В Москве только что прошёл дождь. С неба ещё падали последние капли, но уже, разорвав мантию облаков, сияло солнце, и свежий воздух заполнял лёгкие. Денис получил багаж, внимательно рассмотрел - чемодан цел и невредим, без вмятин и царапин. Грузчики сработали аккуратно, напрасно опасался.   Во время полёта он чувствовал себя превосходно. Сверхзвук, заоблачные высоты; воздушные ямы не беспокоили. К тому же в пути прилично покормили. Он выбрал курицу с рассыпчатым рисом - точно так же, как много лет назад, когда пятилетним малышом летал с папой и мамой отдыхать в Гагры. Запил чёрным кофе, а вот булочку в вакуумной упаковке - не осилил, хотя такие булочки, с маком, с детских лет были его любимые. Он не стал её извлекать из обёртки и сунул в карман куртки.   Выйдя на привокзальную площадь, осмотрелся. Коротко стриженую голову обдувало лёгким ветерком, на душе сделалось легко и вольготно. Рядом тормознуло такси, и водитель в тёмных очках и с усами пригласил довести, куда угодно, хоть к чёрту на кулички. У него был явно хохлацкий выговор, и один ус, когда ехали, отклеился. Денис удивился, но подумал, что мало ли по каким причинам человек маскируется. А может, попросту хочет привлекательнее выглядеть.   Он сидел сзади, а драгоценный груз пристроил на коленях. Таксист, правда, предлагал сунуть чемодан в багажник, но Денис поостерёгся. Не стоило лишний раз подвергать изделие дополнительным испытаниям. Псевдоусатый, не умолкая, рассказывал сплетни об известных людях. Однако, узнав, что пассажир следует в РАН, попридержал язык и перешёл на "вы". Широким проспектом, которым Москва полвека назад встречала первых космонавтов, подъехали к центральному корпусу академии. Дородный вахтёр не хотел пускать.   - К кому рвётесь?   - К профессору Капице.   - С какой, извиняюсь, целью?   - По делу, не терпящему отлагательств.   - Все вы так говорите, - пробурчал вахтёр. - А потом оказывается, что ваше дело выеденного яйца не стоит.   - Он знает обо мне, Егоров я. Мы переписывались.   Поворчав, вахтёр поднял телефонную трубку, переговорил и окликнул:   - Эй, Егоров! Велено оформить пропуск. Давай паспорт.   - У меня только справка.   Вахтёр предосудительно покачал головой, и Денис подумал, что сейчас выпроводят, не удовлетворившись выданной при освобождении справкой. Но вахтёр оказался добрым дядькой и ворчал по привычке.   - Ладно, проходи. В конце концов, Сергей Павлович тоже сидел.   Денис скоростным лифтом поднялся на тридцать третий этаж. Остановился перед дверью с бронзовой табличкой и, глубоко вдохнув воздуха, вошёл в кабинет учёного. Профессор Капица приветливо поднялся, встречая его. "Как он постарел, бедняга!" - отметил Денис и поставил чемодан на пол.   - Вот тут, Сергей Петрович, моё изделие.   - Ну-с, показывайте, молодой человек.   - Охотно. Только ля демонстрации нужна нагрузка.   Капица сдвинул кустистые брови и остановил взгляд на настольном вентиляторе.   - Подойдёт?   - Сгодится! - Егоров открыл чемодан, подключил вентилятор к клеммам и щёлкнул тумблером.   Сердце тревожно забилось. Вдруг в дороге что-нибудь стряслось? Но, слава создателю, вентилятор включился и тихо зашелестел лопастями. Денис вынул маленькую, заранее припасённую отвёртку и по прибору подправил напряжение.   - И на какое время энергии хватит? - дотошно спросил профессор.   - На ваш век с избытком, - ответил Денис и сконфузился. - Даже если ещё сто лет проживёте, - опять вышло глупо, и он ещё раз торопливо добавил: - Даже если подключите сто киловатт, мой синтезатор будет точно также выдавать двести двадцать.   - Поразительно! Вы мне сообщали, но я до конца не поверил. Извольте показать принципиальную схему.   - Щас покажу, - Денис извлёк из внутреннего кармана сложенный лист из школьной тетрадки. - Видите, используется ядерный магнитный резонанс. При этом происходит трансмутация железа со значительным выделением энергии. А она уже с помощью ионных ловушек преобразуется в ток. Ну и на выходе - тиристорный инвертор.   Сергей Петрович, услышав про ядерный резонанс и трансмутацию железа, ахнул, торопливо полез в карман, вытащил миниатюрный приборчик и вытянул в направлении чемодана руку.   - А ведь молчит, - бодро сказал он. - Счётчик Гейгера. Японцы на прошлогоднем симпозиуме подарили. Всегда ношу с собой.   - Можете не беспокоиться, - заверил Денис. - Радиоактивное излучение в пределах фона.   Профессор скоренько опустился на четвереньки и приблизил нос к чемодану.   - Надо же, экологически чистое изделие. Очевидно и невероятно! - воскликнул он, попытался подняться и не смог. - Меня, кажется, заклинило. Будьте добры, помогите разогнуться.   Денис приобнял и помог выпрямиться. Капица сделал несколько разминочных движений, затем подошёл к шкафу и, распахнув дверцы, оглянулся на гостя.   - Я тут электрический чайник прячу, - доверительно сказал он. - Хотя наш инспектор по ТБ не разрешает им пользоваться. Но, знаете, чай с лимоном - моя слабость. Сейчас соорудим. Заодно протестируем ваш агрегат на дополнительную нагрузку. Так сказать, совместим приятное с полезным. Вы не против, Денис... как вас по батюшке?   - Алексеевич.   Чайник, подключённый к изделию, вскоре закипел. Вентилятор продолжал освежать прохладным воздухом. Не потускневшие со временем глаза учёного смотрели дружелюбно, с всё возрастающим интересом. Он подробно расспросил о параметрах изделия и проницательно заметил:   - А ведь сейчас не время учёных-одиночек. Вы руководитель проекта?   - Можно и так сказать.   - А кто ещё принимал участие?   - Ну, это в первую очередь Юрий Кагарницкий, кандидат физико-математических наук, - с энтузиазмом сообщил Денис. - Также Иван Кантария, слесарь-инструментальщик. Вот у кого действительно золотые руки!   - Гм, не слышал, - виновато признал Сергей Петрович.   - Ещё услышите, - заверил Ермаков.   - А что ж вы, Денис Алексеевич, так несерьёзно к своему детищу относитесь? - с укоризной спросил учёный. - Чертежи на каких-то клочках бумаги храните. У вас ноутбука нет?   - Не заработал ещё.   - Значит, на лесоповале труд по-прежнему не ценится? - Капица сочувственно покачал головой. - Так я вам свой подарю. То, чем вы занимаетесь, очень важно. Я вас представлю академику Алфёрову. Вы его знаете?   - Из всех учёных только вас хорошо. С первого класса смотрел ваши передачи и до сих пор помню ваше высказывание, что гений - парадоксов друг.   - Это не я. Это Пушкин сочинил. - Сергей Петрович отказался от авторства. - А в научных журналах публиковались?   - Не-ет.   - Вот и зря. А то как бы ни получилось, что произошло с открытиями Попова, Яблочкова, Зворыкина... Нашими соотечественниками изобретённые вещи из-за границы ввозим! Я вам советую немедленно запатентовать. Только учтите, что вашему детищу предстоят ещё длительные и всесторонние проверки.   - А какие? Вон - чайник закипел.   - Хм, действительно, - согласился Капица и, как истый экспериментатор, подставил палец под струйку выходящего из носика пара. - Ой!   - Ну вот, палец обожгли. Зря сомневаетесь, Сергей Петрович.   - Мгм, невероятно, но факт! - Капица подул на обожжённый палец, налил в чашки кипятку, погрузил по пакетику заварки и по ломтику лимона.   Денис вспомнил, что в полёте сунул в карман булочку с маком. Пощупал через упаковку - ещё мягкая, и решил угостить учёного.   - У меня тут булочка с маком.   - О нет, - с сожалением отказался Капица. - Сами кушайте. И сахару побольше кладите, не смотрите на меня. Вы молодой, вам можно. Сахар - это что? Глюкоза! Она необходима для умственной деятельности.   Денис, воспользовавшись советом, сахару насыпал аж пять ложечек, а булочку опять сунул в карман. Ему показалось неудобным кушать самому в присутствии профессора. Стали пить чай, с плавающими в нём дольками лимона.   - Да вы сами-то понимаете, что сотворили! - воскликнул Капица. - Расскажите, Денис Алексеевич, как вы дошли до мысли такой. Мне интересно.   - Я ещё в школе задумал, - разъяснил Денис. - Даже могу сообщить точную дату: было пятое марта...   - А с чем это связано? Позвольте, позвольте! Сейчас припомню. Пятого марта в пятьдесят третьем году умер Иосиф Сталин, тиран и злодей, но и вместе с тем, как выяснилось недавно, эффективный менеджер. Как же, в курсе. Он дал добро на работы моего папы и даже советовался с ним по некоторым вопросам.   - Нет, я про своё, - нахмурившись, сообщил Денис. - В тот же день календаря, только полвека спустя, умер мой отец. Мы жили тогда в полуподвальном этаже на улице Строителей. Отец умер от рака лёгких, хотя сам не курил и мне не советовал.   - Извините за неуместное любопытство, - сконфузился Сергей Петрович. - И позвольте выразить соболезнование.   - Да ничего. Уже много лет прошло. Но в память о моём отце я хотел бы назвать своё изобретение "Ексель-моксель".   - Не понял. Что сие означает?   - Ничего не означает. Просто, когда отец над чем-нибудь химичил и получал неожиданные результаты, он так и выражался: "Вот ексель-моксель!"   - Ваш отец был учёный-химик?   - Нет, он на заводе слесарем работал. Но меня многому обучил. Лудить, паять, утюги чинить. И своей тягой к экспериментам я ему обязан.   - Мой папа, Пётр Леонидович, тоже был блестящий экспериментатор, - припомнил Капица. - Даже сам Резерфорд отметил. И ни за что не хотел его отпускать. Но отец был упрямец и настоял на своём. Он бросил лучшую по тем временам лабораторию в Кэвиндише и уехал в Россию... Ещё чайку, Денис Алексеевич?   - Не откажусь. А то, по правде сказать, меня в сон клонит.   Ещё бы не клонило. Последние сутки почти не спал. Да и как уснуть, если в камере следственного изолятора, где он сидел, было полно народу, стоял шум и гам, громко матерились играющие в углу картёжники, клубились облака зловонного табачного дыма, на который у него с детских лет аллергия...   - Подъём! - крик дежурного прозвучал, как выстрел. - Егоров и Кантария на выход!   В автозаке сидели рядом. Вано Кантария, медвежатник, рецидивист, - плотный мужик с коротко стриженой головой. Многочисленные шрамы делали её похожей на расколотый, а потом вновь склеенный шар. Денис быстро подружился с ним. Услышав его фамилию в первый раз, спросил: "Это не ваш ли дедушка на рейхстаг знамя Победы водрузил?".   Кантария не ответил ни да, ни нет, но подобрел к нему. Потом в камеру подселили двух молодчиков, и они начали мазу качать, но Вано их быстро осадил. Почирикали между собой и признали его авторитет. Он здорово поддерживал Дениса и вот даже сейчас, когда везли на суд, приободрил:   - Не парься, Дэнис. Больше четырёх лет не дадут, - и рассказал в утешение, что его земляк Джугашвили, которому сейчас в городе Гори стоит памятник, тоже сидел. И не где-нибудь, а в суровой Сибири, которую бог, наверно, сотворил специально для зэков.   - А тебе сколько светит, Вано? - с благодарностью спросил Денис.   - Как бы червонец не впаяли, - нахмурился Кантария. - У меня ж не первая ходка.   Денис вздохнул. Он ведь не всё рассказал новому другу. Не стал говорить, что тоже имел привод в милицию, когда год назад нанёс "тяжкие телесные" гражданину Панину, любовнику матери, первому после смерти отца. До него мать держалась. Тогда Дениса осудили условно. Во-первых, ему ещё не было восемнадцати, а во-вторых, судебный персонал с удивлением сравнивал громилу пострадавшего с довольно хрупким обидчиком-подростком.   А ещё у Дениса не выходил из головы Юрий Филиппович Кагарницкий, оставшийся в камере без поддержки. Он то и дело терял свои круглые очки с толстыми стёклами, без которых ничего не видел. Да и сокамерники подшучивали: нарочно прятали. Юрий Филиппович появился в камере два дня назад, и его сразу атаковали: за что загребли?   - За изнасилование, - еле слышным голосом ответил он.   - Лохматый сейф пытался взломать?   - Да нет... меня чем-то напоили. Я до сих пор в себя прийти не могу.   Денис сразу поверил, что так оно и было. За два дня убедился, что Юрий Филиппович действительно много знает, готов ответить на любой вопрос по физике, математике, и он шепнул Кантарии: "Видно же, что говорит правду. Ну, какой из него взломщик сейфов?" И Вано включил Кагарницкого под свою опеку.   В районном суде подсудимых развели по разным залам. Денис сразу увидел мать. Она сидела в дальнем ряду, близко к входу, и не поднимала головы. Обвинитель, в форменном тёмно-синем костюме, с жёлтыми звёздами на погонах, с самого начала был настроен враждебно. Голос у него хорошо поставленный, громкий. Он по бумаге зачитал список оборудования, похищенное им, Денисом Егоровым, с завода.   Судья в чёрной мантии:   - Подсудимый, встаньте! Вы признаёте, что похищали оборудование, перечисленное обвинителем?   - Я брал, что никому не нужно.   - Ваша честь, позвольте напомнить, - старался обвинитель. - Установлено, что одного только золота похищено сто пятьдесят грамм.   - В чистом виде? - уточнила судья.   - В микросхемах. Часть из них была изъята при обыске, но большая часть безвозвратно исчезла.   - Подсудимый, вы можете объяснить суду, куда дели похищенные микросхемы?   - Я оставил себе те, что могут пригодиться, - разъяснил Денис. - А остальные на базаре чурекам толкнул.   - Вы сейчас не на базаре! Выражайтесь прилично.   - Позвольте, ваша честь, я уточню, - опять встрял обвинитель. - В ходе следствия было выяснено, что на вещевом рынке действительно лицами кавказской национальности производится скупка радиодеталей, содержащих драгметаллы. Скупают, естественно, по бросовым ценам. Пусть подсудимый честно расскажет, как он вышел на рынок сбыта, кому продавал, по какой цене.   - Никуда я не выходил. Они сами. Едва на рынок зайдёшь, тут как тут. Можете сами проверить.   Обвинитель от этой возможности уклонился и попросил пригласить в зал свидетеля Ерохина. Адвокат защиты Туманова, моложавая востроглазая женщина, встрепенулась.   - Как же так? Ерохин является и моим свидетелем.   - Пусть войдёт, - решила судья. - По ходу прений разберёмся, чей он свидетель.   В зал вошёл невысокий мужчина с крутым лбом, который увенчивали тонкие влажные волосики. Судья задала несколько утоняющих вопросов, и он на всё ответил, перебегая взглядом от подсудимому к обвинителю.   - Вы знаете подсудимого?   - А как же. Я мастер цеха, обязан знать. - Он помялся и добавил: - И потом это... Его по моей рекомендации на завод приняли. Так-то он головастый парнишка, быстро всё схватывает. На разряд сдал, не прогуливал. Ну, опаздывал иногда. Молодой же, дело известное.   - Почему вы не сразу заметили, что у вас пропадает оборудование? - спросила судья.   - У нас много скопилось всякого... барахла. Нам отпускали комплектующие под заказы. А заказы отменялись. Недавно очень крупный из Ливии сорвался.   - В связи с чем?   - Дак их же в средневековье вбомбили. Зачем им теперь, - не очень уверенно выдал Ерохин. - В общем, горы всякого добра. Платы, блоки...   - Выходит, они не нужны были? - встряла Туманова. - И вы ожидали, когда их спишут?   - Может, ещё и понадобилось бы, - неуверенно ответил мастер. На его лбу выступила испарина. - Откудова мне знать. Мы люди маленькие.   - Я дело представляю так, - старалась Туманова. - Мой подзащитный несовершеннолетним мальчиком, не умудрённый жизненным опытом, пришёл на завод. Он с детства занимается радиолюбительством. Я позволю себе заметить, ваша честь, сейчас уже мало таких ребят. Все норовят приобретать готовенькое...   - Ближе к делу!   - Ну, естественно, когда мой подзащитный увидел в цеху бесхозное добро, глаза у него разгорелись. Он взял раз, другой. И я уверена, что в первый раз Денис не без спросу взял, а обратился к непосредственному начальнику. - Адвокат повернулась к Ерохину. - Скажите, Геннадий Иванович, ведь так было?   - Ну, так, - помешкав, ответил тот. - Я разрешил ему выпаивать детали с загубленных плат.   - Вот! А потом... расскажите нам честно, что было потом, Геннадий Иванович? Денис каждый раз к вам за разрешением обращался?   - Всякое бывало, - Ерохин бросил беспокойный взгляд на подсудимого.   - Расскажите нам о вашем семейном положении, - продолжала атаковать защитница. - Вы женаты?   - Женат, - облегчённо ответил Ерохин. Вопрос оказался простым.   - И у вас дети есть?   - Есть, а как же, - как бы даже с сожалением подтвердил свидетель. - Три дочки.   - Взрослые?   - Нет. Я поздно женился.   - А ваша жена работает?   - Она у нас приезжающая. У неё родители больные. В Кыргызстане живут. Мы-то с ней вовремя смотались, а они там остались. И она у них подолгу обитает... ухаживает, в общем.   - Понятно. А скажите, вам хватает зарплаты мастера, чтобы содержать такую, по нынешним меркам, большую семью?   - Ваша честь, я протестую! - выкрикнул обвинитель. - И прошу снять этот вопрос.   - Вопрос снимается, - решила судья.   - Хорошо, - ни мало не смутилась Туманова. - Тогда свой вопрос хочу переадресовать подзащитному. Денис, ответь, пожалуйста: ты каждый раз обращался к мастеру: что можно взять, а что нельзя?   Подсудимый встал с места, посмотрел на адвоката, на мастера, напряжённо застывшего у трибуны.   - Так было вначале, - ответил, подумав. - А потом... потом я сам стал определять.   Иначе ответить не мог. Он с мастером, с Иванычем, договорился, как будет отвечать. Ерохин сам разыскал и пригласил в кафе, где они и побеседовали. Мастер заказал по шашлыку и кружке пива, напомнил, что хорошо знал Алексея, Денисова отца, и стал жаловаться на жизнь. Это Денис уже слышал. И большую часть выручки от продажи деталей отдавал Ерохину.   Пива Иванычу не хватило, он взял ещё и водки, раскис и пустился в воспоминания. "А ты помнишь, как вы всей семьёй летали на отдых в Гагры? - долбил, желая получить ответную благодарность. - Это ж я твоему бате путёвку тогда пробил. Другому хотели дать, а я, тогда ещё совсем зелёный, только после института, не побоялся своё слово сказать. Напомнил, что твой батя - лучший работник, новатор".   Денису было приятно слушать об отце. После кафе идти домой, где вечно пьяная мать гуляла в компании таких же несчастных тёток и подозрительных хмырей, не хотелось. Он отправился на вокзал.   После того случая, когда избил гражданина Панина и был условно осуждён, что-то сломалось в нём, он замкнулся, на загулы матери смотрел равнодушно. Только иногда с тоской выстраивал альтернативную историю. И зачем накинулся тогда на Панина? А вдруг бы всё наладилось, этот алкаш бросил пить и стал не приходящим гостем, а законным супругом матери.   На вокзале толпилось много народу, но уже не дневного, суматошного, а ночного - уставшего, выдохшегося от хлопот, безразличного к своей судьбе. Все устраивались отдыхать, пережидать до лучших времён. Денис подошёл к большой, на всю стену, карте страны с синими артериями железнодорожных путей. В точках расположения крупных городов горели лампочки, а Москва-столица светилась рубиновой звездой. Он направился к кассе, выстоял очередь и спросил у девушки, сколько стоит билет до Москвы. "Вам плацкартный или купейный?" - уточнила та. "В общем вагоне". Девушка пощёлкала клавишами: "Общих до Москвы нету".   Вон как! Только зачем ему обязательно "общий"? Если и придётся когда-нибудь ехать в Москву, то деньги к тому времени, конечно, появятся, и можно будет купейным. Да и обязательно ли поездом? Он полетит самолётом. Правда, сейчас всё чаще передают об авиакатастрофах; но ему ли, способному определять своё будущее, бояться полётов? Нет, до Москвы он доберётся благополучно и встретится там, с кем надо.   Прибыл очередной поезд, и часть людей поднялась. Денис сел на освободившуюся скамейку и закрылся оставленной кем-то "Независимой газетой". Тут-то и подошёл блюститель порядка и потребовал показать билет на поезд. Денис ответил, что ещё не приобрёл. Никаких других документов у него с собой тоже не оказалось.   Это был его последний вечер на свободе. Меру пресечения изменили, и остальные дни до суда он провёл в следственном изоляторе.   Услышав ответ парня, Ерохин взбодрился, вытер пот со лба клетчатым платком и приготовился отвечать на остальные вопросы. Но со стороны обвинителя вопросов не последовало. И только адвокат защиты настойчиво продолжала задавать всё новые и новые вопросы.   - Геннадий Иванович, какое у вас образование?   - Дак высшее. Политех закончил.   - А объясните нам, почему в таком случае вы под малограмотного "косите"? - она язвительно выделила это словцо. - "Откудова" у вас эти "дак", "всяко"?   Опять влез обвинитель, попросил снять и этот вопрос, и судья удовлетворила его требование.   В последние месяцы, когда разбомбили Ливию, и заказы по ней сняли, Иваныч вошёл во вкус, всё больше выделял Денису златосодержащих микросхем. Тогда, в кафе, выпив два раза по сто, он много чего рассказал. "Я тебя ещё пятилетним помню". И доступно разъяснил, как он видит ситуацию: "Тебя всё одно посадят, но много не дадут. Снисхождение сделают, как малолетке. А если узнают, что мы тандемом действовали - то, конечно, и мне не поздоровится. Ты, Дениска, уж про меня молчи. А я тебе поспособствую. Характеристику хорошую дам". Денису в мае исполнилось восемнадцать, но он не стал подсказывать мастеру, что уже не "малолетка".   Отмучившись на кафедре для свидетелей, Ерохин прошёл в зальчик и сел в первый ряд. А во втором ряду сидели две знакомые Денису женщины: соседки Вероника Матвеевна и тётя Клава. Наверняка мать их пригласила. Чтобы, в случае чего, они слово замолвили, какой он хороший. Тёте Клаве он, помнится, починил утюг, а Веронике Матвеевне настроил новый телевизор - сама не могла разобраться. Но как свидетельницы они не записаны, слово им никто не давал. И, таким образом, они превратились в праздных слушательниц. Да и пришли сюда, как в театр на представление. Вероника Матвеевна в вечернем платье и в шляпке, которую так и не сняла, а тётя Клава - попроще, но тоже приоделась.   В заднем же ряду сидели два журналиста из городской независимой газеты. Той самой, которой он, Денис, тогда прикрывался на вокзале. Один из них, молодой, в светлом костюме, вертел в руках включённый диктофон. А второй - постарше, с поседевшим бобриком - выглядел наставником. Иногда они перешёптывались.   Мать по-прежнему сидела тихой мышкой и не поднимала головы. По требованию защиты вызвали ещё одного свидетеля - точнее, свидетельницу. В зал вошла молоденькая светловолосая девушка, независимо развернув плечи и выставив задорную грудь. Чётко ответила на предварительные вопросы судьи и пообещала говорить только правду.   - Повторите, как вас зовут? - подняв аккуратно выщипанную бровь, уточнила судья. - Я правильно поняла? Мадонной?   - Да. Мухина Мадонна Николаевна. Имя мне дала мама.   - Учитесь, работаете?   - Студентка университета, - ответила девушка. - Вчера зачислили, ваша честь. Филологический факультет, группа сто шесть.   На этот раз судья вскинула обе брови и, может быть, не совсем уместно, не сообразуясь с судейской честью, бросила: "Поздравляю!" А Денис, оживший при появлении свидетельницы, явно обрадовался её поступлению в университет.   - Кем доводитесь подсудимому?   - Являюсь его невестой.   Это сообщение стало неожиданным для двух слушательниц в зале. Вероника Матвеевна и тётя Клава переглянулись и сказали друг дружке: "Ого, как!" Но и для подсудимого оно стало сюрпризом... Нет, пожалуй, возвращением в прошлое. Года три назад он и Мадонна, несмышлёные ещё подростки, так себя и представляли: женихом и невестой. Заметное отчуждение началось, когда Денис бросил школу. Она же упорно занималась, собиралась ехать учиться в Берлинский университет - с подсказки родителей. Когда он впервые услышал об этом, то сказал с поощрением: "Ну, конечно, езжай. По Берлину прошвырнешься. На рейхстаг полюбуешься, - и в шутку добавил: - Интересно, над ним до сих пор реет знамя Победы или уже сняли?" А ещё позже, когда избил гражданина Панина, и сам, уже сознательно, стал отдаляться от девушки, про себя решил: не будет она с ним, с уголовником, знаться. Расходятся их пути-дорожки. Что вскоре и сказалось. Мадонна не раз уклонялась от встреч с ним, ссылаясь на занятость.   Меж тем на строгую и скучную судью, утверждение Мухиной, что она "является невестой" подсудимого не очень подействовало.   - А знакомы-то вы давно?   - С первого класса.   - И что можете сказать о нём?   - Денис - честный и порядочный. Ему плохо давался русский язык, а позднее литература, так я ему помогала. Но однажды он мне написал такие замечательные стихи! Я до сих пор их помню. Хотите, прочту?   - В этом нет необходимости, - отказала судья.   А Денис конфузливо опустил голову: стишки он списал с журнала, правда, немного переделав на свой вкус. И вообще, дундук он. Наверно, Мадонна была действительно сильно занята, готовясь в университет. Однажды всё-таки встретились и хорошо поговорили. "Поедешь в Берлин?" - спросил он, а она ответила, что, скорее всего, нет. "Папа и мама будут сильно скучать... и ты тоже". Он на этот довесочек не обратил внимания. А ведь, возможно, это и было незатейливое, невзначай проговорённое признание.   - Сейчас я кляну себя за высказанные мной редакторские замечания, - покаянно продолжила Мухина. - Денис совершенно охладел к поэзии, - она оглядела всех и запальчиво сообщила: - Зато по математике и физике он всегда соображал лучше всех. Это ему, а не мне в университете учиться надо!   - А что же помешало?   - Он в девятом классе бросил школу и ушёл учеником на завод.   - Вы знаете, в чём обвиняется ваш... мм... жених?   - Знаю!   - И что можете сказать по существу?   - Он не такой. Не вор, не стяжатель. Это я вам точно говорю, знаю много лет. Он брал только то, что нужно для опытов.   - Для каких опытов?   - Спросите у Дениса. От себя могу добавить, что на мой день рождения он подарил будильник с раннее неизвестной мне песней для побудки.   - И какой? - заинтересовалась судья и тут же осадила себя: - Хотя это не принципиально.   -Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, - всё же продекламировала Мухина. - Я спросила: Денис, ты сам сочинил?   - И что он ответил? - ожил обвинитель, ожидая, что подтвердится его мнение о подсудимом, как о лгуне и обманщике.   - Он сказал, что позаимствовал.   Денис - молчал. Эти слова и музыку он позаимствовал со старой пластинки, кучу которых, вместе со сломанным проигрывателем, нашёл на свалке. Проигрыватель удалось починить; но сколько пришлось потом повозиться! Оцифровать понравившуюся мелодию, очистить от шумов и внести в ячейки памяти.   - Я уверена, что если ему дать возможность учиться, он станет учёным, - опять громко объявила Мадонна Мухина. - Денис, ты меня слышишь? Я верю в тебя!   Судья призвала к порядку и строго спросила:   - У вас всё?   - Нет, нет, - заторопилась девушка. - Ещё в подтверждение сказанного хочу добавить: он всегда был бедным. Нет у него никакого золота! Иначе подарил бы мне, сделав какое-нибудь украшение. Но он не дарил мне даже цветов.   - Убедительный довод, - вставил обвинитель. - И никогда не угощал вас шампанским, надо полагать?   - Да вот, никогда! А я и не просила! - отпарировала Мухина и повернулась к судье. - Скажите, ваша честь, если мой папа возместит все убытки, которые на Дениса навешивают, вы снимите с него обвинение?   Судья немного оторопела от вопроса, и, опередив её, ответ дал обвинитель.   - Он утащил не булку хлеба в магазине, а добра на миллион рублей.   - Ну и что? Я знаю, мне уже говорили. Папа выплатит миллион. Он всё для меня сделает, а я люблю Дениса и всё сделаю для него.   - Этот вопрос надо было решать раньше, до процесса, - проинформировала судья.   - Так я и пыталась раньше! - вскинулась девушка. - Я сама вызвалась на допрос к следователю и предложила ему миллион.   - Прямо наличными, что ли, предложили? - заинтересовалась судья.   - Нет, наличными не могла, - с досадой ответила Мухина. - Как назло, мой папа уехал в командировку, и я попросила следователя подождать, когда он вернётся.   - И что же вам следователь сказал?   - Сказал, пусть к нему зайдёт сам папа.   - И ваш отец заходил?   - Нет, - девушка помрачнела. - Соглашение не состоялось. Следователь стал расстёгивать мне пуговичку на блузке, и я ударила его по щеке. Я и сейчас в той же блузке. И вот эту пуговичку он стал расстёгивать.   - Мухина, угомонитесь, - строго остановила судья. - Не расстёгивайте. Не надо перед нами обнажаться.   Денис, услышав про следователя, пытающегося расстегнуть пуговицу, сжал кулаки. Зрительницы в зале покачали головами, и Вероника Матвеевна пробурчала: "Какое бесстыдство!" - а тётя Клава опустила взгляд, проверяя все ли пуговички застёгнуты на её кофте.   Вопросы к свидетельнице закончились. Она села в первом ряду, близко от Ерохина, но отодвинулась дальше, почувствовав от него запах пота.   - Ваша честь... - мать Дениса, до сих пор безмолвная, поднялась. - Ваша честь, это я во всём виноватая!   - Вы кто? - строго спросила судья.   - Мать Дениса.   - Сядьте и не нарушайте порядок. Вы не заявлены.   Подала голос адвокат Туманова.   - У меня не было возможности привлекать к защите мать подсудимого. В ходе следствия она постоянно пребывала в нетрезвом виде.   Заговорил заскучавший обвинитель.   - Ваша честь, я могу пояснить реплику Егоровой. Она считает себя виновной, потому что с неё всё и началось. Участковый Гришин несколько раз замечал эту женщину на барахолке. Она продавала вещи, явно ей не принадлежащие. Он инициировал обыск в её квартире.   - Нашли что-нибудь?   - Увы, краденых вещей не обнаружили. Зато в комнатке, в которой обитал её сын, нашли целый склад радиодеталей, компьютер ручной сборки из нонейм комплектующих, много дисков и прочая, прочая. Разумеется, никаких документов и чеков, подтверждающих приобретение легальным путём.   - А что на дисках? - поинтересовалась судья.   - Контрафактные программы, мистические фильмы про жизнь после смерти, икс-файлы, другие околонаучные фильмы. Результаты обыска, заключение эксперта - это всё в деле.   Успокоившаяся Егорова, опять подала голос.   - Ваша честь, дозвольте всё-таки сказать. Я сейчас трезвая.   - Хорошо, - позволила судья. - Пройдите за кафедру.   Женщина хоть и заручилась в своей трезвости, но передвигалась с трудом. Теперь уже Денис надолго опустил голову.   - Я не воровка, - сказала Егорова. - И никогда ей не была. А продавала то, что выбрасывали богатые люди. Алкоголичка, да... Запила, как муж умер... - начала спокойно, но, взглянув на Дениса, сидевшего с опущенной головой, взволновалась, её лицо пошло пятнами. - Освободите, сына! Он безвинный! Он же меня, пропащую, содержал. Это я воровка! У родного сына! Деньги на похмелку тащила! Я юность у него украла!   Вскочила с места взбудораженная Мадонна Мухина и громко потребовала:   - Освободите Дениса! Я внесу миллион!   Разом, забыв, где находятся, заговорили Вероника Матвеевна и тётя Клава. Судья ударила молотком и пригрозила очистить зал. Егорова вернулась на место.   Следствие покатилось дальше - к успешному завершению. Обвинитель выступил с заключительной речью, не забыл упомянуть о прежнем условном наказании, суммировал и запросил шесть лет лишения свободы.   Адвокат Туманова сделала упор на вновь выявленные обстоятельства:   - Что мы фактически имеем, ваша честь? Если б не этот, сделанный экспромтом обыск, то и никаких хищений не обнаружилось бы. И никто никаких претензий моему подзащитному не предъявлял бы. То есть хищения носят виртуальный характер. Но мы же судим не киношного монстра, а нормального парня. По моим сведениям он состоит на воинском учёте. У него нет состоятельных родителей, которые поспешат "откупить" своё чадо. Следовательно, в случае оправдания, уже через месяц, другой отправится служить. А если осудим? Кто будет защищать нашу родину от нашествия конквистадоров новейших времён?   Судья поморщилась. Словоблудие адвоката ей надоело по прежним заседаниям. Она стряхнула с мантии несуществующую пылинку и подняла подсудимого, предоставив последнее слово. Мастер Ерохин вцепился в подлокотники стула.   - Да чего там... виноват, - признал Денис.   - Суд удаляется для постановления приговора, - объявила молоденькая секретарша, на миг оторвавшись от клавиатуры.   И Ерохин вздохнул облегчённо. О хищениях с завода он знал больше всех, и даже значительно больше, чем сам подсудимый. Принимая от Дениса деньги, он каждый раз озадачивался: "Что я тупее тех чуреков, которые скупают микросхемы на золото? Да ведь и сам могу выплавить!" Попробовал - получилось, и вошёл в охотку. Тем более, уж ему-то, мастеру, было доподлинно известно, что можно по-тихому вынести. А теперь можно и домой идти, к безнадзорным детям. Недавно его девчонок пригласили на местное телешоу: "Папины дочки". Однако первый же просмотр окончился неудачей. Ерохин считал своих девчонок умницами, красавицами и не понимал - почему. Разъяснила младшая, пятилетняя Маша: "Папа, мы там у них зараз все пирожные съели".   Геннадий Иванович приподнялся с места, намереваясь выйти. Однако все сидели, ждали. И он вновь сел. Придётся подождать. Молодчина Денис, не выдал, как и обещал. Настоящий мужик.   Двое журналистов тихо переговаривались.   - Обвинитель максимум запросил, - сказал старший. - Свой хлеб отрабатывает. Но теперь всё зависит от судьи. Как ты полагаешь, Миша, на сколько она расщедрится?   - Думаю, адвокат была убедительна, - ответил молодой. - От силы года на два упекут.   - Ты, Миша, не учитываешь один немаловажный момент. Завод-то государственный, оборонный. А судья, хоть и молодится, но без метрик видно: уже за пятьдесят. Стало быть, в плену стереотипов прошлых лет.   - В смысле?   - Хищение госимущества. По её понятиям, страшнее нет преступления.   - И сколько же, по-вашему?   - Лет пять. Попадёт парень в нашу местную тюрьму и будет там тапочки шить.   - Нет, Фёдор Ильич, наша тюрьма переполнена, - проинформировал Миша. - Я доподлинно знаю. И туда, как в чиновники мэрии, можно только по блату попасть. Скорей всего в Сибирь отправят. И придётся ему не тапочки шить, а лес в тайге валить или дороги к новым месторождениям строить. А мы тут с вами прирастать сибирским могуществом будет.   Мадонна Мухина, застывшая в ожидании приговора, подалась к подсудимому:   - Денис, сразу сообщи адрес. Я обязательно приеду!   Вероника Матвеевна сказала подруге: "Ну вот, декабристка выискалась". Тётя Клава посмотрела на девушку, покачала головой и сделала неожиданный вывод: "А ведь поедет. Дури хватит!"   Вернувшись, судья огласила приговор: четыре года с отбыванием в колонии общего режима. Женщины-слушательницы повздыхали, припомнив, что Денис - их сосед и, в общем-то, неплохой парень.   Старший из журналистов остался доволен своей проницательностью и сказал: "Я оказался ближе к истине, Миша, с тебя бутылка". Младший возразил, что они пари не заключали, но так и быть: "Ужин за мной, Фёдор Ильич".   - Вам понятен приговор? - спросила судья.   - Понятен, - ответил осуждённый. - А вопрос можно?   - Да.   - Вы меня направьте куда-нибудь, где я доучиться смогу и аттестат зрелости получить, - он взглянул на девушку, сидевшую в зале и добавил: - Хочу учиться дальше.   - Ну что ж, ваше желание учтём. Думаю, вам пойдут навстречу, - миролюбиво ответила судья.   - Спасибо, - поблагодарил Денис.   Напоследок его утешила адвокат Туманова: "Не падайте духом. Многие ведь сидели. Даже академик Сахаров в ссылке был". А подошедшая попрощаться Мадонна Мухина убрала с глаз светлый локон, с нежной заботой посмотрела на Дениса и добавила от себя: "И Дмитрий Сергеевич Лихачев тоже сидел!"   Конвоир вывел осуждённого. Покинули зал женщины. У парадного входа они расстались.   - Я не домой, на похороны иду, - сказала тётя Клава. - У двоюродной сестры сын помер. Ой, жалко! Он-то, Витек, молодой ещё, жить бы да жить. Но как пришёл из тюрьмы - больной весь, с разбитой головой - так и не оправился. Всё мать пугал, что повесится. Слава господи, до греха не дошло. Естественным образом богу душу отдал.   Журналисты выходили, мирно рассуждая о пережитках в сознании судей, до сих пор разделяющих категории государственной и частной собственности.   - Миша, ты определился, о чём будешь писать? - спросил старший.   - Ещё нет, Фёдор Ильич, - ответил Миша. Пока что его больше всего впечатлила девушка. Особенно, когда попыталась расстегнуть кофточку. Там было на что посмотреть. Догнать что ли, приударить? Заодно проверить на верность её заявления. Но рядом шёл старший товарищ, направляясь к машине. И Миша оставил эту идею.   Сама Мухина уходила с печалью, досадуя на себя, что во время не получилось сунуть следователю миллион. В зале задержалась только мать Дениса. Она сидела и плакала, ничего не замечая вокруг. Так что секретарь суда обратилась к ней с просьбой покинуть помещение.   Егоров ехал в автозаке. Суд над Кантарией закончился ещё раньше. Вано сидел напротив. Его тяжёлая нижняя челюсть и низкий лоб практически подтверждали теоретические изыскания итальянца Ломброзо. Но при том брови у Кантарии были кустистые, а глаза - заботливые и вдумчивые, как у профессора Капицы.   - Сколько замандячили? - спросил он.   - Ты угадал: четыре года. А тебе?   - А мне меньше, чем я ожидал. Не червонец, а только дэвять лет. - рецидивист оптимистически улыбнулся. - Эх, чо-то под ложечкой сосёт. С утра не хотел есть, а тут аппетит прорезался.   Денис пошарил по карманам и обнаружил булочку с маком, в вакуумной упаковке. На ощупь булочка была твёрдая. Ещё бы! Он смутно припомнил, что положит её в карман лет через пять-шесть - когда отсидит срок, да ещё на воле поработает над своим изобретением... ой, не скоро. И, видно, при путешествии из будущего в прошлое хлеб черствеет точно так же, как в обычном следовании во времени.   С сомнением протянул маковую булочку попутчику. Тот не отказался и стал грызть железными зубами.   - Слышь, Дэнис, а это вовсе не мой дэдушка был, - ответил на вопрос, который задал Егоров при знакомстве. - Это другой Кантария знамя на рейхстаг повесил. Но ты маладэц, всё помнишь и не забываешь.   Надолго застряли в пробке. В автозаке засмердило выхлопными газами. Веки у Дениса вновь стали наливаться свинцом, а в воображении появился профессор Капица и приободрил: "Не унывайте, юноша. Туполев тоже сидел".   Мысленно простившись с прошлой жизнью - с Мадонной Мухиной, неожиданно назвавшейся невестой, с иссушенной слезами матерью, - Денис сглотнул образовавшийся в горле ком и стал соображать, в каком году ему удастся попасть в Москву. Ох, не скоро! Но ясно, что рано или поздно это случится. Мадонна в него верит. А он расшибётся, но сделает так, как желает она и как видится им в самых радужных мечтах. На зоне доучится, потом поступит в университет. Попробует восстановить связь с Юрием Филипповичем Кагарницким, который в душной, закуренной камере следственного изолятора выдал ему замечательную идею о трансмутации железа.   И обязательно состоится встреча с Сергеем Петровичем Капицей. Они попьют чай с лимоном; вентилятор будет исправно обдувать их прохладным воздухом, за широким окном раскинется столица нашей Родины, и на горизонте будут видны стены древнего Кремля с рубиновыми звёздами на башнях...