Метро мне нравится - шумное, сутолочное, бестолковое. Я могу провести в нем весь день без всяких проблем. Тоннели, переходы, эскалаторы, станции - я ориентируюсь в них легко, не сверяясь со схемой, не слушая записей автоматических информаторов. Меня не раздражает толпа, не выводит из себя необходимость втискиваться в переполненные вагоны. Наоборот: когда, ближе к ночи, составы почти пустеют, я чувствую, что мне не хватает окружения - особенно, если приходится ехать последним поездом. Поднимаясь на поверхность из-под земли, я знаю: составы перестают сновать между станциями, но метро не замирает. Невидимая большинству горожан деятельность продолжается до утра. Метро - живое. Оно заряжает жизнью и меня. Заряжает?.. Или заражает?
Вечером на платформе пульсирует не слишком густая людская масса - словно кто-то мнет на разделочной доске опавшее тесто. Снаружи осень, а здесь, под толщей грунта, бетона и металла - неизменные теплые сквозняки, немного сырости, немного духоты. Поезда воют в своих норах, вырываются из мрака на свет, торопливо заглатывают пассажиров и вновь ныряют в черные дыры. Я неторопливо движусь мимо колонн - никуда не торопящийся одиночка в общем бедламе. Ветер, выталкиваемый приближающимся составом из трубы с рельсами, мечется, теребит край моего плаща. Зонт я несу в опущенной руке - горизонтально, как копье, острием вперед; он раздвигает людей не хуже форштевня. Ближе к центру зала я приближаюсь к краю платформы и, не сбиваясь с шага, вхожу в вагон. Обрезиненные челюсти дверей смыкаются за моей спиною.
- Следующая станция...
Громоздкие люстры уплывают влево.
С обеих сторон - чужие руки, поднятые словно бы для того, чтобы привлечь мое внимание. Я не берусь за поручень, стою против дверей, балансируя на раскачивающемся полу. Пассажиры неловко перемещаются, боясь отцепиться от поддерживающих их хромированных труб.
Позади меня, спиной и немного боком, стоит молодой человек с рюкзачком на плече и прижимает к себе локтем зонт. Загнутая рукоять его зонта, загнутая рукоять моего зонта сцепились, как два крюка. Кто кого поймал?
Мой невольный сиамский сосед ощущает неловкость, но еще не знает ее причины. Оборачивается, смотрит на свой локоть, на звенья случайной цепи, на меня. Сквозняк, вырвавшийся из вентиляционной щели в потолке, ерошит ему шевелюру и летит мне в лицо, обдувая ресницы, щекоча губы и нос.
удивление в глазах челка над бровями длинные волосы скрывают лоб уши и шею более юный чем показалось в первый миг смешно как легко смущается кровь приливает к щекам пунцовые треугольнички под скулами и запах знакомый уже слышанный когда-то оседает на нёбе так вот запросто в вагоне метро невозможно а впрочем черт возьми почему бы и нет главное не торопиться не спешить ни в коем случае не поддаваться безрассудному импульсу выждать перетерпеть как бы ни хотелось ни желалось сразу
Поезд визжит, как от боли, невпопад чиркнув колесом по рельсовому стыку, заглушает мои слова.
- Что? - изумленно переспрашиваешь ты.
Я склоняюсь ближе и повторяю:
- Давайте дружить зонтиками!
Ты недоуменно глядишь на меня, а потом - улыбаешься.
- Осторожно, двери закрываются! - доносится из покинутого нами вагона.
Если бы осторожность нужна была лишь при закрытии дверей!
Эскалатор возносит нас так долго, будто везет к самым осенним тучам, всегда чуть светлеющим после заката. Я намеренно занимаю ступеньку ниже. Дыхание метро мягко толкает меня в спину, течет от меня к тебе и рассеивается где-то вверху, у выхода из наклонного желоба.
Снаружи - водяная пыль, черное стекло асфальта, электрические пятна - белые, желтые, красные. Мой зонт с треском распахивается первым. Я могу говорить, я способен молчать, я знаю тысячи тем для бесед, я умею плести разговор, будто сеть, в которой затягивающие пустоты пауз обрамлены тонкими прочными фразами.
Мы идем, я считаю шаги.
- Я пришел. Мне сюда, - извиняешься ты возле высокой, в два этажа, арки.
Секунды тянутся так, что едва не рвутся.
- До завтра, - произношу я, пряча вопрос в потайной кармашек интонации.
- До завтра, - откликаешься ты эхом.
Позже, у себя, лежа без сна в темноте, я думаю о тебе. Терпение. Чему я научен - так это терпению.
Я начинаю ждать.
- Как вас зовут? - спрашиваешь ты.
- Рем, - коротко откликаюсь я.
Ты смеешься:
- Ну, а я, в таком случае, Вик!
Я улыбаюсь: этот осколок имени нравится мне.
- Чем вы занимаетесь?
- Существую.
- Я тоже. Мы все существуем.
- У большинства это хобби. Для меня - серьезное занятие, - объясняю я.
Снаружи по темному стеклу кафе ползут капли.
- Что-то в вас есть - необычное.
- Как и в вас, - откликаюсь я, откидываясь на спинку стула.
Ты даже представить себе не можешь, насколько прав. Да, у меня есть тайна.
Я раскладываю слова, будто путеводные камешки, блестящие в лунном свете.
Перед выходом из кафе я впервые говорю тебе вслух - "ты".
И ты мне - почти не колеблясь - тоже.
"До завтра!" - говорим мы друг другу в конце каждого дня.
Мы посещаем кафе и - реже - клубы, ты искренне веселишься, порой знакомишь меня с какими-то своими друзьями; я радуюсь твоему хорошему настроению, оценивающе приглядываюсь к твоим приятелям, вписываюсь в танцующую толпу: здесь есть, чем поживиться, но я сдерживаю свои желания. Стараюсь сдерживать.
Никто не идеален, у всякого есть недостатки. Ты беспечно следуешь молодежной моде и однажды являешься с толстой серебряной сережкой в ухе и с безвкусным серебряным перстнем. Я едва не кривлюсь от отвращения, стараюсь, чтобы эта глупость не испортила вечер, и сутки спустя дарю тебе крохотный футляр со слезкой-серьгой и тонким кольцом из белого золота. Ты отказываешься, сердишься, на твоих щеках пылают такие знакомые треугольники. Я пережидаю твое возмущение, как пережидаю многое другое. Терпение. Терпение.
Я учу тебя отличать французский горячий шоколад от бельгийского. Я исподволь показываю тебе, как выгодно разнятся с грузным пивным хмелем терпкие испанские вина, легкие вина Италии и сладкие нектары Греции. Мы устраиваем ужины в одном из любимых моих ресторанов, где у нарочитых стальных столовых приборов - искусно состаренные костяные ручки, а неровные стежки на лацканах гостей выдают ручную работу.
- Как твое полное имя? - спрашиваешь ты однажды.
- Рем, - отвечаю я.
- Я думал, что это шутка.
- Нет.
Ты молчишь, потом вновь подаешь голос:
- Хочешь придти сегодня ко мне домой?
Я замираю. Неужели?.. Я жду.
Ты не продолжаешь.
Я делаю вид, будто приглашения не было.
Терпение.
- Иногда я боюсь тебя, - признаешься ты на прощание.
Зима. Снег переписывает все набело.
Бойся меня. Страшись. Ужасайся.
Я лежу и бесцельно ощупываю себе лицо, шею, грудь.
Можно обманывать тебя. Можно обманывать других. Можно обманывать даже себя - до времени.
Существовать, создавать впечатление, делать вид, заставлять себя забывать, отказываться, терпеть, ждать. Строить дамбы и возводить плотины. Но внутри, в сердцевине, в самой сути, всегда продолжает обитать неуемная страсть, искус, память о последнем испытанном наслаждении.
Доза. Как ни сдерживайся, ни крепись - мыслей о ней не прогнать, не вытравить. Доза дает возможность не существовать - а впитывать и разбрызгивать жизнь, парить, проникать в смысл естества, умножать ощущения. Она меняет мир, как первый день творения, попирает тьму над бездной, зажигает свет, разделяет сущности. Она дарит счастье, наделяет всемогуществом, она - альфа, предваряющая омегу.
Доза опасна. Как легко увлечься, забыть о реалиях, убедить себя в том, что сможешь остановиться в любой момент! Доза шепчет, обещает, сулит - и выполняет обещания, но при этом подчиняет себе.
Я лежу в темноте и терплю.
Я умею терпеть.
В один из вечеров я не выдерживаю.
Это глупость, и глупость вдвойне - ждать тебя после дозы в метро.
свободен и всесилен князь жизни повелитель мира вновь долгожданная острота ощущений я осязаю звуки так же как и цвета я слышу самый слабый шепот шорохи одежд перестуки сердец я вижу лабиринты тоннелей насквозь будто путаницу стеклянных трубок я чувствую каждый поезд в недрах метро для меня нет тьмы я могу стать ничем течь дымом между пестрыми частицами материи я волен разрушать и творить я бич создателя я его гнев я карающая десница
я
я
я
- Что с тобой? - тревожно спрашиваешь ты. - Тебе плохо?
Мне замечательно, дурачок, мне так хорошо, как ты не можешь вообразить.
- Вызвать "скорую"? Мне кажется, ты горишь.
Э, нет, дружок, может быть, вы с врачом на пару желаете рассмотреть мои вены?
Я смеюсь, запрокинув голову.
- Давай, я провожу тебя домой. Где ты живешь? Ты никогда не рассказывал мне.
Я грожу тебе пальцем.
- Тебе нельзя здесь оставаться в таком состоянии! - отчаиваешься ты. - Не хочешь к себе, поедем ко мне!
Прямо теперь? Ты выбрал не лучший момент, но сейчас я не способен противиться.
Твои скулы горят от досады.
Ты ждешь... ты пытаешься ждать.
Ты не умеешь терпеть.
- Ну, и ладно! - вспыливаешь ты. - Делай, как знаешь.
Я срываюсь с места.
- Подожди! - вскрикиваешь ты.
Попробуй, догони меня. Настигни в толпе подземки. Разыщи.
Ночи пахнут весной.
- Почему ты так любишь метро? - спрашиваешь ты.
Я не знаю, с чего начать. Вернее, я понятия не имею, чем закончить объяснение.
- Метро - убежище, - произношу я.
- В каком смысле? - недоумеваешь ты.
- Во многих. Например, оно сконструировано так, чтобы служить защитой на случай бомбового удара.
- Ты боишься войны?!
- Все чего-нибудь да боятся.
Подземный павильон метро размахивает за нашими спинами стеклянными дверями.
- Я знаком с тобой уже полгода. Я не знаю тебя уже полгода, - вздыхаешь ты.
- Зато ты можешь спать спокойно, - шутливо утешаю я тебя.
Ты садишься на холодный парапет:
- Когда мы впервые столкнулись с тобой, я решил, будто это обычное случайное знакомство. Потом, когда мы стали видеться едва ли не каждый вечер, я решил было, что... А теперь я и вовсе не знаю, что мне думать.
Я нюхаю холодный вешний воздух. Легкий привкус на языке будоражит меня.
- Рано или поздно это все равно должно случиться, - подаешь голос ты.
Ночной воздух начинает тонко звенеть.
- Рем, сегодня дома я один. Пойдем ко мне.
И я говорю:
- Идем.
Ты смотришь недоверчиво, потом спрыгиваешь с парапета, быстро шагаешь. Я держусь рядом.
Мы минуем двухэтажную арку, и я впервые не останавливаюсь, вхожу во двор, затем в дверь на лестницу. Ты поднимаешься первым, перепрыгивая через ступеньки.
Ночь трубит, вибрирует, поет.
Я перешагиваю через твой порог.
Ты бродишь по квартире, зябко потирая плечи, и зачем-то зажигаешь повсюду свет. Я хожу следом, дрожа, как струна, отзывающаяся на колебания ночи.
В большой комнате мы встаем друг против друга.
- Рем, - начинаешь ты, но я прикладываю палец к губам.
теперь речи не нужны оставим бормотание толпе в метро в том самом метро где я обитаю день и ночь разгуливая в безопасности по бесчисленным закуткам своего убежища милый мальчик как долго ждал я этих минут терпеливо пестуя твой вкус в твоих жилах накоплен свет недоступного мне солнца собранного соками виноградных лоз жадных до лучей плодов какао прокаленными полуднем южными пряностями кровь играет весной совсем не так как осенью вот награда моему терпению ты моя удача мой большой приз тот кто привык к словам кровь четвертой группы не знает об этой крови ничего кроме бессмысленных терминов сухих и безвкусных в отличие от меня способного оценить истинную редкость и насладиться ею
Я припадаю к твоей шее, выпускаю клыки и готовлюсь нежить язык первым глотком совершенно особенной дозы.