Пучеглазов Василий Яковлевич : другие произведения.

Портрет на память

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



    Copyright1981 - 2011 Василий Пучеглазов(Vasily Poutcheglazov)


    Василий Пучеглазов
    РОССИЙСКАЯ ТЕАТРОЛОГИЯ
    Трагедии из портфеля
    (1981 - 1984 гг.)


    Василий Пучеглазов
    3. ПОРТРЕТ НА ПАМЯТЬ
    Жизнь в двух фрагментах


    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

    ПОЭТ - или Алексей Глухов, или Лёша, Лёшик, Лёшенька, - кому как нравится.
    НАТАША
    ОЛЯ
    ТЁТКА НАТАШИ
    КАТЯ
    СТАС
    ВЕЛИЗОВ
    ХУДОЖНИК ЭДИК

    Время и место действия - современность.

    *


    ФРАГМЕНТ ПЕРВЫЙ

    "Воспоминание безмолвно предо мной
    свой длинный развивает свиток..."
    А. Пушкин


    Лестница в подъезде довольно старого и довольно запущенного дома. Обшарпанная, местами осыпавшаяся штукатурка, большое пыльное окно с широким подоконником, причудливый чугунный узор перил. В окне что-то декабрьское: мутное и тоскливое. День, часа три, но в подъезде тихо; лишь изредка, пробившись сквозь кварталы, скверики и проходные дворы, глухим рокотом накатывает нервный, нетерпеливый шум города.

    Где-то внизу гулко хлопает дверь. Чей-то сиплый, жизнерадостный голос быстро повторяет: "Сюда, сюда, пожалуйста, вот сюда..." - и на лестнице появляются двое. Один - щуплый, востроносенький, с аккуратной репинской бородкой, но в помятом пальто, в облезлой кроличьей шапке, с папкой для эскизов под мышкой, - по всей видимости, ХУДОЖНИК; другой - молодой человек лет тридцати в распахнутой, мокрой от снега дублёнке, - как потом выяснится, ПОЭТ.

    ХУДОЖНИК. Вот, в самый раз - то, что нам нужно... (Кладёт папку на подоконник.) Тепло, сухо, а главное эти нам не мешают, с авоськами. (Достаёт из папки сложенную газету, вытирает подоконник.) Терпеть не могу, старик, - только настроишься, только разгон возьмёшь, тут же примчатся... "Кто вы да что вы?" "Да почему здесь?" "Да мы милицию вызовем!" Деятели... Лишь бы повозмущаться - другого и не дождёшься. Раз в подъезде - значит, "ханурики", значит, гнать псов паршивых, нечего на чужой лестнице!.. (Запихивает скомканную газету за батарею.) Грубые люди, старик, - лучше не связываться. (Поэту) Садись, я тут вытер...

    Поэт молча садится на подоконник.

    ХУДОЖНИК. А я, знаешь, тебя вот сейчас увидел у кинотеатра - меня как пронзило. Как током. (Снимает шапку, стряхивает.) Толпа, толпа - и вдруг такое лицо... Лоб, глаза, губы - да всё, в общем; с тебя же только иконы писать... (Деловито) Тебя как зовут?
    ПОЭТ (отсутствующе). Что?.. А, зовут... Зовут Алексей.
    ХУДОЖНИК. Меня Эдик. Эдуард. Художник. (Кладёт папку на подоконник.) Свободный, естественно... (Небрежно) Вообще-то, я в Академии мог остаться в своё время, мне предлагали. Графику там, рисунок, - преподавателем...
    ПОЭТ. И что же?
    ЭДИК. Отказался и наотрез. Ну, Академия, ну и что дальше?.. Опять гипсы, опять модели, натурщики, опять натюрморты вытюкивать... Скука. (Распаляясь) Натурщики-то чего проще, ты мне людей дай! Людей - как они есть, как в жизни, без рамок этих багетовых! Чтобы одно лицо, лицо и руки. И всё. И ничего больше. (Прищурившись, вглядывается в лицо Поэта.) Ах, хорош... Силища-то какая... Рублёв! Рублёв чистой воды - прямо хоть в Третьяковку... (Решительно берёт с подоконника папку.) Нет, брат, ты как хочешь, а я тебя должен запечатлеть... (Достаёт из папки лист бумаги и карандаш.) Ты кто по профессии?
    ПОЭТ (рассеянно). Я? Никто, наверное... Теперь никто. Человек.
    ЭДИК. Понял. Можешь не говорить, я ведь так... Что, в "ящике" где-нибудь, в закрытом, физик? Или конструктор? Нет?.. (Поэт недоуменно смотрит на него.) Всё ясно, гуманитарий. Мыслитель. (Вглядывается.) Глаза у тебя выразительные - трагические глаза, старик, - таких сейчас днём с огнём... (Роется в папке.) Я по улицам-то брожу, присматриваюсь, ищу, знаешь, но ты у меня первый... Слушай, я разболтался, - у тебя, может быть, неприятности?
    ПОЭТ (тихо). Нет, ничего... Не важно.
    ЭДИК. Потерянный ты какой-то... Весь в себе. Думаешь, что ли?
    ПОЭТ. Да. Думаю.
    ЭДИК. Ну, думай, думай, я не мешаю. Сосредоточься. (Прицеливается карандашом.) А мы вас покамест изобразим с вашими думами, в лучшем виде... (Смотрит на Поэта, затем на лист, затем опять на Поэта.) И где ты раньше был, старичок, - лет десять назад, - я бы тебя тогда маслицем, в мастерской, обстоятельно... На выставках бы ты у меня гремел, с твоей-то фактурой... Титан! Титан - и сам не подозреваешь. Уникум... (Подносит карандаш к листу, останавливается.) Да, чтобы уж не забыть... (Вертит карандаш, небрежно) В принципе, я мог бы и в качестве исключения, но как-то, знаешь... Мастер всё-таки, профессионал, - и вдруг даром... У тебя с собой сколько?
    ПОЭТ (думая о своём). Чего?
    ЭДИК. Ну, денег. (Небрежно) Мне много не надо - рублей десять-пятнадцать... Обычно дороже, но тебе уж скостим. Привычка, старик, без гонорара рука не бегает...
    ПОЭТ. Деньги... (Лезет в карман дублёнки.) Деньги есть...
    ЭДИК (взволнованно). Чисто символически - чтобы не опускаться. По минимуму...
    ПОЭТ (доставая деньги). Вот, шесть рублей...
    ЭДИК. Шесть? Маловато... Я же не абы как, не халтурщик, ты понимаешь... Ну, ладно. Хоть я чётные числа и не люблю, но тут такой случай... Ладно, давай шесть. Со скидкой. (Протягивает руку.)
    ПОЭТ. Только они мне нужны.
    ЭДИК. Нужны?.. Все? Все шесть?
    ПОЭТ. Видимо. Других у меня нет.
    ЭДИК. А дома?
    ПОЭТ (недоуменно). Дома?.. Дом далеко, нет дома... (На деньги) Это вот на билет.
    ЭДИК. Так ты приезжий?.. Жаль, старичок, с твоим-то лицом, - просто обидно... Обидно, правда, и я настроился... А трёшку? Для поддержания духа?.. Я же тебе портрет предлагаю, не фотку на паспорт. Искусство...
    ПОЭТ. Какое ещё искусство, зачем...
    ЭДИК (напористо). То есть, как... На стенку повесишь. Знакомым будешь показывать, родственникам, - в рамочку вставь и показывай. Заодно и себя увидишь со стороны - тоже полезно.
    ПОЭТ (тихо). Да не хочу я себя... Ни со стороны, ни в портретах твоих - никак... Не хочу, насмотрелся уже... (Кричит) И закрой ты свою дурацкую папку!
    ЭДИК (испуганно). Тихо, тихо... Не хочешь - пожалуйста; шума только не поднимай... (Бросает лист обратно в папку.) Думал приятное сделать, тонус поднять, а он трояк свой зажал и базарит... Да успокойся, успокойся, нужен мне твой трояк... (Берёт с подоконника шапку.) Внешность, вроде, интеллигентная, а нутро... (Нахлобучивает шапку.) Стыд и позор.
    ПОЭТ (сжимая виски, тихо). Подожди...
    ЭДИК (возмущённо). Чего ждать?! Я не аферист, извини, не вымогатель, я тебе шмоток ворованных не предлагал по спекулятивным ценам, достать ничего не обещал, я - в открытую... Мой труд, твоя оплата - разве не справедливо?
    ПОЭТ (морщась от боли). Не в этом дело, не кипятись...
    ЭДИК. Ошибся, вижу, ошибся, - деньги тебе дороже... (Высокомерно) Позвольте пройти...
    ПОЭТ. Постой... (Разжимает кулак с деньгами.) Ты мне компанию не составишь?.. Но без портретов, я тебя очень прошу...
    ЭДИК (не веря). Компанию?.. Ну, если ты угощаешь и если недолго...
    ПОЭТ. На "долго" у нас не хватит. Держи. Ты сам управишься или помочь?
    ЭДИК (торопливо). Сам, сам, - что ж мы толпой будем... Одну, да? (Двумя пальцами бережно берёт с ладони Поэта трёхрублёвку.) Я враз, Алексей, мигом, в гастроном и обратно... (Кладёт папку на подоконник.) Рисунки я здесь оставлю, а то решишь ещё, не дай Бог...
    ПОЭТ. Не решу, иди.
    ЭДИК. Ты, значит, располагайся, а я сгоняю... (Спускается.)
    ПОЭТ. Дрянь всякую не бери...
    ЭДИК (укоризненно). Старик, мы же не алкоголики... (Уходит по лестнице вниз.)
    ПОЭТ (сидя на подоконнике). Эстеты - куда уж... (Машинально перелистывает рисунки в папке.) Художники от слова худо...

    Гулко хлопает дверь. Поэт, замерев, долго смотрит в стену перед собой, роняя в папку рисунок за рисунком. Папка захлопывается.

    ПОЭТ (тихо). Ну что, Лёшик, приехали?.. Избавился наконец? Свобода?.. (Вдруг, застонав, стискивает лицо руками.) Вернуть бы! Вернуть всё! Вернуть!..

    И вот за одной из заляпанных стен подъезда внезапным, ослепительно ясным воспоминанием возникает залитая весенним солнцем комната в квартире Поэта. Дверь на балкон, шкаф, складной стол, пианино с вазой цветов на нём, полки с книгами, диван, ледоруб и цветные фото покрытых снегом вершин на стене, новая детская кроватка и сложенная швейная машинка у окна, также уставленного цветами. В дверях, в глубине комнаты, с завёрнутой в одеяло дочкой и букетом роз НАТАША - ещё совсем юная, большеглазая и какая-то беззащитно нежная женщина в лёгком светлом халатике.

    НАТАША. Эй, принимай нас...

    Поэт, оставив на подоконнике дублёнку, встаёт.

    НАТАША. Принимай, что же ты?..
    ПОЭТ (подходя к стене). Я сейчас... Сейчас, подожди...

    Шагнув, словно переступает черту, отделяющую его, и вновь оказывается в своём прошлом.

    СЕМЕЙНОЕ ТОРЖЕСТВО ПЕРВОЕ

    ПОЭТ (весело). Секундочку! (Нажимает кнопку магнитофона, стоящего на одной из полок.)

    Ликующее, беззаботно несущееся рондо третьей части сонаты номер 12 для скрипки и фортепиано Моцарта.

    ПОЭТ (берёт с полки фотоаппарат). Ну-ка, все улыбаются, все счастливы... Можно? (Наводит резкость.) Сейчас вылетит... птичка-синичка... Снимаю! Раз! Раз!.. Готово.
    НАТАША. Не кричи ты - проснётся...
    ПОЭТ. Пора бы. Спит и спит - с отцом даже не поздоровается... (Кладёт фотоаппарат на полку.) Как музычка? Моцарт, твоя любимая, ты ещё упражнялась...
    НАТАША. Ну, это не я...
    ПОЭТ. Понятно. Тебе же всегда скрипочки не хватало - для комплекта. И... (Напевает) Тирим-ти-ри-ри-ри-рам, тири-ри-ти-ри-ти-ти, ри-ти-ти... Разрешите?.. (Подхватывает Наташу на руки и, напевая мелодию, кружит с ней по комнате.) Тирим-ти-ри-ри-ри-рам...
    НАТАША. Лёшка! Лёшка, уронишь! Убьёмся!
    ПОЭТ (кружа ее). Никогда! И...
    НАТАША (на ходу выключает магнитофон). И - кода! У меня голова кружится...
    ПОЭТ. Тогда виноват... (Осторожно опускает её на диван.) Мягкая посадка или посадка на мягкое... Дай-ка сюда. (Забирает у Наташи дочь.)
    НАТАША. Она лёгкая, ты лучше цветы возьми...
    ПОЭТ. Цветы тебе. Там, кстати, стишок внутри, - не прочла?
    НАТАША (ищет). Действительно. (Достаёт из букета открытку.) Я и не заметила...
    ПОЭТ (отгибая угол одеяла). У, страхолюдина... Неужели моя?
    НАТАША. Твоя, твоя, можешь не сомневаться. Особенно нос.
    ПОЭТ. Нос? (Неловко обхватив свёрток, пытается ощупать свой нос.) Да, пожалуй... Есть кое-что... В отца - это, говорят, к счастью... (Кладёт дочь в кроватку.) А как кроватка? Все магазины обегал. Поднимается, опускается, складывается, - последняя модель...
    НАТАША. Лёшка, не тараторь, я так стихи не воспринимаю... (Принимается, было за чтение и тут же вспоминает) Коляску-то вы нашли?
    ПОЭТ. Выгляни, она на балконе...
    НАТАША (смотрит в окно на балкон). На балконе?.. Умничка, я о такой и мечтала... (Поэту) Ты её завезёшь потом?
    ПОЭТ. Зачем? Сейчас тепло, пусть дышит на свежем воздухе... Ты что, ты всё ещё высоты боишься?
    НАТАША. Не боюсь, просто не по себе... Поставь куда-нибудь, я устала. (Отдаёт ему букет.)
    ПОЭТ (ставит цветы в вазу). Вот уж трусиха. И на балконы ей выходить боязно, и детей рожать...
    НАТАША. Тебя бы туда... А ты не боялся? Даже когда меня увезли, не боялся? Только честно.
    ПОЭТ. "Боялся" не то слово. Я же там до утра ходил, у роддома, кругами... Всё, знаешь, просил кого-то, чтоб пронесло, чтобы благополучно... В Бога чуть не поверил.
    НАТАША. Бедненький... Ну, я читаю? (Читает по открытке)
    "Запах розы нежен и тонок;
    словно губы твои близки,
    запрокинуты лепестки
    распускающихся бутонов..."
    (Жмурясь) Чудесно...
    ПОЭТ. Ещё бы. Этюд с натуры.
    НАТАША.
    "Да, сестра твоя - хоть куда!
    В хрустале, у глухого плёса -
    всюду великолепна роза!
    Всюду царственна красота!"
(Тихо) Какой ты, Лёшенька, даже не знаю... (Встаёт.) Самый-самый. (Нежно целует Поэта и сразу же отстраняется.) Ну-ну, я чумазая, отпусти... Ты и перестановку сделал? Цветов-то сколько, растратчик...
    ПОЭТ. Не нравится?
    НАТАША. Наоборот. Нравится. (Открывает шкаф.) Тётке звонил?
    ПОЭТ. Звонил. И тётке, и моим, и Ольге...
    НАТАША (перебирая платья). Она забежит?
    ПОЭТ. После репетиции. Занята, как всегда.
    НАТАША (доставая платье). Это не стыдно? (Прикладывает) Всё - как на вешалке, ужас...
    ПОЭТ. Мои попозже зайдут, к вечеру, а тётушка твоя вот-вот, минут через двадцать... И не одна. (В ответ на удивлённый взгляд Наташи) Товарища она приведёт, ответственного, - без комбинаций не может... (Язвительно) Он, видишь ли, служит где-то по этой части, по поэтической, в каком-то там департаменте... (Раздражаясь) Нет, я ей благодарен, конечно, - за квартиру, за хлопоты; но есть же предел... Ну, не выношу я, когда в мои дела лезут, не выношу, хоть ты ей скажи!
    НАТАША (прикладывая платье). Не злись.
    ПОЭТ. Я не злюсь. Но твоя тётушка...
    НАТАША. Моя тётушка знает, что делает. А вдруг он тебе поможет, этот "товарищ", посоветует что, подскажет, мало ли вариантов... Ты, вон, сколько бьёшься - и всё без толку, надо же выходить как-то...
    ПОЭТ. Выходить, но не выползать.
    НАТАША. О Господи... Вода идёт?
    ПОЭТ. Идёт. И горячая и холодная.
    НАТАША. Тогда я ушла. (Убирает платье и прочее.) Надежду я кормила недавно, да и она девка смирная, не капризничает, но ты всё же поглядывай иногда...
    ПОЭТ. Глаз с неё не спущу. Только ты побыстрей, я соскучился...
    НАТАША. Удивительное совпадение... (Уходит в ванную.)

    Поэт подходит к кроватке, поправляет одеяло и долго, внимательно рассматривает лицо спящей дочери.

    ПОЭТ (тихо). Надежда - смешно сказать...

    В дверях за его спиной появляется ОЛЯ - худая рыжая девица в джинсах и с букетом гвоздик.

    ОЛЯ. Любуемся?
    ПОЭТ (вздрогнув). Привет... Ты как проникла?
    ОЛЯ. Через дверь. Обычно их запирают, Лёшик... (Суёт ему букет.) А где маманя?
    ПОЭТ. В ванной. Скоро появится.
    ОЛЯ (подходит к кроватке). Так, что вы тут сотворили общими усилиями?.. (Поэту) "Майская" - это всю жизнь маяться...
    ПОЭТ. Не каркай.
    ОЛЯ (смотрит). Ну, вполне... Мордашка довольно милая, в папу...
    ПОЭТ. У меня милая, ты считаешь?
    ОЛЯ (томно). И даже очень... (Деловито) Подарок за мной, я только с финансами утрясу... Телеграмм не было?
    ПОЭТ. От Стаса? Пока нет.
    ОЛЯ. Странно. Мы с ним созванивались - он в курсе...
    ПОЭТ. Ну, Магадан всё-таки, край земли, - пока дотелёпкается... А вы с ним разве не насовсем?
    ОЛЯ. Разбежались? Почти что. С квартирой выясним окончательно, ордерок на меня перепишет - и вольные люди... Вы её как назвали?
    ПОЭТ. Надежда.
    ОЛЯ. Красиво. И со смыслом, с подтекстом некоторым...
    ПОЭТ. Расписано, Оль: если сын, то Костик, если дочь - Надежда.
    ОЛЯ. Плановое хозяйство...
    ПОЭТ. Да нет, планы скорей у вас, мы больше по вдохновению... (Серьёзно) Слушай, а чувства? Так начали романтично - "с первого взгляда", - и нате вам... Уже имущество делите.
    ОЛЯ. А что ж мне, по-твоему, бросать всё? И театр, и профессию - всё, значит, к лешему, и как княгиня Волконская, в Сибирь за мужем?.. А там что? А через три года? Домохозяйкой?.. Обобьётся, Лёшик, - мог бы и здесь животы резать, - кто ж ему виноват? Ему на Север приспичило, он любознательный чересчур, а я жертвуй? Я актриса, актриса! - я роли должна играть, а не у плиты толочься!.. Нечего было жениться тогда, - знал же...
    ПОЭТ. Все знали. Собственно, он на этом и потерял: ни жены, ни квартиры...
    ОЛЯ. Зато с опытом. А ты - сказано, "литератор" - чувства тебе мерещатся... Это вам можно, с Натулей: "чувства", "семья", - пока не прижало, - а мы, Лёшик, учёные, мы уж вкусили... (Достаёт из сумочки сигареты.) Курить на балконе?
    ПОЭТ. Лучше нигде. Помощь твоя потребуется, по хозяйству.
    ОЛЯ. Ясно. Не он, так ты... Ладно, эксплуатируй, я нынче добрая. (Прячет сигареты в сумочку.) За что я тебя люблю, Лёшенька, - за чистосердечность. Весь нараспашку: что в голове, то и на языке...
    ПОЭТ. Неважно, за что, лишь бы любила. (Мягко берёт Олю за талию.) А теперь на кухню, любовь моя, время не ждёт...
    ОЛЯ (томно). Не вводи в грех - я ведь не устою...
    ПОЭТ (подталкивая её к двери). На кухню, на кухню...

    В дверях Наташа в свободном платье с вышивкой.

    HATAША. Так, так, Оля... Мужей отбиваем?
    ОЛЯ. А почему нет? (Удерживая Поэта) Держи, Лёшик, держи, - у меня от твоих рук ноги подкашиваются... Ах! (Падает на его руку.)
    HATAША (Поэту). Держи, держи. Она же только и норовит на руки кому-нибудь взгромоздиться. (Берёт Поэта под руку.) Она тебе на одну, мы с Наденькой на другую - и в путь... Не тяжело?
    ПОЭТ (вырываясь). Всё, всё, сдаюсь! (Оле) Семья перевесила.
    ОЛЯ (Наташе). У тебя отобьёшь, мать, - ты его мёртвой хваткой (Обнимает.) С дочуркой тебя... (Целует.) С лялечкой... (Отодвигает Наташу, окидывает её критическим взглядом.) Нет, ничего, ты в форме... Это сама шила?
    HATAША. Сама. Одеть никак не могла из-за пуза. (Подходит к кроватке, Поэту) Она не буйствовала?
    ПОЭТ. Ни звука. Характер у неё твой.
    HATAША. Ты уже и характер мой знаешь?
    ПОЭТ. Немного. Изучил за два года.
    ОЛЯ. Ты особенно бы не изучал, Лёшик, - скоро наскучит... И так всегда! Ей - всё, а мне - фигушки с маком. И муж у неё поэт, и сама художница, и шьёт, и дочек рожает, а тут, знай, на репетициях уродуйся да жильё выколачивай... Тоска. (Наташе) Он-то хоть ценит, Натка?
    ПОЭТ. По возможности. Я - её, она - меня... Правда?
    НАТАША. Ну, Лёша, мне тебя не объять: я же обыкновенная женщина, а ты...
    ПОЭТ. А я необыкновенный?
    HATAШA. Конечно. Ты в каком-то своём измерении существуешь: ко мне - это уж ты снизошёл...
    ПОЭТ. Не выдумывай. (Чмокает Наташу в щёку.) Кого мне ещё ценить...
    ОЛЯ. Гули-гули-гули... Голубки на балкончике...
    НАТАША. Ох, ты и язва. Как тебя только в ТЮЗе твоём терпят...
    ОЛЯ. Любят - вот и терпят.
    ПОЭТ. Кто это любит? Ты же любовь отрицаешь...
    ОЛЯ. В жизни. Театр - дело другое.
    ПОЭТ. Очень своеобразно...
    ОЛЯ. Очень банально, Лёшик. У всех то же самое.
    ПОЭТ. И у меня?
    ОЛЯ. Нет, ты пока голубок. Сытенький такой, самодовольненький...
    ПОЭТ. А ты ворона. Причём рыжая.
    ОЛЯ. Да? (С интересом смотрит на своё отражение в стекле.) Обменялись любезностями... (Наташе) Я к тебе заскочу на днях, мне матерьяльчик один принесли: марлёвку, бежевую...
    ПОЭТ. Ну, завелись... На кухню, на кухню, девушки, там продолжите...
    ОЛЯ. Идём уже, узурпатор... (Наташе) Я себе распашонку хочу, с выкатом...

    Звонок в прихожей.

    HATAША. Доболтались. (Поэту) Открывай, будем гостей встречать...
    ПОЭТ. Всыпать бы вам обеим... (Выходит.)
    ОЛЯ. А шить не возьмёшь? Тариф прежний, всё равно дома сидеть...
    HATAШA. Подожди ты, дай мне в себя прийти...

    Поэт вводит в комнату ТЁТКУ НАТАШИ и ВЕЛИЗОВА. ТЁТКА - дородная, эффектно молодящаяся дама, очень модно одетая; ВЕЛИЗОВ - стройный, улыбающийся мужчина в светлом костюме без галстука, стриженный по-спортивному коротко.

    ПОЭТ. Представляйте, Марина Кондратьевна...
    ТЁТКА (устремляясь к кроватке). Потом, потом, Лёшенька, я не к вам...
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). Не страшно, мы справимся. (Поэту) Вы, я уже знаю, Алексей. Это, надо полагать, ваша супруга... (Чуть кланяется Наташе.) Очень приятно. А это... (Оле) Простите мою нескромность...
    ОЛЯ. Ольга.
    ВЕЛИЗОВ (всем). Велизов Борис Львович. (Наташе) Мы так к вам нагрянули, без предупреждения, вы не сердитесь... (Вновь чуть наклоняет голову.) Мои поздравления.
    HATAША. Спасибо.
    ВЕЛИЗОВ (Поэту). К вам, Алексей, у меня разговор особый. Марина Кондратьевна вас уведомила?
    ПОЭТ. Да, вкратце.
    ВЕЛИЗОВ. Так что минут пятнадцать вы уделите, надеюсь? Наедине.
    ПОЭТ. Пожалуйста. Вы проходите - что ж вы в дверях...
    ВЕЛИЗОВ (входя) Вот и отлично... (Оле) Я где-то вас видел.
    ОЛЯ. На сцене, скорей всего, в ТЮЗе.
    ВЕЛИЗОВ. В ТЮЗе? Возможно, возможно... Вы актриса?
    ПОЭТ. У нас тут кругом творческие натуры: актрисы, художницы и я вот... Жаль, муж её не присутствует - он хоть нормальный.
    ОЛЯ. По-твоему, врач - это нормально?
    ВЕЛИЗОВ. Ну, более-менее. Он, видимо, подойдёт?
    ОЛЯ. Вряд ли. Пешком далековато, он в Магадане сейчас, да и муж он мне относительный. Бывший.
    ВЕЛИЗОВ. Вот как? (Интимно) Вы меня обнадёжили...
    ТЁТКА (у кроватки). Лапочка ты моя... Ребетёночек... Как же это бабка твоя не дожила... (Всхлипывает.)
    HATAША (обнимая её). Тёть, опять ты...
    ТЁТКА (всхлипывая). Продолжение, Натуленька, продолжение, не зря, значит, жила на свете... И тоже Надя... Надежда... Внученька... (Осторожно промокает глаза платком, Наташе) Не размазала, посмотри? (Всем) У меня вечно глаза на мокром месте...
    НАТАША (забирает у Тётки платок, вытирает расползшуюся по щекам тушь). Потом поправим, ты только не начинай...
    ТЁТКА. Не буду, не буду... (Заглядывает в кроватку.) Солнышко ты моё... Ненаглядная...
    ПОЭТ (Наташе). Может, её на балкон вынести? Мы тут шумим...
    ТЁТКА. На балкон? А она не вывалится?
    ПОЭТ. В семь дней? Каким образом? Выпрыгнет, что ли, или на ноги встанет?.. (Вынимает дочь из кроватки.) Это у вас не наследственное - с балконами? Натку, вон, калачом не выманишь - высоко ей... (Выходит с дочерью на балкон.)
    ВЕЛИЗОВ (выглядывая вслед). Действительно высоко... (Наташе) Я вас понимаю. (Оле) Муж, стало быть, в Магадане, вы здесь, в ТЮЗе, а дети...
    ОЛЯ. А детей нет. К счастью.
    ПОЭТ (возвратившись с балкона). Ишь, спящая красавица... (Оле и Наташе) Вы что, всё филоните? А ну, марш на кухню, место женщины там...
    ТЁТКА (Наташе). Командир, ты смотри...
    НАТАША. Это он власть показывает, отец... Пошли, тёть, посплетничаем...
    TЁTКA. С маленькой ничего не случится?
    ПОЭТ. Сорока её унесёт, солнышко ваше...
    TЁTКA (с чувством). Чурка ты. С глазами. (Отворачивается.)
    ОЛЯ (Велизову). А у вас как с детьми?
    ВЕЛИЗОВ. Есть, к счастью. Одно. Взрослая, правда, четырнадцать скоро...
    ОЛЯ. Сколько же вам, простите?..
    ВЕЛИЗОВ. Порядком. Тридцать семь лет, возраст гениев.
    ОЛЯ. Жене столько же?
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). Бывшей?
    ОЛЯ. Спасибо, вопрос снят. Где, вы сказали, вы служите?
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). В конторе. (Вытягивает из кармана визитную карточку.) Вот в этой, там обозначено. (Отдаёт Оле.)
    ПОЭТ (Наташе тихо). Ольга-то... Никак обольщает.
    HATАША. По-моему, это её обычное состояние...
    ОЛЯ (читает визитку). Ого... Так вы большой человек, выходит?
    ВЕЛИЗОВ. Я не только большой, но и скромный.
    ТЁТКА (Наташе). Квартирку бы вам теперь, комнатки две хотя бы...
    ПОЭТ. Да нам и здесь хорошо, что бы мы без вас делали...
    ТЁТКА. А лучше бы три. Попросторней. (Наташе) Насчёт телефона я вам договорилась, сунула кому надо... (Наташа целует её.) Для тебя всё, принцесса, всё для тебя, ты уж будь счастлива...
    ОЛЯ (Поэту). На, почитай, Лёшик. Поучительно.
    ПОЭТ (мельком взглянув на визитку). Фирма, я вижу. (Велизову) Прошу.
    ВЕЛИЗОВ. Оставьте, вам пригодится.
    HATАША. Мы вас покинем, пожалуй, - вы побеседуйте...
    ПОЭТ. Шампанское в морозилке.
    HATAША. Мы найдём. (Оле тихо) Ольга, имей совесть...

    Уводит Олю и Тётку на кухню.

    ВЕЛИЗОВ. Н-да, Алексей, женское общество безусловно необходимо, однако в определённых дозах... (Садится к столу.) Мне Марина Кондратьевна о вас рассказывала, ну и поскольку я ей обязан кое-чем, то пользуюсь случаем...
    ПОЭТ. Я лично её не просил ни рассказывать, ни заботиться обо мне...
    ВЕЛИЗОВ. Ну, ну, ну... Вы в позу-то сразу не становитесь. Я ведь не менее вас заинтересован: талант, он везде нужен, был бы талант...
    ПОЭТ. И кто же это определяет: талант, не талант, нужен, не нужен?
    ВЕЛИЗОВ. Люди. В данном случае - я. Стишков пять-шесть, Алексей, на пробу. Желательно отпечатанных.
    ПОЭТ. Это пожалуйста. (Достаёт из папки на полке кипу листов, быстро просматривает.) Машинку мне родичи выделили, с барского плеча, стучу тут на кухне, как дятел... Вам любые?
    ВЕЛИЗОВ. Да, мы же с вами приватно... Лучше ваши любимые.
    ПОЭТ (роется). Они все любимые, каждый по-своему... Вот, наверное. (Протягивает Велизову несколько листков.) Покороче.
    ВЕЛИЗОВ (берёт). Дело не в габаритах, я думаю... (Заглядывает.) "Весна". Весьма своевременно... (Читает) Угу... Угу...

    Поэт отворачивается, со скучающим видом смотрит в окно.

    ВЕЛИЗОВ (читает). "Солнечная суматоха чуть оперившейся зелени"... А что? Ничего... "Солнечная суматоха" - готовое название для первого сборника. (Читает) Угу, вполне... А вот и гражданские... "Быть сильным - это быть в ответе за изнемогших слабых!" Хорошо, Алексей, точно. (Читает) Это нет... Это так себе... Это... "С холодным бешенством гляжу на торжествующую пошлость"... Эффектно, не спорю. Только, по-моему, не глядеть надо.
    ПОЭТ. А что же?
    ВЕЛИЗОВ. Действовать, Алексей, действовать. Действовать, а не созерцать. (Читает) Это нормально... Хорошо... Угу... А это я не пойму. Вот это, из цикла "Фантазии": "Дорогой - кто в тупик..." и так далее. Оно у вас без названья.
    ПОЭТ. Название есть, не успел впечатать... Разрешите? (Забирает у Велизова листок, достаёт из кармана ручку, вписывает.) Прошу.
    ВЕЛИЗОВ. Так... "Кредо". Того хлеще. (Поэту) Прочтите-ка вы, Алексей, если вас это не затруднит. Я больше на слух люблю, с голоса, привык, знаете ли, к живому общению... Итак, "Кредо". Читайте.
    ПОЭТ. Попробую... (Читает, всё более увлекаясь по мере чтения)
    Дорогой - кто в тупик, кто дальней -
    без проторённой колеи,
    бредём по белу свету, втайне
    неся трагедии свои.

    Вдруг застываем беззащитно,
    над душами склонясь;
    томительные волны ритма
    пронизывают нас...

    И вновь, созвучьями шаманя,
    мы взламываем берега
    привычного непониманья
    и чувств наверняка...
    ВЕЛИЗОВ. И точка. Впрочем, виноват, многоточие... Какие трагедии, Алексей? Вы же молодой человек...
    ПОЭТ. Я не о себе. То есть, не совсем о себе, не только...
    ВЕЛИЗОВ. Ясно. Стихи о стихах. (Пробегает глазами стихотворение.) Нет. Всё-таки нет. Сомнительно... (Откладывает лист, читает следующий.) А вот хорошо. (Читает с выражением)
    "В прежней любви я по-прежнему нем:
    что тут докажешь, слова теребя?
    Ради тебя я пожертвую всем!
    Чем только жертвовать, кроме тебя?.."
Просто блеск! Вот вам - и о себе, и о каждом из нас, - умеете же, а спорите... (Возвращает листки Поэту.) Что ж, Алексей, вы поэт - это и невооружённым глазом видно. Поэт, настоящий... Вы печатаетесь?
    ПОЭТ (убирая стихи в папку). Пытаюсь.
    ВЕЛИЗОВ. И безуспешно? Н-да, последствия повальной грамотности, все пишут... А вы ещё со своими "Кредо"... Вам сколько сейчас?
    ПОЭТ. Двадцать пять.
    ВЕЛИЗОВ. И ни одной публикации?
    ПОЭТ. Увы.
    ВЕЛИЗОВ. Скверно. Сейчас двадцать пять, потом тридцать, сорок, а вы так в "начинающих" и застрянете...
    ПОЭТ. Почему застряну? Стихи плохие?
    ВЕЛИЗОВ. Нет, вы мастер. Но в своём роде - в аллегорическом, я бы сказал...
    ПОЭТ (раздражённо). Как пишется, так и пишу.
    ВЕЛИЗОВ. Пишите - кто вам мешает... Только пробейтесь сперва. Не берут - давайте то, что берут, предлагайте, экспериментируйте, главное - результат. А фордыбачиться - это когда признают, это от вас не уйдёт. (Хмыкнув) "Кредо", вы и придумали... Зарплату вы где получаете?
    ПОЭТ. В газете. "Ответы на письма трудящихся".
    ВЕЛИЗОВ. Занятие самое подходящее...
    ПОЭТ. Что подвернулось. Не всем же в вашей "конторе"...
    ВЕЛИЗОВ. Ну-ну, не спешите с выводами. Молодой, энергичный, талантливый, и с образованием филологическим, - да я бы себе не простил... Короче, вот что. Предлагаю резкую смену деятельности: из подсудимого в судьи. У меня в отделе место пустует и вы мне как раз подходите. Работа, конечно, адская: круглые сутки, с командировками, но и уровень, Алексей... Круг знакомств, связи, и я вас ещё сведу кой с кем... Вы, кстати, и сами пописывать сможете - мелочи всякие для эстрады, репризы, сценарии - словом, отхожий промысел... Вы-то эту специфику в два счёта освоите, так что материально я вам гарантирую...
    ПОЭТ. Прямо как в сказке...
    ВЕЛИЗОВ. Ну нет, я не золотая рыбка, отнюдь, я от вас тоже потребую...
    ПОЭТ. Не страшно, лишь бы начать.
    ВЕЛИЗОВ. Не лишь бы, а вовремя. Двадцать пять, золотой возраст, вам позавидуешь. А я, честно сказать, из-за Марины Кондратьевны к вам пришёл: опять графоман, думаю, опять объясняться, выкручиваться...
    ПОЭТ. Но тут я вас разочаровал.
    ВЕЛИЗОВ. Чему я сердечно рад. Вы мне понравились, Алексей: вы талантливы, самостоятельны не в пример многим, теперь бы вам развернуться как следует... Семья засасывает - поверьте уж моему опыту, - особенно в первый год...

    С подносом, уставленным бокалами и тарелками, входит Оля, за ней Наташа и Тётка Наташи.

    ОЛЯ. К вам можно?
    ВЕЛИЗОВ. Дамам - всегда. Сохнем без благотворного влияния.
    НАТАША. Лёша, не спи. Стол открой.
    ПОЭТ (Велизову). У нас "а ля фуршет" нынче, на скорую руку... (Открывает створку стола.)
    ВЕЛИЗОВ. Ну, времени у меня тоже в обрез. На службу надо - отметиться...
    ТЁТКА. А мужики в этом доме есть? (Суёт бутылку шампанского Поэту.) Стрельни, покажи класс... (Велизову) Не пьёт, не курит - и что за нравы...
    ВЕЛИЗОВ (в тон ей). И телевизора нет.
    HATAША. Телевизор на кухне, маленький. Носим туда-сюда, очень удобно...
    ПОЭТ. Тем более, что смотреть некогда. (Откручивает проволоку.) Всё в прошлом, Марина Кондратьевна, - пора за ум браться. Жизнь одна.
    ОЛЯ (Наташе). И давно он такой рассудительный?
    HATAША. Да нет, это он ради меня, в последние месяцы. Лёгкое волевое усилие...
    ПОЭТ (тащит пробку). Не совсем лёгкое, но... Внимание! Салют в честь новорожденной!
    HATAША. Потолок не залей.
    ПОЭТ (оглушительно хлопнув пробкой). Шарах! (Наливает.) Прошу всех к столу. Так называемому...
    ВЕЛИЗОВ. Не кокетничайте. (Берёт бокал.)
    ПОЭТ (Наташе). Тебе водички?
    НАТАША (умоляюще). А капельку? На донышке, десять грамм...
    ВЕЛИЗОВ. Алексей, не зверствуйте.
    ОЛЯ. Лей, лей, Алексий, человек божий, - ничего ей не сделается от одной рюмки...
    ПОЭТ. Ей-то ничего, дочку бы не испортила... (Наташе) Бери уж, страдалица, уломали... Вам слово, Марина Кондратьевна.
    ВЕЛИЗОВ (Оле). Сегодня у меня день сюрпризов. На удивленье.
    ТЁТКА (встаёт с бокалом). Что же, мои хорошие... Ждали мы этого дня долго, очень долго, некоторые так и не дождались... (Со слезой) Пусть им сейчас на том свете икнётся...
    HATAША (тихо). Тётя...
    ТЁТКА. В общем, за нашу ласточку, за наше солнышко, за нашу надежду - за неё мы и выпьем. (Чокается со всеми.)
    ПОЭТ. Ура, ура.

    Пьют. Велизов, чуть пригубив, ставит бокал.

    ТЁТКА (выпив, Поэту). Двинуть бы тебе по затылку, остряк. Охламон бесчувственный. (Садится.)
    ПОЭТ. Уже и на личности переходим... (Наливает всем.)
    ВЕЛИЗОВ (Оле тихо). Матери у неё нет?
    ОЛЯ. Ни матери, ни отца - тётка одна. Мать умерла, а отец их бросил, она его и не помнит.
    ВЕЛИЗОВ. Кругом драмы...
    НАТАША (Поэту). Раз ты налил - я выпью. (Быстро берёт бокал.) Ну, Лёшенька, ну, миленький, ну, моё любимое... И больше ни-ни.
    ПОЭТ. Ладно, пользуйся, за тебя пьём. Верно, Марина Кондратьевна? За Наталью!
    ТЁТКА. Хоть что-то умное за два года. Разродился. (Чокается с Поэтом, пьёт.)
    ВЕЛИЗОВ. За вас, Натали! (Пригубливает, ставит бокал.) Исключительно редкое явление, Оля, - счастливая семья. В природе почти не встречается.
    ОЛЯ. Да, их законом бы охранять - от внешних воздействий. Этакий заповедник...
    ПОЭТ. Хищники же вокруг, Оль, - иначе не уцелеть...
    ОЛЯ (Велизову). Это он меня имеет в виду.
    ВЕЛИЗОВ. Вас? Ну, если вы и зверёк, Оленька, то не опасный. Так, белочка...
    ОЛЯ. Довольно пренебрежительно. Хотя... (Внимательно смотрит на Велизова.)
    ПОЭТ (Наташе). Я взгляну, Натка. Может, она проснулась... (Выходит на балкон.)
    ВЕЛИЗОВ (Оле). Хотя что? Я не прав?
    ОЛЯ. Правы - по-своему. Да и не в правоте счастье.
    ВЕЛИЗОВ. Мудро. (Кивает на пианино.) А кто же тут музицирует? (Наташе) Вы? Надеюсь услышать...
    HATAША. Нет, нет, не сегодня.
    ОЛЯ. У них семейный дуэт с Лёшиком: он на гитаре, она на фортеплясе - и в два голоса... (Поёт нарочито "романсово") "Первая встреча, последняя встреча... Милого голоса звуки любимые..."
    НАТАША. Как несмазанная телега... (Велизову) Оля преувеличивает, её манера...
    ТЁТКА (возмущённо). "Преувеличивает"?! Училище музыкальное с отличием кончила и всё ей "преувеличивает"! (Велизову) Ей бы в консерваторию прямой смысл, с её способностями, ей советовали, так нет! В художницы угораздило - лишь бы наперекор...
    ВЕЛИЗОВ (подойдя к пианино, открывает крышку). В консерватории конкурс, Марина Кондратьевна, - я вот и поступал да не взяли. Руки не так поставлены... (Небрежно пробегает пальцами по клавишам.)
    ОЛЯ. Вы тоже играете?
    ВЕЛИЗОВ. Да, бренчу. Подвизался в юности - джаз-бэнд, композиции, импровисы, - что было, то было... (Наигрывает что-то.) Хозяйка очаровательна, между нами, - вы с ней соревнуетесь?
    ОЛЯ. Негде. Сферы влияния разные.
    ВЕЛИЗОВ. Браво. Вы поразительно мудрая женщина, Оля, с вами приятно иметь дело... (Садится за пианино, Наташе) Деток не разбужу?
    НАТАША (беседуя с Тёткой). Играйте, играйте...
    ВЕЛИЗОВ. Тогда тридцать два такта паузы. (Оле) "Слабаем" - как выражались мои коллеги-джазисты... (Ударяет по клавишам.) У-тупа-тупа-тупа-тупа-тупатубум... (С джазовым шиком начала 60-х, с вариациями, ударами по крышке в паузах и тому подобным, выдаёт мелодию песни "16 тонн".)
    ТЁТКА (на музыке). Это я понимаю! Выпили, теперь гуляем, как люди, не то что твой Лёшенька...
    HATAША. Он весёлый, ты ошибаешься... Он очень весёлый.
    ОЛЯ (Велизову). Вы здорово наловчились... (Следит за его руками.) Вас хоть на конкурс...
    ВЕЛИЗОВ. Специально для вас. Раз-два-три-четыре... (Играет.)

    В самый разгар его игры вновь тренькает звонок.

    ТЁТКА (Наташе). Звонят, слышишь? Гость теперь косяком повалит...

    Наташа выходит в прихожую.

    ВЕЛИЗОВ (оборвав игру, Оле). Пижон, как видите, - правда, подержанный... Пальцы не бегают, отвык.
    В прихожей вскрик Наташи, чей-то спокойный голос, и в проёме двери возникает длинная сухая фигура в очках и с ведром роз. CTAC. За ним Наташа.
    СТАС. День добрый.
    ОЛЯ (изумлённо). Муж... Ты с Севера?
    CTAC. Оттуда. Возник из небытия. (Наташе) Тебе, Натка, твои цветы... (Вытягивает из кармана свёрток.) А это ложки серебряные, новорожденной. По-моему, принято...
    НАТАША. Как ты узнал, Стасик?
    СТАС. Высчитал. А где сам?

    С балкона входит Поэт.

    ПОЭТ. И ты здесь? С приездом.
    ВЕЛИЗОВ (Оле). Одни мужья - даже неловко...
    СТАС (Поэту). На, прими мои поздравления. (Суёт ему ведро.) Только не надорвись.
    ПОЭТ. Ты их что, оптом? Бабулю какую ограбил на рынке?
    CTAC. Трёх разом. (Оглядывает комнату, уставленную цветами, Наташе) Зря старался - Лёшку не переплюнешь.
    ПОЭТ. "Лидер" - сам знаешь... (Ставит ведро на машинку.)
    СТАС. Марине Кондратьевне особо. С внучкой.
    ТЁТКА. Спасибо, Стасик. Вам бы тоже, с Олей, пока молодые. A то прохлопаете.
    CTAC. Да мы уже... (Оле) Прохлопали - я хотел сказать.
    ОЛЯ. Мне мог бы не объяснять.
    ТЁТКА (вставая). Я на минутку, Наташенька. В порядок себя приведу... (Выходит в прихожую.)
    НАТАША (Стасу). Как же ты выбрался, рассказывай...
    СTAС. Крайне традиционно. Отпуск за свой счёт, по тракту в аэропорт, каких-нибудь двенадцать часов лёту и вот... (Запевает)
    "В суету городов и в потоки машин
    возвращаемся мы - просто некуда деться!.."
    ПОЭТ (подхватывает).
    "И спускаемся вниз с покорённых вершин,
    оставляя в горах, оставляя в горах своё сердце..."
    ВЕЛИЗОВ (кивая на ледоруб). Это у вас что, отрядная?
    СТАС. Лагерная. Гимн. (Поэту) Ну, веди, показывай, хвастайся...
    ОЛЯ (Велизову). Вы не знакомы, Борис Львович... Станислав.
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). Супруг, если не ошибаюсь?
    CTAC. Ошибаетесь. А вы кто, простите? Музыкант?
    ВЕЛИЗОВ (Улыбаясь). И музыкант тоже.
    CTAC. А здесь вы в гостях или вас наняли? Знаете, раньше по свадьбам ходили, с гармошкой. Теперь пианино, видимо, - запросы растут... Тапёр, кажется? Как вас классифицировать?
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). Меня? Меня лучше всего по родовым признакам. (Серьёзно) У меня тут на черепе шишка есть, - вот тут, пощупайте... (Стас изучающе смотрит на него.) Пощупайте, - вы же врач, - вам же лекции о теории Ломброзо читали... (Показывает) За ухом - как у Моцарта, - у всех гениев так... Теорийка-то, конечно, реакционная, но шишечка вот... Вот она, налицо... А вы говорите. (Привстаёт, с улыбкой) Велизов Борис Львович. Чиновник.
    ОЛЯ (Стасу тихо). Получил? Ну и шагай.
    ПОЭТ (Стасу). Она на балконе, в коляске. Спит.
    СТАС. Я разберусь. (Выходит на балкон.)

    Из прихожей возвращается Тетка с сумкой в руках.

    TЁTKA (роясь в сумке). Послушай, Наталья... Я после хотела, но тут все с подарками, что ж я, как бедная родственница... Вот. (Достаёт из сумки сберкнижку.) Новорожденной к совершеннолетию, сберкнижка. (Показывает всем.) Тысчонку я в день её рождения положила, там ещё набежит помаленьку - оно и нормально... (Наташа целует её.) Ишь, поцелуйщица... Лиса Патрикеевна... Пусть пока у меня будет, - сохранней... (Прячет книжку в сумку.)
    ПОЭТ (выливая в бокалы остатки шампанского). Пуста! (Всем) Новую открывать?
    ВЕЛИЗОВ (Оле). Вы как? Я воздерживаюсь.
    ОЛЯ. Присоединяюсь. У меня спектакль сегодня.
    ТЁТКА (Поэту). Тогда не переводи добро. Вечером с твоими ещё посидим, обмоем... (Наташе) Иди-ка ко мне, пошепчемся... (Садится с Наташей на диван.)

    Поэт суёт бутылку под стол и выходит с бокалами на балкон.

    ВЕЛИЗОВ (Оле). Вы Алексея давно знаете?
    ОЛЯ. Прилично. Мы с ним через Наталью сошлись - она нам костюмы к спектаклю делала. И с ним, и с этим... Нет, он культурный мальчик: родители в НИИ где-то, учёные, а он единственный сын...
    ВЕЛИЗОВ. Подходит. Должны сработаться. (Наташе) Знаете, Натали, я ведь вашему мужу место нашёл, спасибо Марине Кондратьевне. Вы уж его подтолкните - чтобы на старте-то не засиживался.
    HATAША. Какое место?
    ВЕЛИЗОВ. В жизни. И в плане выхода, и во всех остальных. Он того стоит.
    TЁТКА. Место роскошное, не волнуйся, под крылышком у Бориса Львовича. Отхватил такую красавицу - пусть обеспечивает...
    НАТАША (тихо). Вопрос - кто кого "отхватил"...

    С балкона с бокалами входят Поэт и Стас.

    СTAC (вертит бокал). Это не из фамильного хрусталя?
    ПОЭТ. Бей, Стасик, круши, жалеть нечего...
    СТАС (Наташе). За ваше счастье. С дочкой, Натка. (Пьют с Поэтом.) И - вдребезги! (Грохают бокалы об пол.)
    ТЁТКА. О Господи!
    ОЛЯ. Купцы гуляют. По пьесе Островского.
    СТАС (Наташе). Я уберу, сиди... (Собирает осколки, Поэту) Как там говаривал Александр Александрович? "Поэт должен жить только великим"?..
    ОЛЯ (Велизову). Кто это Александр Александрович?
    ВЕЛИЗОВ. Блок. Из дневников.
    CTAC (кивая на балкон). А не страшно, Лёш?
    ПОЭТ. Страшно, не страшно - теперь терпи, никто нас не заставлял... Это же ты у нас человек без слабостей.
    ВЕЛИЗОВ. Правда?
    ОЛЯ. Истинная. Я его последняя слабость, всё остальное - сила.
    ТЁТКА. Алексей, отвлекись. Борис Львович тебе ситуацию изложил, - ты согласен?
    СТАС (Поэту). На что это?
    ПОЭТ. Да место мне подыскали в верхах, - может, рискнуть?
    СТАС. Метания, значит, кончены? (Встаёт с осколками.)
    ВЕЛИЗОВ. А метаться, молодой человек, лучше на людях. На просторе оперативном метаться, знаете ли, - не в четырёх стенах...
    ТЁТКА (Поэту). Короче, хватит. Нечего ей глаза шитьем портить.
    ПОЭТ. Вроде бы я отказываюсь. Вы же рот открыть не даёте - сразу за горло.
    ВЕЛИЗОВ. Вот и отлично. Завтра звоните мне с девяти, обсудим детально... (Наташе) Мы вас утомили с нашими разговорами... (Встаёт.)
    НАТАША. Нет, нет, всё чудесно... (Стасу) А ты куда?
    СТАС. Портфель в камере хранения заберу, да и домой надо...
    ОЛЯ (Стасу). Ты надолго?
    CTAC. Тебя это пусть не волнует. Ночевать я найду где.
    ОЛЯ. Ну, зачем же... Квартира твоя.
    CTAC. Только без этого... Без подтекстов. Я свои обещания выполняю.
    ВЕЛИЗОВ (Оле). Вам не в театр? Могу подбросить.
    ОЛЯ. А вы разве с машиной?
    ВЕЛИЗОВ. А разве нет? Урбанист, Олечка, дитя века... Вы едете, Марина Кондратьевна?
    ТЁТКА. Еду, еду, спускайтесь. Пусть отдохнут.
    ОЛЯ (Стасу). Ключ у тебя с собой?
    СТАС (сухо). Иди, а то он раздумает.
    ВЕЛИЗОВ (у двери, задумчиво). Интересно, медики все такие, или только на Севере?.. (Наташе) Всего хорошего, Натали. (Поэту) До встречи.
    ОЛЯ (Наташе). Я исчезаю, Наташенька, извини...

    Велизов, пропустив Олю вперёд, выходит.

    ПОЭТ (Стасу). Дай-ка свои осколки - порежешься. Вон, аж кулаки побелели...
    CTAC. Я сам... (Выходит в прихожую.)
    ТЁТКА (чмокает Наташу). Ну, до вечера... (Поэту) Гляди, Алексей, это тебе не шуточки. Не упусти. (Выходит.)
    ПОЭТ (усмехнувшись). Я уже с рук есть начал - вроде болонки...
    HATAША. Ты просто всё слишком болезненно воспринимаешь. Люди тебе помочь хотят...
    ПОЭТ. Хотят. И приспособить - чтобы уж заодно, - к насущным нуждам...
    НАТАША (входящему Стасу). Вот и поговори с ним! Бросит он меня, Стасик, когда-нибудь, бросит - я чувствую...
    СТАС. Ну, если он совсем идиот...

    Поэт резко выбрасывает кулак, Стас уклоняется. Шутка.

    CTAC. Ноль - за неспортивное поведение. Распоясался... А где твой блокнотик? (Наташе) Стихи-то он ещё сочиняет?
    НАТАША. Сочиняет - вовсю. И днём и ночью...
    СTAC. Ну и как?
    HATAША. По-моему, без стихов он лучше.
    ПОЭТ. Слушай её... Она же боится их - у неё же от высоты голова кружится...
    НАТАША. Может быть. (Стасу) Ты где ночуешь?
    СТАС. У родственников.
    НАТАША. А то раскладушка свободна - приютим уж по старой дружбе...
    CTAC. В другой раз. Я обещал, Натка, - обидятся. (Поэту) Да, к сведенью. Я там в литературу ударился. Пьесу сейчас обдумываю на документальной основе...
    ПОЭТ. Ты?! Что, "Записки молодого врача"? От историй болезни к болезным историям, или могучее восхождение Стаса к высотам отечественной драматургии!.. Ты хоть покажи нам, когда обдумаешь.
    СTAC. Непременно. Ладно, братцы, пока. Жму лапы. (Выходит.)

    Поэт и Наташа некоторое время молчат.

    ПОЭТ (тихо). Сильный мужик. Видала, как рвёт, - по живому...
    НАТАША. Он просто её не любит. И не любил никогда. Привязанность, кодекс чести, порядочность, но не любил... Иначе бы он остался.
    ПОЭТ. Да нет. Нет, тут что-то важней любви - наверное, так...
    HATAША. Важней не бывает, Лёша. Это вам только кажется, что важней; кажется - вы и рвёте... (Вдруг прижавшись к нему, тихо и серьёзно) Ты не бросай нас, не бросай - хорошо? Я без тебя умру.
    ПОЭТ (обнимает её). Скажешь тоже... Нет, ты живи. Живи - ты мне ещё нужна... А умирать вместе будем, лет через восемьдесят...
    HATAША. Ты не меняешься... (Высвобождается.) Я переоденусь, её кормить скоро... Убери тут. (Выходит из комнаты.)
    ПОЭТ (один у стены). Да, наверное... Да, что-то важней... Важней... (Незаметно переступает черту.)

    Гулко хлопает дверь внизу. Жизнерадостный голос Эдика. Придерживая полу пальто с запрятанной бутылкой, по лестнице поднимается и он сам.

    ЭДИК. Ау-у! (Появляется на площадке.) Ты жив, старичок? Я принёс...

    Комната за стеной медленно гаснет. Поэт уже снова здесь, в подъезде, за окном декабрь, и жизнь идёт своим ходом.

    ПОЭТ. Быстро ты... (Садится на подоконник.)
    ЭДИК (расстёгивая пальто). Метеором. (Достаёт бутылку.) Ты это пьёшь?
    ПОЭТ. Всё равно.
    ЭДИК. Я и стаканчик нам позаимствовал, в автомате... (Достаёт из-за пазухи стакан, ставит на подоконник.) И по конфетке на закус - чтобы уж по культурному... (Роется в кармане.) Тут сдача ещё... Возьми, возьми, в милостыне я не нуждаюсь... (Суёт мелочь в карман дублёнки.) Мимо никто не шастал?
    ПОЭТ. Нет, вроде. Не знаю.
    ЭДИК. Вздремнул? (Открывает бутылку.) Бывает, погода сейчас такая - в сон клонит... Что хоть приснилось?
    ПОЭТ. Да, чушь всякая... Жизнь.
    ЭДИК. Ну, это что, мне вот гробы по ночам снятся. (Наливает вино в стакан.) Чёрные - представляешь? Цветы вокруг, и я, знаешь, в белом, как Исусик... И свечи, свечи... (Подаёт стакан Поэту.) И хор, как в консерватории, тоненько так... (Тянет дребезжащим тенорком) "А-ве Ма-ри-и-я... А-ве Ма-ри-и-я..." Просыпаться не хочется. (Деловито) По половинке? Я попросту, извини, за неимением... (Салютует бутылкой.) За удачу! (Пьёт из горлышка.)
    ПОЭТ. Ты оптимист. (Пьёт.)
    ЭДИК (закусывая конфетой). А местечко балдёжное, даже не ожидал... Проспект рядом: авто, троллейбусы, люди как оглашенные носятся, а мы сидим тут с тобой и всё нам вон до той лампочки. (Кивает на лампочку над окном.) Спрятались и пропали. Канули... Я, брат, романтик, - живу вне времени и пространства...
    ПОЭТ. Это заметно.
    ЭДИК. Я помню, я с экспедицией от музея ездил, с археологами; так там вообще... Степь, ковыль, курганы и ни души. Тишина - прямо в ушах звенит... Мы там вождя скифского выкопали - историческое событие, старичок. Курган не разграбленный, он в полном параде - с цацками золотыми, с оружием, с украшениями... Их на тот свет, знаешь, как снаряжали? И еду им клали, и подарки, и коня со всей сбруей... И жену, между прочим, - чтобы не тосковала. По башке - и в яму.
    ПОЭТ. Убивали?
    ЭДИК. А что ж ей маяться? Семья распалась, муж от неё уходит, - куда же ей?.. Её, правда, другой мог взять, если бы захотела, но ей-то после вождя... Несподручно. Потому-то у них матерей-одиночек и не было.
    ПОЭТ. Весёлые нравы...
    ЭДИК. Не хуже нынешних. Ты не женат? (Поэт непонимающе смотрит на него, потом переводит взгляд на свои руки.) А, вижу, окольцевали. (Доверительно) А я двух уже поменял, если официально, и я бы их обеих, честное слово... По башке. Всё, брат, забрали: здоровье, время, жилплощадь; выжали, как лимон, и выбросили. Стыдно им, видишь ли, с "алкоголиком", Афродиты задрипанные... (Отпивает из горлышка.) Мы вот в этом кургане статуэтку одну нашли из чёрного дерева - вот это бабенц. Лицо европейское, а фигура - умереть и не встать. Редчайшая вещь, кстати, - скифы таких не делали... И что самое потрясающее - вылитая моя знакомая!
    ПОЭТ. Красивая?
    ЭДИК. Знакомая?.. Видеть надо, старик, её и сравнить не с чем. (Возбуждённо) Нет, ты скажи, как сошлось: три тысячи лет - и один к одному! А статуэтка богини какой-то восточной, они сейчас выясняют...
    ПОЭТ (усмехнувшись). "О как прекрасны те, кого мы любим..."
    ЭДИК. Чьё это?
    ПОЭТ. Общее. (Продолжает) "Как человечны те, кому близки"... (Эдику) К жёнам твоим она, естественно, не относится?
    ЭДИК. Не напоминай. Она потом замуж вышла, не знаю уж, за кого, а я уехал да с горя тут и вступил - по второму кругу... Эх, жизнь! (Пьёт.)
    ПОЭТ. Не жалей. Издалека они лучше.
    ЭДИК. Да, обидно было бы. Ну, в ней хоть не обманулся - и то...
    ПОЭТ. "Богиня" - одно слово. Статуэтка. (Вдруг) Постой... (Достаёт из кармана блокнот с вложенной в него ручкой.) "Статуи Летнего сада..."
    ЭДИК. Что-что?..
    ПОЭТ. Ничего, мысли вслух... (Открывает блокнот, записывает.) "Статуи Летнего сада..."

    Из блокнота на подоконник выскальзывает квадратик плотной бумаги. Фотография.

    ЭДИК. У вас упало... (Поднимает.) Фото любимой женщины? (Переворачивает фотографию и остолбеневает.) Здрасьте...
    ПОЭТ (записывает). "В зимних дощатых чехлах..." Что тебе?
    ЭДИК (на фотографию). Это она с кем?
    ПОЭТ. С дочкой, после роддома. Дай, я спрячу.
    ЭДИК (уставившись в фотографию). Надо же... Любимая и единственная...
    ПОЭТ (тихо). Дай сюда.
    ЭДИК. А если не дам? Серьёзно, старик, мне - для дела...
    ПОЭТ (совсем тихо). Дай... Ну! (Свободной рукой сгребает Эдика за грудки.) Живее...
    ЭДИК (пытаясь отпихнуть его руку). Э, кончай, больно же... Задушишь, брось!.. (Хрипит) На, на, забери... (Отдаёт фотографию, Поэт отпускает его.) Рад, что здоровый... (Поправляет воротник.) Тебе же хотел, в подарок, и без компенсации, между прочим... Портрет, портрет я хотел, а ты сразу хватать...
    ПОЭТ. Прости, я не понял.
    ЭДИК. Я бы её карандашиком, легонько, - ты же не торопишься никуда?..
    ПОЭТ. Я?.. Нет. Нет, теперь - никуда...
    ЭДИК. Значит, не против? Я быстро.
    ПОЭТ (отдаёт ему фотографию). Не мешай только... (Раскрывает блокнот.)
    ЭДИК. Как ты сказал? "Прекрасны только те, кого мы любим"?.. (Вытаскивает из папки лист, устраивается на подоконнике.)
    ПОЭТ (удивлённо). Не совсем так...
    ЭДИК (рассматривая фотографию). Совсем не так. Все прекрасны, старик, - ежели раскопать их... (Щупает горло.) Ха! "Как человечны мы, пока близки"? Простенько и со вкусом... (Рисует.)
    ПОЭТ. Хоть ты оценил. (Записывает) "Им пробужденьем весенним..." (Эдику) Рисуй, рисуй, это я про себя... (Записывает.) Про себя... На память...

    И вновь, щемяще ярким воспоминанием, возникает за стеной подъезда та же комната, но уже через три года, осенью. Ледоруба на стене нет, зато есть телефон, фотография дочери на пианино, кресла, напольная ваза с букетом золотых, жёлто-зелёных и алых листьев, игрушки на полках и прочие, заметно украсившие квартиру мелочи и художественные дополнения. Вдали, за балконной дверью, - огромный багровый шар, медленно сползающий к горизонту. У накрытого, уже сервированного стола - HATAШA и СТАС.

    СТАС (возвращая Наташе какие-то бумаги). И что они говорят?
    HATAША. Говорят - исправить нельзя: "наследственное". (Встаёт.) "Органические изменения"... (Убирает бумаги в шкаф.)
    СТАС. Ну, кое-что можно, пусть они не выдумывают... Как же так, Натка? Как же вы проморгали?..
    ПОЭТ (входя в комнату, бодро). А, привет, граждане! Все в сборе?

    СЕМЕЙНОЕ ТОРЖЕСТВО ВТОРОЕ

    СТАС. Теперь все.
    ПОЭТ. И что вы тут обсуждаете без меня? (Усаживается в кресло.)
    CTAC. Под рубрикой "Разное". Ты со службы?
    HATAШA. Где он ещё бывает. Служба да командировки, - цветы вон, даже не удосужился...
    ПОЭТ. Спешил, мать, а по пути не попались. Зато я тебе подарок принёс, что посущественней... (Достаёт из кармана несколько сотенных.)
    HATАША. За сценарии? (Пересчитывает деньги.) Что-то много.
    ПОЭТ. От любящего супруга в день пятилетия совместной жизни. (Наташе) Популярность растёт, ставки повышаются, греби не хочу...
    HATAШA (убирая деньги). Нашёл, чем хвастать...
    СТАС. Ну, когда ничего другого не остаётся...
    ПОЭТ. А ты молчи, бесплатное приложение. Ты-то что из себя представляешь со своими дежурствами через два дня на третий? Раньше ты Крайним Севером козырял: бураны там, льды, ночи полярные, медведи белые, - тундра, короче, - героика будней... А теперь? Чем ты теперь от нас отличаешься, от простых смертных?..
    HATAША. А это обязательно, Лёша? Отличаться?
    ПОЭТ. Желательно. Надежду к моим отвезла?
    HATAШA. Отвезла, Лёшенька. И отвезла, и приготовила тут, и собой заняться успела... Хотя я тоже с работы.
    ПОЭТ. Ты и сравнила... (Вытягивает ноги.) Уф! Совсем заездило руководство... (Стасу небрежно) Намедни книжку отнёс в издательство.
    CTAC. Свою?
    ПОЭТ. Как ни странно. Зря, что ли, рекомендуют...
    CTAC. Рекомендует всё тот же, небезызвестный? Поэт-то он никудышный - тебе не кажется?
    ПОЭТ. И Бог с ним. Мне не стихи его нужны, как ты понимаешь...
    CTAC. Понимаю, чего ж не понять... Ты в горы давно ходил?
    ПОЭТ (насмешливо). Куда?
    CTAC. В горы, на восхождение.
    HATAШA. Давно, Стасик. С тобой, ещё до отъезда. Вы мне тогда корягу приволокли - коня с крыльями... (Берёт с полки корягу.)
    CTAC. Пегас Лёшкин - на леднике подобрал...
    ПОЭТ. С вами походишь. Я и так по пятнадцать часов в сутки, как вол, и так на износ...
    CTAC. Ты сам выбрал.
    ПОЭТ. Сам, я разве кого виню? Сам семьёй обзавёлся - сам обеспечиваю. Дотягиваю до "среднего статистического"...
    CTAC. Ты - и до "среднего"? Обидно...
    ПОЭТ. Обидно, не говори. Не то, что ты, например: упёрся - и лбом о стенку! "Разойдись-расступись! Я иду!" А они не хотят, Стасик, не расступаются... Ты хоть что-нибудь протолкнул за три года, хоть строчку? Или, может, пьесу твою в театр взяли? Ну, хоть в самый паршивенький?.. Нет?
    СТАС (спокойно). Пока нет. А я этим летом взял да махнул с ребятами - по маршруту... Всё же точки отсчёта: сегодня одна вершина, на будущий год другая, - иначе и зацепиться не за что... (Наташе) Помнишь, у Лёшки? (Читает)
    "Тут слабым нет дороги!
    Льды на расправу скоры.
    Тут не помогут боги:
    в горах богами - горы..."
Вот - вершина, вот - ты. И кто кого. Нет, ради этого стоит... (Лезет в карман куртки.) Я вам талисман хочу подарить, камешек сверху...
    ПОЭТ. Откуда?
    CTAC (достаёт камень). Там нацарапано. (Отдаёт камень Наташе.) Пусть он хранит ваш дом, ваш очаг...
    ПОЭТ. И наше потомство. (Кивает на полку) Вон они, талисманы; у нас их целая куча...
    НАТАША (читает надпись). Я бы со страху там умерла, в горах...
    ПОЭТ (раздражённо). "Горы", "горы", вечер воспоминаний... (Забирает у Наташи камень.) Это что, на Памире? Ты и вскарабкался... (Кладёт на полку.) "Горы", солнце вон уползает, - бессмысленно, как всё грандиозное... (Вдруг запевает плоским "народным" голосом)
    "Вот и солнышко зашло
    за соседнее село...
(С издёвкой) Народная частушка нашего производства. (Допевает)
    Где в порядке свиноматки,
    там в коровниках тепло!"
(Наташе) Несколько абсурдистски, зато тематически выдержано...
    СTAC. Сам сочинил?
    ПОЭТ. На раз. Экспромт на сельскую тему - запишем... (Достаёт блокнот, записывает.) История человеческой мысли: от Гомера до Алексея Глухова...
    CTAC. А кроме экспромтов?
    ПОЭТ. А зачем? Я же ландскнехт: что заказывают, то и пишу... Мелочи разве что, между делом, такие вот... (Отворачивается, читает)
    Пустынно вокруг! Пустынно!
    Лишь осень рыдает глухо...
    Во имя Отца? или Сына?
    или "Святаго Духа"?

    В кликушестве разношерстном
    сводящих счета и счёты
    мы - вечным несовершенством -
    во имя чего?!..
    "Ну, что ты..."

    Долгая пауза.

    НАТАША (Стасу). Он, правда, стоящим альпинистом был?
    СТАС. Был. Впрочем, он изменился за эти три года - и сильно. Слишком разбрасывается - так он долго не выдержит.
    HATAША. Да, он слабый. А тут с дочкой ещё, он её обожает...
    ПОЭТ (спиной). Вы о Надежде? (Поворачивается.) Она тебе выписку показывала?
    CTAC. Показывала. Хорошего мало.
    ПОЭТ. Чего уж хорошего. "Заметное отставание в умственном развитии" - подарочек к юбилею...
    НАТАША. Но почему же "наследственное"? И Лёша, и я - мы ведь нормальные! И в роду никого...
    CTAC. А вам в поликлинике не сказали?
    НАТАША. Нет, но, может быть, если бы раньше, если бы другой врач...
    CTAC. Всё куда хуже. Заниматься, конечно, надо - изо дня в день заниматься, усиленно, - но в принципе...
    ПОЭТ. В принципе - ущербный ребёнок? То есть, на всю жизнь... (Наташе) Ну, нанянькались с тётушкой со своей? "Ах, Наденька, ах, ангелочек, ах, смирная девочка..." Одна дочь и та дефективная.
    HATAША. Лёша, зачем ты...
    ПОЭТ. На всю жизнь крест! У всех дети как дети, а у нас...
    CTAC. Перестань. Этим ты не исправишь.
    ПОЭТ. А чем исправишь, чем?! Тебе легко тут советовать - сам-то, небось, в сторонке... (Зло) Вершины он покоряет, Эвересты! Тебе б по такому вот каменюке к ногам привесить - много б ты покорил...
    HATAША. Что же нам делать, Стасик?
    CTAC (тихо). Жить. Учить её, навыки необходимые прививать, бывать с ней почаще... "Субботние дети" - типичный случай.
    ПОЭТ. Это как же - "субботние"?
    СTAC (сухо). Так. Закладывал слишком часто.
    ПОЭТ. Я? Я же и виноват, выходит?.. Все пьют - у всех ничего, а я...
    СТАС (перебивая его). Статистику почитай, Лёша. "Все пьют"! Ты о себе бы думал, а не обо всех...
    HATAША (тихо). Значит, он пил, я его утешала, а расплачиваться Надежде?
    ПОЭТ (взвиваясь). Да, пил, пил! Основания у меня были - пить! - живой я в конце-то концов!..
    HATAША (тихо). Лучше бы ей совсем не рождаться. Бедная девочка...
    ПОЭТ (с ненавистью). Пожалей... Пожалей себя, пожалей... Родить и то не могла...
    НАТАША (задохнувшись). Лёша!.. (Отворачивается к полкам.)
    ПОЭТ. Только-то и хотел от вас: покоя, семьи нормальной, - пять лет как нанятый... И всё в трубу, всё...

    Звонок в прихожей.

    ПОЭТ. К тебе, невеста. Иди, принимай гостей...
    HATAША (тихо). Спасибо, Лёша... За всё. (Выходит.)
    ПОЭТ. Не за что. (Незаметно растирает рукой сердце.)
    Пауза. В комнату со свёртком и букетом белых астр вваливается ТЁТКА НАТАШИ.
    ТЁТКА. Не опоздала? (Суёт букет Поэту.) Алексей, пристрой. (Стасу) А, медицина всегда на месте... (Входящей Наташе) Натусик, с пятилетием вас... (Чмокает её.)
    НАТАША. Опять со свёртками...
    TЁТКA (радостно). Опять, опять... Смотри-ка сюда, смотри внимательно... (Разворачивает свёрток, достаёт несколько коробочек.) Это вот серёжки тебе и колечко с камушками... Целуй. (Наташа целует её.) Какой никакой, а муж, - прожить вам душа в душу до золотой свадьбы... (Поэту) Это тебе - запонки...
    ПОЭТ (тихо). Третьи по счёту. (Отдаёт коробочку Наташе.) На, я их не ношу.
    ТЁТКА. А это крестнице моей - пусть складывает...
    HATAША (открывает коробочку). И ей золото? Что ты, миллионерша?
    TЁТКA (довольная). Миллионерша не миллионерша, а по мелочи наскребла. Вырастет кисонька, колечко на пальчик наденет - глядишь, и бабку свою припомнит... (Всхлипнув) Для кого же мне жить, как не для неё, родня-то уж вся на кладбище... (Садится в кресло.) А золото сейчас дорожает, Натуля, умные люди его впрок запасают... Кого ждём?
    НАТАША. Бориса Львовича. (Убирает коробочки в шкаф.)
    ТЁТКА. Ну, его надо. Его грех не дождаться, - человека, чай, из него сделал, из Лёшеньки твоего...
    ПОЭТ. Вот, вот. Был неизвестно кто, дарование не оформившееся, глина, а потом пришёл добрый дядя и сделал. Слепил.
    ТЁТКА. Ты не остри. Ты лучше скажи мне, почему так: ты и с образованием, и с дипломом, и папа-мама тебя обслуживали, а не помоги я тебе - сидел бы ты до сих пор на тех же ста двадцати с вычетами? Я-то ведь, кроме своей головы на плечах да рук этих, я ничего больше и не имею... Должность - сам знаешь, в анкете писать стыдно, а чего у меня нет? И хата, и гарнитуры, и реки молочные... А главное, всем я нужна - разве же не приятно? Я достану, устрою, а мне от всех уважение, все меня в дом зовут, обхаживают... Сила, Лёшенька! - без меня и большим людям не обойтись. Силища...
    ПОЭТ. Ура, ура. Апофеоз Марины Кондратьевны.
    ТЁТКА. А ты над стишками корпишь - охота тебе? И Натку изводишь, и сам с лица спал... Нет, я понимаю заказы - это доход, но остальное-то?..
    HATAША. Остальное он для себя. Чувства переполняют.
    TЁТКA. А что чувства? Чувствуй, я же не против, но не с утра же до ночи... Я сама иной раз расчувствуюсь - прямо хоть по рукам вяжи. Вчера рубль какому-то голодранцу сунула - разжалобил, негодяй... (Поэту) Потому мне люди и благодарны - добро я им делать люблю...
    ПОЭТ (тихо). Вы любите... 3a чужой счёт.
    HATАША. Кто как умеет, Лёша, - лишь бы от чистого сердца...
    ТЁТКА. Так его! Приструни его, приструни, - они ведь верхом усядутся... (Достаёт сигареты.) Закурить, что ли, врачам назло?
    ПОЭТ (тихо). Добро она любит... Барахло вы любите, а не добро. (Тётке) Балкон открыт, между прочим.
    НАТАША. Хоть сегодня, Лёша, - пожалуйста... Не порти всё окончательно.
    ПОЭТ. Портить нечего.
    CTAC. А ты живодёр, Лёшик...
    ПОЭТ (оборачиваясь). Ты мне?.. Так ты нас уже обличил, вроде; миссию свою выполнил...
    CTAC (встаёт). Мне уйти?
    HAТАША. Ты с ума сошёл. Мало ли, что он болтать будет, - ты к нам пришёл, к нам, и прекрати, я тебя прошу... (Садится к пианино, отворачивается.) Что же вы все мне душу выматываете?..
    TЁТКA. Запаздывает начальство, пора бы нам и принять...
    ПОЭТ. Примем, Марина Кондратьевна, обещаю. И содействие, и поддержку, и посильное участие. (Стасу) Сядь, фигура, не строй из себя... Ольгу боишься встретить?
    CTAC. Не твоё дело.
    ПОЭТ. Ох, ох, гордый и неприступный... Герой нашего времени.
    СТАС. По нашему времени герой, скорей, ты. (Садится.) Сомнительный, правда...
    TЁТКA. Ну-ка, Наталья! - давно ты нам не играла... Эту, по телевизору, помнишь?..
    НАТАША (открыв крышку пианино, тихо). Оставьте же вы меня, я прошу... Оставьте... (Кладёт пальцы на клавиши.)

    Нежная, полная прозрачной грусти, мелодия второй части сонаты номер 12 Моцарта.

    Задумавшись, Поэт вновь переступает черту и вновь оказывается в подъезде, но мелодия звучит всё так же нежно, безоблачно и щемяще, всё так же висит в пыльном осеннем небе багровый шар солнца, и всё так же ярко и празднично горит за одной из стен подъезда его вновь и вновь возвращающееся прошлое...


    ФРАГМЕНТ ВТОРОЙ

    "И с отвращением читая жизнь мою..."
    А. Пушкин


    Лестница в подъезде. Тускло тлеет лампочка над окном, на подоконнике с папкой ХУДОЖНИК ЭДИК, у стены ПОЭТ. Чуть слышно, фоном, лёгкая вязь сонаты.

    ЭДИК (отодвинув рисунок, критически всматривается). Плохо... (Комкает лист.) Плохо всё, отвратительно!.. (Запихивает за батарею.) Тут главное выраженье поймать, душу. Сходство - это любой чертёжник... (Вытаскивает второй лист.) Славная у тебя жена, старик, - глаза изумительные. Как солнышки. (Рисует.)
    ПОЭТ. Про глаза ты всем заливаешь, или на выбор? У меня "трагические", у неё "солнышки", тебе бы только стихи писать... (Записывает что-то в блокнот.)
    ЭДИК (рисуя). Очень надо. Их и без меня, рифмоплётов: пишут, пишут, все полки ими завалены, а как почитать, так нечего.
    ПОЭТ. Кто бы критиковал. Ты-то чем занимаешься, живописец?..
    ЭДИК (рисуя). Я временно. Творческий отпуск.
    ПОЭТ. Запой, что ли?
    ЭДИК. Да, вроде как соскочил... Надоело, старик. Крутишься, изворачиваешься - и ни просвета тебе, ни удовольствия. Решил, знаешь, и для себя...
    ПОЭТ. А дальше?
    ЭДИК. А дальше была бы шея - хомут найдётся. Я же и в театрах когда-то, и по оформлению, меня знают...
    ПОЭТ. Знали. Вычеркнули, поди, - сейчас быстро.
    ЭДИК. Э, старичок, ты нас недооцениваешь. На одно имя клюнут, не здесь, так в провинции... А вычеркнут - пусть, на выпить-закусить хватит. Потомства не наплодил, алименты с меня не взыскивают, а теперь и вздохнуть наконец могу полной грудью, расслабиться... Да будь их воля - да на кой бы им и твоё искусство тогда, и сам ты! - им это вот подавай... Пети-мети... То на то, то на это, то просто - для душевного равновесия, тут уж не до работы. Договор подмахнул, кисточкой мазнул пару раз - и в кассу!.. Я, брат, нахалтурялся - будет с меня... (Рисует.) Уйти надо, уйти от всего этого, отключиться... Жизнь - как поезд: туту и мимо. Успел запрыгнуть - поехал, не успел - ковыряйся в своём огороде...
    ПОЭТ. А ты соскочил, значит?
    ЭДИК. Временно, старичок, временно. Тайм-аут. (Рисует.)
    ПОЭТ (прячет блокнот). Ты соскочил, а поезд ушёл. Туту - и мимо...

    Звонок в прихожей. В той же комнате, на тех же местах, в тех же позах СTAC, HATAШA и ТЁТКА НАТАШИ.

    TЁТКA. Алексей, не стой истуканом - звонят.
    ПОЭТ. Я не глухой. (Проходит через комнату в коридор.)
    TЁТКA. И муженёк у тебя, Натуля, - слова сказать нельзя...

    Поэт возвращается с ВЕЛИЗОВЫМ и ОЛЕЙ. Велизов в замшевой куртке и вельветовых брюках, с букетом роз; Оля в умопомрачительном платье-"ретро", с вечерней сумочкой.

    СЕМЕЙНОЕ ТОРЖЕСТВО ВТОРОЕ (продолжение)

    ВЕЛИЗОВ (входя). "Умолкли звуки чудных песен"! И непонятно, почему... Целую ручки, Марина Кондратьевна. (Протягивает букет Наташе.) Персонально - самой обворожительной женщине.
    ОЛЯ. После меня?
    ВЕЛИЗОВ. Ну, естественно. (Стасу) Всем - добрый вечер. (Стас молча кланяется.) Поздравляю, Алексей, жена у вас - не перестаю удивляться. И умница, и на фортепьянах играет... Почти эталон.
    ПОЭТ. Да, почти.
    ВЕЛИЗОВ (Наташе). Вы нам споёте сегодня?
    ПОЭТ. Ей только петь - самое время.
    ОЛЯ. Вам, Наташенька, сухим пайком... (Суёт ей маленький конвертик.) Тратьте - на своё усмотрение. (Целует.) И умудрились же - целых пять лет! - я бы не выдержала... (Поэту) Что это мы сердитые? Ну, улыбнись, улыбнись, такая женщина рядом... (Целует его.) А где дщерь?
    ПОЭТ. Сплавили на сегодня, к моим.

    Наташа ставит цветы в вазу и прячет конверт.

    ВЕЛИЗОВ (Стасу). Мир тесен, как говорится: опять мы с вами столкнулись... Вы уже возвратились, я слышал, в родные пенаты?
    СTAC. Всё-то вы знаете... (Отходит к окну.)
    ОЛЯ. Как платьице, Натка? Прочувствовала?
    HATAША. Хорошее. И фасон твой.
    ОЛЯ. И уверенность стопроцентная. Марина Кондратьевна удружила, я ей теперь по гроб жизни обязана. Тряпочка-то французская, фирма, я в ней - как суперзвезда... Стоит - страшно сказать.
    НАТАША. Подарок?
    ОЛЯ. Спрашиваешь. Мне-то с каких средств? - особо не развернёшься... А я ведь - как попугайчик: мне пёрышки поярче нужны.
    ВЕЛИЗОВ. "Попугайчик" - это в смысле чего?
    ОЛЯ. В смысле приманки. И потом, я же своими словами не изъясняюсь - всё из пьес.
    СТАС. Если из нынешних - представляю...
    ПОЭТ. Нет, почему. Бывает животрепещуще. Вот, например... (Читает с пафосом) "Инга, подходя и внутренне содрогаясь: "Валерий! Валерий, как же ты мог?! Как же ты мог отказаться ехать на стройку?! Как мог ты предать нашу любовь?!"
    СТАС (включаясь в игру). "Валерий, подумав: "Сухаря, что ли, вмазать?.." Сплёвывает и, омерзительно крякнув, пьёт". Занавес. Постановка во всех театрах страны обеспечена.
    ВЕЛИЗОВ. Они всегда на пару импровизируют?
    CTAС. Впервые и только для вас, вы же у нас на культуру посажены. Вдруг да зачтётся...
    ОЛЯ. Кстати, насчёт "вмазать". Вы нарочно нас маринуете, для аппетита?
    ТЁТКА. Где уж тут аппетит, Оля, диеты кругом... (Велизов подаёт ей руку.) Хоть он позаботится, больше некому... (Встаёт с кресла.) О-хо-хо, совсем старушенция...
    ВЕЛИЗОВ (усаживая её за стол). Вам-то о старости, Марина Кондратьевна, с вашей энергией... Непростительно. (Оле) Ты со мной, Оленёнок... Молодые в центр...
    CTAC (садясь рядом с Олей). Позволите примоститься?
    ОЛЯ. На угол, Стасик, - семь лет без взаимности...
    СTAC. Не важно. Я однолюб.
    ВЕЛИЗОВ (Тётке). Вам коньячку?
    TЁТКA. Накапай уж, пригублю. Врач за столом - авось вытащит...
    HATAША (Поэту). Мне вина. (Поэт молча наливает ей.)
    ВЕЛИЗОВ. А нам что, Олешек?
    ОЛЯ. Водки.
    ПОЭТ. Сурово и просто.
    СТАС. Как всё великое. Водки так водки... (Наливает Оле, Поэту и себе.)
    ВЕЛИЗОВ (с рюмкой). Я полагаю, за молодых?
    TЁТКA. А горько? (Отпивает из рюмки.) Горько-то... Тьфу!..
    ОЛЯ. Молодые встают и демонстрируют.
    ПОЭТ (вставая). Цирк на сцене...
    ВЕЛИЗОВ. Наташенька, отстаёте...
    ТЁТКА. Ну-ка... Горько! Горько!..
    ПОЭТ. Вы себе горло сорвёте, Марина Кондратьевна. Поберегли бы.
    ТЁТКА. Ты своё дело знай... Горько!
    НАТАША (вставая). По-моему, вовсе не обязательно...
    ТЁТКА. Наташка, не рассусоливай. Горько.
    ПОЭТ (тихо). Вот прицепилась, родственница... (Сухо целует Наташу.) Всё? Довольны?
    ТЁТКА. Не семья, а сплошное недоразумение. Дочке три года, а они целоваться толком не научились. Краснеешь - будто девица на выданье...
    HATAША. Это невыносимо, тёть... Глупо. (Садится.)
    ПОЭТ. Официальную часть будем считать закрытой. (Садится.)
    ТЁТКА (смущённая). Да, вы уж без церемоний, свои все... (Ест.)
    ОЛЯ (Велизову тихо). Мы не опоздаем? Его потом не поймаешь - он сейчас нарасхват...
    ВЕЛИЗОВ. Успеем. Час в нашем распоряжении, минимум... (Прислушивающемуся Стасу) Раут у нас сегодня, приглашены... Хочу её с режиссёром одним свести - не век же ей в ТЮЗe девочкой с косичками...
    СТАС. Да и вам не к лицу, у вас дочь взрослая. Ей сколько - шестнадцать?
    ВЕЛИЗОВ. Вам-то зачем? Если сватать, то рано...
    СТАС. Лишь бы не поздно, как некоторым...
    ВЕЛИЗОВ (с улыбкой). Тонкий намёк, Оль... (Стасу) А я и планов пока не строю...
    СTAC. Что, актрис много, а вы один, - положение обязывает?
    ОЛЯ (Стасу). Ошибаешься. Это я против.
    CTAС. Ищешь партию посолидней?
    ОЛЯ. Ищу. И не скрываю ни от кого.
    ВЕЛИЗОВ (мягко). Но и афишировать ни к чему... Только учти, роли я тебе выбивать не намерен. В труппу свою он тебя возьмёт, ну а там уже по способностям... (Встаёт.) Продолжим, друзья мои? (Наливает Тётке и Наташе.) Дамам - в первую очередь... Алексей, не зевайте!
    ПОЭТ (наливает Оле). Актрисы себя к дамам не причисляют?.. Слушай, а ты хоть талантливая актриса? Я тебя и не видел на сцене.
    ОЛЯ (глядя ему в глаза). Ты ко мне вообще равнодушен...
    ПОЭТ (удивлённо). Ох, ты и ненасытная... (Наливает Стасу, себе.)
    ВЕЛИЗОВ. У настоящей женщины один талант, Алексей: привлекать. Остальное сопутствующее.
    ОЛЯ (Наташе). Как он гадости говорит - заслушаешься...
    ВЕЛИЗОВ. Оленёнок, ты чудо.
    ОЛЯ. А ты циник.
    ВЕЛИЗОВ. Циник, согласен. Порочный до мозга костей. Но за то нас и любят, Олешек, за наши пороки, они нас, собственно, и сближают. Разве не так?.. И весело, и приятно, и сразу круг интересов складывается, компания... А что добродетель? Сухо, скучно, нелепо, и главное безнадёжно. Мир добродетелью не перевернуть, людей не исправить, только настроение всем испортите да врагов себе наживёте... (Наташе) У меня супруга была - я хлебнул. Поразительно добродетельная, просто до изумления, мы с ней двенадцать лет мучались...
    СTAC (вежливо). Не из актрис, случаем?
    ВЕЛИЗОВ. Бог миловал. Нет, искусствовед, мы на одном курсе учились... Так что предадимся-ка нашим порокам, как все нормальные люди. В частности - поднимем бокалы. (Поднимает рюмку.)
    ПОЭТ. Справедливое замечание.
    ВЕЛИЗОВ. Ну, тогда - за детей. (Стасу) У кого они есть, конечно. Пусть они вырастают лучше своих родителей. (Пьёт. Наташе) А вы что же?
    ПОЭТ. Воздержавшиеся. (Наташе) "Дети - наше будущее", кто это написал? Холостяк, видимо.
    НАТАША (встаёт). Смешно, Лёша, очень смешно... Смешней не бывает... (Быстро выходит из комнаты.)
    ОЛЯ. Нервы, нервы, все дёрганые... (Достаёт сигареты.)
    ВЕЛИЗОВ (Поэту). Что с ней?
    ПОЭТ. Не обращайте внимания. (Вставшей было Тётке) Отдохните, Марина Кондратьевна, ей надо побыть одной...
    ТЁТКА. У, изверг... (Пересаживается в кресло.)
    ПОЭТ. Да, вот так вот... Прошлого нет, на будущее надежда плохая, а полжизни неизвестно куда... С сердцем ещё прихватит да тем всё и кончится. Ничем.
    ВЕЛИЗОВ. Ну, во-первых, у вас дочь, Алексей...
    ПОЭТ. Далась она вам...
    ВЕЛИЗОВ. Во-вторых, здоровье у вас дай боже - не вам жаловаться, а в-третьих, вы, уважаемый, стишками, вроде бы, балуетесь, насколько мы осведомлены? Книжечку вашу в план ставят в издательстве?..
    ПОЭТ. Много она изменит, книжечка...
    ВЕЛИЗОВ. Смотря для кого. Что у вас за конфликт с редактором?
    ОЛЯ. Марина Кондратьевна, я к вам. Они опять о делах... (Пересаживается к Тётке.) Есть вопросик по вашему профилю...
    ПОЭТ (Велизову). Кто это вам сообщил - про редактора?
    ВЕЛИЗОВ. Он сам, непосредственно. Мы с ним в одном дворе выросли, Алексей, - одно поколение... "Связи", как выражаются журналисты. Звонил, сокрушался: "такой, мол, парень талантливый и всё себе портит..."
    ПОЭТ. Порчу не я, а он. Он же самое лучшее вычёркивает!
    ВЕЛИЗОВ. Это на чей взгляд лучшее. Поэт, знаете ли, редко может судить...
    ПОЭТ. Я могу. Могу и буду.
    ВЕЛИЗОВ. Зря, Алексей, редактор он превосходный и настроен доброжелательно, другой бы с вами и не возился. Вы же критериев их не знаете... (Дружески) Нет, я бы на вашем месте так не упрямился: я бы перешерстил всё как следует - и вперёд! Сценарии-то вы виртуозно закручиваете...
    ПОЭТ. Сценарии не поэзия! Не поэзия, понимаете!
    ВЕЛИЗОВ. Ну да, поэзия - как у вас. Про самоубийцу, кажется? (Стасу) Я цитирую. (Читает)
    "До чего же он мелочен,
    страх, ведущий на дно!
    Жить и нечем и незачем;
    что, впрочем, одно..."
И в том же духе на два листа. (Язвительно) Это поэзия, разумеется! это лирика! это - о самом насущном! Апокалипсисы, фантазии декадентские - это необходимо, по-вашему, без этого вам и жизнь не в жизнь?.. Поздравляю вас, Алексей, поздравляю, очень оптимистично... Нет, милый вы мой, спускайтесь-ка вы на землю, вам дело и тут найдётся. Вы что ж, думаете, кто-нибудь так вот сразу и выходил - полным собранием сочинений?..
    ПОЭТ. Это лучшие вещи...
    ВЕЛИЗОВ. Возможно. Но абсолютно не нужные - никому. Вы сперва право на творчество заработайте, а потом фантазируйте. Искусство, я вам скажу, вроде большой комнаты: входить в неё входят и входят, а выходить никто не желает. Стоят плечом к плечу - другим уже места нет. Лимиты исчерпаны...
    ПОЭТ. Короче, выкидывать?
    ВЕЛИЗОВ. Как хотите. Хотите наверняка издаться - делайте, что вам говорят: выкидывайте, дописывайте, - вам-то это труда не составит при вашей технике... А хотите рискнуть - издательств более чем достаточно. (Встаёт.) Убеждать надо вам, Алексей, убеждать, постепенно: на компромиссы идти, контакты личные устанавливать, осваиваться... И оттирать потихоньку. А место займёте, в союз вступите - тогда пожалуйста: тогда вы поэт, профессионал, тогда вам и карты в руки...
    ПОЭТ. Тогда "поэт", а сейчас? Сейчас я кто?
    ВЕЛИЗОВ. Сейчас вы просто Лёшенька Глухов - молодой, начинающий, подающий надежды... (Подходит к пианино.)
    СТАС. "Таланты, не подавайте надежд - они вам самим нужны!" (Велизову) Из цикла "Фразы".
    ВЕЛИЗОВ (открывает крышку пианино). А то ведь признать признают, а пустить не пустят - и так бывает... Вы в поддавки играете?
    ПОЭТ. Нет. И в шахматы тоже.
    ВЕЛИЗОВ. Зря. (Кивает на фотографию на пианино.) Это у вас ещё дочка не подросла - вопросов не задаёт. Наплачетесь, уверяю... (Наигрывает что-то.) Вам же легче будет без ваших фантазий - диких, надо сказать...
    ОЛЯ. Боря, не терзай инструмент... (Беседует с Тёткой.)
    ПОЭТ (Стасу). Система Прокруста. Ручки, ножки тюк-тюк - для лёгкости, и порхай...
    ВЕЛИЗОВ. У вас и самомнение, Алексей... (Наигрывает.)
    CTAC. Я сейчас Достоевского перечитываю, у него там как раз об этом... (Велизову) Я их выписываю, ценные мысли, не так их и много... Дарю, Лёша. "Если лишить людей безмерно великого, то не станут они жить и умрут в отчаянье". (Велизову) Это из "Карамазовых".
    ВЕЛИЗОВ. А я вас Толстым, позвольте? "Все люди неразрывно связаны и равны между собой". "Война и мир", черновик. Я ведь его насквозь штудировал, Льва Николаевича, все девяносто томов.
    CTAC. Вы эрудит...
    ВЕЛИЗОВ. Не спорю. (Закрывает крышку пианино.) Что, Алексей, что решили? Лучше меньше да лучше? (Берёт с полки корягу-Пегаса.) Вам же лицо своё находить надо, тему свою. Определиться на обозримое будущее...
    ПОЭТ. "Определиться" - прежде всего... Хотите стишок?
    ВЕЛИЗОВ. Только без самоубийц, Алексей. Не люблю пессимистов.
    ПОЭТ. Пессимисты стихов не пишут, хороших, по крайней мере. Нет, о природе. Бессонница иногда донимает - я и чирикаю... (Читает)
    В великолепии, для нас нелепом,
    заглядывает вечность к нам в окно...
    А мы живём под этим звёздным небом,
    не понимая, для чего оно.

    Миры, миры - и края им не видно;
    мы тоже - пусть ничтожная - но часть!
    А мы живём, беспечно и бесстыдно
    под этим взглядом пристальным резвясь...

    Неловкая пауза.

    ВЕЛИЗОВ. Н-да, "вечные темы"... Хотя не знаю уж, кто резвится, мы делом заняты... Как раз наоборот, Алексей, жизнь наша игры лишена - вот искусство и компенсирует... (Ставит корягу на полку.) Своеобразный утешительный приз.
    СTAC. А если не утешать?
    ВЕЛИЗОВ. Сделайте одолжение. (Берёт с полки камень.) Что это?
    ПОЭТ. Талисман. Камень с вершины.
    ВЕЛИЗОВ. Ах да, трофеи... "Обломки былых побед"... (Стасу) И чем же вы хотите, чтобы оно занималось, наше многострадальное?
    CTAC. Главным. Правды я хочу, а не игр.
    ВЕЛИЗОВ. Ну, правда разная, знаете ли; бывает и бесполезная. По-моему, вы к искусству с врачебными мерками подошли: чтобы оно и диагноз вам ставило, и микстуры прописывало... (С издёвкой) И клистир. Так было уже, всё было, неоднократно, все неофиты с этого начинают... (Отечески) Вам бы образование, систему, наследие бы освоить культурное, в полном объёме, а то правда у вас уж больно непривлекательная. Куцая правда, тощенькая - вроде скелета...
    CTAC. Умный вы человек, Борис Львович...
    ВЕЛИЗОВ. Резонно.
    CTAC. А такие пошлости проповедуете. Уши вянут.
    ВЕЛИЗОВ. Ну, во-первых, я не патриарх всея Руси, чтобы вам проповедовать, а во-вторых, умный человек тем от прочих и отличается, что думает. (Пристально) Всегда думает, в любых ситуациях. (Кладёт камень на полку.) А где же наше очарование, Алексей? Где Натали? (Стасу) В ней есть нечто пушкинское, вы не находите?..
    ПОЭТ. В отличие от меня.
    CTAC. Да нет. Кабы тебе разборчивости ещё...
    ПОЭТ (зло). Ангелом бы я сделался, во плоти. Херувимчиком с крылышками. Лететь только некуда - выше себя не прыгнешь... (Велизову) Ладно, порубим: не нужно - значит не нужно. Выпьете?
    ВЕЛИЗОВ. Нет, нет, излишества без меня, я по утрам бегать начал. (Вздохнув) Нет, мы своё отблистали: и в КВНах, и в диспутах на актуальные темы, и на эстрадах... Теперь пускай дочь бунтует, воспитал в надлежащем духе...
    ПОЭТ (кричит в коридор). Наталья! Тебя одну ждут!
    ВЕЛИЗОВ. Вы тоже бы не злоупотребляли. Крайности, как известно, губительны...
    ПОЭТ. Жаль. Крайности - это моё хобби. (Наливает.) Ольга присоединяйся...
    ОЛЯ. Договорились, Марина Кондратьевна? На той неделе...
    ТЁТКА. Лучше в конце месяца, на той у нас ревизоры орудуют.

    Входит Наташа. Глаза у неё красные и улыбается она довольно натянуто.

    HATAША. А я там кофе готовила, на кухне...
    ОЛЯ. Ой нет, мы откланиваемся... (Берёт рюмку.) Дела.
    ВЕЛИЗОВ. Внезапный визит, Наташенька, извините. Звонят в последний момент - ставят перед свершившимся фактом...
    ПОЭТ. Вы меня в понедельник отпустите?
    ВЕЛИЗОВ. В издательство? Какой разговор. (Наташе) Буду потом знакомым хвастать: и я руку, мол, приложил... (Оле тихо) Оленёнок, довольно пить - ты дурнеешь.
    ОЛЯ. Как говорил мне друг-косметолог: "Лицо мы вам сделаем, главное - фигуру сберечь". (Красуясь) Фигурка-то пока ничего?..
    СТАС. Ничего. Всё на месте.
    ОЛЯ. А лицо моё здесь - при мне... (Похлопывает по сумочке.) Давай тост, Лёшенька, - на дорожку.
    ПОЭТ (с рюмкой). Пушкин Александр Сергеевич. Стихи.
    ОЛЯ. Наизусть?
    ПОЭТ. Любимые, Оленька. (Велизову) "Кредо"... (Читает)
    "Воды глубокие
    плавно текут.
    Люди премудрые
    тихо живут".
Тихохонько... А посему за присутствующих! (Пьёт.)
    ВЕЛИЗОВ. Браво, вы делаете успехи. (Наташе на пьющую Олю) Актёрка - непостоянное существо - попробуй, не ублажи...
    HATAША. Да, своего она добивается...
    ВЕЛИЗОВ (Стасу). А с вами бы нам встретиться - на предмет взаимного узнавания. Без спешки.
    СТАС (тихо). В веру свою обращать будете?
    ВЕЛИЗОВ (тихо). Ну, что вы. Вера - это в служебное время... Пора, Олешек, я пунктуален, как правило... (Оля, открыв сумочку, поправляет косметику.) Не болейте, Марина Кондратьевна.
    ТЁТКА. И рада бы, да не получается.
    ОЛЯ (Наташе). Не сердись, мать, жизнь надо устраивать... (Целует её, тихо) Пока спрос есть.
    ВЕЛИЗОВ. До понедельника, Алексей... (Выходит с Олей.)

    Пауза. Поэт аккуратно наливает себе рюмку.

    НАТАША (Стасу). Ты же пьесу ему хотел показать...
    СТАС. Расхотелось.
    ПОЭТ (язвительно). Не поймёт, думаешь?
    CTAC. Хуже. Поймёт. Всё поймёт, все кишки из тебя вымотает с "критикой" со своей... Теорию себе выстроил и подгоняет: "Это искусство, а это нет". А что не влезает - лишнее. "Бесполезная правда". (Наташе) Я на неё три года убухал - жалко на растерзание отдавать...
    ПОЭТ. Хитёр, Стасик... Тебя ещё и не били толком, а ты в глухую защиту... (С неожиданной яростью) Торговать учись, торговать - коли в писатели потянуло! Что продал, что протолкнул - то и литература, то и существует реально, а остальное хлам, мусор, издержки производства, - выбросить и забыть! О "главном" он хочет, доктор... Да где ты его нашёл, "главное", что ты знаешь о главном?! Мы тут колотимся, морды в кровь разбиваем, инфаркты себе зарабатываем, а ты поверху - наблюдателем... Ты - доктор, а мы - больные. Страждущие...
    СТАС. Мне бы твои способности, Лёша. (Серьёзно) Пойми ты, нельзя нам врать, нельзя, время не то. И в полсилы нельзя, тебе - в первую очередь... Либо предел, либо невольная правда - либо фальшь. "Терциум нон датур" - "третьего не дано". А ты оправдываешься...
    ПОЭТ (с ненавистью). Ух, до чего же ты хладнокровный - прям зубы сводит...
    СTAC (Наташе). Пойду я, он нынче буйный. В институте ещё проконсультируемся, я отца попрошу. У нас там династия: и дед, и матушка, и отец, и я в придачу... Я позвоню. (Поэту) Пока, Лёша, возьми себя в руки. Ты скатываешься... До свиданья, Марина Кондратьевна. (Выходит.)
    ТЁТКА. "Здрасьте", "до свиданья", сижу - как для мебели...
    ПОЭТ. Что это вы? С коньяку?
    ТЁТКА. С тоски, Лёшенька. То гипертония замучила, диабет, теперь вот на пенсию выпроваживают, - и кому я тогда нужна? Одна одинёшенька...
    HATAША. А ты замуж давай - желающие найдутся.
    ТЁТКА. Знаю я этих "желающих". Я наживала всю жизнь, а он добро моё по пивным спустит? У меня сберкнижек одних пять штук, да ковры, да хрусталь, да золота полон дом... Нет уж, Наташенька, я вам лучше оставлю, тебе с Надеждой, других наследников мне не надо... (Встаёт.) А то как копнут поглубже - да и загремишь напоследок. В инспекции каверзные товарищи попадаются... Под суд.
    ПОЭТ. Больше бы хапали.
    ТЁТКА. А ты не указывай: "больше", "меньше", - я грамотная... Да если бы я не хапала, где бы ты жил сейчас? И на что?.. "Хапали"! Это мне-то, за все старания... А кто бы меня содержал на старости лет - ты? Или ты пенсию мне повысишь за мою честность? Что ж мне, опять с хлеба на квас перебиваться? В молодости горбатилась, тянулась, выкраивала, и помирать так? После войны, знаешь, как было? - вы этого не застали... По карточкам всё, по крохам, из-под полы... Нет, Лёшенька, я нынче пожить хочу, пожить - в своё удовольствие, сейчас дураков нет... (Наливает себе коньяку.)
    HATAША (Поэту). Не дразни ты её, в самом-то деле...
    ТЁТКА. И чем бы я занималась тогда, кабы не хапала? A?.. Я, золотце, вертеться люблю, ходы-подходы люблю искать, комбинации всякие заворачивать, мне ещё интерес нужен в жизни... Чтобы по краюшку так, по бритвочке - и в рай! Вам не понять - вы на готовенькое уже... (Махнув рукой) Ладно, не пропадём! (Пьёт.)
    HATAША. Ты не домой? Надежду к себе забери, она просилась...
    ТЁТКА. Заберу, ей у меня красота. Побрякушки мои понавешает, в зеркало выставится и, знай, смеётся... Дурёха.
    НАТАША. Ну, иди. Завтра обед для родственников, вы приезжайте с ней.
    ТЁТКА. Примчимся. (Поэту) А под суд - это ещё бабушка надвое гадала... (Потягивается.) Эх, здоровья бы мне чуть-чуть - дала бы я жару, паркет бы у нас трещал... (Запевает "страстно") "Ах эти чёрные глаза меня пленили..." (Идёт в танго, пытается взять Поэта за талию.) Веди, миленький! "Их позабыть никак нельзя..."
    ПОЭТ (вырываясь). Не трогайте вы меня!
    ТЁТКА. Мужик называется... "Они всегда передо мной..." Салют, Натуля! Живы будем - не умрём! "Ах эти чёрные глаза меня любили..." (Продолжая петь, выходит в танго в коридор.)

    Пауза. Тишина.

    HATAША. Ты ни разу не взглянул на меня... За весь вечер...
    ПОЭТ. Начинается... (Берёт с полки камень, вертит.) Булыжников нанесли, талисманов... (Берёт корягу.) Пегасы тут худосочные, "вершины", друзья разборчивые... (Сгребает с полки все камни.) Место только загромождают... (Идёт к балкону.) Пусть штрафуют, плевать... (Выбрасывает.) Главное, не главное - к чёрту!.. (Отряхивает руки.)
    HATAША (тихо). Я тебе противна?.. Противна, да?..
    ПОЭТ. Ладно, кончай... Вы с ней и так похожи, с родственницей...
    HATАША. За что ты меня ненавидишь, за что? Разве я виновата?.. (Уронив голову на руки, плачет.)
    ПОЭТ (у стены, опять растирая сердце). Всё к чёрту, всё... С балкона - и об асфальт...

    Поэт уже в подъезде и комната с рыдающей у стола Наташей вновь медленно гаснет и уходит в прошлое.

    ЭДИК. Ну, всё! Финита... (Отстраняет лист с портретом.) Не Репин, конечно, но что-то где-то просматривается...
    ПОЭТ. Покажи. (Берёт лист.) Похоже. Её взгляд.
    ЭДИК. Как живая, верно?
    ПОЭТ (смотря на рисунок). Да, да... Как живая... (Эдику) Ты что, не с фотографии рисовал?
    ЭДИК. Ракурс не тот?
    ПОЭТ. И ракурс, и выражение...
    ЭДИК. Слишком печально?
    ПОЭТ. Всё слишком. Она обычная, в общем-то...
    ЭДИК. Не замечал.
    ПОЭТ. Ты по карточке судишь, на карточках они сплошь красотки.
    ЭДИК. Наталья не "сплошь".
    ПОЭТ. Наталья?.. Ты её знал?
    ЭДИК. Знал, до свадьбы. Она с театром сотрудничала как модельер, встречались. (Отдаёт фотографию.) Это тебя я не знал, старичок, даже не слышал. А тут на улице, в чужом городе, один из нескольких миллионов...
    ПОЭТ. Случай. (Кладёт рисунок на подоконник, прячет фотографию в блокнот, опять что-то записывает.) Вся жизнь - случай...
    ЭДИК. Счастливчик ты.
    ПОЭТ (записывая). Я-то?.. Я - самый что ни на есть, за деньги пора показывать. И табличку на клетке вывесить: "Редкостный экземпляр! Ему везёт".
    ЭДИК. Ты ей привет передай, Натке. И рисунок. Скажи, Эдик, мол, рисовал, из театра, - может, и вспомнит...
    ПОЭТ (со странной усмешкой). Вспомнит?.. Да нет... Нет, вряд ли. (Прячет блокнот.)
    ЭДИК. Ну, ты скажи. Про это, конечно, не сообщай - про подъезды, она-то меня другим знала... Я ведь тогда на подъёме был, на волне, в выставках регулярно участвовал. Портреты, пейзажики, иллюстрации - к произведениям классиков... (Берёт лист, удивлённо) И получалось, ты знаешь, в Академии мог бы...
    ПОЭТ. Ты говорил. "Мог бы" - это уже после драки. Кто мог, тот стал. А ты трояки на углах клянчишь.
    ЭДИК (смотря на портрет). Верно, верно, сваливать не на кого. На жён разве, так жёны все одинаковы... Кроме твоей. (Кивает на лист.) Итальянцы с таких вот мадонн писали.
    ПОЭТ. Они все мадонны - пока с куклами возятся; Надежда моя и то... (Оборвав себя, грубо) А потом наберутся - лопатами выгребай; условия-то у нас попроще, не для мадонн... (Яростно) Жизнь она их всех исковеркает, всех! - и этих, и следующих! В эмпиреи куда-нибудь вознесёт, в чувства какие-нибудь возвышенные - и хрясть!..
    ЭДИК (смотря на портрет). Нет, старичок, нет. Наталья единственная...
    ПОЭТ. Единственная? А твоя статуэтка?
    ЭДИК. Так это она и есть - неужели же ты не понял?
    ПОЭТ. Она? Ах, вот как... И что же, у вас и роман был?
    ЭДИК. Куда мне. Старый я для неё. Старый, бухой вечно, натурщицы вокруг увиваются... Нет, я своё получил от жизни - и сверх положенного. У меня мать дворничиха...
    ПОЭТ. А у неё королева Англии. Тоже - из торгашей.
    ЭДИК. Я не об этом. Мне же и так даром всё: в школе художественной бесплатно учили - "вундеркинд" да ещё нуждающийся; да и потом, в училище, в Академии... И везде в лучших. Другие по месяцу пашут, а я ночью перед подачей... И всё "на ура". Умел я много, а большего и не требовалось: я умел, меня использовали кому не лень, так вот и скурвился... Нет, брат, какой тут "роман", - слишком несоразмерно. Любовь - равенство, старичок, приблизительное хотя бы...
    ПОЭТ. А без любви лучше. Трагедий меньше.
    ЭДИК (смотря на портрет). Нет, её обожать только, благоговеть. Она же - как ручеёк: чистенькая вся, светленькая, душа, вон, насквозь...
    ПОЭТ (забирая у него портрет). Как, как? "Благоговеть"?..
    ЭДИК. Не смейся, у меня это последнее.
    ПОЭТ. Ну и рискнул бы. (Смотрит на портрет.) Ты вот "благоговел", над ручейком трясся, а другой пришёл да и плюхнулся. И нет ручейка.
    ЭДИК (пристально смотря на него). Скотина ты...
    ПОЭТ. Да ну?
    ЭДИК. По роже бы тебе съездить... Отдай. (Хватает лист.) Отдай, по-хорошему...

    Поэт свободной рукой берёт его кисть и сжимает.

    ПОЭТ. По-хорошему?.. По-хорошему не получится...
    ЭДИК (приседая от боли). Отдай! Она же тебе не нужна! Не нужна, ты же её не любишь!..

    Поэт молча отбрасывает его на подоконник.

    ПОЭТ (расправляя лист). Люблю, не люблю - судить он будет... Мы с ней шесть лет прожили, не всё же от нас зависит... И не испытывай ты моё терпение, обожатель. Не испытывай.
    ЭДИК. Ладно, прости, ты тоже завёлся... А в твоих руках разрешишь? Свежим глазом...
    ПОЭТ (недоуменно смотрит на лист). Что?.. А, это.. Портрет.. На. (Отдаёт лист Эдику, достаёт блокнот.)
    ЭДИК. Что ты там пишешь?
    ПОЭТ (чёркает что-то). Жизнь. Послушай, это о ней... "Статуи Летнего сада"...
    ЭДИК. Вместо подписи?
    ПОЭТ. Не мешай. (Читает, как всегда увлекаясь по мере чтения)
    Статуи Летнего сада
    в зимних дощатых чехлах...
    Много ли статуям надо?
    Им-то не скоро - во прах.

    Им - пробужденьем весенним
    в оцепенении зим;
    временным погребеньем
    вечность дарована им.

    Что же рыдать бесполезно?
    Где нам за ними успеть!
    Гладью прикинется бездна;
    жизнью прикинется смерть...

    Вот за прозренье расплата:
    "Как мы на время бедны!"
    К счастью, неведомы сны
    статуям Летнего сада...

    Долгая пауза.

    ЭДИК (смотря на портрет). Не то... Нет, не то, не то... (Поэту) Рука отвыкла, сбил руку... Поделки, плакатики столько лет, - всё не уйдёт, думал, - наверстаю... А он ушёл. Ушёл, даже не попрощался.
    ПОЭТ (глухо). Кто?
    ЭДИК. Талант. Теперь только в подъездах и рисовать - полная деградация... (Отдаёт лист Поэту.) Выброси ты его, шарж этот. Позориться перед ней...
    ПОЭТ. Перед ней?.. (Долго смотрит на Эдика.) Перед ней тебе позориться не придётся. (Складывает лист.) Да, "в оцепенении зим". "В оцепенении"... (Кладёт лист в карман дублёнки.)
    ЭДИК. И привета не надо. Поздно. (Берёт с подоконника папку.) Поздно навёрстывать.
    ПОЭТ. Постой. С меня причитается - за работу... (Протягивает смятую трехрублёвку.) Ты как?
    ЭДИК. Можно, конечно... (Берёт деньги.)
    ПОЭТ. Значит, нужно. Клади-ка свои бумажки...
    ЭДИК. Только не за работу, работы не было. (Кладёт папку.) Лучше уж за её здоровье. (Быстро спускается вниз по лестнице.)
    ПОЭТ (застыв с дублёнкой в руках). "За здоровье"?.. Что ж, выпьем и за здоровье... Идиот! (Швыряет дублёнку.)

    И тут же за противоположной стеной подъезда вспыхивает комната в квартире Оли. Шкаф, кресла, тахта с брошенной гитарой, сервант, афиши на стенах, дверь на балкон. Зима, вечер, метёт. Колкая крошка сухо царапает стёкла. В комнате, у стола под соломенным абажуром, ОЛЯ в экзотическом балахоне с мехом, ВЕЛИЗОВ и НАТАША в чёрном платье и чёрной кружевной шали.

    ВЕЛИЗОВ. Ну, за здоровье именинницы?.. Алексей, долго вы там? Потом настроите...
    ПОЭТ. Потом я напьюсь и сломаю колки. (Входит в комнату, берёт с тахты гитару.)
    HАТАША. Программа у тебя впечатляющая...

    СЕМЕЙНОЕ ТОРЖЕСТВО ТРЕТЬЕ

    ОЛЯ (играя с пёстрым тряпичным клоуном). Лёшенька, день рождения у меня всё-таки, а не у твоей гитары... (Сажает клоуна на угол стола.)
    ПОЭТ. До вас мы ещё доберёмся, до ваших сердечных струн... (Кладёт гитару, садится за стол.) Откуда куколка?
    ОЛЯ. Боренька подарил, дружка. Он и кувыркаться умеет. Опля! (Сбивает клоуна со стола и на лету ловит.) Петрушенька мой, дурачочек... (Нежно целует клоуна в нос.)
    ВЕЛИЗОВ. Небольшое вступление, если позволите...
    ОЛЯ (клоуну). Слушай, Петенька, дядю. Дядя умный.
    НАТАША (тихо). Когда же ты наиграешься, Оля?
    ОЛЯ. Не скоро.
    ВЕЛИЗОВ (торжественно). Итак, что мы имеем перед собой в лице именинницы на сегодняшний день? Простая, скромная труженица подмостков, надежда нашего театра, ещё сравнительно юное, но уже прочно обосновавшееся и в жизни и на академической сцене существо. Существо это, в сущности...
    ОЛЯ (тихо). В сущности, ты мог бы не издеваться...
    ВЕЛИЗОВ (Поэту). Извольте! Актрисам не угодишь...
    ОЛЯ. Ну и к чему это?
    ВЕЛИЗОВ. К вопросу о подрастающем поколении. (Поэту) Предприимчивые детишки, я вам скажу, - своего они не упустят.
    ПОЭТ. Чужого тоже. Есть у кого учиться.
    ОЛЯ. Выпьем, Натка, до тоста они сегодня не доберутся...
    ВЕЛИЗОВ. Нет, отчего же. (Поднимает рюмку.) 3a тебя, Оля. За твои двадцать семь и за твой успех. (Пьёт.)
    ОЛЯ. И на том спасибо. (Пьёт.) А ты, Лёшик?
    ПОЭТ. А я трезвенник. Нравственный перелом на нервной почве.
    HATAША. Опять фокусы...
    ПОЭТ. И всё-то мы недовольны... (Наташе) И наследство нам, вроде бы, привалило, и муж наконец непьющий, - мы радоваться должны...
    HATАША. Я радуюсь, Лёша, радуюсь... (Опускает голову.)
    ОЛЯ (Поэту тихо). Ты и трепло, Лёшик... (Наташе) Не расклеивайся, Натуля, у него же одни стихи на уме...
    ПОЭТ. Какие стихи? Нет, мы в них теперь не нуждаемся, в стихах, мы теперь обеспечены... (Велизову) А то пишешь, пишешь: в печать одно, вам другое, в стол третье, - мозги уже набекрень...
    ВЕЛИЗОВ. Отсекать не умеете. (Наташе) Кстати, как вам его последние вещи? Редактор со мной советовался недавно, показывал... (Поэту) Вы там его замучили, Алексей, - несёте ему и несёте... Куда столько?
    HATAША. Не знаю, я не специалист. Но по-моему, это вообще не поэзия. Слишком зло.
    ВЕЛИЗОВ (Поэту). Слыхали? Ну что это - "Уцелевший", "Лишний"... (Оле) Ты только послушай... (Читает с выражением)
    "Осознанья озноб бессонный
    да обиды... Не нов сюжет!
    У фортуны свои резоны:
    нет мне времени, места нет..."
(Поэту) Это вам-то? "Юродствования во Христе", Алексей, - изъяли, надеюсь?.. Как говаривал любимый вами Александр Александрович Блок, "нельзя садиться за стол с адом в душе". (Улыбнувшись) За праздничный стол - тем паче...
    ПОЭТ (привставая). Что, будем прощаться?
    ОЛЯ (Велизову). Как ты его терпишь, этого скандалиста?! Сидит тут немым укором: пить с нами отказывается, народ смущает, - в шею его! в шею!.. (Размахивает рукой клоуна.)
    ВЕЛИЗОВ. Мятущаяся натура, Олешек. Столько всего и в таком беспорядке - им только позволь...
    ПОЭТ. Вот, вот. Жить живи, писать пиши, но соответствуй. (На Велизова) У них вот позволения испроси и давай. Пей, пой, люби, страдай - они разрешили! Сам Борис Львович Велизов - не кто-нибудь!..
    ВЕЛИЗОВ (мягко). Не советовал бы хамить. Я добрый-добрый, но вы перебарщиваете...
    ПОЭТ. Ну да, я же обязан вам, на большую дорогу вывели...
    ВЕЛИЗОВ. Неплохой каламбур, Алексей. (Оле) Я их - на большую дорогу, а они меня на ней и разденут... (Наливает, Наташе) Вы нас поддержите, Натали? (Наливает ей.) Пушкин пил, между прочим.
    ПОЭТ. Я тоже пил.
    HATАША. Но Пушкиным ты не стал.
    ОЛЯ. Ай да Натка! Влепила... Как тост, Боренька? Возник?
    ВЕЛИЗОВ. Да, за твою блистательную карьеру на новом поприще. (Пьёт.) Знаете, Натали, она ведь теперь на главных ролях будет. Прима...
    ПОЭТ (Оле). Опять срочный ввод? Или у них там совсем никого не осталось, в театре, одни "скромные труженицы"?
    ВЕЛИЗОВ. Вы не проницательны, Алексей. Мы замуж выходим, за самого главного. Режиссёр главный и роли главные - довольно логично...
    ОЛЯ (тихо). Чтобы он не подгадил... Дряннота. (Вытягивает из пачки, лежащей на столе, сигарету.)
    ПОЭТ. Вот вам и "оленёнок". Прыг-скок - и в горку. (Оле) Деловая ты баба, Оля, нам бы так...
    ОЛЯ. Вам?.. А зачем вам? (Закуривает.) Вам и так всё: и квартира - как с неба, и служба, и наследство тётушкино. Вы повыпендривались, в самостоятельность поиграли - и в гнёздышко... А мне это гнёздышко добывать пришлось, самой...
    ПОЭТ. Эх, Стаса нет, ему бы полезно...
    ОЛЯ (на Велизова). Вы же аристократы с ним: спецшколы заканчивали, на двух языках свободно, а я, Лёшик, в общагах выросла. Папулька-то у меня великий актёр в захудалых театрах, - всё детство на чемоданах да в костюмерной у матери... И училась я в самой средней, плюс по вечерам на полставки... "Труженица" - тут вы с ним не ошиблись: что-что, а трудиться-то я умею. (Со злостью втыкает сигарету в пепельницу.) Да я бы там и ещё десять лет прозябала, в академическом: на задворках, на вводах, на ёлках кикиморами... А я актриса! Я играть хочу, играть, понимаешь?! (Велизову) Откуда ты знаешь, какой у меня талант? - у меня и ролей никогда не было стоящих... А теперь будут. И Шекспир будет, и Чехов, - я же могу... Чувствую, что могу, что готова... (Берёт со стола клоуна.) Ну и потом, я люблю его, хоть он и главный. Просто люблю.
    ВЕЛИЗОВ. Это уже для меня - чтобы не сорвалось. (Наливает.) Любвеобильная девушка, Алексей, вы с ней поосторожней...
    ПОЭТ. Я вне игры, со мной ей невыгодно.
    ОЛЯ. Кто знает, кто знает... Не зарекайся. За что пьём?
    ВЕЛИЗОВ. За любовь. Во всех её проявлениях. Помните, Алексей? "Проходит юность, жизнь проходит, лишь ты - всегда!" (Поэту) У меня на вас память цепкая...
    НАТАША (Поэту). Неужели твоё?
    ПОЭТ. Моё, Наташенька, раннее. До тебя.
    ОЛЯ. За любовь-то мы выпьем, Лёшик?
    ПОЭТ. Желания именинницы - закон. (Берёт рюмку.)
    ОЛЯ (тихо). Все желания?
    ПОЭТ. Все.
    ВЕЛИЗОВ. За любовь, друзья мои! (Оле) "Лишь ты - всегда!"

    Телефонный звонок.

    ОЛЯ. Меня, наверное, из театра... (Снимает трубку телефона, стоящего на серванте рядом.) Слушаю. Что? Бориса Львовича? А кто это? Ах, дочь... (Велизову) Твоя просит, великовозрастная...
    ВЕЛИЗОВ. Катерина? Странно, я ей телефон не давал... (Берёт трубку.) Алло, ты? Как ты меня нашла? По справочному? Ну-ну... (Оле) Она, оказывается, по фамилии сориентировалась: обзванивает все номера подряд... (В трубку) Я слышу, слышу... Что значит "должна видеть"? Я сейчас занят... Занят, а чем - тебя не касается. (Оле) У мамы своей выучилась - отца она контролирует... (В трубку) Я понимаю, что разговор серьёзный, но почему именно сегодня? Во-первых, это бестактно, никто тебя не уполномочивал, а во-вторых... Что, что? Заболела?.. Что, опять обострение? Подожди, подожди... Как это "устрой"? - там не частная лавочка. И где я искать их буду?.. Короче, чего она от меня хочет?.. Не она, а ты? Хорошо - ты... Нет, и не собираюсь... Нет... И прекрати демагогию, хоть ты-то ей не уподобляйся... Всё, я сказал. Плохо - звони в неотложку, а сюда я вам запрещаю. Запрещаю, слышишь?! (Бросает трубку.) Подвижница выискалась... Софья Перовская... (Садится за стол.) Вот, Натали, - тоже любовь: страстная, взаимная, и тем не менее... (Раздражённо) Простить она меня не простит, но помощи, однако же, требует... (Поднимает рюмку.) Да, Алексей, да, любовь в наше время либо игра, либо лицемерие. Сами нас к краю подталкивают всю жизнь, да первые же и попрекают: "Как низко ты пал!" "Во что же ты превратился!" (Оле) А играть мы, видимо, разучились, - слишком целенаправленны... (Наташе) Так что за любовь, которой нет.
    HATAША. Это неправда.
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). Что именно?
    HATAША. Это неправда - то, что вы говорите. Вы просто не любите никого и хотите, чтобы и у всех так...
    ПОЭТ. Не любит и правильно делает. Проживёт дольше.
    ОЛЯ. Умничка... (Гладит его рукой клоуна.) Исправляешься...
    ВЕЛИЗОВ (улыбаясь). Почему не люблю? Я люблю: и дочку свою люблю, и батю... Героический человек, между нами, его даже назвали в честь Льва Толстого. И размах, и прошлое, и масштаб... И убеждения железобетонные - для пенсии в самый раз... Да вы продолжайте, Наташенька, это вам вместо тоста. Алаверды.
    HATАША. Вы только смеётесь над всем - так нельзя...
    ОЛЯ. Не спорь, Натали, он же любого уговорит, насмерть. Мастера разговорного жанра... (Поднимает клоуна и кричит тонким "петрушечьим" голосом) "Товарищи-граждане, господа-джентльмены, братья и сёстры! И что говорить, когда нечего говорить, когда не о чем говорить, когда незачем говорить?.."
    ВЕЛИЗОВ. Профессия, Оленёнок, - накладывает... (Наташе) Он Лев, а я Борис - не знаю уж в честь кого, разве что Бориса Годунова. Царём бы ещё мне стать... (Поднимает рюмку, с пафосом) Так, стало быть, есть?! Есть любовь?!
    НАТАША (серьёзно). Есть.
    ВЕЛИЗОВ (без улыбки). Вы счастливая женщина...
    НАТАША. Любовь не всегда счастье. (Велизову) Это же как талант - врождённое. Сначала мы все талантливы, большинство, а потом... Потом глохнут, что ли, - перестают ощущать... А это главное, понимаете? - это не прикладное: любовь - это когда двое и наперекор всему...
    ПОЭТ (Оле). А семья - это когда двое и наперекор друг другу...
    ОЛЯ. Тут я согласна, Лёшик. Пей. (Чокается с Поэтом, пьют.)
    ВЕЛИЗОВ (грустно). В детстве-то мы великие, верно. А потом маленькие люди делают свои маленькие дела и заставляют других становиться такими же маленькими... Нет, Наташенька, любовь человека не унижает, надо уметь прощать. (С болью) Прощать...
    НАТАША. Не всё можно простить, я думаю.
    ВЕЛИЗОВ. Мне сорок, Наташенька, уже сорок, скоро совсем в развалину превращусь... И добропорядочного супруга из меня не получится - я ей не камердинер её!
    ОЛЯ (гладя его рукой клоуна). Ну-ну, папашка... Раскис...
    ВЕЛИЗОВ (сухо). Это что, из очередного мюзикла? "Папашка-старикашка и райская пташка" - по одноименному водевилю... (Оле) Занимайся своим делом.
    ОЛЯ. Пожалуйста... (Наташе) Слушай, мать, интимный вопрос. (На шаль) Где взяла?
    ПОЭТ. Подарок, Олечка. Тётка её напоследок: и шаль, и кольца, и запонки золотые... (Выдёргивает из рукавов джемпера манжеты с запонками.) Всё тёткино! Женился выгодно - теперь вот блаженствую.
    ВЕЛИЗОВ. Вы сегодня агрессивно настроены, Алексей. Особенно агрессивно.
    ПОЭТ. Что, в утешители не гожусь? А я ещё песенку вам спою - последнее сочинение. По улицам нынче шлялся в рабочее время - она и выплеснулась... (Наташе) От избытка чувств. (Велизову) Начальство, как полагается, по делам, а я по улицам...
    ВЕЛИЗОВ. Выговора я вам не вынесу, не напрашивайтесь. Надо мной тоже, знаете ли, - себе дороже... Урезоньте вы его, Натали, он что-то сегодня бешеный. И трезвый вроде... (Наливает всем.)

    Звонок в прихожей.

    ВЕЛИЗОВ (Оле). Кто это? Не ухажёр твой?
    ОЛЯ. Пойди, выясни.
    ВЕЛИЗОВ. Всегда не вовремя - что за люди... (Выходит.)
    ОЛЯ. Турнир в честь Прекрасной Дамы. То есть, меня. (Поднимает клоуна.) Внимание, внимание! Первый раунд! В синем углу Борис Львович Велизов - вес выше среднего; в красном...

    Входит СTAC в пальто и кепке, за ним Велизов.

    CTAC. Привет всем.
    ОЛЯ. В красном - наш общий друг Станислав. Вес пера. (Велизову) Самопишущего, естественно... (Поэту) Бой прекращается ввиду явного преимущества одного из соперников. (Стасу) Ты выпьешь?
    CTAC. Я на минутку. (Снимает кепку, достаёт из-за спины букет алых гвоздик.) Тебе.
    ОЛЯ. Редкое постоянство. Долго ты их носить собираешься?
    CTAC. Пока выбрасывать не начнёшь.
    ОЛЯ. Зачем же выбрасывать. Пригодится. (Ставит букет в вазу.)
    CTAC (забирая у Поэта рюмку). Дай-ка, ты наверстаешь... За тех, кого мы любим! (Пьёт.)
    ВЕЛИЗОВ. Решительно. (Стасу) А теперь раздевайтесь и за стол. И никаких возражений. (Забирает у Стаса пальто и кепку.) Именинница приятно удивлена, не так ли? (Выходит в коридор и тут же возвращается.)
    ОЛЯ. Мило... Вечер прощания с прошлым.
    ПОЭТ. Это уже из мелодрамы... (Стасу) Что с твоей пьесой? Ставят, слыхал?
    СTAC. Ставят. Изрезали - места живого нет...
    ПОЭТ. Чего она и заслуживает. Нет?
    СTAC. Наверно. Картонное всё, и о жизни вроде бы, а картон: и реплики, и герои... Комикс, краткое изложение событий...
    ПОЭТ. И о чём же она у тебя? Взяли-то её из каких соображений?
    CTAС. Материал, видимо, тема... Она об ответственности.
    ВЕЛИЗОВ. Прелестно! Ново и главное самобытно. (Стасу) Ну вот, трибуна вам предоставлена - вещайте. Вы ведь, я помню, за правду ратовали...
    СTAC. Одной правды мало. А выдумывать - это не по моей части, я врач. (Поэту) Надо быть честным - хотя бы перед собой: не о чем больше, не вытанцовывается, - нечего зря время терять. Бери скальпель и занимайся серьёзным делом.
    ВЕЛИЗОВ. Искусство, по-вашему, не "серьёзное"? Сунулись, обожглись - и, разумеется, отрицать...
    ПОЭТ. Он попросту не художник. Опыта жизненного набрался, ума тоже - вот его в литературу и потянуло. Высказался, главное изложил по пунктам, а дальше-то что? Повторять скучно, врать совесть не позволяет, остальное, насколько я понимаю, не по зубам, - он и разглагольствует... (Стасу) Да, надо быть честным. Можешь уйти - уйди, место освободится. А нам с ней куда уходить, нам с Ольгой? Мы-то внутри, мы живём этим... И другой жизни для нас нет. Нет - нигде...

    Пауза.

    ОЛЯ (растроганно). Умничка, Лёшик... Спасибо. (Нежно целует его.)
    НАТАША (тихо). "Другой жизни нет"... А мы?.. А я, Лёша?..
    ПОЭТ (Стасу). Не дано тебе - ты и долдонишь. "Ответственность", то да сё... Нерва какого-то не дано, таланта. Бездарь ты.
    СТАС. Я врач. Каждый по-своему отвечает, Лёша, - это насчёт "таланта"... Больше дано - больше спросится.
    ПОЭТ (язвительно). Кем?
    ВЕЛИЗОВ. Вы обещали песенку, Алексей...
    ПОЭТ. Я много чего обещал. (Берёт с тахты гитару.) Песенку вам на десерт? Можно... Утешать, потешать - нам ведь положено, за то нам и деньги платят...
    СТАС (Наташе). Что с ним, Наталья?
    НАТАША. Не знаю. Останови его...
    ПОЭТ. Ну, нате вам, ешьте. Тёпленькая ещё... (Резко бьёт по струнам, поёт зло и жестко)
    Мы отыграли свои спектакли!
    Рокочет глухо прибой партера...
    Что тут попишешь - сердца иссякли:
    перегорело, перегорело.

    Ещё и правил не зная толком,
    любые роли мы брали смело;
    мы шли в герои! - да слишком долго:
    перегорело, перегорело.

    Ну вот и выход! Но что же с нами?
    Где наши страсти? Где наша вера?
    Где наши гимны? Где наше знамя?
    Перегорело, перегорело.

    Да, мы на сцене; да, нам за тридцать;
    да, мы в ударе... Но та премьера
    не повторится, не повторится!
    Мы отыграли. Перегорело.

    Не повторится, не повторится...
    Мы отыграли... Перегорело.

    Долгая неловкая пауза.

    НАТАША (тихо). Но тебе ещё нет тридцати...
    ПОЭТ. Мне?.. Мне все сто. (Кладёт гитару на тахту, Стасу) "Вершины", значит? "Точки отсчёта"?.. (Подходит к балкону.) Будут тебе вершины, не беспокойся. Всё будет. (Рывком открывает дверь на балкон. В комнату клубом врывается снежный вихрь.)
    ОЛЯ. Лёшка! Закрой сейчас же, замёрзнем!
    ПОЭТ. Номер! (Оле) Исключительно для тебя. Стойка на перилах без страховки!
    НАТАША (Стасу). Ну вот... Вот, пожалуйста... Лёша!..
    ВЕЛИЗОВ. И часто он так?
    СTAC. Периодами. (Быстро подходит к Поэту.) Мы верим, Лёшенька, верим: дури у вас достаточно...
    ПОЭТ (Оле). Короткое прощание с родными и близкими. Они в меня верят - парадокс века! Все верят, кроме меня. (Велизову) А вы верите, Борис Львович? Оправдываю надежды?..
    ВЕЛИЗОВ. Шумный вы чересчур. Пусти вас в приличный дом...
    ПОЭТ. Точно. Мебель попорчу. (Шагает к балкону.)
    СТАС (загораживая дверь). Исключено, Лёша. Простудишься.
    ПОЭТ (Оле). И он меня не пускает, смотри ты... Он! (Резко сбрасывает руку Стаса.)
    ОЛЯ (весело). Лёшка, ты же убьёшься!
    ПОЭТ. Обязательно. Бряк - и вдребезги! Вариант оптимальный.
    HATAША. Лёша... Лёша, ну я прошу...
    ПОЭТ. Просишь?.. Да нет, кого тут просить, ты же меня в личное пользование приобрела... Собственность я твоя, так? Предмет домашнего обихода... Просит она... (Велизову) Да, напоследок. Вам из издательства не звонили? Книжку-то я забрал.
    ВЕЛИЗОВ. Зачем?.. (Он явно растерян.) Зачем, Алексей? Что вы кому доказать хотите вашими выходками?..
    ПОЭТ. Себе... (Тихо и яростно) Я вам не глина - хватит меня по своему образу и подобию, хватит!.. Не я это, ясно вам? Не я! И не хочу я таким, не вижу смысла... (Стасу) А ты наблюдай, наблюдай, сорвусь - первую помощь окажешь... (Пытается выйти на балкон.)
    CTAC (не пуская его). Ну нет, возиться ещё с тобой...

    Сцепившись, молча пыхтят.

    ВЕЛИЗОВ. Пустите его - пусть остынет.
    CTAC. Помолчите вы! (Поэту) Нет, Лёшик, непробиваемо...
    ПОЭТ (Оле). Смотри, как упёрся, Антей... А ну... (Поднимает Стаса.)

    Звонок в прихожей.

    ОЛЯ. Ах ты! На самом интересном месте... (Выходит.)
    CTAC. Поставь, Лёша, верни на землю. Поставь, у тебя сердце...
    ПОЭТ (отпуская его). Нет у меня больше сердца. Перегорело.
    ВЕЛИЗОВ. Да, Алексей, огорошили... Слов даже и не найдёшь...
    ПОЭТ. Ещё бы. Откуда у вас слова, вы же в землю оба уткнулись. (Стасу) А там асфальт...

    Шум в прихожей. Оля, за ней КАТЯ - в шубке, длинном шарфе и сапогах.

    ОЛЯ. Пожалуйста, забирай - здесь он, твой "папа"...
    КАТЯ (Велизову). Я за тобой.
    ВЕЛИЗОВ. Ты бы хоть поздоровалась, вламываешься, как извозчик... (Всем) Моя Катерина, рекомендую. Дочь. (Оле) Вы, по-моему, не знакомы? (Кате) Ольга.
    КАТЯ. Я вижу. (В упор разглядывает Олю.) Какая же вы... Старая.
    ОЛЯ. Да?.. Я тронута.
    ВЕЛИЗОВ. Она тебя только на сцене видела, в ТЮЗе...
    ОЛЯ. Нет, нет, устами младенца... (Проходит мимо Велизова к окну.) Явление внеочередное: дочь спасает отца из лап обольстительницы...
    ВЕЛИЗОВ (Кате тихо). Что за нахальство? Ты не ребёнок - пора бы усвоить. Не ребёнок...
    КАТЯ. Ты едешь? Там такси ждёт, внизу. Ей уже два укола делали, говорят нужна операция...
    ВЕЛИЗОВ. Вот уж несчастье... (Стасу) У неё приступ, с печенью что-то, а я расхлёбывай...
    СТАС. У кого приступ? (Кате) У мамы? "Скорую" вызвали?
    КАТЯ. Вызывали, дважды. Но она отказывается, а у него связи в мединституте, - я думала...
    СТАС. Да вы что, вы её в гроб хотите загнать со своими "связями"? Ну-ка, звоните... (Придвигает Кате телефон. ) Звоните, у нас там хирурги великолепные... Я врач, видите ли, причём именно в "неотложке", - вы пользуйтесь... (Наташе) Натка, ты что? Белая вся... (Наливает ей воды.)

    Катя набирает номер. Поэт незаметно подходит к двери.

    ОЛЯ (Поэту тихо). Ты куда?
    ПОЭТ. Шепотом, Оля, шепотом. Про себя. (Выходит на балкон.)
    КАТЯ (Стасу). Там занято...
    CTAC. Дайте-ка я... (Наташе) Сердчишко не барахлит? Губы, вон, синие... (Звонит.)
    КАТЯ. Смотрите! (Показывает на окно.)

    В окне за полупрозрачной занавеской угадывается силуэт человека, стоящего на руках на перилах балкона.

    ВЕЛИЗОВ. Вылез всё-таки... Неврастеник.
    СТАС. Спокойно! Ольга, не двигайся... Натка, без нервов... (Быстро идёт к балкону.) Никто не высовывается...
    ОЛЯ (у окна). А он не сверзится, Стасик? Высоковато.
    HATАША (дрожа). Зачем он... Зачем...
    CTAC (в дверь балкона). Эй там, на перилах, тебе не сквозит? Слезай, Лёшик, аттракцион устарел... Что?.. Видели тебя, видели, не волнуйся. Слезай, закоченеешь... Вот так.

    Силуэт в окне исчезает.

    ПОЭТ (появляясь в дверях). Как номер?
    СТАС. Блестяще. Жена в восторге. (Вдруг резко бьёт Поэта в лицо, тот автоматически уклоняется, и Стас, промахнувшись, чуть не сваливает с ног стоящую рядом Олю.)
    ПОЭТ. Промах! Переходим к рукоприкладству - не эстетично... А если я?
    ОЛЯ (поднимая Стаса, насмешливо). Очки целые, не ушибся?.. Вставай уж, защитник...
    CTAС (вставая). Я-то встану, я в норме... (Поэту) Жаль, не попал. (Подходит к столу, берёт телефон.)
    ПОЭТ. Ты и не попадёшь никогда - готовишься долго...
    CTAC (звонит). Алло, скорая? Вызов примите... (Кате) Давай - адрес, фамилию, симптомы... Я тоже с вами подъеду.
    ВЕЛИЗОВ (Кате). Иди в прихожую, ты мешаешь...

    Катя выходит с телефоном в коридор.

    СТАС (Велизову). Девочка у вас симпатичная...
    ВЕЛИЗОВ. В мать. И характер её: так же прямолинейна не к месту.
    ПОЭТ (Стасу). А что ж ты мою девочку не похвалишь? Не больно, конечно, умненькая, зато с капиталом. Наследница блага и состоянья...
    HATАША. Перестань... Ну, перестань же... Тебе доставляет удовольствие?..
    ПОЭТ. Мне всё доставляет удовольствие. И я всем. Оленьке, например, - по случаю торжества... (Шутя обнимает Олю.) Скажи она мне сейчас: "Останься, Лёшик, - к чему тебе вся эта пошлость: жена, дочь, запонки золотые... Останься - и будь что будет!.."
    ОЛЯ. И ты бы остался?
    ПОЭТ. А ты скажи, Оль. Рискни.
    СТАС (Оле тихо). Не слишком ли вы разыгрались, Оля? Вы же её убиваете...
    ОЛЯ (тихо). Она своё получила. (Вызывающе) Сегодня мой день: захочу - и скажу.
    ПОЭТ. Брось, ему не втолкуешь. Он же по долгу всё: не потому, что хочется, а потому, что так надо, так принято, так хорошо... На что он ещё способен... (Подходит к столу, Стасу) Может, напьёшься хоть с горя, а, доктор? (Наливает.) Желания нет? Ещё бы, ты - и желание! "Две вещи несовместные"... А мы с ней напьёмся, пожалуй... А?
    ОЛЯ (весело). Вдребезги!

    Пьют. Входит Катя с телефоном.

    КАТЯ (Стасу). Сейчас приедут. (Велизову) Пап, ты идёшь?
    ВЕЛИЗОВ. Я?.. (Потирает лоб.) Да что же это за нервотрёпка сегодня...
    КАТЯ. Мы успеем, нам близко. Ей легче, если ты с ней, я знаю...
    ВЕЛИЗОВ. Ей легче, а мне? У меня рушится всё, последнее рушится, а вы тут с болячками... (Кричит) Не дёргайте вы меня, не дёргайте! - дайте мне жить спокойно!.. Пойми, у меня своя жизнь - своя, отдельная...
    КАТЯ (в упор). Значит, ты врал. И о любви, и о прошлом - всё врал. Ты врал, а я и уши развесила - думала, ты и вправду... "Влиять" ты хотел - как же! Не "влиять", а "вилять". Чтобы тебе удобней, чтобы не менять ничего, чтобы не надрываться... Ты только и можешь врать, а я тебе верила...
    ВЕЛИЗОВ. И это ты мне?.. Мне, отцу?!
    КАТЯ. Ты же скис уже весь... Ты - как уксус.
    СТАС (Кате). Поехали - опоздаем...
    ПОЭТ (на Наташу). Подругу заодно прихватите - ей с нами скучно...
    HATАША (растерянно). А ты?.. Ты разве не едешь?..
    ПОЭТ (тихо и ненавидяще). Уйди... Уйди, видеть тебя не могу... Ни жизни, ни независимости, ни семьи - ад какой-то кромешный!..
    НАТАША. Лёша, ты же один у меня... Один - никого больше... (Едва слышно) Я же старалась...
    ПОЭТ. Один? А Надежда? А наследство твоё - это не в счёт? Мало?.. Ну, я верну, верну всё... (Сдирает с пальца кольцо.) Вот, и колечко возьми... и запонки... (Сдирает запонки, пихает в сумку Наташи. Наташа стоит как мёртвая.) Нет, почему, почему мне, - за какие грехи?! Когда вы меня освободите?!..
    СTAC. Лёша, опомнись...
    ПОЭТ (повернувшись к нему, внятно). Да, не люблю. И её не люблю, и тебя, и его, и всех вас... И гуляйте. (Отворачивается к окну, начинает издевательски насвистывать мотив сонаты.)
    СТАС (тихо). Единственное, чем ты мог противостоять, это ты сам. А ты себя предал.

    Поэт свистит.

    СТАС. Ты мой друг, Алексей, - пойми. Я и так теряю сегодня...

    Поэт свистит.

    ВЕЛИЗОВ (Стасу). Не трогайте вы его. Человек без будущего.
    КАТЯ (вдруг). Вы все... Все - каждый по-своему... С вами страшно. (Быстро выходит из комнаты.)
    СТАС (Наташе). Идём, Натка. Не драться же с ним, с пьяным...
    ВЕЛИЗОВ (Оле). Матереем, Олешек, матереем, пора отстрел начинать...
    ОЛЯ. Некому, Боря, - охотники больно жалостливые.
    ВЕЛИЗОВ. Э нет, Оля, этот спектаклик я вам припомню... (Выглядывает на балкон, кричит) Катерина, постой! Я спускаюсь!.. (Оле) Припомню, обоим, вы у меня порезвитесь... (Проходит через комнату, останавливается у двери, Стасу) Поеду, а то действительно... Уксус. (Выходит.)
    СТАС (про себя). Рвану-ка и я, наверное...
    ОЛЯ (насмешливо). Далеко?
    CTAС. Обратно на Север. Дальше мне тут бессмысленно... (Долго смотрит на Олю и Поэта.) Бессмысленно... (Наташе) Пошли, Наталья, с ними тут задохнёшься...
    НАТАША (машинально). Да, освободить... Освободить... (Выходит со Стасом.)

    Поэт всё так же упорно смотрит в окно. Пауза.

    ОЛЯ (подходя к Поэту). Ух, холодрыга!.. (Захлопывает балконную дверь.) Ну вот и всё, Лёшик. Одни... Ладно, не дуйся, умная - так простит, а с глупой что взять? Ты же поэт, тебе материал нужен для творчества, встряски... Да повернись ты! (Поворачивает Поэта к себе.) Глаза в глаза... (Мягко) Один вечер, Лёшик, один, но только для нас... Согласен? (Поэт молча обнимает её.) Наконец-то! Ну... (Запрокидывает лицо.) Ну же... (Поэт целует.) И ещё... (Ещё поцелуй.) Ты же любил меня, всегда любил, просто боялся признаться... Тех, кто близко, не любят, любят дальних, недостижимых... Чужих... Это я - твоя муза, я! Ты же лучший, ты независимый, в этом-то мы равны... (Страстно) Люблю - и знать ничего не хочу! На сегодня - мой! (Запрокидывает лицо.)
    ПОЭТ (тихо).
    Ты чья-то, я чей-то, в любви мы ничьи:
    мы даже друг другу не принадлежим...
    ОЛЯ. Что это?
    ПОЭТ. Стихи.
    ОЛЯ. Мне?
    ПОЭТ. Нам. Извини, я выключу свет... (Идёт к выключателю.)
    ОЛЯ (берёт клоуна). Отвернись, дурачок, тебе еще рано... Да, "в любви мы ничьи"... Ничьи - верно...

    Поэт щелкает выключателем и комната погружается в странный светящийся полумрак с огнями реклам и вечерних многоэтажек в окне. И тут же на столе рядом с Поэтом резко звонит телефон.

    ОЛЯ. Ответь пожалуйста - и как следует. Надоели.
    ПОЭТ (снимает трубку). Да?

    За противоположной стеной подъезда возникает освещённая одной лампой комната. У телефона, стоящего на пианино, НАТАША.

    HATAШA. Это я.
    ПОЭТ. Ты уже дома?
    ОЛЯ (теребя клоуна). Кто там? Супруга?
    HATAША. Прости, я вам помешала... Я хотела сказать...
    ПОЭТ. Ты хочешь, чтоб я вернулся?
    ОЛЯ. Побежал уже - поманили...
    HATAШA. Вернулся?.. Нет... Нет, это же невозможно. Вернуться нельзя... У меня мысли путаются, прости... Да, вот. Ты прав. Такой я тебе не нужна, а другой... Другой я не буду. Прощай.
    ПОЭТ. Ну-ну, без трагедий... Хорошо, я приеду сейчас, - тебя устраивает?
    ОЛЯ. Семейный шантаж? (Играя с клоуном) Иди-ка ты лучше ко мне, она подождёт... Иди, дурачочек...
    HATАША. Прости, я не могу больше. Нечем жить... (Кладёт трубку рядом с телефоном на пианино.)
    ПОЭТ (встревоженно). Ты прекрати... Прекрати, слышишь?

    Наташа не слышит. Открыв крышку пианино, она долго смотрит на клавиши, трогает было пальцем одну, но так и не сыграв, поворачивается к столу со стоящей на нём фотографией дочери.

    ОЛЯ. Не бойся, Лёшик, страсти - это у нас, на сцене: это там от любви вешаются, закалываются да яд глотают. А в жизни она поревёт, поревёт, чаю выпьет и спать ляжет. Проза...
    ПОЭТ (в трубку). Ну, я раскаиваюсь - с кем не бывает? Чистосердечно - во всех грехах...
    ОЛЯ. Ох, ты мой голубочек, уже раскаивается... Гули-гули-гули... Лети, голубок! Опля! (Подбрасывает клоуна.) Что же ты падаешь? Лети! (Подбрасывает.) Опля!

    Наташа, смотря на фотографию дочери, с мёртвым лицом снимает с пальцев кольца и методично складывает их на стол.

    ПОЭТ (в трубку). Натка, не делай глупостей, всё образуется...
    ОЛЯ. Это ты, Лёшик, не делай. Да ну их всех: жён, мужей, друзей высокопоставленных! "В любви мы ничьи!" Опля!.. (Подбрасывает клоуна.)
    ПОЭТ (яростно) Не лезь ты!

    Оля промахивается и клоун мягко шмякается об пол. Наташа берёт со стола фотографию.

    НАТАША. Прости, я устала... Нет сил. (Поворачивает фотографию лицом к стене.)
    ОЛЯ (серьёзно). Но я же люблю тебя. Правда, люблю. Люблю, Лёша...
    ПОЭТ (с ненавистью). Не лезь... (Яростно) Мне она нужна, она, только она!.. (В трубку) Натка, почему ты молчишь?!..

    Наташа, уронив шаль на спинку стула, подходит к балконной двери. Открывает.

    НАТАША (ровно). Нет сил... Не могу... Устала... (Выходит на балкон.)

    Открывая чёрный проём, нехотя опускается подхваченная ветром занавеска. В комнате, в нежном свете горящей лампы, открытое пианино, телефон с лежащей отдельно трубкой да повёрнутая к стене фотография на столе.

    ПОЭТ. Нет, подожди... Подожди, что ты... Не надо!.. (Бросается через комнату, через лестницу, через подъезд к своей, уже пустой квартире.)

    Вскрик. Тупой удар тела о мостовую. Прошлое, ослепительно вспыхнув, гаснет, и Поэт с размаху налетает на стену.

    ПОЭТ (кричит). Нет же! Нет! Нет! (В исступлении лупит по стене кулаками.) Нет... (Оседает на ступеньки.)

    Гулко хлопает дверь внизу. По лестнице поднимается ХУДОЖНИК ЭДИК.

    ЭДИК. Не соскучился? (Достаёт бутылку.) Ну, за здоровье любимой и единственной... (Смотрит на Поэта.) Э, старичок, на тебе прямо лица нет... Случилось что-то?
    ПОЭТ (глухо). Да. Случилось.
    ЭДИК (замечает его разбитые пальцы). Руки-то где разбил?.. В крови все...
    ПОЭТ (недоуменно смотрит на свои руки, затем переводит взгляд на стену). Стена... Стена, понимаешь?.. Стена... (Удивлённо) Она умерла.
    ЭДИК (вздрогнув). Как?.. Как умерла? Наталья?.. Когда?
    ПОЭТ (смотря в стену). Три дня назад. Выбросилась с балкона.
    ЭДИК (дрожащими пальцами ставит бутылку на подоконник). Это ты... Ты её довёл... Ты!..
    ПОЭТ (смотря в стену). Я - кто же ещё. "Гладью прикинется бездна..." "Гладью"... (Вдруг) А он всё ползёт.
    ЭДИК (отшатнувшись). Кто?
    ПОЭТ (смотря в стену). Муравей. Зима, а он трудится. Ползёт и ползёт, вверх и вверх...
    ЭДИК (пытаясь понять). С балкона... Три дня назад... С балкона... (Натыкается взглядом на валяющуюся на полу дублёнку с выпавшим портретом Наташи.) Извини... (Поднимает лист, разворачивает, аккуратно разглаживает.) И нет больше солнышек. Ни солнышек, ничего... (Кладёт лист в папку, осторожно обходит Поэта и, спустившись на несколько ступенек, останавливается.) Вино я оставил, пей. Если можешь. (Уходит вниз по лестнице.)

    Гулко хлопает дверь.

    ПОЭТ (один). Ползёт и ползёт... Ползёт и ползёт... Как же?.. (Поднимает своё страшное, постаревшее, измученное лицо.) Как жить теперь?.. Как жить?!..

    И словно в ответ, в пустоте, оцепившей его, вдруг возникают первые торжественные, стремительные, сливающиеся аккорды. Всё громче, всё выше, накатывая летящим аллегро, вздымается из его прошлого живая, искрящаяся волна сонаты. (Первая часть сонаты номер 12 Моцарта.)

    И вот уже, мучительно вслушиваясь, сидит он, ПОЭТ, на грязных ступеньках, липкий сырой снег хлопьями скользит по большому окну за его спиной, и гордая, сияющая, пронзительно ясная мелодия всё ближе подступает к глухим стенам подъезда...

    З А Н А В Е С

    июль - сентябрь 1982

    ***

 



Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"