Вообще-то я - обычный человек, и биография моя проста, как биографии тысяч и тысяч моих соотечественников: рождение, школа, училище, армия, ну и так далее. И не о чем было бы говорить, если бы не одна странность. Вы скажете: у кого их нет, и будете правы. Но моя странность - очень странная странность. Впрочем обо всём по порядку.

Началось всё с рождения. Моего, разумеется. Я родился доношенным, вес три пятьсот, всё как положено, без отклонений. Был я криклив и плакал почти постоянно. Мои родители спали по три-четыре часа в день - больше я не давал - почти целый год, пока измученная мною мама, качая меня на руках, нечаянно не стукнула моей головой о дверную раму. В тот же момент, как свидетельствуют очевидцы, мой душераздирающий плач прекратился, и я впервые в жизни счастливо заулыбался. Родители были в шоке. Мама подумала, что от удара у меня что-то повредилось в голове, и я стал идиотом, раз так неадекватно отреагировал. Папа срочно вызвал доктора, тот осмотрел меня и сказал, что рефлексы в норме и поводов для беспокойства он не видит. Но ещё долгое время мои родители, несмотря на то, что я больше вообще не плакал и был тише воды, сильно переживали, не повредился ли я в уме, ведь доктор сказал им, что последствия удара могут проявиться и в более позднем возрасте.

Я понемногу рос, играл во дворе с друзьями и был на редкость добрым и покладистым ребёнком, не мог обидеть и мухи, так что меня всем ставили в пример. Но это продолжалось до тех пор, пока я не пошёл в школу.

Учился я хорошо, дружил со всеми ребятами и девочками, шалил конечно, но в меру, как и все дети. Тогда, ещё во времена так называемого "застоя" почти весь наш класс определили в кружок бальных танцев при районном детском клубе. Меня никто не спрашивал, хочу я заниматься или нет, привели и всё. А я воспитывался, как и все: сказали надо - значит надо. Ну да ладно. Стал я заниматься. Разучивал движения, запоминал целые танцы под фонограмму. Потом нас поделили на пары, ведь все бальные танцы танцуют вдвоём. Мне досталась Юлька Соколова - до сих пор помню её имя и фамилию хотя она проучилась у нас немного - переехала в другой район. У ней была ещё сестра Наташка, но она мне нравилась гораздо меньше, и я был рад что мне досталась именно Юлька. Не знаю только, была ли рада она. Некоторое время мы с ней танцевали, и наша пара стала одной из лучших, нам даже сказали, что через год мы вполне сможем выступить на городских соревнованиях. Но этому не суждено было случиться.

Однажды вечером я поехал со своим другом кататься на велосипеде в Таврический сад. А надо сказать, что в те времена между Дзержинским и Смольнинским районами шла непримиримая борьба за обладание вышеназванным садом, в школе из уст в уста передавались леденящие кровь рассказы о кровавых побоищах между дзержинской и смольнинской шпаной, и верхом храбрости было гулять в одиночку вблизи вражеских территорий. Как я уже говорил, я был не один, а с другом, кроме того, у меня имелся железный конь, на быстрые "ноги" которого я рассчитывал в случае каких-то неприятностей. Сад закрывался в девять, на дворе была осень, так что катались мы дотемна. И вот мы усталые и довольные возвращались домой, ведя свои "велики" из темноты внезапно возникли несколько фигур, мигом окружившие нас. Я до сих пор помню, как мне стало страшно.

- Дзержинский или Смольнинский? - ухмыляясь, вопросил один из парней. Все они были гораздо старше нас, наверно, в классе пятом-шестом. Я молчал, лихорадочно соображая: скажу правду, а вдруг они - смольнинцы? Совру - а вдруг они свои, дзержинцы? Ведь если не угадаю - поколотят. Что же сказать?

- Ну, так что? Говори быстро! - прикрикнул парень. Он жевал спичку и всем своим видом старался изображать из себя крутого.

- Чего думаешь? Не знаешь, в каком районе живёшь? - угрожающе сказал второй.

Мы молчали. Видимо перед моим другом стояла та же дилемма.

- Щас как суну! - пообещал первый и я, испугавшись, тут же ответил правду:

- Дзержинский

- Ага! - довольно произнёс первый. - Попались! Ну, и чего вы по нашей территории ходите, а? Знаете, чо за это бывает? - и он взял меня за грудки.

Я не знаю, как мой друг, а я отчаянно перетрусил. Вдруг, на мою удачу, мимо нас прошла припозднившаяся тётенька с коляской.

- Тётенька, помогите! - я отчаянно рванулся к ней, надеясь, что она разгонит шантрапу, но тётенька взглянула на меня с ужасом и едва не бегом покатила коляску дальше.

- Пошли-ка, - распорядился первый, будучи, видимо, заводилой в этой команде. Нас вместе с велосипедами отволокли за ближайшие кусты. Там меня пару раз ударили кулаком в грудь, и я упал Потом мучители вывернули мои карманы и лишили кое-какой мелочи и перочинного ножа. Мой приятель пострадал меньше, наверно потому, что не звал на помощь.

- Ладно, - напоследок сказали хулиганы, - катитесь домой, и больше чтобы мы вас здесь не видели! А то хуже будет!

Я мигом вскочил на велосипед и хотел рвануть прочь от страшного места, но один из смольнинцев напоследок ударил меня ногой. Я потерял равновесие и упал вместе с велосипедом, стукнувшись головой о дерево. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и я не сразу смог подняться на ноги.

- Сотрясение мозга - сказал врач, когда перепуганные родители отвезли меня в травмпункт. Целых две недели я отдыхал дома. Одно было плохо - отец запретил мне ездить на велосипеде, так как я сказал ему, что упал во время езды. Почему я ему соврал, я тогда сам не понял, ведь я всегда говорил только правду и хотел нажаловаться на этих хулиганов! Это я понимаю только теперь, когда знаю, что я - не всегда я. Впрочем всё по порядку!

После того падения я изменился. Меня словно подменили. Я стал безобразничать на переменах, в дневнике появились двойки, я забывал делать уроки, хотя со мной раньше такого не случалось, или просто не хотел их делать, бегая с приятелями по проходным дворам. С одним новым другом, неисправимым троечником, я покуривал "Беломор", который мы стащили у его дяди. Деньги, которые мне давали родители на школьный завтрак, я проигрывал в "трясучку" или на игровых автоматах. В студию бальных танцев я ходить не пожелал, а когда меня туда притащили насильно, я делал танцующим подножки и строил рожи за спиной у учительницы, пока не попался и не был выдворен из клуба. Родители сердились, но воспитывать жёсткими методами не решались, очевидно, считая мои выходки последствиями сотрясения мозга. Не знаю, не знаю. Отец, чтобы воспитать из меня мужчину, отвёл меня в секцию самбо и мне там понравилось. Теперь вечерами я не шлялся по проходным дворам и Таврическому парку, ища приключений, а с удовольствием заламывал руки и ноги соперникам по борьбе. В школе мои дела шли не слишком хорошо, как говорится, "катался на тройках". Так прошли четыре года.

На летние каникулы я, как всегда, поехал в Белоруссию к бабушке. Там у меня было полно друзей, среди которых я быстро завоевал авторитет смелостью и умением ловко демонстрировать хитроумные приёмчики, о которых в этой глуши и не слыхивали. Однажды меня попросили помочь в разборке с одной "бандой" из соседнего микрорайона, которой руководил цыганёнок по прозвищу "Цыган" (с ударением на "ы"). Наши "банды" встретились на вытоптанной площадке посреди огромного пшеничного поля, подступавшего вплотную к пятиэтажкам. Цыган был маленьким, но вёртким, и всё же я без особого труда поборол его, и его "банда" позорно бежала с поля боя, преследуемая нашими. Что говорить, меня зауважали ещё больше. "Андрюха-ленинградец!" - уважительно говорили мне вослед. Но этим же летом со мной снова случилось... Не знаю, как это и назвать. Сейчас, по прошествии многих лет я не могу однозначно ответить, во благо мне это стало или во вред. Судите сами.

В тот день я отправился с друзьями на речку. Мы плавали и ныряли, потом загорали, потом снова ныряли до тех пор, пока я не нырнул слишком сильно и со всего размаху не треснулся головой о дно. Наверно, мне здорово повезло, что я не утонул, потому что всплыл я порядком оглушённым, как рыба после динамита. И я снова стал другим. Я уже был не я. Я стал Анти-я. Или Анти-я стал я. Сам не знаю.

Я стал спокойным и уравновешенным, вместо гуляния с утра до вечера просиживал за книгами, так что заработал близорукость и ходил в очках. В школе я вскоре стал одним из лучших в классе, и все удивлялись моему внезапному преображению. Восьмой класс я закончил почти на одни пятёрки и к близорукости добавился лишний вес от малоподвижного образа жизни. И если к концу шестого класса я начал заглядываться на одноклассниц, уже набиравших "формы", то после того нырка мои половые инстинкты замерли на уровне рефлексов. Но меня это мало волновало, моя душа тянулась к знаниям, а разум поглощал всю попадавшуюся под руки информацию. Я читал рыцарские романы и медицинские справочники, фантастику и эзотерическую литературу, греческую философию и персидскую поэзию. Родители мною не нарадовались и жилось мне легко и спокойно. Я мог бы с лёгкостью получить золотую медаль, но из-за своей доброты и безотказности часто страдал, помогая "тонущим" на контрольных и экзаменах, зачастую не успевая решить собственные задачи, и потому не всегда получал пятёрки.

После школы я поступил в училище, так как родители считали, что в жизни мне обязательно нужно иметь профессию и получить её нужно до армии, а у меня и в мыслях не было им перечить. Учителя в школе хватались за голову, ведь мне ничего не стоило поступить в любой институт, а я пошёл в техническое училище вместе с завзятыми троечниками.

Училище я закончил, и тут же пришла повестка. Армия ждала своих героев. Но я героем быть не хотел. Тихий и покладистый, я впадал в ужас при одной только мысли об армии, где царили дедовщина и беспредел. Но отец сказал: надо! Станешь настоящим мужчиной! И я пошёл становиться мужчиной.

Сказать, что я узнал жизнь в её самых мерзких и жестоких проявлениях означало не сказать ничего. В учебке было ещё терпимо, но когда я поехал по распределению в воинскую часть, находящуюся в знойных пустынях Средней Азии, ко всем моим испытаниям добавилась тоска по родным краям. Мне просто было не с кем поговорить, потому что весь контингент моего ракетного дивизиона, затерянного среди барханов, состоял из узбеков и азербайджанцев. Русских было очень мало, и те были дембелями - неприкасаемыми, державшими в руках всю часть. Там я впервые и небезболезненно ощутил на себе пресловутую "дружбу народов", о которой гордо пелось в нашем гимне, и стоя на посту долгими чёрными южными ночами, я глядел на удивительное звёздное небо и думал, что если я вернусь домой, то буду целовать асфальт родного города и обнимать деревья в Таврическом саду. Покладистый и безвольный характер сыграл со мной злую шутку - я был самым забитым и бесправным существом в нашей части, а когда дембеля уволились, представители братских народов стали вымещать "любовь" к русским на мне. Вскоре я попал в госпиталь с сотрясением мозга. Я думаю, вам не надо объяснять, что я вновь изменился. В лучшую или худшую сторону - судить вам.

Я стал крутым и наглым, как танк. Я почувствовал себя настоящим "дедом" и вернулся в часть другим человеком. Прежние мои товарищи по службе приготовили мне "теплую" встречу за то, что я не скрыл от начальства подробностей своей травмы. Но не тут-то было... Я дрался отчаянно, а когда сдали нервы, едва не отправил на тот свет лопатой одного слишком рьяного товарища. После побоища кое-кто из недругов меня зауважал, а остальные пообещали, что после дембеля живым я до дома не доеду.

Однако их мечтам не суждено было сбыться, зато сбылись мои. Меня перевели в другую часть, а потом благополучно уволился из рядов нашей славной армии. Огромный аэробус поздней дождливой ночью доставил меня в родной город на Неве, где я, как и обещал себе, первым делом поцеловал родной асфальт Пулковского аэродрома.

Описывать все мои похождения после этого не буду, остановлюсь на главных, имеющих непосредственное отношение к теме событиях. Короче говоря, я влюбился. Парень я был видный и, хотя служба в армии оставила заметный отпечаток на моем интеллекте, девушкам я нравился. А мне нужна была только одна. Я разогнал всех конкурентов, я простаивал часами у ее окон, я познакомился с ее братом и посылал через него букеты цветов, я совершил множество подвигов и еще больше глупостей, но не мог добиться ответного чувства. Наконец, я узнал, что или, вернее сказать, кто ей был нужен Проклятый Анти-я! Она желала видеть во мне спокойного умного интеллигентного человека, а не взрывоопасную смесь из эмоций и мускулов.

Но чем я хуже? Вознегодовав, я отверг ее, но любовь - сильная штука, и волей-неволей мне пришлось задуматься над своими чувствами. К тому времени я догадывался, что для преображения мне достаточно крепко стукнуться головой, но гордость не позволяла сделать это. В то время мой характер был тверд, как кремень, и ничто не могло заставить меня делать что-нибудь, чего я не хотел.

Я понял, что Анти-я сидит во мне, я знал, что он прожил далеко не худшую часть моей жизни. Я знал, что он часть меня, но упорно не желал его принимать. А может быть, он не желал знать меня? Кто я на данный момент? Настоящий или неправильный? Кто я? И каким надо быть? И надо ли быть каким-то, не лучше ли остаться тем, кто ты есть? Или стать двуликим Янусом?

И вот одной из бессонных ночей, измученный такими мыслями, я пошел на сговор с самим собой. Так я и Анти-я стали одним целым, о чем я сейчас ничуть не жалею. Ведь каждый человек - многолик. В этом его счастье и в этом его горе, а постоянен лишь Бог. Надо ли говорить, что с тех пор дела мои пошли на лад, моя возлюбленная стала моей женой, а друзья, завидуя моей счастливой жизни, на свои вопросы получают простой ответ: "Загляни в себя. Все, что тебе надо - есть в тебе самом."

И будьте поосторожней с головой.

2002 г

>