, помню.
СТРЕМГЛАВОВ. А сколько стоит твоё колье? Вдвое больше, не так ли? А дача наша? А платье, которое я тебе привёз?
СУПРУГА. Но, Эраст, видимо, у тебя есть побочные доходы...
СТРЕМГЛАВОВ. Ещё как есть! А лошади с экипажем? А домашний доктор? А счета от модисток? Отказывал я тебе когда-нибудь в твоих прихотях, хоть в чём-то?
СУПРУГА. Нет, но...
СТРЕМГЛАВОВ. Тогда вот тебе ещё кое-что на твои расходы и не осуждай. (Даёт ей денег.) Сама видишь, твой Тремб - карманный воришка сравнительно со мной. Что ты теперь скажешь относительно честности?
СУПРУГА. То, что я ухожу!
СТРЕМГЛАВОВ. Уходишь?
СУПРУГА. Да, ухожу, ухожу! Ухожу немедленно! Ухожу... в магазин!

Супруга быстро уходит. Стремглавов углубляется в чтение.

5. ГОСТИНИЦА

Два гостиничных номера через стенку. В одном - ПЕВИЦА и ПУРКУА.

ПУРКУА. Я слышал, мадемуазель Жевузем, вы - неплохая сваха, когда не поёте?
ПЕВИЦА. Да ну, какая я сваха! Разве что иногда, по знакомству...
ПУРКУА. Я с той точки зрения, что вы можете помочь мне. Я человек одинокий и в здешнем городе никого не знаю, а в России кто не женат, тот не может иметь настоящего веса в обществе. Ни ценза в нём, ни общественного мнения. Синоним какой-то, и больше ничего. А потому я весьма желал бы сочетаться узами игуменея с какой-нибудь достойной особой.
ПЕВИЦА. А какую вам невесту угодно?
ПУРКУА. Какую судьба пошлёт. Хоть бы какую завалящую.
ПЕВИЦА. Зачем завалящую? При таких качествах, как у вас, вы и не завалящей достойны. Вы человек положительный и трезвый, за вас любая красавица пойдёт.
ПУРКУА. Нет, нет, красоты мне не нужно. Красивые все капризные и с красивой женой много хлопот.
ПЕВИЦА. Тут вы правы. Да и красивые редко бывают с деньгами.
ПУРКУА. С деньгами тоже не нужно. Богатая попрекать станет своим богатством, а я желаю, чтобы жена меня уважала и почитала.
ПЕВИЦА. Как же ей мужа не почитать? Что ж у неё, ума нет?
ПУРКУА. Нет, умную мне тем более не нужно. От ума она о себе большое понятие будет иметь и думать разные идеалы. Я сам образованный и мне нужна простая девушка, чтобы и приготовить могла, и пуговицу пришить... Ум в мужчине имеет вес, а женское существо может и без ума обойтись.
ПЕВИЦА. Это верно. Дура вас и любить будет, и почитать, и чувствовать, что вы её осчастливили.
ПУРКУА. Вот, вот, дуру мне и найдите. Вы же, наверное, всех знаете?
ПЕВИЦА. Дур-то много, да все умные дуры. У каждой дуры свой ум. Есть, правда, одна - в точности, как вы описали: бедная, страхолюдная, но добрая и кроткая... Одно скверно: не в себе она.
ПУРКУА. Это как же?
ПЕВИЦА. А так, что, бывало, вдруг вскочит и давай молоть! И родители у неё дураки, и жизнь её будто заели, и не понимает её никто... Дура-девка! А потом схватит какую-нибудь дурацкую книжку и пойдёт дурында в чулан читать...
ПУРКУА. О нет, дуру с книжкой - ни в коем случае! Вы уж нормальную дурочку подберите, чтобы меня приспособить.
ПЕВИЦА. Для вас, Франц Эмильевич, я всю губернию перерою! Такого мужчину, как вы, ещё поискать...
ПУРКУА. Ах, ма шер, если бы знали вы, что я за птица и какое у меня прошлое... Если б я мог решиться посвятить вас в мою тайну... Но нет! Селянс, селянс!.. Так не забудьте, мадемуазель, сегодня вечером у нас в театре магнетический сеанс, весь город соберётся... Я жду вас! (Уходит.)
ПЕВИЦА. У него есть тайна? Ну, не я буду, если я эту тайну не вызнаю!

В другом номере - ИНЖЕНЮ и КОМИК.

ИНЖЕНЮ. Что же вы молчите? Коли пришли и помешали зубрить роль, так хоть разговаривайте!
КОМИК. Гм... Собираюсь сказать вам одну штуку, да как-то неловко. Скажешь вам спроста, без деликатесов, а вы сейчас и осудите... Нет, не скажу лучше! Удержу мой язык от зла...
ИНЖЕНЮ (в зал). О чём это он собирается говорить? Возбуждён, как-то странно смотрит, переминается с ноги на ногу... Уж не в любви ли мне объясниться хочет? Беда с этими сорванцами - влюбляются в меня с первого взгляда и по уши...
КОМИК. Тэк-с... Хочется сказать, а боюсь. Вам скажешь так, по-мужицки, а вы на смех поднимете... Лучше уж молчать.
ИНЖЕНЮ (в зал). А если он в самом деле начнёт объясняться в любви? Что ему сказать? Он, вроде бы, добрый, славный, но... Мне не нравится. Некрасив уж больно, и на лице какие-то волдыри... Голос хриплый и к тому же эти манеры... Нет, никогда!
КОМИК. Господи... Хоть бы мухи были! Всё-таки веселей...
ИНЖЕНЮ (в зал). Впрочем, у него глаза недурны. Да и у мужчины не так важна красота, как душа, ум... Замуж ещё, пожалуй, можно пойти за него, но так жить с ним... Ни за что!
КОМИК. Э-эх, разанафемская моя натура!
ИНЖЕНЮ (в зал). Как он, однако, сейчас на меня взглянул... Ожёг! И чего он робеет?
КОМИК. Ликанида Ферапонтовна... дорогая...
ИНЖЕНЮ (в зал). Пожалуй, с ним и так жить можно. Право, возьму и скажу ему, что я согласна! Зачем обижать его, бедного, отказом?
КОМИК. Нет! Не могу себя побороть! Бейте, браните, а я уж скажу!
ИНЖЕНЮ. Да говорите, несносный! Будет вам юродствовать!
КОМИК. Матушка! Голубушка! Простите великодушно! Ручку целую коленопреклонённо!..
ИНЖЕНЮ. Ну же, противный! Что такое?
КОМИК. Умоляю, рюмочку водки! Душа горит!
ИНЖЕНЮ. Тьфу ты! Ладно, идёмте... (Уходит с Комиком.)

6. ДОМ РЕБРОТЁСОВЫХ

РЕБРОТЁСОВ с сигарой, ХОЗЯЙКА и АНТОША.

РЕБРОТЁСОВ. Вот, батенька, мы с вами и познакомились. Расскажите теперь о себе. Как живём-можем?
АНТОША. Как говаривала Жорж Санд, жизнь наша можно уподобить сапогу порванному: вечно каши просит, но никто ему оной не даёт.
ХОЗЯКА. Вы ведь скоро свой курс в университете заканчиваете?
АНТОША. Ну, не очень. Эскулапом не сразу становятся.
РЕБРОТЁСОВ. Небось, по писательской части потом пойдёте? Планы-то строите на будущее?
АНТОША. Обязательно. Имею в будущем написать роман, в котором главной героиней, прекрасной грешницей, будет моя супруга.
ХОЗЯЙКА. Это вы правильно семью завести решили.
РЕБРОТЁСОВ. У Дунечки нашей, кстати, хороший почерк. В самый раз роман переписывать.
АНТОША. Но до этого далеко. Пока что я всякие финтифлюшки сочиняю да сценки.
ХОЗЯЙКА. Так вы и драматург?
АНТОША. Да, и пьесы пишу, если заказывают. Вот, например, недавно купец один письмо мне прислал через газету. (Достаёт листок, читает) "Будучи любителем сценического искусства, имею честь просить уважаемого господина Чехонте сочинить мне для домашнего обихода четыре комедии, три драмы и две трагедии погамлетистее, на каковой предмет по изготовлении их вышлю три рубля".
РЕБРОТЁСОВ. Не густо. При таких заработках у вас, наверное, масса мозговой работы?
АНТОША. Пропасть! Жизнь у писателя вообще чрезвычайно напряжённая.
ХОЗЯЙКА. И каков же ваш писательский образ жизни?
АНТОША. Просто каторжный. Встаю я обычно часов этак в двенадцать и сейчас же выпиваю две рюмки водки. А иногда и три. Случается, впрочем, и четыре, судя по тому, сколько я выпил накануне. Иначе у меня начинает рябить в глазах и стучать в голове.
РЕБРОТЁСОВ (обеспокоенно). Вы что, много пьёте?
АНТОША. Да нет, где же много? Натощак я пью, как я полагаю, от нервов. У меня потому и аппетит плохой. Так что за завтраком нарочно для аппетиту и выпьешь рюмки три-четыре, а после уж пиво или вино, сообразно с финансами...
ХОЗЯЙКА. Ну, а потом за работу, конечно?
АНТОША. Нет, потом я иду в портерную, горло промочить до обеда. Обедаю я мерзко: верите ли, иной раз рюмок шесть-семь выпьешь, а аппетиту - ни-ни! Я даже вместо супа пиво пью, а не помогает...
РЕБРОТЁСОВ. Но после обеда, надеюсь, за письменный стол?
АНТОША. Нет, после обеда я в театр еду.
ХОЗЯЙКА. За свежими впечатлениями?
АНТОША. Ну, да. Приятели то и дело повсюду: выпьем да выпьем! С одним - водки, с другим - вина, с третьим - пива, ан глядь ко второму антракту и на ногах еле стоишь... Нервы, ничего не попишешь. На ночь глядя в маскарад еду, а уж оттуда нескоро вырвешься. Коли утром дома проснулся, то и на том спасибо. Иной раз по целым неделям дома не ночуешь...
РЕБРОТЁСОВ. Когда же вы пьесы пишете?!
АНТОША. Когда придётся. Принесёт кто-нибудь из приятелей какую-нибудь иностранную штучку, я нанимаю студента, чтоб перевёл, а сам подтасовываю всё под русские нравы: фамилии и прочее... Трудно писателю на Руси, ох, как трудно! Никаких нервов не хватает!
ХОЗЯЙКА. Но эта ваша работа хотя бы приносит доход?
АНТОША. Приносит, но денег так мало, что совестно на карманы глядеть. Да и что толку много зарабатывать? Всё равно пропьёшь.
РЕБРОТЁСОВ. Это всё пустяки! Молодёжь не может не пить! Я сам в молодости переливал через край...
ХОЗЯЙКА. В семейной жизни вам уж не до питья будет: практиковать начнёте, детки пойдут...
АНТОША. Боюсь, уже поздно. Я ведь порою зелёных чертей вижу, а сумасшедшим жениться нельзя.
РЕБРОТЁСОВ. Э, батенька, какой же вы сумасшедший? Кто не хочет жениться, тот не сумасшедший, а напротив, умнейший человек.
ХОЗЯЙКА. Вы с Дуняшей об этом поговорите. (Зовёт) Дуняша! (Уходит, уводя Ребротёсова.)
АНТОША. Экие черти! Лишь бы дочь замуж спихнуть!

Выходит ДУНЯ.

ДУНЯ. Отчего вы вздыхаете?
АНТОША. Я...
ДУНЯ. Я знаю, отчего! Но прошу вас, поверьте, та девушка, о которой вы вздыхаете, глубоко уважает вас! Она не может пока платить вам тем же чувством, но виновата ли она?
АНТОША. Я не совсем понимаю...
ДУНЯ. Впрочем, вы возьмёте своими душевными качествами. В вашем лице что-то есть, вы некрасивы, но симпатичны...
АНТОША. Спасибо. Но откуда вы взяли, что я...
ДУНЯ. Но вы не отчаивайтесь. Я понимаю, вам не отвечают на ваше чувство, и вы решили страдать молча, в одиночку... Но это ужасно! Что бы вы сказали, если бы та девушка предложила вам вечную дружбу?
АНТОША. Помилуйте, для чего мне вечная дружба? Я...
ДУНЯ. Очевидно, вы хотите жертвы с моей стороны. Хорошо, я подумаю. Я соберу все силы моей души и, быть может, спасу вас от страданий... Нет, не могу! Не сейчас!
АНТОША. О чём вы? Это какая-то кабалистика!
ДУНЯ. Приходите после обеда, мне нужно вам сообщить что-то... (Хватает его в волнении за руки.) Я буду ждать вас...

Входят РЕБРОТЁСОВ и ХОЗЯЙКА.

ХОЗЯЙКА. Смотри ты, они уже сговорились!
ДУНЯ (вспыхнув). Ах, маменька! (Убегает в смущении.)
РЕБРОТЁСОВ. Молодёжь, молодёжь! Даже скрыть ничего не умеете!
АНТОША. Скажу, как специалист по спиртуозам: женщина есть опьяняющий продукт, который до сих пор не догадались обложить акцизным сбором! Позвольте откланяться... (Быстро уходит.)
РЕБРОТЁСОВ. Я вас провожу! (Спешит за Антошей.)

7. ТРАКТИР

За отдельными столиками сидят МУРКИН перед бутылками пива, ПУРКУА с меню, СТРЕМГЛАВОВ и ШЕРАМЫКИН в служебных мундирах.

МУРКИН. Чертовски медленно время тянется! Можно покуда пива немного выпить... (Наливает себе пива, пьёт.)
ПУРКУА. Что у них на обед? "Поросёнок с хреном. Поросёнок без хрена. Хрен без поросёнка". Нет, это слишком сытно! Пожалуй, две-три гренки и достаточно...
ШЕРАМЫКИН. А известно ли вам, какой казус приключился с надворным советником Подтыкиным? Нет? Ну, я вам расскажу, пока обед принесут. Назидательная история для вас, прогрессистов...
СТРЕМГЛАВОВ. И в чём же ваше назидание состоит на сей раз?
ШЕРАМЫКИН. А в том, что судьбы человеческие за вихор не возьмёшь, как вы в своём самообольщении полагаете. Вот и Подтыкин собирался на масленицу блинков вкусить, уже и за стол сел... А на столе, я вам доложу, целая картина: и бутылки с тремя сортами водок, и графинчики пузатые с наливками, и рентвейн, и бенедиктин... И вокруг закуски теснятся в художественном беспорядке: селёдка с лучком и с горчичным соусом, свежая сёмга, икорка зернистая с лимончиком, и рыжики, знаете ли, солёные с прованским маслом, да грузди, да белые грибочки... Объедение!
СТРЕМГЛАВОВ (нервно). Вы как хотите, но я должен выпить.
ШЕРАМЫКИН. А налимья печёнка? А стерлядки кольчиком? А карась жареный в сметане?
СТРЕМГЛАВОВ. Да где ж наш обед?! (Наливает себе рюмку.)
ШЕРАМЫКИН. И вот приносит ему жена наконец блинов. И он, сгорая нетерпением и глотая слюнки, как схватит сразу два верхних, самых горячих, и шлёп на свою тарелку! А блины поджаристые, пористые, пухлые, и он их маслом, маслом... Лицо покривило сладострастием, даже икнул от восторга... А потом, наслаждаясь предвкушением, медленно так, с расстановкой, обмазал их икрой, а куда икра не попала, те места облил густой сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли?
СТРЕМГЛАВОВ (с рюмкой). Когда же нам подадут? Простите, но я всё-таки выпью...
ШЕРАМЫКИН. Но нет! Не удовлетворился он делом рук своих! Подумал и положил на блины самый жирный кусок осетрины. А уж потом свернул оба блина в трубку, налил себе из графинчика водочки, поднёс, млея и задыхаясь, рюмку к губам, совсем как вы сейчас, раскрыл рот...
СТРЕМГЛАВОВ. Ну! Ну!
ШЕРАМЫКИН. И тут его хватил апоплексический удар.
СТРЕМГЛАВОВ. Господи! Какая трагедия! (Пьёт залпом.)

В зал входят АНТОША и РЕБРОТЁСОВ, навстречу - ПОЛОВОЙ.

РЕБРОТЁСОВ. Я вижу, вы тоже уже проголодались после завтрака?
АНТОША. Нет, я сюда за приятелем зашёл. (Идёт к Муркину.)
РЕБРОТЁСОВ. А нам самое время закусить. Человек! Порцию блинов!
ПУРКУА. Целую порцию! Пять блинов! Как один человек может съесть так много теста? (Половому) А мне консоме! Только половину порции...
МУРКИН. Антоша, друг ты мой! Представь себе, я любим!
АНТОША. Ты, похоже, навеселе... Ты уже сделал предложение?
МУРКИН. Как раз собираюсь сделать. У меня через час свидание в городском саду.
АНТОША. А ты перед свиданием не слишком на пиво налегаешь?
МУРКИН. Ерунда! С пива пьян не будешь! Выпьешь?
АНТОША. Спасибо, воздержусь. Мне тоже сегодня свидание назначено.

Половой подаёт Ребротёсову блины.

РЕБРОТЁСОВ. Э. братец! Что же у вас за порции такие крохотные? Ты уж тогда подай мне ещё штук пятнадцать. Да балыка, да икры, да селянки пару порций... Только мигом! (Сев спиной к залу, уплетает блины.)

Половой подаёт заказ Пуркуа.

ПУРКУА (Половому). Этот господин, очевидно, болен. Есть такие болезни, когда много едят... (Половой, пожав плечами, несёт заказ чиновникам.) Неужели он воображает, что съест этакую гору?..
МУРКИН (Антоше). Я знаю, что она во мне полюбила! Знаю-с! Недюжинного человека! Так-то! Знает, кого полюбить и за что полюбить. Я не какой-нибудь... Я...
АНТОША. Ты уже выпивохом, по-моему. Остановился бы...
МУРКИН. Чепуха! Я пива хоть сколько выпью - у меня ни в одном глазу! (Наливает себе пива.)
ШЕРАМЫКИН. Что это вы пустой супец хлебаете? Судака бы заказали с подливкой из помидоров или жаркое... Вы какую птицу больше обожаете?
СТРЕМГЛАВОВ. К несчастью, у меня катар. (Наливает себе.)
ШЕРАМЫКИН. Полноте, сударь! Катар этот доктора выдумали! Ежели подадут вам, положим, куропаточку да парочку перепёлочек, то тут вы про всякий катар забудете... А жареная индейка? Белая, жирная, сочная...
СТРЕМГЛАВОВ. Да, вероятно, это вкусно...
ШЕРАМЫКИН. А утка? Изжаришь её на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка подрумянилась, да чтоб утиным жиром пропиталась...
СТРЕМГЛАВОВ. Пожалуй, я бы и утки поел...

Половой бегом несёт заказ Ребротёсову.

ПУРКУА. Однако, горы у него уже нет... Неужели человеческий желудок так растяжим?
МУРКИН (бьёт кулаком по столу). Да-с! Во мне она полюбила гения! Мирового гения! И она права! Кто я и что я? Думаете, Муркин? Да, Муркин, но какой Муркин? Какой?
АНТОША. Пьяный Муркин. Быстро же ты натрескался...
МУРКИН. Вы не верите? Я докажу, кто я такой! Всем докажу! Сейчас, допью только... (Наливает пива.)
РЕБРОТЁСОВ (Половому). Вот что, братец, принеси мне ещё блинов и чего-нибудь полегче. Пирога с мясом куска четыре, котлеток бараньих штук пять... Ну и бутылку Нюи подай. (Половой убегает.)
ПУРКУА. Это неестественно! Может, мне это снится? У нас во Франции его бы показывали за деньги! Нельзя безнаказанно съесть такую массу!
ШЕРАМЫКИН (Стремглавову). А как вы относительно кулебяки?
СТРЕМГЛАВОВ. Побойтесь Бога! Только об еде и думаете! Неужели нет других интересов в жизни?
ШЕРАМЫКИН. Такая аппетитная кулебяка, бесстыдная, во всей своей наготе... Отрежешь этакий кусище, а с неё масло, как слёзы, начинка с яйцами, потрохами, луком...
СТРЕМГЛАВОВ. Не мучьте меня! (Пьёт залпом.)
МУРКИН (вскакивая). Подлецы! Все вы подлецы!
АНТОША. Э, брат, в каком ты пьянственном недоумении...
МУРКИН. И ты подлец!
АНТОША. Как же ты на свидание пойдёшь в таком виде?
МУРКИН. Чушь! Я после пива всегда как стёклышко!
АНТОША. А сейчас как зюзя. Может, мне с тобой пойти?
МУРКИН. Чего надо? Куда хочу, туда иду; что хочу, то делаю! (Вдруг) У меня в глазах кто-то... пищит! Нужно выйти на воздух, а то я ослепну...
АНТОША. Не ходил бы ты...
МУРКИН. С дороги, ничтожный! (Еле держась на ногах, гордо уходит.)

Половой несёт заказ Ребротёсову, но его останавливает Пуркуа.

ПУРКУА. Послушайте, зачем вы так много ему подаёте?
ПОЛОВОЙ. Требуют-с...
ПУРКУА. Но этот человек наверняка хочет умереть! Он делает это нарочно, с целью самоубийства! И я знаю, почему! Утром он сгоряча оскорбил меня, и его, очевидно, мучает совесть...
РЕБРОТЁСОВ. Человек! (Половой бежит к нему.) Что за длинные антракты? Порядки, нечего сказать! Изволь ждать по полчаса! А мне ещё надо поспеть к обеду...
ПУРКУА (Ребротёсову). Пардон, месье, но ведь вы уже обедаете!
РЕБРОТЁСОВ (на тарелки). Какой же это обед? Это так, лёгкая закуска.
ПУРКУА (подходя к нему). Я догадываюсь, что заставляет вас решиться на такой шаг. Раскаянье - страшная вещь. Но неужели вы не могли избрать другого способа, чтобы умереть?
РЕБРОТЁСОВ. Умереть? Я вас не понимаю...
ПУРКУА. Ах, я отлично всё вижу! Вы так много едите, что трудно не подозревать вашего намерения...
РЕБРОТЁСОВ. Я много ем?! И вовсе я не много ем. Ем, как все, поглядите...
ПУРКУА (оглядывает зал). Да, действительно. И правда, как все... О, страна чудес! (Идёт за свой стол.) О, чудная, чудная страна!
ШЕРАМЫКИН. После жаркого, дорогой мой, человек становится сыт и впадает в сладостное затмение. А если для услаждение выкушать рюмочку запеканки, то у вас тотчас же из желудка по всему телу искры и всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж: кажется вам, что вы не в кресле, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе...
СТРЕМГЛАВОВ. Довольно! Не могу терпеть! Человек, подай мне жаркого!
ШЕРАМЫКИН. Вот это вы молодец! Катар он от вольнодумства да от гордости: вам бы поменьше думать и философствовать, и не будет никакого катара. Оно конечно, вы у нас прогрессист, за реформы ратуете, но, воля ваша, назовите меня рутинёром, а я скажу: "Главное не мудрствовать, а жарить по шаблону! Шаблон - великое дело!"
СТРЕМГЛАВОВ. А, чёрт с вами! Убедили! Человек, неси всё, что есть!
РЕБРОТЁСОВ (отваливаясь от стола). Ну, вроде бы, укомплектовался! Сейчас заодно и перед французом извинюсь, пока настроение благодушное... (Антоше) Господин писатель, будьте свидетелем! (Идёт к Пуркуа) Господин француз! Я тут давеча накричал на вас, вы, я чаю, обиделись...
ПУРКУА. У всякого есть своё самолюбие, месье. Теперь всё-таки девятнадцатое столетие, а не прежнее допотопное время.
РЕБРОТЁСОВ. Ну, так я при всём обществе беру свои слова назад. Извиняюсь по всей форме.
АНТОША. Браво! (Пуркуа) Вы удовлетворены?
ПУРКУА. Вполне. (Ребротёсову) Я вас извиняю.
РЕБРОТЁСОВ. Извиняюсь, шут с вами. Стану я связываться со всяким. Я ему только наставление прочёл, а он сразу - фу ты ну ты...
ПУРКУА. Но вы даже руку на меня подняли!
РЕБРОТЁСОВ. А как её не поднять, если вы того стоите? Дураков нужно учить.
АНТОША. Позвольте, вы ругаетесь, а не извиняетесь...
РЕБРОТЁСОВ. Как же мне ещё извиняться? Не на коленки же мне становиться! Да ежели дураков не учить, от них прохода не будет...
ПУРКУА. Что? Я дурак?!
РЕБРОТЁСОВ. Не пойму, и чего сердиться? Я - для его же пользы, а он прекословить! Ну, не хамово ли отродье?
АНТОША. Это опять выходит ругательство...
РЕБРОТЁСОВ. Какое же тут ругательство? Ведь я извинился. Но если ты, свинья, ничего не понимаешь, то молчи и не рассуждай. Видит Бог, я извинялся, но извиняться в другой раз перед всяким дураком я не намерен...
ПУРКУА (трясясь от гнева). Вы... Вы... Вы сами дурак!
РЕБРОТЁСОВ. Что? И ты можешь мне это говорить? Ты осмелился? Ах, ты, каналья!.. (Бросается на Пуркуа с кулаками.)
ПУРКУА. Господа, вы свидетели! (Убегает.)
РЕБРОТЁСОВ. Я тебе покажу, как оскорблять! (Убегает за Пуркуа.)
АНТОША. Из огня да в полымя!
СТРЕМГЛАВОВ (Шерамыкину). Пожалуйста, живой факт действительности! А вы говорите, реформы не нужны...
ШЕРАМЫКИН. Кто же против реформ, батенька? Всякому безобразию есть своё приличие.
СТРЕМГЛАВОВ (вставая с рюмкой). Жить так далее невозможно! Поглядите вокруг! Что мы видим?
ШЕРАМЫКИН. А что? То же, что и обычно, видим.
СТРЕМГЛАВОВ. Мы видим страдания! Кругом кражи, хищения, воровство, грабительство, лихоимство...
ШЕРАМЫКИН. Что же делать, мой дорогой? Всюду жизнь.
СТРЕМГЛАВОВ (в запале). Круговое пьянство... Притеснения на каждом шагу... Сколько страдальцев! Пожалеем же их, заплачем и выпьем за...

В зал входит ОБОЛДЕЕВ. Стремглавов, запнувшись, умолкает.

ОБОЛДЕЕВ (машет руками). Продолжайте, продолжайте...
СТРЕМГЛАВОВ. Заплачем и выпьем за здоровье нашего прогрессивного начальника, покровителя и благодетеля, Досифея Кузьмича Оболдеева!
ШЕРАМЫКИН (вскакивая). Ура-а-а! (Пьёт со Стремглавовым.)
ОБОЛДЕЕВ. Благодарю, господа, благодарю. Тронут вашей искренностью... (Антоше) Молодой человек, как я удачно вас встретил! Пройдёмтесь немного, у меня к вам есть несколько вопросов... (Выводит Антошу из зала.)

8. ГОРОДСКОЙ САД

ОБОЛДЕЕВ и АНТОША выходят в городской сад к скамейке.

АНТОША. Какие у вас вопросы ко мне, ваше превосходительство?
ОБОЛДЕЕВ. О, самые неважнецкие! Хотел заботу о вас проявить как о земляке и по старшинству звания и возраста... Вы человек молодой, южный, у вас весной кровь, поди, начинает играть? Страсти бушуют, а?
АНТОША (озадаченный). Как вам сказать...
ОБОЛДЕЕВ. Да вы не конфузьтесь! Вы человек холостой, отчего бы ей и не поиграть? Пусть себе играет, коли хочет! А признайтесь, сильно кровь-то играет?
АНТОША. Когда как. Времени у меня мало на страсти.
ОБОЛДЕЕВ. Ну да, вы же заняты там, в Москве... А сейчас вы, значит, свободны?
АНТОША. Относительно. Я по делам, вообще-то, приехал.
ОБОЛДЕЕВ. Дела амурным романам не помеха. Наверное, уже приглядели себе какую-нибудь бабёнку?
АНТОША. Не успел, признаться. А к чему вы всё это спрашиваете?
ОБОЛДЕЕВ. Могу порекомендовать вам кандидатуру. Певичку помните, которая вас на вокзале встречала? Огонь девочка! Просто пальчики оближешь! А формы какие! Хотите, я вас с ней познакомлю?
АНТОША (в изумлении). Да нет, спасибо...
ОБОЛДЕЕВ. Не приглянулась? Тогда я вам адресок дам, салона такого с барышнями. Чудные барышни, верьте моему слову...
АНТОША. Ваше превосходительство! За кого вы меня принимаете?!
ОБОЛДЕЕВ. Ну, ну, зачем возмущаться? Я же по доброте сердечной, для вашего же блага...
АНТОША. Вот уж не ожидал, что вы такими вещами занимаетесь...
ОБОЛДЕЕВ. Самому стыдно, каюсь. Но что же мне делать, голубчик? Жена у меня молодая, а я ревнив, как собака. Ревность меня одолела! Поневоле приходится хитрость употреблять. Как только кто-нибудь появляется возле неё, я сейчас и подъезжаю к нему с девочками: не угодно ли, мол?
АНТОША. Так это у вас, стало быть, военная хитрость?
ОБОЛДЕЕВ. А то что же? Каждого её шага боюсь, потому всех женским полом и пичкаю. Жена красавица, как тут не ревновать! Чувствую свой порок, но ничего с собой не поделаю... Несчастный я человек! Только вы, чур, никому, договорились? Не каждый день, знаете ли, такого благопристойного юношу встретишь...
АНТОША. Я могу идти, ваше превосходительство?
ОБОЛДЕЕВ. Конечно, конечно, я вас не задерживаю... Ах, если бы все были такими, как вы! (Уходит.)
АНТОША. Решено! Женюсь на толстой купчихе и буду издавать толстый журнал! (Уходит, смеясь своей шутке.)

Выходят ФЕНЯ с летним зонтиком и МУРКИН, вдребезги пьяный.

ФЕНЯ (игриво). Ау-у! Я здесь!
МУРКИН. Кто тут? Кого?
ФЕНЯ. Это я. Идите сюда, сядем...
МУРКИН. Чего надо?
ФЕНЯ. Какой вы смешной! Как вы хорошо представлять умеете! Натуральный пьяный!
МУРКИН. Позвольте... Вы кто, милостивый государь? Отвечайте, не то я дам вам в мор... мор... морду-ду...
ФЕНЯ. Вы не узнаёте меня, что ли? Неужели вы ничего не видите?
МУРКИН. Пустите! Я не желаю заниматься пустяками!
ФЕНЯ. Ну, ну, будет, прекратите... Отчего вы опоздали?
МУРКИН. Не ваше дело. Никто не имеет права вмешиваться в мои дела! Я свободный индивидуум!.. Пива хочу. Трёхгорного.
ФЕНЯ. Вы что, вправду пьяны?
МУРКИН. От пива нельзя быть пьяным! Н-нет, но я справедлив.
ФЕНЯ. А зачем же вы чепуху мелете, если вы не пьяный?
МУРКИН. Все вы дураки. Все! И я дурак. Мне спать хочется...
ФЕНЯ (зловеще). Пиво вам, значит, приятней пить, чем любить?..
МУРКИН. А? Который? Я ужасно болен, мне надо лечь... (Валится на скамейку.) Прочь от меня!.. (Храпит.)
ФЕНЯ. Вы спите? Спите?! Мерзкий! Негодный! Допился, что ничего не смыслит, пьяница! Так на же, вот тебе! На тебе!.. (Лупит Муркина зонтиком.)


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

9. ДОМ РЕБРОТЁСОВЫХ

Полуденный отдых. РЕБРОТЁСОВ на цыпочках выходит к буфету.

РЕБРОТЁСОВ. Самое ехидное насекомое в свете есть женский пол! Опять она от меня водку заперла! Ну, ничего, покуда она почивает, я ключом её завладел, а в шкапу, я знаю, стоит бутылка... (Открывает буфет, достаёт бутылку, наливает с оглядкой) Если я рюмку-другую выпью, она не заметит... Горячительные напитки подобны морской воде или славе: чем больше пьёшь, тем сильней жаждешь... Ну-с, будем здоровы! (Пьёт залпом и тут с воплем отлетает от буфета) А! Что это?! Что я выпил?! (Нюхает рюмку) Батюшки! Да там вместо водки керосин! Святые угодники! Умираю! Зина!..

Появляется заспанная ХОЗЯЙКА.

ХОЗЯЙКА. Ну, чего ты кричишь? Что такое?
РЕБРОТЁСОВ. Зина! Я керосину выпил!
ХОЗЯЙКА. Вот ещё! Где это тебе керосин подавали?
РЕБРОТЁСОВ. Я по нечаянности! Я хотел водки выпить, тебя не спросясь, и Бог наказал...
ХОЗЯЙКА. Ты что, в буфет лазил? Кто же тебе позволил? Там водка не для тебя поставлена!
РЕБРОТЁСОВ. Я не водку пил, а керосин!
ХОЗЯЙКА. А керосин ты зачем трогал? Или керосин денег не стоит? (Достаёт бутылку, смотрит на свет.) Да ты знаешь, почём теперь керосин?
РЕБРОТЁСОВ. Зина! Речь идёт о жизни и смерти, а ты о деньгах!
ХОЗЯЙКА. Напился среди бела дня и в шкап нос свой суёшь? Смотри, сколько ты вылакал! (Ставит бутылку в буфет.)
РЕБРОТЁСОВ. Зина! Я на краю погибели!
ХОЗЯЙКА. Аспид ты, василиск! Ирод ты окаянный! Ни днём, ни ночью покою мне нет, страдалица я несчастная! Изверг! Мучитель!

Входит АНТОША.

АНТОША. Моё почтение! Дуняша дома?
РЕБРОТЁСОВ. О, вы же доктор! Спасите меня, ради Бога!
ХОЗЯЙКА. Постыдился бы приставать к человеку с такими пакостями! (Антоше) Сейчас я её позову... (Кричит) Дуня! Поди сюда!
АНТОША. А что, собственно, у вас случилось?
ХОЗЯЙКА. Да вот, полюбуйтесь, керосину он нахлебался.
АНТОША. Керосину?!
РЕБРОТЁСОВ. Да, керосину! Дайте мне что-нибудь, иначе умру!
АНТОША. Вам тогда прежде всего желудок промыть надо.
РЕБРОТЁСОВ. Желудок промыть? Ни за что! Я только что отобедал!
АНТОША. А как же мы керосин удалим?
РЕБРОТЁСОВ. Коли так, не будем его удалять. Мне уже полегчало, во рту только жжёт и в горле саднит...
ХОЗЯЙКА. Что тебе сделается, идолу такому!
РЕБРОТЁСОВ. Мне бы горло прополоскать, оно и пройдёт... (Достаёт из буфета бутылку, нюхает, наливает.) Медицина что на сей случай советует?
АНТОША. Медицина умолкает в изумлении.
ХОЗЯЙКА. Нашёл-таки повод до водки добраться! (Забирает бутылку.)
РЕБРОТЁСОВ. Ну, ежели суждено умереть, значит, так тому и быть. (Пьёт.) Странно, водка, а не горько...
АНТОША. А в целом как самочувствие?
РЕБРОТЁСОВ. Вроде бы, отпустило. Запах ещё есть, но тело здорово.
ХОЗЯЙКА. Да его никакая отрава не возьмёт!
РЕБРОТЁСОВ. А отчего? Оттого, что веду правильную и регулярную жизнь...
ХОЗЯЙКА. Нет, это оттого, что керосин плохой! Лавочник обманул: дал мне не самого лучшего! Страдалица я несчастная!..

Входит ДУНЯ.

ДУНЯ. Вот я, маменька!
РЕБРОТЁСОВ. Ну, молодёжь, мы вас оставим наедине... (Уводя Хозяйку) Эх ты! Керосину мне пожалела! (Уходит вместе с ней.)
ДУНЯ. Наконец-то! Вы играете моим терпением!
АНТОША. Но вы сами просили придти после обеда.
ДУНЯ. Да, мне надо было подумать. Всё это так неожиданно...
АНТОША. Что именно?
ДУНЯ. Ваша настойчивость. Она меня просто пугает, я не была готова...
АНТОША. Позвольте, я пока не сказал ни слова!
ДУНЯ. Я понимаю, вы избегаете откровенного разговора, вы не решаетесь переступить черту, разделяющую нас... Но, кто знает, быть может, ваша попытка не будет безнадёжной...
АНТОША. Но, право же, у меня нет никакого намерения...
ДУНЯ. Хорошо, я не буду вас больше терзать. Говорите!
АНТОША. О чём?
ДУНЯ. О чём угодно! Что бы вы ни сказали, я догадаюсь.
АНТОША. О чём угодно? Пожалуйста. "Лесоистребление приносит громадный вред России..."
ДУНЯ. Да, конечно! Я ваша! Любить я вас не могу, но обещаю вам верность.
АНТОША. То-то я недоброе предчувствовал!
ДУНЯ. Мне кажется, когда я вас узнаю поближе, то полюблю. Пусть с моей стороны это пока духовная любовь...
АНТОША. Духовная любовь это если кто любит прыскаться духами. А вот если вы физикой занимаетесь прилежно, это физическая любовь.
ДУНЯ. Видите, сколько у нас общего!
АНТОША. Я вижу, вы всерьёз хотите пожертвовать собой...
ДУНЯ. Да, я согласна! Я выйду за вас! (Хватает Антошу за руки.)
АНТОША. Боже! Она и шуток не понимает!

Быстро входят РЕБРОТЁСОВ и ХОЗЯЙКА, несущая что-то в раме.

РЕБРОТЁСОВ. Дети! Господь вас благословит, дети мои!
ХОЗЯЙКА. И я вас благословляю! Будьте счастливы!
АНТОША (в сторону). Попался! Теперь крышка!
ХОЗЯЙКА (Антоше). Вы отнимаете у нас единственное сокровище!
РЕБРОТЁСОВ. Любите же её и жалейте! (Хозяйке) Давай сюда образ! (Берёт раму.) Благословляю!
ДУНЯ. Папенька! Нешто это образ?!
РЕБРОТЁСОВ (Хозяйке). Тумба! Ты что же это со стены сняла?!
АНТОША. Это портрет писателя Лажечникова.
ХОЗЯЙКА. Ах, батюшки-светы! Не разглядела впопыхах!
ДУНЯ. Всегда вы, маманя, всё портите! (Фыркнув, уходит.)
АНТОША. Ну, и я, пожалуй, пойду...
РЕБРОТЁСОВ (торопливо). Вечером в театр приходите, там всё общество соберётся...
АНТОША. Спасибо за приглашение. Имею честь... (Уходя, в сторону) Чуть было не окрутили, черти! (Уходит.)
РЕБРОТЁСОВ (поворачиваясь к Хозяйке). Куда ты смотрела, голова твоя глупая?!
ХОЗЯЙКА. А ты куда?! Ты где был?!
РЕБРОТЁСОВ. Я тебе покажу, как писателями благословлять!.. (Идёт на убегающую Хозяйку с портретом.)

10. ДОМ ОБОЛДЕЕВЫХ

ОБОЛДЕЕВ и МУРКИН. На диване ДАМА с книжкой.

ОБОЛДЕЕВ (с деньгами). Что ж, братец, если ты на свадьбу просишь, вот тебе деньги, как дальнему родственнику... (Даёт деньги.) Так и быть, возьми... Не хотел я тебе давать, но что делать? Жена упросила. Если бы не она, я бы тебе, пожалуй, не дал, чтобы не баловать...
МУРКИН. Благодарю, ваше превосходительство! Нет слов!..
ОБОЛДЕЕВ. Жену мою благодари. Она упросила. Видать, ты её так разжалобил своей слезливой рожицей... Её и благодари... (Уходит.)
МУРКИН (идёт к Даме). Клеопатра Аркадьевна! Не знаю, как и благодарить вас!
ДАМА. Право, не стоит...
МУРКИН. Как мне благодарить вас? Как? Чем? Научите меня! Вы мне сделали более чем благодеяние! Ведь на эти деньги я могу теперь справить свадьбу! (Хватает её руку.) О, благодарю вас! Вы так добры!
ДАМА. Ну, что вы...
МУРКИН. А как добр ваш муж! Как он снисходителен! У него золотое сердце! Вы должны благодарить небо за то, что оно послало вам такого мужа! Моя дорогая, любите его! Умоляю вас, любите его!..
ДАМА. О, да у вас слёзы...
МУРКИН. Да, он стар, некрасив, но зато какая у него душа! Найдите мне где-нибудь другую такую душу! Не найдёте! Любите же его! Вы, молодые жёны, так легкомысленны! Вы в мужчине ищете прежде всего внешности, эффекта...
ДАМА. Ну, не всегда...
МУРКИН. Не изменяйте ему! Умоляю вас! Изменить этому человеку значит изменить ангелу! Оцените его, полюбите! Любить такого чудного человека, принадлежать ему... да ведь это блаженство! Вы, женщины, не хотите понимать многое...
ДАМА. Почему же...
МУРКИН. Я вас люблю страстно, бешено за то, что вы принадлежите ему! Целую святыню, принадлежащую ему... (Целует её.) Это святой поцелуй... Не бойтесь, я жених... (Целует.)
ДАМА. Но, однако...
МУРКИН. Не изменяйте ему, моя дорогая! Ведь вы его любите? Да? Любите?
ДАМА. Да, но...
МУРКИН. О, чудная! Вы его любите! Его душа, сердце... Где найти другого такого человека? Любить его... (Целует) Идти с ним рука об руку... (Целует) Страдать... (Целует) Делить радости... Поймите меня! (Падает с Дамой на диван.) Поймите!
ДАМА (в объятиях). Я понимаю!

Входит ОБОЛДЕЕВ.

ОБОЛДЕЕВ (оторопев). Вот так-так! Мило...
МУРКИН (вскакивая). Но... Но ведь я искренно, ваше превосходительство! Честное слово искренно!
ДАМА. Он по-родственному! МУРКИН (отступая). Благодарю, ваше превосходительство, благодарю... (Быстро уходит.)
ОБОЛДЕЕВ. Ну, и за что он меня благодарил?..

11. ДОМ СТРЕМГЛАВОВА

СТРЕМГЛАВОВ и СУПРУГА готовятся к выходу в театр.

СУПРУГА. Отчего ты такой бледный? Что-то случилось?
СТРЕМГЛАВОВ. Да так, на душе скверно. Явился ко мне сегодня на службу князь Прочуханцев...
СУПРУГА. Князь? Тот, который в любительских спектаклях всегда любовников играет?
СТРЕМГЛАВОВ. Он самый. Он ещё, помнишь, актрисе Зрякиной за один поцелуй свою белую лошадь отдал.
СУПРУГА. Разумеется, помню. Как же можно забыть такой рыцарский поступок... И зачем он к тебе пришёл?
СТРЕМГЛАВОВ. Я, как тебе известно, за газетами в городе надзираю. А он, оказывается, стихи свои принёс, чтобы я посодействовал в напечатании.
СУПРУГА. Он написал стихи?
СТРЕМГЛАВОВ. Да, вот они. (Достаёт розовый листок с виньетками.)
СУПРУГА. Какая прелесть! И какой тонкий аромат!
СТРЕМГЛАВОВ. Только аромат и наличествует. Почувствовал, говорит, в своей груди огненный пламень и пламенный огонь, хочется вкусить сладость авторства... И посвятил стихи этой Зрякиной.
СУПРУГА. Весьма благородно.
СТРЕМГЛАВОВ. Да посвяти он мне эти стихи, я бы на него в суд подал. Чепуха невозможная!
СУПРУГА. И что ты ему сказал?
СТРЕМГЛАВОВ. А что ему сказать? Что его стихи никуда не годятся? Начал выкручиваться: мол, ни одна редакция не возьмёт, у всех газет, мол, своя программа...
СУПРУГА. А он?
СТРЕМГЛАВОВ. Он сразу надулся, как индюк. В лицеприятии меня упрекнул, назвал филистером, клерикалом и ещё чем-то... Не простившись уехал. Стихи, говорит, должны появиться в печати во что бы то ни стало.
СУПРУГА. Ну, так напечатай их.
СТРЕМГЛАВОВ. Невозможно их напечатать: осрамишься на всю Россию! И не напечатать тоже нельзя: Прочуханцев интригу затеет - и ни за грош пропадёшь...
СУПРУГА. А хоть какие стихи? О чём?
СТРЕМГЛАВОВ. Ни о чём. Ерунда. Начинаются они так: (Читает)
"Сквозь дым мечтательной сигары
Носилась ты в моих мечтах,
Неся с собой любви удары
С улыбкой пламенной в устах..."
СУПРУГА. Очень милые стихи! "Сквозь дым..." "С улыбкой пламенной..." Даже очень милые...
СТРЕМГЛАВОВ. А потом сразу переход: (Читает)
"Прости меня, мой ангел белоснежный,
Подруга дней моих и идеал мой нежный,
Что я, забыв любовь, стремглав туда бросаюсь,
Где смерти пасть... О, ужасаюсь!"
СУПРУГА. Отлично! Князь превосходно сочинил! Ты просто придираешься!
СТРЕМГЛАВОВ. По-твоему, это стихи?
СУПРУГА. И прекрасные стихи! Ты должен поместить их немедленно!
СТРЕМГЛАВОВ. Но ты не понимаешь...
СУПРУГА. Это ты не понимаешь, а не я! Прозы я не понимаю, а стихи я отлично понимаю! Дай-ка мне их на несколько минут, я перепишу в мой альбом... (Забирает листок.)
СТРЕМГЛАВОВ. Но нам скоро в театр ехать...
СУПРУГА. Ничего страшного. Ах, князь просто душка! (Уходит.)
СТРЕМГЛАВОВ. Знатоки, тоже мне... О женщины, женщины!

12. ЗА КУЛИСАМИ ТЕАТРА

Гримуборная Инженю. Входят ИНЖЕНЮ и КОМИК.

ИНЖЕНЮ. Итак, что вам угодно?
КОМИК. Я к вам по делу.
ИНЖЕНЮ. Всё по тому же?
КОМИК. Вовсе нет. Речь пойдёт об искусстве. Сегодня в программе вечера мы вместе играем сцену из водевиля...
ИНЖЕНЮ. Да, я помню.
КОМИК. И я в ней появляюсь в роли старого графа...
ИНЖЕНЮ. Ну, ну, дальше!
КОМИК. Появляюсь в халате. Так указано в пьесе. Если я буду не в халате, то я согрешу против истины. На сцене же прежде всего - истина! Сами видите, халат мне необходим...
ИНЖЕНЮ. Да, это правда.
КОМИК. Но у меня нет халата, приличного графу! А у вас, мне сказали, после "вашего" остался прекрасный голубой халат с бархатным воротником и красными кистями. (Кивает) Вот этот самый халат... Одолжите мне его.
ИНЖЕНЮ (вспыхнув). Я не могу!
КОМИК. Можно узнать, почему?
ИНЖЕНЮ. Ах, боже мой, да ведь это так понятно! Он нехорошо поступил со мной, я согласна с этим... Он поступил со мной, как последний негодяй... Он бросил меня только потому, что я получаю мало жалованья... Он ограбил меня! (Халату) Нет, пожалуйста, грабь, если хочешь, но зачем же бросать? Что я ему сделала? Что?! (Плачет.)
КОМИК. Не будем плакать. Утешьтесь! Искусство - самый радикальный утешитель!
ИНЖЕНЮ (рыдает, обнимая халат). Бессовестный пошляк!
КОМИК. Я ничего не имею против этих похвальных чувств, напротив, в наш реальный, чертовски практический век приятно встретить человека с таким сердцем и с такой душой...
ИНЖЕНЮ (рыдая). Он поступил со мной нечестно!
КОМИК. Конечно, если вы дадите мне халат, вы принесёте жертву. Но подумайте, как приятно жертвовать для искусства!
ИНЖЕНЮ (рыдая). Подло! Гадко!
КОМИК. Тем более, я сразу же возвращу...
ИНЖЕНЮ. Вы хотите лишить меня единственной дорогой для меня вещи! (Рыдая) Я ещё люблю его!
КОМИК. Вполне понимаю, но ведь я же не съем ваш халат.
ИНЖЕНЮ. Ни за что! Нет, ни за что!
КОМИК. Какая вы, право... Не постигаю, сударыня: как можете вы менять халат на искусство? Вы - артистка!
ИНЖЕНЮ. Ни за какие деньги!
КОМИК. Очень жаль! Жаль, что мы товарищи только на словах, а не на деле! Нас, артистов, губит отсутствие солидарности, ах, как нас губит это! Это показывает, что мы... лакеи, а не артисты! Сцена дана нам только для того, чтобы глазки делать, щекотать инстинкты райка... Так не дадите?
ИНЖЕНЮ. Нет, нет, нет!
КОМИК. Это последнее слово?
ИНЖЕНЮ. Да, да, да!
КОМИК. Прелестно... Не уважить просьбу товарища, не сделать одолжения мне, которого приглашали даже в столичный театр и без которого весь этот театральный сарай давно бы рухнул... (Трагически) Где мы? Куда мы идём? К чему стремимся? Пропало искусство!
ИНЖЕНЮ. Извините, но мне нужно готовиться к вечеру.
КОМИК (трагически). Ну, что ж, будешь ты меня помнить... "О женщина, ничтожество ей имя!" (Уходит.)
ИНЖЕНЮ. Шут! (Уходит переодеваться.)

13. ФОЙЕ ТЕАТРА

ШЕРАМЫКИН, МАМАША и ФЕНЯ. Навстречу им АНТОША.

ШЕРАМЫКИН. Ба! Господин писатель! Наше вам!
МАМАША. Ах, как жаль, что вас сегодня не было на базаре! Если б вы видели, как смешно дрались два мужика, вы наверно бы описали!
ФЕНЯ. Вы и скажете, маменька! Очень им нужно о таких пустяках писать!
АНТОША. Ну, почему же "пустяки"? Если вглядеться, всюду жизнь, всюду трагедия! В каждой щепке, в каждой свинье драма!
ШЕРАМЫКИН. Поди ты, какие пули отливает!
АНТОША. Должен признаться, у меня до того чувствительная натура, что я и про выеденное яйцо писать могу. Был бы гонорар.
МАМАША. Вы шутите?
АНТОША. Честное-благородное слово! Бывало, видишь съеденное яйцо - и сразу масса вопросов. Во-первых, охватывает негодование: это яйцо дало бы курицу, которая дала бы жизнь целому поколению, а это поколение тысячам других поколений... И вдруг оно съедено, стало жертвой чревоугодия, прихоти! Вот вам, как на ладони, подрыв экономического строя, заедание будущего. Но, во-вторых, ты радуешься: если яйцо съедено, то, значит, на Руси хорошо питаются... В-третьих, выеденное яйцо наводит на мысль о бренности всего земного: жило и нет его... Да что я считаю? У меня целое исследование опубликовано на сей счёт, в газете "Начихать вам на головы!".
ШЕРАМЫКИН. Экий вы шалун! Они ведь за чистую монету всё принимают... А вы, я слышал, женитесь?
АНТОША. Откуда вы взяли?
МАМАША. Все только об этом и говорят.
ФЕНЯ. Да и по всему видно. Думаете, нам ничего не известно?
ШЕРАМЫКИН. Ребротёсов-папенька говорит, что ваше дело совсем уже в шляпе. Что ж, дай Бог!
АНТОША. Нет, видно, пора прекратить эти толки, а то меня, того и гляди, в женихи запишут...

Вбегает МУРКИН с газетой.

МУРКИН. Невероятно! Это невероятно! Я никак не ожидал!
ВСЕ (наперебой). Что? Что случилось?
ФЕНЯ. Что с вами? На вас лица нет!
МУРКИН. Ох, не спрашивайте! Вы не можете себе представить! Вы поглядите! Ведь теперь меня знает вся Россия! Вся!
ШЕРАМЫКИН. Да что случилось?
МУРКИН. Вы вот газет не читаете, не обращаете никакого внимания на гласность, а в газетах так много замечательного! Ежели что случится, сейчас всё известно, ничего не укроется! Как я счастлив, о, господи!
АНТОША. Да говори ты толком! Что такое?
МУРКИН. Про меня напечатали! Ведь только про знаменитых людей в газетах печатают, а тут взяли да про меня!
ФЕНЯ. Не может быть! Где?
МУРКИН (суёт газету Антоше). Читай! Вслух! Читай же!
АНТОША (читает). "Сегодня в час пополудни гражданин Муркин, выходя из трактира..."
МУРКИН. Видите? Про меня! Дальше!
АНТОША. "...и находясь в нетрезвом состоянии..."
МУРКИН. А? Всё до тонкостей описано! Продолжай!
АНТОША. "...попал под лошадь извозчика Дротова. Испуганная лошадь, перешагнув через Муркина и протащив через него телегу, помчалась по улице и была задержана дворниками. Муркин, вначале находясь в бесчувственном состоянии, был отведён в полицейский участок и освидетельствован врачом. Удар, который он получил по затылку..."
МУРКИН. Это я об оглоблю! Дальше, дальше!
АНТОША. "...отнесён к лёгким. О случившемся составлен протокол. Потерпевшему подана медицинская помощь".
МУРКИН. Велели затылок холодной водой примачивать. Читали теперь? А? То-то вот! Теперь по всей России пошло! (Забирает газету, даёт Фене) Дарю экземпляр на память! У меня ещё есть, для всех знакомых и родственников...
ШЕРАМЫКИН. Да-с, батенька, прославились вы, слов нет! Поздравляю! Нуте-с, мы вас оставим на время, вы же Фенечке что-то сказать хотели...
МУРКИН. А как же! Я затем и примчался.
ШЕРАМЫКИН (Антоше). Пойдёмте, я вас к Ребротёсовым в ложу отведу... (Уходит, уводя Антошу и Мамашу.)
ФЕНЯ. И с чем же вы пришли, интересно? Что вы можете мне сказать?
МУРКИН. О, очень много! Я пришёл, чтобы окончательно решить свою судьбу! Пан или пропал. Вы видите, я трепещу, сердце моё воспалено и близко к разрыву. Во мне столько чувства, что я жажду... (Неожиданно икает)
ФЕНЯ. Чего, чего вы жаждете?
МУРКИН. Чего-то такого особенного, неземного... (Икает опять)
ФЕНЯ. Простите, не понимаю...
МУРКИН. Я говорю о любви! Вам знакомо это чувство? (Икает)
ФЕНЯ. Пожалуйста, выразитесь ясней.
МУРКИН. Ну, любовь, любовь! Скажите, умоляю вас! (Икает) Я жду ответа! (Икает) Я говорю о том всеобъемлющем чувстве, которое... (Икает) Чёрт бы его побрал!
ФЕНЯ. Кого? Чувство?
МУРКИН. Да нет, на меня напала икота! (Икает)
ФЕНЯ. Так выпейте воды!
МУРКИН. Сперва я хочу объясниться, а уж потом... (Икает) Чёрт!
ФЕНЯ. Что-то вы часто нечистого поминаете...
МУРКИН. Да сколько же можно? Никак не проходит! Я скажу коротко... (Икает три раза подряд.)
ФЕНЯ. Это всё?
МУРКИН. Нет, нет! Я только начал! (Икает очень громко.)
ФЕНЯ. Продолжение ещё лучше!
МУРКИН. Сейчас... Сейчас я перестану... (Сдавливает себе горло, придушенно) Вы, конечно, уже заметили... (Икает с протяжным хрипом.)
ФЕНЯ. Трудно не заметить.
МУРКИН. Вы меня знаете, как человека, который... (Пытается удержать икоту) Который... (Не выдержав, вновь звучно икает.)
ФЕНЯ. Который позволяет себе при даме заниматься отрыжкой! Могли бы и дома поикать!
МУРКИН (раздражённо). Как вы не понимаете, органы, производящие икоту, не зависят от волевых стимулов! Вот, смотрите! (Ждёт икоты, её нет.)
ФЕНЯ. Ага! "Не зависят"? Тогда почему же вы не икаете?
МУРКИН. Необъяснимо! Неужели прошло? (Прислушивается к себе) Да, прошло, как назло... Итак, я хочу вам сказать, что я вас... (Вдруг икает)
ФЕНЯ. Вот спасибо!
МУРКИН (борясь с собой). Я вас... (Икает)
ФЕНЯ (хлопая в ладоши). Бис! Бис!
МУРКИН (преодолевая себя). Я вас... (Икает) Я вас... (Икает) Я ва-а-ас... (Икает) А-а! Чтоб ты провалилась!
ФЕНЯ. Прекрасное признание!
МУРКИН (скача от боли). Я себя за язык укусил!
ФЕНЯ. Желаю вам продолжать в том же духе. Я иду в зал.
МУРКИН. Я с вами!
ФЕНЯ. Нет уж, увольте! Ступайте в буфет и выпейте воды! (Уходит.)
МУРКИН. Ради вас я всю воду выпью! Тьфу ты!.. (Разразившись беспрерывной икотой, убегает в буфет.)

Выходят АНТОША и ДУНЯ, за ними РЕБРОТЁСОВ и ХОЗЯЙКА.

АНТОША. Любовь писателя, конечно, это Этна и Везувий, но знаете ли вы, кто я и что я? Земной шар плохое место для писателя.
ДУНЯ. Я это знаю.
АНТОША. Писатель - это вечный сирота, изгнанник, козёл отпущения, беззащитное дитя; путь пишущего усыпан тернием, гвоздями и крапивой... Я беден, я ничего не имею. Пошёл бы по миру, да подходящего костюма нету.
ДУНЯ. Не в деньгах счастье.
АНТОША. Кто же говорит о деньгах? Всего себя я отдал на алтарь муз, и я горд своей бедностью! Мне она ничего, я привык. Я в состоянии неделю не обедать... Но вы! Неужели вы согласитесь расстаться для меня с земными благами?
ДУНЯ. У меня есть деньги. У меня приданое.
АНТОША. Пустое! Для того, чтобы прожить десяток-другой тысяч достаточно только нескольких лет... А потом? Нужда? Слёзы? Подумайте, на какой шаг вы решаетесь! Шаг бесповоротный! Чтобы бороться с нуждой нужно иметь сильную волю, нечеловеческий характер. Чувствуете ли вы себя настолько сильной, чтобы разделить со мной жизнь, которая не похожа на вашу, чужда вам? Подумайте!
ДУНЯ. У меня же есть приданое...
АНТОША. Сколько? Ха-ха! Итак, выбирайте: жизнь со мной и лишения или жизнь без меня и богатство. Предупреждаю вас, потому что я честный человек. Вы готовы бороться всю жизнь?
ДУНЯ. Нет, я неженка. Меня и мама стыдит постоянно...
АНТОША. Тогда взвесьте всё как следует. Где бессилие - там слёзы, упрёки, ранние седины...
ДУНЯ. Нет, нет, я не могу! Вы правы, я не пара вам! Прощайте! (Плача, идёт к Хозяйке и Ребротёсову.)
АНТОША. Уф! Убедил!
ДУНЯ (Хозяйке). Мама, я за него не пойду!
ХОЗЯЙКА. Ах ты, господи! Чего же тогда плакать попусту? Другого тебе жениха найдём... (Ребротёсову) Мы с Дуней едем домой!
РЕБРОТЁСОВ. А представление?
ХОЗЯЙКА. У тебя дочка слезами обливается, а тебе всё представления! У-у, варвар! (Антоше) Стыдно, молодой человек! Осрамили приличную девицу! (Дуне) Пошли уж, дурища... (Уходит с Дуней.)
РЕБРОТЁСОВ (вслед). Затарантила таранта! Будь я трижды анафема за то, что женился! (Антоше) По такому делу грех нам с вами не выпить. Идёмте-ка в буфет да царапнем по рюмке! Не выпьете - по гроб жизни обидите... (Увлекает Антошу в буфет.)

С разных сторон появляются ПУРКУА и ПЕВИЦА.

ПУРКУА. Ну, наконец, мадемуазель Жевузем! Время уже на сцену идти.
ПЕВИЦА. Простите, ради Христа. Забегалась я совсем - невесту для вас искала. Трудное это дело, скажу я вам...
ПУРКУА. Кабы лёгкое было, я бы к вашим услугам не прибегал. А позвольте спросить: сколько вы возьмёте за ваши хлопоты насчёт невесты?
ПЕВИЦА. Мне немного надо. Четвертную дадите, как водится, и спасибо.
ПУРКУА. Но это дорого!
ПЕВИЦА. И нисколько не дорого! По нынешнему времени - какие наши заработки? Заработаешь в месяц две четвертных, и слава Богу.
ПУРКУА. Да разве две четвертных мало?
ПЕВИЦА. Стало быть, мало. В прежнее время я побольше ста добывала, случалось.
ПУРКУА. Однако! Не ожидал, что этакими делами можно заработать такую сумму. Не всякий мужчина столько получит! Это, значит, в год... С этакими, знаете ли, дивидендами и вам не трудно партию себе составить...
ПЕВИЦА. Мне-то? Бог знает, что вы говорите...
ПУРКУА. А что? Да хоть меня взять, к примеру. Мне молодой супруги не надо, и если бы я вам нравился...
ПЕВИЦА. А вы сколько получаете?
ПУРКУА. Состояния большого не имею, но человек я со средствами. Нет, ей Богу, для меня вы бы самая подходящая в ваших качествах... Но имею ли я право?
ПЕВИЦА. Отчего же не имеете? Я пока не замужем.
ПУРКУА. Но в этом случае я должен буду посвятить вас в свою тайну...
ПЕВИЦА. Ну, так посвятите.
ПУРКУА. У меня не хватает храбрости. Боюсь, что когда я объяснюсь с вами, всё будет кончено.
ПЕВИЦА. Да вы попробуйте, чего зря гадать!
ПУРКУА. Хорошо, я заставлю себя. После представления. (Уводит её.)

В зал через фойе проходят ОБОЛДЕЕВ и ДАМА.

ОБОЛДЕЕВ. Опять мы опаздываем, по твоей милости!
ДАМА. Не ворчи, котик. Нас подождут... (Уходит с Оболдеевым.)

Через фойе проходят СТРЕМГЛАВОВ и СУПРУГА.

СТРЕМГЛАВОВ. То есть, как это ты со мной не согласна? Ты же сама до свадьбы говорила, что любишь меня за мои убеждения! Чем объяснить такую перемену?
СУПРУГА. До свадьбы я боялась, что ты на мне не женишься.
СТРЕМГЛАВОВ. Ах, ты, дурак!
СУПРУГА. Кто дурак?
СТРЕМГЛАВОВ. Тот, кто ошибся! (Уходит с Супругой.)

14. СЦЕНА ТЕАТРА

На сцене, около двух стульев, ПУРКУА и ПЕВИЦА. В ложе ШЕРАМЫКИН, МАМАША и ФЕНЯ.

ПУРКУА. Дамы и господа! Как указано в афише, я, с вашего позволения, проведу магнетический сеанс! Сейчас я приглашу на сцену кого-то из зрителей и на ваших глазах усыплю его! Вот, кстати, подходящий кандидат... Попрошу вас сюда, милостивый государь! (На сцену выходит СТРЕМГЛАВОВ.) Мне кажется, у вас очень податливая натура...
СТРЕМГЛАВОВ. О, напротив! В моих убеждениях я твёрд как никто!

На сцену выходит ДАМА, за ней ОБОЛДЕЕВ.

ДАМА. Я тоже хочу участвовать в сеансе!
ОБОЛДЕЕВ. Но, дорогая, это не очень удобно - спать перед публикой...
ДАМА. Ах, оставь свои предрассудки! (Пуркуа) Усыпите меня, если сможете!
ПУРКУА (вглядываясь в её лицо). Да, вы подходите. Вы так нервны, экспрессивны... Попрошу вас обоих сесть на эти стулья. (Усаживает Даму лицом к публике и Стремглавова - боком.)
ПЕВИЦА (Оболдееву). Ваше превосходительство, не изволите ли пройти в ложу?
ОБОЛДЕЕВ. Нет уж, извините, без жены я отсюда не уйду... (Занимает место позади стульев.)
ПУРКУА. Итак, господа, прошу тишины! Я начинаю! Мадемуазель...

Певица запевает романс, звучащий фоном во время сеанса.

ПУРКУА (Стремглавову и Даме). Не угодно ли вам уснуть? (Смотря им в глаза, делает гипнотические пасы) Вы спите... спите... Вам хочется спать?
СТРЕМГЛАВОВ (гордо). Нисколько! Даже не дремлется.
ШЕРАМЫКИН (из ложи). Молодец! Не поддаётся!
МАМАША (из ложи). Я говорила, что всё это фокусы!
ПУРКУА. Странно... Обычно от моего взгляда все падают, как мухи... Попробуем иначе... (Заходит сзади стульев, оказываясь впереди Оболдеева, снова делает пасы) Спать! Я приказываю вам спать! Вы спите?
ДАМА. Ничуть не бывало!
ШЕРАМЫКИН. И она не поддаётся!
МАМАША. Не выходит магнетизировать!
ПУРКУА (умоляюще). Вы засыпаете! Слышите? Засыпаете! Спать... Спать...

В руке сидящего боком Стремглавова появляется денежная купюра, вложенная кем-то сзади. Стремглавов, не глядя, ощупывает её, быстро суёт в карман и моментально засыпает. Дама засыпает одновременно с ним.

МАМАША. Усыпил, ты смотри!
ШЕРАМЫКИН. Браво, магнетизёр!
ПУРКУА (Стремглавову и Даме). А сейчас вы поднимете правую руку! (Делает пасы) Вы поднимаете её, поднимаете... Ну, поднимайте же! (Залу) Сию минуту, господа... (Снова заходит сзади.) Ваша рука поднимается... поднимается...

В левой руке Стремглавова снова появляется купюра. Та же игра, и рука Стремглавова поднимается одновременно с рукой Дамы.

ПУРКУА. Пожалуйста, дамы и господа! Они спят!
ВСЕ (в ложе). Браво! Браво! ПУРКУА. Ну, а теперь ваша рука окоченеет! Я тетанирую вашу руку! (Делает пасы) Ваша рука начинает коченеть... Она коченеет всё сильней... Она уже окоченела...

В руке Стремглавова появляется третья купюра. Та же игра, и руки Стремглавова и Дамы замирают в воздухе.

ПУРКУА. Извольте убедиться! Полный тетанус!
ВСЕ (аплодируя в ложе). Браво, магнетизёр! Браво!
ПУРКУА. Что ж, дамы и господа, давайте разбудим их! (Делает пасы) Вы просыпаетесь! (Хлопает в ладоши) Вы проснулись! Сеанс окончен!
ДАМА (вставая). Боже ты мой! Я и вправду заснула!
СТРЕМГЛАВОВ. Невероятно! И чем вы это можете объяснить?
ПУРКУА. Мы имеем только факты! Объяснений - увы, нет! (Кланяется и уходит вместе с Певицей.)
ОБОЛДЕЕВ (Стремглавову). Объяснение, увы, есть! Это не он тебе деньги в кулак вкладывал, а я!
СТРЕМГЛАВОВ. Вы?!
ОБОЛДЕЕВ. Да, хотел узнать твою честность.
СТРЕМГЛАВОВ. Ваше превосходительство, я - рефлекторно!..
ОБОЛДЕЕВ. Стыдно! Думал, что ты честный человек, а выходит, что ты... хапен зи гевезен...
СТРЕМГЛАВОВ. Затменье нашло... Сам не знаю, как... Вот, ваше превосходительство, вы позабыли у меня в кулаке... (Возвращает купюры.) Спасибо вам за урок!
ОБОЛДЕЕВ. На тебя я не сержусь. Натура уж у тебя такая, видать... Но она! Она польстилась на деньги! (Поворачивается к Даме.) Ты! Моя жена! Ты тоже уснула!
ДАМА (невинно). Конечно, уснула. А что ж я могла с собой поделать? Это же магнетизм! (Уходит.)
ОБОЛДЕЕВ. Непостижимо! (Спешит за Дамой.)
СТРЕМГЛАВОВ. Ну, не свинство ли?! (Уходит со сцены.)

На сцену опять выходит ПУРКУА.

ПУРКУА. Дамы и господа! Далее в нашей программе сцена из водевиля "Не всяк тот нищ, кто наг!"! Нана Дольская-Каучукова в роли княжны Амаранты Зинзаго и Никита Фениксов-Дикобразов 2-й в роли графа Барабанта-Альмондо! Аплодисменты артистам, господа! (Уходит.)

Выходит ИНЖЕНЮ.

ИНЖЕНЮ. Отчего? Отчего граф такой скрытный? Отчего он не откроет передо мной свою душу? Неужели я так неприступна? О, я совсем не такая недотрога, как он думает! Да, я молода, хороша собой, но, право же, я готова принадлежать ему! Ах, женщине легче найти многих мужей, чем одного...

Появляется КОМИК, заметно пьяный.

КОМИК. Стойте! Стойте, чёрт вас возьми! (Язвительно) Хороша, нечего сказать! Глядеть стыдно!
ИНЖЕНЮ. Господи, да он совсем пьян! (Комику) Что с вами, граф? Вы не в себе!
КОМИК. Разве так можно играть? Это не игра, не искусство! Шарж, утрировка, и больше ничего!
ИНЖЕНЮ. Граф, вы, наверное, устали? Присядьте! (В сторону) Что же мне делать с ним?
КОМИК. Комедию, милочка, всякий сыграет! Что это такое? Таланта - ни боже мой, одна только напускная бойкость и игривость!
ИНЖЕНЮ. Граф, придите в себя! (В сторону) Надо его привести в чувство...
КОМИК. Я классик! Я требую, чтобы святое искусство было искусством! Такую игру нельзя допускать на серьёзную сцену!
ИНЖЕНЮ. А, я поняла! Вы были в театре, граф!
КОМИК. Да, я был! В тридцати шести театрах! Разве это актёры? Одно только несчастье и срам роду человеческому! Лупят тебе, точно по прописи, однообразны, бесцветны, испорчены до мозга костей... Самые настоящие посредственности!
ИНЖЕНЮ. Граф, вы, очевидно, забыли, зачем пришли. Вы мне объясниться хотели... (Тихо) Ну, отвечайте! Публика глядит!
КОМИК. Объясниться? Да-с, действительно, вы девица а ля компрене аревуар консоме... Но что это за игра? Талантишко есть, не спорю, но нет огня, силы, нет этого, понимаешь, перцу... Кусок льда! Лимонадная водица!
ИНЖЕНЮ. Вам воды, граф? Минутку. (Уходя в кулисы) Ну, я тебя вылечу, леший...
КОМИК. Цирлих-манирлих! Почему пало искусство? Да потому что теперь принято требовать для сцены жизненность!
ИНЖЕНЮ (выходя со стаканом воды). О чём вы, граф?
КОМИК. Я говорю, на сцене не нужна жизненность! Пропади она пропадом! Для театра ты мне давай экспрессию!
ИНЖЕНЮ. О, как вы правы! (Взмахивает рукой и, вроде бы случайно, выплёскивает воду Комику в лицо.) Ах, граф, какая неприятность!
КОМИК (утираясь, озирается). Ну вот, и тут жизненность... Что ж вы руками без пути махаете? Разве это место так ведётся?
ИНЖЕНЮ. Я от волнения, граф! (По роли) Сердце моё полно самых сладких предчувствий, страдать и молчать нет сил! Слышите, граф, "нет сил"! (Тихо) Сил уже нет реплики ждать!..
КОМИК. Реплика? Ах, да, моя реплика... Учитесь, как надо играть! (По роли) Княжна! С тех пор, как я вас увидел, в мою душу запало непреодолимое желание!
ИНЖЕНЮ. Наконец-то! (По роли) Неужели я приглянулась вам, граф?
КОМИК. Княжна! Нужно быть бесчувственным балбесом, чтобы устоять против вашей улыбки!
ИНЖЕНЮ. Неужели вы не устояли, граф? (Заливисто смеётся.)
КОМИК. И нужно быть деревянной скотиной, чтобы не чувствовать себя на верху блаженства, когда вы смеётесь!
ИНЖЕНЮ. Неужели вы чувствуете, граф?
КОМИК. О, как я чувствую, княжна! (С пафосом) Пусть волосы ваши станут дыбом, пусть кровь замёрзнет в жилах и дрогнут стены, но истина пусть выйдет наружу!
ИНЖЕНЮ. Граф, окститесь! Это не из той пьесы! (По роли) Продолжайте, граф...
КОМИК. Да, относительно желания... (По роли) Не знаю, княжна, может ли такое субтильное, эфемерное существо полюбить такого старого, потасканного угря, как я...
ИНЖЕНЮ. Почему же не может? (В сторону) Любовь зла...
КОМИК. Но это желание не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. И если оно не осуществится, я буду несчастлив.
ИНЖЕНЮ. Какое желание, граф? Говорите!
КОМИК. Княжна! Вы для меня выше всего земного, но, умоляю, не откажите!
ИНЖЕНЮ. Да говорите же, граф! Я вся трепещу!
КОМИК. Княжна! Позвольте сделать вам предложение!
ИНЖЕНЮ. О, да, да! Делайте!
КОМИК. Княжна! Умоляю!..
ИНЖЕНЮ. Говорите, граф! Ну!
КОМИК (неожиданно). Станцуем, княжна!
ИНЖЕНЮ (ошарашенно). А про любовь? Это не та реплика, граф...
КОМИК. Поучи тут меня... Музыка! Подавай музыку! Я желаю, чтобы мы танцевали! Руку, княжна! Танцуй, несчастная!
ИНЖЕНЮ (махнув рукой). А, чтоб тебе повылазило! Танцуем, граф! (Пляшет с Комиком.)
КОМИК. Вот это по-нашему! Жарь! Каучу! Каучу! Жги! Отдирай, примёрзло! Ай, да княжна! Сущая деморализация! (Уводит её в танце со сцены.)

15. ФОЙЕ ТЕАТРА

Из буфета выходят РЕБРОТЁСОВ, АНТОША и МУРКИН.

РЕБРОТЁСОВ (Муркину). Ты, брат, главное, не робей! Подходи к ней и крой напропалую!

Из зала выходят ШЕРАМЫКИН, МАМАША и ФЕНЯ.

РЕБРОТЁСОВ (Муркину). Ну, валяй! Наяривай!
МУРКИН (идя к Фене). Феклиция Митрофановна!
ФЕНЯ (идя навстречу Муркину). Одеколон Панталонович!
МУРКИН. Ответьте мне прямо: можете ли вы меня любить?
ФЕНЯ. Могу.
МУРКИН. Не может этого быть! Возможно ли это, когда вы, я знаю, другого любите?!
ФЕНЯ. Так ведь и вы любите другую, разве нет?
МУРКИН. Истинная правда! Как же я вас за себя возьму, если и вы меня не любите, и я вас?
ФЕНЯ. О, как я вас понимаю! Какая же тут любовь, в самом деле?!
МУРКИН. Благодарю вас! Благодарю за ваше понимание! (Хватает её за руки.) Ведь это одна только комедь!
ФЕНЯ. Да, да, вы правы! И я вам так благодарна за вашу искренность!
МУРКИН. Как вы меня утешили! Спасибо вам! Вы чудная!
ФЕНЯ. И вам тоже спасибо! Вы удивительный! (Падает ему на грудь.)
МУРКИН. Так давайте пойдём и объявим всем нашу волю?
ФЕНЯ. Давайте пойдём! Давайте!..
МУРКИН (обнимая Феню, поворачивается к остальным). Поздравьте нас! Мы объяснились!
ШЕРАМЫКИН. Благословляю вас, дети мои!
МУРКИН. Но я имел в виду...
ФЕНЯ. Но мы собирались...
МАМАША. Любите друг друга!
РЕБРОТЁСОВ. Теперь пирком да за свадебку!
ВСЕ (наперебой). Будьте счастливы!
МУРКИН и ФЕНЯ (друг другу обречённо). Видно, судьба! (Целуются.)
АНТОША (Муркину). Ну, поздравляю! Вот ты и самый настоящий, патентованный жених!
ШЕРАМЫКИН (Муркину). Голубчик, как жених, сделайте одолжение: сопроводите ваше любимое существо до дому...
МАМАША. А ты сам, папочка? Бросаешь нас?
ШЕРАМЫКИН. У меня, мать моя, дельце одно к Савватию Паникадиловичу.
МАМАША. Знаю я ваши дела, пампуша. Смотри, не налижись на радостях. (Муркину) Уж проводите нас по-свойски, ангел вы наш...
МУРКИН. Извольте-с! (Антоше на Феню) А я-то, признаться, думал, она закандрычится... (Уходит с дамами.)

Появляются СТРЕМГЛАВОВ и СУПРУГА.

ШЕРАМЫКИН. О! Вы как раз кстати! Поздравьте меня, милаша, я только что дочку сосватал!
СТРЕМГЛАВОВ. Да что вы? Господа, а ведь это событие!
РЕБРОТЁСОВ. О том и речь. Мальчишник бы справить надо.
ШЕРАМЫКИН (Стремглавову). Грех не присоединиться, милстсдарь.
СТРЕМГЛАВОВ (Супруге). Езжай домой, милая, я буду позже.
СУПРУГА. Что значит "езжай"? А где тогда моя женская эмансипация?
СТРЕМГЛАВОВ. Извини, душечка, но бабенции тут не полагаются.
СУПРУГА. И ты ещё говорил мне о прогрессивных убеждениях... Лицемер! (Уходит.)
СТРЕМГЛАВОВ. Ну, народ, эти женщины!
РЕБРОТЁСОВ. Итак, господа особы, недурно бы нам отметить это дело да поужинать. Селёдочку, что ли, грибочки, или чего-нибудь этакого... Взять, знаете ли, карасей обыкновенных, ещё живых... животрепещущих, и в молоко... День они в молоке, сволочи, поплавают, и потом как их в сметане на скворчащей сковородке изжаришь, так, братец ты мой, не надо твоих ананасов!..
СТРЕМГЛАВОВ (мечтательно). А важную вчера у Оболдеева индейку подавали...
РЕБРОТЁСОВ. Ешь их и не чувствуешь... в каком-то забытьи... От аромата одного умрёшь!
ШЕРАМЫКИН. А я бы от пельменей не отказался. Наложишь их полную тарелку, поперчишь, укропцем с петрушкой посыплешь и... нет слов выразить! Зараз штук двести в себя вопрёшь...
РЕБРОТЁСОВ. И ежели с просолёнными огурчиками... Нет, не могу дольше терпеть! Вот что, господа, пойдёмте-ка все ко мне и удовлетворимся! Выпьем по рюмочке, закусим чем Бог послал...
АНТОША. А не поздно сейчас в гости?
РЕБРОТЁСОВ. А мы жену будить не будем, если она спит. Мы потихоньку... За мной, господа! (Уводит всех из фойе.)

Выходят ПУРКУА и ПЕВИЦА.

ПЕВИЦА. Вы обещали мне открыть свою тайну. Рассказывайте!
ПУРКУА. Тайна моя ужасна. Вы проклянёте меня, когда узнаете... Во Франции я был нищим. Будучи мальчиком, я продавал яблоки, груши... Но это ещё не так ужасно. Дело в том, что двадцати лет я был... я был...
ПЕВИЦА (нетерпеливо). Ну, кем вы были?
ПУРКУА. Я был... клоуном в цирке!
ПЕВИЦА. Клоуном? Вы?
ПУРКУА. Да, я. Презирайте меня теперь...
ПЕВИЦА. Так вы были клоуном? Ха-ха-ха... И вы можете доказать это?
ПУРКУА. Вы смеётесь? Смейтесь, я заслужил...
ПЕВИЦА. Вы и на канате ходит умеете?
ПУРКУА. Умею. Я всё умею... Позор на мою голову!
ПЕВИЦА. Так представьте что-нибудь! Что-нибудь клоунское... Ну же!
ПУРКУА. Клоунское? Пожалуйста... (Клоунски) А вот и я! У-ю-ю-ю!
ПЕВИЦА. Великолепно! Браво! Настоящий клоун!
ПУРКУА. Так, значит, вы меня не презираете?
ПЕВИЦА. Конечно, нет! Наоборот, вы мне нравитесь ещё больше!
ПУРКУА. Тогда идёмте, я покажу вам, как я жонглирую! (Уводит её.)

16. ДОМ РЕБРОТЁСОВА

РЕБРОТЁСОВ вводит ШЕРАМЫКИНА, СТРЕМГЛАВОВА И АНТОШУ. Навстречу им СЛУЖАНКА.

РЕБРОТЁСОВ. Ну-ка, голубушка, принеси нам из погреба огурцов и редьки. Да почисть селёдочку. Луку в неё покроши зелёного и картошечки кружочками нарежешь... И свёклы тоже. Гарнир, одним словом... Понимаешь? (Служанка что-то шепчет ему на ухо.) Что? Как заперла? (Всем) Это, впрочем, пустяки. Жена погреб и шкафы заперла от прислуги и ключи к себе взяла. Я сейчас, в одну минуту... (Идёт на другую половину, где спит ХОЗЯЙКА.) Зиночка! Проснись на секундочку!
ХОЗЯЙКА. Кто? Это ты? Что тебе?
РЕБРОТЁСОВ. Я, Зинуля, относительно вот чего... Дай, ангелочек, ключи и не беспокойся, спи себе... Я сам с ними похлопочу...
ХОЗЯЙКА. Не стучи сапогами, жернов!
РЕБРОТЁСОВ. Ну, вот ты и сердишься, какая ты, право... Я сам распоряжусь, а тебя и не побеспокоим. Лежи себе, куколка...
ХОЗЯЙКА. Будет тебе городить! Налижется со своими шалберниками, а потом и бурлит всю ночь! Постыдился бы!
РЕБРОТЁСОВ. Ты не раздражайся, Зиночка, я тебя ценю и люблю... Но, побей меня Бог, там уважаемые люди: Шерамыкин, Стремглавов и ещё некоторые... Все сочувствуют тебе, ценят... Зинаида Сысоевна, говорят, не женщина, а нечто, говорят, неудобопонятное... Светило нашего уезда! Не могу же я их прогнать...
ХОЗЯЙКА. Вот наказание! Совсем ошалел! Трактир им здесь, что ли? Дура буду, ежели ключи дам!
РЕБРОТЁСОВ. Выходит, что ты мне не подруга жизни, не утешительница своего мужа, как сказано в Писании, а... неприлично выразиться... Змея была, змея и есть.
ХОЗЯЙКА. Так ты ещё и ругаться, язва?..
РЕБРОТЁСОВ. Правду раз читал я в одном журнале: "В людях ангел - не жена, дома с мужем - сатана". Сатана ты была, сатана и есть...
ХОЗЯЙКА. А-а... На же тебе! (Отвешивает ему оплеуху.)
РЕБРОТЁСОВ. Мерси... Дерись, дерись, бей единственного мужа! Ну, на коленях прошу... Дай ключи! Ангел! Лютое существо, не срами ты меня перед обществом! Варварка ты моя! Умоляю, наконец!..
ХОЗЯЙКА. Вижу, что конца не будет моим мучениям! Иди уж к гостям, образина! Я сейчас выйду... (Встаёт.)
РЕБРОТЁСОВ (выходя). Моя Зина сейчас... Сию минуту...
ШЕРАМЫКИН. А что это у вас со щекой? Где это вы угостились?
РЕБРОТЁСОВ. Щека? Где щека? Ах, да! Подкрадываюсь я сейчас к Зиночке, хочу её испугать, да как стукнусь в потёмках! Ха-ха... Вот и Зина!
ХОЗЯЙКА (выходя). Как это мило с вашей стороны, что зашли! Спасибо мужу, что хоть ночью вас затащил! Даже и господина писателя не забыл...
РЕБРОТЁСОВ. Какая ты у меня растрёпа, Зинуля!
ХОЗЯЙКА. Савва велел мне лежать, не выходить, ну, а я не вытерпела...
РЕБРОТЁСОВ. Вот что, Зиночка, мы, пожалуй, к морю пойдем. Погода уж больно дивная...
ХОЗЯЙКА. К морю? Так я вам туда угощение и принесу, только в погреб спущусь... (Служанке) Поднос захвати, тумба! (Уходит со Служанкой.)

17. БЕРЕГ МОРЯ

Выходят РЕБРОТЁСОВ, ШЕРАМЫКИН, СТРЕМГЛАВОВ и АНТОША.

ШЕРАМЫКИН. Счастлив ты, Ребротёсов! И ешь, когда хочешь, и пьёшь... Глядишь на вас с Зиной и плакать хочется от чувств.
АНТОША. Хорошо, наверное, быть женатым?
ШЕРАМЫКИН. А моя только и знает, что браниться...
СТРЕМГЛАВОВ. А моя говорит: "Спать не даёшь..."
РЕБРОТЁСОВ. Господа, будем великодушны! Чего вы хотите от женщин? Женщина с самого сотворения мира считается существом вредным и злокачественным.
ШЕРАМЫКИН. Это верно. От неё идёт начало всех зол.
СТРЕМГЛАВОВ. И умственное её развитие стоит ниже всякой критики.
АНТОША (в тон им). Также как и анатомическое строение. Согласитесь, мужчина гораздо красивее женщины...

Выходят ХОЗЯЙКА, СЛУЖАНКА и ДУНЯ с подносами.

АНТОША. Но, господа, одно всё-таки симпатично в женщине! А именно то, что она производит на свет таких милых, грациозных и ужасно умных душек, как мужчины... Простим же ей за эту добродетель все её грехи!
РЕБРОТЁСОВ. Выпьем за женщин! (Все окружают подносы.)

Выходят МУРКИН и ФЕНЯ, следом за ними МАМАША.

МУРКИН (Фене). Ну-ка, возьми меня за волосы и рвани изо всех сил.
ФЕНЯ. Ни за что! Причинять боль любимому человеку...
МУРКИН. Я прошу тебя! Рвани без всяких церемоний! Я требую, рви!
ФЕНЯ. Бог знает, что ты выдумываешь... (Дёргает его за волосы.)
МУРКИН. Нисколько не больно! А теперь я тебя... (Дергает волосок.)
ФЕНЯ (взвизгивает). Ой!
МУРКИН. Ты видишь, что я во много раз сильней и выносливее тебя. Это тебе на случай, если когда-нибудь в будущем ты полезешь на меня с кулаками... Жена да убоится мужа своего!
РЕБРОТЁСОВ. А, молодёжь! Идите к нам, не отвиливайте от компании!
ШЕРАМЫКИН (Мамаше). А ты куда, спрашивается, на ночь глядя?
МАМАША. Мало ли что. За ними, пампуша, глаз да глаз нужен. Да и за тобой тоже.
ШЕРАМЫКИН. Экая неугомонная баба!

Выходит ИНЖЕНЮ, за ней КОМИК.

КОМИК. Матушка! Голуба моя! Не сердитесь!
ИНЖЕНЮ. Это подло! Так порядочные люди не поступают!
КОМИК. Ну, виноват, признаю! Шут его знает, что на меня нашло... Экая же натура демонская, прости господи! Но ведь обошлось, душа моя? Обошлось? Пять раз на поклоны вызывали - чем не успех?
ИНЖЕНЮ. Но вы мне сцену зарезали!
КОМИК. Где же зарезал? Публика в восторге!
ИНЖЕНЮ. Правда? Но впредь вы, пожалуйста, до спектакля ни капли...
КОМИК. Да накажи меня Бог! Лопни мои глаза! Чтоб я издох!
РЕБРОТЁСОВ. Господа актёры! Не угодно ли присоединиться?
ИНЖЕНЮ. Разве что стаканчик шипучки... (Идёт к компании.)
КОМИК. О да! Ожидание выпивки самое тяжёлое из ожиданий!

"Колесом" выкатывается ПУРКУА, за ним, смеясь, бежит ПЕВИЦА.

ПУРКУА (наткнувшись на Ребротёсова, в ужасе). Мон дье! Опять вы?!
РЕБРОТЁСОВ. А это вы?!
ПЕВИЦА. Господин Ребротёсов, поздравьте нас! Франц Эмильевич сделал мне предложение!
РЕБРОТЁСОВ. Вот так новость! Ну, брат, коли так, простим друг другу обиды и выпьем сан-стефанского миру! (Вручает Пуркуа бокал.)

Выходят ОБОЛДЕЕВ и ДАМА. За ними СУПРУГА с газетой.

РЕБРОТЁСОВ. Ваше превосходительство! Просим к нам! Премного обяжете! Дуня, вина! (Дуня с подносом спешит к Оболдееву.)
СТРЕМГЛАВОВ (Супруге). Что случилось? Почему ты здесь?
СУПРУГА. Ты должен это прочесть! Это откровение! Силой убеждения напоминает Белинского... (Вручает ему газету.)
СТРЕМГЛАВОВ. Мне сейчас самое время газеты читать!
ДУНЯ (подходит к Антоше с подносом). Не желаете?
АНТОША. Пожалуй. Простите, что я вас обескуражил сегодня. Но, честное слово, мне легче камень осельный себе на шею, чем под венец.
ДУНЯ. Я на вас не в обиде. Я знаю, что я достойна лучшей участи, а жизнь всё равно прекрасна...
АНТОША. Совершенно согласен с вами. Господа! Предлагаю общий тост! На тему "Жизнь прекрасна"!
ВСЕ (наперебой). Просим, просим!
АНТОША. Я начну, а вы продолжайте. Жизнь, как мы все знаем, пренеприятная штука, но сделать её прекрасной очень нетрудно. Чтобы ощущать в себе счастье без перерыва, нужно уметь довольствоваться настоящим и радоваться сознанию, что "могло бы быть и хуже"... Примеры, господа!
КОМИК. Когда у тебя в кармане загорелись спички, то радуйся...
ИНЖЕНЮ. ...что у тебя в кармане не пороховой погреб!
МУРКИН. Когда в твой палец попала заноза, радуйся:
ФЕНЯ. "Хорошо, что не в глаз!"
ШЕРАМЫКИН. Если у тебя болит один зуб, то ликуй...
МАМАША. ...что у тебя болят не все зубы!
РЕБРОТЁСОВ. Когда тебя ведут в участок, то прыгай от восторга...
ХОЗЯЙКА. ...что тебя ведут не в геенну огненную!
СТРЕМГЛАВОВ. Если ты живёшь в местах не столь отдалённых, то благодари небо...
СУПРУГА. ...что тебя не угораздило попасть в столь отдалённые!
ОБОЛДЕЕВ. Если жена тебе изменила, то радуйся...
ДАМА. ...что она изменила тебе, а не отечеству!
ПУРКУА. Радуйся, что ты не лошадь конной железки...
ПЕВИЦА. Не медведь, которого водят цыгане...
ДУНЯ. Не свинья, не осёл и не клоп!
АНТОША. Последуй, человече, доброму совету, и жизнь твоя будет состоять из сплошного ликования! Ибо жизнь, как мы видим, прекрасна!

Певица запевает весёлую песню, вроде "Крамбамбули", и все персонажи в общем карнавальном танце выходят с бокалами на поклон.


ЗАНАВЕС

октябрь-декабрь 2006

Пьеса написана для Ростовского академического драмтеатра им. М. Горького
под рабочим названием "НЕВИДИМЫЕ МИРУ СЛЁЗЫ ИЛИ "АХ, ЖЕНЩИНЫ, ЖЕНЩИНЫ!"

---

© Copyright Пучеглазов Василий Яковлевич (poutcheglazov@mail.ru) Размещен: 23/05/2024, изменен: 23/05/2024. 99k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"