Это было очень давно, но нас, лукавых, это мало щекочет. Мы измеряем свою жизнь веками. Помнится, я обитал тогда в Италии. Ко мне явился знакомый бес Шломбо и сказал как быв между прочим:
- У меня есть идея.
- Какая идея? - тотчас откликнулся я.
- Леонардо Да Винчи ищет натурщика, чтобы изобразить идеального человека на холсте. Тебе слабо?
- Почему мне?
- Да у меня ещё тыщи задумок. Уступаю! Классная будет пакость. Не сомневаюсь, что искусствоведы рано или поздно определят, что натурщиком у итальянца был мелкий бес. Вот смеху-то!
Я клюнул. Хотя мне было обидно, что Шломбо причислил меня к мелким. Но, может, из-за того я и согласился. Захотелось повысить свой статус.
И я расстарался. Всё сделал, как Шломбо советовал. Нанялся к Леонардо да Винчи натурщиком. Мы же, бесы, можем перевоплощаться. Да и внушением не гнушаемся. Гений живописи почти год со мной промучился. И, наконец, выставил свою картину на всеобщее обозрение. А назвал её "Ангел во плоти".
Но вот что получилось. Пока я позировал, со мной прошли странные метаморфозы. Я стал ангелом не только во плоти, но и в душе. И, когда Шломбо явился ко мне в очередной раз, я рассказал, что со мной побочно произошло.
- Так теперь тебя на пакости не тянет? - удивился он.
- Ни за какие коврижки, - подтвердил я.
- Эх, Гассис! Пропащая твоя душа! - огорчился Шломбо.
Его глаза, обычно наполненные злорадством, потускнели. Он всё никак не мог поверить в произошедшее.
- Вот это номер, чтоб я помер, - пробормотал он себе под нос. - Живопись способна на такие перфомансы? Превратить беса в ангела? Невероятно!
Обошёл меня вокруг, внимательно разглядывая. Я чувствовал его взгляд даже спиной. Он пытался найти хоть малейший намек на прежнюю мою сущность, ту самую червоточину, которая заставляла нас строить козни.
- Значит, ты теперь святоша?
Я улыбнулся. Улыбка, которая раньше была лишь гримасой, теперь исходила из глубин моей души.
- Скорее, я просто другой. И знаешь, Шломбо, я не скажу, что это плохо.
Он фыркнул, как и подобает чертям, и бросил, ощерившись:
- Смотри, Гассис. Недолго тебе в этой амбиции пребывать. Рано или поздно, природа своё возьмёт. Вот, те крест!
И, видимо, забыв, что является бесом, хотел перекреститься. Но едва поднес копытце ко лбу, как тотчас исчез в клубах дыма. Видно, наш куратор, князь тьмы, не позволил ему сотворить святотатство.
Я остался один в своей обители. В голове крутилась мысль о безжалостной природе: неужели и вправду она своё возьмет? Я посмотрел на свои белоснежные крылья, которые теперь казались не просто украшением, а частью меня самого. Вместо привычного чувства тоски и скуки, охватило странное, незнакомое ощущение. Видать, появилась надежда, что искусство, преобразовавшее меня, всё-таки сильнее природы. Нет уж, Шломбо, к прошлому я не вернусь.
Больше того! В моей голове вертелась мысль, которая со временем трансформировалась в позитивный посыл: "Долг платежом красен". Я пекусь о тебе, Шломбо, мой многовековой друг и подельник.
Я стал прикидывать, кто ещё из художников или скульпторов озадачился желанием изобразить положительно прекрасное существо. Время шло, столетия проплывали. И вот в далёкой восточной стране появился некто Достоевский. Правда, он не художник, не скульптор, но задачу поставил сходную: изобразить положительно прекрасного человека. Остается только уговорить Шломбо стать прообразом его героя.
Я понимал, что задача не из легких. Шломбо - бес с устоявшимися традициями, принципами, закоренелый циник. Как уговорить, чтобы стал зримой моделью русского писателя? Это все равно, что заставить кота полюбить мышей. Но попытка не пытка, как говаривал великий инквизитор Торквемада, а вслед за ним и многие другие.
Встреча с Шломбо прошла напряженно. Он изворачивался, бурчал что-то невнятное. Я терпеливо рассказывал ему о Достоевском, о его гениальном замысле, о той глубине, которую он хотел воплотить в своем герое. Шломбо слушал с явным скепсисом.
- Ты навести его, - уговаривал я. - Прикинься благородным джентльменом. На равных побеседуй с ним, войди в его положение, тем паче, что у него возникли сложности.
- Это что, мне в забытую нашим шефом Россию ехать?
- Нет, не надо. Достоевский сейчас под боком, в Висбадене за игровым столом. В отчаянном положении, проигрался в пух и прах. Весь в долгах, как в шелках. И с романом у него тупик. Кого он только не пробовал на роль главного героя! И себя в том числе. Какой из него идеальный человек, если повержен страстью к рулетке? Даже нашего вечного антагониста попытался использовать. Ну, ты знаешь, о ком я: "Если тебя ударят по правой щеке, подставь левую". Не осилил подставы. Щас мучается с вымышленным князем Мышкиным. У тебя такие перспективы, Шломбо! Явись к нему ночью, вписавшись в его кошмары, и сразу представься князем: мол, ergo sum в натуральном виде.
- А если он в меня чернильницей запустит?
- Ой, тебе ли бояться! В тебя уже Вольтер пулял. Обошлось синяком.
Шломбо заколебался. Я наподдал. Я знал, на какой крючок его подцепить.
- Что, не по Сеньке шапка?
- Это мне-то не по шапке? - взвился он. - Да я! Да мне! Я в кого угодно могу перевоплотиться. Даже в семипудовую купчиху из провинции!
- Вот и попробуй. Только писателю об этом не скажи. А то он воспользуется твоей репризой в следующем романе.
И Шломбо расстарался. Он из всех своих бесовских сил постарался изобразить перед Достоевским доброго, застенчивого человека. И у него - судя по вскоре вышедшему из печати роману "Идиот" - получилось. Мало кто из читателей усомнился, что захудалый князь Мышкин - выдуманный герой, а литературоведы толпой бросились искать реального прототипа. Но мы с Шломбо пока храним тайну. Пусть сами догадаются. Нельзя лишать людей творческого поиска.
А теперь самое примечательное. Перевоплотившись в положительно прекрасного человека, Шломбо им и остался. То есть, в сущности, повторил мою судьбу.
Вот так наш шеф, отец лжи, потерял двух, прямо скажем, вполне расторопных сотрудников.